Историческая эпоха

озрождение — это эпоха разложения феодальных отношений, эпоха перехода к капиталистическому способу производства. В различных странах Европы она охватила период с XV по XVII в., а в восточноевропейских странах включала и XIX в. Социально-экономические перемены — открытие новых земель, перемещение торговых путей, утверждение мануфактурного производства, рост городов — вызвали изменения и в области идеологии, культуры, философии. Возникли буржуазная гуманистическая культура и философская мысль Возрождения. Всемогуществу церкви и религиозному мировоззрению было противопоставлено новое, светское, гуманистическое миропонимание, основанное на естественнонаучных знаниях, на опыте промышленного производства и социальной борьбы.

Основные закономерности развития культуры и философии эпохи Ренессанса проявились и в главных тенденциях болгарского возрождения, хотя, разумеется, оно имело целый ряд специфических черт, обусловленных своеобразием исторического развития страны. Начало болгарского возрождения относится к середине XVIII столетия. Эта эпоха продолжается вплоть до 70-х годов XIX в. В определенном смысле возрождение в Болгарии сочетает в себе тенденции, характерные и для Ренессанса, и для Просвещения, поскольку оно началось на два-три столетия позднее европейского Возрождения. Наиболее интенсивно этот процесс протекал в середине XIX в.

Болгарское возрождение начиналось при отсутствии национальной независимости и политической свободы. Пять столетий рабства не прошли даром. Болгарский народ потерял свою независимость в области культуры. Речь здесь идет прежде всего о запрете болгарского книжного языка, об уничтожении национальных культурных учреждений и памятников, о ликвидации народных школ. Возрождение в Болгарии объективно совпало с борьбой против фанариотов и революционно-освободительным движением против османского ига. Оно развивалось в экономически отсталой, политически порабощенной и духовно подавленной стране. В это время в Европе уже существовали высокоразвитые в экономическом, политическом и культурном отношении государства, в которых или уже завершились буржуазно-демократические революции, или назревали новые социальные столкновения во имя прогресса и свободы.

Соседние Балканские страны в силу ряда обстоятельств раньше завоевали полную или частичную автономию и искали пути к самоутверждению в качестве свободных наций.

Именно эти факторы в основном и обусловили своеобразие национального возрождения в Болгарии. Как известно, эпоха Ренессанса и Просвещения в Европе была продолжительной. В Болгарии же значительное отставание в экономике, с одной стороны, и бурное развитие социально-политических отношений и революционно-освободительного движения — с другой, позволили за более короткий промежуток времени воспринять в зрелой форме, хотя и не полностью, культурные и философско-социологические достижения передовых европейских стран. Это создало благоприятную почву для прогрессивных естественнонаучных, философских и социологических идей. Синкретический характер возрожденческой культуры и ускоренное развитие политической и социально-философской мысли позволили теоретическому мышлению проявить себя в более яркой форме.

Первые деятели болгарского возрождения практически не могли воспользоваться культурным и философским наследием прошлого, поскольку традиции были уничтожены. Отдельные теоретические источники, свидетельствовавшие о величии прошлого, использовались ими с целью пробудить национальное самосознание.

Эта важная для болгарского народа эпоха ознаменовалась зарождением, развитием и утверждением буржуазных экономических и общественных отношений. На базе этих социально-экономических перемен формируется болгарская нация, начинается борьба за независимость церкви, за вызволение народа из тьмы и невежества, зарождается организованное революционное движение за национальное освобождение.

В недрах Османской империи, в которой после захвата Балканских государств установилось военно-феодальное землевладение, эти глубокие социальные перемены совершались мучительно, с трудом. Однако в силу внутренних и внешних причин постепенно начался распад турецкой военно-феодальной системы, переход к товарному производству. Прежде турецкие феодалы накапливали богатства главным образом в результате завоевательных грабительских войн и за счет натуральной ренты со своих хозяйств. Шли годы, и в политической жизни появились новые факторы. Военная мощь Турции была ослаблена, все острее становилась проблема удовлетворения нужд войск, административно-управленческого аппарата и быстро увеличивавшегося городского населения. Значительно возросли военные возможности европейских держав, где стремительно развивались капиталистические производственные отношения. Османская империя стала терпеть военные поражения. Чтобы компенсировать огромные потери, правительство Турции занялось поисками новых источников дохода, не только натурального, но и денежного. Почти замкнутая прежде экономика Османской империи все теснее переплеталась с экономикой европейских государств, которые видели в империи источник дешевого сельскохозяйственного сырья и рынок сбыта для своих промышленных товаров. Это, естественно, не могло не подорвать основ натурального хозяйства в Турции. В своем замечательном труде «Вклад в историю социализма в Болгарии» Димитр Благоев первым в Болгарии подчеркнул исключительное значение перехода от натурального к товарно-денежному хозяйству для разложения турецкой феодальной системы (см. 24, 44).

Перемещение безземельных сельских масс в города—один из факторов постепенного увеличения числа болгар среди городских жителей, а в некоторых случаях и появления чисто болгарских поселений. Кроме того, многие балканские села разрослись настолько, что превратились в поселки городского типа. Как подчеркивает болгарский исследователь Б. Пенев, население этих районов находилось в благоприятных природных условиях, которые в значительной степени защищали его от своеволия турок. Именно этому населению в основном и удалось сохранить свои национальные особенности. Оно широко использовало природные богатства Балкан, активно развивало ремесла, создавая предметы не только для собственного домашнего употребления, но и для торговли. Более состоятельные жители этих поселков не упускали возможности послать своих детей на учебу. Поэтому не случайно, что «именно из прибалканских сел позднее вышли самые активные, самые видные общественные деятели и просветители эпохи болгарского возрождения» (37, 136). Постепенно такие поселки, как Копривштица, Котел, Панагюриште, Калофер, Габрово, Самоков и др., превратились в развитые в хозяйственном и культурном отношении города.

Болгарский ремесленник, продававший имевшиеся у него в излишке изделия, становился неотъемлемой частью быта народа. Мало того, торговля, которой он занимался, уже вышла за рамки городского базара. «Его товары нашли широкое распространение в Боснии, Валахии, Молдове, Албании, Константинополе и Малой Азии. Начиная с 40-х годов прошлого столетия тысячи болгарских ремесленников уже работали на рынок всей Османской империи» (32, 333).

Рассматривая особенности эпохи, мы хотим подчеркнуть, что и Болгарии были присущи общие закономерности процесса перехода от простого ремесленничества к мануфактурному производству, основанному на разделении труда и ручной, примитивной технике ремесленника. Различие между обоими видами производства, как подчеркивает К. Маркс, заключается лишь в количестве производимых товаров. Специфика условий в тогдашней Болгарии, в частности влияние турецкой феодальной системы, замедлила темпы развития капиталистических форм производства. Без уверенности в постоянном рынке сбыта и поддержки со стороны правительства болгарские производители товаров не решались расширять и совершенствовать свои мастерские и в большинстве случаев оставались на уровне ручной мануфактуры.

Однако, несмотря на замедленные темпы развития капиталистического способа производства в Болгарии, в различных ее районах стали появляться небольшие фабрики и заводы. Правда, основную роль здесь сыграл не местный, а иностранный капитал, который часто делал небезуспешные попытки создания собственных предприятий в Османской империи. Западные державы выкачивали из нее дешевое сырье для своей промышленности, а затем выгодно сбывали там готовую продукцию. Это обстоятельство укрепило контакты Болгарии с Европой и дало мощный толчок развитию торговли.

Многосторонние процессы общественно-политического и экономического характера внесли перемены и в социальную структуру болгарского общества. Характеризуя классовые отношения в эпоху болгарского возрождения, академик Д. Косев сделал вывод о том, что тогдашнее болгарское общество состояло главным образом из немногочисленной торгово-ремесленнической буржуазии, из небольшого слоя средней торгово-промышленной буржуазии, из многочисленной мелкой торгово-промышленной буржуазии, находившейся в процессе расслоения, и крестьян, составлявших подавляющую часть болгарского народа. Новые требования со стороны утвердившихся капиталистических производственных отношений вызвали к жизни коренные преобразования в области просвещения и культуры. Молодая болгарская нация нуждалась в новых, светских знаниях, в собственной, национальной культуре. Было положено начало светскому образованию, появилась периодическая печать. Интенсивное усвоение и использование материальных и духовных достижений других народов определили и интенсивный характер культурнопросветительских преобразований в стране. Определенное отставание в общем историческом развитии болгарского общества компенсировалось в это время бурным развитием культуры, что позволило Болгарии за сравнительно короткий период пройти длительный путь эволюции, характерный для Возрождения и Просвещения в Европе. Этот процесс ярко проявился во второй четверти XIX в. Он имел характерные национальные особенности. В то же время Болгария максимально использовала опыт и достижения других народов.

Культурно-просветительские преобразования начались с постепенных реформ в болгарских школах. Собственно, небольшие школы при монастырях, существовавшие в течение пяти веков турецкого рабства и поддерживавшие, хотя и на низком уровне, просветительские традиции средневековой Болгарии, были единственным светлым лучом в мрачном царстве невежества и отсталости. Новое время предъявило и новые требования к болгарину, который уже не мог ограничиться религиозным образованием и стремился получить современные знания.

В начале XIX в. одним из путей удовлетворения этих культурно-просветительских запросов стало посещение новогреческих светских учебных заведений, которые были открыты как в пределах Османской империи, так и вне ее, в экономически более развитых центрах. В самых знаменитых школах подобного типа в Бухаресте, Смирне, Константинополе, Янине, Афинах преподавали высокообразованные люди, такие, как К. Вардалахос, А. Кораис, Т. Каирис и др., оказавшие сильное влияние на болгарскую молодежь. Основная часть молодой болгарской интеллигенции эпохи возрождения получила образование именно в этих школах. Они помогли ей не только усвоить довольно солидные светские знания и сформировать новое мировоззрение, но и утвердить в себе высокое чувство национального самосознания, патриотизма. Многие из воспитанников новогреческих светских школ стали выдающимися деятелями болгарского просветительского и революционного движения.

Борьба за светское образование и увлечение новогреческими школами привели к созданию смешанных, эллино-болгарских школ, которые представляли собой переходную ступень от школ церковного типа к общенародным болгарским училищам. Они явились важным этапом при переходе к светскому образованию, хотя в них отсутствовало одно серьезное условие, необходимое для правильного обучения и воспитания молодого поколения болгар,— атмосфера национального духа. Все острее ставился вопрос об открытии чисто болгарских школ с целью как можно быстрее продвинуть вперед дело просвещения.

Среди первых деятелей болгарского просвещения, первых болгарских педагогов той эпохи был Петр Берон. В 1824 г. он написал и издал свой знаменитый «Рыбный букварь», который заменил средневековую церковную грамоту и обучал чтению, счету, давал некоторые элементарные естественнонаучные познания.

За сравнительно короткий период времени (не более десятилетия), начиная с 1835 г., были созданы светские болгарские школы во многих городах страны: Габрово, Свиштове, Котеле, Карлово и др. В 1840 г. в Плевене появилось и первое женское училище. Пример оказался заразительным: вскоре такие же училища открылись и в других городах. Во всем этом большая заслуга принадлежит Петру Берону, который был также активным поборником широкого распространения светского образования среди женщин.

Шло время. Назрела необходимость дальнейшего усовершенствования системы образования, создания гимназий. Первая такая гимназия была открыта в 1859 г., правда за пределами страны, в России, но она целиком служила делу болгарского просвещения. Большинство учителей в ней были болгарами, почти все они получили высшее образование в России или на Западе.

Неудержимое стремление к просвещению, увеличение числа светских школ и повышение уровня учебного процесса вызвали острую нужду в хорошо подготовленных педагогических кадрах. Наряду с этим следует отметить один весьма существенный момент. Речь идет о постепенном ослаблении греческого влияния в результате усиления русского и западноевропейского влияния в болгарских школах. Расширение экономических связей с европейскими странами привело и к расширению культурных контактов с ними.

Связи, веками существовавшие между болгарским и русским народами и обусловленные языковыми, этническими и религиозными традициями, получили широкое развитие к середине XIX в. Их стимулировали и другие факторы. Немаловажное значение имели также периодически возникавшие между Россией и Турцией войны, стремление русского правительства выйти к южным морским путям и установить свое влияние на Балканах, интерес широкой русской общественности к болгарскому вопросу. Вера в могущество «Деда Ивана» все больше крепла в сознании исстрадавшегося болгарина, связывавшего с русским народом свои надежды на спасение от турецкого рабства и мечтавшего приобщиться к сокровищнице русской культуры и науки.

Россия оказывала значительную денежную помощь болгарским монастырям и церквам, посылала им много книг, используя самые разнообразные пути: от консульств до купцов. Ежегодно русское правительство отпускало средства для поддержки учащихся славянского происхождения. В первой половине XIX в. в Болгарию стали проникать русские газеты и журналы «Маяк», «Московитянин», «Одесский вестник», «Сын отечества», а позднее «Колокол» и «Полярная звезда». Большую роль в становлении новой болгарской интеллигенции сыграли болгарские колонии в России. Они оказывали существенную материальную помощь обучавшейся в Москве, Одессе, Киеве, Николаеве, Кишиневе, Петербурге болгарской молодежи. В России получили образование известные деятели болгарского возрождения: Найден Геров, Никола Палаузов, Добри Чинтулов, Димитр Мутев, Васил Друмев, Васил Стоянов-Берон, Любен Каравелов, Христо Ботев, Марин Дринов и многие другие. Особенно большое влияние на развитие культурно-просветительского движения в Болгарии Россия оказала после Крымской войны.

Свой вклад в подготовку молодой болгарской интеллигенции внесли Сербия, Хорватия, Чехия, Румыния. Болгарских студентов можно было встретить в известных всему миру университетах: Венском, Мюнхенском, Парижском, Пражском, Берлинском. Воспитанником одного из таких культурных центров был Петр Берон.

Постепенно у болгарского народа крепла вера в культурные возможности нации, и патриотический призыв Паисия Хилендарского пробудить в каждом болгарине высокое чувство любви к отечеству, гордость за род болгарский, уверенность в собственных силах находил благодатную почву.

Глубокие социальные и культурно-просветительские процессы неизбежно должны были привести к появлению и развитию литературы, периодической печати. В первой половине XIX в. для этого уже существовали определенные предпосылки. Они заключались прежде всего в своеобразном политическом климате, в появлении грамотных людей, жадно стремившихся к чтению книг, к получению новых знаний.

В период болгарского возрождения наряду с другими интенсивно протекавшими на культурном фронте процессами быстрыми темпами развивалась печать. Этот факт приобретает особое значение, если учесть, что в начале XIX в. в Европе выходило в свет свыше 2 тыс. печатных изданий, а в Турции не было ни одного печатного органа. Некоторые авторы считают даже, что лишь в 1860 г. появилась первая турецкая газета, более или менее отвечавшая требованиям эпохи. Несмотря на многочисленные просьбы со стороны болгарской культурной общественности, турецкое правительство не разрешало открывать на территории Болгарии типографий. Оно мотивировало свой отказ тем, что такие крупные города Турции, как Константинополь, Смирна, имели типографии, которые могли в случае необходимости набирать текст на болгарском языке. Естественно, что в этих условиях деятели зарождавшейся болгарской литературы вынуждены были обратить свой взор на другие страны, согласившиеся оказать содействие в решении этой исторически назревшей культурной проблемы. Значительная помощь шла со стороны Сербии и Румынии, России и Австро-Венгрии.

За сравнительно короткий исторический период, при крайне неблагоприятных условиях болгары сумели создать свою литературу. А ведь у них в это время еще не было ни суверенного государства, ни своего культурно-просветительского центра, ни самостоятельной церкви. Из среды молодой болгарской интеллигенции выдвинулись видные деятели культуры и просвещения, литераторы, ученые, давшие толчок дальнейшему развитию научной мысли в стране.

Идеология, в частности философия, в конечном счете детерминирована социально-экономическими и политическими процессами. Существенным фактором, влиявшим на идеологическую жизнь в Болгарии, было развертывание просветительского движения и революционной борьбы за национальную независимость и свободу. На социальной арене появились новые общественные силы, ставшие движущим фактором борьбы за духовную самостоятельность и национальный суверенитет. Известно, что представители любого философского течения тесно связаны с основными общественными группами, которые ведут организованную борьбу за осуществление социальных программ. Как правило, их философские концепции имеют гражданскую направленность. Конечно, у философской и социологической мысли есть своя внутренняя логика развития; она обладает относительной самостоятельностью.

Для философской мысли эпохи болгарского возрождения характерна собственная специфическая проблематика, которая существенно отличает ее от философии средневековья. Проблемы бытия и сознания, поставленные и решаемые на основе естествознания, приобретают научный характер. А социологические проблемы решаются на основе анализа конкретной социально-экономической ситуации в стране. Самые абстрактные социологические теории обосновываются аргументами, продиктованными национально-освободительным движением.

Болгарскую философию эпохи возрождения можно разделить на два этапа.

Для первого этапа характерны попытки деятелей просвещения вплоть до конца 50-х годов XIX в. поставить в своих произведениях ряд этических, психологических, социологических вопросов и общих мировоззренческих проблем. Этот этап находит свое логическое завершение в натурфилософской системе Петра Берона и в материалистической философской концепции Ивана Селиминского. В произведениях этих двух мыслителей болгарского возрождения ставились и решались собственно философские проблемы.

Натурфилософская система Петра Берона — главное достижение первого этапа развития болгарской философии. Она стала воплощением его возрожденческого мировоззрения, хотя и была создана за границей, в иной социальной обстановке. В определенной степени ее можно рассматривать как реализацию тех его возрожденческих и просветительских идей, которые были заложены в «Рыбном букваре». Эта небольшая энциклопедия светских знаний в первой четверти XIX в. отвечала назревшим духовным потребностям раннего периода болгарского возрождения, являлась символом непреодолимого стремления к прогрессу.

Второй этап в развитии возрожденческой философской мысли в Болгарии относится к 60-м и 70-м годам XIX в. К этому времени национально-освободительная борьба достигла своей решающей фазы. В ней оформились три основных течения (туркофильское, просветительское и революционно-демократическое), каждое из которых имело свою программу и теоретическое обоснование своих политических требований. В философии ясно различаются два главных направления — материализм и идеализм. В своей натурфилософской системе Берон обобщил научные и философские тенденции как первого, так и второго этапов развития болгарской философской мысли.

Анализ философской и социологической мысли эпохи болгарского возрождения раскрывает восходящую линию ее развития. Начиная с натурфилософии Берона, можно проследить прогресс теоретической мысли и косвенную преемственность деятелей возрождения, которые обогатили понятия и категории философии и социологии.

Возрождение в области философской и социологической мысли характеризуется двумя особенностями в отношении к традициям и преемственности. Всего лишь за 50—60 лет в болгарской национальной культуре параллельно с формированием литературных, политических и других традиций возникла и укрепилась традиция философского мышления. Болгарской философии были свойственны оригинальность и эпигонство, самостоятельность и эклектицизм, критика религии и близость к теологии и т. п. Появилась возможность быстрого распространения и более легкого восприятия, с одной стороны, философии марксизма, а с другой — идеалистической буржуазной философии конца XIX и начала XX в.

В философии болгарского возрождения преобладало материалистическое направление. Оно связано с именами наиболее известных деятелей просвещения и революционного движения, которые создали непреходящие ценности в области теории, оказали влияние на развитие болгарской философии XIX в. и внесли свой вклад в формирование философских интересов мыслителей XX в. Материалистическая тенденция возрожденческой философии превратилась в прочную традицию. Истоки ее следует искать в натурфилософии Берона и в учении Селиминского. Идеалистическая философия, новую жизнь которой дал в Болгарии В. Хаджистоянов-Берон, напротив, не смогла превратиться в прочную традицию, которая продолжалась бы и в XX в.

Второй особенностью философской и социологической мысли эпохи болгарского возрождения является отсутствие прямой, непосредственной преемственности между мыслителями. В отличие от других стран в болгарской философии не возникали какие-либо обособленные школы. Как правило, философы редко использовали идеи своих болгарских предшественников или современников. Они опирались на другие научные и идейные источники. Прослеживая развитие той или иной концепции, можно обнаружить много общего в идейных источниках, но не прямое влияние болгарских мыслителей друг на друга. И если все же кто-нибудь из исследователей укажет на такое взаимное влияние в истории болгарской философии, то оно касается лишь второстепенных вопросов. Возьмем, например, труды Селиминского и Хаджистоянова-Берона.

Эти ученые были знакомы с натурфилософской системой Берона, высоко ценили его как ученого и философа и нередко цитировали его, однако при постановке и обосновании главных философских проблем обращались к другим авторитетам.

Если проанализировать возрожденческую философию в целом, можно проследить в ее развитии восходящую линию, которая была детерминирована как ростом естествознания и обществознания, так и социально-политическим развитием страны. Именно таким путем объективно формировалась преемственность в философском мышлении.

Краткий обзор развития философско-социологической мысли эпохи болгарского возрождения показывает, что центральная фигура этого периода — Петр Берон. Его деятельность просветителя-демократа была тесно связана с возрождением и просвещением в Болгарии. Выражая интересы новых социальных сил, игравших важную роль в борьбе за духовную независимость и национальное освобождение Болгарии в первой половине XIX в., Берон предоставил в распоряжение болгарских патриотов и материальные средства, и свой талант.

Натурфилософская система Берона хотя и создана на основе научных и философских традиций других народов, воплощает в себе его понимание роли и значения славянских народов, в том числе и болгарского, в развитии европейской культуры и философии. В определенном смысле можно утверждать, что Берон своей деятельностью, многосторонним научным и философским творчеством создал своеобразный духовный мост между возрождающейся культурой порабощенной Болгарии и европейской наукой и культурой того периода.

 

Жизненный путь и деятельность Петра Берона

Петр Берон родился в городе Котел. В начале XIX в. Котел был оживленным культурным и торгово-ремесленным центром, игравшим важную роль в развитии болгарской экономики и культуры. Этот город стал родиной многих видных деятелей в истории Болгарии.

Год рождения Петра Берона, к сожалению, до сих пор точно не установлен. По этому поводу существуют различные мнения. Если принять во внимание ряд документально зафиксированных событий его жизни, то наиболее правдоподобной датой его рождения можно считать или 1799 (М. Гечев), или 1800 г. (Т. Киркова).

Известно, что Петр был младшим сыном уважаемого в городе хаджи Атанаса Беро, зажиточного торговца и ремесленника. Свое детство он провел в благотворной атмосфере большой трудолюбивой и патриотически настроенной семьи. Начальное образование Петр получил в родном городе, где окончил монастырское училище знаменитого в то время попа Стойко Владиславова, вошедшего в историю Болгарии под именем Софрония Врачанского Позднее Берон изучал новоболгарский и греческий языки у Райно Поповича. Несмотря на живой природный ум и непреодолимое желание учиться, он был вынужден прервать свое образование и заняться ремеслом отца, чтобы добывать средства к жизни. Дело в том, что некогда состоятельный хаджи Атанас Беро оказался вдруг разоренным, его постоянно преследовали турки-поработители. Они не могли простить ему помощи, которую он оказывал русским войскам во время русско-турецкой войны 1806—1812 гг., и полностью опустошили его дом.

Некоторое время Петр обучается у мастера изготовлению товаров из абы, затем в 1815 г. переезжает в Варну, где продолжает заниматься ремеслом. Но ремесленничество и торговля не удовлетворяют его, он тянется к книгам, к знаниям, к различным наукам. Это заставляет его навсегда покинуть Варну и уехать в Бухарест, где он надеялся продолжить свое образование. Несмотря на бедность, Берону все же удалось поступить в известную в то время Эллинскую школу, или, как ее еще называли, Бейскую академию, которой руководил видный греческий просветитель Константин Вардалахос (1775—1830). Этот знаменитый педагог и энциклопедист оказал большое влияние на формирование Петра Берона как ученого и педагога. Среди преподавателей Эллинской школы были Ламбро Фотиади, Неофит Дука, Георги Геннадий, а также болгары Атанас Богориди и Никола Пиколо. Там Петр глубоко усвоил предметы, преподававшиеся в тогдашней греческой школе, и проявил особый интерес к педагогике. Вероятно, в те же годы у него проявился большой интерес к естествознанию и особенно к физике, он увлекся философскими исследованиями. Увлечение древнегреческой философией он сохранил на всю жизнь.

Во время занятий в Эллинской школе Петр был вынужден работать в качестве частного учителя в болгарских и греческих семьях, так как накопленных им денег было недостаточно, чтобы заплатить за трехгодичный курс обучения. Эти дополнительные занятия помогли ему глубже познакомиться с книгами по педагогике и на всю жизнь привили любовь к школе, к обучению грамоте болгарских детей.

Берон живо интересовался общественно-политическими событиями своего времени. Воспитанный на патриотических идеях, выросший в прогрессивной болгарской семье, он принимает участие в греческой революции 1821 г. и попадает в число преследуемых эмигрантов. Это заставило его покинуть Бухарест и переселиться в город Брашов. Еще в средние века сюда бежали спасавшиеся от преследования турецких властей болгары. Многочисленные эмигранты образовали болгарскую общину, из которой вышло немало замечательных патриотов. Так, с 1802 по 1807 г. там жил и работал видный болгарский общественный деятель В. Априлов. В Брашове же жил богатый болгарский торговец и непримиримый враг Османской империи Антон Йованович. Когда Берон переселился в Брашов, этот город входил в состав Австрийской империи и был известен как один из торговых и культурных центров Европы.

Лишенный средств к существованию, Берон и здесь продолжает работать частным учителем, стремясь во что бы то ни стало завершить свое «среднее классическое образование». Наряду с другими школьными дисциплинами он настойчиво и упорно изучает старогреческий, новогреческий, латинский, румынский, французский и немецкий языки. Позднее знание этих языков оказало ему неоценимую помощь в научной деятельности, позволило в оригинале прочесть произведения знаменитых ученых, его современников из различных европейских стран.

Случай свел Берона с Йовановичем. Просвещенный, патриотически настроенный человек, Йованович сразу оценил интеллектуальные задатки Петра и пригласил его в свой дом обучать детей болгарскому и греческому языкам. Этот период в жизни Берона связан с событием, которое принесло ему любовь и признательность всего болгарского народа и золотыми буквами навсегда вписано его имя в историю Болгарии. Именно здесь в 1824 г. он издал свою первую книгу — «Рыбный букварь».

На основе собственного педагогического опыта Берон выработал новую методику светского обучения, решительно выступив против методов, применявшихся в монастырских училищах. Он ставил целью не только научить болгарских детей читать и считать, писать и рассказывать, но и предложить им небольшую энциклопедию новых светских знаний. При составлении своего букваря Берон использовал изданный известным греческим писателем начала XIX в. Дарварисом букварь «Эклогар». Большую помощь оказал Берону Йованович, который морально вдохновлял его и не пожалел денег, чтобы напечатать «Рыбный букварь».

В Брашове Берон быстро установил связи с другими прогрессивными болгарами. Вместе с ними он горячо обсуждал вопрос о необходимости создания национальной болгарской школы и литературного языка. Петр Берон, Васил Ненович, Атанас Кипиловский и другие болгарские эмигранты выдвинули идею основания филологического общества, которое занималось бы изданием книг, необходимых для развития образования на порабощенной турками родине.

В. Ненович и А. Кипиловский напечатали и распространили ряд исторических и религиозных книг, рекомендованных Бероном в качестве необходимых учебных пособий.

В период своего пребывания в Брашове (1823—1825) Берон познакомился с другим известным деятелем болгарского возрождения — Иваном Селиминским. Они прониклись глубоким уважением друг к другу и стали друзьями на всю жизнь. Кстати, их познакомил все тот же Йованович во время подготовки к изданию «Рыбного букваря». Дружба с Бероном сыграла огромную роль в углублении национального чувства у Селиминского. По стечению обстоятельств он был воспитан и обучен в эллинском духе. Идеи молодого, полного энтузиазма Петра Берона сильно повлияли на него и вызвали поворот в его общественно-политических взглядах.

В 1825 г. Берон покидает Брашов и вместе с сыном Йовановича уезжает в Гейдельберг, чтобы, продолжить свое образование в знаменитом университете. В архивах Гейдельбергского университета сохранились собственноручно заполненные Петром Бероном документы, свидетельствующие о том, что он записался слушать лекции по философии на летний семестр 1825 г. Согласно этим документам, ему исполнилось тогда 26 лет. В Гейдельберге Берон оставался до летнего семестра 1826 г., после чего его имя уже не появлялось в матрикулярных книгах университета. Некоторые из сохранившихся документов показывают, что и здесь Берон испытывает большую нужду в материальных средствах. Это заставляет его часто менять жилье и искать крышу над головой то у помощника университетского прислужника, то в доме простого каменщика, то у кого-нибудь в городском предместье. Он сам готовит себе скудный обед и всячески экономит деньги. В поисках дополнительного заработка Берон с помощью своего товарища, грека по происхождению, издает два словаря, предназначенных для греческих студентов.

Какие-либо иные сведения о студенческих годах Берона, к сожалению, почти отсутствуют. Известно лишь, что в 1826 г. он перебирается в Мюнхен, где начиная с зимнего семестра 1826/27 г. изучает медицину. Выбор этого предмета, вероятно, во многом определялся его увлечением естественными науками. Нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что Мюнхенский университет привлекал большое число прогрессивных студентов своими новыми, передовыми методами обучения, весьма отступавшими от старых традиций Гейдельбергского университета, а также более современной базой для изучения естественнонаучных дисциплин. В списках студентов Мюнхенского университета Петр Берон значился под именем Peter Hadzi Beron. В Мюнхене Берон провел почти пять лет, но об этом пятилетии его жизни сохранились весьма скудные сведения. В то время Мюнхенский университет славился как центр по изучению естественных, и особенно медицинских, наук. Лекции читали выдающиеся ученые, основоположники научных школ.

В формировании мировоззрения Петра Берона немалую роль сыграли лекции знаменитого немецкого философа Шеллинга (1775—1854), который в начале 30-х годов XIX в. заведовал кафедрой философии в Мюнхенском университете. На лекции Шеллинга собирались не только студенты, но и простые граждане, занимавшие самое разное положение в обществе. Естественно, что и Берон не мог остаться в стороне от этого всеобщего увлечения философскими чтениями Шеллинга. Вполне правдоподобным будет предположение о том, что в натурфилософской системе Шеллинга Берон нашел хороший образец для выражения своей любви к древнегреческой философии и для демонстрации тех знаний, которые он получил в Эллинской школе и Гейдельбергском университете. В самом деле, сочинения, написанные позднее Бероном, свидетельствуют об известном влиянии на него взглядов Шеллинга, Это относится в основном к построению самой его натурфилософской системы. Нетрудно заметить и сходство в суждениях обоих натурфилософов о взаимодействии и противоречивости единства положительного и отрицательного зарядов электричества, о полярности магнитных полюсов, об отношении между кислотами и основаниями и т. д.

Не будет также ошибкой предположить, что Берон испытал в этот период и влияние одного из ярких натурфилософов первой половины XIX в., ученика и последователя Шеллинга, медика и естествоиспытателя Лоренца Окена (1779—1851), лекции которого он слушал в Мюнхенском университете. Окен занимался также активной общественной деятельностью, отстаивал свободу слова. Он внес в науку «немало философского тумана, разрежаемого порой молниями гениальных мыслей, и много романтики, нередко преподносимой под видом точного знания. И все это делалось из-за страстного стремления объять весь космос одной идеей, из-за непреодолимого желания все познать и все постигнуть, о чем мечтал и Шеллинг» (36, 53—54).

Такая характеристика во многом справедлива и по отношению к Берону, разделявшему идеи своего профессора. Об этом свидетельствуют многие общие положения в космологических теориях обоих натурфилософов, общность их представлений о значении углерода, водорода и кислорода в построении органических веществ, о роли теплового и светового флюидов и др.

9 июля 1831 г. Петр Берон успешно защищает докторскую диссертацию, написанную по-латыни и названную «Вступительная диссертация по новому тазомеру и эмбриометру, представленная с глубоким уважением к прославленному Мюнхенскому медицинскому факультету для получения высшего отличия по медицине, хирургии и акушерскому искусству Петром хаджи Бероном, фракийцем» (Мюнхен, 1831 г., типография Жоржа Жаке).

Для успешного обучения Берона существенное значение, несомненно, имело то, что он слушал лекции выдающихся ученых, оказавших на него огромное влияние. Руководителем его диссертации был профессор Й. Б. Вайсброд с кафедры акушерства и гинекологии, он же был заведующим клиникой акушерства в Мюнхене. В университете преподавали также профессор И. Дёлингер, один из лучших анатомов и физиологов своего времени, и профессор И. Н. Рингзайс, советник по медицинским вопросам и реформатор медицинского дела в Баварии. Светлый ум, жажда знаний и самобытное научное мышление Берона, а также всестороннее благотворное влияние профессоров привели его к первой победе на научном фронте — успешной защите докторской диссертации.

Диссертация Берона заняла всего 24 страницы и имела два приложения. В ней автор предложил новый способ определения размеров таза и плода беременной женщины, ввел совершенно новые понятия и выступил против использования старых методов и средств. Своим новаторским духом, оригинальностью, научной изобретательностью диссертация вызвала большой интерес прежде всего как научное сообщение. Берон предложил приспособление, состоящее из сплетенной определенным образом рукавицы, снабженной кольцами. Автор доказывал, что использование этого нового тазомера обеспечивает точное, быстрое и безболезненное исследование, причем учитывается и психологический фактор при медицинском осмотре. Предвидя возможные возражения против нового тазомера, особенно со стороны приверженцев религии и представителей старой медицинской школы, которые пытались чинить препятствия на пути прогрессивных преобразований в медицине, Берон аргументированно изложил его преимущества.

Свой новый тазомер Петр Берон предложил использовать также и как эмбриометр, причем обосновал это предложение очень разумно и точно. Он проявлял особое уважение к математическим методам исследования, видел возможность использования их в других областях науки. Автор диссертации ссылался на некоторые правила геометрии, согласно которым «соответствующие части подобных тел пропорциональны между собой». Он был глубоко убежден в том, что, так же как и географы, которые не могут прямо измерить величину и форму земного шара и поэтому применяют косвенные методы, другие научные работники, в том числе занимающиеся вопросами акушерства, могут использовать такие методы. Поскольку с помощью его тазомера нетрудно получить данные о размерах некоторых органов плода, то косвенным образом можно вычислить и другие важные данные. Тем самым тазомер превращается уже в эмбриометр.

Уверенность и категоричность суждений Берона свидетельствуют о том, что его выводы основываются на многочисленных собственных наблюдениях и опытах. Он наверняка имел солидную поддержку со стороны заведующего клиникой акушерства профессора Вайсброда, который не мог не проявить интереса к оригинальному решению весьма актуального для того времени вопроса. И сама идея, и ее практическая разработка сразу привлекли к себе внимание, так как все это резко отличалось от трудов других слушателей медицинского факультета. Диссертация Петра Берона явилась важным вкладом в историю болгарской науки, более того, она стала одним из первых научных трудов эпохи болгарского возрождения.

После успешного завершения высшего образования Берон снова возвращается в Румынию, где назначается городским и окружным врачом в городе Крайова. На этой должности он находился с 1832 по 1841 г. Сохранившиеся документы и отрывочные сведения о деятельности Берона в этот период говорят о нем как об очень способном и добросовестно выполнявшем свой долг враче. Он написал ряд докладов и служебных записок, в которых вскрывал недостатки в лечебном деле и предлагал меры для их устранения. Это характеризует его как врача-общественника, осознавшего ответственность своей гуманной профессии. Берон провел ряд лечебных и профилактических мероприятий по борьбе с инфекционными болезнями, и особенно с оспой. Он настойчиво добивался улучшения гигиенических условий жизни населения в районе, где работал врачом, и отдавал значительную часть жалованья на реализацию своих предложений в области социальной гигиены.

Наряду с основной профессией врача Берон вместе со своим племянником Николой Христовым Беровым занялся торговой деятельностью. Племянник с успехом вел их общие торговые дела, в результате чего за несколько лет было накоплено солидное состояние.

В эти же годы начала осуществляться давнишняя мечта Петра Берона: целиком посвятить себя науке. В 1843 г. он окончательно порывает с работой практикующего врача и начинает активную научную деятельность, ставшую смыслом его жизни.

Высокообразованный, с живым, проницательным умом, ученый не мог остаться в стороне от духовной жизни Болгарии. Приобретя состояние, он стал щедро помогать тем, кто занимался благородным делом просвещения болгарского народа. Надежным помощником и проводником идей Берона был его родной брат Руско, который разъезжал по стране и претворял в жизнь ценные советы своего ученого брата.

Берон основал и материально поддерживал многие светские школы в городах Котел, Елена, Шумен, Сливен, Стара Загора, Русе, Тырново, Тырговиште, Казанлык, Ямбол и др. Он даже ставил перед собой цель: подарить каждому более или менее крупному городу и селу по школе. При этом ученый-просветитель хорошо понимал, что для развития образования недостаточно только материальных средств, а нужна хорошо продуманная организация целостного учебного процесса в масштабах всей страны. Он писал: «Я очень хочу найти таких людей, которые за любую плату согласились бы обойти всю Болгарию и выяснить, имеется ли в каждом городе школа, сколько там учеников, что представляет собой учитель, как его зовут, откуда он, сколько лет учительствует, чему учит учеников, из каких источников получает свою годовую зарплату... сколько учеников нуждается в книгах и какие книги используют ученики, где они их покупают и по какой цене» (27, 12).

Несомненно, сведения, которые хотел получить Берон для установления единого руководства всеми школами в Болгарии, значительно продвинули бы дело просвещения в стране. В одном из писем друзьям Берон писал из Крайовы: «Я хотел бы создать общество, проявляющее заботу не только о школе нашего отечества (речь идет о г. Котел, родине Берона.— Авт.), но и о школах в других городах; это общество будет оплачивать труд учителей, контролировать, как расходуются деньги, выделенные на развитие школьного дела в стране...» (30, 13).

Выделяя значительные денежные средства на постройку новых школ в Болгарии, Берон серьезно ставил вопрос об открытии специальных женских училищ. Представители прогрессивной болгарской интеллигенции выражали ему за это глубокую признательность. Его усилия, направленные на развитие школьного дела в Болгарии, активно поддерживал другой видный болгарский просветитель — Васил Априлов. Берон внимательно следил за его статьями, регулярно появлявшимися в журнале «Денница», и по его примеру поддерживал школу в г. Котел, а позднее завещал значительные средства для дальнейшего развития болгарского просвещения.

Берон никогда не забывал о том, как его состоятельный соотечественник Йованович поощрял в нем стремление к приобретению новых знаний, и поэтому сам старался помочь способной болгарской молодежи продолжить свое образование за границей. Дружба с Селиминским, родившаяся еще в Брашове, не распалась и спустя годы. Об этом свидетельствует письмо Селиминского Берону, написанное им в 1834 г. из Афин. Оставшись без средств к существованию, он обратился за помощью к болгарским патриотам, в том числе и к Йовановичу, Априлову и Берону, и они помогли ему завершить медицинское образование. Сохранившиеся в архивах многочисленные письма, присланные Берону из различных городов и сел Болгарии, показывают, какой широкой, поистине всенародной любовью он пользовался у соотечественников за свою благородную бескорыстную деятельность на ниве просвещения в 40-х годах XIX в.

В 1843 г. Берон покидает Румынию и поселяется в Париже, где живет затем почти тридцать лет. Из Парижа он неоднократно приезжает, главным образом с научными целями, в Англию, Чехию, Грецию, Австрию, Германию, не забывает и Румынию. Обосновавшись в Париже, Берон полностью отдается научной работе, пишет свои многотомные сочинения и готовит их к публикации. Одновременно он продолжает содействовать всеми доступными ему средствами развитию просвещения в Болгарии и оказывает помощь своему народу в борьбе за национальное освобождение.

Большое научное наследие Петра Берона свидетельствует об исключительной одаренности и поистине энциклопедической эрудиции этого болгарского ученого. Он владел девятью иностранными языками, на пяти из которых писал свои труды. Общий объем этих трудов составил около 10 тысяч страниц. Берон стремился не только овладеть знаниями; накопленными человечеством, но и высказать собственные мысли по основным вопросам философии и естествознания. Тогдашняя наука, как известно, в значительной степени еще носила энциклопедический характер, но эрудиция доктора Берона просто удивительна: у него были обширные познания в медицине, физике, химии, астрономии, математике, биологии, педагогике. Свои первые научные исследования он написал на французском языке (кроме докторской диссертации) и опубликовал их в 1846—1847 гг. Это «Система атмосферологии» и «Система геологии» (см. 6; 7).

Замечательный научный успех пришел к Берону в 1850 г. благодаря событию, оказавшемуся очень важным не только для него как ученого, но и для истории болгарской научной мысли вообще. Он посетил Лондон, который в середине XIX в. был одним из крупнейших центров научной жизни. Королевское научное общество (весьма авторитетное в то время научное учреждение) пригласило его выступить с докладом на тему: «Причины земного магнетизма доказаны». Этот доклад, написанный на французском языке, Берон представил 20 июня 1850 г. Ему, собственно, не пришлось прочитать его целиком. Известный английский ученый, член Королевского научного общества и основатель Астрономического общества Джон Ли передал содержание доклада в своем резюме, с которым выступил перед самыми выдающимися представителями научного мира Англии, заседавшими под председательством графа Росса. Позднее это резюме было опубликовано в печатном органе Королевского научного общества (см. 5, 978-979).

В библиотеке Общества сохранились и другие сочинения Берона, изданные в Париже. Эти произведения относятся к периоду после 1860 г., т. е. написаны спустя десятилетие после доклада на заседании общества. Следует сказать, что уже более ста лет библиотека заботливо хранит шесть научных трудов Петра Берона, на каждом из которых стоит печать с надписью: «Ех dono Auctoris» (подарок автора).

Интересно отметить, что среди этих трудов имеется и первоначальный набросок доклада о предотвращении и тушении пожаров. Автор надеялся, что докладом заинтересуются официальные английские учреждения, имеющие отношение к затронутому вопросу, и применят рекомендуемые им методы в Лондоне, который нередко становился жертвой пожаров. Английские власти, Управление артиллерией и Пожарная бригада благосклонно отнеслись к предложениям болгарского ученого, но по различным причинам не использовали их на практике. Тринадцать лет спустя Берон издал этот доклад, в Париже, внеся в него лишь незначительные изменения и дополнения.

В одной из самых крупных библиотек Англии (да, пожалуй, и не только Англии) — библиотеке Британского музея — имеется 12 научных трудов Берона, которые включены в Главный каталог отделения печатных изданий.

Из английской копии доклада о предотвращении и тушении пожаров стало известно, что доктор Берон был также членом Азиатского научного общества, основанного в Париже в 1822 г. Кроме того, он являлся действительным членом Медико-физиологического общества в Афинах, в работе которого принимал самое деятельное участие. Так, в 1853 г. он сделал в Афинах доклад о причинах и последствиях всемирного потопа. Всего же в Греции он издал на греческом языке четыре сочинения (см. 21—23).

По всей вероятности, Берон был также действительным членом Французского метеорологического общества. Правда, такое предположение пока не подтверждается строго проверенными данными. Известно лишь, что 14 июня 1859 г. на собрании членов этого общества он сделал доклад по метеорологии: о причинах различных атмосферных явлений. В том же году в ежегоднике общества было опубликовано резюме доклада.

Сохранившиеся публикации Берона красноречиво говорят о том, что период плодотворной деятельности и большого творческого подъема продолжался у него почти до конца жизни.

Одним из фундаментальных произведений Берона была «Славянская философия», изданная в Праге в 1855 г. на немецком языке (см. 8). В этом научном труде, ставшем важной вехой в деятельности болгарского мыслителя, были в общих чертах изложены его философские взгляды, в дальнейшем более подробно разработанные в знаменитой «Панэпистемии». «Славянская философия» составляет основу натурфилософской системы Берона. В ней ученый впервые отказался от простого описания своих исследований в той или иной конкретной области и стал формулировать общие мировоззренческие принципы. Ему удалось выразить свои взгляды на Вселенную, на сущность человека и его микрокосмос. Собранные ученым данные из различных областей естественных и гуманитарных наук дали ему основание для выведения закономерностей, присущих действительности в целом. Главные положения «Славянской философии» Берон рассматривает как выражение нового мировоззрения, нового отношения к миру, новой натурфилософии. Он считает, что славянские народы были осчастливлены историей, ибо они выдвинули идею о «триедином монотеизме», представляющую собой, по его мнению, новейший научный взгляд на мир и его развитие.

В 1858 г. появились новые значительные произведения Берона. Одно из них — «Происхождение физических и естественных наук и метафизических и нравственных наук», написанное по-французски,— было попыткой теоретического обобщения всех явлений действительности, происходящих как в макрокосмосе, так и в микрокосмосе. Ученый обосновывает идею о том, что назрела необходимость теоретического объяснения накопленного эмпирического материала и «установления единого происхождения причин, вызывающих космические факты». По его мнению, эмпиризм, сыгравший положительную роль, содействуя накоплению огромного количества фактов, должен уступить передовые позиции теоретическому обобщению, которое в состоянии охватить основы всех наук и раскрыть их единое происхождение. Автор выражает твердое убеждение в том, что именно его произведение является столь долгожданным теоретическим обобщением, дающим ответы на все не решенные до сих пор естественнонаучные и философские вопросы.

В «Происхождении физических и естественных наук и метафизических и нравственных наук» Берон систематизирует целый ряд частнонаучных исследований и ясно формулирует свои исходные космологические и философские принципы. Вместе с тем он преодолевает и свои славянофильские увлечения, нашедшие отражение в «Славянской философии», и рассматривает естественнонаучные и натурфилософские проблемы с точки зрения европейского ученого. По своему содержанию этот труд является развернутым планом-проспектом или конспектом будущей натурфилософской системы, изложенной в «Панэпистемии».

Среди работ Петра Берона, изданных в 1858 г., привлекают внимание сочинения, посвященные некоторым вопросам астрономии, метеорологии и причинам всемирного потопа (см. 12).

В 1859 г. Берон выпускает в свет «Космобиографический атлас» (см. 14), а на следующий год издает Метеорологический атлас объемом 400 страниц (см. 15). Карты к тексту этого атласа создал известный художник эпохи болгарского возрождения Николай Павлович (1835—1894). Такое сотрудничество ученого и художника не было случайным явлением. Этих двух замечательных людей, несмотря на разницу в годах, связывала старая, крепкая дружба. Оставшись с малых лет сиротой, Павлович покинул родной город Свиштов и перебрался в Румынию. Его неодолимо тянуло к искусству, но мечта получить необходимое образование, наверное, так и осталась бы мечтой из-за постоянной нищеты и неуверенности в завтрашнем дне, если бы не счастливая встреча с Бероном, оказавшим ему материальную и моральную поддержку. Павлович окончил Академию изящных искусств в Мюнхене, а затем изучал в Дрездене и Вене богатейшие картинные галереи. Вместе со своим покровителем он намеревался посетить Россию, чтобы познакомиться с русским национальным искусством. И такая поездка в 1860 г. действительно состоялась, но по неизвестным причинам Берон в ней участия не принимал.

Огромная заслуга Павловича заключается в том, что только он оставил потомкам портреты замечательного болгарского ученого, образ которого не был запечатлен ни на одной фотографии.

Самым крупным по объему, самым значительным по научному размаху и оригинальности суждений было семитомное сочинение Петра Берона «Панэпистемия», полностью вышедшее в 1861 — 1867 гг. «Панэпистемия» — итог зрелого периода в научном развитии Берона. В ней он обобщил все приобретенные им знания в различных областях естественных, медицинских, гуманитарных и философских наук и, видимо, поэтому назвал свой труд «Панэпистемия», что означает «всезнание», «всенаука». Это вершина научного творчества Берона.

Главная цель «Панэпистемии» — объяснить загадки мироздания и дать решение кардинальных естественнонаучных и философских проблем исходя из единых принципов. Это попытка создать целостную, логически непротиворечивую картину происхождения мира, определить характер и законы движения в микро- и макрокосмосе.

Предметом панэпистемии являются общие законы микро- и макрокосмоса, происхождение и движение структурных элементов мира, познание человеком действительности. Как всеобщая наука, панэпистемия основывается на аналогичных фактах из различных областей природознания и обществоведения. Эти факты автор обобщил, классифицировал и подвел под общие законы, с тем чтобы они иллюстрировали главные общефилософские принципы его натурфилософской системы.

«Панэпистемия» состоит из семи томов общим объемом свыше пяти тысяч страниц и делится на два раздела. К первому из них относятся четыре тома, объединенные под общим заголовком «Упрощенная физика» и посвященные соответственно электростатике, фотостатике, термостатике, баростатике (см. 17). Второй раздел назван «Небесная физика» и объединяет три последних тома (см. 18). В пятом и шестом томах рассматриваются космологические и космогонические вопросы, а в седьмом — проблемы человека, общества, цивилизации.

После завершения этого объемистого труда Берон снова возвращается к конкретной области научного знания — химии. Проходит несколько лет, и он выпускает в свет сочинение «Физико-химия» (24). Болгарский ученый был одним из первых, кто в середине прошлого века ввел понятие «физико-химия» для обозначения нового направления в развитии химии как науки. Берон не думал ограничиться только одной книгой по данному предмету. Он мечтал написать многотомное произведение, но этому не суждено было сбыться из-за его преждевременной кончины.

Краткий обзор научной деятельности Берона, на наш взгляд, раскрывает широкую эрудицию, энциклопедизм и необыкновенную трудоспособность этого уникального мыслителя эпохи болгарского возрождения. Разностороннее творчество в области естественных и гуманитарных наук, философии и натурфилософии действительно делает Берона универсальной личностью, стоящей у истоков научного знания в Болгарии.

Как и всякий натурфилософ, Берон стремился к умозрительному толкованию явлений природы, которую он рассматривал в ее целостности, опираясь на достижения естествознания и обществознания. В произведениях ученого находит выражение противоречие между огромным объемом накопленных им научных знаний и ограниченными рамками его натурфилософской системы. Исключительная эрудиция и энциклопедичность Берона часто вступают в противоречие с наукообразными умозрительными конструкциями его натурфилософии, созданными для объяснения сложных и еще не решенных проблем науки. Исчерпывающую характеристику натурфилософии дал Ф. Энгельс в работе «Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии»: натурфилософия «заменяла неизвестные еще ей действительные связи явлений идеальными, фантастическими связями и замещала недостающие факты вымыслами, пополняя действительные пробелы лишь в воображении. При этом ею были высказаны многие гениальные мысли и предугаданы многие позднейшие открытия, но не мало также было наговорено и вздора. Иначе тогда и быть не могло» (1, 21, 304—305).

Широкой болгарской общественности того времени не были известны многочисленные сочинения Петра Берона. Лишь отдельные представители болгарской интеллигенции, такие, как И. Селиминский, В. Хаджистоянов-Берон, Н. Павлович, Г. Раковский, В. Друмев, Л. Каравелов, были знакомы с творчеством своего великого соотечественника. Они считали его духовным представителем болгар в научно-культурном мире Европы, символом их национальной гордости. И. Селиминский в своей речи перед учащимися и преподавателями Болградской гимназии подчеркнул: «Этот высокоученый муж одним из первых взялся решить наиболее трудный вопрос, который до сих пор был предметом постоянного спора между учеными, — вопрос о первоначальной творческой силе вселенной, и в продолжение тридцатилетнего изучения предмета спора сумел определить природу и свойства этой силы и с помощью математики выяснил причины всех явлений, приведя таким образом в систему все, что было до сих пор разъединенным и не связанным между собой... Наш соотечественник д-р Петр хаджи Берон находится сегодня в ряду самых ученых мужей нынешнего столетия... Какая похвала болгарскому народу!» (41, 84). В одном из писем друзьям по поводу сочинений Берона Селиминский писал: «Здесь есть замечательные книги его собственного сочинения, каких очень мало в образованном мире из-за их оригинальности и особого взгляда на науку, ради которой они написаны. Написанные болгарином, они приносят большую славу всему славянскому миру, и особенно Болгарии, которая гордится таким ученым и достойным сыном» (26, 140).

Научные заслуги Берона отмечал также выдающийся болгарский ученый и общественный деятель, писатель Васил Друмев. В своей книге «Жизнеописание» он подчеркнул: «Мы пережили суровые годы, годы глубокого невежества, но вот что важно: при пробуждении и выходе на свет из мрака отсталости мы прилагаем усилия к тому, чтобы совершить нечто такое, что стало бы общим достоянием всех народов... У господина П. Берона много оригинальных произведений на французском языке, с помощью которых он обогатил современную науку, преодолел устаревшие представления о происхождении мира и законов природы, о проявлении этих законов и на их место поставил свою, совершенно оригинальную систему» (31, 234).

Ярким свидетельством уважения болгарской интеллигенции к Петру Берону являются статьи, появившиеся в различных газетах после ошибочного сообщения о его смерти. Некрологи были напечатаны в «Македонии», «Народности», «Свободе», «Отечестве», «Турции». Так, в газете «Народность» в № 36 за 1868 г. ученого назвали «сверкающей звездой, которая сияла над чужим горизонтом и служила Западу как способная представительница порабощенной Болгарии». Трогательные слова были помещены в газете «Македония» в № 6 за 1868 г. Вероятнее всего, их написал видный болгарский просветитель, общественный деятель и писатель П. Р. Славейков. В некрологе, в частности, говорилось о том, что Берон «как ученый и писатель первым в болгарской литературе создал народный букварь, во всемирной литературе тоже был не из последних благодаря своим неподражаемым филологическим и астрономическим сочинениям, единственным в своем роде по проницательности и глубине суждений. Никто другой не смог учением так возвысить болгарский дух».

Спустя несколько лет после трагической смерти Берона председатель Болгарского центрального революционного комитета, выдающийся писатель и общественный деятель Любен Каравелов с чувством глубокой патриотической гордости заявил: «Наука потеряла в твоем лице одного из тех редких людей, у которых хватило дерзости приподнять занавес, за которым скрываются тайны природы. Твое стремление проникнуть в те области, куда редко проникает человеческий разум, было прервано, но сделанные тобою открытия вызывают восхищение всего ученого мира» (33, 280).

Приведенные высказывания о Бероне показывают, что он был связующим звеном между европейской и молодой возрождающейся болгарской культурой и наукой середины XIX столетия. Его научные достижения явились импульсом и для других мыслителей болгарского возрождения, которые видели в его лице пример бескорыстной службы науке, доказательство неиссякаемых творческих возможностей порабощенного в то время болгарского народа.

Глубокую и содержательную оценку научной и просветительской деятельности Берона дал известный советский литературовед Г. Гачев. В своей книге «Ускоренное развитие культуры», написанной на материале болгарской литературы XIX в., он подвергает специальному анализу «феномен Берона» в истории болгарской культуры и европейской культуры вообще. Автор вводит особое понятие — «Беронов комплекс». Г. Гачев ставит и такую весьма сложную проблему: «Почему мы говорим только о букваре? Разве нет других, научных сочинений Берона? Каково их значение для болгарского духовного развития? Никакого (курсив наш.— Авт.). Не парадокс ли это?» (29, 128). В главе «Беронов комплекс» Г. Гачев снова возвращается к этому вопросу и после краткой характеристики основных произведений Берона и сущности его натурфилософской системы заявляет: «Какое значение эти научные труды П. Берона имели для тогдашнего болгарского духовного развития? Никакого (курсив наш.— Авт.). На родине Берона уважали и любили только как автора „Букваря с различными поучениями“, который играл там роль беллетристики и был любимым чтивом как детей, так и взрослых, из-за чего он и переиздавался много раз» (там же, 506), Далее Г. Гачев сравнивает историческую судьбу научных трудов Б. Франклина и П. Верона и подчеркивает, что произведения Франклина об электричестве в середине XVIII в. «явились вкладом в европейскую науку (курсив наш.— Авт.), но не в американскую» (там же). Это сравнение вызывает интерес и на первый взгляд кажется убедительным, но оно сделано в двух различных плоскостях и связывается с двумя различными социальными структурами. Г. Гачев отрицает значение Берона для духовного развития Болгарии, а Франклина — для американской науки, традиции которой, по его мнению, «едва лишь начали формироваться с середины XIX в.» (там же).

Действительно, научные труды Берона непосредственно не влияли на болгарскую возрожденческую интеллигенцию, на развитие науки, и в частности естествознания, ибо в Болгарии тогда еще не было условий для ее развития. В этом отношении Г. Гачев прав. Лишь немногие были в той или иной мере знакомы с научными трудами Петра Берона. Так, например, Васил хаджи Стояиов-Берон в своей книге «Логика», вышедшей в 1861 г., ссылается на бероновское учение о движении. И. Селиминский и И. Добровский также имели доступ к научным сочинениям Берона и изучали их. В своем письме к Берону 1 ноября 1856 г. из г. Котел болгарский просветитель И. Добровский сообщал, что многократно читал его произведения, которые доставили ему удовольствие. Кроме того, он писал, что подаренные ему автором книги на французском языке он отдал русским ученым. «Будучи в России,— сообщал Добровский, — я не мог не вручить эти книги тамошним профессорам; одну дал профессору Киевского университета по его просьбе, а вторую — другому профессору из университета в Петербурге» (26, 518). По поводу «Славянской философии» Добровский писал следующее: «Каким счастьем было бы для меня и, я уверен, для многих людей, если бы Вы сумели перевести ее на греческий язык или, если у Вас нет времени, поручили бы сделать это кому-нибудь другому. Если бы Вы издали также на греческом или хотя бы на французском языке еще и элементарную физику и химию по Вашей системе, поскольку Вы лучше, чем кто-либо другой, проще и понятнее можете изложить их и тем самым сделать их своеобразной подготовкой к изучению и пониманию остальных Ваших сочинений наиболее способными учениками школ, то тогда я осмелился бы изложить Вам свое мнение о том, что можно извлечь из них полезного для Болгарии» (там же).

Можно привести еще немало подобных высказываний, но мы согласны с Г. Гачевым в том, что научные труды Берона оказались в то время в стороне от основного русла распространения научных знаний в Болгарии и в этом смысле не имели почти никакого значения для развития болгарской науки. Однако мы решительно не можем согласиться с утверждением автора о том, что научное творчество Берона не оказало никакого влияния на духовное развитие Болгарии. Напротив, приведенные выше оценки деятельности Берона как ученого, а также другие многочисленные факты свидетельствуют о большом влиянии научных исследований мыслителя на общекультурный процесс, протекавший в середине и во второй половине XIX в. в Болгарии. По нашему мнению, это влияние выразилось по крайней мере в следующем.

1. Петр Берон был национальной гордостью болгар, что подтверждают высказывания о нем виднейших деятелей эпохи болгарского возрождения и просвещения.

2. Берон поднимал дух и укреплял уверенность в собственных силах у своего порабощенного народа и его интеллигенции, которая уже была достаточно зрелой, чтобы участвовать в научной жизни Европы. Кроме того, его научные труды были хорошим психологическим «допингом» для утверждения веры болгар в свои большие интеллектуальные возможности, и совершенно прав И. Селиминский, высказывавший по поводу сочинений Берона мысль о том, что в науке нет больших или малых народов.

3. Деятельность Берона как ученого была примером для молодого поколения болгарской интеллигенции, которое видело в ней мощный стимул для развития своих творческих способностей.

4. Популярность имени Петра Берона, появлявшиеся сообщения о его участии в международной научной жизни и тот факт, что ряд библиотек в Болгарии обладал его научными трудами (что считалось за особую честь), несомненно, содействовали ускорению развития национальной культуры и в конечном счете помогали в борьбе за освобождение от турецкого рабства, за политическую независимость и духовный расцвет.

Следовательно, значение и влияние научных исследований Берона на духовное и общекультурное развитие возрождавшейся Болгарии ни в коем случае нельзя умалять.

В своей работе Г. Гачев пишет, что феномен Берона был результатом «слияния двух различных по времени потоков: современного прогрессивного уровня мировой цивилизации и стадии развития, на которой в то время находился его народ. В этом перекрещивании и вытекающих из него образованиях и состоит сущность ускоренного исторического развития общества и культуры, науки и искусства в странах, которые с опозданием стали приобщаться к мировому процессу» (29, 506—507). С этим выводом автора мы согласны, не возражаем также и против его утверждения о том, что «в более широкой перспективе развития мировой культуры вообще совершенно бесплодными не могут быть такие островные и посторонние образования, как Берон с его размышлениями о мире. И хотя они не были в состоянии внести серьезный вклад в европейскую науку середины XIX в., все же любая работа по научному философскому синтезу, любые попытки создать целостную картину мира, которые предпринимались во все времена (в том числе и у нас в XX в.) такими феноменами, как Берон, оказывались более стимулирующими, нежели научная деятельность большинства даже самых прославленных ученых-специалистов, результаты которой были полностью поглощены течением науки того же XIX в. (именно потому, что они находились в ее основном русле) и ничего (или очень мало) не предложили для дальнейшего размышления» (29, 546—547).

Берон никогда не пренебрегал научными интересами молодой болгарской интеллигенции. Более того, он делал все возможное для широкой популяризации своих трудов в Болгарии. Об этом свидетельствуют многочисленные письма и документы, в которых говорится о большом количестве различных книг, высланных им бесплатно или за минимальную цену в адрес болгарских школ и отдельных лиц. Так, в одном из писем к Селиминскому Берон пишет: «Скажите комитету, что я предоставляю в его распоряжение 50 экземпляров физики... Два других ящика со 105 экземплярами физики я выслал г. Пападопулосу в Северин, с тем чтобы он роздал половину, а другие продал по объявлению... Часть книг пошлите в Одессу» (там же, 507).

Из других сохранившихся документов также видно желание Берона сделать свои труды достоянием русской культурной общественности, в чем он преуспел благодаря своим друзьям и почитателям. А в оставленном завещании мыслитель высказал пожелание, чтобы его книги были переведены и распространены и «во всей Оттоманской империи, и в Византийской державе, и в княжествах... Эти книги на турецком, греческом, болгарском, сербском и валашском языках должны предназначаться молодежи» (там же, 545).

При издании своих трудов Берон, как правило, обязывал издателя рассылать по одному экземпляру в различные библиотеки, список которых он составлял сам. В этот список включались национальные библиотеки ведущих европейских стран, многочисленные школы в Турции, Греции, Болгарии, России, библиотеки при крупных монастырях и церквах. Таким образом его сочинения попадали в национальные книгохранилища Парижа, Вены, Лондона, Мюнхена, Петербурга, Афин, Праги и других городов. Это помогло Николе Табакову издать в 1925 г. полный список трудов Берона, написанных по-французски.

Необходимо отметить, что в 1843—1871 гг. наряду с широкой научной и просветительской деятельностью Берон активно помогал национально-освободительному движению в Болгарии.

В 40-х годах прошлого столетия в Париже собралась большая группа образованных болгарских патриотов, среди которых были Гаврил Крыстевич, Александр Экзарх, Васил хаджи Михайлов, Теохар Пиколо, Димитр Киркович, Георги Атанасович, Иван Селиминский, Никола Пиколо и др. Воодушевленные идеей помочь своему исстрадавшемуся народу, особенно после восстания в Северо-Западной Болгарии, они стали энергично обсуждать пути оказания такой помощи. «Болгары в Париже получали сведения о своих соотечественниках и об их положении под турецким игом от видных ученых-путешественников А. Бланки, С. Робера и др.; они вступали в контакт с польской политической эмиграцией, руководимой князем Йежи Чарторитским, и пр.» (38, 288).

В воспоминаниях Ал. Экзарха содержатся интересные сведения о его встречах с Петром Бероном и Николой Пиколо. Они часто обсуждали вопросы о том, как быстрее добиваться полной самостоятельности православной церкви, о помощи Неофиту Бозвели, который в то время работал в Царьграде (Константинополе), о путях усиления болгарского влияния в турецкой столице, как это удалось сделать грекам. В докладе австрийского консула в Русе Е. фон Рёссера 30 июля 1856 г. сообщается о стремлении Берона и Пиколо добиться на Парижской конференции 1856 г. решений, улучшающих положение болгарского народа. «Эти два мужа, — говорилось в докладе Рёссера, — кажется, весьма опытные публицисты, они располагают значительными денежными средствами и пишут в различные французские газеты; таким образом „болгарская программа“ стала известна общественности» (там же, 224).

В самом деле, в дни работы Парижской мирной конференции оба видных болгарских деятеля активно использовали свою известность и общественное положение во Франции и вообще в Европе, начав широкую кампанию в печати и предав гласности чаяния своего порабощенного народа. На первых порах они ставили целью добиться для Болгарии автономии, подобной той, какую получили Валахия и Молдавия.

Трагическая, насильственная смерть прервала активную научную, просветительскую и общественную деятельность Петра Берона. 21 марта 1871 г. он был задушен наемными убийцами в собственном доме в Крайове. Подозрение в этом жестоком убийстве пало на Теохара Папазова, арендатора имений и компаньона Берона в торговом деле. Берон очень рассчитывал на своего опытного компаньона и его племянников, но те не оправдали его надежд и перестали внушать доверие. «...Их поведение по отношению ко мне и к созданным мною благотворительным заведениям, — писал Берон, — было не только подозрительным, но и предосудительным, ибо они желали косвенным образом изменить предназначение Скорилы — лучшего из того, что мне принадлежало... с целью присвоить его себе, как это видно из дела, которое я распорядился завести, чтобы потребовать вернуть принадлежащее мне...» (26, 174). Это заставило Берона аннулировать свое первое завещание от 1867 г., по которому Папазов и два его племянника получали значительные полномочия в расходовании денежных средств и имущества своего ученого компаньона. В 1869 г. Берон составил новое завещание. Он подал в суд на Папазова, но за две недели до начала судебного разбирательства был зверски убит.

Племянник Берона Стефан Русков Берон забальзамировал сердце своего знаменитого дяди и 29 ноября 1878 г. послал его в Болгарию с трогательными словами: «Это сердце отважно билось только ради любезного отечества — Болгарии. Я прошу похоронить его в столице свободной Болгарии, ибо оно ее очень любило» (там же, 59).

О патриотизме Берона свидетельствует и его последнее завещание, составленное в 1869 г., согласно которому почти все его недвижимое имущество передавалось для дела просвещения, для поддержки школ в Болгарии и Румынии, оплаты труда учителей, перевода и печатания книг, благоустройства городов. Это завещание — яркое выражение патриотизма и интернационализма Берона, который пытался создать центр просветительского движения в порабощенной Болгарии.