Глава первая

Телефонный аппарат в кабинете инспектора полиции Энтони Кордо — под стать до безобразия ему самому. В те, разумеется, моменты, когда вечером возвращается из бара и не желает по дороге выполнять никаких чужих просьб и требований.

Вот и его настольный посредник по связи с общественностью только и делает, что доводит хозяина до белого каления своей абсолютной непредсказуемостью.

То беспокоит его пронзительным тембром своего крайне требовательного звонка в часы, в которые и так у того нет отбоя от посетителей. То досаждает ему главным же образом своим упорным молчанием, как раз, в те минуты, когда инспектор от беспокойного ожидания срочного сообщения буквально места себе не находит.

И лишь сегодня старый, еще довоенный, а потому запомнивший своими покатыми боками и трубкой на резной металлической сошке, ещё мировое противостояние с его германскими производителями, этот, надежно скроенный из черного эбонита, и начиненный далеко не новым электронным содержимым, «Телефункен», вдруг сменил гнев на милость.

Инспектора он порадовал сразу, едва тот успел сделать в «Дежурной части» их городского полицейского управления, свой однотипный, изрядно надоевший там, за последнее время, устный запрос:

— Не спрашивал ли меня кто?

Так что, едва успел Энтони Кордо раздраженно от очередного «Нет!» на его вопрос, опустить на вычурную сошку массивного корпуса аппарата, еще горячую от тепла своей руки, трубку, как в тот же миг из-под неё в его служебном кабинете пронзительно и тревожно раздался долгожданный сигнал вызова.

— Говорите? — заинтересованно, бережно и страстно, как будто за руку любимой женщины, схватился Энтони Кордо за телефон, что «донельзя» утомил его предыдущим долгим ожиданием этого самого звонка. — Слушаю Вас?!

Его не могли не узнать по тембру голоса. И всё же последовал вопрос на проверку личности абонента.

— Инспектор, это Вы? — уточнил на том конце провода неведомый собеседник. — Я не ошибаюсь?

— Так точно, синьор! Я Вас слушаю! — заявил совсем не так, как обычно общался со своими собеседниками инспектор.

Ведь, теперь, чуть ли не по солдафонски, последовал ответ неизвестному гражданину от столь высокопоставленного полицейского, каким являлся хозяин кабинета.

Услышанные слова, судя по всему, вполне удовлетворили в тот момент неведомого визави. Потому что тот вернулся к начатому им разговору именно в русле, что было необходимо им обоим.

— Вы, господин инспектор, выполнили своё обещание? — чуть слышно продолжилось в трубке телефонного аппарата.

Внимательно вслушивающийся в то, что приносит ему этот разговор, ответственный чиновник государственных правоохранительных органов, синьор Энтони Кордо словно ждал этого именно вопроса.

Судить так, можно было уже по тому, что его ответ другому абоненту служебной линии связи последовал незамедлительно:

— Да, выполнил!

При этом он был готов даже на большее, чем на то, о чём могли только догадываться из его слов.

Поскольку далее сказанное оказалось сопровождено и дополнительными пояснениями:

— Всё будет точно так, как Вы и просили!

Но и этого полицейскому служаке, видимо, показалось недостаточным. И он тут же, не дожидаясь ответной реакции, чуть иначе продолжил общение со своим долгожданным телефонным собеседником.

Теперь уже совсем не скупясь на подробности, о которых можно было бы и умолчать, опасаясь «чужих ушей». А так как подобный нюанс полностью исключался самим инспектором, то никакой конспирации он вовсе не придерживался.

— Деньги, в оговорённой сумме, уже лежат в условленном месте, — выпалил, будучи, несказанно обрадованным, столь долгожданным звонком, Энтони Кордо. — Но и Вы, уважаемый сеньор, в свою очередь тоже кое-что мне должны предоставить!

— Сейчас опускаю конверт в почтовый ящик, — спокойно ответил собеседник. — Там находится абсолютно все, что нужно для Вашего расследования!

Инспектор после его слов уже вообще не скрывал своей душевной радости:

— Спасибо!

Он не удержался и от того, чтобы предложить дальнейшее, столь радужно начатое сотрудничество:

— Буду рад, сеньор, снова оказаться полезным на взаимно выгодной основе!

Но на том конце провода не разделили ни его развязавшийся язык, ни поспешность в выборе перспектив.

Тот кто звонил, наоборот, ужал свой, и без того скудный, лексикон до минимума:

— До встречи!

И все же долгие гудки отбоя не огорчили Кордо.

Всё же, теперь они зазвучали для высокого статного офицера, обряженного в свою легкую тропическую форму, самой что ни есть сладкой музыкой.

И с каждым протяжным гудком отбоя, с каким-то немецким акцентом, доносившимся из трубки, в душе инспектора вспыхивает, усиливаясь, все более уверенный огонек надежды на то, что наконец-то сбудется все задуманное.

— Хелло, приятель, ты случаем не того…

Комиссар департамента полиции Эскобар Бенитес треплет за плечо задумавшегося подчиненного.

— Простите, виноват, — машинально ответил полицейский, вскакивая со своего кресла и вытягиваясь перед начальством в струнку, как поступают рядовые служаки.

Чем не мог не удивить комиссара.

И лишь заметив немой вопрос в глазах сеньора Эскобара, инспектор окончательно пришел в себя от пережитой эйфории и поприветствовал начальство, как и положено в их приятельском кругу.

— Добрый день! — очнувшись от мечтаний, Кордо протянул коллеге ладонь для традиционного рукопожатия.

Теперь, понимая, что находится уже на глазах комиссара, потому исключительно бережно и аккуратно кладет пищащую звуками отбоя трубку на сошку телефонного аппарата.

— Что такое особенное с тобой, друг, случилось? — попытался властный визитёр допытаться, чтобы узнать, какая такая муха укусила его подчинённого.

— Ничего особенного!

Отозвавшись дежурной фразой, инспектор Кордо сообразил, что для сохранения полной конфиденциальности, ему лучше всего следует соблюдать подчёркнутую субординацию в разговоре со старшим по должности и званию.

— Сеньор комиссар, прошу прощения, просто усталость, навалилась, — произнес сеньор Кордо первое, что ему попало в голову из возможных, в сложившейся ситуации, оправданий. — Поднакопилось проблем ее за последнее время.

Он виновато улыбнулся:

— Прямо сплю на рабочем месте.

Оправдания возымели действия.

— Ну, тогда возьми себе отпуск, — добродушно посочувствовал шеф и от слов перешел к делу. — Хватит двух недель?

Доброта комиссара сначала насторожила, а потом несказанно обрадовала, не привыкшего к этому, подчиненного.

— Вполне, — широко улыбнулся инспектор. — Сам об этом, дон Эскобар, у вас хотел просить.

Инспектор замялся, словно, раздумывая о том, до какой степени может распространяться внеслужебное откровение. Потом отбросил все, какие могли быть, предрассудки и рубанул «правду-матку» прямо наотмашь. Как на плантации делают острым мачете рубщики сахарного тростника.

Сказал теперь так, как думал:

— Уже и наметил, где лучше всего время провести за отдыхом.

Комиссар и тут оказался на высоте, продемонстрировав, что в курсе всех внеслужебных увлечений своего подчиненного:

— Как обычно, на охоту думаешь отправиться?

Ответная белозубая улыбка была красноречивее слов. Подтвердив исключительную осведомленность руководителя департамента о тех, кто добросовестно и честно служит под его началом.

На том и расстались.

Начальство покинуло его кабинет, отправившись к себе, а для Энтони, как оказалось, этот день добрых событий и не думал прекращаться.

Еще больше радости добавило инспектору Кордо обычное служебное письмо в грубом сером конверте, доставленное с вечерней почтой уже прямо на его домашний адрес.

Прямо расцвел он своим смуглым загорелым лицом, хотя на мятом куске оберточной бумаги, только и упакованном в конверт, в качестве послания, имелось всего несколько строк.

— Но каких?!

Долгожданных слов, сообщавших главное:

«Место и время».

…Назавтра инспектор, во главе двух десятков людей, уже отправлялся в гилею — высокогорную лесную чащу, покрывавшую значительную территорию их латиноамериканского государства.

Правда, у непосвященных, совершенно случайных очевидцев этих необыкновенных событий, да ещё имей они под руками возможность воспользоваться рентгенографическим оборудованием для просвечивания тентов на кузовах автомобилей, экипировка и снаряжение охотников вызвала бы немало вопросов.

Но никто на целом свете, кроме, разве что, самого инспектора Энтони Кордо и его спутников, не мог знать и даже не догадывался, что на самом деле выгнуло, совсем спрямив листы рессор на каждом из ходовых мостов их, обладающих высокой проходимостью «джипов», незаменимых при подобной охоте.

Когда дичь следовало искать, загонять в ловушку, а затем и брать на прицел в условиях полного бездорожья?

А уж они-то, сами «охотники» на время «отпуска» инспектора Энтони Кордо, ставшие секретным отрядом полиции, никому бы и никогда, этого не рассказали без лишней на то нужды.

Что ни говори, только сеньор Кордо умеет подбирать себе подходящих по всем статьям — немногословных и исполнительных сотрудников.

— Поторапливайтесь со сборами в дорогу! Время не терпит! — между тем подгоняет инспектор тех, кто замешкался сверх всякой меры. — Срок нам дан впритирку.

И всем своим деловым видом показывает, мол, некогда прохлаждаться, пора отправляться на задание.

О предстоящей дороге для вооруженных до зубов экипажей колёсных вездеходов, даже подчиненным, как и собственному высокому начальству, он предусмотрительно говорить не стал.

Однако все собравшиеся с ним на сафари полицейские уже и без того знали главное, что провозгласил инспектор, ставя задачу на сегодняшнее сафари:

— Отряду надлежит быть ровно в срок и в заданной точке, вместе со своими базуками и автоматами, прихваченными на охоту.

Дичь же в ней совсем не отличалась от охотников природными данными, ни разумом, ни технической подготовкой, и потому не должна была и в самой малой степени подозревать не только об уготованной ей участи, но и о роли, отведенной подсадной утке в этом спектакле под названием «Сафари инспектора Кордо».

 

Глава вторая

Легкая дымка тумана, по утрам наплывающая со стороны океана на городские улицы — одна из достопримечательностей супер-пупер модернового мегаполиса под названием Кривпорт.

Другая его отличительная особенность от других подобных городов тёплого побережья заключается в, принадлежащем городу, крупном международном аэропорту.

Даже знатоков и любителей воздушных путешествий повергает в восхищение он как красотой своих архитектурных сооружений, так и суперсовременной технической оснащенностью.

Но если туманом могли любоваться еще и древние конкистадоры, когда-то первыми отвоевавшие «огнём и мечом» для себя у индейцев здешние места, то все остальное — дело интеллекта, жажды к наживе и усилий невероятно алчных рук исключительно дона Луиса.

Всесильного владыки нескольких промышленных и транспортных монополий на обоих побережьях страны и, в том числе, полноправного владельца могущественной транснациональной корпорации «Грузовые перевозки Грасса».

Всего, каких-то там, три десятка лет прошло с тех пор, как он основал в этих краях свое семейное дело, а уже нет ему соперников, равных в здешнем бизнесе. Основу же его положил именно этот, очень удачный по времени и экономически выгодный подряд на строительство «ворот в небо», как часто называют горожане новый международный аэропорт.

В ту пору, когда не меньше десятка конкурирующих фирм участвовали в тендере, боролись за выгодный заказ, предложенный администрацией штата, никто и в малейшей степени не мог предугадать окончательный результат данного конкурса.

И особенным сюрпризом от устроителей стало итоговое решение по отбору одного города из ряда тех, что расположены вдоль океанического побережья. Самого достойного на то, чтобы иметь столь важную воздушную гавань. Международный аэропорт, должный обслуживать еще и несколько соседних территориальных образований и связывать их с различными государствами мира.

Именно Кривпорт победил в ходе тендера и оказался счастливым обладателем комплекса из аэровокзала и терминала по приёму контейнеров от воздушных перевозчиков, с их баснословными доходами от сервисного обслуживания пассажиров и обработки грузов.

Они же теперь — как идут сюда со всего континента, так и отправляются в самые отдаленные уголки мира.

— Все решают деньги! — довольно хмыкает дон Луис, затягиваясь ароматным дымом дорогой гаванской сигары.

Через толстые — бронированные, но исключительно прозрачные стекла шестисотого «Мерседеса» ему прекрасно видны во всех своих деталях, будто набегающие навстречу мчащемуся лимузину, песчаные дюны.

Хотя, разумеется, эти огромные скопления сыпучего грунта, легко подверженного влиянию ветров, как были, так и остаются на своих местах — желтея песком и сухой травой по обочинам.

А ещё — унылой чередой представая перед проезжим людом весь путь, что длится от города до аэропорта.

Можно было бы, конечно, опустить стекла, вдохнуть, чуть солоноватый на вкус, морской воздух утреннего бриза. Но мощный кондиционер, работая с чуть слышным шуршанием, успешно справляется и без того со своими обязанностями.

В салоне машины всегда, вот как сейчас, свежо и прохладно.

— Скоро там до места доберемся, дьявол тебя подери?! — чертыхается в адрес водителя дон Луис. — Такое ощущение, что стоим на месте и таким образом никогда не доберемся до нужного места!

Сам же он при этом с явным нетерпением поглядывает на золотой циферблат своих наручных часов.

Ему одному понятно все: и спешка, и причина, ее вызвавшая. Да только комфортабельная и скоростная машина и так, не требуя дополнительного ускорения, мчит, словно на крыльях, по широкому и пустому в этот утренний час шоссе.

Следом, также на предельной скорости, за чёрным лимузином наматывают мили на свои колеса еще два монстра на колёсах.

Это следуют автомобили с многочисленной охраной из числа личного сопровождения босса. Без них дона Луиса не выманить не только из своего дома, но и из офиса.

Там — на верхнем этаже главного небоскреба корпорации ГПГ только и чувствует он себя в полной безопасности.

Построенное из стекла и бетона в центре города, на сегодня это здание, безусловно, является самым высоким и комфортабельным.

Что с успехом подтверждает даже общественное мнение, сложившееся в штате, которое уже успешно размножено в многочисленных глянцевых туристских путеводителях и рекламных проспектах.

Как и реклама аэропорта, ставшего визитной карточкой столицы разветвлённой сети предприятий сеньора Грасса.

Путь, действительно, долог до новостройки, возникшей, словно чудесный и с трудом достижимый, для всякого путешественника, живительный оазис, в самом центре пустыни.

Однако только лишь сейчас, когда время самого его подгоняет со всей своей неумолимостью, злится дон Луис на столь неблизкое расстояние до аэропорта.

Одно может, хоть как-то подсластить горечь этой пилюли, устроенной им для всех, а не только для себя самого:

— Было, в недалёком прошлом, то благословенное время, когда даже она, эта отдаленность от Кривпорта, принесла ему хороший доход с каждого лишнего километра автострады.

В памяти остался и скандал, связанный с этим дополнительным бизнесом. Гасили который продажные шелкопёры — журналисты, работающие на дона Луиса, а не на его немногочисленных конкурентов.

В ответ на то, что сеньор Грасс дополнительно заработал на этой протяжённой автостраде, они вопили с экранов телевизоров, из динамиков радио и провозглашали со страниц газет:

«Чем дальше аэропорт от города, тем лучше экология для его обитателей, чище воздух, которым дышит всякий житель Кривпорта!».

Несмотря на скверное настроение, вызванное опозданием к отлёту самолёта, всё же ухмыляется бизнесмен:

— Чище и воздух, и одновременно кошельки налогоплательщиков!

Мчит кавалькада машин от города до взлётной полосы. Бегут стрелки на циферблате наручных часов влиятельного пассажира головного «Мерседеса». Зато есть время для размышлений.

Заодно мистер, как стали его величать, на новой родине, понял, что в своей торопливости, сегодня уже дошёл, просто до смешной ситуации:

— Серьезно разозлился сам на себя.

Ведь вся экология, и весь фокус со всеми строительными проектами, уходившими вдаль от жилых массивов, заключаются лишь в очередном подтверждении избитой истины, заключающейся том, что лучше быть богатым и здоровым, чем больным и бедным.

Истина, действительно, избитая, но именно ей и следует всегда и во всём дон Луис, или, как предпочитает сам представляться новым согражданам, мистер Грасс.

Конечно, очень дорого обошлось ему право на строительство: одних взяток понадобилось щедро раздать на миллионы и миллионы долларов. Да и, кстати говоря, в немалый убыток для его корпорации и во многом другом, выдался столь сомнительный строительный подряд.

Но так и рассчитывал он, свою главную выгоду обрёл бизнесмен совсем в другом.

Потому все же добился тогда основной цели:

— «Отмыл», что называется, «до белоснежности», до возможности открыто использовать все до пенса, по-настоящему огромные деньги своего кокаинового картеля.

И с этими, сейчас вполне «чистыми» долларами может с той поры проворачивать свои миллиардные операции.

Правда, приходится кое-чем жертвовать.

Вот как сегодня:

— Душевным спокойствием, неудобствами хотя бы этой самой спешки по утреннему шоссе.

Мчит «Мерседес» вперед, чуть слышно урча мощным, хорошо отрегулированным двигателем. Только шуршат шины по полотну дороги. И с каждой очередной милей лимузин приближает пассажира к еще одному миллиону.

— Какому уже по счету своему «мешку с деньгами»? — и сам мистер Грасс сразу не ответит. — Да и зачем ему лично подсчитывать свои баснословные барыши?

Целиком доверяет дон Луис многочисленному, в несколько тысяч человек, штату экономистов своей транснациональной корпорации «Грузовые перевозки Грасса».

…Комплекс аэропорта показался давно.

Замаячил на горизонте своими главными приметами — высоченными ангарами, диспетчерской вышкой, похожей на гигантскую пожарную каланчу, да «хрустальным аквариумом» главного здания приема и отправки пассажиров.

И вот впереди остаются последние, ещё не преодолённые ими мили дороги. Теперь, уже не в виде миража, а окончательно становясь реальностью, ворвался финишный объект в жизнь путников.

Сделав это еще до того, как им можно было сказать:

— Приехали!

Однако и, почти добравшись до места, «Мерседес» не проследовал по обычному маршруту пассажирского транспорта к аэропорту.

Не сбавляя скорости и увлекая за собой кавалькаду транспортных средств телохранителей, «Мерседес 600» мистера Грасса свернул совсем в другую сторону.

Поехал по направлению, прямо противоположному официальному въезду к центральному зданию комплекса.

Ведь с самого начала вовсе не в пассажирский терминал аэропорта торопится дон Луис.

Преодолев несколько петель, по бетонным объездам, устроенным вдоль сетчатого ограждения летного поля, машина дона Луиса преодолела, в конце концов, хорошо и надёжно саму охраняемую проходную.

Но, не первую попавшуюся на их пути, а самую, что ни есть, дальнюю проходную от их города, являвшегося еще и столицей штата.

Само полосатое бревно шлагбаума предупредительная охрана подняла заранее, едва завидев на, ведущей к ним, дороге знакомую машину финансового магната.

Зато дальше дон Луис не последовал обычным правилам.

Велел водителю направиться не к стоянкам аэробусов, как можно было предположить, а туда, где сразу за вертолетными площадками — среди десятков себе подобных сестриц — стояла небольшая, словно игрушечная, легкомоторная «Сессна».

Сияя лакированными боками и крыльями, самолет, словно сам просился в небо. И только по воле людей вынужден был стоять на земле, нетерпеливо пофыркивая выхлопами сгоревшего топлива.

Пилот, коротал время в ожидании хозяина, сидя в кабине своей «воздушной птички». При этом он еще и прогревал двигатель, гоняя его на малых оборотах.

Но видно было, что спокойствие напускное.

Заметив направляющиеся сюда, в сторону стоянки, машины эскорта сеньора Грасса, летчик встрепенулся. Однако, не для того, чтобы выключать зажигание или добавить оборотов.

Сидящий за штурвалом пилот отвлекся от пульта управления на совсем иное действо.

Перегнувшись через всю кабину, он изнутри услужливо открыл застекленную дверцу у правого пассажирского сиденья.

Сделал же это для того, чтобы впустить к себе в кабину важного и единственного спутника, которого обычно в таких случаях и приходится доставлять по назначению.

Вот почему до этого пустовало пока место рядом с пилотским креслом. Именно оно предназначалось избраннику хозяина, которого тот лично решил проводить в полет.

Дон Луис, только что так сильно торопившийся на место отправления самолёта, теперь, приехав на взлетную полосу, словно бы забыл и о прежней спешке, и о том, как торопил шофера.

На взлётной полосе, лично убедившись в том, что все готово к отправке самолета, он не спеша более, притушил в выдвижной пепельнице окурок сигары.

После чего поднял трубку радиотелефона:

— Мануэль!

Голос был тихим и размеренным, но услышали его так, как и должно было быть — с подобострастием и готовностью тотчас выполнить любое приказание.

— Слушаюсь, босс! — раздался в ответ, всегда крайне учтивый в общении с ним, голос его первого помощника.

Финансист задал в трубку телефона только один вопрос:

— Кассир готов?

И получил на него исчерпывающую информацию.

— Точно так! — не без гордости за точное выполнение, порученного ему, задания донеслось из трубки мобильника. — И все, что нужно, у него при себе!

Вот когда раздались заветные слова:

— Тогда отправляй!

Исполнители не заставили себя долго ждать.

В одной из машин сопровождения экипаж значительно уменьшился.

Оттуда на бетонку аэродрома выбралось несколько человек. Один из них- невысокого роста лысый толстячок цепко держал в руке франтоватую, чем-то туго набитую дорожную кожаную сумку спортивного типа.

Следом шли устрашающего вида, мускулистые «гориллы», выпестованные для несения своей ответственной службы, под личным руководством Мануэля Грилана.

Каждый из них сейчас был с чуть заметным сюрпризом для врагов. В виде короткоствольного автомата, спрятанного под запахнутым, несмотря на жару, черным плащом.

Тогда как замыкал шествие он сам-стильно одетый молодой мужчина с гордой осанкой испанского кабальеро.

Подойдя к самолету, плешивый курьер, которого только что в телефонном разговоре назвали кассиром, обернулся к Мануэлю Грилану:

— В лимузине случайно не сам босс нас провожает?

— Не твое дело! — буркнул тот в ответ.

И все же не выдержал упоминания всуе имени всесильного хозяина.

Невольно и сам глянул на «Мерседес 600», из-за зеркальных стекол которого за ними следил сам дон Луис.

— Твоя задача проста как вареное яйцо — принялся за руководящие наставления, красавчик Грилан, каким и должен был бы выглядеть настоящий кабальеро. — Примешь товар, который поставщики загрузят в багажное отделение «Сессны», рассчитаешься за него наличной суммой и моментально вылетишь обратно!

Голос сеньора Мануэля звучал вызывающе грубо и это не могло не найти свое отражение в душе подчиненного.

— Все сделаю как нужно, не в первый раз! — не сумел кассир скрыть от, лично провожающего его доверенного лица руководства чувство невольной обиды.

Даже тон его голоса, прежде уверенного и не менее властного, чем у других важных лиц в их финансовой корпорации, вдруг изменился, стал какого-то, чуть ли не плаксивого, звукового оттенка.

— Обижаете! — с укоризной за проявленное недоверие протянул, уязвленный до глубины души, толстяк. — Можете не сомневаться в том, что всё порученное мне, будет выполнено точно так, как полагается по инструкции.

Стараясь далее выглядеть уже более независимым перед другими лицами свиты мистера Грасса, он словно мячик, запущенный на финальной стадии партии в гольф, покатил на своих смешных коротеньких ногах от машины прямо к, давно поджидавшему его, легкомоторному самолету.

Уже там, бросив объемистую кожаную сумку в кабину, пассажир, не менее смешно, чем по бетонке, перебирая ногами по алюминиевым ступеням лестницы, забрался следом за своим ценным грузом.

И только надежно пристегнув на пухлом животе привязной ремень, сердито хлопнул за собой дверцей кабины.

С таким видом, будто вымещая на этом, ни в чем ещё перед ним не виноватом, летчике и его самолёте, свой гнев по поводу недружелюбной и несправедливой выходки Мануэля Грилана.

Продолжая вымещать накопившуюся злость, единственный пассажир заявил грубо и дерзко, словно во всем подражая своему шефу:

— Полетели!

Пилот, однако, не очень-то уважительно отнесся к поданной ему, таким тоном, команде на взлёт.

Вначале он невозмутимо перегнулся через колени пассажира, подергал за ручку, проверяя надежность дверного замка, и лишь после этого сделал рукой прощальный знак провожающим.

К той поре все они уже благоразумно отошли в сторону от «Сессны», не желая подставлять себя под воздушный вихрь, поднятый винтом её самолётного двигателя.

Сам пилот, сжав руку в кулак, поднял её над своей головой под прозрачным колпаком кабины, словно сделав провожающим лицам немое пожелание:

— Счастливо оставаться!

Еще через минуту самолетик начал разбег. Затем, резко оторвавшись от бетонки, юркой птицей нырнул в низкие облака, повисшие над летным полем.

— С Богом! — прямо в машине перекрестил его след от дымка из выхлопной трубы, внимательно следивший за нехитрой церемонией проводов, сам дон Луис.

И только когда самолет скрылся из виду, финансовый олигарх и предводитель организованной преступной группировки расслабленно откинулся на мягком кожаном сиденье лимузина:

— Едем обратно!

Водитель не подвел.

Не стал мешкать с выполнением и этого распоряжения хозяина. Резко крутанув руль, он уверенно развернул бронированный и оттого тяжёлый автомобиль на ограниченном «пятачке» бетонки и нажал на газ.

Так что провожатые из числа его персональной охраны едва успели попрыгать в свои машины эскорта безопасности, рванувшие следом за начальственным шестисотым «Мерседесом».

 

Глава третья

Начало полета уже с самых своих первых его минут совсем не предвещало веселого времяпровождения.

Тем более что прогноз погоды на ближайшие сутки, накануне предусмотрительно полученный летчиком, был способен огорчить любого человека, хотя бы в малейшей степени причастного к вопросам малой авиации.

Вернее, огорчала не сама предстоящая погода.

Недобрые мысли внушало лишь то, что было непосредственно связано именно с этим листком бумаги. Бумагой обычного канцелярского формата, вместившей на себе достаточно короткий текст данного шедевра синоптиков. Сначала составленного в глуши кабинета прогностической лаборатории предприятия мистера Грасса, а затем аккуратно распечатанного ими на принтере своего персонального компьютера.

— Да и как иначе? — рассуждал пилот. — Коли то, что придумывали, судя по всему, высосав из пальца, синоптики, грозило отменой полетов, переносом на другое число запланированных рейсов, задержкой срочных грузов, ждущих своей переброски по воздуху.

И прочих малоприятных для любого путешественника вещей.

Лишь пилот этой голубой «Сессны» дона Луиса, не брал в расчёт содержимое документа.

Наоборот, он был по этому поводу, как раз, иного мнения — в корне отличающегося от того, что называлось общепринятым стандартом:

— Сама фортуна на нашей стороне, мистер…, — обратился лётчик к своему пассажиру, но поперхнулся, так и не закончив свой вопрос.

— Просто Мистер, — буркнул нахохлившийся на своем месте его спутник по долгому полёту, на земле названный доном Луисом вполне прозаично — «кассиром» и потому явно недовольный, отведенной ему, столь скромной ролью.

Однако всем своим видом он давал понять пилоту «Сессны», что, на самом деле, значит из себя гораздо большее! И сейчас совсем не разделяет оптимизм летчика.

— Да и какой же может быть повод для радости, — по его мнению. — Если летят уже столько времени, а вокруг все те же, обещанные в прогнозе метеорологов, густые клочья облаков, ни сулившие даже малейшего просвета по горизонту?

Появилось даже недоброе предчувствие, тут же озвученное им со страхом неизбежной аварии:

— Еще свалимся кому-нибудь на голову.

— Ну, это Вы зря, так полагаете, «Просто мистер»! — совсем не обиделся пилот на данное нелестное высказывание в его адрес.

Хотя прозвучало оно от явного труса. И даже больше — полного профана в лётном деле, посмевшем сомневаться его профессиональных качествах.

Подтверждением его желания уладить миром, назревавший, было, конфликт стало продолжение лётчиком начатой им фразы:

— А вот то, что не хотите знакомиться, ваше дело.

Он, между делом, глянул перед собой на приборную доску и с помощью руля сменил уровень выбранной высоты.

— Как ни говори, только у каждого на это бывают свои причины, — продолжил лётчик. — Вот Вы, к примеру…

— Замолчите, наконец! — взвизгнул толстяк, которому сейчас было совсем не до пустых рассуждений на любую тему, после столь сухих проводов, устроенных ему руководством на аэродроме.

Какое-то время тянулось, последовавшее за этим, томительное молчание, нарушаемое лишь гулом двигателя самолёта.

И все же затем верх над обидой взяла чрезвычайная общительность пилота, присущая его латиноамериканской крови:

— Вы как знаете, а меня звать — Педро Гомес, — примирительно заявил он. — Можно просто — Педро.

И, видимо, желая как-то успокоить ворчливого пассажира, добавил тем же миролюбивым тоном:

— Плохая видимость нам лишь на руку, потому, что легче будет пройти над колумбийской границей.

И это уже прекрасно стал понимать тот, которому было растолковано преимущество ненастной погоды:

— Не заметят патрульные самолеты! Тогда как для радаров ПВО, мы с Вами представляем собой совсем незначительную цель.

Пилот и далее еще некоторое время продолжал в том же духе:

— Зато хоть и мала наша пташка, все же «Сессна» обладает и в такую неважную погоду достаточными слухом, и зрением.

Одними словами тирада не закончилась.

— Вот он, наш спаситель…

Педро откинул потайной щиток на приборной панели, пощелкал в открывшейся нише тумблерами и оттуда сразу же засветился голубоватым светом, прежде укрытый от посторонних глаз, экран прибора.

Кассир присмотрелся, скосив глаза и только так, увидел боковым зрением, как сквозь стекло мерцала бегущая полоса развертки их собственного мини — локатора.

— А точно на цель нас с Вами выведут радиомаяки! — пояснил Педро. — Их там, и в пунктах дозаправки, и на нашей лесной базе, до черта понатыкано.

Желание успокоить попутчика возымело свое действие.

Посланец дона Луиса заметно приободрился. Особенно когда Педро Гомес, поставив управление самолетом на автопилот, достал из своей сумки нехитрую снедь, прихваченную в дорогу — сэндвичи, флягу с вином для пассажира, для себя — термос с крепчайшим кофе.

Запросто, как будто уже знакомы друг с другом много лет, а не летят в первом совместном для обоих рейсе, летчик предложил компаньону поучаствовать в трапезе.

Насчет содержимого той кожаной сумки спортивного покроя, что стояла сейчас на заднем сиденье в кабине их самолёта, тоже пристёгнутой для надёжности, ремнём безопасности с металлической пряжкой, он не питал ни провиантских, ни каких иных надежд, кроме одной.

Выразил её про себя вполне философским замечанием, оставшимся только в его мозгу и не попавшим на язык говоруна:

— Раз назвал сам сеньор Мануэль Грилан этого потешного и вспыльчивого без меры, толстяка «кассиром», значит там, у него в объёмистой сумке из надёжно простроченной грубыми нитками толстой кожи, судя по всему, как раз и есть походная касса!

Разные мысли обуревали попутчиков, стремившихся к общей точке финиша их рискованного воздушного путешествия.

Однако, никому из сидевших в кабине самолета, поэтому не нужно было разъяснять, что именно по милости этой самой матерчатой ёмкости с немалым количеством миллионов долларов крупными купюрами, они и летят сейчас в гилею.

И оба были уверены на сто процентов:

— С нею их, посланцев с «большой земли», наверняка, ожидают серьёзные ребята, сполна заслужившие от дона Луиса щедрый расчёт за риск и тяжкие труды.

Молодой симпатичный парень Педро Гомес на этот счет не страдал от каких-либо комплексов.

Кроме, разве что, одного:

— Любит небо, полеты, авиацию.

Вот и в Транснациональный концерн «Грузовые перевозки Грасса» пошел он работать пилотом без угрызений совести.

Не расстроился, даже едва узнав:

— Какими рейсами на самом деле ему придется заниматься в никем не учтенных перелетах?

За каждым из них — полная тайна. В том числе — контрабандные перевозки наркотиков.

— А может что и похуже? — всё же иногда точит душу пилота червячок сомнения. — Ведь организаторы полетов особенно-то не посвящали простого перевозчика в то, что укрыто в тюках и вот таких сумках, как эта, перед взлетом грузившихся в его самолет, и бесследно оставляемых в местах посадок.

Впрочем, не от него вообще зависел и дальнейший выбор судьбы:

— Как действовать дальше?

Просто не было пилоту по призванию, и форменному голодранцу от рождения другого пути за штурвал самолета:

— Их, приезжих латиноамериканцев, не столь охотно, как того бы хотелось, жалуют в авиакомпаниях.

Не доверяют, как презрительно их называют, «метисам» даже управление подобной мелочью, вроде этой полуспортивной «Сессны».

— В своей же стране — Колумбии, — также знает Педро Гомес. — Бедствуют без любимого дела столько безработных пилотов, что очередь на бирже труда не двигается годами, за которые запросто можно совсем потерять былую профессиональную квалификацию.

Эти же превратности судьбы сделали его и философом.

— Если не я, то любой другой поведет под облаками эту птичку! — давным-давно стало любимым выражением пилота Гомеса. — Тогда зачем ещё одного искушать противозаконными полётами?

Потому и был он по-настоящему благодарен сестре Розе за то, что та помогла ему сначала благополучно выбраться в эту страну, а потом найти достойную работу.

…Полет длился долго.

Кассир успел уже и вином накачаться из предложенного ему угощения. И проспаться. И даже начал страдать желудком, что объяснялось то ли похмельем, то ли качкой их утлого летательного суденышка, то и дело попадавшего в воздушные ямы.

Его упитанная физиономия теперь позеленела, и напоминала вовсе не прежнего холеного чиновника, а совсем недозрелый помидор, только очень крупного размера.

Чтобы как-то развеяться от приступа дурноты, он, сквозь нехотя, затеял разговор по душам с, сидевшим ряжом с ним, в пилотском кресле с латиноамериканцем.

— Слушай, парень, а что это у тебя в кабине оформление не такое, как у всех остальных лётчиков?

— Что значит не так у меня в кабине самолёта? Почему, это её оформление хуже, чем в других местах? — переспросил его Педро.

При этом, не избежав, как и всегда, в общении с равными людьми, такими же, как и сам, ответить вопросами на вопрос.

— Ну как же? У других всюду картинки на стенках налеплены — девчонки там, машины, красивая реклама прочих вещей, — протянул, поясняя свою мысль, прежде ещё неразговорчивый пассажир, раздраженный теперь и болтанкой в воздухе, и непонятливостью этого цветного.

— Так это у кого как, а у меня вот где главный попутчик! — понял, о чём идут речь Педро Гомес.

Пилот отвернул солнцезащитный козырек над лобовым стеклом кабины самолёта и на обратной его стороне лысоватый кассир увидел цветную фотографию белозубого, задорно улыбающегося сорванца.

— Брат что ли младший?

— Да нет, племянник, — донеслось пояснение.

Да и потом, нашлось, что рассказать янки о юном родственнике выходцу из Колумбии.

Альберт Колен зовут. Сын двоюродной сестры Розы, — охотно и более многословно, чем прежде, пояснил Гомес.

Эта тема, видно, была излюбленной в его полетах.

Вот и теперь беседа не стала исключением. Немало занятных историй рассказал Педро нечаянному слушателю о школьных и бытовых проделках парнишки.

— Не крепыш, конечно, худой не по возрасту, но ничего, были бы кости, а уж мясо-то нарастет.

Не обошлось и без планов на совместное будущее.

— Вот возьму отпуск, серьёзно займусь воспитанием мальчугана, — как о совсем скорых событиях размечтался Педро Гомес. — Гимнастика там, бег трусцой, гантели…

Об этом отпуске они, вместе с племянником, мечтали давно.

Тем более, что дядя Педро обещал племяннику, как-нибудь, в свободное время, еще и на самолете Алика покатать:

— Да и не только его одного, но и школьных друзей. Всех, кто захочет!

Мечта окрылила молодого человека до той степени, что он даже забыл на мгновение о том, что за тип, на самом деле сидит рядом с ним в кресле пассажира.

— Вот только вернёмся из этого рейса, и попрошу дона Луиса об одолжении, — произнёс пилот. — Сеньор Грасс непременно позволит мне, в свободное время прихватить на часок ребятню в небо.

…Тонкий свист, а затем и откровенный храп, донесшийся с соседнего сиденья, прервали разговор.

Педро глянул на разморенного сном кассира:

— Действительно, что это я к нему пристал со своими разговорами? — протянул он вслух сам для себя. — Тем более, вся ночь еще впереди. Еще нужно будет подзаправиться на промежуточном аэродроме.

И добавил, не ожидая, что его кто-либо услышит:

— На месте будем утром. Пусть пока спит!

В полете наступили сначала ранние сумерки.

Затем их сменила сплошная ночная темнота. Но самого Педро в сон она вовсе не клонит. Ведь была кромешная ночь его первой и главнейшей союзницей.

Благо, что чаще всего летать приходится именно в эту пору, когда можно без опаски пересекать любое воздушное пространство.

«Сессна», как призрак, летела туда, где о ней знали только избранные, доверенные люди дона Луиса.

 

Глава четвёртая

В сплошном зеленом ковре тропических зарослей совсем нетрудно спрятать след от костра.

Если, конечно, потребуется. Ведь тогда густая крона любого дерева спрячет голубую струю дыма, развеет его клубы между ветвей, не позволив нежелательному наблюдателю обратить внимание на этот безусловный знак человеческого присутствия.

Все это хорошо известно всем.

В том числе не только охотникам на двуногую дичь — полицейским, но и другим обитателям горного леса — гилеи. Тем, кто или ищет запретные растения — кусты коки, или тайно заметает следы своего интереса к сбору наркотического сырья.

И наоборот.

Тех же лесных людей совсем не немало, кто желает скрыть свое присутствие в этих местах произрастания зарослей коки, дающих сырье для кокаина.

И все-таки есть моменты, когда приходится идти на риск — сознательно открываться возможной опасности.

Сейчас именно такой случай.

Предусмотрительный владелец металлической «птички» совсем недаром замаскировал её в защитный, небесно-голубой цвет. Заметить её в низкой облачности, с земли было просто невозможно. Да ещё и со своим, почти беззвучно работающим мотором, биплан оказался невесомым на управление и легчайшим на упоминание среди встречавших людей. Так что, как и в предыдущие свои визиты, «Сессна» и на этот раз, словно приведение вынырнула над гилеей из-за спасительных туч.

На вид, с каким-то, хищным, как у акулы, зализанным фюзеляжем и с залепленными специальной пленкой опознавательными знаками на крыльях и хвосте, она уже достигла намеченной цели. Но не торопилась к пентаграмме из разожженных костров.

Ещё минуту, за ней другую, нетерпеливо кружила она над широкой поляной, у края которой уже потеряли прежний жар огни, и только вьется лёгкий дым от прогоревших куч хвороста, собранных до этого неутомимыми сигнальщиками.

— Это, как раз, то самое место, обозначенное на карте, синьор! — донеслось от лётчика до, с трудом приходящего в себя ото сна, «Мистера никто».

— Что будем делать? — стараясь перекричать шум мотора, окликает пилот сидящего рядом с ним дородного лысоватого пассажира, продемонстрировавшего признаки понимания складывающейся у них обстановки.

Одет тот совсем не по-летнему — в легкомысленный клетчатый костюм поверх яркой гавайской рубашки. К тому же ворот ее украшает явно не гармонирующая с пилотской кабиной голубая шелковая косынка с пришпиленной, скорее всего фальшивой, из-за гигантских размеров, бриллиантовой булавкой.

— А ты абсолютно уверен, Педро, что это именно те костры; что зажжены для нас? — нехотя отрывается толстяк от повторной дремоты, пребывание в которой, видимо, было для него не самым необычным занятием в жизни.

— Конечно! — ответил тот. — Радиомаяк указывает на это всегда без ошибки.

Пилот, беседуя с пассажиром, однако, больше всего сам себя пытался убедить в верности принимаемого решения.

— И костры на месте, — начал приводить он свои аргументы. — Всё в полном соответствии с договоренностью.

Пересчитав сверху дымные хвосты, он находит ещё один неотразимый аргумент в пользу решения о посадке:

— Совпадает даже их условное количество.

Кассир тоже пересчитал огоньки, видимые ему за иллюминатором с пассажирского места:

— Пять!

К тому же были те расположены, как того требовалось — пентаграммой на левом краю лесной поляны!

— Что сомневаться? — тем временем все увереннее и убедительнее для пассажира настаивал пилот. — Ждут нас именно здесь!

— Тогда давай, приземляйся, — после дополнительных раздумий, согласился с летчиком важный пассажир. — Да будь при посадке осторожнее!

В его словах сквозил намек на то, сколько лишнего горючего залили в баки их самолета при недавней дозаправке.

Особенно — в те, дополнительные емкости, про какие даже создатели этой, сильно переделанной «птички-невелички» не могли бы догадаться.

Ворчание пассажира, между тем, ни на минуту не отвлекло Педро от управления самолетом.

Сделав еще один, контрольный круг над поляной и не заметив при этом у костров ничего подозрительного, он, наконец, решился выполнить как предписание хозяина, провожавшего на аэродроме в этот полёт, так и распоряжение соседа по кабине.

Лётчик отпустил от себя ручку управления крылатой машиной. Слаженно и ловко переключил в нужное положение тумблеры зажигания. Тем самым сбросив до минимальных значений число оборотов винта.

Теперь самолет, потерял прежнюю прыть. Словно конь на скачках, управляемый уверенной рукой жокея, он охотно послушался командам пилота.

По крутой нисходящей дуге воздушный извозчик, то денег, то наркотиков, пошел на посадку.

Юркнув в свободное пространство, остававшееся между купами густых деревьев сельвы, «Сессна» спланировала на луг.

Лишь с самого начала, при первом касании колёсами шасси, непредсказуемого тропического грунта, она слегка подпрыгнула на неровностях почвы. Зато далее всё пошло без неожиданностей.

Совсем легко, как-то даже выписывая пируэты своими узкими крыльями, небесная лошадка побежала по ровному лугу, поросшему сочной, хотя и подстриженной накануне травой.

— Ну, ты мастер! — задрав вверх большой палец, пассажир другой рукой потянулся к замку дверцы.

Его нетерпение было понятно пилоту.

Поскольку кассир порывался не только быстрее покинуть надоевшее в полёте, жесткое кресло, но и, как можно скорее оказаться в кругу встречающих — небольшой группы мужчин, облаченных в одинаковую полувоенную полевую униформу.

На каждом красовался защитного цвета комбинезон. Головы укрывали такого же цвета панамы, а в расцветку к одежде, лицо было вымазано защитным гримом.

Будто у актеров в плохом боевике.

Хотя про съемки фильма речи быть не могла. Все делалось в строжайшем секрете и это должны были понимать незнакомцы в камуфляже. Они, в свою очередь, уже шагали, заметно убыстряя шаг, навстречу, к месту приземления самолета.

Так, словно, действительно, торопились поскорее предстать перед очами дорогих гостей.

— Конечно мастер, посадка получилась у нас с Вами, куда с добром! Других, совершенно бестолковых пилотов, дон Луис, действительно не жалует, — с запоздалой репликой ухмыльнулся Педро Гомес, явно довольный тем впечатлением, что сумел произвести на пассажира своим отличным пилотажем.

И все же посадка не прошла без хлопот.

О чем можно было судить по тому, как долго задержался Педро в кабине, сначала щелкая тумблерами, ставя их на исходное положение, а затем — на холостом ходу регулируя работу мотора.

— Ну, ты долго еще торчать у себя намерен? — спросил у своего попутчика по рейсу, нетерпеливый пассажир, к легкомысленному облачению которого теперь, на финише их воздушного путешествия, добавилась еще и заплечная, на этот раз чем-то туго набитая, кожаная спортивная сумка на длинном ремне.

— Ладно, догонишь!

Семеня на своих коротких ногах и спотыкаясь на росистой луговой траве, кассир с тяжелой ношей на плече пошел навстречу к хозяевам здешних мест, еще более спешащих к месту их посадки.

Но по мере того, как сокращалась между ними дистанция, физиономия толстяка приобретала все более кислое выражение.

Никого из тех, кто направлялись к нему навстречу, он не знал. Хотя был уверен в том, что только незнакомцев в таких сделках не только бывает, но и не должно быть.

— Деньги-то привезены им немалые, — считает кассир. — Да и груз нужно получить такой, что от кого попало, не примешь.

Впрочем, мелькнуло и уже виденное где-то лицо.

Но и оно нисколько не обрадовало визитера. Скорее даже наоборот — испугало его до самых чертиков.

— Так это же инспектор Энтони Кордо! — внезапно возникло озарение в мозгу посланца дона Луиса.

Он замер на месте.

— А-а-а! — затем тонко, как подраненный заяц, на весь луг заверещал толстяк, до глубины своей панической души, ошарашенный всем здесь сейчас увиденным.

После чего, развернулся в обратную сторону и быстро побежал. Что так не вязалось с его предыдущим, вполне солидным обликом.

Только было ему сейчас не до соблюдения имиджа. Желание спасти свою шкуру, заставило кассира попытаться вернуться на борт самолета прежде, чем на его руках защелкнутся наручники.

Задыхаясь от усталости, еще издали он крикнул пилоту, уже заметившему недобрые перемены на земле:

— Поднимай, Педро, машину!

И почти добежав до «Сессны» как заклинание повторил:

— Полицейская засада!

Дальнейшее развитие событий лишь полностью подтвердило предположение кассира.

— Да и кто это мог быть еще, кроме засады? — не мог ошибиться доверенный посланник дона Луиса. — Если давним знакомцем беглеца, новости о котором кассир никогда не упускал из внимания, просматривая свежую криминальную хронику в родной колумбийской прессе, оказался действительно Энтони Кордо.

Никто иной.

Собственной персоной инспектор колумбийской государственной службы по борьбе с наркотиками.

Впрочем, в очном, что называется порядке, с глазу на глаз, кассиру с ним тоже ранее уже доводилось встречаться. Но тогда полицейскому просто не хватило улик, чтобы посадить его в каталажку.

И вот…

Истошные, какие-то затравленные крики бывшего пассажира и его паническое бегство от встречающих лиц, и обеспокоили до крайности, и без меры встревожили пилота легкомоторной «Сессны».

Лишь мельком глянув на представшую его глазам картину начавшейся погони, он все понял. После чего, без предупреждения, явно, обреченного теперь уже на провал, кассира, Гомес решил уходить из лап полицейского отряда, неведомым путем вышедшего на след секретного аэродрома дона Луиса.

Педро не стал ждать, когда, обладатель тяжёлой сумки с деньгами, бесповоротно проиграет преследователям, в их смертельном споре на скорость.

— Да и не с руки было ему рисковать собственной жизнью, — мелькнуло в мозгу у пилота. — Дожидаясь на земле, в самолёте, пока обреченный кассир доберется до спасительной кабины «Сессны».

— Прощай, «Мистер никто»! — Педро прибавил обороты винта и потянул на себя стойку штурвала.

Теперь он почти не выбирал направление движения.

Взлетал не столь расчетливо, как действовал только что, при посадке. Можно сказать, наугад, повел машину на взлет.

Лишь на какую-то всего минуту опешили полицейские, не ожидавшие от самолета такой прыти. Но и этого было достаточно, чтобы «Сессна» Педро Гомеса с заклеенными номерами на крыльях и хвосте уже взлетела над лугом.

Правда, отрываясь от земли, она получила хлесткий удар по еще не убранному шасси такой силы, что едва не клюнула носом.

Но все обошлось, видимо, лишь поломанной передней стойкой шасси. Да и та, в конечном счёте, не помешала ему набрать высоту и скрыться в низких облаках от пулемётных и автоматных очередей, которыми поливали его с земли одураченные преследователи.

И далее опытный летчик сумел-таки выправить свою машину, получившую поломку после столкновения с неизвестным объектом на лётном поле и вскоре был уже высоко в небе.

А на земле, между тем, начались свои вполне серьёзные и бескомпромиссные разборы «полётов».

— Вот растяпы и олухи! — разорался на коллег, допустивших роковую ошибку, инспектор Кордо.

Гнева ему добавляло то, что поднятая его подчиненными стрельба вдогонку беглецу была не точной и не достигла желаемого результата.

— И самолет упустили, — безжалостно пенял уже и на них, и на себя самого сеньор Кордо. — И единственного свидетеля преступления бездарно проморгали.

Он глянул на то, что недавно еще представляло для него живейший интерес:

— Кому он теперь нужен, этот мешок с дерьмом!

И верно.

С разбитой головой, обильно залитой кровью, толстяк ничком лежал в траве, мертво выпучив из орбит глаза, теперь резко выделявшиеся на разом опухшем лице покойника.

— Колесом его двинул прямо по голове, проклятый койот! — выругался инспектор, кляня других и себя за проявленную во время проведения операции роковую беспечность.

Но недолго длилось словесное извержение желчи.

Теперь уже совершенно опустошённо, с понурой головой, в полном молчании переживая общий конфуз, он ещё какое-то время постоял над трупом поверженного преступника.

С укоризной глянул наверх, туда, где в облаках исчез убийца такого важного свидетеля. Потом, снова перевел взор на погибшего от рук сообщника кассира мафии.

Брезгливо перевернув его со спины на живот, поддев ногой, чтобы освободить ремень толстой кожаной сумки, похожей покроем на спортивную ёмкость для тренировочной формы, но на самом деле, напоминающую своеобразный сейф с валютой.

Затем приказал:

— Ну-ка, проверьте, что там у него?

Следующими словами инспектора было дополнительное разъяснение подчиненным того, что от них требуется.

— И самого мертвеца обыщите, как следует, — услышали полицейские. — После чего грузите в мой вездеход, и пора будет ехать обратно в город, где нас, теперь самих по головке не поглядят.

Успев разглядеть на трупе все, что было нужно, руководитель оперативно-розыскного мероприятия не замедлил напомнить подчиненным, какую ошибку они допустили, не сумев задержать живьём столь важную фигуру, необходимую для успешного завершения их операции:

— Помню я его как облупленного — человек мафии. Раньше все уходил от правосудия, а вот теперь перемудрил.

Торжества, впрочем, совсем не было в голосе инспектора. Только один сарказм над собственной недоработкой:

— Хотя он снова избежал суда.

Выполнив приказ непосредственного руководителя, его люди, пытаясь реабилитироваться за только что допущенную провинность, стали спешно грузиться в машины, укрытые до этого момента в самой чаще непролазной, казалось бы, гилеи.

Умело закамуфлированные под окраску растений, эти транспортные средства прекрасно выполнили свою роль. заключавшуюся в доставке полицейских экипажей к месту организации и проведения ими засады на посланца главаря международного наркотического трафика.

— И если бы не зрительная память кассира, — напоследок сожалел организатор мероприятия. — Кто знает — чем могла завершиться, столь умело разработанная секретная операция борцов с наркотиками.

 

Глава пятая

Что и говорить, эту засаду готовили со всей тщательностью.

Прияли в расчет все необходимые меры предосторожности. В том числе не позволили произойти утечки данных, как это часто бывает от подкупленных наркоторговцами слуг закона. И только случайность спутала все карты в этой сложной игре.

Все же началось с того самого сигнала, по служебному телефону полученного инспектором. Затем очередным этапом оказалось письмо, доставленное обычной почтой.

В присланном инспектору Кордо конверте имелся обрывок бумажного листа с неким текстом, исполненном от руки простой шариковой ручкой. И вот в нём-то, как раз было точно расписаны, как время встречи самолёта прилетающего с деньгами и за новой партией кокаина, и то место, где именно находится тайный аэродром, и он же — важная перевалочная лесная база здешнего отделения международного наркотического синдиката известного в узком кругу кокаинового барона Луиса Грасса.

Того самого, кто на официальном уровне являлся крупным финансовым воротилой, против которого всё никак и никому не удавалось собрать фактов и улик, чтобы возбудить уголовное дело и до конца его дней упрятать за решётку.

Секретный осведомитель, позвонивший инспектору по служебному телефону, а затем и отправивший письмо на его домашний адрес, постарался от души.

В нем он сообщил не только место, но и точное время, когда туда прибудет кассир. Особо доверенный человек Дона Луиса, доставляющий сюда деньги. И немалые. Ведь предполагался полный расчет как со сборщиками сырья — листа здешнего кустарника коки, так и с переработчиками его в кокаиновую пасту, а затем и в готовую продукцию — кокаин и героин.

— Все просто — сюда деньги, — оценил происходящее инспектор Кордо. — Отсюда — финишный товар, который прямиком, вот такими легкими самолетами доставляют в любую страну сбытчикам наркотиков.

Хотя знал полицейский чиновник и некоторые другие пути денег и приобретённых на них психотропных средств. Их разработкой и осуществлением занимались весьма опытные специалисты в логистике, умеющие предусмотреть всякие нюансы и выбрать наилучший путь для осуществления поставленной боссом задачи.

— Как говорится, лишь бы было выгоднее для дона Луиса, — горько усмехнулся инспектор Кордо. — А вот до самого его, ставшего мистером Грассом, добраться не так-то просто.

Его размышления прервала находка, сделанная подчинёнными, изучавшими содержимое «трофейной» сумки кассира.

— Нашли деньги, синьор Энтони! — неописуемый восторг, так и слышимый в голосе сержанта, говорил о том, что даже он поражен огромной суммой, состоявшей из пачек стодолларовых банкнот, которыми была туго набита сумка погибшего курьера.

— Ну-ка, дай и мне взглянуть!

Инспектор, продолжая и дальше в душе ругать себя за сорванную операцию, поднял за дно кожаную ёмкость и всё, что в ней находилось, вывалил на траву прямо себе под ноги.

Но не пачки зелёных кредиток особенно увлекли его.

Профессионально «прошелся» инспектор Кордо своими чуткими пальцами по многочисленным закуткам трофея — карманам и карманчикам, которых было на сумке великое множество.

— Так и есть! — победно глянул он на своих очень расстроенных, сравнительной неудачей, подчиненных.

В одном из карманов сумки кассира оказался клочок банковского счета, неосторожно прихваченного с собой погибшим.

— Это не какие-то там безликие наличные средства, — обрадовался именитый сыщик. — Не отстиранные преступным путем деньги, которые, как известно, не пахнут.

Улика была посущественнее.

Вот на нем, этом невзрачном клочке бумажного финансового квитка было главное, что так переменило настроение сеньора Этони, от критически мрачного, к самому настоящему торжеству.

— Номер накопительного счета и адрес секретного банковского сейфа, — вчитался инспектор в содержимое бесценного для него обрывка финансовой бумаги.

Теперь он имел прекрасный повод для торжества, а не просто возможность получать удовольствие от лицезрения на жалкий труп, бесславно погибшего курьера наркомафии:

— Теперь-то, думаю, дон Луис не уйдет от правосудия так же безнаказанно, как его пилот.

Ценное вещественное доказательство был тут же бережно, со всеми необходимыми предосторожностями, упаковано в полиэтиленовый пакет, предназначенный для такого рода предметов, являющихся вещественными доказательствами в расследовании различных преступлений:

— Эта фитюлька уже вывела нас на банк, а там гляди и отыщется что и гораздо серьезнее для изобличения босса мафии.

Офицер обвел изучающим и очень пристальным взглядом сотрудников своего подразделения:

— Может здесь и есть для нас самый настоящий ключ к тайнам непосредственно дона Луиса?!

…Но инспектор, даже если во всех случаях был прав, то лишь наполовину.

Немногое сумело поведать следствию содержимое сейфа в столичном банке, на который вывел счет, найденный в вещах убитого кассира.

Да и летчик не оказался таким уж счастливчиком, как думалось тем, кто с досадой проводил взглядом скрывшийся под облаками самолет.

Уйдя от обстрела с земли и взяв курс на возвращение, Педро Гомес чуть запоздало сумел оценить слишком дорогую для него стоимость своего избавления:

— Переднее шасси самолета, разбитое, о голову незадачливого толстяка, не убиралось — криво торчало под крылом, и набегающие струи воздуха свистели в изорванной конструкции.

Тревога еще более наполнило душу беглеца.

— Заклинило, видать об этого убогого неудачника! — ругнулся в сердцах на покойного сообщника Гомес.

Неожиданная смерть посыльного дона Луиса хоть и огорчила, однако особо не расстроила пилота:

— Главное — сам он достаточно успешно выбрался с лесного аэродрома, если иметь в виду спасённый самолёт.

К сожалению, ещё одно, крайне немаловажное обстоятельство проявилось уже за облаками:

— Вот только что там у меня со спиной?

Еще взлетая, он хоть и был в горячке, все же почувствовал, как резкий удар огнем обжег поясницу.

— Достали-таки койоты, — процедил тогда лётчик сквозь сжатые от боли зубы. — Кто-то из них не промахнулся.

Теперь же стало совершенно ясно — наугад пущенная пуля, насквозь прошла через фюзеляж и застряла у него в теле.

Горячка первого шока прошла и теперь, с каждым мгновением всё сильнее, ранение давало о себе знать, вызывая нестерпимую боль. Причем с каждой минутой она становилась все сильнее. Грозя и потерей крови, наполнившей липкостью комбинезон летчика.

Лишь большой опыт и сила воли не позволили, как оказалось, серьезно раненому Педро сразу потерять управление машиной.

Поддерживало его в пути и придавало силы желание:

— Выбраться отсюда домой, к родным и близким, к племяннику, чья фотография смотрела на него со щитка в кабине «Сессны».

Очень верилось парню, что он может еще надеяться на лучший исход из этой безнадежной передряги, в которую попал, выполняя очередное задание синьора Грасса.

Баки крылатой машины, недавно заправленной на секретном полевом аэродроме, так называемого, «подскока», имели особую конструкцию защиты от пулевых пробоин, тут же затягивающихся при помощи особого состава внутреннего покрытия стенок. От того-то, хотя были полны горючим, сохранили его почти полностью.

— Ну а то, что резко снизилась скорость «Сессны» из-за выпущенного и заклиненного от удара шасси — не беда, — думал он. — Полечу обратно не через столько границ, как прежде, а лишь на ближайший запасной аэродром дона Луиса, расположенный неподалеку.

Его он помнил прекрасно:

— Вроде того, где недавно делали дозаправку — в одном из многих частных владений босса.

Пилот, превозмогая боль, начал крутить ручку настройки, включенного на прием, радиопередатчика.

Ему повезло.

Довольно скоро удалось связаться с ближайшей асьендой дона Луиса, управляющий которой отнёсся вполне милостиво к, попавшему в беду, лётчику.

Он разрешил совершить у себя посадку аварийной машине.

Правда, известил об этом пилота лишь после того, как хорошенько, через собственные каналы связи, перепроверил, сообщенный им, шифрованный пароль.

— И очень хорошо, — вслух обрадовался Педро такому позволению.

Он понимал отчетливо:

— Без согласия с земли сесть там было бы небезопасно — охрана надежно держала на прицеле все возможные подступы к поместью.

Получив таким образом «добро» на приземление, раненый пилот повел свою крылатую машину, аварийную теперь, голубую «Сессну» по непредвиденному ранее маршруту.

После часа полета над дремучими зарослями гилеи показалось и само отдаленное поместье.

Роскошный особняк находился за высокими каменными стенами и на довольно значительном удалении от ближайшей деревни.

Его со всех сторон окружали клетки хорошо ухоженных — цветущих плантаций.

И лишь одна из них зеленела нетронутым дерном — для всех прочих и полиции это был простой выгон для скота, и он же — аэродром, предусмотренный на такой вот — экстренный случай.

Обозрев сверху обстановку, Педро повел свой самолет на пологое снижение.

Пилотом он был действительно первоклассным. Даже с поломанным шасси ему все же удалось, хотя и аварийно, сесть на поле.

Управляющий асьендой, встречавший «Сессну» в окружении охраны, благоразумно велел одному из дюжих парней своей свиты прихватить с асьенды сумку с медикаментами и бинтами и ждать на повозке рядом с полем.

То, что они увидели на самом деле, однако, сулило встречающим самое худшее, что они могли предполагать. Ведь, когда из низких облаков над ними появился, идущий на посадку, самолет, то из носа торчало, неубранным и погнутым, переднее шасси.

Кроме того, спустя некоторое время, когда «Сессна» приземлилась, то стало видно, как обильно фюзеляж машины пестреет пулевыми пробоинами.

Так что на асьенде очень даже удивились:

— Как это, после такого обстрела Педро Гомесу, да еще и раненому одной из пуль, если судить по радиосвязи, все же удалось, почти благополучно до них добраться?

Тогда, видно, выручила сообразительность летчика.

Сразу после выбора устойчивого курса полета, поставив управление в режим автопилотирования, он умудрится наложить на рану, сочащуюся кровью, марлевый тампон, найденный в бортовой медицинской аптечке. Сверху залепил его изрядным куском пластыря.

Все это позволило остановить кровь. Так и добрался до спасительного аэродрома.

И все же Бог видимо окончательно отвернулся от Педро в этом рейсе. Поставила же последнюю и окончательную точку в его судьбе авария, совершенная уже при приземлении.

Как ни старался пилот быть предельно аккуратным, произошло то, чего избежать оказалось просто невозможно.

Окончательно подломилось заклиненное шасси. После чего «Сессна», взрывая собой плотный дерн, изрядно пропахала луговину и скапотировала — перевернувшись на крышу кабины.

Удар был настолько сильным, что куски грунта при касании самолетом посадочной полосы полетели в разные стороны, оставив после себя след, какой бывает только после хорошего взрыва.

Вполне ожидая аварийную посадку от неисправного самолета, управляемого раненым пилотом, обитатели провинциальной асьенды дона Луиса были готовы ко всяким неожиданностям.

Тем более заранее получили предупреждение, что Педро Гомесу в воздухе становиться совсем плохо.

И хотя на краю поля уже предусмотрительно стояла легкая гужевая повозка со всем необходимым на непредвиденный случай — носилками и перевязочным материалом, обошлись без нее.

Все хлопоты оказались напрасными.

Когда встречающие распахнули дверцы кабины, заботиться было уже не о ком.

Пилот, теперь еще и изуродованный при посадке от удара о ручку управления и приборную доску, уже не подавал признаков жизни.

 

Глава шестая

В последние годы, когда простой рутиной стали вооруженные стычки бандитов с полицией, заказные убийства из-за угла и неумолимый рост наркомании, людей, казалось бы, уже не удивить ничем.

Однако, несмотря на это, в столице Колумбии события последних дней, в том числе удачная операция против наркомафии и возвращение из гилеи героев — отряда инспектора Энтони Кордо, не прошли совершенно незамеченными для общества.

В газетах появились сентиментальные описания самоотверженных подвигов участников засады на курьера. А также их решительных действий по захвату тайной базы кокаинового картеля неуловимого прежде, дона Луиса Верхилио Дасса.

И все-таки главным, что вызвало волнение, стал, на самом деле, тот самый, небольшой обрывок финансового документа из сумки «кассира», который обнаружили полицейские на тайном лесном аэродроме.

Он мог превратиться в ниточку, потянув за которую, можно было полиции выйти к секретному банковскому сейфу.

И действительно — улика, найденная в сумке погибшего курьера, кое- кого обеспокоила не на шутку.

Ведь это именно она позволяла заглянуть в сокровенную сокровищницу дона Луиса. В стальное сердце его секретного могущества. И могла раскрыть хитрую механику деловых связей.

В них же были вовлечены многие и многие из тех, кто состоял в верхних эшелонах официальной власти.

Потому не всем пришлось по нраву самоуправство инспектора.

Нашлась и зацепка, серьезный повод к недовольству:

— Та скрытность, под видом охоты на зверей, что прикрывала собой секретную операцию по поимке людей дона Луиса.

Ведь она, сама по себе, явно говорило широкой общественности о недоверии инспектора своему руководству.

К тому же ушлым газетчикам из редакций бульварной прессы это дало не просто хорошую, но и долгоиграющую пищу для размышления:

— Мол, что-то не чисто там, где бы должны были бороться с мафией, а не играть в «кошки-мышки» с теми, кто встает на ее пути!

Вот почему вызов к начальству начался для, только что вернувшегося из гили, инспектора Кордо с грандиозного разноса, устроенного ему комиссаром полиции.

— Что мне захваченные тобой миллионы? — прямо с порога своего кабинета, встретил он провинившегося подчинённого. — Плевать я хотел и на любые шифры, обнаруженные при задержании мертвеца!

Попытки оправдаться ни к чему не привели.

А там и выяснилась основная причина комиссарского гнева.

— Почему не поставил руководство министерства внутренних дел в известность о готовящейся операции? — свирепел в своем служебном рвении Эскобар Бенитес. — Как ты только мог самостоятельно решиться на такое важное дело.

В ходе словесного разноса, комиссар то и дело упирался в лицо подчиненного негодующим взором, готовым испепелить его всего целиком — от прилизанной прически до подошв форменных ботинок.

— Вдруг бы провалил вообще всё, не досталось бы и груза от дона Луиса? — услышал инспектор, невольно соглашаясь с неотразимыми доводами своего непосредственного руководителя. — Как бы нам тогда избежать скандальной огласки?

Возражения явно не могли быть приняты ни в какой форме.

Потому оставалось только, как любил повторять в такие минуты офицер среднего звена, «посыпать голову пеплом».

Потому, как бывало прежде, снова выбрав ту же проверенную тактику, общения с начальством, инспектор Энтони Кордо, покорно и терпеливо выслушивал начальственные попреки.

Но при этом он все же не хотел думать о самом худшем в этой ситуации, заключавшемся в том, что оставались реальными подозрения в отношении кого-то из полицейских «верхов», полностью продававших мафии всю информацию о том, что затевается против преступников.

Свои объяснения столь громкого разговора были и у хозяина кабинета, где на голову посетителя свалились «гром и молнии».

Проявленное им, столь демонстративное недовольство результатами операции, комиссара объяснил лично для себя нежеланием более высокого начальства поднимать лишний шум:

— Вдруг, действительно, все могло опять пойти насмарку?

И не безосновательно. Что ни говори, а который год идет нешуточная война с кокаиновым картелем дона Луиса. Только результата пока нет. Как и раньше, всё такими же неуловимыми для полиции были люди всесильного наркобарона.

Да и он сам — недосягаемым сетям, уже давно раскинутым местными судейскими чиновниками.

Но имелись у сеньора Кордо и собственные соображения, сейчас спрятанные в дальних тайниках его мозга, но на самом деле, в любой момент способные отразить любые попреки комиссара.

Будь на то воля инспектора и разрешение хозяина кабинета, он бы ответил так, что, кому-то другому пришлось бы краснеть, словно нашкодившему мальчишке.

— Зато теперь, дело сделано! — заявил бы этой «кабинетной крысе».

Но поостерегся. Не стал конфликтовать для своего же блага с представителем руководства. И только в душе проговорил все, что накопилось.

— Победителя, как говорится, не судят, — сам себя оправдывал Кордо, полагая, что не далек от истины.

Как-никак, нашел-таки и инспектор ту нить, умело потянув за которую, можно наверняка распутать теперь хитрый клубок лжи и насилия.

Впрочем, настоящим победителем он себя все же не чувствовал. Что и подтвердилось в последующие дни.

Дальнейшее проведение операции, в том числе и проверка новых фактов, добытых на лесном аэродроме, не привели к тому, чего бы хотелось.

В том самом банковском сейфе, на который вывела оплошность погибшего кассира, хоть и удалось найти немало ценного, но широкой волны арестов за этим не последовало.

В итоге всё обошлись, что называется, мелкими сошками — стрелочниками. Большинство из них отделались сравнительно легко, оставшись на свободе. Лишь меньшая часть оказались на скамье подсудимых.

Да и то, получили они по приговорам судов, лишь минимальный срок заключения под стражей.

Потому удивительно ли, что вскоре после первых сенсационных сообщений замолчали и газеты?

Видно, кому-то было не с руки поднимать скандал. Как-то незаметно публикации перекочевали с первых страниц газет на последние полосы, а потом и совсем с них исчезли.

Что объяснялось и вполне прозаичными доводами:

— Коли всё ограничилось лишь второсортными судебными процессами, состоявшимися над рядовыми исполнителями проделок устроителей сети трафика наркомафии, то прельстить такой «прокисшей сенсацией» было невозможно никого из читателей.

Последним же залпом из тех зарядов, что, с таким трудом, добыл в гилее оперативный отряд инспектора Энтони Кордо, стала публикация в оппозиционной ежедневной газете «Колумбия стар». Где, вместе с ней появились изображения самого босса преступного синдиката, добытые неизвестно каким образом, газетчиками.

Правда, авторы разоблачительного материала довольствовались исключительно обнародованием тех самых, найденных в сейфе, еще юношеских, ни к чему не обязывающих теперь фотоснимков дона Луиса.

Тем самым, они лишь добавили ореол неуловимости этому незаурядному человеку. Тому, кто десятилетиями являлся главным организатором производства на тайных базах производства в гилее наркотиков и распространения по всему миру, исключительно опасного для общества зелья.

Что же касается астрономических денежных сумм, то для кокаинового барона это был лишь легкий шок, комариный укус великану.

— Выправиться ему от такого, — понимали все. — Пара пустяков — достаточно чуть поднять цену на дозу наркотиков, и как будто ничего и не происходило.

Да еще и прибыль пойдет.

Словом, через неделю, так же быстро, как и поднялась, полностью отлегла, на самое дно общественного интереса, вся муть, взболтанная в столичной жизни полицейскими.

Подобным же образом, будто ее никогда и не было, утихла без следа и газетная шумиха.

Но ненадолго.

Как оказалось, лишь для того, чтобы тут же разразиться другой, самой свежей сенсацией, связанной теперь с иными, совсем уж трагическими обстоятельствами.

…Комиссар сеньор Эскобар Бенитес, однажды позвонил по служебному телефону в участок и немедленно велел дежурному офицера направить инспектора Энтони Кордо к нему, на одну из конспиративных квартир их отдела по борьбе с наркотиками.

Но перед этим пригласил того к телефону.

— Ты прав, дружище, Кордо, — донесло до инспектора из трубки. — Нам есть о чем поговорить с глазу на глаз, только будем держаться подальше от подслушивающих устройств, какими словно рождественский пудинг изюмом, напичканы стены и мебель в моем кабинете.

Во время встречи, состоявшейся вне стен полицейского учреждения, инспектор попытался успокоить комиссара, но лучше бы этого не делал. Так как продолжением их дискуссии стали еще более откровенные доводы для нового общения без свидетелей и «лишних ушей».

— Есть у нас в полиции предатели. Их нужно опасаться пуще всего, — заявил комиссар, не объясняя причин спешки.

Далее, приложив руку к губам, намекая на возможное прослушивание и этой конспиративной квартиры, он пригласил подчиненного ему инспектора на конфиденциальный разговор с соблюдением ещё более строгих правил конфиденциальности:

— Приходи вот сюда, — чиркнул он адрес на бумажке, которую впоследствии, прямо на глазах подчиненного, спалил на дне массивной пепельницы. — Именно там и сообщу кое-что гораздо интереснее этой всей твоей истории с захватом курьера наркомафии дона Луиса.

Имелась у сеньора комиссара и ещё одна, не менее серьезная, как оказалась, причина для опасений на счёт того, что сведения, адресованные инспектору Кордо, тоже могут попасть в чужие руки:

— Есть новые факты, собранные уже лично мною и секретными оперативными сотрудниками, работающими под прикрытием!

Дон Эскобар пошёл с главных козырей:

— Такого ты, Энтони, ещё не знаешь!

— О чём может идти речь? — не на шутку заинтересовался тот.

— Снова спешишь, — ухмыльнулся его начальник. — Всё узнаешь на месте!

Он, помолчал, словно раздумывая, после чего немного приоткрыл завесу тайны:

— Дело касается мистера Грасса!

Видя огонёк неподдельного интереса, ярко загоревшийся в глазах инспектора, его влиятельный собеседник продолжил сулить ему ещё более жирную наживку.

— Причем, получишь, самые, что ни есть весомые доказательства, — по нарастающей линии, продолжил заинтриговывать комиссар собеседника. — Будет, наверняка, круче, каких-то там, обрывков банковских счетов из сумки кассира.

И опять призвал к бдительности:

— Только сам понимаешь — никому ни слова о нашей предполагаемой встрече.

Инспектор, на самом деле, до глубины души увлечённый, столь заманчивыми обещаниями своего комиссара, тут же помчался туда, где должен был состояться их с шефом главный разговор по поводу разоблачения сетей наркомафии.

Лишь одно заставило его удивляться по дороге до места встречи:

— Это был действительно новый, совершенно незнакомый ему адрес.

В другой бы раз, он перепроверил его через соответствующую службу их полицейского управления, но теперь не мог не довериться шефу.

Ведь тот не на словах, когда можно ошибочно принять одно понятие за другое, а в письменном виде указал нужный адрес.

Такого он в своей прежней практике еще не знал. Но успокоило, как и предполагал в своих уговорах сеньор Бенитес, все сомнения развеяло, обещанное инспектору Кордо, личное присутствие там самого комиссара столичной полиции.

…Особняк, разысканный полицейским офицером, на деле оказался настоящим дворцом. Поскольку был словно скроен из белых каменных кружев.

Такой шедевр, действительно прежде не попадался даже на глаза Энтони Кордо. Да и находился он не на виду — в самом отдаленном от их центра, столичном пригороде.

Сияя на солнце остеклением высоких стрельчатых окон, здание возвышалось в густом окружающем парке. Украшая и его своей островерхой крышей, водруженной на массивные стены.

Всем своим обликом, явно напоминая о причастности постройки еще к колониальной архитектуре прошлого века.

Для пущей надежности, чтобы сбить возможную слежку, инспектор проехал ещё пару кварталов мимо цели. Там и оставив свой «джип» на, совсем уж пустынной, парковке.

После чего пешком вернулся туда, где его ожидала долгожданная встреча с источником новых сведений, разоблачающих дона Луиса.

Смело открыл ворота, ведущие на территорию особняка. И в ту же секунду навстречу ему из густых парковых зарослей раздались выстрелы.

Все было покончено в считанные мгновения.

Двое стрелявших даже не подошли к убитому сыщику, чтобы оценить дело своих рук и пистолетов. Не спеша, по той же самой песчаной дорожке, оба киллера вышли на улицу, и вскоре смешались с прохожими, умела скрывая от них под одеждой оружие.

…Похороны были организованы и прошли, что называется, по высшему разряду.

На кладбище комиссар Эскобар Бенитес произнес душевную, глубоко прочувственную речь. Выразил скорбь по поводу такой большой потери для общества. Как водится, пообещал сурово покарать подлого убийцу.

Но там где прежде работал покойный инспектор Кордо, в полицейском отделе по борьбе с наркотиками, до того, как все стало спокойно по-прежнему, еще долго недоумевали:

— Что понесло столь опытного оперативника, да еще в одиночку в тот особняк? Где давно уже не жили хозяева, отправившиеся за океан…

Сотрудникам полиции, после проведения служебного расследования и оглашения их результатов, теперь было хорошо известно, что и человек, который прежде, на короткое время арендовал строение, пропал из виду сразу после убийства.

Исчез без следа. Как ловкий хищный угорь растворился среди бесчисленных предпринимателей — мелкой рыбешки столичного бизнеса.

Хотя потом даже самым несговорчивым и упертым сторонникам борьбы с преступностью, стало совершенно не до прежних своих предположений по поводу странности этого убийства их самого уважаемого коллеги.

Появилось немало новых забот, связанных, прежде всего, со всплеском активизации все той же неуловимой наркомафии.

 

Глава седьмая

Свежую почту, которую ему доставляют всегда в одно и то же время, дон Луис начинает изучать по-особому ритуалу.

И делает это вовсе не с местных коммерческих газет и политически ориентированных изданий, излишне разноцветных.

— Более того, — по его мнению. — Напрасно издатели украшают эти свои детища различными типографскими изысками, как праздничной мишурой — рождественскую ёлку.

Синьора больше привлекает и сегодня тощая пачка листков, совсем уж серых и невзрачных — как и подобает провинциальным изданиям.

И это, не смотря на то, что его любимая «Колумбия Стар» отличается от шикарных здешних газет еще и более мелким шрифтом, куда как бледными иллюстрациями и, к тому же постоянным опозданием из-за дальнего расстояния, несмотря на достаточно дорогую доставку авиапочтой.

Но именно ее, самый свежий по времени выпуск интересует сейчас дона Луиса больше всего.

— Как там в его родной интенденсии? Что случилось нового? — задает он себе вопросы, пытаясь найти ответ на них в публикациях, отобранных референтом.

Так и есть!

Открывает очередной номер изображение физиономии франтоватого идальго, одетого по моде полувековой давности — мягкая фетровая шляпа, яркий пиджак и пышный шейный платок, виднеющийся из-под воротника белоснежной сорочки.

По снимку, конечно, трудно определить сходство того хлыща с нынешним облысевшим и обрюзгшим толстяком доном Луисом. Но помогает надпись, набранная в газете крупным, так прямо и бросающимся в глаза шрифтом:

«Миллион колумбийских песо объявлен в награду каждому, кто укажет современное местонахождение главаря кокаинового картеля Луиса Верхилио Дасса»!

И тут же в газете полное, с подробностями описание удачно проведенной в гилее полицейской засады, руководил которой знаменитый сыщик инспектор Энтони Кордо.

Потом не поскупилось «желтое» издание и на то, чтобы отвести значительную часть своей площади разухабистому репортеру, сумевшему проявить немало юмора, живописуя подробный рассказ о том, как сотрудники правоохранительных органов вышли на секретный счет, принадлежащий наркомафии и что отыскалось по нему же в особой ячейке коммерческого банка.

— Добрались-таки до потайного сейфа в столичном банке, нашли там студенческий снимок, — рыкнул хозяин кабинета так сердито, будто кто-то из редакции газеты мог его сейчас услышать.

И продолжая клокотать от вспыхнувшего было раздражения, дон Луис потянулся к сигарному ящику.

Хотя тут же он успокоился:

— Ну да бог с ними.

После чего продолжил заочный разговор с неведомыми газетчиками и читателями популярного издания из его родных мест.

— Ищут-то меня по асьендам в тропической лесной чаще, непроходимой гилее, — разразился он злорадным смешком. — А я, ха-ха, здесь — за Мексиканским заливом.

Окончательно успокоила бизнесмена, как всегда, его любимая игрушка — массивная золотая гильотина.

В нее дон Луис сунул необрезанный конец редкой, коллекционной сигары, вынутой из коробки «Короны» и с удовольствием, как всегда бывало, посмотрел за исходом борьбы металла и туго свернутого лучшего табачного листа из тех, что растут только на Кубе.

Верх и теперь одержала техника.

Прибор не только ловко отхватил край, туго скрученной из первоклассных листов душистого табака, сигары, но и после легкого прикосновения пальца хозяина к особой кнопке, выдал хищную струю газового пламени.

Непередаваемый аромат гаванской контрабандной сигары поплыл под высоким потолком внушительного кабинета.

Любой, кто бы только смог заглянуть сюда, обязательно мог прийти к выводу о том, что вот уж точно — респектабельная внешность хозяина этих роскошных апартаментов вряд ли когда посмеет кто-либо даже попытаться сравнить с изображением в какой-то там бульварной латиноамериканской газетенке.

Но если и найдётся такой, кто посчитал бы иначе, разумеется, окажись он свидетелем рабочего дня олигарха, переубедить его окажется совсем не сложно. Стоит лишь выйти ему на оживленный проспект в престижном центральном районе столичного города штата и рассеются в душе последние сомнения:

— И днем, и ночью переливающаяся огоньками негасимых неоновых букв великолепнейшая рекламная вывеска Международного картеля «Грузовые перевозки Грасса».

Всего немного изменена теперь фамилия дона Луиса, а вроде бы и совсем уже другой человек встает перед всеми.

Вовсе не находящийся в розыске Интерпола кокаиновый король — кабальеро Дасса. А солидный предприниматель, меценат, покровитель искусств — мистер Грасс.

И он же — почетный гражданин Кривпорта, неофициальный хозяин и благодетель штата.

Еще в далекой ныне юности, финансовый воротила, носящий ныне фамилию Грасс, сделал свой жизненный выбор. Но случилось это вовсе не тогда, когда опрометчиво вложил все свои, доставшиеся по наследству от отца, деньги в быстро прогоревшую транснациональную фруктовую компанию.

Значительно позднее решилась судьба.

В тот час, когда практически разоренному потомственному кабальеро пришлось переключаться на иной, чем прежде бизнес, теперь уже весьма далекий от сулящего риск, официального занятия экономикой.

Ведь осваивал бизнесмен подпольную, тогда еще только нарождавшуюся торговлю наркотиками.

Ту свою первую ошибку, которая привела к краху юношеских надежд из-за хитроумной игры биржевых дельцов, дон Луис сегодня вспоминает даже с ноткой какой-то легкой ностальгической грусти:

— Верно, мне умные люди говорили — не дано знать, где найдешь, а где потеряешь!

Конечно, по нему выходит, что пусть в юности и ошибся, но урок не пропал даром, пошел впрок:

— Отныне и навсегда он научился обличать зерна от плевел.

Заодно пристрастился держать нос по ветру. И это как выручало прежде, так и выручает до сих пор, когда имя новоявленного мистера Грасса обрело уважительную известность по всему миру.

Одним из первых в своем «банановом» государстве учуял молодой тогда кабальеро Дасса возможность поживы во встающем на ноги наркобизнесе. И весь свой предыдущий доход, полученный от грязных бандитских дел, он безошибочно, на этот раз, вложил именно в приобретение дешевых земель, в отдаленных от цивилизации горных районах лесной гилеи.

Тех самых ныне «золотых», где теперь, на его личных плантациях, окружающих комфортабельные поместья, вольготно произрастает кокаиновое сырье — листья кустарника коки.

Там же, в крайне труднодоступных для правительственных чиновников, местах, находится и еще одна гордость дона Луиса:

— Широкая сеть различных химических лабораторий!

В каждой из них, занимаются беспринципные ученики научного руководителя его корпорации доктора Лериха. На одних специалисты производят сырец — кокаиновую пасту, на других — делают из нее финишный продукт — героин.

Там же фасует готовый товар по фирменным упаковкам, специальный штат, благодаря которому этот «качественный» наркотик, ни с каким другим не спутает даже самый привередливый потребитель.

И всё же, главный взлет к нынешнему могуществу и тайной основы, и официального, находящегося на плаву, «айсберга» финансовой империи дона Луиса поджидал после очередной мировой войны.

Именно тогда, когда в гору полным ходом пошли, а теперь уже и укоренились окончательно, баснословные доходы от торговли наркотиками, началась фундаментальная закладка сегодняшней экономической базы его знаменитой корпорации «Грузовые перевозки Грасса».

Это имя дон Луис приобрел после того, как был вынужден, со страхом избегая давным-давно объявленного полицией ареста, бежать сюда в Штаты из родной Колумбии.

Правда и в трудное время, с довольным видом потирает ладони мистер Грасс, ни минуты не сидел он без дела:

— Всю свою энергию посвятил сооружению, что называется, «стиральной машины» для отмывания заработанных на коке денег.

Ею же, во многом, стала, как раз, та самая компания по строительству международного аэровокзального и транспортного комплекса Кривпорта, чья эксплуатация дает сегодня дону Луису легальную возможность иметь в своих руках неограниченную финансовую и политическую власть.

И кое-что еще:

— Право распоряжаться чужими жизнями.

…Дон Луис набрал код на замке секретера и сунул туда, в потайное отверстие, прочитанный номер «Колумбии Стар» со своим юношеским портретом.

В раскрывшемся зеве бронированного ящика он определил самое верное место столь неожиданным и плохим новостям, сам себе заявив, о принятом решении:

— Пусть паршивая газетенка полежит пока там, а после решим, что с этими острословами-журналистами делать!

Хозяин кабинета от ненависти к авторам публикации гневно скрипнул желтыми, прокуренными зубами:

— Может быть, голубчики, мы с вами, точно так, как с бестолковым инспектором Кордо поступим, а может…

Тягучий писк, подавшего сигнал электронного аппарата связи с секретарём, словно только и ждал, когда же босс закончит свои личные дела и примется за финансовые проблемы корпорации.

— Ну, кто там? — недовольно отозвался дон Луис.

— Мануэль Грилан.

Почти сразу за этим коротким сообщением последовало другое заявление, чуть ли не модельной красавицы, сидевшей в приёмной шефа.

Только уже более обстоятельное и пространное.

— Кабальеро утверждает, что пожаловал с очень важным делом, — доложила по микрофону секретарша. — Просит принять!

Не успев подобреть душой от чтения газеты, синьор Луис, тем не менее, не стал отгораживаться от всего мира за спиной своей симпатичной «привратницы» с ее грудным, чувственным голоском.

— Пусть войдет, — милостиво разрешил мистер Грасс. — Только для других меня сегодня нет, и не будет до самого вечера!

После этих слов дона Луиса, массивная, обитая мягкой кожей, дверь кабинета среагировала на распоряжения немедленно.

Легко распахнувшись, она бесшумно впустила в кабинет, первого за этот день, посетителя.

На пороге, прошмыгнув ужом, появилась фигура, словно бы копирующая дона Луиса в молодости. Знакомая хозяину офиса по только что виденной фотографии в газете — тот же лощеный пробор черной смоляной шевелюры, не менее щегольские, лихо закрученные усики.

И лишь модный, спортивного покроя, костюм разрушал иллюзию полного сходства, указывая на то, что нынешние франты все же внешне достаточно сильно отличаются от прежней «золотой молодежи».

Между тем, посетитель умел не только блистать модной внешностью, но и произносить не очень приятные фразы:

— Шеф, этот неудачник Колен, кажется, всерьез вляпался!

Нотки озабоченности в голосе посетителя повергли сеньора Грасса в состояние легкого веселья:

— Вот ведь горе горькое. Пусть его хоть громом разобьёт, одним дураком будет в мире меньше!

Рассмеялся.

Только быстро оборвал смех, поняв, что сказанное ему. Мануэлем, ещё далеко не все, о чем хотел проинформировать усатый хлыщ.

Ведь по таким пустякам соваться к нему еще никто не смел.

Потому помолчав, велел продолжить:

— Кто такой этот самый Колен? И что там у него произошло?

— Наш агент из самых, что есть, мелких, — ответил Грилан. — Прежде ничем не выделялся, а вот только что по нему кое-что особенное сержант Джерри Смитчел из полицейского управления сообщил.

При этой фамилии тоже понадобилось уточнение.

— Ну, тот еще, что у нас сидит уже полгода на «крючке», — сеньор Мануаль привычно и очень наглядно изобразил на пальцах процесс отсчета нескольких купюр из толстой пачки. — Получает по сотне-другой баксов каждую неделю за свою информацию.

— А не маловато ли приходится ему наших «бабок» за такие, прямо слово, сногсшибательные, «жареные» вести? — саркастически буркнул хозяин кабинета, с иронией включаясь в разговор.

Он был твердо уверен, что на самом деле настоящая, и оттого ценная сенсация к нему попала бы из полиции, уж точно, раньше, чем к Мануэлю Грилану.

И потому не скрывал этого обстоятельства от своего, озабоченного по мелочам, помощника.

— Кроме шуток, босс! — обидчиво донеслось в ответ. — Дело, на самом деле вполне серьёзное!

Кабальеро Грилан постарался вложить в свои слова твердое убеждение в необходимости действовать срочно и без жалости:

— Недавно в полицейской облаве, проведённой копами по различным городским притонам, вместе с наркоманами повязали и Пьера Колена — на сбыте товара.

Синьор Луис и тут отмахнулся от упрямого посетителя как от назойливой мухи.

— Дай же, кому там надо, столько, чтобы отпустили, — было велено Мануэлю.

Затем, считая разговор исчерпанным, мистер Грасс снова взялся за гаванскую сигару. Теперь уже новенькую, только что, взамен той, что ушла в дым, вынутую им, из сильно опустошенного в этот день, ящика.

— Все вас учить. В первый раз что ли? — тучный финансист разочарованно вздохнул и, давая понять, что разговор окончен, с озабоченным видом уткнулся в разложенные на его массивном столе деловые бумаги.

Только Грилана вовсе не удалось провести столь показной демонстрацией озабоченности другими, возможно, более существенными вопросами.

И всё же, далеко не на свой счёт Мануэль воспринял показательный жест хозяина, говоривший без слов:

— Мол, о чем, там еще можно говорить с этим тупицей? Пусть убирается вон!

Модный кабальеро, получивший отповедь и на словах, и намеком, тем не мене был куда настойчивее, чем того хотелось бы хозяину кабинета:

— Все не так просто, — придерживаясь своего прежнего мнения, отчаянно пролепетал Грилан. — Позвольте закончить сообщение?

Сигара была раскурена со смаком.

После чего, оказавшись окутанным клубом ароматного дыма, синьор Луис, в знак улучшающегося настроения, поинтересовался из этого своего никотинового убежища:

— Что там еще?

Таким образом, визитер получил последнюю возможность высказаться до самого конца по его проблеме. И он не стал тянуть с её реальным осуществлением.

Прокашлявшись от сигарного дыма, выпущенного струей прямо на него строгим боссом, он продолжил свой рассказ о случившемся, пока еще с незнакомым мистеру Грассу, наркоманом:

— Фараоны этого Колена вместе с наркоманами «прокрутили» через тест на ВИЧ — вирус иммунодефицита человека.

Тут сеньор Грилан понизал голос до шепота:

— Так вот — результат у него положительный.

И снова в ответ от хозяина кабинета последовало саркастическое замечание:

— Одним больше, одним меньше.

Уже всерьез жалея о том, что ещё раньше не выставил назойливого хлыща из своего кабинета, дон Луис, уже с куда меньшим, чем прежде, удовольствием лениво разлепил свои толстые губы.

— Пусть дохнет, бедняга! — усмехнулся он пустяковой озабоченности своего помощника по нестоящему его внимания поводу.

Затем, начиная уже наливаться злостью на излишне назойливого и такого непонятливого, Мануэля Грилана, финансист выплюнул из себя очередной, нелицеприятный поток бранных слов в адрес помощника.

При этом каждое из них, было словно раскаленный гвоздь, забиваемый в естество, не привыкшего к этому, молодого модника:

— Больше не желаю слышать про рядовых сбытчиков наркоты, даже если они трижды заразные и сто раз попались в лапы фараонов.

За этим он поднялся на ноги из-за своего широкого стола и сделал несколько шагов от вместительного кожаного кресла к большому панорамному окну, выходящему из кабинета прямо на главную улицу столицы штата.

— Так ведь тень на все наше предприятие, — дождавшись окончания фразы, не сдавался Мануэль, который, как видимо, готовбыл разговаривать даже со спиной своего шефа.

Он облизал пересохшие губы под своими франтоватыми усиками, ожидая еще большего разноса уже по другому поводу:

— Дескать, героин-то клиентам сбывают заразные торговцы.

И даже наяву проявил некоторые зачатки своего жалкого минимума маркетинговых знаний.

— Как бы спрос не упал? — не отступал тот от своего. — Будут и другие думать, что у нас в ходу сплошная зараза!

— Действительно! — настал черед задуматься и озабоченному хозяину кабинета.

Он остановился на половине пути к обзорному виду через закаленное бронированное стекло и повернулся в сторону визитера:

— Выход остаётся у нас с тобой только один — снять дохляка с нашего «довольствия» и гнать из города!

Каждое слово теперь походило на рекламный слоган с газетной полосы, должный убедить, кого угодно в необходимости действовать именно так, и никак не иначе:

— Пусть подыхает, где хочет.

Только Грилан и тут нашелся, что сказать боссу.

— Я уже, было, таким образом и хотел поступить, — пожаловался он. — Но этот Пьер точно ведет себя как умалишённый.

Мануэль артистически изобразил на своем лице прожжённого хитреца смешную гримасу скорбной обиды:

— Говорит, что семья у него имеется на руках, и у всех вроде бы одинаковые анализы крови.

Визитер снова принялся жестикулировать в воздухе пальцами:

— У каждого, якобы, заразный вирус нашли.

Подумав, он проявил неплохую осведомлённость научными достижениями:

— Как там его, называется? Вот — иммунодефицита. Неизлечимая на сегодня болезнь. Вот Колен с катушек и слетел — требует золотой парашют на прощание.

Гонец плохой вести, однако, вовсе завершил этот перечень огорчительных откровений. Добавил к ним ещё и последний факт.

Достав его из своего, будто бы, не имевшего дна, собственного кладезя плохого настроения:

— Или, мол, заявит на нас федеральному прокурору, если не получит кругленькую сумму на лечение и отъезд!

— Промолчит! Или рта раскрыть не сможет! — вынес приговор дон Луис. — Многих мы видели шантажистов!

Он, уже немигающим взором посмотрел на Грилана, так, будто просвечивал того насквозь как рентгеновскими лучами.

— С тем светом еще в прокуратуре связь не установили, — после минутного раздумья промолвил в дополнение к уже прозвучавшему вердикту Луис Верхилио Грасс. — Ты и займешься ликвидацией!

Он снова уселся в свое вместительное кожаное кресло за массивным столом и уткнулся в бумаги. Снова, но теперь уже бесповоротно, показывая всем видом крайнюю степень недовольства.

Потом с жестким прищуром, не сулящим ничего хорошего, глянул на посетителя.

— Да, и вот еще, — меняя тему разговора, дон Луис щелкнул пальцами. — Как там называется газетенка та, что на нас вышла.

— «Колумбия Стар».

— Вот именно. Прощупай, кто там такой прыткий и тоже пасть заткни. Больше я с ними, этими продажными газетчиками, шутить, не намерен. Пусть не думают, что им все может с рук сойти. Каждому пулю отыщем!

Стоя у выхода из кабинета Мануэль Грилан едва смиренно дождался конца руководящей тирады. Он даже начал переминаться с ноги на ногу, очевидно, обуреваемый желанием немедленно закатать рукава и в точности исполнить все, полученные в ходе этого визита, руководящие пожелания.

Но вот дон Луис выдохся и на прощание махнул рукой, как бывают, когда охотникам желают:

— Ни пуха, ни пера!

Правда, в ответ, посылать к чёрту помощник никого не стал. Массивная дверь за ним закрылась с той же стремительностью, что и впустила раньше, едва визитер понял, что можно быть свободным.

Дон Луис хмыкнул, навсегда забывая о жалкой судьбе, ожидающей беднягу Колена:

— Этот проныра, Мануэль Грилан, меня еще ни разу не подводил!

Финансист заодно вспомнил и некоторые факты из того яркого прошлого, что уже успели прославить его подручного в широких криминальных кругах нескольких латиноамериканских стран, не говоря уже о Штатах.

— Потому и сам целехонек, — само собой всплыло в подсознании кокаинового барона, ко всему подходящего с одной меркой.

Цена каждого деления на ней была — жизнь. И если нужно, ни секунды бы не промедлил, вынося приговор даже таким, как этот его преданный его раб — исполнитель особых, самых грязных поручений — Мануэль Грилан.

К тому же — единственный служащий из прежнего штатного состава, кого дон Луис взял с собой, отправляясь из Колумбии в изгнание.

Теперь и для того главным являлось их общее дело:

— Интересы «Грузовых перевозок Грасса».

 

Глава восьмая

…В семье у Алика Колена нет будильника.

Вернее, сейчас нет. Разбил как-то отец после запоя, запустив в него ботинком.

Потом, протрезвев, даже пожалел о содеянном.

Заявил домашним, чтобы простили:

— Как же ты теперь, сынок, в школу подниматься будешь?

Но дальше слов сочувствия дело не пошло.

Постоянно недосуг Колену-старшему отправиться в часовой магазин. Да и не на что, по сути, приобрести новое голосистое устройство, чтобы поднимало в урочный час его сына-шестиклассника.

И все же Алик просыпался вовремя.

Потому что выручает его лучший друг, всегда в вязаной кофте и в пласированной старомодной юбке — старушка мисс Кноптон.

Та, что живет в их многоквартирном доме по соседству — на длинном, как шахта метро коридоре.

Это она, не считает за особый труд, когда не забывает по утрам постучать в квартиру Коленов.

Как-то, когда мать Алика попыталась отблагодарить соседку, даже обиделась:

— Мне не в тягость!

И пояснила причину этого со своей светлой и доброй улыбкой на узком морщинистом лице.

— Все равно, дорогая, встаю пораньше, чтобы мою красавицу прогулять, — услышала мама Алика. — И эти несколько шагов до вашей двери мне сделать совершенно даже не затруднительно.

Старушка и на самом деле, выйдя на пенсию, теперь имела много свободного времени, которое желала потратить с пользой от общения с новой для себя собеседницей.

— А вот у тебя. Роза, сынок-то растет настоящим человеком, — однажды заявила она с явной похвалой. — И умный мальчик, и обходительный, и животных любит.

Она так и расцвела в еще более доброй беззубой улыбке.

— Вот моя-то красавица от него прямо без ума, — слова лились журчащим ручейком. — Как увидит — сразу начинает мурлыкать, едва Алик возьмёт её на руки.

Только про кошку соседки, мама Алика уже и сама все прекрасно знала из многочисленных рассказов своего сына.

Любимица мисс Кноптон — Пупси, действительно, была красавицей. Как и подобает, если ты по природе — настоящая персидская княжна.

Хотя, следует заметить, при всей своей внешней респектабельности, нравом она, однако, отличалась отнюдь не аристократическим.

Чуть зазеваешься:

— Пупси уже исчезла!

Пропадает после этого неделями, бродя по подвалам окружающих домов, где никто и не пробовал пересчитать многочисленное бродячее кошачье поголовье.

Вот уж тогда и настает черед Алика отвечать добром на добро. Все закоулки обойдет, но отыщет-таки беглянку.

После чего к хозяйке обратно несет ее любимицу, грязную, как нерадивый кочегар:

— Не одним шампунем не отмоешь.

Потому мисс Кноптон обычно старается выгуливать Пупси, исключительно под своим строгим присмотром. И выходит с ней пораньше, пока во дворе нет несносных мальчишек, любителей дразнить кошек.

— Ведь не все они такие добропорядочные, как Алик, — прекрасно знает въедливая старушка.

Вот и сегодня будит того условным стуком в дверь:

— Пора вставать!

Он не заставляет себя долго ждать.

Вскакивает с постели. Надевает на себя брюки, рубашку, курточку. Самым тщательным образом зашнуровывает ботинки. Нацеливаясь без лишнего промедления выбежать на крыльцо, а там и стремглав пуститься по разбитому асфальту пешеходного тротуара.

Тому есть повод. Ведь именно дорога в школу одно из самых любимых развлечений Алика. Правда не на всём пути. А лишь когда остается позади их квартал для безработных.

И неудивительно.

Потому что нет более унылого зрелища, чем улицы со старыми, облупившимися фасадами заброшенных домов, да убогими норами подворотен, усеянными кучами мусора.

Зато потом, в деловом центре, что ни перекресток, как самый настоящий выставочный зал ярких магазинных витрин, рекламных щитов, газетных киосков. И не так просто мальчугану успеть покрутиться у самых заманчивых из них, чтобы повертеть в руках новинки фантастических комиксов, которыми так увлекается маленький Колен.

Вот и сегодня, совсем не так уж много времени остается у Алика до начала занятий. И звонок на урок ждать не будет:

— Когда он наконец-то успеет рассмотреть все интересное.

Потому и выходит мальчишка пораньше из дому, не дожидаясь даже, когда проснутся родители.

Сам по-быстрому готовит легкий завтрак, запивает бутерброд с кленовым джемом молоком из холодильника. Потом, собрав ранец с книгами и тетрадками, выходит на улицу, тихо притворив за собой дверь:

— Как бы ненароком не разбудить, ещё продолжающих спать, отца с матерью.

Жалеет их сын по-настоящему.

— Достается им на работе, опять вот почти под утро пришли! — и сегодня вслух, исключительно для самого себя, озабоченно замечает Алик.

Но тут же мысли его перескакивают совсем на другую тему:

— Впереди ждёт столько интересных событий, что могут встретиться по знакомой дороге в школу, а в классе обязательно увидится с друзьями — мировыми ребятами.

Правда, не все из сверстников нравятся ему одинаково.

Из них один — самый толстый в классе заводила Билл Смитчел, так и вовсе не интересует Алика:

— Что ни день, жди от него какой-нибудь новой неприятности.

Обижается Колен, когда сверстник то подножку ему подставит, то урок сорвет, когда так хочется показать учителю отлично выполненное задание.

— И все-то сходит с рук этому Биллу-крокодилу! — заливисто смеется, удачно найденному прозвищу, Алик. — Как же- Смитчел-старший в полиции работает. Важный чин!

Про остальное не только вслух говорить, но и просто думать Алик не решается.

Так как сам твердо знает:

— Отец его недруга не простой человек в их полицейском участке.

Молва поработала на то, чтобы полицейскому сержанту создать широкую известность среди местных обывателей. Пусть, и не во всём лицеприятную. Первый там, говорят, коп. Придирчивый и злой. От такого не отвяжешься, если пристанет. У них в квартале даже малышей им пугают, что бы они, не очень-то озоровали.

— За баловство, мол, заберет в каталажку сержант Смитчел, — на ходу, очень похоже передразнивает взрослых Алик Колен. — Да еще надаёт малышам своим широким ремнём по первое число!

И сынок у него под стать! Вот и теперь — отличное получилось бы прозвище:

— Билл-крокодил!

Но обзываться — не в характере Алика.

К тому же еще, чего доброго, лживый и мстительный толстяк отцу пожалуется, как уже бывало:

— Опять, дескать, Колен других одноклассников подбивает на различные шалости.

Там же и до расправы недалеко. Горячим бывает Смитчел-старший на подъём и легким, на рукоприкладство.

Вот как сейчас, часто не слишком одобрительно думает о его сыне — своем сверстнике Алик.

Да только не тогда, когда попадается ему на глаза очередной комикс о похождениях Супермена.

Так и загорелись глаза мальчишки от острого желания немедленно перелистать заветную книжку. Ту самую, что увидел сейчас на прилавках книжного киоска.

— Можно на минуточку? — Алик умоляюще попросил продавца дать ему в руки новинку.

Да еще сделал это с самым независимым видом, будто бы и вправду мог сделать столь дорогую покупку, как эта.

— Валяй! — разрешил продавец.

Зашелестели глянцевые яркие страницы.

Запоем увлекся ими Алик. Так, что не оторвался, пока всю книжку не просмотрел, от корочки до корочки, от всей души наслаждаясь смелостью и необыкновенными приключениями любимого героя.

— Так будешь покупать? — оторвал его от любимого занятия нетерпеливый окрик.

После недовольства, проявленного продавцом газетного киоска, волей-неволей пришлось возвращаться школьнику из восхитительного мира фантастики в их суровую действительность.

И настроения, как ни бывало.

— Здесь тебе не читальный зал. Проваливай! — с еще большим недовольством раздается над самым ухом голос продавца. — Или, всё-таки, будешь комикс покупать?

С ехидной улыбкой торговец протянул широкую ладонь:

— Тогда гони баксы!

Вот и приходится отвечать за проявленное любопытство.

— Нет, простите, такую книжку мне уже родители купили, — извиняется Алик и, вернув комикс на прилавок, сразу спохватывается:

— Сколько сейчас времени?!

— Столько, сколько надо, чтобы опоздать! — хохочет ему вдогонку киоскер.

И глядя на то, как стремительно удаляется спохватившийся школьник, про себя же добавляет:

— Хоть и врет каждое утро, что, мол, родители-голодранцы все ему покупают, однако мальчишка хороший.

Еще и подумал в отношении своего постоянного клиента: — Может, и выйдет из него толк, если не свихнется, как его папаша. Да и мать далеко не ушла. Тоже, как и супруг — та еще наркоманка!

И не только киоскер подобного мнения.

Эту парочку все тут знают как облупленных:

— Они-то уж точно ничего не читают и не пишут. Разве, что в полицейских протоколах закорючку начертят и в объяснительных, когда в участок залетят.

— Вот, говорят, и недавно там оказались, — продолжает думать о своем продавец комиксов. — Сначала самого Колена, а потом и жену его замели фараоны.

Подобным образом киоскер размышлял долго, пока его не отвлекли от этих мыслей настоящие покупатели.

Алик же и вправду опоздал.

Пока бежал, сам себя казнил в душе за то, что уж больно увлекся похождениями Супермена-защитника угнетенных и обижаемых.

— И вот на тебе!

В его классе уже шел урок.

Размеренный голос учителя что-то диктовал.

Можно было надеяться:

— Все обойдется и никто его отсутствия не заметит. Но когда в дверь заглянул Алик Колен, все полетело в тартарары.

— Вот он, падаль заразная! — встретил его приход громкий вопль Билла Смитчела. — Гнать его в шею.

— Спидоносец!

— Отродье наркоманское!

На глазах, все еще ничего не понимающего, мальчишки быстро успели навернуться слезы обиды:

— Что я вам сделал? Почему обзываетесь?

— Еще и спрашивает, — выскочивший из-за своей парты Билл Смитчел с оттяжкой ударил его в лицо. — Иди отсюда и не показывайся, пока свой СПИД не вылечишь!

— Успокойтесь, дети! — навел порядок в классе учитель. — Сейчас же садитесь по местам!

— Ну а ты, Альберт Колен, — обратился он к ревущему от незаслуженной обиды мальчугану. — Иди пока домой и не возвращайся до решения твоего вопроса на педагогическом и попечительском советах школы.

Хохот и улюлюканье, что явно спровоцировал среди одноклассников, Сметчел-младший, не смолкали до тех пор, пока за мальчишкой-изгоем не закрылась дверь класса.

По всей видимости — навсегда!

Но об этом еще ни Алик, ни его обидчики даже не подозревали.

Как и о том, что странные и не всегда объяснимые события вот — вот начнут вторгаться в жизнь некоторых из них.

 

Глава девятая

Пьер Колен, ни раз и не два, а гораздо чаще, пытался добиться истины по поводу своего характера. Определяющего, как известно всем, судьбу человека.

И, всегда выходило, что, он размазня по жизни. Щепка, сорванная весенним ручьем. Да к тому же и самый типичный неудачник.

Его унылая, худощавая физиономия, с вечно шмыгающим простуженным носом, лучше любой визитной карточки говорила горькую правду о его натуре:

— Отличавшуюся от других такими чертами как неуверенность в себе и отсутствие желания искать настоящих друзей.

Таким же, впрочем, не только по внешнему виду, но и по своим поступкам, он был легковерным человеком и даже настоящим лодырем, для многих людей, кто знал этого бывшего парижанина, еще много лет назад подававшего большие надежды.

Всё перечеркнул тот день, когда Пьер перенес первое душевное потрясение:

— Отчисление из университета Сорбонны за участие в горячих студенческих волнениях, захлестнувших однажды столицу Франции.

Хотя для Пьера, не забывшего ничего из своего прошлого, тот поступок и выразился лишь в банальном согласии пойти с друзьями после лекций на стихийную демонстрацию.

Зато в ходе её, по роковому стечению обстоятельств, все и заварилось:

— Поджог автомобиля, потасовка и стычка с полицией, применившей оружие на поражение.

После чего один из демонстрантов — друзей Пьера Колена, проследовал на тот свет, а весь факультет из солидарности бастовал ещё половину семестра.

Только занятия потом все равно начались. Без тех, разумеется, кого посчитали за зачинщиков беспорядков.

Таких, как Пьер Колен.

…Да и в Штаты он попал не по своей воле.

Хотел там лишь переждать годик-другой, пока забудется та история. Заодно собирался и деньжат подзаработать на черный день.

Но вышло всё совсем иначе. Наступили еще худшие времена — оказался на самом дне общества. Куда бывшего студента утянули лучше всякого балласта — подружка Роза, да плод их неудачного, хотя и явно затянувшегося сверх всякой меры супружества, теперь уже, шестиклассник Альберт.

Подрастая, мальчишка становился как две капли воды похожим на отца — от веснушек на курносом лице, до робости характера.

Однако отец понимает:

— Смышлен сынок. В этом он — весь в мать. И еще одно унаследовал от родителей — полное неумение приспосабливаться к окружающему миру.

Все это давно отметил в сыне Колен-старший.

Подтверждений тому:

— Хоть отбавляй.

Вот и опять — отправился в школу, а уже через час пришел назад с разбитыми в кровь губами.

— Подрался? — старался выглядеть строже, спросил Пьер у сына.

Алик всхлипнул и виновато прижался к отцу, встретившему его на пороге их небольшой, убого обставленной квартиры.

— Ну-ну, перестань — уже пожалел проявленную строгость Колен-старший. — Хватит сырость разводить!

И стараясь успокоить сына, более участливо поинтересовался:

— В чем дело?

Услышал он в ответ такое, чего не желал бы никогда и никому почувствовать в самом дурном сне.

— Папа, а это правда, что мы всей семьёй — заразные?

Чистый, ясный взгляд сынишки, омытый — как весенний луг дождем, еще не пересохшими слезами, заставил Пьера Колена отшатнуться:

— Кто тебе такое сказал?

— В нашей школе об этом говорят все мальчишки, — как на духу вымолвил взволнованный ребенок. — Может быть, обманывают?

Он вдруг стал совсем серьезным, сделав совсем уж неожиданное предположение:

— Или кто-то велел им, таким образом, отлучить меня от посещения школьных уроков.

— Кому ты нужен, — усмехнулся отец, сделав это машинально, раздумывая пока о смысле сказанного Аликом перед этим — сразу по возвращению из школы.

После его сомнений сынишка вновь вернулся к прежнему вопросу:

— Так, это правда, что у нас у всех СПИД?

Слезы снова навернулись на глаза Алика:

— Билл-крокодил так всем и говорит!

Мальчуган подошел к отцу вплотную и почти до шёпота понизил голос, чтобы не дай Бог, не услышали соседи.

— Крокодил не просто дразнит, он еще и на своего отца ссылается, — жарко шептали сухие губы обиженного ребенка. — Мол, тому доподлинно это всё известно.

Пьер Колен при этих словах встревожился не на шутку. Имея вполне серьезные основания для испуга.

Всего лишь несколько дней прошло, как в медпункте полицейского участка поставили этот страшный диагноз и ему, и жене.

— Да и у Алика, — понимал он. — Явно, был бы тот же самый результат, что у отца с матерью.

Но удивляться не приходилось — почему все всплыло наружу? Когда в полиции служат такие, как Смитчел-старший, то возможно всякое.

Оставалось только возмущаться:

— Откуда что берется? Как столь стремительно расходятся секреты?

И объявлять риторические протесты:

— Ведь существует же закон, врачебная тайна, наконец!

Однако в семье, где и взрослые, и ребёнок, являлись носителями неизлечимой, фактически, инфекции, опустили руки:

— Ничего этого делать не хотелось.

И ещё понимал Пьер Колен:

— Даже если бы пошли они на любой протест, то в такой ситуации как у него, было бы это совершенно бессмысленным занятиям. Верно, слывет утверждение, что плетью обуха не перешибешь.

Пьер Колен скрипнул зубами от досады и резко оборвал всхлипывания сына.

— Все это сплошное вранье! — отрывисто бросил он. — Сиди дома, я скоро вернусь!

Мрачный сырой коридор, куда как ящики из какого-то гигантского шкафа-бюро выходили двери квартир таких же неудачников, что и он сам, разозленный Пьер Колен одолел в один миг.

Сам при этом удивился, как такое удалось:

— Очень быстро и без той надоедливой одышки, что уже с полгода давала ему о себе знать.

Хватило Пьеру решимости и на то, чтобы дальше тоже не остановиться на отдых. Вместо этого — сразу сбежал вниз — по крутой заплеванной металлической лестнице, выводящей прямо на улицу.

Только дальше, на ходу, к полной своей тоске, вдруг понял, что обращаться за помощью некуда и не к кому.

— Все к черту! — вслух, не замечая проходящих мимо зевак, с отчаянием выкрикнул он. — Нужно уезжать отсюда как можно дальше!

Остальной путь продолжил уже просто инерции, увлекаемый, неожиданно охватившей его злостью. Она прошла лишь тогда, когда на подходе к подземке внезапно увидел спешащую прямо ему навстречу от станции метро собственную жену.

— Подожди, Пьер. Это правда? — окликнула она мужа со столь несвойственной ей тревогой.

— Что, правда? — переспросил было Колен, но, спохватившись, исчерпывающе ответил на вопрос. — Правда, Роза!

Диагноз свой он знал немало дней.

Но все скрывал его от семьи, гадая:

— Как оказался втянутым в столь страшную болезнь?

Потом вычислил:

— Это, конечно, было еще до их скоропалительного замужества, коли и у Алика тоже проклятый вирус. И не иначе. Только кто знал, что через столько лет всплывет зараза?

Он глянул на пятна, покрывавшие руки:

— Вот, все симптомы страшного заболевания налицо! Не врут, значит, врачи.

Думал об этом все это время непрестанно. И теперь нашел с кем поделить собственную вину за случившееся:

— Напрасно, Роза, мы провели свой медовый месяц в Антверпене с теми разбитными ребятами из общества хиппи.

Он укоризненно покачал головой:

— Кололись-то одной иглой.

Жена всё поняла сразу.

Странно, но теперь обошлось даже без слез. Оказалось, что выплакала их накануне…

И часа не прошло с начала работы, когда хозяин магазинчика, где она сидела на кассе в продовольственной секции, познакомил весь коллектив со срочным полицейским извещением.

После чего, на расстоянии вытянутой руки, словно общаясь с прокаженной, вручил Розе Колен конверт с её окончательным расчетом за отработанное время.

Надеялась, правда, Роза на то, что произошло случайное недоразумение. Случилась роковая ошибка? Спешила домой, чтобы отправиться с мужем в больницу за контрольным анализом, и вот…

— Теперь и я на мели, а не только ты без работы, — выслушав жену, буркнул Пьер, в душе которого снова поднималась волна раздражения.

Выместить ее можно было и на супруге, да только не хотелось.

Для Розы у него в запасе оказался откровенный разговор, снимавший с нее часть вины за трагедию, обрушившуюся на их семью.

— Мне еще в камере подельники из числа торговцев наркотиками намекнули, что в дальнейшем отказано в товаре, мол, клиенты теперь отвернутся, — негодовал Колен. — Ну да ничего, я с них возьму откупного.

Он погрозил кому-то неизвестному кулаком:

— Мне все оплатят эти проклятые «Грузовые перевозки Грасса».

Пьер еще более распалился:

— Иначе я сумею найти управу и на дона Луиса!

Угрожающий выкрик Пьера утонул в шуме уличной толпы. Но ему и это было уже совершенно безразлично. Набравшись решимости, он оттолкнул от себя жену и нырнул в туннель метро, собираясь посчитаться сейчас же с теми, кто поставил на нем крест.

Еще оставались деньги, чтобы добраться на подземке с их городской окраины до фешенебельного района, где горела неоновым светом вывеска источника всех его бед:

Офис фирмы «Грузовые перевозки Грасса».

Именно в одном из притонов этой самой организации, еще только приехав из Европы, он — безродный эмигрант окончательно «сел на иглу». Ради собственной дозы сначала другим продавал травку, затем — героин. А потом уже всей семьей вот так и жили на проценты от выручки.

— Ничего, вы мне заплатите, — всё повторял раз за разом сквозь стиснутые зубы, шептал обозленный Колен, подходя к знакомому зданию. — Отольются вам мои слезки по самому высокому счету!

И все же в социальном одиночестве, продираюсь сквозь оживленную людскую толпу, он был недолго.

Нашлось-таки, кому и здесь заинтересоваться безродным наркоманом, каких уже научились горожане определять безошибочно.

— Пьер, дружище! — послышался возглас из-за спины.

Оглянувшись, Колен с нарастающим чувством неприязни увидел как из распахнутой дверцы, припаркованной у тротуара машины, улыбается ему золотым оскалом вставленных зубов, латиноамериканский красавчик Мануэль Грилан.

Руки невольно сжались от ненависти в кулаки.

Однако тому и это было ни по чём.

— Ты куда такой сердитый? — поинтересовался он. — Нужно беречь нервные клетки, а то они ведь не восстанавливаются!

Потом, все с той же располагающей к радушному общению, широкой улыбкой пригласил к себе в салон:

— Садись в машину, дело есть!

— И у меня к тебе, Мануэль, тоже имеется серьезный разговор, — почти в тон благодушному Грилану ответил отверженный и готовый на все Пьер Колен. — Не забыл, кабальеро, нашей прошлой встречи? Решил вопрос о «золотом парашюте?»

Он на всякий случай снова напомнил свои прежние требования:

— Как я тебя просил — поговорил с боссом?

И опять принялся за старое.

— Теперь мне терять нечего! — как заведенный, произнес Пьер то, о чём только что думал, спеша на встречу к поставщику товара.

А тут самый настоящий утешительный ответ старому знакомому нашелся у Мануэля Грилана. Он и за словом в карман не полез, да еще и не подвел ожидания собеседника.

— Не переживай так сильно, дружище, все будет тип-топ, — успокоил его модник с коротко подстриженными усиками под хищно изогнутым, как у грифа, носом. — Твои условия полностью приняты.

Произнесенное уверенным в себе должником, оказалось полной неожиданностью для недавнего полного неудачника.

— Да ну? — от неожиданности даже несколько спала решительность с Пьера. — Неужели все мои требования будут удовлетворены?!

Впервые за последнюю неделю радостная улыбка осветила его худое лицо. Которая, впрочем, снова тут же сменилась гримасой недоверия.

— Ты не врешь? — попытался Пьер Колен успокоиться с помощью добрых новостей, полученных от того, от кого их уже никогда и не ждал.

И даже переспросил по поводу всего уже услышанного, только что от Грилана:

— Говоришь, что действительно фирма пошла навстречу. И мне со всей моей семьей поможет в лечении?

Недоверие как бы обидело собеседника.

— А как же! — вновь подтвердил Мануэль Грилан то, что от него и ждал обреченный на смерть наркоман. — Садись, дружище, поехали.

Тот повиновался приглашению.

Поглотив нового пассажира во вместительное чрево, роскошный автомобиль стремглав сорвался с места.

— Какой там у тебя адрес? — все еще широко и по-дружески улыбаясь, спросил у пассажира Мануэль.

Пьер ответил.

Хотя через минуту понял, что и до его слов шофер машины — верзила с бычьей шеей — вез их в нужном направлении.

— Берем твою семью и едем на загородную виллу дона Луиса, — между тем объяснил Грилан план дальнейших действий. — Там с вами будет полный расчет.

Он ласково глянул прямо в лицо будущего богача:

— Сразу же получишь и деньги, и авиабилеты до места назначения, где никто не будет знать о вашем семейном диагнозе.

И далее его слова были, как сладкая музыка, своим успокаивающим эффектом подействовавшая, на обрадованного Пьера Колена:

— Полетите туда, где будете жить, где станете работать дальше. Ведь теперь-то в нашем городе оставаться нельзя. Про вас слух пройдет и жить станет невыносимо. А на новом месте все уладится. Там заодно и подлечитесь.

— Конечно, теперь все обойдется, — повторил за ним, как заклинание излишне доверчивый Пьер Колен, словно забыв то время, когда уже бывало нечто подобное.

Тогда, когда вот так же безропотно он согласился пойти на роковую манифестацию с сокурсниками! После чего и началась у простого студента сплошная полоса неприятностей.

Круг замкнулся.

 

Глава десятая

…Школьная бессмысленная драка до глубины души потрясла все мальчишеское существо Алика Колена. Впрочем, это была даже не драка, а простое избиение его Биллом-Крокодилом.

Но еще большее смятение в сознание мальчишки внесла общая какая — то ненависть бывших друзей-одноклассников.

До этого, хоть и был он по состоянию здоровья освобожден от занятий в спортивные часы, все же в компании приятелей Алик брал свое легкостью характера. Правда, бывало и такое, что потешались ребята его неумению действовать в самых простых ситуациях.

Как ни говори, но даже просто подтянуться на турнике, пробежать круг по стадиону, прыгнуть в бассейн с трамплина — все было для маленького Колена серьезной проблемой из-за слабости организма.

Но все же многие любили его искренне — за честность, готовность откликнуться на любую просьбу. До сегодняшнего, правда, дня, когда все закончилось нелепой стычкой в классе, когда были предъявлены чудовищные обвинения в грехах, которые он никогда не совершал, мол, хотел всех заразить.

— Ни за что не пойду больше туда, пусть хоть что угодно обещают! — раз и навсегда решил Алик, произнеся слова как клятву на будущее.

И после этого мальчишка, переполненный обидой, до самого прихода матери строил планы:

— Как сделать так, чтобы обидчики пожалели о своих злых словах.

Но тут же оставил в прошлом грандиозные планы отмщения, едва щелкнул ключ в дверном замке.

— Мама, мама! — бросился Алик навстречу Розе юный Колен.

Та была так бесконечно растрогана таким ярким проявлением чувств любимого и обреченного теперь, как и она сама, сына, что расстраивать Алика мать не решилась.

Сделала вид, будто в их судьбе ничего не произошло и все идет так, как было вчера и будет завтра.

— Ну ладно, ладно, шалун, — словно не зная того, что только что услышала от мужа о случившемся с Аликом в школе, женщина беспечно улыбнулась сыну — Сейчас будем готовить обед.

Она повязалась кухонным фартуком:

— Вот скоро придет отец, все образуется.

Действительно, прошло не так уж много времени, а на кухне уже вполне весело гудели конфорки газовой плиты, на сковородке шипела глазунья, терпко потянуло кофейным ароматом.

Все же тех грошей, что Роза Колен получила в качестве окончательного расчета в бывшем её коллективе магазина, хватило на готовку для всей семьи.

За окном тем временем раздался звук подъехавшей машины, сопровождаемой восторженными воплями детворы.

В их трущобах эта, весьма роскошная, кремового цвета «Тойота» Мануэля Грилана не осталась незамеченной.

Стайка мальчишек тут же облепила, было, блистающий лаком и хромированными деталями облицовки автомобиль, когда он остановился у дома Пьера Колена.

Однако угрожающий оскал верзилы-водителя, выглянувшего вслед за пассажиром, как ветром сдул всех любопытных обывателей.

Здесь, в беднейшем латиноамериканском квартале-гетто, мальчишки уже научились различать: «Кто есть кто?»

И лучше всяких сыщиков под любым обличием узнают гангстеров, от которых в любую секунду можно получить в лучшем случае — зуботычину, а в худшем — пулю или удар ножом.

Потому в полном одиночестве стояла дальше машина грозного мафиози, пока Пьер Колен с отличным, совсем уже не прежнем потерянном настроении ходил за своей семьей. Собирал вещи с родными, не ожидавшими столь быстрого и счастливого окончания их переживаний, обернувшихся дальней дорогой на солнечный берег моря.

Он долго не появлялся.

— Что-то лишнего задерживается этот наш малохольный наркоман, — процедил сквозь стиснутые о злости зубы, всесильный модник из числа близких приближенных синьора Грасса. — Не случилось ли чего?

Вопрос повис в воздухе. И вскоре назрел снова, да с еще большей остротой, всерьез обеспокоив лиц, ожидающих в машине пассажиров.

— Может сходить, за ним, поторопить? — после четверти часа ожидания у подъезда обшарпанного дома поинтересовался грозный водитель у сидевшего рядом с ним Мануэля Грилана.

Тот, преодолев беспокойство, как можно более беспечно отмахнулся от предложения своего сообщника.

— Пусть соберутся, как следует, — убедил его колумбиец, в том, что бежать тем просто некуда. — К чему спешить?

После чего еще и хищно осклабился.

— Немного осталось! — услышал с кривой улыбкой мрачный водитель. — Пусть развлекутся, до того как отправятся с нами в свой последний путь!

Тут выдержка изменила ему.

— Ха-ха-ха, — первым засмеялся Грилан над собственной немудреной шуткой. — К тому же вот как раз и они!

Повеселевшая после обещаний сеньора Грилана, о которых подробно за обедом рассказал Пьер, семья Коленов в тот момент уже сбегала во двор дома по, скрипящей при каждом шаге, крутой железной лестнице.

— Вот увидишь, Роза, все будет хорошо. Дон Луис вошел в наше положение, обещает помочь! — твердил без умолку Пьер.

— Привет, Мануэль! — улыбнулась молодая женщина давнишнему знакомому. — Пьер говорит, мол, некоторое время поживем на ранчо у дона Луиса.

Она достала из сумочки блокнот:

— Так, может быть, записку оставить домовладельцу, чтобы пока нашу квартиру никому другому в наем не сдавал?

На что у того уже был заготовлен ответ:

— Пожалуй, не стоит!

Само радушие было написано на, сияющей добрым участием, холёной физиономии модного хлыща.

— У босса там, во владениях, проведен телефон, — не стал он скупиться на бытовые подробности предстоящего комфортного проживания. — Так что когда захотите, тогда и позвоните, если придется задержаться.

— Хорошо! — согласилась женщина, пряча обратно, не понадобившуюся бумагу. — Пусть будет по-вашему!

Приняв решение, взрослые в семье семья Колен уже действовали без обычной робости. Полной уверенностью в завтрашнем дне они увлекли и своего сына.

Пропустив в салон первыми мужа и Алика, Роза Колен аккуратно захлопнула за собой массивную дверь машины:

— Поехали!

…Сначала миновали, сильно обветшавшие переулки их убогого квартала. Следом — мелькнули за окнами машины забитые транспортом центральные улицы Кривпорта. А потом уже широкая автострада быстро вывела их за город.

Сразу прибавив обороты двигателя, «Тойота» вошла в скоростной ряд.

Теперь за окнами проплывали промышленные объекты. Чуть позже — сельские строения. Потом — виллы богачей и даже одинокие фермерские участки.

Вначале среди пассажиров «Тойоты» шел легкий непринужденный разговор. На темы, возникающие из бытовых мелочей скорого их бытового благоденствия в загородных владениях богача Грасса.

Прислушивался к разговору старших и Алик, которому тоже было интересно узнать:

— Как хорошо будет им всем в загородном имении их богатого и могущественного покровителя!

Но когда тема пошла на убыль, он тихо задремал, положив голову на колени матери. Видно, сказались все пережитые за день волнения. Во сне же мальчишка чувствовал лишь то, что отныне все будет хорошо, тесно прижимаясь к теплому боку матери.

Роза Колен все эти годы, что прожила с Пьером, хоть и не помнила совсем уж счастливых дней, все же не может пожаловаться на судьбу:

— Было гораздо хуже до встречи с этим чудаковатым неудачником Пьером Коленом.

Пятнадцатилетней девчонкой — в поисках лучшей доли, с помощью контрабандистов, перебралась она из Колумбии в Штаты.

Думала, что сможет хоть чем-то помочь семье, оставшейся в бедной деревушке, затерянной в гущах тропической дикой гилеи.

Но действительность оказалась куда ужаснее. Вместо настоящей работы нашла то же самое, что и у себя на родине. Попала в притон, где за гроши вынуждена была делать все, что прикажут.

Вот тогда-то, на самом дне, и свела их судьба с незадачливым французом, сбежавшим со Старого Света от преследования полиции. Когда дело в их отношениях зашло достаточно далеко, и Роза поняла, что ждет ребенка, Пьер не стал отказываться от последнего, выданного ему, шанса изменить свою судьбу. Оставить в прошлом свой прежний статус изгоя общества:

— Предложил жить одной семьей.

Семейные узы завязались очень даже неплохо для обоих. У него-то уже были достаточно надежные документы, потому женитьба легализовала и его жену. Затем и Роза тоже получила вид на жительство, как супруга гражданина Америки.

Молодожены даже сумели выбраться на медовый месяц в Европу, где весело провели время в кварталах столицы Голландии, пропахших марихуаной и гашишем.

И по возвращению из Европы за океан дела пошли совсем не плохо. Так как Пьер заручился доверием Мануэля Грилана и стал выполнять его личные поручения, получая за это порой неплохие, по их меркам, деньги.

Как было тут не радоваться Розе?

Тем более что потом смогла и брата своего Педро Гомеса официально пригласить к себе на постоянное место жительства:

— Все же у того появлялась надежда стать летчиком.

Работу ему — тоже денежную и интересную предложил вот этот же самый Мануэль Грилан, что везет их сейчас в загородные владения шефа.

Помощь, оказанная Педро, в конце концов, обернулась добром. За полеты ему платили очень хорошо, и часть своего заработка он тратил на семью сестры, что помогало Коленам сводить концы с концами.

— Ничего, обустроимся, сообщу и брату, где нас можно будет найти, — думала Роза, наблюдая, как резко меняется пейзаж за окнами их, мчавшегося с приличной скоростью, легкового автомобиля.

…Проснулся Алик, когда повеяло незнакомой, солоноватой на вкус, свежестью. В раскрытые окна машины, заглушая рев мотора, доносился крик чаек.

Сразу пропал сон.

Мальчишка потянулся к окну.

— Вот оно, побережье, — не стесняясь нового знакомого, сидевшего рядом с родителями, воскликнул он. — Скоро будем на месте.

Но пришлось еще изрядно поплутать. Так как за разговором водитель пропустил нужный поворот. Убедились в этом, правда, сделав большой крюк.

— Простофиля! — злобно прошипел Грилан.

Хотя, как оказалось, наступившие вечерние сумерки были ему только на руку. Пришлось вернуться, чтобы в другом месте съехать на нужный им проселок. Тот самый, что вёл к дышащему свежей прохладой океану.

Песчаные дюны, местами на гребнях барханов поросшие чахлым кустарником, вначале долго не выпускали из своих объятий извилистую дорогу.

Но вот между острых вершин желтых песчаных наносов морских ветров открылся сначала голубой клочок. А затем, едва выехали повыше, предстал перед взором людей и весь необъятный океанский простор.

От края до края, он был, буквально усыпан вдоль берега, пенистыми шапками прибоя.

По всей видимости, начался отлив и «Тойота» последний раз чуть не зарывшись по ступицы колёс в рыхлом песке, вырвалась на влажное дно отступившего океана.

Алик, впервые оказавшийся за городом, пришел в полный восторг от всего им увиденного. Когда взрослые вышли из машины, он первым бросился вперед на песчаную косу, которая, по словам представленного ему дяди Мануэля, закрывала сказочную виллу:

— Ту самую, где их с таким нетерпением ждали добрые люди.

Перепрыгивая через мокрые комки водорослей и стайки не успевших уйти с отливом морских рачков, мальчишка забежал за скалистый выступ. Ждал многого, но не увидел ничего.

Буквально ничего кроме песка. Не было там никаких строений. И вообще ничего не было видно до самого горизонта. До тех пор, насколько можно было различить берег в наступающих вечерних сумерках.

— Наверное, снова ошибся водитель, а наша вилла расположена гораздо дальше от города? — предположил Алик. — Сейчас повернемся и поедем обратно, искать верный путь!

Ничто в эту минуту не могло омрачить его счастья.

И тут же рядом открылся взгляду мальчика небольшой грот, проточенный, видимо, в податливом песчанике штормовым накатом волны.

— Спрячусь пока в пещере. Вот все удивятся, когда я, выскочив оттуда, напугаю их! — с этими мыслями расшалился Алик и на четвереньках заполз в расщелину.

Шутка могла оказаться столь замечательной, что не стоило обращать внимание на то, как забираясь в грот, он замочил на коленях брюки и замарал ладони.

Для слабого мальчишки внезапная пробежка все же была ощутимой.

Алик с трудом затаил дыхание, стараясь точно улучить момент, чтобы внезапно и смешно показаться перед удивленными взрослыми.

Вот и они.

Однако открывшаяся взору картина страшно отрезвила Алика. Теперь было уже не до шуток. Холодная дрожь от увиденного пробежала по худенькому тельцу мальчишки.

Да и будь он постарше, вряд ли смог быть смелее, столкнувшись с тем, что ожидало их семью в этом пустынном месте.

Идущий следом за его родителями Мануэль Грилан, как-то совсем буднично достал из бокового кармана пиджака большой черный пистолет, не торопясь взвел курок и наставил оружие на своих спутников.

То же самое проделал и водитель, словно тень повторяя движения своего предводителя.

Дважды полыхнула вспышка.

Раскатистые выстрелы еще больше раззадорили низко летавших над берегом чаек.

Знал Грилан то, о чем говорил палачу, веля ему начинать расправу с недавними пассажирами:

— Больше в этом пустынном месте никаких свидетелей не может быть.

Сначала Роза, потом и Пьер одновременно ничком повалились на землю, истекая кровью из, полученных ими, огнестрельных ран.

— Где же еще этот чертов сорванец! — не пряча пистолет, спросил Мануэль Грилан у своего мрачноватого спутника, молча озиравшегося по сторонам ищущим взором сразу после того как было совершено убийство взрослых и оставалось прикончить их сына.

— Спрятался, сатана! — ответил он, убедившись в том, что на глаза им не попалось ничего, кроме пустынных дюн.

Зрение у него, видимо, было достаточно наметанными на подобные дела. Во всяком случае, он совершенно точно определил и назвал Грилану место, где им сейчас следовало искать беглеца:

— Скорее всего, бесёнок укрывается от нас вон там. В гроте.

Верзила указал рукой направление:

— Ну да ему же хуже — сам себе могилу отыскал!

Затем, словно в подтверждении своих слов, шофер злорадно ухмыльнулся и пошел прямо на Алика. Грозно ступая по его следам, четко отпечатанным на влажном песке.

Как ни напуган был мальчуган, а все же, увидев, подходящего к его убежищу верзилу, моментально сообразил, в целях самосохранения уползти от него как только можно было дальше в расщелину грота.

Того, что далее уходил от океана под массив песчаной дюны бесконечным извилистым рукавом.

Остановился, когда уже совершенно выбился из сил.

И тогда, когда после нескольких изгибов пути внутри песчаной промоины вокруг стало совсем темно.

За многочисленными поворотами, оставшимися позади, бесследно исчез и тот рассеянный свет, что еще струился со стороны океана.

Проворство маленького беглеца несказанно разозлило его неудавшихся палачей.

— Точно здесь он!

— Да только, видно, почуял что-то, звереныш?

Обменялись они мыслями по поводу перспективы поиска сорванца.

— В глубину залез! — увидел четкие следы мальчишеских ботинок и сам Грилан. — Только как теперь его оттуда выкурить?

На этот непростой вопрос, сопровождавший его, громила лишь тупо ухмыльнулся:

— Да никак!

С нескрываемым чувством удовольствия от совершения очередного убийства, он потер огромные ладони, как будто бы превращая в песок последнего из сегодняшних жертв.

— Хотели семейку Коленов изначально в этом самом гроте похоронить, — заявил он. — Пусть так и будет.

Мрачная улыбка скривила его скуластое лицо:

— Мальчишка внутри пещеры сам очень скоро склеит ласты.

И еще раз, расхохотавшись собственной сообразительности, напарник отправился прямо к берегу — за телами, убитых ими родителей ребёнка — Розы и Пьера.

Протолкнуть их туда, куда только что, как волчонок, забрался сын убитых, было для двух здоровых мужчин делом недолгим.

Потом Мануэль спрятал подальше в карман пиджака свой пистолет. Вместо этого достал уже из другого кармана плоский пакет — заряд пластиковой взрывчатки.

С присоединенным к нему заранее детонатором, тот был уже готов к делу.

Щелкнув ручкой настройки взрывателя, Мануэль нагнулся и бросил мину подальше внутрь грота.

Выпрямившись, решительно скомандовал:

— Пошли, а то шум еще привлечет кого.

И добавил, словно в оправдание спешки:

— Зачем нам лишние свидетели?

Они уже добрались до оставленной за скалистым мысом своей машины, когда позади них, там, откуда вела их цепочка следов, громыхнул взрыв.

Подточенные волнами океанского прилива глыбы песчаника пришли в движение. Монолитом сомкнулись там, где до этого чернел вход в береговую промоину.

Мотор взревел.

И вскоре на пустынной косе уже ничего не напоминало о только что разыгравшейся здесь драме. Лишь еще громче галдели чайки. Жадно хватая с берега легкую добычу — крабов и запутавшуюся в водорослях прочую живность.

Торопясь насытиться еще до того, как сюда вернется вода.

 

Глава одиннадцатая

…Жаркая удушливая взрывная волна больно толкнула в спину затаившегося в темноте Алика. Сразу стало нечем дышать в этой невыносимой смеси из запахов пыли и сгоревшей взрывчатки.

— Замуровали! — вскрикнул ребенок.

Но этот страх только придал, не достававших прежде, сил, ослабевшему от плача мальчугану. Обдирая колени и локти о щебень, устилающий дно пещеры, которая все больше напоминала ему звериную нору, новоявленный сирота безотчетно пополз вперед.

Раз или два темнота встречала его острыми гранями камней, то и дело выступающих на очередном повороте.

— Лицо теперь, вероятно, было здорово ободрано, — понял беглец, ощущая боль от ссадин.

И не разобрать было, от чего так солено стало на губах мальчишки:

— То ли от слез, то ли от крови.

Но тут еще раз больно стукнулся о последнюю преграду.

— Что это, неужели тупик? — уперся Алик в препятствие обеими руками.

На ощупь очень гладкая и холодная металлическая стена перекрывала все пространство пещеры.

— Не может быть? А как же дальше? Как я? — вспыхивало в голове у попавшего в западню мальчишки, пока он, переводя дыхание, лежал без движения на сырых камнях.

— Что это может быть? Откуда столько железа? Ведь на берегу не было никаких строений? — снова и снова, не находил он объяснений всем тем вопросам, что молнией рождались в его воспаленном от страха мозгу.

Только уже и сам он понимал:

— Ответ же на них, видно, не подскажет ему теперь никто.

…В пещере, между тем, стало заметно сырее.

Уже и появление воды чувствовалось между голышей песчаника. До этого они издавали глухой стук при каждом движении, а сейчас просто хлюпали в вязкой жиже.

На воле, судя по всему, начался прилив.

Океан накатывал на побережье волну за волной, и соленые струи уже находили себе новое русло в массиве обвала. Все увереннее и увереннее опять проникали они в ранее полностью затоплявшийся ими грот.

Маленький Колен вспомнил про то, чему учил отец, когда не получалось собрать самоделку из набора детского конструктора:

— Если что не получается, то начни всё заново.

Мокрыми ладошками Алик пошарил по стальному монолиту. Пытаясь найти щелку, выступ, или что-то другое, хоть бы отдаленно напоминающее выход.

И верно.

В самом дальнем углу, откинув несколько горстей песка, он нащупал странную решётку, в виде квадрата, столь непривычную в этом каменном мешке.

Озябшие пальцы вдруг подсказали, что решетка тут же стала даже чуть теплее, чем была вся прочая поверхность металла.

Что-то под ладонями неожиданно зашелестело. После чего дуновение застоявшегося воздуха неумолимо увлекло его вперед.

Хотя отчаявшийся, было, мальчишка мог побожиться:

— Минуту назад вместо образовавшегося прохода здесь была прочная стена.

Только выбирать не приходилось. Собравшись с силами, он сделал несколько шагов на четвереньках навстречу странно-теплому в холодной пещере дыханию.

Перемены не заставили себя ждать.

Уже не было под руками сырых и скользких камней. Не мерзла и спина, соприкасаясь с сильно понизившимся потолком. Последним же ощущением, пришедшим к нему перед тем, как впал в забытье, неожиданный пленник обстоятельств, оказалось то, что Алик почувствовал медленное повышение температуры пещеры.

В ней, от чего-то, вдруг стало как в парилке, куда часто брал с собой сына любитель финской сауны, Пьер Колен, что лежал теперь бездыханно вместе со своей женой под глыбами взорванной скалы.

 

Глава первая

…Пыль, густая, слегка сероватая на вид и чем-то напоминающая слежавшийся тальк в складках защитного резинового комбинезона, казалось, только и ждала, чтобы ее потревожили.

И дождалась своего.

Смогла обрести новую жизнь в своем замкнутом пространстве. Едва Концифик распахнул толстую стальную дверь книжного хранилища, как от вызванного этим — легкого колыхания воздуха пришла в движение вся невесомая пыльная масса.

Оседавшая за долгие и долгие годы покоя на плотно уставленных томами стеллажах, бетонном полу и даже на широких жестяных абажурах зажженных сейчас светильников, она теперь всколыхнулась и, словно живая, пришла в движение. Как будто бы случилась поземка — предзимняя, мелкая и безудержная! — показалось визитеру.

Закружилась пыль. Потекла навстречу свежему дыханию, ворвавшемуся в затхлое, хранилище из дверей, распахнутых этим, редким здесь теперь, посетителем.

— Вот незадача, как давно не убирали! — даже удивился вслух Концифик, хотя знал, что беседовать оставалось только с самим собой. Ведь, кроме него в хранилище никто не мог бы побывать, даже очень сильно захотев.

Но тут же собственное — долгое и болезненно — затяжное чихание отвлекло его от хозяйственных мыслей. Впору было возвращаться за респиратором, однако выручил носовой платок, извлеченный из кармана черной атласной хламиды.

Наброшенная на худое тело, сейчас она совсем не имела, прежде отведенного ей почтенного — академического вида.

Хотя тысячи простолюдинов мечтали бы одеться подобным образом. Но лишь единицы избранных счастливчиков из всего общества, достигнув успеха, становились мыслителями как Концифик. Проявив не только недюжинный ум и трудолюбие, но и изрядную долю изворотливости, хитрости, коварства, и предвидения возможного результата в достижении намеченной цели.

Вот и теперь он проявлял их в полной мере.

Несмотря на неприятное препятствие, грозившего обострением легочного недомогания, он не оставил своего замысла. Просто предпринял все необходимые и возможные в его нынешнем положении, меры по предотвращению нежелательных последствий.

От вездесущей пыли плотно прикрыв мягким платком лицо с хрящеватым носом и тонкими, в ниточку, губами, он оставил лишь щелку для глаз. Затем, пользуясь такой неожиданной защитой, Концифик настойчиво двинулся все дальше и дальше по старинному книгохранилищу, отпечатывая за собой при каждом шаге, четкие следы на запыленном полу.

Уверенно прошагав в самый дальний от входа угол, он достиг намеченной цели. И точно знал это. Потому что двигался он не наугад. Пользовался распечаткой каталога книжного собрания, сверяясь по этой бумаге с указателями на стеллажах.

А потому вскоре вышел прямо туда, где хранились нужные ему сейчас, материалы, касающиеся космической станции «Терсена».

Таким вот образом, своего мыслитель добился, несмотря на это неожиданное препятствие в виде пылевых отложений. И когда, нагруженный картонными папками с документами и тяжелыми фолиантами астрономических атласов, он выбрался назад из книгохранилища, любому бы увидевшему его впору было браться за пылесос:

— Столько серого летучего вещества насобирал он на себя!

Но, честно признаться, о том учёный совсем не жалел. И даже проявлял невероятный энтузиазм, и далеко не старческую же настойчивость в ходе своих поисков на давно всеми забытых книжных полках.

На обратном пути ему тоже никто не встретился.

Да и не мог бы этого сделать, знал ученый. Никому не было сюда пути через многочисленные посты охраны, даже очень захоти попасть в его холостяцком жилище.

Академику же самому было не до того, чтобы сетовать на недостаток чистоты и уюта. И теперь, ученый затворник не стал ни в чем менять прежние традиции.

Оставив, как бывало прежде, наведение полной уборки «на потом», он, не теряя более ни минуты времени, тут же принялся за главное.

Лишь кое-как стряхнув с себя пыль, собранную в безлюдном хранилище печатных носителей информации, Концифик решительно зашагал уже из подвала вверх по лестнице, ведущей в его личный рабочий кабинет.

Но как не торопился, все же не забыл аккуратно прикрыть за собой дверь, сильно растревоженного книгохранилища.

Поостерегся, чтобы не вышло чего худого, и никто другой не смог бы своевольно заглянуть в его заветный мирок. Разве что сам ещё туда отправится по другому, столь же очень важному делу?

Вот как то самое — неотложное, что сейчас заставило его перемазаться в путешествии по давно не хоженым, никем коридорам и комнатам, и там же невольно наглотаться вездесущей пыли.

Такого давно не бывало.

Хотя высокое научное звание мыслителя было присвоено Концифику еще в незапамятные времена. Совсем юношей избрав себе такую стезю, он посвятил ей всю силу воли.

При этом заставил себя забыть обо всем ином, что есть на свете:

— Кроме книг, исследований, да лабораторных опытов. Ну, а когда пришло признание, в виде заветного сана мыслителя, ничего другого уже и не требовалось ему — дряхлому, изможденному старику.

…И все же таким он был сейчас лишь внешне.

Долгие и долгие годы не меняясь обликом и сам того не ведая, он внушал знавшим его мысли о том:

— Какие же клокочущие силы и чудовищные страсти могут скрываться под маской книжного червя?!

Вот и сегодня, для многих, загляни они сюда, подтверждением такой их догадки, были бы лихорадочно горящие глаза на его аскетически худом, скуластом лице глубокого старца, обтянутом сухой, как пергамент, желтоватой кожей.

Облик — присущий всякому затворнику, не знавшему свежего воздуха, годы и годы. Который, все это долгое время провел одинаково — за стенами библиотек и в развалах книгохранилищ.

О чем, впрочем, ни минуты не жалеет Концифик.

Так было и теперь, когда ему снова удалось, судя по всему, добиться того, о чем не могли даже догадываться все остальные. Оставалось только с умом распорядиться удачей. Использовать на все сто процентов возможности, которые сулило ему очередное научное открытие, на пороге которого оказался Концифик.

И об этом (опять же, как всегда бывало), он побеспокоился в самую первую очередь.

Вернувшись из подвала, свою драгоценную добычу он занес в личную лабораторию, оснащение которой было под стать самому хозяину.

Заставленная от пола до потолка различными приборами, как невинного на первый взгляд, так и, вне всякого сомнения, самого зловещего предназначения, она наводила случайного созерцателя на любые мысли, кроме, разве что, касавшихся вопросов миролюбия.

Раскрыв сразу несколько из принесенных с собою книг, мыслитель Концифик тут же обо всем на свете забыл.

Да и как не забыть, если началась долгая кропотливая работа, требовавшая полнейшей самоотдачи и кропотливого внимания даже к мелочам. Это же ему было делом совершенно обыденным и привычным. И мыслитель, по своему богатому опыту, отлично знал, как организовать такой стремительный и победоносный штурм результата, с какой стороны и при помощи чего провести «мозговую атаку».

Привычно усевшись за своим рабочим столом, он, что называется, с головой ушел в изучение содержания фолиантов.

Информацию поглощалась вполне быстро, хотя сам процесс был сопряжен с непривычными трудностями. В том числе и надсадным чиханием. Зато не пропал зря.

Как и хотелось Концифику, он не ошибся, набрав множество информационных материалов, найденных в подвале на стеллажах книгохранилища.

Час, другой и третий раздавался лишь шелест отдельных страниц, да надсадный кашель старика. Явно, нахватавшегося лишнего в недавней пылевой завесе.

Потом, отставив в сторону всё им только что прочитанное, столь же обстоятельно он взялся за изучение астрономического атласа. Там — на очень прочных, можно сказать, что вечных, пергаментных страницах, покоились всевозможные данные об окружающем его мире. Содержались, на радость пользователю ответы на любой, самый невероятный вопрос.

Концифик был сетелянином.

Более того — часть своей исследовательской работы посвятил именно изучению родной планеты — Сетелены. И немалая доля исходного материала, размещенного на страницах справочного издания, имело его авторство.

Правда — многолетней давности.

Вернуться же к ним мыслителя Концифика заставили не совсем обычные обстоятельства. А именно — итоги последнего межпланетного Всесбора. Как называют самые престижные межпланетные спортивные соревнования.

…История их возникновения началась с давней идеи создания «Терсены» — космической станции между двумя соседствующими планетами — Терратой и Сетеленой.

Миллионы и миллионы лет они существовали в самой непосредственной близости друг от друга. И, более того, даже вместе мчались в космическом пространстве, являя собой чудесное и уникальное явление мироздания.

Общение между жителями этих двух планет началось давно.

По преданиям древних:

— С момента появления оптических систем.

Тогда же удалось наладить визуальную связь. Потом изобрели радио, телевидение и оказалось, что обитателям обеих планет уже не обойтись без непосредственных контактов друг с другом.

Так и возник замысел «Терсены» — промежуточной базы общения.

Совместный проект ее строительства был достаточно прост. Как и все по-настоящему гениальное.

Саму станцию ее проектировщики решили строить в центре силовых гравитационных притяжений этих двух планет. И теперь там, в космическом промежутке между воздушными оболочками Терраты и Сетелены после многих трудов и грандиозных затрат, в конце концов надежнее, чем на стальных канатах, и повисла «Терсена».

Сначала это была совсем даже небольшая по размерам и назначению межорбитальная научная станция. Потом, ещё более расширяясь, она превратилась в настоящее циклопическое сооружение, позволяющее теперь легко вести на ней личное и непосредственное общение братьям по разуму.

Хотя, к сожалению, не обходилось время от времени и без некоторой напряженности.

Это случалось в особые периоды. Во времена, когда, то у одних мыслящих существ — терратов, то у других — представителей их хрупкого мироздания — сетелян появлялись разногласия. Вдруг начинали рождаться собственные идеи, отличные от тех, что были общепринятыми прежде.

Касались они, в основном, относительного лидерства в их освоенном мире. Доводы и убеждения выручали не всегда. И тогда все явственнее назревал серьезный конфликт.

Вот тут-то и выручили «Всесбор» — спортивные соревнования, в ходе которых можно было проявить свои лучшие качества, как сетелянам, так и терратам.

…Но все же совсем ни эти мысли, ни рекорды и достижения всех подряд спортивных ристалищ заботили сейчас мыслителя Концифика, перед которым находилось все наследие прошлого, запечатленное на страницах книг, отчетов, документальных сборников различных текстов с воспоминаниями очевидцев. Плёнки с записями прямых трансляций с состязаний.

Больше всего интересовали учёного в настоящее время только итоговые результаты состязаний последних лет. Причем, к тому же далеко не все, лишь в отдельных видах спорта:

— В прыжках! Как в длину, так и в высоту.

Их то и изучал старик, временами чихая от пыли, скопившейся между страниц сводных отчетов.

…Листая одну за другой пергаментные листы, он делал для себя необходимые частые выписки.

Продолжалось это до тех пор, пока в графе обладателей рекордных достижений не оказалось всего одно имя:

— Бьенол.

Именно его прошлогодний фантастический прыжок, наверное, в тысячный раз показанный нынче, по телевизору и навел Концифика, совершенно случайно, на уникальное, по своим масштабам, открытие.

Грандиозность возникшей идеи тогда и сорвала академика с его любимого — глубокого и удивительно мягкого кресла, украшавшего собой его личный кабинет. Заставила идти в низ — во всеми забытый накопитель пыли — книгохранилище.

 

Глава вторая

Межорбитальная станция «Терсена» знавала времена гораздо лучшие, чем нынешние, когда ее магнитные платформы начали принимать полетные капсулы с участниками последнего по счету чрезвычайного Всесбора.

Да и повод к нему был иной, чем обычно.

И атмосфера общения уже не радовала, как прежде. Более того — она угнетала сознание, заставляла недовольно хмуриться даже прежних весельчаков.

Нет, не всем по нраву был этот Всесбор!

Вот и Бьенол придерживается того же самого мнения, которым постоянно делился с окружающими.

— Сколько раз, бывало, причаливал сюда в капсуле, чтобы поучаствовать в таких почетнейших состязаниях, какими всегда были Всесборы! — честно и открыто говорил он. — Но никогда еще не царила здесь столь, откровенная неприязнь к лидерам в отдельных видах спорта.

Теперь скорее лишь по традиции обе соседние планеты — его родная Сетелена и соседняя Террата, посылали сюда свои команды с, когда-то провозглашенными официально братскими чувствами и благими намерениями:

— Определить на деле, кто самый быстрый, сообразительный и ловкий в их мироздании?

Тем более, что и не найдешь для этого лучшего места, где бы каждый был совершенно на равных.

Сама жизнь устроилась так, что жители обеих планет оказались в отличных друг от друга условиях. Например, на более крупной по размерам, планете Террата, сила притяжения развивала у местных жителей физическую силу, мускулатуру, выносливость. Зато сетеляне, отличались от своих соперников ловкостью и быстротой.

Что и говорить:

— Найди, попробуй, общий взаимоприемлемый критерий? Докажи — что важнее — сила или ловкость?

По началу, с тех пор, как между обеими планетами повисло массивное сооружение межорбитальной станции «Терсена», все определилось к полному согласию соседей.

Тогда, действительно, Межорбитальный комплекс, устраивал всех. Возведенный в центральной точке сопряжения гравитационных сил Сетелены и Терраты, а оттого, как бы на канатах, подвешенный так между полями их притяжения, он был местом, просто идеальным для спорта.

Терраты, попадая на стадионы «Терсены» хоть и оставались по-прежнему могучими, но в непривычных для себя условиях все же были менее ловкими, чем сетеляне. На тех же, в свою очередь, на станции наваливалось появление избыточного веса. Тоже отрицательно оно влияло на «домашние» результаты. В том числе снижало собственные достижения, показанные на более малой, по размерам, Сетелене.

Вот хотя бы тот же многократный чемпион и рекордсмен Всесборов — Бьенол?

У себя на планете он легко брал, как в высоту, так и в длину десятки мер. Однако, межпланетные его рекорды, установленные на «Терсене», выглядели хоть и столь же фантастично, но уже не такими впечатляющими, как на родной планете.

— Эх, были же времена, когда всей и страсти — чья сборная победит. А теперь, тьфу, во что все превратилось! — к своему полному неудовольствию прервал нить горестных воспоминаний Бьенол.

И верно — пора было ему браться за предохранительные поручни. Ведь его полетная капсула, надежно прихваченная полем притяжения станции, подходила к одной из её магнитных платформ.

«Чмок» — чуть слышно сработали причальные присоски.

— Пора выходить! — решил для себя Бьенол.

Только оказавшись на причале, он не смог не отметить перемен к худшему, произошедших за последнее время:

— Нет у встречающих привычных улыбок.

И вообще — суровыми были взгляды терратов.

Так что, выходит, что верно его предупреждали на родной Сетелене:

— По прилету не следует расслабляться. Теперь все иное, чем прежде!

Да и задание получил он не совсем обычное.

…На очередной, но теперь вдруг ставший, чрезвычайным, Всесбор сам атлет Бьенол был послан в числе других членов делегации совсем не для того, чтобы бегать и прыгать на стадионе.

Их задача теперь:

— Убедить представителей терратов отказаться от их губительной идеи — строительства междуходов. Этаких современных межпланетных ракет, созданных в тайне, от всего мироздания, и на особых военных космических заводах.

Помнит Бьенол как верховный владетель Сетелены — Ламар знакомил их, членов делегации с секретными данными разведки. По ним выходило, что коварные и хитроумные терраты, в нарушение всех соглашений, готовятся обходиться впредь без посредничества «Терсены».

— Перемещение их боевых кораблей, так называемых — междуходов, мы не в состоянии теперь контролировать, а это значит — наша планета может оказаться в опасности — в запальчивости говорил им владетель Ламар.

И он не только предупреждал, но и сам был напуган не меньше других новыми обстоятельствами.

— Нельзя недооценивать опасность, исходящую от таких межпланетных ракет, — убеждал слушателей высокопоставленный политик. — Космических кораблей, судя по всему, начиненных смертоносным, доселе невиданным нами, оружием.

Верховный владетель Ламар подвел черту:

— Теперь перед нашей нацией встал вопрос жизни и смерти! Мы должны решить проблему самого существования нашего народа!

Никогда еще Бьенол не видел верховного владетеля Ламара таким взволнованным, как в тот час, когда тот разговаривал с ними — избранниками народа Сетелены.

Но и повод тому был, как говорится, нешуточный:

— По всему выходит, что не зря роились слухи в обществе. И на самом деле оказалось поставлено под угрозу уничтожения само существование их мироздания. Владетель лишнего не скажет!

Станция «Терсена», что стала сейчас причиной нешуточного межпланетного раздора, появилась еще тогда, когда на двух соседствующих рядом космических объектах достигли равного развития общественного, научного и технического развития. Оттого, сама собой, назрела необходимость контакта.

Причем, разрабатывалась и была принята особая система общения. Она не позволяла чужакам своевольничать. Без уведомления непосредственных соседей вести противоречивую политику. В том числе и вмешиваться во внутренние дела каждой из планет.

Мыслители обеих небесных тел рассчитали точно.

Межорбитальная станция, связавшая Сетелену с Терратой, была устроена так, что ее накопители энергии работали лишь в два цикла:

— Только тогда можно было включить узконаправленные лучи магнитного притяжения с одной планеты, если на другую с «Терсены» отправится точно такое же количество полетных капсул.

Обмен самый простой:

— Хочешь побывать в гостях, прими у себя столько же соседей.

Ну, а потом стала действующая на благо всех станция большим, правда, заочным стадионом.

Во все времена проведения Всесборов после того, как согласно жребию выступят одни, на спортивных площадках «Терсены» их сменяют другие. После чего окончательное совмещение телевизионных записей создавало у зрителей полный эффект своего непосредственного присутствия на состязаниях между лучшими представителями их цивилизации.

И вот устоявшееся положение вещей шло прахом от решения терратов летать:

— Когда им вздумается, без оглядки на соседей, используя свои собственные корабли.

И что особенно бесило соперников:

— При этом они собрались перемещаться в межпланетном пространстве, минуя станцию с ее пересадкой по пути к цели.

Что нарушало всё их, так удачно отлаженное устройство общественной жизни.

…Бьенол, прибыл с Сетелены на межпланетный спутник последним. Когда он зашел в зал заседаний, там уже шла работа.

На огромном телеэкране транслировался видеоряд, записанный накануне, во время посещения «Терсены» делегатами с соседней планеты.

Каждый из присутствующих на встрече терратов, поистине с пеной у рта, твердо отстаивал свое право:

— Летать будем когда угодно!

— Летать имеем право на чем угодно!

— Но ведь тем самым вы ставите в неравное положение нас?! — возмутился, выслушав первых выступающих, владетель Сетелены, господин Ламар.

— Ничего подобного, — усмехнулся с экрана вершитель Терраты Велигоро. — Вам ничего не стоит последовать за нами.

Сановный собеседник сузил глаза, готовясь выложить главные козыри в их споре:

— Ведь вы тоже не во всем открыты!

Поднявшись во весь рост, он гневно произнес:

— Тем более, мне стало известно, что так и есть? И не вы ли готовите нам сюрприз без лакомой начинки?!

Риторический вопрос был повторен с той же горячностью:

— Не так ли? Или я ошибаюсь?

Верховный владетель Сетелены господин Ламар с ненавистью посмотрел в самодовольное лицо вершителя Терраты и поднялся со своего места:

— Тогда нам здесь делать нечего!

Переговоры так и закончились ничем.

Разве что у Бьенола, по возвращению на Сетелену, появился совершенно иной круг обязанностей. Их — бывших всесборовцев, а теперь защитников не только спортивных интересов его родной планеты, но и самой ее безопасности, начали готовить к новому для них делу.

— Любому и всякому такое не поручишь, а вы достаточно сильны, чтобы отомстить терратам, — строго напутствовал верховный владетель Ламар волонтеров перед их отправкой в самый секретный на планете Центр боевой подготовки.

Это про его несколько зданий, упрятанных в горах, на обратной от Терраты стороне Сетелены, намекал в своем выступлении вершитель Велегоро, когда, совершенно открыто упрекал владетеля Ламара:

— В злокозненных намерениях, осуществляемых, якобы, втайне от всех.

Прошло уже несколько периодов обращения вокруг их общего светила — Гелиса с тех пор, как терраты получили сведения о тайных приготовлениях соседей.

Однако то, что же на самом деле и вполне конкретно готовилось за мощными стенами и высокими заборами тайного научного центра до сих пор для соперников оставалось загадкой:

— Тайной полной и неразрешимой.

Было это во многом еще и потому, что господин Ламар проявлял массу изворотливости и хитрости, чтобы всякий раз по только возможным причинам откладывать посещение инопланетянами его любимого детища на обратной стороне планеты.

Вот от чего столь наглым показался ему в тот миг на Всесборе намек вершителя на коварство соседей.

Сам-то, наверное, и не такое затевает, а смеет указывать, мне, как вести дела, — угрюмо глядел владетель Ламар через окно правительственного здания.

Там, на его глазах, лучшие из подданных сетелян — спортсмены-всесборовцы рассаживались в большие военные машины, ожидавшие их у входа.

— Но эти точно справятся! — потеплело у него на душе.

Просигналив, кортеж тронулся в путь. Обещавший его участникам быть достаточно долгим и лишенным всякой познавательности.

Об этом говорило уже то, что окна в пассажирских будках машин были покрыты густым, плотным, непроницаемым для любого взора, химическим составом.

Предосторожность совсем не лишняя, если хочется оставить в полной тайне, от временных посетителей, то место, куда они прибудут, повинуясь приказу верховного владетеля Ламара.

 

Глава третья

Старая передача о рекордах всесборовца Бьенола и теперь спустя столько времени, привлекла к себе внимание не только мыслителя Концифика, но и некоторых прочих рядовых телезрителей.

Во всяком случае, имелся на Сетелене еще один такой человек, которому имя рекордсмена говорило больше чем другим.

Был на планете тот, кто связывал с ним иное:

— А не только известное всем — рекорды, награды, почет, славу.

Как из рога изобилия, так и сыпавшиеся на прославленного, увенчанного лаврами чемпиона.

Причем, популярность этого неожиданного зрителя мало чем уступала славе спортивного кумира.

Ведь Садив, как звали человека, о котором идет речь, был не простым смертным, а известным всей Сетелене отважным воином — Кавалером Заслуги.

…Когда в телевизоре промелькнули последние кадры старой передачи — межпланетные арбитры вручают Бьенолу почетный Кубок за очередную, одержанную атлетом, победу, Садив, сидевший совсем близко перед экраном, протянул руку к кнопке выключателя.

Едва раздался щелчок, погасивший изображение, на его суровом, словно вырубленном из угловатого куска гранита лице, промелькнула довольная усмешка, подкрепленная воинственным возгласом:

— Так держать!

После чего, отхлебывая из высокого бокала энергетический напиток, телезритель не упустил возможность высказаться по этому поводу более конкретно.

— Молодец, пацан! — смакуя на языке каждое произнесенное им слово, Садив благосклонно разрешил своему любимчику, будто тот мог его слышать по ту сторону экрана передающей изображение установки. — Побеждай, чемпион, ставь рекорды, да только помни, ни на минуту не забывай о том, кто тебе жизнь подарил.

При этих словах он сам себя словно оценил по-новому.

— Может быть, на старость лет ты мне еще благодарность вынесешь, — раздалось перед экраном вроде молитвы от старого вояки. — Скрасишь жалкое моё существование.

Он словно помолодел внешне, когда вскочил со своего места и, выпрямившись во весь рост по стойке смирно, еще и подтянул свой, уже пухленький от немалого возраста, животик:

— Я же напомнить о себе, господин Бьенол, не забуду.

…Самой судьбе было угодно сделать так, чтобы их короткая встреча, случившаяся, в конце концов, вывела одного в чемпионы и рекордсмены, а другого произвела в Кавалеры Заслуги — сделала обладателем высшей военной награды Сетелены.

Но не очень-то рад сегодня Садив своим воспоминаниям о той незабываемой, хотя и короткой встрече.

Заметил ветеран у телевизора, что даже, как-то портится настроение, когда мысли о прошлом вдруг приходят к нему в голову:

— Уж больно много крови стоит за всем произошедшим тогда с ними обоими.

Но как ни горька, как не приносит только дурные события прошлого, как не избирательна в деталях, память человеческая, да разве уйдешь от нее?

Вот и теперь она нахлынула, сжала сердце после просмотра Садивом старой телепередачи…

…Сигнал тревоги истошными воплями сирен будит казарму.

И проходит еще только минута, как его заглушает топот сотен, подкованных сталью, сапог, раздающийся по бетонному полу и стальным лестницам.

Затем в общую какофонию военных приготовлений включаются иные звуки — лязг оружия, крики команд.

Свое подразделение бойцов, так называемых, лученосцев, капрал господин Садив вывел на строевой плац в числе первых.

Сказались, судя по всему, многочисленные предварительные уроки, проведённые умелым и опытным командиром, для личного состава своего подразделения. Эти занятия, несомненно, позволили доблестным воинам обрести дополнительно многие боевые качества.

А ещё, к тому же, такие свойства, например, как строгая дисциплина в подразделении и отменная выучка каждого воина. Вот за ними, как раз, и стоят долгие часы, дни, недели — тренировок, учебных занятий. Зато минувший тяжкий и, соленый до изнеможения, пот напряжённой учебы, в нужный момент принёс свои полезные плоды.

Причём, сразу всем лученосцам. Начиная от рядовых солдат, до самого капрала, кто был занять такой интенсивной подготовкой.

— Опыт, выходит, не прошел, даром, — вслух доволен Садив своими подчиненными. — Показали, парни, на самом деле, а не по фальшивым рапортам, кто из непосредственных строевых командиров части чего стоит.

Вот и это, пусть очень и очень краткое время, отпущенное на построение, зря им и его бойцами совсем не потеряно. Пока одни еще только выскакивают на ночной плац — широкую площадь перед мрачными зданиями казарм, кое-кто уже успел отличиться на этой территории, сейчас залитой ярким светом десятков прожекторов.

Не без гордости и отчаянного желания непременно выслужиться за счет общей выучки, Садив уже доложил начальству о полной готовности всех своих людей выполнить любой приказ, какой только ему поручат.

— Умрем за господина Ламара! — вместе с другими, с обычным своим пафосом выкрикнул счастливый капрал Садив. — Жизнь отдадим в борьбе с врагом!

Отбарабанив, положенный по ритуалу ответ подчиненных на благодарность старшего по званию, он возвращается в строй к своим воинам, каждый из которых, с ног до головы увешан различным оружием и боеприпасами.

— Да, такие бравые ребята, действительно, не подведут, — видя похвалу в глазах начальства, Садив остается довольным этим — еще одним, которым уже по счету, осмотром внешнего вида своих подчиненных.

И действительно, любо-дорого смотреть, на этих солдат, что стоят сейчас по команде «Смирно!» в общем строю. Каждый из сотен бравых, рослых и мужественных здоровяков, как один воинственно одет в камуфлированные комбинезоны, головы увенчаны стальными шлемами с высоким защитным гребнем.

Бравый вид как нельзя лучше дополняют, уже оцененные Садивом, подсумки с гранатами и запасными зарядами к лучеметам:

— Действительно, грозная сила стоит! Сияют бойцы. Все как на подбор! Все готовы без промедления выполнить любую команду. Только дай на то распоряжение и тут же ринутся исполнять самый жестокий приказ.

Один к одному замерли бойцы.

Каждый крепко прижимает руками к броневому щитку на груди свое грозное личное оружие- лучемет:

— Последуй сигнал, не остановит таких ни огонь, ни вода, ни шквальный обстрел неприятельских батарей!

Командир их особого корпуса лученосцев — советник господин Берлуг, прохаживаясь вдоль строя, между тем не торопится с объявлением долгожданного приказа.

Сначала он терпеливо выждал, когда встанут в каре — шеренгами по всем четырем сторонам плаца бойцы его корпуса. И только потом поднес ко рту мегафон.

— Доблестные воины верховного владетеля Ламара! — скрипуче, отражаясь многократным эхом, несется над головами, закованными в сталь.

При этих словах командира корпуса, шевеление прошло по рядам солдат. Все вытянулись в струнку перед начальством, подтвердив свою воинственность металлическим лязгом оружия.

А тот продолжал говорить в звукоусиливающий звуки электронный прибор, донося до подчиненных все то, что считал сейчас самым необходимым.

— Пробил наш драгоценный час мужества и надежды! — скрипел своим, явно, далеко не ораторским голосом, советник Берлуг. — Пора выступить на борьбу с врагами нации, подлыми мятежниками.

Едва звучит последнее слово, жестяным тембром рвущее слух, как тысячи глоток выдыхают вопль восторга, боевой клич корпуса:

— Жизнь за Ламара!

— Умрем за Ламара!

Такое единение пришлось по нраву начальству.

— Тогда по местам! — отдает команду советник Берлуг.

Посадка в мощные грузовики происходит столь же четко, как и вывод личного состава корпуса на плац из казармы.

Но без задержки, к сожалению, не обошлось.

Занявшие свои места экипажи тяжелых боевых машин, пока находились в полном неведении о предстоящих планах командования. И, какое-то время еще ждали, затянувшегося вне всякой меры, возвращения своих командиров. То и дело в разных местах колонны звучали то тревожные, то воинственные возгласы:

— Кто мятежники?

— Сколько их?

— Где произошел бунт?

Не находя ответов, гадали про себя все без исключения — от водителей и наводчиков башенных орудий, до десантных подразделений пехотинцев. Тех, кто покорно сидят, пока внутри машин под защитой брони. Надеясь на то, что командиры вот-вот явятся и все разъяснят.

И были солдаты недалеки от истины.

Как раз в этот самый момент на все эти вопросы пояснения старшим групп давал лично советник господин Берлуг, собрав офицеров в штабном помещении:

— Восстали глубинные рудники!

Он вовсе не драматизировал ситуацию. Но был предельно объективен в оценке сложившегося там положения. Как и полагается военному столь высокого ранга, да еще с таким богатым боевым опытом, как у него.

— Мятежники перебили охрану, сейчас громят оборудование, да ещё, при этом, вооружаются, чем могут, — продолжает командир корпуса господин Берлуг. — Наша задача — навести порядок!

Сразу за этим поступили инструкции:

— Подавить мятеж без жалости и по закону покарать виновных.

— Заряды лучеметов, во время карательной операции, не жалеть, — из его дальнейшего выступления, уяснили для себя командиры отдельных подразделений. — Главное для нас, чтобы никто из мятежников не смог уйти от наказания.

Жесткие решительные фразы лишь усиливают значимость отданного приказа.

Теперь всем стало ясным как день:

— Вот он враг — мятежники! — указало командование.

— И все мы, как один, должны одержать победу, или умереть! — безоговорочно, со слепой яростью согласились с этим приказом подчиненные.

После затянувшегося инструктажа длинная колонна броневых машин оживает. Поводя по сторонам, жерлами пушек, наконец-то техника выходит с территории казарм военного городка.

Ревут моторы, мечутся по пустому в этот ночной час шоссе яркие лучи фар. Хотя путь, где пройдут мощные гусеницы боевых машин — главной опоры власти верховного владетеля Ламара, и так достаточно ярко освещен придорожными светильниками.

Расстояние до объекта, указанного на картах предполагаемых боевых действий, оказалось, не таким уж и малым. Только с рассветом отборная часть лученосцев, после стремительного марш-броска, прибыла на место проведения предстоящей карательной операции.

Лагерем стали перед серым массивным сооружением над входом в штольни глубинного рудника.

…Бетонные стены корпусов рудника и высокие терриконы выработанной породы, как на самом деле, оказалось, опоясывает надежнейшая защитная стена. В своё время её выстроили на случай возможного отпора проникновению туда чужаков или бегству с запретной территории любого смертного.

Для острастки горячим головам, дополнительно, вся эта внушительная изгородь опутана поверху стен, колючей проволокой с пропущенным по ней электрическим током.

Сила же его и мощь, от того особенно осознается, хорошенько осмотревшимся по сторонам капралом Садивом и его подчинённым, что в утренних предрассветных сумерках голубым огнем, казалось, светились даже фарфоровые ролики изоляторов.

Хотя на самом деле это были блики дополнительного освещения запретной зоны, простреливаемой со всех сторон пулеметами охранников с вышек, расположенных по периметру заграждения.

Кажется прибывшим воинам:

— Без них, разрешения, даже мышь не найдет щель на свободу, не проскочит через столь солидное и продуманное до мелочей препятствие.

Но сейчас вокруг отрыты в полный профиль еще и окопы. Пока, правда, в них засели наряды внешней охраны, вооруженные, правда, не столь мощно, как бойцы из корпуса советника Берлуга — лишь винтовками.

Оно и понятно приехавшей воинской части:

— Наиболее современные средства уничтожения врага, эти самые лучеметы, такие, что имеются у них в подразделении, выдаются, далеко не всем военнослужащим. Доверяют их только самым надежным солдатам — из карательных частей!

Вроде тех, где служит капралом господин Садив и его однополчане.

Поэтому, прибывшие к ним на выручку, дополнительные силы, направленные сюда из столицы государства, державшие оборону, охранники рудника встретили восторженными возгласами.

Ситуация, судя по докладу начальника частей охраны, к моменту появления присланных господином Ламаром боевых частей, прояснилась пока лишь отчасти.

— Точно известно, что против правительства поднялись глубинные рудокопы, — доложили проштрафившиеся охранники. — При этом они уничтожили внутренние вооруженные посты, разгромили жилища служащих рудника.

Однако главное остаётся до сих пор не ясным:

— Готовятся ли глубинные бунтари выйти из своих нор наружу или предпочитают обороняться в глубине, прячась в бесчисленных лабиринтах шахтных выработок?

Это-то и предстояло узнать самим лученосцам, прежде чем начать, порученную им, карательную акцию.

— Как это доподлинно выяснить, исключительно ваше дело, советник Берлуг! — доложил старший над внешней охраной.

Заодно, не без душевного облегчения, он передал и полное командование, и всю ответственность за общий исход вновь прибывшему высокому воинскому начальнику.

 

Глава четвёртая

…Таких глубинных, многоярусных, автономно устроенных рудников, каким является ныне взбунтовавшийся объект, на Сетелене существует немало. Именно они и составляют основу могущества верховного владетеля Ламара.

Ведь, как-никак, дают львиную долю коммерческих поступлений в государственную казну! Которая одновременно является и его собственной копилкой.

В основном, валюта поступает за счет продажи соседней Террате урана и прочих полезных редких ископаемых, добываемых в недрах Сетелены. Причем, эти природные ресурсы идут на нужды тамошнего вершителя власти господина Велегоро в неограниченных количествах.

— Только вот зачем соседней планете столько расщепляемого сырья? — долго оставалось загадкой всем на Сетелене.

В том числе и для господина Ламара ответ на этот вопрос был страшной и неразрешимой тайной до самого последнего дня.

Но как ни высока все же цена продаваемой руды, еще выше могла бы стоить ее добыча в глубинных шахтах. Достичь полной нерентабельности, если бы не…рабы.

Тысячи жалких существ копошились в душном чреве сущего ада, где люди постоянно находятся в условиях жесткого радиационного облучения. Многократно подорожала бы добыча полезных ископаемых и в том случае, если платить рудокопам как следует, и к тому же обеспечивать им при этом, соответствующую защиту. А то неплохо было бы и менять, время от времени, и свежие вахты шахтеров.

Однако подобные мероприятия совсем не заботят верховного владетеля планеты, господина Ламара.

— Простых сетелян и так очень много, — любит заявлять он в кругу приближенных сановников. — Тогда как средств у нас в бюджете, наоборот, слишком мало!

Вот и решил он однажды заявить на всю планету страшные слова, от которых подданные пришли в неописуемое волнение.

Звучали они так:

— Пусть рабы заботятся о себе сами!

Тем более, что имелась, по его мнению, вполне и приемлемая альтернатива:

— Не захотят опускаться в забои добровольно — заставим!

Эти его слова, как показало дальнейшее развитие событий, не разошлись с реальным делом.

Так и превратились глубинные рудники в каторгу, а его рабочие — в жертвы казны Ламара:

— В живых мертвецов. Стопроцентно обреченных на лучевые болезни. И, в конце концов, на смерть.

…Капрал Садив, разглядывая в бинокль место предстоящего боя, вспомнил и то, что, далеко не всем уж так тяжко было в подземных выработках:

— Лишь служащим рудников, обладателям начальственных постов было там все же легче выживать, чем остальным смертным.

Да и никто не скрывал, что только на них имелись в достатке защитные костюмы, респираторы. И даже — благоустроенные квартиры на тысячеметровой глубине особых — жилых горизонтов.

При этом каждую из них надежно защищали толстые свинцовые экраны, предохраняющие сетелян от ионизирующих излучений. Кроме того, любое такое жилье избранных получало мощную систему принудительной вентиляции. Не говоря уже о том, что само начальство, инженеры и техники рудников без ограничений снабжаются высококалорийными продуктами, а своих детей учат в наилучших престижнейших школах, расположенных на поверхности Сетелены.

О потомстве же простых шахтеров и речи не шло. Более того — неукоснительно соблюдался секретный приказ верховного владетеля Ламара о сплошной стерилизации глубинных рабочих. У тех же, кому удавалось ее каким-либо образом избежать, дети умертвлялись сразу по рождению.

И все это, якобы, из самых, что ни есть, гуманных соображений:

— Ради предотвращения появления мутантов.

Главное — цель стоит благая.

— Тогда как за ее достижение можно и пострадать, считает господин Ламар. — Такова и государственная политика Сетелены.

Страшная участь рудокопов хорошо известна Садиву:

— Бывали в прошлом случаи подобные сегодняшнему мятежу.

Успел он наглядеться на их страшные последствия прежде, когда доводилось выполнять нечто подобное.

И еще от того, что видит он рудник воочию далеко не впервые, то вполне наслышан о порядках, царящих на глубине:

— Уж очень много ходит об этом разговоров.

Они-то и дополняли то, что уже хорошо знает капрал отборных лученосцев.

Не раз уже участвовал он в подавлении подобных вот этому мятежей. И хотя, как и все лученосцы, капрал полностью разделяет политику своего правителя Великого Ламара, все же никак не может понять:

— Тупости рудокопов!

Безропотно верят они в один и тот же страшный диагноз медиков, когда им выносят труп очередного младенца:

— Ребенок у вас родился мертвым.

— Я бы вот им показал, убей они моего сына! — вспыхнул было капрал Садив, в разговоре с подвыпившими, как и он сам, приятелями.

Но вовремя прикусил язык. Потому и уцелел в своем нынешнем статусе. Не стал одним из тех, кто гниет заживо на глубине рудных урановых выработок.

С тех пор, на трезвую голову оценив допущенную оплошность, уже не позволяет себе ни какой крамолы. Более того, едва появляется у него в мозгу какое сомнение, тут же отгоняет от себя саму, столь кощунственную, мысль:

— Критиковать режим без оглядки на возможность самому оказаться в среде обреченных.

Вот и теперь наблюдая за местом предстоящего сражения, он старается представлять себе врага не затравленным и униженным непосильным трудом, а как достойного соперника — дерзкого, хитрого и тоже способного на любую жестокость.

Так он прижимает к лицу окуляры оптического прибора, что появились, наверное, круги под глазами. Благо, что разглядывать внешность Садива сейчас некому. Не считая подчиненных. Число кого, судя по всему, вот-вот будет значительно сокращена бунтовщиками.

А тут окончательно стало не до размышлений на отвлеченные темы о жизни на планете и собственном благополучии.

Пора было приниматься за дело.

…Сигнал о начале штурма мятежного рудника поступил сразу после того, как советник господин Берлуг собрал исчерпывающие данные о численности восставших, их планах и возможностях вести оборону.

Сделать это оказалось делом не очень-то хитрым.

Ведь тайные телевизионные камеры, микрофоны подслушивающей сети пронизывали все и вся:

— Как в забоях, так и в подземных казармах рабочих.

Кроме того — и в жилых помещениях администрации рудника нельзя было скрыться от всевидящего ока и, не менее внимательных ушей. Причем, вся эта мудреная аппаратура имела и свою автономную систему питания. Потому могла служить при любых ситуациях:

— Нужно было только использовать соответствующие программы, чтобы получить доступ к кабельным линиям.

Вот почему, подключившись к ним, уже через несколько часов руководившей операцией подавления советник Берлуг имел точную карту возможных очагов сопротивления.

Знал он даже имена вожаков.

Потому был озабочен лишь одним и тем же вопросом, озвучивал который перед всяким, с кем сейчас общался:

— Какую бы лютую казнь придумать для зачинщиков мятежа?!

…Первыми на штурм пошли, со своим тяжелым вооружением, самые подготовленные к карательным акциям воины из всего их корпуса лученосцев, совершенно безжалостные в своих действиях к любому противнику.

Их бронированные латы, от которых как горох, без вреда для самих солдат, отскакивали пули восставших, позволяли наступавшим на рудник воинам не бояться рудокопов. Каратели сомкнутым строем вплотную подошли к забаррикадированным воротам, и когда раздалась команда:

«Пли!»

Из стволов их смертоносного оружия, огненными стрелами, вырывались разящие струи раскаленной плазмы. Даже легкое касание этого, чудовищного по силе, огня выжигало все и вся на своем пути.

Идя следом со своими, разгоряченными боем, подчиненными, капрал Садив, как обычно, выполнял совсем уж прозаическую задачу.

Он — добивал раненых и изувеченных. Не оставлял в живых никого из тех, кто остались лежать на поле боя после прохода первых рядов атакующих.

Для того, чтобы все его служаки, нисколько не боялись того, что найдутся свидетели такой работы:

— Ведь, сзади «подчищает» их работу строгий командир.

Так что капрал Садив исполняет, доведенный ему, приказ командования без зазрения совести.

Полагает твердо и в том не желает отступать от главного своего принципа. А заключался он в одной, но емкой фразе:

— Лученосцы вправе не сомневаться, как в правоте своих действий, так и в том, что в живых здесь не останется больше никого.

Судьба рудника тоже не волновала капрала и его людей.

Спроси господина Садива на этот счет, брякнет своей лужёной глоткой без запинки:

— На замену покойникам, новых рабочих завезут.

К подобной развязке, и теперь все шло своим чередом. Не оставляя никому из бунтарей ни малейшего шанса на спасение. Так как, подобный штурм одновременно велся в десятках других мест, где тоже имелись колодцы, ведущие вглубь восставшего ада.

— Ну что, выжгли эту заразу на вашем участке? — требовательно и без намека на возможность отрицательного ответа, раздалось в наушниках радиотелефона Садива, когда все уже было практически покончено.

Прежде, чем рапортовать, он огляделся вокруг себя.

И остался весьма довольным всем увиденным. Повсюду смрадно чадили догорающие трупы, зияли обугленными оскалами двери комнат, вдоль коридоров тянулись полосы запекшейся крови.

— Так точно! — потому уверенно последовало в ответ долгожданное начальством заявление подчинённого.

А для пущей убедительности полетело по проводам и дополнение к решительному и бесповоротному отчету.

— Остались только пленные, — четко отрапортовал капрал. — Ждут приказа по свою мерзкую душу!

Он был искренне доволен делом рук своих подчиненных. И для заполнения ведомостей на получение наград и денежного довольствия, успел приготовить серьезные цифры, способные ужаснуть кого угодно, но только не чинов из их карательного армейского подразделения.

Вдобавок к ним, имелись и вполне конкретные, наглядные результаты. На участке, где прорывались его бойцы, победители успели даже убрать за собой покоренную территорию.

Вагонетки для подачи наверх руды были уже доверху заполнены трупами мятежных рудокопов.

Из своего богатого профессионального опыта, капрал Садив знал и то, что как только восстановится подача энергии в силовые линии электровозов, вся эта масса обугленных тел уйдет сначала наверх, а затем — на биологическую переработку:

— Не пропадать же добру.

И все бы ничего, да беспокоила его вот эта горстка, буквально чудом уцелевших в таком сражении, отщепенцев. Тех, кого сейчас окружали конвойные из числа лученосцев. И все они не очень-то радовавшихся такой перспективе. Всеми своим злобным видом и грубостью показывавших полное нежелание караулить неопасных более врагов. Вместо того чтобы заняться куда как более приятной и полезной миссией — сбором трофеев.

Ответ капрала Садива, между тем, серьезно озадачил командира.

— Пленные у тебя имеются, говоришь? — переспросила телефонная трубка таким тоном, что казалось возможным появление из дырочек в динамике грома и молний. — Откуда им было взяться?

Нотки недовольства еще явственнее послышались в клокоте начальственного голоса, доносящегося по проводной связи:

— Ведь отовсюду докладывают, что восставшие сражаются до конца!

И тут, как для безусого новичка, не разу не бывавшего в сражениях, даже процитировал рапорты других капралов:

— Живыми никто не сдаётся!

Прямо ответить на этот вопрос советника Берлуга капрал Садив сейчас не мог по уважительной только в своих глазах, причине:

— Сам очень удивился докладу своих лученосцев о том, что произошло в одном из жилых этажей.

…Этот отряд прочесывал квартиры бывших служащих. Проверяли всё там на случай:

— Не спрятался ли там кто-нибудь из участников мятежа?

Людей в подразделении набралось гораздо больше, чем было нужно. Да и действительно, кто не захочет поискать добычу в богатых комнатах государственных служащих?

Поживиться тем, что осталось от бывших хозяев:

— Такая работа, совсем не докучливый обыск в казармах нищих рабов-рудокопов.

И вот надо же такому случиться. В одной из начальственных квартир, восставшие, вдруг решили сдаться на милость победителей.

Морщит лоб под стальной каской капрал Садив. Беззвучно шевелит губами, выбирая слова для объяснения. Но времени на это ему никто предоставлять, как оказалось, сегодня не намерен.

— Так я повторяю, что за пленные, откуда они взялись? — уже просто, как зверь рычал от негодования на капрала советник Берлуг, предельно взбешенный долгим молчанием провинившегося перед ним командира подразделения карателей.

— Сейчас выясню, — послушно вымолвил тот, в надежде реабилитироваться за допущенную ошибку. — Как только что узнаю, сразу доложу!

— И чем быстрее, тем для тебя лучше! — действительно смягчился тембр голоса в наушниках радиотелефона. — Учтите только одно — живыми никого из них наверху никто не должен увидеть.

Но и без того знает капрал:

— Всем им один приговор — смерть!

Да и сам считал, что нечего теперь с исполнением его медлить.

Потому даже обиделся на недовольство советника.

— Что, я сам, олух, не понимаю ситуации, — обругал собственное преступное промедление капрал Садив. — Будто не знаю, что пленных нужно было бы судить.

А там, наверху, кто его знает, какие всплывут подробности штурма? Скрывать же было что! Не говоря уже о методах и приемах, применявшихся карателями советника Берлуга.

Таким образом, живых бунтовщиков никто и не желал видеть.

— Веди туда, где вы прошляпили! — бросил капрал посыльному. — Там и решим всем скопом судьбу обречённых!

После этого щелкнув тумблером на щитке защитного снаряжения, отключаясь от связи с начальством, он пошел вслед за лученосцем. Смело шагая по обожженному после жаркого боя, усыпанному обломками разбитой крепи, тоннелю.

…Представшая картина полного разгрома рудника ужаснула бы любого, только не многоопытного господина Садива. Он успел повидать немало кровушки за годы своей службы в карательном подразделении. Да и сам пускал ее без меры у тех, на кого ему показывало начальство.

Потому и теперь ничему удивляться и возмущаться не стал. А наперед решил, что и теперь, как в прошлые подобные операции, и в дальнейшем станет предельно точно следовать полученному приказу.

На месте все оказалось именно так, как он и предполагал:

— Нет, не зря про себя, он обвинял лученосцев в мародерстве.

Там, где находились решившие сдаться мятежные рудокопы, капрал Садив без труда опознал покои распорядителя администрации:

— Значит и ценного добра там имелось столько, что просто грех было выжигать его вместе с обреченными на смерть участниками восстания.

Жалкое зрелище представляли собой эти несколько мужчин и женщин, оказавшиеся в руках карателей.

Обряженные в, опаленные во время боя, лохмотья, некогда бывшие им рабочей спецодеждой, они видимо, довольно долго оборонялись, как могли, прежде чем сложили оружие. К тому же, за то время, что решалась горестная участь, обреченных на расправу без суда и следствия, пленников, успели изрядно приложить к ним свои кулаки и приклады оружия лученосцы.

Синяки и кровоподтеки покрывали лица изувеченных, но еще чудом живых людей, стихией поднятых с самого дна рудника.

— Господин капрал! — определив по нашивкам на мундире старшего среди солдат, обратился к господину Садиву один из пленных. — Там, в квартире есть чей-то ребенок.

В разговоре обреченный пленник старался, даже теперь, когда надеяться было ему не на что, держаться независимо. Что и делал. Даже просьбу свою высказал с демонстративным чувством собственного достоинства.

— Я думаю, сын кого-то из служащих рудника, — услышал от него командир карателей. — Родители-то, видно, погибли, а он…

Досказать говоривший не успел, с такой силой нанёс ему пощечину капрал.

— Убийцы, твари! — при каждом слове он вновь и вновь бил незнакомца по лицу кулаками, затянутыми в кожу боевых перчаток. — А еще, мол, думают…

Он отошел на шаг назад, навел на обреченных ствол своего лучемета, нажал на спуск и методично, как в тире, провел по ним тонкой нитью разящего луча. Перерезав каждого на две части, свалившиеся ничком ему под ноги в тошнотворном дыму жареной человеческой плоти.

…Негодование, хоть и было частью наигранным, все же помогло Садиву найти выход из тупика, куда загнали его и мародерство подчиненных, и приказ начальства.

Потом, когда все было кончено, хотя и пожурили его при разборе итогов подавления мятежа за самосуд и убийство невооруженных людей, однако первому вручили и высшую награду: Драгоценный знак Кавалера Заслуги.

И все же, остался на душе неизгладимый осадок. Что саднил даже теперь, когда Садив уже давно отошел от дел.

…Погибшие тогда не обманули.

Там, где и указал впоследствии уничтоженный рудокоп, в разгромленной квартире высокопоставленного чиновника — главного распорядителя администрации рудника, нашел капрал мальчика, укутанного в шелковые дорогие простыни.

Внимательно глянул ему в мордашку, склонившись над ребенком своим закопчённым от дыма боя, грубым, словно вытесанным из цельного куска дерева, лицом.

Найденыш молчал.

Никакого страха от всего, что увидел, он не выказывал. Лишь поводил ясными глазенками, с любопытством разглядывая обстановку роскошной опочивальни бывших хозяев апартаментов.

— Придется выносить тебя отсюда! — сжалился капрал Садив, хотя мог и этого одним движением ствола лучемета, превратить и это живое существо в сгусток горелой плоти.

И всё же, он решил сообщить о ребенке, чудом выжившем в разыгравшейся трагедии. Благо, что под категорию пленного, тот не подходил. Да и свидетелем не мог быть по несмышленому еще возрасту.

— Пусть решают его судьбу наверху! — определил свое отношение капрал для подчиненных. — Вытащим мальчишку и передадим, прибывшим на смену погибшим коллегам, гражданскому руководству рудника для дальнейшего определения участи.

Погибло тогда на руднике много народу. Одни — от рук восставших. Другие — понесли кару лученосцев. Потому, торопясь поскорее закрыть эту странную историю, не стали тогда долго гадать: — Чей ребенок оказался спасенным? Скорее всего, как и говорили перед смертью мятежники, был найденыш родным сыном самого бывшего главного распорядителя администрации рудника.

Его имя — Бьенол, как раз и записали в регистрационную книгу приемного покоя школы-приюта, куда принес капрал Садив свою живую находку.

Прошли годы. И вот, та давняя история вновь потревожила судьбу отставного военного.

— Нет, не зря я тебя, парень, тогда оставил в живых, — сейчас, в одиночестве попивая из высокого бокала энергетический напиток и не боясь проболтаться в одиночестве, самодовольно похвалил сам себя ветеран вооружённых сил господин Садив.

Не отрывался он при этом от телеэкрана. Где, как раз, вновь повторяли запись победного прыжка рекордсмена и чемпиона, носящего то самое, знакомое имя — Бьенол.

 

Глава пятая

Навалившиеся многочасовые тренировки с отягощением были для Бьенола делом совершенно обычным.

Как и прежде — во время подготовок к Всесборам, он давал себе лишь небольшие перерывы на сон, да на принятие пищи. Только теперь шла вовсе не подготовка его к выступлению на межорбитальном стадионе.

Он носил военную форму и его, как и сослуживцев, из числа курсантов закрытого военного учебного заведения, привлекали инструкторы к преодолению тысячемерных дистанций, проложенных по горным тропам. Куда молодые новобранцы выходили в любое время — и днем, и ночью.

Не считаясь при этом даже с непогодой.

Благо, хоть смены времени суток практически никогда не знали сетеляне. Потому, что после захода Гелиса его яркий свет отражался от мощного голубого диска соседней планеты, заполнявшей собой весь горизонт над родной Сетеленой.

«Обжился» бывший спортсмен и на тренажерах роскошного, оборудованного по последнему слову физкультурной техники, спортивного зала. Привык спать в специальном костюме, имитирующим усиленную тяжесть. Как раз, именно такой вес, что ждал их на Террате при выполнении какого-то особого задания верховного владетеля господина Ламара.

— Его суть еще только предстояло узнать по завершению всей подготовки, — на занятиях, что ни день, утверждал руководитель их группы.

Был им, отозванный по такому случаю из запаса, знаменитый на всю планету воин — Кавалер Заслуги капрал господин Садив.

Только одно вгоняло Бьенола в злую тоску:

— Обязательное посещение им, точно по графику, личной лаборатории мыслителя Концифика.

Уже первая встреча со стариком не сулила им — нескольким добровольцам — ничего хорошего.

Тогда мыслитель обвел каждого цепким колючим взглядом, сверкающим из-под густой щетины длинных седых бровей, так не вязавшихся с лысым черепом, обтянутым желтой кожей.

Пристально и не моргая, как змея, готовая к броску, властный старик долго вглядывался в лица каждого.

Словно приценивался:

— Кто чего стоит?!

Затем сухим трескучим голосом известил, с уже не терпящей возражения интонацией, обрывая ею всякую попытку оспорить сказанное:

— Пройдёте сейчас полное медицинское обследования в аппаратной, после чего ужесточим критерий отбора.

В итоге успешно прошли испытание далеко не все.

Везунчиком из этой их группы кандидатов оказался лишь Бьенол. Во всяком случае, машина, обрабатывающая результаты полного комплекса измерений, указала именно на него. Вызвав у других соискателей лидерства в отборе, немало вздохов и возгласов разочарования.

Признаться честно, и сам Бьенол чувствовал себя в тот миг на предельной высоте от нахлынувшего счастья:

— Как же, ведь именно ему предстоит в ближайшем будущем отстаивать честь и достоинство родной планеты!

Несколько поколебалось настроение чуть позже, когда с улыбкой, проводив взглядом до дверей, понурых, менее удачливых, соискателей победы на конкурсе, ведущем к вершине военной карьеры, он остался один на один с мыслителем.

Потому что именно тогда Концифик вернул бывшего чемпиона с небес в грешную действительность.

— Отличным прыгуном и рекордсменом, друг мой, хотя и можно стать после упорных тренировок, — услышал от него, оставленный в кабинете прославленный атлет. — Однако с тобой произошло совсем иное.

Фраза была такой противоречивой, что заставила Бьенола крепко задуматься, ожидая, в случае ошибочного ответа, и куда более неприятных, для себя, выводов.

Но и после этого ни одной, подходящей моменту, мысли для ответа хозяину кабинета у молодого человека так и не появилось.

— Не понимаю? — озадачился Бьенол. — Что Вы имеете в виду!

Его затруднение было воспринято как должное.

— Все проще простого! — пояснил властитель положения, привычно чувствуя себя в черной академической мантии мыслителя. — За твоими спортивными результатами скрывается нечто такое, чего без личной помощи мы объяснить пока не можем.

Он сделал несколько шагов по направлению к испытуемому курсанту:

— Вот потому, ты так нам нужен!

Мыслитель поднял вверх свою длинную руку и демонстративно щелкнул в воздухе худыми костлявыми пальцами. Судя по всему, делая условный знак кому-то, доселе невидимому его собеседнику.

После чего, совсем не заботясь о том, кто, как и каким образом, выполнит его команду, Концифик пригласил Бьенола сесть рядом с собой.

— Прошу Вас, дорогой чемпион!

Свет в зале погас.

Но еще не успели окончательно остыть многочисленные светильники на стенах и под потолком, как на противоположной от зрителей стене кабинета уже вспыхнул овальный экран видеофона.

Та же пленка, какую в последнее время полюбил рассматривать капрал Садив вернула зрителей к рекордному мгновению Всесбора.

И гордостью за свой успех всколыхнула душу спортсмена.

…Вначале шли цифры и символы, лишь затем Бьенол увидел самого себя, готовящегося к прыжку.

Камера показала его разбег, потом изображение взмыло резко вверх, где в голубой высоте чернела планка. Тут же над нею возник силуэт прыгуна, и вот он, уже улыбающийся, принимает поздравления, с побежденной рекордной высотой.

Бьенол отлично помнил все, что было тогда и без этой архивной записи.

— Все понятно? — внезапно раздалось из соседнего кресла, в мягкой обшивке которого буквально утонул странный старик в чёрной академической мантии.

— Что же тут непонятного?! — грубовато парировал собеседник.

Впрочем, Бьенол быстро опомнился и не стал более нарушать прежнюю строгую субординацию.

— Ведь это я устанавливаю рекорд Сетелены — тридцать четыре меры и три четверти, — расцвел в улыбке Бьенол.

За приятными воспоминаниями о собственном достижении он словно забыл о цели их непростого разговора.

— Вот именно, — проскрипел голос из кресла. — Только теперь несколько замедлим подачу кадров.

Мыслитель, на этот раз не стал обходиться жестикуляцией.

Он снял, уже знакомую его собеседнику, переговорную трубку и с её помощью передал в аппаратную новое распоряжение. Выполнили и его стремительно и беззвучно, как уже привыкли делать, неведомые парню, но наверняка — многочисленные и весьма исполнительные, лаборанты мыслителя.

Снова на экране появилось изображение.

— Все тот же самые прыгун, — узнал себя Бьенол.

Снова разбег.

Только теперь тягучее замедление сделало изображение совсем уже неинтересным для Бьенола. Он отвернулся от экрана. С гораздо большим интересом вглядывался теперь в, едва видимые в синем свете отблесков экрана, очертания остальных предметов обстановки кабинета.

— Нет, нет, — донесся до него протестующий возглас.

Мыслителю, явно, не понравилось такое легкомысленное отношение прошедшего отбор добровольца к сути его работы.

— Вы смотрите сюда, молодой человек, не отворачивайтесь! — своей, на удивление крепкой, рукой цепко схватил его за плечо Концифик. — Теперь-то Вам, молодой человек, уж все должно стать совершенно понятным!

Мыслитель пошел ва-банк своими дальнейшими откровениями.

— Не только обычную, что побывала на телевидении, видеохронику сейчас посмотри, молодой человек, — велел он. — Есть и кадры специальной съемки!

Острый пронзительный взгляд Концифика, казалось, зловещим горел огнем даже в этом полумраке.

Про специальную съемку спортивных соревнований его собеседник слышал впервые. Но и это известие вовсе не обеспокоило подопытного, к которому были обращены слова коварного старика.

— Как таракан из щели вылез! — с неприязнью покосился на мыслителя Бьенол.

И вслух добавил:

— Высоту я взял чисто, ни один судья не подкопался.

— Не туда смотришь, — так же въедливо, как и в начале разговора, вновь проскрипело из полумрака кабинета, освещаемого сейчас всего лишь тем же самым голубым светом, растекавшимся с экрана видеофона.

— На подлете к планке тебя не было, — озвучил он свое обвинение. — Лишь разбег и сразу ты — наверху.

Бьенол так опешил от неожиданного обвинения в подлоге, что не смог сразу и слова вымолвить.

— Что на это скажешь? — между тем, настаивал на своей версии старик. — Что, язык совсем отсох?

Обвинения были предъявлены, следовало защищаться:

— Так ведь скорость моего разбега оказалась такой высокой, что камера просто не справилась с фиксацией изображения.

Парня так и переполняло чувство негодования.

— Аппаратура не справилась! — попытался отстоять свои прежние успехи Бьенол. — А я ни в чём не виноват!

— Хоть космическая скорость! Наша аппаратура и такое ускорение легко берет, — нажатием кнопки на подлокотнике кресла мыслитель включил свет в зале.

— В данном же конкретном случае на подлете к планке не было никого.

Разоблачитель выдержал зловещую паузу.

— Ни тебя, ни кого другого, — он насладился произведенным на собеседника впечатлением и с прежнего, вполне уважительного тона, перешел на фамильярное общение. — Ты понял, молодой человек.

С такой запальчивостью неслась скороговорка от внешне совсем дряхлого старика, что уже само это повергло Бьенола в лёгкий шок.

И ему оставалось только слушать то, что повторял и повторял, как заезженная пластинка, упёртый мыслитель:

— Ни-ко-го.

Довольный тем, что уличил собеседника в подлоге, мыслитель Концифик поднялся со своего места и рукой указал на экран:

— Только разбег и ты уже над планкой.

Внезапно упреки прекратились. Как будто бы иссяк запас воздуха в резиновом карнавальном шаре, случайно развязанном шалуном.

— Вот такое дело, — удовлетворенно от того, что сумел вывести собеседника на чистую воду, подвёл старик итог, только что состоявшемуся, такому непростому для обоих разговору. — А спорт — он, выходит, не главное?

…Та старая видеозапись, кадры которой еще до личного знакомства с Бьенолом, рассказали ученому об успехах нового чемпиона спортивных Всесборов, сослужила хорошую службу Концифику.

Словно озарился он тогда мыслью, что результат этого парня-прыгуна в высоту пусть и не плох, только вот, вряд ли мог ли он возникнуть просто так, сам собой, без всякого воз действия иных сил, кроме личностных.

— Этого, как его там? — вместо исторического восклицания «Эврика», чуть ли не буднично сам себе заметил мыслитель. — Ах, да, зовут его Бьенол!

Вот тогда и пошел он рыться в своих пыльных архивах.

И не зря. В библиотечных недрах, хоть и одаривших его сухим, до сих пор не прошедшим кашлем, нашлась все-таки необходимая литература о прыжковых видах спорта.

И тут подтвердилась странная, ничем пока не выраженная догадка старого мыслителя о том, что по законам физики таких чемпионов не бывает.

— Ведь, самих этих рекордов просто не могло существовать в природе! — понял учёный. — Не под силу простому смертному добиваться того, что вытворяет на стадионах мироздания Бьенол.

Действительно, все предыдущие достижения атлетов обеих планет — как Сетелены, так и Терраты не шли ни в какие сравнения с тем, что не раз показывал Бьенол на космическом спортивном форуме межорбитальной станции «Терсены». Его рекорды превосходили прежние в несколько раз, окончательно принижая былые достижения чемпионов.

— Простые химические препараты, в виде допинга, не могут помочь достигнуть подобного, — с самого начала своего расследования думал Концифик.

К тому же он прекрасно знал, что на Всесборах традиционно хорошо действует антидопинговый контроль.

Так и подошел обычный зритель к не совсем обычным выводам:

— Тут что-то другое. Какая-то чертовщина, мистика!

Вскоре созрела у него полная и непоколебимая уверенность, мол, все дело в самой личности самого спортсмена.

Когда Концифик подключил к разгадке своих сомнений специалистов различных спецслужб, то на поиск и анализ всех сведений о Бьеноле ушло не так уж много времени.

Однако, в досье, поступившем из государственного департамента верховного владетеля Сетелены, значилось все, кроме истинного происхождения Бьенола.

Были даже сведения о его, якобы, родителях. В анкете упоминалось данные о трагически погибшей во время волнений, семье бывшего распорядителя мятежного рудника.

Но уточнить их не было никакой возможности, так как Коцифик знал теперь точно:

— Вся родня чемпиона просто исчезли при странных обстоятельствах, когда восстали подземные рудокопы.

Но больше всего мыслитель, ещё в самом начале своего кропотливого исследования поразился, а потом всерьез поверил сомнениям следователя, ведшего это странное дело.

Тот сразу так и заявил руководству, что спасенный из рук преступников ребенок окутан тайной. Правда, тогда, когда шло следствие, не было времени на самый тщательный поиск истины.

Более того:

— Все причастные к подавлению мятежа были заинтересованы в скорейшем завершении даже простых разговоров о кровавой бойне!

Учиненной, как уже прекрасно знал из собственных источников, Концифик, не только в забоях, но и на жилых этажах разгромленного рудника.

Вот и решили тогда странного и совершенно несчастного малыша просто отдать в приют, без дополнительного крючкотворства и официальных проверок, присвоив ему имя предполагаемых родителей — той самой погибшей семьи.

Прошли годы. Все изменилось.

Теперь уже Концифика никто не торопил. И он обстоятельно принялся за изучение показаний, как самого Кавалера Заслуги Садива, так и некогда подчиненных тому лученосцев.

Когда и этих протоколов оказалось недостаточно, сделал новый запрос. Теперь ему требовались исчерпывающие данные о предполагаемых родителях найденного тогда мальчугана.

И они поступили, предоставив мыслителю недостающее звено в его непростых умозаключениях.

Тут уж, только перелистав первые страницы вновь поступивших результатов исследований и сравнив фотопортреты погибшей супружеской четы с изображением самого повзрослевшего Бьенола, дотошный мыслитель Концифик даже зубами заскрипел от ярости:

— Это же надо так опростоволоситься!

Был серьезный повод к негодованию.

— Столько лет уничтожали детей рудокопов, столько лет государство боролось за то, чтобы предотвратить появление мутантов, — возмущался старик. — И вот надо же — какой результат.

Глядя на портрет Бьенола, старый ученый, веря и не веря своим собственным глазам, долго повторял, настраиваясь на очную встречу с тем, кого в действительности следовало называть вовсе не спортсменом и чемпионом, а иначе.

— Живой и здоровый выродок! — шевеля своими тонкими, а от ярости и совершенно сухими губами произнес он однажды искомое определение.

У мыслителя, которого обуревало столь неожиданно сделанное им, совершенно выдающиеся, открытие, все чувства были направлены прямо на объект его непростой догадки.

Успев сопоставить все имеющиеся теперь в его распоряжении факты, он не мог ошибаться. Потому, к моменту принятия решения, у мыслителя Концифика сложилась в голове стройная система истинного хода роковых и крайне кровавых событий, происшедших тогда, в дни мятежа, на разгромленном руднике, где так успешно и безжалостно усмирял восставших Садив со своими ретивыми карателями.

История же, по всей видимости, была более простой, чем только можно было себе представить:

— Одной семье из числа рабочих глубинного рудника удалось скрыть от недремлющего ока охраны сам факт ожидания младенца. Рождение его произошло в тайне, как и первые месяцы жизни малыша.

Версия Концифика полностью подкреплялась его научными выкладками:

— Конечно, рано или поздно все это неминуемо бы раскрылось, но ускорило развязку тщательно подготовленное восстание рудокопов, рассуждал мыслитель. Так и пленные появились. Тем было, конечно, ясно, что все равно каждого ожидает неминуемая смерть от рук лученосцев.

И все же, чтобы спасти жизнь малыша, родители и их друзья пошли на явные мучения плена.

— Сдались в руки карателей на пытки, чтобы только не позволить палачам выжечь их всех вместе в квартире погибшего от их рук, администратора рудника огнем лучемета, — записывая выводы на магнитную пленку диктофона, довольно потер Концифик свои ладони — мосластые и широкие как ласты водоплавающих существ.

И во всем другом он буквально светился от удачного решения задачи.

Да и как не радоваться. Было ему теперь совершенно ясно, что могло двигать поступками бунтарей:

— Ведь, только сдавшись, они получали возможность сохранить сына.

— И, надо признаться, план проклятых заговорщиков удался! — не мог не оценить великолепный замысел погибших мятежников Концифик.

Однако, даже эта ошибка, допущенная давнишним следствием, теперь была для их государства, как нельзя кстати. Все открывшееся позволило сделать первый реальный шаг к решению, доселе просто невыполнимой, задачи, что поставил перед мыслителями Сетелены ее верховный владетель Ламар.

Для этого, как и просил Концифик, был откомандирован в распоряжение секретного Центра еще один человек, причастный к появлению мутанта.

Правда, приказано было тому:

— Держи язык за зубами!

Что неукоснительно выполнял, срочно вызванный из своей почетной отставки Кавалер Заслуги капрал Садив. Сбылись, как видно, его мечты о новой, более близкой встрече с бывшим крестником.

У самих ученых имелось уже много кинопленок, полностью подтверждающих сногсшибательную версию мыслителя Концифика о кратковременном перемещении усилием воли объектов в пространстве! Особенно теперь, пополнился архив, после научных изысканий, проведенных над Бьенолом в лабораторных условиях.

Но чаще всего Бьенол был в них героем помимо своей воли:

— Просто выполнял то, что ему прикажут.

Вот так, когда почти все прежние достижения атлета были досконально проанализированы и обобщены, настало время конкретных опытов. Известить о чём и собирался ему мыслитель в конфиденциальной беседе со своим подопытным.

Разговор задел за живое и самого Бьенола.

— Так значит, совсем не случайно именно я оказался единственным, отобранным из всех добровольцев? — в ходе дальнейшего общения поинтересовался бывший рекордсмен у старого мыслителя.

К тому времени прошел первый холодок в их разговорах, превратившихся чуть ли не в откровения «по душам».

Расставив основные акценты в истории появления Бьенола на свет, они все чаще беседовали на самые отвлеченные темы.

— Именно, именно, — одобряя за сообразительность, похлопал тот по плечу молодого собеседника.

— А другие?

— У вас у всех будет одно задание!

Мыслитель, понимая, что за ворота центра все равно парню не попасть, где бы он мог сболтнуть лишнего, спокойно делился с ним самым сокровенным в своем хитроумном замысле.

— Только роли совершенно у всех разные! — услышал от него собеседник. — Ты свою задачу, теперь знаешь!

…Бьенола, действительно, раньше других в команде, полностью посвятили в происходящее.

Теперь он ведал:

— Что предстояло им совершить!

Ну, а цель Владетель Ламар поставил поистине доселе просто невозможную. О чем и заявил при встрече с избранниками, настраивая их на подвиг во имя нации.

— Вы, мои герои, должны пожертвовать всем, ради главного, что от вас требуется, — прозвучало из его уст. — Обязаны перехитрить электронную охрану межорбитальной станции «Терсена».

Развивая его приказ, уже инструкторы разложили дальнейшие действия диверсантов «по полочкам»:

— После выполнения первого этапа, добравшись до ее святая святых — вычислительного центра, они обязаны будут незамедлительно отправить на Террату особый груз. Тот самый, после которого, по выражению верховного владетеля господина Ламара, на враждебной планете будет не до «космических полетов по своему усмотрению».

Исполнители, все как один, готовы были на совершение указанного подвига. Оставалось только разработать операцию со стопроцентной надежностью ее осуществления. Чем и занимались профессионалы на своей секретной базе.

На одном из занятий дошли до подробностей.

— Главным препятствием является защита электронного мозга станции, — познакомил своего бывшего крестника с дислокацией сил руководитель их специальной диверсионной группы, опытный боец, Кавалер Заслуги капрал Садив. — И ты — только один ты — можешь добраться до него и отключить силовое поле.

Сказано это было так, как будто Бьенол постоянно только тем и целенаправленно занимался, что выводил из строя самое сложное электронное оборудование.

Тогда как все прочие в себе и не сомневались:

— Остальное сделаем мы наилучшим образом!

Капрал Садив уже успел получить от Концифика всё ему полагающееся из возможных страхов за давнюю роковую ошибку. Поэтому, теперь вон из кожи лез, чтобы оправдаться. Стремился уже без осечек выполнить новое, куда более важное поручение.

После разговора с ним, все оставшееся время, проведенное Бьенолом на самом секретном объекте Сетелены, прошло в сплошном аврале.

Всем досталось работы:

— И бывшему прыгуну, и автору смелого проекта уничтожения спутника — мыслителю Концифику.

Тот всё ещё не упускал возможности, при каждом удобном случае, вести психологическую обработку бывшего спортсмена.

— Если бы все было так просто, рекорды валились бы на нас после твоих выступлений как из рога изобилия, — рассуждал старик, обосновывая перед Бьенолом необходимость, точно следовать разработанному им методу тренировок. — Только природа рассудила иначе, дает тебе феноменальную возможность перемещаться в пространстве лишь в случае пика эмоционального подъема.

Вот и прояснилось главное в словах Концифика:

— Не нужно ждать, мой мальчик, наступления пика эмоций, а следует хорошо научиться, по своей собственной воле, управлять необычным свойством организма, подаренным самой природой.

И новоявленный диверсант не жалел сил, чтобы оправдать, оказанное ему, доверие. Изо дня в день, Бьенол тренировался до седьмого пота. По утрам следовали неизменные занятия на выносливость. По вечерам он находился под хитросплетением проводов, идущих на испытуемого сетелянина от, специально сконструированного, для этих целей, нового аппарата Концифика.

Да так, что после иного сеанса чуть живым добирался до своей койки в казарме и от усталости тут же проваливался в небытие.

И все же дело пошло.

Все чаще удавалось Бьенолу мобилизоваться, как того требовали инструкторы. И тогда наступил момент, когда дисциплинированно ложась на, опротивевший стол в лаборатории, в сплетении щупальцев датчиков, вскоре он оказывался после прыжка в другом месте.

Чаще всего это происходило в саду. А если «сбивался прицел», то и во внутреннем дворике лаборатории, отгороженном высокой каменной стеной от всего внешнего мира.

Более того, со временем вполне по силам стало уникуму перемещение и сквозь сталь, пластик, стекло. Вот только каждый такой случай искусственного возбуждения всякий раз давался все труднее и труднее:

— Нестерпимо болело тело, огнем жгло мозг, разламывало суставы.

Чему вовсе не удивлялся научный руководитель, однажды прояснивший Бьенолу секрет его собственных уникальных способностей.

— Объяснение феномена — в молекулярных связях, — услышал от него парень.

И в другом вопросе он уже ничего не скрывал теперь от подопытного «кролика».

— Чем чаще проводится эксперимент, тем больше оказывается погрешность восстановления клеток организма в конечной точке, — пояснил Концифик. — Но ничего, то, что тебе поручено — осилишь…

И вот окончены последние опыты. Опустела секретная база. Разъехались для выполнения особых заданий, многие ее прежние обитатели. А тех, что оставались на месте, начали все чаще приглашать для инструкций к высшему руководству.

Вызывали, и не раз, к самому верховному владетелю Ламару на долгие беседы участников предстоящей акции. Причём, как самого мыслителя, так и его ближайших сотрудников. Вот только самое главное — срок начала основной и самой важной операции все еще оставался для них неизвестным.

— Теперь дело за основным нашим оружием, — как-то в ответ на недоумевающий вопрос Бьенола проговорился ветеран карательных акций, Кавалер Заслуги капрал Садив.

Ветеран, оставаясь наедине со своим крестником Бьенолом, не скрывал особого к нему отношения.

И часто делился всем, что знал по существу дела:

— Наверное, не ведаешь, что у нас, правда, в другом месте, готовится кое-что страшнее, чем у этих злодеев на Террате.

— А что у них? — не смог скрыть своего любопытства крестник старого солдата. — Какую каверзу нам приготовили?

— Эти сведения, пацан, не для всех, — вдруг буркнул, как отрезал капрал Садив. — Потому держись-ка от них подальше, целее будешь!

Было то лишь вначале.

Потом настала пора перейти и это уровень секретности. На очередных занятиях, словно извиняясь за проявленную прежде грубость, ветеран диверсий все же решился на добрый поступок в налаживании отношений с учеником.

— Пойдем, сам увидишь!

После этого, оценив искорки интересов в выразительных глазах Бьенола, повел из казармы за собой этого бывшего чемпиона и рекордсмена, ставшего ныне простым исполнителем воли, послушным орудием в руках организаторов, невиданной до сих пор по своим масштабам и последствиям, межпланетной космической диверсии.

Пройдя немного, они снова оказались в том же самом кинозале, где у Бьенола когда-то состоялась первая, самая памятная встреча со стариком Концификом.

Только на этот раз увидел бывший всесборовец на экране видеофона кое-что пострашнее, чем сюрпризы мыслителя.

На цветном экране бушевал огонь, рушились постройки, в чудовищном пламени исчезали люди.

— Ядерное оружие, — констатировал старый вояка. — Не было еще ничего страшнее за все историю.

Во всем облике курсанта чувствовалось нетерпение узнать гораздо больше этого. Потому наставник не решился и далее томить Бьенола в прежнем неведении.

— Готовят его на Террате для атаки по нашей планете, — пояснил господин Садив после сеанса Бьенолу, совсем ошалевшему от того что увидел.

Тот молчал, не в силах вымолвить хоть слово.

Потому диалог не получился. Сам собой он превратился в сплошной монолог инструктора:

— Подобное произойдет с нами, когда эти выродки построят свои междуходы.

В дальнейшем повествовании он еще раз объяснил важность того, зачем нужен был захват междухода.

— Мы должны врага опередить, — услышал Бьенол.

И даже узнал способ такого упреждения коварных замыслов возможных истребителей человечества.

— Нам с тобой, братец, поручено провести предупредительную операцию, — как будто слова клятвы, высокомерно и напыщенно произнес капрал Садив. — Мы не можем дать врагу возможность совершить в отношении нас чудовищное злодеяние.

Ученика эта фраза взяла за живое.

— Каким образом нам это удастся? — всерьез и с завидным энтузиазмом загорелся чувством мщения Бьенол.

— Очень просто! — слышал он в ответ.

Саркастическая усмешка, появилась на лице бывшего прыгуна. Давая понять инструктору, что сомнения остались не развеянными.

И тот поспешил в разговоре выложить свои главные козыри:

— Пока на Террате начиняют свои ракеты плутонием, мы первыми атакуем их полетными капсулами со станции «Терсена».

Капрал Садив мстительно улыбнулся:

— Только заполнят их не обычные мирные туристы, а наши миниатюрные солдаты в ампулах.

Бьенол уже успел, живя на базе, кое-что услышать о бактериях, будто бы выращиваемых учеными секретного научного центра. Этот же рассказ командира их спецгруппы все расставил на свои места.

Оказалось, что терраты только на вид выглядят предпочтительнее своих соперников. Так как уже по своей природе являются, более физически развитыми, чем сетеляне:

— Потому и думают, что выиграют в споре с нами.

У Садива имелся свой собственный повод ненавидеть инопланетян.

— Надеются враги на своё преимущество, — возмущается он. — Ведь оно, на самом деле, даровано им обстоятельствами при рождении.

Остальное прекрасно знал и сам Бьенол, но он не стал перебивать своего неожиданного наставника.

— Напрасно гордятся терраты особой силой притяжения, существующей на их паршивой планете, — громко рокотал своим командирским басом боевой капрал. — Пусть она превышает ту, что имеется у нас, на родной, нашей Сетелене, только всё равно, нам есть чем их одолеть!

И он продолжил своё боевой ликбез, проявляя накопленное в душе чувство крайней ненависти к противнику:

— В остальном, же, сынок, ты даже и не представляешь, какие они все-таки немощные в боевом отношении!

Выключив проекционную аппаратуру, он снова поманил спутника за собой:

— Пойдем в другое место.

На выжидательную гримасу, состроенную Бьенолом, последовала еще одна, столь же лаконичная, но многообещающая фраза:

— Кое- что увидишь еще, и, поверь мене, совершенно новое.

Кавалер Заслуги Садив явно наслаждался произведенным эффектом. Точь-в-точь как фокусник успехом на арене цирка. Тем более что не простые рукоплескания толпы ему доставались в награду, а удивление и даже страх в глазах бывшего его кумира-крестника:

— Чемпиона межпланетных Всесборов на орбитальном стадионе спутника «Терсена».

К тому же сейчас господин Садив мог это делать без помех. Так как остался на их секретном объекте за старшего после очередного отъезда мыслителя Концифика к верховному владетелю Ламару.

И теперь, посвящая Бьенола в страшную правду существования их особого исследовательского Центра, бывший его спаситель чувствовал себя на седьмом небе от гордости за свои возможности.

 

Глава шестая

…Нисколько не ошибаются в обществе злые голоса, когда говорят, что беда не приходит одна.

И все-таки ее появление — еще не повод для того, чтобы готовиться к худшему, в чем не раз убеждался на своем долгом жизненном опыте мыслитель Концифик — научный руководитель секретной базы.

Зато теперь, готовя группу возмездия, пришел он и к другому выводу, который записал на пленку, в неизменном своём звуковом дневнике:

— Удачи тоже ходят косяком. Главное — вовремя ухватить ее как птицу за хвост, использовать любой шанс, даже предоставленный волей простого случая.

Такой очередной возможностью для Концифика опять-же стал бывший рекордсмен по прыжкам. Изучая его организм, мыслитель, как всегда, старался до всего доходить досконально. Разбирался с материалом вплоть до молекулярного уровня клеток. Да и оказалось это вполне по силам и возможностям его суперсовременной исследовательской лаборатории.

Здесь были самым тщательным образом проанализированы образцы кожи, волос, крови, ногтей феноменального спортсмена.

И вот он, небывалый результат, сформулированный, впрочем, не слишком доходчиво для посторонних:

— Найдено неизвестное доселе вещество.

…В крови обследуемого объекта значатся следующие отклонения от нормы…

Так начинается документ, позволивший мыслителю Концифику найти-таки, достойную управу на вероломных врагов — терратов.

Именно химическая формула вещества, выведенного из крови Бьенола, стала основой секретного оружия.

Теперь над его синтезом работало сразу несколько заводов-лабораторий, готовя в достатке начинку для боевых зарядов в предстоящей межпланетной бактериологической войне.

Новому военному производству уделялось столь серьёзное значение, что, туда то и дело лично ездил с инспекторской проверкой даже сам верховный владетель Ламар, прихватывая с собой в качестве экскурсовода особо уважаемого им мыслителя.

Правда, окончательно созрел план возмездия лишь после того, как оба убедились в полной готовности исполнителей.

Тех, кто вместе с Бьенолом поклялись:

— Жизни не пожалеем, но осуществим приказ Владетеля Сетелены.

Пока же все прибывало в особом арсенале емкостей с оружием возмездия. Теми самыми «солдатами в ампулах», как очень эффектно и близко к истине, назвал их капрал Садив в откровенном разговоре с Бьенолом.

На самом деле были они заполнены всего лишь, случайно оказавшимся в руках людей мыслителя Концифика, биологическим материалом — уникальными тельцами, с немалым трудом выделенными из крови опасного мутанта.

Как пока еще за спиной называли самозваного сына, погибшего при мятеже истинного Бьенола — руководителя администрации глубинного рудника.

 

Глава седьмая

Даже в отсутствии мыслителя Концифика не вредило делу.

Как, впрочем, и отъезд ряда, его, самых ближайших помощников. Когда те отправляются, в составе свиты верховного владетеля Ламара, на очередной объект. И без них здесь, на секретной базе события шли своим чередом.

Разве что, все чаще капрал господин Садив водил Бьенола в святая святых разработчиков оружия для войны с соседями.

Вот и этот учебный класс, куда привел его впервые, был целиком предназначен для подготовки тех, кому предстояло иметь дело с терратами на их родной планете.

— Но географические карты, графики температурных режимов, — как догадался экскурсант. — Наряду с анатомическими атласами будущих врагов были лишь внешней стороной обучения.

Главным же, что привлекло сюда Бьенола, оказалось позволение его наставника капрала Садива вести себя полностью непринужденно. В том числе он разрешал своему спутнику изучать особую топографическую карту, которая даже внешне на нее не походила.

Да и кто вообще мог предположить такое предназначение стеклянной сфере, топорщившейся как еж иглами — выводами различных антенн.

Впервые усаживая внутрь Бьенола, его провожатый еще перед стартовым сеансом пояснил:

— Это электронный преподаватель.

Затем, неуверенно пробежавшись по клавиатуре своими толстыми и грубыми пальцами, больше привычными к ножу или лучемёту, капрал, кое-как набрал на пульте кодовый сигнал уровня разрешенной для него и Бьенола, секретности данных.

За короткое время, что бывший чемпион и рекордсмен находился там, погружёнными в состоянии транса, курсанту внушили все, что имелось в электронной памяти чудо — педагога.

И мозг парня это принял в себя до последней подробности.

Не успел он выйти из стеклянной сферы, а на экране уже вспыхнула строка:

«Тема усвоена на „отлично“».

— Вот так и учим, — не скрывая своей гордости, ухмыльнулся его наставник, капрал Садив, видя восхищение крестника.

Затем настал черед новой программы, затем еще, еще…

— Действительно — был денек, так денек, — каждый вечер, ворочаясь без сна на кровати в казарме, сам себе все больше удивлялся Бьенол.

Новые знания о соседней планете, ее языке, обитателях буквально переполняли бывшего спортсмена.

Но особенно тревожило его сопоставление всей картины будущей операции.

Да, действительно, не только внешне — более развитыми мышцами, и ростом отличались терраты от своих соседей. Иным был и ритм их жизни. Быстрее шло развитие личности. За что, правда, они платили дорогой ценой — в несколько раз короче, чем у сетёлян, им был отпущен природой биологический срок от рождения до смерти.

Проходило всего несколько десятков обращений их планет вокруг общего светила — Гелиса, как на Террате наступала смена поколений.

Зато все компенсировалось большими возможностями новых поколений — быстро доходить до сути вещей. Потому и до ядерного оружия, и создания совершеннейших космических скитальцев — междуходов терраты додумались раньше своих, гораздо дольше живущих, соседей.

Все чаще Бьенол задумывался над простой мыслью:

— Не от того ли верховный владетель господин Ламар поручил мыслителю Концифику найти средство покончить с Терратой еще до того, как она станет полной и абсолютной владычицей в их космическом тандеме? И тем эффективнейшим средством воздействия на будущего противника оказался, выведенный микробиологами Сетелены, вирус создателя мощного природного иммунитета для терратов.

— Основа же его, — знал бы только Бьенол. — Как раз была получена учёным Концификом из клеток именно его крови, оказавшейся совершенно необычной для всех прочих, в результате мутации, переданный младенцу облученными в руднике родителями.

— Все очень просто, — после посещения учебного класса разъяснил некоторые вещи капрал Садив. — Мы их не будем убивать, а просто дадим средство, как увеличить продолжительность жизни.

Он не без иронии еще и пожелал скорому врагу:

— Вот и пусть живут дольше, только уже без своих ученых мозгов.

В основе насмешки было знание того, что хотя тело терратов после этого долго-долго существует в качестве биологического объекта:

— Избавившись от извечных врагов — болезней, зато мозг, высшая нервная система, оставшись не готовыми к переменам, сами собой отомрут. Одним словом — исход плачевен. И уже через сотню оборотов вокруг светила, останутся на Террате существа крепкого здоровья, но со слабым разумом.

На той же самодовольной ноте капрал Садив расстался с подопечным ему в течение целого дня Бьенолом:

— Сидим тут, мы с тобой, брат, в полной готовности уже который день из-за тех самых ампул.

Затем еще и горестно посетовал, не только на словах, но всем своим естеством пылая нетерпением ринуться в сражение:

— Наполняют их в спешном порядке. Делают много снадобья, чтобы всем там, на Террате, его за глаза хватило.

Капрал Садив и теперь не оставил своего солдафонского юмора:

— Лекарства чудесного. Ха-ха-ха!

Отсмеявшись, он добавил:

— И в самом начале мы с твоей помощью доберемся до посадочных капсул «Терсены», отправляющихся в ту сторону.

После чего, словно истинный крик души донесся до курсанта:

— Дадим залп по врагу, испепелим врагов всех до одного во славу нашего драгоценного господина Ламара.

Как тут было совсем не растеряться Бьенолу? Когда он до самой глубины души, ошеломлён, всеми этими сведениями?

Как не задуматься, ведь, выходит, что именно лично от него зависит:

— Каким станет мир завтрашний?

Накануне решающего дня, из — за своих привычных раздумий заснул он перед самой побудкой, так и не придя ни к какому решению.

Затем стало не до этого.

Как было ещё перед их знакомством, так и обратно, всех своих волонтеров мыслитель Концифик вез с предельными предосторожностями. По дороге из учебного Центра они сменили несколько фургонов, пока не пересели на комфортабельные туристические автобусы.

Десятки раз приходилось Бьенолу добираться до космодрома, куда теперь везли его и других курсантов. Потому, еще раньше, отправляясь на соревнования или возвращаясь обратно, выучил дорогу, можно сказать, наизусть.

Так что теперь ему сразу бросились в глаза перемены. Изменения, что произошли на ней после памятного чрезвычайного Всесбора. Того самого, на котором в открытый конфликт, вдруг, вступили между собой владетель Ламар и вершитель Велегоро.

И главная из них, этих примет наступившего охлаждения, видна была всем невооруженным, как говорится, взглядом:

— Почти совершенно пустой теперь стала трасса, некогда буквально забитая туристским транспортом.

— Тоже заметил! — тронул его локтем в бок, сидящий рядом на соседнем сидении Кавалер Заслуги капрал Садив.

Относясь к Бьенолу в последнее время с явным покровительством, он непроизвольно становился все более фамильярным.

— Теперь у нас на планете, почти нет желающих лиц, отправиться с экскурсией на Террату, — заметил он. — Причем, тенденция похожая. Как у нас к ним путь заказан, так и у них к нам.

То ли от избытка адреналина, всегда случавшегося у него перед боем, капрал Садив чуть ли не демонстративно бравировал перед подшефным своей информированностью:

— Все-таки я не то, что рядовые курсанты. Имею доступ к различным средствам массовой информации.

Действительно, случилось именно так, как он говорил.

И даже этот рейс был специальным — для каких-то ученых-лингвистов.

— Только зря ждут с пересадкой на «Терсене» именно, объявленных в сопроводительных документах, ученых стариков-мухоморов, — подумал Бьенол, все больше сомневаясь в порученном деле. — Тогда как на самом деле прилетит вместо них они — диверсионная группа.

Последнее время он уже был почти готов, наотрез отказаться от того, чему учили его в секретном Центре подготовки бойцов специальных операций.

Но прекрасно понимал:

— Какими тяжкими для него последствиями может обернуться подобный отказ от выполнения задания самого верховного владетеля Ламара.

Тем временем в автобусе, развлекая других пассажиров, балагурил капрал Садив, как часто бывало прежде перед карательными операциями, когда тоже разговорами поднимал настроение своих бойцов — лученосцев.

— Вот будет умора, когда увидят долгожданных гостей! — предвосхитил удивление дежурного экипажа «Терсены» и ее охранников старший по чину в автобусе.

Таким вот образом — подбадривая и себя, и других к выполнению приказа, старый вояка не давал пассажирам возможности переменить прежний выбор:

— Выполнить задание и прославиться навсегда или, как и клялись — Погибнуть за господина Ламара!

Особенно же старался он вселить уверенность в необычно мрачного сейчас крестника — бывшего чемпиона. Словно чувствуя именно в нём — «слабое звено» всей затеи.

Однако излишне напускной смех старшего по опыту и возрасту, особого прилива энтузиазма у его команды не вызвал.

— Да и до веселья ли? — думал Бьенол. — Когда совсем рядом — в проходах между сиденьями и в багажниках, тяжело гудящих от перегрузки автобусов, стоят герметично закрытые контейнеры с бактериологическими зарядами.

Сейчас, оформленные как простая туристическая кладь, они не вызывали подозрений ни у кого.

Бойцы диверсионного подразделения Кавалера Заслуги капрала Садива, отправляясь на задание, и то не сразу поняли:

— Что везут?

Только потом, при разгрузке, по знакомой армейской маркировке, бойцы догадались, что во многих из них находилось не только новое иммунное сверхоружие, но и вирусы, известные любому эпидемиолог:

— Штаммы заразных болезней.

И по этому, не совсем непростому поводу, тем не менее, тоже имелся собственный комментарий у их боевого и неустрашимого командира.

— Пусть там, на Террате, сначала с ума все сойдут, а потом уже и быстрее обычного отдадут концы, — вполголоса пояснил Бьенолу его влиятельный новоприобретенный друг.

Но случилось это далеко не сразу, а лишь когда уже они уже шли с этой своей «ручной кладью» по бетонным плитам космодрома.

…Доставка в полетные капсулы прошла без малейших осложнений.

Соблюдая конспирацию, как и учили, диверсанты расселись в них с показными проявлением чувств — смехом, шутками. Видимо, по задумке организаторов операции, они предназначались для одной цели:

— Притупить бдительность всех, кто не посвящен в их коварные планы.

Затем взвыла сирена. Оповещая о включении узконаправленных магнитных сигналов. И отступать Бьенолу и его сослуживцам по Центру подготовки диверсантов стало просто некуда.

Время операции начало свой лихорадочный отсчет.

В полной уже тишине, вырвавшись из шахт, серебристые снаряды, капсулы с пассажирами, один за другим, по пологой траектории взмывали в небо, чтобы наверху, пройдя точно выверенным маршрутом, пристать к магнитным пассажирским платформам «Терсены».

…Снова опустела бетонная равнина космодрома. Если не считать, конечно, из-под руки глядевшего во след улетевшим диверсантам, одинокого старика в черном просторном академическом одеянии.

Хорошо знающему учёный мир, любому сетелянину — этот наряд указывал на принадлежность старика к касте самых уважаемых и избранных сограждан — мыслителей.

Концифик, а это был он, несмотря на занятость в столь важные часы, все же нашел время лично проследить за отправкой своих верных людей на выполнение, придуманного им плана по уничтожению и спутника, и обитателей соседней планеты.

За все остальное он почти не переживал.

Была учтена им каждая мелочь. Главное же, что в его колоде на сегодняшней игре имелся самый крупный козырь:

— Мутант Бьенол с его невероятными способностями.

И действительно, как ни хорошо была отлажена система охраны на «Терсене», вряд ли кто из ее создателей мог предвидеть такой вариант проникновения к электронному мозгу, какой удалось разработать сетелянам.

— Парень сделает свое дело, в том нет сомнений! — был уверен коварный мыслитель. — Выведет из строя защитную систему станции. После чего о людях «позаботятся» остальные подчинённые капрала Садива.

Представив жестокого подчиненного, улетевшего сейчас на место будущей кровавой бойни, мыслитель Концифик не сомневался:

— Такому на дороге лучше не становиться!

Так и не опуская глаз с неба, куда ушли капсулы с агентами, старик раздвинул узкие губы в подобие улыбки:

— Ну а там всем им одна дорога — в ад. И чудовищу-мутанту, и пустоголовому лученосцу.

Оказалось, что такой смертельный приговор вынесен Кавалеру Заслуги за то, что не сумел в каком-то младенце сразу определить вражеское семя мутантов. И оно, реально угрожало теперь, всему укладу традиционных вещей на Сетелене.

Серебристые точки полетных капсул уже давно исчезли из виду на фоне голубого гигантского диска Терраты, закрывавшего значительную часть, небосклона.

Только Концифик все ещё стоял, тяжело опираясь на богато инкрустированную трость — подарок своих коллег с соседней планеты.

Но вот уже тревожно подал сигнал, совершенно бесцеремонный, откормленный на щедрых правительственных пайках, и от того, особенно невыносимый для простых пассажиров водитель лимузина.

Он, нисколько не считаясь с высоким научным саном старика, не желал потакать тому в пустых раздумьях на космодроме.

Снова протяжно загудел клаксоном:

— Пора в обратную дорогу!

Эта машина была редкостной даже в гараже верховного руководства. Но, не так давно ее выделили в пользование мыслителю Концифику, правда, только на время подготовки и проведения диверсионной операции самим Верховным Владетелем Ламаром.

И это очень хорошо знал, далеко не рядовой придворный, сидевший за управлением, персонального транспортного средства владыки планеты.

Так что водитель, привыкший к близкому общению с высочайшими чинами государства, не очень-то церемонился с каким-то там захудалым мыслителем в поношенной старой академической хламиде.

Снова, уже в который раз и гораздо более требовательно, на какой-то истошной, пугающей и пронзительной ноте, загудел сигнал машины.

И этой своей, гораздо большей настойчивостью водитель словно напоминал:

— Нечего прохлаждаться, старая развалина. Пора ехать!

Вопли автомобильной сирены не очень-то беспокоили мыслителя. Он тоже знал себе цену в свете последних событий и грандиозного открытия, совершенного им для верховного владетеля господина Ламара.

Однако они не остались незамеченными учёным Концификом, когда перешли в рулады, мешавшие ему сосредоточиться на созерцании небесного пространства:

— Действительно, нужно было отправляться с очередным докладом!

Накинув на свой хрящеватый череп капюшон хламиды, не особо при этом торопясь на зов водителя, он зашагал по бетонным плитам к краю взлетного поля. Туда, где за решетчатым забором сооружена стоянка машин, превратившаяся сейчас в источник звуковой какофонии.

Впрочем, ему можно было позволить эту неспешность.

Ведь теперь, в эти минуты торопились-то по-настоящему совсем в другом месте: — Там, куда уже точно, в полном соответствии с распорядком движения капсул, прибыли его волонтеры — на пролетавшую над головой хитроумного мыслителя, межпланетную космическую станцию «Терсена».

Делая вид, что послушался наглой выходке водителя, он занял свое место в мягком салоне. И тут же, за черными шторками на окнах исчезло все то, что мгновение назад волновало и тревожило мыслителя Концифика.

Вскоре комплекс космодрома пропал из вида в лобовом стекле, а затем и вообще остался далеко позади, тогда как лимузин из гаража господина Ламара продолжал набирать скорость и быстрее с каждым мгновением, мчал, крайне недовольного водителем, пассажира в сторону столицы.

Приезд мыслителя, как ему стало совершенно ясно, с нетерпением ждали многие в здании правительства Сетелены.

Хотя уже были прекрасно осведомлены, обо всех последних событиях, самые преданные и могущественные вельможи, посвященные в ход секретной операции.

— Да поможет им проведение! — воскликнул верховный владетель Ламар, едва узнав непосредственно от самого Концифика об успешном начале крайне важного для них мероприятия.

Его желание расправиться с конкурентами было столь велико, что верховный владетель едва справился с охватившим его волнением.

— Теперь посмотрим, на чьей стороне будет истина, — с отчетливым бахвальством заявил он. — Победителей, как известно, не судят!

— Да, мой повелитель! Истинно так!

И далее, почтительно поддакивая, не так, как прежде общался с Бьенолом, Садивом и прочим, им подобным представителями самых низов общественной иерархии.

Теперь едва слышно задребезжал старческий голос мыслителя:

— Только, ваша светлость, не мешало бы и поостеречься.

— От чего?

Оказавшийся не совсем почтительным, гость не замедлил пояснить свое предупреждение о возможной опасности:

— Эта команда, выполнив дело, вернется назад, тогда, как на язык каждому замок не повесишь, будет целый отряд нежелательных свидетелей.

После этих слов мыслитель Концифик скорбно сжал сухие губы, словно представив себе, губительные для них обоих, последствия.

— Даже не знаю, как потом быть, — покривил он душой, пытаясь выведать ближайшие планы господина Ламара.

И, как выяснилось спустя мгновение, добился своего.

— Ничего никто никому не расскажет! — донеслось в ответ на тревожный вопрос престарелого мыслителя.

После чего Концифик получил и гораздо более пространное объяснение предстоящих перспектив развития событий.

— Мы тут, господин учёный муж, тоже без дела не сидели! — осклабился, с усмешкой глядя на мыслителя, владетель Сетелены. — Едва диверсанты закончат выполнение операции, как сработает еще один сюрприз.

И тут верховный сановник выложил свой главный аргумент в борьбе за сохранение власти:

— У нас имеется в полной готовности, недавно похищенный у терратов, разведывательный корабль нового типа — междуход.

Господин Ламар раскрыл сейф и достал из него несколько снимков трофейной техники:

— Его уже и взрывчаткой начинили!

Визитер выпучил от удивления глаза, до того почти срытые мешковатыми опухлостями от бессонных ночей последнего времени. Только и удивляться стало уже некуда. Настолько неожиданным, совсем не таким, как он ожидал, обещало совсем скоро стать для него и для всех вокруг будущее.

Господин Ламар метал ему прямо в лицо одно откровение за другим:

— Хватит взрывчатки, чтобы всю станцию в пыль разнести, и дать повод все свалить на самих терратов…

Еще теплее стало на душе у владетеля, когда на его глазах изменился в лице мыслитель Концифик.

Поздно, но во всех подробностях, понял обманутый старик, как жестоко и вероломно провел его Ламар!

Оказалось, что на вид простодушный и недалёкий владетель планетой, на самом деле был гораздо умнее, чем считали другие.

И сегодня, в момент решающего перелома политической ситуации, он оставил себе лишний ход в запасе:

— В этой вроде бы беспроигрышной для него, мыслителя, партии.

Как оказалось, вовсе не о захвате соседней планеты думал верховный владетель Сетелены, поручая разработать хитроумную операцию. Ему достаточным было просто разрушить прежнюю, четко отлаженную связь с соседями, чтобы те не могли вмешиваться в его дела:

— Для чего и начинили по его приказу междуход взрывчаткой.

Так и было.

Ведь уничтожение «Терсены» оборвет все нити, связывающие планеты во время их долгих оборотов вокруг Гелиса.

— Да, старик, хватит мне и собственной вотчины! — торжествуя, Ламар вынул из ножен стальной клинок парадной шпаги. — Ну, а ты совершенно напрасно так долго таил от меня свои преступные связи с мудрецами Терраты.

По тому, как зло глянул на него Концифик, хозяин кабинета понял, что не зря припас против него оружие.

И под угрозой остроконечного стального жала, методично продолжил начатое разоблачение:

— Провалился ваш замысел свалить меня вместе с Велегоро, подлая ты душа. Не получится на обеих планетах захватить власть в свои руки!

Он со свистом взмахнул клинком, рассекая воздух.

— Вот она на самом дела реальная и всеобъемлющая власть! — заявил Владелель. — На конце этого символа смерти.

При последних словах господин Ламар сделал фехтовальный выпад и с размаху вонзил свое оружие в грудь, застигнутого им врасплох, пожилого собеседника.

На удивление долгий и протяжный крик вырвался из падавшего на ковер худого как щепка, тела Концифика.

Чтобы прекратить его мучения, пришлось верховному владетелю господину Ламару еще не раз взмахнуть своей шпагой.

Едва он закончил расправу, как засветился экран срочной связи. На нем торжествующий капрал Садив спешил доложить верховному владетелю Сетелены об успешном завершении операции по захвату «Терсены»:

— Станция наша!

И тут же получил указания на то, как действовать дальше, вопреки, кардинально измененному плану диверсии.

— Заряженные контейнеры с биологическим оружием поместите в полётные космические капсулы и немедленно отправляйте их к Террате! — в ответ на его доклад приказал Ламар. — Как только убедитесь в том, что все они достигли цели, можете возвращаться.

После чего отключился от связи.

Сделав это с каменной улыбкой на своём лице. Выражая мимикой, как положено настоящему миротворцу, признаки совсем иного, лицемерного чувства. Показывая, что, на самом деле, совсем не обрадовался этой вести со спутника. Вполне, казалось бы, доброй для него лично.

— Будет сделано! — уже в темноту экрана отрапортовал гордый выполнением задания капрал Садив.

Тогда как господину Ламару, однако, было уже не до него. Ждало немедленного исполнения другое дело, ради которого издыхал сейчас у его ног бывший зачинщик всей этой катавасии с захватом «Терсены»:

— Отправка со спутника междухода.

Прежде чем нажать кнопку запуска, заряженной до отказа взрывчаткой, разведывательной ракеты, он тут же связался со своим, еще более могущественным коллегой — вершителем Терраты господином Велегоро, чтобы самым подробнейшим образом сообщить коллеге обо всем, что только что произошло и здесь во дворце, и на межпланетной станции.

Тем более, что без исключительной воли того и завладеть междуходом, как основным средством уничтожения «Терсены», было бы просто невозможно.

Им-то двоим, а также приближенным и особенно доверенным лицам, подобный исход этого конфликта становился только на пользу, развязывая руки для укрепления личной власти на планетах.

Где уж больно прытко начали чувствовать себя выскочки типа покойного мыслителя Концифика, которые, наверняка, тоже истекали на Террате кровью, портя драгоценное ковровое покрытие в тронном зале.

— Да ничего, теперь у нас будет время на то, чтобы навести полный порядок! — довольно буркнул себе под нос верховный владетель Сетелены господин Ламар.

 

Глава восьмая

Докладывая об успехе своих волонтеров на, успешно захваченной ими межпланетной станции, Кавалер Заслуги Садив не мог не ждать и желанной похвалы, и очередной награды:

— Штурм «Терсены», действительно, прошел очень легко и просто.

Магнитные капсулы без осложнений вышли на орбиту, повинуясь силовому полю «Терсены». Мягко сработали автоматические причальные захваты. И когда по сигналу об отключении всех полётных систем откинулись прозрачные колпаки кабин, навстречу вновь прилетевшим гостям вышли, встречающие своих коллег-лингвистов мудрецы Терраты.

— Позвольте, а где… — тут, самый старший из учёных, хотел запротестовать, не увидев среди прибывших старых знакомых по совместной работе — мыслителей Сетелены, тоже занимающихся, как и они, исключительно проблемами языка.

Но успокоился, получив все необходимые разъяснения:

— Мы, лаборанты, привезли кое-какие наглядные пособия, а уж после нас прилетят остальные, — с фальшивой, имитирующей дружелюбность улыбкой на каменном лице, четко отрапортовал находчивый капрал Садив.

Сам же он в это время своим мощным телом закрыл от охранников станции соседнее кресло, где только что был, но тут же словно растаял в воздухе Бьенол:

— Главный персонаж их затеи, разработанной хитроумным мыслителем Концификом.

…Все шло своим чередом.

Вот уже выгружены на причальную платформу плотно запечатанные емкости:

— Пора бы и возвращаться лаборантам.

Но те все медлят, глядя на яркие фонари охранных панелей станции. И вот мигнув, потух один, за ним второй, третий…

— Пора! — скомандовал Кавалер Заслуги Садив.

Выхватив из-под пилотского кресла лучемет, он полоснул тончайшей строчкой раскаленной плазмы по тем, кто стоял в отдалении — ничего не подозревающему посту охраны.

Рядом с ними стоящих сотрудников охраны межпланетной космической станции также скосили другие лученосцы.

Потом все вместе, убедившись в успехе первых залпов, захватчики ринулись внутрь станции. Туда, где был вход к главному пульту управления «Терсеной».

В свою очередь Бьенол, уже оказавшись там сразу после своего прыжка из капсулы, успел за отведенное ему время закончить все:

— Чему учили долгие месяцы в секретном центре подготовки террористов.

Проникнув самое сердце станции — за мощную защиту, не оказавшую, впрочем, ему ни малейшего сопротивления, он сначала отключил охранную сигнализацию, затем — электронный мозг. И уже после всего этого, перевёл управление станции исключительно на ручной режим.

Это позволило ему открыть массивную входную дверь для тех специалистов из своей специальной команды, кто знал больше его:

— Какие кнопки, в какой последовательности и когда следует теперь нажимать.

Сам же, видя, что больше никому не нужен, бывший атлет пошел по длинному коридору вглубь «Терсены». Подальше от отсека управления, ставшего, благодаря его действиям, таким доступным для захватчиков.

Так и брел в задумчивости по ковровому настилу коридоров, пока не наткнулся на шлюз выхода к одной из магнитных платформ, что принимала как раз в этот момент, никогда им ранее не виданный, корабль.

Это космолет, совершенно необычной конструкции, привлек к себе внимание Бьенола помимо его воли. То ли врожденная любознательность сказала свое, то ли доходил до бывшего чемпиона губительный смысл им содеянного? Но напряжение выплеснулось наружу. Миг — и он оказался в командирской рубке разведывательного судна терратов.

Неловко усаживаясь в пилотском кресле, Бьнол случайно задел несколько тумблеров, вделанных в пластиковые поручни.

Услышав характерные щелчки, хотел было вернуть их в прежнее положение, но не стал этого делать. По отрывку из раздавшегося разговора на видеоэкране догадавшись о том, о чем идет речь.

Сам того не ведая, Бьенол включил канал правительственной связи. По нему в тот самый момент как раз беседовали диктаторы обеих планет.

— Сейчас дам сигнал на уничтожение «Терсены», — улыбался с экрана господин Ламар. — А ты уж, дорогой Велегоро, сделай все, что нужно, со своей стороны.

Тут-то и вспомнил случайный ученик Кавалера Заслуги Садива полученный на секретной базе урок.

Оглядевшись по сторонам, он узнал и рубку корабля-междухода. Догадался, что, по всей видимости, именно такие должны были бы строить на Террате, якобы для осуществления планов завоевания мира.

И вот на тебе — уже в деле смертоносная техника.

— И каком?! — ахнул Бьенол.

В мозгу сразу возникли варианты своего недолгого будущего.

— Всего минута, — понял случайный гость корабля. — И все будет раз и навсегда, окончательно кончено с межорбитальной станцией — детищем разума народов двух планет-двойняшек.

Догадавшись о заговоре, Бьенол хотел было предотвратить его страшные последствия. Даже взять управление на себя. Но большего, чем отключить внутренний заряд взрывчатки для самоуничтожения, сделать он не успел. Согласно команде, поданной с Сетелены, из боевых кассет космического разведчика, корабля под названием «междуход», рванули огненные струи из, залпом выстреливших, ракетных установок.

Страшной силы гром разметал все вокруг.

Взрывной волной заодно отбросило в сторону прочный корпус корабля-разведчика. Да и то, уцелел он лишь потому, что создатели и задумали междуход именно для таких непредсказуемых случаев.

…Пока же титановая гигантская тарелка, кувыркаясь от удара, неслась навстречу притяжению Терраты, в ней сработал аварийно-спасательный сигнал.

Пилотское кресло междухода, где находился, потерявший сознание Бьенол, накрыл сверхпрочный защитный колпак. Включились насосы, нагнетающие под стекло химический состав для анабиоза. Лишь постороннее вмешательство кого-либо из жителей Терраты могло теперь отменить сигнал спасения экипажа.

— А вот кто и когда это сделает? — автоматическому пилоту было безразлично. — Теперь могли пройти сотни тысяч лет, но он дождется своей команды.

Пока же лишь вездесущий накопитель информации упорно продолжал пополнять ячейки памяти. Начал с того, что неутомимо зафиксировал при каждом обороте вокруг Терраты, как, приземляясь, на ней рвутся полетные капсулы с гордой эмблемой «Межпланетная станция Терсена».

Сея смерть и разрушения среди жителей планеты.

А там пришла пора ответного удара.

Нажали пусковые кнопки своих зловещих ракет и, припертые к стенке, разоблачением в связях с сетелянином Концнфиком местные мудрецы Терраты. Ядерный залп из тысяч зарядов, спалил на Сетелене все живое. Вмиг лишив ее и самой, живительной для обитателей планеты, атмосферы.

Обугленная, покрытая рваными кратерами воронок сорвалась с низкой орбиты некогда живая голубая соседка Терраты.

Катастрофа сделала ее мертвым далеким спутником, сияющим в ночи лишь отраженным светом.

Прошли миллионы оборотов вокруг Гелиса, пока, от времени несколько подсевшие ядерные энергетические батареи космического разведчика, не заставили автопилот изменить программу полета в его автоматическом режиме.

Корабль начал снижаться на Террату. Выбирая при этом прочно зафиксированное в его памяти место прежнего стартового космодрома.

 

Глава первая

…Густой поток машин на автостраде то мощно плывет, то, иссякнув, превращается в чахлый ручеек из одного-двух автомобилей.

— Как же, — понимают, спешащие по своим делам, водители. — Наступил вечер.

Канареечного цвета служебный «Форд» Джерри Смитчела, мчась по скоростному шоссе в гордом одиночестве, мало чем отличается от других машин полицейского управления Кривпорта. И все же завсегдатаи злачных мест, окажись они, разумеется, тут, не спутали бы его ни с каким другим.

Впрочем, не мудрено.

Именно сержант Смитчел, большой любитель внешних эффектов, чаще других стремительно гоняет от города до аэропорта. Причем — невзирая на время таких поездок. Но чаще делает это именно по вечерам, а то и ночью, когда без помех можно мчаться по улицам города, оглушая все и вся истошными воплями сирены.

И даже сигнальные фонари им отрегулированы так, что своим миганием дают сто очков вперед любой рождественской елке.

Только вот на этот раз осевая линия загородной автострады досталась Джерри без применения сирен и иллюминации:

— Вот выходной день и закончен, — как привык на дежурстве разговаривать сам с собой, сейчас несколько досадует он. — Все, кому нужно, вернулись в город.

Потому встречные и попутные совсем редки, а вот уже полчаса:

— Вообще нет никаких машин.

Пустынное асфальтированное полотно — миля за милей стелется под колеса патрульного автомобиля.

В другой раз бравый сержант был бы даже раздосадован такому обстоятельству.

Ведь недаром считает потерянным каждый час:

— Если не понадобились его служебный блокнот с бланками штрафных квитанций! Или не пошла в дело тяжелая резиновая дубинка, лежащая сейчас на самом виду — поверх передней панели у лобового стекла.

Но сегодня сержанту Смитчелу не до того, чтобы досадовать на дорожное безлюдье.

Неприятности начались еще утром, когда получил неожиданный разнос, побывав в школе по вызову классного руководителя его сына, упитанного, как и отец крепыша — Билла.

Вот уж кричали же там на него все кому не лень:

— Уймите своего хулигана!

— Нынче — урок сорвал, побил одноклассника!

И так поступали все, кто только мог встретиться на пути сержанта Смитчела.

— Вот ведь незадача! — серьезно недоволен в эту минуту и сам отец школьного проказника.

Тут еще и в полицейском Управлении началась для сержанта черная полоса. Одна неприятность посыпалась за другой.

И все на его голову:

— Нет, чтобы хоть раз обойти стороной.

И все же первый случай — в школе — лишь частично испортил настроение.

— Ну и что, — по мнению Смитчела. — Что сын затеял в классе драку? Пусть даже обозвал какого-то нищего носителя заразной болезни — СПИДа? Обойдется!

Зато второе обстоятельство уже касалось его куда более серьезно.

Как-то так вышло, но не укрылось от полицейского Смитчела, что шериф давненько стал искоса присматриваться к нему — сержанту:

— И скорее всего — с намерением выведать источник его явно незаконных доходов, позволивших и ссуду за дом давно погасить, и, что ни год, менять и так отличную, новенькую собственную машину, на другой автомобиль, еще более шикарный.

Это из-за подобных придирок и приходится сержанту забывать о своем личном «Феррари» — кататься на казенном, затрапезном «Форде».

Гадает попутно сержант Джерри Смитчел:

— Чем же все закончится?

И вот на тебе — шериф прямо спросил:

— Не имеет ли он, Джерри, внеслужебных контактов с известным предпринимателем, мультимиллионером мистером Луисом Грассом, владельцем личного концерна «Грузовых перевозок»?

При таком вопросе Джерри Смитчел, конечно, выкрутился:

— Всю необходимую работу веду ради изобличения преступных связей этого олигарха!

Он изобразил тогда из себя пример деловитости и неподкупности для других коллег по правоохранительным органам:

— Стараюсь для этого, как может!

Возможно, начальство и не поверило таким клятвенным заверениям, но это сержанту Смитчелу уже, как говорится, по барабану! За дальнейшее он не особенно боится:

— Все же никаких, даже малейших конкретных доказательств его тесной связи с главой здешней мафии у начальства-то нет.

Только и подобная самоуверенность родила трусливую нотку самосохранения. Решил для себя на будущее, что нужно лучше скрывать свои тесные контакты с Мануэлем Гриланом.

В дальнейшем поостеречься:

— Как бы чего дурного не вышло?!

Кроме того и дона Луиса предупредить не мешает:

— Чем черт не шутит. Авось сгодятся боссу наркомафии, имеющиеся у него — сержанта Смитчела сведения, что против него кое-кто из полицейского управления начал яму копать?

Такое решение изрядно подбодрило Джерри, до этого уныло сидевшего за рулем своего, стремительно мчавшегося вперед автомобиля. Настолько поднялось настроение, что от избытка чувств он даже скорость прибавил — до предельных полторы сотни миль в час, на этом, и без того скоростном, загородном шоссе.

И теперь азартно «жжет баллоны».

Намеревается сержант, еще до конца этого своего дежурства, прямо этим вечером позвонить с первого же телефона-автомата в офис центрального агентства «Грузовых. перевозок Грасса».

Хороший водитель Джерри!

Чем и подтверждает жизненность, самого живучего в обществе мифа, мол, слишком медлительных и нерасторопных граждан на службу в полицию не берут.

Одной рукой сержант крепко сжимает баранку «Форда», не отрывая при этом взгляда от, набегающей на него, дороги. Другой рукой он потянулся к багажному отделению. Откуда на ощупь достал яркую коробочку-упаковку с новым музыкальным диском.

После смены в плеере начинки, салон наполняет собой новая запись популярных музыкантов «Дьяволы рока»:

— Его самой любимой группы из здешних музыкальных коллективов.

Грохот барабанов, рев компьютерного синтезатора, похожий местами на звук турбины взлетающего самолета, щедро вырываются из прокуренного салона машины наружу через окно.

Превращаясь, правда, совсем ненадолго, в своеобразный звуковой шлейф. И он, пусть совсем уже мимолётно, так и тянется следом. Сопровождает его, стремительно несущийся вперёд, полицейский «Форд».

Мчит Джерри вперед — как привык за годы своей службы в правоохранительных органах. Если бы не открытое боковое стекло в «Форде», вряд ли было бы, чем дышать в салоне машины. Так часто — одну за другой смолит сержант Смитчел самые крепкие, из имеющихся в продаже, сигареты.

Вот и теперь на его толстой оттопыренной нижней губе словно приклеился очередной дымящийся окурок «Винстона».

— Что за черт? — внезапно вырвалось у полицейского.

Окурок летит в окно.

А раздосадованный не в меру сержант недовольно сжимает зубы и давит на педаль тормоза.

Визг колодок, запах горелой резины от шин, сопровождают остановку транспортного средства. Увеличивая и без того крайнюю степень недовольства водителя от вынужденной заминки в пути.

Но без этого и не обойтись.

По обочине шоссе, прямо вдоль песчаных дюн, как и сам полицейский — по направлению к столице штата, только что просто шагал путник. Но затем, видимо, передумал. Решив воспользоваться оказией.

Сержанту Смитчелу было видно, как, едва расслышав рев подъезжающей машины, тот обернулся, встал и вскинул руку с большим пальцем вверх — на тот манер, каким обычно подаётся сигнала «автостопа».

Это как раз и взбесило полицейского.

До города, действительно, далеко. Видимо, подвезти все же придется! И еще потому такая перспектива не по нему, что личность незнакомца вполне предсказуема.

— Скорее всего, из тех хиппи, что расплодились сейчас по всему побережью, — прорычал, недовольной внезапной встречей, сержант. — Еще и останавливает, каналья!

Джерри налился желчью.

— Ну, я ему сейчас устрою автостоп, — злые желваки камнями набухли на его лице. — Будет знать, кого можно останавливать на дороге, а кого не следует!

Радушная улыбка на спокойном, если не сказать, самодовольном лице незнакомца, напрашивающегося в попутчики, еще больше разозлила сержанта:

— Что скалишься, пустоголовый идиот!

Оскорбление могло не дойти, до стоявшего на обочине дороги путника. Потому последовало не менее грубое продолжение.

— Какого черта надо? — выпалил раздосадованный полицейский.

Сделал он это прямо в лицо путнику, в первую же секунду их общения, едва автомобиль встал, как вкопанный, совсем рядом с незнакомцем.

Свирепый окрик из-за опущенного окна автомашины, да еще и грозный оскал Джерри обычно достигали необходимого эффекта. Не раз прежде они отучивали раз и навсегда от своего замысла многих, подобных этому, любителей проехать за казенный счет.

И тут полицейский, не без основания, рассчитывал на подобную реакцию голосующего у дороги.

Но ошибся.

Незнакомец невозмутимо произнес водителю, будто и не заметив в поведении того явного пренебрежительного к себе отношения:

— Мне в город!

После чего, столь же невозмутимо и с пониманием важности своей, пока еще совершенно неизвестной сержанту, миссии продолжал разговор в том же духе.

— Важное сообщение для правительства, — даже оторопев от такой наглости, услышал сержант полиции Смитчел. — Нельзя медлить, жизнь ребенка в опасности!

И все-таки к концу рубленой фразы под злым взглядом Джерри Смитчела совсем исчезла, как будто её никогда и не было, улыбка с физиономии незнакомца, в злосчастную для себя минуту, остановившего полицейский «Форд»:

— Возьмите с собой!

Сержант делает вид, что подобрел и готов к сотрудничеству:

— Хорошо! Пусть, будет по-твоему.

Джерри уже принял для себя план действий в столь неожиданной, никогда прежде не случавшейся с ним, ситуации. О чем и дал внятно понять незнакомцу.

— Тогда садись в машину, — деловито согласился он. — Если важное сообщение, то обязательно довезу.

При этом по убеждению полицейского, следовало заранее предупредить столь неожиданного попутчика и, в крайней степени нежелательного пассажира о возможных последствиях.

Потому последовало строгое:

— Только учти — коли соврал насчет его содержимого, и окажется оно ерундой, то нынче же о том горько пожалеешь!

Осторожный во всем, Джерри, на всякий случай вышел из машины к путнику. Положив потную ладонь на торчащую, из распахнутой кобуры на его полицейском поясе, ребристую рукоятку многозарядного «кольта».

С противоположной стороны он обошел машину, щелкнул ключом, распахивая заднюю дверцу отделения для задержанных лиц:

— Полезай!

Незнакомец выполнил команду.

Сделал это так невозмутимо, как будто в жизни только и делал, что разъезжал именно в полицейских колымагах — на грязных, пропахших мочой и потом, сиденьях передвижной кутузки.

Правда, пока уже вместе они добирались до города, неожиданный пассажир несколько раз делал попытки начать общение с водителем. И раз и другой, он стучал по стальной решетчатой перегородке, отделяющей их друг от друга. Словно, тем самым просил внимания.

Потом отказался от своего намерения.

Но не сразу, а лишь после того, как в ответ на надоедливое шевеление задержанного незнакомца, сержант Смитчел зло стукнул по сетке концом своей полицейской дубинки.

Так, как будто хотел предупредить:

— Успокойся, отстань, а не то хуже будет!

…Хоть и торопил водителя странный попутчик с якобы важным сообщением, Джерри Смитчел, как и давно задумал, всё же остановился у обочины раньше конечного пункта. Сделал это сразу, едва увидел у мотеля, стоящего на начавшейся пригородной окраине, первую же окрашенную в густой синий цвет будку телефона-автомата.

Выждав, когда осядет поднятая его машинная пыль, полицейский вылез из «Форда», вразвалочку пошел к телефону.

Уже внутри стеклянной будки он, не воспользовавшись справочником, просто по памяти, тщательно соблюдая последовательность, отстучал одним пальцем по клавиатуре таксофона, знакомый совсем немногим абонентам, а только самым избранным, набор цифр. Тот самый, что в свое время дал ему Мануэль Грилан на случай срочной связи.

Сигнал был принят. И, словно извещая о том, звонко лязгнула, падая в чрево ящика, монета.

Тут же в ответ хрипло раздался в трубке голос Мануэля Грилана:

— Алло, Вас слушают!

Доклад Джерри о своем утреннем разговоре с шерифом особой тревоги на доверенного человека дона Луиса явно не нагнал.

— Или уж так только показалось? — подумал полицейский.

Однако надежда на взаимную благодарность мафии развеялось от сухого выговора:

— Я же просил из-за ерунды не беспокоить!

Так что намного злее, чем был прежде, заканчивал сержант это свое неудачное во многих отношениях дежурство.

И только искал случая:

— На ком бы сорвать злость, изрядно накопившуюся за этот беспокойный день.

 

Глава вторая

Ближе к самому деловому центру столицы штата — Кривпорта поток машин, заметно увеличился. Как река — пополняясь ручьями, матереет к своему устью. В самом же чреве мегаполиса уже дело дошло до пробок и заторов на перекрестках.

Однако, как ни оживленно движение на вечерних улицах воскресного города, все же медлительность не для полицейского «Форда» Джерри Смитчела.

Распугивая обывателей истошными воплями сирены, он, то и дело нарушая всевозможные правила движения, домчал с окраины до своей полицейской конторы в считанные минуты.

Потом оба — сержант и его странный пассажир — от машины протопали в участок.

Сержант Смитчел пользовался там сложной, по определению остряков, известностью. Особенно — за свой непредсказуемый характер. Потому на Джерри там смотрели сейчас с явным удивлением.

Дело же было в том, что хотя у сержанта имелся персональный кабинет, его там мало кто видел за бумагами. Но особо не осуждали, мол, здесь, среди полицейских клерков, он не очень-то прижился, предпочитает улицу:

— Да бог ему судья!

И по собственному разумению Смитчел не опровергал такого о себе мнения.

— Это пусть канцелярия протоколы пишет, — любит повторять он по такому поводу. — А мне главное — задержать преступника!

Кроме того, обычно отшучивался сержант подобным образом и на расспросы коллег о том:

— Почему как черт ладана боится он письменного стола?

Вот почему с таким интересом и встретил дежурный по участку его сегодняшнее раннее появление.

Добавил любопытства и странный спутник Джерри Смитчела — молодой мужчина, одетый необычно — в легкий серебристый костюм спортивного покроя.

Дежурный высунулся из окошка в прозрачной пластиковой перегородке:

— Что за особа такая?

Проявил любопытство и его напарник:

— Расскажи, Джерри, где такого модника задержал?

На что, впрочем, сержант и ухом не повел.

Отшутился:

— Сейчас выясню, кто таков?

Но назойливость коллег следовало удовлетворить хотя бы в самой малой мере, что он и сделал несколькими уверенными фразами.

— Документов мне он никаких не предоставил, — донеслось в дежурную часть. — Но, по моему наблюдению, как раз может быть из тех, кто на побережье занимаются неблаговидными делами.

И объяснил обоснованность такого утверждения:

— Там мы, кстати, и познакомились.

Пренебрежение, выраженное столь явно, охладило пыл любопытного собеседника.

— Да, на хиппи вроде бы не похож, — согласился дежурный, забираясь обратно, за свою стойку, как рак-отшельник в чужую скорлупу.

Говорить было больше не о чем. Тем более, что приехавший коллега и не стремился на особую общительность.

Уж больно это любопытство не понравилось Смитчелу:

— И просто так спускать его он не собирался.

Сержант буквально крикнул в окошко переговорного устройства:

— Потому и привез его в участок, что может быть и не хиппи!

Чем вновь подогрел интерес к задержанному гражданину.

— Скоро узнаю, что за тип! — отрезал, заканчивая разговор, сержант. — Как выясню, то сразу доложу для регистрации.

Обернувшись к своему спутнику, он указал тому направление дальнейшего движения:

— Иди вперед! Что уши развесил? Не про твои мозги наш разговор. Предупреждал об ответственности, так что держись…

При этом еще и толкнул в спину своей резиновой дубинкой:

— Следуй прямо по этому коридору, а там — налево.

В несколько шагов оба скрылись за дверью, ведущей внутрь участка.

— Ну и ну, любит же старина Смитчел власть проявить, — во след этой странной парочки донеслось от присутствовавших при этом эпизоде других патрульных.

— Да, не повезло! Теперь достанется этому парню! — покачал головой дежурный, когда затихающий в коридоре грохот шагов завершился скрипом отворяемой двери в кабинет сержанта.

Как было видно по тону бурчания, ни на кого обижаться он и на самом деле сейчас не собирался. Тут еще и телефонный звонок отвлек его от размышления о странном типе, задержанном сержантом.

Так что в журнале регистрации, открытом было на новой странице при появлении Джерри с незнакомцем, появилась совсем другая запись. Не оставившая в участке, официальных следов от доставленного патрульным необычного бродяги «с побережья» в дорогом спортивном костюме.

Тем временем, серьезные события начали разворачиваться там, куда увел сержант Смитчел своего пассажира, подхваченного им на загородной автостраде.

В кабинете полицейского, на взгляд любого завсегдатая таких мест, все было как везде. Обычное помещение, где один ведет допрос, другой — находится под следствием. Основное пространство занимает стол, за ним стоит кресло хозяина «хором». Напротив, неподалеку от двери — табурет, привинченный к полу.

Только вот теперь, судя по всему, для, задержанного сержантом, гражданина все было, как будто бы вновь. Уж больно он долго осматривался по сторонам.

— Нечего глазеть, — с места в карьер пустился бдительный сержант. — Начнем, пожалуй, с установления личности!

Еще до того, как занял свое служебное место за массивным столом, как можно более резко приступил к допросу Джерри Смитчел, стараясь грубостью сбить спесь с подозреваемого в нарушение порядка на улицах города:

— Кто таков, полудурок? Откуда пожаловал в столицу штата?

Тот молчал.

Расценив это по-своему, Джерри жестом указал собеседнику на табурет для задержанных лиц.

После чего сам уселся в кресле напротив и постарался смягчить выражение лица, вспомнив принцип допросов, преподанный в Полицейской академии, где так и советовали:

— Действовать где кнутом, а где — пряником!

— Так, может быть, сразу и перейдем к делу?

Видно было, что незнакомца, новое к нему отношение начало устраивать. Но не до конца. Он, хотя и безропотно занял указанное ему место на привинченном к полу, табурете, однако ответил оттуда представителю власти в куда более резком ключе.

Словно доказывая тем самым, что ему уже изрядно надоела игра в кошки-мышки:

— Меня зовут Бьенол!

После чего, как говорится, развязал язык. Да так, что чуть не оторопел Джерри Смитчел, которому без тени издевки было заявил далее такое, что властный собеседник от смеха чуть со стула не упал:

— Я — пришелец на эту планету из космоса, пилот последнего междухода планеты Террата.

Реакция на его искреннее признание, однако, была совсем не таким, на какую, видимо, рассчитывал тот, кто назвался пришельцем с другой планеты.

— Ну, а меня в таком случае зовут Бонапарт Наполеон, император Франции, — расхохотался наивности задержанного Джерри.

Что-то, а уж он-то бы и то придумал какой-нибудь трюк хитрее, чем назваться инопланетянином.

Потому его невольная усмешка растаяла, так же быстро, как и появилась на лоснящемся от пота, лице.

Взамен сменилась злым оскалом:

— Шутки шутишь?

Тогда как тип, назвавшийся пришельцем из другого мира, Бьенолом молчал, высказавшись обо всем, о чем хотел сообщить. И никак не отреагировал на новую волну грубого с ним обращения.

Только эта его, явно показная, невозмутимость еще более распалила сержанта:

— Ну ничего, бродяжья морда, в камере среди таких же, как ты и прочих наркоманов поймешь, что не на того напал.

Полицейский сжал кулаки:

— Там у тебя найдутся и коллеги — пришельцы, целые экипажи, навалом летающих тарелок. Только с баландой!

Собственная немудреная шутка на миг подняла у сержанта настроение.

— Да нет, я на полном серьезе, — никак не отреагировав на его сарказм и вспышку гнева, после выслушанной угрозы, вновь продолжил свое несгибаемый Бьенол:

— И могу доказать, что каждое мое слово — правда!

Джерри даже досадливо крякнул от такой наглой лжи:

— И где же ты свою летающую тарелку закопал?

Его глаза-буравчики, казалось бы, сейчас проделают две крупные дыры в голове подследственного, еще не понявшего до конца, с кем имеет дело. Только существо, назвавшееся ему под именем Бьенола, и теперь сохранило прежнюю свою выдержку. Вселив в черствую душу Джерри Смитчела нешуточные сомнения.

В результате чего он снова сменил тактику общения.

— Так, где находится этот самый, как ты называешь, междуход? — вроде бы начал отходить от первого чувства недоверия сержант, хотя в его голосе все еще чувствовалась изрядная доля иронии.

— В песчаных дюнах, — донеслось в ответ.

Полицейский промолчал, выжидая дальнейшее и готовясь схватиться, как и прежде за свою резиновую дубинку.

Его молчание Бьенол воспринял за начало настоящего доверительного контакта и продолжал отвечать как на духу:

— Неподалеку от того места, где Вы меня подобрали!

Физиономия сержанта заметно помрачнела, при упоминании момента, когда у него начались ненужные совсем хлопоты с самозванцем, выдающим себя за инопланетянина.

Зато не шевельнулся ни один мускул на простодушном лице Бьенола.

— К автостраде я вышел прямо оттуда, — для большей убедительности своим словам, добавил он. — Очень торопился спасти мальчика.

При этих словах Джерри Смитчел сделал окончательный вывод:

— Наверняка, перед ним сидит самый настоящий умалишенный. Да и кто иначе? Если не боится ответной реакции нагло отнятого от настоящих дел собеседника, делая подобные заявления.

И все же допрос следовало продолжать. Хотя бы для проформы. В том числе, попытаться выведать все о новом персонаже всей этой невероятной истории, больше смахивающей на безудержное враньё.

— Что еще за мальчик такой? — переспросил сержант. — С этого момента прошу излагать подробнее.

Он еще не оставив надежд все-таки докопаться до сути:

— Кто, на самом деле, скрывается за личностью этого свихнувшегося мужика, называющего себя пришельцем.

Тот в свою очередь не унимался:

— Ребенок ваш — земной.

Поняв, что есть шанс хотя бы на мальчике заинтересовать недоверчивого полицейского, задержанный постарался использовать его в свою пользу. И добиться внимания, которого заслуживал если уже не сам, то ребенок, оказавшийся при смерти.

— Недавно, совершенно случайно, попал на борт моего корабля, — говоривший невольно сделал жест подбородком в ту сторону, где по его мнению, могло находиться песчаное побережье. — Анализаторы показали, что он серьезно болен.

— Теперь уже и «анализаторы» какие-то возникли в разговоре, вместо медиков, — и это окончательно повергло в прах все намерения сержанта выслушать до конца тот бред, который нес сидевший на табурете для уголовных преступников.

Сержант Смитчел полез, было, в письменный стол за телефонным справочником, чтобы узнать номер психиатрической больницы. Потом передумал торопиться. Решил вначале отыграться, как следует.

— Давай ближе к делу! — закипел яростью сержант, поняв, что это действительно свихнувшийся бродяга и разговор идет совсем не по тому руслу, как ему самому хотелось бы.

— Где, говоришь, корабль?

Щелкнула кнопка диктофона, фиксируя теперь каждое, произнесенное в кабинете полицейского, слово…

Джерри нисколько не преувеличивал ни в начале встречи, ни потом и на допросе, живописуя для Бьенола в самых мрачных тонах условия будущего обитания в камере предварительного заключения. Особенно в общей. Ведь одиночка была по сравнению с ней — курортом.

И в этом пришелец смог убедиться очень скоро.

После того, как завершился допрос, сержант лично отвел его в камеру. Но жесткие доски тюремного топчана лишь поначалу доставили попавшему на них новоявленному арестанту долю неудобства. Потом его и вовсе отвлекли мысли обо всем с ним произошедшим. Тем более что времени оказалось для этого предостаточно.

Бьенол отметил про себя с чувством нарастающей тревоги:

— Вот уже вторые сутки пошли после того часа, когда сержант, оформив протокол, препроводил его в помещение для задержанных заключённых.

На прощание тот еще и посочувствовал:

— Благодари Бога, что один пока сидишь.

После чего словно опомнился и уже повел себя по-прежнему, с официальной деловитостью:

— После проверки, определим для тебя самую достойную компанию!

Провозгласив все это, сержант, с громким лязгом захлопнул металлическую дверь, закрывшуюся за Бьенолом.

Сообщать начальству обо всем произошедшем, да и звонить, как хотелось раньше, психиатру, он уже не спешил.

Задумал как раз действовать наоборот:

— Потянуть время.

Пока же стремглав отправился в противоположный от психбольницы конец города. Туда, где над шикарным проспектом неоновым огнем ярко горела реклама компании «Грузовые перевозки Грасса».

И вновь отметил, что в центральном офисе этого почтенного предприятия на рекламную иллюминацию не скупятся.

 

Глава третья

Тюремные ожидания тем временем позволили невольному пилоту междухода хорошо поразмыслить обо всем с ним произошедшим.

И выходило, что того мальчишку, который чудесным образом оказался в приемном шлюзе его корабля, Бьенол, по праву, мог бы назвать своим спасителем.

— Столько лет провел в состоянии анабиоза, и мог бы пролежать там еще больше, и вот на тебе — поступил сигнал роботу на выполнение задания, — усмехнулся своим мыслям Бьенол, между тем удобнее устраиваясь на тюремных нарах.

И считать подобным образом у пришельца имелись полные основания. Ведь автоматика междухода, миллионы лет ждавшая этого момента, моментально среагировала на визитера, приблизившегося к корабельным датчикам:

— Все же потому, что у пацана в крови что-то не так, как у всех здешних обитателей — землян.

Действительно, попытки маленького Альберта Колена выбраться из подземного заточения в прибрежном гроте, уже затапливаемым водой океанического прилива, хотя и были интуитивные, но на его и Бьенола удачу оказались верными.

Тем более что как раз подвернулся счастливый случай.

Дело было в том, что один из бортовых анализаторов междухода оказался расположенным как раз на той стороне, которую, как раз постоянно и подмывали волны морского прилива, проточившие грот в каменистом берегу.

Теперь-то Бьенол знал:

— Мальчишка, в отчаянии ощупывая руками металлическую преграду, невольно коснулся ладонями чувствительных сенсорных датчиков.

Всего несколько секунд продолжался контакт, но приборы мгновенно получили всю необходимую информацию о том, кто оказался рядом с кораблем.

И тут же передали бортовому компьютеру междухода:

— Кого это сейчас занесло в крайне ограниченное пространство каменного мешка.

…Долгие века, проведенные в береговой ловушке, к счастью, не очень-то сказались на сверхнадежных системах разведывательного боевого корабля терратов. Его электронный мозг даже сквозь толщу наслоений веков продолжал впитывать всю поступающую на его встроенные антенны информацию.

И всякий раз в память компьютера она закладывалась, преломляясь через тесты на опознание:

— «Свой-чужой».

Междуход терпеливо ждал появления хозяев- своих создателей, представителей цивилизации терратов.

Потому-то получив столь долгожданный сигнал «Свой» тут же, без промедления открыл перед, принятым за террата, маленьким сиротой вход в космический корабль.

— Поступил приказ открыть доступ внутрь совсем не случайно, — как несколько позже узнал Бьенол. — Лишь в тот же час, как появились данные об анализе крови, оказавшейся точно такой, что была когда-то у терратов.

И в электронном мозгу, замершим в ожидании, когда поступят новые приказы, вспыхнули, один за другим, долгожданные сообщения:

— «Настало время!»

— «Пришел хозяин!»

Все системы междухода ожили разом.

Включились и насосы, прогоняя восстанавливающий животворный раствор в капсулу аппарата анабиоза, где, как раз, и застыл единственный до сих пор обитатель корабля — Бьенол.

И лишь после этого, когда уже поздно было возвращать все обратно, не хватило бы на это энергии, компьютер убедился в своей ошибке.

…После пробуждения, во время которого электронный мозг междухода передал всю накопленную информацию в подсознание мнимого пилота, Бьенолу пришлось вспомнить и передумать немало всякого.

Да и как иначе?!

История гибели его цивилизации, расхождение после термоядерного удара орбит двух планет, зарождение на одной из них разума:

— Разве усвоишь такое за один присест?

И все же он был искренне рад неутомимости вездесущей электронной начинки косморазведчика-междухода. Поражался былой неиссякаемости его атомных батарей, только теперь, несколько истощившихся на выполнении команды на оживление пилота.

Понимал:

— Без них и сам бы не выжил, и не знал бы сейчас, что делается в мире, окружающем теперь со всех сторон этот осколок их разума в совершенно чужой цивилизации.

Правда, сразу после пробуждения, мелькнуло самое настоящее недоумение в воспаленном от пережитого, сознании. Когда увидел на экране результаты анализа крови подростка, попавшего в ловушку для образцов.

Не мог не задать вслух вопрос бортовому компьютеру о наблюдаемом парадоксе.

— Как он выжил, этот представитель цивилизации Терраты? — словно забыв, что в контакте с ним находится не живое существо, а моток проводов и набор электрических схем, поделился с машиной своими сомнениями проснувшийся из долгого анабиоза диверсант из отряда Садива. — Ведь была же бактериологическая бомбардировка?

Собеседник не подвел. Раскрыл глаза живому существу на все происходящее с ними после стольких веков бездействия.

— Он и не выживал, — безучастно прокомментировал, уже убедившись в своей ошибке компьютер. — Это мыслящее существо из нового поколения. Представитель нынешней, так называемой, земной цивилизации, существующей на планете.

Кстати, сообщил он также и то, что космический объект, ранее известный как Террата, теперь называется по-другому — Земля. И что несколько лет назад вновь появился на ней вирус.

— Тот самый, — вспомнил Бьенол, что давал краткую, но насыщенную жизнь прежним жителям планеты.

Тогда сетеляне, как стало известно из собрания фактов в архиве междухода, извели его бомбами мыслителя Концифика.

— Но вот она загадка природы? — недоумевал участник разгрома прежнего уклада жизни сразу двух космических объектов, сам себе адресуя при этом крайне важный и просто животрепещущий вопрос. — Эту цивилизацию теперь грозит погубить именно то, что давало жизнь прежним жителям Терраты.

И он был недалек от истины. Так как уже знал, что теперь смертельная болезнь косит всех, даже таких маленьких, как этот первый землянин, попавший на борт его космического корабля:

— И нет от нее никакого избавления!

— Так что с мальчуганом? — в разговоре с электронным автопилотом, вырвалось у Бьенола, уже успевшего заочно полюбить своего маленького избавителя, разбудившего его от столь долгого сна в анабиозе.

И на этот раз ответ был исчерпывающим и доходчивым, как и полагалось ему быть по воле никому уже теперь не ведомых программистов.

— Заболевание пока находится лишь в начальной стадии, но с каждым часом все прогрессирует, — бесстрастно ответил кладезь премудрости. — У нас на борту с этим вирусом бороться нечем.

Было от чего впасть в уныние.

Но сидевший в пилотском кресле уже понял, где следует искать путь к спасению обреченного.

— Сообщим немедленно людям про умирающего ребёнка! — горячо, с неизвестно откуда возникшей в душе, страстью, заявил он электронному мозгу, «управляющему» междуходом. — У них-то, пожалуй, есть все необходимые для его лечения средства?

Но, как вскричал переполненный состраданием к маленькому бедолаге последний из жителей Сетелены, так тут же и прикусил язык.

В сознании Бьенола, все еще насыщенном информацией от компьютера, уже начали усваиваться факты, собранные за эти годы электронным мозгом. Недаром все это время, через свои датчики тот вел сбор всего, что информировало о положении на планете.

Как теперь понимал Бьенол:

— Особенно возрос поток данных с тех пор, едва появились у людей радиосвязь, телевидение.

И вот надо же — такой прокол.

Идентифицируя кровь юного гостя Алика Колена с кровью терратов, мозг было решил:

— Это настоящий хозяин, человек с Терраты.

Но уже когда дал сигнал к пробуждению Бьенола, все же убедился в своем неверном решении, вызванном скоропалительностью долгого ожидания хозяев.

— Ничего, старина, — хлопнул ладонью по пластиковому поручню пилотского кресла Бьенол. — Хорошо, что ты меня поднял из спячки, теперь я сам возьмусь за дело!

Компьютер на этот раз промолчал.

Но не оттого, что не было доводов отговорить пилота от столь неверного шага, каким могло стать общение с местными жителями. Это как раз хорошо было известно самому Бьенолу. Оба понимали, что мальчишку и впрямь нужно спасать.

Вскоре по песку приморских дюн, направляясь прямиком к шумной от проносящихся по ней машин, автостраде, спешил одинокий путник в серебристом костюме, так похожем на спортивный стиль местных модников.

 

Глава четвёртая

— Что ж, придумано неплохо! — прослушав магнитофонную запись допроса Бьенола, сделанную в полицейском участке, пыхнул сигарой нынешний мистер Луис Верхилио Грасс. — Да только я киносказок не финансирую, и этот сценарий не для моего бизнеса.

Он едва не разразился бранью за то, что вынужден был столько времени внимать каким — то там бредням сумасшедшего.

— Так и скажи тому сержанту, — донеслось до второго человека, посвященного в тайну магнитофонной записи. — Как его там?

Однако, несмотря на устроенный ему разнос, собеседник наркобарона Мануэль'Грилан, уже был готов к такому обороту событий:

— Зовут его Джерри Смитчел!

И добавил, как бы подтверждая собственным опытом нелесное мнение о полицейском, сложившееся у шефа:

— Бестия, действительно вздорная.

Но, соглашаясь со своим патроном, по поводу пройдохи-сержанта, он, тем не менее, продолжал настаивать на своем:

— Можно не верить всей этой записи.

Мистер Грасс удивленно поднял глаза на того, кто только что отказался от высказанной перед этим надежды на важность пленки с магнитофона.

— Вот только одно, — делая вид, что смущен до глубины души, Мануэль Грилан замялся, не зная, как вернее выразить свою мысль. — Если не мы сейчас, то потом другие обязательно пожелают проверить показания, так называемого пришельца, и тогда нам же будет ещё хуже!

— Что такое? — маска брезгливого равнодушия, как резиновая, сползла с лица старого бизнесмена.

Вмиг заострившиеся на нем черты подсказали о появившемся интересе ко всему изложенному на плёнке с записью допроса инопланетянина, состоявшегося в полицейском участке.

Мануэль Грилан продолжил свое пояснение, оказавшееся главным аргументом в пользу проверки слов Бьенола.

— В том месте, где указано местонахождение этой самой летающей тарелки не должно быть никого постороннего, — превозмогая страх неминуемого гнева, вот-вот готового обрушиться на его голову, заявил подручный дона Луиса. — Ведь, мы, как раз, там и укрыли от возможных свидетелей семейство обреченного бедолаги Колена. В том числе его жены и сына.

Только к этому моменту дону Луису уже не нужно было объяснять вероятные последствия совпадения:

— Так думаешь, Макнуэль, начнут откапывать летающую тарелку и найдут трупы этих презренных болванов?

Его собеседник с заметным облегчением выдохнул, поняв, что его сомнения попали в самую точку:

— Как в воду смотрите, босс.

Он желал замести следы:

— Но для этого следовало, хотя бы от части, поверить инопланетянину. Самим проверить все то, что он наговорил в полицейском участке сержанту Джерри Смитчелу.

Потому так обрадовался проницательности мистера Грасса. Тому уже не нужно было объяснять, что пусти на берег чужаков, можно навести их на собственный след:

— Попробуй тогда отмотайся от ищеек.

Ведь в доме Коленов многие видели, что они уезжали именно с людьми из корпорации «Международные перевозки Грасса», чтобы потом исчезнуть навсегда и объявиться внутри песчаной дюны.

Собеседники живо представили себе, как идут раскопки летающей тарелки, как находят рядом то, что не нельзя находить.

— Обязательно обнажатся эти трупы, — обреченно вздохнул Грилан. — Полиция мимо них не пройдет.

— Тогда, действительно, придется заняться пришельцами нам самим, — немного подумав под клубы дыма от своей неизменной сигары, не слишком охотно, но все же согласился хозяин кабинета. — Скажи тому малому…

— Джерри Смитчелу.

— Да, ему.

Мистер Грасс аккуратно притушил окурок сигары в пепельнице:

— Поедем, мол, проверим его находку.

Подручный пустился, было, стремглав исполнять приказание, однако был вынужден вернуться после новой репликой шефа.

— И того парня из каталажки прихватить с собой не забудьте, — уже вдогонку Мануэлю, бросил мистер Грасс. — В любом случае такой странный очевидец, да еще в руках полиции, нам не нужен.

И тому и другому было ясно как день:

— Даже если и не удастся ничего найти, зато можно будет упрятать этого пришельца от греха подальше.

— Выбора у парня нет, — разразился шуткой в своем обычном черном стиле Дон Луис. — К тому же — готовый котлован в чистом прибрежном песке надежнее, чем молчание в переполненной грязными дураками, психушке.

— Будет исполнено, мистер Грасс!

Получив недвусмысленное руководящее указание, Мануэль Грилан не замедлил связаться с сержантом Смитчелом.

…Уже стемнело, когда небольшой автокараван выехал за пределы столицы штата города Кривпорта. Вслед за полицейским «Фордом» Джерри Смитчела следовал небольшой гусеничный экскаватор, установленный на автомобильном трейлере, а замыкала процессию кремового цвета «Тойота» Мануэля Грилана, в которой везли от самого полицейского участка, освобожденного из камеры, пилота междухода.

— Это ты и будешь тот самый пришелец? — сквозь зубы процедил Грилан, начиная общение с сумасшедшим.

Сам при этом с явным интересом оглядывал Бьенола, ожидая от него какой иной нездоровой выходки.

Тот, однако, вполне смирно сидел в его машине — стиснутый на заднем сидении между надежной охраной из двух верзил.

— Как раз им, этим, своим самым надежным боевикам, — как прекрасно знал Грилан. — Дон Луис и поручил глаз не спускать с пленника.

Наступившее после этого риторического вопроса молчание инопланетянина длилось недолго.

Просто из земной вежливости, как ему было разъяснено в ходе обучения пол колпаком корабля, новоявленный арестант охотно откликнулся на обращение к нему наглого попутчика в поездке на побережье.

— Если нет другого пришельца, то, скорее всего, я и есть! — Бьенол попытался сделать разговор непринужденным. — В том же, что это так, скоро сами лично убедитесь.

Он еще более уверенно произнес то главное, ради чего пока спокойно терпел насмешки землян:

— Главное — спасти мальчика!

Может, затаенная в голосе пришельца угроза гибели человека, в случае возможного промедления их экспедиции к морскому побережью, а может и сами спутники уже настроились на «спасательный лад», но слова Бьенола разительно подействовали на всех сидящих в машине.

— Посмотрим, посмотрим, — уже вполне миролюбиво и без прежнего пренебрежения к собеседнику, отозвался Грилан. — Не будем, дружище, кипятиться!

Было видно, что он заметно успокоился, так как перестал ежеминутно оглядываться назад, и снова все свое внимание переключил на дорогу.

…Далеко позади их кавалькады транспортных средств, остался уже и пригород с его загазованностью, щедро источаемой промышленными предприятиями.

Сквозь открытое окно лимузина на пассажиров пахнуло свежим воздухом побережья.

У любого, увидь он такую странную кавалькаду, возникла бы мысль:

— Вот люди едут то ли работать, то ли отдыхать?

И действительно!

Если бы не стальные браслеты наручников, блестевшие никелированной сталью на запястьях Бьенола, такое могло бы показаться и при более близком знакомстве с участниками экспедиции на побережье:

— Как же, просто дружеская компания отправилась на загородную прогулку.

Хотя, не могло бы обойтись и без некоторых сомнений:

— Почему, едут-едут, да вот никак не могут обогнать оранжевый кургузый тягач?

Тот самый, что, попыхивая перед ними выхлопной трубой над мощным дизелем, тащил за собой тяжелый прицеп с экскаватором.

Так и ехали караваном — вначале по роскошной автостраде, а потом и по песчаному пути, ловко лавируя на проселке, долгим протяжённым серпантином вьющемся между сыпучих дюн.

Теперь-то Мануэль Грилан указал дорогу очень точно, не собираясь вновь делать лишний крюк:

— Как это было перед расправой над семьей Коленов…

…Белый, нагретый солнечными лучами до жара кухонной плиты, а теперь уже начавший остывать, прибрежный песок, словно сиял серебром, отражая в наступившей ночи лунный свет.

Дополняло возникшую, прямо-таки сказочную идиллию, то, что безоблачное небо синим бархатом окаймляло необычно яркий сегодня диск естественного спутника.

— Вот ты теперь какая, моя несчастная Сетелена! — глянув на звездное небо, вполголоса, никому кроме себя самого не адресуя своих слов, произнес Бьенол, когда его вывели на свежий воздух из салона остановившейся машины.

Такой свою родную планету, — он на самом деле видел впервые. Ведь, отправляясь к людям, чтобы спасти незнакомого мальчика, в дорогу пошел днем. И вот первая, столь неожиданная встреча.

Но его спутникам было совсем не до созерцания пришельца, уставившегося в ночное небо.

— Где нужно копать? — выплюнул в темноту потухший окурок сигареты Мануэль Грилан.

Пора было и Бьенолу возвращаться к действительности.

— Копайте прямо здесь! — показал на ближайшую дюну своими, скованными впереди руками, невозмутимый пленник.

Понимая, что землекопам потребуются более конкретные пояснения, он дал и их:

— По-вашему — глубина до корабля два метра. Междуход лежит под грунтом аккуратно в середине холма.

Теперь, указанных им, ориентиров оказалось достаточно, чтобы начать вскрышные работы для извлечения летающей тарелки.

— Тогда начнем! — скомандовал Мануэль Грилан своим, людям. — Медлить не будем, каждая минута дорога!

Взревев могучим двигателем, неуклюжий пока экскаватор сполз со стальной площадки прицепа. Затем, получив возможность для маневра, агрегат окончательно обрел, свойственную ему, уверенность.

Лязгая гусеницами, экскаватор направился к названному месту. Там, волею машиниста, выбиравшего удобную позицию, сделал полукруг, веером разбрасывая из-под рубчатых стальных траков истонченные ветром в пыль мелкие ракушки.

Затем, опустив свои гидравлические упоры, начал вгрызаться острозубым ковшом в грунт.

— Эй, ты, осторожнее со своим ковшом, — запоздало вырвалось у руководителя экспедиции.

Подручный мистера Грасса уже сам чуть ли не поверил в то, что под песком могут быть не только трупы убитых им наркомана и его жены, но и кое-что по-настоящему ценное для будущего применения.

Хотя именно останки жертв и следовало оставить в стороне. Не посвящая в трагедию никого из возможных свидетелей.

Кабина открылась и оттуда выглянул здоровяк в синем форменном комбинезоне, какие носят рядовые рабочие корпорации «Международные перевозки Грасса».

— К самому краю холма песок не бери, — еще более строго крикнул экскаваторщику Грилан.

И тут же Мануэль словно поперхнулся, поймав на себе понимающий взгляд нового знакомого.

— Все знает! — дошло до убийцы.

Только наручники на руках существа, назвавшегося пришельцем, да вооруженная охрана позволяли Грилану чувствовать себя вполне уверенно, не бояться Бьенола с его возможными разоблачениями.

— Осведомлен, гаденыш! Но тем хуже для него, Конец один! — не отвел взгляда подручный дона Луиса.

— Что такое? — стараясь перекричать рев мотора, тем временем продолжал высовываться из кабины водитель. — Точно укажите, где начинать котлован.

Обрадовавшись возможности отойти от закованного в наручники, пришельца, Мануэль Грилан прошелся по песку, прочертил в нужном месте глубокую ограничительную черту своим остроносым ботинком и окончательно поставил задачу.

— Ничего особенного, — услышал от него машинист. — Не заходи на этот участок, а вот прямо от него бери на полный ковш и копай скорее!

Отдав последние указания, Мануэль Грилан, однако, не захотел возвращаться к пленнику. Он резко развернулся на пятках и пошел прочь от раскопа к соседнему холму. Туда, где сразу после их приезда на удаленное побережье, благоразумно велел поставить охранение от нежелательных свидетелей.

На месте, к своему удовольствию, кабальеро убедился, что приказ в точности исполнен. В том числе, прямо на вершине соседней дюны, уже занял свой наблюдательный пост исполнительный полицейский сержант Джерри Смитчел.

Именно он в знак признания заслуг, получил от дона Луиса задание обезопасить ход операции:

— Оградить ее от присутствия кого-либо из посторонних!

 

Глава пятая

Раскопка холма продолжалась безостановочно всю ночь.

Дел хватило даже столь мобильному отряду, оснащенному мощной техникой. Ведь, сначала сняли податливый песок, затем ковш экскаватора начал черпать более трудный грунт — окаменевший песчаник, а вместе с ним и гранитные валуны.

Только к утру обнажился взглядам участников экспедиции плоский и в то же время веретенообразный корпус разведывательного корабля Терраты — междухода.

Этот венец творения прежних мыслителей планеты теперь, впервые за многие эпохи, наконец-то был освобожден от многотонного груза, скрывавшего его на протяжении стольких тысячелетий от всего живого.

Увиденное зрелище не могло не отразиться на первых наблюдателях столь необычного и редкого явления.

— Вот это машина! — восхитились, по-своему отреагировавшие на сделанную находку, зрители из числа подручных Мануэля Грилана. — Ничего заразу такую не берет!

Но первым опешил экскаваторщик, когда от ковша, неудачно заведенного под круглое крыло корабля, только куски стальных обломков полетели в разные стороны. Тогда как на полированном боку космического скитальца не осталось ни малейшей царапины.

Он сначала испугался последствий, но теперь понял, что ничего сделать «тарелке» не в состоянии и может рыть песок дальше.

А вот непосредственное начальство, с душевным трепетом оценившее возможную стоимость извлеченного на свет достояния, от замечания не отказалось.

— Все равно, орудуя своей «судорогой», будь осторожнее! — злобно прикрикнул на него кабальеро, уже считавший сделанную в дюнах находку полноправной добычей своего грозного шефа.

Теперь он твердо убедился в том, что их пленник не соврал и на допросе. Говорил сержанту Смитчелу исключительную правду. А под грунтом действительно находилась «летающая тарелка».

После чего Гирилан начал в полной мере ценить все тем сказанное:

— Может быть, эта фантастическая штука еще нам очень даже сгодится, а ты ее испортишь, — ещё какое-то время выговаривал он машинисту. — Тогда уж шеф точно церемониться с тобой не станет.

И самого мистера Грасса теперь уже ждали на объекте.

Решил вызвать его Мануэль Грилан прямо на место раскопок сразу, едва увидел в глубине котлована еще только край космического корабля.

Отойдя в сторону от своих сообщников, кабальеро связался по мобильному телефону с наркобароном:

— Междуход существует!

Собеседник не сразу поверил в слова своего посланца на океаническое побережье:

— Ты уверен?

— На все сто процентов! — донеслось в ответ.

Полагая, что следует конкретизировать сообщение, Грилан сразу заявил в трубку мобильника:

— Его нашли.

Он глянул на то, как все более обнажается из-под песка, сверкая на солнце полированными боками, будто и не находилось столько времени под толщей грунта, массивное тело, явно, неземного происхождения:

— Скоро выкопаем из-под песка!

Устная резолюция на столь важное сообщение последовала не сразу. Лишь после того, как дон Луис внимательно выслушал подручного. Затем уже не мешкая ни минуты, мистер Грасс принял окончательное решение.

Добродушно, будто и не было теперь даже в помине его вчерашних сомнений, он произнёс в трубку:

— Ждите!

Дальнейшее еще более воодушевило Грилана.

— Сейчас сам приеду и привезу лучших инженеров компании, — рокотало в трубке. — Прикинем все вместе, что с этой небесной штукой теперь нам делать?!

Одно только можно было предположить наверняка в действиях их корпорации:

— Не отдавать же ее, в самом деле, правительству?!

И заодно Мануэль Грилан получил дополнительное строгое указание от своего непосредственного руководства:

— Лучше присматривайте за пришельцем. Чтобы не сбежал!

…По всему выходило, что с этого момента он для «Грузовых перевозок Грасса» становился самым важным трофеем проведённого мероприятия. А то и будущим специалистом.

Из тех, кто дороже денег.

— Уже, шеф!

С явным удовлетворением кабальеро глянул на своих ребят, полукольцом окруживших Бьенола.

Тот же, словно забыв обо всем на свете, не отрывал глаз от стремительно увеличивавшегося котлована, на дне которого, с каждым новым ковшом земли, вынутом экскаватором, всё сильнее обнажался, сверкая полированным металлом на утреннем солнце, величественный диск междухода.

— Эй, ты! — должен был услышать пришелец, но не отреагировал на обращенную к нему грубость.

Потому понадобилось снова драть горло.

— Чего уставился?! — еще более вызывающе окликнул его Мануэль Грилан. — Не вздумай фокус, какой-нибудь нам тут устроить.

Он сам не стал доставать пистолет из кармана пиджака, но кивнул головой на тех, кто с оружием в руках с самого начала мероприятия окружали пленника:

— Сразу под пулю попадешь!

Потом Мануэль стал гадать, расспрашивая тех, кто казался ему самыми толковыми из собравшейся компании:

— Сколько брезента понадобится, чтобы укрыть находку до того, как она попадет в ангары компании?

Так что ему, на какое-то время, ему стало не до пришельца. Но это обстоятельство Бьенол даже не удостоил своим вниманием.

Все шло именно так, как он и задумывал:

— Оставалось совсем немного до осуществления того, что было просчитано на бортовом компьютере еще перед тем, как он решил идти на контакт с людьми.

Но вот уже расчистка практически закончена и корабль полностью освобожден от песчаного плена.

— Пора снова на деле применить выучку мыслителя Концифика, — понял и решил для себя Бьенол.

Оставалась, правда, на дне души одно серьезное опасение:

— Получился бы прыжок после стольких лет анабиоза?

Хотя репетиция прошла вполне успешно.

Ведь, накануне из-под земли Бьенол так же и выбрался, сосредоточив на этом свою силу воли.

И все же сомнения не оставляли его.

Бывший чемпион двух планет напряг все чувства, представляя как нужна сейчас его помощь тому пареньку, что беспомощно лежит в медицинском отсеке внутри корабля-междухода.

— Что за черт?!

— Куда делся этот парень?!

И раз, и другой взревел Мануэль Грилан, переводя взор от дальних дюн, где уже показался черный лимузин босса, на то место, где только что стоял его пленник.

Но рядом с ним Бьенола больше не было.

Лишь верзилы, тупо и удивлённо, уставились взглядами друг на друга, да ещё пытались выдавить из себя что-то похожее на вздох разочарования бегством, доверенного им пленника.

Автоматы в их руках теперь, после побега взятого под охрану пришельца, казались жалкими мухобойками.

— Убью! — звонко и протяжно пронеслось над дюнами проклятие Мануэля.

Угроза, однако, повисла в воздухе, потому что адресат скрылся в своей металлической норе так ловко, что дал бы в этом сто очков вперед любой лисице.

Зато имелись в наличии другие личности, на которых можно было свалить все ответственность за собственную ошибку.

— Упустили пришельца, мерзавцы! — взбесился Мануэль на бывших охранников, теперь оставшихся без работы.

Гнев стократно умножился предчувствием неминуемости собственной расплаты от рук дона Луиса.

Но тут пришел черед всем вместе, а не только Грилану на время потерять дар речи.

Огненный смерч оживших дюз управления космолета разметал частицы песка. Еще, какое-то время местами остававшегося на серебристой броне обшивки междухода.

Медленно поворачиваясь, дрожжа всем корпусом, корабль чуть сдвинулся с места. Потом поднялся над вырытым котлованом. И раз-другой повернувшись вокруг своей оси, словно раздумывая в выборе нужного направления, стремительно, по крутой восходящей дуге ушел в голубое небо.

Туда, где уже пылал жаркий круг полуденного солнца.

…Выпавшие на долю Алика испытания и трагическая смерть родителей не прошли даром для его подорванного недугом здоровья. Быстро прогрессирующая страшная болезнь с каждым часом делала свое.

Надолго пришлось ему поселиться в госпитальный отсек космолета. Где и пребывал, под пристальным надзором все знающего бортового компьютера, ставшего теперь и лечащим врачом для своего первого пациента.

И лишь долгие разговоры с другим обитателем междухода — Бьенолом, как-то скрашивали первые дни подростка.

Даже о смерти родителей порой забывал он за многочасовыми беседами с, прекрасно освоившим земную речь, пилотом космического корабля.

Да и самого Бьенола тоже несказанно радовало такое общение.

Основу чужого языка он получил как всегда — после сеансов в сплетении датчиков кресла перед электронным мозгом. Потому за словом в карман, как говорится, не лез. Был в курсе всего, что когда-либо происходило на этой планете. Превращая обычный треп в самые настоящие уроки для своего неожиданного ученика.

Но вскоре для Алика надолго исчез и его единственный собеседник.

То ли на беду, то ли на благо мальчишки, но в эти дни отсутствия Бьенола он большую часть дня оказывался погруженным в тревожный горячечный сон. Так что долгие несколько суток отсутствия на борту Бьенола прошли для него совсем незаметно.

Очнулся же Алик от того, что в каюту донеслись странные звуки — скрежещущего металла об обшивку корабля.

— Не волнуйся, так нами и было все задумано! — раздался из динамика, успокаивая напуганного подростка, безучастный голос компьютера. — Скоро полетим за твоим лекарством.

Только Альберт, оказалось, больше думал не о себе.

— Где Бьенол? — первым делом спросил он у машины.

При этом с надеждой всматривался в частую решетку динамика, откуда лились фразы электронного мозга. Как будто тем самым пытался выяснить самое важное о живом существе, обитавшем в этом чудесном летательном аппарате, о каких подросток не раз читал в своих любимых космических комиксах про Супермена.

И заветный вопрос снова вырвался на волю:

— Что с ним? Где он?

Только получить ответ от машины не успел.

— Как где? — донеслось вопросом на вопрос. — Там, где и полагается быть. С тобой, мой друг!

После чего тревога Алика растаяла, как легкий утренний туман при первых лучах летнего жаркого солнца.

— На месте! — улыбающийся пилот внезапно оказался сидящим в своем кресле у главного пульта управления. — Вот какой интересный сувенир достался нам от твоих старых знакомых.

Бьенол поучительно поднял над головой сомкнутые руки. На запястьях которых сверкнули, отражая матовый свет ламп, стальными браслетами наручников.

Алик не разделил с ним шуточное настроение:

— Как же ты, теперь, с ними будешь обходиться?

Но взрослый друг и не думал расстраиваться из-за наручников, несколько часов досаждавших ему своими стальными путами:

— Сейчас все приведем в надлежащий вид!

Для осуществления намерений Бьенола под рукой у него имелся и самый надежный помощник, какого только можно было себе представить.

Еще не поступило команды, а их добрый покровитель с электронной душой уже искал выход из положения. Нашёл его в доли секунды И тут же озвучил необходимый алгоритм действий своим басовитым голосом, раздавшимся из динамика:

— Сталь нержавеющая. Вполне по силам для разрезания, имеющемуся у нас, оборудованию.

Бывший пленник, которому надоело ходить со скованными руками, нетерпеливо переспросил:

— Где оно — это самое оборудование?

— Плазменный резак найдете в ремонтной мастерской реакторного отсека!

Этот совет Бьенол понял именно так, как и надо. К тому же он окончательно передумал начинать новую мирную жизнь:

— Да и не время было загружать себя и других бытовыми заботами, когда им всем на борту междухода продолжала грозить опасность со стороны, оставшихся за его обшивкой гангстеров.

Словно забыв о необходимости срочно освобождаться от стальных оков, пришелец предпринял действия, касающиеся общего блага.

— Ну, это потом возьмемся за резак, — отложил Бьенол на ближайшее будущее осуществление вполне толкового совета. — Сейчас нам бы убраться отсюда поскорее.

И он аргументировал такую предусмотрительную поспешность:

— У этих бандитов всякое на уме!

Команда была тот час принята к исполнению.

Моментально, словно только того и дожидался, вспыхнул голубым мягким светом экран обзора. И перед изумленным Аликом вновь предстала, искаженная ненавистью, физиономия Мануэля Грилана. Он что-то бешено орал брызгая слюной, размахивая пистолетом перед растерянными сообщниками. Явно, готовый стрелять без разбора в любого, кто покажется ему причастным к организации побега пленника.

Маленький Колен так испугался всем увиденным на экране, что даже отшатнулся в своем кресле.

— Не бойся, малыш! — первой отреагировала на его отчаянные чувства электронная машина. — Сюда до нас убийца не достанет!

Пилот междухода с электронной душой, явно, был сторонником, общепринятой на Земле педагогики. В том числе, разделял особое мнение. О том, что обращаться с ребенком следует, как с равным существом, от которого не следовало ничего скрывать.

— Теперь Грилан нам не страшен, — успокаивая Альберта Колена, кивнул на суетящихся бандитов и пришелец Бьенол. — Придет срок, они нам заплатят за все!

Тем временем, команда, таким непринужденным тоном отданная им компьютеру, уже возымела свое действие. Мелкой дрожью корпуса междуход отозвался на включение ракетных двигателей ориентации. В точности отображая его маневр, поплыла по экрану панорама дюн.

— Приготовиться к взлету! — загремели динамики общей связи. — Займите места по боевому расписанию!

— Готовы! — послушно откликнулся пилот, заодно надежно пристегивая к креслу и своего спутника.

После чего и сам оказался на штатном месте командира корабля, также оборудованном ремнем безопасности.

Приглушенный гул двигателя, включенного на форсаж, моментально перерос в тонкий свист. Корабль словно подпрыгнул, выполнив вираж, когда выскочил из своей подземной ловушки.

После чего, прямо на обитателей междухода, с обзорного экрана надвинулись облака.

 

Глава шестая

…По утрам Фрэнк начинает серьезно и безоговорочно жалеть, что у него нет знакомого бондаря или, на худой конец, владельца скобяного магазина:

— А то больше и обратиться не к кому за…надежными обручами от бочки.

Только не ради засолки, каких-то там капусты или огурцов, возможны и не исключены такие хлопоты:

— Набить бы обручи на свой череп. Без этого же прямо беда, голова так раскалывается, хоть об стенку колотись!

Криво улыбнувшись от этой своей немудреной остроты, должной укрепить железом похмельную голову, Фрэнк спустил ноги с тахты, на которой и провел он эту ночь, явившись поздно вечером с очередной обильной дружеской попойки.

Теперь за прежнее веселье ему приходилось расплачиваться жестоким приступом похмельного синдрома.

Больно запинаясь босыми ногами о попадавшуюся под ноги на его пути, незамысловатую мебель, бедолага поплелся в самый дальний конец своей небольшой и совсем не уютной квартиры, какая обычно бывает у всякого закоренелого холостяка, обремененного множеством житейских соблазнов и пагубных привычек.

— Вроде вчерашней, — сам себя упрекнул, с трудом разжав пересохшие губы, адепт Бога виноделия. — Правильно поучала меня мама, что пьянство и прочие излишества до добра точно не доведут!

К сожалению, мамы уже давно не было на свете.

Некому было подать бокал холодной воды, а то и чашку горячего чая, тоже спасавшего в ситуациях, подобной сегодняшней.

Однако Всевышний, похоже, вовсе не собирался отворачиваться от очередного грешника. И теперь желанное спасение от жестокого похмельного синдрома нашлось там, где изначально имелось его постоянное средство приведения себя в порядок — ванная комната с упругим шлангом душа.

…Ледяная струя воды, со злобным фырканьем вырвавшаяся из-под крана, как здорово освежила, так и помогла Фрэнку выздороветь.

Но все же не в той мере, чтобы окончательно и само собой, прямо сейчас прошло тяжкое похмелье.

— Клин клином вышибают! — махнул он рукой, заодно передразнив собственное отражение в зеркале.

То, что он задумал, не оказалось в долгом ящике, а было довольно скоро осуществлено с педантичностью давнего поклонника всего, что горит в стакане.

Утвердившись, таким образом, в необходимости вновь, как вчера и в предыдущие дни, встать на пагубный путь, известный многим по грешному принципу «Сто граммов с утра примешь и весь день потом свободе» оставалось только набулькать указанную дозу «лекарства» и употребить его так, чтобы начать выздоровление, даже не поморщившись.

С решимостью так и поступить, Фрэнк потянулся, было, за бутылкой с виски, стоящей для таких случаев здесь же — в ванной. На полке, рядом со всякой всячиной.

Но тут, трезвоня на всю квартиру, из жилой комнаты раздался требовательный звонок телефона, оторвав хозяина от продолжения общения с хорошо знакомой ему, бутылкой виски.

Такое бывало не часто.

…Сам по себе он, Фрэнк — сошка мелкая, чтобы кому-то из официальных лиц мог знать его домашние координаты.

Да и друзья здешние по большей части такие, что в иное, кроме служебного, время держаться-то от них нужно подальше, чтобы случайно не выдать, кому не следует, собственное место жительства.

И вот — звонок!

— Алло? — несколько настороженно спросил он, подняв трубку. — Кому это, интересно, я понадобился в столь ранний час?

Ради этих банальных слов ему пришлось отставить в сторону не только заветную бутылку, но и вообще покинуть саму ванную комнату, из которой он, предварительно прошлепав мокрыми ногами весь путь из ванной до тумбочки, добрался-таки до трезвонившего что есть мочи, безмозглого и не понимающего мужских утренних проблем, аппарата связи.

Грубость абонента, впрочем, никоим образом не смутило неведомую собеседницу, видимо привыкшую и не к таким, а ещё более агрессивным проявлениям натуры, очень некстати, поднятых на ноги, людей.

— Это мистер Франклин Оверли? — невозмутимо и уважительно раздалось на том конце провода.

Вся произнесенная фраза прозвучала не просто сама по себе, а, можно считать, в художественном оформлении. Поскольку была исполнена одновременно и притворным, и вкрадчивым голоском. Таким, который не забыть вовек. Даже на смертном одре, а не только, болея, как сейчас, с похмелья, Фрэнк узнал бы его из тысячи подобных звонков:

— Именно такому учат работников связи на служебном коммутаторе их Центрального Федерального Бюро по борьбе с наркотиками.

— Вы не ошиблись, это я! — вмиг осипшим от волнения голосом, произнес Фрэнк. — Зачем мог понадобиться?

Хотя и знало начальство, чем занимается в ночных притонах работник агентурной разведки инспектор Оверли — сбором сведений о местной наркомафии, всё же вчерашний его дебош, устроенный, поистине, с купеческим размахом, был явным перебором:

— Так что нагореть могло по первое число.

— Что замолчал, докладывай! — тем временем вторгся в начатый разговор его непосредственный начальник — мистер Бредли. — Как ты там время провел, что нового узнал?

Тут, впрочем, у инспектора имелись кое-какие козыри, с которыми можно было благополучно отвертеться от наказания и не только за пошлую пьяную потасовку, но и от чего более неприятного.

— Похоже, мистер Бредли, нашли мы ниточку к дону…

— Это не для телефона!

— Ах, да! — сразу сообразил Фрэнк.

Ведь, выдавая в телефонной сети имя объекта наблюдения, он бы тем самым мог превысить собственные полномочия и сыграть на руку многочисленным шпионам, подслушивающим день-деньской чужие разговоры.

— Ну, словом, перехожу к самому главному, — продолжал инспектор. — Тут среди местных наркоманов слушок прошел об исчезновении Пьера Колена…

Собеседник молчал, явно ожидая новых подробностей.

И они последовали сразу после того, как инспектор проглотил тугой шар слюны, скопившейся во рту от мимолётного воспоминания об оставленной в ванной комнате бутылки с виски:

— Якобы убрали они его!

Очередная смерть обывателя была не в новинку начальству, но в этой наживке имелся и острый стальной крючок, способный зацепить под самые жабры:

— Вы знаете, сэр, кто был последним, которого соседи видели вместе с семьей неудачника Пьера — его женой и сынишкой?

— Кто же? — немедленно отреагировал собеседник, сделав это именно так, как и надеялся похмельный «рыболов».

Стараясь не вспугнуть добычу и сделать точную и уловистую «подсечку», инспектор выдержал недолгую паузу:

— Вы не поверите — Мануэль Грилан!

— Опять имена? — пожурил собеседник, но не остановил поток красноречия подчиненного ему сотрудника.

— Откуда такие сведения? — даже переспросил шеф после неожиданной концовки доклада своего секретного сотрудника, работавшего под прикрытием удалого хулигана и любителя алкоголя в обществе совсем опустившихся горожан.

— Из полицейского участка, — ответил Фрэнк. — Там этот самый наркоман Колен у них накануне засветился.

После этих слов, волей — неволей пришлось прояснять все о потребителе психотропных веществ и мелком торговце героином:

— Взяли его при облаве.

Констатация того, что могло быть известно шефу из криминальной сводки, нуждалась в конкретных подробностях.

— Сделали экспресс-анализ, который показал наличие в крови заразы, — вкратце поведал Фрэнк. — Антител СПИДа, короче говоря.

Все остальное его шеф мог представить и сам, по прежнему опыту:

— Прислали санитарных врачей на манер проведения полного медицинского обследования гражданина, подозреваемого в совершении правонарушения…

Но вот тут обычный сценарий дал, что называется, пенку…

— Никаких больных доставить к лечебницу на карантин тогда не получилось, — без всякого, впрочем, огорчения, продолжал свое повествование Оверли, получивший на этом проколе медиков собственный и довольно реальный шанс отличиться. — Словом, вышла у них полная пустышка.

Как далее стало известно санитарам, потом полицейским, за ним Фрэнку, а теперь вот и его начальнику мистеру Брэдли, накануне неизвестные личности увезли семейку куда-то с концами.

— Причем, в машине, в которой вместе с водителем, по утверждению очевидцев, был Грилан, — поставил ударение на последнем слове вчерашний дебошир, а сегодня уже успешный сотрудник правоохранительных органов.

Молчание на том конце провода было вполне одобрительным.

— Думаю пойти по этому следу, — закончил доклад Фрэнк Оверли. — Надеюсь выйти на новые факты.

— Ладно, оставляю эту ниточку за тобой, — милостиво позволил начальник. — Но займешься этим потом.

Повысив свой, и без того внушительный, голос, мистер Бредли дал понять об особой значимости нового задания:

— Сейчас у меня есть для тебя кое-что гораздо интереснее.

— Что именно? — вырвалось у подчиненного.

— Не по телефону, — сварливо раздалось в трубке. — Жду в конторе.

Пояснять подробнее адрес мистер Бредли не стал.

Да и ни к чему было это делать. Ведь так они — как рядовые, вроде Фрэнка, служащие Федерального бюро по борьбе с наркотиками, так и более крупные чиновники регионального управления, обычно, с долей фамильярности называли городскую штабную квартиру их, наполовину зашифрованного учреждения.

Правда, мелькать там, да еще секретному агенту особенно часто не следовало.

Одна из причин того, как понимал Фрэнк:

— Опасение, вывести многочисленных осведомителей дона Луиса на истину того, кем же еще является на самом деле этот парень — повеса и пьяница, завсегдатай злачных мест — Фрэнк Оверли.

Потому там и бывал он не так уж и часто. Лишь в случае острой необходимости.

И вот настала такая пора — пойти вопреки осторожности.

— Если шеф велит, то куда денешься? — раздалось эхо от хозяйского голоса, в почти пустой, разгромленной по пьянке, холостяцкой квартире инспектора. — Нужно идти!

…Почти год миновал, как появился Фрэнк в Кривпорте.

До этого учился в полицейской академии, потом недолго служил в столичном управлении. И вот получил назначение сюда. Причем, не только его одного направили в столицу этого штата на укрепление правопорядка.

Все чаще следы наркомафии вели именно сюда. Но, если же и в какое иное место, то и там обязательно маячила компания «Грузовые перевозки Грасса».

— Только уж больно хитер и крайне изворотлив ее хозяин — дон Луис. Никак не взять его за руку с поличным, — сожалели и не раз сыщики.

Но, видно, до поры, до времени все тому сходит с рук.

Потому-то и пополнились теперь, как штат здешнего федерального бюро — новыми инспекторами, так и городские притоны, якобы, наркоманами и любителями заглянуть в рюмку. На самом же деле — профессионально вышколенными агентами, незаметно пытающимися выйти на разоблачительную связь с мафией.

— Правда тех, кто из них, так же как и он, тайно, работает на бюро? — по мнению Фрэнка, лично он заранее знать не мог, да и не спешил обзаводиться информацией, за которую можно было не сносить головы, как в среде преступников, так и от собственного руководства.

Как и другие не знали о нем.

Впрочем, это ведь одна из заповедей конспирации. Потому и беседовал с ними мистер Бредли, с каждым поодиночке. Хотя основной сюжет наставлений повторялся даже в мелочах.

Вот и в разговоре с Оверли, лично приглашенном в его кабинет, шеф решил не играть в «кошки-мышки».

Едва агент появился у него в кабинете, начальник сразу выложил ему все, что собирался обнародовать.

В том числе и данные, поступившие в последнее время из различных источников:

— Ведь именно они могли бы стать очередной, еще одной ячейкой в той сети, что плели они вокруг хищной рыбы подпольного бизнеса — акулы Грасса.

Хозяин высокого кабинета аккуратно разложил на своем служебном столе гору документов, поступивших к нему буквально накануне.

Пригласил с ними ознакомиться:

— Это, Фрэнк, конечно, не Бог весть что!

Инспектор внимательно всматривался в разложенные бумаги.

Не сведущему человеку, они мало что могли сказать. Только не высокому специалисту в подобных делах, каким был Оверли.

После знакомства с новыми данными он словно прозрел. И на самом деле, всего-то нескольких минут самого тщательного и внимательного изучения текстов и изображений, позволяло ему выйти на кое-какие размышления.

Тогда как руководитель «конторы» был готов буквально «сорить» все новыми фактами и уликами.

— Вот снимки, сделанные на той неделе фотографом городского пляжа! — мистер Бредли веером рассыпал на столе пачку глянцевых отпечатков.

Получилось это у него очень точно перед сидевшим напротив его инспектором Оверли.

— Чушь какая-то! — от неожиданности, совсем не как полагается по службе, да еще находясь в кабинете своего непосредственного начальника, отреагировал подчиненный.

Не изменил своего мнения и тогда, когда оно стало просто неприличным. И после новых снимков, предоставленных его вниманию, ретроград остался при своем прежнем — первоначальном убеждении.

— Фантасмагория! — внимательно рассмотрев каждый снимок, заключил Фрэнк. — Или мы уже активно перешли на поиск неопознанных летающих объектов?

Только его несерьёзное отношение к новому поручению уже стало раздражать начальника.

— Обойдемся без шуток! — не был склонен отвлекаться от дела ради мнения какого-то рядового исполнителя, мистер Бредли. — Фотографии, да будет тебе, Фрэнк, известно, самые настоящие.

Для пущей убедительности уперся в пачку глянцевых отпечатков длинным пальцем с отполированным в маникюрном салоне, длинным ногтем:

— Подлинные!

Для доказательства чего тут же указал на, имевшееся у него в распоряжении исчерпывающее заключение экспертизы:

— В лаборатории не зря свой хлеб едят.

Фрэнку стало неловко от того, что продолжает отметать из своего сознания такую чушь, как очередную, на его взгляд, фантастическую фальсификацию, коих перевидал немало в бульварной прессе.

Ему на выручку снова пришел мистер Бредли:

— Да и свидетелей полета этой штуки хватает.

Готовый уже во все это поверить, инспектор Оверли оторвался от фотографий и поднял на него совсем осоловевший взгляд, надеясь в ответ увидеть улыбку и услышать подтверждение удавшегося розыгрыша.

Но на самом деле мистер Брэдли не был склонен к такому панибратству. Наоборот, он был серьезен, как никогда. В чем оставалось незамедлительно убедиться его не продвинутому подчиненному, никак не оставляющему исполнение роли пресловутого святого — Фомы неверующего.

— Набралось очевидцев полета «тарелки» не один десяток, — продолжал он. — Весь пляж видел, как она взлетела именно из района дюн и умчалась в небо.

Конечно, поверив во всю эту фантасмагорию, сам Фрэнк тут же и пожалел, что лично не был в тот момент на побережье, а продолжал выполнять свою секретную мисси в борделе с сивушными носами и наркоманами.

Только что тут поделаешь:

— Если говорят, что были пришельцы, так пусть сами в них и верят. Он же не собирается протестовать.

Недаром Фрэнк всегда верил и верит в исключительно земную истину о том, что плетью обуха не перешибешь!

— Ну и пусть тогда занимаются этим случаем те, кому положено, ученые или там военные, — проявил несговорчивый агент свое отношение к этому, уже какому по счёту, очередному НЛО. — Или кто другой?

Тоном человека, вконец потерявшего всякую уверенность в чужих, а тем более и в собственных ценностях, он подвел итог личного отношения к новой для него информации:

— Не знаю, уж кому по роду занятий такое предписано.

— Я не досказал! — неожиданно резко, остановил поток красноречия подчиненного мистер Бредли.

Далее Фрэнку пришлось еще более усомниться в том, что лишь серьезными делами занимается его собственная «секретная контора».

— После проверки места, откуда могла взлететь эта летающая тарелка, нашли котлован, — произнес мистер Брэдли. — И это еще не все.

Он, словно напоминая о разговоре, состоявшемся перед этим по телефону, многозначительно понизал голос:

— Нашли котлован, а рядом с ним, в гроте, промытом волнами океана, были тайно захоронены трупы тех самых Пьера и Розы Коленов!

Фрэнк во все глаза смотрел на руководителя, а тот еще и подъел его, подпустив иронии в голосе:

— О бесследной пропаже которых с места постоянного жительства, ты мне только что сообщил.

Остальное мог предположить и сам Фрэнк, когда услышал искомое.

— Трупы и мужчины и женщины оказались с явными следами насильственной смерти, — констатировал мистер Бредли. — Их нашпиговали свинцом, как Рождественскую индейку чесноком и перцем!

Только что обуревавший его, скептицизм на лице Оверли сменился вдруг явным выражением живейшего интереса.

— Вот это да! — присвистнул Фрэнк.

Теперь уже и для него, появилось кое-что к гарниру из фантастических хитросплетений летающей тарелки и множества реальных свидетелей.

Как в лучших расследованиях запахло жареным:

— Вот он — явный след к мафии.

Мистер Брэдли не только разделил его возвышенные душевные чувства, но и даже подлил масла фактов в огонь личной заинтересованности Фрэнка Оверли, вышедшего на след.

— Это еще не все, — услышал инспектор. — Имеются кое-какие дополнительные факты, доказывающие, что за всеми этими ужасами стоит именно дон Луис.

Мистер Бредли, словно фокусник, поражающий зрителей своими трюками, продолжал сыпать новостями для своего сотрудника, пропустившего все на свете:

— Не нужно также сбрасывать со счетов предложение наших аналитиков о том, что летающая тарелка — продукт земного разума — инженеров и конструкторов дона Луиса, и используется им для доставки наркотиков.

Оба замолчали.

Мистер Бредли, не произносил слов, словно наслаждаясь эффектом, произведенным на Фрэнка выше сказанным, а тот не спешил открывать рот, будучи пораженным проявлением очередного могущества известного наркоторговца.

При этом оба они одинаково сходились в понимании очевидного умозаключения. Только что сформулированного оперативным сотрудником, еще утром ни сном, ни духом не подозревавшем о таком разговоре с кабинете начальства:

— Вот только кто и где мог создать самый настоящий НЛО для мистера Грасса?

Последние сомнения агента под прикрытием развеял руководитель их федерального ведомства, предположивший не фантастическую, а самую что ни есть реальную версию:

— Скорее всего, именно в многочисленных лабораториях концерна «Грузовые перевозки Грасса» могли сотворить и это чудо техники.

Зёрна его утверждений попали в благодатную почву.

— Там такие светлые головы работают, что и кое-что умнее могли сконструировать, — прервал молчание гость кабинета.

Его руководитель заинтересованно глянул на подчиненного.

— Еще как могли! — заворчал, соглашаясь со всем, что ему тут вдолбили в голову, инспектор Оверли, попутно обдумывая способ того, как лучше и быстрее выполнить свое новое задание.

Кое чего, правда, ему всё ещё не доставало, потому Фрэнк ждал теперь уточнения собственной роли во всей этой непростой истории, в которую так хотелось окунуться с головой и без всякой оглядки на возможные последствия.

— У этого дона Луиса куры денег не клюют, — вслух констатировал он. — На них не только неопознанный летающий объект — сами ворота в рай, как и в ад свободно построить могут.

В глазах же читалась, написанная для мистера Брэдли, горячая решимость непременно добиться поставленной цели:

— Ну, а раз кто-то поработал над странной машиной, то не грех с ними познакомиться поближе.

Добровольное желание инспектора немедленно заняться этим заданием, было тут же благосклонно одобрено:

— Тогда тебе и карты в руки!

Тем и закончилась эта неожиданная беседа с начальством.

Вскоре Фрэнк Оверли уже шагал по жаре, напоившей в этот полуденный час улицу. При этом он, как маску, нацепил обычное дурашливое выражение лица, входя в привычный для себя образ сущего пройдохи и пьяницы.

Однако первым и не с лучшей стороны оценил его перевоплощение проезжавший мимо полицейский:

— Эй, ты, подонок!

Уже под скрип тормозов, раздалось следом еще более строгое предсказание скорой разборки с бродягой в ближайшем полицейском участке:

— Что рожу корчишь?

Фрэнк шарахнулся от «Форда» в подворотню, потому что знал, что ему рано еще связываться с его водителем — сержантом Джерри Смитчелом. Это же, он, вне всякого сомнения, был, в качестве продажного фараона, уже давно значившийся в картотеке ЦФБ, как возможный человек дона Луиса.

 

Глава седьмая

Маршрут их будущего полета Бьенол рассчитал, еще готовя операцию по освобождению междухода из песчаного плена.

Тогда, еще только изучая данные, записанные в памяти бортового компьютера, он в одной из видеозаписей неожиданно наткнулся на знакомое изображение.

Его прямо как током ударило, когда увидел физиономию одного из пассажиров, промелькнувших в рассказе электронного мозга их межпланетного корабля о совместных научных разработках заговорщиков с обоих планет, как Сетелены, так и Терраты.

— А ну-ка, немедленно верни обратно эти кадры! — живейшим образом велел он своему ангелу-хранителю — электронному повелителю междухода.

Тот беспрекословно выполнил указание. Вернул промелькнувшее, было, изображение снова на экран.

В центральной рубке корабля ничто тогда не отвлекало Бьенола, занятого лихорадочными поисками выхода из положения. Всю свою волю, он направил на то, чтобы спасти мальчишку.

Хотя пора было подумать и о себе:

— Ведь сам, оказавшись в чужом для себя мире, да еще в засыпанном песком космическом корабле.

Но в ту минуту должен был еще заботиться и о находящемся рядом с ним умирающем мальчике. Тому же, — судя по всему, что удалось узнать из местных телевизионных и радиопередач, уже никто не мог помочь.

Так что на душе у Бьнола буквально кошки скребли. Сердце сжималось от дурных предчувствий.

И вот она:

— Первая серьезная зацепка в поиске спасения малыша, дающая надежду на благоприятный исход.

Появилась она оттого, что где-то Бьенол уже видел человека, промелькнувшего перед ним на экране. В тот момент, когда компьютер рассказывал и о предыдущих посещениях междуходом различных континентов планеты Террата, и о тех, кто тогда был в составе пассажиров на борту корабля.

Шли кадры.

И вот он…

Хищный профиль мыслителя Концифика, теперь увеличенный во весь экран, не оставлял и тени сомнения в том, что Бьенол на верном пути.

— Ведь это Концифик! — воскликнул пилот, останавливая изображение. — Как он мог здесь оказаться?

Пилот даже сжал от волнения кулаки:

— Этот ваш самый заклятый враг!

— Неправда! Мыслитель Концифик не враг, а друг! — внезапно раздалось совсем уж не обычное утверждение из динамика, транслирующего в главную рубку ответную реакцию электронного мозга корабля.

Все сказанное рассудительным и никогда не ошибавшимся компьютером заставило Бьенола даже расхохотаться:

— Вот тут, дорогой робот, ты и ошибся.

Глядя прямо в объектив камеры слежения за пилотской кабиной, он даже улыбнулся не без ехидности, хотя и понимал, что кроме реальных фактов, никакой мимики вычислительная машина не понимает.

— Врага с Сетелены, не узнал! — укорил электронную начинку междухода бывший чемпион и рекордсмен Всесборов. — А еще супер-мозг!

Но, на счастье, он тут же понял скрытый смысл произнесенных машиной слов.

Не замедлил потому распорядиться:

— Выдай мне, как можно скорее, всю имеющуюся в базе данных нашего корабля информацию о приезжем мыслителе Концифике и его профессиональных научных связях на Террате!

И уточнил задание:

— До последнего бита. Пусть даже самую незначительную.

Свой интерес Бьенол проявил, когда стал догадываться о главном:

— Раз Концифик бывал на борту междухода, значит, прилетал сюда на этом межпланетном космическом корабле с Сетелены, чтобы творил свои дела также и на Террате.

…Но истинный сюжет трагической истории, случившийся многие тысячи лет назад, только тогда полностью и до конца стал ясен Бьенолу, когда он просмотрел все до последнего, документальные кадры, найденные в необъятной памяти компьютера междухода:

— Войну планет на Террате и Сетелене готовили одни и те же руки.

Более того. Выяснилось, что в борьбе за власть вместе с заговорщиками из большой политики участвовали и представители ученого мира.

При этом Концифик, как и другие его коллеги с Терраты, не брезговали даже тем, чтобы готовить для сетелян на своих тайных базах оружие уничтожения собственного народа. Как раз, по тем же самым формулам, что составил для обречённых народов мыслитель Концифик.

Всех их устраивала цель заговора:

— Уничтожить соперников, разрушить уклад жизни, и самим прийти к окончательной и ничем не ограниченной власти.

Один из таких визитов мыслителя Концифика с Сетелены, как раз и остался в памяти бортового компьютера междухода. Выяснилось, что тогда тот прилетал сюда, чтобы наладить работу еще одной, очередной тайной бактериологической лаборатории.

— Вот оно как вышло — просто мыслители и мудрецы слишком переоценили свои возможности, — догадался Бьенол. — И не учли того, что в их опасную игру вмешаются правители.

— В итоге — такая страшная участь для всех! — посмотрев всю запись горько констатировал последний очевидец и участник того страшного конфликта. — Настоящая галактическая катастрофа.

Особенно же терзала его мысль о личной причастности к совершенному тогда межпланетному преступлению.

Однако в тот час, когда рядом лежал умирающий от неизлечимой болезни мальчишка, требовались не слова раскаяния, а конкретные действия, поступки.

Первый из них:

— Как найти лекарство?

И тут у него появилась надежда.

— Для терратов те самые бактерии Концифика были смертельны, а вот нам они окажутся в самый раз, — сообразил Бьенол. — Если только их раздобудем.

Высказавшись по самому актуальному в этот момент вопросу, он поверил окончательно в собственную догадку:

— Ничто иное не поможет излечить Алика от иммунодефицита, кроме наследия прошлого!

И теперь пилота междухода согревала реальная возможность:

— Отыскать заветное лекарство, точнейшим образом проследовав по следу Концифика, оставленному им на Террате, ныне ставшей Землей.

Оставалось дело за программой действий.

— Рассчитай точные координаты тайных баз, где, находясь на твоем борту, побывал Концифик, — обратился Бьенол к компьютеру. — Может, хоть одна из них уцелела до сих пор и там мы найдем препарат.

Беспрекословно взявшись за выполнение этой команды, компьютер быстро отыскал все, что нужно.

Вот тогда, когда был готов искомый результат, Бьенол и собрался на встречу с людьми.

Только не ведал, что ими окажутся бандиты дона Луиса…

…Адресов, по которым когда-то успел побывать мыслитель во время своих визитов на Террату, в электронной памяти бортовой электронной вычислительной машины нашлось немало.

Только вот непосредственно во время их облета Бьенол, раз от раза горько убеждался в том, что не прошли бесследно для тайных лабораторий и баз хранения бактериологического оружия, имевшие место на планете, за промелькнувшие эпохи, природные катаклизмы.

К тому же в немалой степени сказались и бомбардировка Терраты, и частичный сход с ее прежней, более близкой орбиты естественного спутника — Сетелены.

— К тому же и многие тысячелетия, что прошли, когда сам находился здесь в состоянии анабиоза, приходилось брать в расчет, — понял он. — Да еще следует умножить разрушительные изменения, случившиеся по воле обитателей планеты.

И с каждым новым днем бесконечных поисков междухода это утверждение становилось все очевиднее.

Куда бы теперь не летели, Бьенол убеждался в очередном промахе:

— То там, где была когда-то равнина, теперь дыбились скалы, то на месте островов плескались волны океана.

Уже когда оставалась последняя непроверенная точка на, вычерченной компьютером схеме полетов Концифика, Бьенол понял:

— До последнего истончилась нить надежды спасти мальчишку, волею судьбы посланного ему в товарищи по несчастью…

И все же один-единственный — последний, остававшийся у них, шанс упускать было нельзя.

— Теперь, полетим по последнему адресу, а потом уже станем решать, как лучше вступить в контакт с людьми, — после всех раздумий принял решение Бьенол. — Терять тогда нам будет уже нечего!

Не допуская больше промедления, он отдал команду бортовому компьютеру корабля:

— Лететь туда, где оставалась последняя возможность для спасения Алика, которая заключалась в надежде что-то найти из научного наследства Концифика.

Полет уже подходил к концу, и двигатели междухода перешли на режим торможения, когда страшный удар потряс корпус корабля.

По сигналу аварийной тревоги, пилот схватив в охапку Алика, быстро забрался в спасательную капсулу. Лишь после этого бортовой компьютер, пожираемый пожаром, охватившим весь корабль, выполнил последнюю команду — отстрелил прочь от гибнувшего междухода спасательную капсулу со своим бывшим экипажем.

Сам же рухнул на землю, чтобы исчезнуть навсегда.

…Едва легкий прозрачный челнок спасательной капсулы отделился от стального корпуса межпланетного космического скитальца, у него расправились крылья, позволявшие парить в воздухе.

Наподобие мотылька утлое суденышко аккуратно спланировало на зеленый, внешне совершенно непроходимый ковер горных колумбийских лесов — гилею.

И вполне бы погиб в густой чаще, совершенно не проходимой растительности, распустившейся на бескрайних просторах материка, если бы не воля, его величества, случая.

Не успела спасательная капсула еще приземлиться, непременно бы обломав свои крылышки о ветви дикой растительности, как новый громовой раскат взрыва прозвучал в отделении.

Там, где нашел свое последнее пристанище космический неудачник — последний междуход планеты Террата.

 

Глава первая

…В горах уже точно, не боясь ошибиться, можно делать умозаключения про окружающую обстановку:

— День на день не приходится!

Особенно — по части погоды. Может, вот как нынче, полдня палить солнце, а потом столько же времени хлестать ливень.

— Да такой сильный, что не спасет от холодного душа из упругих секущих струй даже сверхпрочная нейлоновая палатка, — сетуют обитатели одного из таких временных жилищ.

Того, что очень умело! — с точки зрения и маскировки, установлено в самой гуще деревьев.

Под непроницаемым шатром буйно раскинувшихся крон кустарников никто и с воздуха не заметит пятнистое полотно этого лесного убежища.

И совсем не случайно.

Те, кто обитают в нем, сами не суются другим в глаза, и не ждут без спроса незнакомцев к себе в гости, в это буйство дикой природы.

И все же горный лес, как его здесь называют — гилея, это совсем не одно и то же, что горы и лес, взятые по отдельности.

Здесь все так круто перемешано — мрачные скалы, вручную возделанные террасы, зеленые дебри девственной природы, что просто диву даешься:

— Как можно приспособиться в таких местах с относительным комфортом?

Тогда как у пары верных друзей-колумбийцев Игуиты и Хуана, можно сказать, жизнь вполне сносная.

Ливни и непогоду они вместе пережидают в уютной, а по здешним меркам, то и просто роскошной палатке.

И лишь когда небо проясняется от дождей, разгоняют ветры облака с голубого простора, для них наступает самое время активности. Начинается отработка за своё, относительно безбедное, существование.

Там, где они обитают, горные хребты, стекающие вниз с вулканического массива кальдеры Каталена, сходятся довольно быстро друг с другом. Образуя некие ворота на пути к богатейшему плато, кудрявящемуся вечнозелеными зарослями.

— С виду совсем неприметный кустарник, эта наша кока, а сколько вокруг него суеты! — с самого своего детства хорошо знают они оба.

Сегодня — в ясный солнечный день там, где расположены тайные плантации, уже снуют с тяжелыми корзинами сборщики листьев коки — главного сырья для производящейся здесь же, неподалеку, на обширной по площади, асьенде, и тоже людьми дона Луиса, кокаиновой пасты.

Ну, а чтобы не беспокоили рабочих и специалистов из лаборатории незваные чужаки, — как раз есть, кому позаботиться. И даже с применением новейшей техники.

— Прикрыть плантации от нападения с воздуха! — вот основная задача боевого поста охранения.

В этих местах роль его как раз и выполняют сослуживцы из команды дона Луиса — долговязый здоровяк Игуита и говорливый, будто у него язык перцем посыпан, бородач Хуан.

…В небе над ними, пока, нет, ни облачка.

Чуть колыша густую, напоенную тропической влагой, листву, дует снизу, из расщелины у входа в долину слабый ветерок. Не добавляя, впрочем, свежести в устоявшуюся духоту.

Вот и разленился Хуан.

Недоволен он тем, что печет, как в духовке! Да и другой боец, тоже не в восторге от душного дня. И то, что нещадно парит с самого утра, заставляя его с напарником уже мечтать о дожде, еще с прошлого вечера надоевшем своей мокротой.

Позиция, выбранная для поста охраны, идеальна, даже на взгляд настоящего профессионала.

Да и как иначе, если наблюдая отсюда окружающее пространство, можно контролировать все подходы с гористых склонов.

С другой же стороны, оттуда, где дыбятся рваные края кратера кальдеры Каталена, опасности быть просто не может:

— Практика показала — полицейские вертолеты там не пройдут.

— Все же создавали, их явно не для высот, на которые взметнула свой высокий, хотя и наполовину снесённый, когда-то давно, циклопическим взрывом, конус Каталены! — нескрываемо рады этому обстоятельству люди синьора Грасса.

Есть и еще один серьезный резон у Хуана не ждать оттуда нападения:

— Там, с противоположной стороны горного массива, раскинулись и возделываются десятки точно таких же плантаций кустарника коки.

Следовательно, и в той стороне дежурят тоже, не менее серьезные ребята, чем они:

— Во всяком случае, не хуже их с Игуитой.

Как-никак, в здешнем обществе людей дона Луиса редкая профессия Хуана почитаема достаточно высоко. И оплачивается потому соответственно:

— Не многим меньше, чем у самого наместника босса.

И не зря.

Все же, как ни говори, а чуть ли не полгода учился Хуан в Штатах. И преуспел в полученных знаниях и практическом навыке их применения. Отлично ведает теперь, как следует обращаться с той штукой, что лежит теперь рядом с ним, в скальной нише. Где укрывает её от прямых солнечных лучей и дождя, еще и надёжная, тоже защитного цвета, как и всё вокруг, прочная накидка из полимерного материала.

С его напарником Игуитой всё обстоит несколько проще. Он, буквально, еще совсем недавно даже и не помышлял о высоких материях, радовался куску пресной лепешки и глотку самодельного пива.

Да и занимался делом простым и малодоходным — пас скот. И кроме пастушества был долгое время просто на посылках у грозного управляющего родовой асьендой дона Луиса:

— За гроши исполнял всю черную работу.

Но вот и в его судьбе произошли перемены.

Новый наместник хозяина, составляя боевые охранные расчеты, милостиво разрешил Игуите пойти в обучение к стрелку-зенитчику. Так Хуан и получил надежного и, прямо сказать, вполне смышленого напарника!

…Невысокий утес, на котором в расщелине между камней укрылся от палящего солнца Хуан, достаточно далеко стоит от их палатки, укрытой зелёными кронами в самой чаще деревьев.

Поэтому когда стало совсем невмоготу от жажды, Игуита сам вызвался сбегать за водой.

— Фляга у нас с тобой совсем пуста, нет ни капли, — просительно заявил он. — Я же обернусь туда и обратно мигом.

Предложение оказалось своевременным и полезным.

— Хорошо, только быстрее, у меня тоже во фляге пусто, — милостиво разрешил главный в их «дуэте».

Когда напарник, ловко прыгая по камням, исчез в зарослях, старший поста разочарованно вздохнул:

— Вот ведь, необразованная деревенщина!

Да еще и подумал про себя о том, что непонятно даже, что в нем показалось такого особенного сеньору Грилану.

Новый наместник — Мануэль Грилан — всегда пользовался у Хуана высоким авторитетом:

— Еще с тех самых пор, как мальчишкой впервые увидел он его — холеного кабальеро, верховодившего на асьенде дона Луиса.

Давно всё это было.

Наверное, даже в год, когда свое отдаленное имение в последний раз посетил владелец всех здешних земель сеньор Дасса, внезапно ставший для всех мистером Грассом.

Тогда в деревне еще поговаривали, что, мол, скрывается их хозяин от происков полиции.

И еще молва утверждала удивительные вещи.

Верить или не верить которым каждый был волен согласно личному отношению к местным повелителям.

Тот, с кем их господин ни на час не расставался — красивый и представительный во всем кабальеро Мануэль Грилан, дескать, спас дона Луиса, когда активно содействовал сначала его побегу сюда, в горы, а затем и в другую страну.

Действительно, давно миновали все те события.

Вырос Хуан, а слухи, так и остались слухами. Но все же, как в дни своего детства, Хуанито верит исступленно в ту историю, когда якобы простой картежный шулер каким был, рано взявшийся за этот промысел, кабальеро Грилан, предупредил об опасности дона Луиса.

Утверждали также злые языки:

— Будто поспешил сделать это сразу, едва краем уха, за карточным столом услышал о готовящемся на сеньора Дасса нападении.

— Другой бы на его месте поостерегся ввязываться в такую историю, а этот же надо, проявил характер, — в кругу родственников и друзей всегда, вспоминая тот случай, восхищался Хуан. — Не побоялся ни полиции, ни охраны хозяина.

Хотя могли же и те тоже пришить прямо на месте:

— Как провокатора!

Если бы не поверили в историю с предполагаемым арестом.

…Послышался треск ветвей.

И раздумья чуть было не задремавшего под жарким солнцем Хуана нарушило появление долговязого здоровяка Игуиты:

— Вот, шеф!

Протянутая им фляга с водой пришлась, как нельзя, более, кстати, для уже, совсем сомлевшего от духоты, Хуана.

Но еще больше порадовало его демонстративно почтительное отношение подчиненного.

Отхлебнув из вместительной алюминиевой посудины, для маскировки обтянутой зеленым капроном, стрелок окончательно сбросил с себя сонливость.

— Ладно, приятель, так и быть, сегодня позанимаемся с оружием! — великодушно сказал он. — Кое-чему тебя сегодня научу.

При этих словах радостно вспыхнули глаза напарника:

— Спасибо, сеньор!

Радость так и лучилась теперь из его восторженных глаз. Уж больно редко доводилось ему брать такие, настоящие профессиональные уроки у профессионального стрелка. Тогда как очень хотелось стать самостоятельным и обрести не менее высокий авторитет, что заимел Хуан.

Особенно после того, как тот вернулся из Штатов.

Оттуда, где сам научился управляться со «стингером» — переносным зенитным ракетным комплексом. Тем самым, что аккуратно лежит сейчас, под защитным пологом в скалистой нише их поста.

Хуан, приняв решение, не стал оттягивать исполнение обещания. Потянулся к своему чудесному оружию.

Комплекс, созданный фирмой «Дженерал дайн Эмикс» для армии, как нельзя более, кстати, пришелся по вкусу и всем тем, кто еще не так давно, словно огня боялся полицейских вертолетов:

— Теперь-то эти «железные стрекозы» стали лёгкой мишенью с земли, откуда с помощью «стингеров» охранники плантаций кустарников коки, легко могут поразить их, выстрелив ракетой, как вдогонку, так и на встречных курсах.

Рассказывая своему подчиненному и такие подробности и все то, что сам узнал о «стингере» из своего личного опыта, не скрывал Хуан полного удовлетворения:

— Такие ракеты, как у нас с тобой в арсенале, надолго и всерьез отпугнули полицию от этих мест!

Пусть, дескать, тот тоже хорошо знает, что даже малые и предельно малые высоты не спасают винтокрылые машины от разящих ракет, имевшихся в большом количестве у таких как он — людей дона Луиса.

Пока Игуита бережно раскрывает и достает из защитной упаковки контейнера их грозное оружие, его шеф и наставник Хуан еще раз, столь же искренне восхитился прозорливостью и возможностям своего господина:

— Все же — как ни крути, а других-то добытчиков кокаиновой пасты, кроме нас, полиция щиплет почем зря.

Да и все вокруг в гилее догадываются, в чем состоит отличие горьких неудачников, от таких счастливчиков, каким по жизни является их уважаемый дон Луис:

— Потому, что нет у других хозяев плантаций, как у него таких надежных связей с коррумпированными чиновниками, чтобы получать и своевременные предупреждения об опасности, и самое современное на сегодня оружие.

— Показываю тебе, парень, еще раз, — напустивший на себя солидности, Хуан принялся компоновать экипировку стрелка. — Всё делать следует только в такой последовательности!

Он бережно коснулся собранной системы:

— Вот это — оптический прицел для визуального отражения и сопровождение воздушной цели.

Его рука затем легла на блеснувший окулярами оптики блок, установленный поверх черной стеклопластиковой трубы — транспортно-пускового контейнера.

Следом самодеятельный лесной педагог застегнул на напарнике широкий пояс с компактным электронным блоком. Тем самым, превратив того в заправского борца с воздушными целями.

Подробные пояснения на счет того, где у оружия находится пусковой механизм, блок энергоснабжения с электрической батареей и емкость с жидким аргоном Хуан давал уже тогда, когда Игуита и без того достиг верха блаженства:

— Как же — впервые оказался в полном облачении стрелка-зенитчика.

— Теперь делаем с тобой, самое простое из того, что полагается по инструкции, — Хуан похлопал по круглому боку герметичного транспортно-пускового контейнера. — Там, внутри этой штуки, заполненной инертным газом, находится десятикилограммовая ракета.

Для наглядности наставник широко развел руками:

— При выстреле сами разрушаются крышки на обоих концах трубы и она, милая, бьет в цель.

После чего, добавив строгости своему голосу, заметил:

— Главное для нас, операторов переносного зенитного ракетного комплекса — точно навести его на подлетающего противника!

С удовлетворением оглядев воинственный вид ученика, профессиональный зенитчик даже одобрительно хмыкнул:

— Ну-ка, попробуй найти цель?

Небесная синева, словно хрустальным куполом накрывшая гилею, была сегодня с самого утра прозрачна и чиста от горизонта до горизонта.

Игуита, добросовестно припав к видоискателю прицела, медленно поводил «стингером» вокруг и выше себя. Представляя, что сейчас он самый настоящий охотник за вертолетами полиции.

Однако игра продолжалась недолго.

Вдруг новичок в таких делах, Игуита разом отпрянул глазом от резинового набалдашника на прицеле:

— Какая-то чертовщина там, сеньор Хуан.

Отличная оптика ракетного комплекса приблизила к нему изображение странного летательного аппарата.

— А ну-ка, дай мне!

Хуан мигом переоблачился в снаряжение, перед этим, по его приказу, уже скинутое Игуитой, и тоже поймал в видоискатель летящее к ним по воздуху веретенообразное тело.

Теперь уже его можно было рассмотреть лучше.

Стали видны даже отблески солнечных лучей на полированном металле, из которого была сооружена эта непонятная, как верно выразился Игуита, чертовщина.

Тем временем взятый ими на прицел объект, по всей видимости, и не торопился куда-то улетать.

Легко плывя над зеленым ковром гилеи, он будто что-то разыскивал там, внизу, где, вместе со сборщиками кокаинового сырья, затаились от непонятной опасности и зенитчики охранного поста.

Хуан, не решаясь что-либо предпринять самостоятельно, велел Игуите связаться по рации с их непосредственным начальством.

 

Глава вторая

На вид благородный прежде человек — кабальеро Мануэль Грилан, как личность, достойная благосклонности своего хозяина, навсегда перестал существовать для дона Луиса в один момент.

Это случилось, когда, прямо на глазах босса наркомафии, в чистое голубое небо, из только что отрытого экскаватором, песчаного котлована, взлетела и растаяла в вышине, над прибрежными дюнами летающая тарелка пришельцев:

— Чтобы уже никогда не стать достойной частью его компании «Грузовые перевозки Грасса».

Там же, среди песчаных дюн, на берегу океана и наступила развязка давних и очень тёплых отношений двух, столь непохожих друг на друга, выходцев из колумбийской лесной провинции.

Даже не выслушав до конца объяснений своего ставленника, напрямую ответственного за проведение, оказавшейся проваленной, операции, мистер Грасс просто плюнул в холеное лицо проштрафившегося земляка-латиноамериканца:

— Ты у меня сгниешь в гилее, подлый проходимец!

Скрежеща от злости зубами, финансовый магнат кратко пояснил и причину столь сурового приговора:

— Такое дело прошляпил!

Стук захлопываемой дверцы роскошного лимузина и отдаляющийся рев мощного двигателя шестисотого «Мерседеса» прозвучали для недавнего любимца босса похоронным маршем.

Полное отстранение от текущих дел оказалось, однако, лишь прелюдией к будущим неприятностям, свалившимся в один миг на голову несчастного теперь кабальеро.

Потом и полиция объявила его розыск:

«Как возможного виновника смерти четы Колен». Семейной пары, чьи трупы были найдены в засыпанном гроте рядом с местом появления, с последующим исчезновением, неопознанного летающего объекта.

Не помогли и прежние связи, так как летающая тарелка, поднявшаяся прямо среди бела дня, очень привлекла к себе, и к месту происшествия внимание властей.

— Будь она проклята! — с тех пор отзывается о любых НЛО «прогоревший» на одной из них разжалованный хлыщ. — Всю жизнь мою пустила под откос!

Теперь лишь одно дело осталось для Грилана:

— Добыча кокаинового сырца на плантациях их горной колумбийской глубинки!

Там и осел он, пожалуй, уж навсегда, до последнего своего дня на этом свете! Где никто не смог бы его найти, даже сильно постарайся для этого.

Однако сам сеньор Мануэль, получивший право распоряжаться целой асьендой, вместе со всеми обитателями окружающей поместье, территории, воспринял свое нынешнее положение не как спасение от преследования полиции, а как:

— Жестокую ссылку.

Собственно, ему-то было тут не так уж плохо. Во всяком случае, не приходилось ежедневно, под палящими лучами солнца, скрупулёзно собирать сырьё.

Листок за листком, наполнять корзины дарами местной достопримечательности — кустарника коки:

— На это есть местные индейцы чоло и лесные негры.

Готовые на все ради тех нескольких песо, что перепадают им от перекупщиков собранного урожая, направленных сюда доном Луисом, и тоже, как все они, находящихся в настоящее время в ведении нового управляющего асьендой:

— Опального любимца хозяина.

И все же, в главном, совсем иная задача у Сеньора Грилана и его подручных:

— Заключается она в том, чтобы держать в повиновении местных жителей, охранять подпольные лаборатории и их продукцию- героин — от набегов соперничающих банд.

Кроме того:

— Оберегать от прочесывания гилеи полицией.

— Однако, именно это, — по твердому мнению управляющего Грилана. — С каждым днем становится делать все труднее.

Хотя и прежде было совсем не просто. Но всё же новые времена совершенно не давали простора действиям традиционным преступным группировкам. Особенно с тех самых пор, как правительство объявило войну преступному синдикату дона Луиса.

Вот и сегодня по тревоге выскочил Мануэль Грилан из своей палатки, ловко замаскированной в диких зарослях.

Был кабальеро уже на ногах, едва до него донеслись, поднявшиеся снаружи возбужденные голоса подчиненных, еще не отправленных им на дальние подступы к базе.

И вот и один из них — сам не свой, встречает шефа у самого выхода из его временного жилища.

— Вас, сеньор Мануэль, срочно просят выйти на связь! — раболепно кланяясь, подал он черную пластмассовую коробочку радиотелефона, ничего пока ещё не подозревающему, руководителю поместья.

Тот взял прибор и сквозь шорох помех расслышал слова, впоследствии показавшиеся ему райской музыкой:

— Босс, тут одна штука к нам подлетает!

Он не успел даже ответить, как динамик снова ожил.

— Даже и не знаю, как ее точно назвать, — донеслось из портативной рации. — Никогда такой штуковины не видел!

Мануэль вдруг вспомнил по интонации, кому принадлежит голос из микрофона — здоровяку Игуите, недавно направленному им на обучение к зенитчику Хуану.

Гнев на недалекого и необразованного слугу сам собой начал подниматься из уголков души современного плантатора, пока ещё не ведавшего истины в начавших происходить, событиях.

— Из-за такой ерунды, идиоты, подняли меня на жару, — зло рявкнул в трубку сеньор Грилана, на глазах которого теперь пустовал гамак в комфортабельной палатке, где до того так томно покачивался он с банкой свежего пива.

После чего, опомнившись, сказал иное:

— Что, грязное отродье, самый обычный полицейский вертолет от самолета отличать разучился?

После чего Мануэль ещё более грубо выругался в микрофон передатчика. Адресуя свои проклятья самому бестолковому, на его взгляд, стрелку-зенитчику охранного поста и его подручному.

Тот, однако, спокойно воспринял нелесные о себе слова:

— Ни то, ни другое.

И как робот, нацеленный на препятствие, произнес роковую фразу:

— Да вы скоро сами его увидите!

На другом конце связи еще только раз позволили выразить свою собственную точку зрения:

— Думаю, что все это штучки янки, а не наших полицейских ищеек!

— Что такое? — опешил от подобного панибратства слуг, посланник владельца асьенды. — Как ты смеешь?

Возможно, если бы он стоял навытяжку перед очами управляющего асьендой, то, наверняка, стрелок не позволил бы себе подобное пререкание. А так расстояние сделало его более смелым, чем обычно.

— Опять, видно, американцы что-то против нас придумали! — снова пояснил по рации Игуита. — Летит железная, блестящая, огромная тарелка неизвестно на чем, ни шума, ни гула!

Что ни говори, а по-настоящему тертый калач Мануэль Грилан. Такого на дешевых фокусах не проведешь.

— Везде, даже на дальних подступах к плантациям, дальновидно расставлены им подобные посты, — не забывает управляющий о налаженной системе безопасности асьенды.

Как и полагается, уверен и в себе опальный подручный дона Луиса, не жалая бездумно совать голову под полицейские пули.

Этот же дозор прежде никогда еще его не подводил. Потому имелся резон и теперь довериться их рассказу.

Осмыслив информацию, кабальеро Грилан решительно подал команду. Прекрасно зная, что её выполнение дополнительно перепроверять не придется, так как все стрелками будет сделано в точном соответствии с его словами.

— Вы там не с палками поставлены, а со «Стингером», — прозвучало для исполнителей как главная мотивация всем последующим поступкам. — Так дайте же прикурить этому нашему гостю!

— Будет сделано! — послушно донеслось из передатчика.

Вскоре и сам Грилан услышал, да и не только услышал, но и увидел результат их точной работы. Когда высоко над гилеей взметнулся огненный шар взрыва, и тут же все вокруг проутюжили ударная волна.

Докатившись сюда, до места обитания управляющего, она сбила на землю и самого сеньора Мануэля, как и окружающих его людей свиты.

Поднимаясь на ноги из-под кучи, засыпавшей его листвы, он уже точно знал, что совсем не таким уж и пустяком, видимо, была та самая небесная штука, которую он только что велел уничтожить!

Когда же во главе отряда автоматчиков сеньор Мануэль добрался до места катастрофы, то его глазам, как и вниманию остальных обескураженных спутников, предстала картина полного разрушения.

Огромную воронку со всех сторон окружала сплошная стена вырванных с корнем, обгоревших деревьев. А в центре чудовищной ямы, наполовину зарывшись в оплавленный грунт, торчал изуродованный корпус космического пришельца.

— Тот самый, с морского пляжа! — с явным торжеством узнал своего давнего обидчика кабальеро Грилан. — Отлетался!..

Но как ни был рад опальный любимец дона Луиса уничтожению беглой летающей тарелки, в эту минуту на душе вдруг защемило тревожное чувство, заставившее самому себе пробурчать под нос, некоторые сомнения в правильном, по его мнению, исходе акции.

Не желая громко делиться своими сомнениями с подчиненными, доверенными ему на этой асьенде дона Луиса, он заявил исключительно себе под нос:

— Где же тогда, скажите на милость, находятся они — сам космический инопланетянин Бьенол и маленький выродок семьи Колен?

Сам местный начальник положения сеньор Мануэль уже понимал истинную ценность сбежавшего от него сетелянина, который и без своей, только что погубленной техники, обладает, как оказалось, совершенно удивительными, неестественными способностями к перемещению в пространстве.

— Тут такое дело произошло, — подошел к нему ближе, спустившийся со своего охранного поста, бородач Хуан. — Вам решать, сеньор Мануэль.

Управляющий асьендой Грилан его узнал, как одного из тех его парней, что не промахнулись, стреляя по двигателям космолета самонаводящейся ракетой.

Тем более что пустая труба пусковой установки использованного «стингера» и сейчас висела у него за спином на широком ремне. Показывая, что именно он и есть тот снайпер, так отличившийся в стрельбе по странной машине.

Стрелок повторил, наткнувшись на прежнее пренебрежение хозяина:

— Многие видели, сеньор Мануэль…

Теперь, уяснив происходящее во всем его глобальном масштабе, когда не может быть мелочей, управляющий асьендой стал покладистее:

— Что тебе еще, Хуан?

И тот за словом в карман не полез.

— От этой штуки планер какой-то отделился, — заявил стрелок. — Ну, после того, так я попал в нее…

От его доклада повеяло еще большей тревогой, а заодно и запахом возможной удачи, так давно покинувшей Мануэля Грилана, что он и сам перестал надеяться на возможное свое избавление из этой ссылки, куда его послал шеф мафии Кривпорта…

— Какой это такой планер? — насторожился Грилан.

И услышал то, что заставило срочно принимать меры:

— Вроде бы как из пластмассы, с прозрачным совсем корпусом. А в нём находились люди!

Хуан повернулся сначала лицом в сторону от собеседника, а затем и всем туловищем, чтобы рукой указать направление:

— В ту сторону планер полетел, к кальдере Каталена!

Для еще пущей наглядности стрелок-зенитчик поднял руку и махнул ею к дальним от них, горным вершинам.

Рассказ о спасшемся экипаже НЛО, оказавшемся теперь, практически, в полной власти Мануэля Грилана, заменил живительный бальзам для его души, израненной событиями последнего времени.

— С судьбой не поспоришь! — с этого момента раз и навсегда стал считать опальный кабальеро. — Как идет, так пусть и будет!

Только что терзала обида от того, что неудачи вдруг посыпались на него как из худого мешка. Не сменяясь чем-то добрым. Потому первая радостная весть стала для него вдвойне желанной.

— Вот он реальный шанс снова отличиться перед доном Луисом, — понял он. — Если его использую, то обязательно выбирусь наконец из этой чертовой гилеи.

От избытка чувств, управляющий асьендой прижал к себе и крепко обнял удачливого слугу:

— Спасибо, Хуан, я тебя богато отблагодарю, возьму к себе в ближайшее окружение на хорошую зарплату!

Похвалив стрелка за его мастерство и, не мешкая больше ни минуты, управляющий асьендой сеньор Грилан скомандовал другим своим подчиненным:

— Собрать немедленно и вооружить группу преследования!

Когда отряд был полностью готов для выполнения его задания, Мануэль, сам возглавил его, отправившись в дорогу вместе со своими лучшими бойцами.

Был и повод, не позволивший кабальеро кому другому поручить руководство группой захвата:

— Все же планер — не игла в стогу сена? Найдется!

И действительно, Мануэль Грилан, отправляясь в погоню, мог не очень-то бояться на счет того, что в ближайшее время кто-то иной, а не он сам, может захватить экипаж подбитого междухода.

Все же в тех краях, куда полетела спасательная капсула с Бьнолом и мальчишкой, не имелось никаких поселений людей.

Был только обширный кратер взорвавшегося в незапамятные времена вулкана — кальдера Каталена, пользующаяся столь недоброй славой, что её даже местные жители-лесовики, собиратели и охотники предпочитали обходить стороной, потому, что бытовало и передавалось из поколения в поколение стойкое поверье о многих людях, погибших на склоне горы, по неизвестной причине:

— От того не только ночевать в тех местах, но и пасти скот никто не отваживался.

Теперь же это было только на руку преследователям.

— Потому еще и поблудить вам с мальчишкой придется по гилее, мистер Бьенол, ведь, некому верную дорогу к людям показать, — хмыкнул Грилан, идя вслед за собственным проводником. — Тогда как нам и спрашивать ни у кого не нужно.

Он крикнул, давая другим своим подчинённым направление движения:

— Следы нас сами приведут.

…Какой труднопроходимой ни является чаща гилеи для всякого заезжего путешественника, а все же люди дона Луиса, родившиеся здесь и обучившиеся всему, с ней связанному, довольно быстро двигались вперёд к намеченной цели, собираясь ещё до захода солнца настичь на земле бывших «крылатых» беглецов.

 

Глава третья

…Взрывная волна, прокатившаяся по округе после падения в гилее междухода, настигла и, до этого плавно скользившую по воздуху, спасательную капсулу.

От того резкий удар еще выше подкинул к облакам легкий планер, хрустнул полотном его прозрачных пластиковых крыльев.

— Это они и выручили экипаж междухода, — был благодарен Бьенов, управлявший утлой скорлупкой, когда большими веерами раскрывшись по бокам капсулы, раскладные крылья превратили ее в сверхлегкий летательный аппарат.

Ничего не скажешь:

— Не подвела их — эта последняя надежда на спасение для Бьенола и Алика.

Все же потому, что исполнил свой последний долг, обреченный на гибель, вместе со всем межпланетным космическим кораблём, его бортовой компьютер.

Это по автоматической команде робота, в самый последний момент перед крушением, из чрева погибающего корабля благополучно вышла капсула с пилотом и пассажиром междухода.

— И вот на тебе! — новая беда обрушилась на Бьенола и Алика. — Мощь взрывной волны с места гибели последнего космического корабля терратов, догнавшей их лёгкий крылатый челнок, уже терявший было, свои лётные качества, заданные ему при старте.

— Не знаешь, где найдешь, а где потеряешь! — смахнул со лба холодный пот Бьенол, с трудом управляя хрупким, подвластным всем ветрам, аппаратом, когда и эта неприятность осталась позади.

— Правда, скорее всего, — позже поняли истину пришелец со своим пассажиром. — Не будь ее, все бы могло оказаться гораздо хуже, чем стало в реальности.

Только, было, убедился пилот в неминуемом ударе о скалистую гряду, когда их, теряющая скорость и управление капсула, вдруг снова взмыла вверх, где подхватил ее неожиданный порыв ветра.

Оказалось, что получив столь необходимый импульс от взрывной волны, она снова стала слушаться рулей и по воле пилота перелетела поверх скалистых зубьев «ограды» бывшего вулкана, потерявшего значительную часть своей массы и оставшегося на веки вечные только кальдерой, с огромным кратером внутри и жалкими подобиями стены по окружности.

И еще раз им улыбнулась удача.

Когда, словно бабочка, увлекаемая небесным потоком, перепрыгнув на планере через острые края кратера вулкана, они из своей утлой кабины увидел внизу, за скалами, голубой ковер спокойной озерной глади.

Туда пилот и направил свой летательный аппарат, обретя былую уверенность в том, что еще не все потеряно!

…Легкое скольжение по воде казалось им бесконечным.

Но вот легкое суденышко, наконец, замерло, выскочив на прибрежную косу. При этом слегка пробороздив по, укатанным водой и обсушенным ветрами, обломкам пемзы и песчаника.

Уверенно действуя даже в столь сложной ситуации, Бьенол распахнул выпуклое стекло фонаря кабины, откуда перенес на траву, так и не пришедшего до сих пор в себя Алика.

Его вид все больше и больше внушал опасения инопланетянину.

— Если до завтра не найду следы этого проклятого Концифика, — подумал он. — Надеяться больше будет не на что.

Он нащупал в кармане комбинезона овальный футляр.

В нем был особый датчик, изготовленным накануне, в мастерской междухода для поисков тайной базы заговорщиков с Сетелены и Терраты. Именно он и подкреплял уверенность Бьенола, в том, что позволит отыскать в этих гористых дебрях то место, где уже приземлялся прежде их космический странник — ныне погибший междуход.

Вот только одно оставалось для него совершенно неясным:

— Уцелела или нет, хотя бы эта лаборатория?

И уже затем могла встать новая проблема:

— Сможет ли он, с помощью снадобий древних учёных, вылечить своего спутника?

Пока же Бьенол решил, не теряя лишнего времени, начать поиски. Тем более что имелся и еще один ориентир — некогда высокий конус вулкана, у подножия которого и спрятал когда-то дьявольски хитрый мыслитель Концифик одну из мастерских для производства своего оружия.

Хотя, именно на этот самый заметный ото всюду острый вулканический конус Бьенол особенно и не рассчитывал. Ведь пока вели разведывательный облет местности, ничего похожего на тот высокий вулкан с архивной киноплёнки найти не могли:

— Но то — на междуходе? А как быть, когда единственным способом передвижения остались собственные ноги?

На эти и другие сетования, впрочем, ушло лишь несколько мгновений.

— Пора в дорогу! — сам себе скомандовал сетелянин, собираясь начинать поиски. — Время не терпит!

Для начала Бьенол раскрыл футляр датчика, чтобы определить направление пути.

И не поверил своим собственным глазам. Ведь шкала индикатора светилась на нулевой отметке:

— Давала тот самый результат, к которому столько времени ни стремились.

— Выходит, мы добрались все-таки до цели! — вслух обрадовался пришелец. — А где же вулкан?

Вот когда в полной мере пригодились Бьенолу долгие образовательные сеансы у бортового компьютера. Да и клетки памяти, очнувшегося от анабиоза пилота, очень пополнила информация, собранная антеннами междухода за то время, когда корабль находился в стадии ожидания будущих команд.

Бьенол теперь знал точно, что они и не могли бы никогда в жизни найти конус бывшего вулкана, а ныне кальдеры Каталена, как теперь значилось на земной карте.

Тот взорвался, высвободив огромную энергию, вызвав тем самым природную катастрофу, долго ещё сказывающуюся на состоянии местной экологии.

Было это многие сотни лет назад, когда и образовалась, как раз, эта самая широкая кальдера — скалистое подковообразное основание бывшего вулкана.

К тому же и озеро появилось внутри нового кратера, приняв в себя многочисленные субтропические осадки, появилось уже много позже гигантского взрыва. На которое и спланировали волею случая искатели «наследства» Концифика, только чудом избежавшие гибели вместе со своим взорвавшимся кораблем.

— Цель достигнута! — на мгновение обрадовался пришелец. — Но мало найти место размещения лаборатории. Следует ещё убедиться в том, что она уцелела в своей пещере, пережив всевозможные катаклизмы?

И он снова воспользовался прибором поиска, чтобы скорее ответить на свой же собственный вопрос:

— Так, где же та самая тайная база?

Техника, действительно, оставалась техникой:

— Точно указала направление.

Теперь же исключительно личностный фактор решал немалую роль в установлении точного места:

— Куда все же прилетал когда-то Концифик, инспектируя ход приготовления придуманного им зелья?

Чтобы разрешить и эту задачу, Бьенол, поначалу, наметил круговой маршрут движения, начинавшийся с северного склона кальдеры:

— Именно там, судя по всему, и должен был находиться необходимый ему, бункер.

Алика он при этом он посчитал за лучшее оставить прямо на берегу озера. Для чего наскоро соорудил над ним навес из веток и травы. Сделав это так, чтобы и в столь нехитром шалаше уберечь больного от прямых жгучих солнечных лучей.

Лишь после этого пошел прочь от мальчишки, оставшегося теперь на озерном берегу в полном одиночестве.

— Не навсегда, конечно, — полагал Бьенол. — А лишь на то время, пока он сам не вернусь обратно.

Так он думал, испытывая свой последний шанс на то, что сумеет всё-таки спасти обреченного ребёнка.

— Что и говорить, строили на Террате на совесть! — вновь и вновь убеждался последний противник той цивилизации.

Имелись все основания окрепнуть такому мнению.

— Мрачное бетонное сооружение, по плану своих создателей — годное и для работы там ученых, и для того, чтобы уберечь свою начинку от прямого ядерного взрыва, — как теперь выяснил Бьенол. — Устояло и в борьбе со временем.

Лишь извержение вулкана доставило существенные неприятности убежищу заговорщиков. Оно намертво заклинило на входе гранитные, некогда тесаные из цельных скал монолитные блоки, прежде раздвигавшиеся по воле хозяев.

И теперь, хоть подернутые от времени морщинами трещин, они оставались самым серьезным препятствием кому угодно:

— Попытайся тот самостоятельно проникнуть в тайные владения невольных погубителей цивилизаций сразу двух планет — Терраты и Сетелены.

И всё же, кому угодно, такие стены могли стать серьёзным препятствием на пути, но только не для бывшего рекордсмена Всесборов по прыжкам на расстояние, а на деле, просто перемещавшемуся по своей воле туда, куда ему хотелось!

Отыскав место, где в его памяти значились ворота, ведущие в помещение, где принимали когда-то мыслителя Концифика, пилот погибшего междухода окрылился надеждой:

— Эти камни, как и всё прочее, не устоят перед его способностями перемещаться в пространстве, усиленными с помощью тренингов того же самого маньяка от науки, Концифика.

Правда, готовясь к этому прыжку в скальный монолит, он осознавал существующий для себя риск:

— Могу, переместившись в пространстве, оказаться не в бункере, а прямо в толще скальных пород.

Такой вариант развития ситуации, впрочем, пришлось даже мысленно отсекать, как не возможный:

— Иначе, точно — конец всему!

Прекрасно знал Бьенол по прежним занятиям в учебном центре мыслителя Концифика на своей родной планете, что подобный промах в пространственном прыжке грозит ему серьезными физическими потерями. Так что действовать следовало исключительно наверняка.

И тут, гораздо больше, чем на какую-то там случайность, он надеялся на свою собственную память. Ведь в ней было прочно зафиксирована схема бункера!

А это уже кое-что.

Уверенность пришельца действительно подкреплялось четким изображением в его памяти необходимого ему сейчас фрагмента записи, увиденной им еще на экране междухода. Тогда он просто врезался в клетки серого вещества, когда вместе с электронным мозгом они прослеживали маршрут мыслителя Концифика, некогда путешествовавшего по Террате со своими учёными коллегами.

Так что, не тратя больше времени на сомнения, Бьенол напряг волю и мгновенно перенесся туда, куда так стремился.

Память и теперь не подвела последнего современника представителей коренных жителей двух соседних планет. Сразу после мощного мысленного посыла, совершив свой прыжок в пространстве, он оказался в святая святых мыслителей Терраты.

…Луч мощного фонаря, прихваченного исследователем из комплекта спасательной капсулы, словно вернул Бьенола в его былой мир, настолько там все напоминала родное прошлое.

Высокие бетонные своды центрального зала, где он теперь оказался, покрывали торжественные письмена. Вдобавок к ним, немало информации даже сегодня, давала, давно потрескавшаяся, но, некогда, судя по всему, яркая и богатая роспись государственной символики Терраты. Она прямо от пола до потолка густо испещряла весь зал.

Да и вообще отовсюду, куда бы Бьенол не повел лучом фонарика, прямо на него скалились хищные силуэты причудливых зверей и птиц с гербов прославленных военачальников Терраты.

Видимо, Концифик здесь строго таил факт того, что он — сетелянин. Следовательно, имел причины не афишировать истинного своего хозяина, того, кто вместе с ним тоже готовил межпланетную бойню.

Теперь знал Бьенол многое из того, чему не был лично очевидцем, но что само вытекало из обстановки, в которой он сейчас оказался:

— Судя по всему, лаборанты, орудовавшие когда-то здесь на мыслителя Концифика за своими пробирками, искренне верили, что помогают именно родной планете.

В реальности же они и в малейшей мере не сознавали даже мельчайшей доли того, какой страшный вклад своей работой вносят в будущую победу над собственными согражданами, а не над врагами с Сетелены.

Так, подсвечивая себе фонарем, где видел в том необходимость в начавшихся поисках нужного ему бактериологического оружия прошлого, Бьенол основательно осмотрелся.

За многие века, прошедшие в этой своеобразной «каменной консервной банке», слои яркой, некогда, краски изрядно потускнели. Кое-где даже осыпались со стен сухой чешуей, прямо на пол, оказавшись под ногами пришельца. Неким образом, затруднив теперь этому неожиданному зрителю восприятие и осознание того, что изображено перед ним.

И все же, даже сейчас по рисункам, можно было понять воинственные намерения строителей этого мрачного подземелья.

— За десятками гербов на другой стене, уже кровавые батальные сцены сменялись на росписях одна за другой, — чему нисколько уже не удивился самовольный визитер.

Зато его порадовало совсем другое. Когда заметил, что немногим ниже гербов, вдоль всех стен, зеркально отсвечивали луч фонаря прозрачные двери.

По уже виденной пленке, Бьенол знал, что они и ведут из центрального зала в добрый десяток других помещений. В том числе и в многочисленные лаборатории.

Куда он и направился, по рисункам выбирая для себя самую нужную из них.

Хрустя обломками химической посуды, спотыкаясь о куски истлевшей мебели, усыпающие пол, Бьенол осторожно прошел вдоль дверей.

Так же, не слишком торопясь, он лихорадочно гадал:

— Какую из них открыть наверняка?

Ведь, прекрасно зная злого гения Сетелены, он был уверен, что мыслитель Концифик не был бы тем, кем являлся на самом деле, если бы смог и здесь обойтись без ловушки. Очень уж яркими были впечатления бывшего чемпиона от того, что ранее видел в учебном центре.

Чувства тех дней, когда его самого готовили с помощью капрала Садива к нападению команды диверсантов на межпланетную космическую станцию «Терсена», заставляли и сегодня держаться настороженно и не забывать о предусмотрительности.

Сейчас-то он понимал:

— Для психологической обработки своих волонтеров, маньяк от науки Концифик специально нагнетал ужасы. Нарочно сгущал краски, вещая о чудовищных бедах, которыми, якобы, грозили сетелянам потенциальные захватчики их родной планеты — терраты.

Хотя, теперь он и сам уже не сомневался в том, что была среди них и значительная доля истины!

Вот так, шаг за шагом обследуя помещение, Бьенол обнаружил для себя и то, что так тщательно искал.

Перед ним оказалось специальное помещение, где в широком шкафу, с самого начала и до сей поры, густо наполненном консервирующим аморфным газом, плотными рядами, рассчитанные на множество людей, до сих пор висели серые хламиды комбинезонов полной биологической, радиационной и химической защитных.

— Вот это, как раз то, что нужно! — подумал Бьенол, собираясь быть предельно осторожным и внимательным в этом исчадии дьявольского наследия злого гения со своей родной планеты.

Подобрав требуемый по размеру и не такой засохший от времени, как другие, один из этих своеобразных скафандров, бывший диверсант, а ныне путешественник по чужому миру, опробовал в действие кислородный прибор.

К удивлению Бьенола, превратившегося из рекордсмена в рядового искателя лекарства для своего маленького друга, подобранный им резиновый костюм оказался в полной исправности.

— Впрочем, пора бы мне, наверное, уже привыкнуть к долговечности всего того, что готовил для себя Концифик, собиравшийся жить вечно! — рассуждал он, когда аккуратно, точно по инструкции, висевшей здесь же, на стене, надевал на себя защитное облачение.

Сегодня, многое уже зная о заговоре учёных двух планет, он не мог не подивиться фантастической прозорливости мыслителя:

— Судя по всему, даже будучи полностью уверенным в успехе, старик предполагал и любой другой возможный исход межпланетной войны. Потому-то, сооружая такие бункеры, скорее всего, намеревался лично отсидеться в одном из подобных убежищ до лучших времен.

И все-таки реальная земная жизнь внесла свои коррективы в планы мыслителя. Главным противником старым вещам оказалось время, сменившая все и вся там, где хотели править миром заговорщики.

Но вот одета и защитная маска.

Теперь, когда исключена всякая случайность смертельного сюрприза, настало пора заглянуть в основную сокровищницу пещеры. Особенно — в ее исследовательские лаборатории.

Туда и отправился Бьенол.

Не без основания он полагал, что только там и следует заветное искать средство мыслителя Концифика, предназначенное для расправы над терратами:

— Погубив одних, оно должно спасти от неминуемой смерти Алика, оставшегося в настоящее время в своём утлом шалаше, устроенном на берегу вулканического озера, расположенном в самом центре кальдеры Каталена.

Увиденное на этой, самой настоящей фабрике смерти, вселило отвращение даже, казалось бы, в привычного ко всему подобному, обученного нести смерть другим, пришельца с другой планеты.

Еще находясь у себя на родной планете Сетелена и проходя там диверсионную школу Кавалера Заслуги капрала Садива, он насмотрелся всякого:

— О чем просто не догадывались обычные сограждане.

И все же не мог не опешить, еще раз столкнувшись с тем, до какой степени может дойти преступный разум.

Целые стеллажи в лаборатории занимали стеклянные сосуды. О содержимом многих из них можно было догадаться по биркам. На крутых боках колб только и значилось «смертельно», «яд», «бактерии чумы», «эмбрионы холеры».

Он внимательно — сквозь стеклянные стенки шкафов рассмотрел их содержимое.

— Вот и то, что нужно, — глухо, прямо в маску изолирующего комбинезона, вырвалось у Бьенола. — Это я и разыскиваю!

На свинцовой двери уже другого, оказавшегося прямо перед ним, закрытого шкафа, значился давно знакомый указатель:

«Иммунное оружие».

— Наконец-то нашел твое последнее творение, проклятый старик! — воскликнул Бьенол, обливаясь потом в душной маске скафандра.

Он нетерпеливо повернул тугую ручку, распахивая, прежде герметично запертое хранилище.

И тут же вздрогнул от резкого звука, ворвавшегося в зал. Ведь мог всем святым поклясться, что сама дверца тут была совсем не причем. Открылась, ведь, она вполне свободно, словно все эти годы ей регулярно проводили технический уход и густо смазывали.

И все же природа появления странного звука недолго еще оставалась Бьенолу неизвестной. Лишь до тех пор, пока он снова не осветил все кругом ярким лучом своего переносного фонаря со спасательной капсулы.

Внимательно осматривая все, что попадало в пятно света, он теперь уже и похолодел, увидев, как из узких отверстий у основания шкафа бьют, все увеличиваясь в размерах, тугие струи зеленовато-бурого, при электрическом свете, дыма.

— Вот она — западня Концифика! — догадался пришелец.

Подтверждая его предположение, на панели управления системами защиты скафандра вспыхнул индикатор опасности:

— Желтый символ, обозначающий, что вокруг — ядовитая газовая среда.

Вышло, что совершенно оправданно он тратил драгоценное время, накануне разыскивая комбинезон:

— Все же не зря подозревал о подобном.

О том, что и с того света старик будет грозить всему живому. А то и постарается уничтожить каждого, кто, не зная тайну шифра безопасного открывания шкафа с биологическим оружием, посягнет на упрятанные в нем богатства.

Тем временем, пора было подумать и о возвращении из этого страшного места. Тем более что мощное действие ядовитого газа уже чувствовалось даже под защитной оболочкой специального костюма.

— Видимо, фильтры дыхательного аппарата все же поддались влиянию прошедшей пелены лет, — понял Бьенол.

И вдруг почувствовал реальное тому подтверждение, когда, у него стала кружиться голова, а к горлу подступило чувство тошноты.

— Нужно уходить отсюда как можно быстрее! — живо сообразил отравленный исследователь. — Больше нет у меня шанса и на минуту промедления!

Бьенол уверенно схватил со стеллажа с препаратами, первую попавшуюся ему в руки, упаковку с ампулами, затем прихватил коробку со шприцами и быстро, как только мог, зашагал назад, в центральный зал.

Именно туда, где оказался сразу после того, как переместился в пространстве.

А спешил обратно, на место своего появления в бункере, с одной верной целью:

— Только с этой точки было бы проще всего совершить и обратный путь отсюда из грозного и опасного бункера с отравленной ныне атмосферой, на свежий воздух.

Новый прыжок в пространстве и на этот раз прошел для ученика мыслителя Концифика безукоризненно

…После мрачных казематов лаборатории, яркий солнечный свет заметно подбодрил Бьенола.

Сбросив на траву под раскидистым кустом, не нужный ему отныне защитный комбинезон, более похожий на космический скафандр, он широким шагом пошел наверх, по своим же следам, оставленным по пути к бункеру от места посадки у озера их с Аликом, спасательной капсулы погибшего междухода.

Очень Бьенол спешил. Взбирался, чуть ли не бегом, прямо по склону кальдеры, в кратере которой ждал его помощи больной малыш. Теперь была конкретная причина торопиться. Потому пришелец, не замечая, что устанавливает один рекорд за другим, прыгал с камня на камень, не очень-то выбирая дорогу.

…Поникшие крылья планера ему уже виделись издалека.

Серебрясь на солнце, они служили хорошим ориентиром места, где, отправляясь на поиски спасительного снадобья, в шалаше он оставил больного Алика.

Но едва Бьенол приблизился к цели своего пути настолько, что можно было уже разглядеть набросанные на прутья пожухлые ветви деревьев и кипы подсохшей травы, как его остановил угрожающий окрик:

— Ни с места!

Он оглянулся вокруг, пытаясь отыскать источник возникшей для него внешней угрозы.

А тот и не думал скрываться:

— Еще один несанкционированный шаг и я продырявлю твоему паршивому мальчишке его никчемную тупую голову!

Из шалаша показалось улыбающееся лицо старого знакомого — Мануэля Грилана.

В каждой руке он сжимал по пистолету. Причем, ствол одного из них действительно в этот момент был направлен прямо в голову Алика.

Решительность, так и сквозила в голосе молодчика, подтверждая, что теперь он готов пойти на все:

— Но, как случилось прежде, в районе дюн на берегу океана, уже ни за что не упустит пришельца!

Он сам же он и подтвердил такое предположение Бьенола, вступив в диалог с новым и самым важным для него, пленником.

— Знаю я твои штучки, Бьенол! — продолжил Мануэль. — И если ты снова вздумаешь исчезнуть, как тогда, у песчаного котлована на берегу, то свинцовой пули на звереныша Колена я не пожалею!

Решимость выполнить обещанную угрозу, также читалась и на фигурах других мрачных громил, столь же внезапно выскочивших по команде предводителя из зарослей густого кустарника, где ловко, по-охотничьи прятались в ожидании появления будущей жертвы.

Все они, вооруженные автоматами, не считая гранат и прочего, представляли собой весьма колоритную картину. Ничуть не хуже тех, чем бывают на любом театре военных действий, каких насмотрелся с настенных фресок, только что виденных Бьенолом в старинном бункере.

Сразу оценив всю безвыходность ситуации, в которой оказался не по своей воле, пришелец решился на единственно верный в его положении, шаг:

— Искать согласие с этим преступников и его бандой.

Другого выбора у него просто и не оставалось!

— Хорошо, я сдаюсь, но только при условии…

— Каком ещё условии? — заранее был готов на его требования Мануэль Грилан. — Я позволю тебе все, но только после того, как мы окажемся в гостях у дона Луиса.

А тот и не возражал.

— Обязательно пойдем и к дону Луису, — согласился с ним пленник. — Только вначале выполним мою настоятельную просьбу.

В своих словах и даже в тоне общения Бьенол старался быть предельно убедительным:

— Ведь с этим тянуть нельзя — мальчишка может в любой момент погибнуть.

Вид совершенно безжизненного тельца больного мальчишки, сейчас находившегося под прицелом одного из пистолетов его собеседника — безжалостного кабальеро, только подтверждал самые худшие опасения пилота междухода.

— Да он и так уже почти труп, — хотел было буркнуть Мануэль, но вовремя прикусил язык, понимая, что без заложника взять пришельца живым ему не удастся.

Он был несказанно рад уже тому, что уже добился пока повиновения пришельца и надеялся развивать ход событий в том же русле, начиная с того малого, чего уже удалось достичь.

— Ну, давай, подойди к пацану, только ненадолго, — пытаясь выглядеть великодушным, позволил Грилан, отшвыривая от себя больного Алика. — И все же…

Уже не слушая противника, Бьенол ринулся ему навстречу, молниеносно оказался в шалаше, где подхватил с земли бесчувственное тельце юного спасителя из состояния анабиоза и с облегчением почувствовал сквозь тонкую, мокрую от пота рубашку Алика Колена, что еще бьется в нем сердце:

— Будет жить!

В дальнейшем последний пилот погибшего межпланетного корабля действовал рационально и точно, повторяя всё то, чему н67аучился во время сеансов общения с электронным мозгом, когда вместе разрабатывали план спасения мальчика.

Достав из принесенной с собой коробки шприц и ампулы, Бьенол принялся за врачебные манипуляции, на которые с удивлением смотрели их стражники.

Пришелец очень умело, как будто только этим и занимался всю свою жизнь, развел, принесенный из бункера, порошок из ампулы со своей собственной кровью и сделал больному несколько инъекций снадобья Концифика.

— Что это у тебя за микстура? — поинтересовался Грилан. — Наверное, тоже наркотой балуешься?

Не получив ответа, он махнул пистолетом:

— Коли дело свое сделал, то пора идти в обратную дорогу.

По пути он с хрустом наступил на коробку с остатками, с таким трудом и риском, добытого Бьенолом, препарата злонамеренного мыслителя с Сетелены.

 

Глава четвёртая

…Невозмутимостью характера дон Луис не отличался с самого своего рождения. И совсем еще мальцом, он орал во все горло, делая это сразу же, если что-то было не по его привередливому нраву.

Особенно же проявилось подобная нетерпимость с недавних пор, когда его «Грузовые перевозки Грасса» стала лихорадить цепь неудач. Вот когда окружающие почувствовали крутой вспыльчивый нрав и грозный характер толстяка.

Не проходило и дня, чтобы под яростные крики и брань не вылетали из его кабинета служащие, на головы которых обрушивался поток площадных проклятий за очередную дурную весть.

И все же такого дикого, пронзительного вопля как этот, еще не слышали стены кабинета главаря наркомафии.

— Не кричал так их хозяин даже в самый разгар страстей по тому или другому потерянному миллиону, — могли сравнивать приближенные. — И тогда обходилось всё, куда более спокойными, последствиями.

Но теперь уже не чувство гнева и ярости, а проявление исключительно радостных эмоций потрясло стены офиса дона Луиса.

Всему же виной стал, самый что ни на есть простой и обыкновенный, серый клочок бумаги с расшифровкой радиограммы, которая пришла только что из его отдаленного колумбийского поместья — асьенды.

…Там — далеко в горах, ее основало когда-то семейство плантаторов Дасса еще в незапамятные годы:

— Имея в достатке количество рабов и местных наемных рабочих из числа индейцев.

Только те благословенные времена, к сожалению, для наследника конкистадоров дона Луиса, давно прошли.

Но и сейчас асьенда приносила хороший доход. Став и местом производства наркотика, и просто перевалочной базой в доставке из гилее первосортного кокаина и дальнейших производных, вроде героина, из этого сильнодействующего психотропного вещества.

Дав волю переполнявшим его чувствам и отбушевав на всю катушку, бывший синьор Дасса, ныне, оказавшийся в Штатах переименовавший себя в мистера Грасса, тем не менее не утратил способности рассуждать вполне здраво.

Щелкнув привычно удобной кнопкой, он высек огонь из массивной золотой настольной зажигалки. После чего поднес к вспыхнувшему языку пламени листок с явно неожиданным, и, тем не менее, самым долгожданным для него, известием.

Мигом задымившаяся бумага оказалась в пепельнице, где окончательно превратилась в горстку пепла. Унеся в небытие всего несколько бывших на ней строк:

«Тарелка сбита. Бьенол и мальчишка в моих руках. Мануэль Грилан».

Хозяин кабинета своим ворчанием порадовал сам себя:

— Верно люди говорят, что человек крепок задним умом!

И в том дон Луис смог еще раз убедиться на личном опыте. Сегодня он снова пожалел о своей прежней вспыльчивости и недальновидности. Как это уже было после очень коварного и наглядного для всех, побега пришельца на его, как там еще называется, дай Бог памяти.

— Междуходе, — вспомнил сам, без подсказки дон Луис, пуская голубые кольца сигарного дыма.

Мысли, между тем, под воздействием прочитанного сообщения из глубинки колумбийского лес а, скакали у него в голове с одного на другое. И каждую он сопровождал рассуждениями, отлично зная, что никуда дальше этих стен его слова не попадут.

— Глупец я и бездельник! — прежде не раз казнил себя старый мафиози. — За каким чертом нужна мне была эта проклятая тарелка?

По его выходило, что и соваться за ней не стоило ни за какие богатства:

— Пускай бы она сгнила совсем, под толщей песка на океанском побережье!

И в недобрый час, видимо, сунулся за ней, обуреваемый скорее простым любопытством, чем наживой:

— Нет, захотел убедиться, что Бьенол не врет. И вот он результат — в руках не осталось ничего. Зато на хвост села полиция.

Тогда как самое-то ценное, что можно было получить во всей этой истории:

— Именно сам пришелец с его возможностью — как угодно перемещаться в пространстве!

Дон Луис ясно представлял себе роскошное зрелище:

— Сидит, к примеру, его человек тут, пока время не настанет, и вот оказался уже в хранилище любого банка — бери что хочешь…

Еще сегодня утром все это было только в несбыточных мечтах. И могло только сделать больнее прежнюю душевную рану.

— Ведь, слишком поздние раскаяния, — как говорят, не особо-то любимые мистером Грассом юристы. — К «Делу» не подошьешь.

Нечего не могло смягчить душевные терзания босса.

Хотя различные способы собственного утешения имелись. В виде ли ссылки, оказавшегося у него в опале, Мануэля Грилана или отправке того в глубинку субтропической, лесной гилеи. Нисколько не утешила дона Луиса даже сама такая возможность сгноить своего бывшего приближённого кабальеро на плантации наркотической коки.

И вот надо же — сам виновник поправил ход событий, захватив пришельца:

— Теперь бы только распорядиться им как следует!

В чем мистер Грасс тут же предпринял все необходимые меры. Начал с того, что дал распоряжения своим людям о том, о чём следовало позаботиться незамедлительно.

— Первым делом необходимо организовать доставку пленников сюда, в Кривпорт, — после недолгих раздумий твердо решил дон Луис. — Для этого же есть надежное средство.

Он имел в виду, кстати, вспомнившийся, аварийный самолет, что стоял пока без дела на асьенде:

— Тот самый, на котором когда-то летал и погиб пилот Педро Гомес.

Правда, как сообщали его люди из технического персонала, аварийная «Сессна» до сих пор ещё не совсем в порядке. Имеются, мол, пулевые пробоины и неполадки с шасси.

— Это уже сущие пустяки и не о чем даже расстраиваться, — подумал сам дон Луис.

После чего решил послать надежного механика на второй машине со всеми необходимыми инструментами и заданием починить все на месте. После чего, сразу двумя «бортами» вернуться обратно вместе с важным пленником!

Даже представил себе дон Луис, как из Колумбии к нему в Штаты оба самолета пойдут друг за другом.

— Почему именно парой? Когда вывезти всех можно и на одной такой крылатой машине? — здесь дон Луис был хитрее Мануэля Грилана с его засадой в шалаше, о чём получил сообщение в более подробном письме со своей лесной асьенды.

Пока, к сожалению, знал дон Луис лишь общие детали. Не имел всех мельчайших подробностей поимки беглецов. Но даже из тех фактов, что ему уже были известно о Бьеноле, он сделал свои выводы и верно рассчитал возможные действия и поступки чужака:

— Разделим эту парочку по разным самолетам, и пригрозим пришельцу покарать мальчишку, если тот вытворит что-то вроде прежнего.

Тем же манером было предписано Мануэлю Грилану и его помощникам строго охранять пленников:

— С тем, чтобы пришелец понимал твёрдо, что от его поведения будет зависеть участь юного приятеля.

Но такое будет далее возможно лишь на асьенде. Откуда не сбежишь. А вот в дальнейшем необходимо будет предпринять меры, чтобы инопланетянин ничего не знал о месте нахождения своего приятеля:

— Так что где пацан будет в дальнейшем надежно спрятан, пусть лишь догадывается. Ведь приземлятся-то обе «Сессны» в самых разных пунктах назначения!

Подобная мысль настолько понравилась дону Луису, что даже себе он не стал портить настроения упоминанием, самого слабого места всего, столь заманчивого, плана:

— Мальчишка Колен ведь — смертник.

Знал хитроумный финансист, что если не сегодня, так завтра тот наверняка умрет от ВИЧ-инфекции, точно диагностированной у всей их семейки медиками:

— Чем тогда удержать Бьенола?

Потому лучше будет, если их именно разделить и наделять пришельца баснями при любом исходе!

— Когда окажутся по разным местам, вряд ли инопланетянин Бьенол догадается, что его дружок давно уже умер и просто перестал существовать на свете, — потирал руки новый хозяин и повелитель существа с другой планеты.

Дон Луис обладал отличной организаторской хваткой.

Вот и теперь, после принятия им конкретного решения, достаточно быстро все было готово к отправке самолета на отдаленную асьенду. Ту самую, откуда прислал свою телеграмму Мануэль Грилан.

Лишь в начале готовящейся операции возникла небольшая заминка.

— Где взять механика? — обеспокоил кадровиков дон Луис. — Отыскать мне его немедленно!

Он хорошо понимал, что нужен специалист не любой, а такой, которого бы потом никто не стал разыскивать после его исчезновения в гилее:

— О возврате же обратно в Штаты, с секретной базы производства психотропных веществ и прочей «чёрной» продукции, лишнего свидетеля, как само собой разумеющееся, не могло идти и речи.

И тут все образовалось как нельзя лучше.

— Подвернулся вербовщикам один кандидат, — доложили мистеру Грассу его верные вербовщики персонала. — По всему выходит, что именно такой нам и пригодится!

Кандидатом в механики оказался один из тех заезжих бродяг-завсегдатаев городских притонов, что не имели в городе ни друзей, ни близких.

— Вообще никого нет у парня из родных, кто бы мог поинтересоваться его исчезновением, — уверяли дона Луиса.

Мол, для тех же отверженных бродяг, с кем пока проводит время, такая потеря пройдет совершенно не заметно:

— Пропал собутыльник и черт с ним!

Дон Луис, однако, не смотря на такие надежные уверения, самым внимательным образом лично изучил досье кандидата в авиационные механики. По листочку просмотрел бумаги, собранные его агентурой на найденного специалиста.

— Без этого, — считает барон наркомафии. — Трудно было бы решиться на отправку будущего покойника в глубинку колумбийских горных лесов.

«Франклин Оверли. Выпускник технического колледжа. Холост. В городе недавно. Сирота» — значилось в папке.

— Подойдет! — решил владелец «Грузовых перевозок Грасса» — А если что и не так, то все одно, никому уже ничего не расскажет.

И в ближайшем окружении знали:

— Обратная дорожка с асьенды всякому чужаку навсегда заказана. Там и останется навсегда.

…На аэродром проводить «Сессну» он уже не поехал.

После, трагически завершившейся, истории с, попавшимся в лапы полиции, кассиром, дон Луис посчитал это дурным для себя предзнаменованием.

Да и было кому организовывать очередной перелет легкомоторного самолета:

— Все же людей в «Грузовых перевозках Грасса» для подобных операций отбирал финансист тоже сам!

И с не меньшей тщательностью, чем нового авиамеханика на одну поездку.

 

Глава пятая

Уже при первом знакомстве с лесной асьендой дона Луиса, доставленному на неё, пришельцу Бьенолу стало понятно:

— Почему до сих пор не добрались сюда, до этого осиного гнезда мафии, служители закона?

Мощные стены, еще десятки лет назад, выложенные из каменных блоков, выглядели неприступной крепостью. По углам усадьбы высились башни с постоянно сменявшейся там охраной.

Но во внутреннем дворе, по-здешнему называемом катио, все, однако, было, как и везде на подобных усадьбах потомственных землевладельцев из старинных семей, каких сохранилось не так уж и мало в колумбийской глубинке.

Светлый дом под черепичной крышей, лужайки с изумрудными газонами и теннисным кортом, навесы на каменных столбах.

Все же — вместе взятое, являлось, вполне наглядным символом местной единоличной власти. Особенно — на фоне простых ранчо местной бедноты. С их земляными стенами, крытыми соломой.

Такие наблюдения Бьенол сделал в мельчайших деталях, ещё только приглядываясь к обстановке. Сделал он их, пока, благополучно выбравшись из лесной чащи, небольшой отряд всадников во главе с кабальеро Гриланом, проследовал по поселку, направляясь прямо к асьенде дона Луиса.

Комментарий последовал уже в поселке.

— Тут будешь у нас, как у Христа за пазухой, — осклабился сеньор Грилан. — И не зыркай на меня своими бешеными глазами, отсюда не сбежишь!

Еще больше откровений последовало, когда их караван из нескольких лошадей, миновав широкий проём ворот в каменной ограде, доставил задержанных и их охранников на роскошную усадьбу:

— Никакие фараоны здесь до нас не доберутся!

И всё же реакция инопланетянина на его утверждения была совсем иной, чем ожидал управляющий поместьем дона Луиса.

— Так, ли, господин хороший? — усмехнулся над его самоуверенностью пилот погибшего междухода. — Судя по тому, чем вы тут занимаетесь, того и гляди, что до вас, наконец-то именно здесь и доберутся сотрудники правоохранительных органов.

Однако сеньор Грилан ему в ответ лишь еще более громко, чем прежде, расхохотался:

— Даже в полицейском управлении столицы департамента, что за сотни километров отсюда, служат два калеки.

И дальнейшая характеристика стражей правопорядка, прозвучавшая из его уст, была не менее уничижительной.

— Жизнь им дорога. И под наши пулеметы трусливым фараонам соваться не резон, — уязвленный насмешкой, пояснил кабальеро Мануэль свою былую и настоящую уверенность. — А уж изрядной порции свинца каждому незваному гостю отвесим с добавкой!

Затем решительно прекратил, начавшееся было, по его мнению, панибратство:

— Но хватит болтать!

Далее последовала самая настоящая инструкция, прояснявшая требования к пленникам.

— Уясните себе накрепко, да так, чтобы навсегда запомнили, что всецело теперь зависите от нас, — услышали от ставленника дона Луиса и пришелец Бьенол и пришедший в себя Алик Колен. — Здесь и дождетесь, когда шеф захочет с вами встретиться.

После этого разговора, состоявшегося прямо во дворе асьенды они и расстались.

Сеньор Мануэль, оставив пленных на попечение охраны и своего ближайшего помощника, временно, во время его отсутствия, управлявшего асьендой сеньора Сарбино, поспешил на радиостанцию. С тем, чтобы скорее послать в эфир сообщение с доброй вестью своему грозному шефу.

Тогда как оба задержанных — взрослый и ребёнок из экипажа сбитого междухода, обрели свое временное пристанище. Оно оказалось в, специально отведенной пленникам комнате основного здания усадьбы.

И лишь мощные стальные запоры, устроенные с обратной стороны на крепчайшей двери, реально говорили о необычном статусе временных жильцов.

В остальном обитателям этого своеобразного застенка, были созданы вполне неплохие условия.

Ведь Мануэль Грилан уже в первый день появления на асьенде их отряда, вернувшегося из кратера кальдеры Каталена, получил в ответ на своё сообщение, по т ой же по рации указание дона Луиса:

— Во всем потакать пришельцу и его больному дружку.

Потому-то и был с ними, как само радушие.

Одно не разрешал:

— Разлучаться.

Теперь Бьенолу и Алику, до самой их эвакуации отсюда, из дикой, мало освоенной цивилизацией, тропической гилеи в благополучные Штаты, во избежание побега предстояло быть всегда рядом, «на мушке» под дулами автоматов охранников.

— Хоть на секунду исчезнет старший арестант, мальчишку ожидает неминуемая смерть! — сразу заявил своим исполнительным людям, откровенно жестокий и непримиримый кабальеро Грилан. — Стреляйте по нему на поражение!

Предупреждение касалось двух дюжих охранников, приставленных с первого дня появления пленников на асъенде. При чем, это важное задание: «Следить за странной парочкой!» сеньор Грилан дал самым проверенным людям. Все тем же Хуану и Игуите. Бойцам, уже отличившимся при появлении НЛО. Когда именно они сбили в гилее, летевшую низко над лесом и горами тарелку пришельца.

Оба оценили такое высокое доверие так, как следует и готовы были точно выполнить приказание. Потому их твёрдое намерение в любую минуту пустить в ход оружие, крепче всяких оков удерживало теперь Бьенола во власти бандитов.

Однако сам сетелянин, вовсе не считал, так уж «бесцельно потерянным» время, проведенное в ожидании решения их участи:

— Все же нужно было дождаться, когда Алик окончательно пойдет на поправку.

На асьенде, как оказалось, они задержались надолго. Томительно тянулись дни в обществе Игуиты и Хуана. Как представились Бьенолу его опекуны- один долговязый и простодушный верзила, другой — явный хитрец, везде сующий свой нос, клювом хищной птицы нависший над иссиня-черными усами и бородой на его загорелой физиономии.

Столь ответственное и особо важное задание: «Стеречь важных пленных!» — льстило обоим.

Но особенно нравился новый пост Игуите, который впервые получил вполне реальную возможность выслужиться. И все же, ему с напарником, как и задержанным, тоже довольно скоро стало тяготить последовавшее за приездом на усадьбу, однообразие.

И действительно, служба протекала монотонно, не осложняясь ничем интересным. День изо дня, всегда происходили одни и те же действия. Пока один доставляет пищу или спит после ночного дежурства, другой не спускает автомата с мальчугана.

И все-таки, несмотря на скуку, колоритные обладатели кипучей колумбийской крови, люди Грилана безропотно и добросовестно несли свою службу. Простые деревенские парни, они — как утопающий за соломинку держались за свою хорошо оплачиваемую работу на асьенде дона Луиса, позволявшую содержать родных в этой богом забытой глухомани.

К тому же быть здесь — в комфортных условиях усадьбы, несказанно лучше, чем торчать дни и ночи под дождем, ветром или палящим солнцем в боевом охранении.

— Ничего, скоро самолет прибудет от хозяина, доставит вас в столицу, — привыкнув к своей роли, в постоянных разговорах, даже завидовали они Бьенолу и Алику. — Будете жить в городе, а там, все же гораздо веселее, чем в нашей глуши.

Чаще всего именно Хуан заводил подобные разговоры.

По всему было видно, что очень хочется ему еще раз побывать в Штатах, посмотреть там что-то интереснее здешних зарослей гилеи:

— Как это было тогда, когда он учился у янки-инструкторов умению общаться со «Стингером».

…Перемену обстановки, без дополнительного сообщения со стороны окружающих людей, Бьенол почувствовал уже через несколько недель, промелькнувших после гибели междухода. Ведь стало ясно, что здоровье Алика окончательно и бесповоротно пошло на поправку:

— Что было видно даже по внешнему виду окрепшего подростка.

Заметили это и обитатели поместья, имевшие доступ в комнату, где содержались пленники. Все чаще и чаще стал заходить к ним Мануэль Грилан. И всякий раз он очень внимательно присматривался к повеселевшему мальчугану.

Однажды даже завел старый разговор, начатый еще у шалаша на озере, в кратере кальдеры Каталена:

— Так что это было за снадобье, дружище Бьенол?

Пришелец промолчал, тогда, как кабальеро Грилан всё ещё не унимался, не в силах превозмочь своё любопытство:

— Ну, то самое лекарство, чем ты этого мальчугана напичкал тогда, у озера?

Бьенол Мочал. И все же полностью безучастным пилота междухода назвать было нельзя. Он горько переживал их с Аликом участь, постигшую их вместе после встречи с отрядом Грилана.

И пока все свое нерастраченное презрение, в душе срывал на этом прохвосте из ближайшего окружения наркобарона дона Грасса.

— Так я тебе и сказал, — в эту минуту с ненавистью подумал о своём собеседнике пришелец Бьенол, глядя в холеное лицо торжествующего над ним врага.

В свою очередь, тот, видя, что пленник снова не отвечает на расспросы, вскипел новым приступом любопытства. Чтобы удовлетворить его, сеньор Грилан опять затеял прежнюю тему общения.

На этот раз он, с довольным видом констатировал:

— Своего я добьюсь!

А так как представитель другой планету всё еще молчал, то был вынужден выслушать новую тираду от своего главного тюремщика.

— Можешь сколько хочешь играть в молчанку, Бьенол, — зло брызнул слюной Грилан. — И без тебя обойдемся!

Он звонко хлопнул ладонью об ладонь, подавая условленный сигнал подчиненным.

Тут же, исполняя заранее полученный приказ, Игуита внес в комнату, и бросил под ноги, туго перетянутый витой веревкой, явно, достаточно тяжелый узел, упакованный в обертку из грубой мешковины.

Со стуком ноша упала прямо на пол. Заняв собою часть комнаты, предназначенной на асьенде для содержания задержанных пленников.

Потом, продолжая выполнять приказание, охранник рассек острым ножом джутовый строп, прежде схватывавший собой принесенные вещи. В результате чего они рассыпались на полу, где оказались на виду и прорезиненный балахон, и маска с застекленными отверстиями для глаз, с металлическим набалдашником воздушного фильтра.

— Твой костюм химической защиты? — спросил Грилан.

И снова, не дождавшись ответа на свой вопрос, сам же объяснил суть происходящего:

— Мы тоже понимаем кое-что в таких вещах!

Во взоре Бьенола мелькнула хитрая искорка недоверия, тогда как Алик сам впервые увидел эти странные вещи.

— Забыл ты его у подножия вулканической кальдеры или нам нарочно не хотел отдавать, — кивнул в сторону принесенного имущества, довольный произведенным эффектом, Грилан. — Однако из этого ничего у тебя не вышло.

Он прошелся по комнате и даже небрежно перешагнул через бывшее снаряжение Бьенола:

— Лично мне теперь известно, где находятся твои сокровища.

Сетелянин конечно же сразу узнал во всем, что принесли Грилан и его люди, тот самый свой защитный костюм, в котором искал лекарство для Алика, спрятанное в старинном лабораторном бункере.

И теперь решил нарушить молчание, чтобы предпринять вылазку и узнать планы врага.

— Как нашли мой костюм? — будто бы с досадой, нахмурил брови Бьенол. — Я его надежно спрятал!

Однако кабальеро Мануэлю очень пришлась по душе именно его мнимая растерянность:

— Пустили ищейку по следам, идущим от шалаша у озера, и она вывела нас туда, куда нужно!

Довольный произведенным эффектом, он и далее готов был распространяться по данному поводу:

— Благо, целую неделю дождей не было, и собака сразу привела туда, где ты забирался в скалы.

Развязный тон, с которым сеньор Грилан только что вел разговор, к концу беседы, однако, приобрел и льстивые нотки:

— Давай договоримся по-хорошему?

После чего последовало и щедрое предложение:

— Ты нам укажешь ход в сокровищницу, а мы дадим тебе и твоему мальчишке полную свободу!

Заманчивая перспектива, несомненно должно была, по мнению Грилана, заинтересовать сетеляняна.

Во всяком случае, именно так подумал и Алик Колен, тут же горячо постаравшийся разоблачить коварного убийцу своих родителей:

— Не верь им, Бьенол, обманут!

Он не успокоился сказанным и продолжал с ненавистью смотреть на преступника.

— Обманут, как моих родителей, убийцы! — донеслось из его угла комнаты. — И даже не сомневайся в том!

Столь возмущенный голос, прозвучавший со стороны, до этого безучастно лежавшего Алика, порадовал Бьенола уже тем, что мальчишка так набрался сил, что может, пусть, и на словах, постоять за них обоих.

А вот конвойным это не могло понравиться.

И сразу же подросток, как обычно, находившийся под прицелом Хуана, неусыпно держащего автомат наизготовку, услышал в свой адрес грозную отповедь:

— Еще слово и стреляю!

Новый возглас протеста еще более обострил, и без того изрядно накаленную обстановку в каземате:

— Молчи, сопляк!

Кабальеро Грилан поддержал своего подчиненного.

— Радуйся, чертёнок, тому, что пока цел! — взорвался проклятиями главарь бандитов. — Еще немного и окажешься нашпигованным свинцом, как чесноком рождественская индейка!

Злости ему добавил и довольный вид пришельца. Недвусмысленно выражавший теперь, после вмешательства Алика, твердый отказ любому предложению Грилана:

— В том числе и тому, что только прозвучало!

После такого отношения к тюремщикам, Бьенолу оставалось терпеливо выслушать очередную угрозу:

— И ты, негодяй, можешь хранить абсолютное молчание, можешь надеяться не известно на что, но все равно, мы и без тебя обойдемся!

Хотя и тому перепало кое-какая новая информация из этого набора сначала лести, а потом откровенных угроз.

— У нас вот такого добра навалом, — теперь уже не без иронии проговорил Грилан. — Настоящие ключи от подземелья!

При этом яростно брызгая злой слюной прямо в лицо Бьенолу, который стоял перед ним, Грилан не остановился на одних угрозах.

От слов перешел к делу.

Для наглядности, Мануэль подкинул на ладони вощеный бумажный пакет, только что, при последних словах, вынутый им из кармана своего военного френча:

— Пластиковая мина.

Все остальное было настоящим откровением.

— Разнесет на мелкие куски вход в пещеру, — услышали пленники. — Против нее ни одна скала не устоит!

Сказанное было таким эмоциональным, что заставило Мануэля снова набрать воздуха и отдышаться.

А с новой силой он обрел и еще большие амбиции:

— Взлетит на воздух! И все, что ты там прячешь, будет нашим.

Кабальеро Грилан ехидно ощерился:

— Без всякого на то участия Вашей милости.

Насладившись произведенным эффектом, подручный дона Луиса вышел вон. Предварительно велев унести с собой скафандр, оставленный Бьенолом после посещения им тайной лаборатории мыслителя Концифика.

Взрывчатка, продемонстрированная предводителем, засевших на асъенде отъявленных бандитов, ввергла все же Бьенола в некоторые сомнения. Хотя, даже без реплики Алика он знал, что Грилан в любом случае его обманет.

— И все же было бы неплохо помочь ему оказаться в тайном бункере мыслителя Концифика, — подумалось пилоту сбитого над гилеей междухода. — Там, в облаке ядовитого газа, он уж точно получит сполна за все свои преступления!

Так что любые намерения врагов побывать в толще вулканических скальных пород, было на руку пленнику.

— Только не стоило спешить, — понимал он.

К тому же, чтобы преждевременно не вспугнуть врага, не следовало излишне торопиться с подсказкой ответа на вопрос:

— Как попасть под своды пещеры!

Ведь в том случае Мануэль заставит их быть рядом. Тогда как «героическая смерть», хоть и ценой жизни этого мерзавца, не очень-то прельщала сетелянина.

— Нет, уж! Лучше я как можно дольше стану демонстрировать свою прежнюю «растерянность», — верно рассудил он. — Так Мануэль, посчитав, что до всего додумался сам, еще более решительно отправится за сокровищами.

За теми самыми, на которые, от чего-то, столь страстно рассчитывают бандиты.

О том же, что Грилану теперь по силам пробиться через любой скальный монолит, Бьенол убедился и сам, когда увидел, сколь мощным оружием обладают здесь люди дона Луиса.

Еще заряжаясь информацией, собранной за десятилетия компьютером междухода, он удивился самым разнообразным знаниям и умениям, имевшимся в запасе у столь умной машины. Хотя и сомневался, на первых порах, что все это может когда-либо понадобиться ему в деле.

— И вот надо же — едва почуяв слабый химический запах, исходящий от пакета Грилана, сетелянин уже знал всё о его содержимом:

«Пентрит — бесцветное кристаллическое вещество с температурой плавления чуть более 140 градусов — было, к тому времени, последним словом в производстве на Земле взрывчатых веществ».

Может быть, для кого-то эти сведения и оставались тайной за семью печатями, но раз попав в электронную сеть, тут же оказались в информационном накопителе междухода.

Потому-то Бьенол оценивал это как само собой разумеющееся:

— Пентрит обычно используется в минах небольшой массы, детонирующих шнурах, а так же в промежуточных зарядах. Кроме того, обладая огромной разрушительной силой, эта взрывчатка создана со значительно меньшей чувствительностью к высоким термическим и механическим нагрузкам. Проще говоря — такой миной можно хоть орехи колоть без опаски для себя. Зато уж если снабдить взрывателем даже столь небольшой по размерам, пакет, что был в руках Грилана, то он заменит по мощности обычную полутонную авиабомбу.

— Кстати, Алик, эти парни тут кое-что умеют, — вслух закончил свои мысленные рассуждения Бьенол. — Взрывчатку здесь же они и производят. После чего, видимо, снабжают ею и себе подобных бандитов. Тех самых, что орудуют и по самым разным странам, а не только у них в Колумбии.

Зерна информации упали на возделанную почву острого любопытства мальчугана.

— Почему ты так думаешь? — заинтересовался Колен.

После его слов, Бьенолу показалось, что и Алику будет совсем неплохо хоть как-то отвлечься от скуки, царящей в их арестантском жилище. К тому же, чем не урок прикладной химии — его выводы, сделанные после знакомства с усадьбой!

Прошедший подготовку под началом Кавалера Заслуги капрала Садива, бывший участник террористической операции на «Терсене» успел уже всесторонне оценить:

— Зачем именно под навесами из жердей во дворе их асьенды было столько различных емкостей с реактивами и кислотами?

Об этом и продолжил свои рассуждения.

— Ну, часть из них, конечно, идет на переработку листьев коки в пасту, а потом и в героин, зато все остальное…

Бьенол как по писанному сообщил слушателям — мальчишке и его охраннику технологию производства пентрита.

Тем более что была она довольно несложной:

— Взрывчатку получают из уксусного альдегида и формальдегида промежуточного продукта — пентаэритрита, получаемого в результате конденсационного процесса.

Даже враждебно настроенный и перед этим крайне строгий охранник весь превратился в «слух», с каждым услышанным словом, всё больше удивляясь необыкновенной образованности пленника.

— Потом процесс идёт еще проще, — продолжал тем временем Бьенол свою лекцию. — Нитрируя массу в специальной компактной установке концентрированной азотной кислотой, лаборанты асьенды могут получать сколько угодно, этого самого, пентрита, обладающего чудовищной разрушительной силой!

Дошла пора и до вывода, к которому подводил рассказчик.

— Судя по количеству пустых емкостей из-под кислоты, здесь уже успели поработать не покладая рук, — предположил Бьенол. — И теперь нет проблемы даже поднять на воздух всю кальдеру, оставшуюся после взрыва вулкана Каталена.

Этот пассаж не остался незамеченным со стороны человека Грилана.

— Ты это кончай, умник! — резко оборвал Бьенола, все с большим подозрением смотревший на него Игуита. — Всего, что ты сейчас наговорил, знать и разглашать не положено!

Ему и в самом деле стало неуютно от сознания того, что вся асьеида представляет собой одну гигантскую мину.

— Да ладно, ладно! — как мог, постарался успокоить его Бьенол. — Пошутил я.

И все же у него самого было неспокойно от опасного соседства.

…Сеньор Грилан, грозясь добыть без посторонней помощи сокровища из скал в основании кальдеры Каталена, совсем не блефовал.

Уже назавтра после его памятного разговора с пленниками, почти половина постоянных обитателей асьенды со всей тщательностью собралась в дальнюю дорогу. А там и отправились через чащу гилеи к заветной цели, намеченной их предводителем. В чем имели немалый опыт, проживая в такой глуши.

На лошадях, навьюченных тяжело упакованными, переметными сумками, люди, отобранные с собой Мануэлем Гриланом, воодушевленно поехали следом за проводниками на операцию по захвату заманчивого бункера древних пращуров.

Во вьюках кроме, собственно, мощной взрывчатки имелось и просто обыкновенное техническое оборудование для бурения шурфов в скальных породах.

Видно, было всякому понимающему в саперном ремесле, что за начатое дело Мануэль Грилан взялся вполне основательно и серьезно.

— Что ж, господа кладоискатели, отправляйтесь за наследством мыслителя Концифика, оно Вам будет в самый раз! — с горькой иронией усмехнулся Бьенол, провожая взглядом караван, некоторое время видимый из окна их камеры, пока последний всадник не исчез на повороте дороги, ведущей к кальдере Каталена.

Между тем, накануне этого отъезда кладоискателей, глядя на сборы в дорогу сквозь зарешеченное окно, пришелец заметил дополнительные подробности, говорившие о планах людей дона Луиса, намеченных на данное мероприятие. В том числе, Бьенол не упустил из виду, как, прямо во дворе их обширной асьенды бандиты примеряли не только на себя, но и на своих лошадей противогазы.

Но при этом бывший космический диверсант вовсе не разделял уверенность бандитов в благополучном исходе. Резонно полагая, что если надежный скафандр Терраты был почти бессильным против того ядовитого газа, что в свое время приготовил мыслитель Концифик искателям кладов, то эти маски:

— Тем более не помогут!

Все шло пока именно так, как и хотелось ему с тех пор, когда Бьенол узнал о здешних запасах взрывчатки. Тогда у сетелянина появился реальный шанс на спасение и себя самого, и Алика Колена из рук преступников.

И он уже успел с отъездом экспедиции, наметить план их с подростком действий на асьенде мистера Грасса…

Теперь Бьенол точно знал:

— Очень даже скоро вырвемся с мальчуганом из кровавых рук преступных исполнителей замыслов человека, присланного сюда доном Луисом.

Но для этого нужно было выждать определённое время, чтобы Мануэль Грилан надежнее увяз в свою опасную авантюру с поиском сокровищ погибшей Терраты.

…Потянулись дни томительного ожидания хоть каких-нибудь известий от взрывников, скрывшихся в гилее.

Пока же, по репликам, услышанным во время общения друг с другом обслуживающим персонала поместья, пленники узнали, что откладывался на неопределенное время очередной прилет из Штатов на асьенду легкомоторного самолета — за очередной партией наркотиков. И тогда же, почти одновременно, удалось узнать о распоряжении шефа наркомафии, сделанном доном Луисом относительно участи пленников его лесной асьенды.

Сама эта задержка происходила по вполне безобидной причине:

— Из-за наступившей непогоды.

Нудной чередой потянулись ежедневные тропические ливни, порождаемые, обычными в эту пору муссонами.

Так что великолепный выгон для скота, расстилавшийся прямо за асьендой, давно превращенный в аэродром, теперь уже с утра до вечера был затянут если не струями дождя, то — пеленой тумана.

В них тонули очертания небольшого по размерам, изрядно покалеченного при вынужденной посадке, самолета. Давным-давно потерявшего и летчика, и надежду взлететь, без исправления поломки шасси, полученной при посадке на этот луг.

Новостей с «большой земли» не было никаких. Не подавал о себе знать и Мануэль Грилан.

…Немало дней прошло, как отправился он к подножию кальдеры Магдалена, прихватив с собой тонну пентрита, и как в воду канул. Но и это стечение обстоятельств, как на деле оказалось, теперь уже было только на руку Бьенолу. Так как он имел свой собственный расчет и на подобное развитие возможного сценария их с Аликом побега из лап бандитов международной организованной преступной группировки.

А тут настал момент, когда и он сам перешёл к активным действиям.

— Что, ребята, остались в полных невеждах? — произнес он однажды, как бы невзначай, когда шла пересмена караула и одновременно подали в камеру завтрак. — Будите еще завидовать своим, более удачливым приятелям!

Сам при этом с аппетитом одолевал котелок местного блюда — гаучо. Красных бобов, сваренных с рисом и мясом.

Слова были произнесены Бьенолом довольно невнятно, как это можно было сделать с набитым ртом, но всё же они прозвучали вполне убедительно. Угодили, как те семена, что попали в подготовленную почву.

Потому, что боевики уже и сами не знали что подумать, оставшись одни со своими пленниками, тогда как другие, возможно, набивают карманы в уже найденной и опустошённой сокровищнице.

И теперь уже невольные слушатели перестали церемониться и оторвали пленников от их незамысловатой трапезы.

— Как тебя понимать? — обиженно взялся за свой автомат Хуан. — Говори, да не заговаривайся!

По лицу Игуиты, и по тому, что он также потянулся за оружием, стало видно, что подобный разговор и ему столь же не по душе.

Тогда как пришелец словно ждал подобной реакции охранников на свои слова.

— Вот так! — отправляя в рот последнюю ложку варева, засмеялся сетелянин. — Провели вас за милую душу!

И угадал с тоном, каким следовало разговаривать в данный момент со своими строгими охранниками.

Кто это нас, по-твоему, провел?! — недоверие теперь отчетливо читалось на озадаченных лицах боевиков дона Луиса.

А там и прорвалось наружу:

— Говори, кто нас обманул?

— Кому будем завидовать? — прорычали один за другим Хуан и его напарник Игуита. — Сообщи точнее!

В свою очередь Бьенол и не думал молчать.

— Мануэль Гридан, кто еще у вас тут в гилее главный мошенник! — выбирая на дне миски остатки соуса куском лепешки, заявил он. — Теперь его ни одна собака по всей округе не отыщет.

После этих метких слов Бьенол мог еще долго наслаждаться произведенным эффектом, глядя в, ошарашенные его неожиданным сообщением, глаза вооруженных верзил.

Но он в своих речах на прежнюю тему пошел еще дальше:

— В той пещере, куда отправились ваши люди, золота и брильянтов было столько, что на сто таких, как дон Луис хватит.

Затем, окончательно итожа перед конвоирами свои, столь серьезные подозрения, Бьенол уверенно сформулировал заманчивый выбор, якобы, уже давно сделанный ловкими искателями сокровищ:

— Они уже себе набрали по столько добычи, кто сколько смог унести с собой, после чего дали деру.

Продолжая выскребывать свою миску до настоящего блеска, Бьенол вдруг заявил вполне примирительную и невинную фразу:

— Так что не ждите их здесь больше!

Подозрение, зависть, а потом и лютая ненависть, ещё некоторое время, волнами сменяли друг друга на лицах охранников:

— Врешь!

— Не могли они так поступить!

Только эти, почти хором произнесенные слова недоверия получили достойное опровержение со стороны сетелянина:

— Нет такого резона.

Бьенол выглядел вполне убедительным и откровенно, когда с откровенно дружелюбным настроением общался с, явно, недалекими по интеллекту, собеседникам.

— Мне-то отсюда все равно не выбраться — до города несколько сот миль, которые не преодолеть пешком, — услышали от него, совсем уже растерявшиеся от такого сообщения, завистливые охранники. — Их в сезон дождей не пройти.

Искуситель, заранее придумал все, что следовало сказать. Так что, теперь не лез в карман за словами. Произносил их уверенно и с тонкой насмешкой, не понятной, правда, неграмотным обитателям гилеи.

А еще, пришелец старался быть предельно лояльным к своим недалеким тюремщикам:

— Да и зачем пешком выбираться?

Соблазнитель выбрасывал на игровой кон один козырь за другим:

— Думаю, что сговорюсь обо всем с доном Луисом.

Он сделал паузу, чтобы окончательно завершить процесс психологической обработки охранников наверняка.

— А вот вам, парни, вне всякого сомнения, останется гнить и прозябать в здешней глуши, да с пустыми карманами, до скончания века, — прочувствованно произнес пленник. — Особенно после того, как упустили мошенников с чужими сокровищами!

Охранники заинтересованно переглянулись.

И один за другим вышли из комнаты, уже тем самым нарушив строгую инструкцию Мануэля Грилана:

— Не оставлять пленников одних без наведенного на них, автоматного прицела.

Судя по всему, зерна сомнений, посеянные в их душах инопланетянином, не просто не пропали даром, но и дали свои обильные всходы.

Оба поверили в то, что уехавшие в гилею бывшие товарищи, теперь их нагло обманули:

— Провели с дележом общей добычи!

— Кинули, как простаков!

Голоса были достаточно громкими, чтобы их могли слышать и заключенные под стражу в каменном мешке.

— Моя затея верх берет! — промелькнуло в голове Бьенола. — Уже и приказ нарушили, когда оставили нас с Аликом вдвоем.

Не прошло и минуты, как все окончательно встало на свои места. И случилось всё именно так, как того хотел сетелянин.

Возбужденные, как никогда, охранники одновременно появились на глаза своих подопечных:

— Значит так. Здесь жратвы вам оставляем на неделю, — с большой, плотно набитой корзиной первым ворвался в дверь Хуан.

У, вошедшего следом за ним в камеру к заключённым, Игуиты в обоих руках имелось по большому глиняному кувшину с питьевой водой. И он тоже поступил, как его непосредственный шеф и наставник.

Солидно водрузил обе ведёрные ёмкости на единственный стол, стоявший посреди комнаты.

— Пользуйтесь нашей добротой, — произнес Хуан. — Надеюсь, не сдохните от голода и жажды.

— Там и мы вернемся! — добавил к сказанному Игуита.

Он уже успел занести и оставить прямо у порога ржавую металлическую ёмкость для отправления естественных надобностей.

На другое времени они терять на стали. Практически, сразу после этого памятного разговора с Бьенолом, оба исчезли в проеме, распахнутой на мгновение, а затем снова запертой на массивные засовы, входной двери.

Звон ключей, прозвучавший за толстым дубовым массивом, говорил о серьезном намерении охранников съездить и проверить:

— Чем же действительно занят сейчас Мануэл Грилан?

Именно ему и Хуан, и Игуита, никак не хотели бы доверить те несметные сокровища, о которых, очевидно, совершенно искренне говорил им важный пленник.

Уехали в гилею недавние охранники тихо и мирно, стараясь при этом не привлекать излишнего к себе внимания со стороны, остающихся на асьенде обитателей поместья.

Потому никто на здесь так и не узнал о нарушении приказа управляющего имением. Даже не подозревали окружающие, что сразу на несколько дней из компании «важных» затворников, оставались на месте, без наведённых на них стволов автоматического оружия, только чудаковатый чужак с мальчишкой, ныне предоставленные исключительно самим себе.

Зато, столь хитроумно избавившись от надоедливых соглядатаев, каждую ночь, с наступлением темноты, пришелец Бьенол, что называется, на все катушку, начал использовать свой дар — легко проникать всюду, куда только нацелится со своим очередным прыжком в пространстве.

 

Глава шестая

Назвавшись опытным авиамехаником, секретный агент Центрального Федерального Бюро по борьбе с наркотиками Фрэнк Оверли был при этом о себе слишком преувеличенного мнения:

— В самолетах он в действительности разбирался ни сколько не лучше дона Луиса.

Чье знакомство с авиацией ограничивалось лишь непосредственным пребыванием в пассажирском кресле.

Но иного выбора у него просто не было:

— Механик, так механик, — заявил он своему руководству. — Вполне подхожу для такой роли.

Задачу перед ним поставили вполне выполнимую и не требующую особого геройства в сражении с бандитами.

— Главное для тебя, это попасть в сеть мафии, — сформулировали приказ в конторе. — Дать оттуда сигнал, чтобы немедленно вызвать мобильный десант полиции и, тем самым, взорвать ее изнутри.

Настрой руководства быстро передался исполнителю.

— Нельзя упускать столь исключительную возможность выведать самую тайную базу наркомафии, — подтвердил агент в реальности своего замысла мистера Бредли. — Нужно решаться!

И только теперь начальство вдруг проявило сомнения.

— Так ведь разоблачат тебя, сразу же по прибытии, — сомневался руководитель операции. — Выведут на чистую воду, как ничего не понимающего в авиации!

За словами был опыт работы.

И не только. Все посвященные в план операции, прекрасно понимали, какая реальная опасность может поджидать Фрэнка в случае неминуемого провала.

Тот, в свою очередь, старался выглядеть беспечно:

— Не успеют.

И пояснил причину такой своей убежденности в достижении положительного результата.

— Я с собой радиомаяк прихвачу, — услышали участники совещания. — Включу его уже на месте, когда привезут на базу.

Остальное прояснил специалист, отвечающий за техническое оснащение агентов:

— Дальше дело техники — по запеленгованному сигналу можно будет точно высадить на вертолётах мобильный полицейский десант.

А Фрэнк еще и добавил:

— Накрыть всех с поличным!

Теперь отпали все сомнения.

— Хорошо! Пусть будет по-твоему! — не стал более возражать шеф городского офиса ЦФБ, который, тем не менее, остался при своём мнении о том, что очень велик риск разоблачения. — Но что же поделаешь, господа, придется на него идти!

Да ещё и добавил, чтобы сгладить тоскливое впечатление, вместо пресловутого пожелания «Ни пуха, ни пера!», старое изречение картёжных шулеров:

— Кто не рискует, тот не пьёт шампанского!

Тем более, что все понимали очевидное. То, что встречи с одним из карточных королей — Мануэлем Гриланом, было точно не избежать агенту под прикрытием авиационного механика.

Но иного выхода у сыщиков не было. Так как лишь этот вариант на сегодня оставался единственным способом реально добиться разоблачения дона Луиса, которое имело значение только при одном исходе:

— Взять с поличным, этого большого мастера плести хитроумные коррупционные сети.

Все остальные попытки разоблачения, тот вполне успешно парировал за долгие годы, что правоохранительные органы настойчиво, но безуспешно пыталось вывести на чистую воду разветвлённые теневые структуры международной транснациональной компании под названием «Грузовые перевозки Грасса».

И вот настал удобный момент.

Грех им было не воспользоваться. Тем более что в действительности подготовить все необходимое для внедрения в мафию деятелей наркоторговли, агента Оверли оказалось делом, не столь уж сложным.

Более того, даже, можно сказать, простым для такого учреждения как их контора. Всё же, не зря Центральное Федеральное Бюро обладало в подобных моментах, практически неограниченными возможностями:

— В том числе и в снабжении своих тайных сотрудников любыми фальшивыми документами.

В авиационном колледже специальные курьеры здорово напугали работников канцелярии своей спешкой, пока оформляли на имя Фрэнка Оверли особый официальный бланк, якобы, давно выданного ему, диплома авиационного механика.

Затем столь же быстро и основательно собрали все другие документы, также необходимые для дела.

После чего версия о мнимом авиамеханике обросла свидетельствами прежнего присутствия там, где мог бы работать такой классный специалист до того, как его выгнали без выходного пособия и положительных рекомендаций за пристрастие к спиртному.

Все бумаги, изрядно потертые и засаленные, будто бы за долгие годы пребывания в кармане, скитавшегося без работного, навсегда «отвергнутого от неба» специалиста, в конце концов, оказались на столе у дона Луиса.

Они были выполнены столь безукоризненно, что особых сомнений у сеньора Грасса и не возникло:

— Разве, что сама личность спившегося авиамеханика вызвала некоторую неприязнь.

Однако это уже не имело никакого значения для работодателей:

— Всё, что мог бы узнать Фрэнк на асьенде, в конце порученного ему задания, должно будет навсегда остаться вместе с ним в тропической горной гилее.

Ее же лесные массивы хранили немало безымянных могил, подобных ему, безродных искателей легкого заработка.

— Одной больше, одной меньше, какая разница! — окончательно решил дон Луис, одобряя сделанный выбор.

Так и оказался Фрэнк Оверли на пассажирском месте в самолете «Сессна», вылетевшем в дальний рейс из Кривпорта до затерянной в горном лесу, асьенды потомственного землевладельца из Колумбии.

Правда непогода, зарядившая следом за этим событием, грозила до бесконечности растянуть срок, отпущенный экипажу на воздушную дорогу в колумбийскую глубинку.

На аэродромах подставы то там, то тут, куда удавалось добраться в «окно» между ливнями, пилот «Сессны» и его пассажир долго выжидали:

— Когда же снова выдастся погожий день?

И вот, наконец-то, хороший прогноз прозвучал и на воздушного преодоления последнего участка их долгого пути.

…Взлетев с последнего места ожидания, уже через пару часов еще одна «Сессна» без опознавательных знаков на фюзеляже, оказалась на скромном выгоне для скота, раскинувшемся за роскошным родовым особняком плантаторов семьи Дасса.

Никто, кроме помощника управляющего сеньора Сарбино, остававшегося за старшего после отъезда Мануэля Грилана за сокровищами, не встретил прилетевших визитёров — пилота и механика.

Тут и узнали гости, что, давным-давно, личный представитель дона Луиса — Мануэль Грилан ушел с отрядом в гилею.

Как рассказали встречавшие самолёт обитатели поместья:

— На поиски тайного бункера древнего племени, некогда населявшие здешние места.

Это обстоятельство оказалось особенно важным для гостей с «большой земли». Поскольку предварительно кладоискатель успел отдать строгое распоряжение своему помощнику, остававшемуся на посту управляющего асьендой, сеньору Сарбино:

— Без него пленников к дону Луису не отправлять.

Да так с той поры и пропал:

— Ни слуху от него, ни духу.

— По радиосвязи получено задание и лично Вам, сеньор? — управляющий вопросительно глянул в лицо Фрэнка.

— Оверли! — подсказал новоявленный механик.

— Вот именно, Оверли, — последовало подтверждение полномочий механика, присланных от дона Луиса. — Вам уже приготовлено все необходимое для работы- инструменты, приспособления.

После чего управляющий основательно и со знанием дела, тут же познакомил прилетевшего специалиста с непосредственным фронтом работы, в виде аварийного самолета, бережно укрытого пока брезентовым пологом.

После демонстрации, беспомощно зараставшей на лугу травой, несчастливой «Сессны», сеньор Сарбино кивнул в сторону ее нынешней стоянки:

— А так машина, как машина. Если наладить, так, как надо, то обязательно полетит!

Последних слов, однако, ему можно было и не говорить. Так как Фрэнк уже все понял. И едва он остался один, как взялся за дело. Немедленно нырнул под брезентовой полотнище. С тем, чтобы, пусть, мельком, но рассмотреть:

— Зачем, собственно, его и завезли сюда, к черту на кулички?

И, надо сказать, осмотр его не очень-то обрадовал.

Фюзеляж машины, как и предупреждали, действительно пестрел пулевыми пробоинами. Зато само, некогда сломанное, шасси навело его на некоторые сомнения.

Через некоторое время механик появился у управляющего с первым вопросом, возникшим в этой командировке.

— Сеньор Сарбино, кто-то уже копался в самолете? — не утерпел он от того, чтобы не задать вопрос управляющему.

— Нет, сеньор, — услышал в ответ. — А в чем дело?

Механик прикусил язык.

— Просто спросил, — взял он немедленно свои слова обратно. — На всякий случай!

И так ловко, при этом, дал обратный ход своей неосторожной попытке прояснить обстановку, прилетевший янки, назвавшийся механиком, что простодушный заместитель управляющего тут же и забыл о возникшем интересе гостя.

Дальнейшее, более пристальное, за несколько дней, знакомство с асьендой дона Луиса и его обитателями, а главное, — с аварийной машиной, навело насторожившегося Оверли, на еще более мрачные размышления:

— Чувствуется во всем этом что-то неладное.

Но главное, в чем был убежден Фрэнк:

— Кто-то тайно выполняет за него его собственную работу.

Итог раздумий напрашивался с однозначным выводом:

— Коли так, а не иначе, то, явно готовится неизвестными побег с асьенды именно на аварийной «Сессне».

Тем более, что на самолёте еще отсутствовал, получивший применение на других, более современных машинах, прибор защиты от чужака. Иначе говоря — авиационное противоугонное устройство.

Ещё через несколько дней своего пребывания в поместье дона Луиса, Фрэнку удалось разнюхать и кое-какие сведения о таинственных пленниках, якобы, находящихся в каменной надстройке главного здания асьенды.

Но совсем немногое.

Только то, что двоих чужаков охранники держат под замком, запрещая кому-либо даже подходить к двери.

Другие познания инспектора о местной обстановке не простирались дальше слухов и пересудов, царивших среди домочадцев и слуг асьенды, которые охотно делились с уважительным гостем всем тем, что происходило вокруг.

В саму же надстройку, куда вела наглухо закрытая на множество замков, дверь, никто не мог попасть. Ведь доступ туда имел лишь ограниченный круг людей. В том числе сам Мануэль Грилан, да двое охранников — Хуан и Игуита.

Но один из них, самый главный на асьенде, прилюдно, в компании целой своры сообщников давно ускакал в гилею, а других в последнее время не слышно и не видно:

— Наверное заперлись со своими пленниками?

И невдомек было всем, что и эта парочка верховых уже несколько дней, как спешит по лесной тропе, вслед за отрядом Мануэля Грилана, отправившегося на поиски легендарного бункера с сокровищами предков.

У заинтригованного не на шутку «авиамеханика» Фрэнка Оверли теперь оставалась единственная возможность выяснить секрет таинственного «коллеги» — дождаться ближайшей ночью его самого в тайно ремонтируемом самолете.

 

Глава седьмая

Появление на взлетном поле второго самолета и суета, возникшая после этого в основном здании асьенды, в серьез насторожили Бьенола.

Он решил более не мешкать с осуществлением побега, о чем и заявил своему спутнику.

— Никто его знает, что, на самом деле, произошло в гилее с Мануэлем Гриланом и его отрядом? — рассуждал он шепотом, общаясь с Альбертом Коленом так, чтобы полностью исключить подслушивание чужаками. — И не вернутся ли обратно в ближайшее время, ускакавшие к нему, охранники Игуита и Хуан.

И еще кое-что аргументировало требование ускорить побег.

По мнению Бьенола, нельзя было теперь сбрасывать со счетов и новых гостей от дона Луиса. Высокой казалась вероятность и того, что визитеры могли иметь особые полномочия и задание самим вывезти пленников отсюда:

— В другое тайное логово дона Луиса.

Словом, время, отпущенное на подготовку к спасению, практически, истекло.

— Ну и пусть, что совсем немного не успел с окончательной починкой покалеченного самолета, — решил Бьенол. — Зато взлететь «Сессна» способна.

Остальное он вслух говорить не стал, чтобы не пугать ребёнка. Хотя сам то и дело оценивал возможные шансы на успех:

— Главное, именно, взлететь, а там и как-нибудь, пусть даже на честном слове самолет может продержаться в воздухе те несколько сот миль, что отделяют сейчас пленников от ближайшего города с его полицейским участком!

Риск, конечно был, но его оправдывала острая необходимость, как можно скорее увозти отсюда Алика.

Уже давно, с тех пор, как только у пилота погибшего междухода начал созревать план их побега с асьенды, он сумел еще раз оценить значение своих уроков у электронного мозга разведывательного корабля терратов. Ведь, в ходе их, передавая пилоту информацию, полученную из эфира о самых разных сторонах жизни нынешних обитателей планеты, компьютер «зарядил» Бьенола и кое-чем из знаний об авиационной технике.

Правда, практики не было никакой.

— Но, это, — по мнению бывшего чемпиона Всесборов на Терсене. — Оставалось делом наживным.

Он был уверен:

— Немного тренировки, и все пойдет — как по маслу!

Однажды настала долгожданная ночь, когда можно было попытаться выбраться из паучьих сетей дона Луиса.

На территории поместья, в главном здании асьенды, превращенном, сначала Мануэлем Гриланом, а затем ее временным управляющим сеньором Сарбино в неприступную крепость, особенно надежно хозяева чувствовали себя по ночам.

И не случайно.

Целую свору собак содержал на своей псарне управляющий. Всех их — обладающих смертельным захватом бультерьеров, свирепых овчарок и догов отпускали с привязи в тот час, едва наступала ночная темнота.

Да еще, чтобы псы были злее, их одурманивали специальным средством.

Бьенол запомнил, как об этом судачили между собой его недавние охранники Хуан и Игуита:

— В кашу сеньор Сарбино велит добавлять дьявольскую смесь из листьев крапивы и корней имбиря!

Эти, сами по себе невинные компоненты, попав в кровь собак, заставляли их дуреть, ослепляли чудовищной яростью. Потому выйти на улицу, на клыки злобных волкодавов мог решиться только сумасшедший.

Бьенол таким не был.

Потому исподволь, с тех самых пор, как был предоставлен самому себе, начал приучать собак к своему присутствию.

Днем, когда на псарне не было людей, он подкармливал собак мясом, утащенным из кладовых асьенды. Так что теперь ему можно было особенно и не опасаться своих четвероногих ночных сторожей.

Правда, осталось еще одно испытание:

— Как они встретят его в состоянии одурманивания.

Здесь сетелянин решил не рисковать.

Накануне побега он подменил порошок, который главный псарь подмешивал в корм своим зверям.

— Пусть хоть одну ночь обитатели поместья поспят, как следует, а не под лай и собачью грызню, — ещё и усмехнулся Бьенол, делясь с Аликом подробностями организованного им побега с асьенды.

Радость на душе у пришельца была ещё и от того, что все пока шло по его плану. И когда наступил решающий час, с наступлением темноты он взялся за осуществление этого замысла.

Используя свой дар проникнуть на любой объект, Бьенол сначала побывал в оружейном складе асьенды, где запасся автоматом и запасными патронными магазинами к нему.

Там же, найдя в ящике и другое оружие, сунул в карман своей куртки, «на всякий случай» и заряженный пистолет.

Потом не забыл прихватить и ломик, побывав уже в ремонтной мастерской асьенды.

Следующий прыжок в пространстве привел его к двери собственной камеры, которые снаружи были, до сих пор, надежно закрыты. Благодаря предусмотрительности Хуана с Игуитой, затем, тайком от всех окружающих, ускакавших в гилею.

Однако и десяток подобных запоров не устояли бы перед настойчивостью пилота погибшего междухода. Сорвав ломом один за другим навесные замки, Бенол распахнул дверь.

Тихо, вполголоса, сказал ожидавшему его Алику:

— Собирайся в дорогу!

Мальчишка, всего лишь на чуток замешкался, как раздалось еще одно слово, потребовавшее большей расторопности:

— Пора!

…Легко ступая по каменным ступеням лестницы, ведущей вниз из каменной надстройки асьенды, они вышли во двор. Там, под покровом темноты, благополучно миновали, благодушно настроенную в этот поздний час четвероногую охрану, и юркнули в легкую садовую калитку, откуда тропинка привела беглецов прямо на летное поле.

…Накануне вечером, как обычно, лил дождь.

Но затем он, на счастье беглецов, тучи разогнали резкие порывы ветра. Они весь вечер, а затем и начало ночи — час за часом не давали облачности вернуться на прежнее место.

И теперь в развидневшемся небе иногда можно было заметить даже проблески отдельных звезд.

— К утру точно распогодится, — накануне услышал Бьенол от слуг, спрятавшись в одном из шкафов хозяйственной постройки.

И это житейское наблюдение местных жителей, также подсказало ему окончательный срок побега из этого осиного гнезда.

…Темнота заставила беглецов немало поплутать по зарослям кустарника, прежде чем они, идя кружным путем, оказались у самолетов.

Тот, что прилетел совсем недавно, был недоступен управлению чужака, но не от того, что нуждался в особом обращении. Просто был оборудован противоугонным устройством. Зато в нём можно было кое-что испортить, дабы, ранее совершенно исправную, «Сессну» не могли использовать возможные преследователи в погоне за сбежавшими пленниками.

Поковырявшись под капотом двигателя, пришелец надолго лишил его способности заводиться. После чего вместе с Коленом они направились уже к своей, прежде поврежденной «Сессне», нынче должной стать им спасительницей.

Убрав с самолёта брезентовый тент, укрывавший машину не столько от непогоды, сколько от чужих глаз, Бьенол, распахнул легкую стеклопластиковую дверцу с пассажирской стороны кабины, подсадил туда малыша.

Потом подергал захлопнутую за ним дверцу, убеждаясь в надежности замка. И лишь тогда, снова обойдя машину кругом, сам забрался в кабину на место пилота.

Он не торопился запускать двигатель, рев которого, вне всякого сомнения, тут же всполошит охрану:

— Взлетать же сейчас — в полной темноте, по взлетному полю без огней, было слишком рискованно.

Потому следовало дождаться рассвета.

…Чтобы скоротать, имеющееся до утра, время, Бьенол продолжил для своего маленького друга свой долгий рассказ обо всём, пережитом на Сетелене.

Эту историю, захватившую его до глубины души, Алик, казалось, мог слушать бесконечно. Оттого минуты, а затем и часы ожидания не тянулись так томительно, как могли бы, даже для них — сидящих в удобных креслах.

— Каково же было, спрятавшемуся за спинками кресел под брезентом в грузовом отсеке пилотской кабины, инспектору Оверли? — мог оценить разве лишь тот, кого тоже хотя бы раз в жизни заставляли таиться, согнувшись в три погибели.

Но Фрэнк нисколько не сетовал на свою судьбу.

Все неудобства положения компенсировались для него той необыкновенной, почти фантастической информацией, что он услышал от таинственных незнакомцев. Как оказалось, тех самых пленников из каменной надстройки.

Чей побег удалось с абсолютной точностью вычислить инспектору Центрального Федерального Бюро.

 

Глава восьмая

Удача не всегда, и не во всем баловала своим появлением Фрэнка Оверли. Особенно с тех самых пор, как своим ремеслом он выбрал борьбу с незаконным распространением наркотиков, поступив в полицейскую академию.

И теперь он был на одном из главных направлений, которым занималась «контора» Центрального Федерального Бюро столицы штата Кривпорта, возглавляемая мистером Бредли.

Только словно самой судьбе было угодно свести молодого инспектора с теми, на кого сделал свою ставку, не знающий жалости к соперникам, дон Луис Грасс.

Фрэнку нравилась его работа, хотя, по правде говоря, разве отыщешь что стоящее, слоняясь по притонам в поисках фактов? Только сам сопьешься. И вот он — первый шаг к успеху. В виде приглашение поработать на дона Луиса, сюда, на его, как оказалось, лесную родовую асьенду.

Уже одно раскрытие этой базы делало честь инспектору Оверли.

Ведь здесь, в условиях недоступного чужакам частного поместья, скрещивались пути значительной части сети производства и распространения наркотиков:

— Перевалки наркотиков от места произрастания сырья — плантаций кустарника коки, до изготовления из него героина и продажи порошка в Штатах и в Европе.

Словом — везде!

К тому же, как оказалось, удача и впрямь не ходит одна.

Совершенно случайно инспектор решил дождаться именно сегодня ночных посетителей аварийного самолета.

И вот — такой неожиданный подарок:

— Ведь, перед ним сидят в кабине самолёта далеко не простые пленники наркомафии, от отчаяния, решившиеся на столь рискованный и опасный побег.

Фрэнк нутром почуял, что незнакомцы, куда как более важные персоны. К тому же, если верить всему услышанному из их разговора в кабине самолета, один из них является, никем иным, как пришельцем с другой планеты.

Фрэнк же ни одной минуты не думал подвергать всю эту историю сомнениям.

Уже давно он имел немало возможностей убедиться в том, что дон Луис простыми сказками, как и их рассказчиками, не занимается:

— И цента не положит ради чепухи.

Вот и в этом случае, не такой уж барон наркомафии простак, чтобы затевать из чисто познавательных соображений целую операцию по доставке отсюда, с предгорий Анд, к себе в Кривпорт эту странную парочку:

— Иначе и не назовешь пришельца и мальчишку.

— Судя по всему — сына тех самых убитых родителей — больных СПИДом Пьера и Розы по фамилии Колен, — догадался Оверли.

Многое передумал Фрэнк, чутко ловя при этом каждое произнесенное в кабине самолета слово.

Оценил попутно и всю складывающуюся не в его личную пользу, ситуацию.

В том числе и то, что с рассветом его присутствие на борту «Сессны» будет обнаружено беглецами:

— И в этом нет никакого сомнения.

И еще одно стало совершенно ясным, спрятавшемуся за их спинами, секретному сотруднику спецслужб.

— Этот тип, что сидит за штурвалом самолета, шутить, пожалуй, не станет, — понимал Фрэнк Оверли. — Недаром у него с собой автомат.

Вот только противопоставить ему было нечегог.

— Если не пристрелит сразу по обнаружению, то уж точно высадит тогда из кабины самолета, — начинал сам себя жалеть Фрэнк. — Отдаст на расправу молодчикам сеньора Сарбино.

Оставался небольшой и, пожалуй, единственный шанс к спасению:

— Пробыть как можно дольше незамеченным.

На что и надеялся сейчас Оверли, оттягивая мгновения личного знакомства с теми, кто сейчас сидел перед ним за штурвалом «Сессны» и на месте штурмана.

— Хорошо бы не выдать себя до тех пор, пока не взлетят, — надеялся инспектор. — Тогда как в воздухе все трое окажемся связанными одной веревочкой — куда те двое, туда и я!

За этот исход успел ещё и помолиться, как следует, в уме вспоминая тексты из Библии, секретный сотрудник, прежде не веривший ни в Бога, ни в дьявола:

— Потом посчитаемся — кто больше выиграет в результате передряги!

…Утро, как ни тянуло со своим приходом, все же пожаловало. И на лугу за поместьем, легко забрезжил рассвет. Он, словно чистой водой, очутившейся в густых чернилах, внезапно разбавил, сплошную только что, черноту ночи.

Все светлее и светлее становится вокруг.

Вот уже прояснилось ещё больше.

Даже их выгон для скота и тот, нынче стал им виден полностью, как на ладони, заставив пришельца произнести долгожданную фразу:

— Можно взлетать!

Что Бьенол и затеял, нажав на тумблер стартера.

Несколько раз чихнув, словно выражая неудовольствие тем, что его потревожили, двигатель звонко затарахтел. Тут же приведя в движение лопасти винта, слившиеся в прозрачный круг перед острым капотом самолета.

Рокот авиационного, пусть и не очень мощного двигателя, все же потряс округу.

Тотчас на асьенде поднялась тревога.

Громкий собачий лай, крики охраны смешались в разноязыкий шум, который начал волнами приближаться к месту стоянки самолета. И все же, когда преследователи, увлекаемые собаками, вышли совсем близко к выгону, вновь ставшему аэродромом, поделать они уже ничего, не могли.

Остроносая, голубого цвета, лёгкая «Сессна» шла на взлет. Колесами разбрызгивая, чуть ли не ручьи утренней росы, уже успевшей обильно осесть на траву сельского выпаса животных.

Стрельба вдогонку успеха не принесла.

Беглый самолет, взмыв под облака, снова появившиеся на небе, с каждой секундой становился все меньше и меньше. Пока ни стал совсем неразличимым в сером, утреннем небе.

А вот и совсем исчез из виду.

…Паника, вызванная побегом пленников, коснулась всех, кроме одного человека среди обитателей асьенды. Более того — даже несколько позабавила временного управляющего старинным родовым имением дона Луиса.

Сеньор Сарбино, убедившись, что кто-то, похитив самолет, уже находится вне досягаемости стрелкового оружия охраны, решился пойти на крайнюю меру.

…Его шеф давно уже обдумал все варианты доставки наркотиков из гилеи в предгорьях Анд на склады «Грузовых перевозок Грасса».

Как оказалось, учел он и возможность того, что груз может быть похищен злоумышленниками. Поэтому в системах зажигания, принадлежащих ему самолетов, сразу же тайно закладывался сюрприз:

— Небольшой заряд взрывчатки, приводившейся в действие сигналом по радио.

Не стала исключением и та прежде покалеченная «Сессна», что умчала сейчас под облака троицу беглецов.

Потому временный управляющий асьендой решил привести в действие столь надёжное средство, приготовленное как раз для такого вот, исключительного случая.

Поднявшись во флигель, отведенный под радиостанцию, сеньор Сарбино велел радисту переключить мощный передатчик частоту, известную здесь только ему одному.

 

Глава девятая

…Самой стрельбы, открытой вдогонку, всполошенной их отлетом, охраной, беглецы не слышали.

Ведь грохот автоматных очередей остался где-то там, на земле. Здесь же — в воздухе, её, как и все остальное, заглушал рев мотора.

Но о том, что они находятся на волоске от гибели, все же догадались — по глухим ударам пуль, снова попавшим с земли в фюзеляж и крылья многострадальной «Сессны».

После каждой из таких меток к обычному звуку взлетавшего самолета добавлялся посвист встречного ветра в пробоинах алюминиевой обшивки.

— Могло быть и значительно хуже, — не отрываясь от ручки управления, житейски заметил Бенол. — Если бы еще и «Стингер» пустили в ход.

Теперь, когда они уже набрали высоту, недосягаемую для автоматного огня, можно было высказаться определеннее.

— Выручили нас, Альберт, еще и облака, — чем мог, порадовал пилот своего юного приятеля, ставшего сообщником в побеге из лап людей сеньора Грасса. — Теперь им нас и ракетой не достать.

Действительно, пелена, низко висящая над землей, быстро поглотила миниатюрный летательный аппарат. Надежно оберегая весь его экипаж от прицельного огня преследователей.

Когда на табло высотомера стрелка зашла за километровую отметку, стало уже не до разговоров. Пора было ложиться на курс, ведущий в столицу страны.

— Где только и можно было рассчитывать на помощь властей, — как верно рассуждал Бенол, еще лишь готовя побег с асьенды дона Луиса.

По его мнению, которое разделил и Альберт Колен:

— Только там, в столице, можно было найти настоящую защиту от вездесущих людей наркомафии.

Теперь-то они ни сколько не сомневались:

— Дон Луис, Мануэль Грилан и прочие злодеи способны на все. Даже на убийство! Лишь бы не дать уйти невольным свидетелям их преступлений.

Тем более, что пришелец Бьенол и Алик Колен знали теперь слишком много из того, что же на самом деле происходит в этом поместье, затерянном в дальнем горном захолустье.

Маршрутную карту, по которой можно было добраться до столицы, Бьенол накануне нашел здесь же, на взлетном поле. Но в кабине совсем другой машины — прилетевшей с авиамехаником из личного лётного отряда мистера Грасса.

Еще и похвалил тогда инопланетянин за проявленную беспечность незнакомого пилота:

— Приготовил, дружище, все для нашего побега!

Приборы же их «Сессны», в том числе и гирокомпас, работали с абсолютной точностью:

— Так что можно было не сомневаться в успешном завершении всего, затеянного ими, предприятия.

Менее верил в успех его юный спутник.

Но и ему лишь на первых порах пришлось всерьез поволноваться. Особенно когда Бьенол на взлете, в первые минуты полета, подкреплял свои теоретические знания пилотажа, заочно полученные от компьютера междухода, отработкой в небе практических навыков.

Потом Алик убедился:

— Его друг управляет «Сессией» не хуже настоящего пилота!

Потому не удержался от похвалы и лестного сравнения:

— Совсем, как у дяди Педро получается!

Словом, все шло как нельзя лучше.

— Часа через три будем на месте и сразу же обратимся в полицию, чтобы успели захватить дона Луиса еще до того, как он поймет, что его карта бита, — не утерпел от радостного восклицания Бьенол.

Уверенный голос пилота приободрил мальчугана до такой степени, что он решил удобнее освоиться в тесноватой кабине самолета.

— Мой дядя — Педро Гомес на таком же самолёте летает, — заметил Алик, не раз бывавший, как выяснилось, на аэродроме в сопровождении взрослых. — Правда, с собой меня пока не берет.

Голос мальчугана даже звенел от восторга обретенной свободы:

— Но говорит — скоро полетим вместе!

Он радостно рассмеялся от предчувствия новой встречи:

— Да еще и ребят покатает в небе.

Мальчишка замолчал. Предвкушая, как удивится дядя Педро, когда он представит ему нового друга и поведает о своих приключениях.

Потом снова заговорил:

— Тут-то я ему и скажу, что уже летал на «Сессне».

Алик глянул на точеный профиль пилота, управлявшего самолетом.

— И тебя, Бьенол, обязательно скоро познакомлю с Педро Гомесом, — уверенно, с мальчишеской восторженностью заявил он пришельцу.

Сетелянин вдруг насторожился:

— Как ты говоришь, Алик, дядю твоего зовут?

Мальчишка заметил при этих словах, как внезапно изменился в лице Бьенол, когда до него дошел весь смысл, только что сказанного юным пассажиром.

— Педро Гомес, — повторил тот. — А что?

На некоторое время в кабине воцарилась тишина.

Если, конечно, не считать звуками — утробный рев двигателя, наполняющего собою все углы, мотора. А вместе с ним и звонкий посвист винта, неумолимо вгрызающегося в пелену облачности.

Открывшаяся Бьенолу, после откровений Алика, трагическая история повергла в настоящий шок даже, много повидавшего, в своей жизни, сетелянина.

Еще готовясь к побегу на этом, некогда попавшем в катастрофу, самолете, Бьенол неподалёку от его стоянки нашел свежий могильный холмик. Была над ним и надгробная плита, вырубленная сельским каменотёсом из податливого песчаника:

— И вот на ней руки камнетеса выбито имя именно того человека, о котором только что рассказывал Колен-младший.

Между тем вопрос запал в душу ребёнка и уже его вопросы посыпались на пилота один за другим:

— Почему ты спросил?

— Ты знаешь моего дядю! — снова и снова не унимался крайне заинтригованный словами пилота, Алик. — Ну, скажи? Скажи!

Медлить с ответом становилось уже делом невозможным.

— Просто хотел лучше запомнить, вдруг пригодится при знакомстве, — пробормотал Бьенол, смущенный своей ролью укрывателя правды.

В этот час их триумфа, он не мог решиться на то, чтобы поведать всю правду, теперь уже круглому сироте:

— Ведь теперь у Алика вообще никого не осталось на этом свете.

Бьенол лихорадочно перебирал в мыслях возможные варианты своего дальнейшего обращения с юным другом.

Чтобы отвлечь его внимание от грустной темы, он даже предложил ему:

— Глянь там, за сидениями? Я оставлял там кое-какой перекус на дорогу, что собрал на кухне в асьенде!

Старался он говорить беспечно, чтобы скрыть свою растерянность от того, что должен будет сообщить ребенку, потерявшему не только своих родителей, но и последнего на Земле родного человека.

— Правда, не ахти, какая вкусная снедь, но и с голода не пропадём — строго велел пришелец Алику. — Пора бы нам с тобой и позавтракать!

Алик, обрадованный первому на сегодня серьезному заданию, тотчас же отстегнул свой привязной ремень и, перегнувшись через спинку кресла, зашуршал брезентом, закрывавшим грузовой отсек.

— Ой, кто это?

Громкий возглас оторвал Бьенола от наблюдения за приборами, по которым он как раз выправлял курс «Сессны».

В ответ на испуганный и крайне удивленный возглас мальчишки, из-за спины раздался мужской бас:

— Не бойтесь, я вам ничего дурного не сделаю!

Это, поняв, что обнаружен, поднял голову из своего укрытия Фрэнк Оверли:

— Сам хочу удрать от этого палача дона Луиса.

Только встречен был крайне настороженно.

— Кто такой? — недоверчиво спросил Бьенол.

Сидя вполоборота к, внезапно объявившемуся незнакомцу, он одной рукой управлял, как и прежде, самолетом, а другой сжимал, уже направленный на того, пистолет.

Угроза подействовала.

Но и без упертого ему в лоб пистолетного ствола, федеральный агент был готов говорить всю правду. Хотя и несколько ограниченную. Только в рамках, разработанной для него, легендой внедрения в банду дона Луиса под видом авиамеханика.

— Фрэнк Оверли! — представился незнакомец.

При этом он постарался не делать резких движений, чтобы не получить пулю от решительно настроенного пришельца.

— Попал на асьенду, чтобы заняться ремонтом вот этой самой пташки, — услышали беглецы еще от одного спутника их акции. — Привезли сюда, чтобы чинить «Сессну», что поставил на крыло совсем другой человек, о котором я никому и слова не сказал.

Понимая по вполне терпимому отношению вынужденных спутников, что к нему относятся все с меньшим недоверием, неожиданный сообщник по бегству с асьенды, продолжил свой рассказ о том, как оказался в кабине беглой «Сессны»:

— Я, было, обрадовался работе, пока не понял, что не видать мне заработка, как своих ушей.

Он дошел до главного:

— Наняли меня бандиты обманом и потом, как я понял, живым меня с асьенды решили не выпускать.

Не сразу, но поверил Бьенол рассказу Фрэнка.

Тем более, что Оверли постарался проявить во время разговора весь свой артистизм, накопленный за то время, что успел прослужить агентом. Хотя, сказать честно, другого, чем поверить столь странному пассажиру, пилоту и его юному напарнику просто ничего и не оставалось:

— Не устраивать же было, в самом деле, пальбу на такой заоблачной высоте?

Еще неизвестно, кому станет хуже, наделай он пулями серьезных бед в этом их замкнутом пространстве.

И одно существенное дополнение, к тому же убеждало пилота в необходимости пока не обострять отношения.

И о чем он заявил Алику:

— Все равно скоро окажемся в столичном аэропорту!

Мол, пусть уж там полиция разбирается с этим субъектом и решает, кто он такой в действительности:

— И тот ли, за кого себя выдает?

Уже и для новоявленного пассажира, назвавшегося авиамехаником, сказал вполне примирительно:

— Хорошо, допустим, я вам верю, но все же не советую делать глупостей под стволом пистолета.

И еще на всякий случай в одном строго предупредил Фрэнка насторожившийся Бьенол:

— Все мы сейчас одной ниточкой связаны, поодиночке не спасемся.

Такой ответ полностью устраивал инспектора Федерального бюро.

Он сел гораздо удобнее в своей нише. Уже на скатанном в рулон брезенте, что прежде, столь успешно, укрывал его от внимания беглецов.

Теперь прежнюю маскировку агент под прикрытием уложил довольно удобно поверх каких-то, найденных здесь же коробок.

Впрочем, самому тоже настала пора размять затекшие руки и ноги:

— Все же даром не прошли долгие часы пребывания в полной неподвижности.

При этом Алик, продолжил поиск съестного там, где теперь обитал их неожиданный попутчик. И не без успеха. Как и говорил Бьенол, он нашел для всех несколько пачек сухих галет и пластиковую бутылку с минеральной водой из родникового источника, имевшегося на территории асьенды.

— Довольно теплая минералка, — звонким голоском заметил он. — Но вполне годится на то, чтобы утолить жажду всем нам вместе.

Никто из них, увлеченных завтраком на высоте, пока еще не знал, что очень скоро резкий звук сигнала и вспыхнувшая ярким рубином лампа датчика на радиостанции оторвут их от немудреной трапезы.

— Хотя и не очень вкусная тамошняя минералка, — оценил Фрэнк. — Да лучше, пусть, будет такая.

Он пошутил:

— Чем никакой не будет.

Только поднялось у всех настроение, раздались смех и шутки, как внезапно и ожил тот самый прибор на панели управления, о котором прежде не могли знать беглецы.

Бьенол щелкнул тумблером:

— Что бы это значило?

В микрофон же машинально сказал совсем другие слова:

— На связи!

После этого включил радиотелефон на прием.

Раздавшиеся из динамика хриплые звуки голоса временного управляющего, только что покинутого ими, имения — сеньора Сарбино тут же вернули Бьенолу былую озабоченность.

— Предлагаю, господа беглецы, ради вашей собственной безопасности, быстрее вернуться обратно, — невозмутимо говорил из передатчика помощник Мануэля Грилана. — Вам не сделаем здесь на асьенде ничего плохого.

Он откашлялся, видимо, продолжая и при столь серьезном разговоре смолить свою неизменную сигару:

— В противном случае, по моему сигналу с земли, ваш самолет будет взорван прямо в воздухе.

Выждав еще несколько секунд, чтобы дать возможность оценить важность предложения, после паузы, сеньор Сарбино досказал свои условия:

— Срок для принятия решения вам даю вполне достаточный в данной ситуации — пять минут.

Временный управляющий асьендой, явно, не особо горевал, по поводу их неожиданного бегства. А потому, казалось бы, отнесся к этому с легкой долей иронии, как всегда подкрепленной им черным юмором.

— Прощайтесь с жизнью или ложитесь на обратный курс, — донеслось из динамика рации. — А в том, что не обманете, мне подскажет тот же радиомаяк, что имеется на самолете.

На этом связь не оборвалась.

— Ха-ха-ха.

Громкий смех словно подтверждал его уверенность в том, что беглецы, за предоставленный им срок, вовремя одумаются и немедленно вернутся обратно на покинутую асьенду.

И в самом деле, новый плен оказывался на деле еще не худшим исходом в такой передряге. Особенно, если учесть беглецам, что под крыльями их летевшего по карте самолета раскинулся не сплошной аэродром, а все плывет и плывет бескрайнее море дремучего леса — гилеи:

— И сесть в ней — не разбившись просто невозможно.

— Да и времени, вряд ли хватит, на иной, какой способ спасения, — понимали пассажиры и пилот «Сессны». — Скорее всего, сеньор Сарбино шутить не станет.

И коли так, он не дрогнувшей рукой нажмет кнопку, давая сигнал к взрыву, как и было велено ему мистером Грассом.

 

Глава десятая

Действительно, раздумывать, особо, было некогда.

Пилот, первым осмыслив ситуацию, поставил своих спутников перед фактом:

— Отпущенного управляющим времени может хватить лишь на то, чтобы повернуть машину обратно.

И еще беглецы теперь знали, что иной их поступок тут же будет последним. Управляющий асьендой просто не станет рисковать с промедлением:

— Ведь беглая «Сессна», мчась к столице страны, вскоре вполне могла выйти из зоны досягаемости радиостанции, установленной на асьенды дона Луиса.

Как и пилот, называвший себя пришельцем, полностью осознал всю безвыходность ситуации, в которой оказались они втроём, инспектор Фрэнк Оверли.

Но он поостерегся сразу давать советы.

— Да и как сказать, — благоразумно подумал Фрэнк. — О том, что нужно смириться и выполнить все то, что велел им управляющий асьендой?

В его положении такие слова обернулись бы, в первую очередь против него самого.

Моментально могли стать ему просто смертным приговором:

— Мол, к своим сообщникам, уговаривает вернуться.

Инспектор видел, что своей, поведанной недавно личной версией о бегстве, он нисколько не развеял сомнения пришельца.

И все же не утерпел:

— Если не послушаемся сеньора Сарбино и полетим дальше, он точно выполнит свою угрозу и вдорвет мину на расстоянии по радио.

Его слова заставили насторожиться остальных.

— И что ты предлагаешь? — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, буркнул Бьенол. — Возвращаться обратно, к твоим дружкам?!

Теперь, после этого предложения неожиданного спутника, которого совсем не брали в расчет при подготовке к побегу, ему снова захотелось взяться за свое оружие и тут же пустить его в дело.

Но авиамеханик, как тут же и выяснилось, имел реальное предложение, требовавшее осмысления.

— А вот что, — отозвался Оверли. — Лететь прежним курсом, но лишь с отключенным электропитанием.

И пояснил, подтверждая, что кое-что из оборудования самолета все же знал этот липовый авиамеханик:

— Нужно вырубить аккумуляторы и заглушить двигатель.

Тут и Бьенол пришел в себя.

Из всей тирады незваного товарища по побегу, он понял одно:

— Шанс уцелеть все же у них еще остаётся.

Воспользовался он им тут же, без промедления. Тем более что стрелки бортовых часов на приборной доске уже указывали об истечении срока ультиматума.

На своём пилотском месте Бьенол проворно «прошелся» рукой по ряду тумблеров, ставя все в нейтральное положение.

Повинуясь его воле, двигатель заглох, погасли индикаторы приборов, а вскоре перед взором, всех сидящих в кабине, предстали и остроконечные лопасти остановившегося винта.

Самолет недолго еще планировал по инерции, а потом пошел на снижение в зеленую чащу гилеи.

Пытаясь вести его по пологой линии, Бьенол спел заметить авиамеханику:

— Благодарю за совет!

— И как это я сам не догадался! — сказал пилот, выбирая внизу более-менее приемлемое место для приземления. — Попробуем уцелеть!

Теперь ему предстояло самому искать выход, когда ожидала встреча не с самой мягкой на свете посадкой.

Что ни говори, а не находка для планеристов, горный лес — гилея, в зарослях которого не так уж много, если не сказать иначе — просто нет совсем площадок, годных для приземления даже для такого легкомоторного самолета, как их многострадальная «Сессна».

Но и в случае, даже могла найтись такая ровная поверхность, все равно, сделать он уже ничего мог. Так как низкая облачность из бывшего союзника беглецов, теперь превратилась для них в главного врага, отобрав последнюю возможность уцелеть, мешая пилоту ориентироваться в пространстве.

Короче говоря, саму посадку на горный лес — гилею пришельцу Бьенолу предстояло осуществить практически вслепую.

— Алик, быстро пристегни ремень безопасности и сгруппируйся в ожидании удара о землю! — скомандовал Бьенол. — Да и ты, Фрэнк, уцепись там за что-нибудь покрепче, сейчас грохнемся на лес.

Едва он проговорил последние слова, как самолет выскочил из облака и прямо на них понеслись, все больше и больше увеличиваясь в размерах, зеленые кроны деревьев.

Страшный удар, треск ломаных сучьев и стон раздираемой легкой обшивки самолета слились в один протяжный звук.

Когда все стихло, Бьенол понял, что и теперь не обошла их стороной самая капризная барышня на свете — удача! Ведь внизу могли наткнуться и на скалу, и на крупные стволы старого леса.

Вышло же вот как — вокруг них лишь кустарники, да лесной подрост. Они-то и смягчили удар, позволили спастись экипажу аварийного самолета.

Сама «Сессна», хоть и сильно пострадала, все же могла оказаться и в гораздо более плохом, чем сейчас, положении.

В том, случае, конечно, не отключи Бьенол, по совету Фрэнка, электропитание. Этим он не только предотвратил взрыв по сигналу с асьенды. Сейчас все вокруг пропитывалось резким запахом бензина, вытекающего из разбитых баков.

Было достаточно всего одной, малейшей искры, чтобы произошли неминуемый пожар с итоговым взрывом.

Впрочем, и теперь, находясь в разбитой кабине самолёта, они были мало застрахованы от таких последствий:

— Потому следовало поскорее убираться подальше от «Сессны».

Бьенол не сомневался в том, что бензин, неумолимо растекаясь из пробитых баков, рано или поздно дойдет до раскаленных патрубков замолчавшего двигателя самолёта.

— А в нем, — если верить сеньору Сарбино. — Имеется еще и мощная мина, только ожидающая сейчас своей очереди доставить беглецам очередную беду.

Только решиться на скорейшее покидание того, что прежде было самолетом, оказалось проще, чем осуществить это на деле. Так как, обе дверцы в кабине оказались заклиненными после удара.

Правда, они им вовсе не понадобились.

Выход для всей компании обеспечил их новый знакомый, невольно пожертвовавший ради этого, хотя и не по своей воле, собственной безопасностью.

…Из всех троих больше всего пострадал именно Фрэнк Оверли.

При ударе самолета о землю его бросило вперед прямо на остекление кабины. Раскрошив его собой, Фрэнк представлял теперь совсем жалкое зрелище.

Он в беспамятстве навалился на беглецов и истекал кровью из многочисленных ран на лице и теле. Алика же уберегло точное выполнение советов Бьенола. Помог и страховочный ремень! Как и то, что ожидая неминуемого удара, смышлёный ребёнок принял удачную позу, свернувшись клубком в кресле.

Вдвоем, вместе с пилотом они, не мешкая, через уже разбитое вдребезги, стекло кабины самолета, вытащили наружу потерявшего сознание Фрэнка. После чего, продираясь сквозь густые заросли кустарника, понесли его прочь от «Сессны».

Сделано все было вовремя.

Страшной силы взрыв раздался тот час же, едва они забрались в кусты под защиту ближайшей скалы. Она и приняла мощную ударную волну. Чья сила не сразу развеялась в гуще дикой растительности.

Предусмотрительно захваченная Бьенолом, самолетная аптечка помогла ему оказать необходимую помощь раненому.

Особенно пострадало у Фрэнка лицо — изрезанное осколками стекла и рваными краями, разбитой приборной доски.

Сам он пришел в себя лишь после того, как Бьенол начал обрабатывать ему раны. Хотя и было нестерпимо больно, все же Фрэнк терпеливо перенес все, ожидавшие его, мучительные процедуры.

Так за хлопотами прошел день.

Вновь становилось сыро от наплывающего тумана.

На месте сгоревшего самолета не удалось найти ничего, что могло бы помочь людям, затерянным в дебрях здешней гилеи. И все же Бьенол немало походил ещё по месту пожарища, тошнотворно пахнущему сейчас горелой резиной, обугленной краской и чем-то еще, подсказывающим тревожное ожидание новой неприятности.

Копаясь на пепелище, сетелянин попытался отыскать там, хотя бы какой-нибудь, подходящий кусок железа. Надеясь из него смастерить некое подобие мачете — длинного, тесака. И уже с помощью, хотя бы такого оружия, проделать спасительную тропу в густых зарослях окружавшего их кустарника.

Но так и не нашел ничего подходящего.

Обратно к своим спутникам вернулся практически ни с чем.

— Алюминий и пластмасса, вот и все, что пошло на самолет, — услышали от него собратья по несчастью. — Горят же они как факел!

Вернувшись в дурном расположении духа, с нескрываемой досадой констатировал пилот то, что остались практически ни с чем:

— Лишь с тем, малым, что успели прихватить с собой, пробившись через зеленую изгородь к их скале, до этого защитившей всех троих от взрывной волны и осколков.

И всё же, тем не менее, совсем не с пустыми руками увидели Бьенола, поджидавшие его, Алик и Фрэнк. Он доставил-таки им спасение от предстоящего ночного холода, ловко подхватив через пучки сырых листьев, чтобы не обжечь руки, горячий жестяной корпус, бывший когда-то фарой «Сессны».

Из него Бьенол высыпал на ровную площадку у скалы несколько тлеющих кусков резины от, не до конца сгоревших колес.

Тут же, не давая затухнуть угольям, принялся раздувать пламя нового костра, подкладывая в него все, что могло гореть.

Фрэнка и Алика тоже не нужно было убеждать в преимуществе ночевки с источником тепла. Потому, хоть и были они слабы — один от ран, другой от усталости, оба начали тоже крошить руками, собранные вокруг, засохшие ветки кустарника. Единственное, что годилось из здешнего их окружения для поддержания пламени их будущего костра.

Так что, вскоре Бьенол, с помощью Фрэнка и Алика сумел не только поддержать робкие, языки пламени, раздутого пилотом костра, но и продвинуться с этим еще дальше.

Вскоре их очаг уже вполне уверенно стал пожирать и сырой хворост, которого вокруг было предостаточно.

Таким образом, всю ночь они поддерживали костер по очереди. Пытаясь дать вздремнуть хоть немного друг другу.

И все же прокараулили.

Рассвет застал их всех спящими у затухающего очага.

К тому же, вовсе не первые, и даже не вторые лучи солнца, а гораздо более поздние разбудили измученных москитами и ночным холодом беглецов. Да и то лишь потому, что где-то там, наверху, причем, совсем недалеко, рокотали моторы вертолетов.

Один из них, пролетев совсем низко, показал бок с намалеванным на нем знаком правительственных военно-воздушных сил.

— Как они здесь оказались? — удивился Бьенол.

Но теперь совсем другое заботило его в первую очередь:

— Чем подать сигнал бедствия?

Ведь спасение было так близко.

— Огонь нужен! Огонь! — воскликнул он. провожая взглядом, снова появившуюся в вышине над кронами кустарника, винтокрылую военную машину.

Лихорадочно разгребая руками, уже совсем остывшее костище, Бьенол все же почти добился своего.

Наткнулся-таки он на несколько угольков, тускло тлеющих в самой гуще пепла, чудом сохранившего тепло.

— Вот это может пригодится для костра! — пробубнил Фрэнк из-под повязок, почти полностью закрывающих его лиц и оставивших лишь щелочки для глаз.

При этом он протянул сетелянину кипу различных бумажек, вынутых из карманов своей куртки.

Помощь была в самый раз.

Когда пламя, подкормленное бумагой, уже занялось, как следует, стеля вокруг горьковатый дым, Бьенол благодарно похлопал Фрэнка Оверли по плечу:

— Спасибо, выручил!

Он не мог не радоваться возможному шансу на спасение.

— Теперь нас сверху заметят, — пробасил пришелец. — Дымовой сигнал, должно быть, издалека видно.

Несколько скомканных листков, без которых все же удалось обойтись, теперь лежали под ногами.

Алик потянулся, развернул на вид самый из них плотный и от постигшего его удивления громко вскрикнул:

— Что это?

Перед его глазами была фотография, с которой на него смотрел он сам, собственной персоной.

 

Глава одиннадцатая

Удивление мальчишки передалось и Бьенолу.

Вновь в душе у него вспыхнула прежняя подозрительность к столь неожиданно появившемуся тогда, в самолете, странному спутнику, назвавшемуся механиком.

— Что это, Фрэнк? — спросил Бьенол. — Откуда у тебя фотография Альберта?

Одной рукой подавая раненому странную находку, а другой он снова вытащил пистолет из кармана.

Оверли, опасаясь неминуемого выстрела, обреченно взял протянутый ему пришельцем, листок.

Покачал забинтованной головой:

— Вот так дела?!

Удивлению раненого тоже не было предела:

— Это же, ты, Алик!

Но его чувство не собирался разделять вооруженный сетелянин:

— Знаю без тебя, что Алик.

Стало всем ясно, что Бьенол не собирается шутить.

— Не слепой, — донеслось до Фрэнка. — Скажи лучше, где взял?

Пистолет, недвусмысленно оказавшийся в руках у сетелянина, заставил инспектора торопиться с ответом.

И теперь Фрэнк понял, что находится в иной, чем прежде, ситуации, и пилот уже не будет раздумывать:

— Стрелять ему или нет?

Ведь, разоблачённого шпиона дона Луиса, мог ждать здесь в гилее, лишь один исход:

— Подобный тому самому, что мафия готовила своим пленникам.

— Позволь объяснить! — запротестовал Фрэнк Оверли, успевший уже проклясть себя за то, что не избавил пришельца от оружия в тот час, когда все спали. — Сейчас вам все будет понятно!

Ему особо не поверили.

— Интересно, как ты это сделаешь? — скептично отозвался Бьенол. — Сначала убили родителей Алика, а теперь вот тебя подослали шпионить к нему?

Враждебность так и слышалась за каждым словом, заставляя фальшивого авиамеханика перестать скрывать правду.

— Вовсе нет! — запротестовал подозреваемый в причастности к бандитам дона Луиса. — Те бумажки, что я дал для разжигания костра, вовсе не мои.

— А чьи же?

Ствол пистолета поднялся на уровень щелочек для глаз, оставленных в забинтованной голове:

— Духа святого?

Насмешка над жалкими увертками, так и сквозила в голосе бывшего пилота погибшего междухода.

— Я их нашел в кабине этой «Сессны», еще тогда, когда только забрался сюда, в надежде дождаться вас с побегом.

Подбирая подходящие слова, Оверли напомнил им уже известные факты.

— Хотел изучить потом лучше, — услышали ведущие его допрос. — А пока сунул в карман на всякий случай.

Тогда как Бьенол, краем глаз разглядывая улику, вдруг получил шанс на полное оправдание раненого:

— Да вот и надпись на фотографии какая-то.

Он разгладил на ладони снимок.

И на его оборотной стороне прочитал, ясно выведенные фломастером слова, тут же прочитанные вслух;

— «Моему дяде Педро Гомесу от Алика».

Последствия от чтения подписи к снимку наступили так стремительно, как только могли.

— Это я написал! Я! — мальчуган с громким плачем выхватил фотографию у Бьенола, который почти потерял всякий интерес к замершему под дулом пистолета Фрэнку. — Этот снимок из моего письма дяде Педро!

Теперь и до него дошло, чей поломанный самолет когда-то стоял на выгоне у асьенды дона Луиса, чтобы поднять их в воздух и обрушить на заросли гилеи?!.

Догадавшийся обо всём, Бьенол опустил, больше ненужное теперь оружие, обнял Алика, за подрагивающие от плача, плечи:

— Верно, мой мальчик.

Оставалось и ему говорить правду, какой бы горькой она не была.

— Это твой дядя умер от ран в том самом имении, — начал рассказывать сетелянин. — Есть и могила.

Бьенол замолчал, проглатывая ком, застрявший в горле.

— Только я не хотел до времени тебе об этом говорить, — завершил он признание. — И вот, видишь, как вышло.

Мальчишка, оставшийся теперь совсем один на этом свете, обоим спутникам казался совершенно безутешным.

— Пусть проплачется, легче после этого будет! — миролюбиво подошел к ним Фрэнк Оверли.

Он снова вывернул все карманы, где могло бы остаться еще хоть что-нибудь из найденного в самолете Педро Гомеса.

Но почти все сгорело. Пошло на разведение огня, когда все вместе пытались разжечь сигнальный костер, занявшийся сейчас жадным, чадящим пламенем.

— Вот разве что это, — протянул он Бьенолу, изрядно потрепанный почтовый конверт. — Тут есть обратный адрес, может, сгодится для чего-нибудь.

Бьенол, в своё время прошёл хорошую лингвистическую школу всезнающего компьютера междухода, потому легко разобрал написанное на конверте.

— По-французски, — вначале определил он.

Потом оценил содержимое текста.

Опустив конверт, Бьенол мягко обратился к Алику, растиравшему по щекам грязные разводья, оставшиеся после слез:

— У вас был кто-то из знакомых в Париже?

Тот очень удивился.

Да так, что слезы перестали устилать его глаза.

— Нет, — отозвался мальчуган. — Папа мне о таких, никогда не говорил.

Вздох разочарования вырвался из груди Бьенола.

— Пожалуй, тогда это послание, или, вернее, то, что от него осталось, уже никому не пригодится, — сетелянин с сожалением скомкал в руке конверт. — Тогда как само письмо мы, к сожалению, уже только что сожгли.

Его мнение не разделил механик.

— Кто знает, попробую разобраться, — Френк протянул руку за бумажкой. — Все же имеется текст, а это уже немало.

Тут, по поведению нового знакомого, до Бьенола стало доходить кое-что из того:

— Кем бы мог быть на самом деле этот их странный попутчик?

— Так кто ты такой на самом деле? — спросил он.

И ответ, единственный, правдивый, последовал от того, кому уже ничего не нужно было скрывать.

— А вон, дорогой мой Бьенол, слышишь! — Фрэнк глянул наверх, где над кроной зарослей вновь донесся рокот приближающегося вертолета. — Что он, здесь просто так летает?

И на самом деле, не только дым от костра, как оказалось, был очень хорошим ориентиром для поисково-спасательного отряда, прочесывающего гилею с воздуха.

Большая металлическая стрекоза, теперь уже уверенно зависла над скалой, под которой хоронились беглецы. Затем выбросила из своего чрева длинную веревочную лестницу.

По ней вниз спустились несколько вооруженных полицейских.

О чем-то побеседовав с Фрэнком, они помогли Бьенолу и Алику подняться к ним в вертолет, взявший курс на столицу.

Остальные же машины направились в противоположную сторону. Вслед за той, в которую забрался Фрэнк.

— Пошли громить осиное гнездо дона Луиса! — определил Бьенол. — Давно пора было найтись на это настоящим людям.

С теплотой теперь отзываясь о товарище по несчастью, оказавшемся в конце концов инспектором полиции, он надеялся на их новую встречу в будущем, чтобы выразить ему все то, чего заслуживал их спаситель.

И благодарить было за что.

Ведь Фрэнк буквально вызволил их из хитроумной ловушки. Когда самолет упал в горный лес, он помог всей их компании избежать неминуемой гибели. Спастись в лесной чаще, похоронившей только беглый самолет.

…Еще до того, как подняться в вертолет, Фрэнк успел поведать новым друзьям и о миниатюрном радиопередатчике, запрятанном в его наручных часах.

— По этому сигналу еще вчера должны были полицейские выйти на тайную базу дона Луиса, а вы со своим побегом чуть было все не испортили.

Пришелец понял, что становится посвященным в факты, о которых ему лучше было бы не знать.

— Да ладно, чего уж, — остановил его Бьенол. — Главное, что преступники не уйдут от расплаты!

Он кивнул в сторону Алика Колена.

— И паренек наш спасен, — услышал Фрэнк. — Я же его теперь не брошу!

Настала пора расставания.

— До встречи, друзья! — прощаясь, напоследок обнял их по очереди Фрэнк. — Надеюсь, еще увидимся!

Голос его звучал вполне уверенно:

— Вот только покончим с сеньорами Гриланом, Сарбино и подобным этим преступникам!

Федеральный агент дружелюбно взлохматил, отросшие за последние месяцы, волосы на голове Алика:

— Хочешь увидеть их всех в наручниках?

И попал в самую точку.

— Да, хочу! — кивнул тот. — Только, чтобы арестовали их вместе с доном Луисом.

Ответом был одобрительный смех взрослых.

— Вот, ведь, хватил! — Фрэнк знающе подмигнул Бьенолу. — Как я понял из твоего рассказа, одному уже конец пришел в пещере Концифика.

И показал руками, составив из пальцев тюремную решетку:

— Другого персонажа ждет суд.

Время, отпущенное на разговоры, однако, истекло. Фрэнк начал прощаться:

— Ну да ладно!

И уже в последние мгновения общения успел сделать кое-что еще.

— Потом поговорим, малыш, — сказал федеральный агент своему юному приятелю. — Пока, вот возьми на память от меня.

Он снял со своего запястья дорогие часы и протянул, несказанно обрадовавшемуся подарку, Алику.

…Эх, как потом ругал себя Фрэнк, что не полетел с ними, а отправился вместе с полицейскими громить укрепленное поместье дона Луиса. Ведь это могли бы теперь сделать и без него:

— Зато совершенно иной оказался бы исход всей истории, — в чем он потом мог ручаться головой.

 

Глава двенадцатая

— Что же, господин Бьенол, Ваши показания во многом подтвердились! — комиссар полиции Эскобар Бенитес дружелюбно предложил стул посетителю его служебного кабинета.

Тот присел и выслушал остальное, предназначенное ему хозяином:

— Вот телеграмма от прокурора Кривпорта. В ней говорится, что дон Луис арестован, ожидает суда.

Благожелательно глядя на Бьенола, комиссар продолжал:

— Вы же с Альбертом Коленом приглашаетесь, как свидетели на процесс над международным преступным синдикатом торговцев наркотиками.

Эта дальняя поездка, впрочем, пока, как выяснилось, не входила в ближайшие перспективы новоявленного свидетеля.

Потому Бьенол не удержался от вопросов, которые последовали один за другим:

— А что с Мануэлем Гриланом?

— Обезопасили пещеру мыслителя Концифика?

Гримаса уважительного внимания на физиономии собеседника при этих словах сменилась сожалением.

— Вот здесь, дорогой, вышла осечка, — поскучнел полицейский. — Не все оказалось исключительно в наших силах…

Впрочем, он нашел и тут реальную возможность посвятить его и в некоторые подробности:

— Специальный отряд, где и был ваш знакомый — Фрэнк Оверли, действительно захватил асьенду дона Луиса, арестовал многих его подручных, но вот Грилан как сквозь землю провалился.

Только комиссар Бенитес далее уже был не расположен на особые откровения:

— бункер с лабораторией найти не удалось — помешало извержение вновь появившегося прямо в кальдере Магдалена, нового вулкана. Знаете, такое у нас частенько бывает.

Тут сетелянин его вынужден был прервать.

— Как извержение? — переспросил, озадаченный его ответом, Бьенол. — Ничто там не предвещало такого исхода.

Но его сомнения тут же были официально развеяны:

— Очень просто — все залито расплавленной лавой.

Комиссар нахмурился:

— Впрочем, довольно на эту тему.

Он перешел к тому, ради чего, собственно и пригласил к себе Бьенола и его юного спутника:

— Вот, изготовили вам с Альбертом Коленом проездные документы, к тому же приобрели два билета до Кривпорта.

Остальное было простой инструкцией: В тамошнем аэропорту вас встретят представители прокуратуры Штата. Все остальное решите прямо с ними…

Когда за вышедшими Бьенолом и Аликом закрылась дверь его кабинета, Эскобар Бенитес вздохнул, как будто избавился от большой обузы. После чего он набрал на своём служебном телефоне номер особенного абонента:

— Все улажено!

И уточнил для того же самого неведомого собеседника:

— Через три часа у них рейс.

Затем вновь был вынужден отвечать на вопрос, который буквально только что оставил без своего внимания, но в этом случае требовавший истины:

— Что с бункером?

Бенитес раскурил сигару, удерживая трубку телефона плечом.

— Обычное дело, янки с ближайшей авиабазы оцепили весь район кальдеры, — буркнул он в трубку. — Теперь там на всегда объявлена запретная зона.

Клубы дыма поплыли по кабинету, скрашивая настроение его хозяина:

— Что нашли?

Кривая улыбка перекосила его лицо:

— Это не телефонный разговор…

Комиссар бросил трубку, потянулся к, стоящему рядом с его служебным столом, сейфу.

Попал ключом в скважину замка.

Дверца стального несгораемого шкафа открылась неожиданно легко. Достав оттуда сверток, комиссар вызвал к себе дежурного офицера:

— Передайте это незаметно Альберту Колену перед самой посадкой в самолет.

Его глаза сузились, давая понять подчиненному важность поручения:

— Попросите мальчишку вручить пакет лично прокурору Кривпорта или мистеру Бредли из Федерального бюро.

Порученец откозырял и прямиком, не теряя времени, отправился выполнять важный приказ своего начальства.

…Лайнер набрал высоту.

О том говорило потухшее в салоне табло с сигналом «Пристегнуть привязные ремни», «Не курить».

— Что приуныл, малыш? — шутливо толкнул Бьенол, сидевшего рядом Алика. — Все позади, скоро суд над бандитами, а уж там придумаем, как жить дальше.

Их общение было прервано посторонним вмешательством.

— Сеньоры, лимонад, тоник, мороженое? — обратилась к собеседникам миловидная стюардесса.

Тот из пассажиров, кто был старше, охотно откликнулся на предложение:

— Лимонад, пожалуйста!

Поддержал его и юный спутник.

— Я, дядя Бьенол, лучше яблоко съем, — потянулся к своей сумке Алик. — Из дорожных запасов, что дали в комиссариате, а потом и газировки отведаю!

Уже допивая свой бокал, Бьенол чуть не выплеснул его остатки себе на новый костюм — самолет дал резкий крен, облетая грозовой фронт.

Алик же оказался менее ловким, чем Бьенол. Сумка выпала из его рук, и оттуда покатились по салону ярко красные яблоки.

— А это что, малыш?

Рядом с сиденьем, тоже выпав из сумки, лежал пакет, завернутый в плотную оберточную бумагу.

Алик ответил самым подробным образом:

— Комиссар просил передать документы лично прокурору Кривпорта или мистеру Бредли.

Однако пришелец его уже не слушал:

— Дай-ка мне, гляну, что там?

Приложив ухо к свертку, Бьенол четко различил тиканье часов.

— Странные бывают документы, — он с тревогой глянул на пакет. — С часовым механизмом.

После чего Бьенол, с треском разорвал обертку неожиданного послания комиссара Бенитеса.

Под ней оказалась металлическая коробка. Родная сестра той, что когда-то на асьенде показывал им Мануэль Грилан.

— Пентрит! Самая страшная взрывчатка, — определил по запаху Бьенол. — Из арсенала дона Луиса.

Память о прошлом вновь ворвалась в жизнь их обоих.

— Мина! — воскликнул Алик, с некоторым запозданием понявший содержание послания, пронесенного ими на борт самолета.

Его попытался успокоить взрослый.

— Спокойно! — выдавил из себя сетелянин. — Может, у нас есть еще время что-то придумать.

Но обмануть своей уверенностью уже никого не мог.

— Вряд ли! — с отчаянием донеслось с соседнего кресла.

Только что поверивший в свое обретенное счастье, подросток вдруг снова потерял все, что у него было.

— Самолет герметичен, взрывчатку с его борта уже не убрать, — проговорил Алик. — Мы пропали!

Только сетелянин не впал, как и он, в панику:

— Действительно, осталось одно…

Бьенол, с прояснившимся взором, глянул на своего юного спутника:

— Я-то сам вместе с этой адской машиной могу покинуть лайнер в любой момент.

Затем пришелец, повернувшись прямо к Алику, очень крепко прижал его худое тельце к своей широкой груди:

— Живи, малыш!

Алик смотрел на него во все глаза, на которые накатывали слезы.

В свою очередь Бьенол продолжал:

— Живи за себя и за меня!

И успел даже дать напутствие на будущее.

— Обязательно добейся правды! — услышал от него на прощание Алик Колен. — А мне уж, видно, не судьба…

…Никто из двухсот пассажиров самолета, даже не обратил своего внимания на то, как внезапно опустело одно из кресел рядом с плачущим подростком.

Лишь через секунду все почувствовали тугую волну, качнувшую громадную тушу самолета.

Кто-то возмутился:

— Опять воздушная яма.

И лишь рыбаки одного из траулеров, наблюдая за полетом, высоко в небе, пассажирского лайнера, заметили ниже его следа яркую вспышку.

— Вроде бы как салютуют кому?

— Нашли место!

Жизнь продолжалась.

#i_001.jpg