Метастансы (сторона А)

Бикбулатов Тимур

ВРЕМЯ

И

СТЕКЛО

(2007)

 

 

Письмо Еве Кудрич

Безалаберно вдарить первым

В безразмерную безамберность…

К бесам верность, наверно, ревность

Отревут за меня. На нервах

Я вистую, свистя из «Sweetsa».

Как в бреду: бутерброд на Броде,

Как рот в рот (до сих пор мне снится

Мальчик с синим лицом урода

На пруду областной больницы).

Не икалось Шато д Икемом,

Декольте пахли О де Кёльном

Просто спиртом всегда богемней,

А портвейном еще прикольней.

Солнце сверху и солнце снизу,

То, что ниже, рыжее трижды —

Пусть Париж наживает грыжу!

А слабо пройти по карнизу?

Ещё дозу — и рожей в жижу!

Намазюкаем новых музык:

Охренеют охрипши скрипки,

Обезлюдеют скрепки блузок,

Обезблюзив разлюб улыбок!

Просто без handsfree & bluetoothов

Все ослепли, хандря в трех липках.

(Посмотри: на дисплее бесится

С Эмэмэсиком Эсэмэсица!)

Не забыть шебутное бешенство:

Ркацители — цель — утро в складочку,

Пиво в складчину, спирт по скляночкам.

И стихи, стихи, стих-хоть вешайся.

Silver age на скрипучих Loveочках —

Разогнать бы всех к черту вилами.

Ведь поэзия любит славочку,

Существует — и ей до лампочки…

Вы виновны!!! Казнить не миловать!!!

 

***

Я этому миру не должен, ведь были за ним грехи

Похуже, чем жены друзей в краплёной моей колоде.

И пусть шепелявый бог под глупенькое «хи-хи»

Шестёрок своих другим нарежет судьбу на ломти.

Забудьте про титры. Напрочь. Увольте по всем статьям.

Щенявое «вон!» не светит моим караванным строчкам.

Я их не царапал зубками, как мальчиков для битья.

Пусть лучше другие гордятся своей молодой суходрочкой.

Белёсые скулы скулят прощенье своим черепам.

Мне было не до живых. Я пялился в мартиролог.

Я этому миру не врал. Поэтому и не спал

С такими, как он. Но в кровь вонзился его осколок.

К очкам приморожен наспех вчерашний больной угар…

К чертям «бережёных бог..» — ни ставки на фаворитов!

Кому оттоптал лицо, простите. Шёл наугад —

В голодном моем лесу дороги ещё не пробриты.

И пусть «я на этом мире» — довольно смешной этюд,

Но «я у него в ногах» — совсем уж дурной набросок.

Был грех — к небесам в толпе с надеждой тянул культю,

Но только на поцелуй! И пальцы загнув вопросом.

Пусть кто-то поймёт: «hands up»,

а кто-то прочтёт: «воздев» —

Я просто хотел летать, не плача о Джонатане.

И мне не писали писем на адрес «Ему. Везде» —

Не каждому выдан шанс себя раскрутить на танец.

Мне выдали этот мир, без всяких гарантий на…

Ему навязали мой тщедушный, но вольный остов.

И дочь его не со мной, но все ж не разведена —

Нам некуда жить вдвоём. Шей саван из брачных простынь!

А если скроил — считай, кто сколько напел молитв,

И сколько из них меня хоть раз помянули всуе.

Но я выдавал всегда пять строчек на каждый литр —

В расчёте! Пусть он теперь мои образа рисует.

 

***

Я почти обессловел. Не к чину слова.

Ведь словам нужно зубы почище.

Мне б с тебя в эту ночь все добро сцеловать

И сдавить его в жадных ручищах.

Все получится — я не купил эту боль,

Да и радость сегодня не в смете.

Если веришь — ударь, если любишь — уволь, —

Бог в приказе меня не отметит.

Здесь вчера солнцевело. Сегодня снежит.

Только завтра дождливит след в след мне.

Я же видел, что мне в этих пальцах не жить,

И не надо считаться, кто летней.

Я опять о любви. В зависть тем, кто кричал,

Что с тобою совсем обесстишел,

Что поверился вдрызг этим острым плечам,

Что испелся и плачу потише.

Догоняйся. Я шрам из себя иссеку

И углы обточу об дорогу.

Я все врал, что любовь состоит из секунд.

Догоняй. Только песни не трогай.

 

***

Лишь от окурка след выдаст пустой карман…

Петр ногами вверх выдаст судьбу поэта…

Кошечка, ты опять, видно, сошла с ума,

Если в такую ночь мне предлагаешь это.

Кошечка, ты проверь: крыша не протекла?

Я не чинил давно сломанный дамский зонтик.

Быстро беги в кровать. Я не хотел бы класть

Свой небольшой на всех.

Лучше попялься в сонник.

Было. Прошло. Ну что ж? Может быть, Мендельсон?

Будешь спокойно спать под моего Шопена!

Жизнь не солёный снег, выпавший на лицо,

Да и ложится смерть явно не мыльной пеной

Типа Gillette-лимон. Вынь из волос перо

И разложи пасьянс. Я постихачу, ладно?

Каждому на судьбу маленький дан пирог,

Ну а дерьма на всех выписано изрядно.

 

Эдику Цветкову

Ты тоже спел. Но только не по-нашему.

Тогда respect — мы большего не нажили.

Ты врезал джаз — я об него обрезался.

Ты жил держась — мне не хватало трезвости.

Хочу кукушкой над гнездом петушечьим

(И на боку хоть царствуй, хоть беду кричи),

Хоть Маргаритой голой, хоть валькирией,

Да хоть Вакулой, хоть с обрыва гирею.

Лети, сынок — тебе ведь жить не с Бахами,

Не все ль равно, кого и где оттрахали.

И пофиг дым, что ты одет по-летнему —

Мне ждать звезды.

Мне уходить последнему.

 

Соната

Завещаю себе тебя.

Не пинай дежурного клоуна.

Запрещаю, собой скрипя —

Ты не вся об меня переломана.

За плечами тоски не спят —

Лучше влёт между раковин век ударь.

Завершаю собой тебя.

Не вкорячить тебя в моё некуда.

Упрощаю тебе. Устал.

Я не буду твоим угощением.

Я прощаю себя. Кем стал? —

Украшением? Укрощением?

Разрешаю тебе пристать —

Потроши меня по-хорошему.

Развращаю. Не перестать.

Ты с какого меня взъерошила?

Унижай. Не забудь слизать

Все моё, что с испугу выжала.

Уезжай. Не к столу слеза.

Просто снова некстати выжила.

И не жаль. Больно, если за

Этим жалом — вампирный умысел.

Мне не жаль — я привык слезать

С игл неба, ведь там ни к чему мы все.

Умоляю, иди в отгул

Я и так уже много выскулил.

Уваляю себя в снегу

Там, где волки добычу рыскали.

Увольняю, но сберегу —

Не хочу слишком долго маяться.

Увиляю, когда смогу.

Ведь не каждый тобой ломается.

Что ж ты ноешь, как выпь в трубу?

Счёт закрыт — ничего не выставить.

Спараноишь себе судьбу —

И сама же к себе на исповедь!

Не дано лишь меня. Забудь

Все, что было на грязных лестницах

Все равно между этих букв

Ни одна твоя не уместится.

 

Седативное

Вышло как-то по-людски. С непривычки, что ль?

Как-то вроде не впервой, но… никак.

Все хотелось доползти до харчевни воль —

Отскочил куда-то вдоль на века.

Не сошлись в цене с судьбой? Я не спрашивал.

Не столкнулся с головой? Тоже бред.

Просто жизнь моя хреново покрашена

В бестолковый поэтический цвет.

Вышло тошно? Вынь глаза — не отсвечивай.

Стало круто? Полетай мотыльком.

Не такой уж бог сегодня доверчивый,

Чтоб дарить тебе меня целиком.

Ну, подумаешь, башка перекошена.

Ну, подумаешь, на сердце два шва.

Лучше выкурим одну по-хорошему —

Нам вдвоём теперь с тобой выживать…

Был у цели — смог нализаться.

Шёл домой. Проснулся — валежник.

Накарманил цивилизаций —

Баб хотелось, как у Валледжо.

И пришлось костюмчики гладить —

Иззанозил руки об доску.

Со своим вином на оладьи —

Не хотелось баб, как у Босха.

Вот и ты лежишь эшафотом,

Зная, что я телом перевран.

Ведь на том замызганном фото

Кельта ретушировал Рембрандт.

 

Теофобия

Я к богу не вернусь. Ключи на полке справа.

Не мне перепевать надрывно-горловых.

Ещё бы сто монет — и я б простил Варавву,

Чтоб больше в пол не бить остатком головы.

Чтоб не терпеть взасос сопливый ультиматум.

Кто мне соврал, что жизнь бывает и трезва?

С похмелья пили квас, а я ругался матом,

Когда ты шёл к Нему. Ведь он тебя не звал!

Мне не привинтят нимб. Тебя не вклеят в складень —

Не первый ты менял бейсболку на клобук.

Я душу продавал ему всего лишь на день,

А буду и в гробу с отметиной на лбу.

И пусть младенцы спят в ладошках богородиц.

Он обещал прийти. Наверное, за мной.

Но лучше на шесте в лохмотьях в огороде,

Чем в гору под хлыстом с брусками за спиной.

Ты слишком мало знал, чтобы влюбиться в доску

В копчёную доску с нестриженым ИНЦИ.

Я не прощу ему киднеппинг по-жидовски,

Как не простил себе нелепый суицид.

 

Сравнения

 

1

Я — ваше всё (плач в зале). Да, … mea mecum…

Как Пушкин с рожками (Учебник. 5 класс.)

Как хомячки, разорванные смехом,

И Дон Жуан, залюбленный дотла.

Как еженощный сон (да-да, про лошадь),

Как новый «Форбс», где ваши имена

Не на обломках пишут — на обложках,

И каждой ляжке разная цена.

Как Броудвей, омюзикленный бредом,

Как дилижанс, в котором не трясёт.

(Пусть копирайтеры вымучивают credo,

Но под гербом навек: «Я — ваше всё!»)

Как два носка у грязной батареи,

Как два соска или как два горба,

Как труп под Роджером, вихляющий на рее,

Как Чацкий (помню: «…бля» и помню: «…бал»).

Как «жизнь свою пройдя до половины»,

Как «не с глаголами», «суглинки, чернозём»,

Как «Отче наш», как «не убий невинных»,

Как рупь на опохмел, — «я — ваше всё».

Как Ветхий Жид, мой вечный агасверстник,

Как горький макс торговой марки «Sweppes»,

Как $ (символ доллара (ещё зелёный персик)),

Как новый «Reebok», лопнувший на шве.

Как ксёндз, бормочущий свою латынь у гроба

(Молиться — то же, что просить у пули «sos!».

Брось рассуждать «жизнь/смерть/любовь». Попробуй

Не спутать пулемёт и пылесос).

Как «дважды два», как «Маша, я Дубровский»,

Как Иисус (или мы с Ним вдвоём?).

Проснись, сынок, ты намочил матроску!

«Я всё своё! Я всё своё! Я всё своё!»

 

2

Мне нравится, что вы больны. Не мне

Доить капитолийскую волчицу.

А кто-то с толстой сумкой на ремне

Стучится, и стучится, и стучится,

Как колокол о свой больной язык,

Как дятел, как часы до приговора

И как Клааса пепел (до росы

Мне не найти сравнений Мальдорора).

Я Вас любил. Любви не может быть,

Пока на дубе цепь не золотая.

А кто-то, перервав гнилую нить,

Плутает, и плутает, и плутает,

Как Моисей, который go down,

Как Людвиг Ван вглухую среди клавиш,

Как заяц вперехлёст своим следам

(Здесь вычеркнуть — крота уже не вставишь).

Взволнованно ходили Вы… Внаём

Сдавался только я… И проворонил.

А кто-то тело жирное своё

Хоронит, и хоронит, и хоронит,

Как фараон среди костей рабов,

Как белка каждый раз по разным дуплам,

Как мальчик неизлитую любовь

Потоком прячет в надувную куклу.

Но Ваши пальцы пахнут. Насовсем

Я не отдамся — не плюю в колодцы.

А кто-то, на постель мою присев,

Смеётся, и смеётся, и смеётся,

Как человек, который у Гюго,

Как бультерьер у дверцы преисподней…

Но мне, поверь, совсем не до него.

Ответь мне честно,

Ты моя сегодня?

 

Ученикам

Или вспотел асфальт, или взлетел СашБаш,

Или кому-то здесь вновь раскровянить морду?

Только, mon cher, за мной очень крутой вираж,

И не тебе судить, как я потратил город.

И не твои стихи, как я потратил баб…

Мальчик, родимый, вынь руки из этих ножниц.

Это не брызги вин и не мокрота лба —

Это с тебя, малыш, нежно срезают кожу.

И не твоих умов, как я потратил боль:

Или забыл очки или схватил отвёртку…

В нас, на большом огне, жизни — на коробок,

Да остальной фигни — раз завернуть в скатёрку.

 

Воспалённое солнце

(отрывок из поэмы)

…Я отштукатурился вновь (простите меня за корявость),

А с новой резьбой не привык — крутился на ржавых болтах,

И не завидовать мне тем, у кого якоря есть —

Будет ещё у меня несколько новых Полтав.

Будет на фору ещё горстка неписанных правил

Или неправильных писем (а это уже на резон).

Теплится пара слезин в моем застеклённом анклаве,

Бьётся в печурке огонь — тесно ему, как в сизо.

Время ещё не квадрат, тоску на любовь не умножить.

Есть только окружности поп и то на последний peep-stop.

Есть отрицательный вектор двух пар положительных ножек,

И следствие хуже причин…

И жизнь — заполненье листов…

А смысл и разум — враги (нарочно грустить буду нудно!),

Трагедия смеху — родня (пока не захочется выть!).

В окошко судьбычится Марс, в саду керосинит Иуда.

И пусть отречёт Галилей меня от меня.

Так и Вы.

Слетели ко мне мотыльком, нарушив три дня целибата.

Не смог, как Венере вандал ответить Вам: «Только без рук!»

И два электронных письма на сто тридцать два килобайта

Простите, я так и не сжёг. Ну да, пожалел ноутбук.

И снова замазывать руст (вот здесь, я прошу, без ироний!)

И спать меня ложит Прокруст (ошибка, и рифм не должно).

Но я никого не пущу в сопливый свой быт макароний.

И пусть меня высечет Бог. И сильно накажет вино…

 

***

Мне сердце вкрутили и бросили плыть,

За то, что стоп-кран машинально не дёрнул.

А я снисхожденья просил у иглы

В расплавленном чайником диске Deep Purple.

Кому еще вдруг по зубам облака?

Здесь под человека никто не закосит.

А я б на коленях стоял и лакал

Липучую сперму зарубленных сосен.

Я выл бы Бетховена мутной реке

Больным тенорком молодого лисёнка

И где-нибудь в тихом пустом кабаке

Писал про любовь на линялой клеёнке.

Да я бы… Чего там? Вертеть так вертеть!

Вскопал бы себе уголок Пер-Лашеза,

Чтоб даже чертовски красивая смерть

Влилась неприятным глоточком дюшеса.

Терпеть так терпеть. Петлевать так в миру.

А дохнуть так медленно. Время — резина.

Но я никогда до конца не умру.

Мне смерть не к лицу.

Как Иуде — осина.

 

Монолог Шекспира

Ума хотелось, что ли? Власти ли?

Какой мне прок, что этот мир безмерен?

Ведь если сердце — просто пластилин —

Я им замажу трещину на вере.

Ведь если сердце — просто дикий воск —

Достаточно на мини-Галатею.

А на дурацкий Гамлета вопрос

Подкину ему новую идею,

Ведь если сердце — масло, то во мне

Искать не надо бога поприличней.

И если Лир бродил в своём уме —

Пусть мир поищет поновей наличник.

Но сердце — плоть. И вновь весь мир — театр,

Как будто вся судьба в режиме моно.

Так, значит, мне опять на все плевать

И шить платки плаксивой Дездемоне.

 

***

В каждой беде беды ровно на полведра.

Выискать бы себе горя на искорку.

Ты же меня вчера так и не привела

К дому, где я живу, нежно маня ирисками.

Выклянчить бы тебе новенького меня,

Может, слегка того, хоть на полковшика.

Я развалился вдрызг и уже стал линять.

Не ремонтируй. Бред. Нет ничего хорошего.

Выставить бы стекло или хотя бы счёт,

Выставить бы коня — сказки закончились.

Только не жги друзей — слишком им горячо.

Ну а потом врубай нежные колокольчики.

Ну, а потом врубай скорость на пол-езды.

Бреду уже не быть — к дому доехать бы.

Если б не лез в строку — не было бы беды

И не летел бы вниз с дикими смехами.

Ну, а пока гуляй — счастья тебе кило.

Вылечусь — прилечу. Нет — так покедова.

Каждому свой перёд. Не разверни седло

И не пинай коня рваными кедами.

 

***

Улетел снегур с бабморозихой,

Справил бёздики Отчий сын.

Нет, не нам, браток, пить амброзию

Под хрустящие огурцы.

Эй, гарсон, ещё нам маслин и чек!

Помнишь, Джозефа есть сонет?

Я пойду удобрю суглиночек,

Ты одобришь. Держись, поэт!

Step by step. Топ-топ. Зря ты толстую,

Щипозадую не увлёк.

А народ, смотри, все безмолвствует.

Мёрзни, прыщ-ямщик — путь далёк.

Ну, давай, давай, брызгай яствами,

Подержу чуток. Не грустней.

Нам бы лучше вон ту, сисястую,

И выдру с ней.

Бьются чурочки, как в печурочке,

Всем салям-аллах! Как вам бар?

На, пожуй снежку — поищу очки.

Поналезли, блин, как в амбар!!!

Шапку пяль свою мономахую.

Тяжела? Без неё хужей!

Что ж ты так, родной, амфибрахием

С громким иктом на вираже?

Тело жирное к свету изверги,

Ты взмывай стрелой, альбатрос.

Ты ж не в байках беззубой Изергиль.

Во, писатель был — жаль подрос.

Батя Пётр твой у воротиков

Держит ключики, как кастет.

Мне сегодня не до эротики.

Исчезаю. Бывай, поэт!

Какой сикамбр разума угас!

 

Седьмой романс

Этим утром,

вскрывающим «Ниже!», «Ещё!» и «Пошла ты на…»

Без надрыва и лживо всплывёт: «You’re my dearest teacher».

И пускай моя совесть бессовестно наспех залатана —

Не к столу этот бред. Я сегодня насквозь герметичен.

Я сегодня напьюсь.

Буду бог, если вдруг не исполню. Я

Научился кроить джаз-концерты для скрипки под ругань.

Ты не бойся кричать. Все сойдёт. Наши души на молнии.

И пока не заест — будет корм обнаглевшим подругам.

Я сегодня навзлёт симпатичен.

Проси два по триста. Не

Привыкай дергать с неба статистов —

Лишь выгрустишь скуку.

Не дрожи вперебор. Пусть морячки завоют на пристани.

Отрывай якоря, как срезал фальшь с танцующих кукол.

Этим вечером — вдрызг.

Не держи за рукав. Не рискую без повода.

Кто-то клянчит две ноты и слог. Брось в колпак, бога ради.

Ты знобишь от любви. Можешь пробовать снова и снова. Да

Зазвенишь, как монисто…

Не надо визжать в ресторане!

Я в дугу эмпиричен.

Прорвусь. Слишком много смешного запрета на

Дезинфекцию слов неразбавленной кельтовой хлоркой.

И пустяк, что твоё/моё прошлое преданно предано —

Я не буду струной, перерезавшей пьяного Лорку.

Не рисую себя —

Небольшой перебор на богов у убого-нестоящих.

Попытайтесь-ка мне вжечь тавро под литавры. Да кто вам

Спать подаст без намордника

в затхлом поэтовом стойбище?

Отойдите, прошу. Я сегодня не так продиктован.

Не надейся на роль

В задний план все постели на годы забиты до премии.

Этот кастинг взасос отслюнявится содранным боком.

Don’t tоuch it!

И попробуй не ныть о так грубо опущенном времени —

Его место в углу. А тебя и до неба дотащит.

Я сегодня в строке.

Ты меня не гарпунь в моей сладкой шампанской купели. Но

Докурю свой глагол

И всем в левый сосок повтыкаю — просили.

Добирайся один. Мне на небе еще не постелено.

А согнётся флагшток — покемарю на мягкой России.

 

Сентябред

Глухой запрет на появленье шамбр-

Гарни. Цвести и гнить в бобровой заводи-

Нарвался смехом на дамоклов шампур

И недостроен — выдохся мой Гауди,

Отплюнув сплетни и полсердца схаркнув…

Тем, кто поверил — ни кусочка с соусом!

Пусть редко, но я принимал подарки —

Любовь ко мне, обёрнутую совестью.

И ходит осень, напрягая шармом —

С открытой попкой, зубки — губки бантиком.

А я в офсайде — отобрали шарик,

(В) вернули честь — такая акробатика.

Опять впотьмах гадать на кофеварке:

«Доколе мне терпеться с Катилиною?»

Уж если и написан я с помаркою,

Терпи, малышка — строчка будет длинною.

Но гонит осень, нежно душит шарфом

(меня сломать — не надо много челяди)

Пусть мясорубка жрёт в режиме shuffle

Того, кто был всегда немного спереди.

И пусть горят джорданы и д’арки —

Я погашу. Тайком. По-пионерскому.

С улыбкой наскребёт мой ржавый «Паркер»

Три вечных буквы в алтаре над фресками.

Влезает осень с запахом клошара,

Что в рот полезло — бесполезно вылезет.

Мне всё равно, когда берут за жабры,

Но тронь, попробуй, если я без привязи.

И пусть здесь ходят к жмурикам с припаркой,

И пусть меняться лезут с шилом в мыльнице —

Меня сюда не первый бог накаркал,

Здесь каждый пятый был моей кормилицей.

Им невдомёк — здесь каждый свой кошмар брал

В нутро не влезть — не спутаешь с матрёшками.

Тут — или к Мастеру, зажавши в ляжках швабру,

Или — к Пилату лунною дорожкою.

Не мне пить плесень с завтрашней заваркой.

Все дома. Так не лезьте в избу ластами —

Иосиф быстро вам сколотит нарко-

Притончик с ножками, вполне окорочкастыми.

Притихнет осень, скромно ножкой шаркнув,

А я пойду сентябрь в стороне пасти

И ждать, когда набухнет твёрдый шанкр

В паху урода, названного небом здесь…

 

Видеоклип

Лямуры, айлавы, ихлибы…

Глаза в волосах, серьги в губы…

И где-то глумятся талибы,

Клеймя могендовид на трупах.

А мы с тобой любим на трубах.

Кому-то срубают полипы.

Нас завтра послали за водкой.

Вчера посылали за смертью.

А, впрочем, всегда по короткой —

Есть должность «посыльный» по смете.

А мы с тобой любим, как дети.

Полипы полезли из глотки.

Упал курс банана в Уганде

По отношенью к картошке.

У нас есть труба на веранде,

Тугие-тугие застёжки

И трусики с розовой кошкой.

А скальпель ползёт к левой гланде.

В Байкале вода стала чёрной,

Убили посла без прелюдий.

А кошка смоталась позорно,

Открыв непричёсанный лютик.

Мы снова и снова. Мы любим.

А гланды отрезали с горлом.

Упали режимы, цунами,

Ракеты в безумном галопе.

Глазами, губами, руками

Мы любим, мы любим в нонстопе!

Полипы гуляют в Европе,

Земля отпылала над нами…

 

Дикая масленица

(колыбельная)

Соберём костёр — на весь лес востер,

Бросим брёвнышек, словно зёрнышек,

А потом на двор созовём сестёр

Будет плясочка. Спи, зверёныше!

Приползёт беда — мы её туда,

Подойдёт зима — в пламень личиком,

Бражки три ведра — то-то будет пра-

Здничек знатненький. Спи, язычник мой!

А потом пойдёт лютый хоровод.

Будет братушка Джироламушка —

Разойдись народ, все в расход пойдёт.

Даже детушки. Спи, мой лапушка!

Вон, гляди, вдали дядьки понесли

Красну-девицу буйну Жаннушку

Расступился лес — искры до небес!

Хорошо горит! Спи, журавушка!

Спи, муравушка! Вон Джорданушку

Волокут петлёй — рот забит землёй,

Вроде верится, вишь, как вертится.

Полыхнул копной! Спи, змеёныш мой!

Ох, идёт гульба — берегись, толпа!

А под пьяночку — пана Яночка.

Был великий Гус, а теперь, как гусь,

Весь обжаренный. Баю-баючки!

Гаснет — не беда! Видишь, поезда?

Там все деточки, словно веточки.

Полыхнёт до крыш! Не смотри, глупыш!

Повернись ко мне — дам конфеточку!

Крутит колесо — подвезли Лазо,

И везут-везут — потерял я счёт

Ведь не вешали — вот потешили!

Ты уже уснул? Ну а я ещё

Посмотрю насчёт

Гарной ладушки.

Спи, мой Владушка! Спи, Десадушка!

 

Второе письмо Еве Кудрич

В этом небе не так красиво:

Там амброзия пахнет квасом.

Нет там розовых апельсинов,

Не набросано ананасов!

К Рождеству не сумел съянварить

Новых жестов — другие лезут.

Не сварилось — пускай не к сваре

И не к своре. Язык железо

После спирта уже не лижет,

Как по детству. Пора на пристань,

Грамм по триста и — к аду ближе!

Может, к черту? Hastalavista!

Все на вечность! Себе ни свечки,

Ни окурочка, ни огарка —

Где-то в мозге открылась течка,

Как у сучки — и ту отхаркал.

Я слажал. Я по жизни — чайник.

Ведь за это не ставят к стенке?

Мне б гонять по помойкам чаек

И отчаянно грызть коленки…

Если встретимся («если» — шутка),

Строчки выстрочим по фигуре…

Кроме «если» есть «вдруг», малютка.

Если «вдруг», помни: было жутко

Гражданину кантона Ури.