Построение предложений в процессе речи подчиняется сложной системе традиций, определяющих выбор слов и их взаимное расположение. Для точной передачи информации и авторского отношения к ней необходимо соблюдение этих традиций. Если предложение кажется читателю или слушателю неестественным, это может быть вызвано нарушением правил лексической сочетаемости. Однако причина может лежать и в другом — в неверной грамматике или в противоречии самого смысла предложения культурным традициям народа, к которому принадлежит читатель. Поэтому сначала мы дадим определение лексической сочетаемости слов "от противного" — рассмотрением того, что не входит в это понятие.

 

Что не является нарушением лексической сочетаемости

Лексическую несовместимость слов не следует смешивать с несовместимостью культурных традиций разных народов. Предложение, безупречное и с точки зрения грамматики, и с точки зрения лексической сочетаемости, может вызывать протест у читателя, принадлежащего к другой культуре. Конфликт в этом случае возникает не между составными частями самого предложения, а между смыслом предложения и тем, что считает истинным читатель. Например, если в некой культуре традиционно считается, что Бог может лишь наказывать людей, но не любить их, то для носителей этой культуры такие места как Ин 3:16 или 1 Ин 4:8–12, могут вызвать затруднения в понимании. Когда был завершен перевод НЗ на один из языков Вьетнама, чтение стиха Ин 13:5 вызвало смех у носителя этого языка, который сказал, что переводчик, видимо, перепутал "ноги" с "руками": ведь после вечери (т. е. трапезы) обычно моют руки, а не ноги. При первом чтении перевода текста Деян 8:20 на язык ифугао (Филиппины) переводчика спросили: "Почему Симон не мог купить Духа Святого за деньги? Ведь мы платим знахарям за их волшебство; разве с Богом не то же самое?" Фраза в Мф 9:9 ("… человек, сидящий у сбора пошлин, по имени Матфей…") была переведена на один из австралийских языков как "человек по имени Матфей, собирающий деньги для правительства" Но это вызвало протест у носителя языка, по мнению которого Матфей должен был наоборот раздавать деньги людям. Австралийские аборигены так долго получали от правительства материальную помощь, что взимание с населения денег казалось им невероятным.

Что должен делать переводчик, встретившись с подобными случаями непонимания? В принципе, возражения, обусловленные различием культурных традиций, не должны учитываться при переводе. Особенно это относится к тем истинам Писания, которые не имеют отношения к традициям частных культур и обладают универсальной значимостью.

Тем не менее, некоторые из таких "конфликтов культур" вполне поддаются разрешению. Например, в Мк 13:15 Иисус говорит ученикам: "… А кто на кровле, тот не сходи в дом и не входи взять что — нибудь из дома своего" "Кровля" в те времена в Палестине была плоской площадкой; однако сейчас во многих странах (особенно в тропических областях) это слово соотносится с пирамидальной крышей, состоящей из наклонных скатов. Поэтому читатель может подумать, что находящийся "на кровле" хозяин дома занимается, например, ее починкой. У переводчика есть два способа разрешения этого затруднения. Можно использовать слово или выражение целевого языка, соответствующее понятию "кровля" и поместить рядом иллюстрацию, изображающую человека на плоской крыше палестинского дома. Менее предпочтительный способ заключается в том, чтобы использовать более широкое родовое понятие. Например, "… а кто находится не в своем доме/вышел из дому…" Этот вариант звучит в ЦЯ осмысленно, и при этом ничто не мешает упомянуть "кровлю" тому, кто будет толковать этот отрывок.

Везде, где в греческом тексте употреблены формы глаголов άνάκειμαι, anakeimai, άνακλίνω, anaklino или κατάκειμαι, katakeimai 'возлежать за столом' английский перевод Библии короля Иакова использует глагол to sit 'сидеть' и лишь в одном месте стоит слово leaning 'склонясь, опираясь'. Весьма вероятно, что переводчик сделал это сознательно, пытаясь разрешить конфликт двух традиций: в Англии ведь не принято "возлежать" за столом. Но это не лучший вариант перевода, так как замена одного слова на другое способна создать у читателя неверное представление об обычаях Палестины тех времен. Во многих случаях эту проблему можно было бы разрешить, применив обобщенный перевод, согласующийся и со смыслом текста, и с традициями читателей. Например, Мф 9:10 ("И когда Иисус возлежал в доме…") можно было перевести "когда Иисус был за столом в доме…" или даже "когда Иисус обедал в доме…" Такой перевод не искажает исторических фактов и вместе с тем делает текст понятным для читателя, принадлежащего к иной традиции, чье знакомство с библейской культурой еще недостаточно. Вообще же, как правило, культурные различия такого рода не должны приниматься во внимание. Читателю неизбежно придется познакомиться с новыми для него представлениями о Боге, его проявлениях, его отношениях с людьми, — захочет ли он принять эти новые представления или нет. При этом библейская культурная традиция может быть отражена как обобщенно, так и в подробностях.

Кроме того, ошибки на сочетаемость слов не следует путать с грамматическими ошибками, то есть грамматической несогласованностью между семантическими компонентами текста. Даже при хорошем знании переводчиком грамматики целевого языка, трудности перевода каких — то отдельных мест иногда приводят к "затмениям", в результате которых могут появляться фразы типа "я хочет супа" или "ребенки спят" (хотя чаще подобные ошибки объясняются просто недостаточным владением грамматикой). Конечно же, такие ошибки совершенно недопустимы — законы грамматики ЦЯ должны соблюдаться в первую очередь.

 

Что входит в понятие лексической сочетаемости

Законы лексической сочетаемости определяют совместимость слов исходя из их лексического значения, а не грамматических характеристик.

Например, выражение "молчащий цвет" нарушает правила сочетаемости для своих компонентов, т. к. значение слова "цвет" не позволяет ему сочетаться со словом, означающим "не издающий звуков" (несмотря даже на то, что в определенных видах текстов допустима метафора "кричащий цвет"). Несовместимость этих слов обусловлена тем, что их лексические значения практически не пересекаются. Джус [Joos 1958, с. 58] приводит в качестве примера предложение "Я никогда не слышал, как зеленая лошадь курит апельсины", которое, будучи правильным грамматически, содержит четыре ошибки на лексическую сочетаемость, т. е. четыре комбинации слов с несовместимым лексическим значением.

Недопустимые в обычной речи сочетания слов могут, однако, употребляться, когда из контекста ясна необычность самой описываемой ситуации (фантастика, описания чудес и т. п.). Все странности упомянутого предложения ("зеленая лошадь", "слышать, как кто — то курит", "курящая лошадь", "курить апельсины") могут звучать вполне осмысленно в соответствующем контексте. Описания чудес в Библии как раз относятся к этой категории. Лексическое значение слова "вода", казалось бы, исключает возможность словосочетания "ходить по воде", но в соответствующем библейском контексте оно является единственно правильным.

 

Для изучения вопросов лексической сочетаемости является важным понятие диапазона сочетаемости. Каждая лексическая единица (слово или фразеологизм) может сочетаться лишь с определенным набором других единиц, которые и определяют ее диапазон сочетаемости. Когда границы этого диапазона нарушаются, возникает конфликт между отдельными лексическими единицами и предложение начинает казаться неестественным или даже бессмысленным. Отдельные слова могут иметь несколько диапазонов сочетаемости; например, переходный глагол имеет различные наборы допустимых субъектов и объектов действия. Переводчик должен чувствовать границы этих диапазонов и соблюдать их в переводе.

Выход за пределы диапазона сочетаемости является довольно распространенной ошибкой. Например, когда кто — то, плохо знающий язык, восклицает: "Какая вкусная музыка!" он тем самым недопустимо расширяет диапазон сочетаемости слова "вкусный" в действительности включающий в себя только пищу, напитки и т. п. Очевидно, понятие диапазона сочетаемости является довольно удобным для наших целей, и в настоящем разделе мы рассмотрим его подробно.

Каждое слово обладает своим неповторимым диапазоном сочетаемости, уникальным как по качеству включаемых лексических единиц, так и по их количеству. Некоторые слова могут сочетаться только с одним лексическим классом слов или даже с одним конкретным словом (например, "баклуши"), тогда как другие сочетаются гораздо свободнее. Например, "идти" может сочетаться с несколькими лексическими классами: люди, животные (основное, буквальное значение), осадки ("идет дождь"), одежда ("ей идет это платье"), различные процессы, состояния ("весна идет") и др., в то время как диапазон сочетаемости глагола "мяукать" намного уже и включает в себя только кошек и (довольно редко) других животных, которые издают звуки, похожие на мяуканье. Глагол "идти" также может образовывать значительное количество сочетаний с предлогами, например "идти в ученики" "войти в положение", "ходить с туза" и т. д. Никакое другое слово не обладает таким же диапазоном сочетаемости.

 

Различие диапазонов сочетаемости в разных языках

Диапазоны сочетаемости различаются не только для разных слов одного языка, но и для эквивалентных слов в разных языках. Слово "бежать" в основном своем значении имеет эквивалент в языке чоль, но для большинства прочих значений, таких как "молоко убежало" или "дни бегут", в этом языке употребляются совсем другие слова. Иначе говоря, диапазон сочетаемости данного слова в чоле совершенно иной. В некоторых языках это слово может образовывать сочетания, невозможные в русском языке; например, в языке казем (Гана) в значении "жалеть" употребляется сочетание "бежать жалость", где глагол "бежать" становится переходным. В греческом оригинале 2 Фес 3:1 буквально сказано: "Итак молитесь, братья, за нас, чтобы слово Господне бежало…" причем использован греческий глагол, означающий "бежать", — τρέχω, trecho. Хотя русский глагол "бежать" обладает довольно широким диапазоном сочетаемости, этот диапазон не включает "слово" в качестве субъекта. Поэтому в Синодальном переводе здесь стоит "…чтобы слово Господне распространялось", т. е. сделана попытка передать смысл греческого выражения лексическими средствами русского языка.

Неравенство диапазонов сочетаемости в разных языках может показаться достаточно очевидным. Однако довольно часто встречаются ошибки, вызванные тем, что переводчик (возможно, почти бессознательно) решил, что в целевом языке нужное ему слово может сочетаться приблизительно так же, как и в исходном. Поэтому нужно быть особенно внимательным к тем словосочетаниям в оригинале, которые могут породить при переводе ошибки такого рода, и избегать их дословной передачи на целевом языке.

 

Факторы, влияющие на диапазон сочетаемости

Чем шире значение слова, тем более широки и расплывчаты границы его диапазона сочетаемости. Родовое понятие, такое как "животное", может сочетаться с большим числом слов (в частности, с глаголами "бежать", "ползти", "летать"), чем слово с более узким значением "собака" (которая может только "бежать"). Точно так же глагол "делать" обладает гораздо более широкими возможностями сочетаемости, чем специфическое "колоть" Слова с узким значением типа "клочок" "прядь" или "локон", как правило, имеют очень ограниченную сочетаемость.

Аналогично, у многозначных слов ("идти") диапазон сочетаемости шире, чем у однозначных ("бродяжничать"). Первое из этих слов может сочетаться со словами, относящимися как к неодушевленным предметам, так и к людям, животным и т. п., тогда как второе в качестве подлежащего может иметь только слово, означающее человека.

 

Расширение диапазона сочетаемости

Из всего вышеизложенного можно было бы заключить, что диапазон сочетаемости каждой конкретной лексической единицы строго фиксирован. Очевидно, это не так, ибо возможности сочетаемости слов в языке постоянно меняются с течением времени. Новый опыт, знания, как и новые способы их интерпретации, побуждают к образованию ранее невозможных сочетаний слов. Макинтош пишет: "Свойства диапазона сочетаемости таковы, что позволяют образовывать новые сочетания, находящиеся на самой границе допустимости, но при этом звучащие абсолютно естественно" [Mcintosh 1961, с. 336].

Забавный пример расширения диапазона сочетаемости представляет нижеследующий ряд предложений (источник которых неизвестен):

"Поцелуй" — это существительное, ибо он может быть одушевленным либо неодушевленным.

"Поцелуй" — это глагол, ибо он имеет субъект и объект.

"Поцелуй" — это наречие, ибо он изменяет качество действия.

"Поцелуй" — это междометие, ибо он выражает чувство.

"Поцелуй" — это местоимение, ибо его совершают Он и Она.

"Поцелуй" — это союз, ибо он соединяет.

Хотя границы диапазона сочетаемости постоянно изменяются, очень редко случается, чтобы тот, для кого данный язык не является родным, мог выйти за эти границы для передачи нового смысла так, чтобы в результате получилось не оскорбляющее слуха предложение. В отличие от носителя языка переводчик, как правило, не обладает интуитивным знанием всех элементов лексического значения слова и не может судить, насколько допустимым является то или иное сочетание.

Чтобы не нарушать пределов допустимых в языке сочетаний, достаточно усвоить основные правила, определяющие сочетаемость различных лексических классов слов. И хотя при этом могут порождаться конструкции, ранее не употреблявшиеся, ошибки не будет, если использованные слова не привносят новых оттенков смысла, не предусмотренных в "шаблоне" Поэтому особенно велика вероятность ошибки тогда, когда сочетаемые слова могут иметь переносное, метафорическое значение.

Сама суть работы переводчика такова, что ему постоянно приходится искать новые сочетания слов, чтобы передать точный смысл оригинала. И если язык, на который он переводит, не является для него родным, он зачастую при этом берет за образец несколько известных ему примеров, строя новые сочетания "по аналогии" Например, если он знает выражение "смерть косит людей", он может заключить, что глагол "косить", хотя основное его значение — "срезать косой", имеет дополнительное значение — "уничтожать", которое может сочетаться с абстрактными существительными. Таким образом, он начинает употреблять выражения типа "грех косит добродетель" и т. п., и необходим помощник — носитель языка, который его остановит и укажет на недопустимость таких сочетаний. В языке пополука есть выражение, буквально означающее "ночь схватила нас", т. е. "ночь застала нас врасплох" Но это не означает, что в этом языке можно сказать, например: "Страшный Суд схватит грешников".

При переводе на один из ацтекских диалектов возникли затруднения с поиском подходящего перевода для слова "дух". Переводчик и его помощник решили попробовать слово, означающее "дуновение зла", причем компонент "зла" в его значении, когда — то явно присутствовавший, теперь, казалось, почти исчез в процессе исторических изменений лексики. Более того, было решено употреблять это слово только в сочетании с прилагательным "добрый", чтобы окончательно нейтрализовать следы его нежелательного первоначального значения. Но когда пробный перевод был прочитан носителям языка, они лишь посмеялись над таким странным сочетанием — "добрый (злой) дух Бога". Элемент "зла" в значении слова, хоть и не функционировал в речи, тем не менее явственно ощущался говорящими на этом языке.

Нарушение границ диапазона сочетаемости может быть вызвано незнанием определенных лексических ограничений, сужающих эти границы; иными словами, чтобы избежать недопустимых сочетаний, нужно учитывать все компоненты значения употребляемых слов. Ошибки такого рода особенно часты среди тех, кто не придает должного значения вопросам лексической сочетаемости. Ниже мы приводим несколько примеров, взятых из разных языков. Для всех них характерен прямой перевод сочетаний слов с исходного языка на целевой без выяснения, допустимо ли получившееся сочетание в языке перевода.

 

Недопустимые сочетания слов являются весьма распространенной в переводах ошибкой. Естественно задаться вопросом: что необходимо для того, чтобы застраховать себя от таких ошибок? Здесь можно указать три основные рекомендации: (1) тщательное изучение всех элементов значения слов целевого языка; (2) систематическое использование приемов выяснения значения с помощью носителей языка; и (3) выявление тех сочетаний в оригинальном тексте, вероятность неправильного перевода которых особенно велика. Выполнение первых двух из этих рекомендаций (как в процессе перевода, так и на подготовительном этапе) требует помощи носителя языка.

 

Изучение компонентов значения

Тщательное изучение всех значений слова и всех элементов этих значений необходимо для правильного употребления этого слова. При недостаточном владении всей семантической структурой слова весьма вероятно появление ошибок, из которых главными являются неправильное употребление слова, двусмысленность и недопустимое сочетание слов.

Неправильное употребление слова чаще всего вызывается тем, что переводчик делает вывод о пригодности слова на основании лишь одного из компонентов его значения. Эта ошибка относится к самым распространенным. Например, один переводчик употребил в значении "раскаиваться" глагол, который в действительности означал "лжесвидетельствовать в пользу обвиняемого". В другом языке для передачи библейского понятия "божественного знака" переводчик собирался употребить конструкцию целевого языка, буквально значащую "божественный отблеск" Однако проверка показала, что это сочетание слов употребляется только для обозначения свечей, зажигаемых перед иконами.

Неправильное употребление часто бывает вызвано незнанием всех компонентов значения слова. Такие неучтенные компоненты могут исказить смысл всего предложения. Переводя Мф 21:2, где Иисус приказывает ученикам отвязать для него осла, переводчик употребил глагол, означавший, как он полагал, именно "отвязывать" И действительно, это слово применялось к ослам, коровам, лошадям и т. п.; но при этом в его значении был нежелательный оттенок "действия, производимого с дурными намерениями или из побуждений мести", делавший его совершенно неприменимым в данном контексте.

В Деян 1:8 Иисус говорит ученикам: "…И будете Мне свидетелями…" При переводе этого стиха на один из ацтекских диалектов было использовано существительное, означающее "свидетель", но при этом обязательно "свидетель в суде", чего переводчик не учел. В речи носителей этого диалекта данное слово всегда употреблялось только в контексте судебного разбирательства, причем, как правило, для обозначения свидетеля обвинения. Все эти неучтенные компоненты значения привели к серьезной ошибке в переводе.

Неоднозначности, как правило, возникают там, где переводчик принимает во внимание лишь одно из значений многозначного слова и не учитывает, что в данном контексте могут проявиться и другие его значения. Очевидно, что двусмысленности (а иногда и вульгаризмы) также являются следствием недостаточного понимания структуры значения слова.

Таким образом, неучтенные компоненты лексического значения очень часто приводят к ошибочным употреблениям и двусмысленностям. Но даже если таких явных ошибок удалось избежать, довольно высока вероятность появления недопустимых сочетаний, способных в лучшем случае позабавить читателя, напомнив ему речь маленьких детей (которые запросто могут сказать "соскобли мне яблоко" или "у меня ножная боль"), а в худшем — совершенно затемнить смысл текста.

 

Приемы выяснения значения

Для полного освоения лексики целевого языка необходим систематический подход. Многие переводчики, услышав или встретив в тексте новое слово, склонны ограничиться проверкой его произношения и морфологии и, подыскав ему эквивалент в родном языке и занеся в свой словарь, считать работу над словом оконченной. При таком подходе высока вероятность того, что переводчик будет знать лишь частичное (а иногда и просто неверное) значение слова. Баллард [Ballard 1968] приводит пример из его работы с языком инибалои (Филиппины). Он заметил, что слово kibot "довольно часто используется в значении красть" и поэтому использовал его для перевода глагола "расхищать" в черновом варианте Мк 3:27 ("Никто, войдя в дом сильного, не может расхитить вещей его, если прежде не свяжет сильного, и тогда расхитит дом его"). Однако его помощник никак не мог понять это место, недоумевая, зачем нужно связывать хозяина, чтобы что — то у него украсть? Причина очевидна: переводчик не учел, что kibot означает "взять тайком, украдкой", и потому никак не согласуется со смыслом данного стиха.

Методика выяснения значения, описанная ниже, основывается на двух принципиальных положениях. Во — первых, считается, что носитель языка, отвечая на правильно заданные вопросы, способен дать переводчику всю необходимую ему лексическую и синтаксическую информацию. Как пишет Бикман [Beekman 1968а, с. 3, 4]: "Любой взрослый носитель изучаемого языка обладает в сжатом виде опытом и культурой своего народа и способен отразить их в речи. Всю эту информацию, аккумулированную в его сознании, исследователь может извлечь с помощью вопросов" (курсив авторов настоящей книги). И хотя лучше всего при этом пользоваться услугами нескольких помощников, сверяя их ответы, основной принцип остается неизменным: носитель языка, отвечая на задаваемые вопросы, может выразить словами всю нужную исследователю информацию.

Вторым положением, на котором основана методика выяснения значения, является то, что весь словарь языка может быть разделен на четыре больших семантических класса: объекты, действия, абстрактные понятия и отношения (кратко это деление было освещено в гл. 4). Задаваемые вопросы будут различными в зависимости от класса, к которому принадлежит исследуемое слово. Класс отношений обнаруживает значительные отличия от остальных трех классов, поэтому мы посвятим связанным с ним проблемам отдельную главу.

Выяснение значения начинается на том этапе, когда переводчик еще даже не может с уверенностью отнести слово к определенному классу. Поэтому его первые вопросы должны быть максимально общими, например: "Когда вы используете это слово?" или "Что значит это слово?" Лишь получив примеры употребления слова в речи, переводчик может с достаточной долей вероятности отнести его к одному из семантических классов и приступить к собственно выяснению значения с помощью соответствующих вопросов.

 

Слова — действия

Слова, принадлежащие к данному семантическому классу, могут сочетаться со словами из классов объектов, абстракций, а также с другими словами, означающими действия. Каждый из этих типов сочетаний подлежит отдельному исследованию посредством соответствующих вопросов. Для выяснения того, какие слова из класса предметов могут сочетаться с данным словом, исследователь задает вопросы о всех участниках определенного действия или события, к которым относятся: субъект действия, его объект, косвенный объект, нечто, благоприятствующее событию и т. д. Таким образом, набор вопросов должен быть приблизительно такой:

Кто или что делает это?

По отношению к кому или к чему это делается?

Для кого или для чего это делается?

С помощью чего это делается?

Нельзя останавливаться, получив один или два ответа на приведенные вопросы. Исследователь должен стараться получить всю возможную информацию, а не только то, что первым пришло в голову отвечающему. Если не посвятить такому исследованию достаточное время (как, к сожалению, многие и поступают), это может привести к неверному пониманию слова и впоследствии — к неверному его употреблению.

Следует учитывать, что информация о предметах — участниках может заключаться в словах — действиях имплицитно, т. е. в неявном виде. Например, в предложении "он кивнул" имплицитно содержится вся информация о том, чем было произведено действие, так как кивать можно только головой. Аналогично, глаголы "пинать", "щипать" или "аплодировать" также содержат в себе сведения о том, чем эти действия осуществляются.

Члены класса абстрактных понятий, сочетаясь со словом — действием, могут нести информацию о различных обстоятельствах, сопутствующих этому действию: времени, месте, степени интенсивности, способе осуществления, а также выражать разного рода оценки, отношение говорящего и т. п. Абстрактные понятия, соотнесенные со временем, могут указывать на длительность действия, его скорость и частоту, с которой оно происходит; соотнесенные с пространством — направление движения участников действия, их взаимное расположение, а также место самого действия, его удаленность и т. д. Вот примерный список вопросов по данной теме:

Сколько времени это происходит/сколько нужно времени, чтобы сделать это?

Как часто это происходит (изредка, каждый день, постоянно)?

Быстро ли это происходит?

Когда это случается?

В каком направлении движется при этом то — то?

Где при этом находится то — то?

Докуда доходит при этом то — то?

Где это происходит?

Что люди говорят об этом?

Как это делается?

Подобно понятиям из класса объектов, абстрактные понятия также могут неявно содержаться в словах, означающих действия. Так, глаголы "глянуть" и "таращиться" содержат имплицитный компонент длительности действия; неявное указание на скорость присутствует в глаголах "мчаться" и "ползти", а глаголы "подниматься", "спускаться", "приходить" и "уходить" обладают неявно выраженной направленностью. Место действия тоже может присутствовать, например в глаголах "плыть" или "копать", а глагол "путешествовать" содержит имплицитное указание на пространственную протяженность.

Часто слова — действия сочетаются с другими словами из того же класса, и эту область их отношений также необходимо исследовать. Действия могут стоять во временном отношении друг к другу — одно действие может предшествовать другому, происходить одновременно с ним или после него. Кроме того, хронологически разнесенные действия могут также находиться в причинно — следственной связи — одно из них может быть причиной, условием, целью или результатом другого, а одновременные действия могут быть соподчиненными следствиями некоего предшествующего действия. Для выяснения отношений такого рода могут быть полезными, например, следующие вопросы:

Что служит этому причиной?

Почему это случается?

Зачем это происходит?

Когда это случается?

Как это происходит?

Что происходит одновременно с этим?

Что случается после этого?

Что бывает результатом этого?

Как можно сказать об этом по — другому?

Что противоположно этому?

Аналогичным образом, указания на другие явления могут также имплицитно присутствовать в слове — действии. Так, глагол "казнить", помимо основного смысла "убивать", содержит в себе неявную информацию о других действиях, связанных с данным: "приговаривать", "судить" и "совершать преступление", а глагол "проклинать" подразумевает, что имели место действия "произносить" и "делать что — либо плохое".

 

Слова — объекты

Так же как слова, означающие действия, могут сочетаться с членами классов объектов, абстракций и другими словами — действиями, слова — объекты, в свою очередь, могут вступать в связь со словами — действиями, абстрактными словами и другими словами — объектами. Изучение слова, относящегося к классу объектов, даже если исследователь знаком с обозначаемым этим словом предметом или человеком, лучше всего начинать с общих вопросов типа "Расскажите мне о нем/об этом" Лишь получив такую базовую информацию, можно переходить к выяснению более узких аспектов значения.

Отношения между словами из класса предметов могут быть самыми разнообразными: часть — целое, род — вид, деятель — агенс, отношения родства, сходства, различные пространственные отношения и т. п. Для раскрытия этих отношений можно порекомендовать такие, например, вопросы:

Кого/что люди так называют?

По отношению к кому/чему можно быть им/этим (напр., раб может быть рабом только по отношению к господину)?

Кого/что еще можно назвать так?

К какому роду (классу) предметов относится это?

Из каких частей оно состоит?

Где оно расположено по отношению к такому — то предмету?

На что оно похоже?

Что противоположно этому?

Кто сделал это?

Кто называет его "сыном"?

Что заставляет это действовать/двигаться?

Понятия из класса действий, соотносясь со словами — объектами, могут указывать либо на назначение этих предметов, либо на их поведение, причем указание на назначение предмета обязательно подразумевает его ценность или полезность и включает в себя такие оттенки смысла, как способ использования данного предмета, его роль и т. п., а указание на поведение включает лишь информацию о том, что делает этот предмет или что можно сделать по отношению к нему. Вот некоторые вопросы, применяемые для исследования этой области отношений:

Что это делает?

Как оно действует?

Что с ним может произойти?

Каково его назначение?

Со словами — объектами также часто сочетаются абстрактные понятия, выражая пространственные (форма, размер, ориентация, расположение) и временные отношения, указывая на количество и качество предметов (для одушевленных существительных — пол, возраст), а также характеризуя их восприятие органами чувств: зрением, слухом, осязанием и т. п. Здесь можно воспользоваться такими вопросами:

Какого оно размера?

Какой оно формы?

В каком положении оно находится?

Где оно находится?

Сколько всего таких предметов?

Сколько ему лет?

Какого оно пола?

Какого оно цвета?

Какие звуки оно производит?

Как оно пахнет?

Какое оно на вкус?

Из чего оно сделано?

Что говорят о нем люди?

Слова, обозначающие абстрактные понятия

Третий семантический класс включает в себя слова для обозначения различных абстрактных понятий. Здесь также следует начать с самых общих вопросов, например: "Придумай как можно больше разных предложений с этим словом" Сочетания абстрактных понятий со словами, обозначающими действия и предметы, нами уже рассмотрены; осталось обратить внимание на их сочетания с членами своего же семантического класса. Отношения между двумя абстрактными понятиями характеризуются различной степенью их противопоставленности (антонимы, синонимы, члены одного ряда понятий). Примерный набор вопросов в этом случае будет таков:

Какие предметы обладают этим абстрактным качеством?

Какие действия обладают этим абстрактным качеством?

Что противоположно этому качеству?

Как можно сказать об этом по — другому?

Какие другие качества имеют с этим что — то общее?

Переводчику может показаться, что столь длительные исследования лексики языка излишни, тем более если у него много другой, собственно переводческой работы. Однако, во — первых, беглое владение языком перевода совершенно необходимо переводчику и подобная методика вопросов и ответов дает ему хорошую возможность упражняться в этой беглости, и во — вторых, при плохом знании лексики языка перевод наверняка будет наводнен неверными употреблениями и недопустимыми сочетаниями слов, производя на читателя впечатление сумбура и неестественности. Поэтому мы настойчиво рекомендуем практиковать такие лексические штудии при малейшей к этому возможности.

 

Распознавание потенциальных ошибок на сочетаемость

До сих пор все, что мы говорили об ошибках на сочетаемость и о том, как их избежать, относилось к целевому языку и его лексике. Однако многие из приведенных примеров служат хорошей иллюстрацией тому, что к таким ошибкам часто ведет буквальный перевод сочетаний оригинала. Переводчик, принадлежащий к европейской культурной традиции, естественно, склонен считать большинство этих сочетаний самыми обыкновенными и забывать, что для носителей целевого языка они могут звучать странно или бессмысленно. Но как же можно распознать эти чреватые ошибками сочетания, чтобы обратить на их перевод особое внимание?

Для ответа на этот вопрос полезно будет вновь ввести понятие "основного значения" Хотя дать этому понятию строгое определение совсем не просто, носитель языка всегда может обозначить это основное значение и дифференцировать его от других. Вообще говоря, если носителю языка предлагают объяснить смысл отдельно взятого слова, в девяти случаях из десяти он даст его основное значение, а если попросить его дать пример употребления слова, скорее всего он приведет контекст, соответствующий этому основному значению. Поэтому носитель языка почти всегда может сказать, употреблено ли слово в своем основном значении или нет. Например, любой говорящий по — русски сразу же скажет, что из двух предложений "он вошел в дом" и "он вошел в мое положение" только первое задействует глагол "входить" в его основном значении.

Слова, употребленные в Св. Писании в своем основном значении, не представляют трудностей для перевода, так как на любом языке можно использовать их прямые эквиваленты. Тот же глагол "входить" легко переводится на любой язык в своем первичном значении "вступать, продвигаться внутрь посредством ног", так же как, например, "одеваться" — "надевать на себя одежду" и т. д.

В следующих предложениях все слова употреблены в своих основных значениях:

Я видел деревья.

Этот ребенок родился вчера.

Ребенок быстро растет.

Вчера было холодно.

Он пришел ко мне домой.

Но нетрудно найти примеры использования этих же слов в их производном или переносном значении (здесь они выделены курсивом):

Я видел счастье.

В нем росло негодование.

Его приняли очень холодно.

У меня родилась блестящая идея.

Спасение пришло в его дом.

Таким образом, переводчик должен обращать внимание на все случаи употребления слов в оригинале не в их основном значении, так как буквальный перевод этих мест наверняка будет ошибочным. К сожалению, привычность многих сочетаний в родном языке часто приводит к тому, что переводчик считает их вполне допустимыми и в переводе.

Носитель языка без труда может определить (применив вышеописанные критерии) основное значение слова и тем самым отграничить все побочные его значения. И хотя переводчику часто бывает непросто сделать это для языка, на который он переводит, он может (и должен) постоянно делать это для слов своего родного языка, чтобы быть способным сразу обнаруживать непереводимые буквально сочетания. Склонность оставлять в переводе сочетания оригинала объясняется не только их привычностью, но и широко распространенным заблуждением, согласно которому в большинстве случаев в речи слово употребляется все — таки в своем основном значении. Это мнение совершенно неверно и часто служит причиной "потери бдительности". Сэйс замечает в своем "Введении в науку о языке": "Можно сказать, что три четверти нашей речи состоит из стершихся метафор" [Sayce 1880, с. 181], а Уолпоул в книге "Семантика" пишет: "Любое слово может быть употреблено в переносном смысле так же, как и в прямом. Самые основные слова, такие как "нога", "рука", "брать" или "давать" имеют метафорический смысл едва ли не чаще, чем буквальный" [Walpole 1941, с. 145]. С детства говоря на родном языке, мы часто не чувствуем метафоричности многих выражений и потому ошибочно полагаем, что они будут звучать естественно на любом языке.

В связи с этим можно услышать возражение, что подобная "сверх — метафоричность" характерна лишь для "обычной" речи, тогда как язык Св. Писания, и в особенности НЗ, использует производные и переносные значения слов гораздо сдержаннее. Однако это не так. В статье, посвященной метонимиям и синекдохам [Beekman 1967b], приведен (не претендующий, впрочем, на полноту) список употреблений этих фигур речи в НЗ, включающий более 800 примеров. Существует также список риторических вопросов в НЗ, которых насчитывается около 700. И хотя у нас нет информации о частотности других сочетаний с переносным значением, не будет большим преувеличением сказать, что слова, употребленные в непрямом значении или фигурально, встречаются в НЗ не реже, чем через каждые четыре — пять стихов. Таким образом, употребление слов в переносном смысле никак нельзя назвать редким для НЗ явлением.

Итак, приступая к переводу любого библейского стиха, следует спросить себя: "Нет ли у какого — нибудь из этих слов или выражений дополнительного, переносного смысла?" и если есть, обратить на их перевод особое внимание. Этой практики надлежит придерживаться постоянно, отнюдь не только при переводе апостольских Посланий, как склонны делать многие. В упомянутом списке метонимий и синекдох больше половины примеров приходится именно на Евангелия. Поэтому необходимо тщательно отслеживать производные значения с самого начала работы.