Петр Берон

Бычваров Михаил

Бычварова Нели

Глава V. Гносеологические проблемы в натурфилософской системе Петра Берона

 

 

Познание и отражение

ерон рассматривает сознание человека как отражение действительности. «„Панэпистемия“, включающая знания о физических и метафизических объектах, содержит космогонию материального и нематериального миров. Этот последний мир есть не что иное, как материальный мир, скопированный в органах чувств каждого индивида., (курсив наш. — Авт.)» (18, 5, 290). Точка зрения Берона на микрокосмос как на снимок, отображение макрокосмоса в сознании субъекта имеет принципиальное значение. Она раскрывает его позицию в вопросе об отношении между мышлением и бытием.

Классики марксизма указывают, что материалистическое решение основного вопроса философии заключается в гносеологическом противопоставлении материи и сознания. Но вместе с тем В. И. Ленин предостерегает от абсолютного противопоставления сознания и материи. «Конечно, и противоположность материи и сознания имеет абсолютное значение только в пределах очень ограниченной области: в данном случае исключительно в пределах основного гносеологического вопроса о том, что признать первичным и что вторичным. За этими пределами относительность данного противоположения несомненна» (2, 18, 151).

Из положения Берона о сознании как отражении объективного мира ясно следует, что он материалистически решает проблему соотношения сознания и материи. Сознание не является у него самостоятельной субстанцией, независимой от материи, предшествующей ей, как это утверждают объективные идеалисты. Не микрокосмос создает макрокосмос, а наоборот. Сознание не существует самостоятельно наряду с материей и независимо от нее, как считает дуалист Декарт, или параллельно материи, как утверждает Вильгельм Вундт и другие представители психофизического параллелизма. Оно не является и абсолютным духом в гегелевском смысле. Духовное, микрокосмос, по мнению Берона, есть отражение и продукт материи. Материя для него первична, а сознание вторично; оно является снимком, копией действительности. Идеальное есть переработанное в мозгу человека материальное. «Воздействия объектов на органы чувств комбинируются с электричеством нервов, в результате возникают те же объекты в нематериальном состоянии... Логические представители материальных объектов одновременно являются представителями тех же объектов в нематериальном состоянии... Именно с помощью логических представлений материальные объекты становятся нематериальными объектами. С помощью тех же представителей эти нематериальные объекты затем вступают друг с другом в различные комбинации» (18, 7, 483—484). Таким образом, согласно Берону, объект является причиной ощущений, а ощущения и идеи являются идеальной копией объекта; эти идеальные образы соответствуют отражаемому предмету. Истинность идеального образа доказывается его совпадением с объектом.

В принципе Берон признает познаваемость мира. Средствами познания являются чувственные восприятия и мышление. При этом мыслитель полностью разделяет аристотелевский, сенсуалистический принцип познания: «Аристотель признавал, что все находящееся в разуме порождается в органах чувств, таким образом, шесть органов чувств являются только каналами сообщения между объектами внешнего мира и разумом» (18, 5, 3).

Известно, что в основе гносеологических концепций почти всех материалистических школ лежит именно эта идея. Объективный мир, воздействуя на наши органы чувств, вызывает ощущения. Логическая обработка ощущений есть основа сознания. Чувства являются каналом для передачи внешнего воздействия, средством связи между субъектом и объектом. Восприятия и понятия — это копии, отражения предметов действительности.

Болгарский мыслитель рассматривает человека и его сознание как продукт эволюции. При этом он весьма серьезно относится к открытиям физиологии и других естественных наук, исследующих сознание и его основы. Однако и в учении о микрокосмосе у Берона были колебания.

Переход с позиций научного естествознания к умозрительным логическим конструкциям нередко приводит его к нематериалистическим взглядам и даже к компромиссу с теологией. Так, например, он критикует идеалистическое и теологическое учение о душе, но в конечном счете приходит к заключению, что, однажды возникнув, душа, как продукт индивидуальной жизни человека, существует и после его смерти. Берон утверждает, что ни теологи, ни философы, ни естествоиспытатели не показали идентичность разума и души и не раскрыли роль души в жизни человека. Теологи и философы предлагают несколько объяснений природы души.

В частности, различные философские школы давали и различные толкования, но общим у них является стремление к логическому построению своих учений, большинство из которых было направлено на решение проблемы возникновения сознания и души. Теологи же «ничего не доказали физическим способом, однако они верили: 1) в физическое и нравственное превосходство человека над животными, 2) в самостоятельность и свободу действий человека и в стихийный и предопределенный характер действия животных, 3) в будущую жизнь» (3, 111). Критикуя ненаучную концепцию теологов, он отмечает: «Они считали душу фактором, поддерживающим жизнь, следовательно, признавали и существование души до возникновения жизни, причем это относилось как к человеческим душам, так и к душам животных» (там же). Эти воззрения теологов и «законодателей» были разгромлены материалистами, доказавшими абсурдность гипотезы о существовании души до возникновения жизни.

Берон критикует также тех философов, которые верят в переход души из одного индивида в другого или из животного в человека и наоборот. Ему чужда и этика теологов, идеалистов и «законодателей», поскольку они опираются на тезис о непрерывном существовании души и приходят к абсурдным выводам о качествах человеческой души. Они утверждают, будто заранее предопределено, будет ли душа добродетельной или порочной, и дают предварительную оценку индивидам. На фоне этой резкой критики теологии и идеалистической философии особенно убедительно звучат слова Берона о принципиальном согласии с исходными положениями материалистической философии о происхождении жизни. «Философы-материалисты признают физическую причину жизни, о том же говорю и я» (курсив наш. — Авт.) (там же).

Как видим, болгарский философ открыто демонстрирует несогласие с теологией и идеалистической философией по вопросу о происхождении жизни и души и подчеркивает материалистический характер своей концепции. И это не случайно. Критикуя платоновское учение о врожденных идеях и учение Лейбница о предустановленной гармонии, отбрасывая также идею теологов и идеалистов о том, что душа предшествует жизни и является «причиной жизни», Берон пишет: «Все теологи являются сторонниками Платона, а не Аристотеля» (там же, 172—173). Себя он, как известно, считал последователем Аристотеля. Он был твердо убежден в том, что его концепция всеобщих физических законов Вселенной положит конец философским и теологическим спекуляциям и что человечество откроет причины своего происхождения и природу души и разума, основываясь исключительно на данных науки.

Анализируя гносеологию Берона, нельзя обойти стороной некоторые вульгарно-материалистические положения в ней. При этом нет никаких оснований считать, что он заимствовал их у немецких вульгарных материалистов Фогта, Молешотта и Бюхнера. Скорее всего появление этих положений следует объяснить тем, что в процессе мышления Берон находит свойства, присущие объективным процессам, как, например, излучение флюидов из окружающих предметов и микрокосмоса. «Ум человека — это микрокосмос, — подчеркивает болгарский мыслитель,— ибо он заполнен понятиями, которые распространяют такие же флюиды, как и флюиды космических объектов» (там же, 112). Возможно, к выводу об идентичности микрокосмоса и макрокосмоса Берон пришел под влиянием гипотезы Шеллинга о тождестве объекта и субъекта. Но она была не воспринята им в чистом виде, а преобразована в соответствии с его теорией флюидов.

В целом главную гносеологическую проблему Берон решает в духе механистического материализма. Ценность его концепции заключается в трактовке познания как отражения и в решении конкретных вопросов познания именно в свете теории отражения. В его трудах содержится довольно глубокая критика гносеологии объективного и субъективного идеализма, а также односторонности эмпиризма и рационализма. Основной слабостью гносеологии Берона является то, что он не видел обратного воздействия человека на природу. Мыслитель рассматривает человека лишь как отражающего, а не как преобразующего мир. Этот недостаток был присущ всему домарксовскому материализму.

 

Сущность ощущений и восприятий

В своих воззрениях на микрокосмос Берон в общем опирается на достижения физиологии и психологии. Центральной категорией его гносеологии является понятие «ощущение». Он считает, что ощущения — это продукт взаимодействия между органами чувств человека и флюидами, распространяемыми различными предметами. Еще в первом томе «Панэпистемии» Берон писал, что предметом его исследования будет также соотношение между объективными флюидами и органами чувств, которые воспринимают и передают в сознание эти флюиды. «Шесть видов флюидов, передаваемых сознанию внешними объектами посредством шести органов чувств, будут рассмотрены в пяти книгах, которые, взятые в целом, составляют физику» (18, 1, 1).

Индивиду, познавшему «соотношение между флюидами и органами чувств», заявляет мыслитель, не трудно будет обнаружить последовательность формирования органов чувств и раскрыть их сущность.

В вопросе о том, как следует идти — от объектов к ощущениям или, наоборот, от ощущений к объектам, вещи ли порождают ощущения в органах чувств или комбинации ощущений образуют предметы, Берон занимает твердую, последовательную материалистическую позицию. «Наше сознание получает восприятия от космических объектов только через невесомые флюиды, распространяемые этими объектами; каждый вид флюидов передается сознанию через специальный орган чувств» (там же). Так, орган зрения функционирует благодаря воздействию света, орган обоняния — положительного электричества, орган вкуса — звуковых волн, излучаемых вибрирующими телами, орган осязания — барогена.

Болгарский мыслитель считает, что два вида электричества, теплота и свет нарушают равновесие материальных элементов тела. Отсюда проистекают электрохимические, фотохимические и термохимические явления. «Каждый из флюидов производит один орган чувств, ему соответствующий, таким образом, одни и те же виды флюидов испускаются как при химических процессах, так и при ощущениях, которые суть физиологические явления, и именно поэтому существует реальное взаимоотношение между ощущениями и наблюдаемыми химическими явлениями» (18, 2, 695). Разнообразные по своей структуре объекты распространяют различные волны, которые, воздействуя на организм в ходе его эволюции, обусловливают формирование органов чувств.

Конечно, в этих взглядах чувствуется довольно сильное влияние механицизма, но мыслитель подвергает критике и решительно осуждает точку зрения, согласно которой органы чувств якобы имеют сверхъестественное происхождение. Только незнание физиологической сущности органов чувств могло привести к подобной ошибочной точке зрения. «До тех пор, пока физиологи не знали, что физической причиной чувств являются шесть видов флюидов, они были вынуждены признавать вмешательство высшего существа, которое создало органы чувств в соответствии с флюидами» (18, 5, 4). Берон опровергает и мнение о том, что органы чувств сами создают ощущения, без воздействия извне. «Органы чувств, — подчеркивает он, — представляют собой только продукт течения флюидов, действующих согласно физическим законам» (18, 1, 2).

Таким образом, признание Бероном закономерного характера появления органов чувств и поддержка им сенсуалистского тезиса о том, что нет ничего в нашем сознании, чего бы не было в ощущениях, раскрывают сущность его гносеологической концепции, основные положения которой таковы: 1) органы чувств не являются продуктом какого-то верховного, божественного акта; 2) они представляют собой естественный результат развития живой материи и воздействия на нее объективного мира; 3) аппарат восприятия есть средство передачи внешнего воздействия в сознание — связующее звено между объектом и субъектом.

Рассмотрение органов чувств как продукта объективного мира требует признания их исторического характера. Берон проводит идею о совершенствовании органов чувств в процессе эволюции живой материи. Основой процесса их формирования являются течения флюидов, причем электричество, свет и теплота образовались, по его мнению, раньше звука. Последовательность появления флюидов обусловливает последовательность возникновения органов чувств. В ходе эволюции живой материи последовательно формируются органы осязания, вкуса, обоняния, зрения. Самый поздний продукт развития аппарата чувств — орган слуха.

Таким образом, Берон признает, что появление органов чувств обусловлено воздействием окружающей среды. Эта в принципе правильная точка зрения позволяет ему с полным основанием отвергнуть мнение о сверхъестественном, или божественном, происхождении органов чувств, а также о том, что чувства якобы сами производят ощущения, без воздействия окружающей среды. Наибольшее совершенство они приобретают у человека, который обладает всеми органами чувств, а также языком. Назначение органов чувств заключается в передаче воздействия предметов на сознание, т. е. они обеспечивают связь между человеком и внешними предметами. Органы чувств как результат эволюции живой материи функционируют лишь под влиянием флюидов, испускаемых телами.

Конечно, с точки зрения современного естествознания многие вышеприведенные положения бероновской панэпистемии несостоятельны, примитивны и наивны, а некоторые носят механистический характер. Но с точки зрения материалистической философии его учение об органах чувств живой организованной материи может быть оценено в целом как правильное. Известно, что все мыслители-материалисты развивали идею о естественном характере органов чувств, рассматривая их как каналы, передающие в сознание внешнее раздражение. Учение Берона, по сути дела, не отступает от этой идеи, поскольку оно исходит из каузальной связи органов чувств с объективно существующими флюидами.

По его мнению, каждому виду ощущений соответствует определенный вид флюидов. Имеется шесть видов ощущений: оптические, акустические, обонятельные, вкусовые, весовые, осязательные. В основе этой классификации лежат два признака: характер воздействующего флюида и природа воспринимающего органа чувств.

Создавая свою гносеологию, Берон подвергает основательной критике идеалистические взгляды, и в частности учение Платона об ощущениях: «Ощущения, получаемые всяким индивидом от космических предметов, не являются ни тенями, исчезающими вместе с предметом, ни отпечатками на воске, из которых первые уничтожаются последующими; еще менее это мертвые и инертные индивиды, подобные чучелам в зоологическом кабинете. Ощущения не являются врожденными, как об этом говорит Платон, они и не куры на заднем дворе, хозяин которого может взять любую, как утверждает тот же философ; слепые не могут получить ощущение цвета, а глухие и немые — ощущение звуков» (10, 102). Согласно Берону, для возникновения ощущений недостаточно лишь внешнего воздействия. Необходим еще особый вид мозгового электричества — иридоэлектро мозга. Ощущения представляют собой сложные комбинации волн элементов, объективно существующих флюидов и волн электрического флюида мозга. Он делит ощущения в зависимости от их источника на автохтонные и гетерохтонные.

Современное естествознание раскрыло физиологический механизм ощущений. Согласно учению И. П. Павлова, ощущения как образы материальных предметов возникают не в рецепторах, а в головном мозге. Конечно, в эпоху Берона это еще не было известно, поэтому его знания о нервно-физиологическом механизме ощущений были ограниченны. Правда, при жизни болгарского мыслителя замечательный русский ученый И. М. Сеченов опубликовал свой знаменитый труд «Рефлексы головного мозга» (1863), но Берон не был знаком с этим произведением и опирался на данные физиологии, полученные до Сеченова, прежде всего на рефлекторную теорию Декарта.

Рассуждения Берона основываются на анализе различия между человеком и высшими животными, с одной стороны, и роли языка в процессе познания — с другой. Он считает, что в принципе нет большого различия между анатомическим строением и физиологическими функциями человека и высших животных. «По этой причине многие физиологи рассматривали человека как один из видов животных, ведь даже язык, которым обладает человек, не совсем отсутствует у животных» (там же, 104). Животные и человек одинаково передают потомству в неизменном виде свое анатомическое строение. Существенное различие между ними заключается в наследовании языка. Весьма примитивный язык животных остается неизменным из поколения в поколение. У человека же картина совершенно иная: каждое поколение вносит в язык нечто новое. «Люди развивают его и передают своим детям, последние делают то же самое в течение своей жизни. Таким образом нация превращается в бессмертный индивид и никогда не остается в границах своего предшествующего состояния. Тем самым общественный человек постепенно отдаляется от животного состояния, в котором он первоначально находился» (там же). Получается, что принципиальное различие между общественным человеком и животным заключается в наличии языка. Мыслитель правильно отмечает здесь то, что характерно для человека, но не видит главного— того, что человек — это прежде всего трудящееся и производящее орудия труда социальное существо, что сам труд есть объективная основа, которая породила и развила язык.

Слова — образы предметов и явлений действительности. С развитием языка изменяются и слова, они выполняют роль условных обозначений объектов: «...названия предметов становятся независимыми от флюидов, распространяемых этими предметами» (там же, 105). Берон придает языку большое значение в познавательном процессе, подчеркивая, что невозможно отражение, если язык не будет давать точного представления о предмете. Убедительным примером, считает мыслитель, служит формирование знаний у детей. Когда ребенок впервые видит ягоду, мать или кто-нибудь другой многократно повторяет ему название этой ягоды, пока он не научится правильно произносить его. Но название предмета не запоминается только благодаря языку, необходимы еще и ощущения. «Эта ягода, — пишет Берон, — распространяет специфический запах, она красного цвета; прикоснувшись к ней, ребенок ощущает круглое и мягкое, а положив ее на язык, чувствует приятную сладость» (там же). Следовательно, объективный предмет (ягода), воздействуя на органы чувств, вызывает ощущения различных сторон предмета. Совокупность ощущений образует целостное восприятие предмета, обладающего свойствами, отличными от свойств других предметов. Единство различных ощущений и названия предмета дают знание о нем.

Эти взгляды Берона прямо противоположны субъективно-идеалистической концепции, согласно которой предметы представляют собой комбинации ощущений.

Развивая свою мысль о том, что познание действительности у детей происходит путем сочетания языка с непосредственными ощущениями предметов, Берон обосновывает свое деление ощущений на автохтонные и гетерохтонные. Все виды ощущений, вызываемых материальными предметами, являются собственными, или автохтонными, а слуховые ощущения, вызываемые произнесением слов, — несобственными, или гетерохтонными.

Наряду с понятиями «автохтонное» и «гетерохтонное» при анализе категории «ощущение» Берон вводит также понятие «гомоэстема». Это помогает ему дать более полную характеристику ощущения и раскрыть постепенный переход от чувственного познания к логическому мышлению. Совокупность всех автохтонных ощущений составляет гомоэстему. Человеческие ощущения — это только гомоэстемы, которые могут быть подкреплены и гетерохтонными ощущениями. «Итак, существует только одно гетерохтонное ощущение каждого предмета, а несколько автохтонных ощущений составляют гомоэстему того же самого предмета» (там же).

Гетерохтонные ощущения могут быть логическими и алогическими. Если гетерохтонное ощущение сопровождается автохтонным, то оно логическое, в противном же случае оно превращается в пустой, ничего не значащий для человека звук. «Например, слово ягода — только звук для индивида, не знающего языка или не знакомого с этим плодом. Подобные слова называются алогическими, их следует отличать от логических слов, которые представляют собой слуховые восприятия, сопровождаемые автохтонными ощущениями, и которые вместе составляют одно понятие» (там же, 106). Мыслитель правильно утверждает, что без органов чувств нет ощущений и что логические ощущения невозможны вне жизни человека. «Логические ощущения, образующие речь, зарождаются в органах чувств; человек появляется на свет с этими органами и сам создает свои собственные логические ощущения тогда, когда у него начинает действовать голосовой орган» (18, 3, 70).

Оценивая взгляды Берона на логические и алогические ощущения человека и животного в целом как материалистические, следует еще раз подчеркнуть, что этот процесс он рассматривает как естественный и подчиненный определенным законам. Слова не являются произвольными сочетаниями, а представляют собой условные обозначения предметов, или, по определению мыслителя, «дубликаты объектов». «Если объекты отсутствуют, то ощущения о них суть припоминания органов чувств с помощью названий, являющихся их звуковым дубликатом, которым человек пользуется, обходясь без самого объекта» (там же, 68). Если произносить в присутствии животных названия знакомых им, но отсутствующих в данный момент предметов, можно вызвать у них ощущения, равнозначные автохтонным. Отсюда Берон делает вывод, что дублирование ощущений с помощью слов есть физическое явление, частично присущее и животным. Логические человеческие ощущения различаются не только по источнику своего возникновения, но и по флюидам, которые они передают. Всякое автохтонное ощущение передает только один вид флюидов, а гетерохтонные ощущения, т. е. звуковые восприятия, — все виды, ибо они обобщают автохтонные ощущения. Иными словами, любое понятие есть обобщение всех видов ощущений. И действительно, понятия возникают в результате обобщения чувственного материала.

Берон считает, что у всех людей ощущения в принципе одинаковы. Это материалистическое положение он аргументирует тем, что внешние объекты испускают одни и те же флюиды по отношению ко всем окружающим их индивидам, а также тем обстоятельством, что нервная система по своему устройству и предназначению однотипна у всех людей.

 

Понятия и логическое мышление

Логическое мышление, которое Берон обозначает понятием «синэстема», качественно отличается от ощущений — эстем. Этим термином пользовался и Платон для обозначения идей. Синэстемы представляют собой результат логической обработки автохтонных, гетерохтонных ощущений и гомоэстем. Совокупность автохтонных гомоэстем, подкрепленных гетерохтонными ощущениями, составляет основу для образования синэстем. «Эти синэстемы соответствуют тому, что следует понимать под словом идея (eidia), они реально существуют в уме и всегда связаны между собой... Жизнь идей заключается в распространении флюидов, из которых состоят синэстемы... Ум всякого индивида населен идеями точно так же, как космос населен предметами...» (3, 184). Синэстемы значительно сложнее, чем ощущения. Но и их мыслитель считает образами предметов, явлений. По его мнению, различие между предметом и его образом в сознании субъекта состоит в том, что элементы, создающие образ, имеют неограниченный объем. Таким образом, сознание, согласно Верону, есть отражение объективного мира. Без предмета нет образа; предмет первичен, а образ вторичен.

Приведенные мысли Берона свидетельствуют, однако, и о вульгарно-материалистической тенденции, поскольку он недвусмысленно заявляет о существовании молекул, или флюидов, образов. Ясно, что речь здесь идет о чем-то вещественном. Но сам же Берон считает, что флюиды бывают весомыми и невесомыми, невещественными. Флюид бароген и все физические тела полностью вещественны, а флюиды света, теплоты и электричества невещественны. Значит, флюиды образов, полученных от воздействия предметов на органы чувств и от мозгового электричества, не являются вещественными. Поскольку Берон рассматривал сознание как «нематериальный мир» и утверждал, что идеи и образы отличны от материальных тел и по своей природе сходны с лучистой энергией, его нельзя причислять к вульгарным материалистам. Концепция болгарского мыслителя ближе к теории образов у античных философов и французских материалистов XVIII в.

Как же понимать утверждение Берона о том, что ум индивида как отражение мира тождествен космосу и в то же время отличен от него? Причина этой тождественности кроется в том, что образ предмета совпадает с самим предметом. Образ возникает благодаря распространяемым объектом флюидам, попавшим в орган чувств и составившим комбинацию с мозговым электричеством. При этом «происходит и другое расширение одних и тех же невесомых флюидов: 1) из материальных объектов космоса и 2) из нематериальных объектов микрокосмоса» (18, 7, 483). Это различие проистекает из того, что мир вне нас материален, веществен, а флюиды сознания идеальны, являются образами материального мира. Единство образа и предмета обусловлено и тем, что законы действительности соответствуют логическим законам. «Общий статичный закон» — это одновременно закон природы и логики. С помощью своей теории языка Берон ищет решение проблемы соотношения предмета и идеи о нем. Все материальные объекты распространяют одинаковые флюиды, которые и обусловливают идентичность ощущений у индивидов. У людей, разговаривающих на одном и том же языке, одни и те же слова вызывают одинаковые ощущения: «Индивиды понимают друг друга, говоря о космических объектах, совершенно отличных от человека» (3, 107). Единство же космоса и индивида, по его мнению, заключается в общем характере распространения флюидов космоса и ума. Поэтому и сознание у всех людей, которые жили в прошлом, живут сейчас и будут жить в будущем, идентично.

Заслуга Берона состоит в правильной постановке гносеологических проблем, в их материалистической интерпретации. Он глубоко убежден в познаваемости мира. Познав законы бытия, человек сможет понять происхождение окружающего его мира, раскрыть причины всякого движения и изменения. Мыслитель видит задачу познания в применении уже открытого «всеобщего закона» Вселенной «к объектам, изучаемым физическими, естественными, метафизическими и нравственными науками. Все эти объекты легко могут быть охвачены умом человека с помощью статичного закона и небольшого числа тел и видов весомых и невесомых флюидов» (18, 2, 832). Именно здесь, считает он, решение всех загадок мироздания, волнующих вечно ищущий человеческий разум. Средствами для достижения намеченной цели — целостного познания Вселенной являются прежде всего ощущения и восприятия. Но они в лучшем случае приводят нас лишь к констатации внешних сторон предметов и явлений. Собранные в результате наблюдений факты и их классификация нуждаются в логической обработке. Только сознание — тот прожектор, который высвечивает скрытую для чувственного восприятия сущность предметов.

В своей гносеологии Берон предстает перед нами как последовательный сенсуалист. Его сенсуализм не является односторонним и ограниченным, поскольку он признает роль логического познания и выступает за единство эмпирического и логического в познании действительности. От опыта и наблюдения, считает он, всегда следует переходить к обобщению, а затем к теории. Совпадение теории с действительностью доказывает ее истинность. Человеческое познание не имеет границ. Всякая граница условна. Попытки ряда гносеологических школ поставить предел познанию человека подобны попыткам древних мыслителей ограничить географические размеры Земли размерами своих знаний о ней.

Согласно Верону, познание проходит путь от систематизации и обобщения эмпирических данных к овладению «основным физическим законом».

Наблюдение за разнообразными явлениями показывает, что все механические, физические, химические и другие процессы имеют нечто общее благодаря существованию единого для всей Вселенной «физического закона». «Физики, античные и современные философы, — утверждает мыслитель, — доказали, что человек может познать космические явления только с помощью закона их производства; поэтому начиная с Аристотеля и до наших дней физики экспериментируют в поисках этого закона, который уже открыт, т. е. статичного закона» (там же, 822). Путь к открытию этого закона был долгим и сложным. Он вел через многочисленные наблюдения, опыты и заблуждения, через различные гипотезы и теории. Но для Верона гипотезы, как и произвольные логические конструкции, не имеют научной ценности, поскольку они представляют собой лишь необходимый промежуточный этап в процессе познания, но не являются истиной. «Используя гипотезы и теории, я воспринимал их только как временные средства для того, чтобы прийти к открытию этого физического закона», — говорит он (там же, 802).

Познание законов материального бытия позволяет не только определить, как возникли те или иные процессы в прошлом, но и «узнать факты, которые еще только будут произведены». Иными словами, Берон признает возможность научного предвидения. В этом состоит эвристическая функция панэпистемии.

Не каждый, кто владеет знаниями, может проникнуть и в природу вещей. Настоящий ученый, по мнению Берона, не просто отбирает факты, но и стремится раскрыть законы, которые объясняют, как возникли эти факты. Только тогда он в состоянии «предвидеть различные явления», научно доказать, откуда произошли основные созидательные элементы мира, раскрыть принципы их комбинаций.

Познание всегда следует за каузальными связями явлений. Такую же задачу ставит перед собой и «всенаука». «Панэпистемия, — пишет Берон, — исследует космические явления, поставленные в ряд, где всякое явление находится на месте, которое оно занимает или же занимало в мире, когда оно было следствием предшествующих, а также причиной следующих явлений» (там же, 21). Таким образом, познающий субъект способен дать правильную картину окружающей нас действительности. Процесс познания бесконечен. Но естественно, что всякий индивид за свою непродолжительную жизнь может овладеть лишь относительными знаниями об окружающем его мире. «Чтобы познать небольшую часть предметов мира и получить от этого синэстемы, одной жизни недостаточно» (3, 107).

Язык и мышление тесно связаны в процессе познания. Язык позволяет логически мыслящему человеку полнее овладеть миром. Благодаря языку мысли отдельного индивида становятся достоянием других, т. е. язык является воплощением мысли и средством передачи знаний. Человеческая речь, или гетерохтонные ощущения, способна возбудить у других субъектов восприятия и понятия, идентичные тем, которые возникают в результате воздействия окружающих предметов. «Речь человека распространяет звуковые волны, производящие слуховое восприятие, тождественное синэстеме предмета. Окружающие индивиды, которые получают это звуковое ощущение, получают в то же время все гомоэстемы, образующие синэстему» (там же, 107—108). Итак, язык есть важное средство овладения явлениями и процессами действительности.

Берон подвергает специальному анализу действия животных и человека. Человек и животное обладают одними и теми же физиологическими функциями, которые остались неизменными в течение длительного времени. Сознательные же действия находятся в постоянном процессе развития. «Голод, половое влечение и материнская любовь — три стимула, общих человеку и животным; это относится и к ощущениям, полученным с помощью органов чувств» (18, 3, 67). В этом отношении человек, как и животные, не претерпел никаких изменений. Одинаковыми являются также процессы, происходящие в нервной системе человека и животных. Головной мозг — центр сознания, материальный субстрат логического мышления. Головной мозг имеется и у животных. Берон различает два вида «мозговой массы»: эстематические нервы, идущие из органов чувств, и двигательные нервы. Он считает, что «нервная масса» и головной мозг соответствуют пропорциям тела животного и человека. Мозг человека наиболее совершенен. Согласно Верону, человек есть наивысшее животное, поскольку млекопитающие, расположенные на ступенях лестницы эволюции ниже его, являются более развитым видом по сравнению с видами переходными.

Превосходство человека выражается не только в совершенстве органов чувств, в большем развитии головного мозга, но и в том, что человек владеет языком. Берон допускает также возможность формирования более высокого типа существа, нежели человек. Такое предположение, утверждает он, нельзя считать произвольным, поскольку ранее развитие животных всегда приводило к их совершенствованию. Так и в будущем вполне возможно появление более высокоразвитого существа, чем человек. Вероятно, такое существо походило бы на полубогов греческой мифологии.

Согласно Берону, коренное отличие человека от животных заключается в превосходстве мозговой массы и наличии языка. Именно отсутствие языка обусловливает алогическое состояние животного. У человека те же законы образования ощущений, что и у животных. «Ощущения одинаковы у человека и у животных, но что касается сознания, то здесь имеется различие, которое заключается в том, что оно сопровождается слуховым ощущением, полученным от звуковых волн, распространяемых органом голоса, — это слуховое ощущение есть не что иное, как слово (Paroie)...» (там же, 67). Отсюда следует, что сознание как комбинация ощущений присуще только человеку и возникло оно благодаря языку. Слова суть образы предметов, они же служат и понятиями. Согласно Берону, в отличие от человека само строение организма и образ жизни животных не позволяют им создавать идеи. Животные, обученные произносить слова, не осознают произносимого. «Поэтому животные не могут воспроизводить в представлении отсутствующие предметы... Человеку же достаточно лишь запаха ягоды, чтобы припомнить все качества этого плода и одновременно его название» (3, 108).

Высшие животные, имеющие развитые органы чувств, в состоянии, получив ощущения от какого-либо предмета, отличить его от других и затем узнать его. Но это ни в коем случае не свидетельствует об общности между человеком и животным, различие между ними коренное.

«Ум животного не содержит понятий, как у человека, он состоит лишь из изолированных ощущений... Поэтому ум животных не микрокосмос, а только совокупность ощущений...» (там же, 115). Таким образом, животное не может логически мыслить и не способно познать сущность предметов. Такое познание доступно только человеку, обладающему сознанием.

Обобщая свои рассуждения, мыслитель приходит к важному выводу. «Человеческий ум,— заключает он,—есть единый микрокосмос, ибо он заполнен понятиями... Ум животного лишен подобных понятий, он содержит простые ощущения. Гетерохтонные ощущения — слова, представляющие одновременно понятия и предметы. Эти слова претерпевают через... силлогизмы тысячи различных изменении, что невозможно совершить в самих предметах, так как они подчинены времени и пространству, которые устранены из микрокосмоса, заполненного понятиями ума» (там же, 112—113).

Делая такой вывод, Берон ставит проблему человека как личности, как уникальной индивидуальности. При этом он проводит различие между чувственным человеком («аз») и логическим человеком («Аз») как символом творческой индивидуальности. Всякий индивид в нормальном состоянии имеет множество различных ощущений. «...Это состояние выражается местоимением я (ego), а общность синэстем, или идей, которые образует ум и всегда пребывают там, выражается прописной буквой Я (eantos). Все кратковременные состояния индивида, выраженные местоимением я, переходят в ум, который обозначен мною прописной буквой Я, тем самым последний увеличивается и изменяется в любой момент с начала и до конца жизни» (там же, 184—185). На основе теории образов Берон делает заключение, что сознание человека есть отражение космоса.

Берон выдвигает мысль о том, что сознание не только отражает мир, но и активно воздействует на него, творит новую действительность. «...Произведениями нематериального мира, микрокосмоса, являются индустрия, искусства, система воспитания (гимнастика, педагогика, дидактика), право, политика и догматика...» (18, 5, 3).

Следовательно, сознание есть общность идей, созданных на основе ощущений; логическое мышление присуще только человеку; понятия — это такие логические формы, которые одновременно и выражают идеи (мысли) человека, и отражают материальные предметы; мышление подчинено логическим законам; образы предметов как идеальные не являются пространственно-временными в отличие от материальных объектов. Мысли человека оказывают воздействие на других индивидов только посредством языка. Благодаря языку можно проникнуть в природу сознания.

В гносеологии Берон поставил одну весьма интересную проблему, связанную с тем, что любое совершаемое человеком действие предварительно обдумано. Человек заранее создает определенный идеальный план и осуществляет его, т. е. материализует. В чем же состоит качественное различие между человеком и алогическим животным?

1. Каждый человек предварительно обдумывает свои действия: «До своей реализации человеческое действие проходит тысячи путей в микрокосмосе... Именно в этой особенности или в этом виде действия и заключается происхождение изящных искусств» (3, 113).

2. Каждый субъект индивидуально, применяя различные способы, решает одну и ту же задачу. «Всякое человеческое действие есть реализация уже совершенного умственного действия. Происхождение этого действия следует искать в автохтонных ощущениях предметов, но систематизация этих ощущений совершается с помощью логических ощущений и характерна для всякого индивида. Поэтому из тысячи индивидов, которые добывают себе средства существования, не найти и двух, использующих совершенно одинаковые средства для достижения одних и тех же целей» (там же).

3. Любое действие человека не только осмысленно и индивидуально, но и целенаправленно. «Человеческие действия становятся сознательными, так как они обдуманы до их реализации» (там же).

4. Действия животных инстинктивны и стихийны, в то время как действия человека всегда сознательны и свободны. «Голод, половое влечение, называемые нередко инстинктами, и материнская любовь определяют действия животных, которые порой выглядят сознательными, или предварительно обдуманными, поскольку они не отличаются от подобных действий человека. Однако эти действия животных остаются абсолютно неизменными во все времена, что свидетельствует о том, что они стихийны, а не обдуманны, свободны, или сознательны, как у человека» (18, 3, 68—69).

Берон развивает также идею о том, что действия человека как планомерные, сознательные, предварительно обдуманные являются «добровольными». Человек, будучи общественным существом, всегда несет ответственность за свои действия, «поскольку он знает их еще до того, как они будут реализованы: он сам создал в своем уме план их выполнения» (3, 113). Другими словами, если человек, обладая сознанием, ответствен перед обществом за свои поступки, то животные, будучи алогическими и несознательными, не несут никакой ответственности за свои действия.

5. В действиях маленьких детей и сумасшедших также отсутствует целеустремленность, сознательность и планомерность, в то время как у нормального взрослого человека имеется идеальный план.

Таким образом, действия логического человека индивидуальны, сознательны, целенаправленны и планомерны, а действия животных инстинктивны, стихийны, алогичны. Этот вывод болгарского ученого имеет исключительно большое значение: он свидетельствует о научном подходе к постановке и решению сложной проблемы качественного различия между человеком и животным. Но подлинно научное решение данной проблемы содержится в «Капитале» К. Маркса. Раскрывая сущность трудового процесса, он пишет: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и которой он должен подчинять свою волю... Кроме напряжения тех органов, которыми выполняется труд, в течение всего времени труда необходима целесообразная воля, выражающаяся во внимании...» (1, 23, 189).

В то время как Берон абстрактно рассуждает о человеке вообще и его отличии от животных, Маркс рассматривает человека как социальное существо, которое трудится, чтобы преобразовать природу и самого себя. Именно сознательный труд качественно отличает человека от животного.

Болгарский мыслитель, высказав ряд интересных мыслей о характере человеческой деятельности, не смог правильно оценить роль труда в развитии человека и общества.