«Отъезд автора из Почоры в Сибирь; о встрече с пятью ссыльными, сосланными Великим Князем, об их несчастиях и о прибытии в Папингород [41]

Когда мы все встали, наш приказчик просил у почорского воеводы распорядиться насчет оленей, чтобы ехать в Сибирь, и тот доставил нам семь штук, именно: по одному для приказчика, для подручного, для меня, два для матросов, по одному для проводника и под табак и водку с провизией, которой он снабдил нас до Папингорода; деньги приказчик взял с собою. Когда олени запряжены были в соответствующее количество саней, воевода велел заложить еще одни для своего слуги — проводника, который должен был ехать с нами до известного места, где нам предстояло переменить оленей, а он должен был вернуться назад с оленями воеводы. И за все это мы заплатили ему 4 дуката. Прежде чем отправиться в путь, мы выпили по пяти или шести чарок водки на расставанье, и, поблагодарив за доброе расположение нашего почорского хозяина и вичорскаго воеводу, мы простились и отправились в путь, следуя по берегу реки, по местности крайне неприглядной, без всяких проезжих дорог, и в течение добрых 4 часов не встретили живой души, кроме четырех белых медведей огромной величины, которые пересекли нам дорогу, перебегая от реки, где они были при нашем появлении, в лес; часа через два мы очутились поблизости от 7— 8 хижин, где, однако, мы никого не застали, так как жители ушли на охоту.

Тут мы сошли с саней, чтобы подкрепиться, а в это время пятеро или шестеро мужчин, с женами и детьми, вернулись с охоты, которая была для них очень удачна, так как они принесли шесть шкур медведей, четыре волчьих, семь белых лисиц, пару горностаев и восемь соболей.

Они очень удивились, увидев нас, и хотели было убежать, если бы данный нам почорским воеводой проводник не подошел к ним и не уверил их, что мы их друзья и купцы, едущие в Папингород, и что мы у них купим меха; тогда они подошли к нам и с изумлением разглядывали нас, сколько ради одежды, непохожей на их костюм, столько же ради нашего наружного вида и языка, которого они никогда не слыхали, как и мы их языка; затем мы затеяли с ними торговлю, при помощи нашего переводчика, и они доставили нам оленей для дальнейшего пути, вплоть до устья Папиногородской реки.

Через два или три часа после того как мы покинули реку Почору, следуя по течению Папиногородской реки, по очень тяжелой дороге, мы увидали пять человек, одетых в медвежьи меха по-московитски, выходящих из леса навстречу нам. Каждый из них имел на плече ружье, сбоку охотничью сумку, а также нож в ножнах, вроде наших охотничьих; мы велели проводнику остановить оленей, чтобы узнать, кто они такие? Один из них, признав в нас иностранцев, поздоровался с нами по-немецки, высказав пожелание быть столь же свободным, как и мы. Наш приказчик, родом из Нижней Саксонии, услышав родную речь, спросил: откуда они? Тот ему ответил, и когда оказалось, что они знакомы, приказчик сошел с саней, обнял его и спросил: как он здесь очутился? Саксонец отвечал, что он сослан великим князем охотиться на соболей, что считается наказанием в этой стране, как во Франции ссылка на галеры; одни остаются здесь по 10 лет, другие по 6, иные по 3, кто больше, а кто меньше, а затем, по миновании срока ссылки, они свободны.

Это известие заставило всех нас сойти с саней, и не успел я стать на ноги, как один из пятерых меня узнал, взволнованный, бросился меня обнимать и спросил по-французски: откуда я и куда еду? Это меня очень удивило, так как я не узнавал его благодаря, с одной стороны, одежде, большой бороде и облысевшей голове, с другой — благодаря худобе его тела, от которого осталась только кожа да кости; видя это изумление, он сообщил мне, что он — лотарингский дворянин, полковник московитского конного полка, который столько раз угощал меня в Стокгольме и хотел даже взять меня в Москву. Роскошное платье, в котором я его видал когда-то, уважение, которое ему тогда все оказывали как по причине его щедрости, так и ввиду высокого поста, который он занимал, командуя полком и отличаясь беззаветной храбростью, и теперешний его жалкий вид вызвали у меня слезы и вздохи сожаления. Я его снова и снова обнимал, расспрашивая о причине его опалы. Он мне объяснил: произошло это оттого, что великий князь заподозрил его в измене и за это сослал в Сибирь на три года, что он неописуемо страдает благодаря опасностям, которым подвергаются все ссыльные то на охоте, то от голода и жестоких морозов, которые приходится выносить, или же от встречи с массами диких зверей, которые на них нападают при недостатке пищи в других местах, и им приходится обороняться. Ко всем этим бедам надо прибавить, что, если они не добудут того количества соболей, которое им назначено, их жестоко наказывают плетьми из толстой и грубой кожи и бьют по всему обнаженному телу. Знакомец нашего приказчика рассказывал то же самое, а остальные ссыльные, которые все говорили хорошо по-французски и по-немецки, из коих один занимал высокий пост при великом князе, другой был генерал-лейтенантом, а прочие — значительными чиновниками, — все они оплакивали свои бедствия, уверяя нас, что как только они отбудут свой срок и вернут себе свободу, они удалятся в такие места, где великий князь не имел бы над ними власти. Чтобы утешить этих несчастных, мы достали нашу провизию, расположились все на мху и стали их угощать, уверяя их, что мы готовы способствовать их освобождению. Они благодарили нас за это, но доказывали, что им невозможно спастись, так как их знают воеводы во всех острожках, куда мы должны поневоле заезжать; это навлекло бы на нас смертную казнь, равно как и для них, после страшных пыток, от которых пострадали бы и мы. Эти слова еще более увеличили печаль, которая наполняла наши сердца, ибо мы не могли смягчить бедствия, в котором они находились. Только после беседы, длившейся более 4 часов, мы решили с ними расстаться, дав каждому из них по полфунта табаку и угостив их водкой, сухарями и пряниками, которые мы взяли из Почоры, и солониной. Мы сели в сани и, расставаясь с ними, пожелали, чтобы Бог помог им переносить страдания, выразив надежду скоро видеть их в добром здоровье. Затем мы двинулись в путь и ехали целых три часа, не встречая никакого жилища; потом мы наехали на пять или шесть хижин, где и остановились; в них оказалось около дюжины жителей, у которых мы спросили: нет ли у них чего променять? Они показали нам шкуры, которые мы у них и купили на деньги и за водку, до которой эти люди большие охотники.

Продолжая наш путь вдоль реки, мы встречали там и сям хижины, и в них где по одному, а где по нескольку жителей, у которых мы покупали наличные меха на деньги и за водку, за исключением соболей, которых они не желали продавать, боясь, что узнает об этом воевода Папингорода, куда мы направлялись, так как он всегда досматривает товары, отыскивая среди них соболей. Мы перевалили горы, которые разделяют Борандай от Сибири, — путь очень тяжелый и трудный по причине безлюдности этих мест, которые и не могут быть обитаемы как по своей бесплодности и по множеству снега, так и по чрезмерному количеству белых медведей и волков. Их так много, что мы постоянно были в страхе, пробегая этими местами и ежеминутно ожидая нападения, хотя, оказывается, они нас столь же боялись, как и мы их, и видно было, как они разбегались то в ту, то в другую сторону при нашем приближении, считая нас за охотников благодаря нашему блестящему оружию, а мы были просто купцы. И вот, после больших затруднений, с которыми должны были справляться олени при перевале через хребет, на что мы употребили 10 или 12 часов, мы спустились в одну сибирскую деревушку, обитатели которой были одеты в медвежьи шкуры, шерстью вверх, но носили белье и сапоги с подковками, из чего мы заключили, что они более образованы, чем те, которых мы только что оставили. Они и приняли нас более учтиво, и расспрашивали: кто мы, откуда и куда едем? Мы выпили и закусили с ними тем, что имели, а они нам принесли своего угощенья, которое состояло из соленого волчьего и медвежьего мяса с пряниками и водкой; мы скупили у них на деньги меха, за исключением соболей; потом, отдохнув часов пять на медвежьих шкурах в одной из хижин, построенной на лапландский манер, мы выпили на каждого по глотку водки, сели в сани и продолжали наш путь к Папинову городу, куда и прибыли, часов через 20, с отдыхом для кормежки наших оленей.

Прием, оказанный воеводою Папингорола датчанам, с коими находился автор

Воевода Папинова города, узнав о нашем приезде, велел придти к нему в замок, для того чтобы узнать, кто мы и что нас привело сюда, а также откуда мы едем. Мы отправились по его требованию, приветствовали его, и наш приказчик вполне удовлетворил его любопытство, так как знал московитский язык.

Узнав, что мы датчане и купцы, приехавшие покупать меха, он принял нас очень любезно и, чтобы показать свое расположение и готовность на услуги, признавая нас за друзей, он предложил жене выйти и приветствовать нас. Она вышла, неся, по московитскому обычаю, в одной руке бутылку водки, а в другой серебряную чарку, а девочка следом за ней несла ломоть пряника. Хозяйка приветствовала нас, согласно обычаю, наклонением головы, причем опустила конец правого рукава рубашки и он скользил по земле; приказчик тотчас бросился его поднимать и поцеловал, потом поцеловал подручный, а за ним и я; тогда она, левою рукой приподнимая вверх, собрала в складки рукав, который сама же распустила, и, принявшись за бутылку с водкой и чарку, каждому подала по полной чарке и по кусочку пряника, стоя у конца стола подле мужа; затем она удалилась туда, откуда пришла. После этого мы угощались с воеводой, а засим отправились спать на очень хороших кроватях, как тут принято.

Торговля, которую вели спутники автора — датчане — в Папингороде; положение этого города, нравы и одежды сибиряков и московитов

Мы отдохнули 6 или 7 часов в доме воеводы, который встал тотчас же, как только один из слуг доложил ему, что мы проснулись, и пришел нас проведать в нашу комнату; за ним слуга нес бутылку водки: сам он выпил большую чарку и нас угостил. Затем он спросил, хотим ли мы купить его меха; приказчик отвечал утвердительно, попросив осмотреть их все, сторговался и уплатил деньги. Не имея больше мехов сам, воевода позвал некоторых обывателей, у которых, как ему было известно, были меха, и мы купили их с его разрешения; после этого нам снова пришлось приняться за выпивку и куренье табаку.

В то время как наш приказчик с подручным были заняты торговлей, я пошел прогуляться по городу, который расположен в красивой местности, в небольшой болотистой котловине, окруженной довольно высокими горами; подле города протекает очень красивая и рыбная река; дома дурно построены, низки, все сделаны из дерева и дерна, щели между бревен проконопачены мхом; а городская мостовая состоит из деревянных пластин, плотно пригнанных одна к Другой.

Важные обыватели этого города носят штаны, чулки, длинное платье, которое у них спускается до пят; и узкие рукава, — все из сукна, у одних — одного, у других — другого цвета; обувь составляют кожаные сапожки, то синие, то красные, то желтые, с железными подковками на каблуках, как у поляков, а на голове суконная шапка, отороченная то черной лисицей, то белкой, то горностаем, а у некоторых соболем, как видно на рисунке. Что касается женщин, то они очень красивы, белы и полны, с темно-русыми волосами и, как все московиты, очень приветливы. Подобно своим мужьям, они носят платье до пят из сукна красного, фиолетового или голубого цветов, сшитое наподобие полукафтана, отороченное белым лисьим или собольим мехом, с длинными висячими рукавами, которые приколоты к платью; других рукавов, куда бы они могли поместить свои руки, у них нет, так как рукава их рубашек необычайно длинны и каждый имеет до 5 локтей длины; сшиты они из очень тонкого полотна и собраны на руках в складки. На голове носят род овального чепчика, а волосы заплетены в косы, украшенные лентами, которые спускаются позади плеч. Башмаки у них из русского сафьяна. Они носят также пояса из жемчуга средней величины.

Что касается до родившихся в Сибири, то они не очень отличаются от самоедов, борандайцев и других северян, как по нравам и костюму, так и по образу жизни.

Все московиты — николаисты по религии; они грузны, крепки, подвижны, ловко стреляют из лука и вовсе не сутяги: так как законы их основаны на полном равенстве, то они сурово наказывают предателей, воров и убийц; они довольно невежественны, любостяжательны, любят выпить, мужиковаты и столь, ревнивы, что запирают своих жен, как пленниц, в комнаты (терема), не позволяя им выходить без разрешения, а последние до такой степени порабощены, что не смеют показать никакого знака расположения чужестранцу и уверены, что мужья их не любят, если не поколачивают время от времени.

Отъезд автора из Папингорода в обратный путь через Самоессию на датские суда; нравы, образ жизни, одежда и другие особенности самоедов

Наш торг окончился, и мы купили порядочное количество шкур волчьих, белых и черных лисиц, рысей, соболей, горностаев и белок; все это с мехами, купленными на пути от Печоры сюда, составило груз более чем одних саней. Так как у нас осталось еще много табаку и около 5000 дукатов деньгами, то наш уполномоченный и подручный хотели пустить их в оборот и купить мехов, почему и решили обратный путь на корабли совершить через Самоессию. Для этой цели мы купили у нашего хозяина-воеводы водки и провизии, по расчету на 12 дней. Покончив с покупками, наняв оленей и расплатившись, мы устроили в заключение с хозяином пирушку, которая длилась более 10 часов; после этого мы соснули около 8 часов, и так как олени были запряжены, товары запакованы и уложены вместе с провизией, то, поблагодарив нашего хозяина, отправились в путь и быстро ехали около 17 часов, покупая меха у сибиряков, вплоть до гор Рифейских, которые мы перевалили в 6 часов и приехали в Самоессию, страну совершенно пустынную, гористую, поросшую можжевельником, сосною, елью, обильную мхом, а также и снегом, со множеством волков, медведей, совершенно белых лисиц, которых мы ежеминутно встречали по пути, но теперь уже ничуть не боялись.

При спуске с горы Столпохен, из которой вытекает источник Борсагач, мы встретили 8 или 9 хижин, куда и направились, как для того, чтобы выпасти тут оленей, так и для того, чтобы отдохнуть самим. У жителей деревеньки мы выменяли на водку шкуры волков, лисиц (белых и черных), а также бобров, выдр, росомах, несколько шкурок горностаев и сверх того свыше двух соруков соболей, которых они нам ни за что не хотели продавать, несмотря на всяческие убеждения нашего проводника-борандайца, уверявшего, что им нечего бояться: мы-де купцы, едем прямо на корабли, нас не будут досматривать нигде, так как мы не встретим по дороге ни одной станции, ни одной таможни. Они ничего не хотели слушать, пока мы не напоили их допьяна; тогда они нам продали собольи шкурки, ибо винные пары имели над ними большую силу, чем все красноречие нашего борандайца. Мы легли спать в одной из хижин, вместе с хозяином, хозяйкой и детьми, вповалку, как звери, на медвежьих шкурах; через 5 или 6 часов я проснулся от шума, который поднял хозяин, сзывая своих домочадцев, которые встали и вышли наружу.

Любопытство заставило меня посмотреть, куда они идут, и я увидал, как позади хижины они становились на колени, поднимая руки к небу и поклоняясь солнцу, которое они почитают за Бога.

Самоеды еще коренастее, чем лапландцы и борандайцы, имеют также довольно большие головы, лицо плоское, нос шире и курносый; они не имеют почти никакой растительности на лице и землистый цвет лица. Одежда мужчин состоит из круглой курчавой шапки, как бы сделанной из бараньей шкурки, из штанов и верхнего платья из шкур белых медведей, доходящего только до колен, подпоясанного ниже живота поясом в 4 пальца ширины; чулки и башмаки из той же кожи, шерстью вверх; на башмаки надевают они род коньков из древесной коры (лыжи), длиною в два фута, наподобие гондолы; на них они очень быстро двигаются по снегу, которого так много на горах. Они носят черную шкуру со всеми четырьмя лапами, вроде манто, которую накидывают чаще на левое плечо, чем на правое, а поверх этой шкуры повешен колчан, как вы видите на рисунке.

Женщины самоедские еще более безобразны, чем мужчины; они крайне слабосильны, но очень заботятся обучить своих детей ловкости на охоте, которою они живут, а не чему-нибудь другому. Одеты они так же, как мужчины, только верхнее платье немного длиннее, да не имеют накидок на плечах; головной убор совершенно такой же, но волосы заплетают в один пучок, перевязанный внизу лентой из древесной коры, и она свешивается у них на спину. Они ходят на охоту наравне с мужчинами, вооруженные луками и стрелами, как вы видите на рисунке, на котором изображены женщина и мужчина самоедов.

Отъезд автора из Борандая на Новую Землю, о встрече с толпой новоземельцев, поклоняющихся солнцу, и о других двух, поклоняющихся деревянному идолу, называемому Фетиш

Проехав Самоессию и возвратясь в Борандай, к нашим товарищам, ожидавшим нас с нетерпением, мы перебрались на суда, а через 2 часа все подняли якоря и пошли в открытое море, взяв курс на Новую Землю, куда мы и прибыли через 20 часов; у одной местности увидали мы толпу людей, человек в 30, с луками на спинах, опустившихся на колени на берегу моря и поклоняющихся солнцу; это обстоятельство побудило наших капитанов и приказчика держать совет, как им поступить, чтобы завязать торговые сношения с этими людьми, которые им казались еще более дикими, чем прочие. Для этой цели они решили спустить в море три шлюпки, с 10 человеками в каждой, хорошо вооруженными, чтобы оборониться в случае нападения, и я был также назначен в эту поездку. Мы направились к берегу, и когда остановились примерно на четверть лье, все эти дикари, стоявшие на коленях, выпрямились, принялись кричать, выстрелили в нас из луков и побежали, как лани, преследуемые охотником, но никого из нас не ранили, так как стреляли слишком издалека.

Высадившись на берег, мы бросились туда, куда, казалось нам, они скрылись, в надежде кого-нибудь захватить, но нам не удалось этого сделать, так как они пропали из виду и нельзя было даже определить, в какую сторону они побежали; но это не помешало нам идти до самых гор, покрытых снегом; мы углубились еще дальше в страну, и тут мы увидали на пригорках срубленные деревья, обтесанные в виде человеческих фигур, вырезанных очень грубым рельефом, а перед одной из этих статуй, примерно на лье впереди, мы увидали двух дикарей на коленях и с оружием на земле, которые ему поклонялись; заметив нас, они вскочили и убежали, как и те, которых мы видели раньше молящимися солнцу, на берегу моря.

Мы побежали изо всех сил, стараясь их догнать, но они достигли соснового леса столь ловко, что мы не могли узнать, в которую сторону они удалились, а возвращаясь на суда, мы заметили издали еще двоих, поклонявшихся такому же идолу, как изображено на следующем рисунке, которых новоземельцы называют Фетицо [fetizot] и в которых вселяется дьявол, дающий прорицания, как нам сообщил наш капитан.

Тот путешественник, который дал описание государства великого князя Московского, говоря о самоедах, если бы он был в их стране и имел частые с ними сношения, не написал бы, что они поедают иностранцев, что великий князь ссылает преступников на съедение к ним.

Ничего подобного нет.

Хотя жители этих стран плохо сложены телом, скудны умом, не имеют познания о Боге, не боятся мучений в загробном мире, веря, что со смертью тела душа также умирает; хотя они самые несчастные на земле люди, питающиеся летом исключительно мясом медведей, волков, лисиц, соболей, ворон, орлов и другою дикою птицей, которую они поедают на охоте в сыром виде, зимой только прокоптив ее в хижинах, а летом высушив на солнце; этою пищей они запасаются летом, если только им не удастся убить несколько медведей, явившихся, чтобы пожрать их в хижинах, когда в поле нечего взять; тем не менее они остаются всегда гостеприимными, принимая иностранцев, как своих, не обижают их, хотя и выглядят очень жестокими и злыми, но совсем не таковы, а простодушны; и это тем более удивительно, что они живут по соседству с самыми злыми народностями в мире, с татарами и тунгусами, которых часто посещают, торгуют с ними, равно как с сибиряками, борандайцами и лапландцами».