Кто бы ни переехал теперь в наш двор, я буду считаться самым старым жильцом. Меня и мою маму вселили еще три недели назад, раньше всех, потому что моя мама будет здесь дворником, а я стану сыном дворника.

Ещё ни разу я не был сыном дворника и не знаю, как теперь себя вести.

Так как во всём дворе ещё нет ни одного мальчика или даже девочки, я не знаю, чем заняться. Один в лапту или волейбол не сыграешь… От нечего делать я обхожу двор и примеряюсь ко всему, что попадётся на глаза. Деревянный забор нового сада мне по грудь, цементное крыльцо у каждого подъезда — по плечи. Молодые тополя, что растут в садике, раза в два выше меня. А железная толстая труба, которая высится над котельным отделением, и того выше: надо собрать двадцать, а то и тридцать таких мальчишек, как я, и поставить их друг на друга, чтобы сравняться с ней.

Комендант нашего дома, высокий и усатый дядя Яфай, сказал моей маме в первый же день нашего приезда:

— Слушай меня и крепко запомни. Я есть первое лицо над всеми жилыми домами нашего завода. На этом дворе ты после меня — второй человек. Смотри, чтобы у тебя была полная дисциплина, как в смысле чистоты, так и в смысле порядка. Чувствуй себя большой хозяйкой!

Я быстро прикинул в уме: если моя мама вышла на второе место, то я, во всяком случае, должен занять третье место.

Я тоже попытался стать хозяином, да из этого первый раз ничего не получилось.

Это произошло, когда главный инженер, который строил наш дом, водил за собой горсоветскую комиссию. Водил и всё хвалился, как хорошо построен дом. Я тоже увязался за ними. Понятно, без ребят мне скучно, и вот идёшь за кем попало…

Впереди шёл главный инженер, объясняя, как он строил. За ним — два дяди с портфелями и одна тётя с блокнотом. Она жадно следила за объяснениями нашего инженера и норовила все его слова упрятать в блокнот.

Я плёлся сзади, стараясь походить на главного инженера: приподнял подбородок, выставил живот, засунул руки в карманы брюк. Выходило так, что один главный инженер идёт впереди, а другой замыкает шествие.

Когда осмотрели гараж, главный инженер сказал:

— Вложили всю любовь. Не гараж, а дворец!

Дяденьки закивали головами, а тётенька стала дотошно расспрашивать:

— Не назовёте ли имена лучших ваших строителей?..

Комиссия, видно, осталась довольна, а я не сдержался.

— Под первым окном трещина, огромадная! — сказал я.

Все нагнулись и увидели трещину. Моё замечание, наверно, не понравилось главному инженеру.

— Ты тут, откуда взялся? — закричал он. — Ну-ка, проваливай отсюда! Живо!

Меня никто не попросил остаться, и я ушёл из гаража. А если бы не прогнали, я, пожалуй, и про водопровод рассказал бы.

Прошло пять дней, и я забыл про эту обиду. Мне сегодня весело, и я не знаю, куда себя девать. Вдруг слышу голос мамы:

— Сынок, сбегай-ка за новой метлой, да побыстрее!

Не дослушав её, мчусь через весь наш двор. Уже пробежал полдороги, да пришлось остановиться.

— Куда летишь? — кричит мама. — Спотыкнёшься — разобьёшь себе голову! Вот-вот начнут съезжаться люди, до тебя ли мне будет!..

Могла бы и не напоминать об этом. Мне самому не терпится узнать, какие мальчики и девочки приедут в наш двор.

Страсть как люблю знакомиться!

Отдав маме метлу, начинаю соображать: чем бы ещё заняться? Наш двор со всех сторон окружён каменными и деревянными постройками. Через забор, как бывало на старом дворе, не перепрыгнешь. Половину двора занимает молодой сад с спортивной площадкой, клумбами и скамейками. Справа — три новых гаража. В глубине двора стоит длинный сарай, разделённый перегородками по количеству квартир. В нашем доме, кроме магазина, целых восемнадцать квартир.

Как же это я… Пока никто не мешает, можно прокатиться верхом.

Быстро оседлав железную лопату, во весь дух несусь вдоль гаражей, мимо сарая. Только пыль стоит! Жаль, правда, что нет кнута. С кнутом я бы еще быстрее скакал…

На асфальте раздаётся скрежет, из-под лопаты сыплются искры, как из-под всамделишных копыт. На всём скаку подлетев к маме, резко осаживаю «коня».

— Тпру! — кричу я. — Стой! Не видишь, что на человека наехали! Стой, говорю!

Мама не всегда одобряет мои увлечения. Недовольно покачав головой, она говорит:

— Ой, разбаловала я тебя! Нет, чтобы матери помочь.

— У нас во дворе чисто, как зимой на катке «Динамо».

Но она у меня не может, чтобы не поворчать.

— «Чисто»! — сердится она. — Твои глаза затуманены от ожидания дружков, ничего ты не примечаешь…

Краешком глаза я слежу за мамой: что еще она найдёт? Таки нашла! Около клумбы подняла окурок, за цементным крыльцом — лоскуток бумажки.

Появление дяди Яфая освобождает меня от томительного ожидания. За эти три дня я успел подружиться с комендантом. Подскочив к нему, вытягиваюсь «смирно» (он это любит!) и торопливо говорю:

— Здравствуй, дядя Яфай! Новоселье не отменили? Никто до сих пор не едет…

— Привет, непоседа! — отвечает он. — Новоселье начнётся по расписанию.

Он меня зовёт непоседой, на что я не обижаюсь. Хотя мог ведь запомнить моё имя.

— Чем займёмся? — спрашиваю я его. Он чешет бороду и щурит один глаз:

— Все форточки открыл?

— Открыл, — отвечаю.

— На всех дверях ключи висят?

— На всех.

— Краны в порядке?

— Вы что, забыли? — говорю я ему с удивлением. — Вчера вместе проверяли.

Он перестаёт чесать бороду.

— Ум за разум зашёл, — говорит он. — Вот что… Проверь все звонки. Нет ли бездействующих. Будет скандал… Эх, жизнь наша комендантская, беспокойная!

Это по мне! Пустился я прыгать через две ступеньки. Трезвонил сколько вздумается. Даже свою квартиру не забыл проверить.

— Дядя Яфай, все звонки в исправности!

— Ишь как быстро! — удивляется он. — А я, пока ты проверял звонки, занялся нашим парком. Двух скамеек не довезли, разбойники. Недосмотрел. На завод, стало быть, надо съездить. Сколько сейчас времени?.. Куда ты опять побежал? На этот раз часы при мне… Так, семь с четвертью. Придётся мне на часок отлучиться. Оставляю тебя заместителем.

— Согласен, — отвечаю я ему. — Только я не знаю, чем заняться.

— Новосёлов встречай, непоседа.

— А как их встречать, дядя Яфай?

— Наш дом — не вокзал, — говорит он и опять начинает чесать бороду. — Люди не на один день — на всю жизнь переезжают. Стало быть, должны запомнить новоселье. Выходит, необходимо встретить людей добрым словом. Понял?

— Понял, дядя Яфай.

Только когда он уехал, я пожалел, что не расспросил его, как это добрым словом встречать.

Однако горевать я не привык. Надо что-то сообразить: с минуты на минуту должны приехать новые соседи. Что ж, доброе слово так доброе слово!

К счастью, вспоминаю опять-таки инженера, который выстроил наш дом. Он в тот день говорил членам комиссии:

«Товарищи, это не так-то легко — дом строить. Во всяком случае, труднее, чем готовый дом принимать».

Вскинув подбородок, выпятив живот и запрятав руки в карманы, начинаю вспоминать всё, что сказал главный инженер. Пожалуй, его речь как раз сойдёт за доброе слово.

«Лет двадцать назад на этом месте стояли небольшие магазины и одноэтажные домики, — говорил он. — Потом их разобрали и решили построить большое здание.

Когда выкопали глубокий котлован, то со всех сторон забила вода. Подпочвенная вода не давала возможности вести строительство…»

Мне стоит только начать. Продолжаю речь, хотя совсем позабыл, о чём говорил тогда главный инженер.

— Котлован забросили на несколько лет, — рассказываю уже от себя. — Потом нашёлся строитель, который не испугался подпочвенной воды. «Бетон закроет доступ воде», — сказал он. Но ему не удалось построить красивое здание. Началась война, и он погиб на фронте…

О чём бы ещё сказать? Я пригладил волосы… А, вспомнил-таки!

— Наш четырёхэтажный дом с восемью балконами достроили уже после войны. Его строил завод, где делают телефонные аппараты…

Но договорить мне всё-таки не удаётся.

— Что ты там затеял? — доносится мамин голос. — Пошёл бы лучше домой, на плиту чайник поставил. Что-то наши жильцы не торопятся на новую квартиру.

— Мама, разве не видишь — мне не до чаю, — отвечаю я ей. — Я по поручению дяди Яфая доброе слово произношу… Его строил… Вот видишь, мама, ты мне помешала…

И как раз в эту минуту во двор въехала грузовая машина с зубром на радиаторе. Так началось новоселье.