Я не помню, как мы дошли домой. Я не помню, что говорила мама. Скорее всего, она ничего мне не сказала. Ни единого слова!

Это было еще хуже. Я чувствовал себя перед ней очень виноватым. Я не знал, как перед ней оправдаться. Мне было очень тяжело.

Как только мы вошли в квартиру, я полез в вещевой мешок и достал ремень, который товарищи отца по фронту прислали вместе с вещевым мешком. Протянув его маме, я сказал честно:

- Побей меня, мама!

Ахмадею отец сказал, что выпорет его. Ему легче.

Мама покачала головой и быстро отвернулась. Мне показалось, что плечи ее вздрагивают. Я кинулся к ней:

- Мама!

Она не ответила.

- Моя милая мамусенька! - повторил я.

Она молчала. Я заплакал!

- Мама!

И тогда она сказала:

- Когда ты болел, я целовала твои глаза, чтобы тебе было легче. Ты ведь у меня один! Когда ты ошибался, я поправляла тебя. Но ты оказался бессердечным человеком! Ты оказался нечестным человеком, потому что разве мог честный человек бросить меня!.. Подумай об этом!

Я подумал об этом, и потом мы проговорили с мамой почти всю ночь. И я уверял ее, что я добрый и что всей своей дальнейшей жизнью докажу ей это.

Я дал ей самое торжественное, самое твердое слово, что никогда больше не обижу ее. И это слово я обязательно сдержу!..

Наутро я поздно проснулся, и когда вышел из дому, было уже 12 часов. Во дворе было совсем пусто, и только трое малышей строили из песка крепость.

Мне было очень грустно, и я не подошел к ним. Но тут один из них сам подошел ко мне. Он сказал:

- Ахмадея выпорет отец. Наверно, сейчас порет…

Мне стало еще хуже: мой друг сейчас страдает!

- А Яшу… - продолжал малыш, - Яшу его мама отправляет к его отцу, в другой город. Насовсем!..

Насовсем! Я понял, что все кончено. Яша, наш Яша, который все фантазировал, вот этого самого малыша яблоками угощал, покидает нас! А Ахмадей? Разве жизнь теперь будет у него дома?.. Нет, видно, кончился «Большой оркестр»!

Грустно опустив голову, с тоской на сердце поплелся я в наш сарай. Сколько горестей и радостей знал этот захудалый дровяник!

Я сел на собачий ящик. Собачонка вылезла из него, легла у моих ног и доверчиво лизнула мою руку.

- Знаешь, собака, - сказал я ей, - так плохо еще никогда не было!..

Открылась дверь, и вошел Ахмадей. Он молча сел рядом со мной.

- Тебя выпороли? - спросил я, жалея его.

- Нет, почему-то не выпороли, - грустно ответил он. - Даже сказали, чтобы я шел гулять…

- А Яшку - отправляют к отцу, - сообщил я. - Насовсем!

- Нет, не отправляют, - сказал Ахмадей и слабо улыбнулся. - Оставили его.

Я так и подскочил от радости. Но тут в сарай вошел сам Яша.

- Так тебя не отсылают к отцу?! - закричал я ему.

- Нет. Раздумали. - Яша пожал плечами и засунул руки в карманы брюк. - Фатыма и другие девчонки пришли к матери, стали ее упрашивать, и вот она согласилась. Они и к Ахмадеевым родителям ходили…

Я посмотрел на своих друзей. Понимают ли они, что это произошло? Девчонки доказали, что они благородные люди, настоящие друзья. Значит, есть «Большой оркестр»!

Я распахнул дверь сарая.

Во дворе, недалеко от нас, стояли наши девочки. Даже Люция, только вчера приехавшая с курорта, была здесь. Как всегда, они окружали Фатыму. Заметив меня, девочки начали о чем-то шептаться.

- О нас говорят, - недружелюбно произнёс Яша.

- Если начнут смеяться и вообще, дам взбучку! - грозился Ахмадей.

- Они идут к нам! - сказал я.

В самом деле, девчонки направились в нашу сторону. Впереди, гордо задрав голову, шла Фатыма. Мы как зачарованные следили за ними, не произнося ни одного слова.

Они всё приближались.

- Сейчас скажет: «Здравствуйте, путешественники!» - прошептал Ахмадей.

Мы кивнули головами: ясно, насмешек было не избежать!

Девчонки держались за Фатымой, с любопытством поглядывая на нас.

- Добрый день, ребята! - поздоровалась Фатыма. Мы ждали подвоха, поэтому молчали.

- Мы тут с девочками посоветовались и решили поставить спектакль…

Ахмадей угрюмо посмотрел на Фатыму:

- Спектакль! - презрительно фыркнул Яша. - Тоже мне артисты!

Как видно, все начиналось сначала.

Но это уже было неважно. Я знал, что «Большой оркестр» существует. Значит, еще будет дружба. А может быть, даже она есть?.. Об этом стоило подумать.

* * *

А теперь опять слово берет автор - правильнее сказать: писатель, который вместе с Мансуром написал эту книжку.

Мансур сидит сейчас у меня в кабинете. Он с ногами забрался на стул, зачем-то оттирает одну из своих грязных коленок и, конечно, как всегда, рассуждает.

- А может быть, - бормочет он, - мы никак не можем не ссориться, потому что мы все разные? Ведь про это еще давно, в день новоселья, дядя Яфай сказал… Это хорошо или плохо, что мы разные? Наверно, хорошо. Что, если бы все люди вдруг стали одинаковые?.. Конечно, они не спорили бы и не ссорились. Но так даже неинтересно было бы. И главное: не отличишь одного от другого - разве что по курносому носу или по рыжим волосам… Да, наверно, это хорошо, что мы разные. Только нужно уважать друг друга и, как говорит моя мама, не делить на части общее добро: труд, синее небо и солнышко…

Я стою у окна и слушаю, как рассуждает Мансур. Но вот он слезает со стула и подходит ко мне. Мы стоим рядом и смотрим на небо, чистое от облаков.

- А правда, что горизонт нигде не кончается? - спрашивает меня Мансур.

1957 год