Эпоха Куликовской битвы

Быков Александр Владимирович

Кузьмина Ольга Владимировна

СМЕНА ЭПОХИ

 

 

ЖЕЛЕЗНЫЙ ХРОМЕЦ

Тамерлан вошел в историю как выдающийся военачальник и жестокий правитель. Так, в начале своей военной карьеры он был однажды застигнут тысячной армией противника. У самого Тимура в то время было всего 60 воинов. Но он не побоялся вступить со своим маленьким отрядом в бой и победил – после кровопролитного сражения у него осталось лишь десять человек из шестидесяти, а у его противников 50 человек из тысячи, после чего враги Тимура обратились в бегство.

В 1395 году Тамерлану было около шестидесяти лет. Он был человеком среднего роста, но крепкого телосложения. Одна нога у него была еще в молодости повреждена, но хромоту его окружающие почти не замечали. Голос у Тимура был громкий, далеко разносящийся по округе, что немало помогало ему руководить своими воинами в грохоте битвы. До старости он имел, несмотря на постоянные бои и походы, хорошее здоровье. Только зрение его к семидесяти годам стало ухудшаться.

В торжественных случаях Тимур надевал широкий шелковый халат, а на голове носил высокую войлочную шапку с продолговатым рубином на верхушке, осыпанную жемчугом и драгоценными камнями. Бушах он носил большие и дорогие серьги по монгольскому обычаю. Вообще, в мирное время он любил украшения и пышность. Во время же военных походов он всегда служил образцом спартанской простоты.

В характере его удивительно сочетались строгие суфические воззрения на жизнь с порывами дико-воинственного духа и необузданного властолюбия. Последние качества, кажется, в нем преобладали, так как он сам говорил: «только с мечом в руке можно утвердить господство».

За свою жизнь Тамерлан совершил десятки походов и покорил силой своего оружия огромную территорию. Сам Тимур говорил: «При помощи доблестных вождей и моих воинов я сделался властелином 27 государств (далее перечисляются все эти 27 стран. – Прим. авт.). Все эти страны признали мою власть, и я предписал им законы». – Чтобы держать покоренный народ в повиновении он порой проявлял неслыханную жестокость. Так, в иранском городе Исфахане в отместку за восстание по его приказу на центральной площади была воздвигнута пирамида из 70 тысяч отрубленных голов восставших, а другой раз, во время его похода в Индию, опасаясь бунта военнопленных, он приказал убить 100 тысяч индийских пленников, что и было исполнено в тот же день. Таким образом, жестокая расправа над непокорными и массовые убийства в покоренных землях были для Тамерлана и его армии делом привычным.

В то же время Тимур лестью и подарками привлекал к своему двору ученых. Он вступал в богословские диспуты и по-царски награждал мыслящих не так, как он. Тимур всегда считал самой дорогой частью захваченной в какой-нибудь стране добычи художников и искусных ремесленников. Он даже приказал перевезти на вьючных животных целую библиотеку из Бруссы к себе в Самарканд.

В 1394 году возобновилась пограничная война между Золотой Ордой и державой Тимура. Разгромив Тохтамыша в 1391 году Тамерлан не добился умиротворения Золотой Орды. Подчинить своей власти степных кочевников и удаленные от Средней Азии городские центры Золотой Орды он больше не надеялся. Однако для того чтобы спокойно продолжать свои завоевания на юге, Тамерлану необходим был прочный мир на своих северных границах. И Железный хромец нашел для этого способ – такой, от которого содрогнулись все окрестные народы. Он решил уничтожить Золотую Орду, уничтожить буквально, стирая города с лица земли, вырезая народ, оставляя за собой выжженную землю.

Обстоятельно подготовившись к новому походу, Тамерлан вторгся с основными силами в пределы Золотой Орды весной 1395 года. На этот раз армия Тамерлана двигалась на Тохтамыша с юга, через Азербайджан, по побережью Каспийского моря.

Армия Тохтамыша попыталась воспрепятствовать переправе войск Тамерлана через Терек. Три дня шли бои на переправах. На третий день, под прикрытием ночи, войска Тимура перешли через реку и напали на Тохтамыша. После кровопролитного двухдневного боя Тамерлан одержал победу. Тохтамыш с остатками сил бежал на север, в район Булгара.

Разгромив армию Тохтамыша, Тимур двинулся по территории Золотой Орды, методично разрушая или грабя все встречающиеся ему золотоордынские города. Так были разрушены города Булгар, Жукотин, Кременчук, Астрахань, Аккерман.

После похода Тамерлана большинство городов Орды так и осталось лежать в развалинах посреди степей, так как ни средств для их восстановления, ни ремесленников уже не было. Вся градостроительная золотоордынская культура была уничтожена в течение одного года.

Маршрут войск Тимура исчертил территорию государства во всех направлениях, нацеливаясь на разрушение и грабеж. Это была богатая и легкая добыча, так как большая часть городов Золотой Орды не имела фортификационных сооружений. Отсутствие стен вокруг городов было предметом гордости монголов. Они считали, что их надежно оберегает многочисленная конница и бескрайние степи. Что приводило в крайнее изумление иностранцев. Жители всех государств Европы и Азии в то время соревновались между собой в возведении как можно более высоких и толстых стен из камня и дерева, а здесь среди ровной степи стояли огромные открытые города, буквально набитые сокровищами, свезенными со всех сторон света.

Правда, во времена Мамая наиболее крупные города государства были обнесены земляными валами с бревенчатыми стенами поверху, но эти сооружения не остановили Железного хромца.

Овладев Крымом, войска Тамерлана разрушили Солхат. Потом они 18 дней осаждали Кафу. Город был взят, и все его христианское население было ограблено и захвачено в плен.

Затем завоеватели двинулись к верховьям Дона. Пока Тимур шел на север, его сын, Мираншах, захватил торговый город Азак и находившуюся в нем венецианскую колонию – Тану. Овладев венецианской крепостью, он сжег дома и предал все немусульманское население смерти. Затем Мираншах разорил Кубань и уничтожил ее главный город Маджар. На обратном пути в Среднюю Азию Тамерлан разрушил оба Сарая и все другие крупные города Золотой Орды.

Великая Русь составляла часть Тохтамышева улуса. Ее ждала та же участь, что и богатые золотордынские города Поволжья. Тамерлан вошел в русские пределы, взял Елец, пленил его князя, опустошил окрестности и двинулся на Москву. Но до города он не дошел. Постояв в пределах Рязанского княжества пятнадцать дней, Тамерлан 26 августа ушел обратно (см. Приложение 11 – О Тамерлане).

Владимирская Богоматерь. Икона XII в.

Моление Владимирской иконе Богоматери. Миниатюра Радзивилловской летописи XV в.

Согласно церковной легенде, дабы спасти Москву от нашествия, митрополит Киприан приказал перенести в Москву почитаемую икону Владимирской Божьей Матери, «заповедав тогда всем людям поститься и молиться».

Посланцы Москвы прибыли во Владимир 15 августа, в день Успения Пресвятой Богородицы. Отслужив молебен, икону вынесли из Успенского собора и по Владимирской дороге крестным ходом двинулись к Москве. Весь город вышел на проводы иконы. Одиннадцать дней крестный ход с иконой шел по Владимирской дороге. 26 августа вся Москва от мала до велика во главе с митрополитом Киприаном встречала икону за городом на Кучкове поле. Икона была поставлена в Успенском соборе. Вскоре по всей Москве разнеслась весть, что в день встречи иконы Тамерлан снялся со стоянки на Дону и ушел в степь. Якобы ему приснился страшный сон, и он увел свои войска.

Несомненно, Киприан был талантливым организатором «чудес». Он устроил пышное мистическое действо. В то же время к войне были изготовлены войска Василия Дмитриевича, уже вышедшего из Москвы навстречу Тимуру. Пройдя Коломну, московский князь занял оборонительные позиции на берегу Оки, а своим наместникам и городским воеводам приказал «укрепить осаду». В это же время великий князь литовский Витовт собрал свои войска, повсеместно распустив слух, что он идет на татар. Таким образом, Тамерлану наглядно продемонстрировали, что, напав на Москву, он будет иметь дело не с остатками Тохтамышевых владений, а с силами всей православной Руси. Именно эта демонстрация единства русских и литовских князей послужила причиной «страшного сна» Тамерлана.

А затем Киприан инициировал утверждение нового общерусского праздника – Сретенья иконы Божьей Матери.

 

ВОЙНА «ЗА СТАРИНУ»

Зимой 1395 – 1396 года в Смоленске произошла «брань» и «розность» между смоленскими князьями, братьями Святославичами из-за великого княжения Смоленского.

Родословная таблица князей Смоленских

Тем временм Витовт, собравший армию якобы против Тамерлана, двинулся на Смоленск «наводить порядок». Заметим, что в это время Смоленским княжеством владел князь Глеб Святославич. Он поехал навстречу Витовту, а тот встретил его с большой честью и сказал: «Выйдите ко мне все князья с любовью, слышал я, что промеж вас недружба великая, и если между вами будет спор или распря, обратитесь ко мне, как к третьему (как к третейскому судье. – Прим. авт.), и я меж вами в правду (по закону. – Прим. авт.) рассмотрю».

Смоленские князья, находившиеся в городе, поверили Витов-ту и вышли с дарами из города, думая, что великий князь литовский их и вправду рассудит. Они прежде уже не раз обращались к нему как к третейскому судье. Так, в 1392 году Витовт уже вмешивался в конфликт смоленских князей. Тогда он сместил с великого княжения Юрия Святославича и поставил на его место нынешнего великого князя смоленского – Глеба Святославича.

Но в этот раз Витовт пришел к Смоленску не судить, а захватывать. Великий князь литовский приказал схватить всех явившихся к нему смоленских князей и бояр и отослал их в Литву, сжег смоленский посад, полонил многих людей и объявил Смоленск и Смоленское княжество своим владением. Затем он ушел, оставив в городе своих наместников – князя Ямонта и Василия Борейкова. То есть Витовт продолжал энергично собирать земли «под свою руку».

Князь Юрий Святославич в это время гостил в Рязани у своего тестя, князя Олега Ивановича Рязанского. В правилах Олега было заступаться за своих родственников и союзников.

«Тое же зимы князь великий Олег Иванович Рязанский с зятем своим, с великим князем Юрием Святославичем Смоленским, и с братией своею, с пронскими князьями и с козельским, и с муромским, пошел ратью на Литву и много зла сотворил им». Это был ответ Витовту Олега и его сторонников на захват Смоленска. С этого момента фактически началась открытая война Рязани с Литвой. Литовцы ответили:

«Тое же зимы ходил Витовт Кейстутович, князь великий Литовский, ратью на Рязань и волости повоевал, а Олег Рязанский великий князь в то время еще не пришел в Рязань и услышав это, оставил полон в некоем месте, и пришел на загонщиков и многих избил, а иных поймал. Услышав же это, Витовт убоялся и скоро на бег устремился и возвратился восвояси. Олег же со большой выгодой и богатством вошел в свою землю и удержал у себя зятя своего князя Юрия, который тогда был в скорби и сильно тужил о братьях своих и об отчине своей». Никогда раньше со смоленскими князьями не случалось такой беды, чтобы все они пострадали «от Витовта лукавого и ненасытного чужое похищать».

Известно, что нападение литовского князя на Рязань не вызывало протестов со стороны Василия Дмитриевича, князя московского. В этот период он дружески пересылается с Витовтом, а в 1396 году даже приезжает к нему в захваченный Смоленск. В 1396 году Василий вместе с Киприаном «поехал из Москвы в Смоленск видеться с тестем своим Витовтом», праздновал здесь Пасху и вернулся в Москву, а Киприан «оттуда пошел к Киеву и там пребывал полтора года».

Во время встречи в Смоленске московский и литовский князья утвердили границы своих владений. В переговорах участвовал и митрополит всея Руси Киприан. Митрополит поставил в Смоленске своего епископа Насона. Предыдущий епископ смоленский Михаил был смещен Киприаном, отправлен в Москву, заточен там и через несколько лет умер в темнице.

Во время совместного празднования Пасхи в Смоленске, а возможно и раньше, произошел раздел сфер влияния между Москвой и Литвой. Видимо, все мелкие владения попали в ту или иную сферу влияния. Смоленск был отдан Литве. К тому времени Витовту уже принадлежали почти все уделы черниговских князей. Владения великого князя литовского простирались от псковских границ до Галичины и Молдавии, доходили до берегов Оки, Сулы и Днепра.

Но Олег Рязанский не мог согласиться с подобным переделом. Ведь следом за Смоленском, Витовт или Василий Дмитриевич могли захватить и поделить и Рязанское княжество. В 1396 году рязанский князь вновь вошел в литовские земли и осадил Любутск. Но на это моментально среагировал Василий Дмитриевич. Он послал к Олегу Ивановичу боярина с укоризной, что, дескать, великий князь Олег нарушает условия договора – у нас с Витов-том мир! И Олег отступил, понимая, что бороться еще и с Москвой ему не по силам. Но отступил он, надо заметить, «со многим полоном», по свидетельству Никоновской летописи.

Однако, когда осенью 1397 года Витовт вошел в рязанские владения и «пролил здесь кровь, как воду», по выражению летописей, «и людей побивал, сажая их улицами», вынудив Олега укрываться в лесах, то из Москвы не было Витовту никакого препятствия. Напротив, зять его, Василий Дмитриевич, встретил Витовта в Коломне, поднес ему дары и оказал большую честь.

 

КОЗНИ ВИТОВТА

Киприан тем временем развил бурную деятельность в Литве. Осенью 1396 года в Киеве состоялась встреча польского короля Ягайла, великого князя литовского Витовта и митрополита всея Руси Киприана. Обсуждались проекты объединения сил Польши, Великого княжества Литовского и Московского княжества против Орды, а также возможности заключения церковной унии и включения в состав митрополии Руси Молдавии и части Болгарии. Однако Ягайло отвечал уклончиво, к тому же Константинопольский патриарх Антоний в посланиях к Киприану и к королю Польскому назвал проект неуместным и требовал от Ягайла военной помощи Византии против турок и только после этого соглашался начать переговоры. Киприан так и не смог воплотить в жизнь свои грандиозные планы по немедленному объединению всех православных земель.

В 1397 году назрел конфликт Москвы с Новгородом. До того в 1394 году Новгород воевал с Псковом. На стороне Новгорода выступил Ливонский Орден. Псков же поддержала Москва. Когда в 1395 году митрополит Киприан приехал в Новгород вместе с патриаршим послом и запросил суда, новгородцы суда ему не дали, тем самым не подчинившись самому патриарху. Но несмотря на это при отъезде митрополит благословил владыку Ивана и весь Великий Новгород, не желая, видимо, обострять до крайности отношения.

В 1397 году оба князя, и московский и литовский, заодно требуют от новгородцев, чтоб те разорвали мир с немцами: «прислали послов своих с единого в Новгород, веля им мир разорвать с Немцами. И не послушались новгородцы, но так ответили: «Нам, господин, князь великий Василий Дмитриевич, с тобой мир свой, а с Витовтом иной, а с немцами иной».

В это же время Витовт требовал от новгородцев, чтобы те перешли под руку литовского князя. Таким образом, Витовт действовал вероломно по отношению к своему зятю, пытаясь вывести Новгород из сферы влияния московского князя. Василию Дмитриевичу об этом стало известно. Великий князь Московский начал военные действия против Новгородской республики. Он «на крестном целовании у Новгорода отнял Волок Ламский с волостями». Город Волок Ламский находился в совместном владении Москвы и Новгорода. Таким образом, захватив все волости Волока, московский великий князь нарушил все прежние договоры с Новгородом. Затем Василий Дмитриевич послал своих бояр с войском и присоединил к своим землям новгородские волости – Вологду, Великий Устюг и Бежецкий Верх, пообещав защищать их от Новгорода.

В этом же году Киприан через специального посла пригласил в Москву новгородского архиепископа Ивана. Вместе с владыкой в Москву отправились новгородские послы к Василию Дмитриевичу «мира ради». Князь «миру не дал». А Киприан отпустил в Новгород архиепископа и послов с честью и благословением. То есть новгородцы требовали от князя возврата захваченных территорий и получили «вежливый» отказ.

Тогда в 1398 году новгородцы послали войско в Заволочье и с минимальными потерями отняли все захваченные Москвой территории. Василий Дмитриевич был вынужден заключить с новгородцами мир «по старине». Брат великого князя московского Андрей отправился для выполнения условий договора в Новгород, где «…бояре даша князю честь великую». Вероятно, выбор Андрея в качестве главы московского посольства не случаен. Владея пограничным Белоозером, Андрей был в курсе новгородско-московских проблем. Однако мир, достигнутый Андреем, не вполне удовлетворил обе стороны, и пограничные конфликты продолжались. Москва продолжала считать Бежецкий Верх своим, а Новгород – своим.

Отношения Москвы и Литвы тем временем внешне остаются дружественными. В 1398 году в Москву по татарским делам ездил смоленский наместник князь Ямонт, а в 1399 году к отцу в Смоленск приезжала Софья Витовтовна. Однако сам Витовт в это время задумал захватить власть в Московском княжестве. Для этой цели он использовал обратившегося к нему за помощью Тохтамыша.

Дело в том, что царь Золотой Орды Тохтамыш не смог оправиться после Тамерланова разгрома 1395 – 1396 годов. Власть над остатками Золотой Орды захватили сразу несколько ханов, поделивших между собой бывшие владения Тохтамыша. Тохтамыш бежал в Литву к Витовту. Витовт принял его в Киеве и дал в кормление город Лида, оказывая при этом беглецу ханские почести.

В 1397 году Витовт с Тохтамышем двинулись к Азову, разбили татар нового хана Золотой Орды Темир-Кутлука и награбили несметные сокровища. Витовт захватил в этом походе несколько улусов мелких татарских князьков и переселил всех находившихся там людей в Литву.

Вместе Витовт и Тохтамыш составили план по новому «переделу мира».

«Похвалялся Витовт, говоря: пойдем и победим царя Темир Кутуя, возьмем царство его, посадим на нем царя Тохтамыша, а сам сяду на Москве, на великом княжении, на всей русской земле».

В 1398 году Витовт обещал помогать Ливонскому Ордену в завоевании Пскова, за что Орден обязался помогать Витовту в завоевании Великого Новгорода.

В результате в начале 1399 года резко ухудшились русско-литовские отношения. Москва начинает укреплять связи с Новгородом, Псковом и Тверью. Витовт посылает в 1399 году в Новгород грамоту разметную (объявление войны).

 

КРЕСТОВЫЙ ПОХОД

А в это время на юге набирала силу Турецкая держава. Была подчинена Македония и Болгария. В 1394 году турецкий султан задумал нападение и на самую столицу Византии. Первым шагом к этому была блокада Константинополя. В течение семи лет турки блокировали столицу Византии, надеясь взять ее измором. Связь Константинополя с внешним миром поддерживалась лишь морем.

Одновременно турки, воспользовавшись междоусобицами греческих и латинских феодалов, начали вторжение в Фессалию и Грецию.

Не менее трагические события разыгрывались на севере Балканского полуострова. В 1395 году после героического сопротивления покорилась туркам Валахия.

Было похоже, что на мир идет новый Батый. Непрерывные успехи турок обеспокоили западные державы. Там, наконец, поняли, что волны турецкого завоевания могут докатиться до Центральной и Западной Европы. После падения Болгарии и Валахии на очереди была Венгрия. В то время как мольбы о помощи византийского императора остались «гласом вопиющего в пустыне», призыв венгерского короля Сигизмунда к крестовому походу против турок нашел отклик на Западе. В 1396 году при содействии папского престола был организован крестовый поход против Османской державы. Главой крестоносного ополчения был избран венгерский король Сигизмунд. Под его знамена собрались рыцари из Венгрии, Чехии, Германии, Польши и Франции. На помощь крестоносному ополчению пришла Венеция, которая послала свою эскадру, чтобы блокировать проливы и обеспечить связь между Византией и войсками Сигизмунда.

25 сентября 1396 года при Никополе на Дунае произошло одно из самых грандиозных сражений европейских народов с турками. Вражда между венгерскими и французскими рыцарями, бездарность и самонадеянность венгерского короля Сигизмунда, несогласованность действий огромной крестоносной армии привели к поражению европейцев.

Битва с сарацинами. Миниатюра из Жития св. Елены. Брюгге, около 1460 г.

В 1397 году войска султана Баязида вторглись в Венгрию и в последующие годы продолжали совершать на нее грабительские набеги, уводя в рабство десятки тысяч мирных жителей. В том же 1397 году Афины на время попали в руки турок.

В 1398 году войска турецкого султана Баязида «со всех сторон перекрыли пути и по морю и по суху – и так стояли долгое время», осаждая Царьград.

В это тяжелое для Византии время великий князь Василий Дмитриевич Московский послал императору и патриарху много серебра с чернецом Родионом Ослябятею не родственник ли он летописному богатырю Куликова поля Ослябе?). Отправил деньги и тверской князь Михаил Александрович.

Понимая неизбежность нового столкновения с турками, византийский император Мануил II решил по примеру своего отца вновь обратиться за помощью к иноземным правителям. Он обратился к папскому престолу, венецианскому дожу, к королям Франции, Англии и Арагона. Мануил II решил лично отправиться в Западную Европу и попытаться склонить европейские державы к новому крестовому походу против турок.

10 декабря 1399 года император и его свита отплыли из Константинополя и взяли курс на Венецию. В Италии византийский император, кроме Венеции, посетил Милан и Флоренцию, надеясь получить помощь у богатых итальянских городов. Затем он направился ко двору французского короля. За Парижем последовал Лондон, но никакой реальной поддержки Мануил не получил.

 

«ВЕЛИКИЙ» ПОХОД НА САРАЙ

Весь 1399 год прошел для Руси под знаком войны с Ордой. Витовт собирал огромную армию для похода на Сарай и возвращения Тохтамыша на трон. Василий Дмитриевич Московский в этом походе не участвовал. Видимо, он не верил в успех затеянной Витовтом и Тохтамышем авантюры, а кроме того, Василий, наверное, уже знал о коварных планах своего тестя.

Московский князь сумел по-своему воспользоваться этим походом. Зная, что основные силы Орды были отвлечены на Литву, Василий Дмитриевич послал большую рать на Волжскую Болгарию. Были взяты города: Болгары, Жукотин, Казань, Кремен-чук. Через три месяца московская армия возвратились домой с большой добычей.

Тем временем в Киеве Витовт собрал огромное войско: кроме руси, литвы, жмуди и тохтамышевых татар здесь были полки волошские, польские и немецкие. Одних князей летописцы насчитывают до пятидесяти.

Еще в 1398 году «Тахтамышев царев посол Темирьхозя был на Рязани у великого князя Олега Ивановича Рязанского, а с ним много татар и коней и гостей». Возможно, посол прибыл с предложением выступить на стороне Витовта и Тохтамыша против тогдашнего хана Золотой Орды Темир-Кутлуя. Если так, то Олег, очевидно, отказал, т. к. в 1399 году он не принимал участия в сражении у реки Ворсклы. Это и неудивительно, Олег не мог простить Витовту набегов на Рязань и захвата Смоленска.

Перед выступлением Витовта в поход к нему прибыл посол Темир-Кутлуга с требованием выдать ему Тохтамыша. Но великий князь литовский передал в ответ: «Хана Тохтамыша не выдам, а с ханом Темир-Кутлуем хочу видеться сам».

18 мая 1399 года войско Витовта выступило в поход. Но только 5 августа армия достигла реки Ворсклы, где их уже встречали татары. За почти 3 месяца похода Витовт прошел чуть больше 300 км! С такой «мобильной» армией он дошел бы до Сарая ровно за год.

Навстречу великой армии Витовта вышел татарский хан Темир-Кутлуг. На помощь к хану уже спешил эмир Едигей. Ожидая подмоги, хан вступил с Витовтом в переговоры. Послы Темир-Кутлу-га спросили от имени хана у Витовта: «За что идешь на меня? Я не вступал никогда на твою землю с оружием!» Витовт расценил это как слабость противника и в ответ высокомерно заявил: «Бог покорил мне все земли, покорись и ты, будь мне сыном, а я тебе буду отцом, и плати мне ежегодно дань; а не захочешь быть сыном, так будешь рабом, и вся Орда твоя будет предана огню».

Ожидая подхода Едигея и желая потянуть время, Темир-Кут-луг согласился платить Витовту дань и признал его отцом. Великий князь литовский, видя такую уступчивость, настолько обнаглел, что выдвинул новое дерзкое требование: «Во всей Орде быть на деньгах ордынских знамению Витовта». То есть он потребовал, чтоб хан Золотой Орды признал над собой власть Литвы и стал печатать на своих деньгах знак великого князя литовского.

Герб Великого княжества Литовского (с рисунка 1575 г.)

Темир-Кутлуг не отказался прямо чеканить на своих монетах изображения Витовта и литовский герб, но попросил три дня на размышления для окончательного ответа, и Витовт дал ему эти три дня. Тем временем к хану Темир-Кутлугу подходили союзники. Пришел и эмир ногайской орды Едигей с большим войском. Переговоры тут же приняли другой оборот. Узнав об амбициях Ви-товта, Едигей пожелал лично увидеться с ним. Они съехались на противоположных берегах Ворсклы, и Едигей насмешливо начал свою речь: «Князь храбрый, наш царь справедливо мог признать тебя отцом, он моложе тебя годами, но зато я старше тебя, а потому теперь ты признай меня отцом, изъяви покорность и плати дань, а также изобрази на литовских деньгах мою печать». Едигей также потребовал у Витовта: «Выдай мне царя беглого Тохтамыша, ибо он враг мой, и не могу я терпеть, слыша, что он жив и у тебя живет».

Слова эмира привели Витовта в ярость, и он приказал тотчас же готовиться к битве. Краковский воевода Спытко, видя большое число воинов у Едигея (по некоторым явно завышенным данным их было около 200 тысяч человек), советовал Витовту не вступать в бой, а попытаться замириться с татарами. Однако остальные воеводы возмутились его словам, причем один из польских панов, некто Щуковский, хвастливо упрекнул Спытко: «Если тебе жаль расстаться с твоей красивой женой и с большими богатствами, то не смущай по крайней мере тех, которые не страшатся умереть на поле битвы». На это Спытко с достоинством ответил ему: «Сегодня же я паду честной смертью, а ты трусливо убежишь от неприятеля». Предсказание его сбылось.

12 августа начался бой, в результате которого истощенные Тамерлановым разгромом татары Золотой Орды без особого труда разбили огромную армию, объединявшую силы почти всей Восточной Европы. «Побили татары на том великом побоище много князей литовских и воевод, и бояр великих, и христиан много и Литвы, и Немец, и Ляхов, и иных людей многое множество бесчисленное пало тогда, и мало осталось их».

Видя, что литовцы проигрывают, Тохтамыш первым обратился в бегство и, отступая с поля боя, принялся по дороге грабить литовские земли. Он справедливо счел, что раз литовцы проиграли битву, то их земли все равно будут ограблены татарами. Так пусть уж будут воины Тохтамыша! Потом Тохтамыш со всей своей родней и военными силами откочевал из владений Витовта в неизвестном направлении.

Следом за ханом с поля боя бежал пан Щуковский, а воевода Спытко пал смертью героя. Источники сообщают, что в сражении погибли тридцать из пятидесяти участвовавших в нем литовских и русских князей. На берегах Ворсклы сложили головы герои Куликовской битвы, приехавшие на помощь Витовту: Андрей Ольгердович Полоцкий и Дмитрий Ольгердович Брянский. Некоторые историки считают, что на Ворскле погиб и боярин Боброк-Волынский.

А Едигей и Тимур-Кутлуг, разгромив литовскую армию, захватили весь обоз Витовта. Сам великий князь литовский едва успел убежать с небольшой дружиной. Татары гнались за ним до самого Киева.

Став под Киевом, хан Темир-Кутлуг распустил свою силу воевать Литовскую землю, и «ходила татарская рать до самого Луцка», опустошая все на своем пути. Киев откупился тремя тысячами рублей, чтобы татары не брали его штурмом.

Витовт долго не мог оправиться от разгрома. Ему пришлось отказаться от своих грандиозных планов. В 1400 году Витовт заключил с новгородцами мир по старине. А на следующий год состоялась Виленская уния – формальное включение Литвы и ее владений в состав Польского королевства.

А хан Темир-Кутлуг недолго правил Ордой. В том же году однажды ночью, немного времени спустя после одержанной победы, он умер с перепоя. Фактическим главой Золотой Орды стал эмир Едигей. Он посадил на престол чингизида Шадибека, при котором в последний раз произошло объединение всех прежних улусов Джучи.

 

КРУШЕНИЕ МЕЧТЫ

Вернемся к митрополиту всея Руси Киприану. К началу девяностых годов XIV века его авторитет на Руси был непререкаем. Его милости ищут, его советам внимают. С этого времени во всех договорных грамотах московского князя в качестве обязательной формулы появляется фраза о благословении митрополита Кипри-ана. Это уже официальное признание того, что все договоры московского князя могут быть заключены лишь с благословения митрополита всея Руси.

Киприан, наконец, получает то, за что боролся всю предыдущую жизнь, – возможность воплотить в жизнь свою мечту о единстве Руси, основанном не на крови, а на общности интересов, на силе убеждения и дипломатическом искусстве. И ему многое удается.

Отношения Киприана с константинопольской патриархией в это время безоблачны. Около 1398 года Киприан организовал сбор и отправку крупной денежной помощи, «милостыни», в Константинополь. Благодарный патриарх прислал в Москву и Тверь иконы византийского письма. Когда князь Василий Дмитриевич запретил поминать Византийского императора во время богослужений, Константинопольский патриарх Антоний написал великому князю письмо, убеждая его не противиться поминовению императора за литургией в русских церквах. Киприан добился возобновления поминания Византийского царя. Свои тесные связи с патриархатом он старался использовать и для присоединения к русской митрополии галицкой. Киприан дважды, в 1392—1393 и 1397 годах, усиленно хлопотал об этом перед патриархом, но оба раза, несмотря на сочувственное отношение Константинополя к его притязаниям, вынужден был отступить ввиду того, что польский король, во владениях которого находилась значительная часть галицкой митрополии, поддерживал своего кандидата, некоего Иоанна, епископа Луцкого. Впрочем, Киприан уже не стеснялся брать силой то, что не дается по праву. С молчаливого согласия патриарха он включил в свою митрополию те епархии Галицкой митрополии, которые находились под властью Литвы (Владимир, Холм, Туров), и даже сумел поставить своего епископа в одну из двух оставшихся епархий – Перемышль.

До конца своей жизни Киприан поддерживал единство русской митрополии. С этой целью он часто совершал длительные поездки по юго-западным епархиям.

Приведя к власти в Москве Василия Дмитриевича и связав его родственно с великим князем литовским Витовтом, Киприан добился долгого мира и сотрудничества между Москвой и Литвой. Совместная внешняя политика союзников стала грозной реальностью для соседей. Развернул свою армию уже шедший на Москву Тамерлан. Витовт безнаказанно разорял извечных врагов Москвы – рязанцев. Москва усиливает свое давление на Новгород.

К 1396 году Киприан был настолько уверен в своих силах, что предложил немыслимый еще за пять лет до того проект – унию с католической церковью в рамках своей митрополии. Битва на Ворскле стала естественным продолжением этой идеи Киприана (вспомним состав войска Витовта). Видимо, Киприан собирал земли как вокруг Литвы, так и вокруг Москвы ради будущего единого государства, во главе которого встал бы сын Василия – внук Витовта. Окрыленный своей идеей Киприан не учел только одного: Московский и Литовский князья были обычными людьми. Они хотели власти себе и сейчас! Самоотверженное служение идее грядущего объединения, столь естественное для митрополита, было им совершенно чуждо. Мечта Киприана рушилась у него на глазах. В 1398 году испортились отношения Москвы и Литвы, а в 1399 году «крестовый поход» Витовта закончился сокрушительным поражением на Ворскле.

Киприан вернулся в Москву. Теперь уже навсегда.

 

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЙНА ОЛЕГА

В 1400 году «в пределах Червленого Яра и караулах возле Хопра по Дону князь великий Олег Иванович с пронскими князьями и с муромскими и козельским перебили множество татар, и царевича Мамат-Салтана захватили и иных князей ордынских поймали».

Муром в то время зависел от Москвы, Козельск – от Владимира Андреевича Серпуховского. Возможно, имеет смысл предположить, что отношения великого князя рязанского с московским и серпуховским князьями в то время были дружественными. Это предположение подтверждаются двумя свадьбами: в этом же году в Москве Юрий Дмитриевич, брат великого князя московского, женился на дочери князя Юрия Смоленского Настасье. А в 1401 году в Москве Иван Владимирович, сын Владимира Андреевича, женился на дочери Федора Олеговича Рязанского Василисе.

В 1400 году «доброхоты» великого князя Юрия Святославича тайно приехали к нему в Рязань, желая видеть его на смоленском престоле. Юрий просил Олега о помощи, и тот согласился помочь. Собственно, война с Литвой для Олега Ивановича и не кончалась. Он просто ждал удобного момента, чтобы нанести удар.

В 1401 году Олег Рязанский вместе с Юрием, князьями прон-ским, муромским и козельским отправился к Смоленску. Время он улучил удобное, говорит летописец, потому что Витовт «оскудел тогда до конца людьми после побоища при Ворскле, и в Смоленске была крамола: одни хотели здесь Витовта, а многие другие – своего отчича, старинного князя Юрия. Пришедши под Смоленск, Олег велел оповестить его жителей: «Если не отворите города и не примете господина вашего, князя Юрия, то буду стоять здесь долго и предам вас мечу и огню; выбирайте между животом и смертью». Смольняне сдались, и многие из них были рады князю своему Юрию, но другие ненавидели его. Вошедши в город, Юрий начал тем, что убил Витовтова наместника, князя Романа Михайловича брянского, с его боярами, а потом перебил и смоленских бояр, преданных Витовту. Олег, возвративши зятю его отчину, не был этим доволен, но вошел со всем войском в литовские владения и возвратился оттуда с большою добычею».

В августе месяце утвердился в Смоленске Юрий, а осенью того же года Витовт уже стоял с полками под городом. В Смоленске поднялась сторона, преданная Витовту; но противники Литвы осилили, перебили много ее приверженцев, и Витовт, простояв четыре недели понапрасну, заключил перемирие с Юрием Святославичем и отступил от Смоленска.

Осенью 1401 года «приходили изгоном татары на рязанские окраины и много зла сотворив, возвратились восвояси». Похоже, в этом году начался новый виток пограничной войны рязанцев с татарами.

В 1402 году Олег Рязанский посылает своего сына Родслава в поход: «Того же лета князь Родслав Олегович Рязанский пошел ратью на Брянск и встретили его князи литовские, князь Семен Лугвений Ольгердович, князь Александр Патрикеевич Стародуб-ский и был между ними бой у Любутска, и побила Литва рязан-цев, а князя Родслава схватили и привели его связанного к Ви-товту и сковали его, ввергнув в темницу, и пребыл в нужде той великой 3 лета, потом же Витовт взял за него 3000 рублей откупа и отпустил его».

Олег Иванович не дожил до освобождения сына. В том же 1402 году «месяца июля в 5 день, преставился князь великий Олег Иванович Рязанский во иноках и схиме, нареченный в святом крещении Иаков, а в монашеском чину Иаким, и положен был в его отчине и дедине на Рязани, за Окою-рекою, в монастыри его называемом Солотчша. И пошел сын его князь Федор во Орду ко царю Шадибеку с дарами и со многою честью, возвестив ему отца своего Олега Ивановича смерть; и пожаловал его царь, дал ему отчину его и дедину великое княжение Рязанское улус свой и отпустил его. Он же пришел из Орды в свою землю и сел на отчине своей и дедине, на великом княжении Рязанском».

Точность даты и конкретность описания свидетельствуют о современности записи и ее рязанском происхождении.

Итак, перед смертью Олег Иванович вдруг ушел в монахи. Существует интересное предание о святом князе Олеге Рязанском:

«Среди современных Димитрию Донскому русских князей замечательна судьба князя Олега Рязанского. Бодрый, способностей выдающихся, он постоянно враждовал с великим князем, и когда Димитрий пошел на Мамая, Олег ссылался с союзником Мамая, королем польским, и не пристал к Димитрию. Незадолго до смерти Димитрия, преподобный Сергий Радонежский ходил в Рязань, чтобы примирить Димитрия с коварным и мятежным Олегом. И тут умягчилось бурное сердце: он заключил с Димитрием искренний союз. Вероятно, воздействию тихой святыни дивного старца нужно приписать перелом, происшедший в жизни Олега.

Пред концом ее, мучимый раскаянием за все, что было в ней темного, он принял иночество и схиму в основанном им в 18 верстах от Рязани Солотчинском монастыре. Там жил он в суровых подвигах, нося власяницу, а под ней ту стальную кольчугу, которую не захотел надеть, чтобы оборонять отечество против Мамая. Инокинею закончила жизнь и его супруга княгиня Евфросинья. Их общая гробница в соборе обители. Многие жители Рязани и соседних уездов бывают тут на поклонении иноку-князю и служат по нем панихиду, испрашивая себе его молитв, причем обыкновенно надевают на себя его кольчугу».

В этом рассказе легко найти ряд несуразиц. Во-первых, князь Олег во время Мамаева побоища хотя и не участвовал в битве, но стоял с войском своим наготове и кольчугу уж наверняка надевал. Во-вторых, обыкновенно иноки в знак самоуничижения и раскаяния носили под власяницами вериги, которые весили намного больше кольчуги.

Даже неподготовленный человек способен долгое время носить кольчугу, не снимая, что уж говорить о князе-воине XIV века, сызмальства приученном к тяготам военной жизни? Стоит задуматься, а не носил ли князь Олег кольчугу, опасаясь за свою жизнь? При этом он не надеялся ни на защиту монастырских стен, ни на собственный монашеский чин. На первый взгляд, мысль нелепая, однако не будем торопиться. Давайте вместе постараемся разгадать загадку кончины великого князя Олега Рязанского.

Вериги

Что могло заставить Олега Ивановича уйти в монастырь в тот момент, когда вновь началась пограничная война с татарами, в момент, когда шла война с Литвой и когда в плену у литовцев оказался его сын Родслав?

То, что Олег Иванович до своих последних дней, находясь в монастыре, носил под власяницей кольчугу, на наш взгляд, говорит отнюдь не о самоуничижении и раскаянии за грехи. Это говорит о том, что князь, даже находясь в монастыре, боялся за свою жизнь. Он опасался покушения и именно поэтому носил под одеждой кольчугу. И тем не менее погиб через несколько месяцев или даже недель после того, как заперся от кого-то в не так давно построенном на собственные деньги монастыре.

Кто мог покушаться на жизнь Олега? Для кого он был опасен даже в монастыре? И что заставляло этого князя сражаться, возможно, до последних дней своей жизни? Мы не найдем в летописях прямого ответа на этот вопрос. Но ответ вырисовывается сам из логики происходивших вокруг князя Олега событий.

Олег отличался от своих противников – Дмитрия Ивановича и Василия Дмитриевича Московских. Он не концентрировал в своих руках крупных земельных владений, не пользовался в своих целях церковной пропагандой, не стремился объединить вокруг себя Русь. Он выступал против этого объединения, воспринимая его как порабощение. Всю свою жизнь он заботился о Рязанском княжестве. Вся его внешняя политика сводилась к тому, чтобы окружить свои земли владениями дружественных ему князей. Он использовал для этого родственные связи и договоры. Если мирного сосуществования с соседом не получалось, Олег применял военную силу, заставляя себя уважать как в случаях с Москвой и Ордой) или сменяя неудобного ему князя Муром, Пронск, Смоленск). Подчеркнем, что Олег Иванович не захватывал побежденные города под свою руку, не ставил там своих наместников, как это делали московские князья и Витовт.

В конце XIV века на Руси очень многим власть имущим стало очевидно, что страна стоит на распутье. Оказалось, что объединение Руси возможно лишь вокруг жесткой авторитарной власти, такой как власть московского князя. Но это в свою очередь лишало власти, имущества, жизни очень многих. Оказалось, что Русь может объединиться только пожирая, уничтожая свободу городов, князей, бояр, приводя всех к общему знаменателю. Не воля и старинные демократические устои, а покорность и безропотное служение государю, порядок беспрекословного послушания и раболепства, перенятый в Орде, – вот что было нужно растущему, превращающемуся в новую Россию Московскому княжеству.

Основой правящего класса, его военным фундаментом и интеллектуальной элитой на Руси было боярство. Бояре и приближающиеся к ним по социальному статусу мелкопоместные князья и старшие дружинники – вот кто делал в описываемую эпоху политический выбор. Многие из бояр связали судьбу своих родов со служением московскому князю. Но не все. Кое-кто из них, может и не вполне осознанно, но пришел к выводу, что растущее Московское государство своей политикой разрушает ставшие привычными с прошлых веков устои. И против этого процесса началась борьба.

К началу XV века Олег Иванович представлял собой, пожалуй, единственного великого князя, успешно противостоящего политике объединения русских земель любой ценой, которую проводили московский князь Василий Дмитриевич и митрополит Киприан. И этой своей успешностью, наглядно демонстрирующей, что можно жить, не прогибаясь ни под Москву, ни под Литву, – этим он был опасен митрополиту Киприану, московскому и литовскому великим князьям. Нет, он не был очень уж опасен сам по себе. Олег не стремился создать обширных земельных владений, так их и не создал. А ресурсы собственно Рязанского княжества не были велики. Его сила была в другом – репутация успешного полководца, многочисленные родственники и союзники среди мелкопоместных князей как на Руси, так и в Литве.

К концу своей жизни Олег стал своего рода идеалом, флагом, вокруг которого могли объединиться недовольные московским князем русские князья и бояре. Когда Москва в 1395 году позволила Витовту захватить Смоленск, возглавляемые Олегом князья в ответ начали с Литвой войну. Василий Дмитриевич, действуя в рамках достигнутых с Витовтом договоренностей, старался принудить Олега и его союзников к миру с Литвой, но тщетно. И когда после битвы на Ворскле вся политика Витовта терпит фиаско, Олег Рязанский, Юрий Смоленский, муромский, козельский и пронс-кий князья совершают дерзкое нападение на Смоленск, вырывая его из цепких лап Литвы, при молчаливом попустительстве Москвы. Василий Дмитриевич на этот раз не помешал Олегу Рязанскому, так как отношения московского и литовского князей испортились.

Однако в Москве понимали, что Олег Иванович не позволит себя использовать. Возвращением Смоленска война рязанского князя с Литвой не закончилась. Противостояние Олега Ивановича и его союзников с Литвой в 1395 – 1402 годах показало всей Руси, что можно побеждать и не опираясь на обширные земельные владения, что можно проводить независимую от сильных соседей, и тем не менее успешную политику. Олег Иванович Рязанский стал слишком опасным и непредсказуемым противником, как с политической, так и с военной точки зрения. И главное – у Москвы не было практически никаких рычагов давления на него. Последние войны с Рязанью оканчивались неизменной победой Олега. В Москве, в Литве и в Орде Олега Рязанского просто боялись.

 

ТАК МОГЛО БЫТЬ

В 1402 году Олегу Ивановичу было далеко за 60. Он княжил уже 52 года и всю свою жизнь провел в походах, на коне. Предположим, что весной 1402 года он заболел. Настолько серьезно, что бояре решили – князь умирает. Перед ними встал вопрос – что будет дальше? Кто будет следующим великим князем Рязанским – молодой отчаянный Родслав или Федор, женатый на сестре московского князя? Произошел раскол боярства. Партия крупных землевладельцев, заинтересованных в стабильности, стояла за прекращение войны с Литвой, за союз с Москвой, то есть за Федора. Те, кому война была все еще выгоднее мира, стояли за Родслава. Видимо, поход рязанского войска на Брянск планировался еще до болезни Олега. Когда князь заболел, Родслав вызвался повести войска вместо него, увидев в этом шанс – доказать рязанскому боярству, что он более достойный претендент на великокняжеский престол.

Но многие бояре за ним просто не пошли. Не пошли с ним в поход и союзные князья – козельский, муромский и пронский. Итак, Родслава поддерживали только самые рьяные его сторонники. И всего один вестник, посланный, Витовту, решил дело. Кто предупредил Литву? Мы не знаем имен. Знаем лишь, что Родс-лав был перехвачен и разгромлен у Любутска, на самой границе с Литвой, литовскими князьями – наместниками Витовта. То есть его, идущего внезапно и скрытно, ждали. Кто состоял в заговоре? Не знаем. Но разгром Родслава был выгоден всем рязанским боярам из партии мира, был выгоден Федору Олеговичу и, несомненно, Москве. Если бы Родслав погиб в этой битве, а Олег Иванович Рязанский так и умер, то все были бы довольны. Но Родслав оказался в плену. Витовт мог держать княжича, но мог и отпустить за выкуп. Тем временем Олег Иванович стал выздоравливать. И понял, что в его окружении есть предатели. Причем кто – доподлинно неизвестно. Все, кто не пошел в поход с Род-славом, были у него на подозрении. Он ни сыну Федору, ни боярам своим уже не мог верить. Олег испугался, что заговорщики выздороветь ему не дадут. И скрылся в монастыре. Чтобы прийти в себя после болезни. Все обдумать. Выяснить, кто именно предал. А разобравшись – наказать. Ведь не мог же он по одному только подозрению учинить расправу над своим сыном и над лучшими своими боярами.

И Олег стал разбираться. Он, скрывшись за стенами монастыря, видимо, с немногими личными телохранителями, вызывал к себе бояр, слуг. Беседовал с ними. А под власяницей носил кольчугу – вдруг кто из вызванных для беседы кинется на князя с оружием.

Заговорщики испугались. Потому что при живом Родславе и при выздоравливающем Олеге, у них не было шансов. Бояре верили князю Олегу. И в огромном большинстве были ему верны. Они примкнули к партии Федора Олеговича лишь по необходимости, думая, что Олег Иванович уже не поднимется. Узнав, что Олег снова в состоянии править, они, не задумываясь, схватили бы Федора Олеговича и всех других, на кого указал бы Олег.

Олег должен был умереть «естественной смертью». В этом был заинтересован не только Федор Олегович и непосредственные участники заговора, но и Москва. Совершить такое тайное убийство в монастыре могли только монахи. Возможно, его отравил человек, подосланный митрополитом Киприаном, который к тому времени, в своем стремлении к объединению Руси уже перестает стесняться в средствах. К тому же в свое время Олег Рязанский поддерживал врага Киприана – митрополита Пимена. Так что никаких симпатий к рязанскому князю митрополит Киприан не испытывал.

Олег Иванович, спрятавшись в монастыре, не отказался от княжеской власти и не передал княжение преемнику. Федор ездил в Орду за ярлыком только после смерти отца. То есть Олег, видимо, собирался вернуться из монастыря и снова взять власть в свои руки.

Возможно, Олег принял постриг уже перед самой смертью. Такая практика в отношении князей, а позже и царей была распространена на Руси. А легенду о святом князе-монахе придумали потом.

Рязань унаследовал Федор. Он в 1402 году подписал докон-чальную грамоту с московским князем. Своего брата Родслава Федор выкупил лишь через три года, когда здоровье того было окончательно подорвано пленом. Еще через год, в 1406 году, Род-слав умер.

Летописи пишутся под диктовку победителей. Современники, прочитав явную ложь в официальных документах, посмеются над убогостью и нелогичностью текста. А историки, через 500 лет прочитав этот же текст, примут его за чистую монету. И герой превратится в предателя. Так не должно быть.

 

ЗАКАЗ ОПЛАЧЕН

«Но человеколюбивый Бог захотел спасти и освободить род христианский, молитвами пречистой своей матери, от рабства измаильтян, от поганого Мамая и от союзников его – нечестивого Ягайла и лживого Олега Рязанского…»

Отец Матвей отложил в сторону гусиное перо и утер рукавом выступившие на лбу капельки пота. Работа монаха была трудная. В обители он слыл в сочинениях искусным, и поэтому именно ему поручили свести воедино и «обработать должным образом» все записи о Задонщине. Поглядывая на разложенные на столе летописи и разрозненные пергаментные свитки, монах переписывал понравившиеся ему абзацы на листы бумаги. Потом переписчики размножат его труд и разошлют во все монастыри московской Руси.

Работа у Матвея была творческая. Факты-то были всем известные. Но подать их так, чтобы понравилось московскому князю, – вот сложность!

«Нет. «Лживый» – это не пойдет. Лживый – это как-то несолидно. Поругал, а на деле все равно что погладил. Коли князь не лжив, то какой же это, к лешему, князь?.. Вот и наш благоверный Василий свет Васильевич… – Матвей мысленно осекся и испуганно огляделся. – Вслух я сказал или подумал? – он пристально посмотрел на двух отроков, сидящих в углу на лавке, над книгой. – Не оглянулись даже. Нет, не вслух сказал. Подумал только. Лучше и не думать такое! А князь Василий-то давеча на рязанского князя, на Ивана Федоровича, страсть как изволил гневаться. Знающие люди говорят – аж весь покраснел, как ему об измене доложили. Еще бы не покраснеть, коли Иван Федорович со всем своим княжеством из-под нашей руки ушел – да к Литве отложился… А я про деда его, Олега, – «Лживый». Само собой, лживый. В наше-то время иначе и не проживешь… Посильнее теперь всех рязанских князей припечатывать надо! Олег-то Иванович, дедушка нашего изменника, перед битвой на Дону с татарами сношение имел. Вот мы этим-то его и подденем!»

И Матвей, схватившись за перо, принялся бойко водить им по бумаге, дополняя написанное: «…льстивого и лживого Олега Рязанского, который не соблюл своего христианства…»

Ненадолго задумавшись, Матвей приписал к характеристике Олега Рязанского еще одно пожелание: «Ожидает его ад и дьявол в день Великого суда Господнего».

Монах удовлетворенно поставил точку и с натугой разогнул спину.

«Великий князь Василий Васильевич изволил заказать нашему, Богоявленскому монастырю труд о славном подвиге деда его, Дмитрия Ивановича, о Задонской битве его с незаконным царем Мамаем. Тому уж пять десятков лет минуло, как славный подвиг сей совершен. А в летописях и прочих письменах про те дела все разное написано. И решил Великий князь, и повелел собрать все сведения о той битве великой и записать их в одной повести, пространно и подробно, и с великим старанием. Даже деньги за труд сей изволил вперед дать. А коли понравится, еще наградить обещал…»

Матвей облизнул губы и принялся усердно переписывать из прежней летописи абзац про гнев бессудного царя Мамая и про его подготовку к походу.

Два отрока, сидящие за книгой в углу, тем временем усердно счищали ножами с пергаментных листов старые чернила. Один уже справился со своим листком и теперь нетерпеливо толкал в бок своего напарника, торопя его работу.

– Ну же, Кирилка! Я уж заждался весь, а ты все копаешься…

– А ты не торопи его, Мефодий. Не торопи, – назидательно изрек Матвей, оторвавшись от своего письма. – Старые знаки сводить со всем тщанием надобно, а то начнут потом в этой книге новую летопись писать, а старые-то знаки, плохо соскобленные, глядь, и проступят. Ты бы лучше, пока Кирюша работает, еще раз свой лист осмотрел. Везде ли гладок пергамент? Не забыл ли где каких знаков ты соскоблить?

– Хорошо, отче, – с притворным смирением кивнул Мефо-дий и, опустив очи на книгу, снова незаметно пихнул в бок своего напарника. – Давай скорее, копуша.

«И начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу, и лукавому Олегу…» – вывело тем временем перо Матвея.

«Лукавому… Маловато как-то. Великий князь на внука его гневаться изволил!.. Лукавый, стало быть, диавольский. То есть отлученный от Господа…» – И монах, макнув перо в чернильницу, принялся яростно изливать на бумагу новую волну вдохновения. Сперва зачеркнул «лукавому Олегу», а затем, вместо того, размашисто вписал: «…к льстивому слуге сатаны, сообщнику дьявола, отлученному от Сына Божия»

– От как его! – аж подпрыгнул на жесткой скамье инок. Отроки, сидящие в углу, удивленно подняли на него глаза. – Ну как, Кирилл? Дочистил страничку?

– Почти, – нервно кивнул Кирилл.

– Да он потому долго копается, что читает! – возмущенно взмахнул руками Мефодий. – Я не читаю, а он читает перед тем, как соскоблить. Оттого и не поспевает за мной!

– Ну и читаю! И что?! – вскинул голову и зарделся от смущения Кирилл. – И прежде я читал. Отчего не читать, коли я и так за тобой поспеваю? Ты только сотрешь, а я и прочту и сотру за тот же срок!

– Вот как?.. – удивленно поднял бровь инок Матвей. – Говорил мне брат Григорий, что ты в чтении горазд, но чтобы так…

В слух словеса не произносишь, и губами не шевелишь. Что же, в уме все слова складываешь?

Отрок в ответ только кивнул. И инок посмотрел на мальчика уже совершенно другими глазами. Читать про себя, не проговаривая в слух слова и не шевеля губами, умели не все взрослые монахи обители.

– И что же ты, весь свой лист успеваешь прочесть?

– А почти весь поспеваю, – Кирилл, заметив, как уважительно глянул на него старец, гордо улыбнулся и выпятил грудь.

– Так отчего же тогда Мефодий торопит тебя? – лукаво сощурился Матвей.

– Да задумался я. Вот и не поспел за ним, – снова потупил глаза Кирилл. – Уж больно интересно написано было, будто и не царь татарский всему виной, а… да вот.

И он принялся читать, водя пальцем по нескольким несоскоб-ленным строчкам рукописного текста.

– «Бояре и вся дружина его и братия его, многие хулы и зло-речения говорили на князя, и замыслили некие из них убить его до смерти. И в страхе с тремя лишь верными слуги в свой град Кострому едва утече благоверный князь Московский Дмитрий Иванови…

– Прекрати! – испуганно зашипел на него старец Матвей. – Прекрати читать сию книгу, а надпись эту срамную соскобли немедля!

– Так ведь… Я подумал… Я же только спросить хотел, – пролепетал Кирилл, испуганно вжав голову в плечи. – Может, она это… Может, важная запись? Князя нашего… Убить ведь хотели, а?..

– Книга сия ненужная и зловредная! Врагами нашими писанная. Это летописание княжества Нижегородского. А как княжества того не стало, а стала эта земля нашего князя, Московского, так те записи летописные все были позаброшены. А потом перевезли сию книгу сюда, на Москву, и святые отцы церкви нашей изволили всю ее прочесть. Все, что тут писано про стародавние дела, в нашем, Московском летописании, изложено верней и подробнее! – голос старца Матвея постепенно окреп, словно он не с отроком разговаривал, а вещал с церковной кафедры.

– Т-так сия книга же про другой город писана… – попытался возразить Кирилл. – Как же у нас про другой город выйдет подробнее?

– А все, что тут было подробнее, уже прочтено святыми отцами, и в наш свод переписано! – сердито отрезал Матвей. – А ты стирай давай. И не читай более. А то опять задумаешься… А от великого знания великие печали, мальчик. Давай стирай. А то скоро уж писать на этих листах надо будет, а на них еще записи старые… Да повнимательней стирайте! Чтоб ни черточки от старых словес не осталось!

И старец вновь углубился в работу. Однако вдохновение не шло. Но тут взгляд его замер на зажатых в левой руке листах. Осененный внезапной мыслью, монах кинулся к столу и принялся торопливо записывать.

«И начал Мамай посылать в Литву, к поганому Ягайлу, и к льстивому слуге сатаны, сообщнику дьявола, отлученному от сына Божия, омраченному тьмою греховною и не желающему слышать голоса разума, Олегу Рязанскому, прислужнику басурманскому, лукавому сыну. Как сказал Христос: «От нас отошли и на нас ополчились». И заключил старый злодей Мамай нечестивый уговор с поганой Литвой и с душегубцем Олегом, чтобы соединиться им против благоверного князя у реки Оки на Семенов день. Душегубец же Олег начал зло к злу присовокуплять: стал посылать к Мамаю и к Ягайлу своего боярина единомышленника Епифана Кореева, антихристова предтечу, призывая их прийти точно в назначенный срок и, как договорились, стать у Оки с трехглавыми зверями – сыроядцами, чтобы кровь пролить».

Инок устало выдохнул и, поднявшись с деревянной скамьи, размял уставшие пальцы.

«Как поперло! Ух, как пошло, полилось! Теперь-то великий князь уж точно будет доволен».

Матвей оглянулся на двух отроков, сидящих в углу тише воды и ниже травы. Оба они усердно выскабливали следующий разворот ненужной Москве нижегородской летописи. Мефодий, подняв испуганный взгляд на монаха, тут же опустил его, буркнул что-то, и оба отрока чуть слышно хихикнули.

Старцу захотелось всыпать розг мальчишкам или просто накричать на них, чтобы другой раз неповадно было безобразничать, но он, поборов в себе это желание, снова уселся за работу. Сейчас нельзя растрачивать по таким пустякам драгоценную злобу. Предстоит написать еще пару абзацев об Олеге Рязанском. Надо поторопиться. Ведь заказ уже оплачен, а великий князь Василий Васильевич ждать не любит.

 

СМЕРТЬ КИПРИАНА

После 1400 года политика Москвы изменилась. Кажется, что правят теперь не Киприан с Василием, а Алексий и Дмитрий Донской.

В 1401 году Василий Дмитриевич посылает своих воевод в ордынские земли – искать князя Семена Нижегородского, его жену, детей и бояр. Воеводы отыскали жену Семена, княгиню Александру. Ее ограбили и привели вместе с детьми в Москву, где держали до тех пор, пока ее муж не покорился великому князю. Через пять месяцев бывший суздальский и нижегородский князь Семен умер.

В этом же году владыка новгородский был позван к митрополиту Киприану в Москву для святительских дел, но задержан там и брошен в заточение на три года.

В то же время великокняжеские полки нежданно появляются в Двинской земле (владениях Новгорода) и берут ее всю «на щит». Одновременно великий князь посылает своих людей в Торжок, где они захватывают двоих бояр новгородских и имение их, хранившееся в церкви.

Итак, Киприан сам совершает все то, что в свое время ставил в вину Алексию. Видимо, митрополит понял, что помочь исполнить его мечту – объединить Русь – может только беспринципная грубая сила. Именно на эту силу он теперь и делает ставку.

Вспомним, что в 1389 году происходит битва на Косовом поле. С 1386 года в Армении и Грузии ведут завоевательную войну войска Тамерлана. В 1393 году турки завоевывают Болгарское царство, родину Киприана. В 1394 – 1402 годах султан Баязет несколько раз блокирует и осаждает Константинополь, оказавшийся теперь островком в море азиатских и балканских турецких владений. В 1396 году страшным поражением в Никейской битве оканчивается антитурецкий крестовый поход, возглавленный венгерским королем Сигизмундом. Осажденная турками Византия оказывается в зависимости от католиков.

Киприан не мог отказаться от своей мечты о едином православном государстве, понимая, что теперь его митрополия остается единственным оплотом православия в мире. Но он начинает действовать методами, соответствующими суровой средневековой реальности.

И эта жесткая политика срабатывает. Новгородцы заключают с московским князем новый договор на его условиях. В 1402 году великий князь отпускает новгородских бояр, захваченных в Торжке. В 1404 году был отпущен и владыка Иоанн. А около 1406 года в Новгород приезжает в качестве наместника князь Петр, брат московского великого князя Василия.

Но Киприан до конца жизни не переставал верить в силу слова. Под его руководством начинает писаться первый общерусский свод. В его основу легли: тверской великокняжеский свод, московская летопись Ивана Калиты, летопись митрополита Петра, летописные записи Ростова и Владимира. Также в Троицкую летопись была включена и написанная самим митрополитом «Повесть о Митяе».

Для митрополита Киприана было важно не только мнение современников, но и потомков о происходивших вокруг него событиях. В Троицкой летописи обнаружились политическая позиция и литературные вкусы Киприана.

Официальная история, какой она должна быть с точки зрения Киприана, – вот как следует оценивать Троицкую летопись. На важнейшие события XIV – начала XV века составитель летописи смотрит с позиций своего патрона, митрополита Киприана. Именно поэтому полная лояльность по отношению к Василию Дмитриевичу соединяется в своде с довольно недоброжелательным отношением к его отцу – Дмитрию Ивановичу.

Особое отношение у Киприана к Ольгерду. Наверное, именно таким виделся митрополиту идеальный правитель Единой Руси, о которой он мечтал.

Похоже, что сводчиком Троицкой летописи был не кто иной, как единственный верный друг и последователь Кипрана тверской епископ Арсений. На это указывает то, что летопись заканчивается в 1408 году, когда умер Арсений, а также характер его отношений с Киприаном и Михаилом Тверским.

Интересна подача летописцем рассказа о нашествии Едигея в 1408 году на Москву. Осадивший Москву Едигей потребовал от тверского князя военной помощи. Помощи просил у него и московский великий князь. Но Иван Михайлович Тверской «не хотел сего сотворить, не хотел и изменить крестному целованию и давнему миру с великим князем», пошел к Москве «не с многой дружиной» и не дойдя, вернулся в Тверь. Летописец явно одобряет это «премудрое коварство»: «Ни Едигея не разгневал, ни великому князь не погрубил. Это же створил по истине умело».

Читая московские летописи в наши дни, мы видим историю Руси XIV – XV веков глазами Киприана и его последователей.

16 сентября 1406 года умер митрополит Киевский и всея Руси Киприан. Уходя «в страну, где нет ни болезни, ни печали, ни воздыхания», как и Алексий, Киприан не назвал кого-либо своим преемником.

В Троицкой летописи сохранился текст прощальной грамоты Киприана, которую он написал за четыре дня до смерти. По завещанию митрополита эта грамота была прочитана у его гроба. Он просил прощения у всех, кого он обидел, и сам прощал своих врагов. Но в своей грамоте Киприан называет Василия князем всея Руси. И на смертном одре он не изменил своей мечте: «Я всех прощаю, и прошу вас простить меня, но… я все делал правильно». – таков был смысл его последнего послания.

 

ВРЕМЕНА МЕНЯЮТСЯ

В 1402 году умер главный соперник Витовта на востоке – Олег Рязанский, и литовский князь снова двинул свои войска на Смоленск. Первая осада города в 1404 году завершилась для Витовта неудачно. Литовское войско семь недель безуспешно осаждало крепость, обстреливая ее из пушек, а затем отступило. Отразив натиск, смоленский князь Юрий поехал в Москву за поддержкой. В отсутствие князя некоторые недовольные им смоленские бояре, желавшие сами править городом, тайно призвали Витовта. Когда войско литовского князя вновь подошло к стенам Смоленска, бояре открыли ему городские ворота и сдали город вместе с княгиней. Войдя в Смоленск, Витовт казнил всех бояр Юрия. Надежды же изменивших бояр на управление городом не сбылись, поскольку Витовт везде поставил своих наместников, хотя и даровал горожанам некоторые льготы, чтобы привлечь их на свою сторону. Так один из крупнейших русских городов на 110 лет вошел в состав Великого княжества Литовского.

Часы в Москве. В 1404 г. «на Москве Лазарь Сербин поставил часы в Кремле»

После падения Смоленска границы подвластных Витовту территорий вплотную приблизились к московским владениям. Москва, от которой литовские рубежи находились теперь всего в двух сотнях километров, продолжала безмолвствовать. Видимо, Василий все еще соблюдал договоренность с Витовтом о разделе сфер влияния. Но Витовт про этот договор, похоже, забыл. Ободренный смоленским успехом, он в следующем году напал на Псковское княжество, определенно входившее в сферу влияния Москвы. Псковичам с помощью новгородцев удалось отбиться. Но ни те, ни другие не надеялись справиться с Литвой собственными силами и потому послали просить защиты у московского князя. Реальная опасность перехода огромных русских территорий на севере под власть Литовского княжества заставила Василия Дмитриевича пересмотреть союзные отношения со своим вероломным тестем. На сей раз Москва стала вооружаться, разорвала союз с Витовтом и открыто выступила против Литвы. В 1406 году московское войско, на помощь которому прислал свои полки и ордынский хан Шади-бек, встретилось с армией Витовта на реке Плаве. Но битвы не произошло. Было заключено временное перемирие. Однако уже в следующем году литовские войска взяли Одоев, а московские вторглись в литовские владения и захватили город Дмитровец. Витовт «со многой силою» встретил Василия Дмитриевича у Вязьмы, но сражаться не стали и снова взяли перемирие.

В этом же году, 1 сентября, московский князь снова пошел против своего тестя. Противники встретились на Угре: «на одном берегу – Василий, на другом – Витовт во главе литовцев, поляков, жемайтов, немцев и татар». Настала решительная минута, когда могли повернуться судьбы народов Восточной Европы. Однако после нескольких стычек ни одна из сторон не решилась форсировать реку на глазах армии неприятеля. Видимо, и те и другие прекрасно помнили, чем кончилось такое форсирование для татар при Воже. Простояв много дней друг напротив друга, враждующие стороны заключили перемирие. Оно предусматривало установление границы по реке Угре. В следующем году Витовт еще дважды вторгался во владения Московского княжества. Только в 1409 году «псковичи взяли мир с Витовтом и с немцами».

Осада города. Миниатюра из Лицевого свода XVI в.

Впоследствии Витовт уже не предпринимал серьезных наступательных движений против Московской Руси. Важной причиной, вынудившей Витовта пойти на мировую, была нестабильность в его собственном княжестве. Московско-литовский конфликт вызвал там серьезное брожение и дал возможность многим русским князьям, недовольным польско-литовским сближением, открыто поддержать Москву. Любое крупное поражение Витовта от князя московского могло вызвать в Литовском княжестве выступление сторонников русской ориентации, которых там было немало. Кроме того, у Витовта оставались напряженные отношения с братьями. Один из них – Свидригайло находился в московских владениях и с нетерпением ждал возможности свергнуть своего соперника. Немалую роль играл и моральный надлом Витовта после пережитого страха на берегах Ворсклы. Так что у литовского князя имелось достаточно причин проявлять осторожность.

Кроме того, Ливонский Орден, помогавший Витовту воевать против Москвы, требовал от великого князя литовского Жемайтию (часть Литвы, граничащую с Ливонским Орденом). Витовт, нуждавшийся в помощи немцев, обещал им эту область. Немцы исправно воевали за него и под Ворсклой, и под Смоленском, и в стычках с Москвой. Но Витовт выполнять свое обещание не спешил. Более того, он послал жалобу Римскому папе, в которой писал, что поскольку Литва находится теперь в лоне католической церкви, ливонские рыцари не имеют права совершать на нее набеги и требовать ее земель.

Папа урезонил крестоносцев, и они на время притихли, но вскоре опять принялись требовать Жемайтию, грозя войной. Ви-товту было трудно воевать на два фронта, и он окончательно примирился с Москвой. А конфликт с Ливонским Орденом кончился в 1410 году Грюнвальдской битвой.

Тем временем на востоке сгущались тучи. Во время битвы 1396 года при Никополе цвет европейского рыцарства был легко разгромлен армией турецкого султана Баязета. Через два года объединенные силы Литвы и ряда соседних с ней западных держав потерпели полное фиаско под рекой Ворсклой, не сумев победить войска истощенной и практически разрушенной Тамерланом Золотой Орды. Таким образом, Европа показала, что совершенно неспособна защитить себя от военной угрозы с Востока. И тем, что она не была покорена одним из восточных владык, ее жители обязаны лишь случайному стечению обстоятельств.

После успешного похода в Индию, завершившегося в 1399 году, Тамерлан начал подготовку к длительной войне на Западе. В 1400 году он двинул свою армию на Ближний Восток. Там он разгромил армию турецкого союзника – египетского султана, взял Дамаск и Мосул, а затем и Багдад. После этого Тамерлан двинул свою армию на Турцию.

Под Анкарой, в 1402 году в яростной схватке сошлись армии двух крупнейших завоевателей своего времени – победителя Европы – Баязета и победителя Азии – Тимура. Численность сражающихся армий исчислялась сотнями тысяч.

Часть армии Баязета, состоявшая из туркмен и татар, перешла на сторону Тамерлана. Видимо, хорошо поработали агенты Железного хромца. Впрочем, немаловажным был еще и тот фактор, что Тамерлан, содержавший все время огромную армию, тем не менее исправно платил ей жалование. Такое могли себе позволить далеко не все азиатские владыки, а европейским королям в начале XV века о подобном приходилось только мечтать.

Итак, часть турецкой армии перешла на сторону Тамерлана. Яростнее же всего с Тамерланом сражались сами турки, янычары, набранные из европейцев, и двадцатитысячный сербский корпус, входивший в армию Баязета. Однако после жестокой схватки войска Тамерлана стали одолевать. Часть турецкой армии обратилась в бегство, но сам султан Баязет счел для себя позорным отступать и, заняв с главными силами оборонительную позицию на возвышенности, окруженный со всех сторон войсками Тамерлана, сражался до последней возможности. Лишь после полного разгрома своих сил он попытался спастись, но уже не сумел, был захвачен и, связанный, приведен в тот же день к Тамерлану.

Сохранилась такая история о первом свидании этих двух соперников славы и могущества: «Тимур, призвав Баязета в день его пленения, посмотрел на него очень внимательно и рассмеялся. Турецкий султан сказал ему в негодовании: «Тимур! Не смейся над моим несчастьем. Бог раздает государства; Он может и у тебя отнять то, что дал тебе сегодня». Тимур, приняв тотчас же ласковый и серьезный вид, сказал: «Я это знаю. Не дай Бог, чтобы я захотел насмеятся над твоим несчастьем! Когда я увидел тебя, вот что заставил подумать меня твой вид: как видно, Бог ни во что не ставит государства, ибо Он их отдает таким уродливым существам, как я с тобой. Ты – кривой, ая – хромой».

Тамерлан проявил уважение к попавшему в плен противнику. Он общался с Баязетом почтительно и постоянно держал его при своем дворе, однако назад, на родину, не отпустил.

Во время войны с Турцией Тамерлан вступил в дружественную переписку с рядом европейских владык, в том числе и с королем Франции Генрихом IV. В Париже византийское посольство, отправившееся туда, чтобы просить о помощи против турок, узнало радостную весть о разгроме империи Баязета I войсками Тимура. Однако византийские феодалы не сумели воспользоваться этой передышкой для укрепления своего государства. Распри в их среде продолжались. Во внутренние дела Византии постоянно вмешивались венецианцы и генуэзцы, вражда между которыми также не прекращалась. Но тем не менее Византийская держава просуществовала еще почти 50 лет. Туркам было не до нее.

А король Испании поспешил направить посланников к новому повелителю мира – Тамерлану. До нас дошла книга испанского посла Г. Клавихо «История Тамерлана», в которой он красочно рассказывает о дворе нового повелителя Азии в годы его наивысшего расцвета.

Вот так, придя из глубин Азии, Железный хромец спас Европу от турецкого нашествия. После войны с ним Турция долго не могла оправиться, и ее властители на время перестали помышлять о новых захватах на Европейском материке.

Разгромив Турцию, Тамерлан обратил свой взор на Восток. Следующий свой поход он готовил на Китай. Зимой 1405 года великий завоеватель двинул армию из Самарканда к восточным границам своих владений, но, заболев лихорадкой, скончался в том же году.

Примерно в это же время погиб и его противник, наш старый знакомый, хан Тохтамыш. Удрав из Литвы от преследовавших его татар Едигея, злосчастный хан нашел себе приют в верховьях реки Тобол. На месте его новых владений позже возникло Сибирское ханство. Вражда между Тохтамышем и Едигеем, чьи владения простирались между реками Волгой и Уралом, не прекратилась. Они то и дело совершали набеги друг на друга и плели интриги. Судя по сообщению Клавихо, Тохтамыш снова подружился с Тамерланом, надеясь от него получить помощь против Едигея. Впрочем, Тамерлан теперь был умнее. Он не давал усилиться ни одной из враждующих сторон, предпочитая, чтобы они сражались не с ним, а друг с другом.

Тохтамыш был убит в 1405 году во время одного из набегов Едигея на его владения.

1405-1406 годы можно считать условным рубежом, на котором заканчивается эпоха Куликовской битвы. К этому времени ушли из жизни почти все главные действующие лица, участвовавшие в золотоордынской гражданской войне 1359-1380 годов и так или иначе повлиявшие на один из ее драматических эпизодов – Куликовскую битву.

На политическую арену вышли другие лидеры. Изменяется соотношение сил в мире. Меняются сами эти силы. Лишилась своей государственной независимости Литва, присоединившаяся к Польскому королевству. Окончательно потеряла свой политический вес Византия, полностью зависящая теперь от военной и финансовой помощи извне. На время утратила наступательный потенциал растущая Турецкая держава.

Государство Тамерлана в начале XV века оказалось самой сильной в военном отношении державой Евразии. Впрочем, для Руси и для Европы такое положение дел было спасительным. Европа получила еще век передышки перед предстоящей борьбой с Турецкой империей.

Золотая Орда была разорена среднеазиатским завоевателем. Единственной не пострадавшей ее частью оказалась Русь. Соотношение сил в Золотой Орде, таким образом, резко изменилось. Ни один из последовавших за Тохтамышем ханов не смог надолго восстановить единство державы. Власть о рдынских ханов над Русью все в большей степени становилась номинальной. Ордынский выход из налога, собираемого сильной центральной властью, превратился во взятку, которую богатые русские княжества давали воинственным степнякам, откупаясь от возможных набегов.

Русские князья теперь все чаще самостоятельно решают вопросы войны и мира. Власть ханов постепенно становится фикцией. На месте Золотой Орды возникают несколько суверенных государств: Казанское и Крымское ханства, Литовское, Московское, Рязанское, Тверское княжества и множество других более мелких владений. Каждое из этих государств пытается выстроить собственную систему власти.

Но владычество Золотой Орды не прошло бесследно для Руси. Произошло взаимопроникновение культур. Русский язык обогатился многими татарскими словами, которые сейчас мы уже воспринимаем как исконно русские – «ямщик», «сундук», «кулак», «караул», «таз», «чашка», «алтын», «башмак», «собака», «тулуп», «калита», «карман»… список можно продолжать очень долго.

Восточная мода также прижилась на Руси: русские начали носить кафтаны с запахом, сапоги татарского кроя, тюбетейки на Руси их называли тафьи или скуфьи).

Многое Московское государство переняло от Золотой Орды в военном искусстве и государственном устройстве. Царская пышность, раболепство и беспрекословное повиновение государю не были свойственны домонгольской Руси. Все это русские великие князья получили от ордынских ханов.

Познакомившись с монгольским уголовным правом, русские князья приняли некоторые его принципы. В домонгольской Руси на преступников налагался денежный штраф в пользу пострадавшего или его родственников. Законным признавалось право кровной мести за убитого, а вор мог быть убит на месте, если его поймали с поличным. Но если дело доходило до суда, то преступник платил штраф и возмещал украденное.

Смертная казнь и телесные наказания применяемые только к рабам в Киевской Руси) были включены в право Московии под влиянием монголов. Вспомним, что в 137 9 году в Москве был казнен Василий Вельяминов – это была первая публичная смертная казнь на Руси. В соответствии с Двинской уставной грамотой 1397 года, выданной московским великим князем Василием Дмитриевичем, каждый вор должен был быть заклеймен; третья кража каралась смертной казнью.

На основе монгольских принципов была создана в конце XIV – начале XVI века система налогообложения и организации армии Московского государства.

Как показала история, Московское княжество оказалось более жизнеспособным государством, чем Золотая Орда, и в жестокой конкурентной борьбе сумело объединить вокруг себя те земли, которые позже стали Великой Россией. Но это уже совсем другая история…