В школе Камаля Нури. — Эксперимент. — Времяпрепровождение аравийских женщин. — Встреча с двумя Принцессами. — Неожиданное приглашение

 

Сегодня я приглашен на обед к Камалю Нури, директору современной школы, по-арабски она называется «Дар эль-Ханан».

Меня сажают в большой красный «кадиллак». Это подарок Камалю Нури от наследного принца Фейсала и в то же время своеобразная надбавка к его жалованью директора школы. Каждый год Камаль Нури получает новую машину: это всегда самая последняя, самая большая и самая великолепная модель.

На всех перекрестках, которые мы проезжаем, стоят полицейские и регулируют движение. Правда, почти на каждом перекрестке установлен светофор, но ни один из них не работает, большинство разбито радиаторами машин, а заниматься починкой никто не хочет. Многочисленные несчастные случаи нельзя объяснить тем, что водители развивают слишком высокую скорость. Если вы наедете на растерявшегося горожанина, который в своих белых одеждах перебегал улицу, это может стоить вам головы или в лучшем случае 1300 риалов, и естественно, вы стараетесь не выжимать из своего автомобиля все лошадиные силы, обещанные вам фирмой.

Мы проезжаем мимо большого массивного здания: это казарма. Зданию не больше двадцати лет, но oно совсем обветшало, потому что дома здесь не ремонтируются. Рядом находится здание министерства иностранных дел. Пока что оно в полном порядке, но можно предвидеть, что через каких-нибудь десять лет оно будет такое же обшарпанное и грязное, как и его сосед

В Джидде много очень живописных зданий с красивыми балконами и галереями: все они тюркского происхождения. И вообще в этом огромном портовом городе сравнительно мало домов, построенных в чисто арабском стиле.

Навстречу нам движется нескончаемый поток «кадиллаков» (они здесь очень популярны), а между ними семенят маленькие ослики, запряженные в двухцилиндровые механические насосы на подкашивающихся колесах — главное орудие городского водоснабжения. Время от времени попадаются стада коз, которых гонят на один из больших рынков, где продается скот.

В проезжающих мимо машинах сидят шейхи и другие знатные господа в длинных белых бурнусах и с черными венками на чалмах. На Задних сиденьях сидят обитательницы их гаремов, тщательно закутанные в покрывала, правда, материя, закрывающая лица, настолько тонка, что они свободно видят все, что происходит вокруг. Самые роскошные машины оборудованы окнами с зеркальными стеклами, сквозь которые можно смотреть только изнутри.

Остальные места в машине заняты детьми всех возрастов и всех оттенков кожи от черного — «мокко» до «кофе с молоком» и даже «чай с молоком». Последний оттенок соответствует чисто арабскому цвету кожи. Однако разнообразие оттенков у детей свидетельствует о том, что в гаремах заперты женщины самых различных национальностей.

* * *

Мы едем по городу под непрерывный рев гудков. Дополнительный гудок, который спортсмены-гонщики недаром называют «волчий вой», является самым обычным реквизитом всех машин Джидды. В Саудовской Аравии каждый владелец машины старается заполнить все свободное место под капотом дополнительными гудками и сиренами. Но они не «играют» на гудках, как водители автобусов в Альпах, — арабы никогда не питают особого пристрастия к музыке. Они просто жмут сразу на все сто семнадцать гудков и в общем успешно сгоняют зазевавшихся пешеходов с проезжей части дороги!

Гудки гудят, когда машина трогается с места, когда поворачивает направо или налево, когда едет вперед или назад. Когда шофер увеличивает скорость, он гудит, а когда сбрасывает газ, тоже гудит. Если он обгоняет другую машину, то дает могучий протяжный гудок, а когда другой шофер осмеливается обогнать его, он гудит еще более отчаянно и протяжно.

Когда навстречу машине попадается верблюд, водитель приветствует его громогласным гудком. Если никаких верблюдов нет, он дает предупредительный гудок, ибо нет никакой гарантии, что верблюд не появится из-за следующего угла.

Шофер перестает гудеть лишь в том случае, если «сел» аккумулятор. И чтобы застраховать себя от этого самого страшного позора, какой только может представить себе арабский шофер, обычно он ставит на свою машину дополнительный аккумулятор специально для гудков.

За какой-нибудь год езды по Саудовской Аравии «кадиллаки» и другие роскошные машины быстро теряют и фары, и ветровые стекла, и другие не менее важные детали, так как эксплуатируют их здесь не очень бережно. Однако я готов обещать любую сумму тому, кто отыщет в Аравии машину без гудка!

* * *

Красный «кадиллак» выезжает за город и, словно линкор, плавно и бесшумно идет по песчаному морю. Шоферу поручено показать мне поближе бесплодную пустыню, над которой утомленно застыла знойная дымка. Нередко здесь возникают миражи.

Асфальт кончается, дальше дорога занесена песком. Шофер объясняет, что мы находимся на великом караванном пути в священный город Медину. Жара стоит ужасающая, но в машине мы ее совсем не замечаем. Установка для кондиционирования воздуха работает настолько безупречно, что, при желании можно было бы замерзнуть даже в сожженной солнцем пустыне.

Примерно через час мы возвращаемся в Джидду, и «кадиллак», останавливается перед школой Камаля Нури.

В свое время школа эта была создана как частное учебное заведение для двух дочерей принца Фейсала. Десять лет назад обе они закончили свое образование, а привилегированное заведение превратилось в школу-пансион для пятидесяти девочек. Кроме того, в школу ходят еще сто учениц, которые живут у себя дома. И что самое главное — девочки из пансиона, которые все являются детьми бедняков или вообще лишены родителей, учатся вместе с дочерями знатных и богатых людей. Кстати, эту школу посещают восемь принцесс, но в Саудовской Аравии принцев и принцесс хоть пруд пруди!

Камаль Нури встречает меня самым сердечным образом и приглашает к чаю, сервированному на чудесной зеленой лужайке, единственной во всей Джидде. Школьный участок окружен высокой стеной, которая защищает нас от любопытных взоров. Кроме нас на лужайке еще пара молодоженов из Египта и турок богатырского сложения — отец одной учительницы, преподающей в этой школе.

Беседа течет легко и непринужденно. Камаль Нури и его жена — прекрасные хозяева. Он мне нравится все больше и больше. У него светлая голова и широкий кругозор, что позволяет ему вести борьбу не на жизнь, а на смерть со всеми теми предрассудками, которые ежедневно и ежечасно тормозят его работу. Конечно, приятно сознавать, что тебя поддерживает такой человек, как принц Фейсал, однако есть немало людей, которые сами бы хотели заручиться протекцией наследного принца, и их лютая зависть неизбежно выливается во всевозможные козни и интриги.

Если учитывать обстановку, сложившуюся в Саудовской Аравии, можно легко понять, почему школа Камаля Нури вызывает недовольство. Когда окончилась вторая мировая война, здесь вообще не было ничего похожего на школы для девочек. Женщин считали неполноценными существами, созданными лишь для того, чтобы обслуживать мужчин и удовлетворять их желания. Не больше. И вот появляется человек, стремящийся научить женщин великому множеству вещей, о которых раньше они не имели ни малейшего представления, и дать им образование, которое все предшествующие поколения считали для них не только излишним, но и вредным. Едва ли нужно объяснять, какие перемены может повлечь за собой эта школа в будущем и почему многие мужчины усматривают в ней угрозу своему привилегированному положению.

Разумеется, все девушки, которые получают здесь всестороннее современное образование, столкнутся после окончания школы со многими трудными проблемами. В то время как подавляющее большинство их соотечественниц никогда не знало ничего, кроме рабского существования в гаремах, они уже почувствовали в какой-то мере всю прелесть свободы. В стенах школы они ходят без чадры и играют так же, как играют все девочки земного шара. На них форменные платья, такие же, как во многих европейских пансионах, чтобы не было никакого различия между богатыми ученицами и сиротами, взятыми в школу с улицы.

Как только девочки-старшеклассницы выходят за ворота школы, они должны немедленно надевать чадру, которая им ненавистна. За сохранение чадры ратуют мужчины, но уже само по себе нежелание женщин носить ее пролог к освобождению.

Многие фанатики-мусульмане убеждены, что создание «Дар эль-Ханан» — преступление против Корана. Но поскольку наследный принц Фейсал стоит над законом, а Камаль Нури и его жена — иностранцы: он египтянин, она из Иордании, — интриги, преследования и ненависть бессильны погубить школу.

* * *

Мы обходим школу и заглядываем в классные комнаты, где сидят ученицы в синих блузках с вышитой школьной монограммой. Они с огромным интересом слушают своих преподавательниц и совсем не замечают, что мы смотрим на них. Тишина стоит даже в тех классах, где девочки сидят одни, предоставленные самим себе, а учительница лишь изредка заходит в класс, чтобы помочь им по тому или иному предмету. В одном из классов девочкам читают лекцию. Меня поразило, что здесь применяются даже такие передовые методы преподавания, и с явным успехом. Девочки совершенно поглощены лекцией. В них словно вдруг проснулась жажда знаний, накопившаяся у многих поколений аравийских женщин, и теперь они хотят поскорее утолить ее.

В одном из классов идет урок арифметики. Метод обучения наглядный, с помощью вырезанных из дерева цифр, которые укладываются в полотняные кармашки. В другом классе несколько девочек усердно шьют на самой современной швейной машине, а их подруги работают на не менее современном ткацком станке. В соседнем классе идет урок английского языка. Некоторые девочки уже могут немного болтать по-английски. Потом они демонстрируют нам свое умение читать, а уже под занавес исполняют несколько маленьких арабских песенок. В это же время на спортивной площадке десять девочек занимаются гимнастикой.

Если бы окружающая обстановка была менее непривычной, а дети менее воспитанными, я мог бы подумать, что знакомлюсь с учебным процессом в датской школе!

Когда я смотрел на этих девочек, то в первый момент мне показалось, что у них у всех есть одна общая черта — черные, полные жизни глаза. Но, присмотревшись получше, я заметил несколько девочек с голубыми глазами. Очевидно, в какой-то мере это подтверждает предположение, что в жилах обитательниц гаремов порой течет и северная кровь.

Между тем я снова и снова задаю себе один и тот же вопрос: какая же судьба ожидает этих девочек, когда они вырастут и станут образованными и начитанными женщинами? С этим вопросом и обращаюсь к самому Камалю Нури.

— Рано или поздно в Саудовской Аравии поймут, как велика роль женщин в современном обществе, — говорит он. — Правда, пройдет еще немало времени, прежде чем в этой области произойдет подлинная революция. Однако эти девочки, которых мы учим мыслить самостоятельно, уже не позволят запереть себя в гарем. И конечно, каждая из них захочет быть единственной женой у своего будущего мужа. Саудовская Аравия еще только выходит из своей многовековой изоляций от остального мира. Многие саудийцы, которые живут за границей среди людей, не приемлющих многоженства, возможно, захотят жениться на некоторых из наших учениц, ибо образование дает им возможность достойно представлять нашу страну за границей.

Работа у нас нелегкая. Многие методы преподавания приходится внедрять чуть ли не контрабандой, и вообще, если бы не принц Фейсал, нам едва ли бы удалось добиться успеха.

Я надеюсь, — сказал в заключение Камаль Нури, — что вы напишете о том, как Саудовская Аравия борется за право называться современным цивилизованным государством. Для решения этой задачи потребуется много времени, но рано или поздно она будет решена.

Среди учениц, которые живут дома, я заметил одну очень красивую девушку лет восемнадцати-двадцати, одетую не в школьную форму, а в дорогое арабское платье. Держалась она немного застенчиво; когда я протянул ей руку, она ответила на рукопожатие, стараясь при этом не смотреть на меня. Я умышленно не обращался к ней, когда она из любопытства ходила вместе с нами по школе, потому что не хотел ее смущать. Но я спросил о ней Камаля Нури, и он ответил, что это одна из восьми принцесс, которые учатся в его школе.

Потом принцесса пила вместе с нами чай, и тут я впервые обратился к ней, спросив, нельзя ли ее сфотографировать.

Она энергично покачала головой и чуть не свалилась со стула от изумления, что я мог обратиться к ней с таким неприличным предложением. «Нет» самым категорическим образом.

Когда через некоторое время я уже собрался уходить, мне сказали, что скоро приедет ее сестра, и моя новая знакомая очень хотела бы, чтобы я познакомился и с нею. «С удовольствием», — ответил я. Через несколько минут у ворот остановился «кадиллак». Из машины вышла фигура, с головы до пят завернутая в черное покрывало, и только лицо было спрятано под чуть менее плотной чадрой.

Эта «мумия» не столь изящна, как ее сестра, — сказал я Камалю Нури и с восхищением посмотрел на абсолютно современную принцессу, которая стояла рядом со мной.

— Погодите немного, — ответил он, когда «мумия» исчезла в доме.

Не прошло и десяти минут, как дверь снова отворилась, и в комнату вошла красивая и элегантная девушка, одетая по-европейски.

— Вот вам и «мумия», — сказал Камаль Нури с широкой улыбкой.

Я страшно поразился. Казалось, эта девушка только что сошла с обложки модного парижского журнала. У нее была совершенно современная прическа, в которой чувствовалась рука весьма искусного мастера. Кожа была цвета кофе с молоком, а черные восточные глаза сверкали каким-то мистическим блеском. На ногах красовались туфельки с глубоким вырезом и на высоких модных каблучках. Но хотя моя новая знакомая одевалась по-европейски, держалась она, как и сестра, сдержанно и застенчиво.

Если мне очень хотелось сфотографировать старшую сестру, то еще больше захотелось сфотографировать младшую.

И я решил снова попытать счастье.

И снова услышал застенчивое, но категорическое «нет».

— Ну хотя бы этим крошечным фотоаппаратом?

— Нет. Нельзя даже крошечным.

— А может быть, я сниму сразу вас обеих? Тогда и ответственность будет пополам.

Какое-то мгновение они колебались, даже украдкой посмотрели друг на друга, но потом добродетель восторжествовала, и они решительно покачали головами. Нет, все равно нельзя.

Больше я настаивать не мог, чтобы не быть навязчивым. Сделав вид, что примирился с отказом, я повернулся к Камалю Нури и его жене. Тут я заметил, что обе принцессы склонили друг к другу головы, но говорили очень тихо и к тому же по-арабски, поэтому естественно, я так и не понял, о чем они совещались.

Когда моя беседа с Камалем Нури и Мофидой подошла к концу, я захотел попрощаться и с чудесными принцессами. Но когда я протянул руку старшей из сестер, она немного смущенно посмотрела на меня, потом опустила глаза и тихо сказала на очаровательной смеси из арабского и английского языков:

— Не хотели ли бы вы навестить нас в нашем доме? Вместе с Камалем Нури, разумеется. Сейчас мы живем одни.

Если раньше я был просто ошеломлен, то теперь от изумления почти лишился дара речи. Меня пригласили посетить двух аравийских девушек в их собственном доме! Когда они одни! Это нечто совершенно неслыханное, и я даже подумал, что неправильно понял их. Подобное приглашение можно было объяснить лишь тем свободным воспитанием, которое девушки получали в школе Камаля Нури.

Правда, я успел подумать о том, что, если мой визит станет достоянием гласности, у меня будут крупные неприятности. Но это новое приключение обещало быть чрезвычайно интересным. Ради него я готов был идти на какой угодно риск. Решено! Я иду!