Маня была непоседа. Она могла целый день бегать по двору. За это моя мама называла её «нашей неутомимой ласточкой».

Маня была любопытна, она очень многое хотела знать и поэтому болтала без умолку, так что иногда моя мама ласково звала её «милой сорокой».

Она очень хорошо пела песни. Быстро запоминала любой мотив и через час могла исполнить перед всеми, кто её хотел слушать. За эту любовь к музыке дядя Яфай даже величал Маню «звонким соловьём».

Однако в одно прекрасное утро Маня стала не соловьем, не ласточкой, даже не сорокой, а… жабой.

Почтальонша, которая первая увидела на дверях квартиры мелом написанную «жабу», показала её Мане.

От удивления и обиды Маня не могла произнести ни одного слова.

— Возьми тряпку да вытри получше! — посоветовала ей почтальонша.

После этого каждое утро на Маниных дверях стало появляться слово «жаба». Его теперь заметили и дедушка и бабушка, даже соседи.

— Этим может заниматься только Ахмадей, — сказала Манина бабушка.

— Не иначе, — согласились соседи.

Но я знал, чьих рук это дело. Яша носил в кармане мел и, проходя мимо, каждый раз писал на Маниных дверях обидное слово.

Сперва я смеялся над «жабой», как и другие мальчики. Но, увидев, что Маня потихоньку плачет, стал её жалеть. Зачем её обижать? Что она сделала плохого? Разве она была не права, когда заставила вернуть яблоки?

Теперь даже в школу Маня ходила с заплаканными глазами. Мне стало за неё обидно. Взрослые тут ничем не могли помочь. Только я один мог спасти Маню…

После уроков я не пошёл домой — решил дождаться Яшу. У них было пять уроков, а у нас только четыре.

В этот день как раз выпал снег, было морозно, и я здорово замёрз, пока дождался его.

Когда Яша вышел, я тут же на улице сказал ему:

— Я не могу смотреть, как ты обижаешь Маню.

Яша прищурил глаза.

— Блинов, что ли, объелся? — спросил он.

— Тебе серьёзно говорят.

— Знаешь что, проваливай ты…

Ни слова не говоря, я бросил на снег сумку.

— Будем драться, — заявил я. — Я не позволю…

Яша всё ещё не верил своим глазам:

— Ты что, очумел?

— Кидай сумку! — захрипел я.

Я понимал, что моё положение безнадёжное: он был старше и сильнее. Но я лез напролом. Во мне, знаете, чертёнок сидит. Я сам бы и не догадался об этом, если бы как-то мама не проговорилась.

— Не стоишь ты моих кулаков, — махнул рукой Яша.

Не то удивился моей выходке, не то подумал о кулаках Ахмадея — одним словом, не стал меня бить. Однако надписи с этого времени больше не появлялись. При первой же встрече я сказал Мане:

— Про «жабу» писать тебе больше не будут, хотя стоило тебя проучить за то, что ты предала Фатыму. Да ладно уж!..

— Я не предавала, я только рассказала дедушке правду! — запротестовала Маня.

Но я не стал её слушать. Важно отвернувшись, я пошёл домой. Не объяснять же девчонке, что из-за неё чуть не пришлось драться!