О городе Москве

На древнем гербе Москвы изображался обнаженный Перун на коне, поражающий копьем дракона. Впоследствии его одели и стали называть «Ездец», т. е. просто «всадник», ныне все чаще звучит из уст малознающих — «Святой Георгий».

Перун под воздействием библейских представлений был переосмыслен как изображение потомка Адама: «Близ рая живяху Адамови внуци: безгрешние же суть всии человецы, а не носят одеяние, то яко родишися тако и хождаху…»

 Древний герб Москвы — обнаженный Перун, сидя верхом на коне, поражает дракона

Москва

Почему было бы на Москве царству быти, И кто то знал, что Москве государством слыти.

Исконное население Московской земли, как уже было сказано, финноязычное племя меря и балтоязычное племя голядь (галинды).

В Коломенском (от мерянского слова «колм» — «могилы предков», «кладбище») меря жили много веков, оставив нам памятники дьяковской культуры. Именно меря называли реку «Маска-ава», т. е. «Медведица».

Племя голядь занимало территорию от Москвы до Смоленска. На территории Москвы их села были в Чертанове (Чартона) и в Битцах (Айбица). Река Яуза (Ауза) названа так именно голядью, что на их языке означало «Камышовая, поросшая камышом».

С востока соседями меря были потомки булгар — чуваши и камские булгары — потомки половцев и булгар-чувашей. К югу проживали угрофинские племена — мурома, мещера и мордва (мокша и эрзя). В верховьях Дона — северяне — потомки ираноязычного племени, к этому времени уже ославянившиеся. Но славян пока еще в Москве нет.

Когда же происходит славянизация Московско-Владимирско-Суздальской земли?

К. А. Аверьянов («Московское княжество Ивана Калиты», М., 1993) указывает, что в XII веке большое число селян с украинских (северских) земель заселяет Владимиро-Суздальскую Русь, где их расселяют по границам княжества. Одним из таких пограничных пунктов является Москва. Появление большого количества рабочих рук и скопление этих поселенцев на землях Подмосковья приводит к усилению роли этих земель. А пограничная торговля еще больше способствует росту влияния Москвы.

Благодаря монголам еще больше народу потекло с юга — и Москва стала великим государством.

Московия и ее князья

Обычно, начиная разговор о Москве и Московии, прежде всего вспоминают князя Юрия Долгорукого, называя его, и притом совершенно безосновательно, основателем Москвы.

Не будем отступать от традиции и тоже расскажем о князе Юрии и о Москве.

Как видим, южная граница Московской земли проходила ненамного южнее реки Пахры.

Московская земля в XII — начале XIII века (на карте современной Московской области)

И вот в этих малонаселенных местах довелось охотиться сыну киевского князя Владимира Мономаха Юрию, по прозвищу Долгорукий.

Будет нелишним привести здесь исследование Якова Рейтенфельса о Владимире Мономахе и его сыне Юрии.

И хотя писал Яков Рейтенфельс на основании рассказов русских летописцев, но, видимо, летописи за последние 300 лет слегка изменились.

Исследование русской истории Яковом Рейтенфельсом [53]

«В 1005 году Владимир преставился и впоследствии был причислен к лику святых.

После смерти Владимира между братьями началась борьба. И в это же время некий русский (по имени Хризохир), по свидетельству Кедрина, подошел со многими тысячами своих к Константинополю и, переплыв Пропонтиду, разбил римский флот, но потом был побежден у Лемноса и понес достойное за свою дерзость наказание.

Ярослав Владимирович, уже правя один уделами, первым стал называться монархом.

В 1026 году он выступил против Константина, императора Востока, победил в единоборстве Редедю, вождя корсунян, хотя перед тем был разбит императором, метавшим в него огонь. В этот же промежуток времени прибыл в Россию святой Олаф, при помощи русских пытавшийся вернуть себе отчий престол, но был убит своими в самом начале этой попытки.

В 1041 г. Ярослав разделил царство между сыновьями:

Изяславу — Киев, снова ставший столицей государства.

Святославу — Чернигов.

Всеволоду — Переяславль.

Игорю (Григорию) — Смоленск и Владимир.

Вячеславу — Псков и Новгород.

Вновь начинается междоусобица, пока Владимир Всеволодович (Мономах) не присвоил себе всей власти по смерти остальных претендентов.

В 1043 г. Мономах отправил громадное войско против императора Константина Мономаха, но, будучи отбит, причинил своему народу весьма большие убытки.

В 1053 г. Владимир завоевал Каффу (Феодосию), свалив в единоборстве с коня Германа, правителя этого города. Снял с него тяжелую золотую цепь, унизанную жемчугом и драгоценными камнями. Позднее он завещал, чтобы этот символ его доблести русские цари при вступлении на царство торжественно надевали бы на себя, и присоединил к ней еще пояс и венец, унизанные золотыми бляхами и драгоценными камнями.

В 1075 г. Димитрий, один из русских князей, принял римскую веру.

В 1097 г. Коломанн, король венгерский, объявил русским войну, но был побежден Митсодемом, предводителем гуннов. Тогда же, кажется, и Владимир вторично отобрал город Владимир у дяди своего Святополка, когда тот с помощью Коломанна вторгся туда и избил там более 12 князей половецких с бесчисленными их воинами. Долгое время испытывал он изменчивость счастья в войне и с Инго, королем шведским. У этого Владимира, рассказывают русские, был конь, ведший свой род, через длинный ряд поколений, от Александрова Буцефала, который обыкновенно двигался опустив голову и развесив уши, когда же чувствовал, что на нем сидит его господин, то на глазах всех он, воспрянув духом, несся во весь опор, потрясая землю топотом своих копыт, и отважно стремился навстречу врагу. Кроме того, он, занимая почетное место в конюшне, выгонял других лошадей, кусая их и брыкая. Умирая, Владимир разделил царство между сыновьями Мечиславом, Ярополком и Георгием, причем, однако, одному принадлежала высшая власть над другими.

Мечислав сел было в Киеве в 1116 году, но, похищенный вскоре смертью, оставил все наследство своему брату.

Правление Ярополка Владимировича, унаследовавшего престол от брата, было омрачено необычайными кровопролитными происшествиями, так как русские князья, преследуя в душе различные цели, раздирали братоубийственными руками внутренность государства наподобие гибельного и неожиданного татарского погрома, так что власть как бы по воле слепого рока произвольно находилась то у одного из князей, то у другого. В 1122 году, однако, скифы, опустошившие с громадным войском Фракию, были побеждены Иоанном Комненом. Историк Никет замечает о них, что они разделялись на несколько племен и повиновались не одному вождю, из чего явствует, что то были татары в соединении, несомненно, с некоторыми русскими племенами. За сим Ярополк вместе с другими русскими князьями повел воинов против поляков, своим игом обременявших русских, но был захвачен в плен Влостовичем, польским сенатором, изгнанным королем Болеславом и просившим у Ярополка защиты и убежища в то время, когда ехал как-то по деревне с небольшим отрядом телохранителей, и отвезен живым к Болеславу. Освобожденный за громадный выкуп из плена и клятвенно обещав хранить мир, он (Ярополк), желая отплатить тою же монетой, ибо желание отплатить взяло верх в душе его, послал некоего венгерца или, вернее, московита, отлично знавшего венгерский язык, который притворился также навлекшим на себя гнев своего государя и из-за этого изгнанным, и получил от Болеслава для прокормления своего город Вислицу. Когда король отправился в город Бамберг на свидание с Лотарем, первым императором римским, то этот венгерец, распустив слух о предстоящем нападении русских на Польшу, убедил знатнейших граждан, что Болеслав велит им как можно скорее свозить свои богатства в Вислицу как в безопасное место. А между тем он тайно известил Ярополка, который, явившись с дружиною, захватил город и громадные в нем богатства, причем произошло кровопролитнейшее избиение знатнейших поляков. Болеслав, прославившийся до сего времени 47 победами, желая отомстить за столь возмутительное дело, потерпел около 1139 года в сражении близ Галича такое поражение, что едва спасся сам при помощи одного воина на его лошади. Сколь справедливо поистине воздал Господь каждому за его гнусные торгашеские приемы при военных действиях. Ведь и Ярополк вместо награды лишил своего венгерца зрения и языка, дабы показать, что начальники любят предательство, но ненавидят самих предателей. В это время, и особенно после смерти Ярополка, происходили те страшные междоусобицы меж русскими князьями, о которых я выше упомянул. В 1140 году московиты, став немного более дружелюбными к польскому народу, помогали Владиславу II, собирающемуся вести войну с тревожащими его братьями. В 1150 году в царствование Эриха Святого в Швеции московиты с ливонцами занимались морским грабежом вдоль шведских берегов. Вскоре после сего они даже проникли до столичного города Упсалы, ибо Гольм в то время еще не был выстроен.

Между тем некий Всеволод, а вскоре за ним Игорь были, правда, на короткое время, царями в столичном городе Киеве. После их изгнания им обладали последовательно иные братья — Изяслав и Георгий. В 1158 году Ростислав, князь Смоленский, занял это место. Его свергнул Изяслав Давидович, который сам вскоре был прогнан Георгием, хотя по смерти Георгия он, Изяслав, снова захватил власть в свои руки. После них прославились по России Владимир, а за ним Мстислав Изяславович, а равно и Глеб, князь переяславский, и Роман Смоленский, между тем как Ярослав и Святослав Черниговский вели упорную войну друг против друга из-за престола.

Правда, ныне принято считать годом смерти Владимира не 1005-й, а 1015 год.

О Хризохире вовсе ничего нет в наших летописях.

Редедю, по современным сведениям, зарезал Мстислав, а не Ярослав. Мстислав Владимирович же, по нашим источникам, был князем Тмутаракани, а не Корсуни.

Огонь метали вроде бы в Игоря, а не в Ярослава. Хотя есть сведения, что метали огонь и во Владимира.

О том, что Юрий был когда-то в Москве, да и вообще о Москве при Юрии, Рейтенфельсу ничего неизвестно.

А что же летописи сообщают нам о Юрии и о построении им града Москвы?

С повестями о начале Москвы впервые познакомил читателей В. Н. Татищев. В летописях Голицинской и Никоновской, говорит он, основание Москвы показано в 1151 г. Старинные объяснения возникновения города различны. Одни, согласно польскому историку Стрыйковскому, производят имя Москвы от библейского Mocoxa, но это не доказательно, другие предлагают «особое сказание» об убийстве Кучковичами Андрея Боголюбского, третьи приписывают строение Москвы князю Даниилу Александровичу, но, «не справясь с историями, басню сложили».

Основателем Москвы считается, по традиции, сын Владимира Мономаха — Юрий Долгорукий.

Основатель Москвы — Юрий Долгорукий [54]

Официальная версия

В ответ на вопрос: «Кто такой Юрий Долгорукий?» — большинство наших соотечественников ответит: «Основатель Москвы». Действительно, обвинив в предательстве и казнив Степана Ивановича Кучку, мужа своей любовницы, князь отобрал в казну «села красные», находящиеся в районе Москвы-реки. Летопись впервые упоминает «Москов» в связи со встречей Юрия с союзниками: черниговским князем Святославом Ольговичем и рязанским князем Владимиром Святославичем, состоявшейся 4 апреля 1147 г.

Села были. А являлся ли Долгорукий основателем города Москвы, в то время княжеской «усадьбы», или только ее владельцем, сказать однозначно трудно. Но хотя нигде не сказано, что на месте сел князем был построен город, именно первое письменное упоминание и принято считать датой основания города.

По предположению В. Н. Татищева, Юрий (крестное имя Георгий) родился в 1090 или 1091 году. Он был четвертым (по другим данным — седьмым) сыном Владимира Мономаха. По-видимому, его матерью была не английская принцесса Гита, а вторая жена Владимира, умершая 7 мая 1107 года в Переяславле в дни половецкого набега.

В 1095–1096 годах Юрий княжил в Ростове. С ним туда отправился его воспитатель, варяг Георгий Симонович, который стал тысяцким Ростово-Суздальской земли. Он замещал князя во время его отсутствия, а после смерти Юрия оставался регентом при его младших детях. В 1108 году князь женился на дочери половецкого хана Аепы. После ее гибели на охоте, примерно в 1125 г., вступил в брак с дочерью византийского императора Иоанна Комнина — Еленой. Ее брат Мануил Комнин занимал византийский престол с 1143 по 1180 год. От двух браков у Юрия было 11 сыновей: Ростислав, Андрей, Иван, Борис, Глеб, Мстислав, Василий, Ярослав, Михаил, Святослав, Всеволод (позже получивший прозвище Большое Гнездо). Дочь Ольга вышла замуж за князя Ярослава Владимировича Галицкого, другая дочь — за князя Олега Святославича Северского.

Неизвестно, участвовал ли Юрий в походах своего отца, в летописи упоминается лишь о его походе на волжско-камских болгар в 1120 году. Зато точно известно, что он основал города Юрьев-Польский, Переяславль-Залесский, Дмитров, строил церкви и монастыри.

После смерти в 1132 году старшего брата, великого князя киевского Мстислава Владимировича, начинается новый этап жизни Юрия Долгорукого.

Он изгнал своего племянника Всеволода Мстиславича из Переяславля, но через 8 дней вынужден был уступить город другому племяннику — Изяславу Мстиславичу. Наконец, в 1135 году, по соглашению со старшим братом, великим князем Киевским Ярополком Владимировичем, Юрий получает Переяславль, отдав взамен большую часть Ростово-Суздальской земли. Против братьев выступают новгородцы, Изяслав и черниговский князь Всеволод Ольгович, призвавший на помощь половцев. После нескольких сражений противники заключают мирный договор. Переяславль получает Андрей Владимирович Добрый, а Юрий возвращается на север. Но вскоре боевые действия возобновляются, а после смерти в 1139 году Ярополка Всеволод захватывает Киев. В этом же году сын Юрия Ростислав стал новгородским князем, но вскоре был изгнан горожанами. В отместку его отец занял город Торжок. Но на юге его теснили великокняжеские войска, захватившие Городец Остерский и другие города.

В 1146 году Всеволод умирает. У его младшего брата Игоря киевский престол отнял Изяслав Мстиславич. Вновь разгорелась междоусобная война. Юрий отклонил предложение Изяслава о мире, арестовав его послов. Ростислав Юрьевич, перешедший на сторону киевского князя и даже остававшийся в Киеве во время неудачного похода на Суздаль, был обвинен в попытке склонить киевлян на сторону отца. Изяслав не решился его казнить, а отослал вместе с дружиной к Юрию. Ростислав доложил отцу, что все южнорусские земли готовы перейти под власть ростово-суздальского властителя. В 1149 году Долгорукий с союзниками подступил к Переяславлю. Во время переговоров Изяслав отверг предложение отдать город сыну Юрия, дабы сохранить киевский престол. 23 августа 1149 года состоялось решающее сражение. Переяславцы перешли на сторону сына Мономаха, а остальные войска бежали. Юрий въехал в Киев.

После боевых действий на Волыни в 1150 году удалось заключить мир. Изяслав отказался от Киева в пользу старшего брата Юрия — Вячеслава, князя Туровского. Но бояре отговорили Юрия отдавать престол брату. Вновь началась война. Долгорукий дважды бежал в Городец Остерский, вновь возвращался, но потерпел поражение у реки Рута. Он вынужден был целовать крест, поклявшись, что не будет бороться за киевский престол, а вернется в Суздаль.

В 1152 году Изяслав и черниговцы сожгли Городок вместе с Михайловской церковью. Юрий пытался отомстить, но взять Чернигов не смог. В 1154 году умирает Изяслав, на следующий год преставился Вячеслав. Захвативший Киев Изяслав Давыдович Черниговский вынужден был уступить столицу Юрию. Но и после этой победы Долгорукому пришлось воевать с сыном Изяслава Мстиславом на Волыни. В 1157 году Мстислав Юрьевич бежал из Новгорода. Изяслав Черниговский, Мстислав Изяславич и Ростислав Мстиславич Смоленский стали готовиться к походу на Киев. Но в ночь на 11 мая Юрий заболел, а 15 мая умер. Погребен он был в церкви монастыря Спаса на Берестове. В тот же день киевляне, ранее с почетом встречавшие князя, разграбили его дома и усадьбы суздальцев, убив при этом многих дружинников.

«Заболел и умер». Нечволодов уточняет: «заболев после знатного пира у боярина Петрилы», то есть умер с перепою. Увы! «Для нас веселие пити!»

В основе рассказа о казни боярина Кучки положен широко распространенный мотив о поставлении больших и славных городов «на-крови», т. е. ценою чьей-то гибели. Так основался Рим, Константинополь, так должна была возникнуть и Москва, считавшаяся третьим Римом.

Пересказ легенды по В. Н. Татищеву:

«Великий князь Юрий Владимирович, хотя имел жену, достойную любви, часто навещал жен своих подданных. Среди таких возлюбленных владела им всего сильнее жена суздальского тысяцкого Кучка. Последний узнал о связи жены своей и, подстрекаемый Юрьевой женою, посадил жену свою в заточенье, а сам вознамерился уйти к Изяславу в Киев. Юрий, собравшийся в поход на Торжок, проведал об участи любовницы, оставил войско и в сильном гневе помчался к Москве-реке, на берегу которой жил Кучка. Тут он предал его скорой смерти. Местоположение Кучкова поселка столь пленило Юрия, что он заложил здесь город и прожил некоторое время. Здесь же решил он женить своего сына Андрея на Кучковне; на свадьбу был позван северский князь Святослав (отец Игоря, героя известной поэмы) со своим сыном Олегом. Брачное торжество длилось пять дней. Одарив гостей, великий князь отпустил их, а сам вернулся с молодыми в Суздаль».

Этот рассказ позднего происхождения, по словам Татищева, точно воспроизведен им «по раскольничьему манускрипту» — летописи, взятой у одного раскольника в Сибири в 1721 году.

Итак, прочтя официальные сведения об основателе Москвы, попробуем разобраться в том, кто же основал наш город.

Князь Юрий имел любовницу, жену боярина Кучки, который владел землями по реке Москве. Здесь находились принадлежащие ему «села красные».

Город же, находившийся здесь, на Москва-реке, назывался Кучьков. Возможно, имя «Кучка» — вполне реально. Подтверждением этому служит найденная в Новгороде берестяная грамота.

Текст гласит: «Покланяние от Тодушиль ко Нясть. Шьль ти есмъ Кучькъву. А жь тихъ тя жьдати а а и ти нь хътя жьдати а оу Фьдокь обручь де ево дадя свое възьму».

4 апреля 1147 года где-то на Москве-реке встретился Юрий Владимирович Долгорукий со своим приятелем. Можно ли на основании этого Юрия считать «основателем» города Москвы?

Но вот о чем сообщает рукопись П.Б. F IV, № 226 (л. 10): «При княжении же своем Олг прииде на Москву реку, в яже текут Неглинна да Яуза, и постави ту град и нарече Москва и посади ту князя, сродника своего».

Рукопись С. Б. № 963, л. 106 добавляет: «…и посади тут князя Юрья Володимировича, сродника своего».

Так что Олег построил град Москву гораздо ранее указанного срока, посадив в нем своего родственника — Юрия Долгорукого, в чем не может быть никаких сомнений. Иначе бы памятника Юрию Долгорукому не было.

Историки не хотят обращать внимания на сведения о строительстве Москвы во времена Олеговы только потому, что якобы Олег умер в начале X века, а Юрий жил гораздо позже. Вывод же простой — вероятно, было два Юрия Долгоруких! И никаких проблем!

Интересна легенда о происхождении прозвища Долгорукий.

Рассказывают, что вначале Георгий был обыкновенным трактирщиком. И вот как-то зашел в его кабак царь Иван Васильевич Грозный и о чем-то заспорил с Георгием. Размахнулся Георгий да и вдарил царя по уху. «Ишь ты, храбрый какой, из своего подвала да меня на троне достал. Видать, долгорукий!» — воскликнул Иван Грозный. Так это прозвище и закрепилось. Возможно, это и не совсем так. Если бы Георгий дал по уху Грозному, остался ли бы он жив? Это еще вопрос!

Однако наши предки оставили нам не только это сообщение об основании Москвы.

А. Нечволодов: «Юрий Долгорукий всем сердцем был киевлянином, а на далекую Суздальскую землю смотрел как на второстепенное владение своей семьи.

Но иных взглядов был сын его Андрей. Вся его жизнь с раннего детства сложилась совершенно иначе, чем жизнь отца и других князей Южной Руси, а потому и с совершенно другими чувствами относился Андрей к событиям, совершавшимся на его глазах в этой Южной Руси. Мы уже говорили, что он явился в ней во главе полков своего отца в 1149 году, имея за тридцать лет от роду. До этого же времени он безвыездно прожил в суздальской стороне, в которой родился, вероятно, в 1111 году.

Так могла выглядеть Москва в конце XII в. Рис. С. С. Кравченко

Конечно, с раннего детства, как княжеский сын, Андрей был посвящен во все дела, касающиеся устройства и заселения этого до сих пор лесного и глухого края, и, без сомнения, в его детском сердце оставили самое глубокое впечатление как постоянные рассказы в собственной семье об усобицах, происходивших на юге, так постоянные же рассказы, и притом в самых ярких красках, беспрерывно прибывавших в Суздальский край переселенцев из Южной Руси о тех же усобицах, о злых сечах и пожарах, их сопровождавших, о страшных половецких набегах и о раздирающих душу картинах увода в полон степными хищниками дорогих и близких людей.

Не любил Андрей Киева. И когда Юрий Долгорукий, утвердившись в 1155 году в Киеве, посадил его около себя в Вышгороде, Андрей тайно от отца отбыл в свой любимый Суздальский край».

Княжил Андрей, как и все в то время, ходя в походы и разоряя чужие города и села. Но усобицы княжеские описывать нет смысла. Нас же могут заинтересовать лишь сведения о его кончине.

Андрей Боголюбивый (1112–29.06.1174)

Рассказ занесен в летопись под 6683 (1175) годом: «Убьен бысть великий князь Андрей Суждальский, сын Дюрдев, внук Вододямерь Мономаха, месяца июня в 28 день, канун святых апостол, день бе тогда субота».

Начинается рассказ с характеристики Андрея Боголюбского, где последний изображен как князь благоверный и христолюбивый.

За этим вступлением автор помещает нечто вроде акафиста Андрею. Здесь — многое от сказания о Борисе и Глебе. Чувствуя сам, что отклонился от повествования, автор поправил себя: «Мы же на преднее възвратимся».

Повествование начато с описания заговора, имевшего место в пятницу, во время обедни. Во главе его стал «Яким слуга», возлюбленный князем. Его напугал слух, что Андрей велел казнить его брата. Убить князя было решено в ночное время. В заговоре участвовали: Петр (прозванный «Кучковым зятем»), Яким Кучкович, ключник Анбал (яс), и еще человек двадцать. На канун праздника Петра и Павла подошли они к запертой ложнице Андрея и позвали князя голосом его «паробка» Прокопия. Андрей понял обман и не отпер спальни. Тогда выломали дверь, началась борьба: князь тщетно искал всегда висевший у него меч святого Бориса, но меч предупредительно унес Анбал. Князь был силен, сопротивлялся долго, но пал под рядом сабельных и копийных ударов.

Заговорщики, полагая, что все кончено, ушли, но князь со стоном сошел под сени. Убийцы заслышали его голос, зажгли свечи и по кровавому следу начали искать раненого. Видя неминуемую гибель, Андрей стал читать молитвы; «за столпом всходным» он был найден и добит, причем Петр отрубил ему правую руку. Был убит на другой день «милостьник» княжеский Прокопий, начался грабеж имущества. Чтобы оборониться на всякий случай от прихода владимирцев, заговорщики собрали дружину. Владимирцы уклонились от вмешательства, грабеж продолжался.

На место происшествия пришел «Кузьмище киянин», чтобы найти тело князя. Ему сказали, что оно выволочено на огород и трогать его нельзя — хотят его «выверечи псомъ». Кузьмище стал причитать над телом своего господина, победителя булгар, павшего от скверных «ворожбит» своих. Увидя Анбала, Кузьмище стал просить ковер, чтобы покрыть труп, но тот подтвердил, что решено отдать тело князя собакам. Тогда Кузьмище обратился к «еретику» с укоризной: помнит ли он, в какой сюда пришел одежде. Анбал бросил ему ковер и корзно. Завернув тело, Кузьмище принес его к церкви, но пьяные «паробки» отказались отпереть ее, сказав ему, чтобы оставил труп князя в притворе. Там тело пролежало два дня и две ночи. На третий день пришел игумен Арсений, настоял, чтобы церковь открыли. С клирошанами боголюбскими отпели князя и положили в каменную гробницу. Погром между тем продолжался, в город шли из деревень. Были разграблены дома посадников, княжеских тиунов, убиты детские и мечники князя. То же происходило и во Владимире, пока не положил конец погрому поп Микулица, пришедший в город с иконой Богородицы.

На шестой день «опомнились» владимирцы, послали игумена Феодула и доместика Луку за телом Андрея, а Микулицу с собором нарядили для встречи тела у Серебряных ворот города. Процессия собрала великое множество народа, плакавшего так, что «вопль далече бе слышати». С подобающими почестями положили князя у Богородицы Златоверхой. Славословием новому мученику, «притекшему ко Христу» так же, как и «блаженные братья его — Роман и Давыд», кончается повествование.

В 1702 году Андрей Боголюбивый был канонизирован.

«Степенная книга», составленная во второй половине XVI века, как и положено, «знает» гораздо больше.

Там нашла себе место новая переделка средневековой повести. В основу лег текст первой редакции, но без вступительной хвалебной характеристики Андрея. В изложение внесены новые детали, посвященные как раз дорисовке облика заговорщиков. «Диавол, — сказано в ней, — видя великого князя любимым от людей и добродетелям прилежащим, воздвиг брань от его домочадцев возлюбленных бояр Кучковичей». Они сначала, не без коварства, подбили Андрея взять без ведома отца икону Богоматери, писанную евангелистом Лукой, и увезти ее с собой на север.

Этим Кучковичи надеялись снискать бульшую милость и доверие у «самодержца». Из них наиболее близким к великому князю был «Яким Кучковитин», глава заговора. По совершении убийства, изложенного согласно первой редакции, злодеи понесли заслуженную кару от брата Андрея Юрьевича — Михаила, который, заняв владимирский престол, предал их суду. Но Михаил вскоре умер, и возмездие довершил другой брат Андрея — Всеволод III. Заговорщики были преданы различным казням, иные были помещены в короба и брошены в озеро.

В Никоновском летописном своде помещена новая версия, не дающая, в сущности, никаких дополнений. Она представляет собой очень сжатый рассказ об этом происшествии. В Лоб-ковском списке XVII века рассказ озаглавлен «Убиение великого князя Ондрея Юрьевичя Боголюбскаго от Кучковичевъ въ Володимери». Он напоминает вышеизложенную «церковную» версию. В рассказе о погроме и переносе тела во Владимир Никоновская летопись следует за второй редакцией, но заключительное славословие основывает на материале первой. Упоминание о Всеволоде, определяющее время составления второй редакции, здесь риторически распространено, что доказывает позднюю переделку. Нового для разъяснения недомолвок эта переделка не дает.

В. Н. Татищев, изложив рассказ Ипатьевской летописи, дополнил его деталями, не встречающимися в изложенных выше переделках. У него впервые появляется личность княгини, жены Андрея. Она, оказывается, находилась с мужем в Боголюбове, но после состоявшегося у «Петра Кучковича» совета уехала во Владимир, чтоб утаить от людей готовящийся переворот. На другой день после убийства княгиня, забрав имущество, бежала с Кучковичами из Владимира «в Москву». Причиной внезапного отъезда названа боязнь народного смятения в городе, где большая часть населения радовалась убийству, но «иные плакали» по князю. Татищев подробно рассказывает о возмездии Михаила за смерть брата. Убийцы всячески старались не допустить Михаила занять великокняжеский стол, будучи уверены, что он отомстит за кровь Андрея. Когда же Михаил вокняжился, он ревностно занялся подчинением непокорных и устроением земли. Однако он все время держал злодеев на примете, пригласил к себе из Москвы вдову Андрееву, якобы для лучшего ее покоя. Улучив момент, великий князь созвал боярский совет, пригласил убийц и спросил их: «Почему вы превозносите меня за то, что я возвратил доходы церквам и монастырям? Ведь это дело брата моего Андрея, которому никакой благодарности вы не изъявили, хотя бы по его смерти». Те, полагая, что Михаил желает установить вечное церковное поминовение по покойному, согласно отвечали, что готовы исполнить княжескую волю, так как Андрей по многим своим благодеяниям достоин вечной памяти и хвалы. Тогда Михаил воскликнул: «Если брат мой убит невинно, отчего не отомщены убийцы? Если его убили по заслугам, то как можно говорить, что он достоин благодарности и похвалы!» Убийц схватили и с вдовою княгиней привели на суд. Кучковичи и Анбал были повешены и расстреляны, пятнадцати заговорщикам отрубили головы, а княгиню, зашив в короб, пустили с камнем в озеро, куда побросали и тела остальных. Озеро с того прозвалось Поганым. Имущество преступников было роздано церквам и нищим. Рассказ этот Татищев, по его словам, взял из Еропкинской летописи. Из каких-то других рукописей заимствовал он осложнившие и без того драматическую повесть романтические подробности о вдове Андрея, не называя ее имени. Оказывается, и она принимала участие в заговоре, находилась в каких-то близких отношениях с Кучковичами, жила с ними в Москве; ее предали особо позорной казни. Однако причины, побудившие ее совершить «злое дело», остались неизвестными. Имеются местные боголюбские предания, по одному из которых мы узнаем следующее: в семи верстах от Владимира, недалеко от левого берега Клязьмы, находится Пловучее озеро. Окруженное частью бором, частью мелколесьем, оно на своих темных водах качает оторванные куски торфяной почвы. Это, по поверью, короба казненных Кучковичей, брошенных сюда для казни. Особенно страшно озеро в ночь на 29 июня — день Петра и Павла, когда слышится унылый стон злодеев и по поверхности озера ходят волны. Другое предание касается княгини: в семи верстах от того же города за Клязьмой есть другое озеро, такого же болотного происхождения, называемое Поганое или Поганец. Сюда, с камнем на шее, была брошена вдова Андрея, знавшая о заговоре и уехавшая в Москву, но приглашенная во Владимир якобы на пир. Озеро глубоко и недоступно из-за береговой трясины.

Это местное предание о княгине подтверждает татищевский источник, сообщающий, что Михаил лестью выманил к себе из Москвы великую княгиню, во-вторых, последняя здесь впервые получает имя Улита и оказывается в близком родстве с Кучковичами, которые все без разбору зовутся ее «братьями», хотя Яким и Петр кровными родственниками не были: Петр был лишь «Кучковым зятем». Автор исторического описания Боголюбова монастыря не говорит, откуда взялось имя великой княгини, но пользуется им не раз. Помещенная в приложении к его книге выдержка из рукописного жития Андрея Юрьевича, хранившегося в монастыре, но потом пропавшего, в известной степени объясняет, откуда появилось «братство» заговорщиков. Житие это позднее, составлено под влиянием жития «Степенной книги» и приспособлено для монастырского обихода. Князь изображен в нем с юности отвратившимся от «мирских суемудрий», прилежным к книжному поучению, церковному пению; отказавшимся от «сладких аромат и любоплотия».

Островзоров (Историческое описание Боголюбова монастыря. Владимир на Клязьме, 1876): «Из убийц одни были казнены Михаилом, другие, Кучковичи, Всеволодом. В семи верстах от Владимира в Ямском лесу находится «Плаучее» озеро; сюда были брошены Кучковичи. Улита, вероятно, знала о заговоре, ибо уехала на другой день в Москву. Она была брошена в озеро «Поганое» или «Поганец» у деревни Байгуши, на Муромской дороге. Старожилы указывают на тропинку, по которой ведены были Кучковичи: так как кругом была топь, то для прохода тогда насыпали еловых шишек».

Существовал, очевидно, ряд преданий, где семейству Кучковичей отводилась ведущая роль в восстании XII века. С преданиями автор средневековой повести был знаком, но полностью ими не воспользовался, так как у него была иная задача. Впоследствии, когда в сюжете стали появляться романтические подробности, на Кучковичей внимание обратили. Политическая причина убийства была забыта, о ней ведь неясно говорил и средневековый рассказ. Историков начала интересовать внешняя сторона происшествия, взаимоотношения заговорщиков. Среди последних выделялись Кучковичи, поставленные в близкое родство с княгиней. Отсюда вырастала роль последней как личности. На самом деле «великой княгине Улите» выпало на долю стать литературной героиней.

В числе материалов, которыми он пользовался при своей работе, Татищев указывает на одну из граней «Степенной книги», где рассказ об убийстве Андрея был изложен совершенно своеобразно. Великий князь Юрий Владимирович в 1147 году построил город Москву и женил своего сына Андрея на дочери жившего на месте будущего города некоего Кучка, которого предал казни за какую-то провинность. А в Еропкинской «Степенной книге», говорит тот же историк, к этому прибавлено, что у Кучка остались, кроме дочери, два сына, ставшие любимыми шуринами Андрея, но один был казнен за преступление. Тогда другой сын и сестра его, великая княгиня, возымели злобу на Андрея Юрьевича, стали искать случая погубить его; так как во Владимире это сделать было неудобно, то убили его в Боголюбове. При таком раскладе причина заговора объясняется родовой местью: сестра и брат вступились за казненных отца и родного брата. Мстили же владимиро-суздальским великим князьям какие-то владетели территории, на которой отцом Андрея был основан город Москва.

В какой степени, однако, правдоподобны эти исторические свидетельства? М. П. Погодин, задаваясь вопросом, на ком женат был Андрей Боголюбский, отвечает: «Древние летописи об этом молчат, новые же утверждают, что он был женат на дочери боярина Кучки, который владел местностью Москвы». Историк принимает это указание за достоверное: Кучковичи, по его словам, играют важнейшую роль во всей жизни великого князя; они же его убедили переселиться в Суздальскую область; Москва, по-видимому, осталась за ними.

Надо заметить, что Татищев не называет дочь Кучка по имени. Умалчивает об этом и Погодин.

Существует, однако, указание, что Кучковна не принимала участия в убийстве. Тверская летопись, под 1175 годом повествуя о смерти Андрея, говорит, что великий князь погиб «отъ своихъ бояръ, отъ Кучковичевъ, по заученно своеа ему княгини. Бе бо болгарка родомъ и дрьжаше къ нему злую мысль, не про едино зло, но и просто, иже князь великий много воева съ нимь болгарскую землю, и сына посыла, и много зла учини болгаромъ; и жаловашеся на нь втайне Петру, Кучкову зятю». Выходит, что Андрей был женат дважды: на Кучковне, московской боярышне, от которой у него был уже взрослый сын, и на болгарке, питавшей к мужу злобу и бывшей в каких-то отношениях с Петром, Кучковым зятем. Татищев определенно утверждает, что Андрей был убит при участии второй жены, которую ошибочно считают «ясыней». «Ясыня» была женой Юрия Долгорукого, а супругу Андрея, болгарку, вероятно, и звали Улитой.

Таковы они, эти смутные фигуры средневековой дали. Повесть о Боголюбском восстании, пройдя целый ряд переделок и изменений, неожиданно оказалась связанной с древнейшими преданиями о Москве.

Москва, по древним летописям, прозывалась Кучковом. Ипатьевская летопись, упоминая о походе Андреевых братьев — Михалка и Всеволода, говорит, что они шли «до Кучкова, рекше до Москвы». Историк Москвы И. Е. Забелин называет «Кучково поле», как прилегавшее к кремлевской стене. Москва, следовательно, была связана с именем какого-то Кучка.

Как сообщает «Сказание о зачатии преславного царствующего града Москвы, как сперьва зачаит, и коим великим князем и в коем месте, все то писано подлинно в сей и в коем году как было, выписано из летописца царских гранографов», «великий князь Данило Иванович после Рюрика короля римского в 4-й год, пришел из Великого Новгорода в Суздаль; тут родился у него сын Георгий. Он основал в Суздальской земле его имени город Юрьев Польский, в том городе создал церковь каменную всю резную от подошвы до верху. По основании города в том же году поехал великий князь искать места, где бы мог заложить город — столицу княжеству своему и наследникам. Взял с собою некоего гречина, именем Василия… Выехал он в темный и непроходимый лес, а там — болото, большое и топкое. Посреди болота на маленьком пригорке увидал великий князь огромного трехголового зверя. И спросил князь Василия, что это за удивительное и странное видение. Тот отвечал ему: «Князь великий! На этом месте создастся город величайший, сильно распространится царство треугольное и умножатся в нем разных орд люди… А что на нем различные цвета, показывает, что в нем будут жить люди из всех стран».

Данило Иванович наехал на небольшой островок в лесу посреди болота, на нем хижина поставлена, в ней — пустынник, Букал по имени, отчего и хижина прозвалась Букалова. Теперь на том месте Царский Двор.

Затем князь великий с тем же гречанином Василием дня 4 спустя наехали на горы, где тоже нашли хижину, в ней человека, по имени Подон, римлянина родом. Полюбилось великому князю место и захотелось ему построить себе здесь дом. Старец Подон сказал князю: «Не подобает тебе, князь, тут селиться, на этом месте созиждется храм божий и будут жить архиереи, бога вышнего служители».

Князь послушался и уехал с этого места.

Спустя некое время Данило Иванович приехал из Киева на место, где видел красивого зверя и, в шестой год, на хижине Букаловой заложил город, назвали его Москвою по реке. А в седьмой год, вниз по реке на Подонских горах, на хижине Подоновой, заложил церковь Спаса.

А на девятый год родились у него 2 сына, Алексей и Петр. Во имя Алексея поставлен город Алексин, к северу, на Оке».

4-й год от Рюрика… Ведь это 880 год от Рождества Христова. Уже тогда, при живом Олеге, Даниил Московский приехал в город Суждаль, где у него и родился Юрий-Георгий. И именно тогда Даниил ездил по окрестностям будущей Москвы на рекогносцировку. Здесь еще и сел- то «красных» не было — жили два отшельника на болотах в дремучем лесу. И вот спустя шесть лет, т. е. в 886 году, Даниил и основывает здесь город Москву.

Суждальский князь Даниил Александрович, младший сын Александра Невского, начал княжить в Москве (по смерти тверского князя Ярослава Ярославича) в 1272 году, когда ему было 11 лет, и умер в княжении в 1303 году.

«Его 33-летнее правление ознаменовалось удачными действиями против сородичей» (ТОДРЛ. Т. 3. С. 79).

Надо особо подчеркнуть, что Даниил — первый русский князь, родившийся и живший при татаро-монгольском иге. И как ни странно, иго это никак не сказывается на его правлении.

Даниил Московский (1261–1303)

Ему наследовал его старший сын — Юрий, возвысивший Москву до «великого» княжения, а четвертый, Иван Калита, стал знаменитым «собирателем Руси».

30 августа 1652 года, при царе Алексее Михайловиче, были обретены мощи Даниила, перенесены в церковь Святых Отцов Семи Вселенских Соборов. В конце XVIII века ему, как святому, было установлено празднование.

Иван Калита перенес Даниловский монастырь на новое место, внутрь княжеского дворца в Москве.

В XVI–XVII веках, с появлением моды воссоздавать историю, была написана хронографическая повесть о начале Москвы.

В ее написании сказалось желание дать национальное объяснение возникновения столицы. Снижение героических сюжетов могло вызвать появление и другой повести, «Новеллы», с героем Даниилом, понимаемым как безраздельный основатель и столицы и самого Московского государства.

Обретение мощей его в 1652 году могло остановить внимание литераторов на этой личности.

Появившаяся «Новелла» делится на несколько частей. Повествование начинается с «Летописания», т. е. с летописной заметки: «Лета 6789 (1281) октябрия 29 день в городе Владимире по смерти князя Владимира, сел на державу князь Андрей Александрович, а в Суздаль — князь Даниил Александровичъ Невскаго.

Были на Москве реке села прекрасные боярина Кучка Степана Ивановича. И было у него двое сыновей, весьма красивых. Разузнал про них князь Суздальский Данило Александрович и стал просить Кучковичей себе ко двору: «Если не дашь ты сыновей своих к моему двору, то приду я к тебе с войском, предам тебя мечу, а прекрасные села твои пожгу огнем». Боярин Кучка испугался и отдал обоих сыновей своих князю. И понравились Даниилу оба Кучковича, одного из них пожаловал в стольники, другого в чашники.

Полюбились те двое юношей Данииловой княгине Улите Юрьевне, соединилась она с ними любовно. И задумали они с княгиней, как бы предать князя Даниила смерти. Стали звать князя в поле — посмотреть, как гоняют зайцев. Когда князь был с ними в поле, заехали они в дебри, там Кучковичи попытались предать его смерти. Князь Даниил ускакал от них в чащу леса, оставил коня своего и побежал вдоль Оки-реки. Они же, долго проискав, не нашли его, обрели только коня. Князь, с трудом добежав до перевоза, не имея что дать перевозчику за перевоз, предложил ему перстень. Перевозчик сказал ему: «Лихие вы люди, обманчивые, как перевезти вас через реку, вы так, не дав ничего, и уйдете». А узнал он, что это князь Данило Александрович. Тот обещался отдать ему свой золотой перстень, если перевезет его. Перевозчик же, подъехав к берегу, протянул весло и сказал: «Положи сначала перстень на весло, тогда я перевезу». Князь положил ему на весло свой золотой перстень.

Перевозчик же оттолкнулся от берега и не перевез князя. Князь побежал вдоль берега Оки, боясь преследователей.

Князю негде было укрыться, дебрь была пустынна. И случайно нашел он небольшой струбец, под которым погребен был какой-то неизвестный человек. Князь схоронился там, забыв страх при виде мертвеца. Тут провел он ночь.

Сыновья боярина Кучка пребывали в большой скорби, что упустили из рук живым князя Даниила, лишь ранив его. Овладело ими раскаяние, и сказали они себе: «Лучше бы нам было и не замышлять над князем такого дела уголовного, теперь убежал от нас князь раненый в город Владимир к своему брату Андрею Александровичу; придет на нас за это зло князь Андрей с войском». А княгиня Улита рассказала им все тайны мужа своего. «Есть, говорила она, у мужа моего пес-выжлец; когда выедет бывало князь Даниил против врагов своих, против татар или крымских людей, мне при отъезде накажет: если меня убьют или в плен возьмут и увезут куда-либо, ты пошли отыскивать меня своих дворян с этим псом и прикажи им пустить его просто перед собою, а самим за ним ехать: где буду я живой, пес дойдет до меня дорогою, где буду мертвым — найдет меня точно и станет тело мое лизать». Наутро княгиня Улита отдала пса своим любовникам и накрепко приказала: «Где бы вы ни нашли князя Даниила, там его предайте скорой смерти». Они же, взяв пса, приехали туда, где накануне хотели предать князя смерти. С того места пустили пса перед собой. Пес побежал по берегу Оки реки и прибежал к тому струбцу, где ухоронился князь Даниил. Учуяв князя, стал махать хвостом, радуясь ему. Ищущие же его быстро соскакивают, развертывают струбец, находят там князя и предают его смерти.

Кучковичи привезли окровавленное платье князя Даниила и отдали его княгине Улите. С нею по-прежнему продолжали жить в том же беззаконном любодеянии. У Даниила остался сын Иван Данилович, только пяти лет и трех месяцев от роду. Охранял его и ходил за ним верный раб отца его Давыд Тярдемив. Когда по смерти князя прошло уже два месяца, пожалел тот слуга Давыд о княжиче Иване Даниловиче, взял его тайно — ночью, сел на коня и быстро погнал к городу Владимиру, к князю Андрею Александровичу, его дяде, где рассказал все по порядку. Князь Андрей пожалел о брате своем, собрал во Владимире пять тысяч войска и пошел к городу Суздалю. Услыхали там суздальцы и дети боярина Кучка Степана Ивановича, что идет на них князь Андрей с войском, объял их страх и трепет.

Не смогли они стать против князя ратию и убежали к боярину Кучку. Князь же Андрей с воинством пришел в город Суздаль. Суздальцы не сопротивлялись и покорились. Князь Андрей повелел схватить княгиню Улиту и предать мучительной казни. Суздальцы же собрали три тысячи войска в помощь князю Андрею. И пошел князь Андрей со всем воинством на боярина Кучка. Тот не смог против князя Андрея боем биться. Быстро князь Андрей взял приступом села и слободы, а Кучка боярина с детьми в плен. Приказал их оковать крепкими железами, потом Кучка боярина с детьми предал казни».

«Новелла» содержит еще ряд общелитературных мотивов. Эпизод с коварным перевозчиком происходит у Оки-реки. Этот географический термин постоянен в списках «Новеллы», но явно несообразен. От Суздаля и Владимира (куда должен был пешком дойти раненый князь Даниил) до ближайшей излучины Оки — километров около ста шестидесяти. Ясно, что сюда притянута какая-то иная, может быть, окская легенда. Таковая существует на самом деле. Анофриев, сообщая местные легенды о городе Алексине, сообщает, что по преданию Алексин основан в XIII веке сыном Александра Невского — Даниилом, который, находясь в здешних местах, узнал, что у него родился сын Алексей. Тогда князь заложил здесь город и назвал его Алексиным. Однако у Даниила не было сына с таким именем. Сам город до 1236 года звался городом митрополита Петра, затем был отдан на «кормление» митрополиту Алексею. Отсюда, скорее всего, и идет прозвание города, в котором Алексей был особенно почитаем. Про него собиратель записал, как он говорит, «странную» легенду. Митрополит Алексей ехал в Орду, вызванный туда для исцеления заболевшей жены хана. У Алексина ему пришлось переправляться через Оку-реку, и он попросил жителей пригородной рыбацкой слободы перевезти его. Перевозчики переправили митрополита, но потребовали денег. Их не оказалось, тогда они сняли с него крест. Удивленный митрополит сказал им: «За то, что вы так со мною поступили, вы всегда будете жить ни бедно, ни богато». На Оке, следовательно, существовал какой-то набор сказаний о московских князьях и митрополитах, с именами которых связывались местные урочища. Поступок окских перевозчиков с митрополитом из легенды и князем из «Новеллы» идентичен по мотиву грубого лихоимства. Распространенная, по-видимому, широко, легенда эта была использована в «Новелле», приобретя местные черты.

Упоминание о малолетнем княжиче Иване Даниловиче, будущем Калите, столь сентиментально сохраненном дядькой своим, указание на взятие приступом «прекрасных», но совершенно не укрепленных «сел и слобод» Степана Ивановича Кучка подготовляет внимание читателя к третьей, последней части «Новеллы», где говорится об основании Москвы, но уже в совершенно ином ключе.

«6797 (1289) года, 17 марта, отомстил князь Андрей Александрович кровь брата своего, победил Кучка боярина и злых убийц, разграбил все их имение-богатство, но сел и слобод прекрасных не пожег. Он остался отдыхать там; восстав утром, поглядел на те села и слободы, и полюбились ему они; вглядевшись, задумал он на том месте город поставить. Тут он и остался на жительство, в городе же Суздале и Владимире посадил княжить сына своего Георгия, а племянника, Ивана Даниловича, взял к себе и воспитал до возраста.

И так 6799 (1291) года, 27 июля был основан город. И стал с тех пор называться он Москвою».

Князь Андрей, пожив в Москве и выстроив много церквей, скончался в 6813 (1304) году. Оставляя город, он приказал княжить там племяннику своему Ивану Даниловичу. Сын же Андрея Георгий, так называемый Юрий Суздальский и Владимирский, умер на год раньше отца, Андрея Московского, и остался по нем один наследник, сын Димитрий, четырех лет и десяти месяцев.

Князь Иван Данилович, возмужав, взял он к себе Дмитрия Юрьевича Суздальского, воспитал его, а города Суздаль и Владимир принял в свое державство.

В то же время при князе Иване Даниловиче Московском, в 6813 (1308) году, 22 марта, пришел из Киева в Москву митрополит Петр. Князь принял его с великой честью. Петр назвал Ивана великим князем Московским и всея Руси и сказал о Москве, что «будет она царствующим градом, весьма распространится и наречется вторым Иерусалимом, будет обладать многими державами до Теплого моря и до Студеного океана». Князь великий поставил Петра митрополитом московским и всея России.

Ф. И. Буслаев, передавая содержание сказаний о Москве (Летописи русской литературы и древности. М., 1862. Т. IV. С. 9–18), приводит песню о бессчастном добром молодце, неудачно пытавшемся переехать глубокую и непроездную «Москву-реку Смородину» (вероятно — туманную, от слова «смрад»). Загадочная песня эта любопытна по мотиву перевоза, вокруг которого вертится ее содержание: молодец спрашивает реку, где у нее «броды конные в перевозы частые»; та отвечает, что с бродов она берет по добру коню, с перевозов по «седеличку черкасскому», но «безвремянного молодца» она и так пропустит. Молодца погубила дерзость: «Сказывали-де про Смородину, что ни пешему, ни конному ее не перейти, а она хуже дождевой лужи». Река топит молодца за похвальбу.

«Великой нашей Русской Земле… же, премилостивый царю Христе, даждь дорасти, яко младенцу, и величитися, и расширяйся, и всюде пребывати в мужстве совершение и до славнаго твоего втораго пришествия и до скончания века сего. И возсия ныне стольный, преславный град Москва, вторый Киев, не усрамлю же ся и не буду виновен нарещи того и третий новый великий Рим, провозсиявши в последняя лета, яко великое солнце, в велицеи нашей Рустей земли во всех градех сих и во всех людех страны сея, красуяся и просвещаяся святыми многими церквами». (ПСРЛ. Т. 19. С. 205–206).

Юрий (Юрей, в крещении — Георгий) Данилович (Даниилович) московский (? — 02.11.1325), а затем и великий владимирский князь. Старший сын московского князя Данилы (Даниила) Александровича. Княжил в Переяславле-Залесском, ас 1303 года — в Москве. В том же году присоединил к Москве Можайское княжество.

Юрий много лет боролся с тверским князем Михаилом Ярославичем за право называться великим владимирским князем.

Он привлек на сторону Москвы Владимирского митрополита Петра. В 1311 г. Юрий захватил Нижний Новгород, где посадил на княжение своего брата Бориса. Он пытался поставить под свой контроль и Новгород Великий.

В 1317 году Юрий получил в Золотой Орде ярлык на великое княжение и женился на сестре хана Узбека Кончаке (в крещении — Агафье). Был разбит Михаилом Тверским, бежал в Орду, где добивался от хана расправы над своим политическим противником, обвиняя Михаила Ярославича в отравлении Кончаки (Агафьи), умершей в Твери при загадочных обстоятельствах. После казни Михаила Тверского в Орде в 1318 г. Юрий утвердился на великом владимирском княжении. В 1322 году он за какую-то провинность был лишен Узбеком владимирского стола и до самой смерти оставался лишь московским князем.

Юрий продолжал бороться с Тверью, а также пытался упрочить свое влияние на Новгород Великий и Устюг. Он был убит в Орде тверским князем Дмитрием Михайловичем Грозные Очи. Похоронен в Москве в Кремлевском Архангельском соборе.

Иван I Калита (?— 1340)

На фоне славных дел деда Александра Невского и внука Дмитрия Донского деяния Ивана Калиты кажутся весьма незначительными, а личность — невыразительной. Да и само прозвище (кошелек, мешок с деньгами) то ли купеческое, указывающее на жадность, скопидомство, то ли поповское, обозначающее щедрость, раздачу милостыни нищим, — но никак не княжеское.

По мнению некоторых историков, Иван Данилович, как и многие его венценосные родственники, — посредственность, стремящаяся с помощью татар и собственной бережливости лишь «округлить» свои владения за счет более талантливых, но надменных и нерасчетливых соседей. Другие ученые указывают на результаты деятельности Ивана и его потомков — создание мощного Российского государства с центром в Москве, находят провидческий дар у этого заурядного на взгляд их оппонентов князя. В их работах Калита превращается в талантливого политика, дипломата, экономиста и психолога, неустанно работавшего на перспективу, закладывая основы будущего могущества Москвы. Кто прав, сказать трудно. Все зависит от точки зрения исследователя.

Борьба за великокняжеский престол между сыновьями Ярослава Всеволодовича Андреем и Александром Невским сменяется междоусобицами сыновей последнего — Дмитрия и Андрея, неоднократно приводивших татар на Русь. Их младший брат Даниил, получивший от отца Московское княжество, обычно поддерживал Андрея, но в 1301 году выступил против него на стороне Ивана Дмитриевича Переяславского, за что тот и завещал союзнику Переяславль-Залесский.

У Даниила было четверо или пятеро сыновей. Старший, Юрий, женатый на сестре хана Золотой Орды Узбека, боролся с двоюродным дядей Михаилом Ярославичем Тверским за право занимать владимирский престол. Последний был казнен по приговору ханского суда, но его сын Дмитрий отомстил за отца. Пожертвовав жизнью, он убил Юрия в 1325 году. Ярлык на великое княжение был передан другому сыну Михаила — Александру.

Дело старшего брата Юрия пришлось продолжать четвертому сыну Даниила — Ивану. Ни имени его матери, ни года рождения историкам пока установить не удалось. Имеются предположения, что он родился в 1283 году. Первый раз его имя упоминается в летописи 1304 года, когда он был оставлен братом наместником в Москве на время похода против Михаила. На следующий год Иван успешно защищает Переяславль-Залесский от тверичей. Когда в 1307 году его старшие братья Александр и Борис поссорились с Юрием и бежали в Тверь, он остался в Москве. В 1320 году Иван участвует в походе против рязанского князя Ивана Ярославича, а затем едет с посольством в Орду, где живет более года. В 1322 году он возвратился с татарским отрядом баскака Ахмыла и, «наводя порядок» на Руси, разграбил ярославскую и ростовскую земли.

К 1325 году Александр и Борис умерли, и после гибели Юрия Иван I становится московским князем, получив в 1326 году в Орде ярлык. В том же году в Москве был заложен каменный собор Успения Божией Матери с одобрения и при участии митрополита Петра, который после смерти был погребен в этом храме. Иван добился причисления Петра к лику святых, что способствовало превращению Москвы в один из религиозных центров Северо-Восточной Руси.

В 1327 году тверичи уничтожили отряд татарского баскака Чолхана (Шевкала). Калита вновь едет к хану, и вскоре татары и москвичи пошли на тверскую землю, а князь Александр бежит в Псков.

Прибыв в Орду, Калита предложил свои услуги по уничтожению Твери. Благодарный Узбек пожаловал ему за это титул великого князя и войско для расправы над тверичами. Тверская земля и через полстолетия не оправилась от погрома, устроенного Калитой, уничтожившего почти все население княжества.

Золотоордынский хан Узбек передает великое княжение Владимирское в совместное правление московскому князю и Александру Васильевичу Суздальскому.

Иван ведет войны с Псковом и Новгородом, отстраивает Московский Кремль после пожара 1331 года, продолжает строительство каменных храмов, скупает села и волости, приобретая в Орде ярлыки на удельные княжения. У этого рачительного хозяина, который, возможно, утаивал часть ордынской дани, вечно не хватало денег, и казна часто оставалась пустой.

В 1338 году князь Александр Михайлович был прощен ханом и получил право на тверское княжение. Калита вместе с сыновьями Семеном Гордым и Иваном Красным направляется в Орду. Осенью 1339 года он вновь отправляет своих детей (Семена, Ивана и Андрея) в Сарай. По-видимому, им удалось оговорить соперников, и 22 октября Александр и его сын Федор были казнены.

После победы над тверичами Иван приказал снять колокол тверского Спасского собора и отправить его в Москву, чем подтвердил верховенство последней над Тверью. В 1340 году Калита выезжает в Орду, дабы участвовать в походе хана на смоленского князя Ивана Александровича.

31 марта 1340 года Иван Калита скончался, приняв перед смертью схиму, и был погребен в построенном по его приказу соборе Михаила Архангела.

Л. Н. Гумилев писал: «Основой политики Калиты стало стремление использовать в интересах Москвы союз с татарами. Кроме того, князь Иван старался покупать у обедневших удельных князей их владения, а тем ничего не оставалось, как продавать свои вотчины: мелкие княжества не могли соперничать с богатой Москвой, которую создал Даниил и унаследовал Иван Калита. За годы своего княжения Иван Калита довольно существенно расширил пределы княжества, в частности приобрел большой старинный город Ростов.

Но основная заслуга Ивана Калиты, до сих пор, как кажется, не оцененная традиционной историографией, состоит в другом. При Иване Калите получил свое окончательное воплощение новый принцип строительства государства — принцип этнической терпимости. В отличие от Литвы, где предпочтение отдавалось католикам; в отличие от Орды, где после переворота Узбека стали преобладать мусульмане, в Москве подбор служилых людей осуществлялся исключительно по деловым качествам. Калита и его наследники принимали на службу и татар (христиан и язычников, бежавших из Орды после победы ислама и не желавших поступаться религиозными убеждениями), и православных литовцев, покидавших Литву из-за нестерпимого католического давления, и простых русских людей, все богатство которых заключалось в коне да сабле. Никаких владений у этих людей не было, и потому они искали службы, т. е. государственных военных обязанностей, за выполнение коих от князя московского следовало вознаграждение в виде «корма» с небольшой деревеньки. Силой, связующей всех «новонаходников», в Москве стала православная вера, ведь обязательным условием поступления на московскую службу было добровольное крещение. Креститься необходимо было и для заключения брака. Множество татар — ордынских выходцев — женились на русских красавицах, а татарки выходили замуж за русских.

Так, исподволь, во всей Северо-Восточной Руси восторжествовало православие, хотя при этом сохранились и некоторые язычески обычаи».

В начале второй четверти XIV века произошел массовый отлив населения из Тверской области в сторону Новгорода и Пскова, и обстоятельства, вызвавшие миграцию, были особенные. Запустение тверских удельных волостей после «шевкаловщины», точнее — после нашествия орды в отместку за убийство ханского баскака Шевкала (1327), летопись рисует в весьма мрачных тонах. По рассказу Тверской летописи, когда князья — братья опального Александра Михайловича вернулись в свою вотчину, то им пришлось собирать жителей, «а кто избыл от безбожных татар, а те бы опять были по своим местом».

Так как опустошено было все Тверское княжество и так как «карательная экспедиция» на Тверь шла с востока и юго-востока, то вполне понятно, куда должно было отхлынуть население. «В летописных сводах, — говоря словами А. Е. Преснякова, — отразились народные толки о фантастических замыслах татар — разорить христианство, избить князей».

Таким образом, можно смело сказать: Тверь разорялась союзными силами татар и москвичей.

ЕСТЬ МНЕНИЕ… что прозвище «Калита» происходит от арабского слова «калиф».«Они (латиняне) того Папу чтут, что мы калиту» («Сказание о Скандербеге»). В старорусском языке звука «Ф» не было, поэтому пишем «библиотека», а не «вивлиофика». Но о том, какой веры придерживался Иван Калиф, мы расскажем в главе, посвященной вере на Руси.

Откуда взялась калита у Калиты?

Сегодня большинству из нас возвышение Москвы в XIV веке представляется естественным и не дает повода заподозрить в этом событии что-либо удивительное. И тем не менее ранняя история Московского княжества исполнена тайн и загадок.

Почему, например, именно в XIV веке захудалое и бедное Московское княжество за какие-нибудь 30 лет превратилось в богатое и процветающее? Почему служилые люди со всех концов русской земли и из-за рубежа потянулись именно в Москву, а не в более славные и знаменитые города Руси — Новгород, Суздаль и Владимир? Откуда взялись те фантастические средства, на которые Калита скупал русские земли?

Ответы на эти и другие вопросы дает Дмитрий Зенин.

Москва — царство изгоев

В официальных учебниках истории княжение Ивана Даниловича Калиты оценивается весьма высоко. Получив от своего отца, князя Даниила Александровича третьестепенное Московское княжество, он сумел основательно расширить свои владения и привлечь в Москву массу способных и энергичных служилых людей. Он уговорил митрополита Петра перенести митрополию из Владимира в Москву, сделав этот город церковной столицей всей Руси. И не случайно к концу жизни Иван Данилович первым из русских князей стал именовать себя «великим князем всея Руси».

Как же удалось Ивану Калите добиться таких выдающихся успехов в государственном строительстве?

Оказывается, с помощью золота, которого у московского князя появилось столько, что он за деньги скупал у бедных князей-соседей не только деревни и села, но и целые города, такие как Белозерск, Галич, Углич. Обилие золота привлекло на московскую службу сотни служилых людей и крестьян для заселения пустующих земель. За щедрость вознаграждения современники прозвали Ивана Даниловича Калитой, т. е. денежным мешком, который он будто бы всегда носил с собой для раздачи денег бедным людям.

Возникает закономерный вопрос: откуда же у владетеля неказистого Московского княжества взялись такие огромные средства?

Записные историки дают на этот вопрос неожиданный ответ. Иван Данилович, утверждают они, вошел в доверие к хану, и тот даровал ему право собирать русскую дань для татар. Но хитрый московит отсылал в Орду не всю дань, часть ее он присваивал и за счет этого будто бы и накопил те огромные средства, на которые прикупал соседние земли и нанимал людей на службу…

Как нелегко поверить этому наивному объяснению! Откуда в бедном княжестве могла взяться такая дань, что даже утаенной части ее оказалось достаточно для создания мощного по тем временам государства? Ведь в московских пределах не было ни золотых, ни алмазных копей; в окрестных лесах не добывалась особо ценная пушнина; в садах и огородах не произрастали пряности и диковинные фрукты; город находился в лесной глуши вдали от тогдашних торговых путей. Да и с какой стати татарский хан отдал бы право сбора дани московскому князю в обход владимирского, более влиятельного и могущественного?

Чтобы правильно понять условия, в которых оказалось Московское княжество в начале XIV века, необходимо рассмотреть некоторые предшествующие события русской и европейской истории…

В 1263 году умер великий князь Владимиро-Суздальский Александр Невский, еще при жизни причисленный к лику святых. После него осталось четыре сына: Дмитрий, Андрей, Иван и Даниил, которому в день смерти отца исполнился всего год. Именно ему досталось в удел небогатое Московское княжество, которое должно было разделить печальную судьбу своего нового владетеля-изгоя…

Изгоями в Древней Руси называли людей, утерявших свою социальную принадлежность и вследствие этого лишившихся сословной защиты. В изгои попадали выкупившиеся на свободу холопы, дети священников, не одолевшие грамоты, обанкротившиеся купцы. Попадали в эту категорию и княжеские сыновья, не достигшие совершеннолетия к моменту смерти отца. Покровительство над всеми этими людьми брала на себя церковь.

Так получилось, что князь Даниил вместе со своим незавидным княжеством попал под опеку Русской православной церкви и под юрисдикцию церковного суда. И это оказалось неожиданным благом для Москвы!

В ту пору Русская православная церковь занимала иное положение, чем при царях московских. Она не зависела от княжеской власти, имела обширные земельные владения и даже свои вооруженные силы. Более того, как организация, не зависящая от светских правителей и проводимой ими политики, православная церковь не платила Золотой Орде той дани, которую обязаны были платить князья. Отойдя по завещанию Александра Невского младшему сыну-изгою, Москва выпала из сферы влияния Владимиро-Суздальского княжества и стала пользоваться теми же привилегиями, что и церковь; в частности, перестала платить дань Орде.

Другое важное следствие перехода Москвы в удел Даниила — княжество стало притягательным центром вообще для всех изгоев, в частности для четвертых сыновей бояр и дворян, получавших из отчего достояния только «конь, доспех и покрут», и для младших сыновей знатных иностранцев. И всех привечал Даниил Московский, которому «били челом в мужи славные и нарочитые со всех стран, особливо римских».

Таким образом, покровительство церкви сыграло в истории возвышения Москвы едва ли не главную роль. Оно создало условия для притока энергичных и способных людей со всех земель, в том числе и из-за рубежа. Для них в пределах Московского княжества возникла своеобразная резервация — царство обездоленных, управляемое таким же изгоем, как они, — четвертым сыном Александра Невского. Не случайно Москву называли иногда «Новым Иерусалимом — царством Божиим на земле».

Симеон Гордый

Сын и преемник Ивана Калиты Симеон, прозванный Гордым, соединил рассудительность и практическую ловкость своего отца с властным характером. Получив от хана ярлык на великое княжение владимирское, он торжественно венчался на него во Владимире и принял «под руце свои» всех остальных русских князей и заставил младших братьев «целовать у отцовского гроба крест» на том, что все они будут заодно и станут чтить его вместо отца, имея общих врагов и друзей.

Великий князь Симеон Гордый. Художник В. П. Верещагин

Он сумел дать почувствовать свою силу и энергию даже русско-литовским князьям, которые теперь спрашивали у него разрешения на женитьбу на северно-русских княжнах. Походом своим на Смоленск он заставил Литву «со многими дары просить мира». «Князи же все, рязанские, тверские, ростовские, толики подручны себе име, яко вся по его глаголу творяху». Вполне естественно, что человек столь твердой воли принял титул великого князя всея Руси.

Хан Джанибек и «великая замятия»

В XIV столетии в Орде произошли значительные перемены. Наследовавший Узбеку его сын, хан Джанибек, будучи уже мусульманином, все еще старался поддерживать отношения, установившиеся при домусульманских ханах Золотой Орды. Ориентируясь на союз с Симеоном Гордым, Джанибек, по преданиям человек добрый, честный и дельный, противостоял проникновению в Поволжье и в Причерноморье католиков-генуэзцев — союзников константинопольских императоров.

Противостояние вылилось в открытую войну после того, как татарские кочевья постиг джуд (гололедица). Скот падал, люди голодали, и, спасаясь от голода, татары продавали сыновей и дочерей генуэзцам. Генуэзцы с удовольствием скупали девочек и мальчиков в чаянии высоких барышей. Узнав об этом, Джанибек страшно рассердился: по татарским понятиям, можно и нужно было стремиться к получению военной добычи, но наживаться на несчастье соседа считалось аморальным. Войска Джани-бека осадили сильную генуэзскую крепость Каффу. Поскольку генуэзцы имели флот, а татары — нет, то крепость была для них практически неприступна. И тогда Джанибек приказал забросить катапультой в крепость труп умершего от чумы человека. В Каффе началась чума. Генуэзцы вынуждены были оставить Каффу, и уцелевшая часть гарнизона отправилась домой.

По дороге покинувшие Каффу генуэзцы остановились в Константинополе — и чума пошла гулять по Константинополю и пришла в Европу. В это же время происходила миграция с востока на запад азиатской крысы-пасюка. Поскольку крысы — переносчики чумы, «черная смерть» поползла по всей Западной Европе. Тогда вымерла большая часть Южной Италии, три четверти населения Германии, около 60 процентов населения Англии; через Германию и Швецию «черная смерть» попала в Новгород, через Новгород и Псков — в Москву, где от нее умер и князь Симеон Гордый (1353).

Несмотря на чуму, период царствования Джанибека был крайне благоприятным временем для Москвы. В немалой степени этому способствовало то обстоятельство, что митрополит Алексий сумел установить доверительные отношения с Джанибеком и его старшей женой — Тайдулой. Тайдула, «первая дама» ханского двора, была женщиной редкой красоты и выдающегося ума. Однако ее постигло несчастье — тяжелая глазная болезнь. У ложа царицы побывали знаменитые персидские и арабские врачи, степные шаманы, но тщетно: болезнь прогрессировала. И лишь Алексий, посетивший Тайдулу в Орде, смог помочь жене хана. Тайдула не забыла услуги и всегда оставалась верным другом московской митрополии, а значит, и Московского княжества.

Первосвятитель Алексий получил в дар татарский конюшенный двор в Кремле, где он построил Чудов монастырь, привез из Орды золотой перстень Тайдулы (печатка, на коей был изображен дракон) и грамоту, освобождавшую все русское духовенство от податей. По возвращении своем из Орды первосвятитель с восторгом был встречен великим князем и народом. Восьмилетний князь Дмитрий, будущий куликовский герой, со слезами благодарности приветствовал митрополита следующими словами: «О владыко, что ти воздам противу труду твоему, имже нам мирное житие даровал?» И действительно, митрополит Алексий сделался могущественным защитником Москвы пред Ордою.

Л. Н. Гумилев. «От Руси к России»: «Финал царствования «доброго царя» Джанибека был трагичен. Один из его многочисленных детей — Бердибек — стал отцеубийцей, захватил трон и казнил всех своих братьев, дабы упрочить свои права на престол. Но изверга-отцеубийцу никто не собирался поддерживать, и вскоре Бердибек был убит. После этого объявился целый ряд самозванцев. Кульпа, Навруз в другие называли себя уцелевшими детьми Джанибека. Все они претендовали на престол, а их истинным происхождением никто не интересовался. В результате стабильность в Орде была утрачена — за десять лет сменилось несколько десятков ханов, большинство из которых были чисто номинальными политическими фигурами. Русские летописцы очень точно назвали происходившее в Орде «великая замятия».

Балашов Д. М.«Ветер времени»: «Замятней» и воспользовался митрополит Алексий. Используя нужду очередного хана в русском серебре, он сумел в обмен на финансовую поддержку получить ханскую грамоту, удостоверяющую, что великое княжение является наследственным правом московских князей из династии Ивана Калиты. Таким образом, политическая традиция Киевской Руси была отменена окончательно. Ей на смену пришел абсолютно новый принцип наследственной, династической монархии.

Юный Дмитрий (великий князь московский) даже не подозревал, пока ему не объяснили, уже подросшему, что теперь, с часа сего, он волен считать великий стол владимирский своею неотторжимою вотчиною, и, следовательно, в холмистом и лесном Владимирском Залесье явилось государство нового типа, и с даты этой (1363), едва отмеченной косвенными указаниями позднейших грамот, надобно считать возникшим Московское самодержавное государство. Московскую Русь, заменившую собою Русь Владимирскую».

После смерти Симеона Гордого в 1353 году великим князем стал его брат Иван II Иванович Красный (Красивый), умерший в 1359 году.

А вот уже после Ивана II Красного княжение перешло в руки Дмитрия I Ивановича Донского. Того самого, про которого потомки сложили сказку о великом Куликовском побоище, якобы случившемся на Дону.