Алексанров: «С конфликтом, ставшим основой музыкальной кинокомедии «Волга-Волга», мне впервые пришлось столкнуться в то время, когда, надумав снимать «Джаз-комедию», я искал исполнительницу на роль Анюты.
До Москвы дошёл слух, что в Раменском районе есть девушка-трактористка, поражающая всех своими песнями и плясками. По нынешним временам она обязательно вышла бы в лауреаты республиканского, а то и всесоюзного масштаба, а тогда…
Мы приехали в Раменское. Для нас организовали что-то вроде смотра сельской художественной самодеятельности. Выступал колхозный ансамбль, и девушка эта пела и танцевала. Способности у нее были действительно выдающиеся, и я решил вызвать её на «Москинокомбинат», на пробу. Но директор МТС не отпустил девушку в Москву, мотивировав это примерно так: «Нечего ей там горло драть, пусть как следует на тракторе работает. Тоже мне – артистка!»
Истории, подобные этой, приходилось выслушивать довольно часто. Бюрократизм, на опасность которого ещё в первые годы советской власти указывал Владимир Ильич Ленин, давал о себе знать и в 30-е годы. С бюрократизмом, указывал Ленин, мы будем бороться долго, ибо для того, чтобы искоренить его, нужны сотни мер, нужны поголовная грамотность, поголовная культурность, поголовное участие населения в управлении государством.
А между тем таланты, растущие в недрах народа, в каждом городе, в каждом селе, раскрывались в благоприятных условиях социалистического развития страны. В Москве проходили олимпиады, конкурсы, фестивали, которые убеждали в том, что художественная самодеятельность, как море полноводное, разлилась по всей необъятной Родине. Во мне крепло желание сказать обо всем этом своё слово кинематографиста-коме-диографа.
Вместе с драматургами Н. Эрдманом и М. Вольпиным принялись за сценарий. Я всей душой стремился утверждать в нём то новое, доброе и прекрасное, что создаст возможности трудящимся «проявить себя, развернуть свои способности, обнаружить таланты…». Но пафос будущей кинокомедии заключался и в том, чтобы высмеять, осудить старое, тормозящее наше развитие, мешающее нашей радости, нашему счастью. Главным объектом сатиры в этом фильме должен был стать бюрократизм.
Оказалось, пережиток этот весьма распространен и бываловские выходки, ещё когда «Волга-Волга» находилась в зародышевом сценарном состоянии, многие руководители нашего киноведомства относили на свой счет, самолюбиво считая, что это «с них списано». Когда же по коридорам и павильонам «Мосфильма» стал расхаживать в гриме гражданина Бывалова артист Игорь Ильинский, то произошёл курьез совершенно неожиданный. Оказалось, что Игорь Ильинский в гриме Бывалова похож на… Шумяцкого. Борис Захарович, так веривший в меня, своим авторитетом руководителя кинокомитета давший мне возможность снять «Весёлых ребят», когда против «Джаз-комедии» выступали даже технические работники студии, всерьёз на меня обиделся. Его красноречивые обиженные взгляды в мою сторону можно было весьма точно расшифровать, вспомнив русскую пословицу: «Ради красного словца не пожалеет и родного отца». Итак, я – неблагодарный насмешник. Но эта обида была, так сказать, затаённая. Находились ответственные читатели сценария, которые просто-напросто запрещали снимать те или иные кадры.
«Оказалось, что Игорь Ильинский в гриме Бывалова похож на… Шумяцкого»
В сценарии был такой эпизод. Пароход «Севрюга» сел на мель около города Елабуги. Каюты на «Севрюге» выклеены обоями, на которых тысячекратно изображён пейзаж популярной картины «Утро в сосновом лесу». Этот пейзаж виден с каждого парохода, проходящего мимо Елабуги (где, кстати, работал некогда художник И.И. Шишкин). Вывалов, выходя рано утром на палубу, говорил: «Природа, как на обоях, только вот медведя не хватает». И в это время на палубу «Севрюги» влезал медведь. Вывалов прятался под стол и кричал: «Скажи ему, что здесь никого нет». Следом за медведем появлялся цыган. Он говорил: «Я раньше ходил за медведем, но теперь я работаю в колхозе. Медведь – работник творческий, он нам ни к чему. А вы – артисты, так, может быть, он вам пригодится». Тогда натерпевшийся страху Бывалов примирительно говорил: «Медведь произведёт впечатление. Возьмём его с собой». И медведя брали. Присутствие медведя на «Севрюге» в дальнейшем оправдывало большое количество комедийных ситуаций.
«Возьмём его с собой!»
Всё шло хорошо, но однажды я был вызван к заместителю директора студии «Мосфильм». Он сказал:
– Товарищ Александров, у вас в картине есть медведь. О нем говорится, что он работник творческий и делать ничего не умеет. Не намек ли это на режиссёра Медведкина, который снимает картину на колхозном материале?
Я вздрогнул, но не растерялся и ответил:
– Чем больше вы будете видеть намёков в снимающемся фильме, тем больше я буду доволен своей работой.
Думаю, поговорили – и ладно. Но на другой день съёмки по указанию зама приостановились, и началась переделка сценария. Медведя убрали.
Комедийного мастера обычно боятся, и к нему на всякий случай проявляют недоверие. Поэтому нецелесообразно показывать в студии несмонтированный материал. Не секрет: комедийный трюк вне связи с предыдущим и последующим может произвести не то впечатление. Отдельно трюк кажется резким, неправдоподобным, ненужным, а в законченном фильме он занимает своё законное место, выглядит органичным.
Суровые гонения выдержал я по поводу «неуважительного отношения к классической музыке». Но тут просто у товарищей, как говорится, обнаружился явный недостаток чувства юмора. Вывалов в пику письмоносице Стрелке предпочитает классическую музыку. Но он оценивает «музыкальный момент ниже момента своего руководства», да к тому же он, Вывалов, «лично знаком с товарищем Шульбертом». Казалось бы, чего тут не понять? Вывалов способен опошлить, скомпрометировать всё, к чему прикоснётся. В данном случае жертва – классическая музыка. Но, боже, сколько было их, непонимающих!
Фильм, когда он вышел на экраны, бурно приветствовали и зло критиковали.
Критиковали за обилие комедийных ситуаций, которые, дескать, обыкновенному зрителю просто невозможно воспринять. Не в свою защиту, к слову сказать, я сознаю, что фильм перегружен трюками, некоторые характеры в нём как следует не проявлены. Ради объективности оценки картины, давно уже ставшей историей кинематографии, скажу, что перегруженную трюками «Волгу-Волгу» за сорок без малого лет её жизни на экране почти каждый зритель видел по крайней мере раз 10–12 и поэтому смог и восторженно и критически прочувствовать каждый эпизод, каждый трюк фильма.
Однажды по окончании приёма в Георгиевском зале Кремля в честь участников декады украинского искусства И. В. Сталин пригласил группу видных деятелей культуры в свой просмотровый зал. Там были Немирович-Данченко, Москвин, Качалов, Корнейчук и многие другие видные деятели искусства. Сталин не первый раз смотрел «Волгу-Волгу». Он посадил меня рядом с собой. По другую сторону сидел В.И. Немирович-Данченко. По ходу фильма Сталин, делясь с нами своим знанием комедии, своими чувствами, обращаясь то ко мне, то к Немировичу-Данченко, полушёпотом сообщал: «Сейчас Вывалов скажет: “Примите от этих граждан брак и выдайте им другой”». Произнося это, он смеялся, увлеченный игрой Ильинского, и хлопал меня по колену. Не ошибусь, если скажу, что он знал наизусть все смешные реплики этой кинокомедии.
Автограф
Когда на приёме Сталину представили Игоря Владимировича Ильинского, он пошутил:
– Здравствуйте, гражданин Вывалов. Вы бюрократ, и я бюрократ, мы поймём друг друга. Пойдёмте побеседуем, – и повёл его к столу.
С фильмом связан и такой занятный эпизод. В 1942 году в Москву в очередной раз прилетел специальный помощник президента Рузвельта Гарри Гопкинс. Сталин пригласил его с послом США Авереллом Гаррима-ном посмотреть «Волгу-Волгу». Гости от души смеялись, и Сталин как бы в знак своего особого расположения послал с Гопкинсом экземпляр фильма президенту США Рузвельту. Визит Гопкинса был кратковременным, и перевод сделать не успели, так что в самолёте по пути в Соединённые Штаты наш переводчик переводил Гопкинсу монтажные листы. За время полёта переводчик справился с репликами, но до песен дело не дошло.
Посмотрев «Волгу-Волгу», Рузвельт спросил Гопкинса:
– Почему Сталин прислал мне этот фильм?
Готового ответа не было.
Тогда-то тщательно отредактировали реплики и по возможности точно сделали перевод песен. При втором просмотре, как только на английском языке прозвучали куплеты лоцмана:
Рузвельт заключил:
– Ну вот, Сталин намекает, что мы ужасно затягиваем дело с открытием Второго фронта.
Разговор о «Волге-Волге» в контексте Второго фронта
Кстати сказать, Рузвельт любил напевать эту шутливую песенку.
Обо всех этих подробностях хождения «Волги-Волги» за океан мне рассказывал Аверелл Гарриман. Эта ассоциативная реакция, вызванная у президента с помощью фильма, вряд ли была запланирована. Вот ведь какая своенравная материя – искусство!
И ещё одно в связи с этим отступлением. Профессор Р. Н. Юренев, говоря о «Волге-Волге» как о выдающемся достижении советского киноискусства, проходится беспощадным критическим стилом по злополучной «Севрюге» и её роли в фильме.
«Главным объектом шуток служит пароход «Севрюга»… Устаревшая техника смешна. Это заметили ещё самые ранние кинокомики. Старомодный автомобиль был героем многих комедий. Он рассыпался и под Максом Линдером, и под Монти Бенксом. Он был спутником Франчески Гааль в «Петере» и «Катарине». Старомодный поезд был блистательно обыгран Бастером Китоном в «Нашем гостеприимстве».
Пароход Александрова не менее смешон. Он рассыпается от неосторожных движений. Про него говорят: «Пароход хороший, но воды боится!» Сквозь все его палубы проваливаются и Стрелка, как только Алёша предсказал ей провал на олимпиаде, и Вывалов, в гневе топнувший ногой. Пароход извергает неимоверные клубы пара и дыма. Он наталкивается на мели и на «тепляки» – подводные брёвна. Словом, из парохода выжимается множество комедийных трюков. Но о чем они говорят? Что осмеивают? Что критикуют? Пароход, может быть, просто смешон? Просто – без всяких мыслей?»
Какая это всё-таки тонкая материя – кинокомедия!
Умный, знающий критик, руководствуясь своим собственным чувством, вынесенным с просмотра «Волги-Волги» (всё, что делается на «Севрюге», ему непонятно: что осмеивают? Что критикуют?), начинает вести так называемый профессиональный разбор этой части фильма и… впадает в тон Бывалова. А между тем «пустые» шутки-насмешки над пароходом, который когда-то Америка подарила России, не так уж бессмысленны. Песенка эта исподволь разрушала в сознании нашего народа гипноз обязательного, фатального превосходства американской техники. Наконец, прихотливо и удивительно активно сработала она в случае с Рузвельтом.
Вот что говорил Александров: «И комедию, и комическое не следует оценивать только с позиций голого здравого смысла. Тут обязательно запутаешься. В комедии особое место и значение имеет подтекст. И мне кажется, что искусство подтекста является искусством не столько литературным, сколько режиссёрским и актёрским.
Мне довелось когда-то увидеть в Париже выступление клоуна Грога, получившего за своё искусство Нобелевскую премию. На совершенно пустую сцену выходил маленький бледный человек в костюме, сшитом из мешковины. В руке он держал скрипку…
Выходя из-за кулис, Грог делал неловкое движение, и аудитория смеялась. Клоун мимическими движениями и жестами просил зрителей воздержаться от смеха. Перед автором номера стояла задача – уговорить зрителя не смеяться, но с каждым движением клоуна смех возрастал. Смущение Грога вызывало овации, и это как бы мешало ему играть на скрипке.
В конце номера Грог исполнял на скрипке классическую вещь… и зрители плакали. Плакали, переживали музыку чересчур всерьёз… по контрасту с тем, что делал исполнитель серьёзной музыки раньше. В номере Грога не было никакого сюжета, не было ничего, кроме воспроизведения непосредственного человеческого чувства. А эффект был огромен.
Я неоднократно говорил и писал, что, если бы трюки, исполняемые Чаплиным, делали менее талантливые люди, эти трюки были бы неприятными и пошлыми. Это наводит на мысль, что основной причиной смеха у Чаплина и Грога является глубоко осознанный, хорошо сделанный, с безукоризненным артистизмом воплощенный ими образ. Наиболее полно это видно на примере номера Грога, где нет никакого сюжета. Актёр выступает в ярко очерченном образе стеснительного, робкого человека. И этим покоряет зрителя. Я не против сюжета. Этим примером я пользуюсь лишь для того, чтобы подтвердить положение: образ имеет в комедии решающее значение.
Достоинство «Волги-Волги» не столько в том, что мы высмеивали такое отрицательное явление, такой тормоз прогресса, как бюрократизм, а в том, что благодаря верно понятой цели и огромному, я бы сказал, непревзойдённому до сих пор, мастерству И.В. Ильинского, в яви, во плоти обнаружился перед всем народом (кино – самое массовое искусство!) образ Бывалова. На некоторое время слово «бюрократизм» было вытеснено термином «бывал овщина».
Конечно, хороши сами по себе реплики, которые сочинили для Бывалова-Ильинского сценаристы Н. Эрдман и М. Вольпин. Это же совершенные образцы канцелярского стиля: «Я не могу заниматься каждой балалайкой в отдельности», «Владея музыкальной культурой и лично зная товарища Шульберта», «Закройте дверь!», «Очистите палубу!», «Прекратите безобразие!» Но слова можно по-разному произнести, подать. Ильинский вошёл в образ Бывалова всем существом, если можно так выразиться, слился с ним.
Благодаря блестящей внешней характеристике, благодаря остроумному тексту характер Бывалова становится очевидным сразу же, в экспозиции. Ещё Стрелка целуется на пароме, ещё неизвестно зрителю содержание телеграммы-молнии, адресованной Бывалову, а он уже ясен. Он раскрылся в нескольких репликах, обращённых к посетителям и секретарше.
Игорь Ильинский, Мария Миронова – Бывалов и его секретарша
На водных просторах…
Секретаршу играла молодая, талантливая Мария Миронова. Играла блистательно. Эту роль никак не назовёшь второстепенной. Секретарша Мироновой стала как бы продолжением и развитием бываловского начала. Бюрократизм и подхалимство находятся в самом близком родстве. Миронова великолепно решила эту задачу. Она играла наглый, воинственный подхалимаж. Она не гнёт спины, не улыбается искательно, не робеет перед Бываловым. Она ему льстит, льстит грубо, развязно, с вызовом. Она нарочно разжигает его самолюбие… и он соловеет от её слов, он почти хрюкает от удовольствия: «Что, что, что вы говорите – чуткое руководство?»
Завязкой кинокомедии служит первое столкновение Бывалова со Стрелкой. Узнав о телеграмме-молнии из центра, Бывалов всполошился. Не вызов ли это в Москву? Он мечется по кабинету, приказывает «заложить кобылу», чуть не падает с балкона. Наконец, второпях садится на водовозную бочку и направляется к реке. Попутно мы показали хозяйство, которым «руководит» бюрократ Бывалов: кобыла расковалась, водовозная кляча делает подозрительные остановки у пивных, лодки не проконопачены. Добраться до парома так и не удалось. Приходится Стрелке кричать ему текст телеграммы с парома.
Телеграмма начинается так, что Бывалов млеет от счастья: «Вызываем Москву…», но кончается плохо: «Участников самодеятельности». Бывалов долго не может понять, вернее, осознать, что вызывают не его. Но, осознав, он принимает несколько поистине наполеоновских поз и выносит безапелляционное решение: отказать за неимением талантов! И тут же кричит ответ на паром Стрелке. Ответ начинается словами: «Совершенно секретно!» Но поскольку Бывалов от переживаний охрип, то Стрелка его не слышит. И Бывалов прибегает к помощи водовоза, а затем и толпы, собравшейся на берегу. Под его личным руководством люди хором орут: «Совершенно секретно!» Слова бюрократического секрета гулко разносятся по реке. Крика толпы пугаются свиньи на пароме. Паром отрывается от троса, его прибивает к берегу. Стрелка спрыгивает на берег и категорически отказывается передать бываловскую телеграмму – ведь талантов в городе много.
КИНОКАДРЫ ИЗ ФИЛЬМА «ВОЛГА-ВОЛГА»
– Ерунда! – мрачно заявляет Вывалов. – В этом городе не может быть талантов!
Так рождается конфликт, завязывается действие. Вначале действие ведёт одна Стрелка. Пока Вывалов сокрушительно деловой походкой следует с берега к себе в кабинет, она доказывает ему, что в городе Мелководске множество талантов. Она рассказывает Бывалову, что некая Симка замечательно поёт арию Татьяны, и сама поёт эту арию; она втолковывает Бывалову, что некий Мишка отлично читает стихи, и сама читает отрывок из «Демона»; она убеждает Бывалова в том, что некий Гришка отлично пляшет, и тут же проделывает несколько неотразимых колен лезгинки».
«Это моё режиссёрское счастье, – любил повторять Григорий Васильевич, – что в фильме «Волга-Волга» снималась Любовь Орлова, которая могла делать всё. В фильме она превосходно поёт, пляшет, читает, но при всем при том остаётся письмоносицей Стрелкой – милой, простодушной Дуней Петровой, которая самозабвенно влюблена в искусство и непоколебимо уверена в творческих силах своих друзей. В роли Стрелки Любовь Петровна Орлова во всем блеске раскрыла замечательное качество своего дарования – умение сочетать эксцентрически комедийный внешний рисунок роли с подлинным лирическим чувством, с правдой человеческих переживаний».
Когда зритель смотрит «Волгу-Волгу», ему кажется, что все совершаемые Стрелкой действия, её выступления во всевозможных амплуа удивительно легко даются актрисе Орловой. А ведь эту легкость, изящество исполнения роли обеспечил настойчивый и кропотливый труд: раздумья, тренировки, репетиции.
«Уставала страшно, – признавалась Орлова, – но была несказанно счастлива! Роль почтальона Стрелки… вернула меня к образу простой русской советской девушки, весёлой, трудолюбивой и талантливой. Работа над этой ролью принесла мне новую неожиданную и большую радость.
Когда в газетах появилось сообщение о том, что мне предстоит играть роль девушки-письмоносицы, ко мне на помощь поспешили буквально сотни девушек-почтальонок. Мои добровольные помощницы отнеслись ко мне с такой сердечной заботой, точно от этого зависел их собственный успех в картине. Как передать чувства, которые испытывала я, читая эти письма – трогательные, доверчивые, дружеские? В них было множество предложений, рассказов о работе почтальонов, фотографий, описаний разнообразных случаев из практики письмоносцев, биографий. Меня приглашали понаблюдать работу письмоносцев, и одним из таких предложений я воспользовалась. В течение нескольких дней я разносила письма, газеты, журналы, стараясь проникнуться тем ощущением, с каким письмоносец входит в чужой дом, входит свободно, без неловкости или смущения, потому что знает, что вестей, которые он принесёт, ждут. И если Стрелка передала в какой-то степени черты, свойственные профессии советского письмоносца, то этим она обязана коллективным нашим усилиям – моим и множества добровольных помощниц».
Работа по-настоящему увлекала съёмочный коллектив. «Волга-Волга» в короткие сроки была отснята и смонтирована. Но её выпуску на экраны ещё предшествовали долгие споры. Так или иначе, фильм появился на экранах, и дружный миллионноустый смех кинозрителей заставил тайных и явных Бываловых посторониться.
…Что легче: рассмешить или разжалобить? Построить весёлый, озорной ход или уйти в сторону – к сентиментальности и трогательности?
Письмоносица Стрелка и Бывалов
Один досужий американский доктор как-то подсчитал, что для того, чтобы заставить человека заплакать, необходимо воздействовать на 30 процентов его нервов. А рассмешить человека можно лишь в том случае, если смех воздействует на всю нервную систему. Этот вряд ли научный подсчёт всё же помогает сформулировать следующую мысль, давно всеми принятую за аксиому: гораздо проще растрогать человека, чем его развеселить.
Существуют необычайно эффектные виды спорта, например, прыжки с вышки в воду. При исполнении этого спортивного номера можно добиться великолепного внешнего эффекта даже при большой неточности движения. Можно погрузиться в воду на метр ближе или на два дальше от намеченного пункта, можно закинуть дальше, чем нужно, ноги, лишь в последний момент исправить положение рук и… оказаться победителем. А в прыжке с одной трапеции на другую достаточно недолететь на один сантиметр, чтобы упасть и разбиться. Вот так же и с комедией. В драме, в поэме может быть много неточностей, которые не заметят ни зритель, ни критик. Неточное решение творческой задачи здесь катастрофы не повлечёт. В комедии же, если смешная реплика или трюк не попадают в цель, они немедленно становятся пошлыми. И часто это зависит от пресловутого «чуть-чуть».
Александров любил вспоминать Америку и своих американских друзей: «Когда Чаплин в «Новых временах» автоматически, в ритме работы конвейера поворачивает пуговицы на платье женщины гаечным ключом, это производит великолепное впечатление и никого не шокирует. Но стоит представить себе не такого талантливого исполнителя, как этот трюк потеряет смысловую нагрузку, потеряет все смешные стороны и превратится в надуманный и неуклюжий.
Грань между пошлостью и высоким искусством определяется многими моментами, в том числе и ритмом произведения. Во время съёмок «Волги-Волги» произошёл такой случай. Вывалов через «говорок» кричит в машинное отделение: «Поддай пару» – и сразу же после его приказания из трубки «говорка» появляются клубы пара, ударяя ему в лицо. Было снято семь дублей этого кадра, и только один из них вызывал смех, а шесть других смотрелись при полном молчании. Оказалось, что только в одном дубле пар появлялся в правильном ритме по отношению к произнесённой фразе. В шести других дублях он либо запаздывал, либо появлялся слишком быстро. Успех этого трюка решала какая-то доля секунды.
Второй пример, пожалуй, ещё более характерен. В картине «Волга-Волга» Стрелка, услышав от Алеши признание в любви, погружается в воду. Они в этот момент плывут по Химкинскому водохранилищу, и на вопрос Алеши: «Что с тобой?» – Стрелка говорит, как бы теряя сознание: «Воды…» Я считаю этот крошечный эпизод наиболее удачным во всём фильме. Он всегда вызывает точную и дружную реакцию смеха у зрителей.
Эта сцена была придумана мною для фильма «Весёлые ребята». Исполняла её Орлова, но с другим партнёром. Там эти кадры не вызвали смеха, и их пришлось вырезать. Интересно отметить, что в данном случае эффект произнесения слова «воды» зависел от правильно заданного вопроса. А при съёмках «Весёлых ребят» артист не понял ритма сцены. Очень многие, видя, что дело не идёт, говорили мне тогда, что этот трюк – чисто литературный и на экране эффекта не произведёт. Осуществив его в «Волге-Волге», я убедился, что самое маленькое «чуть-чуть» в комедийном диалоге имеет решающее значение. Вот почему комедию можно назвать искусством точным, искусством снайперским.
Изобразить сильного и смелого может даже начинающий цирковой артист. Но изобразить слабого или неуклюжего может только действительно сильный человек. «Неуклюжие» и «неумелые» акробаты – самые опытные, самые смелые, самые знающие мастера циркового искусства.
И в комедии должно быть точно так же. Искусство смешить – это, пожалуй, одно из самых трудных искусств. Комедийное мастерство требует большого опыта и непрерывной тренировки сценариста, режиссёра, актёров.
Кстати, о работниках студий, принимающих комедийные картины. Чувство смеха – коллективное чувство. Редко бывает, что человек, оставаясь сам с собой, смеётся (в одиночку чаще грустят). Чем больше людей, тем веселее и сильнее смех. Самый лучший приём фильму «Цирк» был оказан в Зелёном театре, когда на премьере было 25 тысяч человек. Я понял тогда, что по мере увеличения количества зрителей сила смеха увеличивается почти в геометрической прогрессии. Для большой массовой аудитории каждая кинокомедия кажется лучше, чем она есть на самом деле. И часто комедии теряют многие элементы юмора в маленьких просмотровых залах киностудий.
Чаплин говорил мне, что он воскресал и воодушевлялся после демонстрации своих картин для массовой аудитории. А просматривая перед тем фильмы вместе с друзьями – крупными специалистами, он часто впадал в отчаяние.
Мастерам комедии тренаж нужен так же, как пианистам, певцам, акробатам, спортсменам. Ощущение ритма, чувство бодрости и творческого задора должны постоянно поддерживаться производственной деятельностью.
Для того чтобы достигнуть высот комедийного мастерства, необходимо иметь группу постоянных актёров, а не приглашать их из разных театров на два-три месяца. Сценаристам необходимо участвовать в репетициях и съёмках, чтобы им стало ясно, что не всё смешно написанное будет смешным на экране. Режиссёрам нужно непрерывно снимать и знать актёров, как музыканты знают свои инструменты.
У нас в стране есть все условия для развития кинокомедии. По мере увеличения мощи нашего государства, его силы и богатства всё шире раскрываются двери для сатиры, смеха и веселья».
Ах, если бы так было и в жизни!
Острие киносатиры должно быть направлено против таких элементов психологии и морали, как стяжательство, зависть, тщеславие, индивидуализм, жадность, лесть, лицемерие, плутовство и множество других недобрых свойств и качеств. И вместе с высмеиванием этих качеств человеческой психологии необходимо поддерживать, укреплять и воспитывать прекрасные созидательные черты – смелость, патриотизм, чувство дружбы.
По выходе на экраны страны «Волги-Волги» критика писала: «Фильм получился по-настоящему смешной. Но смех этот отнюдь не бездумный.
Фильм удался. Получилось весёлое, смешное, жизнерадостное произведение. Зритель заразительно, от души смеётся над весёлыми приключениями Стрелки и Алёши, над комическими неудачами боцмана, над тупостью бюрократа Бывалова…»
Александров: «Фильм «Волга-Волга», утверждавший возможность и реальность широкого развития самодеятельного искусства, в принципе говорил и о том, что социализм создал возможности для расцвета каждой личности, что наступило время для развития всяческих способностей человека. Это соображение привело меня к мысли о необходимости нашему времени картины о раскрепощенной трудовой инициативе человека, а конкретно – о стахановском движении.
Писатель-юморист Виктор Ардов дал мне почитать свою новую пьесу «Золушка». Театры не спешили с её постановкой, и я предложил писателю срочно переделать пьесу в киносценарий. У Ардова история современной Золушки выглядела в общих чертах так. Деревенская девушка Таня поступает в прислуги к вздорной провинциальной обывательнице. Тяжело Тане в прислугах, но случай помогает ей познакомиться с секретарем партийной организации текстильной фабрики. Добрая, внимательная женщина советует Тане идти в ткачихи. И Таня Морозова становится знаменитой стахановкой, многостаночницей, рекордсменкой.
Кадры фильма «Светлый путь»
Какова сила перевоплощения дворянки Орловой!
В сценарии нет никакой сказочности, волшебности. Зато много весёлого, по-настоящему смешного. Повседневность изображалась лирично, с жизнерадостным, подчас грубоватым юмором. Одним словом, сценарий был хорошей основой для начала работы. И хотя многие советчики из осторожных категорически советовали воздержаться от попытки ставить кинокомедию на такую серьёзную и ответственную тему, как стахановское движение, я верил в успех начатого дела. Вчитавшись в сценарий, понял, что он слишком литературен, в нём маловато от духа времени. Вместе с Ардовым и Л.П. Орловой – исполнительницей роли главной героини фильма Тани Морозовой отправились в Вичугу к Евдокии Виноградовой, а после интереснейшего разговора с первой многостаночницей в нашей текстильной промышленности мы стали ездить по текстильным фабрикам, всякий раз открывая для себя что-то новое. Тема оказалась многоплановой. У нее были сотни поворотов. Жизнь захлестнула нас обилием материала, и проблема заключалась в том, чтобы отобрать наиболее убедительное, стилистически близкое моему режиссёрскому видению.
Навсегда осталась в памяти встреча с Дусей Виноградовой. Поразило нас её обаяние – простота, доброжелательность, я бы сказал, нежность к людям, светившаяся во взгляде её замечательных, ласковых глаз. Депутат Верховного Совета, новатор, которого знала и чтила вся страна, Евдокия Викторовна не отделяла себя от вичугских ткачих, от рабочего люда, но в то же время во всем её облике, в улыбке и стати видна была радость от осознания своей завидной женской доли.
Мы встретили подлинно счастливого человека. Её судьба удивительно совпадала с судьбой героини нашего фильма.
Знакомство с практическим опытом развертывания социалистического соревнования в текстильной промышленности заставило нас внести существенные изменения в развитие сценарной фабулы.
Стали изучать технические материалы – отчеты, специальные статьи руководителей текстильной промышленности. Посещать фабрики, где имелись новые машины, стали наблюдать за ростом техники.
«Золушка» советского экрана
Л.П. Орлова перенимает азы мастерства у ткачих
Снимали процесс реконструкции, модернизации старых цехов бывших морозовских фабрик, и – бывают же такие совпадения! – другая Таня Морозова – новая хозяйка одного из цехов «Трехгорной мануфактуры» у нас на глазах занималась этой перестройкой.
В это время достраивалась и открывалась Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, в павильонах которой конденсировались достижения всей страны. Мы её тоже сделали объектом изучения и съёмок.
Сценарий по ходу ознакомления с обильными, увлекательными материалами сильно менялся. Ардов по природе своей юморист. Работать с ним было легко, он всё время шутил. Все очень волновались, потому что и Дунаевскому, и Лебедеву-Кумачу, и Орловой казалось, что время идёт, а фильм наш стоит.
И Дунаевский, и Лебедев-Кумач, и сам Ардов с укором смотрели на меня. А я не унывал, объясняя медленный темп новизной дела, за которое мы взялись. Ардов иронизировал: “Александрова, когда он пускается в объяснения о созидающей сущности советской кинокомедии, принимаю как успокоительные ванны”».
Много споров было вокруг того, что фантазия Тани (сон – полёт) – это не реалистические приёмы, что «фантастические» кадры вырываются из общей структуры фильма. Но ведь эти фантазии опирались на реальный материал. Пафос фильма заключён в крылатых словах песни: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью». И разве мало настоящих чудес совершали тогда каждодневно советские люди?
«Фантастическими» кадрами удалось решительно преодолеть бытовизм первоначального сценария, дать величественной теме приподнято-поэтическое решение, показать, что быль может быть волшебнее сказки. Может быть, Александрову и пришлось бы испытать горечь поражения в новом и безусловно рискованном для репутации режиссёра «фантастическом» подходе к вполне реальной жизненной истории Тани Морозовой. Но замечательный талант, многогранное мастерство Любови Петровны Орловой помогли воплотить замысел с безукоризненным артистизмом и правдивостью. И в начале фильма, когда, напоминая Анюту из «Весёлых ребят», Таня в ритм весёлой песенке справляет свои хозяйственные обязанности и наивно кокетничает с красивым соседом по гостинице «Малый гранд-отель», и в финале, когда, награжденная орденом, она видит в кремлевских зеркалах все этапы своей судьбы, а потом летит в крылатом автомобиле над сказочными дворцами Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, – всюду Орлова правдива по чувству, по мысли, по идее. Вполне достоверным в исполнении Орловой предстаёт сказочно быстрое и прекрасное превращение Тани из забитого деревенского подростка в цветущую красавицу, стахановку.
Всё, что вызывало недоумение и прямые возражения у тогдашних критиков фильма, теперь, спустя много лет, признано за достижение, смелость и творческое дерзание, вполне себя оправдавшее.
Новизна фильма была в том, что в нём о самом серьёзном, самом главном – о социалистическом строительстве – говорилось средствами кинокомедии. Александров и Орлова доказали этой лентой, что искусству комедии доступно выражение самых существенных и сложных процессов жизни!
Можно было сделать комедию, смешное кино из факта наличия «женских» текстильных городов. Но не это было темой дня. Авторы понимали, что стахановское движение – это та точка опоры советской власти, с помощью которой будут решены грандиозные экономические задачи. Кинокомедия «Светлый путь» сверяла свой шаг со стремительным шагом энтузиастов-стахановцев, людей новой нравственно-этической формации.
Исаак Дунаевский на стихи поэта А.Д. Актиля написал «Марш энтузиастов». И мелодия, и стихи этого марша не забыты. «Марш энтузиастов» и другие песни в новой кинокомедии Александрова были созданы не для развлекательности. Они задумывались и с большой старательностью писались ради уточнения и углубления мысли фильма. И композитору, и поэту, и режиссёру – очень хотелось, чтобы с экрана прозвучал такой стахановский марш, который стали бы петь все, который звал бы за собой. Социализм, в основе которого была вековая мечта лучших представителей человечества о справедливом обществе, завоёвывал сердца идеалистически настроенных, способных к действенному романтизму людей.
Увы, вера в то, что такими или почти такими, как Дуся Виноградова, станут в скором времени все, была, как оказалось, мечтой утопического социализма, как сказано в песне «мечтой прекрасной, ещё не ясной», если договорить за поэта, преждевременным мечтанием, как триада французской буржуазной революции – свобода-равенство – братство – всего лишь постулат-допущение.
Сталинская резолюция
Александров: «Когда картину показали руководителям страны, Сталин сказал, что картина хорошая, хотя и не несёт в себе такого сатирического запала, как «Волга-Волга». Покритиковал название «Золушка». Тема фильма гораздо шире, современнее, политичнее, и поэтому надо дать фильму другое название. После этого разговора он прислал мне домой листок с двенадцатью названиями, на выбор. Я выбрал «Светлый путь». (Это крайне огорчило Главкинопрокат, поскольку они заранее приготовили рекламные духи, спички, и всюду на этикетках стояло – «Золушка».
«Светлый путь», строго говоря, – то, что теперь называют мюзиклом. Эта форма процветает сейчас и в
театре, и в кино. Тогда это была новая, ещё только нарождающаяся форма. За новизну выдаётся в наши дни и такой технический приём, когда в кино актриса поёт как бы дуэтом. В «Светлом пути» было и это. В волшебном зеркале Таня Морозова выступает одна в четырёх обличьях – домработница, ткачиха, русская красавица в кокошнике, депутат. Там она одна поёт квартетом. Четыре записи с разных плёнок были сведены на одну.
Взявшись за показ нового в советской действительности, кинематографисты стремились в техническом отношении быть новаторами-энтузиастами. Плёнка была слабая. На этом пути испытывали много трудностей – а в текстильных цехах, где приходилось снимать, было не очень-то светло. Широко использовали новый по тем временам технический приём: замедленной съёмкой снимали в цехе фон, а станок, на котором работала Таня Морозова, крупным планом снимали в студии на фоне экрана, рирпроекции – проекции на просвет, прозрачный экран.
Надо сказать, что Любовь Петровна действовала у станка как заправская ткачиха. О том, как серьёзно она готовилась к съёмкам в «Светлом пути» она с энтузиазмом рассказывала мне:
«Среди тех советских девушек, которых мне довелось воплотить на экране, более других мне дорог образ Тани Морозовой.
Она красива своей целеустремленностью, силой воли, любовью к труду. Простая деревенская девчонка, потом ткачиха, стала государственным человеком!
Путь Тани написан авторами сценария Ардовым и Александровым под прямым влиянием производственных достижений знаменитых ткачих Евдокии и Марии Виноградовых.
В «Светлом пути» яркие способности Тани вызваны характером новой жизни. В этом смысле образ Тани как бы развитие образов Анюты и Стрелки. Но кроме этого моё поистине нежное отношение к Тане Морозовой опирается и на личные ощущения, с которыми для меня связана работа над этой ролью. Пожалуй, я могу сказать, что я будто бы сама вместе с Таней прошла путь, проделанный ею, – от простой домашней работы до квалифицированного труда у ткацкого станка. Первая часть этой задачи не требовала от меня специальной подготовки. Таким умением обладает каждая женщина. Но на экране Таня в течение нескольких минут работает на ткацком станке. Я должна была провести эту сцену так, чтобы зрители, среди которых ведь будут и настоящие опытные ткачихи, поверили бы, не усомнились в подлинно высоком мастерстве владения станком Морозовой. И для этого мне пришлось, как и самой Тане, учиться ткацкому делу. Три месяца я проработала в Московском научно-исследовательском институте текстильной промышленности под руководством стахановки-ткачихи О.П. Орловой. Кроме того, во время съёмок на Ногинской (Глуховской) ткацкой фабрике моими постоянными учительницами были потомственные русские ткачихи.
Кадры из фильма «Светлый путь»
Я успешно сдала техминимум и получила квалификацию ткачихи. Быстрому освоению профессии помогло то, что я занималась не только на уроках. Ткачиха должна обладать очень ловкими пальцами, чтобы быстро завязывать ткацкий узел, достигается это путём длительной тренировки. И я отдавала этой тренировке всё своё время. В сумке я всегда носила моток ниток, как другие женщины носят вязанье. Я вязала ткацкие узлы всегда и всюду. Такими узлами я перевязала дома бахрому скатертей, полотенец, занавесей.
Но работа на фабрике, учёба, а главное – тесное общение, дружба с текстильщицами дали мне гораздо больше, чем только умение следить за работой станка или завязывать ткацкий узел. Постепенно осваивая профессию ткачихи, замечала за собой, как чувство робости перед станком уступает место интересу, чувству азарта, наконец, гордости, когда работа начинает ладиться. Я тщательно собирала эти крупицы ощущений: ведь через всё это прошла моя героиня Таня Морозова. Я близко сошлась со стахановками-ткачихами и глубоко, душой, поняла то благородное беспокойство, которое не позволяет им ограничиться достигнутыми успехами и увлекает их всё вперёд и вперёд. Все эти черты, штрихи, подчас еле уловимые детали я тщательно собирала в копилке памяти, чтобы сделать убедительным образ Тани.
Много я испытала счастья, когда после просмотра картины на ткацкой фабрике ко мне подходили ткачихи: «Ты настоящая ткачиха, – говорили они, – хоть сейчас можешь стать за станок. Приходи к нам работать». Если бы моя работа оставляла возможность для других занятий, из всех других я выбрала бы профессию ткачихи. Наверное, мне удалось вложить в роль Тани Морозовой ту сердечную привязанность и огромное уважение, которое я испытывала к ткачихам, если о картине помнят и сейчас.
– В кои-то веки, – с грустью заключила она, – был снят фильм «Светлый путь». Хороший фильм о зарождении виноградовского движения в текстильной промышленности».
Незадолго до кончины Любовь Петровна получила взволновавшее её до слёз письмо от рабочих льнокомбината «Красный Октябрь» из Горького:
«Только что по телевидению смотрели «Светлый путь». Нас было 17 человек: ткачихи, прядильщицы, мастера, инженеры, слесари, секретарь комитета ВЛКСМ, бывший парторг.
Товарищ Любовь Орлова! Этот фильм и вы, наша народная артистка, – это наша жизнь.
Наша фабрика самая революционная в Нижнем Новгороде. Мы вместе с сормовичами первыми в России подняли Красное знамя и воевали на баррикадах в 1905 году.
Теперь у нас больше, чем в «Светлом пути», многостаночников – ткачей и прядильщиц, а Баринова была вместе со Стахановым и Дусей Виноградовой в числе первых ударниц.
Товарищ Любовь Орлова, мы Вас любим, Вы великая артистка и замечательный (без зазнайства) человек.
Мы наших дочерей назвали Вашим именем. У нас на комбинате Люба самое многочисленное и уважаемое имя.
Может, Вы не знаете, что даже при награждении орденами, при присуждении премий за отличную работу и даже при распределении квартир и на свадьбах мы в первую очередь ставим вопрос, а как бы поступила наша милая Золушка – Любовь Орлова.
Любовь Петровна, если Вы по занятости не можете приехать к нам в Нижний Новгород, а теперь Горький, то, может быть, пришлёте своё пожелание, а у нас в клубе есть музей революционной и трудовой славы, где, кстати сказать, есть Ваш фотопортрет как стахановки-многостаночницы и как мировой прославленной артистки, отражающей жизнь нас – простых людей.
Прошу извинить меня за нескладное письмо, у меня образование – школа ФЗУ, Отечественная война, семь ранений – четыре тяжелых. У меня две дочери, три сына. Имею 27 правительственных наград. А пишу я по просьбе ткачих, прядильщиц. Утром это письмо парторг зачитал на ткацкой фабрике, и там все захотели подписаться и даже написать в правительство, чтобы Вас прислали к нам, но я опустил письмо в ящик, чтобы не было спора.
Ещё раз прошу извинения. Мы, четыре тысячи ткачей, прядильщиц, слесарей, мастеров, инженеров, служащих, комсомольцев и коммунистов, желаем нашей народной любимой Любови Орловой многих долгих лет жизни, отличного здоровья, гордимся, что в нашем русском искусстве, наряду с Собиновым, Ермоловой, Шаляпиным есть Любовь Орлова.
Николай Смирнов».
Надо ли говорить, как радовалась этому письму Любовь Петровна, как согревали её эти искренние, идущие от сердца строчки… Не мог, не посмел автор книги «Наша Любовь» исправлять, подлаживаясь под нынешнее время, этот текст, эти сказанные от сердца слова.
Фильм и сейчас дорог рабочим людям. Значит, честно, от души поработали тогда все участники творческого коллектива.
В 1940 году перед главным входом Всесоюзной сельскохозяйственной выставки была установлена скульптура В.И. Мухиной «Рабочий и колхозница». С той поры скульптурная композиция «Рабочий и колхозница» стала эмблемой «Мосфильма».
«Светлый путь» вышел на экраны накануне войны. Год от года успех фильма увеличивался. Комедийный образ здесь обрёл героическое звучание, стал образом, зовущим на подвиг. Но, став героическим, образ ткачихи Тани Морозовой не перестал быть весёлым, смешным. Не зря говорит народная пословица: «Смех – родной брат силы». Жизнерадостность, весёлость образа главной героини фильма «Светлый путь» побуждали людей бороться за радостную жизнь.