Неоклассики попытались защитить свои «единицы полезности» от разрушительного прикосновения власти. Во-первых, они создали сильно субсидируемый фэнтезийный мир под названием «Общее равновесие» (General Equilibrium), где, подкрепленнoe целым рядом жёстких ограничений, всё по прежнему работает (почти) как надо. Однако для достижения этой цели оказалось, что почти ничего не осталось, что можно бы было исследовать. Они исключили из экономики почти каждое значимое явление власти — и сделали это настолько тщательно, что их совершенно конкурентоспособная модель теперь совершенно ничего не объясняет.

Второй шаг состоял в том, чтобы обозначить исключённые явления как «девиантные», а затем передать их коллегам из двух вновь созданных дисциплин: микро «искажения» и «несовершенства» были отданы тем, кто занимается теорией игр, в то время как правительственные «вмешательства» и «шоки» были переданы макроэкономистам. Эти изменения были узаконены Великой депрессией и ускорены последующим развитием государства всеобщего благосостояния. Проблема в том, что за последние полвека теория игр и макроэкономика превратились в теоретического Голема. Они значительно расширились, как бюрократически, так и академически, и это расширение вместо поддержки либеральной космологии серьёзно подорвало её.

Хотя теоретики игр и макроэкономисты редко об этом говорят, и многие удобно это игнорируют, их модели, хорошие или плохие, все затронуты и во многих случаях исключительно связаны со понятием власти. Это очень важный факт, потому что, как только власть включается в картину, все цены, потоки доходов и запасы активов становятся «загрязненными». А когда цены и распределение заражены властью, теория полезности становится неактуальной.

До 1950-х и 1960-х годов, неоклассики все ещё могли делать вид, что внеэкономические «искажения» и «шоки» были локальными или, по крайней мере, временными, и, следовательно, не нужными для более грандиозной цели анализа стоимости. Но в настоящее время, когда теория игр все в большей степени берет на себя микроанализ распределения, а правительства напрямую определяют 20–40 процентов экономической активности и ценообразования и косвенно участвуют в большей части остального, власть, похоже, повсюду. И если власть сейчас является правилом, а не исключением, что же тогда остаётся от основ полезности-производительности в либеральной теории стоимости?