О, что это был за миг, когда Кампос выпрямился, чёрный над чёрной могилой, с гробом на плечах. В свете фар гроб отбрасывал тень, и лица Кампоса мистер Ребек не видел. Но он видел огромные руки, державшие гроб, ладони, тыльные стороны которых напоминали бесплодные земли – напряжённые мышцы, толстые голубые вены и костяшки пальцев, белые, как черепа под луной. Виднелась и обнажённая спина, где мышцы словно собрались в кулаки, а рёбра так отчётливо проступали сквозь кожу, что Кампос казался полосатым, словно тигр. И главное – виднелись мощные ножищи, широко расставленные, чтобы поддерживать человека и его нелёгкую ношу. Сам Кампос тени не отбрасывал, потому что земля была совсем тёмной. В этот момент, когда ещё так далеко было до утра, мистер Ребек поймал себя на том, что размышляет: «Это мир сейчас поддерживает Кампоса и даёт ему место, где стоять, или на самом деле как раз Кампос поддерживает мир и не даёт ему рухнуть?»

Гроб был довольно тяжёлым и слегка качнулся вперёд, но Кампос быстро наклонился, передвинул руки, и всё оказалось в порядке. Затем Кампос двинулся к грузовику. Он шёл медленными ровными шагами, неся гроб высоко на плечах. Его ноги и спина были прямыми, но плечи ощутимо согнулись, а шея перекрутилась, так что рот оказался у стенки гроба, как если бы Кампос объяснялся в любви женщине, тело которой бережно нёс. Добредя до грузовика, он повернулся и принялся сгибать колени, пока гроб не встал на опущенную откидную доску. Затем верзила отпрянул, почти упал, коснувшись рукой земли, чтобы удержаться, и снова выпрямился.

– Отлично, – сказал он двоим, которые сидели у грузовика и наблюдали за происходящим. Небрежным движением он подтолкнул гроб в кузов, и потянулся за рубашкой, которая висела на откидной доске, где он её оставил.

Мистер Ребек услыхал, как рядом преувеличенно-пылко вздохнула миссис Клэппер. Прежде чем она успела хоть что-то сказать, он обратился к Кампосу:

– Так что же, мы едем?

Кампос кивнул. Он держал в руках рубашку, не спеша её надеть. Он глубоко дышал, осторожно притрагиваясь к пятну на шее там, где гроб содрал кожу.

– Отлично, – снова сказал он, прошел к кабине грузовика и встал у двери. В неясном свете его потное тело отливало то золотым, то коричневыми оттенками, то чёрным. Он всё-таки надел рубашку, но не застегнул.

– А не закидать ли перед отъездом могилу? – спросил мистер Ребек.

Кампос оглядел пустую яму, вокруг которой были раскиданы кучи земли и пожал плечами.

– Закидаем, когда я приеду. Давайте.

Мистер Ребек поднялся с камня, на котором сидел, и предложил руку миссис Клэппер. Схватившись за него, она с усилием встала на ноги, свободной рукой отряхивая платье. А свою шляпу-полумесяц она сегодня всё-таки надела!

– Итак, – сказала она, – теперь всё в порядке? Никто ничего не забыл?

– Всё прекрасно, – сказал мистер Ребек. Они направились к грузовику. Кампос запустил мотор.

– Что теперь? – спросила миссис Клэппер.

– Теперь нам надо переправить гроб на Маунт Меррил, – сказал мистер Ребек. – Это недалеко.

Миссис Клэппер заморгала.

– И там вы его снова закопаете? Вэй, что за люди. Прямо как собака, которая прячет кость.

– Дружеская услуга. Я же вам об этом говорил.

– Знаю, что говорили. Это – дружеская услуга. Всё в порядке, кто может отказать другу? Как прекрасно, мы здесь сидим всю ночь и смотрим, как ваш приятель раскапывает могилу, а теперь нам надо с ним поехать, и тогда мы сможем посмотреть, как он снова зарывает этот гроб. Ребек, у вас такие друзья, что я их даже врагами иметь не пожелала бы.

– Я не мог ему отказать, – неубедительно пробормотал мистер Ребек. – Он – мой очень хороший друг.

– Отлично, вам он очень хороший друг. Ну, а я его не принимаю. Он пугает меня.

Последние слова она едва прошептала, так как они добрались до кабины грузовика. Мистер Ребек распахнул дверь и отступил, чтобы пропустить вперёд миссис Клэппер. Она бросила на него недовольный взгляд, слегка покачала головой, и он понял, что она немного боится сидеть рядом с Кампосом. Однако пререкаться было некогда – Кампос посматривал на них, нетерпеливо ожидая, когда они влезут, и у них хватало хлопот насчёт того, как бы втроём втиснуться в кабину, даже если и не выяснять, кто с кем поедет. И вот миссис Клэппер влезла и осторожно пристроилась рядом с Кампосом. Следом за ней в кабину осторожно вскарабкался мистер Ребек. Для него едва ли хватило места, даже когда миссис Клэппер теснее придвинулась к крепкому и потному Кампосу. Но мистер Ребек всё-таки сел рядом с ней и тщательно закрыл дверь. Мотор яростно заикал, и грузовик затрясся. Мистер Ребек уперся локтем в окно и почувствовал, что дверная ручка впивается ему в ногу. Судя по крохотным часикам миссис Клэппер, было три часа утра. Кругом стояла тьма. Мистеру Ребеку показалось, что ему тяжело дышать, и даже биение сердца ощущалось болезненно. Он отвернул голову от миссис Клэппер, не желая, чтобы она увидела, как он испуган.

Когда он объявил миссис Клэппер, что решил покинуть кладбище, она буквально завопила от восторга. А затем села на камень и принялась плакать. Внезапно она умолкла, когда он сказал, что надо дождаться ночи, чтобы уйти. А когда он поведал насчёт Кампоса и гроба, она вскочила на ноги, схватив обеими руками сумочку и сказала, что он – сумасшедший грабитель могил и что было бы несомненно лучше, если бы он оставался на кладбище, где психиатры не могли бы до него добраться. Он свихнулся от одиночества, как она его и предупреждала.

Но она осталась. Щелкая пальцами, она ждала объяснения, которое можно было бы принять с достоинством, поверит она ему или нет. То объяснение, которое он наконец выбрал – насчёт оказания последней услуги Кампосу, было не таким убедительным, какое она предпочла бы, но сошло. Она приняла его, сказав, что дружба – прекрасная вещь и добавив, что она подождёт вместе с ним, потому что он, конечно же, заблудится, если один направится в город нынче ночью.

Надо было ещё договориться с Кампосом, но он заступал на дежурство не раньше полуночи. И вот они остались на кладбище вдвоём, усиленно стараясь изображать заурядную пару средних лет и веря втайне, что кто-нибудь сможет посмотреть на них и сказать, что они – необычные люди, которые собираются проделать весьма необычную вещь. После пяти они укрылись от глаз Уолтерса, объезжавшего кладбище и высматривавшего, не остался ли кто. Мистер Ребек опасался, что миссис Клэппер это довольно скоро наскучит, но некоторое время спустя понял, что она наслаждается игрой в «полицейские и воры», потому что знает, что сегодня они в последний раз проделывают нечто подобное. Именно тогда удары его сердца стали такими болезненными, хотя оставалось ещё несколько часов до ухода с кладбища.

Они вместе посидели на ступеньках мавзолея на закате и доели то немногое, что у него осталось от предыдущего дня. Они до странного стеснялись друг друга, поскольку никогда прежде им не случалось вместе есть, но они часто улыбались друг другу, а иногда и переговаривались с набитым ртом. Когда с едой было покончено, он принес миссис Клэппер стаканчик воды из крана позади сооружения.

Затем он извинился и прошел на минуту в мавзолей, заперев за собой дверь. В помещёнии, как всегда после заката, было темно, но ему давно уже не требовалось глаз, чтобы здесь ориентироваться. Он знал, где тут что: его одежда – более или менее в одном углу, в другом – несколько книг, накрытых бумажными пакетами и вощёной бумагой, в третьем – одеяла, подушки и плащ. Плащ был тщательно сложен – он был слишком новым, чтобы швырять его как попало. На одеялах лежал теннисный мячик. Много лет назад Ворон нашёл его на кладбище и принёс мистеру Ребеку. Тот никогда мячиком не пользовался, но всегда держал на видном месте, хотя мячик со временем сделался зеленовато-чёрным от старости.

Он понял вдруг, что помещение – очень тесное, хотя оно всегда казалось для него достаточно просторным. Таким, должно быть, выглядело для кого-то постороннего его сознание: множество старых вещей, скопившихся в тесном пространстве, сложенных аккуратно, но по-настоящему – без всякого порядка. Но, как и это помещение, сознание его всегда ему подходило, и он знал, что и то и другое будет ему подходить по-прежнему, если он останется, потому что здесь их не с чем было сравнивать, разве что с ещё более опустошёнными сознаниями и тесными жилищами мертвецов.

– Я должен кое-что с собой взять, – сказал он вслух. – Как я могу снова отправиться в город безо всякого имущества? – Он остановился и подхватил груду одежды, смутно подумав, что её можно бы рассортировать и взять с собой что получше. Но он слишком много чего подхватил, чтобы должным образом всё это разобрать, и держал всё это слишком близко к груди.

– У меня, конечно же, должно быть что-то своё, – уверенно сказал он, и тут же дверь неуверенно скрипнула, и в помещёнии стало немного светлее. В дверях стояла миссис Клэппер.

– Мне послышалось, будто вы что-то говорите, – сказала она и увидела, что он стоит, держа в руках какую-то одежду, и прошла внутрь. – Ребек, что такое? Вы ожидаете фургона для перевозки вещей?

– Я просто хочу кое-что взять с собой, – сказал он, зная, как нелепо это должно для неё выглядеть. – Я не хотел покидать это место, оставив здесь беспорядок.

– А в чем дело? Почему бы вам не оставить здесь свое барахло ещё на денёк? Кто его украдёт? Послушайте, не нагружайтесь так всем этим сейчас, вы не сможете помогать вашему другу. Завтра же мы первым делом заглянем сюда, прихватив парочку больших сумок и всё унесем.

– Нет, – быстро сказал он. – Нет. Мне надо забрать все это сейчас, я сюда больше не вернусь.

– Хорошо, тогда я сама сюда приду и возьму все это. Ребек, не беспокойтесь ни о чем. Всё будет прекрасно, – она осторожно взяла узел с одеждой из его несопротивляющихся рук. Теперь она сама держала узел. Она улыбнулась, и он с усилием улыбнулся в ответ.

– Ребек, – сказала она. – А знаете, если вы внезапно изменили решение, если вы не хотите уходить, всё в порядке. Можете мне так и сказать. Это всё неважно.

Этими словами она вынудила его решить окончательно. А иначе он мог бы и остаться.

– Ну так бросьте все это, – сказал он и в последний раз вышел из дверей мавзолея. Она последовала за ним мгновение спустя. Они шли, держась за руки. И ни о чём не говорили.

Кампос явился ровно в полночь, как если бы прискакал верхом на полуночи, как другие ездят в автобусе, и оставил её снаружи у чёрных ворот на привязи, чтобы подождала его, пока не настанет пора возвращаться домой. Миссис Клэппер чуть не убежала, когда впервые увидела верзилу, да и Кампос, кажется, не меньше насторожился, увидав её. Она ждала снаружи, пока мужчины разговаривали в сторожке. И все время играло радио.

А внутри, время от времени повышая голос, чтобы перекричать приемник, мистер Ребек просил за Лору и Майкла – и ради них, и ради себя. Потом он вообще не помнил ничего из того, что сказал Кампосу в ту полночь, как не помнит человек, что сказал во сне, а когда ему это повторят, считает, что это – слова какого-то рехнувшегося незнакомца.

«Просить об услуге Кампоса, – подумал мистер Ребек. – Это все равно, что молить о чём-то нефритовый идол с невидящими ониксовыми глазами». Кампос развалился на стуле с полузакрытыми глазами и отсутствием всякого выражения на смуглом лице. Мистер Ребек, произнося свою речь, делал долгие паузы, словно, оставляя пробелы в вопроснике, но Кампос ничего не отвечал, и Ребеку приходилось продолжать. Он проговорил, должно быть, 15 или 20 минут, радио все играло, а Кампос громоздился на своём стуле, словно слепое божество.

Когда мистер Ребек умолк, Кампос не шелохнулся. Он уставился на мистера Ребека и начал медленно закрывать глаза, пока не угасла последняя чёрная искорка. Совершенно безмолвный, да, совершенно безмолвный Кампос, невозмутимый; как окно, сквозь которое видна разразившаяся трагедия.

Затем, всё ещё с закрытыми глазами, он протянул ручищу и выключил радио.

В тишине мистер Ребек слышал дыхание двух человек: своё и Кампоса.

Кампос открыл глаза и встал. Он вышел из сторожки, оставив свет. Мистер Ребек – за ним. Миссис Клэппер присоединилась к мистеру Ребеку. Им пришлось поторапливаться, чтобы не отстать от Кампоса.

Теперь, зажатый между миссис Клэппер и дверью с открытым окошечком, через которое ему в лицо дул горячий ветер, мистер Ребек взглянул на свои руки. На костяшках появились новые царапины с засохшей кровью, а ссадина на тыльной стороне правой ладони все ещё лениво кровоточила. Сперва он пытался помочь Кампосу копать, но порезал руку, и тогда верзила обернулся к нему и велел пойти куда-нибудь посидеть. Мистер Ребек с гордостью разглядывал свою повреждённую руку и надеялся, что Лора её увидит.

Миссис Клэппер вытянула шею, чтобы посмотреть, что он там разглядывает.

– Вы первым делом смажьте зелёнкой, – сказала она. Она легонько коснулась его руки и откинулась назад.

«То, что мы делаем – незаконно, – думал он. – Я должен сказать это Кампосу. А вдруг он не знает? Было бы только честно сказать это Кампосу. Мы очень скоро подъедем к воротам».

– Кампос, – сказал он, – если полиция узнает, что мы делаем, нас могут арестовать.

– Ребек, не говорите ничего такого, – обеспокоенно вставила миссис Клэппер. – Вас может подслушать дьявол.

Кампос даже головы не повернул.

– Полиция не узнает.

– Но если узнает, – не отступал мистер Ребек, – тебе это, конечно, будет стоить работы. Я просто хотел тебя предупредить.

– Поступлю куда-нибудь в другое место. Работы кругом полно.

– Ребек, ша! – воскликнула миссис Клэппер. – Что это за разговоры: полиция, потеря работы? Да не беспокойтесь вы так.

– Я просто хотел предупредить Кампоса, – сказал он ей, наклонился к окну и стал наблюдать, как мимо, словно паруса, проплывают надгробия.

Грузовик мощно качнулся на повороте дороги и задрожал, когда одно из задних колес соскользнуло в наполненную водой колею и снова на неё выехало. Мистер Ребек хорошо знал дорогу. По сторонам её тянулись длинные гребни из песка и сухой травы и немногочисленные могилы. Перед воротами будет ещё одна излучина.

Если бы он обернулся, он смог бы увидеть Лору. Он был в этом уверен. Она сидит на своем собственном гробу, глядя вперед, и, посмотри он назад, ища её, он увидел бы её вовсе не серой, а цветов утра. И платье на ней – тоже цветов утра с отделкой в стиле королевы Анны. А глаза – яркие, как у живой, и чёрные волосы падают на плечи. Как славно было бы обернуться, увидеть её и простереть руку к подобному воплощению Красоты.

Но если обернуться, она заговорит с ним, желая поблагодарить его за то, что он для неё делает, а он не думал, что заслуживает благодарности.

Мысленно он говорил ей: «Я везу тебя к Майклу, как ты и просила, Лора, но это – не жизнь, то, к чему я тебя везу, я везу тебя ради нескольких минут или часов счастья, которые ты заслужила, просто потому, что не знала его прежде. И как ты ни обхватывай его руками, оно ускользнет от тебя, подобно стайке диких птичек, и ты об этом потом даже и не вспомнишь. Возможно, было бы куда лучше оставить тебя там, где ты и лежала. Одного заблуждения у тебя никогда не было при жизни: насчет того, будто счастье вечно. Вот что я тебе даю: не жизнь, не любовь даже, а только это. Прости меня за то, что не могу дать тебе больше. Возможно, со временем я пожалею, что вообще что-то тебе дал. И не благодари меня ни за что. Будь счастлива, если сможешь, но меня не благодари».

Он взглянул мимо миссис Клэппер на сидевшего за рулем Кампоса, что-то негромко мурлыкающего себе под нос. Верзила отлично вёл машину, хотя и казалось, что не больно-то много внимания обращает он как на дорогу, так и на грузовик. Но когда он хватался за руль и мурлыкал свою песенку, на лице его было странное выражение. Мистеру Ребеку это не показалось бы выражением любви. Разве что грузовику показалось бы.

Повинуясь внезапному импульсу, мистер Ребек подался вперед и спросил:

– Кампос, а Лора хорошо пела, правда?

Кампос чуть повернул голову и окинул его из темноты спокойным взглядом. Одной рукой он вел машину, другой застёгивал рубашку и следовал дороге, даже не глядя на неё.

– Довольно неплохо, – сказал он и отвернулся.

– Спасибо, Кампос, – сказал мистер Ребек. Миссис Клэппер вздохнула и завертелась на месте, пытаясь расположиться поудобнее между двумя мужчинами.

– Ребек, а кто эта Лора? Не говорите мне, если мне нельзя знать.

«Неужели она ревнива? – подумал он, сдерживая ликование. – Когда это меня вообще ревновала женщина? Как поздно начинаются для меня многие вещи».

– Женщина, которую я когда-то знал, – сказал он. – Я почти что забыл её.

Затем – последняя излучина, и вот уже впереди – пологий склон, а у подножия холма – черные ворота.

Они были широко распахнуты, так их оставил Кампос. Слева в сторожке все ещё светился огонек. За воротами расстилалась глубокая тьма с серыми пятнами. Там, как понял мистер Ребек, должна быть улица. Ворота чуть пошевеливались в ночи. Мистер Ребек слышал, что они пищат тихонько, как летучая мышь.

«Железо пищит и бормочет в земле, а железные змеи скользят среди зелёной листвы. Мир затаился, чтобы выскочить на меня из-за ближайшего дерева. Почему я это делаю? Что я пообещал сделать? Помоги же мне, Лора; Майкл, побудь со мной немного. Кто-нибудь, побудьте со мной, человек не должен один отправляться в мир».

На полдороге по склону они заметили, что свет в сторожке голубовато моргнул и погас. Ворота исчезли. Мистер Ребек не удивился: лампочка перегорела нынче ночью. Свет исходил теперь только от фар грузовика и от луны, которая была прелестна, но не больно-то приносила пользу.

Кампос пробормотал: «Mierda» [] и словно бы попытался выплюнуть язык. Он легонечко тронул ногой тормоз, как бы нехотя уступая тьме. Грузовик малость затормозил, но не слишком сильно.

– Ребек, – тихо сказала миссис Клэппер. – Вы уверены в себе?

Он взглянул на неё, сидящую рядом. Его радовало, что она об этом спросила, но он хотел ей сказать, что с каждой возможностью, которую она ему предлагает, она всё глубже затягивает его в мир. Знает ли она об этом? Он подумал, что, вероятно – да. Но вообще-то это было всё равно.

– Нет, – ответил он. – Я нисколечко в себе не уверен.

Миссис Клэппер цепко схватила его за руку. Её собственная рука была маленькой и мягкой, но поразительно сильной. Кампос сидел себе за рулем и мурлыкал, то и дело отчётливо выводя строчку или несколько слов песни. Мистер Ребек этой песни никогда прежде не слышал.

Так как фары грузовика светили недалеко, ворота не показались снова, до тех пор, пока машина не оказалась буквально перед ними. Мистер Ребек, как оказалось, встал и понял это только, когда стукнулся головой о потолок кабины. Миссис Клэппер держала его за руку, но никуда не тянула. Кампос не удостоил их даже взглядом. Он бросил грузовик к воротам, как если бы это был камешек, который он запускал в тёмное окно.

Вероятно, было бы легче, если бы ворота оказались такими, какими мистер Ребек видел их во сне ночью и воображал днём: острия наверху обагрены струящейся кровью, а железные змеи шипят, молча предупреждая о молчаливой смерти и нацеливаясь, чтобы поразить в голову или в пятку любого, кто подойдёт слишком близко. Им можно было бы взглянуть в лицо, ибо с ним было двое друзей, а человек может черпать силу в друзьях, когда его обступают железные змеи.

Но ворота, как выяснилось, были всего лишь воротами, а острия над ними преизрядно заржавели. Грузовик слегка задел их, проходя мимо, потому что Кампос на мгновение убрал руку с руля, чтобы вытереть нос. А затем уже под колёсами была новая дорога, и ворота остались позади. И постепенно мистер Ребек начал осознавать, что всё стоит, упершись головой в потолок кабины, что миссис Клэппер по-прежнему держит его руку, а Кампос так и не прервал своего низкого монотонного мурлыканья. Мистер Ребек сел, но не обернулся.

– Получилось, – сказал он миссис Клэппер. – Получилось.

– А я даже дыхнуть боялась, – призналась миссис Клэппер. Голос у неё был очень усталый.

Мистер Ребек выглянул в окно. Он был захвачен зрелищем домов и автомобилей, припаркованных у обочины.

– Где мы? – спросил он.

– Это Йоркчестер, – сказала ему миссис Клэппер. Она указывала рукой куда-то мимо него. – Вон там живет мой врач. Чудесный человек, только у него дурно пахнет изо рта, словно рту тысяча лет. Вы бы подумали: он врач, а врач мог бы что-то сделать, но – нет. Прекрасный человек. Он играет на скрипке. Ребек, я так беспокоилась. Я думала, что с ума сойду.

– Всё в порядке, – сказал мистер Ребек. Он откинулся на спинку сиденья, закрыв глаза.

– А я не знала, что делать. Я думала: Боже мой, я заставлю его это сделать, я тащила его сюда всю дорогу, посмотрите, как он испуган. Если с ним что-нибудь случится, это твоя вина, вздорная ты баба. Ребек, вы уверены, что нормально себя чувствуете? Вы не очень хорошо выглядите.

– Я себя чувствую прекрасно, – сказал мистер Ребек. Они ехали под наземной железной дорогой, которая огибала кладбище. Грузовик подпрыгивал на булыжнике, так близко проезжая мимо столбов линии электропередачи, что почти задевал их. В свете фар они выглядели красновато-серыми. Они были разрисованы густыми брызгами краски, которая затвердела снаружи, но оставалась полужидкой внутри. Было темно, как и положено в четыре утра, но на некоторых магазинчиках вдоль дороги всё ещё горели неоновые вывески, а окна их ярко светились на темных и пустынных улицах.

– А знаете, – сказал он, – я всегда думал, что должна быть снисходительность к жизни. Это было очень важно для меня. Иногда я говорил себе: когда мир научится снисхождению, я вернусь назад, не раньше. Я видите ли, думал, что узнаю, когда.

Пустое такси вырвалось вперед, когда они остановились у светофора. Кампос по-разному относился к светофорам, иногда он перед ними и останавливался. И вот водитель такси с мистером Ребеком глазели друг на друга с искренним любопытством, пока не загорелся зелёный, и такси не пропало между столбами, словно олень среди деревьев. Кампос повернул налево и поехал по длиной мощёной улице, застроенной домишками на два семейства каждый. В одном из них горел свет, и средних лет женщина стояла у окна. Глаза у неё были усталыми, но она мило улыбнулась, когда грузовичок прогромыхал мимо.

– Вот я и оставил кладбище, – продолжал мистер Ребек. – Безо всякой гарантии, что мир вообще изменился к лучшему. Фактически, я уверен, что нет. Ни в каком сколько-нибудь существенном отношении. Но по некоторым причинам это меня больше не беспокоит. Во всяком случае, в данный момент. Возможно, завтра или чуть позже будет иначе. А в данный момент всё, что меня печалит – это чувство, что я растратил впустую почти двадцать лет жизни. Они бы не оказались потрачены впустую, если бы я чему-то научился, если бы я стал лучше, благодаря этим годам. Но я – таков же, как был, только старше, и поэтому чувствую утрату. А утрата для меня – ужасная вещь. Вроде преступления.

Говоря это, он был уверен, что миссис Клэппер с ним согласится, но был также уверен, что она передёрнет плечами и скажет: «Хорошо, значит вы потратили время? Так что? Что вы можете с этим поделать? По крайней мере, вы не заболели и не умерли, слава Богу. А что ещё тут скажешь?» Ему необходимы были её разуверения.

Вместо этого она медленно проговорила:

– Все тратят время. Немного там, немного тут. Вы просыпаетесь утром, оно такое яркое и светлое, вы спрыгиваете с кровати и говорите себе: «Сегодня – тот самый день. Сегодня я собираюсь стать великим человеком». Затем выглядываете из окна и видите на тротуаре хорошенькую девушку – бз-з-з… – надели штаны, надели рубашку, бежите по лестнице, «Привет, это не вы уронили?» А сами себе говорите: «Хорошо, значит, я завтра стану великим человеком. Кто когда-либо чего-либо добивался сразу? Возможно – завтра. А в четверг – наверняка…» Скажите мне, Ребек, а это не называется тратить время?

Мистер Ребек только взглянул на неё. Лоб её был в тени, но мистер Ребек видел её глаза.

– Так пусть вы женитесь на этой девушке. Хорошо. Вы всё ещё можете стать великим человеком. Взгляните на всех великих людей, у которых есть жёны. Двигайтесь вперёд, будьте великим человеком и не давайте мне вас остановить. Но явно сперва вам надо зайти в бакалею и взять чего-нибудь для собаки. А заодно – и для ребенка. И помягче, потому что у него зубы режутся. Чтобы позволить себе это, вы должны ходить на работу пять дней в неделю. Можно быть великим человеком и по выходным.

Улицы были абсолютно пусты. Несколько машин проехало мимо, всё больше – такси. Один раз кошка проскакала через улицу перед грузовиком и скрылась за корпусом припаркованного автомобиля и следила за ними оттуда, пока они не проехали хорошо вперед.

– Ребек, а это не называется тратить время? Это – огромная трата. Пять минут там, час – здесь, возможно, неделя – где-то ещё. Если всё это сложить, то и получатся ваши двадцать лет. А, возможно, и больше. По крайней мере, вы получили своё в один присест. Теперь с этим покончено, вы можете стать великим человеком.

– Только я – не великий человек, Гертруда, – тихо сказал мистер Ребек. – И никогда бы не мог им стать. Во мне это не заложено.

– Но кто вам выкручивает руки, чтобы вы были великим человеком? Разве я произнесла это, как приказ? И не будьте великим, если не чувствуете себя способным. Просто не делайте ничего такого, чего не хотите. Вот и все, что я говорила. Вы не должны делать ничего такого, что вам не нравится.

Она задумчиво посмотрела на него, куснув, как обычно, указательный палец сквозь перчатку.

– Ребек, что вы собираетесь делать, раз уж выбрались с кладбища? У вас есть какая-нибудь идея?

– Не знаю, – ответил мистер Ребек. – Фармацея – единственное ремесло, которое я когда-либо изучал. Я мог бы к нему вернуться.

– Фармацея – это хорошо, – согласилась миссис Клэппер. – Аптекарь очень славно живет. Только многое изменилось за двадцать лет. Теперь появилась тьма всего нового. Чудесные лекарства.

– Я мог бы и поучиться. А забавно вышло бы – возвращаться в школу в мои годы.

– Что забавного? Так поступают очень многие, и люди постарше вас, – нахмурилась миссис Клэппер. – Я просто хочу сказать, что вам надо узнать обо всех этих новых лекарствах, которые теперь появились. Пенициллин. Вы что-нибудь знаете о пенициллине?

– Да, – сказал мистер Ребек. – Я читал о нем в газетах.

– Хорошо, значит, вы, хотя бы знаете пенициллин. Изобрели также много всяких вещей, у которых похожие названия. То есть, они одинаково кончаются. Дайте подумать минуту.

– Антибиотики и сульфамиды? – предположил мистер Ребек.

Миссис Клэппер так и воззрилась на него.

– Ребек, вы всё это знаете? Так зачем же вы меня дергаёте? Зачем вы меня морочите, будто вам опять надо идти учиться? Пять минут назад вы покинули кладбище, и вот вы уже снова аптекарь.

Мистер Ребек рассмеялся.

– Нет. Я всего лишь читал об этих лекарствах. Я не знаю, как они действуют. Надо учиться.

– Хорошо. Ну так и учитесь. Иногда вы меня прямо беспокоите, Ребек.

Когда они задержались перед светофором, мистер Ребек увидел группу подростков, болтавшихся на углу. Они были в спортивных рубашках и тяжёлых ковбойских ботинках. У всех – бледные лица. Облокотясь о стенку или друг о друга, они праздно пялились на грузовичок. Выглядели они порочными, слабыми и одинокими.

– Шпана, – сказала миссис Клэппер, проследив за взглядом мистера Ребека. – О, как я огорчена, что они попались вам на глаза. Бездельники все до одного. Что они могут делать тут так поздно? Нудники. []

Мистер Ребек улыбнулся ей, когда грузовик снова рванулся вперёд.

– А вы здесь что так поздно делаете, такая приличная дама из Бронкса?

– И я виновата? И я виновата? Я сказала: «Эй, давайте съездим на Маунт Меррил и закопаем труп»? Это была моя идея? Я с этим ничего общего не имею, Ребек. Если нас остановит фараон, вы меня похитили. Вы и этот здоровенный за рулем.

Она зевнула и потянулась, глядя мимо мистера Ребека на неосвещённые жилые дома и садящуюся за них луну. Рука её, когда она выглядывала в окно, осторожно покоилась на плече мистера Ребека.

Он вспомнил, что здесь уже не ходят трамваи. Об этом ему сказал Ворон. Непрочные на вид машины исчезли. Все. А все дороги, по которым ехал теперь грузовичок, были заново вымощены. То и дело, пристально вглядевшись, мистер Ребек улавливал серебристое мерцание в самом сердце какой-нибудь улочки и догадывался, что здесь ещё сохранились трамвайные рельсы, увязшие в неровной смоле и асфальте.

Один раз он посмотрел назад, в стеклянную щель за спиной, потому что хотел ещё раз увидеть Лору. Но в кузове не было ничего, кроме самодовольно-неподвижного гроба и нескольких инструментов, дребезжавших рядом. Никаких признаков присутствия Лоры – ни темных волос, ни осеннего голоса, ни серых глаз, ни малейшего подобия мягкого смеха, только гроб в кузове, кирка, лопата да лом. А той Лоры, что пела ему и любила Майкла – ни следа.

И всё же он знал, что она здесь столь же определённо, как и то, что никогда больше не сможет видеть призраки.

«Что же, я сам сделал свой выбор, – подумал он. – И я знал, что делаю. Рано или поздно понадобилось бы выбирать. Никто не может вечно общаться и с живыми, и с мертвыми».

Затем он услыхал, что Кампос мурлычет в некоей металлической гармонии с ворчащим мотором, и подумал: «А Кампос может. Кампос всегда будет чувствовать себя естественно в обоих мирах, потому что ни к одному не принадлежит. Он никого не любит… Нет, забудем об этом. Моррис Клэппер прав: любовь тут ни при чем. Просто Кампос не беспокоится о другом мире, а именно когда мы о чём-то беспокоимся, это перемалывает нам души и заставляет нас делать глупости. Он всегда будет способен видеть и призраки, и людей. потому что ни те, ни другие не трогают его: не радуют и не огорчают. Я-то считал, будто я такой…»

Некоторое время он думал о Лоре и завидовал Кампосу, тоскуя о жизни, которую оставил. Затем он забыл о зависти, наблюдая, как в тишине мелькают дома. Дома изумили его. В них было что-то нереальное. Чистое стекло и новые кирпичики не давали возможности вообразить, что там живут люди, что они едят, любят и совершают отправления. И всё же люди там, очевидно, жили. Он заметил мусорные баки перед большинством зданий. И детские коляски. А это – два непременных знака присутствия где-либо людей. Он подумал, а не живет ли миссис Клэппер в районе вроде этого.

– Гертруда, – сказал он, толкнув её под локоть. – Мы все ещё в Йоркчестере?

Миссис Клэппер заморгала и выпрямилась. Он понял, что она полудремала.

– Нет, – сказала она, пытаясь сориентироваться по названиям улиц. – Я не знаю точно, где мы, но из Йоркчестера мы уже выехали.

– Надеюсь, Маунт Меррил недалеко, – сказал мистер Ребек. – У нас не слишком много времени.

– Эй, вы, – весьма фамильярно обратилась миссис Клэппер к Кампосу – её страхи как рукой сняло. – Эй вы, бык за рулем, далеко ещё до Маунт Меррил?

Вместо ответа Кампос так резко совершил поворот, что миссис Клэппер бросило на мистера Ребека, и он чуть не задохнулся. Верзила вел грузовичок по крутому, усыпанному щебнем склону. По обеим сторонам дороги высились маленькие частные домики. Как только выбрались на ровное место, машина проехала ещё немного, а затем остановилась перед позолоченными железными воротами. За воротами не виднелось сторожа, а в деревянной будочке не горел свет.

– И это здесь? – спросила миссис Клэппер с некоторой досадой. – Эта бодяга и есть Маунт Меррил?

– Задний вход, – хмыкнул Кампос. Оставив мотор включенным, он вылез из кабины и прошел вперед, чтобы осмотреть замок на воротах.

– Хо-хо, – сказала миссис Клэппер. – Задний вход. Мы что, в бакалею пришли, а?

– Так проще, – объяснил мистер Ребек. – У них всегда кто-то дежурит у главного входа, как говорит Кампос.

Кампос небрежно дёрнул замок указательным пальцем и направился к кузову машины. Мгновение спустя он возвратился, неся лом, и вогнал его в дужку замка, без предисловий опустил на лом обе ручищи и подналег. Он буквально встал на носки и обрушил весь свой вес на замок. Длинные мускулы у него на руках быстро зашевелились, и затем замок слетел, издав звук, похожий на удар ложки по стакану. Кампос широко распахнул ворота и опять вернулся к грузовику.

– Боже мой, – сказала миссис Клэппер шёпотом, который она обычно приберегала к ураганам и рождениям четырёх близнецов. – Боже мой, Ребек, а он хоть когда-нибудь ходил в школу? Что мы здесь делаем?

– Нет другого способа попасть внутрь, – мистер Ребек и сам был малость обеспокоен. Сломав свой собственный замок, он сломал бы ещё сколько угодно, чтобы доставить Лору к Майклу, но он начал думать, что было неблагоразумно брать с собой миссис Клэппер. Если их арестуют, так ведь и её тоже. Он как-то до сих пор не обдумал такого варианта.

Зато миссис Клэппер обдумала.

– А вот за такого рода штучки, – пробормотала она, когда Кампос опять вскарабкался в кабину. – За такого рода штучки вас посадят в тюрьму, а ключ заставят съесть на завтрак.

– Ну, не может быть, чтобы уж так, – сказал мистер Ребек, уверенный, что так и будет.

– Нет? Ребек, я не думаю, что вам хотя бы почту получать разрешат. Вероятно, вам будут читать газету раз в месяц.

И вот они поехали по кладбищу Маунт Меррил, высматривая впереди, в глухой, как вата, тьме место, чтобы похоронить Лору Дьюранд. Со временем они кое-что нашли: довольно угрюмый клочок земли, вокруг – несколько могилок, и никого поблизости. Мистер Ребек подумал, что хорошо было бы похоронить её поближе к могиле Майкла, но это – всего лишь любезный жест. А мёртвые не оценят важности жестов для живых.

Острым краем лопаты Кампос обозначил контуры могилы и начал копать. Мистер Ребек и миссис Клэппер сидели в кабине, так как предложение мистера Ребека помочь было молча отклонено. Долгое время ни один из них не говорил ни слова. Они смотрели, как Кампос стоит по лодыжки в земле, по икры в земле, по колени, швыряя комья с лопаты через плечо, странно и резко вздрагивая всем телом. Заря ещё и не близилась, но тьма стала мягче, так как показались звёзды, и Кампос не казался больше чёрным видением, поджидавшим там, где, как считают люди, должен стоять их жребий; он был просто Кампосом, ничьим другом, роющим могилу для Лоры по каким-то своим причинам или без причин вообще.

Внезапно миссис Клэппер взглянула на мистера Ребека и задумчиво сказала:

– А вы знаете, Ребек, всё это – безумие. Все. Послушайте, уже пятый час утра, скоро солнце начнет всходить. Всё вот-вот пробудится. Я – старая баба, мне бы тоже надо пробудиться, а я вместо этого сижу в грузовике на кладбище в четыре часа утра, наблюдая, как Кинг-Конг рвёт траву и ожидая, когда же придет полиция. Ребек, для вас это, может быть, и не безумие. Одному Богу ведомо. Но для меня, поверьте, это безумие.

– Знаю, – ответил мистер Ребек, желая рассказать о Лоре и Майкле и понимая, что как раз этого он никогда не сможет рассказать. – Но это – действительно дружеская услуга. Когда-нибудь я вам об этом расскажу, если получится.

Миссис Клэппер передернула плечами.

– Расскажете мне, не расскажете мне – я вам верю. Слишком поздно, чтобы вам не верить. В любом случае, Ребек, когда поживёшь с моё, нет разницы, если не веришь чему-то, что кто-то рассказывает. А не всё ли равно? Ты-то остаёшься ни с чем. У женщины в мои годы нет выбора. Поверьте, кто знает, может быть, всё выйдет, как надо.

Она отбросила со лба густые волосы и с отчаянием принялась рыться в сумочке, пытаясь не чихнуть, пока не отыщется платок. Следя за ней в такой особенно неподходящий момент, мистер Ребек почувствовал, как наполняется теплом его сердце. Желая, чтобы на его лице хоть что-то такое проступило, он изобразил неловкую улыбку.

– Да вовсе вы не старая баба, – спокойно сказал он.

Тогда миссис Клэппер улыбнулась, потерев загривок и закрыв глаза.

– Знаю, – обрадовано сказала она. – А вы думаете, я могла бы так говорить, если бы была старой бабой?

Но вот Кампос закончил рыть могилу, и тогда уже все трое опустили в яму гроб, и мистер Ребек помог Кампосу закидать яму землёй и аккуратно разровнять. Глядя, как они подпрыгивают и подскакивают под темно-синим небом – огромное пугало и маленькое – миссис Клэппер разразилась смехом.

– Словно дети в кондитерской, – сказала она.

И неважно, каким ровным старались они сделать это место, каким невыделяющимся и плоским; оно смотрелось, как могила, там, где не должно быть могилы. Они только и могли надеяться, что никто из администрации Маунт Меррил не пройдет мимо, пока не исчезнет след. Зимой все замёрзнет, и свежая земля станет того же цвета, что и земля вокруг, а весной дикий папоротник вырастет на могиле Лоры, укрыв её и согрев.

– Всё равно у неё нет надгробия, его нельзя переносить, – сказал мистер Ребек. Он сделал паузу и добавил. Разве это не странно? Лора похоронена здесь, и никто в мире этого не узнает. Все будут видеть её надгробие на йоркчестерском кладбище и думать, будто она лежит там. И для них это будет всё равно, как если бы она там и лежала.

– Люди не понимают, – удовлетворенно заметил Кампос. Он облокотился о лопату, был снова весь потный, но дышал легко. – Камень – это всё, что им нужно. Поставь камень и скажи, что здесь похоронена их мать, вот и всё, что им нужно. Они пойдут к камню и забормочут: «Прости, мам, я – ублюдок». Никакой разницы.

Они медленно побрели к грузовику, но мистер Ребек всё оборачивался, чтобы опять посмотреть на могилу. Он вообще-то и не ожидал, что увидит, как Лора легко выскакивает из-под земли, очаровательная и бессмертная и бежит среди надгробий в поисках человека, которого любит. Но ему хотелось увидеть их вместе. Он знал, что счастливых концов не бывает, так как ничто не кончается, а если бы и раздавались счастливые концы, куда более достойные люди встали бы за ними в очередь до Майкла, Лоры и мистера Ребека. Но счастье недостойных и счастье таких-сяких столь же хрупко, эгоцентрично и дорого, как счастье праведных и достойных, а счастье живых не менее преходяще, отчаянно и подвержено забвению, чем радости мёртвых.

Кампос привез их обратно к воротам, которые тщательно закрыл за грузовиком, не оставив следов, а затем машина покатила вниз, по крутому склону. Молодая парочка маячила на крылечке одного из домов. Они сидели, негромко беседуя, очень близко друг к дружке, но не соприкасаясь. Когда машина проезжала мимо, они подняли глаза, а затем опять отвели взгляд.

– Лучший на свете способ простудиться, – сказала миссис Клэппер. – Вот дурачки-то, – она сонно улыбалась.

У подножия холма Кампос остановил грузовик и переглянулся с мистером Ребеком.

– Ну что? – спросил верзила. – Ты возвращаешься?

Мистер Ребек сидел совершенно тихо. Миссис Клэппер выпустила его руку и ждала ответа. Встретившись с бесстрастным взглядом Кампоса, он подумал: «Этот человек чист и безупречно-стерилен, как и всё на кладбище. А я не чист и не стерилен. Я заражен жизнью и в своё время умру от этого. Святость не для меня, мудрость – тоже, да и чистота – вряд ли. Только фармацея, а также любовь, которую я не зарыл в землю и не потерял. Этого очень мало по сравнению с тем, что может иметь человек, но это – всё, что человек получает. Буду продавать леденцы из мать-и-мачехи, если они ещё остались в мире». И тогда он покачал головой и сказал:

– Нет, Кампос.

Кампос кивнул и снова запустил мотор. Миссис Клэппер выбралась из грузовика, а мистер Ребек на миг задержался.

– Пока, – сказал он и протянул руку. Кампос взглянул на его худую загорелую ладонь без особого интереса, наконец поспешно взял её в свою, сухую, с грубой кожей.

– Всего хорошего, – сказал он и уехал. Мужчина и женщина смотрели вслед грузовичку с куда большим интересом, чем тот заслуживал, пока машина не пропала, свернув за угол. Затем миссис Клэппер нарочито потянулась, всё ещё не глядя на мистера Ребека, и спросила:

– Итак?

– Итак? – передразнил он. – Итак что?

– Итак, куда теперь? Уже почти рассвет, Ребек. Вам есть, куда идти?

Мужчина взглянул на чужие дома, на фонари, гаснущие, как звезды, и обхватил рукой плечи женщины.

– Это ещё не рассвет, – сказал он, улыбаясь ей. – Это то, что называют ложным рассветом.

– Хорошо. Рассвет. Ложный рассвет. Я не стану с вами воевать. Идите ко мне домой. Выпьем хотя бы по чашечке кофе. Это вас приободрит.

– А я бодр, – ответил мистер Ребек. – Я бодрствовал всю ночь.

– Ребек, вы – суд и наказание для старой бабы. Так вы идете или нет?

– Иду, Гертруда.

Они вместе побрели по улице – медленно, потому что оба очень устали. Каблуки миссис Клэппер стучали по тротуару. Насколько могли видеть эти двое, они были единственными людьми на улице.

– Где-то тут есть метро, – сказала миссис Клэппер. – На нём мы доедем прямо до дому, – она взглянула на него. «Какое блаженное ощущение», – подумал он.

– Ребек, а вы любите сметану с деревенским сыром?

– Не помню, – ответил он. – Я долгое время ничего такого не пробовал.

– В жару просто чудесно. И с черникой, если она у меня ещё есть. Но, вероятно, я её уже съела. Шагайте медленнее, Ребек, куда вы так несетесь? Может быть, мы увидим, как всходит солнце. Где тут восток?

Мистер Ребек указал туда, где небо было цвета новых кирпичных домов. Он увидел летящую птицу. То была единственная птица в небе, как и они – единственные на улице прохожие. Птица летела где-то далеко, описывая широкие неспешные круги, взирая на мир, на который падала её тень, с тем самым высокомерием, которое присуще всему, что летает. Мистер Ребек подумал, что это мог быть и Ворон и пожелал, чтобы представилась возможность с ним проститься, хотя и знал, что для Ворона это вряд ли имеет значение. Но люди всегда и со всем должны прощаться.

Вслух он сказал:

– Интересно, а что же случилось с той чайкой?

КОНЕЦ