Глава первая

…Пыль, густая, слегка сероватая на вид и чем-то напоминающая слежавшийся тальк в складках защитного резинового комбинезона, казалось, только и ждала, чтобы ее потревожили.

И дождалась своего.

Смогла обрести новую жизнь в своем замкнутом пространстве. Едва Концифик распахнул толстую стальную дверь книжного хранилища, как от вызванного этим — легкого колыхания воздуха пришла в движение вся невесомая пыльная масса.

Оседавшая за долгие и долгие годы покоя на плотно уставленных томами стеллажах, бетонном полу и даже на широких жестяных абажурах зажженных сейчас светильников, она теперь всколыхнулась и, словно живая, пришла в движение. Как будто бы случилась поземка — предзимняя, мелкая и безудержная! — показалось визитеру.

Закружилась пыль. Потекла навстречу свежему дыханию, ворвавшемуся в затхлое, хранилище из дверей, распахнутых этим, редким здесь теперь, посетителем.

— Вот незадача, как давно не убирали! — даже удивился вслух Концифик, хотя знал, что беседовать оставалось только с самим собой. Ведь, кроме него в хранилище никто не мог бы побывать, даже очень сильно захотев.

Но тут же собственное — долгое и болезненно — затяжное чихание отвлекло его от хозяйственных мыслей. Впору было возвращаться за респиратором, однако выручил носовой платок, извлеченный из кармана черной атласной хламиды.

Наброшенная на худое тело, сейчас она совсем не имела, прежде отведенного ей почтенного — академического вида.

Хотя тысячи простолюдинов мечтали бы одеться подобным образом. Но лишь единицы избранных счастливчиков из всего общества, достигнув успеха, становились мыслителями как Концифик. Проявив не только недюжинный ум и трудолюбие, но и изрядную долю изворотливости, хитрости, коварства, и предвидения возможного результата в достижении намеченной цели.

Вот и теперь он проявлял их в полной мере.

Несмотря на неприятное препятствие, грозившего обострением легочного недомогания, он не оставил своего замысла. Просто предпринял все необходимые и возможные в его нынешнем положении, меры по предотвращению нежелательных последствий.

От вездесущей пыли плотно прикрыв мягким платком лицо с хрящеватым носом и тонкими, в ниточку, губами, он оставил лишь щелку для глаз. Затем, пользуясь такой неожиданной защитой, Концифик настойчиво двинулся все дальше и дальше по старинному книгохранилищу, отпечатывая за собой при каждом шаге, четкие следы на запыленном полу.

Уверенно прошагав в самый дальний от входа угол, он достиг намеченной цели. И точно знал это. Потому что двигался он не наугад. Пользовался распечаткой каталога книжного собрания, сверяясь по этой бумаге с указателями на стеллажах.

А потому вскоре вышел прямо туда, где хранились нужные ему сейчас, материалы, касающиеся космической станции «Терсена».

Таким вот образом, своего мыслитель добился, несмотря на это неожиданное препятствие в виде пылевых отложений. И когда, нагруженный картонными папками с документами и тяжелыми фолиантами астрономических атласов, он выбрался назад из книгохранилища, любому бы увидевшему его впору было браться за пылесос:

— Столько серого летучего вещества насобирал он на себя!

Но, честно признаться, о том учёный совсем не жалел. И даже проявлял невероятный энтузиазм, и далеко не старческую же настойчивость в ходе своих поисков на давно всеми забытых книжных полках.

На обратном пути ему тоже никто не встретился.

Да и не мог бы этого сделать, знал ученый. Никому не было сюда пути через многочисленные посты охраны, даже очень захоти попасть в его холостяцком жилище.

Академику же самому было не до того, чтобы сетовать на недостаток чистоты и уюта. И теперь, ученый затворник не стал ни в чем менять прежние традиции.

Оставив, как бывало прежде, наведение полной уборки «на потом», он, не теряя более ни минуты времени, тут же принялся за главное.

Лишь кое-как стряхнув с себя пыль, собранную в безлюдном хранилище печатных носителей информации, Концифик решительно зашагал уже из подвала вверх по лестнице, ведущей в его личный рабочий кабинет.

Но как не торопился, все же не забыл аккуратно прикрыть за собой дверь, сильно растревоженного книгохранилища.

Поостерегся, чтобы не вышло чего худого, и никто другой не смог бы своевольно заглянуть в его заветный мирок. Разве что сам ещё туда отправится по другому, столь же очень важному делу?

Вот как то самое — неотложное, что сейчас заставило его перемазаться в путешествии по давно не хоженым, никем коридорам и комнатам, и там же невольно наглотаться вездесущей пыли.

Такого давно не бывало.

Хотя высокое научное звание мыслителя было присвоено Концифику еще в незапамятные времена. Совсем юношей избрав себе такую стезю, он посвятил ей всю силу воли.

При этом заставил себя забыть обо всем ином, что есть на свете:

— Кроме книг, исследований, да лабораторных опытов. Ну, а когда пришло признание, в виде заветного сана мыслителя, ничего другого уже и не требовалось ему — дряхлому, изможденному старику.

…И все же таким он был сейчас лишь внешне.

Долгие и долгие годы не меняясь обликом и сам того не ведая, он внушал знавшим его мысли о том:

— Какие же клокочущие силы и чудовищные страсти могут скрываться под маской книжного червя?!

Вот и сегодня, для многих, загляни они сюда, подтверждением такой их догадки, были бы лихорадочно горящие глаза на его аскетически худом, скуластом лице глубокого старца, обтянутом сухой, как пергамент, желтоватой кожей.

Облик — присущий всякому затворнику, не знавшему свежего воздуха, годы и годы. Который, все это долгое время провел одинаково — за стенами библиотек и в развалах книгохранилищ.

О чем, впрочем, ни минуты не жалеет Концифик.

Так было и теперь, когда ему снова удалось, судя по всему, добиться того, о чем не могли даже догадываться все остальные. Оставалось только с умом распорядиться удачей. Использовать на все сто процентов возможности, которые сулило ему очередное научное открытие, на пороге которого оказался Концифик.

И об этом (опять же, как всегда бывало), он побеспокоился в самую первую очередь.

Вернувшись из подвала, свою драгоценную добычу он занес в личную лабораторию, оснащение которой было под стать самому хозяину.

Заставленная от пола до потолка различными приборами, как невинного на первый взгляд, так и, вне всякого сомнения, самого зловещего предназначения, она наводила случайного созерцателя на любые мысли, кроме, разве что, касавшихся вопросов миролюбия.

Раскрыв сразу несколько из принесенных с собою книг, мыслитель Концифик тут же обо всем на свете забыл.

Да и как не забыть, если началась долгая кропотливая работа, требовавшая полнейшей самоотдачи и кропотливого внимания даже к мелочам. Это же ему было делом совершенно обыденным и привычным. И мыслитель, по своему богатому опыту, отлично знал, как организовать такой стремительный и победоносный штурм результата, с какой стороны и при помощи чего провести «мозговую атаку».

Привычно усевшись за своим рабочим столом, он, что называется, с головой ушел в изучение содержания фолиантов.

Информацию поглощалась вполне быстро, хотя сам процесс был сопряжен с непривычными трудностями. В том числе и надсадным чиханием. Зато не пропал зря.

Как и хотелось Концифику, он не ошибся, набрав множество информационных материалов, найденных в подвале на стеллажах книгохранилища.

Час, другой и третий раздавался лишь шелест отдельных страниц, да надсадный кашель старика. Явно, нахватавшегося лишнего в недавней пылевой завесе.

Потом, отставив в сторону всё им только что прочитанное, столь же обстоятельно он взялся за изучение астрономического атласа. Там — на очень прочных, можно сказать, что вечных, пергаментных страницах, покоились всевозможные данные об окружающем его мире. Содержались, на радость пользователю ответы на любой, самый невероятный вопрос.

Концифик был сетелянином.

Более того — часть своей исследовательской работы посвятил именно изучению родной планеты — Сетелены. И немалая доля исходного материала, размещенного на страницах справочного издания, имело его авторство.

Правда — многолетней давности.

Вернуться же к ним мыслителя Концифика заставили не совсем обычные обстоятельства. А именно — итоги последнего межпланетного Всесбора. Как называют самые престижные межпланетные спортивные соревнования.

…История их возникновения началась с давней идеи создания «Терсены» — космической станции между двумя соседствующими планетами — Терратой и Сетеленой.

Миллионы и миллионы лет они существовали в самой непосредственной близости друг от друга. И, более того, даже вместе мчались в космическом пространстве, являя собой чудесное и уникальное явление мироздания.

Общение между жителями этих двух планет началось давно.

По преданиям древних:

— С момента появления оптических систем.

Тогда же удалось наладить визуальную связь. Потом изобрели радио, телевидение и оказалось, что обитателям обеих планет уже не обойтись без непосредственных контактов друг с другом.

Так и возник замысел «Терсены» — промежуточной базы общения.

Совместный проект ее строительства был достаточно прост. Как и все по-настоящему гениальное.

Саму станцию ее проектировщики решили строить в центре силовых гравитационных притяжений этих двух планет. И теперь там, в космическом промежутке между воздушными оболочками Терраты и Сетелены после многих трудов и грандиозных затрат, в конце концов надежнее, чем на стальных канатах, и повисла «Терсена».

Сначала это была совсем даже небольшая по размерам и назначению межорбитальная научная станция. Потом, ещё более расширяясь, она превратилась в настоящее циклопическое сооружение, позволяющее теперь легко вести на ней личное и непосредственное общение братьям по разуму.

Хотя, к сожалению, не обходилось время от времени и без некоторой напряженности.

Это случалось в особые периоды. Во времена, когда, то у одних мыслящих существ — терратов, то у других — представителей их хрупкого мироздания — сетелян появлялись разногласия. Вдруг начинали рождаться собственные идеи, отличные от тех, что были общепринятыми прежде.

Касались они, в основном, относительного лидерства в их освоенном мире. Доводы и убеждения выручали не всегда. И тогда все явственнее назревал серьезный конфликт.

Вот тут-то и выручили «Всесбор» — спортивные соревнования, в ходе которых можно было проявить свои лучшие качества, как сетелянам, так и терратам.

…Но все же совсем ни эти мысли, ни рекорды и достижения всех подряд спортивных ристалищ заботили сейчас мыслителя Концифика, перед которым находилось все наследие прошлого, запечатленное на страницах книг, отчетов, документальных сборников различных текстов с воспоминаниями очевидцев. Плёнки с записями прямых трансляций с состязаний.

Больше всего интересовали учёного в настоящее время только итоговые результаты состязаний последних лет. Причем, к тому же далеко не все, лишь в отдельных видах спорта:

— В прыжках! Как в длину, так и в высоту.

Их то и изучал старик, временами чихая от пыли, скопившейся между страниц сводных отчетов.

…Листая одну за другой пергаментные листы, он делал для себя необходимые частые выписки.

Продолжалось это до тех пор, пока в графе обладателей рекордных достижений не оказалось всего одно имя:

— Бьенол.

Именно его прошлогодний фантастический прыжок, наверное, в тысячный раз показанный нынче, по телевизору и навел Концифика, совершенно случайно, на уникальное, по своим масштабам, открытие.

Грандиозность возникшей идеи тогда и сорвала академика с его любимого — глубокого и удивительно мягкого кресла, украшавшего собой его личный кабинет. Заставила идти в низ — во всеми забытый накопитель пыли — книгохранилище.

 

Глава вторая

Межорбитальная станция «Терсена» знавала времена гораздо лучшие, чем нынешние, когда ее магнитные платформы начали принимать полетные капсулы с участниками последнего по счету чрезвычайного Всесбора.

Да и повод к нему был иной, чем обычно.

И атмосфера общения уже не радовала, как прежде. Более того — она угнетала сознание, заставляла недовольно хмуриться даже прежних весельчаков.

Нет, не всем по нраву был этот Всесбор!

Вот и Бьенол придерживается того же самого мнения, которым постоянно делился с окружающими.

— Сколько раз, бывало, причаливал сюда в капсуле, чтобы поучаствовать в таких почетнейших состязаниях, какими всегда были Всесборы! — честно и открыто говорил он. — Но никогда еще не царила здесь столь, откровенная неприязнь к лидерам в отдельных видах спорта.

Теперь скорее лишь по традиции обе соседние планеты — его родная Сетелена и соседняя Террата, посылали сюда свои команды с, когда-то провозглашенными официально братскими чувствами и благими намерениями:

— Определить на деле, кто самый быстрый, сообразительный и ловкий в их мироздании?

Тем более, что и не найдешь для этого лучшего места, где бы каждый был совершенно на равных.

Сама жизнь устроилась так, что жители обеих планет оказались в отличных друг от друга условиях. Например, на более крупной по размерам, планете Террата, сила притяжения развивала у местных жителей физическую силу, мускулатуру, выносливость. Зато сетеляне, отличались от своих соперников ловкостью и быстротой.

Что и говорить:

— Найди, попробуй, общий взаимоприемлемый критерий? Докажи — что важнее — сила или ловкость?

По началу, с тех пор, как между обеими планетами повисло массивное сооружение межорбитальной станции «Терсена», все определилось к полному согласию соседей.

Тогда, действительно, Межорбитальный комплекс, устраивал всех. Возведенный в центральной точке сопряжения гравитационных сил Сетелены и Терраты, а оттого, как бы на канатах, подвешенный так между полями их притяжения, он был местом, просто идеальным для спорта.

Терраты, попадая на стадионы «Терсены» хоть и оставались по-прежнему могучими, но в непривычных для себя условиях все же были менее ловкими, чем сетеляне. На тех же, в свою очередь, на станции наваливалось появление избыточного веса. Тоже отрицательно оно влияло на «домашние» результаты. В том числе снижало собственные достижения, показанные на более малой, по размерам, Сетелене.

Вот хотя бы тот же многократный чемпион и рекордсмен Всесборов — Бьенол?

У себя на планете он легко брал, как в высоту, так и в длину десятки мер. Однако, межпланетные его рекорды, установленные на «Терсене», выглядели хоть и столь же фантастично, но уже не такими впечатляющими, как на родной планете.

— Эх, были же времена, когда всей и страсти — чья сборная победит. А теперь, тьфу, во что все превратилось! — к своему полному неудовольствию прервал нить горестных воспоминаний Бьенол.

И верно — пора было ему браться за предохранительные поручни. Ведь его полетная капсула, надежно прихваченная полем притяжения станции, подходила к одной из её магнитных платформ.

«Чмок» — чуть слышно сработали причальные присоски.

— Пора выходить! — решил для себя Бьенол.

Только оказавшись на причале, он не смог не отметить перемен к худшему, произошедших за последнее время:

— Нет у встречающих привычных улыбок.

И вообще — суровыми были взгляды терратов.

Так что, выходит, что верно его предупреждали на родной Сетелене:

— По прилету не следует расслабляться. Теперь все иное, чем прежде!

Да и задание получил он не совсем обычное.

…На очередной, но теперь вдруг ставший, чрезвычайным, Всесбор сам атлет Бьенол был послан в числе других членов делегации совсем не для того, чтобы бегать и прыгать на стадионе.

Их задача теперь:

— Убедить представителей терратов отказаться от их губительной идеи — строительства междуходов. Этаких современных межпланетных ракет, созданных в тайне, от всего мироздания, и на особых военных космических заводах.

Помнит Бьенол как верховный владетель Сетелены — Ламар знакомил их, членов делегации с секретными данными разведки. По ним выходило, что коварные и хитроумные терраты, в нарушение всех соглашений, готовятся обходиться впредь без посредничества «Терсены».

— Перемещение их боевых кораблей, так называемых — междуходов, мы не в состоянии теперь контролировать, а это значит — наша планета может оказаться в опасности — в запальчивости говорил им владетель Ламар.

И он не только предупреждал, но и сам был напуган не меньше других новыми обстоятельствами.

— Нельзя недооценивать опасность, исходящую от таких межпланетных ракет, — убеждал слушателей высокопоставленный политик. — Космических кораблей, судя по всему, начиненных смертоносным, доселе невиданным нами, оружием.

Верховный владетель Ламар подвел черту:

— Теперь перед нашей нацией встал вопрос жизни и смерти! Мы должны решить проблему самого существования нашего народа!

Никогда еще Бьенол не видел верховного владетеля Ламара таким взволнованным, как в тот час, когда тот разговаривал с ними — избранниками народа Сетелены.

Но и повод тому был, как говорится, нешуточный:

— По всему выходит, что не зря роились слухи в обществе. И на самом деле оказалось поставлено под угрозу уничтожения само существование их мироздания. Владетель лишнего не скажет!

Станция «Терсена», что стала сейчас причиной нешуточного межпланетного раздора, появилась еще тогда, когда на двух соседствующих рядом космических объектах достигли равного развития общественного, научного и технического развития. Оттого, сама собой, назрела необходимость контакта.

Причем, разрабатывалась и была принята особая система общения. Она не позволяла чужакам своевольничать. Без уведомления непосредственных соседей вести противоречивую политику. В том числе и вмешиваться во внутренние дела каждой из планет.

Мыслители обеих небесных тел рассчитали точно.

Межорбитальная станция, связавшая Сетелену с Терратой, была устроена так, что ее накопители энергии работали лишь в два цикла:

— Только тогда можно было включить узконаправленные лучи магнитного притяжения с одной планеты, если на другую с «Терсены» отправится точно такое же количество полетных капсул.

Обмен самый простой:

— Хочешь побывать в гостях, прими у себя столько же соседей.

Ну, а потом стала действующая на благо всех станция большим, правда, заочным стадионом.

Во все времена проведения Всесборов после того, как согласно жребию выступят одни, на спортивных площадках «Терсены» их сменяют другие. После чего окончательное совмещение телевизионных записей создавало у зрителей полный эффект своего непосредственного присутствия на состязаниях между лучшими представителями их цивилизации.

И вот устоявшееся положение вещей шло прахом от решения терратов летать:

— Когда им вздумается, без оглядки на соседей, используя свои собственные корабли.

И что особенно бесило соперников:

— При этом они собрались перемещаться в межпланетном пространстве, минуя станцию с ее пересадкой по пути к цели.

Что нарушало всё их, так удачно отлаженное устройство общественной жизни.

…Бьенол, прибыл с Сетелены на межпланетный спутник последним. Когда он зашел в зал заседаний, там уже шла работа.

На огромном телеэкране транслировался видеоряд, записанный накануне, во время посещения «Терсены» делегатами с соседней планеты.

Каждый из присутствующих на встрече терратов, поистине с пеной у рта, твердо отстаивал свое право:

— Летать будем когда угодно!

— Летать имеем право на чем угодно!

— Но ведь тем самым вы ставите в неравное положение нас?! — возмутился, выслушав первых выступающих, владетель Сетелены, господин Ламар.

— Ничего подобного, — усмехнулся с экрана вершитель Терраты Велигоро. — Вам ничего не стоит последовать за нами.

Сановный собеседник сузил глаза, готовясь выложить главные козыри в их споре:

— Ведь вы тоже не во всем открыты!

Поднявшись во весь рост, он гневно произнес:

— Тем более, мне стало известно, что так и есть? И не вы ли готовите нам сюрприз без лакомой начинки?!

Риторический вопрос был повторен с той же горячностью:

— Не так ли? Или я ошибаюсь?

Верховный владетель Сетелены господин Ламар с ненавистью посмотрел в самодовольное лицо вершителя Терраты и поднялся со своего места:

— Тогда нам здесь делать нечего!

Переговоры так и закончились ничем.

Разве что у Бьенола, по возвращению на Сетелену, появился совершенно иной круг обязанностей. Их — бывших всесборовцев, а теперь защитников не только спортивных интересов его родной планеты, но и самой ее безопасности, начали готовить к новому для них делу.

— Любому и всякому такое не поручишь, а вы достаточно сильны, чтобы отомстить терратам, — строго напутствовал верховный владетель Ламар волонтеров перед их отправкой в самый секретный на планете Центр боевой подготовки.

Это про его несколько зданий, упрятанных в горах, на обратной от Терраты стороне Сетелены, намекал в своем выступлении вершитель Велегоро, когда, совершенно открыто упрекал владетеля Ламара:

— В злокозненных намерениях, осуществляемых, якобы, втайне от всех.

Прошло уже несколько периодов обращения вокруг их общего светила — Гелиса с тех пор, как терраты получили сведения о тайных приготовлениях соседей.

Однако то, что же на самом деле и вполне конкретно готовилось за мощными стенами и высокими заборами тайного научного центра до сих пор для соперников оставалось загадкой:

— Тайной полной и неразрешимой.

Было это во многом еще и потому, что господин Ламар проявлял массу изворотливости и хитрости, чтобы всякий раз по только возможным причинам откладывать посещение инопланетянами его любимого детища на обратной стороне планеты.

Вот от чего столь наглым показался ему в тот миг на Всесборе намек вершителя на коварство соседей.

Сам-то, наверное, и не такое затевает, а смеет указывать, мне, как вести дела, — угрюмо глядел владетель Ламар через окно правительственного здания.

Там, на его глазах, лучшие из подданных сетелян — спортсмены-всесборовцы рассаживались в большие военные машины, ожидавшие их у входа.

— Но эти точно справятся! — потеплело у него на душе.

Просигналив, кортеж тронулся в путь. Обещавший его участникам быть достаточно долгим и лишенным всякой познавательности.

Об этом говорило уже то, что окна в пассажирских будках машин были покрыты густым, плотным, непроницаемым для любого взора, химическим составом.

Предосторожность совсем не лишняя, если хочется оставить в полной тайне, от временных посетителей, то место, куда они прибудут, повинуясь приказу верховного владетеля Ламара.

 

Глава третья

Старая передача о рекордах всесборовца Бьенола и теперь спустя столько времени, привлекла к себе внимание не только мыслителя Концифика, но и некоторых прочих рядовых телезрителей.

Во всяком случае, имелся на Сетелене еще один такой человек, которому имя рекордсмена говорило больше чем другим.

Был на планете тот, кто связывал с ним иное:

— А не только известное всем — рекорды, награды, почет, славу.

Как из рога изобилия, так и сыпавшиеся на прославленного, увенчанного лаврами чемпиона.

Причем, популярность этого неожиданного зрителя мало чем уступала славе спортивного кумира.

Ведь Садив, как звали человека, о котором идет речь, был не простым смертным, а известным всей Сетелене отважным воином — Кавалером Заслуги.

…Когда в телевизоре промелькнули последние кадры старой передачи — межпланетные арбитры вручают Бьенолу почетный Кубок за очередную, одержанную атлетом, победу, Садив, сидевший совсем близко перед экраном, протянул руку к кнопке выключателя.

Едва раздался щелчок, погасивший изображение, на его суровом, словно вырубленном из угловатого куска гранита лице, промелькнула довольная усмешка, подкрепленная воинственным возгласом:

— Так держать!

После чего, отхлебывая из высокого бокала энергетический напиток, телезритель не упустил возможность высказаться по этому поводу более конкретно.

— Молодец, пацан! — смакуя на языке каждое произнесенное им слово, Садив благосклонно разрешил своему любимчику, будто тот мог его слышать по ту сторону экрана передающей изображение установки. — Побеждай, чемпион, ставь рекорды, да только помни, ни на минуту не забывай о том, кто тебе жизнь подарил.

При этих словах он сам себя словно оценил по-новому.

— Может быть, на старость лет ты мне еще благодарность вынесешь, — раздалось перед экраном вроде молитвы от старого вояки. — Скрасишь жалкое моё существование.

Он словно помолодел внешне, когда вскочил со своего места и, выпрямившись во весь рост по стойке смирно, еще и подтянул свой, уже пухленький от немалого возраста, животик:

— Я же напомнить о себе, господин Бьенол, не забуду.

…Самой судьбе было угодно сделать так, чтобы их короткая встреча, случившаяся, в конце концов, вывела одного в чемпионы и рекордсмены, а другого произвела в Кавалеры Заслуги — сделала обладателем высшей военной награды Сетелены.

Но не очень-то рад сегодня Садив своим воспоминаниям о той незабываемой, хотя и короткой встрече.

Заметил ветеран у телевизора, что даже, как-то портится настроение, когда мысли о прошлом вдруг приходят к нему в голову:

— Уж больно много крови стоит за всем произошедшим тогда с ними обоими.

Но как ни горька, как не приносит только дурные события прошлого, как не избирательна в деталях, память человеческая, да разве уйдешь от нее?

Вот и теперь она нахлынула, сжала сердце после просмотра Садивом старой телепередачи…

…Сигнал тревоги истошными воплями сирен будит казарму.

И проходит еще только минута, как его заглушает топот сотен, подкованных сталью, сапог, раздающийся по бетонному полу и стальным лестницам.

Затем в общую какофонию военных приготовлений включаются иные звуки — лязг оружия, крики команд.

Свое подразделение бойцов, так называемых, лученосцев, капрал господин Садив вывел на строевой плац в числе первых.

Сказались, судя по всему, многочисленные предварительные уроки, проведённые умелым и опытным командиром, для личного состава своего подразделения. Эти занятия, несомненно, позволили доблестным воинам обрести дополнительно многие боевые качества.

А ещё, к тому же, такие свойства, например, как строгая дисциплина в подразделении и отменная выучка каждого воина. Вот за ними, как раз, и стоят долгие часы, дни, недели — тренировок, учебных занятий. Зато минувший тяжкий и, соленый до изнеможения, пот напряжённой учебы, в нужный момент принёс свои полезные плоды.

Причём, сразу всем лученосцам. Начиная от рядовых солдат, до самого капрала, кто был занять такой интенсивной подготовкой.

— Опыт, выходит, не прошел, даром, — вслух доволен Садив своими подчиненными. — Показали, парни, на самом деле, а не по фальшивым рапортам, кто из непосредственных строевых командиров части чего стоит.

Вот и это, пусть очень и очень краткое время, отпущенное на построение, зря им и его бойцами совсем не потеряно. Пока одни еще только выскакивают на ночной плац — широкую площадь перед мрачными зданиями казарм, кое-кто уже успел отличиться на этой территории, сейчас залитой ярким светом десятков прожекторов.

Не без гордости и отчаянного желания непременно выслужиться за счет общей выучки, Садив уже доложил начальству о полной готовности всех своих людей выполнить любой приказ, какой только ему поручат.

— Умрем за господина Ламара! — вместе с другими, с обычным своим пафосом выкрикнул счастливый капрал Садив. — Жизнь отдадим в борьбе с врагом!

Отбарабанив, положенный по ритуалу ответ подчиненных на благодарность старшего по званию, он возвращается в строй к своим воинам, каждый из которых, с ног до головы увешан различным оружием и боеприпасами.

— Да, такие бравые ребята, действительно, не подведут, — видя похвалу в глазах начальства, Садив остается довольным этим — еще одним, которым уже по счету, осмотром внешнего вида своих подчиненных.

И действительно, любо-дорого смотреть, на этих солдат, что стоят сейчас по команде «Смирно!» в общем строю. Каждый из сотен бравых, рослых и мужественных здоровяков, как один воинственно одет в камуфлированные комбинезоны, головы увенчаны стальными шлемами с высоким защитным гребнем.

Бравый вид как нельзя лучше дополняют, уже оцененные Садивом, подсумки с гранатами и запасными зарядами к лучеметам:

— Действительно, грозная сила стоит! Сияют бойцы. Все как на подбор! Все готовы без промедления выполнить любую команду. Только дай на то распоряжение и тут же ринутся исполнять самый жестокий приказ.

Один к одному замерли бойцы.

Каждый крепко прижимает руками к броневому щитку на груди свое грозное личное оружие- лучемет:

— Последуй сигнал, не остановит таких ни огонь, ни вода, ни шквальный обстрел неприятельских батарей!

Командир их особого корпуса лученосцев — советник господин Берлуг, прохаживаясь вдоль строя, между тем не торопится с объявлением долгожданного приказа.

Сначала он терпеливо выждал, когда встанут в каре — шеренгами по всем четырем сторонам плаца бойцы его корпуса. И только потом поднес ко рту мегафон.

— Доблестные воины верховного владетеля Ламара! — скрипуче, отражаясь многократным эхом, несется над головами, закованными в сталь.

При этих словах командира корпуса, шевеление прошло по рядам солдат. Все вытянулись в струнку перед начальством, подтвердив свою воинственность металлическим лязгом оружия.

А тот продолжал говорить в звукоусиливающий звуки электронный прибор, донося до подчиненных все то, что считал сейчас самым необходимым.

— Пробил наш драгоценный час мужества и надежды! — скрипел своим, явно, далеко не ораторским голосом, советник Берлуг. — Пора выступить на борьбу с врагами нации, подлыми мятежниками.

Едва звучит последнее слово, жестяным тембром рвущее слух, как тысячи глоток выдыхают вопль восторга, боевой клич корпуса:

— Жизнь за Ламара!

— Умрем за Ламара!

Такое единение пришлось по нраву начальству.

— Тогда по местам! — отдает команду советник Берлуг.

Посадка в мощные грузовики происходит столь же четко, как и вывод личного состава корпуса на плац из казармы.

Но без задержки, к сожалению, не обошлось.

Занявшие свои места экипажи тяжелых боевых машин, пока находились в полном неведении о предстоящих планах командования. И, какое-то время еще ждали, затянувшегося вне всякой меры, возвращения своих командиров. То и дело в разных местах колонны звучали то тревожные, то воинственные возгласы:

— Кто мятежники?

— Сколько их?

— Где произошел бунт?

Не находя ответов, гадали про себя все без исключения — от водителей и наводчиков башенных орудий, до десантных подразделений пехотинцев. Тех, кто покорно сидят, пока внутри машин под защитой брони. Надеясь на то, что командиры вот-вот явятся и все разъяснят.

И были солдаты недалеки от истины.

Как раз в этот самый момент на все эти вопросы пояснения старшим групп давал лично советник господин Берлуг, собрав офицеров в штабном помещении:

— Восстали глубинные рудники!

Он вовсе не драматизировал ситуацию. Но был предельно объективен в оценке сложившегося там положения. Как и полагается военному столь высокого ранга, да еще с таким богатым боевым опытом, как у него.

— Мятежники перебили охрану, сейчас громят оборудование, да ещё, при этом, вооружаются, чем могут, — продолжает командир корпуса господин Берлуг. — Наша задача — навести порядок!

Сразу за этим поступили инструкции:

— Подавить мятеж без жалости и по закону покарать виновных.

— Заряды лучеметов, во время карательной операции, не жалеть, — из его дальнейшего выступления, уяснили для себя командиры отдельных подразделений. — Главное для нас, чтобы никто из мятежников не смог уйти от наказания.

Жесткие решительные фразы лишь усиливают значимость отданного приказа.

Теперь всем стало ясным как день:

— Вот он враг — мятежники! — указало командование.

— И все мы, как один, должны одержать победу, или умереть! — безоговорочно, со слепой яростью согласились с этим приказом подчиненные.

После затянувшегося инструктажа длинная колонна броневых машин оживает. Поводя по сторонам, жерлами пушек, наконец-то техника выходит с территории казарм военного городка.

Ревут моторы, мечутся по пустому в этот ночной час шоссе яркие лучи фар. Хотя путь, где пройдут мощные гусеницы боевых машин — главной опоры власти верховного владетеля Ламара, и так достаточно ярко освещен придорожными светильниками.

Расстояние до объекта, указанного на картах предполагаемых боевых действий, оказалось, не таким уж и малым. Только с рассветом отборная часть лученосцев, после стремительного марш-броска, прибыла на место проведения предстоящей карательной операции.

Лагерем стали перед серым массивным сооружением над входом в штольни глубинного рудника.

…Бетонные стены корпусов рудника и высокие терриконы выработанной породы, как на самом деле, оказалось, опоясывает надежнейшая защитная стена. В своё время её выстроили на случай возможного отпора проникновению туда чужаков или бегству с запретной территории любого смертного.

Для острастки горячим головам, дополнительно, вся эта внушительная изгородь опутана поверху стен, колючей проволокой с пропущенным по ней электрическим током.

Сила же его и мощь, от того особенно осознается, хорошенько осмотревшимся по сторонам капралом Садивом и его подчинённым, что в утренних предрассветных сумерках голубым огнем, казалось, светились даже фарфоровые ролики изоляторов.

Хотя на самом деле это были блики дополнительного освещения запретной зоны, простреливаемой со всех сторон пулеметами охранников с вышек, расположенных по периметру заграждения.

Кажется прибывшим воинам:

— Без них, разрешения, даже мышь не найдет щель на свободу, не проскочит через столь солидное и продуманное до мелочей препятствие.

Но сейчас вокруг отрыты в полный профиль еще и окопы. Пока, правда, в них засели наряды внешней охраны, вооруженные, правда, не столь мощно, как бойцы из корпуса советника Берлуга — лишь винтовками.

Оно и понятно приехавшей воинской части:

— Наиболее современные средства уничтожения врага, эти самые лучеметы, такие, что имеются у них в подразделении, выдаются, далеко не всем военнослужащим. Доверяют их только самым надежным солдатам — из карательных частей!

Вроде тех, где служит капралом господин Садив и его однополчане.

Поэтому, прибывшие к ним на выручку, дополнительные силы, направленные сюда из столицы государства, державшие оборону, охранники рудника встретили восторженными возгласами.

Ситуация, судя по докладу начальника частей охраны, к моменту появления присланных господином Ламаром боевых частей, прояснилась пока лишь отчасти.

— Точно известно, что против правительства поднялись глубинные рудокопы, — доложили проштрафившиеся охранники. — При этом они уничтожили внутренние вооруженные посты, разгромили жилища служащих рудника.

Однако главное остаётся до сих пор не ясным:

— Готовятся ли глубинные бунтари выйти из своих нор наружу или предпочитают обороняться в глубине, прячась в бесчисленных лабиринтах шахтных выработок?

Это-то и предстояло узнать самим лученосцам, прежде чем начать, порученную им, карательную акцию.

— Как это доподлинно выяснить, исключительно ваше дело, советник Берлуг! — доложил старший над внешней охраной.

Заодно, не без душевного облегчения, он передал и полное командование, и всю ответственность за общий исход вновь прибывшему высокому воинскому начальнику.

 

Глава четвёртая

…Таких глубинных, многоярусных, автономно устроенных рудников, каким является ныне взбунтовавшийся объект, на Сетелене существует немало. Именно они и составляют основу могущества верховного владетеля Ламара.

Ведь, как-никак, дают львиную долю коммерческих поступлений в государственную казну! Которая одновременно является и его собственной копилкой.

В основном, валюта поступает за счет продажи соседней Террате урана и прочих полезных редких ископаемых, добываемых в недрах Сетелены. Причем, эти природные ресурсы идут на нужды тамошнего вершителя власти господина Велегоро в неограниченных количествах.

— Только вот зачем соседней планете столько расщепляемого сырья? — долго оставалось загадкой всем на Сетелене.

В том числе и для господина Ламара ответ на этот вопрос был страшной и неразрешимой тайной до самого последнего дня.

Но как ни высока все же цена продаваемой руды, еще выше могла бы стоить ее добыча в глубинных шахтах. Достичь полной нерентабельности, если бы не…рабы.

Тысячи жалких существ копошились в душном чреве сущего ада, где люди постоянно находятся в условиях жесткого радиационного облучения. Многократно подорожала бы добыча полезных ископаемых и в том случае, если платить рудокопам как следует, и к тому же обеспечивать им при этом, соответствующую защиту. А то неплохо было бы и менять, время от времени, и свежие вахты шахтеров.

Однако подобные мероприятия совсем не заботят верховного владетеля планеты, господина Ламара.

— Простых сетелян и так очень много, — любит заявлять он в кругу приближенных сановников. — Тогда как средств у нас в бюджете, наоборот, слишком мало!

Вот и решил он однажды заявить на всю планету страшные слова, от которых подданные пришли в неописуемое волнение.

Звучали они так:

— Пусть рабы заботятся о себе сами!

Тем более, что имелась, по его мнению, вполне и приемлемая альтернатива:

— Не захотят опускаться в забои добровольно — заставим!

Эти его слова, как показало дальнейшее развитие событий, не разошлись с реальным делом.

Так и превратились глубинные рудники в каторгу, а его рабочие — в жертвы казны Ламара:

— В живых мертвецов. Стопроцентно обреченных на лучевые болезни. И, в конце концов, на смерть.

…Капрал Садив, разглядывая в бинокль место предстоящего боя, вспомнил и то, что, далеко не всем уж так тяжко было в подземных выработках:

— Лишь служащим рудников, обладателям начальственных постов было там все же легче выживать, чем остальным смертным.

Да и никто не скрывал, что только на них имелись в достатке защитные костюмы, респираторы. И даже — благоустроенные квартиры на тысячеметровой глубине особых — жилых горизонтов.

При этом каждую из них надежно защищали толстые свинцовые экраны, предохраняющие сетелян от ионизирующих излучений. Кроме того, любое такое жилье избранных получало мощную систему принудительной вентиляции. Не говоря уже о том, что само начальство, инженеры и техники рудников без ограничений снабжаются высококалорийными продуктами, а своих детей учат в наилучших престижнейших школах, расположенных на поверхности Сетелены.

О потомстве же простых шахтеров и речи не шло. Более того — неукоснительно соблюдался секретный приказ верховного владетеля Ламара о сплошной стерилизации глубинных рабочих. У тех же, кому удавалось ее каким-либо образом избежать, дети умертвлялись сразу по рождению.

И все это, якобы, из самых, что ни есть, гуманных соображений:

— Ради предотвращения появления мутантов.

Главное — цель стоит благая.

— Тогда как за ее достижение можно и пострадать, считает господин Ламар. — Такова и государственная политика Сетелены.

Страшная участь рудокопов хорошо известна Садиву:

— Бывали в прошлом случаи подобные сегодняшнему мятежу.

Успел он наглядеться на их страшные последствия прежде, когда доводилось выполнять нечто подобное.

И еще от того, что видит он рудник воочию далеко не впервые, то вполне наслышан о порядках, царящих на глубине:

— Уж очень много ходит об этом разговоров.

Они-то и дополняли то, что уже хорошо знает капрал отборных лученосцев.

Не раз уже участвовал он в подавлении подобных вот этому мятежей. И хотя, как и все лученосцы, капрал полностью разделяет политику своего правителя Великого Ламара, все же никак не может понять:

— Тупости рудокопов!

Безропотно верят они в один и тот же страшный диагноз медиков, когда им выносят труп очередного младенца:

— Ребенок у вас родился мертвым.

— Я бы вот им показал, убей они моего сына! — вспыхнул было капрал Садив, в разговоре с подвыпившими, как и он сам, приятелями.

Но вовремя прикусил язык. Потому и уцелел в своем нынешнем статусе. Не стал одним из тех, кто гниет заживо на глубине рудных урановых выработок.

С тех пор, на трезвую голову оценив допущенную оплошность, уже не позволяет себе ни какой крамолы. Более того, едва появляется у него в мозгу какое сомнение, тут же отгоняет от себя саму, столь кощунственную, мысль:

— Критиковать режим без оглядки на возможность самому оказаться в среде обреченных.

Вот и теперь наблюдая за местом предстоящего сражения, он старается представлять себе врага не затравленным и униженным непосильным трудом, а как достойного соперника — дерзкого, хитрого и тоже способного на любую жестокость.

Так он прижимает к лицу окуляры оптического прибора, что появились, наверное, круги под глазами. Благо, что разглядывать внешность Садива сейчас некому. Не считая подчиненных. Число кого, судя по всему, вот-вот будет значительно сокращена бунтовщиками.

А тут окончательно стало не до размышлений на отвлеченные темы о жизни на планете и собственном благополучии.

Пора было приниматься за дело.

…Сигнал о начале штурма мятежного рудника поступил сразу после того, как советник господин Берлуг собрал исчерпывающие данные о численности восставших, их планах и возможностях вести оборону.

Сделать это оказалось делом не очень-то хитрым.

Ведь тайные телевизионные камеры, микрофоны подслушивающей сети пронизывали все и вся:

— Как в забоях, так и в подземных казармах рабочих.

Кроме того — и в жилых помещениях администрации рудника нельзя было скрыться от всевидящего ока и, не менее внимательных ушей. Причем, вся эта мудреная аппаратура имела и свою автономную систему питания. Потому могла служить при любых ситуациях:

— Нужно было только использовать соответствующие программы, чтобы получить доступ к кабельным линиям.

Вот почему, подключившись к ним, уже через несколько часов руководившей операцией подавления советник Берлуг имел точную карту возможных очагов сопротивления.

Знал он даже имена вожаков.

Потому был озабочен лишь одним и тем же вопросом, озвучивал который перед всяким, с кем сейчас общался:

— Какую бы лютую казнь придумать для зачинщиков мятежа?!

…Первыми на штурм пошли, со своим тяжелым вооружением, самые подготовленные к карательным акциям воины из всего их корпуса лученосцев, совершенно безжалостные в своих действиях к любому противнику.

Их бронированные латы, от которых как горох, без вреда для самих солдат, отскакивали пули восставших, позволяли наступавшим на рудник воинам не бояться рудокопов. Каратели сомкнутым строем вплотную подошли к забаррикадированным воротам, и когда раздалась команда:

«Пли!»

Из стволов их смертоносного оружия, огненными стрелами, вырывались разящие струи раскаленной плазмы. Даже легкое касание этого, чудовищного по силе, огня выжигало все и вся на своем пути.

Идя следом со своими, разгоряченными боем, подчиненными, капрал Садив, как обычно, выполнял совсем уж прозаическую задачу.

Он — добивал раненых и изувеченных. Не оставлял в живых никого из тех, кто остались лежать на поле боя после прохода первых рядов атакующих.

Для того, чтобы все его служаки, нисколько не боялись того, что найдутся свидетели такой работы:

— Ведь, сзади «подчищает» их работу строгий командир.

Так что капрал Садив исполняет, доведенный ему, приказ командования без зазрения совести.

Полагает твердо и в том не желает отступать от главного своего принципа. А заключался он в одной, но емкой фразе:

— Лученосцы вправе не сомневаться, как в правоте своих действий, так и в том, что в живых здесь не останется больше никого.

Судьба рудника тоже не волновала капрала и его людей.

Спроси господина Садива на этот счет, брякнет своей лужёной глоткой без запинки:

— На замену покойникам, новых рабочих завезут.

К подобной развязке, и теперь все шло своим чередом. Не оставляя никому из бунтарей ни малейшего шанса на спасение. Так как, подобный штурм одновременно велся в десятках других мест, где тоже имелись колодцы, ведущие вглубь восставшего ада.

— Ну что, выжгли эту заразу на вашем участке? — требовательно и без намека на возможность отрицательного ответа, раздалось в наушниках радиотелефона Садива, когда все уже было практически покончено.

Прежде, чем рапортовать, он огляделся вокруг себя.

И остался весьма довольным всем увиденным. Повсюду смрадно чадили догорающие трупы, зияли обугленными оскалами двери комнат, вдоль коридоров тянулись полосы запекшейся крови.

— Так точно! — потому уверенно последовало в ответ долгожданное начальством заявление подчинённого.

А для пущей убедительности полетело по проводам и дополнение к решительному и бесповоротному отчету.

— Остались только пленные, — четко отрапортовал капрал. — Ждут приказа по свою мерзкую душу!

Он был искренне доволен делом рук своих подчиненных. И для заполнения ведомостей на получение наград и денежного довольствия, успел приготовить серьезные цифры, способные ужаснуть кого угодно, но только не чинов из их карательного армейского подразделения.

Вдобавок к ним, имелись и вполне конкретные, наглядные результаты. На участке, где прорывались его бойцы, победители успели даже убрать за собой покоренную территорию.

Вагонетки для подачи наверх руды были уже доверху заполнены трупами мятежных рудокопов.

Из своего богатого профессионального опыта, капрал Садив знал и то, что как только восстановится подача энергии в силовые линии электровозов, вся эта масса обугленных тел уйдет сначала наверх, а затем — на биологическую переработку:

— Не пропадать же добру.

И все бы ничего, да беспокоила его вот эта горстка, буквально чудом уцелевших в таком сражении, отщепенцев. Тех, кого сейчас окружали конвойные из числа лученосцев. И все они не очень-то радовавшихся такой перспективе. Всеми своим злобным видом и грубостью показывавших полное нежелание караулить неопасных более врагов. Вместо того чтобы заняться куда как более приятной и полезной миссией — сбором трофеев.

Ответ капрала Садива, между тем, серьезно озадачил командира.

— Пленные у тебя имеются, говоришь? — переспросила телефонная трубка таким тоном, что казалось возможным появление из дырочек в динамике грома и молний. — Откуда им было взяться?

Нотки недовольства еще явственнее послышались в клокоте начальственного голоса, доносящегося по проводной связи:

— Ведь отовсюду докладывают, что восставшие сражаются до конца!

И тут, как для безусого новичка, не разу не бывавшего в сражениях, даже процитировал рапорты других капралов:

— Живыми никто не сдаётся!

Прямо ответить на этот вопрос советника Берлуга капрал Садив сейчас не мог по уважительной только в своих глазах, причине:

— Сам очень удивился докладу своих лученосцев о том, что произошло в одном из жилых этажей.

…Этот отряд прочесывал квартиры бывших служащих. Проверяли всё там на случай:

— Не спрятался ли там кто-нибудь из участников мятежа?

Людей в подразделении набралось гораздо больше, чем было нужно. Да и действительно, кто не захочет поискать добычу в богатых комнатах государственных служащих?

Поживиться тем, что осталось от бывших хозяев:

— Такая работа, совсем не докучливый обыск в казармах нищих рабов-рудокопов.

И вот надо же такому случиться. В одной из начальственных квартир, восставшие, вдруг решили сдаться на милость победителей.

Морщит лоб под стальной каской капрал Садив. Беззвучно шевелит губами, выбирая слова для объяснения. Но времени на это ему никто предоставлять, как оказалось, сегодня не намерен.

— Так я повторяю, что за пленные, откуда они взялись? — уже просто, как зверь рычал от негодования на капрала советник Берлуг, предельно взбешенный долгим молчанием провинившегося перед ним командира подразделения карателей.

— Сейчас выясню, — послушно вымолвил тот, в надежде реабилитироваться за допущенную ошибку. — Как только что узнаю, сразу доложу!

— И чем быстрее, тем для тебя лучше! — действительно смягчился тембр голоса в наушниках радиотелефона. — Учтите только одно — живыми никого из них наверху никто не должен увидеть.

Но и без того знает капрал:

— Всем им один приговор — смерть!

Да и сам считал, что нечего теперь с исполнением его медлить.

Потому даже обиделся на недовольство советника.

— Что, я сам, олух, не понимаю ситуации, — обругал собственное преступное промедление капрал Садив. — Будто не знаю, что пленных нужно было бы судить.

А там, наверху, кто его знает, какие всплывут подробности штурма? Скрывать же было что! Не говоря уже о методах и приемах, применявшихся карателями советника Берлуга.

Таким образом, живых бунтовщиков никто и не желал видеть.

— Веди туда, где вы прошляпили! — бросил капрал посыльному. — Там и решим всем скопом судьбу обречённых!

После этого щелкнув тумблером на щитке защитного снаряжения, отключаясь от связи с начальством, он пошел вслед за лученосцем. Смело шагая по обожженному после жаркого боя, усыпанному обломками разбитой крепи, тоннелю.

…Представшая картина полного разгрома рудника ужаснула бы любого, только не многоопытного господина Садива. Он успел повидать немало кровушки за годы своей службы в карательном подразделении. Да и сам пускал ее без меры у тех, на кого ему показывало начальство.

Потому и теперь ничему удивляться и возмущаться не стал. А наперед решил, что и теперь, как в прошлые подобные операции, и в дальнейшем станет предельно точно следовать полученному приказу.

На месте все оказалось именно так, как он и предполагал:

— Нет, не зря про себя, он обвинял лученосцев в мародерстве.

Там, где находились решившие сдаться мятежные рудокопы, капрал Садив без труда опознал покои распорядителя администрации:

— Значит и ценного добра там имелось столько, что просто грех было выжигать его вместе с обреченными на смерть участниками восстания.

Жалкое зрелище представляли собой эти несколько мужчин и женщин, оказавшиеся в руках карателей.

Обряженные в, опаленные во время боя, лохмотья, некогда бывшие им рабочей спецодеждой, они видимо, довольно долго оборонялись, как могли, прежде чем сложили оружие. К тому же, за то время, что решалась горестная участь, обреченных на расправу без суда и следствия, пленников, успели изрядно приложить к ним свои кулаки и приклады оружия лученосцы.

Синяки и кровоподтеки покрывали лица изувеченных, но еще чудом живых людей, стихией поднятых с самого дна рудника.

— Господин капрал! — определив по нашивкам на мундире старшего среди солдат, обратился к господину Садиву один из пленных. — Там, в квартире есть чей-то ребенок.

В разговоре обреченный пленник старался, даже теперь, когда надеяться было ему не на что, держаться независимо. Что и делал. Даже просьбу свою высказал с демонстративным чувством собственного достоинства.

— Я думаю, сын кого-то из служащих рудника, — услышал от него командир карателей. — Родители-то, видно, погибли, а он…

Досказать говоривший не успел, с такой силой нанёс ему пощечину капрал.

— Убийцы, твари! — при каждом слове он вновь и вновь бил незнакомца по лицу кулаками, затянутыми в кожу боевых перчаток. — А еще, мол, думают…

Он отошел на шаг назад, навел на обреченных ствол своего лучемета, нажал на спуск и методично, как в тире, провел по ним тонкой нитью разящего луча. Перерезав каждого на две части, свалившиеся ничком ему под ноги в тошнотворном дыму жареной человеческой плоти.

…Негодование, хоть и было частью наигранным, все же помогло Садиву найти выход из тупика, куда загнали его и мародерство подчиненных, и приказ начальства.

Потом, когда все было кончено, хотя и пожурили его при разборе итогов подавления мятежа за самосуд и убийство невооруженных людей, однако первому вручили и высшую награду: Драгоценный знак Кавалера Заслуги.

И все же, остался на душе неизгладимый осадок. Что саднил даже теперь, когда Садив уже давно отошел от дел.

…Погибшие тогда не обманули.

Там, где и указал впоследствии уничтоженный рудокоп, в разгромленной квартире высокопоставленного чиновника — главного распорядителя администрации рудника, нашел капрал мальчика, укутанного в шелковые дорогие простыни.

Внимательно глянул ему в мордашку, склонившись над ребенком своим закопчённым от дыма боя, грубым, словно вытесанным из цельного куска дерева, лицом.

Найденыш молчал.

Никакого страха от всего, что увидел, он не выказывал. Лишь поводил ясными глазенками, с любопытством разглядывая обстановку роскошной опочивальни бывших хозяев апартаментов.

— Придется выносить тебя отсюда! — сжалился капрал Садив, хотя мог и этого одним движением ствола лучемета, превратить и это живое существо в сгусток горелой плоти.

И всё же, он решил сообщить о ребенке, чудом выжившем в разыгравшейся трагедии. Благо, что под категорию пленного, тот не подходил. Да и свидетелем не мог быть по несмышленому еще возрасту.

— Пусть решают его судьбу наверху! — определил свое отношение капрал для подчиненных. — Вытащим мальчишку и передадим, прибывшим на смену погибшим коллегам, гражданскому руководству рудника для дальнейшего определения участи.

Погибло тогда на руднике много народу. Одни — от рук восставших. Другие — понесли кару лученосцев. Потому, торопясь поскорее закрыть эту странную историю, не стали тогда долго гадать: — Чей ребенок оказался спасенным? Скорее всего, как и говорили перед смертью мятежники, был найденыш родным сыном самого бывшего главного распорядителя администрации рудника.

Его имя — Бьенол, как раз и записали в регистрационную книгу приемного покоя школы-приюта, куда принес капрал Садив свою живую находку.

Прошли годы. И вот, та давняя история вновь потревожила судьбу отставного военного.

— Нет, не зря я тебя, парень, тогда оставил в живых, — сейчас, в одиночестве попивая из высокого бокала энергетический напиток и не боясь проболтаться в одиночестве, самодовольно похвалил сам себя ветеран вооружённых сил господин Садив.

Не отрывался он при этом от телеэкрана. Где, как раз, вновь повторяли запись победного прыжка рекордсмена и чемпиона, носящего то самое, знакомое имя — Бьенол.

 

Глава пятая

Навалившиеся многочасовые тренировки с отягощением были для Бьенола делом совершенно обычным.

Как и прежде — во время подготовок к Всесборам, он давал себе лишь небольшие перерывы на сон, да на принятие пищи. Только теперь шла вовсе не подготовка его к выступлению на межорбитальном стадионе.

Он носил военную форму и его, как и сослуживцев, из числа курсантов закрытого военного учебного заведения, привлекали инструкторы к преодолению тысячемерных дистанций, проложенных по горным тропам. Куда молодые новобранцы выходили в любое время — и днем, и ночью.

Не считаясь при этом даже с непогодой.

Благо, хоть смены времени суток практически никогда не знали сетеляне. Потому, что после захода Гелиса его яркий свет отражался от мощного голубого диска соседней планеты, заполнявшей собой весь горизонт над родной Сетеленой.

«Обжился» бывший спортсмен и на тренажерах роскошного, оборудованного по последнему слову физкультурной техники, спортивного зала. Привык спать в специальном костюме, имитирующим усиленную тяжесть. Как раз, именно такой вес, что ждал их на Террате при выполнении какого-то особого задания верховного владетеля господина Ламара.

— Его суть еще только предстояло узнать по завершению всей подготовки, — на занятиях, что ни день, утверждал руководитель их группы.

Был им, отозванный по такому случаю из запаса, знаменитый на всю планету воин — Кавалер Заслуги капрал господин Садив.

Только одно вгоняло Бьенола в злую тоску:

— Обязательное посещение им, точно по графику, личной лаборатории мыслителя Концифика.

Уже первая встреча со стариком не сулила им — нескольким добровольцам — ничего хорошего.

Тогда мыслитель обвел каждого цепким колючим взглядом, сверкающим из-под густой щетины длинных седых бровей, так не вязавшихся с лысым черепом, обтянутым желтой кожей.

Пристально и не моргая, как змея, готовая к броску, властный старик долго вглядывался в лица каждого.

Словно приценивался:

— Кто чего стоит?!

Затем сухим трескучим голосом известил, с уже не терпящей возражения интонацией, обрывая ею всякую попытку оспорить сказанное:

— Пройдёте сейчас полное медицинское обследования в аппаратной, после чего ужесточим критерий отбора.

В итоге успешно прошли испытание далеко не все.

Везунчиком из этой их группы кандидатов оказался лишь Бьенол. Во всяком случае, машина, обрабатывающая результаты полного комплекса измерений, указала именно на него. Вызвав у других соискателей лидерства в отборе, немало вздохов и возгласов разочарования.

Признаться честно, и сам Бьенол чувствовал себя в тот миг на предельной высоте от нахлынувшего счастья:

— Как же, ведь именно ему предстоит в ближайшем будущем отстаивать честь и достоинство родной планеты!

Несколько поколебалось настроение чуть позже, когда с улыбкой, проводив взглядом до дверей, понурых, менее удачливых, соискателей победы на конкурсе, ведущем к вершине военной карьеры, он остался один на один с мыслителем.

Потому что именно тогда Концифик вернул бывшего чемпиона с небес в грешную действительность.

— Отличным прыгуном и рекордсменом, друг мой, хотя и можно стать после упорных тренировок, — услышал от него, оставленный в кабинете прославленный атлет. — Однако с тобой произошло совсем иное.

Фраза была такой противоречивой, что заставила Бьенола крепко задуматься, ожидая, в случае ошибочного ответа, и куда более неприятных, для себя, выводов.

Но и после этого ни одной, подходящей моменту, мысли для ответа хозяину кабинета у молодого человека так и не появилось.

— Не понимаю? — озадачился Бьенол. — Что Вы имеете в виду!

Его затруднение было воспринято как должное.

— Все проще простого! — пояснил властитель положения, привычно чувствуя себя в черной академической мантии мыслителя. — За твоими спортивными результатами скрывается нечто такое, чего без личной помощи мы объяснить пока не можем.

Он сделал несколько шагов по направлению к испытуемому курсанту:

— Вот потому, ты так нам нужен!

Мыслитель поднял вверх свою длинную руку и демонстративно щелкнул в воздухе худыми костлявыми пальцами. Судя по всему, делая условный знак кому-то, доселе невидимому его собеседнику.

После чего, совсем не заботясь о том, кто, как и каким образом, выполнит его команду, Концифик пригласил Бьенола сесть рядом с собой.

— Прошу Вас, дорогой чемпион!

Свет в зале погас.

Но еще не успели окончательно остыть многочисленные светильники на стенах и под потолком, как на противоположной от зрителей стене кабинета уже вспыхнул овальный экран видеофона.

Та же пленка, какую в последнее время полюбил рассматривать капрал Садив вернула зрителей к рекордному мгновению Всесбора.

И гордостью за свой успех всколыхнула душу спортсмена.

…Вначале шли цифры и символы, лишь затем Бьенол увидел самого себя, готовящегося к прыжку.

Камера показала его разбег, потом изображение взмыло резко вверх, где в голубой высоте чернела планка. Тут же над нею возник силуэт прыгуна, и вот он, уже улыбающийся, принимает поздравления, с побежденной рекордной высотой.

Бьенол отлично помнил все, что было тогда и без этой архивной записи.

— Все понятно? — внезапно раздалось из соседнего кресла, в мягкой обшивке которого буквально утонул странный старик в чёрной академической мантии.

— Что же тут непонятного?! — грубовато парировал собеседник.

Впрочем, Бьенол быстро опомнился и не стал более нарушать прежнюю строгую субординацию.

— Ведь это я устанавливаю рекорд Сетелены — тридцать четыре меры и три четверти, — расцвел в улыбке Бьенол.

За приятными воспоминаниями о собственном достижении он словно забыл о цели их непростого разговора.

— Вот именно, — проскрипел голос из кресла. — Только теперь несколько замедлим подачу кадров.

Мыслитель, на этот раз не стал обходиться жестикуляцией.

Он снял, уже знакомую его собеседнику, переговорную трубку и с её помощью передал в аппаратную новое распоряжение. Выполнили и его стремительно и беззвучно, как уже привыкли делать, неведомые парню, но наверняка — многочисленные и весьма исполнительные, лаборанты мыслителя.

Снова на экране появилось изображение.

— Все тот же самые прыгун, — узнал себя Бьенол.

Снова разбег.

Только теперь тягучее замедление сделало изображение совсем уже неинтересным для Бьенола. Он отвернулся от экрана. С гораздо большим интересом вглядывался теперь в, едва видимые в синем свете отблесков экрана, очертания остальных предметов обстановки кабинета.

— Нет, нет, — донесся до него протестующий возглас.

Мыслителю, явно, не понравилось такое легкомысленное отношение прошедшего отбор добровольца к сути его работы.

— Вы смотрите сюда, молодой человек, не отворачивайтесь! — своей, на удивление крепкой, рукой цепко схватил его за плечо Концифик. — Теперь-то Вам, молодой человек, уж все должно стать совершенно понятным!

Мыслитель пошел ва-банк своими дальнейшими откровениями.

— Не только обычную, что побывала на телевидении, видеохронику сейчас посмотри, молодой человек, — велел он. — Есть и кадры специальной съемки!

Острый пронзительный взгляд Концифика, казалось, зловещим горел огнем даже в этом полумраке.

Про специальную съемку спортивных соревнований его собеседник слышал впервые. Но и это известие вовсе не обеспокоило подопытного, к которому были обращены слова коварного старика.

— Как таракан из щели вылез! — с неприязнью покосился на мыслителя Бьенол.

И вслух добавил:

— Высоту я взял чисто, ни один судья не подкопался.

— Не туда смотришь, — так же въедливо, как и в начале разговора, вновь проскрипело из полумрака кабинета, освещаемого сейчас всего лишь тем же самым голубым светом, растекавшимся с экрана видеофона.

— На подлете к планке тебя не было, — озвучил он свое обвинение. — Лишь разбег и сразу ты — наверху.

Бьенол так опешил от неожиданного обвинения в подлоге, что не смог сразу и слова вымолвить.

— Что на это скажешь? — между тем, настаивал на своей версии старик. — Что, язык совсем отсох?

Обвинения были предъявлены, следовало защищаться:

— Так ведь скорость моего разбега оказалась такой высокой, что камера просто не справилась с фиксацией изображения.

Парня так и переполняло чувство негодования.

— Аппаратура не справилась! — попытался отстоять свои прежние успехи Бьенол. — А я ни в чём не виноват!

— Хоть космическая скорость! Наша аппаратура и такое ускорение легко берет, — нажатием кнопки на подлокотнике кресла мыслитель включил свет в зале.

— В данном же конкретном случае на подлете к планке не было никого.

Разоблачитель выдержал зловещую паузу.

— Ни тебя, ни кого другого, — он насладился произведенным на собеседника впечатлением и с прежнего, вполне уважительного тона, перешел на фамильярное общение. — Ты понял, молодой человек.

С такой запальчивостью неслась скороговорка от внешне совсем дряхлого старика, что уже само это повергло Бьенола в лёгкий шок.

И ему оставалось только слушать то, что повторял и повторял, как заезженная пластинка, упёртый мыслитель:

— Ни-ко-го.

Довольный тем, что уличил собеседника в подлоге, мыслитель Концифик поднялся со своего места и рукой указал на экран:

— Только разбег и ты уже над планкой.

Внезапно упреки прекратились. Как будто бы иссяк запас воздуха в резиновом карнавальном шаре, случайно развязанном шалуном.

— Вот такое дело, — удовлетворенно от того, что сумел вывести собеседника на чистую воду, подвёл старик итог, только что состоявшемуся, такому непростому для обоих разговору. — А спорт — он, выходит, не главное?

…Та старая видеозапись, кадры которой еще до личного знакомства с Бьенолом, рассказали ученому об успехах нового чемпиона спортивных Всесборов, сослужила хорошую службу Концифику.

Словно озарился он тогда мыслью, что результат этого парня-прыгуна в высоту пусть и не плох, только вот, вряд ли мог ли он возникнуть просто так, сам собой, без всякого воз действия иных сил, кроме личностных.

— Этого, как его там? — вместо исторического восклицания «Эврика», чуть ли не буднично сам себе заметил мыслитель. — Ах, да, зовут его Бьенол!

Вот тогда и пошел он рыться в своих пыльных архивах.

И не зря. В библиотечных недрах, хоть и одаривших его сухим, до сих пор не прошедшим кашлем, нашлась все-таки необходимая литература о прыжковых видах спорта.

И тут подтвердилась странная, ничем пока не выраженная догадка старого мыслителя о том, что по законам физики таких чемпионов не бывает.

— Ведь, самих этих рекордов просто не могло существовать в природе! — понял учёный. — Не под силу простому смертному добиваться того, что вытворяет на стадионах мироздания Бьенол.

Действительно, все предыдущие достижения атлетов обеих планет — как Сетелены, так и Терраты не шли ни в какие сравнения с тем, что не раз показывал Бьенол на космическом спортивном форуме межорбитальной станции «Терсены». Его рекорды превосходили прежние в несколько раз, окончательно принижая былые достижения чемпионов.

— Простые химические препараты, в виде допинга, не могут помочь достигнуть подобного, — с самого начала своего расследования думал Концифик.

К тому же он прекрасно знал, что на Всесборах традиционно хорошо действует антидопинговый контроль.

Так и подошел обычный зритель к не совсем обычным выводам:

— Тут что-то другое. Какая-то чертовщина, мистика!

Вскоре созрела у него полная и непоколебимая уверенность, мол, все дело в самой личности самого спортсмена.

Когда Концифик подключил к разгадке своих сомнений специалистов различных спецслужб, то на поиск и анализ всех сведений о Бьеноле ушло не так уж много времени.

Однако, в досье, поступившем из государственного департамента верховного владетеля Сетелены, значилось все, кроме истинного происхождения Бьенола.

Были даже сведения о его, якобы, родителях. В анкете упоминалось данные о трагически погибшей во время волнений, семье бывшего распорядителя мятежного рудника.

Но уточнить их не было никакой возможности, так как Коцифик знал теперь точно:

— Вся родня чемпиона просто исчезли при странных обстоятельствах, когда восстали подземные рудокопы.

Но больше всего мыслитель, ещё в самом начале своего кропотливого исследования поразился, а потом всерьез поверил сомнениям следователя, ведшего это странное дело.

Тот сразу так и заявил руководству, что спасенный из рук преступников ребенок окутан тайной. Правда, тогда, когда шло следствие, не было времени на самый тщательный поиск истины.

Более того:

— Все причастные к подавлению мятежа были заинтересованы в скорейшем завершении даже простых разговоров о кровавой бойне!

Учиненной, как уже прекрасно знал из собственных источников, Концифик, не только в забоях, но и на жилых этажах разгромленного рудника.

Вот и решили тогда странного и совершенно несчастного малыша просто отдать в приют, без дополнительного крючкотворства и официальных проверок, присвоив ему имя предполагаемых родителей — той самой погибшей семьи.

Прошли годы. Все изменилось.

Теперь уже Концифика никто не торопил. И он обстоятельно принялся за изучение показаний, как самого Кавалера Заслуги Садива, так и некогда подчиненных тому лученосцев.

Когда и этих протоколов оказалось недостаточно, сделал новый запрос. Теперь ему требовались исчерпывающие данные о предполагаемых родителях найденного тогда мальчугана.

И они поступили, предоставив мыслителю недостающее звено в его непростых умозаключениях.

Тут уж, только перелистав первые страницы вновь поступивших результатов исследований и сравнив фотопортреты погибшей супружеской четы с изображением самого повзрослевшего Бьенола, дотошный мыслитель Концифик даже зубами заскрипел от ярости:

— Это же надо так опростоволоситься!

Был серьезный повод к негодованию.

— Столько лет уничтожали детей рудокопов, столько лет государство боролось за то, чтобы предотвратить появление мутантов, — возмущался старик. — И вот надо же — какой результат.

Глядя на портрет Бьенола, старый ученый, веря и не веря своим собственным глазам, долго повторял, настраиваясь на очную встречу с тем, кого в действительности следовало называть вовсе не спортсменом и чемпионом, а иначе.

— Живой и здоровый выродок! — шевеля своими тонкими, а от ярости и совершенно сухими губами произнес он однажды искомое определение.

У мыслителя, которого обуревало столь неожиданно сделанное им, совершенно выдающиеся, открытие, все чувства были направлены прямо на объект его непростой догадки.

Успев сопоставить все имеющиеся теперь в его распоряжении факты, он не мог ошибаться. Потому, к моменту принятия решения, у мыслителя Концифика сложилась в голове стройная система истинного хода роковых и крайне кровавых событий, происшедших тогда, в дни мятежа, на разгромленном руднике, где так успешно и безжалостно усмирял восставших Садив со своими ретивыми карателями.

История же, по всей видимости, была более простой, чем только можно было себе представить:

— Одной семье из числа рабочих глубинного рудника удалось скрыть от недремлющего ока охраны сам факт ожидания младенца. Рождение его произошло в тайне, как и первые месяцы жизни малыша.

Версия Концифика полностью подкреплялась его научными выкладками:

— Конечно, рано или поздно все это неминуемо бы раскрылось, но ускорило развязку тщательно подготовленное восстание рудокопов, рассуждал мыслитель. Так и пленные появились. Тем было, конечно, ясно, что все равно каждого ожидает неминуемая смерть от рук лученосцев.

И все же, чтобы спасти жизнь малыша, родители и их друзья пошли на явные мучения плена.

— Сдались в руки карателей на пытки, чтобы только не позволить палачам выжечь их всех вместе в квартире погибшего от их рук, администратора рудника огнем лучемета, — записывая выводы на магнитную пленку диктофона, довольно потер Концифик свои ладони — мосластые и широкие как ласты водоплавающих существ.

И во всем другом он буквально светился от удачного решения задачи.

Да и как не радоваться. Было ему теперь совершенно ясно, что могло двигать поступками бунтарей:

— Ведь, только сдавшись, они получали возможность сохранить сына.

— И, надо признаться, план проклятых заговорщиков удался! — не мог не оценить великолепный замысел погибших мятежников Концифик.

Однако, даже эта ошибка, допущенная давнишним следствием, теперь была для их государства, как нельзя кстати. Все открывшееся позволило сделать первый реальный шаг к решению, доселе просто невыполнимой, задачи, что поставил перед мыслителями Сетелены ее верховный владетель Ламар.

Для этого, как и просил Концифик, был откомандирован в распоряжение секретного Центра еще один человек, причастный к появлению мутанта.

Правда, приказано было тому:

— Держи язык за зубами!

Что неукоснительно выполнял, срочно вызванный из своей почетной отставки Кавалер Заслуги капрал Садив. Сбылись, как видно, его мечты о новой, более близкой встрече с бывшим крестником.

У самих ученых имелось уже много кинопленок, полностью подтверждающих сногсшибательную версию мыслителя Концифика о кратковременном перемещении усилием воли объектов в пространстве! Особенно теперь, пополнился архив, после научных изысканий, проведенных над Бьенолом в лабораторных условиях.

Но чаще всего Бьенол был в них героем помимо своей воли:

— Просто выполнял то, что ему прикажут.

Вот так, когда почти все прежние достижения атлета были досконально проанализированы и обобщены, настало время конкретных опытов. Известить о чём и собирался ему мыслитель в конфиденциальной беседе со своим подопытным.

Разговор задел за живое и самого Бьенола.

— Так значит, совсем не случайно именно я оказался единственным, отобранным из всех добровольцев? — в ходе дальнейшего общения поинтересовался бывший рекордсмен у старого мыслителя.

К тому времени прошел первый холодок в их разговорах, превратившихся чуть ли не в откровения «по душам».

Расставив основные акценты в истории появления Бьенола на свет, они все чаще беседовали на самые отвлеченные темы.

— Именно, именно, — одобряя за сообразительность, похлопал тот по плечу молодого собеседника.

— А другие?

— У вас у всех будет одно задание!

Мыслитель, понимая, что за ворота центра все равно парню не попасть, где бы он мог сболтнуть лишнего, спокойно делился с ним самым сокровенным в своем хитроумном замысле.

— Только роли совершенно у всех разные! — услышал от него собеседник. — Ты свою задачу, теперь знаешь!

…Бьенола, действительно, раньше других в команде, полностью посвятили в происходящее.

Теперь он ведал:

— Что предстояло им совершить!

Ну, а цель Владетель Ламар поставил поистине доселе просто невозможную. О чем и заявил при встрече с избранниками, настраивая их на подвиг во имя нации.

— Вы, мои герои, должны пожертвовать всем, ради главного, что от вас требуется, — прозвучало из его уст. — Обязаны перехитрить электронную охрану межорбитальной станции «Терсена».

Развивая его приказ, уже инструкторы разложили дальнейшие действия диверсантов «по полочкам»:

— После выполнения первого этапа, добравшись до ее святая святых — вычислительного центра, они обязаны будут незамедлительно отправить на Террату особый груз. Тот самый, после которого, по выражению верховного владетеля господина Ламара, на враждебной планете будет не до «космических полетов по своему усмотрению».

Исполнители, все как один, готовы были на совершение указанного подвига. Оставалось только разработать операцию со стопроцентной надежностью ее осуществления. Чем и занимались профессионалы на своей секретной базе.

На одном из занятий дошли до подробностей.

— Главным препятствием является защита электронного мозга станции, — познакомил своего бывшего крестника с дислокацией сил руководитель их специальной диверсионной группы, опытный боец, Кавалер Заслуги капрал Садив. — И ты — только один ты — можешь добраться до него и отключить силовое поле.

Сказано это было так, как будто Бьенол постоянно только тем и целенаправленно занимался, что выводил из строя самое сложное электронное оборудование.

Тогда как все прочие в себе и не сомневались:

— Остальное сделаем мы наилучшим образом!

Капрал Садив уже успел получить от Концифика всё ему полагающееся из возможных страхов за давнюю роковую ошибку. Поэтому, теперь вон из кожи лез, чтобы оправдаться. Стремился уже без осечек выполнить новое, куда более важное поручение.

После разговора с ним, все оставшееся время, проведенное Бьенолом на самом секретном объекте Сетелены, прошло в сплошном аврале.

Всем досталось работы:

— И бывшему прыгуну, и автору смелого проекта уничтожения спутника — мыслителю Концифику.

Тот всё ещё не упускал возможности, при каждом удобном случае, вести психологическую обработку бывшего спортсмена.

— Если бы все было так просто, рекорды валились бы на нас после твоих выступлений как из рога изобилия, — рассуждал старик, обосновывая перед Бьенолом необходимость, точно следовать разработанному им методу тренировок. — Только природа рассудила иначе, дает тебе феноменальную возможность перемещаться в пространстве лишь в случае пика эмоционального подъема.

Вот и прояснилось главное в словах Концифика:

— Не нужно ждать, мой мальчик, наступления пика эмоций, а следует хорошо научиться, по своей собственной воле, управлять необычным свойством организма, подаренным самой природой.

И новоявленный диверсант не жалел сил, чтобы оправдать, оказанное ему, доверие. Изо дня в день, Бьенол тренировался до седьмого пота. По утрам следовали неизменные занятия на выносливость. По вечерам он находился под хитросплетением проводов, идущих на испытуемого сетелянина от, специально сконструированного, для этих целей, нового аппарата Концифика.

Да так, что после иного сеанса чуть живым добирался до своей койки в казарме и от усталости тут же проваливался в небытие.

И все же дело пошло.

Все чаще удавалось Бьенолу мобилизоваться, как того требовали инструкторы. И тогда наступил момент, когда дисциплинированно ложась на, опротивевший стол в лаборатории, в сплетении щупальцев датчиков, вскоре он оказывался после прыжка в другом месте.

Чаще всего это происходило в саду. А если «сбивался прицел», то и во внутреннем дворике лаборатории, отгороженном высокой каменной стеной от всего внешнего мира.

Более того, со временем вполне по силам стало уникуму перемещение и сквозь сталь, пластик, стекло. Вот только каждый такой случай искусственного возбуждения всякий раз давался все труднее и труднее:

— Нестерпимо болело тело, огнем жгло мозг, разламывало суставы.

Чему вовсе не удивлялся научный руководитель, однажды прояснивший Бьенолу секрет его собственных уникальных способностей.

— Объяснение феномена — в молекулярных связях, — услышал от него парень.

И в другом вопросе он уже ничего не скрывал теперь от подопытного «кролика».

— Чем чаще проводится эксперимент, тем больше оказывается погрешность восстановления клеток организма в конечной точке, — пояснил Концифик. — Но ничего, то, что тебе поручено — осилишь…

И вот окончены последние опыты. Опустела секретная база. Разъехались для выполнения особых заданий, многие ее прежние обитатели. А тех, что оставались на месте, начали все чаще приглашать для инструкций к высшему руководству.

Вызывали, и не раз, к самому верховному владетелю Ламару на долгие беседы участников предстоящей акции. Причём, как самого мыслителя, так и его ближайших сотрудников. Вот только самое главное — срок начала основной и самой важной операции все еще оставался для них неизвестным.

— Теперь дело за основным нашим оружием, — как-то в ответ на недоумевающий вопрос Бьенола проговорился ветеран карательных акций, Кавалер Заслуги капрал Садив.

Ветеран, оставаясь наедине со своим крестником Бьенолом, не скрывал особого к нему отношения.

И часто делился всем, что знал по существу дела:

— Наверное, не ведаешь, что у нас, правда, в другом месте, готовится кое-что страшнее, чем у этих злодеев на Террате.

— А что у них? — не смог скрыть своего любопытства крестник старого солдата. — Какую каверзу нам приготовили?

— Эти сведения, пацан, не для всех, — вдруг буркнул, как отрезал капрал Садив. — Потому держись-ка от них подальше, целее будешь!

Было то лишь вначале.

Потом настала пора перейти и это уровень секретности. На очередных занятиях, словно извиняясь за проявленную прежде грубость, ветеран диверсий все же решился на добрый поступок в налаживании отношений с учеником.

— Пойдем, сам увидишь!

После этого, оценив искорки интересов в выразительных глазах Бьенола, повел из казармы за собой этого бывшего чемпиона и рекордсмена, ставшего ныне простым исполнителем воли, послушным орудием в руках организаторов, невиданной до сих пор по своим масштабам и последствиям, межпланетной космической диверсии.

Пройдя немного, они снова оказались в том же самом кинозале, где у Бьенола когда-то состоялась первая, самая памятная встреча со стариком Концификом.

Только на этот раз увидел бывший всесборовец на экране видеофона кое-что пострашнее, чем сюрпризы мыслителя.

На цветном экране бушевал огонь, рушились постройки, в чудовищном пламени исчезали люди.

— Ядерное оружие, — констатировал старый вояка. — Не было еще ничего страшнее за все историю.

Во всем облике курсанта чувствовалось нетерпение узнать гораздо больше этого. Потому наставник не решился и далее томить Бьенола в прежнем неведении.

— Готовят его на Террате для атаки по нашей планете, — пояснил господин Садив после сеанса Бьенолу, совсем ошалевшему от того что увидел.

Тот молчал, не в силах вымолвить хоть слово.

Потому диалог не получился. Сам собой он превратился в сплошной монолог инструктора:

— Подобное произойдет с нами, когда эти выродки построят свои междуходы.

В дальнейшем повествовании он еще раз объяснил важность того, зачем нужен был захват междухода.

— Мы должны врага опередить, — услышал Бьенол.

И даже узнал способ такого упреждения коварных замыслов возможных истребителей человечества.

— Нам с тобой, братец, поручено провести предупредительную операцию, — как будто слова клятвы, высокомерно и напыщенно произнес капрал Садив. — Мы не можем дать врагу возможность совершить в отношении нас чудовищное злодеяние.

Ученика эта фраза взяла за живое.

— Каким образом нам это удастся? — всерьез и с завидным энтузиазмом загорелся чувством мщения Бьенол.

— Очень просто! — слышал он в ответ.

Саркастическая усмешка, появилась на лице бывшего прыгуна. Давая понять инструктору, что сомнения остались не развеянными.

И тот поспешил в разговоре выложить свои главные козыри:

— Пока на Террате начиняют свои ракеты плутонием, мы первыми атакуем их полетными капсулами со станции «Терсена».

Капрал Садив мстительно улыбнулся:

— Только заполнят их не обычные мирные туристы, а наши миниатюрные солдаты в ампулах.

Бьенол уже успел, живя на базе, кое-что услышать о бактериях, будто бы выращиваемых учеными секретного научного центра. Этот же рассказ командира их спецгруппы все расставил на свои места.

Оказалось, что терраты только на вид выглядят предпочтительнее своих соперников. Так как уже по своей природе являются, более физически развитыми, чем сетеляне:

— Потому и думают, что выиграют в споре с нами.

У Садива имелся свой собственный повод ненавидеть инопланетян.

— Надеются враги на своё преимущество, — возмущается он. — Ведь оно, на самом деле, даровано им обстоятельствами при рождении.

Остальное прекрасно знал и сам Бьенол, но он не стал перебивать своего неожиданного наставника.

— Напрасно гордятся терраты особой силой притяжения, существующей на их паршивой планете, — громко рокотал своим командирским басом боевой капрал. — Пусть она превышает ту, что имеется у нас, на родной, нашей Сетелене, только всё равно, нам есть чем их одолеть!

И он продолжил своё боевой ликбез, проявляя накопленное в душе чувство крайней ненависти к противнику:

— В остальном, же, сынок, ты даже и не представляешь, какие они все-таки немощные в боевом отношении!

Выключив проекционную аппаратуру, он снова поманил спутника за собой:

— Пойдем в другое место.

На выжидательную гримасу, состроенную Бьенолом, последовала еще одна, столь же лаконичная, но многообещающая фраза:

— Кое- что увидишь еще, и, поверь мене, совершенно новое.

Кавалер Заслуги Садив явно наслаждался произведенным эффектом. Точь-в-точь как фокусник успехом на арене цирка. Тем более что не простые рукоплескания толпы ему доставались в награду, а удивление и даже страх в глазах бывшего его кумира-крестника:

— Чемпиона межпланетных Всесборов на орбитальном стадионе спутника «Терсена».

К тому же сейчас господин Садив мог это делать без помех. Так как остался на их секретном объекте за старшего после очередного отъезда мыслителя Концифика к верховному владетелю Ламару.

И теперь, посвящая Бьенола в страшную правду существования их особого исследовательского Центра, бывший его спаситель чувствовал себя на седьмом небе от гордости за свои возможности.

 

Глава шестая

…Нисколько не ошибаются в обществе злые голоса, когда говорят, что беда не приходит одна.

И все-таки ее появление — еще не повод для того, чтобы готовиться к худшему, в чем не раз убеждался на своем долгом жизненном опыте мыслитель Концифик — научный руководитель секретной базы.

Зато теперь, готовя группу возмездия, пришел он и к другому выводу, который записал на пленку, в неизменном своём звуковом дневнике:

— Удачи тоже ходят косяком. Главное — вовремя ухватить ее как птицу за хвост, использовать любой шанс, даже предоставленный волей простого случая.

Такой очередной возможностью для Концифика опять-же стал бывший рекордсмен по прыжкам. Изучая его организм, мыслитель, как всегда, старался до всего доходить досконально. Разбирался с материалом вплоть до молекулярного уровня клеток. Да и оказалось это вполне по силам и возможностям его суперсовременной исследовательской лаборатории.

Здесь были самым тщательным образом проанализированы образцы кожи, волос, крови, ногтей феноменального спортсмена.

И вот он, небывалый результат, сформулированный, впрочем, не слишком доходчиво для посторонних:

— Найдено неизвестное доселе вещество.

…В крови обследуемого объекта значатся следующие отклонения от нормы…

Так начинается документ, позволивший мыслителю Концифику найти-таки, достойную управу на вероломных врагов — терратов.

Именно химическая формула вещества, выведенного из крови Бьенола, стала основой секретного оружия.

Теперь над его синтезом работало сразу несколько заводов-лабораторий, готовя в достатке начинку для боевых зарядов в предстоящей межпланетной бактериологической войне.

Новому военному производству уделялось столь серьёзное значение, что, туда то и дело лично ездил с инспекторской проверкой даже сам верховный владетель Ламар, прихватывая с собой в качестве экскурсовода особо уважаемого им мыслителя.

Правда, окончательно созрел план возмездия лишь после того, как оба убедились в полной готовности исполнителей.

Тех, кто вместе с Бьенолом поклялись:

— Жизни не пожалеем, но осуществим приказ Владетеля Сетелены.

Пока же все прибывало в особом арсенале емкостей с оружием возмездия. Теми самыми «солдатами в ампулах», как очень эффектно и близко к истине, назвал их капрал Садив в откровенном разговоре с Бьенолом.

На самом деле были они заполнены всего лишь, случайно оказавшимся в руках людей мыслителя Концифика, биологическим материалом — уникальными тельцами, с немалым трудом выделенными из крови опасного мутанта.

Как пока еще за спиной называли самозваного сына, погибшего при мятеже истинного Бьенола — руководителя администрации глубинного рудника.

 

Глава седьмая

Даже в отсутствии мыслителя Концифика не вредило делу.

Как, впрочем, и отъезд ряда, его, самых ближайших помощников. Когда те отправляются, в составе свиты верховного владетеля Ламара, на очередной объект. И без них здесь, на секретной базе события шли своим чередом.

Разве что, все чаще капрал господин Садив водил Бьенола в святая святых разработчиков оружия для войны с соседями.

Вот и этот учебный класс, куда привел его впервые, был целиком предназначен для подготовки тех, кому предстояло иметь дело с терратами на их родной планете.

— Но географические карты, графики температурных режимов, — как догадался экскурсант. — Наряду с анатомическими атласами будущих врагов были лишь внешней стороной обучения.

Главным же, что привлекло сюда Бьенола, оказалось позволение его наставника капрала Садива вести себя полностью непринужденно. В том числе он разрешал своему спутнику изучать особую топографическую карту, которая даже внешне на нее не походила.

Да и кто вообще мог предположить такое предназначение стеклянной сфере, топорщившейся как еж иглами — выводами различных антенн.

Впервые усаживая внутрь Бьенола, его провожатый еще перед стартовым сеансом пояснил:

— Это электронный преподаватель.

Затем, неуверенно пробежавшись по клавиатуре своими толстыми и грубыми пальцами, больше привычными к ножу или лучемёту, капрал, кое-как набрал на пульте кодовый сигнал уровня разрешенной для него и Бьенола, секретности данных.

За короткое время, что бывший чемпион и рекордсмен находился там, погружёнными в состоянии транса, курсанту внушили все, что имелось в электронной памяти чудо — педагога.

И мозг парня это принял в себя до последней подробности.

Не успел он выйти из стеклянной сферы, а на экране уже вспыхнула строка:

«Тема усвоена на „отлично“».

— Вот так и учим, — не скрывая своей гордости, ухмыльнулся его наставник, капрал Садив, видя восхищение крестника.

Затем настал черед новой программы, затем еще, еще…

— Действительно — был денек, так денек, — каждый вечер, ворочаясь без сна на кровати в казарме, сам себе все больше удивлялся Бьенол.

Новые знания о соседней планете, ее языке, обитателях буквально переполняли бывшего спортсмена.

Но особенно тревожило его сопоставление всей картины будущей операции.

Да, действительно, не только внешне — более развитыми мышцами, и ростом отличались терраты от своих соседей. Иным был и ритм их жизни. Быстрее шло развитие личности. За что, правда, они платили дорогой ценой — в несколько раз короче, чем у сетёлян, им был отпущен природой биологический срок от рождения до смерти.

Проходило всего несколько десятков обращений их планет вокруг общего светила — Гелиса, как на Террате наступала смена поколений.

Зато все компенсировалось большими возможностями новых поколений — быстро доходить до сути вещей. Потому и до ядерного оружия, и создания совершеннейших космических скитальцев — междуходов терраты додумались раньше своих, гораздо дольше живущих, соседей.

Все чаще Бьенол задумывался над простой мыслью:

— Не от того ли верховный владетель господин Ламар поручил мыслителю Концифику найти средство покончить с Терратой еще до того, как она станет полной и абсолютной владычицей в их космическом тандеме? И тем эффективнейшим средством воздействия на будущего противника оказался, выведенный микробиологами Сетелены, вирус создателя мощного природного иммунитета для терратов.

— Основа же его, — знал бы только Бьенол. — Как раз была получена учёным Концификом из клеток именно его крови, оказавшейся совершенно необычной для всех прочих, в результате мутации, переданный младенцу облученными в руднике родителями.

— Все очень просто, — после посещения учебного класса разъяснил некоторые вещи капрал Садив. — Мы их не будем убивать, а просто дадим средство, как увеличить продолжительность жизни.

Он не без иронии еще и пожелал скорому врагу:

— Вот и пусть живут дольше, только уже без своих ученых мозгов.

В основе насмешки было знание того, что хотя тело терратов после этого долго-долго существует в качестве биологического объекта:

— Избавившись от извечных врагов — болезней, зато мозг, высшая нервная система, оставшись не готовыми к переменам, сами собой отомрут. Одним словом — исход плачевен. И уже через сотню оборотов вокруг светила, останутся на Террате существа крепкого здоровья, но со слабым разумом.

На той же самодовольной ноте капрал Садив расстался с подопечным ему в течение целого дня Бьенолом:

— Сидим тут, мы с тобой, брат, в полной готовности уже который день из-за тех самых ампул.

Затем еще и горестно посетовал, не только на словах, но всем своим естеством пылая нетерпением ринуться в сражение:

— Наполняют их в спешном порядке. Делают много снадобья, чтобы всем там, на Террате, его за глаза хватило.

Капрал Садив и теперь не оставил своего солдафонского юмора:

— Лекарства чудесного. Ха-ха-ха!

Отсмеявшись, он добавил:

— И в самом начале мы с твоей помощью доберемся до посадочных капсул «Терсены», отправляющихся в ту сторону.

После чего, словно истинный крик души донесся до курсанта:

— Дадим залп по врагу, испепелим врагов всех до одного во славу нашего драгоценного господина Ламара.

Как тут было совсем не растеряться Бьенолу? Когда он до самой глубины души, ошеломлён, всеми этими сведениями?

Как не задуматься, ведь, выходит, что именно лично от него зависит:

— Каким станет мир завтрашний?

Накануне решающего дня, из — за своих привычных раздумий заснул он перед самой побудкой, так и не придя ни к какому решению.

Затем стало не до этого.

Как было ещё перед их знакомством, так и обратно, всех своих волонтеров мыслитель Концифик вез с предельными предосторожностями. По дороге из учебного Центра они сменили несколько фургонов, пока не пересели на комфортабельные туристические автобусы.

Десятки раз приходилось Бьенолу добираться до космодрома, куда теперь везли его и других курсантов. Потому, еще раньше, отправляясь на соревнования или возвращаясь обратно, выучил дорогу, можно сказать, наизусть.

Так что теперь ему сразу бросились в глаза перемены. Изменения, что произошли на ней после памятного чрезвычайного Всесбора. Того самого, на котором в открытый конфликт, вдруг, вступили между собой владетель Ламар и вершитель Велегоро.

И главная из них, этих примет наступившего охлаждения, видна была всем невооруженным, как говорится, взглядом:

— Почти совершенно пустой теперь стала трасса, некогда буквально забитая туристским транспортом.

— Тоже заметил! — тронул его локтем в бок, сидящий рядом на соседнем сидении Кавалер Заслуги капрал Садив.

Относясь к Бьенолу в последнее время с явным покровительством, он непроизвольно становился все более фамильярным.

— Теперь у нас на планете, почти нет желающих лиц, отправиться с экскурсией на Террату, — заметил он. — Причем, тенденция похожая. Как у нас к ним путь заказан, так и у них к нам.

То ли от избытка адреналина, всегда случавшегося у него перед боем, капрал Садив чуть ли не демонстративно бравировал перед подшефным своей информированностью:

— Все-таки я не то, что рядовые курсанты. Имею доступ к различным средствам массовой информации.

Действительно, случилось именно так, как он говорил.

И даже этот рейс был специальным — для каких-то ученых-лингвистов.

— Только зря ждут с пересадкой на «Терсене» именно, объявленных в сопроводительных документах, ученых стариков-мухоморов, — подумал Бьенол, все больше сомневаясь в порученном деле. — Тогда как на самом деле прилетит вместо них они — диверсионная группа.

Последнее время он уже был почти готов, наотрез отказаться от того, чему учили его в секретном Центре подготовки бойцов специальных операций.

Но прекрасно понимал:

— Какими тяжкими для него последствиями может обернуться подобный отказ от выполнения задания самого верховного владетеля Ламара.

Тем временем в автобусе, развлекая других пассажиров, балагурил капрал Садив, как часто бывало прежде перед карательными операциями, когда тоже разговорами поднимал настроение своих бойцов — лученосцев.

— Вот будет умора, когда увидят долгожданных гостей! — предвосхитил удивление дежурного экипажа «Терсены» и ее охранников старший по чину в автобусе.

Таким вот образом — подбадривая и себя, и других к выполнению приказа, старый вояка не давал пассажирам возможности переменить прежний выбор:

— Выполнить задание и прославиться навсегда или, как и клялись — Погибнуть за господина Ламара!

Особенно же старался он вселить уверенность в необычно мрачного сейчас крестника — бывшего чемпиона. Словно чувствуя именно в нём — «слабое звено» всей затеи.

Однако излишне напускной смех старшего по опыту и возрасту, особого прилива энтузиазма у его команды не вызвал.

— Да и до веселья ли? — думал Бьенол. — Когда совсем рядом — в проходах между сиденьями и в багажниках, тяжело гудящих от перегрузки автобусов, стоят герметично закрытые контейнеры с бактериологическими зарядами.

Сейчас, оформленные как простая туристическая кладь, они не вызывали подозрений ни у кого.

Бойцы диверсионного подразделения Кавалера Заслуги капрала Садива, отправляясь на задание, и то не сразу поняли:

— Что везут?

Только потом, при разгрузке, по знакомой армейской маркировке, бойцы догадались, что во многих из них находилось не только новое иммунное сверхоружие, но и вирусы, известные любому эпидемиолог:

— Штаммы заразных болезней.

И по этому, не совсем непростому поводу, тем не менее, тоже имелся собственный комментарий у их боевого и неустрашимого командира.

— Пусть там, на Террате, сначала с ума все сойдут, а потом уже и быстрее обычного отдадут концы, — вполголоса пояснил Бьенолу его влиятельный новоприобретенный друг.

Но случилось это далеко не сразу, а лишь когда уже они уже шли с этой своей «ручной кладью» по бетонным плитам космодрома.

…Доставка в полетные капсулы прошла без малейших осложнений.

Соблюдая конспирацию, как и учили, диверсанты расселись в них с показными проявлением чувств — смехом, шутками. Видимо, по задумке организаторов операции, они предназначались для одной цели:

— Притупить бдительность всех, кто не посвящен в их коварные планы.

Затем взвыла сирена. Оповещая о включении узконаправленных магнитных сигналов. И отступать Бьенолу и его сослуживцам по Центру подготовки диверсантов стало просто некуда.

Время операции начало свой лихорадочный отсчет.

В полной уже тишине, вырвавшись из шахт, серебристые снаряды, капсулы с пассажирами, один за другим, по пологой траектории взмывали в небо, чтобы наверху, пройдя точно выверенным маршрутом, пристать к магнитным пассажирским платформам «Терсены».

…Снова опустела бетонная равнина космодрома. Если не считать, конечно, из-под руки глядевшего во след улетевшим диверсантам, одинокого старика в черном просторном академическом одеянии.

Хорошо знающему учёный мир, любому сетелянину — этот наряд указывал на принадлежность старика к касте самых уважаемых и избранных сограждан — мыслителей.

Концифик, а это был он, несмотря на занятость в столь важные часы, все же нашел время лично проследить за отправкой своих верных людей на выполнение, придуманного им плана по уничтожению и спутника, и обитателей соседней планеты.

За все остальное он почти не переживал.

Была учтена им каждая мелочь. Главное же, что в его колоде на сегодняшней игре имелся самый крупный козырь:

— Мутант Бьенол с его невероятными способностями.

И действительно, как ни хорошо была отлажена система охраны на «Терсене», вряд ли кто из ее создателей мог предвидеть такой вариант проникновения к электронному мозгу, какой удалось разработать сетелянам.

— Парень сделает свое дело, в том нет сомнений! — был уверен коварный мыслитель. — Выведет из строя защитную систему станции. После чего о людях «позаботятся» остальные подчинённые капрала Садива.

Представив жестокого подчиненного, улетевшего сейчас на место будущей кровавой бойни, мыслитель Концифик не сомневался:

— Такому на дороге лучше не становиться!

Так и не опуская глаз с неба, куда ушли капсулы с агентами, старик раздвинул узкие губы в подобие улыбки:

— Ну а там всем им одна дорога — в ад. И чудовищу-мутанту, и пустоголовому лученосцу.

Оказалось, что такой смертельный приговор вынесен Кавалеру Заслуги за то, что не сумел в каком-то младенце сразу определить вражеское семя мутантов. И оно, реально угрожало теперь, всему укладу традиционных вещей на Сетелене.

Серебристые точки полетных капсул уже давно исчезли из виду на фоне голубого гигантского диска Терраты, закрывавшего значительную часть, небосклона.

Только Концифик все ещё стоял, тяжело опираясь на богато инкрустированную трость — подарок своих коллег с соседней планеты.

Но вот уже тревожно подал сигнал, совершенно бесцеремонный, откормленный на щедрых правительственных пайках, и от того, особенно невыносимый для простых пассажиров водитель лимузина.

Он, нисколько не считаясь с высоким научным саном старика, не желал потакать тому в пустых раздумьях на космодроме.

Снова протяжно загудел клаксоном:

— Пора в обратную дорогу!

Эта машина была редкостной даже в гараже верховного руководства. Но, не так давно ее выделили в пользование мыслителю Концифику, правда, только на время подготовки и проведения диверсионной операции самим Верховным Владетелем Ламаром.

И это очень хорошо знал, далеко не рядовой придворный, сидевший за управлением, персонального транспортного средства владыки планеты.

Так что водитель, привыкший к близкому общению с высочайшими чинами государства, не очень-то церемонился с каким-то там захудалым мыслителем в поношенной старой академической хламиде.

Снова, уже в который раз и гораздо более требовательно, на какой-то истошной, пугающей и пронзительной ноте, загудел сигнал машины.

И этой своей, гораздо большей настойчивостью водитель словно напоминал:

— Нечего прохлаждаться, старая развалина. Пора ехать!

Вопли автомобильной сирены не очень-то беспокоили мыслителя. Он тоже знал себе цену в свете последних событий и грандиозного открытия, совершенного им для верховного владетеля господина Ламара.

Однако они не остались незамеченными учёным Концификом, когда перешли в рулады, мешавшие ему сосредоточиться на созерцании небесного пространства:

— Действительно, нужно было отправляться с очередным докладом!

Накинув на свой хрящеватый череп капюшон хламиды, не особо при этом торопясь на зов водителя, он зашагал по бетонным плитам к краю взлетного поля. Туда, где за решетчатым забором сооружена стоянка машин, превратившаяся сейчас в источник звуковой какофонии.

Впрочем, ему можно было позволить эту неспешность.

Ведь теперь, в эти минуты торопились-то по-настоящему совсем в другом месте: — Там, куда уже точно, в полном соответствии с распорядком движения капсул, прибыли его волонтеры — на пролетавшую над головой хитроумного мыслителя, межпланетную космическую станцию «Терсена».

Делая вид, что послушался наглой выходке водителя, он занял свое место в мягком салоне. И тут же, за черными шторками на окнах исчезло все то, что мгновение назад волновало и тревожило мыслителя Концифика.

Вскоре комплекс космодрома пропал из вида в лобовом стекле, а затем и вообще остался далеко позади, тогда как лимузин из гаража господина Ламара продолжал набирать скорость и быстрее с каждым мгновением, мчал, крайне недовольного водителем, пассажира в сторону столицы.

Приезд мыслителя, как ему стало совершенно ясно, с нетерпением ждали многие в здании правительства Сетелены.

Хотя уже были прекрасно осведомлены, обо всех последних событиях, самые преданные и могущественные вельможи, посвященные в ход секретной операции.

— Да поможет им проведение! — воскликнул верховный владетель Ламар, едва узнав непосредственно от самого Концифика об успешном начале крайне важного для них мероприятия.

Его желание расправиться с конкурентами было столь велико, что верховный владетель едва справился с охватившим его волнением.

— Теперь посмотрим, на чьей стороне будет истина, — с отчетливым бахвальством заявил он. — Победителей, как известно, не судят!

— Да, мой повелитель! Истинно так!

И далее, почтительно поддакивая, не так, как прежде общался с Бьенолом, Садивом и прочим, им подобным представителями самых низов общественной иерархии.

Теперь едва слышно задребезжал старческий голос мыслителя:

— Только, ваша светлость, не мешало бы и поостеречься.

— От чего?

Оказавшийся не совсем почтительным, гость не замедлил пояснить свое предупреждение о возможной опасности:

— Эта команда, выполнив дело, вернется назад, тогда, как на язык каждому замок не повесишь, будет целый отряд нежелательных свидетелей.

После этих слов мыслитель Концифик скорбно сжал сухие губы, словно представив себе, губительные для них обоих, последствия.

— Даже не знаю, как потом быть, — покривил он душой, пытаясь выведать ближайшие планы господина Ламара.

И, как выяснилось спустя мгновение, добился своего.

— Ничего никто никому не расскажет! — донеслось в ответ на тревожный вопрос престарелого мыслителя.

После чего Концифик получил и гораздо более пространное объяснение предстоящих перспектив развития событий.

— Мы тут, господин учёный муж, тоже без дела не сидели! — осклабился, с усмешкой глядя на мыслителя, владетель Сетелены. — Едва диверсанты закончат выполнение операции, как сработает еще один сюрприз.

И тут верховный сановник выложил свой главный аргумент в борьбе за сохранение власти:

— У нас имеется в полной готовности, недавно похищенный у терратов, разведывательный корабль нового типа — междуход.

Господин Ламар раскрыл сейф и достал из него несколько снимков трофейной техники:

— Его уже и взрывчаткой начинили!

Визитер выпучил от удивления глаза, до того почти срытые мешковатыми опухлостями от бессонных ночей последнего времени. Только и удивляться стало уже некуда. Настолько неожиданным, совсем не таким, как он ожидал, обещало совсем скоро стать для него и для всех вокруг будущее.

Господин Ламар метал ему прямо в лицо одно откровение за другим:

— Хватит взрывчатки, чтобы всю станцию в пыль разнести, и дать повод все свалить на самих терратов…

Еще теплее стало на душе у владетеля, когда на его глазах изменился в лице мыслитель Концифик.

Поздно, но во всех подробностях, понял обманутый старик, как жестоко и вероломно провел его Ламар!

Оказалось, что на вид простодушный и недалёкий владетель планетой, на самом деле был гораздо умнее, чем считали другие.

И сегодня, в момент решающего перелома политической ситуации, он оставил себе лишний ход в запасе:

— В этой вроде бы беспроигрышной для него, мыслителя, партии.

Как оказалось, вовсе не о захвате соседней планеты думал верховный владетель Сетелены, поручая разработать хитроумную операцию. Ему достаточным было просто разрушить прежнюю, четко отлаженную связь с соседями, чтобы те не могли вмешиваться в его дела:

— Для чего и начинили по его приказу междуход взрывчаткой.

Так и было.

Ведь уничтожение «Терсены» оборвет все нити, связывающие планеты во время их долгих оборотов вокруг Гелиса.

— Да, старик, хватит мне и собственной вотчины! — торжествуя, Ламар вынул из ножен стальной клинок парадной шпаги. — Ну, а ты совершенно напрасно так долго таил от меня свои преступные связи с мудрецами Терраты.

По тому, как зло глянул на него Концифик, хозяин кабинета понял, что не зря припас против него оружие.

И под угрозой остроконечного стального жала, методично продолжил начатое разоблачение:

— Провалился ваш замысел свалить меня вместе с Велегоро, подлая ты душа. Не получится на обеих планетах захватить власть в свои руки!

Он со свистом взмахнул клинком, рассекая воздух.

— Вот она на самом дела реальная и всеобъемлющая власть! — заявил Владелель. — На конце этого символа смерти.

При последних словах господин Ламар сделал фехтовальный выпад и с размаху вонзил свое оружие в грудь, застигнутого им врасплох, пожилого собеседника.

На удивление долгий и протяжный крик вырвался из падавшего на ковер худого как щепка, тела Концифика.

Чтобы прекратить его мучения, пришлось верховному владетелю господину Ламару еще не раз взмахнуть своей шпагой.

Едва он закончил расправу, как засветился экран срочной связи. На нем торжествующий капрал Садив спешил доложить верховному владетелю Сетелены об успешном завершении операции по захвату «Терсены»:

— Станция наша!

И тут же получил указания на то, как действовать дальше, вопреки, кардинально измененному плану диверсии.

— Заряженные контейнеры с биологическим оружием поместите в полётные космические капсулы и немедленно отправляйте их к Террате! — в ответ на его доклад приказал Ламар. — Как только убедитесь в том, что все они достигли цели, можете возвращаться.

После чего отключился от связи.

Сделав это с каменной улыбкой на своём лице. Выражая мимикой, как положено настоящему миротворцу, признаки совсем иного, лицемерного чувства. Показывая, что, на самом деле, совсем не обрадовался этой вести со спутника. Вполне, казалось бы, доброй для него лично.

— Будет сделано! — уже в темноту экрана отрапортовал гордый выполнением задания капрал Садив.

Тогда как господину Ламару, однако, было уже не до него. Ждало немедленного исполнения другое дело, ради которого издыхал сейчас у его ног бывший зачинщик всей этой катавасии с захватом «Терсены»:

— Отправка со спутника междухода.

Прежде чем нажать кнопку запуска, заряженной до отказа взрывчаткой, разведывательной ракеты, он тут же связался со своим, еще более могущественным коллегой — вершителем Терраты господином Велегоро, чтобы самым подробнейшим образом сообщить коллеге обо всем, что только что произошло и здесь во дворце, и на межпланетной станции.

Тем более, что без исключительной воли того и завладеть междуходом, как основным средством уничтожения «Терсены», было бы просто невозможно.

Им-то двоим, а также приближенным и особенно доверенным лицам, подобный исход этого конфликта становился только на пользу, развязывая руки для укрепления личной власти на планетах.

Где уж больно прытко начали чувствовать себя выскочки типа покойного мыслителя Концифика, которые, наверняка, тоже истекали на Террате кровью, портя драгоценное ковровое покрытие в тронном зале.

— Да ничего, теперь у нас будет время на то, чтобы навести полный порядок! — довольно буркнул себе под нос верховный владетель Сетелены господин Ламар.

 

Глава восьмая

Докладывая об успехе своих волонтеров на, успешно захваченной ими межпланетной станции, Кавалер Заслуги Садив не мог не ждать и желанной похвалы, и очередной награды:

— Штурм «Терсены», действительно, прошел очень легко и просто.

Магнитные капсулы без осложнений вышли на орбиту, повинуясь силовому полю «Терсены». Мягко сработали автоматические причальные захваты. И когда по сигналу об отключении всех полётных систем откинулись прозрачные колпаки кабин, навстречу вновь прилетевшим гостям вышли, встречающие своих коллег-лингвистов мудрецы Терраты.

— Позвольте, а где… — тут, самый старший из учёных, хотел запротестовать, не увидев среди прибывших старых знакомых по совместной работе — мыслителей Сетелены, тоже занимающихся, как и они, исключительно проблемами языка.

Но успокоился, получив все необходимые разъяснения:

— Мы, лаборанты, привезли кое-какие наглядные пособия, а уж после нас прилетят остальные, — с фальшивой, имитирующей дружелюбность улыбкой на каменном лице, четко отрапортовал находчивый капрал Садив.

Сам же он в это время своим мощным телом закрыл от охранников станции соседнее кресло, где только что был, но тут же словно растаял в воздухе Бьенол:

— Главный персонаж их затеи, разработанной хитроумным мыслителем Концификом.

…Все шло своим чередом.

Вот уже выгружены на причальную платформу плотно запечатанные емкости:

— Пора бы и возвращаться лаборантам.

Но те все медлят, глядя на яркие фонари охранных панелей станции. И вот мигнув, потух один, за ним второй, третий…

— Пора! — скомандовал Кавалер Заслуги Садив.

Выхватив из-под пилотского кресла лучемет, он полоснул тончайшей строчкой раскаленной плазмы по тем, кто стоял в отдалении — ничего не подозревающему посту охраны.

Рядом с ними стоящих сотрудников охраны межпланетной космической станции также скосили другие лученосцы.

Потом все вместе, убедившись в успехе первых залпов, захватчики ринулись внутрь станции. Туда, где был вход к главному пульту управления «Терсеной».

В свою очередь Бьенол, уже оказавшись там сразу после своего прыжка из капсулы, успел за отведенное ему время закончить все:

— Чему учили долгие месяцы в секретном центре подготовки террористов.

Проникнув самое сердце станции — за мощную защиту, не оказавшую, впрочем, ему ни малейшего сопротивления, он сначала отключил охранную сигнализацию, затем — электронный мозг. И уже после всего этого, перевёл управление станции исключительно на ручной режим.

Это позволило ему открыть массивную входную дверь для тех специалистов из своей специальной команды, кто знал больше его:

— Какие кнопки, в какой последовательности и когда следует теперь нажимать.

Сам же, видя, что больше никому не нужен, бывший атлет пошел по длинному коридору вглубь «Терсены». Подальше от отсека управления, ставшего, благодаря его действиям, таким доступным для захватчиков.

Так и брел в задумчивости по ковровому настилу коридоров, пока не наткнулся на шлюз выхода к одной из магнитных платформ, что принимала как раз в этот момент, никогда им ранее не виданный, корабль.

Это космолет, совершенно необычной конструкции, привлек к себе внимание Бьенола помимо его воли. То ли врожденная любознательность сказала свое, то ли доходил до бывшего чемпиона губительный смысл им содеянного? Но напряжение выплеснулось наружу. Миг — и он оказался в командирской рубке разведывательного судна терратов.

Неловко усаживаясь в пилотском кресле, Бьнол случайно задел несколько тумблеров, вделанных в пластиковые поручни.

Услышав характерные щелчки, хотел было вернуть их в прежнее положение, но не стал этого делать. По отрывку из раздавшегося разговора на видеоэкране догадавшись о том, о чем идет речь.

Сам того не ведая, Бьенол включил канал правительственной связи. По нему в тот самый момент как раз беседовали диктаторы обеих планет.

— Сейчас дам сигнал на уничтожение «Терсены», — улыбался с экрана господин Ламар. — А ты уж, дорогой Велегоро, сделай все, что нужно, со своей стороны.

Тут-то и вспомнил случайный ученик Кавалера Заслуги Садива полученный на секретной базе урок.

Оглядевшись по сторонам, он узнал и рубку корабля-междухода. Догадался, что, по всей видимости, именно такие должны были бы строить на Террате, якобы для осуществления планов завоевания мира.

И вот на тебе — уже в деле смертоносная техника.

— И каком?! — ахнул Бьенол.

В мозгу сразу возникли варианты своего недолгого будущего.

— Всего минута, — понял случайный гость корабля. — И все будет раз и навсегда, окончательно кончено с межорбитальной станцией — детищем разума народов двух планет-двойняшек.

Догадавшись о заговоре, Бьенол хотел было предотвратить его страшные последствия. Даже взять управление на себя. Но большего, чем отключить внутренний заряд взрывчатки для самоуничтожения, сделать он не успел. Согласно команде, поданной с Сетелены, из боевых кассет космического разведчика, корабля под названием «междуход», рванули огненные струи из, залпом выстреливших, ракетных установок.

Страшной силы гром разметал все вокруг.

Взрывной волной заодно отбросило в сторону прочный корпус корабля-разведчика. Да и то, уцелел он лишь потому, что создатели и задумали междуход именно для таких непредсказуемых случаев.

…Пока же титановая гигантская тарелка, кувыркаясь от удара, неслась навстречу притяжению Терраты, в ней сработал аварийно-спасательный сигнал.

Пилотское кресло междухода, где находился, потерявший сознание Бьенол, накрыл сверхпрочный защитный колпак. Включились насосы, нагнетающие под стекло химический состав для анабиоза. Лишь постороннее вмешательство кого-либо из жителей Терраты могло теперь отменить сигнал спасения экипажа.

— А вот кто и когда это сделает? — автоматическому пилоту было безразлично. — Теперь могли пройти сотни тысяч лет, но он дождется своей команды.

Пока же лишь вездесущий накопитель информации упорно продолжал пополнять ячейки памяти. Начал с того, что неутомимо зафиксировал при каждом обороте вокруг Терраты, как, приземляясь, на ней рвутся полетные капсулы с гордой эмблемой «Межпланетная станция Терсена».

Сея смерть и разрушения среди жителей планеты.

А там пришла пора ответного удара.

Нажали пусковые кнопки своих зловещих ракет и, припертые к стенке, разоблачением в связях с сетелянином Концнфиком местные мудрецы Терраты. Ядерный залп из тысяч зарядов, спалил на Сетелене все живое. Вмиг лишив ее и самой, живительной для обитателей планеты, атмосферы.

Обугленная, покрытая рваными кратерами воронок сорвалась с низкой орбиты некогда живая голубая соседка Терраты.

Катастрофа сделала ее мертвым далеким спутником, сияющим в ночи лишь отраженным светом.

Прошли миллионы оборотов вокруг Гелиса, пока, от времени несколько подсевшие ядерные энергетические батареи космического разведчика, не заставили автопилот изменить программу полета в его автоматическом режиме.

Корабль начал снижаться на Террату. Выбирая при этом прочно зафиксированное в его памяти место прежнего стартового космодрома.