После пятого круга, когда голова затуманилась от колыханья ржаного поля, Мутгарай спрыгнул с комбайна и свалился на солому рядом с Камилем.

— Устал, дядя? — спросил Камиль.

— Голова кружится. Раньше работал сутками, а такого не бывало! Слабею, что ли?

Нет, дело было не в этом. Просто он пришел сюда прямо с вахты, совсем не отдохнув. Но Мутгараю все еще не хотелось уходить с поля. Ждал, не покажется ли во ржи махающая платком повариха. У Камиля он узнал, что зовут её Фаридой. По словам парнишки, она была известной всему колхозу хлопотуньей и чистюлей, очень вкусно готовила, и поэтому механизаторы каждый год просили ее быть поварихой.

— А когда же придет Фарида? — Мутгарай и не заметил, как нетерпеливо он задал этот вопрос.

— В желудке подсосало?

— Да… Пойду. Ночью на вахту.

Услышав слово «вахта», Камиль дернулся вперед, словно хотел поймать что-то ускользающее, таинственное.

— А на вахте интересно?

— Поработай — узнаешь!

— А меня примут? Я ведь прочитал объявление на дверях магазина. Там сказано, что подойдет и комбайнер. Примут, а?

Мутгарай промолчал. «Вот ведь глупый! Тут человек не знает, как сбежать с буровой, а этот вон чем бредит!» Захотелось выругать парня, но из-за ржи появилась Фарида с посудой в руках.

— Далеко ушли, работнички, никак не доберешься, — говорит она, собирая пухлые губы в бантик, и притворно-осуждающе смотрит на Мутгарая.

Буровика обдает жаром. Неизвестно чем — белозубой улыбкой, или толстыми своими ногами, или вот этим шутливо осуждающим тоном, приворожила его Фарида. К тому же ее алые губки все время как-то выпячиваются, словно дразнят Мутгарая: «Если ты парень, то поцелуй!»

Мутгарай сильно жалел, что и в первый раз не остался обедать. Ведь она так уговаривала, даже своими пальчиками-коротышками ухватила его за рукав. Сегодня уж он не заставит себя упрашивать, по первому приглашению сядет за еду. Но, может, чуточку поупираться? Для приличия. Пусть Фарида еще раз возьмет его за руку…

— Да на вахту мне, — пробормотал он.

— Нет уж, сегодня я тебя не отпущу, — решительно сказала Фарида. — Столько сделать для нашего колхоза! Эту площадь Камиль убирал бы два дня! Я уж знаю, кто из них чего умеет! Кто работать, кто лопать. А мне нравится, когда человек и работает, и ест, как мужчина. А какой он работник, какой он мужчина, если не поест как следует…

Так лепетала Фарида, расстилая белую скатерть на соломе, ловко расставляя посуду, доставая еду. Мутгарай даже залюбовался. Был здесь пышный белый хлеб, пупырчатые свежие огурцы с приятным запахом и даже любимый мутгараевский катык — кислое молоко. Потом Фарида налила в жестяные тарелки суп, положила туда большие куски мяса с мозговой косточкой. Когда появились на свет божий разукрашенные деревянные ложки, Мутгарай даже крякнул от удовольствия — все это напоминало ему родное село, родной дом. А Фарида говорила и говорила, то и дело облизывая пухлые губы.

— В тот день мы сначала совсем растерялись, не зная, кто же ты. Вот же и Камиль, комбайн доверил, а кому — не спросил. Думаем: или это святой, что помогает другим, или просто бездельник. Потом вспомнили о буровиках, что остановились около Калиновой рощи. Камиль говорит: «Не может того быть! Не станет тебе бурильщик работать на комбайне!» А я говорю: «Почему! Они тоже люди и произошли от таких же крестьян». Вот и выходит, что не ошиблась! Говорят, вы живете в палатках? Как там, не холодно по ночам?

— Начнутся холода, переедем в село.

— Да? А надолго ль приехали?

— Пока не пойдет нефть. Возможно, будем бурить до половины зимы. — Мутгарай, чувствуя, что представляет здесь буровую, держался степенно. — Таков план.

— Ай, как долго нужно бурить! Разве так глубоко спряталась нефть? Нет, не может быть, что в нашем Язтургае нефть нашли!

— Ну почему не может быть? Найдем!

— А всегда вы живете в палатках и на квартирах?

— Куда же денешься, приходится.

— И-и, бедняжки. Трудно, наверно? Если, случаем, переедете в село, можете остановиться у меня. Впрочем, вам найдут, наверно, дом и попросторней моего.

Только начали есть, как подкатила легкая коляска. Послышалось сердитое «тпру!» и вместо обычного приветствия нетерпеливые похлопывания кнутовища по сапогу и сердитый голос:

— Ты, товарищ, не вертись тут около наших комбайнеров, ясно? Нечего агитировать механизаторов, понятно?! Самим нужны, хлеб-то кто вам растит-убирает? Топай живей отсюда, ясно? Шпионы-агитаторы!

Застучала колесами по неровному жнивью повозка, исчезла в пыли. Мутгарай, Фарида и Камиль сидели с открытыми ртами. Это надо же: «Шпион-агитатор!»

Теперь уж Мутгарая не могли остановить ни уговоры Фариды, ни просьбы Камиля. Он ушел с поля язтургайского колхоза в гадком настроении. Ведь это поле было единственным его утешением здесь, он приходил сюда работать для души, и вот у него отняли и эту радость. Тот, с кнутом-то, совсем не знал Мутгарая, не догадывался о его тайной страсти. Особенно досадно было, что он не сумел поговорить с Фаридой, которая по приезде этого дяди сразу замкнулась и стала грустной. Пока Мутгарай добирался до Калиновой рощи, перед его глазами все время стояло видение — появление Фариды из ржи, скорая, упругая походка ее, крепкие загорелые ноги, и этот шутливый голос слышался, и эти влажные губы мерещились.

У палаток никого не было, только чуть в стороне, у корней старой березы, Райса стирала в корыте. Мутгарай знал: добрая душа Райса украдкой от мужа постирывала одежду буровиков, а они ей воду таскали и кипятили, бегали в деревенскую аптеку и магазин. Увидев Мутгарая, Райса подбежала к нему с мокрой тряпкой.

— И, Мутгарай милый, где пропадал? Тебя мастер искал! — сказала она. — Ушел на буровую наказание тебе придумывать…

— А в чем дело?

— Некого на вахту. Мастер хотел послать тебя, обыскался, расстроился до невозможности.

Мутгарай кинулся в палатку и стал торопливо надевать спецовку. От спешки и усталости пальцы не слушались. Только выскочил из палатки — Зубаиров навстречу.

— Ты хоть немного подумал бы о бригаде, а не шлялся там, где не нужно!..

Мутгарай промолчал.

— Пропадешь еще раз, — мастер в сердцах швырнул ключи. — Пеняй на себя!

По пути на буровую Мутгарай не думал о мастере и его ругани. Хлеба нынче уродились вот это было событие, о котором стоило думать! В пшенице перепелки заблудятся, рожь — под хомут лошади. Еще о комбайне думал Мутгарай, о поварихе.

Райса слышала, как Фазыл накричал на Мутгарая. Нет, не тот стал Фазыл! Тот Фазыл сказал бы: «Эх, дорогой товарищ Мутгарай, где пропадаешь? Ты же знаешь, что я без тебя жить не могу». И все обошлось бы! А разве это дело — так повышать голос, кричать на подчиненного? Откуда, Фазыл, у тебя взялась эта привычка?

Вечером Райса хотела все высказать мужу, но, подумав, промолчала — Фазыл пришел усталым, голодным. Когда он поел и прилег отдохнуть, Райса, как бы между прочим, сказала:

— И-и, Фазыл, зря ты обидел Мутгарая…

— Тебе бы, Райса, быть заместителем мастера по воспитательной части, — пробурчал Зубаиров. — Жаль только, что нет такой должности на буровой.