–  Я могу помочь вам, – сказал добрый таувин Эоген, заглянув в глубокий колодец и увидев в нем плененного шаутта. – Избавить вас от этого зла.

Правдивая история рыцаря Эогена, славного таувина, грозы асторэ

– Чем ты можешь нам помочь? – рассмеялись жители деревни. – Он пойман в ловушку, и теперь мы заработаем на нем много марок, показывая его всем зевакам. Демон больше не опасен.

– Из любой клетки можно выбраться, – возразил им Эоген, но они прогнали его.

И рыцарь ушел. А потом случилось так, как он сказал.

Пыточные инструменты, которые разложил перед ней палач, выглядели зловеще. Щипцы, молотки, стальные ребристые палицы, сверла, иглы и предметы, о назначении которых Шерон могла только догадываться. Огонь бросал на металл кровавые блики, в подвале было душно, воздух сгустился до раскаленного желе, которое она с трудом вдыхала, стараясь не обращать внимания на то, как оно дерет носоглотку.

Очень хотелось пить, но Шерон не собиралась показывать слабость и просить воды.

Палач, толстый карифец в кожаной полумаске, с обнаженным торсом, заросшим густыми волосами, потел не меньше ее, возясь с очагом и негромко порыкивая на двух не очень расторопных помощников, пытавшихся зафиксировать на натянутых цепях чан с маслом.

Пока еще холодным маслом.

Она внимательно следила за их действиями, положив на колени скованные руки и надеясь, что никто не слышит, как громко стучит ее сердце.

За дни заключения ее и пальцем не тронули. И даже кормили. Бритый стражник, так и не назвавший ей свое имя, трижды допрашивал ее. Задавал вопросы об ирифи, сулла, темной магии, о том, кто она такая и что забыла в Эльвате. Ему не нравились ее ответы.

И дело дошло до пыточной.

Бритый, о котором она только что вспоминала, стремительно распахнув низенькую маленькую дверь, пригнувшись, чтобы не задеть притолоку, вошел в помещение, чем, кажется, удивил палача и подмастерьев. Они поклонились ему столь поспешно, что едва не перевернули чан с маслом, опасно закачавшийся из стороны в сторону.

– Неприятное место. Согласись, – сказал он, изучая ребристый клин, словно видел его впервые. – Не люблю его. Здесь пахнет кровью.

Здесь пахло не кровью, а раскаленным железом и смертью. Довольно старой и прогорклой. Уж Шерон-то это знала. Последний человек умер на дыбе давно, несколько месяцев назад, но она сказала:

– В отличие от меня ты волен уйти отсюда в любой момент.

Гость нахмурился:

– Последний шанс, женщина. Или ответишь на мои вопросы добровольно, или их из тебя вытащат они.

Шерон очень хотела облизнуть потрескавшиеся губы, от тяжелой духоты начинала кружиться голова, но она чуть подалась вперед, едва держась на ненадежном табурете.

– Конечно, отвечу. Когда молоток разобьет мне руки, я расскажу все, что угодно. Навру про себя, моих друзей и каждого, кого встречала в Эльвате. Весь вопрос, насколько это будет ценно для тебя? Совершенно бесполезная ложь под пытками. – Она увидела, как потемнели его глаза, и поняла, что правильно угадала. – Вряд ли тебе нужно от меня ложное признание. Я здесь для чего-то другого, а это… это просто проверка. Ты решил посмотреть, как я стану себя вести и что буду делать.

– Ты не делаешь ничего! – зло произнес он.

– Иногда это самый правильный выбор. Чего ты ждал? Что я брошусь на них? – Она кивнула на палачей. – Перегрызу им горло? Заставлю пламя гореть синим светом, точно шаутт или асторэ? Ты начал не с того, и это завело тебя в тупик.

– Мы готовы, господин, – сообщил палач.

– Погоди! – рявкнул на него бритый и вышел, захлопнув дверь.

Шерон усмехнулась плохой усмешкой Лавиани, хотела сплюнуть слюну, но во рту пересохло, точно ее выбросили в самое сердце пустыни. Сойка бы гордилась ее стойкостью.

Минуты были столь же тягучи, как и жара, нагревавшая помещение и проникающая в камни. Шерон закрыла глаза и заставила себя дышать размеренно, моля Шестерых о том, чтобы не грохнуться в обморок.

Спустя бесконечно затянувшееся время ожидания дверь открылась, но появился не бритый, а пара тюремщиков, что привели ее сюда.

– На сегодня все, – сказал один из них палачу, и тот равнодушно пожал плечами, ничуть не жалея, что не исполнил свою работу.

Шерон, оказавшись в длинном каменном коридоре, с облегчением вдохнула – воздух здесь был не таким раскаленным, как в пыточной. Ее вели долго, мимо тюремных камер, затем лестницами все выше и выше, через коридоры с тускло горящими масляными фонарями, влажными стенами и наконец-то свежими сквозняками.

Она ничего не спрашивала у безмолвных солдат, понимая, что ей все равно не ответят.

Несколько раз указывающая видела окна в потолке, закрытые решеткой, через которые лился дневной свет, слишком яркий для глаз, и щурилась, слушая, как где-то «там» журчит вода в фонтанах, доносится мягкая мелодия аль-уда, карифской лютни, а затем негромкий детский смех.

Снова темнота, редкие лампы, опять лестница, теперь тянущаяся вдоль закругленной стены, из чего Шерон заключила, что они внутри крепостной башни. Возле очередной двери, окованной железными полосами, один из стражников открутил винты на ее кандалах, освободил руки от тяжеленного груза и, распахнув створку, беззлобно и не грубо подтолкнул в спину, заставляя сделать первый шаг в неизвестность.

Ее клетку вполне можно было назвать комфортной.

Она располагалась в сердце дворца, в изолированном от чужих глаз пространстве, ограниченном высокими стенами и сторожевой башней, купол которой горел на закате лиловым цветом. Вокруг был маленький, но живописный сад: распахнув разноцветные стеклянные двери, из него можно попасть в пять просторных, богато обставленных комнат.

В саду нашелся изящный небольшой фонтан, украшенный статуей толстой важной лягушки, дремлющей среди круглых, гладких камней. За фонтаном, в тени абрикосовых деревьев, она обнаружила бассейн.

Первым делом Шерон напилась прямо из фонтана. Она жадно глотала воду и думала, что выпьет ее всю, так ее мучила жажда. Затем сбросила пропотевшую вонючую одежду и нырнула в бассейн. Девушке было плевать, если кто-то сейчас наблюдал за ней. Она словно родилась заново и спустя десять минут, выжимая волосы, направилась в комнаты, к невысокой лежанке из сандалового дерева, где ее ждали полотенца и новая одежда.

Широкие женские карифские штаны, расшитые розовыми цветами гибискуса, длинная бирюзовая рубаха до середины колен, с тонкой вышивкой серебряной нитью и прорезями в рукавах. Она оделась, но проигнорировала лежащие рядом, на подушечке, тяжелые золотые браслеты на щиколотки, популярные у богатых женщин Эльвата.

Еда ждала на столе, накрытая металлическими крышками, и даже не успела остыть. Шерон впервые после пришедшего в Эльват ирифи ощутила голод. От вина она отказалась, воды выпила целый графин, а после, не желая спать, взяла несколько подушек и вернулась в сад, к фонтану, легла в тени абрикосовых деревьев.

Она думала о Найли.

С девочки все началось.

Новое рождение Шерон, той, кем она становится. Или уже стала? Новая жизнь. Новый мир. Огромный. Непостижимый. Страшный и прекрасный. Ее друзья. Ее новая семья.

Все изменилось из-за чужого ребенка, которого когда-то Димитр принес в их дом. И, к своему ужасу, указывающая поняла, что начала забывать Найли.

Так нельзя. Неправильно. Тион мертв, но это не означает, что ей надо сдаться, перестать пытаться освободить дитя. И вместе с тем Шерон за последние месяцы не сделала… ничего. Не повернула назад, чтобы возвратиться на Летос, вновь пойти в Талорис. Нет. Она словно погрузилась в глубокую дрему, полную разочарований и страха за судьбу друзей.

Запах крепкого кальгэ принес ей легкий шепчущий ветерок. Шерон неспешно встала, улыбнулась важной лягушке, с безмятежным спокойствием принимавшей каждую каплю из фонтана, что падала на нее, и отправилась встречать гостей.

Бритый стоял возле входа в комнаты и на вопросительно поднятые брови резко мотнул головой, показывая, чтобы заходила и не докучала ему. Кажется, он был несколько раздражен, что потерпел неудачу.

В комнате, рядом с ковром, стояла чугунная тренога, забитая углями, накрытыми сверху решеткой. На решетке, побулькивая, высился конусообразный медный кувшин на очень длинной ручке, и аромат молотых зерен, привезенных из самого сердца Мута, плыл по комнате, смешиваясь с запахом кардамона и корицы.

Женщина в сером сидела к ней спиной и варила напиток. Затем повернулась, дружелюбно кивнула, и Шерон поняла, что это мужчина в женской одежде. Неприятный взгляд, неприятные губы, неприятное лицо. Шерон, ничего не сказав, села напротив, следя за неспешными уверенными движениями, когда, подхватив кувшин за рукоятку, гость поставил его в прохладный песок и накрыл крышкой из прессованных трав, касающихся кальгэ, передающих ему часть вкуса.

Ловкие пальцы незнакомца, правое запястье которого оплетал толстый бирюзовый шнурок, взяли почти прозрачную бумагу, нарезанную квадратами. Каждый лист ложился под углом, перекрывая предыдущий, потом, Шерон так и не поняла, что мужчина сделал, но всего несколько движений, и из бумаги получился острый конус, который лег в еще один кувшин, на этот раз с узким горлышком.

Подхватив емкость с напитком, гость (а точнее хозяин, ибо не стоило заблуждаться) направил кальгэ тонкой маслянистой струйкой литься в бумажный конус, проходя через него, фильтруясь. Указывающая видела много раз, как карифцы заваривают этот сперва очень непривычный напиток, но еще никто не делал этого столь красиво.

Пока кальгэ перетекал из кувшина в кувшин, рука мужчины даже не дрогнула, и струя была тонкой и равномерной, постепенно пропитывая бумагу, оставляя осадок темно-коричневого цвета.

Наконец Шерон получила в руки маленькую чашку, словно бы наполненную черным, раскаленным зеркалом, чья поверхность отражала ее лицо.

Указывающая отхлебнула, чувствуя, как крепкий напиток отдает сильную горечь, что внезапно сменяется сладостью меда, ароматом горных трав и пряностью жареных лесных орехов.

Поставила чашку, потянулась к стакану с водой, в котором плавало несколько крупных кусков льда. Сделала скупой глоток, заставляя мед, травы и орехи смешаться, родив вкус соли и далекой земли, скрытой под сенью влажного тропического леса.

– Я Бати, – наконец произнес мужчина женским голосом. – Человек у дверей – Ярел. Он иногда помогает мне.

– Очень приятное знакомство, – дружелюбно склонила голову Шерон, чем, кажется, смогла позабавить собеседника.

– Ни вопросов, почему вы здесь, кто я такой, что с вами будет? Однако вы можете удивлять. Ярел говорит, что палач вас нисколько не смутил. Я редко встречаю таких, как вы. Даже среди мужчин.

Шерон сделала еще один глоток:

– Очень вкусно. Пожалуй, это лучший кальгэ из всех, что мне довелось пробовать в вашем герцогстве.

От собеседника не укрылось, что она проигнорировала предложенную им тему разговора.

– Вы редкая чужестранка, что может его пить. В других герцогствах его не особо ценят. Спасибо за вашу оценку, вы умеете польстить.

– Напротив, господин Бати. Я умею говорить правду. Когда хочу этого и меня к ней не принуждают.

– Да… – Он тоже отпил, глядя на девушку поверх чашки. – С правдой у нас пока не очень. Мы обыскали ваш дом.

– Что-нибудь нашли? – Указывающая была сама любезность.

– Вашу сумку со странными вещами. Служанка пыталась спрятать ее, и Ярел хотел выпороть маленькую шкодницу за это.

– Выпорол? – Любезности в голосе девушки стало чуть меньше. Намного меньше. В нем прозвучало нечто такое, что заставило Бати прищуриться, а Ярел, внезапно оказавшийся внутри, сделал шаг вперед, на дюйм вытащив меч из ножен, но тут же застыл и вернулся на свое место, заметив мимолетное раздражение на лице мужчины в сером.

– Мне пришлось запретить это. Нельзя наказывать чужую верность, особенно если перед тобой верность ребенка. Еще мы допросили всех ваших домочадцев, включая сестру.

– Очень надеюсь, что с ними также все в порядке. – Шерон вновь постаралась стать дружелюбной.

Бати улыбнулся углом рта:

– Вашу сестру ослепили. Достаточно жестоко. Кто это сделал?

– Злые люди.

– К сожалению, их много в нашем мире. Ах да! Ваша сумка, милая Шерон, содержала в себе множество непонятных вещей. Я никогда не видел большинство из них, но читал о подобных предметах. Вы указывающая?

– Да. – Шерон не видела смысла врать.

– Можете это чем-то доказать? Алый браслет? Алый плащ?

– Увы. Как только я оказалась на материке, то спрятала их. Как говорят, здесь не все могут быть добры к таким, как я.

– Мудрое решение. Но, получается, я должен верить вашему слову. Ведь существует шанс, что сумку вы просто украли, или купили в лавке старьевщика, или… – Бати скучающе махнул рукой. – Еще тысяча разных возможностей.

– Дайте мне заблудившегося, и у вас появятся веские доказательства, кто я такая.

– Еще кальгэ? – Бати потянулся к кувшину, увидев, что чашка Шерон опустела.

– Будьте любезны.

– Что же… – Наливая напиток, он смотрел на нее. – Возможно, я приведу к вам заблудившегося. Чтобы убедиться в правдивости ваших слов.

Шерон удивленно откинулась назад:

– Заблудившийся? В Карифе? На другой части материка? Вы серьезно?

– Это Эльват, милая Шерон. Вы чужестранка, поэтому не знаете одну интересную особенность нашей столицы – здесь можно найти многие редкие вещи. Что вы на это скажете?

– Лишь что надеюсь, заблудившегося вы не найдете. Не потому, что я лгу. А потому, что такие существа опасны для всех и их очень тяжело убить обычным людям. Обычными способами.

– Я запомню ваше предостережение. Ну, допустим, вы указывающая. Что же забыла такая, как вы, столь далеко от герцогства синих огней? Разве не ваш долг, не ваша обязанность защищать Летос от порождений Катаклизма? Здесь, в нашей благословенной стране, люди, умирающие ночью, не возвращаются к живым в виде чудовищ.

«Зато у вас есть свои чудовища», – подумала Шерон, вспоминая сулла, а вслух сказала:

– Я просто путешествую, господин. Всегда мечтала увидеть большой мир.

– Может, и так. Но ваше путешествие на много месяцев задерживается в Эльвате. Меня это беспокоит.

– Почему?

Бати сложил пальцы «домиком», немного подумал и достал из рукава стальную брошь в виде грифа. Она была в сумке Тэо, которую Мильвио забрал с собой после того, как друзья решились уйти из Шой-ри-Тэйрана, не дождавшись возвращения акробата. И ею Шерон закалывала волосы, когда пришли стражники.

– Знаете, что это?

– Заколка.

Девушка заметила кривую нехорошую усмешку на лице Ярела.

– У герцога Эш-Тали, Стилета Пустыни, деда нашего правителя, было четыре жены. Одна из них, Ясмин, Любимейшая из Четырех, которую многие запомнили, как Ту-что-даровала-воду, Восстановившая Женский Угол, вместе с мужем штурмовала Эль-Ас, защищала оазис Нура, спасла кочевой народ тагоров от мести дагеварцев. Ее чтят и любят в нашей стране. И, когда она умирала от яда, что прислали ей вместе с письмом, все герцогство плакало и облачилось в шафрановые одежды. Эта брошь – ее символ. Каждая из дочерей Ясмин получила такую в день замужества. И каждая из них передала подобные своим дочерям, когда те нашли себе мужей. Эта принадлежит Захире да Монтаг, старшей сестре его светлости, герцогине Горного королевства.

– Не имела удовольствия быть с ней знакомой.

– И вместе с тем я нахожу вот это. Что мне прикажете думать?

– Она из вещей моего друга, пропавшего в Туманном лесу. Это все, что я знаю. Как он ее получил – не ведаю. Вы можете написать герцогине и узнать, почему она отдала ее ему.

– В знак благосклонности, полагаю. – Бати убрал брошь обратно в рукав, не собираясь возвращать. – Вы могли бы солгать, что дружны с герцогиней.

– Могла бы, – признала Шерон. – Но это глупая ложь, которую легко проверить.

– Ах, не все в наше время понимают это. Ярел считает, что вы хотели воспользоваться украшением, чтобы проникнуть во дворец. Подобраться к владетелю.

Указывающая устало вздохнула:

– Это не так.

– Возможно, вы опасны, милая Шерон.

– Опасна? – Она подалась вперед. – Тогда вы очень смелы, господин Бати. Пришли ко мне лишь с одним телохранителем. Ведь я во дворце? Во дворце герцога. Того, кого вы защищаете. Не думали, что все случившееся – лишь цепь подстроенных мною событий, чтобы оказаться здесь? Что вы сами меня провели через ворота, и до его милости мне осталось пройти совсем немного? Что мне мешает закопать вас в песок, раз я столь опасна, и отправиться блуждать по коридорам, убивая всех направо и налево, пока не найду правителя?

Бати снова улыбнулся, ничуть не встревоженный ее словами:

– Ничто. Я просто сижу в приятной компании, пью кальгэ и пока не вижу в вас никакого зла. Поверьте, я чувствую его в людях сразу. Не думаю, что вы способны на кого-то напасть, иначе бы уже сделали это. И герцог вам явно ни к чему. Но мое мнение ничего не значит. Указывающих в Карифе не видели больше четырехсот лет. Люди, подобные вам, обладают магией, а значит – опасны. А все опасные вещи в Эльвате стараются держать под контролем. Или уничтожать. Ради безопасности страны и его светлости. Вы меня понимаете?

– Я словно в глупом сне, господин Бати. В мой дом пришли солдаты, меня посадили в тюрьму, угрожали пытками, теперь это… Все ваши предположения пока лишь предположения. Сами же сказали, я не зло.

– В вашем доме погиб сулла. Возможно, не один. Он мертв, милая Шерон. А вы живы, что крайне необычно и вызывает обоснованное беспокойство. По всем книгам, указывающие не могут справиться с такими созданиями, а вот те, кого называли некромантами – вполне.

Девушка думала о том, как Бати узнал про сулла, а тот, аккуратно поставив чашку на маленький низкий столик, встал.

– Идемте, милая Шерон. Я кое-что вам покажу.

Она последовала за мужчиной в женской одежде, спиной чувствуя, как Ярел сверлит ее взглядом, отставая лишь на шаг.

За абрикосовыми деревьями обнаружилась маленькая металлическая калитка, ведущая в следующий сад с огромным аквариумом, занимавшим большую часть открытого двора. Внутри Шерон не увидела ни одной рыбы из-за мутноватой воды.

Павильон из ярко-желтого камня встретил ее неожиданной прохладой, солнечным светом, текшим через узорчатую стеклянную крышу, под которой на цепях висела странная длинная балка, протянувшаяся через весь немаленький зал. Множество вещей под прозрачными колпаками привлекли ее внимание.

– Сапоги? – удивилась Шерон, подойдя к первому предмету и разглядывая сильно истрепанную обувь с развалившейся подошвой и торчащими из нее гвоздями.

– Герцоги Карифа собирают интересную коллекцию редких вещей из прошлых эпох. Эти сапоги принадлежали Войсу. Почему вы улыбаетесь?

Она действительно улыбалась, представив, как смеялся бы Мильвио, узнай он о том, какой ценностью считают его старую обувь, и подумала, что, наверное, выглядит глупо.

– Простите. Сложно поверить в подобное. Прошла тысяча лет… А здесь?

Локон длинных золотистых волос, украшенный золотой кружевной сеточкой, покоился по соседству с сапогами.

– Волосы Лавьенды, волшебница подарила их основателю прежней династии нашего государства в знак своего расположения и защиты.

Указывающая пошла вдоль стены, рассматривая экспонаты. Кольца, оружие, кристальные шарики, тарелки, кувшины из бронзы, загадочные жезлы, истлевшие книги, одежду. Большой открытый саркофаг из красного в прожилках гранита, отполированного до зеркального блеска, в котором покоилась мумия в золотой, украшенной изумрудами витой короне. Знамена Дагевара, истрепанные и обгоревшие по краям. Тяжелая броня, покрытая черными шипами, делавшая воина, облаченного в нее, похожим на чудовищное насекомое. Амулет из голубого кристалла, в котором, казалось, плещется целое горное озеро, отражавшее от своей поверхности солнечные блики. Шерон даже приблизила к нему глаза, стараясь понять, не показалось ли.

Нет. Не показалось. И вправду озеро.

– Что это? – спросила она.

– Никто не знает. Эту вещь создали еще до Вэйрэна, на заре времен.

Шерон с тревогой подумала, не обратили ли они внимание на статуэтку Арилы? Не забрали ли ее?

– А этот меч? – Огромный двуручник на синем бархате казался изъеденным, точно клинок был из сахара и его на несколько мгновений опустили в горячую воду. И все равно он оставался опасным оружием. Девушка чувствовала от него угрозу, точно перед ней был не кусок старого металла, а опасный бешеный зверь. – Что с ним не так?

– Не так? – не понял Бати.

– Плохая вещь. От нее так и веет неприятностями.

– Он принадлежал искари.

– Ткущему мрак? Таувину, что стал злом?

– Так считается.

– Я бы не стала держать его в доме.

Бати задумался, затем кивнул:

– Я передам ваши слова герцогу, милая Шерон.

Браслет, лежавший среди еще десятка украшений, сваленных под витриной в небрежном беспорядке, привлек ее взгляд. Серебро было черным, чернее ночи. Птичья лапа удерживала когтями маленький черный камешек, тусклый и невзрачный. Глядя на него, Шерон почувствовала сильный приступ необъяснимого голода и, уже понимая, что это, отвернулась, сохраняя над собой контроль, не обращая внимания на сосущую боль, появившуюся в желудке.

Браслет некроманта.

– Такой большой, – произнесла указывающая, стараясь отвлечься, приблизила сжатый кулак к стеклу, под которым находился желудь.

– Последний желудь Подпирающего Небо.

Вот теперь она была поражена и даже забыла о зловещем артефакте рядом:

– Дхалле та-ута энмэ на мидратэ погиб в пожаре первой войны шауттов в позапрошлую эпоху. От него не осталось ничего, кроме памяти, песен бардов и сожаления эйвов.

– И вместе с тем перед вами последнее дитя Первого Дуба. А если не верите, то можете посмотреть на ветвь.

То, что Шерон приняла за странную изогнутую обгорелую балку под потолком, при более пристальном изучении оказалось частью дерева.

Огромного. Колоссального дерева.

– Шестеро! Но… откуда?!

– Вещи, о которых говорят, что они исчезли из мира, не всегда исчезают, милая Шерон. Шаутты тому примером.

– Если эйвы узнают…

– А вот эйвов давно уже нет, – равнодушно отозвался Бати. – Там дальше хранится череп одного из них, если вас интересует это племя. Но я позвал вас сюда отнюдь не ради исчезнувшего народа.

За мраморной статуей с отбитой головой, на полу был выложен круг из темно-бордовых камней. В нем – деления из золотых пластин, а центр венчал высокий шпиль, выточенный из рога нарвала, покрашенного в алый точно так же, как красят браслеты указывающих. Множество знаков, рисунков, сеток, точек и черточек в кругу складывались в карту Эльвата.

– Этот предмет создали волшебники во времена Единого королевства, – сказал Бати, садясь прямо на пол и вынуждая Шерон сделать то же самое. – Ирифи приходил и до Катаклизма, хотя сейчас люди предпочитают думать иначе. Этот ветер существовал со времен падения Вэйрэна, тогда его называли Проклятием Темного Наездника. Перед вами Атлас, милая Шерон. Он молчал многие годы, но недавно поставил на ноги весь дворец, затянув песнь. Как раз когда пыльная буря пришла в город. Знаете, что он показывает?

– Когда приходят сулла? – Это было довольно легко.

– Верно. Атлас пел и указывал сюда. – Бати протянул руку, ткнув пальцем в совершенно невзрачную точку на самой окраине карты. – Мы наблюдали его на улице, там, где потом нашли тела погибших. Затем он вошел в ваш дом, а далее… сулла исчез. Надеюсь, вы не станете оспаривать слова артефакта, созданного руками великого волшебника.

– Зачем я вам, господин Бати? Назовите истинную причину.

– Вы сила, которая пока мне неведома. И я, в отличие от Ярела, не убираю с доски непонятные фигуры только из-за своего незнания и страха. В перспективе ваши таланты могут быть полезны его светлости. Вы уже сейчас можете оказать ему услугу.

– Какую же?

– Череп сулла. Эти создания той стороны, на наше счастье, крайне редки. Их практически нереально убить, но если такое случается, то от них остается череп. К сожалению, у его светлости в коллекции нет подобного экземпляра, и он бы хотел его заполучить.

Она помедлила, прежде чем ответить:

– Мне нужна моя сумка.

Бати потер подбородок:

– Простите, милая Шерон, но я не могу дать указывающей в руки вещи, смысла которых не понимаю. Придумайте что-нибудь другое для обмена.

– Вряд ли хоть что-то другое для меня сравнится с ценностью черепа.

Губы Бати сложились в тонкую линию. Он был недоволен отказом, но указывающую это обстоятельство ничуть не тронуло. Она знала – стоит уступить, согласиться на неприемлемые условия один раз и больше у нее не получится ничего требовать.

– Герцог будет разочарован.

«Что же, – подумала про себя Шерон. – Посмотрим, насколько ему нужна эта дрянь».

– Возможно, вы хотели бы видеть рядом с собой вашу сестру? Или служанку? – неожиданно предложил ей собеседник.

Но девушка осталась невозмутима к этой завуалированной угрозе.

– С ними мне не будет одиноко, но их компания не стоит того, что вы просите. Даже если вы пригласите их сюда, я не отдам вам желаемое.

– Ну, хорошо. – Бати вновь стал дружелюбным и, улыбнувшись, словно и не было никаких угроз, поднялся с пола. – Нам пора возвращаться обратно.

А вот Шерон осталась сидеть на месте:

– Мы говорили о том, зачем я нужна герцогу. Не уверена, что череп настолько важен, чтобы меня окружили всем этим… гостеприимством.

И вновь на лице этого человека появилось мимолетное неудовольствие настойчивостью собеседницы.

– В последнее время в мире слишком много шауттов. Вы ведь знаете, что произошло в Горном герцогстве?

– Да. Конечно. Но я не Рукавичка и не асторэ. Я не сражаюсь с лунными людьми, не знаю о них и не понимаю их мотивов.

– То, что вы не асторэ – давно ясно. Первым делом мы зажгли рядом с вами огонь, чтобы в этом убедиться. Но если вы указывающая, то ваши таланты куда ярче, чем у любого в Эльвате. Сын герцога да Монтага является племянником нашего владетеля. Ходят неподтвержденные слухи, что Эрего тоже асторэ.

Шерон задумалась, глядя на Бати исподлобья, стараясь разобрать в сказанном все скрытые смыслы.

– Мальчик далеко. За пустыней, морем, горами и странами. Вы правда думаете, что ему есть дело до Карифа? Вы опасаетесь подростка, который, возможно, не выживет в той войне, что сейчас идет на западе.

– Милая Шерон. Вы простолюдинка и не понимаете, что означает кровь и право наследования. Эрего да Монтаг тоже потомок Стилета Пустыни и в теории может иметь право на страну грифов.

– Ваш герцог жив. И у него много сыновей и братьев. И у тех тоже есть дети. Сестра герцога, герцогиня да Монтаг, по праву крови стоит далеко не первой в очереди на регалии правителя. И даже не десятой. Как и ее сын.

– Это так, – неожиданно сказал Ярел и присел перед ней на корточки, заглядывая в глаза. – Но события, что произошли в горном замке Шаруда, доказывают, что порой претенденты на престол отправляются на ту сторону за неполный час. Герцог Кивел да Монтаг потерял двоих сыновей, когда пришли шаутты. А если они придут сюда? Сможем ли мы их прогнать?

Шерон распахнула глаза, внезапно озаренная догадкой, и… ничего не сказала. Разумеется, это не удалось скрыть от собеседников.

– Я говорил тебе, что она довольно умна, – сказал Бати. – Ну же, милая Шерон. Отчего же вы не захотели произносить вслух то, что подумали?

– Вы действительно считаете, что шаутты могут убить здесь всех, чтобы освободить дорогу к престолу Карифа Эрего да Монтагу?

– Чтобы получить власть, порой все средства хороши. История нашего мира знает множество таких примеров. Моя задача заключается в защите Карифа от лишних потрясений, и я должен рассматривать любые возможности. Даже невероятные. Мы не знаем, кто такие асторэ и что они могут. Возможно, подчинять шауттов и управлять ими. А если племянник нашего владетеля все же обычный человек, то есть еще и эта Рукавичка. Ее цели непонятны. Герцог склонен рассматривать худшие варианты, и я согласен с ним. Лучше быть готовым к беде, чем встречать ее внезапный приход с пустыми руками, без оружия.

– Я не то оружие, что нужно его светлости. Не против шауттов и асторэ.

– Милая Шерон. За свою жизнь я уже успел понять, что люди порой сами не знают, что из себя представляют. И иногда их возможности гораздо более… впечатляющи, чем мы думаем. Сейчас я готов принять помощь от любого, кто поможет защитить дворец. Не важно, кто это: указывающая, мэлг, таувин или кто-то из Шестерых. Давайте пока вы погостите здесь, а мы подумаем, как начать доверять друг другу. Возможно, через пару месяцев за бокалом холодного вина мы вместе станем смеяться над тем недоразумением, что между нами произошло.

– Возможно. – Шерон легко приняла игру. – Но пока я пленница в золотой клетке и остаюсь таковой.

– Согласитесь, золотая клетка куда лучше сырой душной темной камеры.

– Соглашусь. – Ее серые глаза остались безучастны.

– Нам и вправду пора. Позвольте, я вас провожу обратно.

Они в молчании миновали павильон, вышли в сад, и Шерон ощутила странный нюанс запаха. Не веря, остановилась, крутя головой, под хмурым взглядом Ярела втянула носом воздух.

Этот запах был ей знаком. Она встречала его на Талорисе, а затем в ту ночь, когда «Радостный мир» оказался возле Мокрого Камня, где когда-то погибла Нэко, одна из великих волшебниц.

Так пахнут мэлги.

– У вас здесь мэлг?

Ярел загородил ей дорогу, но Шерон начала злиться из-за их глупости и смотрела только на Бати:

– Я права?!

– Да, милая Шерон. Но вам не стоит так волноваться.

– Если он вырвется, то убьет вас! Вы опасаетесь меня, но держите рядом с герцогом существо, которое неуправляемо!

– Он здесь уже много лет. И, как видите, не выбрался из клетки.

– А здесь? – Ярел стоял у нее на пути, и она обошла его прямо по клумбе с цветами. – Кто у вас здесь?

Бассейн с мутной водой пах морем. Горьким, соленым и таким далеким. За месяцы путешествия указывающая почти забыла этот запах.

– Не надо подходить к воде! – предупредил ее воин, и она остановилась в пяти шагах, подавшись вперед, надеясь разглядеть хоть что-то.

Вялая тень неспешно поднялась из глубины, замерла возле поверхности, и Шерон почувствовала, что Ярел рядом вот-вот положит руку ей на плечо, чтобы отодвинуть назад.

Как можно дальше.

Из воды появились очень длинные пальцы с зеленоватой кожей, украшенные широкими перепонками. Бесцветные волосы липли к мокрым впалым щекам, лиловые губы были искажены, обнажая острые треугольные редкие зубы, а рыбьи глаза казались мертвыми и безучастными.

Уина уставилась на Шерон, и девушка поняла, что та очень стара. Указывающая никогда не видела таких древних, с морщинистой кожей столь прозрачной, что сквозь нее проступали черные нитки сосудов.

– Вдова, – прошелестела уина. – Я вижу это в твоем сердце. Какое оно, вдова? Какое?

– О чем ты?

– Море. – Уина положила голову на каменный бортик своего бассейна, коснувшись его щекой. – Я так давно его не видела. Оно вытекло из моих жил, покинуло мою память. Всё. До последней капли. Я забыла его шепот, его песни и его тишину.

– Оно такое же, как прежде, – холодно ответила ей Шерон. – Злое, жестокое и почти всегда неспокойное.

– Поет во время шторма, – прошептала уина, и в ее мертвых глазах была печаль. – Бьет о скалы так, что те дрожат. Шипит горькой пеной. Рокочет, уходя через гальку. Мои сестры играют в водоворотах. Пляшут с бледными медузами, дудят в раковины, играют с треской, люром и сайдом.

На мгновение она прервалась, глянула на Шерон с усмешкой, сказала:

– Находят себе мужей. Пьют их горячую кровь. Хранят их черепа и растят в них прекрасные жемчужины. Ведь так, вдова?

– Так.

– Твоя боль слабая. Ею нельзя насытиться, обрести радость, – вздохнула уина, на мгновение погружаясь в воду с головой. – Ты нашла себе замену, вдова. А еще от тебя пахнет. Пахнет. Пахнет. Пахнет. Пахнет им. Я чую его кровь, чую запах древнего леса и его силы. Где он? С тобой?

Шерон поняла, что уина спрашивает о Тэо, асторэ, потомке тех, кто когда-то создал морской народ.

– Нет. Он ушел и не вернулся.

– Жаль. Он бы мог меня спасти от того яда, что убивает. Но ты ведь как я. Чувствуешь силу, что спит в этом месте? Плачешь ночами, когда твои кости трясет от этой боли? Ты тоже пленница, вдова?

Шерон посмотрела на Бати, внимательно слушавшего разговор.

– Да. Я пленница.

Уина, потеряв интерес к разговору, скрылась в глубине.

– Познавательно, – произнес Бати. – Вы первая, с кем она заговорила за последние тридцать лет.

– Вы устроили здесь зверинец! – Девушка не скрывала возмущения. – Мэлг! Уина! Кто еще у вас есть?!

– Считаете, это слишком жестоко, милая Шерон? Более жестоко, чем держать взаперти людей? – Бати откровенно смеялся. – Этот «зверинец», как вы изволили назвать часть коллекции его светлости, собирали в течение нескольких поколений. Им начал заниматься еще отец Стилета Пустыни, прадед нынешнего владетеля. И не мне что-то здесь менять.

– Заблудившийся. Вы говорили, что, возможно, приведете его ко мне. Заблудившийся тоже в этой «коллекции»?!

– Вам стоит успокоиться, моя дорогая.

– Здесь не Летос, господин. У меня тут нет никакой власти, но вот заблудившемуся все равно, насколько далеко он находится от островов. Если он вырвется… Не считайте это создание глупым животным! Оно когда-то было человеком и чем дольше живет на свете, тем более опасным становится! Он умнеет. Меняется. И, если вырвется, не станет нападать. Спрячется. Переродится. И обратно уже вернется существо, которого бояться будут даже сулла.

– Нам пора, милая Шерон. – Бати не тронули ее слова, и девушка разочарованно пожала плечами. Некоторым нельзя объяснить, что волк может вырваться из клетки, что он опасен. Они все равно не поверят, пока тот не сомкнет челюсти у них на горле.

– Вдова! – позвала уина, и указывающая обернулась. – Я очень устала. Убей меня, вдова. В память о том, что мы с тобой видели одно море.

Она казалась самым древним и самым несчастным существом на земле. Бледной морской пеной, выброшенной на берег и тающей под солнечными лучами. Шерон испытывала к ней жалость, потому что любое страдающее существо этого заслуживает. Но она не собиралась убивать уину.

Поэтому позволила увести себя в свой сад. Прежде чем уйти, Бати сказал:

– Отдыхайте. У нас еще появится возможность побеседовать.

Они ушли, и Шерон несколько минут сидела не шевелясь, и ее мысли витали где-то далеко-далеко. Затем она молча поднялась, прошла в сад, искупалась и, лишь когда солнце стало клониться к закату, вернулась обратно, в комнаты.

Глядя на себя в зеркало, уставшую, с сильно отросшими волосами и потускневшими глазами, указывающая прислонилась лбом к прохладной поверхности и прошептала:

– Как же я по вам троим скучаю!