Зубаиров до полуночи разбирал документы бригады, справочники, копии ведомостей, описей, карты. Полторы свечи сжег. И уже глаза слипались, когда наткнулся он на заветную бумагу — сложенную четвертушкой геологическую карту первого в его жизни месторождения. Карта была в мазуте, грязи и почти распадалась по сгибам. Вот уже четыре года Зубаиров бережно хранил ее, возил всюду с собой, никак не мог расстаться. Вот она, в центре черного пунктирного обвода, большая красная точка — первая скважина Фазыла Зубаирова, пробуренная на Вишневой горе, где он сразу после окончания института работал помбуром.

Вспомнилась невысокая пологая гора, у подножья которой располагалась небольшая деревушка. Жители Ромашкина эту гору называли Вишневой. Возможно, там когда-то и росли вишни, но в то время на ее склонах белели только бесчисленные снежно-белые ромашки. Самая обыкновенная гора, таких тысячи на татарской земле…

Утро 16 июля 1948 года Зубаиров на всю жизнь запомнил, хотя этот день был совсем обычным, Как всегда, над Вишневой горой поднялось солнце, в дубняке куковала кукушка, в сельском пруду, перебивая друг друга, квакали лягушки, вставшие с рассветом женщины уже подоили коров, отогнали скотину на выгон. Над соломенными крышами изб клубились дымы. Ну, самое что ни на есть стандартное, рядовое летнее утро.

Однако это утро стало необыкновенным в судьбе молодого нефтяника Зубаирова. Да разве одного Зубаирова? Нет, это было великое событие! В то утро на Вишневой горе ударил первый фонтан большой татарской нефти. Счастливый, испачканный с ног до головы маслянистой жидкостью Зубаиров, еще не осознав, что же на самом деле произошло, несколько растерянно наблюдал, как бьющая из глубины двух тысяч метров нефть стекает по склону Вишневой горы в небольшую речку. И с этого обыкновенно-необыкновенного июльского утра ничем не выделявшаяся деревушка Ромашкино, ее скромная Вишневая гора с цветами на склонах вдруг как-то прямо на глазах сделались ключевой точкой обширного края. О Ромашкинском месторождении, так его стали сразу же называть, первой узнала деревня, потом район, республика, вся страна и весь мир…

И, главное, не только Ромашкинская скважина сулила большие надежды — не сидели сложа руки буровики-разведчики в других местах. Вскоре неподалеку от Вишневой горы, за деревней, ударил фонтан нефти из скважины номер десять. Не успели привыкнуть к этому, как начала давать топливо скважина, пробуренная прямо на картофельных огородах соседнего села. Осенью нашли нефть рядом с селом, на болоте, до этого известном только гнилым своим запахом. И тут же в трест пришел рапорт с буровой, расположенной в лесу: «Ударила нефть. Суточный дебит шестьсот тонн».

А на Вишневой горе фонтанировала первая нефтяная скважина Татарии. Отовсюду поступали поздравительные телеграммы и телефонограммы, отдавались приказы о благодарностях и премиях. У Зубаирова даже голова немножко закружилась. А вскоре его вызвали в контору.

Большой деревянный барак, где располагалась контора, был плотно окружен видавшими виды синими и какими-то бурыми «Победами», маленькими куцыми «Москвичами». Рядом с ними выстроились зеленые «газики» с брезентовыми кузовами и грузовики с фанерными вахтовыми ящиками. Налицо был весь транспорт нефтяников — и конторский, и буровиков-разведчиков, и вышковиков, и промысловиков.

Во дворе, у входа и в коридоре толпился народ. Невообразимая теснота была в кабинете директора конторы. Кроме знакомых мастеров и геологов, руководителей района и области, прибыли гости из Уфы, Казани, Куйбышева, Баку, были даже московские ученые и представители министерства. Нещадно дымили самокрутками, папиросами, трубками, спорили о чем-то наперебой, и Зубаиров со странным чувством удивления и радости слышал из уст совсем незнакомых людей до боли знакомые слова: Вишневая гора, Ромашкино, месторождение, Ромашкино, Вишневая гора, Ромашкино…

Почти всю стену занимала какая-то странная карта. Она, конечно, была похожа на обычную геологическую, однако границы ее были непомерно расширены, и число проектируемых скважин утроилось. Черные контуры охватывали не только окрестности Вишневой горы, но соседние районы, простирались до берегов Ика и даже Камы, находившихся за сотни километров от Ромашкинской скважины! Что это, фантазия собравшихся здесь заезжих ученых, мечта руководителей конторы, преувеличения большого нефтяного начальства? Неужели он, Зубаиров, стоит у истока такого великого дела?

Нефтяные места с локальными границами геологи называют источниками. Если источники занимают большую территорию — это считается площадью. А когда нефть в земных недрах заполняет несколько площадей, то это уже величают месторождением.

На какое богатство набрели буровики в Вишневой горе, какой пласт вскрыли? Что это — источник, площадь или месторождение? Каковы запасы клада, где его границы? Пока все это еще было для разведчиков неразгаданной тайной.

Началось совещание. Авторитетные нефтяные спецы, известные всей стране ученые утверждали, что Ромашкино — не случайный источник, а огромное месторождение. На карте разноцветными карандашами были намечены точки. И вот, тыча пальцами в эти точки, и местные и гости размечтались: Ромашкино, дескать, скорее всего центр Волго-Уральского бассейна «черного золота», теоретически обоснованного когда-то знаменитым геологом Губкиным, академиком.

И вот, оказывается, в каком виде предстают новые задачи: бросить на разведочное бурение в Ромашкине главные силы, организовать конторы в соседних районах, обеспечить бригады руководящими кадрами, рабочими, техникой, — то есть срочно взять в руки большую нефть Татарии, если она действительно таилась в здешних недрах.

Зубаиров какое-то время сомневался: пока все это на словах да на бумаге, первые же возможные неудачи охладят общий пыл. И неизвестно, где столько людей брать — инженеров, мастеров, буровиков. Однако он уже знал: такое большое дело, как нефть, не терпит долгих сомнений. Скоро его снова пригласили в контору. Теперь в ней было тихо и пусто, будто не здесь происходило главное штабное заседание перед решающим сражением. В кабинете директора по-деловому буднично, привычно говорили свои люди — инженеры, мастера бригад, парторги, профорги.

Директор конторы Иван Андреевич Никитин, человек, никогда не повышающий голоса, сказал Зубаирову коротко:

— Довольно ходить командиром без солдат, мастер. И не жди, пожалуйста, журавля в небе. Сам находи людей. Собирай, откуда хочешь, бригаду и начинай бурить!

Ничего себе — начинай. Как начинать? Где найти людей? К кому идти за советом? Как стать настоящим мастером, хозяином и руководителем буровой бригады?

Вообще-то советчиков в конторе было больше чем достаточно. И каждый учил по-своему. Поздравив с новой должностью, один маститый буровик сказал, что с первых же дней подчиненных надо крепко взять в руки и больше не отпускать, а то сядут на шею. Другой видавший виды мастер советовал быть очень мягким, действовать в полном согласии с рабочими — тогда они уж не подведут. А опытный, уважаемый в конторе инженер, бывший разведчик, педантично, по пунктам сформулировал принципы общения с рабочими. Первое: в одной палатке с ними не спи — это развивает вредное панибратство. Второе: из одного котла не ешь — можешь стать зависимым от повара или коллектива, и вообще, чавкать перед подчиненными неприлично. Третье: не поддавайся их шуткам, иначе они потом твои серьезные слова могут обратить в шутку. Четвертое: в личные их дела не лезь, люди этого не любят. Пятое: если пьешь, не показывай этого, а то сразу потеряешь уважение и никто тебя слушать не будет. Шестое: не ходи к женщинам, дорожи престижем руководителя и, если уж гуляешь — знай меру, главное, чтоб никто не замечал…

— Хотя, постойте, — запнулся старый инженер, — ведь вы, кажется, женаты? Такой молодой, вот никогда бы не подумал! Ну тогда трудное ваше дело! В голове будет не разведка, не буровая, а жена, дети, квартира, вещи…

Зубаиров засмеялся, вспомнив тот разговор. Да, советов и советчиков было много, но хоть бы кто толком объяснил обязанности мастера, подсказал, как привлечь рабочих, посвятил бы в методы организации труда.

В институтские годы у Зубаирова была одна звезда — Ибрагим-заде, первый наставник. У этого гордого и требовательного мастера, который и на буровой-то появлялся с орденом, он несколько раз проходил практику. Когда Зубаиров уезжал в Москву защищать диплом, Ибрагим-заде проводил его до поезда и, подняв в вокзальном ресторанчике фужер с шампанским, сказал: «Заруби себе на носу, парень: буровой мастер — великая профессия! Мастер должен быть выше горы, тверже скалы и просторнее моря! И не делай так, чтоб люди на твоей буровой выполняли только то, что указано…»

«Выше горы, тверже скалы, просторнее моря!» Что это такое, если поконкретней, и как стать таким? В довершение всего услышала по радио про нефтяной фонтан Райса и собралась приехать из Бугульмы. А это уже известное дело. Приезжает, ходит, чуть ли не держась за полу, и донимает, как всегда: «Значит, Фазыл, говоришь, ты нашел нефть? Хорошо! И теперь уже мы наконец будем жить вместе? И квартиру дадут?»

Ему не раз уже приходилось изворачиваться. Да, говорят он, нефть в самом деле нашли. И много нефти. Только ведь дело, Райса, обстоит следующим образом. В конторе толкуют, что я разведчик… И если, мол, ты действительно разведчик, так будь им… Понимаешь, опять надо ехать, Райса… Ты ведь, Райса, долго ждала, подожди еще немножко… Вот колупнем карабашские земли, а потом… Между прочим, Карабаш — это совсем рядом с Бугульмой, Райса… Всего-то двадцать километров. При удобном случае можно приезжать каждую неделю… Ну хорошо, хорошо, в крайнем случае, через день! Потерпи уж, Райса.

У бедняжки Райсы в глазах закипают слезы. Она кусает дрожащие губы, останавливает взгляд на одной точке, с обидой твердит: «Оказывается, нет нам совместной жизни, а говорил…»

Еще студентом Зубаиров решил стать разведчиком и, советуясь с Ибрагимом-заде во всем, однажды затеял разговор насчет женитьбы: «Как быть? Жениться или подождать? Не помешает ли это ученью и работе разведчика?»

— Вот один старик собрался женить сына, — начал Ибрагим-заде. — Выбирает, значит, сноху. Ведет сына к девушкам и при них бьет. «За что ты его наказываешь, дядя?» — спрашивают девушки. «Пока не велишь — не сделает, проклятый!» — отвечает тот. «Раз не велишь, чего же ему делать-то!» — удивляются невесты. Старик подводит жениха к другой группе девушек и опять начинает драть его. «За что ты его наказываешь?» — спрашивают девушки. «Пока не велишь — не сделает!» — отвечает тот. «Раз не велишь, зачем ему делать!» — удивляются невесты. Старик подводит жениха к другой группе девушек и опять начинает его колотить… «Почему бьешь парня, отец?» — спрашивают: «А он делает только то, что указано!» — «Так это же хорошо, раз он делает, что указано!» — говорят ему. Ведет отец сына дальше и снова наказывает на глазах у невест. «Зачем бьешь?» — «Делает то, что велено, и не делает того, что не велено!» Все опять удивляются, но тут выходит одна девушка и говорит: «Добавьте ему еще — пора самому знать, что делать!» — «Вот эта и будет моей снохой!» — воскликнул старик.

— Не жди, когда научат, ищи сам, что делать! — не раз потом повторял мудрый Ибрагим-заде. — Тогда станешь разведчиком, сделаешься мастером!

Слово «мастер» Ибрагим-заде произносил громко, будто с трибуны. «Ищи сам!..» В этом была суть и главная трудность. И, как ни крути, начинать следовало с людей.

Первого человека Зубаиров встретил в дороге, когда его командировали на один из уральских заводов за буровым оборудованием. «Толкач» он был малоопытный, но с делом сладил. На обратном пути в его купе зашел здоровенный моряк со светлыми кудрями и еще более светлыми бровями. В руках он держал маленький чемоданчик и гитару. Парень поставил чемодан в изголовье, скинул форменку и остался в тельняшке. Устало растянулся на свободной нижней полке.

Измучившийся от каких-то загульных попутчиков и невыспавшийся Зубаиров не успел даже обрадоваться спокойствию нового пассажира, как моряк потянулся за гитарой, забренчал и запел:

Он долго надоедал Зубаирову бесконечным поминанием на разные лады цвета тех очей. Так бывает, что человек день, а то и два не может избавиться от какой-нибудь песенки, и надо в таких случаях что-нибудь предпринимать. Зубаиров спросил наконец:

— Извините меня, но неужели так уж хороши были эти очи?

Моряк будто ждал вопроса. Тут же отложил гитару, приподнялся и сел.

— Ее глаза? Удивительные! Только не знаю, какие они — карие или серые, нет уверенности, понимаете? Зовут Валя. Ее снимок был опубликован в журнале, и мы познакомились заочно.

Парень быстро раскрыл чемоданчик, вынул журнал и, перелистав его, нашел снимок девушки.

— Вот она! Геолог, поехала сюда искать нефть. Вот, можете прочесть. Я ей писал…

Фазыл и сам на первом курсе хотел вот так же написать, да постеснялся. И еще подумал тогда, что такую красавицу русские ребята уж не пропустят. А потом Райсу увидел…

Зубаиров взял в руки журнал. Да, и эта девушка тоже была красивой. Высоко взбитые волосы повязаны легкой косынкой. Глаза ее удивленно, даже несколько чересчур, распахнулись. Ну, рюкзак, конечно, для «романтики», а в руках эта вчерашняя студентка держала планшет и ненужный в обиходе поисковиков-нефтяников геологический молоток. Видимо, это нужно было фотокорреспонденту.

— Ничего, — Зубаиров вернул парню журнал.

— Писал ей, потом приехал к ней, а ее уже нет…

— Замуж?

— Нет, на работу в другое место, — вздохнул моряк.

— Значит, знакомство было непрочным, — сказал Зубаиров. — Что-то я не верю в любовь по переписке.

— Ну, это вы меня не знаете! — возразил парень и погрустнел» — И я не виноват, да и она тоже… Мы ушли в океан на шесть месяцев, из-под воды не напишешь…

— А теперь что думаешь делать?

— Даже не знаю…

— Некуда, что ли?

— Никого у меня нет. Мать и братишку убили фашисты. Под Пинском мы жили. Отец так и не вернулся с войны. После демобилизации устроился мотористом на торговое судно… Если б не Валя, сроду б не увидел этих мест…

— Да, брат, — вздохнул и Зубаиров. — Жизнь. Но все же куда сейчас-то едешь?

— Да поезжу… Деньги есть. Поищу…

— Что поищешь?

— Не «что», а «кого»! Валю поищу! — Парень смотрел в окно. — Знаете, я б вообще не стал с вами разговаривать, если б вы в первый момент засмеялись надо мной, как Другие.

— Я не смеюсь, — сказал Фазыл.

— Вот я и говорю… Фамилия ее Валентинова. А я Валентин Валентинович. Тут судьба, понимаете?

— Понимаю.

Зубаиров стал перебирать в памяти девушек по имени Валя. Может, ему и приходилось когда-нибудь встретить среди местных геологов эту Валю, да только внимание не обратил? Нет, едва ли, вспомнилось бы сразу.

— Ты вот, парень, уже едешь по Татарии, но здесь твоей Вали нет, — проговорил Зубаиров, не щадя моряка.

— Откуда ты знаешь? — вздрогнул парень.

— Я тут работаю. Нефтяник.

— Серьезно? Кем?

— Буровым мастером. Знаешь, в наших местах сейчас нефти находят много. Геологам работы еще по завязку. Может, — она и появится здесь, не знаю. В конце концов, человека можно всегда найти!

— Вот и я так думаю! — вдруг воспрянул собеседник и протянул Зубаирову широкую, как лопата, ладонь. — Валентин Валентинович! А она где-то тут или будет тут! Остаюсь… Слушай, я по двигателям внутреннего сгорания все умею. Помоги найти работу…

Зубаирову показалось смешным, что моряк уважительно величает себя Валентином Валентиновичем.

— Поехали со мной, Валентин Валентинович! — сказал серьезно Фазыл. — Я — Зубаиров…

Так был найден первый член будущей бригады, которая сокращенно будет звать его «Тин-Тинычем».

Вторым в бригаду пришел Кадермат. Сразу по приезде из командировку у порога конторы Зубаирова остановил пожилой человек с седеющей головой и черными висячими усами.

— Случайно не Зубаиров? — встал он напротив.

— Я.

— Хочу поступить к вам на работу.

— Профессия?

— Нефтяник, — отвечал усач.

— Стаж есть?

— Еще какой!

— Не бурильщик ли? — с тайной надеждой спросил Зубаиров.

— Техник.

— Горный техник?! Так вам же можно работать мастером! — воскликнул Зубаиров. — Знаете, как нам люди такие нужны! Ну-ка идемте в отдел кадров! Идем, идем!

Он схватил усача за рукав, но тот аккуратно и решительно высвободился, прислонился к столбику крыльца.

— Нет уж. Мне подойдет бурильщиком…

— Если нравится, отлично! Ко мне и пойдете…

В это время открылось окно, и Зубаирова попросили зайти. «Я сейчас», — сказал мастер, входя в контору.

— Ты бы, товарищ Зубаиров, подумал, прежде чем взять этого человека, — сказал начальник отдела кадров. — Подозрительный тип… Биография…

— В тюрьме, что ли, побывал?

— Хуже! — проговорил начальник отдела свистящим шепотом.

— Ну что, что?

— Не будь ребенком, товарищ Зубаиров, — зашипел еще сильнее кадровик. — Ты лучше зайди к Ивану Андреевичу…

«Подозрительный тип», оказывается, уже побывал, у директора, и Никитин сразу понял, о ком речь:

— Был он у меня. Да, поговорили, познакомились. Посмотрел я его документы, — спокойно заговорил директор. — В принципе я не против. Нам нужны, очень нужны сейчас такие люди. Только… Почему же он не стал работать в Баку, где жил и учился? Почему не остался в Башкирии? Наконец, почему, имея специальное образование, работал у куйбышевских нефтяников грузчиком? Вот что меня беспокоит! — Иван Андреевич стал барабанить по столу карандашом, который до этого вертел пальцами. — И статья «сорок седьмая» значится. Понимаешь — нарушение трудовой дисциплины…

Уходя от директора, Зубаиров был уже уверен, что не примет того человека. С первого же взгляда понял это и усач, который стоял во дворе, на солнцепеке. Нет, тому-то все было понятно с самого начала. Секретарь послала к начальнику отдела кадров, тот направил к директору, а директор не сумел определенно ничего сказать, велел дожидаться Зубаирова. Известно, Зубаиров тоже сейчас найдет какую-либо причину…

— Ясно, мастер! — сказал усатый, почти неуловимой презрительной интонацией задевая самолюбие Зубаирова. — Ничего хорошего обо мне вы не узнали…

— Да, не узнал! — признался Зубаиров. — Документы у вас не совсем чистые.

— Если бы они были чистыми, — он в упор разглядывал молодого инженера, — я бы и просить вас не стал.

И как-то сразу сник. Увидев усталое лицо, угадав какую-то глубокую, скрытую муку, снедающую этого человека, Зубаиров не решился тут же оборвать разговор, почему-то не уходил. И усач, будто еще надеясь на что-то, смотрел выжидательно и настороженно.

— Что же мне делать? — проговорил он злым голосом, в котором однако слышалась растерянность. — На войне фашисты не сумели убить… И сейчас никто не убивает. Самому попробовать, что ли? Ну, скажи, пожалуйста, что мне делать?

Зубаиров закурил и предложил папиросу усачу.

— Ладно, пиши заявление, — сказал он, думая, что никогда не быть ему «тверже скалы». — Беру под свою ответственность…

Третьего к Зубаирову направил сам директор. Мастер с первого взгляда невзлюбил этого Мутгарая, одетого в бешмет, домотканые суконные чулки и галоши. Фигура! Низкорослый, коротконогий, широкое красное лицо, маленький ноздрястый нос. По виду и разговору типичный сельский житель, неотесанная деревня. Чем этот Мутгарай понравился проработавшему всю жизнь в промышленности директору, Зубайров так и не сумел понять. К тому же Никитин написал на заявлении принять его «верховым».

— Вышку ты когда-нибудь видел?

— Комбайнер я, — угрюмо ответил новичок.

— Почему сбежал из колхоза? — задал мастер второй вопрос.

Парень мучительно открывал и закрывал сухие губы, смотрел налево и направо, топтался грязными галошами на одном месте.

— Назло Салимгараю, — сказал он наконец.

Кто такой Салимгарай и почему держит на него зло этот парень, Зубайров не стал интересоваться, с него было достаточно. Он яростно написал в левом углу заявления: «Даже издалека буровую не видел». Отправил. Довольно с него! Взял одного — моряк, второй — какая-то грешная душа, третий — колхозник, который и представления о буровой не имеет. В конце концов бурить — это не картошку копать.

Трижды посылал директор Мутгарая — и Зубайров трижды отсылал его, уже из принципа. Если б не приехал человек от Ибрагима-заде, Зубайров и близко бы не подпустил Мутгарая к буровой. Настоящий все же человек Ибрагим-заде, за тысячи верст понял положение своего ученика — прислал, хотя и временно, одного из самых своих опытных бурильщиков Сергея Саакяна, хорошо знакомого Зубаирову.

После этого в бригаду были приняты и Мутгарай, и Сапарбай, и другие, сроду не нюхавшие нефти. Первую скважину близ Карабаша Зубайров и начал бурить с такими вот, собранными с бору по сосенке, людьми.

Трудно было, ох, трудно! Людей работе можно научить, но как работать, если не хватает инструментов и совсем нет труб? Да и с людьми иногда возникали совсем неожиданные сложности из-за того, что на буровой Зубаирова, будто нарочно, собрались люди различных национальностей, и каждый из них нес в себе частичку своего народа, родные традиции, бытовой уклад. А жизнь в палатках? А постоянное пребывание в поле? Неудобные частные квартиры, производственные и бытовые неурядицы, в общем, суета сует. Зубаирову иногда казалось, что вся эта грешная планета — от полюса до полюса — чересчур уж загромождена всякого рода неудобствами…

Но… Если эта скважина даст нефть? Безвестная деревушка Язтургай станет городом, а зеленый лес у палаток превратится в парк.

Другая, лучшая жизнь придет и в этот уголок его Родины. А это он начнет, Зубаиров. Все с разведчиков, с их первых палаток. Так было на Вишневой горе, и у карабашской уремы, и на берегу Ика. У первых палаток загорается первый костер, поются первые песни, одолеваются первые метры. Потом сдается первая скважина. За ней — каменные дома, клуб, школа. Глядишь — и первый город в новой местности родился, как в сказке, светит в ночи огнями…

А на карте только разноцветные точки да черные пятна, потертые края и сгибы.