Письмо Еве Кудрич
Безалаберно вдарить первым
В безразмерную безамберность…
К бесам верность, наверно, ревность
Отревут за меня. На нервах
Я вистую, свистя из «Sweetsa».
Как в бреду: бутерброд на Броде,
Как рот в рот (до сих пор мне снится
Мальчик с синим лицом урода
На пруду областной больницы).
Не икалось Шато д Икемом,
Декольте пахли О де Кёльном
Просто спиртом всегда богемней,
А портвейном еще прикольней.
Солнце сверху и солнце снизу,
То, что ниже, рыжее трижды —
Пусть Париж наживает грыжу!
А слабо пройти по карнизу?
Ещё дозу — и рожей в жижу!
Намазюкаем новых музык:
Охренеют охрипши скрипки,
Обезлюдеют скрепки блузок,
Обезблюзив разлюб улыбок!
Просто без handsfree & bluetoothов
Все ослепли, хандря в трех липках.
(Посмотри: на дисплее бесится
С Эмэмэсиком Эсэмэсица!)
Не забыть шебутное бешенство:
Ркацители — цель — утро в складочку,
Пиво в складчину, спирт по скляночкам.
И стихи, стихи, стих-хоть вешайся.
Silver age на скрипучих Loveочках —
Разогнать бы всех к черту вилами.
Ведь поэзия любит славочку,
Существует — и ей до лампочки…
Вы виновны!!! Казнить не миловать!!!
***
Я этому миру не должен, ведь были за ним грехи
Похуже, чем жены друзей в краплёной моей колоде.
И пусть шепелявый бог под глупенькое «хи-хи»
Шестёрок своих другим нарежет судьбу на ломти.
Забудьте про титры. Напрочь. Увольте по всем статьям.
Щенявое «вон!» не светит моим караванным строчкам.
Я их не царапал зубками, как мальчиков для битья.
Пусть лучше другие гордятся своей молодой суходрочкой.
Белёсые скулы скулят прощенье своим черепам.
Мне было не до живых. Я пялился в мартиролог.
Я этому миру не врал. Поэтому и не спал
С такими, как он. Но в кровь вонзился его осколок.
К очкам приморожен наспех вчерашний больной угар…
К чертям «бережёных бог..» — ни ставки на фаворитов!
Кому оттоптал лицо, простите. Шёл наугад —
В голодном моем лесу дороги ещё не пробриты.
И пусть «я на этом мире» — довольно смешной этюд,
Но «я у него в ногах» — совсем уж дурной набросок.
Был грех — к небесам в толпе с надеждой тянул культю,
Но только на поцелуй! И пальцы загнув вопросом.
Пусть кто-то поймёт: «hands up»,
а кто-то прочтёт: «воздев» —
Я просто хотел летать, не плача о Джонатане.
И мне не писали писем на адрес «Ему. Везде» —
Не каждому выдан шанс себя раскрутить на танец.
Мне выдали этот мир, без всяких гарантий на…
Ему навязали мой тщедушный, но вольный остов.
И дочь его не со мной, но все ж не разведена —
Нам некуда жить вдвоём. Шей саван из брачных простынь!
А если скроил — считай, кто сколько напел молитв,
И сколько из них меня хоть раз помянули всуе.
Но я выдавал всегда пять строчек на каждый литр —
В расчёте! Пусть он теперь мои образа рисует.
***
Я почти обессловел. Не к чину слова.
Ведь словам нужно зубы почище.
Мне б с тебя в эту ночь все добро сцеловать
И сдавить его в жадных ручищах.
Все получится — я не купил эту боль,
Да и радость сегодня не в смете.
Если веришь — ударь, если любишь — уволь, —
Бог в приказе меня не отметит.
Здесь вчера солнцевело. Сегодня снежит.
Только завтра дождливит след в след мне.
Я же видел, что мне в этих пальцах не жить,
И не надо считаться, кто летней.
Я опять о любви. В зависть тем, кто кричал,
Что с тобою совсем обесстишел,
Что поверился вдрызг этим острым плечам,
Что испелся и плачу потише.
Догоняйся. Я шрам из себя иссеку
И углы обточу об дорогу.
Я все врал, что любовь состоит из секунд.
Догоняй. Только песни не трогай.
***
Лишь от окурка след выдаст пустой карман…
Петр ногами вверх выдаст судьбу поэта…
Кошечка, ты опять, видно, сошла с ума,
Если в такую ночь мне предлагаешь это.
Кошечка, ты проверь: крыша не протекла?
Я не чинил давно сломанный дамский зонтик.
Быстро беги в кровать. Я не хотел бы класть
Свой небольшой на всех.
Лучше попялься в сонник.
Было. Прошло. Ну что ж? Может быть, Мендельсон?
Будешь спокойно спать под моего Шопена!
Жизнь не солёный снег, выпавший на лицо,
Да и ложится смерть явно не мыльной пеной
Типа Gillette-лимон. Вынь из волос перо
И разложи пасьянс. Я постихачу, ладно?
Каждому на судьбу маленький дан пирог,
Ну а дерьма на всех выписано изрядно.
Эдику Цветкову
Ты тоже спел. Но только не по-нашему.
Тогда respect — мы большего не нажили.
Ты врезал джаз — я об него обрезался.
Ты жил держась — мне не хватало трезвости.
Хочу кукушкой над гнездом петушечьим
(И на боку хоть царствуй, хоть беду кричи),
Хоть Маргаритой голой, хоть валькирией,
Да хоть Вакулой, хоть с обрыва гирею.
Лети, сынок — тебе ведь жить не с Бахами,
Не все ль равно, кого и где оттрахали.
И пофиг дым, что ты одет по-летнему —
Мне ждать звезды.
Мне уходить последнему.
Соната
Завещаю себе тебя.
Не пинай дежурного клоуна.
Запрещаю, собой скрипя —
Ты не вся об меня переломана.
За плечами тоски не спят —
Лучше влёт между раковин век ударь.
Завершаю собой тебя.
Не вкорячить тебя в моё некуда.
Упрощаю тебе. Устал.
Я не буду твоим угощением.
Я прощаю себя. Кем стал? —
Украшением? Укрощением?
Разрешаю тебе пристать —
Потроши меня по-хорошему.
Развращаю. Не перестать.
Ты с какого меня взъерошила?
Унижай. Не забудь слизать
Все моё, что с испугу выжала.
Уезжай. Не к столу слеза.
Просто снова некстати выжила.
И не жаль. Больно, если за
Этим жалом — вампирный умысел.
Мне не жаль — я привык слезать
С игл неба, ведь там ни к чему мы все.
Умоляю, иди в отгул
Я и так уже много выскулил.
Уваляю себя в снегу
Там, где волки добычу рыскали.
Увольняю, но сберегу —
Не хочу слишком долго маяться.
Увиляю, когда смогу.
Ведь не каждый тобой ломается.
Что ж ты ноешь, как выпь в трубу?
Счёт закрыт — ничего не выставить.
Спараноишь себе судьбу —
И сама же к себе на исповедь!
Не дано лишь меня. Забудь
Все, что было на грязных лестницах
Все равно между этих букв
Ни одна твоя не уместится.
Седативное
Вышло как-то по-людски. С непривычки, что ль?
Как-то вроде не впервой, но… никак.
Все хотелось доползти до харчевни воль —
Отскочил куда-то вдоль на века.
Не сошлись в цене с судьбой? Я не спрашивал.
Не столкнулся с головой? Тоже бред.
Просто жизнь моя хреново покрашена
В бестолковый поэтический цвет.
Вышло тошно? Вынь глаза — не отсвечивай.
Стало круто? Полетай мотыльком.
Не такой уж бог сегодня доверчивый,
Чтоб дарить тебе меня целиком.
Ну, подумаешь, башка перекошена.
Ну, подумаешь, на сердце два шва.
Лучше выкурим одну по-хорошему —
Нам вдвоём теперь с тобой выживать…
Был у цели — смог нализаться.
Шёл домой. Проснулся — валежник.
Накарманил цивилизаций —
Баб хотелось, как у Валледжо.
И пришлось костюмчики гладить —
Иззанозил руки об доску.
Со своим вином на оладьи —
Не хотелось баб, как у Босха.
Вот и ты лежишь эшафотом,
Зная, что я телом перевран.
Ведь на том замызганном фото
Кельта ретушировал Рембрандт.
Теофобия
Я к богу не вернусь. Ключи на полке справа.
Не мне перепевать надрывно-горловых.
Ещё бы сто монет — и я б простил Варавву,
Чтоб больше в пол не бить остатком головы.
Чтоб не терпеть взасос сопливый ультиматум.
Кто мне соврал, что жизнь бывает и трезва?
С похмелья пили квас, а я ругался матом,
Когда ты шёл к Нему. Ведь он тебя не звал!
Мне не привинтят нимб. Тебя не вклеят в складень —
Не первый ты менял бейсболку на клобук.
Я душу продавал ему всего лишь на день,
А буду и в гробу с отметиной на лбу.
И пусть младенцы спят в ладошках богородиц.
Он обещал прийти. Наверное, за мной.
Но лучше на шесте в лохмотьях в огороде,
Чем в гору под хлыстом с брусками за спиной.
Ты слишком мало знал, чтобы влюбиться в доску
В копчёную доску с нестриженым ИНЦИ.
Я не прощу ему киднеппинг по-жидовски,
Как не простил себе нелепый суицид.
Сравнения
1
Я — ваше всё (плач в зале). Да, … mea mecum…
Как Пушкин с рожками (Учебник. 5 класс.)
Как хомячки, разорванные смехом,
И Дон Жуан, залюбленный дотла.
Как еженощный сон (да-да, про лошадь),
Как новый «Форбс», где ваши имена
Не на обломках пишут — на обложках,
И каждой ляжке разная цена.
Как Броудвей, омюзикленный бредом,
Как дилижанс, в котором не трясёт.
(Пусть копирайтеры вымучивают credo,
Но под гербом навек: «Я — ваше всё!»)
Как два носка у грязной батареи,
Как два соска или как два горба,
Как труп под Роджером, вихляющий на рее,
Как Чацкий (помню: «…бля» и помню: «…бал»).
Как «жизнь свою пройдя до половины»,
Как «не с глаголами», «суглинки, чернозём»,
Как «Отче наш», как «не убий невинных»,
Как рупь на опохмел, — «я — ваше всё».
Как Ветхий Жид, мой вечный агасверстник,
Как горький макс торговой марки «Sweppes»,
Как $ (символ доллара (ещё зелёный персик)),
Как новый «Reebok», лопнувший на шве.
Как ксёндз, бормочущий свою латынь у гроба
(Молиться — то же, что просить у пули «sos!».
Брось рассуждать «жизнь/смерть/любовь». Попробуй
Не спутать пулемёт и пылесос).
Как «дважды два», как «Маша, я Дубровский»,
Как Иисус (или мы с Ним вдвоём?).
Проснись, сынок, ты намочил матроску!
«Я всё своё! Я всё своё! Я всё своё!»
2
Мне нравится, что вы больны. Не мне
Доить капитолийскую волчицу.
А кто-то с толстой сумкой на ремне
Стучится, и стучится, и стучится,
Как колокол о свой больной язык,
Как дятел, как часы до приговора
И как Клааса пепел (до росы
Мне не найти сравнений Мальдорора).
Я Вас любил. Любви не может быть,
Пока на дубе цепь не золотая.
А кто-то, перервав гнилую нить,
Плутает, и плутает, и плутает,
Как Моисей, который go down,
Как Людвиг Ван вглухую среди клавиш,
Как заяц вперехлёст своим следам
(Здесь вычеркнуть — крота уже не вставишь).
Взволнованно ходили Вы… Внаём
Сдавался только я… И проворонил.
А кто-то тело жирное своё
Хоронит, и хоронит, и хоронит,
Как фараон среди костей рабов,
Как белка каждый раз по разным дуплам,
Как мальчик неизлитую любовь
Потоком прячет в надувную куклу.
Но Ваши пальцы пахнут. Насовсем
Я не отдамся — не плюю в колодцы.
А кто-то, на постель мою присев,
Смеётся, и смеётся, и смеётся,
Как человек, который у Гюго,
Как бультерьер у дверцы преисподней…
Но мне, поверь, совсем не до него.
Ответь мне честно,
Ты моя сегодня?
Ученикам
Или вспотел асфальт, или взлетел СашБаш,
Или кому-то здесь вновь раскровянить морду?
Только, mon cher, за мной очень крутой вираж,
И не тебе судить, как я потратил город.
И не твои стихи, как я потратил баб…
Мальчик, родимый, вынь руки из этих ножниц.
Это не брызги вин и не мокрота лба —
Это с тебя, малыш, нежно срезают кожу.
И не твоих умов, как я потратил боль:
Или забыл очки или схватил отвёртку…
В нас, на большом огне, жизни — на коробок,
Да остальной фигни — раз завернуть в скатёрку.
Воспалённое солнце
(отрывок из поэмы)
…Я отштукатурился вновь (простите меня за корявость),
А с новой резьбой не привык — крутился на ржавых болтах,
И не завидовать мне тем, у кого якоря есть —
Будет ещё у меня несколько новых Полтав.
Будет на фору ещё горстка неписанных правил
Или неправильных писем (а это уже на резон).
Теплится пара слезин в моем застеклённом анклаве,
Бьётся в печурке огонь — тесно ему, как в сизо.
Время ещё не квадрат, тоску на любовь не умножить.
Есть только окружности поп и то на последний peep-stop.
Есть отрицательный вектор двух пар положительных ножек,
И следствие хуже причин…
И жизнь — заполненье листов…
А смысл и разум — враги (нарочно грустить буду нудно!),
Трагедия смеху — родня (пока не захочется выть!).
В окошко судьбычится Марс, в саду керосинит Иуда.
И пусть отречёт Галилей меня от меня.
Так и Вы.
Слетели ко мне мотыльком, нарушив три дня целибата.
Не смог, как Венере вандал ответить Вам: «Только без рук!»
И два электронных письма на сто тридцать два килобайта
Простите, я так и не сжёг. Ну да, пожалел ноутбук.
И снова замазывать руст (вот здесь, я прошу, без ироний!)
И спать меня ложит Прокруст (ошибка, и рифм не должно).
Но я никого не пущу в сопливый свой быт макароний.
И пусть меня высечет Бог. И сильно накажет вино…
***
Мне сердце вкрутили и бросили плыть,
За то, что стоп-кран машинально не дёрнул.
А я снисхожденья просил у иглы
В расплавленном чайником диске Deep Purple.
Кому еще вдруг по зубам облака?
Здесь под человека никто не закосит.
А я б на коленях стоял и лакал
Липучую сперму зарубленных сосен.
Я выл бы Бетховена мутной реке
Больным тенорком молодого лисёнка
И где-нибудь в тихом пустом кабаке
Писал про любовь на линялой клеёнке.
Да я бы… Чего там? Вертеть так вертеть!
Вскопал бы себе уголок Пер-Лашеза,
Чтоб даже чертовски красивая смерть
Влилась неприятным глоточком дюшеса.
Терпеть так терпеть. Петлевать так в миру.
А дохнуть так медленно. Время — резина.
Но я никогда до конца не умру.
Мне смерть не к лицу.
Как Иуде — осина.
Монолог Шекспира
Ума хотелось, что ли? Власти ли?
Какой мне прок, что этот мир безмерен?
Ведь если сердце — просто пластилин —
Я им замажу трещину на вере.
Ведь если сердце — просто дикий воск —
Достаточно на мини-Галатею.
А на дурацкий Гамлета вопрос
Подкину ему новую идею,
Ведь если сердце — масло, то во мне
Искать не надо бога поприличней.
И если Лир бродил в своём уме —
Пусть мир поищет поновей наличник.
Но сердце — плоть. И вновь весь мир — театр,
Как будто вся судьба в режиме моно.
Так, значит, мне опять на все плевать
И шить платки плаксивой Дездемоне.
***
В каждой беде беды ровно на полведра.
Выискать бы себе горя на искорку.
Ты же меня вчера так и не привела
К дому, где я живу, нежно маня ирисками.
Выклянчить бы тебе новенького меня,
Может, слегка того, хоть на полковшика.
Я развалился вдрызг и уже стал линять.
Не ремонтируй. Бред. Нет ничего хорошего.
Выставить бы стекло или хотя бы счёт,
Выставить бы коня — сказки закончились.
Только не жги друзей — слишком им горячо.
Ну а потом врубай нежные колокольчики.
Ну, а потом врубай скорость на пол-езды.
Бреду уже не быть — к дому доехать бы.
Если б не лез в строку — не было бы беды
И не летел бы вниз с дикими смехами.
Ну, а пока гуляй — счастья тебе кило.
Вылечусь — прилечу. Нет — так покедова.
Каждому свой перёд. Не разверни седло
И не пинай коня рваными кедами.
***
Улетел снегур с бабморозихой,
Справил бёздики Отчий сын.
Нет, не нам, браток, пить амброзию
Под хрустящие огурцы.
Эй, гарсон, ещё нам маслин и чек!
Помнишь, Джозефа есть сонет?
Я пойду удобрю суглиночек,
Ты одобришь. Держись, поэт!
Step by step. Топ-топ. Зря ты толстую,
Щипозадую не увлёк.
А народ, смотри, все безмолвствует.
Мёрзни, прыщ-ямщик — путь далёк.
Ну, давай, давай, брызгай яствами,
Подержу чуток. Не грустней.
Нам бы лучше вон ту, сисястую,
И выдру с ней.
Бьются чурочки, как в печурочке,
Всем салям-аллах! Как вам бар?
На, пожуй снежку — поищу очки.
Поналезли, блин, как в амбар!!!
Шапку пяль свою мономахую.
Тяжела? Без неё хужей!
Что ж ты так, родной, амфибрахием
С громким иктом на вираже?
Тело жирное к свету изверги,
Ты взмывай стрелой, альбатрос.
Ты ж не в байках беззубой Изергиль.
Во, писатель был — жаль подрос.
Батя Пётр твой у воротиков
Держит ключики, как кастет.
Мне сегодня не до эротики.
Исчезаю. Бывай, поэт!
Какой сикамбр разума угас!
Седьмой романс
Этим утром,
вскрывающим «Ниже!», «Ещё!» и «Пошла ты на…»
Без надрыва и лживо всплывёт: «You’re my dearest teacher».
И пускай моя совесть бессовестно наспех залатана —
Не к столу этот бред. Я сегодня насквозь герметичен.
Я сегодня напьюсь.
Буду бог, если вдруг не исполню. Я
Научился кроить джаз-концерты для скрипки под ругань.
Ты не бойся кричать. Все сойдёт. Наши души на молнии.
И пока не заест — будет корм обнаглевшим подругам.
Я сегодня навзлёт симпатичен.
Проси два по триста. Не
Привыкай дергать с неба статистов —
Лишь выгрустишь скуку.
Не дрожи вперебор. Пусть морячки завоют на пристани.
Отрывай якоря, как срезал фальшь с танцующих кукол.
Этим вечером — вдрызг.
Не держи за рукав. Не рискую без повода.
Кто-то клянчит две ноты и слог. Брось в колпак, бога ради.
Ты знобишь от любви. Можешь пробовать снова и снова. Да
Зазвенишь, как монисто…
Не надо визжать в ресторане!
Я в дугу эмпиричен.
Прорвусь. Слишком много смешного запрета на
Дезинфекцию слов неразбавленной кельтовой хлоркой.
И пустяк, что твоё/моё прошлое преданно предано —
Я не буду струной, перерезавшей пьяного Лорку.
Не рисую себя —
Небольшой перебор на богов у убого-нестоящих.
Попытайтесь-ка мне вжечь тавро под литавры. Да кто вам
Спать подаст без намордника
в затхлом поэтовом стойбище?
Отойдите, прошу. Я сегодня не так продиктован.
Не надейся на роль
В задний план все постели на годы забиты до премии.
Этот кастинг взасос отслюнявится содранным боком.
Don’t tоuch it!
И попробуй не ныть о так грубо опущенном времени —
Его место в углу. А тебя и до неба дотащит.
Я сегодня в строке.
Ты меня не гарпунь в моей сладкой шампанской купели. Но
Докурю свой глагол
И всем в левый сосок повтыкаю — просили.
Добирайся один. Мне на небе еще не постелено.
А согнётся флагшток — покемарю на мягкой России.
Сентябред
Глухой запрет на появленье шамбр-
Гарни. Цвести и гнить в бобровой заводи-
Нарвался смехом на дамоклов шампур
И недостроен — выдохся мой Гауди,
Отплюнув сплетни и полсердца схаркнув…
Тем, кто поверил — ни кусочка с соусом!
Пусть редко, но я принимал подарки —
Любовь ко мне, обёрнутую совестью.
И ходит осень, напрягая шармом —
С открытой попкой, зубки — губки бантиком.
А я в офсайде — отобрали шарик,
(В) вернули честь — такая акробатика.
Опять впотьмах гадать на кофеварке:
«Доколе мне терпеться с Катилиною?»
Уж если и написан я с помаркою,
Терпи, малышка — строчка будет длинною.
Но гонит осень, нежно душит шарфом
(меня сломать — не надо много челяди)
Пусть мясорубка жрёт в режиме shuffle
Того, кто был всегда немного спереди.
И пусть горят джорданы и д’арки —
Я погашу. Тайком. По-пионерскому.
С улыбкой наскребёт мой ржавый «Паркер»
Три вечных буквы в алтаре над фресками.
Влезает осень с запахом клошара,
Что в рот полезло — бесполезно вылезет.
Мне всё равно, когда берут за жабры,
Но тронь, попробуй, если я без привязи.
И пусть здесь ходят к жмурикам с припаркой,
И пусть меняться лезут с шилом в мыльнице —
Меня сюда не первый бог накаркал,
Здесь каждый пятый был моей кормилицей.
Им невдомёк — здесь каждый свой кошмар брал
В нутро не влезть — не спутаешь с матрёшками.
Тут — или к Мастеру, зажавши в ляжках швабру,
Или — к Пилату лунною дорожкою.
Не мне пить плесень с завтрашней заваркой.
Все дома. Так не лезьте в избу ластами —
Иосиф быстро вам сколотит нарко-
Притончик с ножками, вполне окорочкастыми.
Притихнет осень, скромно ножкой шаркнув,
А я пойду сентябрь в стороне пасти
И ждать, когда набухнет твёрдый шанкр
В паху урода, названного небом здесь…
Видеоклип
Лямуры, айлавы, ихлибы…
Глаза в волосах, серьги в губы…
И где-то глумятся талибы,
Клеймя могендовид на трупах.
А мы с тобой любим на трубах.
Кому-то срубают полипы.
Нас завтра послали за водкой.
Вчера посылали за смертью.
А, впрочем, всегда по короткой —
Есть должность «посыльный» по смете.
А мы с тобой любим, как дети.
Полипы полезли из глотки.
Упал курс банана в Уганде
По отношенью к картошке.
У нас есть труба на веранде,
Тугие-тугие застёжки
И трусики с розовой кошкой.
А скальпель ползёт к левой гланде.
В Байкале вода стала чёрной,
Убили посла без прелюдий.
А кошка смоталась позорно,
Открыв непричёсанный лютик.
Мы снова и снова. Мы любим.
А гланды отрезали с горлом.
Упали режимы, цунами,
Ракеты в безумном галопе.
Глазами, губами, руками
Мы любим, мы любим в нонстопе!
Полипы гуляют в Европе,
Земля отпылала над нами…
Дикая масленица
(колыбельная)
Соберём костёр — на весь лес востер,
Бросим брёвнышек, словно зёрнышек,
А потом на двор созовём сестёр
Будет плясочка. Спи, зверёныше!
Приползёт беда — мы её туда,
Подойдёт зима — в пламень личиком,
Бражки три ведра — то-то будет пра-
Здничек знатненький. Спи, язычник мой!
А потом пойдёт лютый хоровод.
Будет братушка Джироламушка —
Разойдись народ, все в расход пойдёт.
Даже детушки. Спи, мой лапушка!
Вон, гляди, вдали дядьки понесли
Красну-девицу буйну Жаннушку
Расступился лес — искры до небес!
Хорошо горит! Спи, журавушка!
Спи, муравушка! Вон Джорданушку
Волокут петлёй — рот забит землёй,
Вроде верится, вишь, как вертится.
Полыхнул копной! Спи, змеёныш мой!
Ох, идёт гульба — берегись, толпа!
А под пьяночку — пана Яночка.
Был великий Гус, а теперь, как гусь,
Весь обжаренный. Баю-баючки!
Гаснет — не беда! Видишь, поезда?
Там все деточки, словно веточки.
Полыхнёт до крыш! Не смотри, глупыш!
Повернись ко мне — дам конфеточку!
Крутит колесо — подвезли Лазо,
И везут-везут — потерял я счёт
Ведь не вешали — вот потешили!
Ты уже уснул? Ну а я ещё
Посмотрю насчёт
Гарной ладушки.
Спи, мой Владушка! Спи, Десадушка!
Второе письмо Еве Кудрич
В этом небе не так красиво:
Там амброзия пахнет квасом.
Нет там розовых апельсинов,
Не набросано ананасов!
К Рождеству не сумел съянварить
Новых жестов — другие лезут.
Не сварилось — пускай не к сваре
И не к своре. Язык железо
После спирта уже не лижет,
Как по детству. Пора на пристань,
Грамм по триста и — к аду ближе!
Может, к черту? Hastalavista!
Все на вечность! Себе ни свечки,
Ни окурочка, ни огарка —
Где-то в мозге открылась течка,
Как у сучки — и ту отхаркал.
Я слажал. Я по жизни — чайник.
Ведь за это не ставят к стенке?
Мне б гонять по помойкам чаек
И отчаянно грызть коленки…
Если встретимся («если» — шутка),
Строчки выстрочим по фигуре…
Кроме «если» есть «вдруг», малютка.
Если «вдруг», помни: было жутко
Гражданину кантона Ури.