Как-то, дня через два после всех событий, у сарая меня остановила Фатыма:

— Говорят, что вы тут ходили в лесочек?

— Ага.

— Поиграть?

— Нет.

— На экскурсию?

— Не…

— За грибами?

Я замотал головой.

— Так что ж у вас там было?

— Мы организовали дуэль.

Фатыма громко рассмеялась. Чего-чего, но этого я никак от неё не ожидал. Из-за неё мы вроде как бы своими головами рисковали, а она!..

— Порядочные девочки не смеются, когда из-за них дерёшься, — недовольно пробормотал я.

— Из-за меня? — с удивлением спросила Фатыма, перестав смеяться.

— А то из-за кого же?

— Не врёшь?

— Нет. Сагита проучить собирались. Да Володя помешал.

Глаза у Фатымы странно вспыхнули.

— Да как вы смели!

— Мы всё можем, мы — красные мушкетёры, — спокойно пояснил я. — Ты ведь тоже читала роман?..

Но Фатыма разошлась не на шутку:

— Я не какая-нибудь из романа, я… Она запнулась.

— Знаю, — подтвердил я, чтобы ее успокоить. Однако она ещё пуще расстроилась:

— Ты мне вот что скажи: что вам от меня нужно? Почему вы меня не оставите в покое?!

Никогда я не видел её такой свирепой. Что я мог ответить ей? Я и сам не понимал, почему Ахмадей не может махнуть на неё рукой.

— Подумаешь, какие рыцари нашлись! Тебе стыдно? Молчишь?

— Всё на меня и на меня! — с обидой ответил я. — Поди спроси у Ахмадея! Боишься с ним связываться. Знают — на маленького напирать! А маленький не человек, что ли?

— Где он, твой Ахмадей? — решительно заявила Фатыма. — Веди к нему!

Но мне не пришлось вести её: Ахмадей сам шёл к нам. С первого взгляда я понял, как нехорошо у него на душе… Он даже осунулся.

— Это ты… ты затеял? — накинулась на Ахмадея Фатыма. — Ты придумал дуэль?

— Я, — нерешительно сознался он. — А тебе какое дело?

И тут не успел я моргнуть глазом, как Фатыма развернулась и дала Ахмадею звонкую пощёчину.

«Здорово как! — восхитился я. — Вот это да! Выходит, Фатыма тоже читала про трёх мушкетёров и знает, как вести себя в подобных случаях…»

Теперь Ахмадей, если он верен себе, должен был догнать её и дать сдачи. Я не помнил ни одного случая, чтобы Ахмадей простил обиду… Однако вместо этого Ахмадей схватился за свои непокорные рыжие волосы и медленно опустился на ящик. Чёрт знает, что происходило с этим человеком!

Я не мог больше видеть этого! На моих глазах пал авторитет Ахмадея. Понурив голову, я пошёл прочь от сарая и свернул в укромное место, за гаражом. Подальше от людей.

И тут, за гаражом, неожиданно для себя я застал Зуляйху на месте преступления: на стене мелом она писала моё имя. Потом поставила крест и добавила имя Мани. «Что ещё она вздумала написать?» — ломал я голову, незаметно следя за ней. Но вот Зуляйха провела черту и под ней вывела слово «любовь». Не помню, как я подбежал к ней.

— Ага, попалась! — закричал я, больно дёрнув ее за косу.

По моим расчётам, после такой встряски, любая девчонка должна была с рёвом пуститься наутёк. Но на этот раз я ошибся: Зуляйха осталась на месте.

— Ты чего? — горячился я, размахивая кулаками.

— Я написала правду! — объяснила Зуляйха. — Потому что ты пишешь Мане письма!

— Врёшь! — сказал я. — Ты сама придумала!

— Почитай, если не веришь! — воскликнула она и повела меня в укромное местечко между гаражом и сараями. Там она вынула из стены кирпич и показала мне пачку писем.

Я стал перебирать их. Все они были написаны от моего имени на имя Мани. Сроду я таких писем не писал.

«Тут что-то не так, надо разобраться», — решил я и отправился искать Маню. «Только попадись мне!» — грозился я, заглядывая во все закоулки.

— Откуда эти письма? — крикнул я, наконец поймав Маню на лестнице и не давая ей опомниться.

Маня покраснела и потупила глаза.

— Я сама их писала, — еле вымолвила она.

— Почему ты так сделала?

— Мне завидно стало, — горько вздохнула Маня. — Большие девочки письма получают, а мне никто не пишет. Вот и решила сама…

Я растерянно стоял перед ней, не зная, что сказать. Если бы врала или там хитрила… А то, вижу, писала в безвыходном положении…

— На первый раз прощаю, — сказал я. — Если тебе нужны письма, я не отказываюсь, напишу. Только ты мне скажи, о чём написать. Мне не жалко, — объяснил я, заметив у неё слёзы и растрогавшись. — А сама не смей сочинять! Я не хочу, чтобы надо мной смеялись… и над тобой тоже.