Где-то в гиперпространстве, борт лайнера Magnifique,

6 июля 2541 года, утро

Переход от сна к бодрствованию у меня обычно происходил практически мгновенно — раз, и готово. Как будто кто-то поворачивал архаичный рубильник, знаете, какие в исторических фильмах любят показывать. Только там обычно он адскую машинку в действие приводит, и все завершается большим бабахом. Вот такая оригинальная визуализация. И вроде предпосылок никаких нет, а вот поди ж ты! Впрочем, странные выверты собственного подсознания — последнее, о чем бы я хотел сейчас думать. Были проблемы и поважнее, например похмелье.

Башка трещала. Нет, не так. Башка ТРЕЩАЛА. Обычно при пробуждении я сразу же открывал глаза и мгновенно осознавал, где нахожусь и в каком состоянии пребываю. Сейчас же сама мысль о том, чтобы попытаться поднять веки, вызвала волну тошноты, подавить которую удалось с огромным трудом. Шевелиться тем более не хотелось, равно как и думать о чем-либо, кроме обострившейся донельзя мигрени. А, нет! Головная боль — это еще цветочки по сравнению с всепоглощающей жаждой, усугубляемой пустыней Гоби, раскинувшейся в глотке. Такое ощущение, что язык и нёбо превратились в грубую наждачную бумагу, да еще как минимум десятка два кошек во рту нагадили. Ох, мать моя женщина!.. Как же меня так угораздило?..

Как угораздило, как угораздило! Да пить надо меньше, вот и все! Осознавший невеселые перспективы мозг слегка зашевелился, и я начал понемногу припоминать подробности вечеринки. Впрочем, обо всем по порядку.

Наши вчерашние приключения поспешным бегством с личного острова покойного господина Ма отнюдь не ограничились: после того как его поверхность превратилась в выглаженное гравитационным ударом «зеркало», так и оставшийся неизвестным пилот вывел катер на высокую орбиту, где аппарат и провисел в неподвижности, пока нас не подобрал стартовавший в штатном режиме Magnifique. В процессе выхода на геостационар мы сместились от разгромленного имения на пару тысяч километров южнее, дабы преследователям, буде таковые найдутся, жизнь медом не казалась, посему маневр этот занял около полутора часов, в течение которых страху я натерпелся на десяток лет вперед. Правда, все остальные участники кровавой заварухи, которую дражайший шеф охарактеризовал как «маленькую авантюру», к возможности нашего обнаружения недружественными силами отнеслись прямо-таки наплевательски, поэтому пришлось переживания тщательно скрывать. Не хватало еще потом месяц насмешки слушать. Хотя, судя по развязной болтовне, скабрезным шуточкам и взрывам нервного смеха, отходняк был у всех, включая Виньерона. Тем не менее он сумел оценить мое состояние и шепнул, когда остальные отвлеклись на особо пошлый анекдот в исполнении Гюнтера:

— Думаешь, Паша, мы монстры? Думаешь, вижу. Да и не спорю по большому счету. В свое оправдание могу сказать лишь, что такое у нас впервые. Больше пары трупов за нами раньше не оставалось, причем исключительно в процессе самообороны. Все когда-то случается впервые… Впрочем, есть такие призы, которые оправдывают любые грехи.

— Думаете, патрон? — с трудом выдавил я. — Меня почему-то учили иначе…

— Тебе по долгу службы положено, — отмахнулся Пьер. — Было. А меня в свое время умный дядька, мастер-сержант Жеребко, учил так: хороший враг — мертвый враг. И неважно, какие у него были намерения. Если ты его не убил, когда была такая возможность, очень может быть, что именно он убьет тебя. Поэтому нет такого выбора — стрелять или не стрелять. Ответ всегда однозначен — стрелять. А уж потом разбираться и предаваться рефлексии. Потому что мертвецам такая роскошь, как душевные переживания, не положена. В нашем конкретном случае выбор предельно прост: или мы, или они. Твой здоровый эгоизм должен подсказать правильный ответ.

— Мой здоровый эгоизм забился в самый пыльный угол подсознания и трусливо молчит, — невесело фыркнул я. — А вот совесть…

— Молод ты и горяч, Паша! — Шеф похлопал меня по плечу, дескать, не переживай, с возрастом пройдет. — С другой стороны, этим ты и ценен. Не хотелось бы окончательно оскотинеть. Я, признаться, тебя не только как спеца-ксенопсихолога нанял. Хочется иногда, знаешь ли, поплакаться в жилетку. Парни из команды не поймут, так что придется тебе терпеть.

— Без проблем, патрон.

— Вот и поговорили… И мой тебе совет — напейся. Хорошенько напейся.

Именно так я и собирался поступить, едва катер удобно устроился в магнитных захватах в уютном трюме некогда почти родного, а теперь порядочно пугающего «Великолепного». Удалось воплотить намерение в жизнь не сразу. Выбравшись на пластиковое покрытие палубы, я довольно долго стоял опершись о борт посудины, испещренный мелкими царапинами от космической пыли, и тупо глазел на послепосадочную суету. Резко повеселевшие «копы» под предводительством Гюнтера уже давно скрылись в лифте, туда же забрался Пьер в сопровождении верного Хосе, даже команда медиков успела утащить носилки-антиграв с бесчувственным Тарасовым, а я все торчал у катера как столб. Никто меня не трогал, — видимо, шеф распорядился. Или лицо у меня было такое, что решили не связываться. Неважно. Главное, что в результате часового самокопания я так и не пришел к какому-то однозначному выводу. С одной стороны, мы убили множество людей. Это плохо, как ни крути. С другой — вряд ли кто-то из них был невинен, аки младенец. К тому же они первые напали. Плюс ко всему мы человека спасли. А потом угрохали еще неведомо сколько прислуги. И вряд ли там были одни якудза. Или члены триады. Или… Да какая, на хрен, разница?! Я соучастник убийства! Блин!.. Последняя мысль резанула особенно остро, и я довольно чувствительно приложился лбом об обшивку. Боль слегка отрезвила, но окончательно меня вывел из ступора как нельзя вовремя объявившийся Эмильен. Уж не знаю, специально он меня искал или по каким-то своим делам спешил, но пройти мимо не смог. Даже разыграл легкое удивление:

— Поль? А ты почему не в пассажирском секторе?

Я не глядя отмахнулся — типа а пошло оно все! — но суперкарго решил проявить настойчивость:

— Ну-ка, хватит! Пошли ко мне, я, помнится, как-то обещал тебя хорошим анжуйским попотчевать.

— Лучше водки, — вздохнул я, но Эмиль, хоть и не понял всю фразу на языке родных осин, знакомое слово уловил.

— Водка, говоришь?.. Эк тебя… Такой экзотики не держим, но есть коньяк. Как ты?

— Да хрен с тобой, наливай!

— Э, не торопись! — рассмеялся суперкарго. — У меня, в отличие от вас, русских, при себе запаса нет. Пойдем.

Я безразлично пожал плечами и поплелся следом за ним к лифту. Гул привода, который и раньше меня порядочно нервировал, сегодня вызывал прямо-таки параноидальный ужас. Казалось, поселившийся в энерговодах дух электричества читал мои мысли и на все лады в разной тональности издевательски нашептывал: «Убийца! Убийца! Убийца!..» Я в бешенстве саданул кулаком по стенке, и ехидный дух тут же сменил пластинку: «Слабак! Слабак! Слабак!..» Тьфу, зараза!

— Поль, Поль, успокойся! — Эмильен, перехватив мою руку, окинул меня недоуменным взглядом, потом пристально уставился в глаза. — Какая муха тебя укусила?

— Большая такая, щеголеватая и с тросточкой! — зло выплюнул я. — Чертов Пьер! Чтоб его! В такое втянул!..

— Э-э-э… Поль… — Эмиль слегка ослабил хватку и отвел взгляд. — Давай без подробностей. Я вижу, тебе немного хреновато…

— Слабо сказано!..

— Короче, успокойся. Я, кажется, тебя понимаю. Не рассказывай ничего, не хочу услышать лишнего… Просто послушай. Знаешь, как я обзавелся вот этим? — Мой собеседник взъерошил седые кудряшки — вернее, попытался это сделать, волосы, больше похожие на проволоку, на внешнее воздействие никак не отреагировали. — Ты никогда не спрашивал, и я тебе за это благодарен. Но… Короче, дело было лет десять назад. Я тогда еще служил в Десанте. Помнишь, наверное, тогда была очередная заварушка в Африке. Туземцы чего-то не поделили и чуть было не пустили в ход какую-то биологическую гадость.

Ага, забудешь такое! Полгода по телевидению мусолили. А уж какие ужасы в новостях передавали, мама не горюй! Казалось бы, рядовой конфликт между несколькими группировками в Диких землях — дело насквозь житейское, если не сказать рутинное. А какую истерию раздули! Еще бы, во всей Федерации таких очагов напряженности днем с огнем не сыскать, а тут на самой матушке-Земле беспредел творится! Какой-то ушлый туземный князек откопал неведомо где несколько боеголовок с возбудителями уже забытой чумы или чего-то в этом роде и собрался запулить их на территорию Халифатов — объединения карликовых государств на месте бывших арабских стран в Северной Африке. И кто-то из журналюг об этом прознал. Вой поднялся на все Внутренние системы — все сепаратно настроенные парламентарии, обладавшие хоть каким-то политическим весом, объединились и попытались протолкнуть в Сенате законопроект о суверенитете. Дескать, население планет должно само определять, по каким законам жить — федеральным или местечковым. И все это под предлогом того, что власти Федерации даже на Земле порядок навести не могут, следовательно, в Колониях они вообще никто и звать их никак.

Таким ухарям очень быстро укоротили языки — и не всегда цивилизованными способами, — а с локальным конфликтом пришлось разбираться предельно жестоко и в самые короткие сроки. Тогда, чуть ли не впервые за послевоенный период, в бой, лицемерно обозванный «миротворческой операцией», бросили профессионалов. Вот только забыли им объяснить, что противник у них мало того что безбашенный, так еще и мораль у него специфическая. Парни на полном серьезе собирались «миротворчествовать». И буквально умылись кровью в первые же дни. Опомнились достаточно быстро и порядок навели железной рукой, фактически вырезав всех способных носить оружие мужчин с обеих сторон, но свободные СМИ еще долго упивались кровавыми подробностями. В общем, скандал в благородном семействе получился знатный, и вопросов по завершении конфликта осталось куда больше, чем было получено ответов. После этого случая границы с Дикими землями закрыли окончательно, предоставив горячим парням самим разбираться со своими проблемами, да к тому же еще и контрабандистов прижали так, что буквально через полгода главы маленьких, но гордых стран приползли к федералам на коленях, клятвенно пообещав не предпринимать больше столь необдуманных действий. Им в очередной раз поверили, возобновили гуманитарную помощь. В конце концов, не устраивать же геноцид в масштабах целого материка? Население там и так влачило жалкое существование, впрочем, как и во все времена.

Пока что обстановка оставалась спокойной — ну как спокойной: резня не прекратилась, только крошили они друг друга, так сказать, малыми партиями, а не крупным оптом, без масштабных боевых операций, — но напряжение потихоньку росло. Но это уже большая политика, в которую я после известных событий старался не лезть. Скажу лишь одно — есть мнение, и не только мое, что такое положение дел устраивало довольно многих влиятельных персон, от продовольственных магнатов, под шумок сбывавших третьесортный товар, да еще и имевших через это нешуточные налоговые послабления, до парней из частных военных компаний, не желавших терять роскошный естественный полигон. Плюс те же оружейники, работавшие с наемниками в теснейшем контакте. Плюс… Да мало ли, по сути, в кого ни плюнь, интересы в Диких землях найдутся.

— Было дело, — кивнул я. — Их быстро к ногтю прижали.

— Ага, — невесело хмыкнул Эмиль. — Прижали. Когда учеными стали. А я попал в первую волну, и аккурат на границу халифата и территорий «черных братьев». Ублюдки чернозадые.

— Экий ты нетолерантный, — попенял я напарнику. — В новостях их все больше «представителями коренных народностей» величали.

— Ты больше журналюг слушай, твари, они твари и есть. Короче, мы тогда чуть ли не на прогулку собрались. Все-таки люди, братья. И вообще, идеалы гуманизма.

— Тоже наслушался?

— Досыта. Прижали нас в первый же день, я в патруле был, со мной еще пятеро. И ведь в броне, при полном параде, унитаров вдоволь — стреляй не хочу. Но нас взяли. Знаешь почему?

Я пожал плечами, дескать, без понятия.

— Из-за нашего слюнтяйства. Как же, беззащитные гражданские! Что они нам сделают со своими пукалками? А сделали, еще как сделали! Никогда не забуду, как они нас заманили в какие-то трущобы — а ты бы не пошел на детские крики? — и со всех сторон навалились. И ведь нашлись спецы, сумели нас из скафандров выковырять. Двоих грохнули сразу, мы им потом дико завидовали. Остальных взяли живыми. Я провел в плену всего три дня. Но чтобы поседеть, мне хватило одного часа. Когда у нас на глазах резали на куски нашего сержанта. Медленно так, со смаком. И все из-за того, что он тоже был чернокожим. Я был следующим на очереди. Но все обошлось — дело было как раз на третий день, наши опомнились и задали уродам перца. Нас нашли легко, по радиометкам. Я проторчал в госпитале три месяца, причем ранений у меня не было совсем. Проходил психологическую реабилитацию. Короче, к чему я это все? У сволочей было современное мощное оружие. Не у всех, у некоторых, но этого хватило. Какие-то твари выбросили на черный рынок партию экспериментальных образцов, да не одну. И спровоцировали конфликт. Чисто посмотреть, как это оружие покажет себя против хорошо снаряженных бойцов. Оружейники, мать их. По телевизору об этом, ясен перец, не распространялись, но я все видел собственными глазами. И инструкции мы получили соответствующие, жаль только, не сразу поверили. Ты понял, к чему я клоню?

— Эмиль, не держи меня за безмозглого юнца, — буркнул я, не отлипая от стенки кабины. — Все люди сволочи, человек человеку волк, нет ни правых, ни виноватых, все дела. Да только не хочется в такое верить. Если так все на самом деле обстоит, остается только вены резать. Или спиться к хренам собачьим. Или стать как Пьер…

— Вот видишь. — Эмильен успокаивающе положил мне руку на плечо и чуть понизил голос: — Пьер… Шеф человек своеобразный, и представление о справедливости у него, мягко говоря, отличается от общепринятого. Он, скорее, ко всему подходит с точки зрения целесообразности. Если целесообразно, значит, справедливо. А что кому-то приходится с жизнью расстаться — так судьба такая. Нарвался на пулю в расцвете сил — заслужил, как говорится. Бог все видит.

— Так он еще и фаталист? — ухмыльнулся я, вот только усмешка получилась больше похожей на злобную гримасу. — Философ, так его растак.

— Есть немного, — кивнул Эмиль. — Своеобразная философия, но хоть какая-то. У многих и такой нет. Хотя… С главным ее постулатом я даже согласен.

— Это с каким же?

— Пьер придерживается одного простого правила: никогда никого не убивает, если ему не угрожают. И придерживается этого правила до конца. Может рожу набить, не спорю, кое-кому на моей памяти руки-ноги ломал в воспитательных целях. Но никогда и никого не убивал специально. Только самооборона или превентивные действия в случае недвусмысленной угрозы собственной жизни. И за это я его уважаю. Особенно учитывая его род деятельности.

— А что, контрабандисты у нас настолько суровы?

— Контрабандисты — нет, а вот «гробокопатели» всех мастей ребята те еще.

На это я не нашелся что ответить, но тут очень кстати лифт остановился, и мы выбрались на родную офицерскую палубу. А дальше все происходило по классическому сценарию: по маленькой под хорошую закуску, потом еще по одной, и понеслась. Обещанный коньячок под болтовню «за жизнь» пошел очень хорошо, и мы совершенно незаметно уговорили целую бутылку, почти не захмелев. Пришлось разорить Эмильенову заначку, и, когда вторая емкость показала дно, с легким опьянением (черт бы побрал закаленный еще в академии организм!), затуманившим разум, пришло облегчение. Третья так совсем замечательно пошла, и, уже порядочно набравшись (весьма ненадолго, к сожалению), я все же сформулировал мучивший меня вопрос:

— Эмиль, а чего это ты… ик!.. мне душу… ик!.. изливать взялся?..

— А тебе не все равно? — смерил он меня подозрительно трезвым взглядом.

— Не-а… Ик! Тебя Пьер попросил?..

— Если я скажу «да», тебе легче станет?

— Воз… Возможно. Я тогда его буду считать не самой последней сволочью. Ик!

— Да, Пьер попросил. Ты выпей лучше, тебе сейчас это нужно.

А то я сам не понимаю! Беда только, что вколоченные еще в академии рефлексы расслабиться не позволяют. Дипломаты должны уметь пить, не теряя рассудка и готовности действовать, так что соответствующие тренинги, усиленные медикаментозным воздействием, шли все пять лет обучения. И теперь я пожинал плоды — выпил почти литр крепкого алкоголя, а опьянеть толком так и не сумел. Вернее, сумел, но уже через несколько минут организм нейтрализовал большую часть алкалоидов, взамен оставив тяжелую голову. Никакого толку, в общем. Мутит только. Тьфу!..

До санузла добраться я успел, но, опорожнив желудок, протрезвел окончательно. А чего, спрашивается, ожидал? Знал же, чем дело закончится, ибо подобным методом пытался глушить совесть сразу после выписки из госпиталя. Чуть язву не заработал, а все без толку.

Опечаленный бесполезной тратой дорогого бухла Эмильен задумался ненадолго, потом куда-то ушел и вернулся в компании Этьена и Хосе. У них с собой, что называется, было. Лихо опрокинув первую стопку, я с изумлением осознал, что бесцветная жидкость, огнем обжегшая пищевод, — чистый спирт. Знаю, чистого не бывает. Но уж девяносто шесть процентов точно.

— Классику читаем, значит, — откашлявшись, хмыкнул я, неосознанно перейдя на русский. — Интересно, кто из вас под Воланда косит?..

Недоуменные взгляды собутыльников я проигнорировал и фразу переводить не стал, просто кивнул, едва не вписавшись лбом в столешницу — убойная доза крепчайшего пойла подействовала не в пример коньяку. Хосе, впрочем, меня прекрасно понял и налил очередную порцию. Сами же они налегали на текилу — видимо, отдавая дань корням нашего штатного пилота. Дальше дело пошло веселее, и через некоторое время я поймал себя на мысли, что заплетающимся языком рассуждаю о высоком, то бишь о политике:

— Вы, п-парни, н-неправы… Все в жизни идет по кругу, в том… ик!.. числе и развитие государств. Цикличность истории, мать ее! Взять те же Дикие… ик!.. земли. Не везде такая задница, как в А… Африке. Не спорь, Эмиль! Та же Северная Америка, к примеру… США и Канада. Там ведь совсем неплохо, даже по современным меркам. Ну раздробились они на более… ик!.. мелкие субъекты, и что? Избавились от роли всемирного жандарма, прекратили вбухивать средства в наведение демократии в странах третьего мира, и что в результате? Живут сами по себе, сами для себя. Деньги у них крутятся вполне… ик!.. приличные. Нью-Вегас тот же и другие свободные экономические территории… А Южная Конфедерация? А Средний Запад? Копят силы, восстанавливают экономику, потихоньку влияние растет. Еще лет пятьдесят — семьдесят, и, помяните мое слово, снова объединятся и станут мировой державой. Хотя, согласен, до Пятерки не дорастут — ближние колонии давно разделены, поэтому придется америкосам искать новые земли. Глядишь, очередная волна… ик!.. космической, мать ее, экспансии начнется. И выйдет история на новый виток. А мы, нынешние лидеры, уйдем на задний план. Потому что не развиваемся. Потому что потрясений нет. Не воевали давно опять же… Ик!

— Ну ты, братан, и договорился! — восхищенно прищурился в ответ на эту сентенцию Хосе. — Не хватало нам еще очередной бойни.

— Именно что не хватает, — с трудом удерживая нить разговора, выдал я. — Хорошая встряска… ик! Чтобы вся нечисть из нор повылезала, да и повывели бы ее всю. Под корень, м-мать!..

— Тише, парень, тише! — Хосе легко увернулся от моего неловкого выпада и отодвинул подальше от меня стакан. — Давай лучше выпьем…

Дальнейшее вспоминалось урывками. Вроде бы вскоре Хосе с Этьеном ушли, вместо них подошел кто-то еще, не помню, только белые бесформенные пятна лиц, пара походов в санузел, неуклюжая попытка пойти набить морду чертову маньяку Пьеру, на корню пресеченная бдительным Эмильеном, потом дело все-таки дошло до драки, я беспорядочно махал кулаками и даже пытался кого-то достать ногой, но вместо этого позорно грохнулся на пол, окончательно потеряв связь с реальностью. Потом… Да, вроде бы Женя меня куда-то вела. Нет, сначала успокаивала, потом чуть ли не на себе тащила. А потом я рухнул на что-то мягкое, и сознание отключилось…

Чтобы почти сразу же вернуться опять. Вместе, что характерно, с диким приступом головной боли. И сушняк, такой сушняк, что, казалось, выпью ведро воды, если дадут, конечно… Черт, как хреново-то!

Медленно, стараясь не делать резких движений, я приложил руку ко лбу. Чуть полегчало, и я смог наконец-то открыть глаза. Первым делом скосил взгляд на табло — точно, утро. Значит, сколько-то я все же проспал. Но явно недостаточно, судя по состоянию организма. Ч-черт! Перед чистым спиртом любой антиалкогольный тренинг пасовал. Знали, чем меня пронять, стервецы. Интересно, где я?

Идиот. У себя в каюте, где же еще. А как сюда попал? Кто-то привел? Кто? Ну-ка, посмотрим… Голова на попытку оторваться от подушки отозвалась очередной волной боли, но я ее превозмог, правда, потом довольно долго пришлось фокусировать взгляд, упершийся в нечеткую фигуру в кресле. Которое, надо сказать, раньше в кабинете обитало. И на фига его в спальню тащить было? Блин, не о том думаю… Примерно через минуту я перестал таращиться на посапывающую девушку — до меня наконец дошло:

— Женька? Ты что тут?.. А, м-мать!..

С тошнотой я все же справился, но вот сил не осталось, и я снова рухнул на кровать.

— А?! Босс?.. — встрепенулась Евгения, и я отчетливо представил, как она сейчас моргает, пытаясь прогнать сонную одурь. — Вы проснулись?

— Скорее нет, чем да!.. — простонал я, даже не пытаясь больше пошевелиться. — Ты чего здесь делаешь? Зар-раза!

— А?

— Башка трещит, не обращай внимания… Лучше попить чего-нибудь дай.

— А чего это вы так набрались?

— А чего это ты в моей спальне делаешь? Ой, бли-и-и-ин… Дай уже попить!

— Чай, кофе?

Блин, вот только кофе мне сейчас и не хватало! Почему же она дура такая?! Или притворяется?

— Пива тащи!

— Ну уж нет, босс! — Евгения решительно выпросталась из кресла, совершенно машинально поправила несколько растрепавшуюся со сна челку, неосознанно расправила майку, оголившую живот, и строго глянула на меня сверху вниз. — Как говорит мой папа, неправильный опохмел ведет к длительному запою. Вам сейчас надо чего-нибудь горячего и сладкого. Чай подойдет лучше всего.

— Твою!.. Воды хотя бы принеси, изверг!

— Сию же секунду, босс, не извольте беспокоиться!

Блин, она реально издевается! Ох, если бы мне сейчас не было так хреново! Уж я бы тебе показал! И никакие бы прелести не помогли. Надо признать, весьма соблазнительные прелести — шорты (ага, те самые, с лампасами) и майка в обтяг практически ничего не скрывали. Вернее, как раз скрывали, но сидели так плотно, что внезапно разыгравшееся воображение чуть было не привело к конфузу — я даже машинально скосил глаза на низ живота, но, слава богу, в кровати я валялся одетым. По крайней мере, брюки и водолазка, кое-где покрытые подозрительными пятнами, присутствовали. Ч-черт, я ко всему прочему еще и новый костюм уделал! А она тоже хороша! Нет бы помочь страждущему, так еще и издевается… И пропала куда-то.

— Вот, босс, держите.

Ну наконец-то! Я жадно приложился к пластиковой двухлитровке с минералкой и единым махом выхлебал добрую половину. В голове прояснилось, потом взор затянуло подозрительно знакомым туманом — спирт в реакцию вступил, и только тогда я различил лекарственный привкус. Блин, как йода напился! Противно-то как!

— Ты чего мне дала?..

— Босс, вам сейчас нужно.

— Да меня же сейчас вывернет!

— Не-а. Раз так говорите, точно не вывернет. Это же обычный «антипохмелин», скоро как огурчик будете.

— Ага, додумалась! В минералку с газом эту гадость подмешать… Спасибо, Евгения Сергеевна! — Надо полагать, подпустить иронии в голос мне не удалось, потому что клятая девчонка на полном серьезе кивнула, дескать, ваше здоровье. — Ой, щас стошнит!..

— И не стыдно вам? — осуждающе прищурившись, глянула на меня помощница. — По какому поводу хоть банкет?

— Тебе лучше не знать… — буркнул я, но, против ожидания, язва не отвязалась:

— А хорошо вы вчера, босс, порезвились.

— Давай без подробностей, а?

— Так вы ничего не помните? — не поверила Женя. — Что, и драку тоже?

Вроде что-то мелькает в памяти, но без вот этих самых… подробностей.

— Какую драку?

— О боги! — Евгения поудобнее устроилась в кресле, закинув ногу на ногу, и преувеличенно серьезно на меня уставилась. — Вы, мужики, просто неисправимы! Подрались же вчера, у Гюнтера в каюте.

— С кем?

Зар-раза, специально, что ли, так расселась? Мне сейчас и так хреново, а тут еще глаза скрипят — организм на полном автомате принялся поедать взглядом соблазнительную девичью фигуру.

— Да с Гюнтером же! — раздраженно хмыкнула Женя. — Уж не знаю, как вы у него в гостях оказались, да только меня посреди ночи Юми разбудила и потребовала, чтобы я вас увела. Видели бы вы, в какой она панике была!

— Юми? — мысленно проклиная себя за тупость, переспросил я.

Но мне сейчас можно — в башке каша на почве среагировавшего с водой спирта и борющегося с ним «антипохмелина». Ощущения незабываемые, должен сказать.

— Ага. Она вчера весь вечер обеспокоенная ходила. Сначала отнекивалась, потом сказала, что Гюнтер пьет, а это с ним бывает достаточно редко, и последствия, как правило, самые печальные.

— А ей-то что с того?

— Как что? Если бы мой парень до такого состояния допился, я бы тоже беспокоилась…

Ну-ка, стоп! Это вот что сейчас такое было? Могло, конечно, и показаться, особенно с учетом моего нынешнего состояния… Но почему-то мне показалось, что в голосе Евгении Сергеевны промелькнула этакая собственническая нотка, как будто она на меня права предъявила. Забавное чувство. И порядочно забытое, между прочим.

— Ладно, с Юмико все понятно. А ты-то тут при чем?

— Так вы никого не слушали, босс… — чуть смутилась девушка. — Да и поздно уже было еще кого-то будить. Я и то еле вас утихомирила, вы все порывались до бедного Гюнтера дотянуться. Мало нос ему расквасили, так хотели вообще придушить.

— А… За что, я не говорил?

— Юми молчит, а сама я слышала только, как вы его то убийцей, то палачом обзывали. И ругались грязно, по-русски.

— А он?

— А он у Юми из рук вырывался, молча, как бультерьер какой, и на вас броситься пытался. Страху натерпелась, вы бы только знали! Если бы вы оба чуть потрезвей были, не удержали бы.

Кажется, что-то начало проясняться…

— Ч-черт, надо с ним помириться… — буркнул я себе под нос, но Женька услышала:

— Да он небось и не помнит ничего. Надо же так ужраться!..

Ага, опять эти подозрительные нотки! Нужно срочно выяснять, что я ей такого наговорил, что она себя чуть ли не женой моей возомнила. Только эти враги человечества могут с такой смесью иронии и презрения плюс чуток покровительства описывать поутру благоверному его похождения.

— Слушай, а почему она именно тебя позвала? — вернул я беседу в интересующее меня русло.

Против ожидания, Евгения Сергеевна смутилась: уставилась в пол и очаровательно покраснела. Правда, ничего так и не сказала.

— Ну да, Юми же у нас добрая, — истолковал я ее молчание по-своему. — Пожалела бедных пьяниц и парней из службы безопасности привлекать не стала. Зато с подружкой поделиться добычей не забыла.

Женя вспыхнула, ожгла меня быстрым взглядом, но тут же снова приняла вид пристыженной девочки-отличницы.

— Э-э-э… А я тебе, часом, ничего лишнего не сказанул вчера? — запоздало опомнился я. — Ну там не обзывался, матом не ругался?

— Нет, босс, — подозрительно быстро отозвалась девушка, и я понял, что уж чего-чего, а наболтал порядочно.

— Уверена? Это радует… А может, я тебе в любви признался?..

— Босс!!!

— Не, правда? — не поверил я. — Слушай, это я не со зла. И вообще, на пьяного внимания обращать нечего. Я подшофе могу и не такое ляпнуть…

Э, чего это она? Надулась как мышь на крупу…

— Я считаю, что вам, босс, должно быть стыдно! — ледяным тоном вдруг выдала Евгения и в очередной раз выбралась из кресла. Видимо, чтобы удобнее было обдавать меня презрением, глядя сверху вниз. — И вообще, какой пример вы показываете подчиненным?

— А не по хрен ли? — философски хмыкнул я, одновременно прислушиваясь к собственному организму. Похоже, «антипохмелин» победил, потому что ноющая боль в голове ослабла, да и туман пропал. И вообще, я чуть ли не на глазах превращался в человека.

— Вы, босс, между прочим, руководитель. И вести себя должны как руководитель!..

— Никому я ничего не должен! — Согласен, грубо получилось, а чего она достает? Волна раздражения наконец выплеснулась в суровую отповедь: — Ты вообще чего приперлась?! Я тебя звал?! Дай спокойно поболеть человеку.

— Босс, я не позволю вам спиться!

— Ты кто такая, чтобы мне чего-то не позволять?! — Я с некоторым трудом поднялся с кровати и навис над девушкой, покачиваясь на все еще нетвердых ногах. — Ты мне не жена и даже не любовница! Так что можешь катиться на все четыре стороны!

На мгновение мне показалось, что сейчас она мне врежет, и я даже инстинктивно зажмурился, но Евгения огромным усилием воли сдержалась. Так и не дождавшись оплеухи, я приоткрыл левый глаз и тут же нарвался на ее взгляд — презрительный, несколько брезгливый и с изрядной примесью скрытой боли. Твою мать, вот я урод! Хотя она сама напросилась. Да и случай уж очень удобный…

— Приятного дня, босс! — буквально выплюнула девушка, вложив в незамысловатую фразу тонну презрения, и от души грохнула дверью.

Черт, будь она распашной, наверняка косяк бы вылетел. А так просто переборка затряслась, да вибрация отдалась в голове очередным приступом мигрени. А я уж было решил, что все, отболелся…

Нет, но какова! С чего это она вообще решила на меня права предъявлять? Вроде же не давал повода… Ага, как же! В мозгу щелкнул переключатель, и я словно наяву увидел живописную картину: один из многочисленных коридоров жилого сектора, по самой его середине с трудом шагает заспанная и оттого особенно симпатичная девушка, на плече у нее висит практически бесчувственное тело и заплетающимся языком выдает нечто вроде: «Же… нечка! Ик! Я тебя лю… ик!.. люблу. Люб… лю… Хорошая моя… Ты же меня простишь, дурака?! Ик! Лю… блю… Но не м-могу… ик! Н-не должен!..» А потом вообще без запинки: «Я знаю, я идиот. Прости, если сможешь».

Вот тебе и раз! Такое банальным пьянством не оправдаешь… Нет, за ней не побегу. Зря, что ли, столько усилий приложил — сначала на Сингоне, теперь здесь вот? Проявлю твердость духа. Тогда, в отеле, она явно обиделась. Но превозмогла себя, когда мне потребовалась помощь. А я вместо благодарности вон что отчебучил! Теперь однозначно конец отношениям, какими бы странными они ни были. Чего, собственно, и добивался. Тогда почему же так хреново на душе? М-мать! Я с размаху воткнул кулак в стену, но физическая боль, против ожидания, облегчения не принесла. Только опять затошнило. Да чтоб тебя!

Из санузла я выполз не скоро — решил воспользоваться оказией и немного привести себя в порядок. Контрастный душ хорошенько взбодрил, от наждака и кошачьих какашек во рту удалось избавиться, банально почистив зубы, ссадина на губе (все-таки дотянулся Гюнтер!) в глаза не бросалась, хоть и болела, а вот душевное равновесие так и не вернулось. Хотелось рвать и метать, бить и крушить, и вообще, попадись мне только Пьер под руку! Кое-как натянув джинсы и первую подвернувшуюся футболку, я решил было помучить кухонный автомат, но не успел — пронзительно заверещал инфор. Страдальчески морщась, я подхватил с кровати браслет и ткнул в сенсор приема. И едва сдержал матерное ругательство — на меня строго глянула голографическая голова мсье Виньерона.

— Оклемался? — не здороваясь, хмыкнул он. — Это радует. Давай ко мне, срочно. Разговор есть серьезный.

Ты смотри, и не гундит уже! Быстро ему нос починили.

— Да, патрон, — тяжко вздохнул я, но Пьер на такие мелочи внимания не обратил, просто прервал связь.

Гадство! Придется переться к дражайшему шефу, на вполне заслуженную выволочку…

Где-то в гиперпространстве, борт лайнера Magnifique,

6 июля 2541 года, утро

В апартаменты господина капитана я прибыл уже бодрячком — сказались водные процедуры и стакан крепчайшего чаю, который я все-таки успел выхлебать, прежде чем явиться пред светлы очи дорогого патрона. В «предбаннике» чуть ли не лоб в лоб столкнулся с угрюмым Гюнтером. Выглядел тот несколько потрепанным: нос слегка припухший, хоть перелома и нет, да под левым глазом пожелтевший синяк — наверняка чем-то помазать успел, почти сошел уже. Уклониться от встречи не удалось бы при всем желании, так что пришлось состряпать на физиономии елико возможно приятную улыбку и протянуть руку для пожатия.

— Привет, Гюнтер. Как ты в целом?

— Да ничего, бывало и хуже, — хмыкнул он, чуть скривившись, и сжал мою ладонь, как тисками. — И ты это, Пауль, извини, короче. На меня после… ну ты понял, обычно накатывает.

— Да без проблем, — отмахнулся я, про себя облегченно выдохнув. — Я тоже не совсем прав был. Не помню, правда, ни черта, но все равно.

— Ага, та же фигня, — расплылся в довольной ухмылке наш главный боевик. — Может, посидим вечерком, выпьем?

— Почему нет? Как главный, злится?

— А, ему по должности положено!.. — махнул рукой Гюнтер. — Не обращай внимания, поорет и перестанет. Бывай, короче.

Парень скрылся в кабине лифта, а я уже привычно шагнул в «кунсткамеру». На мой взгляд, экспонатов прибавилось — не зря подвал покойного господина Ма люди Пьера шерстили. Несколько непонятных штуковин заняли места на ранее пустовавших полках, а один трофей, нечто вроде прозрачного коралла, устроился на индивидуальном постаменте между двумя последними колоннами.

Дверь на касание сенсора отозвалась мгновенно, створки разъехались, и я, непроизвольно ссутулившись, шагнул в Пьерову «студию». Против ожидания, хозяин, как обычно развалившийся в роскошном кресле, встретил меня довольно приветливо:

— А, Паша! Заходи, заходи.

— Доброе утро, патрон! — проявил я вежливость, прежде чем упасть в гостевое кресло. — Прошу простить за неподобающее поведение.

— Забудь! — отмахнулся шеф. — Чтобы русский человек в подпитии да без хорошей драки обошелся!.. А я гляжу, ты как огурчик. Полечился уже?

Я отрицательно помотал головой — мол, как можно? Рабочий день же.

— Это ты зря, — пожурил Пьер. — Вон даже Гюнтер не отказался. Кстати, надеюсь, у вас с ним проблем не будет?

— Никак нет, патрон. Мы уже встретились, все нормально.

— Это радует. Ладно, теперь давай начистоту, — посерьезнел шеф. — То, что ты взял себя в руки, — это очень хорошо. Я видел немало крепких парней, которые после подобных приключений ломались и превращались в неврастеников.

— Мне это не грозит, патрон, — покачал я головой. — Потому как уже.

— Ладно, не заливай. Короче, я рад. И… да просто рад. И за это надо выпить.

— Может, ну его, патрон?..

— Никаких «ну его», — решительно пресек Пьер мою попытку отмазаться от выпивки. — Тебе нужно, что бы ты там ни говорил. Я сейчас.

— Неправильный опохмел ведет к длительному запою, — процитировал я Женьку, пока Виньерон изображал гостеприимного хозяина.

Надо сказать, роль эта ему вполне удалась: из шкафа он извлек бутылку «Столичной», пару пузатых стопок и банку маринованных огурчиков — самая что ни на есть классика. Где он только раздобыл такой дефицит — судя по этикетке, выплавленной прямо в стекле, водка производства московского завода «Кристалл», прямого наследника легендарного предприятия, основанного еще в двадцатом веке. За пределами Солнечной системы удовольствие мало того что редкое, так еще и сверхдорогое. Шикует патрон, ничего не скажешь. Пьер между тем решительно свернул емкости голову и, набулькав полные стопки, пододвинул одну мне. Огурцы из банки доставать не стал, буркнул только:

— Не стесняйся, все свои.

— Спасибо, патрон, — без особого энтузиазма отозвался я, но стопку взял, да и огурчик выудить не забыл. Как и советовал Виньерон, прямо пальцами.

Патрон последовал моему примеру, задумался на секунду и провозгласил:

— Видит бог, не пьянства окаянного ради, а токмо лечения для. Ну, будем!

Я вслед за ним проглотил водку, удивленно отметив ее мягкость, и аппетитно захрустел огурчиком — позавтракать толком не успел, а желудок до того опорожнил качественно. Да и не в один заход, честно говоря. По пищеводу пробежал сгусток тепла и моментально разошелся по всему телу. Стало удивительно хорошо.

— Вот, а я что говорил! — удовлетворенно хмыкнул Пьер. — Так что забудь про неправильный опохмел. У нас все в лучших традициях. Еще по одной?

— Нет, я пас, — помотал я головой, проворно прикрыв рюмку ладонью.

— Как хочешь, — пожал плечами шеф. — А я пожалуй. С мыслями собраться надо.

Пока Пьер расправлялся со следующей порцией, я деликатно помалкивал, задумчиво изучая потолок. Судя по всему, выволочки не будет, но на настроении сей факт почему-то никак не сказывался. Было у меня не очень хорошее предчувствие.

— Ладно, Паша. Сиди не сиди, а поговорить придется.

Шеф, как мне показалось, с сожалением отодвинул подальше бутылку и немудреную закусь и снова замолчал, занявшись неизменной сигарой. Раскурив ее и выпустив клуб ароматного дыма, продолжил:

— Помнишь, я тебе говорил, что никакой «мокрухи» не будет? Извини, не получилось. В нашем деле иногда приходится принимать жесткие меры. Но и ты пойми, то, что произошло вчера, — случай из ряда вон. Я всеми силами пытался избежать такого развития событий. Тебе наверняка Эмиль растрепал про мой индивидуальный моральный кодекс, пардон за мой французский. Так вот, все именно так и обстоит. Я никогда и никого не убиваю ради собственной выгоды. Только ради безопасности и только в качестве ответной меры. Вчера… я вынужден был так поступить. Но это не значит, что мне понравилось. Я не монстр какой-то, как ты мог подумать. Если честно, то сам в шоке. Утешает тот факт, что впервые… до потери человеческого облика еще ой как далеко. Ты как думаешь?

— Как говорил мой Учитель, даже путь в тысячу ли начинается с первого шага, — предельно серьезно отозвался я. — Вы, патрон, путь начали. И это факт.

— Не одобряешь, значит, — невесело ухмыльнулся шеф. — Да я и сам не одобряю. Но сделанного не вернешь. Опять же, если они нарвались, значит, заслужили.

— Очень удобная позиция, — не удержался я. — Вы уверены, что оно того стоит?

— Сейчас уже ни в чем не уверен, — не стал отпираться Пьер. — Но и отступать не привык. Тем более уже поздно. Ладно, хорош сопли жевать!

А ведь ему явно не по себе, обычно он в общении подобных высказываний не допускал. Обматерить мог, что есть, то есть, но вот так, можно сказать, вульгарно — что вы, интеллигентность не позволяла. До сегодняшнего дня.

— Значит, так, Паша! Пришло время окончательно определить твою судьбу. Вопрос на повестке дня ровно один: ты со мной?

— Э-э-э… патрон… — Неожиданно это, признаться. Чувствовал я себя как на минном поле. Одно неосторожное слово, и каюк. — А какие у меня вообще варианты?

— Ну если отбросить тот, про который ты только что подумал, — хитро прищурился Пьер, — то два. Или работаем дальше, или разбегаемся.

— Вот так просто — разбегаемся? — не поверил я своему счастью.

— Ну не совсем просто… Ты же не можешь отрицать, что за время пребывания на борту моего «Великолепного» узнал много чего про меня и команду. Взять и отпустить тебя было бы несколько… э-э-э… опрометчиво с моей стороны. Но и убивать я тебя не собираюсь, расслабься. Есть более гуманный метод.

— В «мозговерт» не полезу! — тут же отперся я.

Со связями дражайшего шефа устроить бывшему подчиненному «промывку мозгов» труда бы не составило, во Внешних мирах рынок подобных услуг был весьма развит. Другое дело, что никто ничего не гарантировал — шансы избавиться от нежелательной информации и вылезти из чертовой машины полным овощем примерно равны. Так что ну его на фиг.

— Надо полагать, это положительный ответ? — вздернул бровь Виньерон.

— Да уж полагайте, патрон, — с тяжким вздохом согласился я. — Могу я со своей стороны надеяться, что мне лично не придется никого… того?

— Избавляйся от этого чистоплюйства, Паша, избавляйся! При нашем образе жизни всякое случается. Могу лишь уверить, что заставлять тебя не буду. А уж обороняться или нет — это твое личное дело. Надеюсь, инстинкт самосохранения поможет сделать правильный выбор.

— Я тоже надеюсь, патрон.

— Ну вот и славно! — заключил Пьер. — И за это дело давай еще по одной.

Отказываться было неудобно, тем более пили за удачное разрешение моего вопроса, так что очередные пятьдесят грамм уютно устроились у меня в желудке, окончательно настроив на философский лад.

Признаться, я бы рискнул. Даже с такой удручающей статистикой рискнул. Но… Всегда есть это проклятое «но»! Почему-то мне вдруг подумалось, что такой выход ничем бы не отличался от банальнейшего бегства. А бегать от проблем бесконечно невозможно. Меня долго и упорно учили препятствия преодолевать, а не впадать в истерику от любой мало-мальски значительной неприятности. А еще хуже то, как я буду глядеть в глаза Женьке. Понятно, что как раз мне-то будет глубоко по фигу, но… Опять это проклятое «но». Не смог я дезертировать, оставив ее в лапах Пьера. И пусть лично ему она по барабану и он на нее никаких видов не имеет, все это ничего не значит. Уже сам факт пребывания на борту «Великолепного» — прямая и недвусмысленная угроза если не жизни, то здоровью как минимум. Зря, что ли, я над помощницей столько времени измывался? Разругались вот вдрызг… Пока она из команды не уйдет, нет мне другой дороги. Это мой долг, если выражаться пафосно. Из-за меня она в этот переплет угодила, мне и выручать. Впрочем, Пьеру об этих резонах знать вовсе не обязательно.

— Раз уж мы пришли к полному взаимопониманию, — продолжил между тем дражайший шеф, — нужно обсудить еще кое-какие нюансы. Можешь считать, что твой испытательный срок завершен. Настало время серьезных дел.

Что-то меня это совсем не вдохновляет… но все равно послушаю, от меня не убудет.

— Я довольно долго готовился к одной экспедиции… пока неважно, куда именно. Но, должен тебе сказать, проект весьма перспективный. Если не в плане материальной выгоды, то… Ладно, потом. Короче. Денег я подкопил, в ближайшие же недели с грузоперевозками и пассажирскими рейсами мы завязываем. На неопределенный срок. И отправляемся в… неважно.

— Что-то я ничего не понял, патрон.

— А, забей! Скоро тебе все станет ясно. Пошли.

— Куда?

— Как куда? — удивился Пьер. — В медицинский отсек, вестимо. Тот парень, Тарасов, в себя пришел. Сначала с ним побеседуем, а потом и к нашему весьма содержательному разговору вернемся, — ухмыльнулся он в заключение.

Слова у дражайшего шефа с делом расходились весьма редко, а потому мне ничего не оставалось, как последовать за ним. Я лишь плечами пожал недоуменно и выпростался из кресла.

Где-то в гиперпространстве, борт лайнера Magnifique,

6 июля 2541 года, день

Медотсек Пьерова корабля ничем не отличался от подобных помещений на тысячах других звездолетов, размер которых, понятное дело, позволял иметь такую роскошь. Да и от банальнейшей больницы недалеко ушел: такие же стерильные палаты с «веселыми» белыми стенами и потолками, напичканные медицинскими прибамбасами кровати, больше похожие на капсулы индивидуальной защиты, постоянно что-нибудь пищит или булькает… Обстановочка та еще. Приелась она со времен моего пребывания в военном госпитале после известных событий на Клео. Я вроде бы обещал рассказать?.. Ладно, потом как-нибудь.

Понятно, что сразу в палату к спасенному мужику попасть не удалось. Собственно, Пьер как раз собирался без лишних заморочек протопать прямиком в нужный бокс, но в коридоре нас перехватил главный корабельный медик — побитый жизнью седоватый мужик по имени Дитрих Шульц. Выглядел он весьма решительно, и конфликтовать с врачом Виньерон не стал.

— А, док! — расплылся он в приветственной улыбке. — Как хорошо, что мы вас встретили!

— Будет вам, Пьер! — отмахнулся медик. — Я прекрасно знаю, как вы относитесь к моим запретам. Хорошо хоть без сигары явились.

— А вот это уже злобная инсинуация! — рассмеялся шеф. — Когда это я в ваших владениях курил?

— Ну курить не курили, но попытки такие предпринимали, — не сдавался доктор. — Минимум дважды за руку ловил. Между прочим, не далее как вчера. Так уж и быть, спишем это на стресс.

— Ладно, док, уели!.. — усмехнулся Пьер и перешел к делу: — Мне доложили, что ваш пациент пришел в сознание.

— Это так, — не стал отрицать Дитрих. — Вы особо подчеркнули, что вам необходимо побеседовать с ним при первой же возможности. Вот я и счел своим долгом поставить вас в известность.

— Ну не томите, Дитрих.

— Можно, — все-таки кивнул медик, предварительно смерив нас с патроном внимательным взглядом. Видимо, прикидывал, отвяжемся мы сами или проще пойти нам навстречу. — Только хочу предупредить. Пациент сейчас очень слаб. Мы его подключили к системе жизнеобеспечения, еще пара дней, и он будет в полном порядке. Пока же постарайтесь его сильно не нервировать. Я на вас надеюсь, Пьер.

— Обещаю, док! — серьезно отозвался шеф. — Даже торжественно клянусь. А как мы узнаем, что он нервничает?

— По характерным внешним признакам, — пожал плечами медик. — Параллельно я буду проводить мониторинг его состояния и в случае чего вмешаюсь.

— Договорились. Он в каком боксе?

— В третьем, для VIP-персон, как вы и приказали.

— Отлично. Пошли, Паша!

Палата номер три располагалась в торце короткого коридора и была просторнее остальных двух вместе взятых. Правда, роскошной обстановкой похвастаться не могла — вездесущий белый цвет в деталях интерьера, холодный пол из скользкого пластика, люминесцентные панели в потолке. До боли знакомое окружение, век бы его не вспоминать! Если уж мне, здоровому (относительно) человеку, здесь не по себе, то что уж говорить о бедном пленнике. Впрочем, Пьер лицемерно заменял этот эпитет добрым десятком других терминов, от пациента до гостя, но сути дела это не меняло.

Спасенный (или плененный?) мужик лежал на кровати, безразлично скользя взглядом по безупречно ровному потолку, и на наше появление среагировал слабо: опустил глаза, скривил рот в еле заметной ухмылке и вернулся к своему увлекательнейшему занятию. Надо сказать, по сравнению с подвалом покойного господина Ма нынешнее его жилище выигрывало практически во всем, включая ложе. По сути такая же капсула индивидуальной защиты, но более просторная и горизонтально расположенная. Плюс подушка и никаких фиксаторов. Больной (блин, как обстановка действует!) не шевелился, хотя опутывавшие его конечности трубки системы жизнеобеспечения оставляли достаточную свободу действий, и определить, что он в сознании, можно было лишь по открытым глазам.

Пьер, прищурившись, некоторое время буравил гостя взглядом, потом подхватил одну из выстроившихся вдоль стены пластиковых табуреток и подсел к кровати. Я по уже сложившейся традиции устроился чуть позади него, оставшись на ногах — так наблюдать за объектом было удобнее. Выглядел он, кстати, куда приличнее вчерашнего — болезненная бледность исчезла, и даже недельная щетина перестала выделяться темным пятном на фоне ввалившихся щек. Странно, конечно, что его не побрили, но, судя по свежим форменным трусам, помыть догадались. Или просто продезинфицировали, что вероятнее. Худоба, кстати, тоже перестала бросаться в глаза — питательные смеси уже подействовали, и организм мало-помалу возвращался в исходное состояние.

— День добрый, — поздоровался Виньерон по-русски, не сводя с пленника изучающего взгляда.

Тот ничего не ответил, но от моего взора не укрылось еле заметное подергивание век и мгновенная дрожь, охватившая кончики пальцев. Дипломированный специалист внутри меня буквально возопил: осторожно! А ведь товарищ-то на взводе! И еле сдерживается, судя по напряженным мышцам. Пытается выглядеть расслабленным, и неплохо, между прочим, это у него получается, однако нас не проведешь. Меня в свое время учили определять эмоциональное состояние Тау по мельчайшим проявлениям физиологических реакций, а эта задачка посложнее будет, чем «прокачка» на нервозность своего брата хомо.

Надо отдать шефу должное — в обстановке он разобрался буквально сразу же и поспешил сменить тактику: обезоруживающе улыбнулся и протянул пленнику руку.

— Виньерон Петр Михайлович, — отрекомендовался он, как и мне когда-то. — Прошу любить и жаловать. Смелее, коллега, я не кусаюсь.

Теперь уже изучающе прищурился пациент, но Пьер взгляда не отвел. Наконец пленник пожал протянутую ладонь:

— Тарасов Александр.

Голос твердый, хорошо поставленный, что невольно наводило на мысль о военном прошлом Пьерова собеседника. Хотя какое там «наводило»! Как божий день ясно. По совокупности признаков, так сказать. С волнением практически справился, наверняка понял, что прямо сейчас убивать его никто не будет. Он, собственно, и раньше к такому выводу пришел, готов голову дать на отсечение, просто наше появление его слегка из колеи выбило. Ладно хоть в драку не лезет.

— Я вас, кажется, где-то видел, — немного неуверенно продолжил между тем пациент.

— Было дело, — не стал отпираться Пьер, машинально дотронувшись до успешно восстановленного носа. — Вчера днем, когда мы вас извлекли из медицинской капсулы повышенной защиты. Кстати, не просветите нас, что вы там делали?

— Где? — почти натурально удивился Тарасов.

Вот жук! Ведь прекрасно все помнит! Прикинулся шлангом, и хоть трава не расти. Кстати, не самая плохая линия поведения в его положении. Очнулся неизвестно где, помятый, небритый, с головной болью — это уж к гадалке не ходи, такой побочный эффект в девяноста процентах случаев после выхода из искусственной комы наблюдается, — а тут какие-то мутные типы заявляются и начинают разговоры разговаривать. Вполне естественная реакция — все отрицать. Даже с полицией и прочими врагами человечества прокатывает. Периодически.

— В капсуле, — терпеливо повторил Пьер. — Вы находились в поместье некоего господина, широко известного в узких кругах преступного мира одной интересной планеты. Лежали в индивидуальной капсуле, в состоянии искусственной комы. Мы вас из него вывели. И вы в благодарность за это попытались нас избить и сбежать.

— Не помню, — вздохнул Тарасов, но при этом — вот ей-богу! — на губах его промелькнула ехидная усмешка. — Честно говоря, не ожидал от себя. Но раз вы так утверждаете… Примите мои искренние извинения.

Да он же реально издевается! Я непроизвольно сжал кулаки, едва сдержав порыв хорошенько врезать пленнику по ребрам, и медленно выдохнул — только приступа мне сейчас и не хватало. Шеф не поймет. Так что придется терпеть. Впрочем, Виньерон на явную издевку не повелся:

— Пустое!.. Между прочим, мы вас вызволили из лап триады, которая вас наверняка подвергала жутким мучениям. С какой целью — это уже другой вопрос. Я уважаю ваше право хранить тайну, но вправе ожидать благодарности за спасение вашей жизни. Которая, как и любая другая, бесценна.

— Думаете? — хмыкнул Тарасов. — А я вот уже в этом не уверен…

— Зачем же так сразу? — Пьер закатил глаза, что-то припоминая. — Как там в древней песне поется? А не спешите нас хоронить, есть у нас еще здесь дела…

Тарасов ощутимо напрягся.

— А дальше еще интересней, — продолжил шеф, — сейчас… вспомню. Вот: у нас дома детей мал мала, да и просто хотелось пожить…

Кстати, знакомый стих. Если не ошибаюсь, что-то из школьного курса, неоклассика двадцатого века. Какой-то рокер времен распада Советского Союза. Точно, некий Шахрин.

— Чего вы от меня хотите? — насупился пленник.

Или все-таки не пленник?

— Ничего сверхъестественного, — пожал плечами Пьер. — Расскажите о себе хоть немного, чтобы мы знали, что с вами делать.

— Например, в шлюз выбросить. Без скафандра.

— Да бросьте, Александр! Чего вы боитесь? Лично мне вы интересны только тем, где мы вас обнаружили. Любопытство, знаете ли, мой главный порок. Ну и поговорить люблю.

— А мне, напротив, всегда казалось, что молчание — золото.

— Полноте, — ухмыльнулся шеф и вдруг заливисто расхохотался. Отсмеявшись, пояснил: — Я, кажется, понял, в чем проблема. Вы думаете, что можете оказаться нежелательным свидетелем? Учитывая, что вы прекрасно осознаете, о каком таком господине шла речь чуть ранее. Смею вас заверить, я вас в этой роли не рассматриваю. Абсолютно.

А зря. Если мы его отпустим, он наверняка сумеет сложить два и два, как только доберется до ближайшего компьютерного терминала и посмотрит новости. И тогда все труды Джейми, а также чудовищная по своей сути зачистка поместья пойдут насмарку. Триаде, в отличие от суда, доказательная база не нужна, свидетеля более чем достаточно. Да что там свидетеля, даже малейшего подозрения с лихвой хватит, чтобы нас пустить в расход. Такие убийства не прощают. Тут одно из двух: Пьер или бессовестно врет, или имеет на Тарасова какие-то виды. Видимо, пленник пришел к аналогичным выводам, потому что немного нервно усмехнулся и выдал:

— Эх, лукавите, любезнейший Петр Михайлович!

Молодец мужик! Не знаю, специально его учили или неосознанно он действовал, но выход нашел верный — подстроился под манеру общения собеседника. Не показывает, что боится, но и не борзеет. Не жертва, но и не агрессор. Равный.

— Ваша взяла, Александр! — усмехнулся Пьер. — Каюсь, чуть приукрасил действительность. Но вы, гляжу, уже достаточно окрепли, так что с вами можно говорить начистоту. Скажем так. Вы в данный момент мой… э-э-э… пленник.

— То есть я должен рассматривать наше… э-э-э… общение как допрос?

Виньерон в ответ развел руками, мол, что делать, жизнь такая.

— И чем вы лучше тех азиатов?

Риторический вопрос. И где-то даже философский. Интересно, как Пьер выкрутится?

— Да хотя бы тем, что я не собираюсь причинять вам физического вреда. Об умерщвлении тем более речь не идет. Вам, Александр, всего лишь придется поступиться толикой свободы.

— Всего-то? — усмехнулся Тарасов. — Из одной клетки в другую. Веселенькая перспектива. У азиатов я хотя бы в отключке был и не видел их гнусных рож. У вас, я так понимаю, подобной привилегии я буду лишен?

— Ну если вы настаиваете… — задумчиво протянул Пьер. — Думаю, доктор Шульц сумеет вам устроить кому. Да что доктор, вон Паша уже давно порывается вам сотрясение мозга организовать. Но надо ли оно вам, вот в чем вопрос.

Вот тут шеф несправедлив. Видит бог, и в мыслях не было. Намеревался всего лишь парой сломанных ребер ограничиться.

— Так что, будем разговаривать? — вопросительно выгнул бровь Виньерон.

— Настроения что-то нет, — отрезал пленник.

Теперь уже точно пленник.

— Знаете, Александр, у меня уже появляются мысли насчет грузового шлюза в третьем трюме. У него частенько барахлит система управления, да и с регенерацией кислорода проблемы…

— А вот угрожать не надо. Погрознее видали, — буркнул Тарасов, отворачиваясь. — Нашелся пугатель, по собственному кораблю без охраны не ходит, а все туда же.

Ага, это он уже чисто из вредности. Почти сломался. Сейчас самое главное не останавливаться, давить и давить. Шеф, к моему удовлетворению, тоже это понял:

— Короче, так, господин Тарасов. Вы сейчас не в самом комфортном положении. Тезисно: вы на борту «Великолепного», полностью в моих руках. Сбежать нереально, сами понимаете: с гиперпространством не шутят. Отпустить я вас не могу. Поэтому придется вам пока что воспользоваться моим гостеприимством. Но я любопытен.

— Вы уже говорили, — подпустив в голос сарказма, хмыкнул пленник.

— Любопытен, да, — не дал сбить себя с толку шеф. — И мне жутко интересно, зачем вас выкрали азиаты. А то, что вы к ним попали не по своей воле, даже не обсуждается. Итого: у вас есть что-то интересное мне. Можем заключить сделку.

— Не думаю.

— А зря. Думать, хотя бы периодически, полезно. Но я не настаиваю на сиюминутном решении. Время у вас есть. Доктор сказал, что выпустит вас из палаты через два дня. Пока придите в себя, восстановите силы. Соберитесь с мыслями, в конце концов. А потом мы вернемся к нашему разговору.

— А вы меня в карцер разве не запрете? Для стимуляции мыслительной деятельности, так сказать? — съязвил Тарасов.

Вот ведь неугомонный! Неужели обязательно за собой последнее слово нужно оставить? С Пьером, кстати, такой трюк обычно не проходит.

— А зачем? — притворно удивился Виньерон. — Более того, после выписки я предоставлю в ваше распоряжение комфортабельную каюту на офицерской палубе. И свободу перемещений по кораблю, в разумных пределах конечно же, никто вам ограничивать не будет. Это чтобы вы поняли, чего лишитесь, если переговоры зайдут в тупик.

— Ну допустим, чисто гипотетически, что я вам все расскажу. Но-но, спокойнее! Я сказал — гипотетически. Честно признаться, я вообще ничего не помню…

— Так уж и ничего?..

— Увы…

— Ладно, замнем для ясности.

— Допустим, я удовлетворил ваше любопытство, любезнейший Петр Михайлович. А дальше что?

— Лично я вижу как минимум две возможности…

Чего-то это мне напоминает. А?

— Надеюсь, моя прогулка в шлюз без скафандра в их число не входит? — не изменил себе Тарасов.

— Однозначно нет, даже гипотетически, — усмехнулся Пьер. — Одно из двух: мы или сотрудничаем дальше, к взаимной, хочу заметить, выгоде, или расстаемся если не друзьями, то хотя бы не врагами. Правда, предварительно придется вас подвергнуть одной не очень приятной медицинской процедуре.

— В подпольный «мозговерт» не полезу! — отрезал пленник. — Организм не казенный.

— Ничего гарантировать не могу, медицинские услуги — качественные — нынче дороги. Но…

— Понял я, понял. Будем надеяться, что память ко мне вернется. Но… Сами понимаете, амнезия дело такое…

— Вот и славно! — заключил Пьер, поднимаясь со стула. — Кстати, нянчиться с вами у меня нет возможности, поэтому по любым вопросам обращайтесь к Павлу Алексеевичу. — Короткий кивок в мою сторону. — Он мой доверенный помощник, а вовсе не охранник, как вы изволили выразиться. Плюс координатор по работе с пассажирами, так что вы подпадаете под его юрисдикцию. Прошу любить и жаловать.

Тарасов соизволил окинуть меня заинтересованным взглядом.

— Гаранин Павел, — представился я по всем правилам, протянув руку.

Пленник, чуть помедлив, ответил на рукопожатие, правда, и тут не удержался от комментария:

— Доверенный помощник, а дерется как профи.

Я пожал плечами — мол, чего тут сверхъестественного? К тому же, если мне не изменяет память, во вчерашнем инциденте я лишь защищался, даже отмахнуться ни разу не получилось. Однако ж парень хорош, если сумел сделать такие далекоидущие выводы.

— Всего хорошего, Александр! — закруглил разговор шеф. — Надеюсь на ваше здравомыслие.

— Я тоже, — вздохнул Тарасов, но в его насмешливых глазах отчетливо читалось: «Блажен, кто верует».

Покидая палату, я еще раз пересекся с ним взглядом, и он, как и ожидалось, глаз не отвел. Надолго затягивать дуэль я не стал, и так все понятно. Намучаемся мы с ним, ох намучаемся!..

Где-то в гиперпространстве, борт лайнера Magnifique,

6 июля 2541 года, день

— Ну, что скажешь? — поинтересовался Пьер, когда мы оказались в коридоре.

— По поводу?

— Паша, хоть ты-то не прикидывайся, — укоризненно глянул на меня шеф. — Про Тарасова что скажешь?

— Вредный тип.

— И все?

— А вы хотите, чтобы я вам его психологический портрет нарисовал? Признаться, я этот раздел теоретического курса порядком подзабыл.

— Н-да, похоже, без профилактической беседы не обойтись, — хмыкнул патрон. — Не отставай.

Всю дорогу до капитанских апартаментов Пьер молчал, видимо, что-то обдумывал, да и оказавшись в родном кабинете, к разговору приступил далеко не сразу. Для начала обновил потухшую сигару, потом вооружился неизменным пузатым бокалом с коньяком (мне, кстати, не предложил) и наконец разродился целой речью:

— Возможно, Паша, ты сочтешь меня неисправимым романтиком, но, сколько себя помню, меня влекла Тайна. Тайна с большой буквы, а не какие-то там жалкие секреты местечковых политиков, и даже не загадки истории, нет. Все гораздо хуже. Я больной человек по большому счету. Болезнь моя незаразная, да и для окружающих не опасная…

Ага, это еще как посмотреть, подумал я.

— Ты никогда не задумывался: кто мы, что мы, зачем, в конце концов, мы? Нет? Тебе повезло. А меня эти насквозь философские вопросы занимали чуть ли не с раннего детства.

Шеф снова надолго задумался, устремив мечтательный взгляд куда-то на стену, а потом тихо и размеренно продолжил, не глядя на меня:

— Родился я в довольно богатой семье. По крайней мере, мы никогда не бедствовали. Дед мой, Антуан Виньерон, был потомственным французским дворянином. Баронство его было одним из самых доходных в Шампани, его виноградники приносили баснословную даже по тем временам прибыль. Но все кончилось в один далеко не прекрасный момент — Смута не щадила никого, в том числе и моего предка. Все его родственники были убиты. В одночасье лишенный всего, он бежал из горящей Европы и перебрался в Славянский Союз. Там он встретил любовь всей своей жизни — мою бабку Марию. У них родился сын, мой отец, Мишель Виньерон. Папенька тоже впоследствии женился на русской и до сих пор живет с моей матерью, Валентиной, душа в душу. У меня есть еще младший брат, Антон. В честь деда назвали…

Пьер грустно улыбнулся какому-то своему воспоминанию, но в подробности вдаваться не стал, вернулся к исповеди:

— Так что я, как видишь, тоже барон, только без баронства. Да и француз всего лишь на четверть, просто на Гемини пришлось поддерживать имидж для солидности. Так и появился Пьер Мишель Виньерон, авантюрист и циник. Впрочем, это я вперед забегаю. Рос я во вполне благополучной семье, отец — успешный московский бизнесмен, мать — искусствовед, часто вела аукционы в одном торговом доме, специализировавшемся на антиквариате. Под ее влиянием я очень рано увлекся историей, а затем и археологией. Так получилось, что закончил я истфак МГУ, собирался даже в аспирантуру поступать, но не срослось. Характер подвел. Встрял в одну нехорошую историю, так что пришлось срочно прятаться. А где в наше время можно скрыться от правосудия? Правильно, в армии. Записался в Десант, прошел курс молодого бойца, как положено, потом загремел на дальний форпост на Фронтире. Так вышло, что пришлось мне поучаствовать в заварушке с черными археологами — флотские спецы нашли их базу, попытались взять штурмом, но что-то у них пошло наперекосяк, нас бросили на выручку. Так я получил боевое крещение. И умудрился выделиться на фоне остальных парней. Меня заметили, а когда узнали, что у меня еще и образование высшее, предложили перейти во Флот, в экипажный состав. После соответствующей переподготовки, само собой. В ВКС я провел еще пять лет, а потом вылетел как пробка. И опять из-за характера. Повздорил со старпомом на последнем месте службы, разбил ему рожу, и финита. Хорошо хоть в дисбат не загремел. А оказавшись на гражданке, понял, что совершенно не приспособлен к мирной жизни. Скучно. И муторно. Бизнес? Нет, не мое. Через год я вдрызг разругался с папашей и младшим братцем и хлопнул дверью. Кое-какие деньги у меня были, и я решил купить корабль. Правда, скопленной суммы хватило лишь на развалюху со свалки… Видел бы ты, на что был похож «Великолепный», когда я его выкупил! Правда, столетний боевой фрегат сохранился куда лучше многих гораздо более свежих собратьев — видно было, что его до меня кто-то ремонтировал, но все равно его никто не покупал — баки маленькие. Не знаю, что за модификация, но я решился вложить в старичка деньги и не пожалел. Хотя поначалу было весьма сложно. Первый год я занимался короткими рейсами, хватался за любую оказию, но все равно удавалось лишь сводить концы с концами. Да команде жалованье платить. А потом я выиграл вот это. — Пьер покопался в верхнем ящике стола и продемонстрировал мне вычурный массивный перстень серого металла. — Бывший его владелец так и не сумел объяснить его происхождение. И меня вновь охватила страсть к Тайне. Я подумал — какого черта?! Что и кому я докажу, если буду по-прежнему перебиваться случайными заработками? Я свободен, никому ничего не должен, так не проще ли заняться любимым делом? И я, наплевав на законность, занялся контрабандой. Не сразу, понятно. Пришлось изрядно попотеть, зарабатывая стартовый капитал. Я начал участвовать в подпольных турнирах по покеру. Сначала ставкой служил «Великолепный», потом появились свободные средства, и в конце концов я сумел оснастить фрегат всем необходимым для ведения столь сомнительного бизнеса. И тогда дела пошли в гору. Я наконец-то получил возможность отдаться своей тайной страсти — ксеноархеологии. Ты наверняка слышал, что среди черных археологов я превратился чуть ли не в легенду. Слухи сильно преувеличены, но я предпринял несколько экспедиций, весьма удачных, надо признать, да и на поприще коллекционирования преуспел. Ты, наверное, думаешь, а для чего я вообще тебе все это рассказал? Все просто. Устал держать в себе. Элементарно нужно выговориться. Более подходящей кандидатуры на борту все равно нет, а ты как-никак психолог.

— Патрон…

— Не перебивай. Сейчас опять начнешь — не психолог, а конфликтолог. Какая, в сущности, разница? Я просто чувствую, что могу выговориться. Мне это нужно. Так вот, я всего лишь хочу, чтобы ты понял мои мотивы. Не считал бездушным монстром, убийцей и вообще гнусным типом.

— Но почему я?

— Понятия не имею. Я целенаправленно искал специалиста по Тау, а вовсе не духовника. Я, конечно, в Бога верю, но не до такой степени, чтобы священника за собой таскать. А ты паренек смышленый и в циничную скотину превратиться еще не успел.

Вашими бы устами, шеф, да медку навернуть! Я-то себя уже давно считал конченой сволочью. Это элементарно выжить помогало.

— Короче, не перебивай! — Пьер попытался затянуться сигарой, но та успела погаснуть, и он раздраженно принялся колдовать с зажигалкой. Выдохнул клуб дыма, откинулся на спинку кресла. — Тайна! Ты только вслушайся в звучание этого слова! За набором банальных звуков кроется настоящая бездна. Невозможно представить, сколько тайн скрывает мироздание. Мы песчинки на лике Вселенной. В этом бескрайнем пространстве скрывается столько всего, что дух захватывает. Да элементарно в доступном нам секторе столько загадок, что человеческой жизни не хватит, чтобы только их перечислить. Масштабы представить невозможно. Как ты думаешь, сколько цивилизаций сменило друг друга за те миллиарды лет, что существует Вселенная? Сто? Двести? Или тысячи? Их следы повсюду, нужно только знать, что и где искать. Есть люди, и не только люди, которые знают. Мне стоило больших трудов заслужить их доверие. Теперь и я знаю. Черные археологи — довольно замкнутая каста, и, раз в нее попав, уйти уже невозможно. Неизвестность влечет, манит, как… мечта, я не знаю. Это слаще плотских утех, никакой наркотический или алкогольный кайф не сравнится с тем незабываемым ощущением, когда удается хотя бы прикоснуться к очередной древней загадке. Когда ты понимаешь, что Вселенная неохватна и какая невообразимая бездна времен отделяет тебя от некогда живших разумных существ, оставивших свой след в истории. Вселенской истории. Вот она, единственно достойная цель — пополнить их ряды. Цивилизации приходят и уходят, волны разума сменяют друг друга, отправляя предшественников в забвение, но материальные их следы остаются. Навечно. И когда держишь в руках очередной инопланетный артефакт, невольно начинаешь задумываться, что за существа его сотворили. Каковы были их цели? К чему они стремились? Что хотели выразить, создавая этот предмет? И пусть ты никогда не узнаешь, на что они были похожи, но уже тот факт, что о них кто-то вспоминает, особенно спустя миллионы и миллиарды лет, делает их бессмертными. След в истории. Все остальное неважно.

Н-да, что-то шеф сегодня в философию ударился. Хотя, надо признать, звучит достаточно убедительно. Так и маячат перед внутренним взором соблазнительные образы древних сокровищ.

— Так вот, Паша. Я поставил себе цель — оставить такой же след. Знаю, смахивает на бред сумасшедшего, но чем это хуже, допустим, стремления к абсолютной власти? Или скопидомства, когда каждую копейку несут в банк? Или желания устроить мир во всем мире? Моя цель, между прочим, куда гуманнее прочих. Я не собираюсь менять жизнь окружающих, как те же политики. Я не собираюсь никого лишать кровно заработанных грошей, спекулируя на бирже или провоцируя обвал валют. Я всего лишь хочу оставить по себе память. Материальную, а не в виде народной молвы. Эпос существует ровно до тех пор, пока существует создавший его народ. Так что плевать на устное творчество. Я хочу создать нечто такое, что останется в веках и будет принадлежать всем, независимо от происхождения и расы. Нечто грандиозное.

— Похвальное желание, патрон, — не удержался я от колкости. — А как это осуществить, вы думали? Хотя бы приблизительный проект есть?

— Вот в этом-то вся проблема, — сразу же сник Пьер. — Я долго думал над этим. Очень долго. И пришел к выводу, что сначала нужно изучить опыт предшественников.

— Поэтому занялись археологией?

— И поэтому тоже. Но в первую очередь из-за возможности прикоснуться к тайне. Ладно, — Пьер одним глотком выхлебал остатки коньяка и снова пыхнул сигарой, — это все лирика. Задача-максимум, так сказать. Но есть и более приземленные цели. Например, как ты думаешь, какая тайна сейчас наиболее, скажем так, актуальна?

— Первые?

— Бинго! — Шеф пару раз хлопнул в ладоши, изобразив жидкие аплодисменты. — Это самая свежая, и десяти тысячелетий не прошло, загадка. И она теоретически вполне поддается решению. Неудивительно, что все специалисты именно ей уделяют повышенное внимание. Кроме того, Первые, в отличие от более древних наших предшественников, нам относительно понятны. Равно как и их технологии. И из этого факта проистекает закономерный интерес к ним.

— Ага, и артефакты на черном рынке весьма ценятся…

— Именно. Черные археологи кто угодно, но только не благотворительная организация. Все решают деньги, сколь бы банально это ни звучало. А деньги можно сделать либо на антикварных ценностях — причем еще большой вопрос, что именно таковыми считать, — либо на полезных артефактах, например образцах технологий. Я, как ты понимаешь, комбинирую оба этих способа, но больше тяготею к наследию Первых. Любопытство — страшная сила. И занимаюсь этим вопросом с самого начала… э-э-э… профессиональной деятельности. И вот теперь мы плавно переходим к основному вопросу повестки дня.

— Я весь внимание, патрон.

— Не паясничай. Так вот, последние три года я занимался подготовкой к самой на данный момент крупной экспедиции в моей карьере. Подбирал команду, копил деньги, запасался оборудованием и всем необходимым. Теперь наконец время пришло. В самом первом походе за пределы Сферы Человечества я наткнулся на древний корабль. Скорее всего, это был один из первых разведчиков Тау, очень уж архитектура характерная. Не суть важно, в общем. Добычи особой эта находка не принесла, все, чем удалось поживиться, — некоторое количество записей на кристаллоносителях да прочий хлам, не имеющий даже антикварной ценности. Короче, брать мы ничего не стали, просто зафиксировали факт находки и потом передали информацию таурийцам, за чисто символическую плату. Но один из кристаллов я все же оставил себе. Расшифровка информации заняла больше года, но в итоге мне удалось получить удобоваримый текст. Чтиво, должен признать, весьма увлекательное — нечто вроде сборника древних легенд. Все вполне стандартно, но в одном из файлов речь шла о некоем Ковчеге. Что это за объект и с чем его едят — неясно. Но согласно мифу он содержит некую технологию, способную даровать власть как над живой, так и над неживой природой. Причем власть практически неограниченную. Не знаю, насколько правдива эта информация, скорее всего, очередная сказка, но в этой легенде содержатся недвусмысленные указания, где именно нужно искать Ковчег. Уже один этот факт заслуживает особого внимания. Бог с ней, с технологией. Если даже удастся отыскать банальный корабль Первых, это уже будет хорошо. Такой добычей не каждый может похвастаться. Да что там — не каждый! Случаи обнаружения достаточно хорошо сохранившейся космической техники Первых можно по пальцам пересчитать! Куда чаще находят развалины на планетах. А тут целый корабль. Игра однозначно стоит свеч.

— Патрон, а вы уверены, что какой-то непонятной легенды достаточно, чтобы тащиться в дикую даль без малейших гарантий? — хмыкнул я.

— Уверен. К тому же у меня есть подтверждение. — Пьер странно на меня покосился и уточнил: — Теперь есть.

— Так мы за этим к господину Ма ходили? — дошло-таки до меня.

— Да. Я случайно наткнулся на обрывки текстов, которые выложил в Сеть его представитель. Старый Ма, чтоб ты знал, был одним из самых известных коллекционеров. Его собранию артефактов Первых мог любой позавидовать. Теперь, правда, львиная доля его сокровищ моя… Впрочем, неважно. Та самая друза кристаллов, которую он отказался продать, не что иное, как информационный накопитель. Не знаю, где он его взял, но данные там содержатся весьма любопытные, в том числе и информация о Ковчеге. И я теперь с уверенностью могу утверждать, что это именно корабль. Причем корабль огромный. А возможно, и целая космическая база. Как тебе перспектива?

— Дух захватывает, если честно, — подыграл я шефу. — Мне нужно знать что-то еще?

— Да. Судя по косвенным данным, объект находится где-то на границе сектора Тау. И там очень легко нарваться на всяческих лихих ребят. Это я уже молчу про их Патруль. Поэтому мне и понадобился специалист твоего профиля.

— Думаю, вы не ошиблись в выборе, патрон, — вздохнул я.

— Что-то не вижу энтузиазма.

— С моей деятельностью на дипломатическом поприще у меня связаны далеко не лучшие воспоминания, — поморщился я. — Не думал, что снова придется браться за старое. Но от судьбы, видимо, и впрямь не уйдешь.

— Так ты согласен отправиться со мной?

— А куда я денусь? Мне показалось, что мы выяснили это еще утром.

— Ладно, Паша, не заводись, — поднял Пьер руки в примирительном жесте. — Ты мне реально нужен. Другого специалиста за оставшееся время я уже не найду. Текущий рейс последний. Когда прибудем на Брод, займемся подготовкой к экспедиции. Нужно будет найти еще кое-каких спецов, это займет пару месяцев, не больше. А потом в путь.

— У меня есть одно условие, патрон.

— Я, собственно, не сомневался, — ухмыльнулся шеф.

— Я хочу, чтобы, когда мы отправимся на поиски вашего Ковчега, моя помощница осталась в пределах Федерации. И это не обсуждается. Даже если она будет сопротивляться.

— Ты все-таки в нее втюрился! — изобличающе ткнул в меня пальцем Виньерон. — А она молодец, между прочим. Хорошо, условие принимается. Все равно примерно половина команды останется на Броде, особенно из числа обслуживающего персонала. Так что как-нибудь от твоей Женьки избавимся.

— Я надеюсь на вас, патрон.

— Ладно, с этим разобрались. Но у меня есть для тебя еще одно поручение. — Шеф наконец перестал мусолить сигарный окурок и аккуратно забычковал его в массивной пепельнице. — Ты, конечно, будешь смеяться, ведь таких совпадений не бывает… Короче, Тарасов — один из тех спецов, которых я собирался найти в самое ближайшее время.

— Да ладно!

— Не перебивай. Мне на него дали наводку еще полгода назад, но тогда он безвылазно торчал на Ахероне, и добраться до него не было никакой возможности.

— А чем это он так знаменит? — с показным безразличием поинтересовался я.

Чует мое сердце, здесь что-то не так. А интуицию я уже давно игнорировать перестал — себе дороже, убедился на горьком опыте.

— Помнишь, лет пять назад шумиха была? Возвращение изолированного мира Фронтира в лоно Федерации? Как раз тогда удалось восстановить связь с системой Риггос-2. Ахерон — ее столичная планета. Там сохранилось население, пережившее атаку легорийцев. Случай на данный момент беспрецедентный. Так вот, Тарасов — на тот момент еще капитан-лейтенант — первый разведчик, проникший на планету. Он сумел убедить местное правительство пойти на контакт с федералами, но суть не в этом. Ахерон оказался еще одним полигоном Первых наряду с Землей и Легорией. Это установлено точно, правда, информация засекречена. Тарасов нашел на планете полуразрушенную базу Первых. Кое-какие образцы там сохранились, плюс обнаружилось несколько кристаллоносителей. Это событие породило первую волну интереса к Первым. Черный рынок буквально бурлил какое-то время, потом ажиотаж пошел на спад. Все устаканилось, но ненадолго. Буквально через пару лет технологии Первых всплыли уже на Нереиде. Об этом тоже мало кто знает, но, насколько мне удалось выяснить, полученные Тарасовым в ходе разведывательной миссии данные легли в основу исследований целого лабораторного комплекса, затерянного среди островов Южного полушария планеты. А это тот еще лабиринт, надо сказать. Короче, яйцеголовые сумели восстановить кое-какие технологии в сфере клонирования, через что получили неприятности на задницы. Никто толком не знает, что стряслось, но какие-то левые типы напали на комплекс и попытались вывезти оборудование и образцы. Поговаривают, что к этому причастна компания «Внеземелье». Поговаривают также, что они что-то обнаружили на Находке.

— Там же сейчас карантин, — удивился я.

— Ага, именно поэтому и карантин. Тут тоже история темная. Но вернемся к нашим баранам. Заваруха на Нереиде получилась знатная, комплекс вместе со всем персоналом сровняли с землей. Выжили двое, но про них вообще ничего не известно. Удалось лишь выяснить, что их спрятали на Ахероне. И Тарасов с ними контактировал. Это уже вторая причина, чтобы привлечь его к сотрудничеству. Наводку на него дали надежные люди, имевшие непосредственное отношение к «Внеземелью». Операцию по захвату мы готовили больше месяца. Представь мое разочарование, когда выяснилось, что ранее недоступный Тарасов с Ахерона улетел. Но в пункт назначения не прибыл. Исчез по пути.

Ага, засада.

— Это несколько нарушило мои планы, — продолжил Пьер, — поэтому пришлось переключиться на покойного господина Ма. Каково же было мое удивление, когда мы обнаружили неуловимого Тарасова у него в подвале! Возникает закономерный вопрос: зачем он понадобился азиатам?

— Могу дать не менее закономерный ответ, — фыркнул я. — У вас, патрон, есть конкурент.

— Думаешь? Впрочем, это логично. Если уж я сумел раздобыть такие сведения, почему они не могли попасть к кому-то еще?

— Вспомните Босуорт-Нова, — подлил я масла в огонь. — Кто пытался перехватить Джейми? Правильно, местная мафия при поддержке якудза. Тот японец в лесу, помните?

— Выходит, кто-то на Сингоне пытается нас опередить, — задумчиво выдал Виньерон. — И, судя по кое-каким признакам, этот «кто-то» — один из кланов якудза. И они явно не поставили в известность руководство. Потому что верховодят там сейчас китайские семьи. А ситуация такова, что между этническими группировками в любой момент может вспыхнуть война. Вспомни хотя бы юного Хикэру. И Нобору мне о чем-то подобном намекал.

— Нам нужно спешить, патрон.

— Кто бы спорил… Но и вслепую тыкаться смысла нет. Тогда тем более необходимо склонить Тарасова к сотрудничеству. Он нам необходим и как эксперт, и как выход на тех двоих, что спаслись на Нереиде. Они еще более ценные источники информации. Ты понял, Паша?

— Не думаю, что смогу, — помотал я головой. — Тарасов тот еще тип, мне одного разговора хватило.

— Ты психолог, тебе и карты в руки, — ухмыльнулся шеф. Правда, ухмылка получилась довольно-таки хищная. — Или придется его принудительно пропустить через мнемосканер. Хочешь взять грех на душу?

Чертов Пьер! Знает, на что давить.

— Ладно, патрон, я попробую…

— Попробуй, Паша, попробуй. И постарайся не затягивать.

— Хорошо, патрон. И еще хотелось бы очертить, так сказать, рамки дозволенного.

— А, вербовать так вербовать! — рубанул рукой воздух шеф. — На твое усмотрение. Все равно, если не договоримся, в «мозговерт» его. Что очень нежелательно.

Где-то в гиперпространстве, борт лайнера Magnifique,

6 июля 2541 года, день

От Виньерона я ушел в несколько растрепанных чувствах. С одной стороны, участвовать в явной авантюре ох как не хотелось, с другой — а куда деваться? Я теперь повязан, и альтернатива одна, причем не самая приятная. Плюс Женька. Та еще проблема, между прочим. Несколько скрашивал мое положение тот факт, что Тарасов тоже попал как кур в ощип. И было бы логично рассматривать его в качестве потенциального союзника. С этой точки зрения поручение Пьера пришлось весьма кстати — под шумок можно совершенно спокойно общаться с пленником, не вызывая подозрений. Собственно, а что откладывать? Не дожидаясь остановки лифта, я подкорректировал место назначения и вскоре вновь оказался в храме медицины. Док Шульц препятствовать не стал, благо обед и дневные процедуры уже закончились, и мне оставалось лишь пересечь короткий коридор и войти в палату.

Тарасов моему появлению слегка удивился — соскучиться он еще явно не успел, — но и возмущения не выказал. Я без лишних слов устроился на отменно неудобном пластиковом табурете, как Пьер давеча, и принялся сверлить пациента тяжелым взглядом. Никакой особой цели я этим не преследовал, просто хотелось посмотреть на реакцию. И та не заставила себя долго ждать.

— Ты меня загипнотизировать собрался? — ухмыльнулся Тарасов через пару минут. В молчанку играть ему быстро надоело, как я и предполагал.

— Думаешь, прокатит? — не остался я в долгу.

— Вряд ли, — хмыкнул он. — Но ощущение забавное. Так меня еще никто не колол. Обычно сразу по морде норовили заехать.

— Думаешь, прокатит?!

— Но-но, я бы попросил! — уже откровенно рассмеялся пленник. — Я сейчас не в той форме, да и настроения нет, честно говоря.

— Ну так я попозже зайду.

— Можно, конечно, — окинул он меня задумчивым взглядом. — Только, боюсь, я в заведомо проигрышном положении. Меня ведь все равно просто так не отпустят?

— Лично я тебя не держу, — безразлично пожал я плечами. — Но Пьеру ты зачем-то нужен. Поэтому, как человек, довольно близко с ним знакомый, советую…

— Э-э-э… стесняюсь спросить… а вот это ваше близкое знакомство, оно какого рода?

Опа! И кто тут кого на вшивость проверяет? Задавив в зародыше рванувшую откуда-то из глубины души ярость, я как можно незаметнее выдохнул и продолжил как ни в чем не бывало:

— Советую пойти ему навстречу. Для здоровья полезней.

— Думаешь? Но мне всегда казалось, что венерические заболевания его отнюдь не прибавляют.

Я дернулся было, но в очередной раз взял себя в руки и остался сидеть, даже в лице не переменился, проигнорировав ехидный взгляд. Чем не повод для гордости? Тарасов, кстати, мою выдержку тоже оценил. Правда, это не помешало ему с огромным удовольствием закончить фразу:

— Так что извини, братан, это без меня.

Н-да, не ошибся я в нем. Тяжелый человек. Надо что-то делать, но вот что? Ну-ка, а что на этот случай говорит наука конфликтология? Налицо межличностный конфликт, или, по крайней мере, попытка его развязать. В данной конкретной ситуации некий Тарасов, несмотря на свой статус пленника, придерживается активной стратегии, а я, так уж вышло, пассивной. Меня такое положение дел не устраивает. Посему надо перехватывать инициативу. Приспособленчество не поможет — это откровенный уход от проблемы. Но и деструктивный характер действий, как у неугомонного пациента, тоже не выход — такая ситуация может завершиться только дракой. А он, судя по всему, как раз и пытается ее спровоцировать. Итог — конфликтная ситуация разрешается в пользу моего оппонента. Нет, мне профессиональная гордость не позволит так позорно слиться. Я хоть личность и психически неустойчивая (не по своей вине, надо признать), но к усугублению осознаваемых трудностей совсем не склонен. Конструктивная стратегия наш выбор. Драться я не хочу. На контакт пленник не идет. Угрожать бессмысленно. Остается что? Правильно, высмеять его. Конечно, и в этом случае потасовка весьма вероятна, только словесный поединок сольет уже он. Что, собственно, и требуется. Ну а если не поведется, то честь ему и хвала.

— Вы хотите поговорить об этом? — тоном заправского психоаналитика поинтересовался я, выгнув бровь. Жаль, обстановка не совсем соответствовала. Впрочем, определенные аллюзии все же были.

— Знаете, доктор, когда я был маленьким, — начал Тарасов, сложив руки на животе и закрыв глаза, — я, как бы это помягче… подвергся насилию. Он был огромный и лохматый, его звали Тедди. Мы жили с ним душа в душу лет до четырех, спали всегда только вместе, а потом он превратился в монстра!

— Не улавливаю связи с подсознательным страхом венерических заболеваний, — глубокомысленно изрек я, выслушав его тираду. — Может, припомните еще что-то? Например, вас преследовала надувная женщина-вампир, или, я не знаю, у вас была боязнь примерочных кабинок в магазинах?

— Не припоминаю, доктор. Может, еще раз гипноз попробуете? У вас сразу такое лицо забавное становится, как у какающей собаки.

— Вы хотите поговорить об этом? — прищурился я.

Несколько секунд мы пожирали друг друга не самыми дружелюбными взглядами, а потом одновременно заржали. Не помню, чтобы меня раньше так на «ха-ха» пробивало. Но каков гусь! Такой сам кого хочешь до белого каления доведет, а я тут его на вшивость проверять взялся! Отсмеявшись, я коротким жестом отослал встревоженного санитара, явившегося выяснить, по какому поводу ржач, и прочистил горло.

— Надеюсь, больше к вопросу о половых извращениях возвращаться не будем? — поинтересовался я, перехватив взгляд Тарасова.

Тот успокоился даже раньше меня, и сейчас в его глазах не читалось и тени насмешки.

— А ты хочешь? Любой каприз за ваши деньги.

— Не начинай снова, а? — поморщился я. — Давай серьезно. Я просто выполняю свою работу, ничего личного.

— Выполняй, кто против? — пожал плечами Тарасов. — Только меня не доставай, хорошо?

— Я вообще-то по делу. И, если честно, думал, что у тебя будет много вопросов.

— Я пленный, какие, на фиг, вопросы? — резонно удивился мой собеседник. — Или ты ждал, что я начну выпытывать, когда кормежка? И когда прогулка? Так оно само собой прояснится, когда время подойдет.

— То есть насчет твоего… э-э-э… статуса вопросов нет?

— Пожалуй, есть один, — кивнул Тарасов. — Этому твоему Пьеру доверять можно? То, что он сказал, соответствует действительности? Или он мне лапшу на уши вешал?

— Думаю, конкретно в этом вопросе можно. Другое дело, а можешь ли ты доверять моему мнению? Кстати, могу соцопрос провести среди членов экипажа.

— Спасибо, доктор! — не остался в долгу пленник и добавил с неприкрытым сарказмом: — Придется, видимо, все же воспользоваться гостеприимством господина Виньерона.

— Это пока что не гостеприимство, — покачал я головой. — Это больничная палата. Как только док тебя выпустит, сразу приходи ко мне, будем решать с жильем. Вторая пассажирская палуба, там спросишь координатора по работе с пассажирами. А я, пожалуй, больше тебя беспокоить не буду.

— И на том спасибо, — хмыкнул Тарасов. — Как только, так сразу.

— Ладно, бывай.

Выбравшись в коридор и убедившись, что ехидный пленник меня не видит, я задумчиво почесал в затылке. Вроде бы и пришли к какому-то консенсусу, а вроде бы как и при своих остались. Чувствую, намучаюсь я с этим типом… С другой стороны, если удастся с ним договориться дружить против Пьера… Мечты, мечты, как вы прекрасны! Ладно, еще не вечер.

На выходе из медотсека я снова столкнулся с доктором Шульцем. В самом прямом смысле слова, между прочим: задумавшись о высоком, я буквально налетел на медика. Правда, своротить довольно массивного дока не получилось, и я недоуменно отпрянул, перехватив его насмешливый взгляд.

— Пообщались, Пауль? — поинтересовался он, кивнув на дверь в торце коридора.

— Можно и так сказать, — вздохнул я. — Док, как вы с ним справляетесь? Язва, а не человек.

— Да? А мы неплохо ладим, — удивился врач. — Таких бы пациентов почаще. Лекарства принимает, процедуры не игнорирует, систему жизнеобеспечения не отключает. Душка, в общем. Чувствуется опыт.

— Ладно, док, всего хорошего, — попрощался я и шагнул в кабину лифта.

Разговаривать ни с кем не хотелось — переборщил я уже сегодня с этим делом, а потому решил отсидеться до конца рабочего дня в собственном кабинете. В идеале вообще ото всех бы запереться и инфор вырубить, но за неимением гербовой, как говорится…

В приемной, за исключением примерного помощника в лице Евгении Сергеевны, никого не было, и я вознамерился было нырнуть в кабинет, но наткнулся на холодный взгляд девушки и резко остановился. Черт, похоже, снова придется использовать профессиональные навыки. Жаль только, что применительно к ней они, как правило, бессильны.

— Меня никто не спрашивал? — для проформы поинтересовался я, чтобы хоть как-то начать разговор.

— Нет, босс.

Опа! Похоже, тут задачка потруднее, чем с несговорчивым Тарасовым. Льда в голосе девушки хватило бы, чтобы наморозить нехилых размеров айсберг. Правда, с эмоциями она справлялась не очень хорошо — плотно сжатые губы ее едва заметно дрожали. Вот только непонятно, от гнева или обиды. Впрочем, одно другому никак не мешало.

— Может, поговорим? — предпринял я еще одну попытку.

— Как скажете, босс.

Н-да, градус если и повысился, то незначительно. Я раздраженно прошелся перед ее столом туда-сюда и наконец выдал:

— Объясни мне, в чем проблема.

— А вы так и не поняли, босс?

Я собрался было ляпнуть что-то про критические дни, но вовремя опомнился и лишь покачал головой, мол, вообще без понятия.

— Значит, никакой проблемы нет, — заключила Евгения и уткнулась в монитор, демонстративно меня игнорируя.

Я постоял еще немного, тщетно пытаясь дождаться пояснений, понял, что дело дохлое, и прошел в кабинет. Уловив отчетливый звук удара кулаков по столешнице, прислушался, оставив дверь неплотно прикрытой. Следом задребезжала по полу кофейная кружка, потом до слуха донесся легкий топот и громкий хлопок — судя по всему, Женя со всего маху впечатала створку в косяк. Интересно, чего это она так разбушевалась? Вообще, на нее непохоже — оставить рабочее место в самый разгар дня. Н-да, или я совсем идиот, или одно из двух…

Мысленно послав все проблемы далеко и надолго, я развалился в кресле, но сегодня оно почему-то показалось мне отменно неудобным. Раздраженно поерзав, но так и не устроившись толком, я от души выматерился и отправился в каюту. Может, хоть в кровати расслаблюсь…