Настоящее его имя было Мэтью Саллиган, и это дикое сочетание звуков как нельзя лучше подходило и ему — высокому, сутулому, мучительно искривленному — и окружающему их дом лесу. Своё же имя Ильза не произносила так давно, что уже почти забыла.

Они были дровосек и дочка. Дровосек, который не рубил дров, и дочка, которая была ему кем угодно, только не дочкой. Лес вокруг тянулся на многие и многие дни пути, оканчивающиеся смертью в большинстве случаев.

Но Ильза уже решилась.

Холщовая сумка, разнообразно побитая молью — её сто лет не вытаскивали на свежий воздух — заключала в себе весь её скарб. Одежда, которая уже ей мала, маленькая корзинка, башмаки. Еда — древесный концентрат в легких прозрачных банках.

Дровосек наверняка знал. Трудно скрыть что-либо, когда всего пространства — домик на опушке и лес, снова лес, лес кругом. Все её невеликие тайны, в основном физиологического свойства, хранил лес. Дровосек смеялся над её стыдливостью, затем ему это надоело, и в один прекрасный день это прекратилось — Ильза перестала быть женщиной и стала кем-то ещё. Дровосековой дочкой. Она часто разглядывала себя, и в зеркале, и просто так, и ей иногда казалось, что в новых мышцах, коже, тканях проглядывает кора того дуба, что стоял у ручья, или вековые кольца ольхи за заячьей пустошью; в кошмарных снах лес прорастал сквозь неё, и она становилась лесом, тяжко оплетая собой тропинки, ища кого-то, чтобы раздавить, уничтожить, отомстить за себя, за то, что с ней сделали.

— Я тебя спас, — говорил дровосек. — Я дал тебе новую жизнь. У тебя никогда не было таких возможностей. Вырви сосну, вон ту.

Ильза легко поворачивалась, одним прыжком достигала сосны и со стоном вытаскивала её с корнями. Дровосек кивал.

— Умничка.

Сосна — хороший материал. Легко расщепляется, сохраняет структуру, мало изнашивается. Тело Ильзы большей частью было именно из сосны.

Ильза стояла на крыльце и смотрела в небо. Скоро рассвет. Скоро проснётся дровосек.

— Дочка, — раздался надтреснутый со сна голос. — Ты чего делаешь, дочка?

Ильза медленно повернулась. Со стороны могло показаться, что она неуклюжа, а на самом деле она просто хотела запечатлеть момент.

Ведь она наконец решилась.

— Я ухожу. — Язык заплетался. — Я ухожу совсем.

Дровосек зверски зевнул и отчаянно потянулся. Утро было прекрасным.

— Дочка, ты бредишь, — наконец сказал он. — Сделай пожрать, у нас много работы.

— Я иду домой, — сказала Ильза. — К маме.

— Ох-хо-хо, — сказал дровосек и присел на перила. — Думаешь, она ещё жива? Тихо, тихо.

Ильза кляла себя за несдержанность. Дёрнулась всё-таки.

— Ну извини, — легко сказал дровосек. — Не хотел. Ладно, допустим, она жива. Есть ещё одна проблема.

Проблема была, и Ильза о ней знала.

— Как ты думаешь, она узнает тебя… такой?

Однажды Ильза проснулась ночью от давно забытого ощущения. Во сне кто-то гладил её по голове тёплой рукой и пел, тихонько, почти на выдохе. Было хорошо, покойно и уютно. Мама. Мама, которая защитит, согреет и, конечно, узнает свою дочурку в любом обличье.

— Узнает, — сказала Ильза. — Мама узнает.

Дровосек помолчал с минуту. Затем выпрямился, ещё раз потянулся и сказал:

— Ну что ж. Иди.

Первые полчаса бега Ильза не верила своему счастью. Он отпустил её. Дровосек отпустил свою дочку одну в лес. Я иду домой. Я бегу к маме. Вперёд! вперёд! Затем рассудок взял верх, и Ильза сбавила темп, размышляя.

Дровосеку без неё придётся худо, это точно. Сам он не в состоянии вырвать даже слабый куст. Как и любой человек. Он может только срубить дерево своим страшным оружием — пилой, которую он надевает на руку. Её лезвия почти не видно, так быстро оно колеблется, но если прищуриться, виден легкий прозрачный ореол. Похоже на короткий меч. Но срубленное — убитое — дерево совершенно бесполезно. Разве что крышу подлатать или на дрова. Больше ничего из него не сделаешь.

Получается, что без Ильзы ему никуда.

А раз так, то выходит, что никто её никуда и не отпускал.

— Молодец, — раздался знакомый голос. Ильза встала как вкопанная, всполошенно обернулась.

— Вверх посмотри.

На тонкой ветке, высоко-высоко от земли, стоял, качаясь, дровосек. За спиной его дрожало что-то огромное, прозрачное.

Крылья.

— Не бойся, — сказал дровосек грустно. — Это я просто проследить, чтоб не обидел тебя никто. Ты иди, иди. Я посмотрю.

Ильза стояла молча и глядела на него.

— Так здорово идёшь, смотреть приятно, — продолжал дровосек. — Я тобой горжусь. Ты моя дочурка, лучшее творение моё.

— Я тебе не дочь, — прорычала Ильза и рванулась дальше по едва заметной тропинке.

Дровосек сперва было отстал, но потом его голос догнал Ильзу:

— Зря! Зря бежишь! Думаешь, ты кому-то нужна? Ты только мне нужна, дочурка. Одумайся. Вернись.

— Мама. Мама. — Губы Ильзы, её язык, изуродованные, изменившиеся, другие, с трудом, но выговаривали то, что она хотела сказать. — Мама.

Он и правда её спас. Ильза с трудом, но припоминала посёлок, и вроде бы даже то, что лес тогда был не такой опасный. Во всяком случае, мама ("Мама. Мама") её отпустила. Дело было пустяковое — отнести записку и корзинку с пирожками тётушке (или бабушке?), она жила на дальнем конце посёлка, почти что в самом лесу. Ильза не могла припомнить, почему она не пошла через посёлок. Может быть, так было короче? Неважно. Примерно на середине пути ей попался волк.

Точнее, это она попалась ему. Что взять с малолетней девочки?

Волк без разговоров бросился на неё. Ильза оцепенела от ужаса. Она уже видела белоснежные клыки у самого своего лица, как вдруг раздался плотный мясистый звук, и ещё раз, и ещё — и волк рухнул к её ногам, а за ним стоял он. Дровосек со своей пилой. Тогда он был моложе.

— Надо же, — сказал он весело. — Не получилось.

Ильза не поняла, что именно не получилось.

— Как ты, девочка?

Ильза была нормально.

— Видишь, я тебя спас. Это волк, он хотел тебя съесть.

Ильза закивала.

— А куда ты идёшь, девочка?

Ильза протянула ему записку и показала пальцем в сторону тётушкиного дома.

— У-уу, — протянул дровосек. — Это далеко. Давай тебя провожу.

Ильза согласилась. Они пошли вместе. Дровосек спрятал свою страшную пилу и разглагольствовал.

— Волки, они такие! Ам — и всё. Так что ты мне должна быть благодарна. Ты мне благодарна?

Ильза была очень благодарна.

— Нет, этого мало, — сказал дровосек. — В благодарность ты должна мне послужить.

Ильза забеспокоилась.

— Маму я предупрежу, — сказал дровосек. — Она тоже очень рада, что тебя не съел волк. Она сказала, что ты должна пожить у меня и послужить мне немного. За то, что я тебя спас.

Ильза колебалась.

Дровосек подмигнул.

— Хочешь, научу рубить деревья одной рукой?

Он ещё много чего наобещал, и Ильза так и не смогла вспомнить, что именно её подкупило. Хотя пыталась — ночами кусая подушку. Из всех развлечений в его доме были только грубо сделанные деревянные погремушки, совершенно дикого вида и в огромном количестве. Потом Ильза узнала, что это называется хобби.

— Люблю погремушки, — говорил дровосек. — Делаешь как умеешь, не больше, но и не меньше. Раскрываешься какой ты есть. Сама жизнь наша — большая погремушка, её смысл в том, чтобы она была, и больше ничего. Погремушка — суть мира. — И стукал её по голове очередным своим творением.

Смеялся ли он, или говорил серьёзно, понять было нельзя; Ильза и не пыталась.

Дровосек, кажется, отстал. Ильза уже несколько часов мчалась сквозь чащу, выбирая путь не думая, и деревья, казалось, расступаются перед ней. Тропинка становилась заметно шире.

И тут Ильза что-то почуяла. Свернула в сторону бесшумно, встала, повела носом. Обоняние дровосек сделал ей почти сразу, чтобы различать больные и здоровые деревья. Запах был незнакомый — и знакомый одновременно.

Пирожки.

Ильза, пригнувшись, двинулась вперёд. С каждым её шагом аромат усиливался, а в груди росла рваная трещина предчувствия беды. Что-то будет. Что-то стрясётся. Кто-то в опасности.

Ильза остановилась, будто её ударил кто.

По тропинке шла девочка.

Сердце Ильзы, казалось, застыло. Бесконечно долгие секунды она смотрела на угловатое, голенастое, долговязое существо в куцем платье, с идиотской корзинкой в руке, стоптанных деревянных башмаках. Бурая косынка на белесых жидких волосах. Низкий лоб, огромная нижняя челюсть, расслабленно открытый рот и прозрачные распахнутые глаза со светлыми ресницами.

Ильзе стало так плохо, что она едва не завыла; трещина в груди превратилась в жгут, скручивающий всё её существо. В висках стучало, Ильза задыхалась.

Девочка, кажется, что-то услышала, оглянулась, но куда ей увидеть Ильзу, которая плоть от плоти лес. Зашагала чуть быстрее.

Ильза увидела дровосека.

Он тоже хорошо прятался, но не настолько, чтобы она его не увидела. И тоже смотрел на девочку, а та шла прямо ему навстречу.

Двадцать шагов осталось.

Пятнадцать.

Десять.

Дровосек улыбнулся.

Ильза прыгнула.

Девочка шарахнулась назад, оступилась, шлёпнулась на задницу, поползла от Ильзы, уперлась спиной в дерево. Кричать она не могла, рот был перекошен от ужаса. Ильза держала дровосека в поле зрения, но внимание её было обращено не к нему.

— Иди домой, — сказала Ильза.

Девочка ещё сильнее вжалась в дерево.

— Иди домой, — повторила дочь дровосека. — Здесь опасно.

Прозрачные глаза не выражали ничего, кроме животного ужаса. Ильза прикинула — девочка, конечно, довольно крупная, но в принципе можно подхватить её под мышку и унести с собой. И они придут к маме вместе. Вдвоём. Каждая — к своей… А дровосек — останется ни с чем…

Ильза уже шагнула к девочке, когда вспомнила о дровосеке. Слишком поздно.

Пила с плотным звуком вонзилась ей справа сбоку чуть ниже подмышки, разрывая ткани, мышцы, органы, сухожилия, и кости. Что-то горячее полилось ей на живот, на ноги. Ильза осела на колени, затем рухнула на бок. Она стала лёгкой, как воздух, мир вокруг звенел и искрился несколько секунд, а потом Ильза умерла.

Девочка понемногу выходила из ступора. Встала, отряхнула платье, не сводя глаз с дымящегося трупа. Дровосек сплюнул и сказал:

— Как ты, девочка?

Девочка часто-часто закивала.

— Хорошо, — сказала она срывающимся голосом.

— Я тебя спас от волка, девочка, — весело сказал дровосек. — Сечёшь?

— Спасибо, добрый господин, — ответила девочка.

— Куда ты идёшь одна по лесу?

Девочка протянула ему записку.

— Пирожки несу. Там, — она махнула рукой дальше по тропинке, — мой дедушка живёт.

Дровосек читал записку.

"Ув. д-р Саллиган. Жители посёлка в лице меня, поселкового старосты, приветствуют вас и желают успехов в вашем нелегком научном труде. Как видите, мы помним о нашем уговоре и исполняем свои обязательства в срок. Эту девчонку зовут Берта. Её матери было слишком много лет, чтобы ребенок вырос нормальным. Подробности в медицинской карте. Со всем подобающим почтением, староста Глюсс, посёлок Дальний, Окраина. PS. Похоже, сама судьба заботится о том, чтобы status quo сохранялся, а, док?"

— Вы проводите меня? — спросила девочка. — До дедушки. Тут недалеко.

— А знаешь что, Берта? — сказал задумчиво дровосек. — А ведь я и есть твой дедушка, Берта.