В книгах нет тьмы. Тьма есть лишь в сердце написавшего и того, кто, найдя ее, решил забрать с собою. Книги выше тьмы, они только хранят знание, и нельзя их винить за содеянное.
«Заблуждения библиотекаря». Каренские хроники. 423 год со времен Катаклизма

От туаре тяжело пахло мускусом, шерстью и навозом. Длинношеий, темно-коричневый, с шестью крепкими мускулистыми ногами, он медленно и величаво шел вперед по едва угадывающейся во мраке тропе, засыпанной песком, неся на широкой спине целый дом из прутьев и ткани.

Шерон, сидя в подвесной люльке чуть пониже возницы – угрюмого безобразного карифца, управлявшего животным с помощью копья с крюком, думала о том, что именно эти существа – истинные жители Феннефат, Дыхания Смерти, Великой пустыни, которая пожрала Кариф. Звери, совсем не похожие на хрюлей, живущих в герцогстве Летос, хотя, как писали в старых книгах, и тех и других существ создали эйвы.

Туаре намного более редки, чем верблюды, и никогда не рождались в неволе. Их следовало отыскать в самых жарких и безлюдных землях Карифа, поймать, приручить, научить ходить в караванах – и тогда в твоем владении оказывалось чудо, корабль пустыни, настоящее спасение в дальних переходах по губительному краю, обходящееся без воды куда дольше верблюда и куда лучше переносящие жару и песчаные бури.

Стоили туаре баснословных денег, и позволить их себе могли только богатые купцы или же… успешные контрабандисты. Хотя порой между теми и другими разница оказывалась слишком мала, чтобы хоть кто-то мог ее заметить.

Стемнело еще сильнее, изъеденные временем утесы справа от дороги стали лишь темными силуэтами на фоне пурпурного неба, напомнили девушке ступенчатые пирамиды огромного кладбища Эльвата, города, в который она вряд ли когда-то сможет теперь вернуться. Внезапно по шерсти зверя пробежала бледная волна мерцания, и вот уже кончики его плотных шерстинок стали излучать мягкий зеленоватый свет. Впереди один за другим зажглись зеленые пятна. Пять. Восемь. Двенадцать. Двадцать. И раздались низкие, тоскливые, горловые вскрики – туаре с радостью встречали ночь и очередной долгий переход.

Путешествие продолжалось уже вторую неделю по одному и тому же расписанию. Стоило лишь жаре спасть, а солнцу склониться к охряно-оранжевым барханам, лагерь сбрасывал с себя тяжелую свинцовую дрему, начинал оживать, появлялись люди, собирали шатры и навесы, кормили туаре, нагружали их вещами, закрепляли на спинах навесы, и караван отправлялся в путь до самого рассвета.

Шли дикими землями, на запад, далеко от известных караванных троп, по местам, в которых не было никакого жилья. Останавливались на отдых возле древних, всеми забытых, давно обезвоженных колодцев, в развалинах старых кишлаков, в тени ущербных гор, под нависающими каменными исполинами, в которых Шерон чудились осколки статуй прошлых эпох. Два дня назад караван разбил стоянку возле торчащего из земли меча, который сжимала чья-то ушедшая в песок рука – оставались видимы лишь костяшки пальцев, смыкающихся на рукояти. Меч оказался столь огромен и широк, что колоссальная тень от него протянулась далеко по земле, большую часть дня, даже в полдень, защищая лагерь от нестерпимого жара и лишь к вечеру сместившись в сторону, словно прося наконец оставить ее в покое.

Однажды им повезло, и они ночевали в оазисе, таком маленьком, что обойти его можно было меньше чем за десять минут. Пальмы росли вокруг миниатюрного, почти пересохшего пруда с мутной, совершенно непривлекательной водой, без всякого намека на живность, но туаре пили ее жадно, подходя к берегу несколько раз, довольно курлыкая и надувая алые пузыри в горловых мешках.

Из-за тяжелого климата путешествие оказалось непростым, край вокруг простирался дикий и суровый, но именно здесь им было безопаснее, чем где-либо еще. Шерон не сомневалась, что обыскивают не только Эльват, за ними отправили погоню по всем трактам, предупредив соседние города, опорные крепости и пограничные посты. Именно поэтому сойка выбрала такое направление и подобных спутников.

Контрабандисты выглядели точно богатые торговцы, и манеры у них были соответствующие. На душегубов они ничуть не походили, но указывающая сомневалась, что люди, промышлявшие незаконной торговлей, согласились бы взять с собой любого, кто к ним обратится.

Но их взяли. И не задавали никаких вопросов, кормили, делились водой и не лезли в шатер, который им выделили. В большинстве ситуаций все, начиная от мальчишек, ухаживающих за туаре, и заканчивая охранниками каравана, порой уезжающими во время переходов далеко вперед, троих женщин «не замечали». Они были «как бы» «грузом», которого нет.

Лишь глава каравана, почтенная Ай Шуль, иногда приходила сказать им новости о том, сколько до следующей стоянки и как себя вести на той или иной остановке.

Шерон подозревала, что в их путешествии не обошлось без старых связей Лавиани. Все-таки когда-то она принадлежала Ночному Клану и смогла договориться. Возможно… даже довольно дипломатично, а не как всегда, угрозами, силой и ножом. Хотя, как помнила девушка, ее добрая знакомая была не из тех, кто любит оплачивать чужие услуги.

Следует отметить, что сойка хорошо подготовилась к их бегству. Собрала нужные вещи, договорилась с нужными людьми, которые привезли их в место, куда через несколько дней пришел караван, сделала так, чтобы Бланка Эрбет ни в чем не нуждалась в пути.

Слепая все так же сутками хранила молчание, отвечая односложно и часто презрительно, редко выбираясь наружу и показывая им, чтобы ее оставили в покое. Она была недовольна тем, что пришлось оставить Эльват, променять комфорт на очередное путешествие, выводящее ее из себя не меньше, чем путь от лесов эйвов через весь юг материка в столицу Карифа.

Сойка же обычно пропадала где-то во главе каравана, быстро найдя общий язык с Ай Шуль, либо проводила время на крыше навеса туаре, вслушиваясь в ночь и держа под рукой короткий роговой лук кочевников и полный колчан с тяжелыми, красноперыми стрелами. Она все еще ждала, что их могут найти, какой-нибудь летучий отряд разведчиков, отправленных герцогом.

Шерон заснула под мерный шаг животного, ее не смущало, что люлька раскачивается, а где-то в пустыне воют дикие звери, невесть как выживающие во время дневного зноя… И проснулась под гортанные крики туаре. На этот раз они остановились гораздо раньше, солнце едва успело окрасить небо в цвет оперения щура, маленькой птички-вьюрка, живущей в лесах Летоса. Стоило ярко-розовой полосе подняться над горами, как караван свернул севернее и оказался в довольно узком каньоне, с отвесными стенами, нависающими над камнями, на которых рос скудный колючий кустарник.

Погонщики, орудуя копьями, заставили туаре опуститься на брюхо, позволяя пассажирам слезть с огромных животных по веревочным лестницам.

Тут была вода. Из какой-то щели, с высоты, лилась тонкая струйка, падающая в мелкий бассейн, обложенный плоскими камнями, через край которого она вытекала, чтобы почти сразу потеряться в мелком песке и скудных колючках, столь острых, что приходилось внимательно ставить ноги, чтобы не ободрать щиколотки.

Здесь, благодаря тени, было и прохладно, и комфортно. Шерон видела следы старых кострищ – стоянкой пользовались раньше, и не раз. Оказавшись на земле, девушка размяла ноги. Контрабандисты уже обустраивали лагерь, погонщики стреноживали животных, насыпали им из мешков бозаганаг, крупные красные дикие бобы, вперемешку с отборным зерном и вяленым говяжьим мясом. Мальчишки вытирали влажную, свалявшуюся за ночь шерсть, и Шерон знала, что как только караван пополнит запасы воды, а туаре поедят, то животных начнут поить и будут продолжать это весь световой день.

Она прошла мимо ставящих шатры работников, спросив у одного из охранников, кивнув в глубину каньона:

– Там безопасно?

Тот, снимая пропотевший стеганый халат, задумался на мгновение:

– Кругом опасно, госпожа. Людей нет, если вы об этом. Чудовищ тоже. Но скорпионы и змеи встречаются везде. А иногда сверху падают камни. Лучше оставайтесь в лагере.

Она не послушала и направилась прочь по высохшему каменистому жерлу ручья, мимо мелких ярко-голубых цветов и старых птичьих гнезд, свалившихся с алых стен.

Ушла недалеко, найдя сразу за поворотом низкое, корявое, многоствольное дерево дикой алыэ, без желтых плодов, со слабой листвой и растрескавшейся грубой корой, на которой слюдяными потоками застыла прозрачная смола. Помня о змеях, она внимательно осмотрела землю, затем осторожно села, желая побыть в тишине, подальше от шума и гомона лагеря и как можно дальше от вещи, что они украли из дворца герцога.

Здесь ее и нашла Лавиани.

Сойка, загорелая больше обычного, с повязанным вокруг головы карифским платком, точно разбойница, о которых девушка читала в детских сказках. Лук висел у нее за спиной, в деревянном футляре, на шее сверкала плоская золотая цепочка, которую она выиграла в кости несколько дней назад, а под мышкой женщина держала довольно объемный предмет, завернутый в темную ткань. Серебряный браслет, который Лавиани теперь носила вместо Шерон, отсутствовал. Видно, оставила в шатре, с Бланкой, «охранявшей» их вещи.

– Может, перестанешь дуться и мы наконец-то серьезно поговорим?

– Я не дулась. Я злилась. Это немного разные вещи, Лавиани. В последнее время, когда я злюсь, могут происходить события, не всегда зависящие от моей воли, особенно если рядом браслет настоящей тзамас.

– Рыба полосатая, – проворчала Лавиани, присаживаясь напротив Шерон на широкий камень и кладя сверток рядом. – Да нечего здесь злиться, девочка. Серьезно? Из-за нарушенного тобой слова? Так ты совсем ни при чем и, если честно, ничего не нарушала. Я все сделала са…

– Вот! – вскинулась Шерон. – Я злюсь исключительно потому, что ты решила все за меня. Будем честны, напала на меня, и кто-нибудь может даже сказать, что похитила. Я не безвольная кукла, Лавиани. И если каждый раз, когда я буду с тобой не согласна, ты станешь такое проделывать, то, клянусь Шестерыми, я действительно перестану контролировать свои эмоции. Ты не моя мать, а я не твоя маленькая дочь, чтобы решать за меня. Либо мы друзья, доверяющие друг другу, либо нет.

Сойка вздохнула:

– Ладно. Признаю. Я несколько поспешила с решениями. Прости меня.

Указывающая испытующе посмотрела на собеседницу и покачала головой:

– Герцог, в отличие от меня, такое не простит.

– Да и плевать на него. Мы навсегда уберемся из его страны.

– Ты вправду считаешь, что такие люди, как он, упускают таких, как я? Он может искать нас и в других герцогствах. И вернуть назад. Я нужна ему.

– Ты и мне нужна, – резонно заметила Лавиани. – Так что пусть этот надутый ишак попробует тебя забрать. Очень хочу посмотреть, как он такое проделает и найдет нас, особенно если ты не будешь каждый день поднимать мертвецов. Мир велик, а руки владетелей не бесконечны. Сейчас другие времена, девочка, далекие от Единого королевства, когда на помощь королю приходили великие волшебники. Да и им, полагаю, не всегда удавалось отыскать нужного человека – континент-то в то время всяко был поболее нынешнего.

Шерон сухо ответила:

– Даже если он нас не найдет, то его люди могут навредить тем, кто остался в Эльвате. Любому, с кем мы общались все те месяцы, пока жили там.

– Они ничего не знают, и им ничего не грозит.

Указывающая вспомнила стражников, что приходили за ней, Ярела, пыточную, Бати.

– Ты сама-то веришь в эту ложь?

– А то! – произнесла сойка и сдалась, видя глаза собеседницы. – Рыба полосатая! Моей жалости не хватит на весь мир и на всех, кому не повезло в нем оказаться, девочка. Я должна защитить тебя, а также Бланку, раз уж приходится ее за собой таскать. У всех у нас рано или поздно будут тяжелые дни и слезы. А я, представь себе, не могу не делать вещи, которые считаю правильными, только потому, что кто-то эти слезы должен будет пролить. Хочу быть честной с тобой сегодня, раз у нас такой разговор. Мы – два чудовища в обличье людей. Или два человека в обличье чудовищ. Это уж с какой стороны посмотреть. И все, что мы делаем, приведет и приводит к чьим-то слезам, страданиям, лишениям и боли. Подобного никак не избежать, если только ты не выкопаешь нору, не заберешься в нее и не завалишь выход камнем. Неприятные последствия будут всегда, до конца нашей жизни, вне зависимости от того, на чьей мы стороне. Поверь старухе. Раньше я убивала за Ночной Клан. Потом убивала за себя. Потом за моих новых друзей. Во всех трех случаях всегда появлялись пострадавшие. И виновные и безвинные, таков мерзкий закон, который не изменили ни асторэ, ни Шестеро, ни волшебники, ни даже шаутты. Так что я не буду жалеть о тех, кто остался в Эльвате, уж извини. Надеяться, что их не тронут, стану, но бросаться грудью на копья, защищая чужих людей – нет. Фламинго попросил помогать тебе, что я и делаю.

– Покидая город, на что ты рассчитывала?

– Что мы выберемся из него с целыми шкурами, разумеется. И, как видишь, у меня получилось устроить это и оставить всех в дураках, – не без гордости ответила сойка. – Никто пока не схватил нас на цепочке Колодцев Бидумне Эль-Ман. Тут сроду никого нет, кроме нескольких отчаянных ребят, проходящих пару раз в год. Теперь, если они и нападут на след, будет слишком поздно, мы затеряемся на побережье или уже вообще уплывем в другую страну. Слушай, мы выполнили главную задачу, ради которой Мильвио привел тебя в Эльват. Забрали у герцога вещь, хотя, если честно, не проси он нас подождать, я бы все провернула в первую неделю приезда в этот вонючий город, и мы уже давно оттуда свалили. Но, как говорится, не стоит жалеть о том, что уже не случится.

Шерон запустила руку в волосы, стараясь оставаться спокойной:

– Так давай пожалеем о том, что точно случится. Мильвио и Тэо, придя в Эльват, не найдут нас. Что нам с этим делать?

Лавиани почесала подбородок, изучая кроваво-алые стены каньона, словно больше всего в жизни ее интересовали ломаные узоры, в которые складывались камни. Теперь она выглядела действительно опечаленной.

– Тэо… Ты же умная девочка, понимаешь, что шанс его возвращения очень невысок. Мы прождали его в Шой-ри-Тэйране много недель, но ни он, ни эйв так и не вернулись обратно. А потом прошли еще месяцы, но он не пришел сюда, хотя мы и оставили для него сообщение. Грустная новость состоит в том, что до этого Фламинго приводил в Туманный лес шестерых асторэ, и ни один из них не выжил.

– Значит, седьмому повезет. – Голос Шерон дрогнул. – Просто это займет чуть больше времени, чем мы рассчитывали.

– Я буду первая из тех, кто обрадуется, если он жив и вернется, – серьезно сказала Лавиани.

– Но он никогда не отыщет нас, ты постоянно твердишь, что материк велик и на нем легко спрятаться.

– Он асторэ. Один из двух, что, по слухам, есть сейчас в мире. Что же касается Мильвио, то теперь, когда дело сделано и нам незачем оставаться в Карифе, мы сами найдем его.

– Отправимся в Горное герцогство? Он запретил мне приближаться к войне. Поэтому я и осталась здесь, а он теперь там.

Она помнила, что сказал ей Мильвио перед уходом:

– Ты как стекло, на которое набрасывают тела мертвых мотыльков. Они падают на него, падают и падают. Каждый мотылек почти ничего не весит, его масса незаметна, но вот их становится больше, еще больше – и стекло не выдерживает, идет трещинами, а затем лопается. Разлетается вдребезги, острыми осколками раня всех, кто подошел слишком близко. Сколько потребуется смертей рядом с тобой? Пятьсот? Тысяча? Десять тысяч? Если вокруг тебя начнут гаснуть чужие жизни, а в битвах такое происходит постоянно, то Шерон из Нимада может потерять контроль над своим даром, и все придет к тому, о чем мы говорили, когда ты только увидела Поля Мертвых. Пока не овладеешь новым искусством в полной мере, тебе нельзя приближаться к местам, где умирает множество людей, как маленькому ребенку нельзя пытаться переплыть бурную реку.

– И как я это сделаю, Мильвио? Таких, как я, давно нет в нашем мире. Великие волшебники уничтожили последних некромантов в войнах, предшествующих Войне Гнева. Те, кто уцелели, попали в тюрьму Скованного, освобождены Тионом, стали указывающими и забыли прошлое, из поколения в поколение стирая его из своей памяти. Быть может, остались книги?

Тот, кого раньше знали как Войса, с сожалением покачал головой:

– Носители опасного знания уничтожались в первую очередь. Таков был закон Единого королевства. Книги сжигались сразу. После Катаклизма я был несколько раз в Каренской библиотеке, тратил дни на поиск томов по магии, но не отыскал ничего, связанного с некромантией. Уверен, где-то у коллекционеров или в забытых всеми городах что-то сохранилось, но… За годы моих путешествий я не встретил подобного. Предметы, принадлежащие тзамас, встречаются, как, к примеру, тот, что хранится в коллекции герцога Карифа. А вот книги…

В его глазах была печаль.

– Я не смогу научиться сама. Чтобы сделать из девочки указывающую, Йозеф тренировал меня годами. Здесь же… Кто мой учитель, Мильвио?

И снова он, как прежде, подвел ее к распахнутому окну, за которым уходили к старым утесам Поля Мертвых, самое большое кладбище мира.

– Они все. Те, кто спят здесь столетиями, научат тебя ощущать их, сопротивляться им, понимать и не бояться. Это все равно что тренировка с мечом, тело, твой мозг должны запомнить движения, отсеивать ненужное и концентрироваться на важном. И это первая причина, почему ты в Эльвате. Вторая же… – Он кивнул в сторону далекого Небесного дворца. – Браслет усилит твой дар многократно. Но если ты возьмешь его сейчас, он уничтожит тебя, поглотит и отправит на ту сторону.

– Ты так уверен?

– Его добыла Нэко, сняв с тела тзамас, за год до битвы у Мокрого Камня, где она погибла. Тион хранил этот предмет. После Катаклизма, когда он умер, я отнес собственность некромантов на Летос. Хотел помочь указывающим, но те, кто пытались им пользоваться, умирали. Поэтому артефакт оказался в другой части континента и, как говорят, все еще существует. Но обещай, что без меня ты его не тронешь.

И она обещала, не касалась его, хотя, как оказалось, в этом не было никакой нужды. Девушка могла «общаться» с предметом, ощущавшим ее способности, даже на расстоянии. Принимать от него помощь…

– Эй! – Лавиани сухо щелкнула пальцами у нее перед глазами. – Я все еще здесь! Нет, мы не отправимся в Горное герцогство. Мы едем на запад, к Лунному заливу, там, выше Эльгана, найдем подходящий корабль и отправимся в Риону.

– Столица Треттини? – Шерон хмурилась, все еще слыша голос Мильвио. Дела пошли наперекосяк, не так, как он планировал. Она не завершила свое испытание с кладбищем, вступила в «связь» с браслетом некроманта, который каждый день находится меньше чем в ярде от нее, и не дождалась возвращения Войса. – Почему туда?

– Потому что Кариф теперь для нас опасен. Треттини ближе к Горному герцогству, и там нет войны, в отличие от Ириасты и Фихшейза, которые… еще ближе.

– Как это поможет нам найти Мильвио?

– Никак, – не стала лгать Лавиани. – Он желал посмотреть на асторэ, но не думаю, что Фламинго будет делать это вечно. Рано или поздно парень начнет обратный путь и… Ладно! Ладно! Я не имею ни малейшего понятия, как его найти и как волшебник найдет нас. Мы что-нибудь придумаем, просто давай действовать постепенно, двигаясь от цели к цели. И пока нашей целью является пересечь пустыню, найти корабль и, отчалив, помахать Карифу платочком, обливаясь слезами счастья. Рыба полосатая, да я пущусь в пляс, когда мы свалим и песок перестанет скрипеть на зубах!

Это было слабым утешением, но Шерон не видела причины спорить дальше и рассказывать сойке о зыбкости их надежд. Она была уверена, что та и сама все прекрасно понимала.

– Хорошо, Лавиани. Будем решать задачи по мере поступления. Сейчас главное не попасть обратно в Эльват в кандалах.

– Разумный вывод, девочка.

– Я так и не спросила… – Шерон помедлила. – Ты закончила свои таинственные дела?

Сойка кивнула:

– Мильвио запретил брать тебя с собой, сказал не уводить от могил как можно дольше, хотя, полагаю, все это чушь несусветная. Впрочем, кто поймет этих дурных великих волшебников? Они же были психи, раз привели мир к Катаклизму, психами и остались, даже растеряв всякую магию. Я ездила в Велат. Это в…

– В Ириасте. Я знаю.

Лавиани подвинула к себе сверток:

– Довольно давно я наведывалась в Велат по приказу Борга. Там проживал один из верховных жрецов Шестерых, человек, который проворачивал дела, далекие от высоких, так сказать, материй и божественного внимания. Он сотрудничал с Пубиром, марки текли в его карманы рекой, но однажды этот толстяк счел себя выше обязательств и зарвался. Меня попросили передать ему счет. – Последовало безразличное пожатие плеч. – Человеком он был влиятельным, охраны не меньше, чем у тамошнего герцога, так что отправили меня и Шрева. Но я обставила этого ублюдка, нашла жреца первой, хоть он и прятался хорошенько.

– Избавь меня от подробностей.

– Легко. Но вот что интересно. В его большом доме я обнаружила скрытую комнату, где набожный толстячок хранил вещи, которые… так сказать, не очень подходили его призванию. Сушеные головы аборигенов Черной земли, отравленное оружие мэлгов, какие-то проклятые кости, шипящие, стоило мне пройти мимо них. И довольно большое собрание книг. Среди них… вот это… – Она похлопала рукой по свертку. – Знак некромантов, зубастый кричащий череп, окруженный пламенем, сразу привлек мое внимание.

– Что там? – вскинулась девушка.

– Ты погоди, – наслаждаясь каждым моментом, промурлыкала Лавиани. – Порой вы с Мильвио говорили слишком громко, и я слышала некоторые фразы. Одна из них оживила мои старые воспоминания. Я колебалась какое-то время, но после решила, что ведь ничего страшного не случится, если я оставлю тебя ненадолго, а сама смотаюсь через половину мира и, чем шаутты не шутят, попытаю удачи. Ты бы не одобрила, поэтому я и не стала ничего рассказывать. Кроме того, с тех пор как я была в Велате, минуло двадцать лет. Дом могли продать, он мог сгореть, новый хозяин, при должной удаче, мог обнаружить тайник. Но мне… тебе… нам очень повезло. Так что вот мой подарок. Надеюсь, это хоть как-то искупит все то, что я устроила в последние недели.

Шерон взяла тяжелый сверток, развернула ткань, и в ее руках оказалась книга. Переплет был светло-коричневым и в то же время насыщенно-желтым, словно растаявший свечной воск, твердым, местами растрескавшимся, немного шершавым от долгих лет существования.

Отвратительный. Почти до тошноты. Точно так же отвратителен, как странные насечки на фолианте, плохо зажившие, похожие на фигурные шрамы.

– Ты знаешь, что это? – Она подняла взгляд на наблюдавшую за ней Лавиани, заставляя не разжимать пальцы и дальше касаться обложки.

– Человеческая кожа, я, полагаю.

Да. Переплет был из кожи человека, и Шерон чувствовала бледное эхо чужой смерти. Чужих смертей, точнее. Многоголосицу, слабо шепчущую ей в уши, столь слабо, что она вряд ли когда-нибудь смогла бы разобрать слова.

Углы книги защищал неизвестный черный металл, возможно серебро, корешок тоже сделали из него, а на нем жестокий мастер выдавил кричащий череп, когда-то привлекший внимание сойки.

Шерон открыла книгу, посмотрела первую страницу, тихо охнула, сказав:

– Говорят, что иногда они писали тексты на спинах своих жертв, а затем отправляли эти ходячие письма друг другу. Но книги… я не слышала о таком.

Каждая из сотен страниц была не из бумаги, а тоже из человеческой кожи. Гораздо более тонкой и мягкой, чем обложка, на которой прекрасно читались темно-бурые, витиеватые буквы старого наречия.

Вот откуда у нее возникло впечатление о множестве смертей. То, что она держала в руках, заключало в себе гибель десятков, если не сотен, несчастных.

– Ты сможешь ее читать?

Шерон на мгновение показалось, что в голосе Лавиани послышалось сочувствие. Но такого не могло быть. Сойка и сочувствие – совершенно несовместимы друг с другом.

Она стиснула зубы так, что стали видны желваки, и тут же вздохнула, расслабляясь, приказывая шепоту замолчать.

– У меня нет особого выбора. Я не брошу ее хотя бы потому, что ты потратила ради этого многие месяцы. Да и знания нам нужны как никогда. Я не могу от них отказаться…

Ее звали Дакрас, и жила она в эпоху, когда в мире существовали волшебники. Указывающая мало что могла узнать о тзамас, написавшей этот фолиант. Лишь то, что та была стара, и песок ее времени утекал слишком быстро, чтобы она могла завершить труд всей своей жизни.

Шерон хорошо знала старое наречие, Йозеф научил ее, и она никогда не считала себя глупой, но книга оказалась для нее твердым орешком. Это не был учебник для новичка, в котором шаг за шагом ей бы объясняли основы, взяв за руку, постепенно ведя от простого к сложному. Дакрас писала свой труд для таких же, как сама, опытных, уже познавших смерть, умеющих повелевать ею и подчинять своей воле.

Шерон не понимала слишком многое. Большинство терминов звучали для нее туманно, и девушка даже догадаться не могла, что пытается сказать хозяйка мертвых, куда направить. Некоторые главы оставались совершенно бесполезны, хотя она перечитывала их по несколько раз, пытаясь выявить хотя бы крупицу полезной для себя информации. Другие – те, где основы порой пересекались с ее знаниями указывающей, оказывались неполными, недописанными или вовсе нечитабельными из-за времени, уничтожившего буквы или целые страницы.

Для тысячи с лишним лет книга была в прекрасном состоянии, но все же плесень покрыла большую часть текста, какие-то страницы оказались вырезаны, оторваны, иные – сжаты настолько сильно, что распрямить их без опытного мастера, способного работать с кожей (или книгами?), не представлялось никакой возможности.

И вместе с тем, несмотря на все сложности, перед ней открывался целый новый, огромный, непостижимый и страшный мир магии, считавшейся запретной для любого здравомыслящего человека. И Шерон потерялась среди строчек, букв, зловещих рисунков и схем.

Последние были той самой нитью, что вели ее, позволяя узнавать и понимать написанное. Все эти формулы походили на то, чему учили указывающих. Сдерживание и контроль, блокировка и усиление, защита и поиск. Это было ей знакомо, пускай порой рисунки и принимали странные формы. Она старалась понять их и тем самым понять чертежи, которые никогда не видела прежде.

Караван шел на запад, минуя охряные высокие барханы, где ветер шлейфами сдувал песок, отправляя его в белое полуденное небо, раскаленные каменистые пустоши, где камни цвета лазури складывались в неведомые линии и круги, уходящие за горизонт, остывшие разорванные изнутри холмы, на зелено-малиновых склонах которых застыла бурая лава, тихие оазисы с глубокими водоемами, каскадными источниками, белой глиной, бесконечными фламинго и стадами могучих винторогих антилоп, на чьих мордах шерсть напоминала маски аборигенов Черной земли, и ущелья с дымящимися вдалеке вулканами. Шерон лишь изредка поднимала голову, отрываясь от чтения, чтобы увидеть все это.

Безводный, безлюдный, раскаленный и смертельно-опасный Кариф, задыхающийся от зноя, в то же время оставался невероятно красив, и в такие моменты она думала, как все здесь изменилось после Катаклизма. Большинство земель некогда благодатного края, в котором озера и реки считались гордостью всего Единого королевства, превратились в пустыню.

Впрочем, эти мысли появлялись лишь на несколько мгновений и так же быстро исчезали. Указывающая была слишком погружена в книгу, тратя на нее все свободное время, в пути и на дневных остановках, часто засыпая прямо над ней, под неодобрительное ворчание Лавиани, опасавшейся, что девушка перевернет фонарь и подожжет их шатер.

– И не выноси ее на улицу, очень тебя прошу, – бурчала сойка. – Если кто-нибудь глазастый поймет, что у тебя в руках… Они не прочтут древний язык, но знак-то на корешке достаточно узнаваем. Нас всех закопают в песок и оставят в нем до скончания веков просто на всякий случай, чтобы не рисковать понапрасну.

Тут она была права, и Шерон торчала в паланкине на туаре с ночи до утра и в шатре с утра до ночи, так что даже госпожа каравана поинтересовалась, здорова ли та.

Указывающая поспешно ела, если вспоминала о еде, пила, не замечала жары и неудобств, засыпала, лишь когда Лавиани в раздражении заставляла ее погасить огонь во время ночных переходов каравана и даже заблудилась во времени настолько, что не понимала, как много дней прошло с того их разговора в ущелье.

Мелкий убористый витиеватый почерк, складывающийся в предложения, уносил ее в мир, где мертвые вставали по приказу некроманта, шли за ним под звуки костяной флейты. Там были собаки, сложенные из человеческих костей, размером с леопардов; мумии, пропитанные трупным маслом, обладавшие силой гигантов, способные крушить панцирную пехоту ударами кулаков; светлячки из духов мертвых, собранные на дождливых кладбищах, служившие своему хозяину глазами, как и погибшие птицы; создания и вовсе странные, гибриды из костей и плоти, высотой с осадную башню, столь отвратительные и сложно управляемые, что поверить в то, что они когда-то бродили по земле, наводя ужас на целые города, Шерон решительно отказывалась.

Девушка читала описания, чувствуя одновременно отвращение, недоверие и… слыша тихий смех, словно кто-то подтверждал ее опасения. Говорил ей: «Да, ты такая же, как они, те, из прошлого. Да, ты сможешь, как только разберешься, и я подскажу тебе, буду рядом, потому что мы единое целое. Я служу тебе, а ты даруешь мне счастье».

Почти сразу она поняла, кто говорит с ней, и попросила Лавиани спрятать древний браслет некроманта на дно сундука, навалив сверху вещи. Вряд ли это помогло, но он умолк и больше ее не беспокоил, хотя Шерон продолжала чувствовать его силу рядом.

Были здесь и другие секреты. Как убить человека на расстоянии, просто посмотрев на него. Как заставить подчиняться. Как сделать землю бесплодной, отравить воду в реках и колодцах, умертвить скотину и лошадей. Собрать из погибших птиц человекоподобное существо и натравить его на эйва. Заставить врага впасть в панику. Вселить отчаяние в солдат. Убедить военачальника наложить на себя руки.

Она старательно читала, ничуть не жалея, что не умеет делать все то, о чем пишет Дакрас, разглядывая зловещие наброски страшных существ, могил, пирамид и урочищ, засыпанных обглоданными костями.

Пока туаре шел по каменистым пустошам, петляя среди высоких сухих колючих растений, распугивая ящериц, Лавиани часами следила за лицом девушки, легко понимая ее эмоции.

Однажды Шерон, заложив страницу пальцем, посмотрев на уснувшую на подушках Бланку Эрбет, шепотом спросила у сойки:

– Читала ее?

– И не подумала даже. За всю дорогу я не разворачивала сверток.

– Тебе не было любопытно?

– При чем здесь любопытство, рыба полосатая? Это книга смерти, и нормальным людям открывать ее просто опасно. Вдруг меня поразит удар или я сойду с ума? Ладно, ладно! Шучу. Я бы не подсунула тебе столь опасную вещь. Просто не вижу смысла тратить время на то, что мне не пригодится. Я стараюсь рационально расходовать дни своей жизни. Но когда наблюдаю за тобой, мне кажется, что тебя стошнит. Или ты швырнешь ее в стенку шатра. Или закроешь и больше уже никогда не вернешься к ней.

Шерон действительно отложила дневник тзамас в сторону и, подтянув колени к подбородку, оплела их руками.

– Я очень благодарна тебе за этот подарок, Лавиани. И не хочу, чтобы ты решила, что я ною или жалуюсь. Но это отвратительно и… в большинстве случаев бесполезно для меня. Я не стремлюсь убивать, а также управлять тем, что уже мертво. Я всего лишь хочу овладеть даром, который пробудился во мне на Талорисе, без моей воли и моего желания. Хочу, чтобы он не подчинил меня себе, не заставлял ощущать болезненный голод, чтобы я не вздрагивала, стоит лишь оказаться рядом с кладбищем… Здесь бесценные знания, но почти ничем я не смогу воспользоваться, потому что либо не понимаю этого, либо не захочу брать на свою совесть подобный груз.

– Груз, совесть, – усмехнулась сойка, внезапно пересев поближе. – Вот что я тебе скажу, девочка. Груз всегда растет на нашем хребте, и с каждом годом он только больше. Все мы совершаем те или иные ошибки и берем на себя ответственность за то, что делаем. Идеально прожить жизнь пока еще ни у кого не получалось, даже у идиотов, не понимающих, на каком свете они находятся. Что же касается совести – к шауттам эту тварь. Иногда приходится действовать вопреки совести. И выскажу мудрейшую мысль: лучше уметь убивать и поднимать мертвых, чем оказаться в ситуации, когда это может спасти жизнь тебе или тем, кто дорог тебе – и не уметь этого делать. Послушай старую циничную женщину. Я бы многое отдала, чтобы спасти своего учителя, отравленного ядом алой тихони. Чтобы защитить отца моего сына. И чтобы мой сын был жив. Если бы сейчас меня поставили перед выбором – их жизнь или смерть сотни человек, я бы плюнула на совесть, справедливость и все то, что считается правильным. Свой выбор я бы сделала сразу и без колебаний, но штука в том, что мне никто не предоставит такого второго шанса. А у тебя, возможно, он еще появится – спасти кого-то. И ты упустишь его, если откажешься учиться.

Девушка, выслушав сойку, сказала негромко:

– Я обдумаю твои слова, пускай они мне и не нравятся.

– Ну, я не лизоблюд герцога Карифа, чтобы ему нравились мои медовые речи. Ты прочитала лишь четверть книги, и, возможно, там дальше есть куда более интересные знания.

– Возможно, – не стала спорить указывающая. – Пока эта Дакрас пишет о вещах неприятных, да все больше о том, что она совершила, где побывала и как едва не захватила город, который теперь носит название Филгам.

– Вот-вот. Читай внимательно. Захватим с тобой Риону, станем править и умрем в богатстве и почете. А может, и не умрем, если хозяйка мертвых запрятала на страницах книжки секрет бессмертия.

– Бессмертие? – Шерон чуть удивилась. – Вот уж не планирую жить вечно.

– Ну хотя бы секрет долгой жизни и медленного старения. Или тоже не думала об этом?

Девушка равнодушно пожала плечами, и Лавиани возвела очи горе:

– Ты любишь Мильвио?

– Странный вопрос. – Она тут же нахмурилась.

– Да простой, как медный улт, на самом деле. Наш Фламинго существует в этом дурацком мире довольно долго, и наши жизни для него точно жизни бабочек. Мимолетны. – Сойка правильно расценила, как прищурилась Шерон. – Вижу, что ты и сама размышляла о таком. Что же, еще одно доказательство, что ты не так уж и наивна.

– Я не хочу продолжать эту тему.

– От нее не спрячешься.

– Слушай, мы же договорились решать проблемы по мере поступления. Давай не будем загадывать так далеко вперед.

– Как скажешь. – Лавиани легко отступила, действительно не желая расстраивать свою соотечественницу и ковырять кинжалом в ране. – Хм… Ну, я к тому, что, может, в книге дальше будет куда интереснее и менее мерзко. Да… Пойду я, пожалуй. Погляжу, что там и как.

Она откинула полог из легкой ткани и скрылась, а Шерон, крутанув колесико на масляном фонаре, увеличила пламя и вновь занялась чтением.

Дакрас рассказывала, и указывающей, поглощавшей страницу за страницей, слышался старый голос, шелестящий и слабый, точно песок, ручейками скатывающийся с гребнистых барханов, оранжевых на закате. Это был песок времени, что теперь соединял Шерон и тзамас, умершую много веков назад. Одна пыталась учить, другая пыталась научиться.

В дневнике девушка нашла раздел о человеческом теле. О здоровье, болезни, эпидемиях. О том, как вредить и лечить. Как заразить хворью, от которой плоть чернеет и отваливается кусками. Как с мухами и саранчой отправить мор во вражеский лагерь, чтобы, умирая, солдаты тут же переходили на твою сторону. Как проклясть, ослепить, заставить кровь течь из ушей, наслать безумие. И как этому противостоять.

Как лечить.

Сращивать кости и даже отрубленные конечности. Спасать человека, потерявшего большую часть крови. Восстанавливать отмершие нервы. Избавлять от безумия. И даже как вытащить поврежденное сердце и заменить его на мертвое, чтобы человек продолжал жить еще много лет, пока на свете существует некромант, что сотворил это чудо.

Некоторые вещи ей были знакомы. Они нисколько не изменились за все эти столетия, и Йозеф с Кларой учили ее им еще в детстве. Например, иглы, что требовалось втыкать в разные точки на теле, чтобы исцелить больного от сильной боли. Снятие жара, избавление от камней в почках.

Шерон заглянула в конец книги, наткнулась на отрывок, как сражаться и убивать других некромантов, как им противостоять. Защиты, атакующие заклинания и существа, что могли переломить ход поединка в твою пользу. Дакрас шептала о том, что все ее противники ушли в могилу, стали ее слугами, а она до сих пор жива. Чуть дальше было о сражениях с великими волшебниками – и этот фрагмент отсутствовал, вырваны целые куски.

Зато, быстро листая страницы, Шерон нашла и секреты о том, как создавать полезные для некроманта вещи. Флейту из бедренной кости, свисток из ребер для приманивания гиен, посохи, ритуальные ножи для убийства людей и высасывания их силы и прочие отвратительные вещи. Кое-что ее заинтересовало, но она решила не спешить и вернулась к заложенным страницам, здраво полагая, что понадобится много лет, чтобы полностью освоить эту науку.

Как-то раз на привале, когда был полдень и жара стала невыносимой, когда почти все караванщики спали, оставив лишь немногочисленную стражу, девушка сидела возле входа в шатер, завернув обложку в ткань, чтобы случайный сторонний наблюдатель ничего не заметил, и читала.

Лавиани, подхватив лук, отправилась бродить меж гряды высоких синеватых камней, закутавшись в белые свободные одежды, то ли в поисках неприятностей, то ли с надеждой подстрелить какую-нибудь зверушку, чтобы потом сделать из нее неаппетитную еду и без всякого удовольствия съесть, жалуясь на отсутствие куриных яиц.

– Почитай мне.

Это предложение прозвучало столь неожиданно, что Шерон не поверила своим ушам и обернулась на Бланку Эрбет, сидевшую в глубине шатра. Она практически не общалась с ними большую часть времени, обычно отделываясь односложными фразами, или же, часто пребывая в плохом настроении, и вовсе грубила, стоило к ней обратиться. После нескольких подобных «бесед» указывающая перестала ее донимать, порой не общаясь неделями, перепоручая заботу о слепой Агсан, которая теперь, к ее глубокому сожалению, где-то очень далеко.

– Это не самое лучшее чтение, – осторожно сказала ей Шерон.

Та хмыкнула:

– Я слепа, но с моими ушами все в порядке. Думаешь, я не поняла, кто ты, за те месяцы, что с вами? Или считаешь, я не слышу, как Лавиани говорит с тобой об этой книге и о том, что в ней. Я не всегда сплю, когда вы так думаете. Почитай. Хоть что-нибудь. Я соскучилась по чтению.

Шерон с сомнением перелистнула несколько страниц назад:

– Мы так и не обсудили с тобой, что произошло в ту ночь в Эльвате.

– В какую ночь? – В голосе Бланки тут же появился холодок.

– В час прихода ирифи.

– Тебя забрала стража, а когда ты вернулась, то не поднимала эту тему. Что же случилось тогда?

– Ты мне скажи. Сулла ведь пришли за тобой. Почему?

– Я не знаю, – последовал ответ.

– И они не смогли тебя тронуть. Там действовала не моя магия. Иная. Совсем иная. Но ты не волшебница. Ты благородная женщина из Варена, которая ради мести убийцам твоего отца связалась с сойкой и потеряла глаза.

– Я не могу тебе помочь и не знаю, что тогда произошло. Только с твоих слов, да слов девчонки-служанки.

Она лгала, и Шерон знала это, продолжая наблюдать за Бланкой. Ее насторожило то, как она сидит, как держит голову. В ней что-то сильно изменилось с тех пор, как они нашли ее в Туманном лесу, среди трупов, разбросанных по Шой-ри-Тейрану.

Снаружи пролетела птица, ее тень скользнула по шатру, и рыжеволосая с синей повязкой на глазах чуть повела головой, инстинктивно, словно проследив за этим полетом.

Осененная внезапной догадкой, Шерон взяла лежащее рядом яблоко и швырнула его прямо в голову Бланки. Та, не ожидая этого, закрылась, вытянув руки в сторону брошенного плода, и яблоко ударило ей в ладонь, упав на ковер и покатившись в сторону сундука.

– Шестеро! – потрясенно произнесла указывающая. – Ты видишь!