Ветер! Ветер! Слушайте ветер! Он шепчет барханам, предупреждает о неотвратимом, что грядет, опережая восход. Он кричит нам голосами мертвых родственников, друзей и врагов. Мертвых и снова живых. В его вое лишь ужас. Они идут! Идут! Идут! Облаченные в пурпур, раскрашивая жаркую ночь белым пламенем, ведя за собой наших братьев, сестер, отцов, матерей, мужей, жен и детей. Все они теперь не слышат нас, а знают лишь песнь тзамас. Их силу, их волю и их желания. Бойтесь! Бойтесь! Черная волна поглощает землю, забирая в себя всех, кого коснется. Она ползет от даирата к даирату, пробуждая тех, кто спит в них вечным сном, поднимая на бой. Смотрите! Смотрите! Армия мертвых, ведомая хозяевами, покрывает мир, движется на север, бросая вызов великим волшебникам. Ветер! Ветер! Слушайте ветер!

«История битвы у Мокрого Камня, рассказанная на стоянке туаре»

Лавиани сидела возле озера и, не обращая внимания на мух, ожидала результата.

– Ну же, рыба полосатая! Я уже вся извелась от любопытства. Показывай!

– Подожди секунду, – ответила ей Шерон, щурясь от бликов на воде и чувствуя, как расходится приятное тепло по ее сжатым в кулак пальцам.

– Я уже два дня жду! Сперва ты вырезала кусочки, затем варила этот проклятый клей, от вони которого должны были разбежаться все шаутты, потом читала, рисовала на полу, светила белым с руки, точила, рисовала, и что в итоге? Они работают? Покажи!

Указывающая неохотно разжала пальцы, и два темно-коричневых кубика упали с ее ладони на землю.

– Они крупнее, чем прежние. – Лавиани разглядывала новые игральные кости. – А что умеют?

– Что и прежние, – ответила Шерон, попросив кости прокатиться вперед, а затем сделать круг перед седовласой спутницей и остановиться возле нее. – И даже… больше. Как только я изучу книгу Дакрас получше. Но уже сейчас знаю, что они сильнее и… умнее.

– Умнее? – нахмурилась сойка. – В смысле, они разумны?

– Не… знаю. Они если и обладают разумом, то разумом… собаки. Просто, как оказалось, человеческая основа и основа животного – вызывают разные эффекты. То был рог нарвала, а здесь останки такого же существа, как я и ты. Связь с той стороной четче, а значит, и эффективность моих способностей выше.

– Была бы в Нимаде, стала бы самой лучшей из указывающих. А может, и на всем Летосе, – усмехнулась Лавиани, рассматривая кубики у себя под ногами.

– Кости передаются от указывающего к указывающему. Уже давно забыто, как их делали. И, боюсь, если бы мой учитель узнал, что я творю, он был бы мной крайне недоволен.

– Твой учитель за тысячи лиг отсюда, в холодном, заваленном снегом городе, где самая большая опасность, кроме потери овцы, это умерший ночью. Мы же с тобой в мире, в котором под каждым кустом шаутт, великий волшебник или разбойник. Мы должны уметь защищать себя от вещей куда худших, чем пропажа домашней курицы и оживший покойник. Не жалей о содеянном. К тому же, когда ты наконец вернешься, сможешь научить остальных.

Шерон подумала, что, возможно, они не захотят учиться такому и будут совершенно правы. Их истинный дар спит, его никто не пробуждал на Талорисе… что к лучшему. Шепот мертвых из даирата доносился до нее даже сейчас.

Это был «шепот» не в обычном понимании слова. Мертвые мертвы и не могут думать и общаться. От них остаются лишь следы, связи из прошлого, протянутые на ту сторону, которые некромант способен слышать. И голос той стороны, мира, в котором когда-то асторэ переродились в демонов, раздражающим фоном звучал у нее в голове.

Он то затихал, то усиливался, и в который раз девушка подумала, что, если бы не Мильвио, буквально настоявший, чтобы она долгие месяцы жила рядом с самым огромным кладбищем в мире – сейчас бы она, не привыкшая ни к чему подобному, корчилась от боли.

Указывающая даже не представляла, насколько тяжело было некромантам прошлого, способным управлять тысячами мертвых, ведущим их на битву и знающим, что каждый из них шепчет, ненавидит и готов вцепиться зубами в своего хозяина, стоит лишь на мгновение утратить над ними контроль. В прошлом тзамас были способны противостоять великим волшебникам.

Великим волшебникам!

Означает ли это, что некроманты были так же сильны, как ученики Шестерых? Означает ли это, что Дакрас права и один из Шестерых обладал тем же даром, что обладает Шерон, и учил своих последователей запретному искусству, связанному с той стороной?

Битва у Мокрого Камня – та, в которой погибла легендарная Нэко – произошедшая за несколько лет до начала Войны Гнева, когда последние хозяева мертвых были побеждены… эта битва говорила о том, что Тион со сподвижниками с трудом одолели своих противников. Тех самых, кто были заключены в тюрьму на Талорисе и освобождены Тионом за считаные часы до начала Катаклизма.

Шерон хотела знать ту историю. В дневниках Дакрас, живший за много лет до этих событий, ничего не было. Но когда у девушки была такая возможность, она не решилась расспросить Мильвио. Видела, что он не горит желанием общаться на эту тему.

Она скучала по нему и…

– Эй! – Голос Лавиани вернул ее в действительность. – Рыба полосатая, я начинаю волноваться за твою голову.

– Просто задумалась.

– Я могу их взять? Они не оторвут мне руку?

Шерон улыбнулась, и Лавиани подняла игральные кубики с земли.

– Хм… ты склеивала фрагменты черепа, но я не вижу стыков, словно они вырезаны из единого куска.

– Я не смогу тебе объяснить, как это происходит. Не знаю. Сама действовала по схемам тзамас, и вот результат.

Одна из косточек внезапно подпрыгнула и легонько стукнула Лавиани в нос. Та от неожиданности ругнулась, уронив кубик на землю, и указывающая негромко рассмеялась.

– Очень смешно, рыба полосатая!

– Это не я.

– А кто? Скованный в них, что ли, вселился?!

– Они сами. Пока маленькие, точно дети, и познают мир.

– Они его точно не познают, саданув меня в нос! – Лавиани глянула на помощников указывающей, сказав беззлобно: – Брысь!

Костяные кубики не послушались, лишь легонько тукнулись друг об друга, как показалось сойке, с насмешкой.

– Идите ко мне, – позвала Шерон, и они тут же отправились к хозяйке.

Она убрала их в сумку и вдруг повернулась в сторону стоянки каравана.

– Кто-то умирает! Прямо сейчас!

Лавиани прислушалась, но не было ни криков, ни звона оружия.

– Ну, что поделать. Всегда найдется тот, за кем приходит смерть, – философски заметила сойка, для которой подобное было отнюдь не в новинку.

Но Шерон, потянувшись к затухающему огоньку, трепещущему, пытающемуся удержаться, быстро исследовала дома и шатры, сказав:

– Бланка! Это Бланка!

Лавиани мгновенно сорвалась с места, не задавая лишних вопросов. Она скрылась за пальмами, и Шерон едва поспевала за ней. Вместе они пробежали через весь лагерь, под удивленными взглядами людей, ворвались в шатер.

Рыжеволосая лежала в углу, сжимая рукой мягко светящуюся фигурку Арилы. Лавиани вырвала статуэтку, не глядя отшвырнула в сторону. Шерон попыталась подойти, но ее словно оттолкнуло мягкой рукой.

– Я не могу помочь!

– И не надо! – прорычала сойка. – Не мешай!..

Снова вязкая и бесконечная темнота. Бланка по дыханию поняла, что рядом кто-то есть, и спросила:

– Где она?

– О как! – произнесла Лавиани. – Только очухалась, а уже требует назад любимую игрушку, которая ее едва не угробила.

– Это не она. Пожалуйста, верни.

– Нет, – жестко произнесла Шерон, которая, судя по голосу, находилась дальше. – Пока мы не поймем, что случилось, тебе придется существовать без глаз. Было как в прошлый раз, там, в Эльвате. Что ты сделала?

Бланка пыталась понять «что».

– Дайте воды.

Она пила долго и жадно, чувствуя, как возвращаются силы, затем тихо спросила:

– Сколько я пролежала?

– Почти сутки, – ответила Лавиани.

– Меня вчера словно молнией ударило. Я увидела, как где-то на западе рвутся нити. – Ее голос упал до шепота. – Сотнями, тысячами. Они исчезали, и в мир приходила темнота.

Бланка конечно же не видела, как Шерон и Лавиани встревоженно переглянулись.

– Ты не знаешь где?

– Далеко. Но там был Мильвио.

– Что?! – почти вскрикнула Шерон.

– Мильвио, – терпеливо повторила Бланка. – Пепельные нити, сквозь которые проступает рубиновый свет. Я уверена, что это он. А еще там был тот, кто гасил эти нити, и вокруг него расползалась тьма, и я… Я сшивала то, что рвалось. С помощью Арилы… дала ему возможность уйти прежде, чем стало совсем темно.

– Кой шаутт происходит, рыба полосатая? Может, она бредила?

– Нет. Я видела это четко.

– Я ей верю. – В голосе Шерон была явственная тревога. – Возможно, ты и права, Лавиани, что везешь нас в Риону. Что бы ни происходило на другом берегу Лунного залива, нам надо туда. Надеюсь, с Мильвио все в порядке.

Снаружи раздались предупреждающие крики, затем застучали колотушки сигнальщиков.

– Что еще стряслось? – проворчала Лавиани, выходя из шатра.

Люди в цветастых халатах, караванщики, погонщики, охранники и многочисленные слуги, собирались у дороги, глядя вниз, на каменистую солнечную долину, по которой цепочкой двигались несколько десятков туаре. Они уже начали подъем сюда, к плато с оазисом, и скоро должны были добраться до их стоянки.

Сойка быстро оценила происходящее, не слушая разговоры людей и догадки, поспешно вернулась в шатер.

– У нас гости.

Шерон на мгновение устало прикрыла глаза:

– Зря мы так надеялась, что они не нападут на след. Герцог Эш-Тали не отпустит нас. Это ведь его люди?

– Ты всегда была умной девочкой. Над караваном черный флаг с грифом, это гвардия. И на солнце блестит металл, у них много оружия. Есть и лошади, не знаю, как уж они выжили по этой жаре, но к нам спешат гонцы.

– Сколько им надо времени? – спросила Бланка.

– Меньше получаса.

Шерон ушла в дальний конец шатра, вернулась с сумкой госпожи Эрбет, возвращая ей статуэтку Арилы.

– Собирай воду и еду, Лавиани. Мы уходим. В даират. Это единственный шанс спрятаться от них.

– Они обыщут его снизу доверху. И уж поверь, если надо, просидят здесь и полгода, лишь бы привезти нас обратно в Эльват.

– Ты забываешь одну вещь – мертвые будут помогать мне, а не им, – сказала ей Шерон, и это прозвучало довольно зловеще.

Книга Дакрас едва поместилась в сумку указывающей, и теперь лямка оттягивала плечо. Бланка взяла свой посох – тяжелую палку, которую сделала Лавиани еще в Туманном лесу. Сойка кроме вещей подхватила мех с водой, сожалея, что не может унести остальную. Ее колчан был раздут от стрел, а тетива на лук уже натянута.

– Идем быстро, но без суеты. Не надо привлекать к себе внимания. Шерон, ты ведешь Бланку.

– Я могу идти сама.

– Напряги мозги, девочка. Ты слепая, с повязкой на глазах, но, если будешь вести себя как зрячая, каждая собака начнет показывать на нас пальцем.

Бланка не стала задавать примитивные вопросы вроде того, как они вернутся, что будет, если караван уйдет, и прочее. Понимала, сейчас они живут одним днем и не могут загадывать далеко вперед.

Лагерь они покинули без проблем, все были слишком заняты, и три женщины никого не заинтересовали, во всяком случае, так считала Шерон до тех пор, пока, уже миновав оазис, их не догнала запыхавшаяся госпожа Ай Шуль в сопровождении четырех крепких охранников.

– Ну, сейчас начнется! – закатила глаза сойка, сбрасывая вещмешок с плеч. – Заткнитесь и не лезьте.

– Некрасиво поступаете, госпожа Кларисса. Мы приняли вас, дали защиту, а вы вот так… Я спросила, сколь грязно ваше прошлое, и вы сказали, оно никак не заденет мои дела. Но там поднимаются люди герцога, как я полагаю. С учетом того что вы внезапно собрались на прогулку, подозреваю, они приехали за вами.

– Не думаю, что вам стоит встревать, госпожа Ай Шуль. Грязь нашего прошлого может запачкать и вас.

Карифка уперла руки в бока:

– Я бы рада не встревать, но уже по уши в дерьме, благодаря вам. Теперь на мои дела обратят внимание. Будет много проблем, вопросов, допросов, обысков, ненужного общения с чиновниками в будущем и лишних выплат. Это если моя голова останется на плечах. И я хочу уменьшить риски.

Мужики шагнули к беглянкам, но тут же остановились, когда Лавиани наложила на тетиву стрелу:

– Госпожа Ай Шуль, я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Вы честно соблюдали наш договор, а я честно заплатила вам большие деньги. Поэтому было бы весьма самонадеянно думать, что люди с кинжалами успеют дойти до лучницы. Я не буду никого из них убивать, если вы все же решите рискнуть, просто прострелю им ноги, рыба полосатая. Как клиент, крайне довольный услугами, что оказали почтенные контрабандисты.

Глава каравана негромко свистнула, и из-за пальм появилось трое стрелков, с натянутыми короткими луками кочевников.

– Госпожа Ай Шуль. – Лавиани опустила свое оружие так, чтобы стрела смотрела в землю, и отвесила легкий поклон. – Мои искренние извинения в том, что на миг сочла вас недальновидной.

– Возвращайтесь в лагерь по-хорошему.

Лавиани вздохнула и покачала головой.

– Все же вы не понимаете…

– Не убивай, – произнес напряженный голос Шерон у нее за спиной.

Вторая за несколько дней бабочка исчезла с плеча сойки, и она за одно мгновение отправила шесть стрел. Всем шестерым всадила стрелы в бедра, так, чтобы те прошли мимо нервных узлов и крупных артерий, а затем, не желая рисковать, оказалась рядом со стрелками, перерезав тетивы на их луках.

Успела вернуться назад как раз в тот момент, когда они с воплями попадали на камни, оставив ошарашенную госпожу Ай Шуль в одиночестве.

А после случилось сразу две вещи. В пяти сотнях ярдах от них появилась четверка всадников на взмыленных лошадях, а мимо Шерон пронеслось насекомое и это заинтересовало ее куда сильнее, чем копья летучей кавалерии герцога.

Насекомое оказалось саранчой.

Указывающая посмотрела туда, откуда оно прилетело. Из-за каменистых плоских холмов, поглощая свет, медленно и неотвратимо, точно океанская волна, ползла охряно-коричневая стена песка.

Ирифи пришел в пустыню.

Самыми ценными вещами в отряде Ярела, капитана первой роты «Серых клинков» Небесного дворца Эльвата были: огромная корзина, доверху заполненная крупной солью, и такой же по размеру кувшин, залитый терпким эльганским медом. Их лично вручила ему госпожа Кария, передавая «подарок» от имени его светлости.

Это случилось, когда стража, что стояла на Бирюзовых воротах, перестала кричать. Когда, после того как их ослепили, ибо не нужны глаза тем, кто так легко впускает и выпускает из дворца чужаков. Залили раны расплавленной серой, рубили, рвали их плоть, а затем, после двух часов пыток, разорвали четырьмя туаре, надрезав казненным сухожилия на ногах и руках. Кроме стражников наказали еще много людей, включая служанок, что видели странную беловолосую женщину, но не сообщили об этом, как должно.

Герцог лично наблюдал за казнями, и никто не удостоился милости быть задушенным бирюзовым шнурком.

– В корзине ты привезешь голову той, что убила любезного нашему сердцу Бати. А кувшин на тот случай, если Шерон откажется вернуться. Тогда и ее голова нужна моему повелителю, – приказала Кария.

– И не появляйся без них, – предупредила госпожа Яс, откусывая от миндальной пастилки.

Это указание было излишним. Он знал, что не сможет въехать в ворота Небесного дворца, не выполнив волю герцога.

Ярел пообещал исполнить приказ, но собирался нарушить его. Шерон живой в Эльват не вернется. Даже если она будет ползать на коленях, целуя его сапоги, Ярел обязан ее убить.

Когда-то старая женщина, в чьи волосы оказались вплетены сотни монеток стран, о которых давно никто не помнит, предсказала Ярелу, что он умрет от руки чужестранки. Той, что видит иное, страшное для любого человека, и за кем идут чудовища.

Та женщина была мудра и никогда не ошибалась в словах, что наговаривали ей духи. И поэтому, когда Ярел увидел Шерон, он понял, о ком шла речь. Перед ним было чудовище, что способно тревожить мертвых. Летос – страна варваров и дикарей, людей, пожирающих собственных детей во время долгих зим, убивающих соседей в ночь, когда солнце вопреки воле Шестерых не уходит за горизонт. Варваров, не умеющих читать, не знающих мытья и бегающих по улицам обнаженными. Так говорили знающие люди, и Ярел склонен был им верить. Она оставалась жива лишь по прихоти герцога, что забавлялся новым приобретением для своего странного зверинца.

Встреть Ярел Шерон сам, он бы без колебаний снес ей голову мечом, ничуть не жалея об этом. Но ему пришлось лишь арестовать ее, а после, после быть вежливым, как хотел того Бати.

Наимудрейший. Осторожнейший. Сколопендра Эльвата, контролировавший жизнь целой страны, подчинявшийся лишь воле его светлости, способный в одиночку справиться с десятком опытных бойцов. Он умер в зубах твари с Летоса, здорово посмеявшейся над ним, обглодавшей его череп.

Дурацкая смерть. Хуже нельзя и пожелать. И герцог гневался. За то, что Бати умер, за то, что не предусмотрел, за то, что женщина, выродок человечества, нарушила слово и сбежала из гостеприимного дворца, выставив Азима Эш-Тали глупцом. Плюнула ему в протянутую ладонь, и теперь Ближайшие, Достойные и Уважаемые могли задуматься, так ли влиятелен их Повелитель, Опора трона и Надежда на будущее, раз не в состоянии удержать даже слабую женщину? Которая еще и украла у него.

Ярел перетряхнул весь город и не стеснялся в способах получать ответы. Он отправил гонцов во всех направлениях, сулил золото и пытки, наблюдал и ждал. Терпеливо ждал, пока не проверил каждый слух, каждую догадку, пока советники и мудрейшие мужи не сложили вместе все факты и не поняли, как беглянки смогли покинуть Эльват.

И только тогда Ярел выступил, собрав всю свою роту, сто верных бойцов, и еще столько же люда, что помогли бы им перейти дикие земли: караванщиков, погонщиков, слуг и следопытов. Они шли по старым следам, но с каждым днем нагоняли беглецов, и наконец Шестеро свели их дороги.

Сейчас Ярел стоял вместе с двумя лейтенантами возле ворот даирата и слушал перепуганную госпожу Ай Шуль, что рассказывала о женщинах, скрывшихся в городе мертвых.

– Кто из них сделал это? – спросил он, кивнув на тела воинов, лучших всадников отряда, лежавших на земле, пронзенных стрелами.

– Госпожа Кларисса. – Она обернулась, глядя на ползущий вал желтой пыли, уже заставивший потускнеть солнце. – Но если почтенный господин позволит сказать, то примите совет от женщины, что ходит через эти места уже двадцать пять лет. Надвигается буря, я не видела таких здесь, да еще в это время года. Лучше вам переждать с караваном, даират большой, людям будет тяжело, да и не найдете вы врагов его светлости. Они не смогут скрываться там вечно, а выход один. Когда закончится вода, преступницы вернутся, и вы схватите их.

Ярел понимал всю разумность ее слов, но герцог требовал немедленных действий, а не долгой осады. Указывающая могла пойти на любую подлость, сбежать, улететь, скрыться на той стороне. Он не собирался так рисковать и был уверен, что сто ветеранов, закаленных в боях и походах, в состоянии найти глупых женщин, даже если вокруг ненастье.

Он отослал Ай Шуль, настоятельно посоветовав оставаться ее каравану на месте, и вместе с лейтенантами и другими людьми вошел в город, сказав:

– У ворот оставить усиленную охрану. Разбиться на пятерки. Не разбредаться. Найдите мне их, живыми или мертвыми, даже если вам придется переворошить каждую могилу.

Женщины ждали сойку возле ног безобразного колосса, тянувшего руки к потемневшему небу. Бланка сидела на горячей земле, разглядывая нити, колыхавшиеся из-за поднявшегося ветра, а Шерон металась по улице, словно встревоженная кошка.

– Довольно много солдат, – сказала вернувшаяся Лавиани. Расползаются по всему городу, один раз чуть не наткнулись на меня. Я собираюсь делать трупы, девочка.

– Всех даже ты не убьешь.

– К сожалению. Но их надо отвлечь, заманить в другую часть даирата. Тогда мы сможем уйти, перебив тех, кто стоит на воротах.

– А что потом?

– Потом я возьму Ай Шуль за горло, украду туаре, призову на помощь Шестерых. Не знаю, но мы скроемся под прикрытием бури. Она может бушевать неделю или две.

– И убьет нас на открытом пространстве, – возразила Шерон. – Мы не покинем даират, пока бушует ирифи. Слишком опасно.

Лавиани поняла это по-своему.

– Значит, убьем их всех, раз уж им так захотелось до нас докопаться, рыба полосатая. Или я убью. Спрячьтесь, пока все не кончится. Лучше в той башне, забравшись куда-нибудь повыше и укрывшись за склепами.

– Я вряд ли способна лазить по стенам, – проронила Бланка.

Лавиани недовольно уставилась на нее:

– Придется учиться.

Шерон обреченно покачала головой:

– Ты не понимаешь. Я говорю о другой опасности ирифи. О том, кто приближается вместе с бурей.

– Да-да. Я помню, ты видела саранчу… – Сойку больше заботили вооруженные до зубов воины.

– Ирифи идет. Сейчас не время для него. В тот раз с ними пришли сулла, пришли после того, как статуэтка сияла. И тогда Бланка лишь посмотрела на Эльват, а в этот раз ее взгляд распространился гораздо дальше, и сил она потратила больше. И привлекла внимание существ той стороны. Они убьют всех, кого найдут.

– Значит, нам это на руку. – Лавиани оценивала опасность, но буря лишь приближалась, а убийцы герцога были уже на улицах. – Мне меньше работы останется, если чудовища сожрут их всех. Скройтесь. Затаитесь. Я выманю их, уведу так, чтобы, если придут твари, а они придут к ней, – кивок в сторону Бланки, – ты смогла не отвлекаться на солдат. Твое дело сражаться с чудовищами, а уж с людьми я как-нибудь сама справлюсь.

Шерон посмотрела на сойку мрачно, зная реакцию на свои следующие слова:

– Мне надо вернуться на стоянку. Там много людей, и когда…

– Вот только дурой не притворяйся, рыба полосатая. Твари если и придут, то за рыжей. И ты все равно не пройдешь через ворота, мимо солдат. Караванщики всегда рискуют, к тому же они собирались сдать нас. Пойми, наконец, что ты не можешь спасти всех людей, с которыми сводят тебя дороги. Им придется выживать самостоятельно.

– Я могу попытаться.

– Не в данном случае. Ты в ловушке в городе мертвых.

Сойке показалась, что она услышала голоса – подняла руку, и почти минуту все трое молчали, пытаясь в вое разыгравшегося ветра, проникающего в каждую щель, понять, как далеко опасность.

– Возьми. – Лавиани протянула Шерон браслет и, заметив, как та сделала шаг назад, повысила голос: – Бери! Ну?! У тебя нет больше времени на осторожность, а он поможет выжить, если станет совсем худо. Мильвио был бы не против, я уверена.

И конечно же заметила, как девушку передернуло от отвращения, когда она застегивала браслет некроманта на левом запястье, и как старается дышать осторожно, точно ее ребра сломаны и каждый вдох причинял боль.

Шерон посмотрела на нее, и та сохранила спокойное выражение на лице, хотя вид указывающей, глаза, которые стали белыми пятнами, без зрачков и радужки, могли напугать кого угодно. Даже сойку.

– Я буду оставлять знаки на стенах, – сказала Шерон. – Стану рисовать стрелки, куда тебе идти. Ты увидишь мои метки.

– Да, – кивнула Лавиани. – Теперь я это умею. Все. Уходите. Карифцы слишком близко.

Они обыскивали дом за домом, тревожа мертвых, улицу за улицей, квартал за кварталом. Тщательно и внимательно, медленно продвигаясь вперед, оставляя на перекрестках людей, чтобы никто не проскользнул мимо, и лишь потом переводя их на следующие точки.

Вокруг были только мертвые. Они лежали в саркофагах и нишах, наблюдали за бесцеремонными чужаками пустыми глазницами и скалились из мрака, стоило отблеску факела упасть на останки.

– Командир! – сказал солдат с коротким копьем, подбегая к нему. – Мы нашли свежие следы!

Воин вытянул руку, указывая, и подавился словами, когда прилетевшая стрела пробила ему шею.

Ярел увидел метнувшуюся через улицу лучницу, нырнувшую в лабиринт склепов, который его люди только что проверили.

– За ней! – рявкнул он, выхватывая меч.

Двое солдат, находившихся ближе всего к черному провалу, бросились в погоню. С одним из них Ярел столкнулся у входа, когда тот вышел назад, споткнулся и упал с перерезанным горлом, заливая кровью песок.

Охотники герцога оказались хороши и действовали грамотно, но для Лавиани все это было не более чем опасной игрой. Рискованной, но в то же время донельзя захватывающей, когда можно, как и прежде, не думать о других, а заняться тем, чему тебя учили.

Убивать людей.

Тех, кто считал себя умнее всех. Сильнее всех. Влиятельнее. Злее. Жестче. Опытнее. К таким приходили сойки и брали плату их жизнями во благо Пубира. И седовласая женщина считалась одной из лучших, пока она не узнала, что Шрев и Борг лишили ее сына.

Тогда многое изменилось, но своей хватки Лавиани не потеряла. В такие минуты, играя в кошки-мышки со смертью, она чувствовала себя молодой, как в те далекие времена, когда ей было двадцать и она танцевала на башнях Рионы, словно лунный свет.

Сойка стояла в глубоком мраке, спрятавшись за глиняными горшками, в которых лежали мертвые, и едва один из солдат наклонился над саркофагом, светя себе факелом, шагнула из своего укрытия, и ее нож легко вошел ему в спину. Она довернула запястье, поднимая клинок, перерубая позвонки, но давая его крику разлететься во все стороны. Вернулась обратно, натянув тетиву, почувствовала, как оперение коснулось щеки, и выстрелила, стоило лишь появиться в проеме человеческой фигуре.

Браслет сжигал Шерон изнутри и казался таким тяжелым, что левая рука поднималась только с большим усилием. Дышать тоже оказалось непросто, она захлебывалась горячим воздухом, что смердел мертвыми, которых раньше Шерон не чувствовала.

– Оставайтесь! Оставайтесь! – Костяные трещотки безумствовали, плясали из стороны в сторону.

Ее обоняние обострилось. А слух стал для указывающей настоящим мучением.

Мертвые больше не шептали. Они пели. Кричали так, что звенело в ушах. От их воплей даират содрогался, и оставалось лишь поражаться, что никто больше не слышит этого. Дакрас оказалась права: гимны умерших осязаемые и могут причинять боль тому, кто способен ими повелевать.

Они были зависимы друг от друга, и, продвигаясь к башням, Шерон знала о каждом, что лежал здесь и мог пробудиться, стоило лишь пожелать. Но она не желала. Не хотела тревожить то, что, проснувшись, слишком изменит ее.

А еще происходили новые смерти. Как вскрики. Яркие вспышки сгоравших мотыльков, слишком близко подлетевших к открытому огню. Череда гулких взрывов, отдающихся болью в ее спине.

Чтобы не сойти с ума, она считала каждую смерть, что случалась сейчас где-то на улицах и в костехранилищах. Двенадцать. Тринадцать. Четырнадцать. Восемнадцать. И не было этому конца.

Лавиани собирала жатву.

Когда все началось, в колчане находилось тридцать четыре стрелы. Теперь осталось четыре, и промахнулась она всего лишь раз. Гигант, выскочивший на нее из-за угла, оказался парнем настойчивым и пер точно медведь, размахивая шипастой палицей. Ей потребовалось трижды попасть ему в грудь, чтобы он наконец-то перешел с бега на шаг, зашатался и сполз по стене, все еще пытаясь подняться и схватить ее.

– Упорный ты малый, рыба полосатая, – с раздражением произнесла сойка, увидев еще одного воина.

Она выпустила последнюю стрелу.

Рыжая буря пришла в даират в одно мгновение, и Ярел резко отвернулся, спасая глаза и не зная, что спущенная с тетивы стрела прошла мимо него.

Кожа у Шерон была горячей, точно раскаленный металл, но Бланка не разжимала пальцев, позволяя указывающей вести себя по городу, что был для нее точно кости китов, разбросанные по галечному пляжу. Нити здесь истлели и походили на старую паутину.

Госпожа Эрбет чувствовала, как песок колет кожу, и наклоняла лицо с повязанным на него платком, чтобы хоть как-то защититься от бури. Идти оказалось тяжело, но Шерон тащила ее вперед.

Она сильно изменилась, ее контур все время плыл и сиял слишком ярко и в то же время страшно, захватывая паутинки даирата, вплетая их в себя, и теперь за указывающей… нет… некромантом тянулся шлейф, словно фата у богатой даренской невесты, и Бланка с ужасом осознала, что если сейчас захочет, то может соткать из этих нитей нечто прекрасное или, наоборот, чудовищное, нужно лишь постараться.

Внезапно ветер стал слабее, Шерон ввела ее в какое-то здание, слишком большое, чтобы можно было оценить размеры странным зрением Бланки. Она сняла с лица повязку, чувствуя запах пыли, костей и не то смолы, не то масла.

– Где мы?

– Это башня, полная мертвых, – сказала указывающая. – Побудем здесь.

Бланка оперлась на один из саркофагов, слушая вой ветра.

– Там ты меняла нити. Рисовала ими.

– Что? – не поняла Шерон.

– Касалась стен, и появлялся узор.

– Ты это видела? Хм… Я оставляла дорогу для Лавиани. Давай уйдем в глубину, мы слишком близко от входа, если солдаты зайдут, то сразу найдут нас.

Бланка позволила вновь увести себя. Они долго шли коридорами со стенами, похожими на соты, затем лестницей, влажной от сырости и пахнущей мертвыми даже спустя сотни лет. Стоило подумать, что сказал бы отец, если бы знал, куда приведет ее месть.

В могилу. В буквальном смысле этого слова.

Шерон окружила себя коконом спокойствия, не обращая внимания на крики, стоны, просьбы, мольбы и… ненависть. Все находящиеся в склепах, саркофагах, гробницах и нишах ненавидели ее. За то, что она жива и может приказывать им. И хозяева башни подчинятся, станут теми, кем пришедшая захочет их сделать. Изменит, превратит в чудовищ. Хозяйка мертвых, которую давно никто не ждал, вернулась в место, где спало ее страшное оружие.

– Они здесь! – внезапно сказала Бланка, поворачиваясь в сторону входа. – Они здесь!

Ярелу, несмотря на ненастье, удалось собрать вокруг себя с десяток человек. Карифцы преследовали беловолосую женщину, ныряя следом за ней в склепы, пробегая сквозь здания, перепрыгивая через могилы, пиная ногами откатывающиеся черепа.

Без стрел она стала неопасна и теперь могла лишь убегать. Жалкая и дрожащая перед скорой расправой. Чужестранка петляла точно заяц, то и дело выскакивая на улицу, надеясь запутать преследователей.

Ярел пропустил момент, когда мелькнувший стальной искрой метательный нож убил его лейтенанта, лишь зарычал от злости, а потом содрогнулся от отвращения – десятки насекомых врезались в него, поползли по одежде.

Ругаясь, он стряхнул с себя саранчу, и в этот миг среди его людей возникло нечто. Горбатая высокая фигура в плаще из песка, она посмотрела прямо на него – и Ярел узнал лицо своей матери, что умерла уже много лет назад.

Лавиани наслаждалась. Это было грандиозно, и охотники совсем обезумели от ярости и желания до нее добраться. Вели себя точно павианы, которые гнались за бананом, привязанным к веревочке.

Сперва она уничтожила все посты на перекрестках, затем взяла в оборот фланги, а после, прикончив должное количество глупцов, начала уводить их на восток, в новые районы, подальше от башен. Как раз успела до начала бури.

Убегая, по пути отправила на ту сторону еще нескольких. Теперь сойка плясала вокруг них, появляясь то тут, то там, перерезая глотки, причиняя как можно больший ущерб, и сделала бы еще гораздо больше, если бы не появилась та тварь.

Чудовище материализовалось прямо в толпе гвардейцев, и по стенам, костям и склепу во все стороны плеснула первая кровь. Лавиани не собиралась ждать, когда на нее обратит внимание порождение ирифи, и бросилась наутек.

– Пора, – сказала Шерон, бросая на землю кости, горящие белым огнем.

Они находились в мрачном треугольном зале, чьи стены вяло шевелились. Миллионы насекомых собрались здесь, и миллионы странных глаз со всех сторон смотрели на женщин. Вместе с ними смотрели и сулла. Двенадцать страшных созданий медленно стягивали кольцо, и Шерон подняла левую руку, сжимая ее в кулак.

Теперь она ощущала легкость во всем теле, а еще с удивлением поняла, что Дакрас опять была права. Ибо каждый мертвый это не только ее слабость, но и ее сила. Что они готовы отдать ей все, что осталось, чтобы помочь.

И Шерон была готова воспользоваться этой помощью. Она потянулась к могилам, к сотням лежащих перед ней, вбирая в себя их страхи, боль, ненависть… и необъяснимую радость.

Браслет впился глубоко в кожу, разрезая ее, заставляя течь кровь.

И тогда башню затопил белый свет.

Человек в черном шел от стоянки каравана, сражаясь с ветром. Полы его халата развевались точно вороньи крылья, трепетали, словно хотели поднять владельца в воздух. Его лицо закрывал плотный платок, и он упорно двигался вперед, преодолев оазис, слыша крики на стоянке туаре, а может быть, вой непогоды.

Когда появился даират, он без колебаний вошел в ворота, и не было тех, кто бы остановил его. Люди, охранявшие вход, оказались разорваны, а их тела уже заносил вездесущий песок.

Мужчина двигался пустыми улицами, часто останавливаясь, боясь потерять направление и жалея о забытом фонаре. Когда из пыли и ветра перед ним материализовалась огромная фигура, он выпрямился, смело взглянув в ее лицо, ставшее лицами тех, кого он знал, и кто уже умер.

– Ты в самом деле этого хочешь? – спросил он, и голоса его не было слышно из-за песчаной бури, поглотившей мир, но чудовище услышало и, поколебавшись лишь мгновение, рассыпалось саранчой, что унеслась как можно дальше, ища себе более подходящую и слабую жертву.

Человек в черном заметил вспышку, прорезавшую темно-коричневый мрак вставшей на дыбы пустыни. Белый ослепительный стержень до неба, на секунду осветивший далекую башню, напоминающую осиное гнездо.

Именно туда ему и следовало идти.

Его люди пропали. Или были мертвы. Ярел то и дело слышал страшные крики, которые разносились по городу мертвых. Вопли его солдат взлетали и обрывались.

И капитан, который не смог защитить подчиненных, ощущал из-за этого глубокий стыд. Он оказался недостойным командиром. Пошел на поводу у своих желаний, попытался разрубить узел, взять все, что должно, сразу, тем самым погубив воинов.

Проклятая тварь, шаутт в облике женщины, что звалась Шерон из Нимада, обрела власть над чудовищами – и натравила на них сулла. Ему пришлось бежать, чтобы спастись, бросить своих людей, и теперь Ярел остался в одиночестве. Трижды он скрывался, видя темные силуэты, рыскавшие по склепам в поисках выживших.

Когда над городом вспыхнул белый свет, он увидел башню на противоположной стороне улицы и десятки сулла, что брели к ней.

Какой-то человек, вопя и размахивая руками, бежал ей навстречу. Но споткнулся о мумию в деревянном лакированном футляре, засыпанном высохшими цветами, больше похожими на лепестки пепла, растянулся на полу…

Лавиани приготовилась для удара, однако, поднявшись, тот – продолжая вопить, кричать на одной надсадной ноте – выскочил на улицу. И тут же на него напал обезумевший ветер, песком прошелся по плоти, сдирая ее, обнажая кости, разбирая его, точно построенный ребенком домик, и унося веточки в небо.

– Рыба полосатая! – прошептала сойка.

Дело принимало дурной оборот. Нельзя сражаться с тем, кого она не видела. От него и убежать-то нельзя. Пора возвращаться к Шерон, которая обладала куда большими знаниями.

Сойка сожгла талант, ускоряясь, преодолевая сотни ярдов там, где в обычном состоянии она бы пробежала десятки. Глядя по сторонам, порой замечая опасность и избегая ее, ныряя из склепа в склеп, пока наконец не увидела на одной из стен бледно горящую маленькую алую стрелочку. Она обнаружила метку указывающей и теперь шла по оставленному для нее пути.

Сквозь пыль, песок, ураган, по лежащим на земле трупам воинов.

И все же Лавиани загнали в ловушку. Сулла, сидевший на крыше, схватил женщину длинной лапой, и ей пришлось потратить свою последнюю бабочку.

Мир из нитей был в нестабильном состоянии. Это походило на волны, которые накатывают на одинокую морскую скалу, вот-вот собираясь поглотить камень и смыть все, что на нем находится. Чтобы удержаться в реальности, Бланка посильнее сжала рукой фигурку Арилы.

Шерон сражалась с существами, пришедшими за госпожой Эрбет. Металась по залу, сжигая, громя, круша, и кости, которые Бланка видела точно два драгоценных камня с миллионами граней, метались следом за хозяйкой, высасывая из могил то, что давало некроманту силы.

Одно из чудовищ оказалось за спиной Шерон, протянуло когтистые пальцы, и Бланка перерубила нити вокруг сулла, оставляя его на маленьком острове, а затем и вовсе выталкивая… куда-то.

Теперь фрагмент зала был лишь тьмой, что начала расползаться.

– Перестань! – закричала указывающая. – Ты нас погубишь!

Нити рвались со звоном музыкальных струн, и госпожа Эрбет, не найдя ничего лучше, дернула себя за волосы.

Было больно, но она подсунула первую рыжую «нитку» к прогибающимся поверхностям, «сшивая» реальность. Шить Бланка умела, это входило в воспитание любой приличной девушки, и когда-то она легко освоила подобное мастерство.

Стилетом она срезала целый локон, вплетая золотистые, подобно солнцу, искры в общий рисунок, пока тьма не перестала расползаться. Арила в руках была ледяной, от нее сводило пальцы, но это была единственная возможность все исправить, и поэтому Бланка лишь крепче сжала волшебный артефакт.

Шерон не знала, как это получилось, но ее спутница открыла дверь на ту сторону. Нельзя было увидеть это обычным зрением, реальность оставалась той же, и указывающая никогда не сталкивалась ни с чем подобным, но точно знала, что теперь рядом с ними та сторона.

Мир, который высасывал из нее силу вместо того, чтобы давать. А затем «дверь» захлопнулась, и все стало как прежде. Последние сулла, теряя хлопья со своих балахонов, таяли, превращались от магии Шерон в облака белых искр, оставляя после себя лишь ониксовые черепа.

Она победила их всех. Уничтожила. Не позволила взять то, что их интересовало, и, обессиленная, села на грязный пол, разглядывая разгромленный зал со взорванными изнутри саркофагами и осколками косточек – тем, что осталось от мертвых, отдавших ей все, что у них имелось.

Ярел крался во мраке на ощупь, морщась, когда под сапогами трескались старые кости. Проклятые мертвецы. Они были везде. Он безнадежно заблудился в башне, однажды едва не свалившись в провал, дышавший смрадом.

Шел на шум и грохот, а когда тот стих, кажется повернул не в тот коридор и заплутал бы, если не увидел вспышку белого света далеко-далеко впереди. Теперь, зная правильное направление, сжимая меч, он медленно продвигался вперед, стараясь не шуметь, а затем услышал женские голоса.

Прислушался, пытаясь разобраться, о чем говорят… Капитан гвардии научился проявлять осторожность. Он увидел Шерон из Нимада и ту, другую, что она называла своей сестрой и что была так необдуманно оставлена Бати в городе вместо того, чтобы быть в заложницах во дворце.

Он мог уйти, даже сейчас. Но не мог оставить их в покое. Пророчество, изводившее столько лет, что эта женщина станет причиной его смерти – толкало вперед. Чтобы избавить себя от опасности раз и навсегда. И она не причинила ему зла. Солдат, точно безумный пес, не был способен… да и не хотел остановиться.

Наконец он сделал аккуратный шаг в их сторону. Подошва наткнулась на неровность, и Ярел с раздражением глянул вниз, на пол, где в тусклом белом свете, освещавшем жуткий зал, с удивлением рассмотрел лежавшие у ног игральные кости.

Кубики предупредили о карифце. Ее мозг, несмотря на усталость, работал четко и ясно. Шерон мысленно перелистывала книгу Дакрас и сделала первое, что оказалось подходящим – создала меч взамен подаренного Мильвио и отнятого у нее в Эльвате.

Он оказался таким же, как прежний. Та же форма, размер и вес, но не из стали, а из мелких белых косточек, которые теперь тонким слоем покрывали весь пол. И когда Ярел бросился на нее, она была готова.

Шерон встала между ним и Бланкой, парируя выпад.

«Цапля охотится на рыбу в камышах».

– Ты умрешь, собака!

Девушка не ответила, сместилась, спасая предплечье, как учили, шагнула вперед и вправо, чтобы не дать Ярелу ударить себя в шею.

«Цапля стоит на одной ноге», «Цапля вытягивает шею», «Цапля следит за облаками». Она отражала атаки, думая о том, что все повторяется, словно в том тренировочном бою с Шамси.

Мечи столкнулись, и «цапля взмахнула крыльями», а через удар сердца «погналась за стрекозой, огибая холм».

Теперь оставался лишь финальный укол, но Шерон из Нимада была хорошей ученицей и никогда не повторяла своих ошибок. Видела, что противостоять Ярелу в поединке не сможет, он слишком силен и опытен для нее, поэтому попытка укола, так же как и в сражении с учителем, закончится поражением.

И в этот раз смертью.

Ей не следовало фехтовать, она умела куда больше и обладала редким даром.

Шерон из Нимада, которую когда-то знали как указывающую, была некромантом и могла повелевать мертвыми.

И они пришли. Неровные, угловатые фигуры в бинтах, в золотых украшениях, с телами, что были ее телом, с зубами, что были ее зубами. А потом все стало так, как она приказала…

– Это не конец, – сказала Бланка через несколько долгих минут молчания, после того как Ярел, а точнее, его тело встало с обнаженным мечом возле входа, защищая их от любого зла. Она где-то потеряла повязку и теперь смотрела на Шерон двумя провалами, уродовавшими ее прекрасное лицо. – На улицах остались сулла. И… еще кто-то.

– Еще кто-то? – устало спросила Шерон. Как и после того боя в Эльвате, она очень хотела спать. Слишком много сил оказалось потрачено.

– Другой. Не похожий на них. И сильный.

Лавиани вертелась точно треттинская юла. Она была везде, но существо, даже раненное ее талантом, не отступало. Оно едва не убило сойку и теперь, загнав в угол, пыталось схватить, а его лицо, так похожее на лицо ее сына, напоминало зловещую посмертную маску.

Каждый раз черная лапа запаздывала лишь на мгновение, но сойка понимала, что долго так продолжаться не может. Нож не причинял этой гадине никакого вреда, снова выбивая из тела лишь несколько насекомых.

А затем ее просто взорвало от злости, от нахлынувшей ненависти, от которой она взвыла, перекрывая даже ветер, что ревел на улице. Сулла исказился, стал сжиматься и осыпался на пол тысячами пестрых крылышек, оставшихся от саранчи.

Человек в черном остановился в десятке шагов от сойки, словно сомневаясь, что может подходить ближе.

Лавиани трясло, гнев застилал глаза, но она справилась с эмоциями, подошла, обняла своего спасителя, лица которого не было видно из-за плотно намотанной ткани.

– Мальчик, я думала, ты не вернешься!

Ирифи ревел над даиратом, засыпая песком улицы и тела. Ветер безумствовал, срывал костяные трещотки, бросал их на землю, ломая все, что мог сломать. Дул в черепа, выл в дверях и разбитых окнах, гремел полуразрушенными кровлями и хлопал дверьми.

Шерон, Бланка, Лавиани и Тэо сидели в башне мертвых, слушая, как буря, каких в Карифе не знали со времен Катаклизма, усиливается. Как ветер, знавший слишком многое, радуется, несется на запад, волоча за собой пыль, песок, мертвых, магию, собираясь сказать всем, кто способен и захочет его услышать, что эпоха, подарившая людям забвение, завершилась.

Москва.

Июнь 2014 – март 2019