Первые дни работы в Язтургае Райса недоумевала — в селе, оказывается, не было ни больных, ни рожениц. В медпункте, выделенном по распоряжению райисполкома, в этом просторном, но старом и запущенном помещении, где раньше содержались колхозные цыплята, Райса целыми днями ждала прихода пациентов.

Правда, пока здесь хватало и хозяйственных забот. Сельские плотники, отремонтировав оконные рамы и двери, сказали: «Остальное смотри сама». Это означало: «Мы и так сделали больше, чем нужно, дальше на нас не рассчитывай».

Взяв ведро с водой и мочалку, Райса вымыла помещение. Затем побелила стены, тайком попросила Фархутдина стащить с буровой и принести ей голубой краски. Сама покрасила оконные рамы. Занавесок не было, пришлось сшить их из марли. Оставалось раздобыть стол, какой-нибудь шкаф для лекарств, кушетку, чтоб осматривать больных, койку, несколько табуреток. Начать и кончить, только и всего.

Но дело было начато! Райса хотела отдохнуть немного, насладиться результатами своей работы. Думала присесть — нет стула. Не прислониться и к стенке — еще не высохла побелка. Опереться на подоконник тоже нельзя — липнет и мажет. Стала шагать взад и вперед, положив руки за спину, как делают мужчины, с удовольствием осматривая комнату. Все в порядке. Получился настоящий медпункт!

При желании Райса могла бы остаться в Казани и работать в солидных поликлиниках, просторных республиканских больницах. Ей дали направление по своему усмотрению — ведь она получила диплом с отличием. Предлагали работу в научно-исследовательском институте, звали в аспирантуру. Что скрывать? Мечтала Райса работать в клинике. Пожертвовала этим ради любви к Фазылу…

Да какая это жертва, если взамен ее — счастье? Пусть маленькое, но ее счастье, Райсы Зубаировой! Может, обвинят ее в эгоизме? Скажут: индивидуалистка, живет только для себя. Но разве личное счастье — не частица счастья общественного? И сейчас свое счастье надо крепить этой скромной работой. Снова к Хафизову…

После настойчивых просьб председатель сельсовета распорядился перевезти в медпункт тяжелый книжный шкаф с выломанным замком. Работники почты подарили «дохтуру-апа» хромой на одну ножку стол. А табуретки послал с учениками сам директор школы благородный Даминов. Он вроде сказал детям: «Тетя врач вам больше всех нужна будет».

С койкой дело обстояло сложней. У людей не допросишься, каждый спит на своем ложе, а купить — в магазине нет.

— Постойте-ка, ведь в нашей палатке две койки! — сообразила Райса. Однако, вспомнив последний разговор с Фазылом, она побоялась показаться в палаточном городке.

Ведь если подумать — в каком теперь положении оказалась Райса? Фазыл женился на ней, когда они еще учились в институте. «Для любви нет преград. Людей, желающих сойтись и жить вместе, никто не может разлучить», — говорил он в те дни, когда был опьянен любовью. Однако получилось так, что молодые с первых же дней вместе не жили, а в последующие годы Райса не раз с горечью думала, что самой судьбой ей предначертано всю жизнь гоняться за мужем.

Супруги-студенты оставались в разных общежитиях и вечерами слали друг другу приветы через те же окна, в которых впервые увидели друг друга. Когда же Фазыл окончил институт и получил назначение в Бугульму, Райса попросила и ее послать туда. Она с гордостью сказала распределительной комиссии: «К мужу», — и несколько даже хвастливо показала штамп загса в паспорте. Возражать не стали, вручили ей направление в бугульминскую больницу. Но в этой Бугульме не было нефти, хотя объединение — самая крупная нефтяная организация — располагалась там. Место работы Фазыла оказалось у какого-то села Ромашкино. Даже не заходя в свою больницу, Райса поехала в это самое Ромашкино. Однако в деревне не было даже медпункта. Фазыл жил на квартире, а на работу ездил в поле. Успокаивал: если здесь найдут нефть, Ромашкино начнет быстро расти, превратится в город, где будут построены многоэтажные больницы и поликлиники. Однако все это в будущем, когда-то, а пока приходилось ждать. Да, надо было поскорей найти «черное золото», чтобы сделать больницу и поликлинику для Райсы. Без этого никак не приблизишь совместную жизнь. Но как ее приблизишь, если ты хоть и инженер, а работаешь пока еще простым бурильщиком?..

Один за другим проходили дни, месяцы. Нашли нефть в Ромашкине, где скоро возникли большие дома, больница и поликлиника, но Фазылу и Райсе совместная жизнь все еще не была суждена. Молодой мастер Зубаиров организовал свою первую бригаду и в поисках нефти поехал дальше. Если не считать его редких приездов на один-два дня, на две-три ночи, Фазыл фактически не был рядом с ней уже год, и тоска по его нежности и горячности снедала ее, часто мужа никакими силами нельзя было сыскать ни по телефону, ни телеграммой. Мечтая о семейной жизни, Райса однажды собралась покинуть Бугульму и поехать к Фазылу. Где жить, как жить, что делать? — об этом она уже не думала. И когда совсем приготовилась к отъезду, задержала беременность. А потом рождение ребенка.

Но вот Райса решительно рассчиталась с больницей и, взяв Лялю, приехала в ту палатку, что стояла вблизи Язтургая. Поначалу она даже побоялась сказать Фазылу правду. Соврала, что получила отпуск и приехала только в гости. Муж уже окончательно превратился в бродягу, и нужно было, чтобы он снова попривык к ней. Следовало снова приручить его, что ли, то есть научить жить вместе с женой, семьей. Если бы Фазыл узнал в первый же день, что Райса приехала в Калиновую рощу насовсем, как бы он поступил? Ясно как, потому что совершенно отбился от рук…

Как бы то ни было, Райса добилась своего. И все шло ладом, если не считать кой-каких мелочей. А теперь вот ей нашлась и работа по специальности…

Конечно, Райса пришла в лагерь не только за койкой. Фазылу, думала она, уже пора остыть и смириться. Нужно было объясниться с ним, убедить, что ей надоело бездельничать в лагере, что стало просто невозможно жить дальше без работы.

Фазыл уже вернулся с буровой и, задумчиво посвистывая, скреб ножом молодую картошку. Увидев в палатке Райсу, он словно ошалел от радости — вскочил с места, обнял жену. Даже следа вчерашней обиды не было, и Райса подумала: «Недаром говорят: дальнее солнце ласковее».

— Ну, как там в Язтургае, Райса? С кем оставила дочурку? Ляля обо мне спрашивает? Где расположен медпункт?

Не дожидаясь ответов, он возбужденно задавал новые вопросы и не скрывал своей радости. Потом погрустнел:

— На буровой у меня дела паршивые, Райса, бели мы, крепко сели. Запороли скважину — на глубине тысячи метров застрял инструмент… Ты меня, можно сказать, бросила… В самое нужное время нет даже советчика…

— Я — советчик? — засмеялась Райса. — Какой же я советчик? Что я знаю?

— Мне не надо знаний. Легче стало бы даже от твоего сочувствия. Без тебя тяжело, оказывается, Райса, ох тяжело!.. Да что ты смеешься-то?

Но надо было и к делу приступать.

— Фазыл, милый, — начала Райса сладким голосом, — скажи, мы с тобой уместимся на одной койке?

Фазыл, видимо, понял это по-своему и раскинул руки.

— Конечно, уместимся!

— Нет, нет, погоди! Отдай мне эту кровать. Никак не могу найти койку для медпункта…

— Вон ты куда гнешь! А ты знаешь, что она государственная?

— Знаю. Но ведь и медпункт государственный!

— Два министерства: здравоохранения и нефтяной промышленности!

— Ну и что? Мы служим им обоим. Если ты заболеешь, не пойдешь же к своему нефтяному министру!

Зубаиров рассмеялся.

— У тебя железная логика! Бери, только не насовсем. — Фазыл вдруг опомнился. — Постой, беглянка, постой, а где сама будешь спать? Ты вообще-то думаешь возвращаться?

— Соскучишься — сам приедешь, — улыбнулась Райса. — Долго я бегала за тобой, прошло твое время…

Появилась и кушетка. Хотя у Мутгарая, кроме пилы и топора, других инструментов не было, мастер есть мастер: из досок он сколотил очень удобную лежанку.

Вот так потихонечку и оборудовала Райса медпункт. В районной аптеке закупила нужные лекарства и инструменты, даже на дверях написала «Язтургайский медпункт», однако никто еще порога этого медицинского учреждения не переступал.

— Неужто в Язтургае люди совсем не болеют? — все удивлялась Райса. — Что же это получается? Неужели так и придется сидеть сложа руки и ни за что получать зарплату?

Дело дошло до того, что Райса втайне стала желать людям болезней, — вот ведь до чего может довести профессиональный эгоизм. Вскоре, однако, стало ясно, что и в Язтургае живут не бессмертные, не ангелы, тут, как везде, заболевали дети, есть и больные с застарелыми недугами, и женщины, как всюду, рожали. Только язтургайцы не привыкли обращаться в «медпункт», обходились сомнительной помощью старух-знахарок. Как в старину, роженицы звали повивальных бабок, а если на свет появлялся мальчик, то потом приглашали деревенского мастера по обрезанию — суннатчи.

Райса сходила к одной из бабушек-знахарок, чтобы узнать, какие болезни, чем и какими способами она лечит. На нарах сидела и перебирала четки высохшая горбатая старуха. Самое меньшее ей было лет восемьдесят. Заметно недослышала, плохо видела, туго соображала, но когда пошли расспросы, знахарка на удивление охотно поделилась своим опытом врачевания.

Под матичным бревном, на стенах, над окнами и на полках сушились различные травы и коренья. Там были подорожник, крапива, ромашка, чертополох, корни чемерицы, папоротника, цветы девясила. Оказывается, бабка рекомендовала больным настой этих трав и кореньев. «Очень полезны бывают полынь и мятник», — сообщила старуха. Травы использовались против простуды, прикладывались к нарывам и ранам. Главная разница рецептуры состояла в том, что старуха заговаривала свои снадобья, и в каждом отдельном случае, в зависимости от хворостей, лечебные слова в душу ей закладывал сам аллах.

Райса не отрицала полезности многих трав, но колдовской шепоток старухи ее просто смешил. Потом она обратила внимание на черную кошку с белыми усами, лежащую на коленях старухи. Оказывается, в тяжелых случаях старуха полоскала в плошке кончик кошачьего хвоста и эту воду давала больному. «Помогает ли, спрашиваешь? Еще как! Болезнь тут же будто живой рукой снимает!»

Зашла Райса и к суннатчи. Это был чернобородый и черноусый здоровяк, этакий полнокровный дядя лет под шестьдесят. Увидев Райсу в белом халате, встретил ее, как коллегу, поздоровался обеими руками, вежливо попросил сесть и приказал жене готовить чай. Расставляя чашки, раскладывая ложечки, приговаривал:

— Очень рад, очень разумно. Нужна, очень нужна нашему селу медицина. Ничего не поделаешь, теперь век науки. — Потом вдруг предложил: — Вы, наверно, и сунну возьмете на себя?

— Обрезания больше не будет, дед.

— Не будет? А что будет? Может, медицина открыла что-то новое?

— Сунна ликвидируется!

— Этому не верю, дохтур, клянусь аллахом, не верю! Во-первых, мусульманину обрезание положено, во-вторых, что скажет народ. Его мнение надо знать! В нашей стране демократия! Как говорится, свобода личности и вероисповедания…

Говорливый дядя рассердил Райсу:

— С сегодняшнего дня вы прекращаете свою деятельность. Я этого требую!

— И-и, дохтур, дохтур! — засмеялся суннатчи. — Я бы с радостью прекратил, да народ просит. Даже приезжают на подводах и машинах! А мне что? Раз просят, не могу отказать.

— Больше не поедете! — строго предупредила Райса.

— Постараемся. Только ведь, дохтур, не всегда по-нашему получается — народ, он сильнее.

Старик вышел провожать Райсу. Когда дошли до воротной нагнулся к уху Райсы и прошептал: «Может, разделим село, а? Каждому своя махалла, — вы возьмете верхнюю часть Язтургая, я согласен на нижнюю».

Райса не поняла, сказал это старик серьезно или издевался. Она молча повернулась и зашагала по улице не оглядываясь. Нет, так нельзя, нужно собрать население, разъяснить, как опасен этот обряд для жизни младенца. Сколько гибло их от острого воспаления и даже заражения крови…

«Заодно повидать и повивальную бабку», — решила Райса и, расспрашивая людей, направилась в нижнюю часть села, ближе к реке…

Райса знала и акушерские методы деревенских старух. Но что оставалось делать роженице, если в селе не было акушерки? Только обращаться к опыту старших. Кто из женщин благополучно рожал — хорошо, спасибо бабке-повитухе, кто не мог — значит, аллах так хотел. Райсе предстояло взять акушерство в свои руки.

У повитухи Райса хотела узнать, сколько было на селе рожениц за последние пять лет, число погибших младенцев и смертей от родов, потому что в сельсовете она таких данных не нашла. Эти сведения ей были нужны для предстоящей лекции.

— Откуда знать обо всем этом? — сказала басом повивалка, жалуясь на память. — За свою жизнь я приняла несчетное количество детей! — И тут же похвастала гордо, будто сама всех их родила: — Первые мои дети уже сами стали отцами. Кто агронум, кто, как и ты, дохтур, есть и офицеры, дай бог им здоровья. Один даже генерал. Стоит только им приехать в отпуск — все идут к бабке… Быть повитухой — это очень святое дело, дочка…

— Смертельные исходы были?

— Были, дочка, были. Дальше аллаха не пойдешь, умней его не станешь. В прошлом году от родов померла дочка Сороки-Миннисы, а нынче весной преставилась продавщица Салима. Недавно у Зайтуны ребенок никак не хотел родиться, а только вчера аллах отнял младенца у Назиры с верхнего конца. Дальше аллаха идти не можем…

И еще несколько дней Райса бегала по селу. Составляла списки больных и инвалидов, взяла на учет всех беременных женщин. Потом занялась анализом данных. Факты говорили, что в Язтургае преждевременная смерть довольно частый гость. За короткий срок три женщины умерли от родов, два ребенка не увидели света.

«Нам до больницы далеко, туда мы едем только по крайней нужде», — говорили сельчане. Это означало: о враче вспоминают только тогда, когда знахарки запускают болезнь и смерть уже хватает человека за горло. За эти дни Райса пришла к твердому убеждению, что население Язтургая нуждается в квалифицированном медицинском обслуживании и что врач, будь он здесь, мог бы предотвратить многие смертельные случаи. Она немедленно сообщила об этом в райздрав. Надо же принимать меры.

Когда в медпункт доставили первого пациента, Райса даже обрадовалась. Это было через полмесяца ее работы в Язтургае. Да, Райса так обрадовалась, что чуть было не сказала ему: «В добрый час!» Пожилой колхозник порезал палец на заточке косы. Посыпал рану землей, перевязал платком, но рана не зажила. Сенокос прошел, наступила страда. К тому времени в Язтургае уже открылся медпункт, но раненый отправился к знахарке. Та велела ему поймать на месте сенокоса ядовитую змею. Принес. Старуха сияла шкуру змеи, заговорила ее и накрыла место нарыва. Руку раздуло. В медпункт больного привезли с высокой температурой, с распухшим лицом и лиловой рукой, похожей на колоду. Райса стала ежедневно делать ему уколы пенициллина, применила другие лекарства. Наконец нарыв стал проходить. От этого человека, отца большого семейства, и получила она первую свою благодарность в Язтургае.

Райса окончила хирургический факультет, и это вскоре пригодилось. Как-то после работы она забежала на минутку домой, спеша за дочкой к старушке, которая днем нянчила Лялю. Чтобы посмотреть, как живут жена и дочь, приехал Фазыл. Он ходил из угла в угол, недоверчиво осматривая квартиру. Состояла она всего из одной комнаты в школьном доме, куда Райсу поместили временно, до приезда из летних отпусков молодых учителей.

Супруги собрались за дочерью вместе, но вдруг без стука вошел председатель сельсовета Хафизов. Не говоря ни слова, держась за живот, он свалился на пол.

Не только Зубаиров, но и сама Райса растерялась. Фазыл подумал, что председатель пьян. А Райса с первого взгляда поняла: острый приступ. С Фазылом они быстро раздели больного, положили на кровать. По тому, как больной стонал при осторожной пальпации правой части живота Райса установила диагноз: аппендицит. Третий приступ, последняя стадия. Требовалась срочная операция. Что делать? Фазыл предложил на своей машине отвезти местное начальство в районную больницу, но Райса возразила — можно не успеть.

Операция? Нет, фельдшер-акушерка не имеет такого права. А почему нет? Хотя Райса по штату числилась фельдшером-акушером, в действительности она же дипломированный врач-хирург! И с опытом.

— Ну, Фазыл, будешь мне ассистировать, — решила Райса. — Зажги печку, вскипяти воду, а я принесу из медпункта инструменты и лекарства.

Райса выбежала из дома.

— Ассистировать! — пробормотал Фазыл, растерянно оглядываясь. — Нашла помощничка…

Райса не раз удаляла аппендикс. В Бугульме она, была ассистентом при главном враче, хирурге с многолетним стажем. Старый хирург говорил: «Эта операция — все равно что два умножить на два, хотя один больной никогда не похож на другого. И бывает всякое…» Удаление аппендикса он нередко поручал Райсе, а сам становился ассистентом. Это была одна из форм обучения молодежи.

Райса была уверена в себе, но в таких условиях, без помощника, было довольно рискованно приступить к операции. Можно допустить непоправимую ошибку, а врач-хирург, как и минер, ошибается только один раз. Доказывай потом, что имела право на операцию…

И это непоправимое едва не случилось. Уже инструменты были прокипячены и подготовлены средства для анестезирования, когда выяснилось, что второпях она забыла в медпункте нитки. Бежать назад было поздно — состояние больного на глазах ухудшалось.

— Нитки нужны, нитки! — Вскричала Райса, не помня себя. — Давай суровые.

— Какие суровые? — недоуменно спросил Фазыл.

— Обыкновенные суровые нитки, что делаются из льна! Беги по соседям, скорей!

Фазыл побежал. В первом же доме какая-то старушка, причитая и охая, сунула ему в руки большой плотный клубок ниток. Райса вскипятила их, стерилизовала, затем, уже не глядя на своего «ассистента», приступила к операции. Боже, пошли ей успеха…

Фазыл с детства боялся крови и плакал, когда в школе заставляли резать лягушек. Вот белую кожу Хафизова рассек скальпель. Зубаиров крепко зажмурил глаза, со скрипом стиснул зубы, дыхание горячим паром ударило в ноздри, на лбу выступал пот. «Ну, эти медики! Режут живого человека… Никогда не смог бы… Убьет, ей-богу, убьет… Уже убила?.. Нет, будто бы живой… Это тебе не скважина, тут нельзя ошибиться… Ну, Райса! Какая смелая женщина, оказывается! А с виду девчонка девчонкой!»

Зубаиров украдкой любовался лицом Райсы, следил за ее ловкими руками, за тонкими, изящными пальцами, уверенно держащими инструмент. «Моя жена, оказывается, мастер!» Зубаиров даже позавидовал Райсе: «Вот бы мне быть таким на буровой! Нет, из меня, наверно, никогда не выйдет хорошего мастера…»

Операция удалась. Через неделю Хафизов уже встал на ноги. Когда Райса стала удалять нитки из шва, Хафизов пошутил: «Наверно, крепкая ваша операционная нитка, если такой живот удержала». Засмеялась и Райса: «Эту нитку сучила Замала-эби, она ею чулки латает. Крепкий будет ваш живот!»

После этой операции авторитет «дохтура Райсы» значительно поднялся. «Это волшебница, а не фельдшерица», — говорил о ней Хафизов. По селу шутили: «Райса-дохтур суровыми нитками положила на толстый живот Хафизова кожаную заплатку». Что бы там ни говорили, а Язтургай признал первого в селе фельдшера-акушера!