На другое утро мне пришлось снова наряжаться, чтобы навестить Фатыму. Занявшись судом и арыками, я за три дня так и не сумел побывать у неё.

Про ночные приключения я решил не рассказывать - ещё высмеет.

Наконец, собравшись с духом, я открыл дверь.

- Спасибо, что пришёл, - улыбнулась мне Фатыма. За неделю, которую я тут не бывал, в квартире кое-что изменилось. Вижу, новый радиоприёмник купили, на маленьком столике лежала стопка книг. Под столом шуршал ёж: наверно, это отец ей принёс.

Фатыма всё время следила за моими глазами, потом сказала:

- Это, чтобы я не скучала.

Я посмотрел на заголовки книг - все новые! Выключил радиоприёмник, заглянул под стол - ёж уже спрятался за диваном.

- Возле тебя можно посидеть?

- Конечно. Возьми вон ту табуретку.

Я сел у изголовья, поджав ноги и сложив руки на коленях. Сидел и смотрел на неё. Я всегда любил на неё смотреть. У неё был такой красивый прямой нос, хоть куда! Мне бы такой нос!

- Ты из-за меня нарядился? - спросила Фатыма. Я покраснел и опустил голову.

- Спасибо! - проговорила она тихо.

Я с благодарностью поднял на неё глаза.

- Я хотел тебе принести книгу почитать, как в настоящем госпитале, - сразу, одним духом, сообщил я.

- Я перечитала массу книг, - сказала она. - Я успеваю почитать и помечтать. Знаешь что, Мансур, как только поднимусь на ноги, мы сходим, поищем дом писателя Аксакова. Ведь он наш земляк… В его книге про нашу Уфу написано…

Но тут разговор пришлось прервать. С работы вернулся её отец. Он разделся, потом подошёл к дочери:

- Ну, как ты себя чувствуешь? Доктор был?

- Был. Сказал, дня через два можно выходить, - сообщила Фатыма.

Папа её задумался - наверно, что-то вспомнил.

- Всё это хорошо, - сказал он вдруг. - Плохо одно, что ты нам сказала неправду.

Фатыма густо покраснела. Я - тоже.

- Выясняется, что тебя ударил Ахмадей, - добавил её папа. - Зачем ты скрыла это? Нас твой поступок огорчил.

Фатыма закрыла лицо руками.

- Меня предали, - прошептала она. - Сами упросили не говорить, а сами…

Я немедленно улизнул. Уж очень неудобно было сидеть и молчать. И потом, я боялся, что меня спросят про это дело.

«Кто же мог её предать?» - спрашивал я себя, перебирая а памяти всех кладоискателей.

Ахмадей ни за что бы не проболтался. У Искандера слова силком не вытянешь. Яшка вряд ли… Оставался один человек - Маня. Она у нас болтушка и не может не вмешаться в разговор. «Если она, надо проучить», - решил я, пообещав себе выяснить эту историю.