С. Ф. Платонов пишет: «Главная трудность изучения эпохи Грозного и его личного характера и значения не в том, что данная эпоха и ее центральное лицо сложны, а в том, что для этого научения очень мало материала. Бури Смутного времени и знаменитый пожар Москвы 1626 года истребили московские архивы и вообще бумажную старину настолько, что события XVI века приходится изучать по случайным остаткам и обрывкам материала. Люди, не посвященные в условия исторической работы, вероятно, удивятся, что биография Грозного невозможна.

Летописи XVI века тенденциозны, описывают лишь официальную версию событий. Но и в официальных летописях за целый ряд лет у нас нет никаких сведений о личности Грозного.

О первых 13 годах в летописях вообще ничего не сказано. Лишь в конце 1543 года, как сообщалось, государь арестовал князя Андрея Шуйского и «велел его предати псарем, и псари взяша и убиша его». И вновь провал до 1547 года, когда Грозный женился и сменил титул великого князя на титул царя. Затем пробел до 1549 года. Затем три года законодательствует и воюет, а в 1553 году тяжко болеет и ссорится с боярами. В 1560 году умирает его первая жена. Дальше идет эпоха зверств — опричнина. Но об этом рассказывают лишь иностранцы. В русских летописях попадаются сообщения вроде того, что в 1574 году «казнил царь на Москве, у Пречистой на площади в Кремле, многих бояр, архимандрита Чудовского, протопопа и всех чинов людей много, а головы метал под двор Мстиславского».

Князь М. М. Щербатов в своей «Истории Российской с древнейших времен» пишет: «прошед историю сего государя», вынес впечатление, что Грозный «в столь разных видах представляется, что часто не единым человеком является».

Эту идею развили А. Т. Фоменко и Г. В. Носовский, утверждающие, что под именем «Иоанн Васильевич Грозный» скрываются как минимум четыре правителя России.

Однако мы не будем «предполагать», но станем придерживаться фактов, изложенных по большей части иностранцами, служившими в то время в России.

Родился Иван Васильевич 25 августа 1530 года.

В час его рождения внезапно разразилась сильная гроза. Какой-то юродивый предсказал ожидавшей ребенка великой княгине, что у нее родится «Тит — широкий ум».

Иван потерял отца, не имея и четырех лет от роду. Регентшей при малолетнем великом князе стала его мать — Елена. Вернее, ее именем правил временщик — Иван Федорович Телепнев-Оболенский, любимец матери. С 1534 до 1538 года продолжалось правление правительства Елены Глинской, однако 3 апреля 1538 года Елены не стало. Ходили слухи, что не без помощи Шуйских.

Как бы то ни было, фактическим главой государства становится Василий Шуйский.

Естественно, что именно Шуйским интересуются летописцы, а не юным наследником престола, не вошедшим в силу, чтобы заявить о своих правах. Так продолжалось до сентября 1543 года. Шуйские при государе и митрополите «у великого князя на совете» учинили насилие над Федором Семеновичем Воронцовым «за то, что его великий князь жалует и бережет». Его чуть не убили и пощадили только «для государева слова», потому что Иван очень просил за него. Но все-таки Воронцова с сыном против государевой воли сослали в Кострому. При этом случае бояре во дворце оскорбили митрополита Макария, порвав на нем мантию. Насилие над Воронцовым переполнило меру терпения Ивана.

Он ненавидел Шуйских и, подстрекаемый боярами, решился на мщение за понесенные обиды. В начале января 1544 года Иван вдруг велел поймать Андрея Михайловича Шуйского и приказал его передать псарям, которые и убили князя. Люди, не верившие, что такое деяние могло исходить от малолетнего государя, говорили о князе Андрее, что «убили его псари у Куретных ворот повелением боярским, а лежал наг в воротех два часа». Этой смертью и завершилось время Шуйских.

Официальная московская летопись говорит, что, погубив «первосоветника», великий князь сослал его брата князя Федора Ивановича и других членов их «правящего кружка» — «и от тех мест начали бояре от государя страх имети и послушание».

Регентство закончилось.

Мы привыкли считать, что русские летописи велись непрерывно, «по летам», подобно дневникам. Русские летописи действительно описывают события, но… приводя даты весьма условно. Ниже я привожу несколько отрывков из русских летописей, касающихся одного и того же события — взятия города Смоленска Иваном Грозным. Попробуйте угадать, в каком году это произошло. Надеюсь, вам легко удастся это сделать, ведь дата имеется в каждом отрывке.

I

«В лето 7063 (1555) году месяца июля в 29 день на память святого мученика Калинника царь и великий князь Иван Васильевич всеа России своими рускими воеводами взял Смоленск-град. А стоял под градом три годы, занеже крепок град древяной бысть и острог. Не домысляше, како — приступом или подкопы — взят. И бысть Смоленска-града из болшей пушки стрелили, и прииде пушечное ядро и сорва маковицу от церкви Преображенья Спасова, и поставив маковицу зле шатер царевь, да едва в шатре царя маковицей и не убило. Царь же разгневася и заповеда в той церкве не служить до скончания. И на утрии же другаго дни приехал посланник от тверскаго архиепископа Еуфимия, привозе замок и ключ и писание от архиепископа написано: «Благословляю тя, царю, и замыкай тем замком и отмыкай ключем Смоленск-град». Царь же воспалився и ярости наполнися и повеле того посланника казнить и придать его смерти. А по архиепископа тверскаго скоро послал немилостива гонца и повеле его скована привести и злой смерти предати, занеже под градом три годы стоя и много крови пролье, рускаго воинства, паде и казны истощив, а не можаху никакого града взять. «А он, архиепископ, мне, царю, посмеявся, велит град замыкать». И божию помощию Смоленска-града в третий день людие поседельцы град отворили и здалися царю гладные ради великие нужы. И государевы воеводы во град ехав, град взяли. Царь же той вины тверскому архиепископу отдаша, славя бога и причистую его богоматерь».

Смоленск начала XV// века

II

«В лето 7101-го (1593) года государь царь и великий князь Иоанн Васильевич всеа России взял у короля литовского град Смоленск. А стоял под градом три годы, зане крепок бе, и много царския казны истощи и войска много паде. И из города шло ядро и сшибло маковицу у церкви, и пала маковица у царева шатра, и немного царя в шатре маковицею не убило. И царь не повелел в той церкви вечно служити. И на третий год стояния царева под Смоленском из града Твери тверской архиепископ Евфимей приела ко царю под Смоленск благословение и замок и ключь и писа: «Буди здрав».

III

«В лето 7084 (1576) царь и великий князь Иван Васильевичь взял у короля литовского Смоленск-град, а стоял под ним 3 годы, понеже крепок зело, и много царьския казны истощи, тако же и войска его паде. Во един же от дней стрелиша из града и зшибе ядром с церкви Спасены главу, и паде глава она подле шатра царева и едва царя не уби. Царь же в церкви той служить не повеле, дондеже обветшает. Исходящу же третиему лету из Твери архиепископ Евфимий посла царю благословение под Смоленск, также замок с ключем, и писа сице: «Здравствуй, государь, со градом Смоленцем! Замыкай замком и отмыкай ключем». Царь же гнева и ярости наполнися, глаголя в себе: «Сей чернец глумится и посмехается мне, что аз многое время под градом стою». И посла по него немилостива посланника, сице рече: «В чем того владыку застанеш, в том его и постави пред нами, еже казни предати». Божиею же милостию и молитвами московских чюдотворцев в третий день по отписанию владычню поручи бог царю град Смоленск. И возрадовася царь, яко збысться пророчество тверскаго владыки. Посланник же той привозе владыку во единой келейной свитке и без обувения. Царь же виде его тако обругана, и изпроси от него прощения, и приим благословение. Святитель же одарен бысть от царя многими дары за его пророчество, еже збысться на граде Смоленце. Святитель же отиде во свой град честно велми».

IV

«Лето 7095 (1587) царь и великий князь Иван Васильевичь взя Смоленец-град у короля литовского, а стоя под Смоленцом 3 годы, занеже крепок бе, и много царьской казны истощи и войска падоша. И шла из града пушка, и сшибло маковицу у церкви Спаского монастыря, и пала маковица зле шатерь царев, едва в шатре царя маковицею не убило. И царь не повеле в той церкви служить до скончания. И на третей год из Твери-града архиепископ Еуфимий посла ко царю под Смоленец замок и ключ. А писал: «Буди здрав царю со Смоленцом-городом! Замыкай замком, отмыкай ключем Смоленец-град». И царь гнева наполнися: «Калугир посмехает мне, что под городом стою много время». Посла по него немилостивого гонца: «В чем владыку застанешь, в том без милости взяв, пред собя поставит и на казнь предат». И погна гонец. И град Смоленец бог поручил царю Ивану, и збысться пророчество тверскаго владыки. Гонец же владыку привезь во единой келейной свите и без пояса, и боса. Царь же благославися у него, прося прощения, и пожалова, и удари его царскими дары, и отпусти его честно, и проводи до пути».

Присоединение Смоленска произошло при Василии III в 1514 году. При этом Василию, чтобы овладеть городом, пришлось предпринять три похода и три приступа.

Остается неясным намек на конфликт Ивана Васильевича с тверским епископом. Может быть, в нем следует видеть лишь отголосок имевших место в прошлом враждебных отношений Твери к Московскому государству и, напротив, дружеских по отношению к Литве? Во всяком случае, ни один тверской владыка не носил имени Евфимия ни при Иване IV, ни при Василии III, но небезынтересно отметить, что архиепископ тверской назывался Евфимием в 1627–1641 годах.

Любопытно упоминание в повести «града дровяного». Не является ли это рассчитанным приемом автора для создания колорита древности, ибо с 1602 года Смоленск был окружен уже каменными стенами?

Если читатель еще не разуверился в летописях, то продолжим рассказ о грозном царе.

Детство царя Ивана, как уже говорилось, не было безоблачным. Он вдосталь натерпелся грубости от бояр. Годы прошли, а он все вспоминал не без содрогания: «Нам бы во юности играющим, а князь Иван Васильевич Шуйской сидит на лавке, локтем опершися об отца нашего постелю, ногу положа на стул, к нам же не приклонялся не токмо яко родительски, но ниже властельски, рабское же ниже начяло обретеся. И таковая гордения хто может понести? Како же исчести таковая многая бедне страдания, еще во юности пострадал?» Но прошли годы, и юный наследник вырос. В год совершеннолетия (1546) Иван объявил, что намерен жениться.

Первой царской избранницей стала Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева.

Юный царь не терпел угрюмого вида серьезных наставников, которые начинали его раздражать. Одна была отдушина — семья. Иван преклонялся перед царицей, которая положительно влияла на него. Венценосец не только острил меч на недругов, но и дал законы стране. Он не был неженкой — подобно Цезарю, терпел в походах холод и метели, его вдохновляла любовь. Он взял Казань, пленив прекрасную царицу Сююм-беки, он завоевал Хаджитархан (известный ныне как Астрахань). И тут гонцы принесли известие, что царица ждет дитя. Царь тотчас же помчался ее навестить, бросив стан воинов вопреки советам своих полководцев. По пути к дому, в Судоге, встретил он другого гонца, сообщившего о рождении сына.

Царь на радостях щедро одарил вестника. Анастасия уже рожала дважды — дочерей. Царь мечтал о сыне, и вот — дождался.

Царская жена ни в чем не знала отказа, была окружена заботой и вниманием, но… испуг стал причиной ее преждевременной кончины.

H. М. Карамзин в своем объемном труде по истории России оставил нам весьма эмоциональное повествование о болезни и смерти царицы: «Анастасия… цвела юностью и здравием; но в июле 1560 года занемогла тяжкою болезнию, умноженною испугом… В сухое время… загорелся Арбат; тучи дыма с пылающими головнями неслися к Кремлю. Государь вывез больную Анастасию в село Коломенское; сам тушил огонь, подвергаясь величайшей опасности… Царице же от страха и беспокойства сделалось хуже. Искусство медиков не имело успеха, и, к отчаянию супруга, Анастасия 7 августа, в пятом часу дня, преставилась».

Первая русская царица была торжественно похоронена в Вознесенском соборе в Кремле. Этот монастырский храм, заложенный еще при княгине Евдокии, вдове Дмитрия Донского, с 1407 года служил местом захоронения русских великих и удельных княгинь. Могила Анастасии находится рядом с местом погребения матери Ивана IV, великой княгини Елены Глинской.

Некоторые историки упорно внедряли мысль о насильственной смерти царицы — ее отравлении. В феврале 1996 года московская печать сообщила о сенсационном заключении судмедэкспертов: в останках Анастасии Захарьиной-Юрьевой они обнаружили ртуть, особенно в волосах — они дают возможность получить наиболее точную информацию о содержании яда в организме. Мать шестерых детей, она и тридцати не прожила — вот почему считалось, что смерть ее наступила от потрясений, усугубленных истощением.

Похороны Анастасии

Горсей писал: «Эта царица была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и влиятельной, что ее почитали, любили и боялись все подчиненные… Великий князь был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом… Когда его добрая супруга царица Анастасия умерла, она была причислена к лику святых и до сего дня почитается в их церквах…

…Этот великий князь всей России, Иван Васильевич, вырос красивым, был наделен большим умом, блестящими способностями, достойными правителя столь великой монархии: в 12 лет он женился на Анастасии Романовой, дочери дворянина высокого положения».

Англичанин ошибся на четыре года, указывая дату женитьбы героя своего рассказа.

«Кто б мог предугадать, какие зверства откроются в до той поры казавшемся кротким государе? Огонь был заклятым знамением того жестокого века.

Еще когда Ивану было семнадцать, в Москве одновременно случились бунт и пожар. Ползли тогда слухи, что бабка царя Анна Глинская побудила чернь к неповиновению властям и способствовала огненному буйству: она якобы окропляла храмы водой, в которой перед тем вымачивала… сердца казненных».

Портрет Ивана из немецкой брошюры 1576 года

На страницы летописей попали отголоски слухов о предосудительном поведении царя Ивана в последние годы их совместной жизни.

Но эти же записи сохранили яркий рассказ о переживаниях молодого Ивана Васильевича по поводу смерти первой жены. За ее гробом он шел, поддерживаемый своим братом Юрием, князем Владимиром Андреевичем Старицким и юным казанским царем Александром, своим воспитанником, так как от горя и слез еле держался на ногах — «от великого стенания и от жалости сердца».

Вторая жена Ивана — Кученей

Иван IV в августе 1560 года направил три посольства в Польшу, Швецию и Кабарду «искати себе невести». В феврале 1561 года, вскоре после неудачного сватовства, которое было предпринято им в политических целях в Швеции и Польше, русский царь посылает посольство на смотрины невесты в «черкесы в Оджанские». Отправились туда Борис Сукин и «черкасский» князь Гаврила, сын князя Тазрута, недавно принявший на Руси крещение. Однако и это сватовство не увенчалось успехом по неизвестным нам причинам.

Некто Бейбулат был женат на дочери старшего князя Кабарды Темрюка Идаровича. От него и от Михаила Темрюковича, сына князя, царь мог прознать и про других дочерей Темрюка.

15 июня 1561 года посольство в составе Ф. В. Вокшарина и подъячего С. Мякинина (с ними в Кабарду ездили князь Михаил и князь Бекбулат) привезло царю невесту, дочь Темрюка княжну Гуашану.

Вместе с княжной прибыл и ее брат Доманук-мирза, царевич Бекбулат Тохтамышев, а с ними дочь Темрюка — Алтынчач-царица и сын Бекбулата Саил-царевич.

Посольство с невестой встретил на Волге боярин И. А. Бутурлин, который и доставил княжну Гуашану Темрюковну в Москву.

Вскоре состоялись ее смотрины, царь и великий князь Иоанн Васильевич невесту смотрел и «полюбил».

6 июля были крестины. Новообращенную нарекли Марией в честь святой Марии Магдалины, и дочь кабардинского князя была официально признана невестой русского царя.

Свадьба состоялась 21 августа 1561 года. Царь женился вторым браком на княжне Гуашане, ныне Марии Темрюковне, не знавшей по-русски ни слова и не понимавшей того, что говорил ей муж. Но потом она выучила язык и «даже подавала советы царю».

Английский посол Дженкинсон описал сватовство и женитьбу. В частности, он отмечает: в течение трех дней все ворота в Москве были заперты, и приказано было в это время никому не выходить из своих домов. Исключение составляли лишь царские приближенные.

Через год в Кабарду было отправлено посольство с большими подарками для отца Марии, и все князья, узнав об этом, стали послушны Темрюку Идарову.

Положение Темрюка как верховного князя Кабарды упрочилось.

До крещения Михаил Темрюкович «в магометанстве» носил имя Салнук.

Дочь Темрюка Малхураб была женой Тинехмата, старшего сына Исмаила-мурзы (ногайского). Она писала Марии письма в Москву.

Мария была женщина решительная и ничего не боялась. Как-то раз, спустя год после свадьбы, она потребовала, чтобы ее брату дали какую-то должность, но Иван отказал. «Или выполнишь мою просьбу, или завтра же я повешусь». И назавтра ее вытащили из петли, скрученной из полотенца. Поэтому Иван во всем ей потакал. Она весьма любила забавы, особенно казни. Когда Иван проводил казни на Красной площади, она стояла на стене за зубцами и веселилась со своими девками, смущая своим смехом испуганных обывателей.

Кондратий Биркин сравнивает Анастасию и Марию: «В лице Анастасии закатилось красное солнышко правды на святой Руси, воцарились мрак, кривда и злоба, и на месте честных слуг царских явились крамольники, кромешники, палачи.

Натешившись давно не виданным зрелищем пыток и казней, Грозный сбросил свое горе с плеч долой и загулял, как подобает широкой русской натуре. В полной уверенности, что другой Анастасии не найдется не только на Руси, но и в целом мире, царь выписал себе новую жену с Кавказа в особе крещенной княжны черкесской Марии Темрюковны, прибывшей в Москву вместе с братцем, татарином-идиотом, прославившимся у нас на Руси силой и обжорством. Выбор жены был, как говорится, самый подходящий: по красоте и злости Темрюковна была демоном в образе женщины. Родственное сближение Ивана Васильевича с татарской княжной не могло не иметь влияния на его неукротимые страсти; княжна и ее достойнейший братец внесли несколько новых элементов в сферу распутства, в которой вращался Грозный; за пресыщением сладострастием естественным в царе проявилось отвратительное извращение чувственного инстинкта, и он разнообразил наслаждения, переходя от неистовых ласк Марьи Темрюковны к баловству с Федькой Басмановым, женоподобным красавчиком.

Александровская слобода. Из книги Якова Ульфельда

О степени же расположения Ивана Васильевича к его любимцу можно судить по следующему факту: племянник Овчины-Телепнева-Оболенского Дмитрий поспорил с Федькой и, раздраженный его дерзостью и заносчивостью, сказал ему: «Я и мои предки служили царю с пользой, а ты — гнусною содомиею!»

Оскорбленный красавчик пожаловался на своего обидчика царю, и голова Дмитрия Оболенского на другой же день пала на плахе.

Таким образом, в стенах дворца через год после кончины царицы Анастасии поселились всевозможные — даже, пожалуй, и невозможные — пороки и мерзости. В ее чистом и опустелом тереме гнездилась, как хищная птица в голубином гнездышке, свирепая Марья Темрюковна; на половине государевой с утра до ночи не умолкали срамные песни, звон чаш, хохот; пиры сменялись пирами. Подражая цесарям римским, Грозный любил вместо десерта потчевать своих собеседников зрелищами не совсем приятными, но внушительными и назидательными. Ошпаривание горячими щами, тычок ножом, удар посохом, иногда подмес яда в чей-нибудь кубок были забавами обыденными, без которых и веселье было не в веселье».

Восемь лет прожил Иван с Марией Темрюковной, изведенной, как он подозревал, лихими снадобьями.

2 февраля 1565 года царь учредил опричнину.

Державный растлитель

«Царь уединился в Александрову слободу за шестьдесят с лишним верст от столицы, комедиантствовал там, воображая себя схимником, а страну свою отдал на поругание кромешникам: опричники и впрямь были хватами там, где им не умели противостоять, зато Москва была предоставлена на растерзание примчавшемуся из-за Перекопа хану Гирею. Иоанн изнывал от одиночества, ночами являлся страх, и жертвы гнева его нашептывали жуткие слова холодными губами, похожими на гусениц. Черви! Царь оборачивал зрачки к лампадам, кающийся грешник, в нем теплилась надежда еще на прощение Всевышнего — этакий смиренный, тихонравный и коленопреклоненный, вымаливал отмщение грехам второго «я», умерщвляя плоть, но не умея утихомирить вельзевула — похоть. Два ложа было в его опочивальне. Одно для ханжеского ублагоестествления — из голых досок, на них ложился царь, чтоб усмирить бушевание тела, в минуты раскаяния.

Озлобленность царя нередко приводила в затмение его разум. Шах персидский как-то прислал ему в дар слона — бедолага аж от Астрахани маршировал в особых лаптях до Белокаменной, вызывая изумление простолюдинов окрестных деревень; видать, вконец одичал за время многосоткилометрового перехода и отказался… встать на колени перед всесильным государем. Сей дерзости не перенесло величество на троне. В мгновение ока стрельцы, повинуясь приказу Иоанна, иссекли несчастное млекопитающее топорами.

1 сентября 1569 года Мария Темрюковна отошла в лучший мир. Распустив слух, что она была отравлена недругами, царь готовил окружение к новым исступлениям ярости. Ночью шествовал из молельни в спальню, где три слепых чтеца рассказывали ему сказки; уже, однако, ни псалмы, ни побасенки не отгораживали сознание от неотвязных дум. Две тысячи отроковиц свезли в Александровскую слободу утешить тщеславие царя. Ему уже было сорок, организм был измучен невоздержанием плотским. Выбрал он Марфу Собакину. И вдруг… Государева невеста стала засыхать…

На три-то брака смотрели искоса, а уж четвертой свадьбы церковь даже для царя не допускала. Пришлось сзывать собор: он разрешил исключение сие. Избранницей стала Анна Колтовская из Новгорода. Едва успев овладеть — уж и охладел к ней. Анна превратилась в Дарью — заточили ее в монастыре. Царь не соблюдал даже показной пристойности. В сорок пять лет он в пятый раз женился — новой жертвой его стала Анна Васильчикова; душегубец вогнал вскоре во гроб и эту пассию. В шестой раз Иоанну приглянулась вдова — Василиса Мелентьева. Царь, сообщает Карамзин, уже безо всяких священных обрядов взял только молитву для сожития с нею. Но и новая, полная крови и сил молодка долго не протянула…

Потом царь женился — на одну-единственную лишь брачную ночь — на Марии Долгорукой.

Наутро ее усадили в колымагу и на бешеных конях умчали в реку.

И вот — еще одна царская свадьба. Последняя в жизни Иоанна…

Ранняя монета Ивана, по образцу монет литовских с гербом «погоня». Надпись: «КНЯЗЬ ВЕЛИКИЙ ИВАН»

Поздняя монета царя Ивана, по образцу монеты Батыя. «Деньга копейная». Надпись: «ЦАРЬ И ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ ИВАН ВСЕЯ РУСИИ»

Не везло Ивану в семейных делах. Старшего своего сына Федора царь лишил права на престол в пользу младшего — Ивана Ивановича.

Соответственно и сын Федора — царевич Димитрий потерял право на престол.

Вся надежда на Ивана Ивановича…

Но в ноябре 1581 года Иванушка вошел в покои к отцу и начал ссориться с отцом. Дело в том, что Иван Васильевич ударил беременную жену своего сына, застигнутую в момент недвусмысленных объятий с влюбленным в нее боярином П. Басмановым. Женщина перед мужем стала обвинять именно его, Грозного, в попытке соблазнения… Иван Иванович поверил клевете жены, а не словам отца, что в конечном счете и вывело из себя Ивана Грозного. Немудрено, что он, потеряв всякое терпение, ударил своего не столь уж умного преемника жезлом по голове. Бедный самодержец так расстроился из-за своего неумышленного убийства, что его хватил удар».

О том, что Грозный способен был насиловать невесток, сын не сомневался, как и окружающие. Так, Яков Рейтенфельс сообщает, что «Иван Грозный преступной страстью был до того обучужими женами».

Ночами он вскакивал, устрашаемый привидениями, катался по коврам, пока не утихал в прострации, и, только обессиленного, его слуги могли уложить на тюфяк. Царь боялся света, ненавидел утро, жизнь сделалась в тягость. Всегда боялся он гнева небесного, хотя и не чурался мук стыда и радовался гнусным восторгам мерзостного сластолюбия — так рисует дни угасания государева Карамзин.

Парсуна с портретом Ивана Грозного

Герберштейн писал о том, что «русским, за исключением нескольких дней в году, запрещено пить мед и пиво».

Во времена Ивана Грозного варить пиво разрешалось лишь по большим праздникам.

Трезвость была основой жизни.

Царь Симеон Бекбудатович

В 1574 году Иван Грозный отрекся от престола и передал власть над страной Симеону Бекбулатовичу, а сам стал Московским князем. Однако царь Симеон был весьма слабым царем, не имел поддержки у бояр и не смог утвердиться на престоле. Два года он был у власти, а затем отказался от нее. Иван IV вновь вступает на престол, а смещенного царя отправляет княжить в подаренную ему Тверь.

Обычно не упоминается о странном замешательстве дворцовых дьяков, которые сообщили народу о печальном событии — кончине Ивана Грозного — лишь несколько дней спустя после ее наступления. Было объявлено, что государь перетрудился, был весь в хворях и угас во сне…

Английские историки думают совсем иначе, ибо у них есть серьезные основания считать, что Грозный умер не своей смертью, а был просто-напросто убит Борисом Годуновым.

А.П. Васнецов. Основание Москвы. 1917 год. Фото репродукции

В. М. Васнецов. После побоища Игоря Святославовича с половцами. 1880 год. Фото репродукции

М. И. Авилов. Поединок Пересвета с Челубеем на Куликовском поле. 1943 год. Фото репродукции

Дмитрий Донской. Миниатюра из «Царского титулярника». 1672 год

Тульская область. Храм Богородицы при слиянии рек Дона и Непрядвы. Тут, по мнению официальных историков, в 1380 году произошла Куликовская битва

Донской монастырь в Москве. Алексей Бычков уверен, что Дмитрий Донской разбил полки Мамая именно тут, а монастырь построили значительно позже

А.П. Васнецов. Московский Кремль при Иване Калите. 1921 год. Фото репродукции

А.П. Васнецов. Москва при Дмитрии Донском. 1905 год. Фото репродукции

М. И. Авилов. Поездка молодого царевича Ивана Васильевича. 1911 год. Фото репродукции

С. В. Иванов. Приезд иностранцев. 1901 год. Фото репродукции

Иван IV Васильевич Грозный Миниатюра из «Царского титулярника». 1672 год

В. М. Васнецов. Иван Грозный. 1898 год. Фото репродукции

A.B. Литовченко. Иван Грозный принимает английского посла. 1875 год. Фото репродукции

К. Б. Вениг. Иван Гоозный и его мамка. 1886 год. Фото репродукции

А.Я. Головин. Ф. И. Шаляпин в роли Бориса Годунова. 1912 год

Борис Годунов. Миниатюра из «Царского титулярника». 1672 год

Храм Димитрия-на-крови в Угличе, Здесь при невыясненных обстоятельствах погиб малолетний царевич Димитрий

К, Б. Вениг. Последние минуты Дмитрия Самозванца в Москве. 1879 год. Фото репродукции

С. В. Иванов. Смутное время. 1860 год. Фото репродукции

П.П. Чистяков. Патриарх Гермоген отказывает полякам подписать грамоту. 1860 год. Фото репродукции

Царь Михаил Федорович, первый царь династии Романовых. Миниатюра из «Царского титулярника», 1672 год

Н.Л. Тюртюмов. Патриарх Филарет. Фото репродукции

Непосредственной причиной убийства было настойчивое желание царя взять в жены Мэри Гастингс, племянницу королевы Елизаветы. Именно такую версию гибели Ивана Грозного опубликовал в конце XVI века Джером Горсей.

Горсей жил при московском царском дворе с 1573 по 1591 год. Он постоянно общался с Борисом Годуновым и Иваном Грозным, выполняя тайные поручения царя. В деревянной фляге с двойным дном, наполненной крепчайшей русской водкой, через враждебные России Польшу и Германию возил Горсей в Англию секретные письма Ивана Грозного к королеве Елизавете, и королева, пишет Горсей, морщилась от непривычного запаха первача, которым были пропитаны царские послания.

Потерпев поражение в Ливонской войне, царь просил у королевы «стратегическое сырье» — медь, олово, свинец, порох.

После страшного разорения и сожжения Москвы крымскими татарами в 1571 году Иван Грозный, заботясь о личной безопасности, вел переговоры с Елизаветой о взаимном предоставлении убежища. Он подумывал о перенесении столицы в Вологду, собирал там свои сокровища и готовил флот на случай бегства в Англию. Но роковым для царя оказалось решение жениться на англичанке, сероглазой красавице королевской крови.

Необузданный темперамент Ивана Грозного проявился не только в политике, но и в личной жизни. Несмотря на церковные запреты, он был женат семь раз, но и этого ему показалось мало. Царь мечтал о браке со знатной иностранкой. Во время Ливонской войны он хотел жениться на литовской принцессе Елене; но желание укрепить связи с Англией переключило его внимание на незамужнюю королеву Елизавету.

Известный отравитель и специалист по ядам немец Бомелий, учившийся в Кембридже и приглашенный в Россию в качестве личного лекаря царя, уверял Ивана, что королева молода и хороша собой. К королеве сватались многие августейшие особы Европы, но она всем отказывала, предпочитая свободу и независимость радостям семейной жизни; фаворитов она выбирала себе сама. Но Иван Грозный не терял надежды, считая себя выше других государей по личным качествам, мудрости, богатству и величию. Его не смущал пестрый калейдоскоп прежних жен, который начинался с царицы Анастасии, оставившей сиротами царевича Ивана (убитого впоследствии отцом) и Федора (севшего на престол после смерти Грозного). Анастасию сменила черкешенка Мария Темрюковна, не уступавшая в жестокости и диких выходках мужу; она умерла 1569 году. Две недели была царицей красавица Марфа Собакина, выбранная из двух тысяч невест, свезенных в Москву со всей Руси на царские смотрины, и, видимо, отравленная завистливыми соперницами в ноябре 1571 года.

На следующий год в монастырь отправилась четвертая жена — Анна Колтовская; еще через семь лет монахиней стала пятая жена — Анна Васильчикова. Шестой и как бы неофициальной женой считается Василиса Мелентьевна, красота которой так поразила царя, что он приказал немедленно заколоть ее мужа. Но как только Василиса имела неосторожность «взглянуть яро» на какого-то несчастного красавца — ревнивый Иван тут же казнил беднягу, а Василису постригли в Новгороде в монахини. Затем царь сочетался тайным браком с княжной Марией Долгорукой, но красавицу утопили в реке Сере, поскольку царь «зело воскручинился, что не имела она девства…». Последней царицей стала в октябре 1580 года Мария Нагая, которую русские летописи называют матерью царевича Дмитрия, зарезанного впоследствии в Угличе.

«Хитрого, дальновидного и крайне честолюбивого Бориса Годунова вполне устраивал калейдоскоп бездетных жен Ивана Грозного».

Борис уже породнился с царем, выдав свою сестру Ирину за наследника Федора. Влияние Годунова при дворе было огромным. Желание царя породниться с английским королевским домом приводило Бориса в ужас, он понимал, что его честолюбивым планам грозит полный крах.

Годунов донес царю, что Елизавета вовсе не так молода и прекрасна, как утверждал Бомелий. Бомелия начали «допрашивать с пристрастием», а попросту — пытать. Пытка способствовала выяснению истины: оказалось, что Бомелий лгал, Елизавета лишь натри года моложе Ивана IV. Подвешенный на дыбу, с вывороченными суставами, изрезанный проволочным кнутом, великий отравитель признался во всех смертных грехах. Их оказалось так много, что Грозный велел зажарить его живьем. Горсей рассказывает, как беднягу привязали к вертелу, выпустили из него кровь и жарили до тех пор, пока в нем не осталось признаков жизни. Затем его бросили в сани и привезли в Кремль. Здесь в числе зевак находился и Горсей; он сам видел, как умирающий Бомелий неожиданно открыл глаза, призывая Бога к милости…

Но досада царя прошла, когда он узнал, что у королевы есть молодая племянница по имени Мэри Гастингс. В 1582 году Грозный отправляет в Англию посольство во главе с Федором Писемским с тайным поручением провести переговоры о сватовстве. А как обойти законную жену — Марию Нагую?.. Следуя приказу царя, Писемский в ответ на щекотливые вопросы о жене должен был отвечать так: «Государь взял за себя боярскую дочь, а не ровню себе. Если королевская племянница окажется дородной, то государь наш, свою оставя, женится на ней».

Практичная Елизавета не возражала против брака, но сразу поставила вопрос ребром: «Какие права будут у наследника от брака русского царя и Мэри? Гарантируют ли ему преимущество перед другими сыновьями царя?» В 1583 году для переговоров на эту тему в Москву приехал английский посол Джером Баус. Он имел секретное задание: добиться для возможного сына Мэри права наследования русской короны. Естественно, что такие переговоры для Бориса Годунова были как кость в горле. Он начал строить Баусу всяческие козни. Но у Ивана Грозного мысль о жене-англичанке крепла день ото дня. Дело в том, что Писемский был совершенно очарован Мэри, он всячески расхваливал царю ее ангельскую внешность, стройную фигуру, необычайную красоту, прекрасный характер. Дело казалось слаженным: Мэри уже получила при английском дворе прозвище «царицы Московии».

Годунов понял, что ожидающийся приезд Мэри в Москву означает конец всех его тонких замыслов. Горсей пишет, что Борис и его ближайшее окружение составили заговор с целью уничтожить все подписанные соглашения с англичанами. Формально Годунов выступал как защитник интересов законного наследника Федора — слабоумного человека, во всем полагавшегося на Годунова. Борис понимал, что царь оказался в полной изоляции: все его старые друзья и приближенные были уже казнены, боярам и советчикам Иван не доверял, его душил страх за свою жизнь. Тогда Грозный решил обратиться к потусторонним силам и велел срочно доставить из Холмогор кудесников и колдуний. Шестьдесят «шаманов» были привезены в Москву и посажены под стражу. Под страхом смертной казни с ними не имел права разговаривать никто, кроме любимца Грозного — Богдана Вельского, единственного человека, которому еще доверял русский царь. Но он не знал, что Богдан уже находится в сговоре с Годуновым… Предсказания кудесников были мрачными: они пророчили царю смерть 18 марта.

Каждый день царя носили в его сокровищницу. Горсею принадлежит интереснейший рассказ о том, как оценивал Грозный мистические свойства самоцветов: «Алмаз укрощает гнев и сластолюбие, рубин наиболее пригоден для сердца, мозга и памяти человека, он очищает сгущенную и испорченную кровь… Изумруд произошел от радуги, а мой любимый камень — сапфир — усиливает мужество, веселит сердце, приятен для глаз, укрепляет мускулы и нервы. А вот коралл и прекрасная бирюза, их природный цвет ярок, но положите их на мою руку — и они изменением цвета из чистого в тусклый предсказывают мою смерть!..»

Наконец наступил день 18 марта. Царь был жив-здоров и послал Вельского к колдунам сказать, что их зароют в землю живьем за ложные предсказания. Колдуны ответили: «Господин, не гневайся. Ты знаешь, что день кончится лишь тогда, когда сядет солнце!..» С этим ответом Вельский и вернулся к царю, который был весел и готовился к бане; о предательстве Богдана он не догадывался. Около третьего часа дня царь пошел париться, развлекаясь любимыми песнями, как он привык это делать. В бане он провел четыре часа и вышел из нее лишь около семи, довольный и освеженный. Царя усадили на постель, он приказал принести шахматы, рядом были слуги, Вельский и Годунов. Царь был одет в полотняную рубаху, чулки и халат. Вдруг, почувствовав слабость, он повалился навзничь… Произошло большое замешательство, раздались крики, одни бросились за ноготковкой и розовой водой, другие — за водкой, третьи — за духовником царя и лекарями… Покои опустели — ив этот момент Годунов и Вельский задушили Ивана Грозного. Как пишет Горсей, «он был удушен и окоченел».

Прикончив царя, который, видимо, перепарился в бане, Годунов и Вельский вышли на крыльцо в сопровождении неизвестно откуда взявшейся огромной толпы своих родственников, приближенных и слуг. Они приказали начальникам стражи и стрельцам зорко охранять ворота дворца, никого не впускать, держа наготове оружие с зажженными фитилями.

Горсей мгновенно сообразил, в чем дело, и тут же предложил Годунову, которого он называет «лордом-протектором», своих слуг и военные припасы. Годунов ласково взглянул на него и сказал: «Будь верен мне и ничего не бойся!..»

Теперь вчера еще всесильный посол Англии сэр Джером Баус дрожал от страха, ожидая ежечасно конфискации имущества и смерти; вокруг его дома была поставлена охрана, чтобы он не убежал. Горсею «по-доброму» посоветовали даже не заикаться в защиту английского посла, которого в самой оскорбительной форме приволокли к новому царю Федору, обвинили в ужасном преступлении против русской короны и государства, грозили убить, а тело бросить в Москву-реку… Но милостивый государь Федор, правда, не лично, а устами Бориса Годунова простил посла и велел ему в три дня убираться вон из Москвы, иначе у него будут большие неприятности. Лишь погрузившись на корабль, плывущий в Англию, посол «дал волю своим чувствам»: он в бешенстве изорвал все сопроводительные грамоты, изрезал драгоценные шкурки соболей, обложил отборной бранью нового русского царя и его главного советчика — Годунова, а вернувшись в Англию, оклеветал и Горсея.

Три дня Москва изображала горе, лились лицемерные слезы, пока под полом Архангельского собора не погребли тело царя.

Печать государственная малая царя Ивана /V

Приход к власти «лорда-протектора», или «канцлера» — Годунова при безвольном и слабоумном царе Федоре Иоанновиче еще раз показал, что друзей в политике не бывает… Соучастник убийства Богдан Вельский был сослан в Казань; главный соперник Годунова, чистокровный Рюрикович, князь Иван Шуйский был немедленно выслан из Москвы и задушен по приказу Бориса дымом от сырого сена в подмосковной избе… А сам Борис, принимая народ и просителей, не мог удержать счастливой улыбки при криках: «Боже, храни Бориса Федоровича! Ты наш царь, благороднейший Борис Федорович!» и т. д., потому что, как пишет Горсей, «он упорно добивался венца».

Итак, умный, хитрый, коварный и безжалостный честолюбец Борис Годунов убил не только царевича Дмитрия в Угличе, но и самого царя Ивана Грозного! Однако пройдет еще четырнадцать лет, прежде чем Борис станет царем.

Очень возможно, что Грозному добавляли в пищу яд: в 1963 году при вскрытии его гробницы и анализе костных останков была обнаружена высокая концентрация одного из наиболее ядовитых металлов — ртути! Правда, этот факт может объясняться применением ртутных мазей и лекарств при лечении венерических заболеваний. Но следы ртути были обнаружены и в Опричник на старинной гравюре остатках масла на дне синего стеклянного кубка, стоявшего в головах у царя!.. Виночерпием царя, как известно, был Богдан Вольский, недалекий и простоватый исполнитель злой воли «вчерашнего раба, зятя палача».

Иван Грозный к концу жизни оказался, как и всякий тиран, совершенно одиноким. Все боялись и ненавидели его. Но сватовство к англичанке, грозившее боярам окончательной гибелью, оказалось последней каплей, переполнившей «чашу терпения».

Иван Грозный сознательно возложил на себя историческую миссию «последнего благочестивого царя». Опричники — «избранные», потому-то их и не может осудить никакой человеческий суд, кроме царского. Символика странного воинства — собачья голова на шее у лошади — прямо соотносится с пророчествами (с песьими головами изображались «нечистые народы Гога и Магога»), сам опричный террор как своими конкретными формами, так и масштабами бессмысленного кровопролития перекликается с апокалиптическими видениями.

Отсюда и элементы полумонашеского быта и причудливой архитектуры Опричного двора, технология казней. В этом же контексте должна рассматриваться и известная концепция «третьего Рима»: после падения «второго Рима», Константинополя, Московская Русь остается последним православным царством, «а четвертому (Риму) не быти…»

О государственной символике

Что за «ездец» изображен на великокняжеских, а затем царских печатях? Отождествление его со св. Георгием — сравнительно позднее (XVII век). Почему на ранних печатях копье без наконечника? Да и копье ли это вообще? Наконец, что за змей под ногами у коня?

На печатях изображен «царь-победитель», с которым отождествляется правитель Русского государства, «третьего Рима». В руке у царя скипетр. А змей — не просто змей, а «аспид-кераст», символизирующий антихриста. Что же касается своеобразного одеяния всадника, то вот еще одна занятная характеристика апокалиптического «царя Михаила»: «Восстанет царь отрок отроков Маковицких, идеже близ рая живяху, Адамови внуци: безгрешние же суть всии человецы, а не носят одеяние, то яко родишися тако и хождаху…»

Так Перун был переосмыслен под влиянием христианских мистических текстов.

Таким образом, неограниченное самодержавие получило внятную религиозную санкцию. Иван воспроизводит подвиги Нерона прямо в храме Божьем. «Все, что ему приходило в голову, одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви». Опричники в Александровском дворце носят монашеское черное одеяние, называют своего «игумена» «не иным именем как брат», тщательно соблюдают монастырский устав — с одним немаловажным усовершенствованием. «Редко пропускает он день, чтобы не пойти в застенок, в котором постоянно находятся много сот людей; их заставляет он в своем присутствии пытать или даже мучить до смерти безо всякой причины, вид чего вызывает в нем, согласно его природе, особенную радость и веселость. И после этого каждый из братьев должен явиться в столовую или трапезную, как они называют, на вечернюю молитву, продолжающуюся до 9…» (из воспоминаний немцев-опричников И. Таубе и Э. Крузе).

«Ты, Государь, аки Бог и мала, и велика чинишь» (опричник Василий Ильин-Грязной). «Смерть бо, прочее, не мученье бывает, но врачеванье добрейшее и спасенье паче, и смотренье, державная, премудрости исполнено, удерживает бо яко намнозе греха устремленье, умры бо, рече, оправдися от нея» (монах Филипп Монотроп, XI в., перевод с греческого).

Многое в опричнине из нашего времени выглядит как издевательство над религией: демонстративные убийства священнослужителей, вплоть до митрополита Филиппа, разграбление церквей, чередование садистских оргий с молитвами и постами. Историки фактически капитулировали перед этими фактами, призвав на помощь психиатров. Но почему в «психопатологии» Ивана IV принимало деятельное участие такое множество нормальных, по меркам XVI столетия, людей? А 40 лет спустя другого царя — Дмитрия — вначале с восторгом возведут на престол как долгожданного сына Ивана Грозного, а потом растерзают (в прямом смысле слова) за весьма незначительные отступления от церковно-государственного ритуала.

Поведение Ивана Грозного не воспринималось современниками как кощунство, эпатаж или вызов общепринятым нормам. Жертвы опричного террора безропотно шли на заклание, потому что их объединяла с палачами искренняя вера в те правила игры, по которым они становились жертвами. Апокалиптические эксперименты царя Ивана не имели бы такого масштаба и последствий (в Московском уезде под конец обрабатывалось всего 16 процентов пашни — крестьяне либо разбежались, либо погибли), если бы не «обожествление великокняжеской власти», не традиция всеобщего холопства и не «военно-административный характер городов».

Нет такого преступления, которое нельзя было бы оправдать (логично и по-своему убедительно) в рамках идеологии, основанной вроде бы на заповеди «возлюби ближнего своего…»

«Опричнина в восприятии Ивана Грозного была синкретическим явлением не столько политического, сколько религиозного характера. Люди XVI века не различали эти две сферы: «политика» для них — осуществление христианских целей и задач» (А. Л. Юрганов).

Примером пробуждения «совести» считается так называемый Синодик опальных, т. е. далеко не полный список убитых по приказу царя для их последующего поминовения в монастырях. Он был составлен Иваном перед смертью и обеспечен богатыми пожалованиями за государственный счет. Но еще В.Б. Кобрин отмечал, что «это не было пусть и запоздалым, но хотя бы раскаянием»: просто по тогдашним представлениям грехи православного христианина, умершего без соблюдения соответствующих обрядов, перекладываются на виновника такой «неправильной» кончины. «Царь Иван, религиозный, как и все люди Средневековья, спасал себя». Да, он разочаровался в опричнине. Но в чем? Не в зверских методах, а в точности расчетов. Ведь конец света, несмотря на все усилия, никак не наступал, а Опричный дворец, построенный для «вечности», был сожжен крымскими татарами вместе с Москвой — царские «братья», как уже говорилось, могли храбро сражаться против безоружных соотечественников, но не против настоящих «агарян». А после отмены опричнины, отмеченной казнями почти всех ее главных деятелей, самый главный продолжал зверствовать. Лично подгребал угли в костер, на котором жгли его же спасителя от татар — воеводу Михаила Воротынского, обвиненного в «колдовстве». Убил собственного сына Ивана — по свидетельству некоторых источников, всего лишь за то, что наследник посмел заступиться за свою беременную жену, которую свекор избивал палкой…

Одним из самых популярных персонажей нашей истории времен Ивана Грозного является Ермак.

Орел на Гербе России

Печать государственная большая. 1583 г.

В России двуглавый орел заимствован от татаро-монголов. Впервые у русских отмечен в 1494 году.

Гербом России двуглавый орел стал с июля 1497 года (печать Ивана III).

В феврале 1625 года (7133) решено было ввести с 25 марта 1625 года новую печать с третьей короной.

«Прибавление третьей короны на двуглавом орле» — февраль 1625 года.

Ввели новую печать с третьей короной — 25 марта 1625 года.

Так что все древние рукописи, в коих русские войска изображены под стягом с тремя коронами, могут датироваться временем только после начала XVII века.

Ермолай Тимофеев сын, по прозвищу Токмак (ок. 1540–1585)

Никто не знает, из каких мест происходил Ермолай Тимофеев и в какой семье он родился. Некоторые утверждают, что родился он в селе Игнатьевское, что недалеко от города Борок на Двине.

Молодые казаки начинали службу, подряжаясь в «товарищи» к старшим по возрасту и опыту казакам. Через это проходили все выходцы из России. Вероятно, и Ермак жил в «товарищах», пока не стал «старым» казаком. Затем казаки оказали ему доверие, избрав в атаманы. Шли годы, менялся состав станиц.

«Погуляв» в поле, молодежь возвращалась домой. Место выбывших тотчас занимали другие люди: беглого народа всегда хватало на окраине. Не менялся лишь круг «старых» казаков. В их среде сложился своеобразный кодекс казачьей чести, неписаные законы вольницы.

Завоеватель Сибири, атаман уральской казацкой вольницы Ермак — фигура и реальная, и легендарная. Бесспорных биографических сведений о нем сохранилось мало. Атаману приписывается с десяток имен и прозвищ; Ермак, Ермил, Герман, Василий, Тимофей, Еремей и др.; имеется версия, что Ермак — сокращенная форма от Ермолай. Некоторые называют его Алениным Василием Тимофеевичем. Родом он, по разным источникам, то ли с Дона, то ли из-под города Юрьева-Польского Суздальского края, то ли с Урала. Имя Ермака связано со многими боевыми схватками на Дону, Волге, Каме, в Ливонии.

А достоверно известно то, что с 1577 года вокруг Ермака сплотилась ватага казаков, взявшихся оборонять от набегов орд сибирского хана Кучума обширные пермские вотчины купцов Строгановых. Опираясь на поддержку Строгановых, в начале 80-х годов XVI века отряд Ермака численностью 1650 человек начал завоевание Сибири.

Продвигаясь на Урал, Ермак проник в глубь центральных областей Сибирского ханства. В октябре 1582 года на Иртыше Ермак наголову разгромил главные силы Кучума и овладел его столицей — городом Кашлык (он же Искер, или Сибирь). Победа была достигнута не только благодаря далеко тогда еще не совершенному огнестрельному оружию, но главным образом умелым и самоотверженным действиям всего отряда Ермака, — его личной доблестью и отвагой, его талантом военачальника.

Карта похода Ермака

Сибирское ханство Кучума распалось, но Ермаку все еще противостояли крупные силы. Оказавшись с небольшим отрядом в центре огромного края, испытывая острую нужду в оружии и боеприпасах, Ермак в начале 1583 года обратился за помощью к Ивану IV. В Москве его посольство приняли благожелательно. Ермаку была пожалована особая монаршья грамота, боевые доспехи, шуба с царского плеча. На подмогу ему было послано 500 стрельцов во главе с воеводою. Всего этого, однако, оказалось недостаточно. Силы отряда Ермака таяли, избежавший полного разгрома Кучум оправился и перешел к тактике внезапных ударов.

В ночь на 6 августа 1585 года в излучине Иртыша при впадении в него реки Вагай Кучум внезапно напал на небольшую группу казаков во главе с атаманом, застав их врасплох. В ожесточенной схватке с противником Ермак был ранен. Вражеское копье попало ему в горло. Истекая кровью, атаман бросился к берегу. Ему удалось прыгнуть в свой ближайший струг, но, как сообщается в летописи, он оступился и пошел ко дну, «понеже одеян бе железом в пансыре тягче». Так царский подарок сыграл роковую роль в жизни Ермака.