Глава первая
На краю карантина
Уже смеркалось.
Процесс был долгим, как всегда бывает на такой заоблачной высоте, считающейся «крышей мира» для всей Северной Америки. Потому что здесь закатное Солнце, как всегда, выполнило свою суточную миссию гораздо позднее, чем бывает на равнине, где уже наверняка вспыхнули уличные фонари и под люстрами в жилищах собрались ужинать обывателей, а также туристы.
Самые обычные люди, не из тех, кто в любое время суток готов наслаждающихся не жареной индейкой с фасолевым гарниром, а самыми эффектными видами окружающей природы. Даже если для этого нужно продрогнуть на холоде под открытым небом.
И всё же такая игра стоила свеч. В том числе и здесь, за счёт любования на белоснежные шапки горных пиков, куда в последнее время муниципальные власти, объявив карантин в национальном парке Денали, вдруг закрыли доступ.
При этом для гостей, приехавших специально для этого на юг центральной части Аляски, муниципалитет и оставил, словно в качестве утешения, лишь это самое визуальное наблюдение издалека, как единственный шанс приобщиться к незаурядной самой настоящей — величественной красоте.
Там, внизу, в эти мгновения сотни объективов фотокамер, бинокли, стереотрубы и даже бытовые телескопы могли быть направлены наверх, чтобы запечатлеть в памяти столь неординарное явление, как заход Солнца за горный кряж.
Но всё же — течение времени никому не обмануть.
В урочный час и здесь, откуда и в бинокль не разглядеть не только фигуру человека, но и его домовладение, светило тоже простилась со всем былым окружением до завтрашнего утра.
И вот, неуклонно уходя вниз, Солнце окончательно зашло за северную, ближайшую от снежного лагеря «морских котиков», вершину снежного великана. Двухголовое чудо природы, под названием Мак-Кинли, поднявшийся за шесть тысяч метров над уровнем моря, всю эту вечернюю процедуру оформляло своим непосредственным участием.
Особенно наглядно его было видно, когда наподобие гигантских песочных часов острая фиолетовая тень от горы медленно ползла по «циферблату» окружающих низкорослых белых вершин, черных скал и рубиновой зелени подтаявшего за день льда.
Но вот и эти естественные природные часы сыграли «отбой», когда быстро вытягиваясь, ночной сумрак окончательно накрыл собою перевал.
Сразу повеяло холодным дыханием окружающих ледников.
И хотя тёплым оставался ветер, приносивший с подножий запахи леса, травы и альпийской цветочной растительности, всё же, постоянно крепчая, и он сменил свою прежнюю милость на безжалостность чуть ли не зимней пурги. Уже и посвистывая между скалами, он погнал по россыпям камней белые струйки снега.
Но эти явные начинающегося бурана все же не смогли заглушить надсадного рева мотора, столь неожиданного в горах с наступлением ночи.
Среди дикого хаоса валов из гранита, льда и снега, оставленных когда-то доисторической подвижкой ледника, этот звук казался не просто чужим, а вносящим некий диссонанс в устоявшееся и весьма жесткое равновесие высокогорья.
Так летать с полным нарушением инструкций, да ещё выбирая тёмное время суток, когда минимальным остаётся возможное число свидетелей из местного гражданского населения и туристической братии, мог только один человек.
Рядовой спецназа морской пехоты Джон Пристли все эти мысли быстро привёл в порядок. Однако он ещё раз хорошенько прислушался, и, только убедившись, что это на самом деле приближается вертолет, откинул полог одной из палаток их бивака, разбитого прямо на перевале.
— Мистер Верстайн, прибыла смена!
Глава вторая
В засаде
Минуло уже без малого три недели, как их, четверых стрелков морской пехоты, гордившихся причастностью к славе специального подразделения этого воинства «Морских котиков», высадили на этом, и впрямь забытом и богом, и чертом, высокогорном перевале, расположенном на территории национального парка Денали.
Правда, обустраивались тоже всерьёз и надолго. Первым делом установили пару палаток из душного перкаля, не пропускавшего влагу, ни снаружи, ни изнутри. В одной из них, вместе с Джоном Пристли поселились, в тесноте, как говорится, да ни в обиде другие, как и он, обычные рядовые «ластоногие» — Генри Донован с Оливером Элфи.
Другое полотняное жилище — начальствующего состава — они сообща натянули для своего командира — сержанта Томаса Верстайна. Сделав это чуть в стороне, определив по своему полевому опыту самое спокойное, более-менее безветренное место. Каким и оказался «карман» обширного снежника, еще раньше их, видимо, в незапамятные времена, поселившегося на седловине перевала, ведущего из одной долины заповедника, в противоположную сторону.
Десантники не очень роптали, понимая, что сержанту точно было просторнее, чем им — его подчинённым, вынужденным тесниться, обогревая друг друга своим дыханием.
К тому же у командира в палатке было и теплее, так как имелись газовая плитка для приготовления пищи и создания условий для батарей полевой мобильной радиостанции, позволявшая подразделению круглосуточно держать уверенную связь с базой даже в здешних условиях полной невозможности использовать мобильные телефоны.
Зато в другом качестве бытового обустройства, значительно проигрывал Верстайн.
Пусть, его не тревожили солдаты, когда то и дело покидали и спальный мешок и палатку, отправляясь сменять один другого при несении дежурства на посту. Зато, вместо того чтобы проводить томительные часы досуга, как тот, в тоскливом одиночестве, общительные парни могли поболтать друг с другом на самые разные темы.
Особенно часто слушали столь незаурядного знатока различных областей знаний и отменного рассказчика, каким слыл Джон Пристли.
Этот американец итальянских корней, уступал практически во всём, своим сослуживцам. И в силе, и в ловкости, и в выносливости. Зато отлично управлялся с любой техникой — от радиостанции, до пулемёта, стрелял из которого просто превосходно. Чем искупал то бурчание друзей, когда те при смене позиции, вынуждены были большую часть снаряжении и боеприпасов брать на свои плечи.
Только и сам Джон старался там, где ему было по силам, больше брать на себя. И если дежурил, то непременно прихватывал к своему времени на посту несколько десятков минут и за будущего сменщика, позволяя тому чуть дольше понежиться в тепле палатки.
Так и тянулись день за днём, ночь за ночью. Уже изрядно надоев своим однообразием. Все ждали, когда закончится столь холодная высокогорная командировка и можно будет вернуться к себе на базу с её размеренным уютом, искупавшим даже утомительные тренировки в спортивном зале, на полигоне или на стрельбище.
Продуктов еще было достаточно. Ведь, что ни говори, а на холоде даже кусок в горло не лезет, но запасы топлива к газовой плитке с каждым днем катастрофически уменьшались.
Однако еще больше заботило старшего поста — сержанта Томаса Верстайна, что опустела последняя фляга со спиртным, помогавшим ему более-менее сносить тяготы выпавших на его долю испытаний. На примете оставался неприкосновенный запас сивухи в медицинской аптечке, но сам он надеялся, что черёд не дойдёт до поглощения денатурата.
И ему было впору выть от навалившейся скуки на посту, хотя он-то уже был посвящен в часть деталей проводимой войсковой операции, что делало прозябание в горах вполне оправданным, а не таким бесполезным, как в глазах подчинённых.
Во всех деталях зная подробности приказа, вот уже третий день он ждал смену. Уповая на то, что другая особенность проводимого мероприятия — полная неосведомлённость о характере врага, всё же отыграет своё:
— Хитрый лис высунет нос из норки и попадёт, в расставленные на него капканы.
Не обязательно появится здесь, где его ждало отделение сержанта Томаса Верстайна. На других точках, помеченных на карте, где также возможно было выбраться из петли, его ждали другие «морские котики» заодно с представителями военной полиции.
— Или, на худой конец, пусть здесь никого не оставляют, лишь бы нас отсюда забрали, — с тайной надеждой на подобный исход, проворчал сержант, давно и без этого истошного крика подчиненного, давно услышавший знакомый звук вертолетного двигателя.
Двойная перкалевая палатка, где все пространство было заставлено и его личным, и общественным снаряжением, мало располагает к уюту. Но сейчас выбираться даже из нее Томасу Верстайну — нож острый.
— И все же пора! — принято им решение. — Как-никак — смена для нас, наконец-то прилетела….
Сержант, отбросив последнюю дремоту, проворно выбрался из спального мешка. Откинул входной полог палатки и, оглядев, наперекор сумеркам, прямо оттуда окружающую обстановку, с удовлетворением заметил, что бивак их уже ожил.
В основном от того, что начали собирать свои вещи остальные члены их специальной команды десантников.
123
Глава третья
Важное задание
Старый служака сержант Томас Верстайн так долго тянет солдатскую лямку под руководством одного и того же начальника, что выучил на зубок того привычки и пристрастия. Потому ожидал появление из темноты именно любимой винтокрылой «лошадки» полковника Грэга — многоцелевого геликоптера «Bell UH», прозванного более воинственно и благозвучно — «Ирокез» теми поколениями вояк, что почти за семь десятков лет эксплуатации самой массовой в мире машины, оценили по достоинству ее боевые возможности, надёжность и неприхотливость.
Вот и начальник их Военно-воздушной базы придерживается того же мнения. Имея при этом и ещё одну, не менее вескую причину полётов во время сложных операций именно на «Ирокезе», каких имелось более сотни у них в ангарах.
Со стороны никто бы не определил, ни свои, ни чужаки, что такая старушка может нести в своём чреве не просто экипаж в полтора десятка человек, а являться штабной единицей.
Да и то, что внешний вид не главное, доказывала посвященным в секреты вертолёта мудрёная начинка, появившаяся после модернизации, когда машина получила систему ночного видения для пилотов и членов экипажа, а также такие приборы, как тепловизоры, позволявшие видеть, будто на ладони, необходимые цели, самим оставаясь при этом в темноте.
И всё же — мудрёное оборудование для ночных полётов требует и обычной поддержки с земли, — считает Сержант Верстайн.
Потому отдаёт приказ подчинённым и те вооружаются ракетницами и огненными факелами — файерами. И когда, в ночную темень шипя взметнулись, указывая направление источнику звука, трассы сигнальных ракет, на самой ровной площадке перевала, современными факелами-файерами десантники уже исправно обозначили место предстоящей посадки геликоптера.
Всё были готовы выполнить быстро и чётко сидельцы бивака на высокогорном перевале. Лишь бы только скорее покинуть здешний пост. А так как приказ могло дать лишь прилетающее начальство, то и выслуживались перед ним так, будто встречали самого президента.
…Но была и другая причина, торопившая Томаса Верстайна поскорее покинуть этот перевал.
Одиннадцать лет служит он в армии. Начал рядовым, и вот теперь носит на рукаве мундира заветные сержантские нашивки.
За время военной карьеры, каких только приказов он не выполнял. Бывал и в засушливой африканской, саванне, и в знойных, кишащих москитами, азиатских джунглях. Воевал в пустыне. Однако ни разу еще не получал столь странного задания.
Накануне операции всех командиров боевых подразделений вызвали на совещание к полковнику Грэгу — начальнику их военно-воздушной базы. Мероприятие тот проводил лично.
— Ваше дело — никого не выпустить отсюда… — полковник обвел жалом остро отточенного тесака, заменявшего ему указку, обширный квадрат на карте горного массива. — По возможности взять живым.
Он многообещающе и предельно хищно осклабился:
— Но ничего страшного не произойдет, если кого и пристрелите.
Хорошо поставленный голос полковника при его последних словах, перед тем как распустить подчинённых по казармам к личному составу, вдруг сменил окраску.
Буквально задрожал от утробного смеха:
— Главное, что никто, ни одна душа, без специального разрешения не должны улететь, уйти или уползти отсюда живым.
Глава четвёртая
Замена отменяется
Все эти недели бдения высоко в горах, подробности инструкций, полученных от полковника, всё не выходили из головы сержанта Верстайна.
— Хорошее дело — взять живым или мертвым. — Томас голову готов отдать на отсечение. — Легче сто раз кряду взять банк в его любимую рулетку, чем встретить здесь, на заоблачной морозной высоте, в мире мертвой природы, хотя бы одну живую душу.
Но приказ — есть приказ.
Сразу по прибытию на место сержант еще верил в свою удачу и не хотел отдавать ее в руки случайности. Потому приказал предпринять все необходимые меры, которые ему подсказывал богатый военный опыт. В том числе велел установить на посту станковый пулемет с прицелом ночного видения.
Пристрелять все сектора на единственной ведущей через перевал тропе, было делом нехитрым. Тем более, что, и доверяя своему талантливому пулеметчику — рядовому Джону Пристли, всё же самолично убедился в доступности зон поражения пулеметными очередями.
И все же установленной с первого дня достаточно жёсткой дисциплины хватило ненадолго.
Лишь вначале каждое дежурство на перевале велось, как и полагается — круглосуточно. Но к концу третьей недели сержант убедился, что на этот раз, с высадкой на высокогорный перевал в массиве Мак-Кинли, ему выпал пустой билет в лотерее удачи.
— Бесполезна здесь наша толкотня, — только и сказал сам себе, решив в дальнейшем просто отбывать номер, время идет, и ладно.
Подчиненным того и надо.
Махнули рукой на все уставы, кроме одного, в котором говорится, что рано или поздно караульным полагается замена.
…Вертолет, хотя и ожидался десантниками с таким нетерпением, появился перед ними все же внезапно.
Юркая, окрашенная в маскировочный пятнистый камуфляж, винтокрылая стрекоза с опознавательными знаками их военно-воздушной базы на длинном, сходящем на веретено фюзеляже, классно — без предварительного облёта, сразу с подлёта же пошла на посадку.
Последний рык на предельных оборотах двигателя, и машина точно опустилась в центре очищенной от валунов площади. Благо, что место для ее полозьев успели основательно утоптать на снегу перевала, заждавшиеся, по их мнению, замены на посту, десантники.
Раздались их восхищённые голоса:
— Ну, дает!
— Словно игрушка в руках пилота!
— Так на базе летает только полковник Грэг! — восхитился вместе со своими подчинёнными сержант.
Но, едва сдвинулась, как в обычном купе — в сторону дверца машины, тут же понял, с тоскливостью старого служаки:
— Смены им не будет…
Действительно, полковник просто так, чтобы заменить посты, собственной персоной летать не станет.
Лопасти несущего винта вертолета еще не успели очертить последний круг над замершей машиной, как к, готовой сдвинуться в сторону, дверце, натягивая на ходу свои походные ранцы, бросились все трое рядовых десантников. При этом никто из них даже не заметил, как их командир не просто приотстал, но и скинул с себя прямо на снег собственные вещи, как и у них, упакованные в заплечную ёмкость.
— От-тставить погрузку в вертолёт! — из пилотской кабины на утрамбованный снег спрыгнул командир базы.
Затянутый в меховую летную куртку, в кожаном шлеме и унтах на собачьем меху, он совсем не походил на того щеголеватого офицера, каким знали его в жизни подчиненные, а прочая публика — по газетным снимкам.
Едва взглянув на темные круги под глазами, какие бывают только от многих бессонных ночей, и землистый цвет лица полковника, сержант Томас Верстайн, как говорится, верхним чутьем догадался о проблемах, уже в полном объёме возникших у них на военно-воздушной базе и только еще грядущих неприятностях и для его поста:
— Все идет не так, как планировалось, — пробурчал чуть слышно, буквально лишь себе под нос командир отделения. — И кто знает, сколько нам еще придётся мерзнуть здесь, на забытом богом, скалистом перевале.
Если так дальше дело пойдёт, то по мысли Томаса, после увольнения на гражданку, имеется у него отличный «золотой парашют» отставника. Возможность устроиться в доходное место предсказателем.
Поскольку самые худшие его предположения очень скоро обрели свои реальные очертания.
123
Глава пятая
Ночная пурга
Через полчаса вертолет улетел.
О его визите осуществленном наяву, а не в кошмарном сне на проклятый участок земли, как окрестили свое месторасположение десантники, остались вполне материальные напоминания.
В виде солидного штабеля коробок с продуктами, ёмкостями с водой и спиртом, баллоны для газовой плиты, а также дополнительные ящики с боеприпасами, завезенными командованием базы не столько взамен израсходованным, чего не происходило, сколько для поддержки духа личного состава в предполагаемых трудностях.
К тому же у сержанта Томаса Верстайна появился собственный подарок с «большой земли». Теперь, после отлёта «Ирокеза», нагрудной карман его защитной куртки солидно оттопыривался. Пакетом с приказом оставаться на посту вплоть до особого распоряжения.
Между тем, всё грозившая своим набегом, безудержная метель таки нагрянула. Да еще и разыгралась не на шутку.
Обрела такую мощь и скорость, а также ледяную плотность снеговых зарядов, что командир поста решил дать подчинённым возможность отдохнуть. Рационально предположив, что в такую погоду не только самый хитроумный и упрямый злоумышленник не пойдет здесь через перевал, рискуя собственной жизнью, но и добрый хозяин собаку не выгонит на улицу — на погибель.
Всё остальное было как обычно, включая приготовление пищи, не считая того, что сами бойцы проводили время в своей палатке, да лишь изредка наведывались к сержанту за горячим питанием.
И вот теперь, в столь экстремальных условиях, Джону Пристли особенно пригодился его дар рассказчика. Среди всевозможных историй, услышанных от него сослуживцами, наибольшей популярностью пользовались пересказы различных научных публикаций о поисках в этих местах снежного человека. Как его еще называют — Йети или просто — гуманоидом.
Подробности всевозможных версий и предположений оказались прямо-таки злобой дня. И продолжались бы бесконечно, не запрети эту тему сержант Верстайн, сквозь завывания метели всё же услышавший кое-что из баек в исполнении своего подчинённого, готового, таким образом, сбить с толку всех остальных.
— Прекратить эти глупые россказни! — велел командир. — Займитесь лучше изучением устава несения караульной службы.
И никто из них не ведал, что совсем скоро то, что он называл байками, ворвется в их реальную действительность с той же скоростью, с какой промчалась снежная буря.
Три дня жестокие порывы ветра рвали с растяжек капроновый купол палатки. Гудели на туго натянутых струнах репшнуров. И все это время никто из четверых без особой на то надобности и носа не показывал наружу.
Сажа ли от, непрерывно работающей в штабной палатке газовой горелки, или предыдущие солнечные дни зачернили основательно и без того загорелые физиономии караульных. К тому же вконец надоевшие галеты и свинина из консервных банок, разогретая на пламени газовой плиты, окончательно отравили им жизнь.
Все чаще выходил из себя и срывался на крик и побои сержант Томас Верстайн. Теперь уже он не терпел никаких возражений, приводя различные предположения о личности и уме отправившего их сюда начальства.
Как человек, не искушенный в науках, он опасался всего непонятного, вроде повествований про Ёети, на какие был богат местный фольклор, усвоенных с большим удовольствием рядовым Джоном Пристли.
И всё же, заставив того прекратить мутить однополчан, ничего не мог сделать сержант со своим главным сейчас противником. Тем самым приказом начальства безвылазно сидеть на перевале.
Не известно, что больше расслабляет и заставляет тянуться к фляге со спиртным — безделье или полная неизвестность перспектив. И оба этих обстоятельства все больше и больше был не по нутру Верстайну.
— Им-то хорошо там, на базе! — разглагольствовал про себя сержант. — Сидят в тепле и уюте, как у Христа за пазухой, а здесь пропадай.
Он коснулся кармана куртки с секретным приказом, полученным накануне метели лично от полковника Грэга:
— Мерзни, не зная, во имя какой награды.
Когда же у него в палатке появлялись рядовые десантники, чтобы приготовить еду на газовой плите или получать текущие распоряжения.
— Но ничего, ребята! — твердил уже вслух. — Отстоим тут свое и поедем в заслуженный отпуск.
Действительно, в ходе личного появления с проверкой поста, заметив недовольство на лицах подчиненных, так и не дождавшихся смены, полковник Грэг пообещал после выполнения задания всех отправить на месяц в тропики:
— Там уже каждый из нас наверняка и всласть наверстает своё за понесённые здесь физические и моральные потери!
123
Глава шестая
Следы на снегу
Лишь на четвертое утро пурга стихла.
Словно в искупление своих недавних грехов, заставлявших людей искать спасение от пурги и прочих проявлений стихии, зима расщедрилась на оттличную, солнечную погоду.
Откопавшись из-под снега, по самый верх завалившего палатку, затем оказав помощь сержанту, вызволив его уже из индивидуального сугроба, рядовые десантники, как дети, с самого утра резвились под жарким горным солнцем.
Тяготы морозных ночевок отходили на задний план. Тогда как поразительная красота открывшейся панорамы гор и особенно — вершин исполина Мак-Кинли утешила даже зачерствевшую на службе душу сержанта.
Окинув пятнистую куртку, он, охая от восторга, он довольно долго растирал свой могучий торс пушистым снегом:
— Чем не Альпийский курорт.
Однако, приятный моцион пришлось прервать вовсе не от того, что Томас Верстайн замёрз или потерял дальнейший интерес к продолжению закаливания. Его отвлёкли от природного и совершенно бесплатного солярия и долг личной государственной службы, и дисциплинированность самого рьяного подчинённого.
— Сержант! Сержант! — истошный, как всегда, крик рядового Джона Пристли навсегда прервал увлекательный моцион. — Поглядите, что это?
Надевая на себя форменную куртку, начальник поста сделал несколько шагов туда, куда его звал наблюдательный спецназовец. По пути, придумывая самое обидное в их условиях наказание для итальяшки, если тот позвал его по пустяковому поводу.
Только стало не до этого. Впору было самому хвататься за голову, в ожидании будущих строгих, вплоть до уголовных, санкций от командования их военно-воздушной базы.
Ему было отчего испугаться.
Судя по всему, следовало поставить крест на успешном дальнейшем продолжение своей военной карьеры. Ведь строгий приказ он со своим подразделением не выполнили. Дали возможность неизвестному злоумышленнику выйти из зоны оцепления в этом квадрате национального парка Денали.
Чувствуя, как капли холодного липкого пота побежали по позвоночнику, сержант Верстайн долго разглядывал следы на снегу — неоспоримые улики его попустительства и разгильдяйства подчинённых. Они были такими чёткими, что оставалось только гадать о том, как на пушистом снегу шагах в пяти от ближайшей палатки появились эти отпечатки босых человеческих ног.
Спасительную мысль подал знаток народного фольклора:
— Не иначе, как Йети прошёл!
И тут же Джон прикусил язык, поймав на себе свирепый взгляд начальства, строго-настрого до этого запретившего здесь на посту любые разговоры и упоминания о гоминоиде — снежном человеке.
И сержант пустился на ругань. Только сразу на всю троицу любителей таких легенд:
— Разыграть меня хотели! — зарычал он. — Так будет вам розыгрыш.
Стремглав побывав в своей палатке, обратно он вернулся в другом, более воинственном виде, чем прежде — опоясавшись портупеей. Первым делом, демонстративно отщёлкнув кнопку кобуры с вороненым пистолетом, разозлённый сержант произнёс угрозу:
— По закону полевого суда, расстреляю того, кто пошутил, пробежавшись по снегу голыми пятками.
Уже вынув оружие, он поочерёдно обвёл стволом десантников:
— Сами признавайтесь, а то хуже будет!
Зная его крутой нрав, побелели от ужаса и несправедливых обвинений Генри Донован с Оливером Элфи.
И только Джон Пристли, как выяснилось, не потерял своего самообладания. Посмел спорить с вооруженным и злым командиром. Да так, что у того не осталось никаких резонов приводить свои угрозы в исполнение.
Действительно, переписал основательно всю картину грядущего возмездия этот итальяшка. Потому что он не только первым из людей, обживших высокогорный перевал, отыскал здесь странные следы. Но и он же и заметил особенность, прежде оставшуюся вне зоны внимания сержанта и своих сослуживцев:
— Тот, кто босиком брёл с той долины на другую сторону нагорья, даже близко не подходил к нашим палаткам.
В качестве доказательства рядовой предложил посмотреть на всю цепочку отпечатков босых пяток по липкому сугробу. Она начиналась где-то далеко внизу и тянулась опять же вниз, но уже за границы запретной зоны.
Сержант Томас Верстайл не сразу остыл от своих прежних обвинений. Сделал это лишь после того, как взялся за бинокль и внимательно осмотрел сквозь сильную оптику обе стороны перевального участка.
Цепочка следов на самом деле тянулась сюда с той стороны и вела от них, через перевал с вершины хребта вниз, в долину, где вполне можно было смешаться с массой обычных людей.
Только данная перспектива ещё больше страшила Томаса Верстайна. Тем, что будет наказан за проявленное служебное преступление.
Оставалось пустить себе пулю в лоб. Но пришла в голову иная мысль, противоположная всем прежним. Основана она была на том единственно реальном предположении, что босоногий беглец не мог далеко уйти в здешних, весьма суровых условиях высокогорья.
— Вот она — удача! — словно граната взорвалась в мозгу сержанта.
Сразу вспомнились Томасу обещанные ему полковником Грэгом в случае удачи и выполнения задания лейтенантские погоны. Уже в кармане почувствовал и хрустящий чек с кругленькой суммой премиальных выплат за поимку беглеца или уничтожения любого, кто осмелился выйти из квадрата оцепления.
— Собираться в погоню! — сам сержант Томас Верстайн залюбовался металлическими нотками, появившимися в его, теперь вдруг обретшем полную уверенность в достижении цели, как говорится, истинно начальственном голосе. — Далеко он уйти не мог!
Глава седьмая
Погоня
После принятия решения о том, что делать дальше, ситуация на перевале изменилась, как по мановению волшебной палочки.
Безвозвратно ушло в прошлое чувство неопределенности, и каждый был готов делать то, чему так долго учили на базе и учебный пунктах боевой подготовки: убивать, ломать, калечить.
Смущало только то, что беглец вышел из царства холода — вечных ледников горного массива Мак-Кинли, окружённого национальным парком Денали, не совсем по погоде одетым. Говоря же попросту — голым.
Но разве мало подобного повидали они, все четверо, во время прошлых операций сил быстрого реагирования своей страны. Приходилось тогда растравляться и с разутыми, оборванными азиатами, и с затянутыми в свои тоги арабскими бедуинами, да и с собственными соотечественниками, вздумавшими бастовать и собираться на демонстрации протестов по тому, либо иному поводу совершенно бесхитростно — в чём мать родила.
Палатки собирать не стали. Тем более что укрытие от различных возможных капризов погоды было просто необходимо. Ведь здесь же, на снегу, оставались не только не нужный теперь в погоне станковый пулемет, но и сам пулемётчик рядовой Джон Пристли. Да и зачем тащить их стальную тяжесть, если воевать придется с одним человеком. Уж на него хватит гранат в подсумках и патронов в автоматах?!
Зато нельзя было оголять саму точку ограничения прохода из закрытой зоны, годящуюся для обороны от сообщников неизвестного беглеца, наличие которых никто не мог отрицать. И хороший пулемётчик, за долгие недели стояния на посту досконально изучивший все секторы ведения огня, мог один противостоять целому отряду противника.
Потому приказ, полученный Джоном Пристли, оставлял его дежурить на месте, тогда как остальным предстояло выходить на поимку «Йети», как уже успели прозвать в подразделении, неведомого беглеца, сумевшего воспользоваться пургой для того, чтобы обмануть караульных и уже од покровом ночи, когда прекратился снегопад, прошмыгнуть мимо караульных выхода из своеобразной «мышеловки».
Снаряжение, с которым отправились в погоню, и впрямь, вызывало уважение. У каждого, кроме, ранца с продуктами на несколько дней, и альпинистским снаряжением, имелись еще и автомат с изрядным запасом рожков с патронами, а также пистолеты в кобурах и гранаты в подсумках на поясе.
Достаточно быстро приступил к выполнению нового приказа небольшой, но вполне боеспособный отряд, возглавляемый опытным бойцом сержантом Томасом Верстайлом и оказавшимися под его командованием, уже немало понюхавшими пороха в горячих точках рядовыми десантниками Оливером Элфи и Генри Донованом. Не прошло и пары часов, что прошагали они вниз по снежнику, а затем и по лежавшему под горой леднику, как скрылось из виду седло оставленного перевала.
Зато там, где совсем недавно вела их за собой лишь цепочка босоногих следов, теперь была добрая тропа, протоптанная грубыми протекторами горных десантных ботинок с высокими берцами, позволявшими штурмовать не только вершины, но и торить, вот, как сейчас, самые глубокие сугробы.
К полудню идти стало труднее.
И не от того, что снег, высыпавший ночью обильными сугробами и скрепивший собой каменные осыпи, стал таять и превратился в раскисшее под солнечными лучами серое месиво. Он уже оставался позади, о чем напоминали, бежавшие вниз по склону мутные ручейки, мешавшие и без того трудному пути, требовавшему еще и не сбиться со следа, на который указывали отпечатки босых пяток на раскисшей грязи.
Определённую сложность представляли собой каменные россыпи. И не оттого, что на подъемах, тут же сменявших собою головокружительные спуски, каждый шаг по сыпучему гравию требовал предельных усилий. Некогда четкий след оставленный незнакомцем, местами начал теряться и на протаявших камнях и там, где прежде снега не было и в помине.
Такие места превращались в настоящие лабиринты, где уже ничто не напоминало о прошедшем впереди человеке. Все чаще приходилось личному составу подразделения сержанта Верстайна разбредаться в цепь, чтобы не потерять верного маршрута движения.
В этих случаях пройдя столь сложный участок, при новом появлении перед собой традиционной мягкой альпийской растительности, каждый должен был смотреть «в оба», чтобы заметить по вмятинам на ней, или ещё каким приметам, направление пути, выбранное «Йети».
Монотонный путь по кручам всегда кажется легче, когда думаешь о чем-то своем.
Сержант Томас Верстайн шел и в мыслях уже видел себя счастливым лейтенантом с несравненно большим должностным окладом. Да и премия обещала быть не маленькой, судя по тому, как дерзко и ловко, под столь необычной маскировкой действовал беглец.
Командир преследователей явственно ощущал в руках тугие пачки кредиток. И каждый новый шаг к цели, к которой неумолимо вел за собой группу, приближал его к осуществлению столь славной мечты.
…В это же самое время на оставленном на его попечение высокогорном перевале, только нерадостные раздумья составляли компанию Джон Пристли, размышлявшему о своей неудавшейся судьбе.
Еще пару лет назад, учась на медицинском факультете университета, он мечтал, что окончательно нашел свое призвание — станет не просто рядовым врачом, а настоящим ученым — биологом.
В этом еще больше трудолюбивый студент уверился, посещая после занятий лабораторию профессора Кристофера Стивтона.
Вначале исполнял там нехитрые обязанности лаборанта, затем, когда пополнялись знания и приходили практические навыки, стал помогать профессору и в проведении опытов. Только в один из дней действительность и мечты полетел, что называется, ко всем чертям.
Причём, наступившие перемены обернулись прахом не только для выходца из семьи бедных итальянских мигрантов, но и многих других людей, тоже связанных с деятельностью этой университетской лаборатории.
Её работу полностью свернули.
Всех, кто работал со Стивтоном, выставили за дверь университета. А сам мистер Кристофер как в воду канул. Поговаривали тогда злые языки, что вроде как замешан он в какой-то неблаговидной истории.
Только разбираться: — Что да как? — старшекурснику Джону Пристли не пришлось. Из университета его изгнали. В новых условиях жить без стипендии и тех денег, что платили за подработку в лаборатории, стало не на что.
Вот тогда-то и набрел на бюро по найму рекрутов в военнослужащие. То, что предложили там зазывалы на военную службу, показалось вполне заманчивым. Так и потянул он солдатскую лямку. Старается изо всех сил, чтобы не отстать от сослуживцев.
А это не так просто. Ведь в основном это здоровые, сильные и не столь зацикленные на своих душевных терзаниях солдаты из десанта, называвшего себя гордо «морскими котиками», а ему давшие обидное, но привычное с самого детства прозвище — итальяшка.
Срок контракта, заключенного Джоном, кончается через три года. За это время парень думает подкопить деньжат, чтобы реализовать тогда возможность осуществить давнюю мечту, вновь поступить в тот же университет, да еще и на льготных основаниях и стать таким же замечательным специалистом, каким помнил он профессора Кристофера Стивтона.
… Погоня продолжалась.
За часом час бежало время. Грозя скорым наступлением вечера с его сумерками, когда окончательно исчезнут последние следы таинственного беглеца.
— Все! Привал! — сержант Верстайн сбросил с себя под ноги тяжелый походный ранец.
Сам опустился рядом с ним на покрытый лишайниками огромный валун — плоский, как парапет набережной и уже тёплый вроде антуража настоящего морского пляжа, от того, что нагрелся под солнечными лучами.
Следующей командой командира стал приказ готовить обед.
Пока на, жужжащей синими лучами пламени, газовой горелке разогревались припасы из сухих пайков, и потом, черпая ложками варево, каждый думал о том, кем же окажется преследуемый.
И все пришли к мысли, что обязательно птицей высокого полета. Недаром сначала на поиски его послали весь наличный состав их гарнизона, а теперь вот всем постом вышли в погоню.
— Эй, вы, — облизывая от жира стальную ложку, окликнул сержант, развалившихся в неге отдыха десантников. — Столько дней вы общались в своей палатке с рядовым Пристли, что он вам там наговорил.
Возможное нежелание бойцов откровенничать с ним, командир пресёк, как говорится, на корню:
— И не врать, я слышал многое из того, о чём вы болтали с ним во время пурги.
Пришлось Оливеру Элфи и Генри Доновану развязывать свои языки. Только не так много выяснил из их сбивчивых рассказов, каким было далеко до увлекательных историй пулемётчика. И всё же общая картина происходившего сейчас с ними чем-то напоминало те поиски снежного человека, о которых вспоминал итальяшка.
— Сочинял, наверное! — тонко подначил Верстайн своих верных спутников. — Откуда ему было знать про каких-то там, гуманоидов и этого самого Йети?
С ним не согласились:
— Парень, когда-то учился в университете.
— Начитан, сведущ во многих областях знаний.
— Тогда сами что думаете по этому поводу? — не отступал сержант. — О том, чем сейчас занимаемся?
Оба бросили снова укладывать по-походному свои ранцы, настороженно глянули в злые глаза Верстайна:
— Если бы не видел собственными глазами, ни за что бы, никогда не поверил в то, что можно «моржевать» во льдах, — в голосе Генри Донована почувствовалась нотка сомнения.
— Если это не снежный человек — реликтовый гуманоид, то, по-видимому, местный житель, отправившийся в долину за спичками, — в свою очередь отшутился Оливер Элфи и этим развеял все сомнения на счёт личности неизвестного беглеца. — Поймаем и всё узнаем на чистоту!
Дружный смех заглушил последние слова Оливера, научившегося у товарища, оставшегося сейчас на перевале за пулемётом, отшучиваться всякий раз, когда речь заходила о его прежнем, занятии «на гражданке».
А на солдатской службе особенно тонко начинают ценить шутку. Только тут дело было серьезнее всего прочего в недолгой солдатской карьере рядовых десантника.
— Ну-ну, — оборвал смех сержант. — Сказано свыше, что пройдет враг, а значит и поступим с ним, как с врагом, пусть он окажется хоть папой римским.
И все же трудно было поверить, что истинные враги станут засылать своего диверсанта в такие дебри. Да еще босиком. Но шутки стихли. Все знали, как крут и беспощаден бывает на расправу их сержант.
Уже в обиженном, истинно, «гробовом» молчании они закончили свои нехитрые послеобеденные сборы и двинулись дальше.
На сердце же у каждого становилось все тревожнее.
Глава восьмая
Пленник
Совсем уже близко к вечеру погоня, судя по всему, зашла в тупик.
Потому что, когда вышли на самое широком плато, из тех что встречались на пути, а здесь еще и поросшее яркими альпийскими цветами, след пропал окончательно.
— Прошляпили, недотёпы! — гневным криком сорвал зло на подчиненных Томас Верстайн. — Утром начнем все сначала, пойдем вон по тому распадку.
Все посмотрели туда, куда указывала его рука:
— Больше уйти ему некуда.
Понимал сержант, что, если преследовать неизвестного в темноте, можно не только потерять след, но и вспугнуть его. А коль затаился, то и вовсе потом век не отыщется.
Переночевали, укрываясь специальными плёнками, имевшимися у каждого на случай, если нужно будет маскироваться от тепловизоров врага, а также и осадков. С нежностью вспоминали и о своих палатках, оставленных на перевале, где теперь благоденствовал счастливчик Итальяшка.
Наступивший день не принес облегчения.
К распадку добрались лишь к полудню.
И не без потерь. Все без исключения были по пути изрядно атакованы злыми до невозможности, москитами. К тому же, с ног до головы каждого облепляли разводы и комки прилипчивой грязи.
Но усталости как не бывало, когда вдали вдруг заметили одинокую, как издалека показалось, практически обнажённую, в одном грязном чуть ли ни нательном белье, фигуру человека.
Погоня возобновилась с новой силой.
В свою очередь неизвестный, запоздало заметив преследователей, тоже прибавил шагу. Да так, что отрыв начал заметно увеличиваться. Сержанту Верстайну не оставалось ничего другого, как вскинуть наизготовку штурмовую винтовку М-16 и нажать на курок.
Гулкая дробь короткой очереди долгим эхом разнеслась над распадком.
При этом, продолжая глядеть в оптический прицел, укрепленный на его оружии, сержант Верстайн с удовлетворением заметил, как фигура человека пошатнулась и исчезла в густой траве.
— Попал! — проснулся с новой силой охотничий инстинкт в сердце сержанта. — За мной!
К упавшему в траву незнакомцу подходили осторожно, с оружием наизготовку, со спущенными предохранителями на затворах, ожидая встретить яростный отпор.
И всё же, в нескольких шагах от поверженного наземь беглеца сержант скомандовал отбой. Так как ясно увидел, что в руках того нет даже камня. А бессильная ярость в пылающих огней глазах не причиняет вреда таким, как Верстайн.
— Конец тебе, голубчик! — безжалостный сержант наступил своим подкованным ботинком на грудную клетку раненого. — Попробуй только оказать сопротивление.
Ранение оказалось лёгким.
Пуля, выпущенная из винтовки, попала туда, куда и целился меткий стрелок — в ногу. Только прошла по касательной, не задев кость и сосуды.
По приказу сержанта руки его сковали наручниками, а исполняющий в группе еще и обязанности санитара Генри Донован взялся за простреленную конечность незнакомца, ногу. В итоге ограничились в медицинской помощи раненому тем, что обработали рану дезинфицирующим раствором и сделали перевязку.
А пока солдат прилежно наматывал бинты, сержант закончил и осмотр вещей задержанного пожилого мужчины.
Их оказалось совсем немного — вещевой мешок с парой консервных банок и авиационный компас, который часто применяется в экспедициях разведчиков, туристов и геологов.
— Ого, голубчик ты мой! — присвистнул сержант, рассматривая захваченный рюкзак. — Здесь клеймо нашей базы.
И тихо, чтобы не слышали остальные, вслух заметил:
— Видно, самый какой ни есть дезертир нам сегодня подался.
Через четверть часа человек, одетый совсем не по сезону — в легкую рубашку и шорты, был готов отправляться в обратную дорогу.
Покоя все же в душе у Верстайна не наступило. Не раз доводилось видеть ему, как ловили дезертиров, но чтобы целый месяц всей базой искали одного человека, такого и он не мог припомнить.
Опять же, и личность задержанного ими незнакомого седовласого мужчины совершенно непонятна. Уже в годах, и хотя лицо сплошь заросло клочковатой щетиной, вовсе не скажешь, что перед тобой босяк и бродяга, способный убежать с военной службы.
К тому же, хоть и гол, как сокол, а всё же ни как не походит на пострадавшего от обморожения.
— Все равно скажет, где скрывался все это время. Кто дал кров и приют. А мы свое дело выполнили, — пришел к окончательному решению Верстайн.
Завершив изучение трофея, он сложил чужие вещи в свой собственный ранец и поднялся на ноги.
— Нечего здесь рассижеваться, бездельники — пора возвращаться обратно! — скомандовал он своему, так нежданно увеличившемуся по численности, отряду.
123
Глава девятая
На крыльях успеха
Обратный путь на высокогорный перевал в отрогах величественной горы Мак-Кинли, где оставалась рация, показался теперь гораздо более коротким, чем прежний, хотя и пришлось, чуть ли не нести на себе раненого пленника, местами не готового самостоятельно сделать и шагу.
Воодушевляло каждого сознание того, что операция успешно завершена. Еще день-два и наступит долгожданный отпуск, не говоря уже о существенной денежной награде.
В лагерь пришли на другой день к вечеру.
Установили связь с базой, и повеселевший сержант, сняв наушники, объявил:
— Все. Завтра утром будет вертолет.
И, оскалив в улыбке прокуренные зубы, добавил:
— Готовьте кошельки. Каждому обещана премия.
О точной сумме, полагающегося вознаграждения рассуждать с подчинёнными он, однако не стал. Как и о том, что обещанная лично ему доля общей премии за поимку опасного преступника во много раз превышает ту, что пойдет остальным.
К тому же, радовало и то, что, в ходе сеанса связи, осуществлённого с помощью мобильной радиостанции, объявляя ему благодарность, полковник Грэг назвал Верстайна лейтенантом.
Следовало, еще до появления разводящего и сдачи поста, по-праздничному отметить, общую удачу. Но приглашение на столь своеобразный «банкет» получили не все, а только те, кто непосредственно участвовал в задержании беглеца.
— Ты, Джон, этой ночью в карауле, — скомандовал старший группы рядовому Пристли. — А у нас с парнями есть чем согреться.
На свет была извлечена заветная, фляга с отменным коньяком, оказавшаяся среди множества припасов, завезённых в предыдущий раз самим начальником военно-воздушной базы.
С веселым гоготом дружная компания полезла в палатку, оставив одного из своего товарища с глазу на глаз с пленником.
Глава десятая
Откровенный разговор
Ночь выдалась звездная.
А так как наступивший мороз с каждой минутой крепчал, то рядовой Джон Пристли, ежась в своей толстой полярной куртке и меховых ботинках, подкованных металлическими скобами — триконями, с удивлением глядел на пленника, лежавшего на снегу совершенно беззвучно в своём лёгком одеянии из рубашки и шорт.
— На, возьми, укройся от холода, — солдат принёс из палатки и швырнул ему, свой меховой спальный мешок. — А то замерзнешь!
— Ничего, Джон, делай свое дело, — внезапно произнес первую за все время знакомства с солдатами фразу пленник. — Карауль так, чтобы объявили благодарность и тоже не обошли премией!
До боли знакомый голос словно раскрыл глаза парню.
Еще в первый час, после возвращения отряда обратно в бивак на высокогорном перевале, до того, как не отвлекли его на другие дела, он невольно присматривался к заросшему седой щетиной лицу незнакомца, ловя себя на том, что где-то уже видел этот строгий взгляд, упрямый излом линии губ.
А теперь вот и голос, показался совсем не чужим. Более того, он мог принадлежать только одному человеку.
— Профессор Стивтон?
— Узнал, наконец? — уже тише спросил профессор. — Д я и не думал, что ты можешь оказаться в одной компании, с этими…
Энергичный кивок на палатку, откуда доносились нестройные голоса подвыпившей команды Верстайна, отразил всю ненависть профессора, накопившуюся у него на душе за эти несколько недель, когда довелось вытерпеть столько лишений и испытаний, какие оказываются в судьбе далеко не всякого человека.
— А что было делать? — оправился от удивления Пристли. — После вашего таинственного исчезновения остался я буквально на улице и без гроша в кармане.
Он старался говорить почти шёпотом, чтобы случайно не услышали их откровенный разговор разгульные сослуживцы:
— Отовсюду гнали, как собаку.
И попытался даже оправдать свой выбор, сделанный в пользу военной службы.
— А здесь неплохо платят, — откровенничает Джон Пристли. — Думаю поднакопить деньжат и снова за учебу.
Спохватившись, караульный щелкнул замком наручников, освобождая от пут запястья Кристофера Стивтона.
— А что с Вами произошло? — настал его черёд вести расспросы. — Почему именно Вы оказались здесь, да еще и в таком странном виде?
…Еще раньше, учась в университете, Джон, когда подрабатывая подсобным временным рабочим в лаборатории Кристофера Стивтона, начал догадываться о том, что профессор ведет свои опыты по адаптации человеческого организма к критическим температурам.
И теперь, глядя на то, как подтаял снег под ногами босоногого профессора, словно и не чувствующего холода, кое-что стало окончательно проясняться в его сознании.
123
Глава одиннадцатая
Опасное открытие
Коротка ночь в горах.
Еще и луна не ушла с горизонта, а высокие отроги гор уже позолотили лучи солнца, восходящего из-за горизонта, обозначенного острыми, как на полотне двуручной пилы, зубьями вершин.
Но до того, как проснулись в палатке сержант Верстайн и его подручные, Кристофер Стивтон успел поведать Джону Пристли свою горькую историю великого открытия и неправедной расплаты за него.
Он хорошо помнит день, когда извлек из синтезатора биологических веществ, им же разработанного когда-то, компонент своего нового препарата, который назвал в честь себя самого, на правах автора — «стивтонолом».
Биологически активный агент, выделенный из некоторых желез хладнокровных животных, как он предполагал в своих научных поисках, мог влиять и на температурный режим человеческого организма. Более того, многочисленные опыты на обычных домашних животных подтвердили это, позволяя обычным кошкам и собакам, не говоря уже о крысах и мышах, переносить любой холод, повышая жизнедеятельность клеток, осуществляющих обменные процессы.
Не сказать, чтобы Кристофер Стивтон был заурядным человеком, совсем уж открытым для любого кто оказывается рядом. Не обо всем, что делалось в лаборатории, сообщал он руководству университета, своим коллегам по кафедре биологии и органической химии, однако, оказалось же, что нужно было затаиться по-настоящему.
Не успел наметить сроки начала опытов непосредственно на добровольцах из числа спортсменов, которых было немало среди студентов-медиков, а также энтузиастов вроде Джона Пристли, как последовало приглашение к руководству.
— Очень, очень рад, что дело наконец-то подходит к концу, и вас можно поздравлять с большим успехом! — ректор университета, радушно улыбаясь вошедшему к нему в кабинет профессору Стивтону, вышел из-за обширного стола в центре огромного застекленного со всех сторон помещения.
Беседа затянулась надолго.
Кристофер Стивтон уже собирался было высказать все свои просьбы в связи с завершением создания препарата, как вдруг ректор, оторвавшись от своей чашки с ароматным дымящимся кофе, недовольно поджал улыбавшиеся прежде тонкие губы:
— И все же хочу огорчить Вас, дружище! — выждал, долгую паузу, гадая, не пора ли перейти к главному, и произнес конец своей фразы. — Из-за финансовых трудностей, к общему прискорбию, Вашу лабораторию решено закрыть.
Сообщения явилось громом среди ясного неба.
— Как это закрыть? — возмущенно, будучи преисполнен чувством негодования, на своей стороне стола отшатнулся от властного собеседника профессор Стивтон.
— Не ладо огорчаться, — мистер Кристофер. — Закрываем лабораторию у нас, открываем в другом, месте.
Снова расцвела улыбка на старческом лисьем лице ректора их высшего учебного заведения:
— Вы направляетесь и наш периферийный научный центр.
И дальше подробности переезда так и сыпались на собеседника, успокаивая его от неприятного сообщения и вселяя в его душу ещё большие, чем прежде, надежды.
— Переезда не продлится долго. Разумеется, лишь в рамках допустимого. До более удобных времен, наступление которых ожидаем здесь, у нас в университете.
У этого предложения, оказавшегося хитроумным крючком на рыболовной снасти, имелась и заманчивая наживка.
— Да и к холоду — я не ошибся в вашей основной теме? — там станете, так сказать, поближе, — лучезарно улыбнулся ректор университета. — Лучше для Вас и плодотворнее для дела будет работаться.
Как видно, все было заранее предрешено.
Согласившись выехать на новое место, где и на самом деле не пожалели материальных средств для организации его лаборатории, профессор Кристофер Стивтон, увлеченный работой, и не заметил, как с того дня вся его деятельность стала строго закрытой для прежней широкой научной общественности.
Правда, вначале удивился:
— С чего бы это филиал университета располагался на территории военного объекта?
Потом же и вовсе забыл о своих сомнениях.
И вот запаяны в ампулу первые миллиграммы препарата, полностью готового к употреблению на опытах с человеком.
Пригласивший по этому случаю к себе домой полковник Грэг — официальный военный и одновременно гражданский руководитель военно-воздушной базы, словно случайно взял у профессора драгоценную ампулу и запер в личный сейф:
— Ничего, ничего, профессор, здесь препарат будет сохраннее.
Грэг дружелюбной улыбкой попытался сгладить инцидент:
— И в дальнейшем все, что, будет произведено в лаборатории, тоже будете доставлять лично мне.
— Я не понимаю Вас, полковник?
— А чего же тут понимать?
Он не просто раскрыл в тот день свои карты, выбросив их на стол общения, но и предъявил сплошные козыри.
— Вы работаете на военную промышленность, — услышал от полковника его собеседник. — Так что должны понимать, что к чему.
После чего Грэг перешёл и к более узким, конкретным подробностям их сотрудничества.
— Через месяц «Ставтонол» — кстати, в целях сохранения, связанной с ним, важной государственной тайны, мы назвали его по-другому — «Бетта» — будут изготовлять в широких, промышленных масштабах на многих наших заводах, — огорошило профессора очередное откровение командующего военно-воздушной базы. — Ведь это открытие перевернет всю нашу военную доктрину.
Впрочем, мистер Кристофер и без того знал не только реальную и значительную пользу своего открытия для мира, но и его возможное прикладное применение исключительно в военных целях.
Применяя плоды его научной работы, десантники после инъекции препарата, смогут совершать прыжки с самых больших высот, не боясь холода. В облегченных от систем отопления самолетах, появится больше бомб, пушек. Да и подводные пловцы, пробираясь к вражеским кораблям, смогут часами плыть в самой ледяной воде.
Видя смятение профессора, полковник закончил более оптимистично:
— А там, как покончим с теми, кто против нас, так и другое применение вашему детищу найдем, Вы уж не торопите.
Только после посещения командующего военным объектом, созданным для пущей сохранности вот таких простаков, как Стивтон, у него открылись глаза на истинное положение вещей.
И все же трезвый рассудок подсказал учёному, как с наименьшими потерями выйти из создавшейся ситуации.
Согласившись для видимости работать на полковника Грэга, профессор Стивтон быстро сумел добиться его расположения. Более того, ему даже удалось совершить почти не возможное в таких условиях строжайшей секретности.
Кода доставил новую партию готовой «Бетты», то ловко подменил прежнюю ампулу с препаратом, находившуюся в полковничьем сейфе. А с запаянной в ней десятилированной водой ни эта, ни только что принесённые им, ампулы уже не представляли собой никакой ценности.
Осталось только, уничтожив результаты опытов, самому сбежать с базы.
Но вот это-то и оказалось на деле самым трудным препятствием, День и ночь мешали приставленные Грэгом агенты из охраны.
Пришлось пойти на трюк.
Профессор убедил военных для последней проверки препарата организовать комплексную экспедицию в царство холода — горный массив Мак-Кинли. Тем более что там, на Аляске уже были развёрнуты научные работы по созданию климатического оружия. И никто не удивился появлению ученого в национальном парке Денали не в качестве туриста, а с целью проведения опытов на натуре.
При этом многочисленная охрана, приставленная к мистеру Кристоферу, гарантировала пресечение на корню любых возможных сюрпризов с его стороны.
И вот, когда стояли лагерем на леднике у подножья одного из отрогов Мак-Кинли, он тайком ввел себе препарат из единственной настоящей ампулы и ночью сбежал из палатки, заверив соседей по спальному мешку, что тут же вернётся. А для полнейшей убедительности не стал даже обуваться.
Так и оказался в столь странном виде, что боялся насторожить охрану, отправившись, якобы, по личной надобности в полном снаряжении.
Впрочем, теплая одежда теперь не особенно была и нужна первому испытателю «Стивтонола». Препарат действовал точно, как предсказывали расчеты.
Без малого месяц провел он, зарывшись в снежной пещере. Надеялся, что поиски прекращены, вот и пошел в долину, где в условленном месте ждут друзья.
— И надо же такому случиться, что ваша братия оказалась на моём пути к свободе, — скрипнул зубами раздосадованный ученый. — А ведь до спасения оставался всего лишь шаг.
— Вы свободны, профессор, я помогу вам скрыться, — выслушав профессора Стивтона, с жаром произнес его бывший ученик. — Вместе уйдём в долину.
И тут же получил отказ.
— Бесполезно, Джон. — В голосе мистера Кристофера появились грустные нотки. — Далеко уйти отсюда все равно не сможем.
Оставалось еще немного времени и на то, чтобы озвучить опасения, связанные с повторным бегством в долину.
Мой путь теперь известен твоим сослуживцам, — шептал учёный своему бывшему студенту. — Я думал — открытие поможет людям, а оказалось, что ошибся.
Он пригорюнился:
— А за ошибки нужно платить рано или поздно.
Джон не стал его переубеждать, тем более, что был полностью согласен и с решающим доводом своего бывшего учителя.
— Да и эти, — Стивтон кивнул на палатку. — Проснутся через пару часов, после чего вновь без труда настигнут нас.
Как итог ночного разговора по душам, высказал он и главные свои опасения в достижении успеха:
— Тогда и ты, Джон, пропадешь.
Слабая улыбка озарила сумрачное лицо профессора:
— Только Грэга я теперь не боюсь.
Как от него узнал Джон Пристли, накануне своего побега, с теми же верными людьми, с которыми передал свой план друзьям, профессор отправил разоблачительный материал в прогрессивные газеты:
— Теперь-то меня не так просто уничтожить.
Глава двенадцатая
Заочный приговор
В штабе военно-воздушной базы сообщение лейтенанта Томаса Верстайна о поимке беглеца наделало много шума. Но теперь у Грэга, с плеч которого упал тяжкий груз, появились новые заботы.
В газеты просочилась-таки информация об опытах профессора Стивтона и его судьбе. Так что дотошные журналисты принялись наседать на правительство с требованием провести пресс-конференцию.
Чтобы замять дело, пришлось сделать официальное сообщение о смерти ученого под лавиной во время последней его экспедиции в горы Мак-Кинли. Благо, хоть от свидетелей отбоя не было. Каждый из проштрафившихся охранников под присягой готов был сообщить, что видел трагедию собственными глазами.
Так что живым на военно-воздушной базе профессора Кристофера Стивтона больше никто не ждал.
Тем более что полковник Грэг был убежден: главное дело всей жизни известного ученого — ампула с препаратом под бывшим названием «Стивтонол», а затем получившем официальный шифр — «Бетта» — надежно покоится в его личном стальном сейфе.
Осталось лишь дать задание преданным ему лично специалистам провести серию анализов, и можно будет действительно начинать массовое промышленное производство секретного препарата.
Не решилась пока последняя проблема:
— Как быть с, этим, воскресшим из небытия, профессором Кристофером Стивтоном и задержавшими его военнослужащими из числа десантников их базы.
Грэг набрал нужный ему номер телефона:
— Канцелярия?
Получив утвердительный ответ, продиктовал:
— Подготовьте извещения родным на лейтенанта Верстайна и на людей из его команды о трагической гибели всех четверых при исполнении служебных обязанностей.
123
Глава тринадцатая
Расправа
Вертолет на этот раз прилетел на высокогорный перевал, как и было заранее обещано, с утренними лучами солнца, озарившими отроги окружающих перевал гор.
Пиршество устроенное накануне и лёгкая бесшабашность, вселившаяся в десантников, ожидавших высокой награды, повлияла на их способности, как и прежде, устроит самую лучшую площадку для приема начальства. Теперь уже никто не вытаптывал, не уплотнял на самом ровном месте последствия недавней пурги. Потому прилетевший «Ирокез» не просто сел на положенное ему место, а утонул там полозьями в сугроб до самого своего железного брюха.
На снег из замершей стальной стрекозы вслед за полковником Грэгом спрыгнули четверо дюжих парней в лётных кожаных куртках без знаков различия.
В считанные секунды, под предлогом проверки: — Не украли ли чего у несшего, мол, большие ценности пленника, спутники командира базы устроили полный и тщательный личный досмотр каждого из десантников.
В ходе его разоружили весь боевой расчет группы захвата лейтенанта Томаса Верстайна, так и не успевшего сменить прежние сержантские нашивки на знаки различия офицера.
В то же время полковник Грэг подошел к, всё ещё обречённо лежавшему на, подтаявшем под ним, снегу Кристоферу Стивтону и уставился на него немигающим взглядом:
— Ну что, головастый, попался! — полковник даже не скрывал, ни от кого, охватившее его душу, ликование. — Отвечай — чья теперь взяла?
От избытка чувства мистер Грэг брезгливо толкнул по рёбрам поверженного ученого своим кованым сапогом.
— Препарат у меня в надежном месте, а ты, хитрец, издохнешь здесь, как собака.
За спиной полковника прогремели выстрелы.
Окровавленный Томас Верстайн ничком уткнулся в снег, куда уже, один за другим, попадали, также сраженные пулями, все его бывшие подчинённые.
Полковник Грэг тоже достал из кобуры на ремне свой тяжёлый пистолет, стремясь упредить подошедших к ним исполнителей из особого отдела их базы ВВС:
— С этим я сам посчитаюсь.
Снова, еще более оглушительно на перевале загрохотали выстрелы.
123
Глава четырнадцатая
Спасение
С перевала, где уже не прежним ярким пламенем, а дымным смрадом догорал вертолёт «Ирокез», медленно спускались двое.
Профессор Кристофер Стивтон, сильно припадая на раненую ногу, нес на себе Джона Пристли, склонившего ему на плечо укутанную шапкой бинтов голову.
Только что, морщась не столько от неосторожных, как от неумелых движений профессора, давно, еще со студенческих времен, не делавшего марлевых перевязок, Джон Пристли рассказал ему о том, что произошло с ними на перевале.
Из четверых десантников ему повезло больше всего.
Пуля, выпущенная из пистолета палача, ударила его не прицельно. Скользнув у виска, она лишь оглушила парня. Потому, вначале ничком упав в снег, оглушённый ударом пули, Джон Пристли вскоре пришел в себя от холода.
Как в тумане, нго достаточно отчетливо разобрал солдат все последние слова, произнесённые полковником. И тут, сквозь пелену крови, стекающую по лицу от касательной раны на голове, он вдруг увидел прямо перед собой рифленые рукоятки, занесённого снежной пургой, пулемета.
Как понял, расправляясь с задержанными десантниками, палачи не обратили должного в такой ситуации внимания на столь грозное оружие, основательно занесённое пургой. А зря. Ведь, когда те окружили лежавшего перед стволами пистолетов профессора, то Джон, почти теряя от боли сознание, направил на них раструб пламегасителя пулемета и привычно, как умел лучше всех в своем подразделении специального назначения, нажал на спусковую гашетку…
Учёный, ставший санитаром, предусмотрительно перебил отрывистую речь раненого:
— Ничего, Джон, береги силы, потом, перед следователем, все в подробностях расскажешь.
Профессор Кристофер Стивтон в последний раз оглянулся на перевал, где уже опадали дымные следы прогоревшего пламени на останках вертолета «Ирокез», как оказалось, тоже попавшего под разящую пулемётную очередь и принявшего смерть вместе со своим хозяином.
Как можно более удобно создатель средства от холода вскинул на себя своего спасителя и, несмотря на то, что ему приходилось сильно припадать на раненую ногу, уверенно пошел со своей драгоценной ношей вниз, к долине. Туда, где в условленном месте и в определённое время их должны были ждать друзья.
До этого срока, обговорённого им только что по рации, найденной в палатке покойного сержанта Томаса Верстайна, еще оставалось немало времени. Достаточного на то, чтобы замести следы от возможного преследования его личными гонителями из военного ведомства.