К концу XIX века в результате бурного развития нового направления в лингвистике — сравнительного языкознания — была построена теория родственных связей между языками, а также разработаны весьма тонкие методы, позволяющие эти связи обнаруживать. Разумеется, как и все, что создавалось в гуманитарных науках в XIX веке, эта теория евроцентрична — она основана в основном на материале европейских языков и неявным образом содержит в себе европейское миропонимание и ценности. Впрочем, грех евроцентризма не преодолен в гуманитарных науках Европы до сих пор, хотя к тому и прилагаются искренние усилия.

Собственно, главным открытием было обнаружение генетического сходства, то есть родства, большинства европейских языков с некоторыми языками Индии (в частности древний санскрит, современный хинди и др.) и Среднего Востока (иранские языки). В многочисленном семействе индоевропейских языков оказались почти все языки Европы. Исключение составили лишь языки угро-финской группы (на них говорят финны, эстонцы, венгры и многие народы России), турецкий на крайнем юге Балканского полуострова и некоторые языки неясного до сих пор происхождения, такие, как, например, баскский (язык небольшого народа, живущего в нынешних Испании и Франции).

Родство как глубинное генетическое сходство предполагает происхождение от общего предка. Тогда-то и появилась идея о существовании индоевропейского праязыка, или протоиндоевропейского языка, возникшего, возможно, где-то на севере Индии. Народ, говоривший на нем, затем мигрировал на северо-запад и распространился по всей Европе. Это были в тогдашней терминологии пресловутые арийцы. Части этого единого изначально народа расходились территориально все дальше, и вместе с пространственным расхождением терялись связи, и, соответственно, единый прежде язык распадался на отдельные языки, дробившиеся еще и еще по мере продвижения все дальше на запад и север. Напоминаю, что все это происходило много тысяч лет назад, в дописьменную эпоху, а ведь именно письменность и достаточно распространенная грамотность являются едва ли не главными факторами устойчивости любого языка. В их отсутствие расхождение языков происходит неостановимо.

Представление о происхождении огромной группы языков от единого предка не для всех выглядит правдоподобным, и против него можно было бы выдвинуть множество доводов. Однако все это, как предполагается, происходило так давно, что любой довод — и за, и против, — основанный на данных исторической науки, будет неизбежно спекулятивным, лишенным достаточных оснований. Парадокс в том, что сами историки в своих суждениях о столь далеком прошлом бесписьменных народов часто опираются именно на данные сравнительного языкознания. Как бы то ни было, лучшей теории, которая бы устроила большинство специалистов, пока не разработано.

Я полагаю, что на формирование представлений о родстве языков и их историческом развитии (эволюции) во многом повлияла разработанная Чарлзом Дарвином теория исторического развития органического мира. Эволюционная теория Дарвина не только изменила фундаментальные основы биологии и методы биологических исследований, но и оказала влияние на многие другие науки (естественные, то есть науки о природе, и гуманитарные, в том числе языкознание, то есть науку о языке).

Произошли фундаментальные сдвиги, уже назревшие к тому времени, в самом научном мышлении: восторжествовал исторический подход — познать какое-то явление можно лишь в его историческом (временном) развитии. И этот подход оказался применим как к миру природы, так и к человеческой культуре, в частности и к языку.

Представление о существовании когда-то единого индоевропейского языка породило идею о том, что в еще более отдаленном прошлом мог существовать единый для всех живших в то время на планете людей праязык — предок всех ныне существующих, в том числе и индоевропейских. Это отчасти находит подтверждение в высказываниях некоторых современных биологов о происхождении всех ныне живущих людей чуть ли не от одной пары, жившей несколько десятков или сотен тысяч лет назад. Правда, появляются эти высказывания не столько в научных журналах, сколько в интервью различным средствам массовой информации. Идея об Адаме и Еве (а точнее, о Еве как прародительнице человечества) уверенно обживается на поле антропологии. Впрочем, идеи, как о прародителях человечества, так и о существовании в прошлом единого языка, принципиально не могут быть ни подтверждены, ни опровергнуты и, следовательно, не являются научными гипотезами.

Сходства и различия

Вернемся, однако, к индоевропейским языкам, рассмотрение части которых и составит главное содержание этой книги. В пределах европейской части этого семейства большинство ныне живущих языков подразделяются на три группы: романские, германские и балто-славянские.

Романские и германские языки иногда объединяют в единую надгруппу романо-германских. Основанием служит общность грамматики, но главным образом, как мне кажется, — общность исторической судьбы и культуры, объединяющая народы, говорящие на этих языках.

В Западной Европе всегда рассматривали славянские страны в лучшем случае как периферию христианской цивилизации. И европейцами считают их (по крайней мере, считали до недавнего времени) с некоторыми оговорками, так же, впрочем, как венгров, румын и балтийские народы.

А есть ли лингвистические основания для объединения германских и романских языков, которые в словарном отношении различаются весьма сильно? Для ответа на этот вопрос нам придется познакомиться с «экологической» классификацией языков. Как известно, в биологии помимо так называемой таксономической классификации, объединяющей живые организмы по общности происхождения (что отражается в их строении) в классы, отряды, семейства и т. д., существуют классификации экологические. Они не столь строгие и объединяют растения и животных в группы по особенностям их питания, приспособления к неблагоприятным воздействиям и т. п. Причем в одну экологическую группу часто попадают организмы, никак не связанные общностью происхождения. Например, в группу паразитов попадают и бактерии, и грибы, и моллюски, и черви, и покрытосеменное растение омела, а в экологической группе сезонных мигрантов мы обнаруживаем птиц, рыб, летучих мышей и т. д.

Классификацию языков по родству можно уподобить соответствующей биологической (таксономической) классификации. Индоевропейские языки — аналог, скажем, биологического отряда, вроде парнокопытных или гусеобразных, германские языки — аналог биологического семейства, западногерманские языки — биологический род, немецкий язык — вид, баварский диалект — подвид (немецкого языка).

Но в языкознании существует и аналог экологической классификации, при которой в одну группу могут попасть довольно далекие по происхождению языки. Одним из фундаментальных оснований для такого рода классификаций служит разделение языков на аналитические и синтетические по особенностям их грамматического строя. Какие же это особенности?

Синтетические языки склонны передавать отношения между словами в предложении закономерными изменениями самих слов: падежными окончаниями, личными окончаниями глаголов, то есть они синтезируют (составляют) как бы новые слова по каждому случаю. Аналитические же языки для той же цели используют предлоги, служебные слова и фиксированный порядок слов, сами же слова не подвергаются ни спряжению (глаголы), ни склонению (существительные), то есть остаются неизменными. Таким образом, эти языки склонны к анализу (расчленению) слов на функциональные единицы, и по каждому случаю создают их новую комбинацию, не меняя отдельные слова-элементы. Для аналитических языков свойственно наличие служебных слов, которые не имеют лексического значения и предназначены для изменения грамматического статуса знаменательных слов. Так, в английском, типично аналитическом языке, глагол to have может быть и значащим («иметь»), и служебным, входя в состав особой глагольной формы значащего слова, например: take — «брать, взять»; to have been taken — «быть взятым».

Большинство балто-славянских языков синтетические (исключение — болгарский). Большинство романо-германских языков тяготеет к аналитичности. Надо сказать, что в чистом виде ни строго аналитических, ни строго синтетических языков не существует, можно говорить только о той или иной тенденции.

Почти для всех аналитических языков характерно наличие особых служебных слов, артиклей, выражающих не свойственную синтетическим языкам грамматическую категорию определенности/неопределенности.

Немецкий и некоторые другие германские языки представляют собой как бы промежуточную группу между типичными «аналитиками» и «синтетиками». Так, в немецком сохранилось четыре падежа существительных, прилагательных и местоимений, но существует развитая система глагольных времен, что свойственно аналитическим языкам, и имеются артикли в немалом количестве.

Русский язык считается последовательно синтетическим, однако и в нем встречаются элементы аналитичности. Рассмотрим, как образуется сложное будущее время (для глаголов несовершенного вида):

формы буду читать и будет читать

аналогичны английским

I shall read, You will read и He/She will read.

Смысловой глагол читать неизменен, как английский read , а служебный в этом случае глагол быть, как ему и положено, «служит» — отображает число и лицо сложной глагольной формы, причем каждой, поэтому личное местоимение (обязательное в английском языке), в русском можно и не употреблять.

Изначально, видимо, все европейские языки были синтетическими и имели довольно большой набор глагольных времен. Так, по крайней мере, было в латыни, весьма последовательном синтетическом языке. Далее в славянских языках произошло упрощение системы глагольных времен, а в большинстве романо-германских, напротив, — ее усложнение; в современном русском их только три, а в английском — целых шестнадцать. Еще во времена Ивана Грозного в русском языке существовали перфектные глагольные формы вроде английских Present perfect и Past perfect, а также герундий и многое другое, исчезнувшее впоследствии из речевого обращения.

Кроме того, в языках, пошедших по пути аналитичности, постепенно исчезали падежи, вытесняясь соответствующими предлогами, а порядок слов в предложении стал вынужденно фиксированным, чтобы можно было различать члены предложения и их падежные функции. Функции, например, дательного падежа в английском взял на себя предлог to, а творительного — предлоги with и by.

Строгий (фиксированный) порядок слов работает в английском языке так: если имеются два дополнения без предлогов, то первое признается находящимся в дательном падеже, а второе — в винительном. I give my sister (дательный падеж) money (винительный падеж) — «Я даю своей сестре деньги».

Некоторые западные лингвисты считают, что степень аналитичности языка есть показатель уровня его развития, вот, дескать, как далеко он отошел от синтетических предков. Английский — очень развитый, французский — поменее, немецкий — что-то подотстал, а уж о славянских и говорить не приходится. Типично евроцентристский взгляд. Впрочем, эти представления не слишком согласуются с фактами. Следуя этой логике, самым развитым среди индоевропейских языков надо считать африкаанс (язык голландских колонистов Южной Африки, сформировавших новый народ, именующий себя бурами), наиболее последовательный аналитический язык западногерманской группы; среди славянских языков самым развитым получается болгарский, который далеко продвинулся в сторону аналитичности (даже артикли есть). Само понятие развитого языка кажется не очень научным и имеет смысл только в такой формулировке: позволяет ли данный язык обслуживать все функции, которые предлагает современная общемировая культура? А уж какими средствами это обслуживание будет осуществляться — вопрос не самый важный.

Индоевропейские языки

Европейская подгруппа

РОМАНО-ГЕРМАНСКИЕ (условное объединение):

Романские: латынь, итальянский, французский, испанский, португальский, румынский. Иногда выделяют в качестве самостоятельных языков молдавский, провансальский (Южная Франция), каталанский (Юго-Восточная Испания).

Германские:

Западногерманские: английский, немецкий, нидерландский, африкаанс (в Европе на нем не говорят, но по происхождению — это дочерний язык нидерландского), идиш (язык европейских евреев, дочерний язык немецкого).

Северогерманские: шведский, норвежский, датский, исландский, фарерский.

БАЛТО-СЛАВЯНСКИЕ:

Балтийские: литовский, латышский.

Славянские:

Восточнославянские: русский, украинский, белорусский.

Западнославянские: польский, чешский, словацкий.

Южнославянские: сербскохорватский, словенский, болгарский, македонский (иногда рассматривается как вариант болгарского).

Среди индоевропейских языков Европы есть несколько, выбивающихся из этой классификации и представляющих языки, утратившие своих родственников. Это прежде всего новогреческий и албанский, а также группа кельтских языков, находящихся на грани вымирания: ирландский, валлийский (британский Уэльс) и бретонский (французская Бретань).

Далее следуют европейские языки, не входящие в индоевропейскую языковую семью.

УГРО-ФИНСКИЕ: венгерский, финский, эстонский, а также языки многих народов России: мордва (язык существует в двух вариантах: эрзя и мокша), мари, коми, ханты, манси и др.

ТЮРКСКИЕ: турецкий, татарский, чувашский; остальные тюркские народы живут в Азии: азербайджанцы, узбеки, казахи, киргизы, якуты.

Языки и диалекты

Вопрос о различении языков и диалектов — один из самых сложных и запутанных в теоретической лингвистике. Мы практики, поэтому под диалектом, или наречием, будем понимать территориальный вариант общенародного языка, хотя теоретики говорят также о социальных и даже профессиональных диалектах. Является ли данная языковая форма языком или диалектом — это во многом или даже главным образом вопрос политический. В XIX веке большинство лингвистов считали украинский и белорусский языки наречиями (диалектами) русского (великорусского) языка. Сейчас это несомненные языки, имеющие статус государственных. Если баварским сепаратистам удастся добиться независимости от ФРГ, что трудно представить, — баварский диалект мигом превратится в язык.

Один из лингвистов прошлого дал такое скорее политическое, чем научное определение языка: «Язык — это диалект с армией и флотом». Другими словами, полноценным и самостоятельным язык становится, лишь приобретая статус государственного. Флот здесь, конечно, избыточный компонент — не будем обижать чехов, никогда не имевших выхода к морю, или сербов, недавно его лишившихся, но некоторых элементов полноценного языка в этом определении явно не хватает. Это литература и школа, то есть система всеобщего образования на едином языке. К ним мы еще вернемся, а сейчас об армии.

В XIX веке большинство европейских государств перешло на призывной принцип комплектования своих армий. Это означало, что отныне большинство молодых мужчин проходило военную подготовку в отрыве от своих диалектов или языков (в империях), под командованием офицеров, отдававших им приказания на государственном языке. В романе Я. Гашека о похождениях солдата Швейка один из офицеров австрийской армии обосновывает солдатам необходимость строго придерживаться немецкого языка ссылкой на древнеримскую историю: «И язык команды тогда тоже был единый для всего войска. Попробовал бы кто заговорить у них по-этрусски! Господа римские офицеры показали бы ему кузькину мать! Я тоже требую, чтобы все вы отвечали мне по-немецки, а не на вашем шалтай-болтай».

Приблизительно в то же время складывается система всеобщего образования, в результате чего большинство населения становится, по крайней мере, грамотным (в России только в 1930-х годах). Это открыло большинству европейцев путь к литературному варианту родного языка. Литературный (письменный) вариант языка — мощный фактор стабилизации и лексики, и фонетики разговорного варианта. Письменный вариант языка и становится государственным. В грубом упрощении можно сказать, что в ранг государственного языка возводится диалект, на котором говорят жители столицы. Это правило справедливо для большинства европейских стран.

В XX веке появляется еще один мощный фактор, нормирующий словоупотребление и произношение слов, — это радио и телевещание. Недаром в Великобритании одно из названий нормативного английского языка — BBC English, по имени самой влиятельной радио— и телевещательной корпорации.

Что же происходит с диалектами после появления общегосударственного языка, на котором осуществляется судопроизводство, преподавание в школах и университетах, на котором отдаются команды в армии, пишутся книги, газетные статьи и законы, ведется радио— и телевещание? Диалект остается для домашнего пользования: на нем говорят в быту, поют песни, рассказывают детям сказки. В некоторых случаях диалекты могут кодифицироваться, то есть обретать литературную норму. Появляется литература локального значения, причем не только художественная. Кто имел дело с всемирной интернет-энциклопедией Wikipedia, может быть, обращал внимание, что среди ее языковых разделов довольно много написанных на диалектах немецкого, итальянского и других языков. Пользуясь аналогией с биологической классификацией живых существ, легко установим, что язык соответствует виду, а диалект подвиду. В условиях изоляции подвид может эволюционировать в отдельный вид, то же может происходить с диалектами, выпущенными из-под пресса государственного языка.

Помимо общегосударственного языка в некоторых странах пришлось допустить (как правило, вопреки воле центральной власти, которая всегда стоит за унификацию) существование региональных государственных языков, имеющих равноправный с общегосударственным статус на территории распространения развитого диалекта, претендующего на звание языка. Например, в юго-восточных провинциях Испании кроме испанского статус государственного языка регионального значения имеет каталанский. Жители этих провинций в большинстве испанцами себя не считают, да и каталанский язык многие лингвисты считают действительно самостоятельным романским языком, а не территориальным диалектом испанского.

Одна из загадок русского языка — малая степень диалектизации; диалекты в нем немногочисленны, а различия между ними невелики, не сравнить с ситуацией в Западной Европе, где уроженец, скажем, северной части Германии с огромным трудом понимает баварца, живущего всего лишь в нескольких сотнях километров южнее. И это при огромной территории, на которой живут русские, и исторически слабых экономических и культурных связях между отдельными регионами. Немаловажно, что и богослужение велось на непонятном населению церковнославянском языке, то есть не являлось фактором, стабилизирующим язык. Что связывало людей, живших на огромных пространствах в соседстве с другими народами, в единую языковую общность, не совсем понятно.

Мы рассмотрели понятия языка и диалекта. Существуют ли еще какие-нибудь языковые формы? Да, существуют, и весьма своеобразные, правда, почти все они развивались далеко от Европы, но связаны с европейскими языками. Это, в частности, так называемые пиджины — смешанные языки, стихийно возникавшие при контактах европейцев с народами Африки и Азии в эпоху колониальных захватов. Пиджины обслуживали в основном торговые надобности. В их образовании принимали участие один из европейских языков, на котором говорили пришельцы, и один или несколько языков аборигенов. Этимология слова пиджин не ясна. По одной из версий — это искаженное произношение английского слова business [би́знис] на одном из англо-китайских пиджинов. Если это действительно так, то этимология подчеркивает деловую, торговую направленность этих языков. Об устройстве Вселенной на них не поговоришь: словарный запас редко превышал 1000–1500 слов, а грамматика была крайне упрощена и стремилась к предельной аналитичности. Зная историю колониальных захватов, можно назвать ряд европейских языков в исторической последовательности, образовавших большинство пиджинов. Это: португальский, испанский, английский, французский и, под закат эпохи колонизации, немецкий.

Надо сказать, что термин lingua franca, означающий в наше время язык международного общения в какой-либо области человеческой деятельности, изначально был названием довольно примитивного пиджина, сложившегося в Средние века в ходе общения европейских и восточных купцов. (Франками на Ближнем и Среднем Востоке огулом называли всех европейцев.) И состоял он из смеси итальянских, турецких, испанских, арабских, греческих и персидских слов.

На основе русского языка образовалось только два пиджина: руссонорск (русско-норвежский) и так называемый кяхтинский язык (русско-китайский). Последний интересен тем, что при его формировании не происходило грамматического упрощения ни одного из двух языков. Обычно лексика использовалась русская, хотя и в искаженной форме, а грамматика — китайская. Видимо, кяхтинский язык формировался не без участия профессиональных лингвистов, то есть не вполне стихийным путем.

Что происходило с пиджинами дальше? Большинство из них вымерло по окончании колониальной эпохи или даже ранее, если исчезала коммерческая мотивация, которая их порождала. Но некоторые ждала долгая и интересная судьба.

Все, наверное, помнят песню со словами «Стройная креолка цвета шоколада…», а вот кто такие эти креолки и креолы, представляют себе очень смутно. Что-то связанное с Латинской Америкой, метисами или мулатами. Действительно, это слово имеет, по крайней мере, пять значений и научным термином не является. Нет в мире народа, называющегося креолами. А вот креольские языки есть, и их довольно много по сию пору. Это бывшие пиджины, ставшие родным языком для части населения колоний, многие из которых впоследствии обрели независимость.

Само слово креольский означает в переводе с романских языков, которые первыми стали образовывать пиджины, «выращенный», то есть в какой-то мере искусственный. Как происходила креолизация пиджинов изучено плохо, но можно представить себе, например, положение черных рабов на плантациях Южной, а затем и Северной Америки. Эти люди принадлежали к разным африканским народам, и общаться между собой им приходилось на том же языке, что и со своими хозяевами, то есть на пиджине. У них рождались дети, в том числе и от белых рабовладельцев, которые уже ни одного языка, кроме пиджина, не знали. Этим и завершалась креолизация пиджинов. Часто этот процесс сопровождался обогащением лексики за счет соответствующего европейского языка для обозначения понятий и выражения мыслей, выходящих за пределы примитивного делового общения, тем более что рабов обращали в христианство, не слишком, правда, заботясь об их истинном благочестии, но язык принятая религия все-таки обогащала.

Некоторые креольские языки после обретения колониями независимости получили статус государственных. Интересен пример Гаити, одной из первых в мире колоний, добившихся независимости (от Франции). Тем более что одно из слов местного креольского языка (на основе, естественно, французского), а именно тонтон-макут стало интернациональным. Так называли сотрудников местной тайной полиции при диктаторе Дювалье. (Читайте великолепный роман Грэма Грина «Комедианты».) Так вот, с самого начала государственным языком был объявлен французский. Правители этой несчастной страны 150 лет делали вид, что их голодное и неграмотное население говорит на языке Корнеля и Мольера. Только сравнительно недавно была воспринята реальность и креольский признан вторым государственным, на котором до сих пор говорит подавляющее большинство жителей. Приведу в качестве примера упрощенной орфографии, характерной для креольских языков (приближение к фонетическому принципу правописания) написание названия государства Гаити по-французски и по-креольски: République d’Haïti [рэпубли́к даити́] и Republik d Ayti. Французские школьники-двоечники были бы довольны такой орфографией.

Во многих странах, где одним из государственных языков числится местный креольский, отношение к нему в обществе становится все более пренебрежительным. Идет процесс своеобразной декреолизации, то есть лексического и грамматического обогащения креольского языка в направлении его сближения с литературным языком бывших колонизаторов.

В заключение главы отмечу еще одну интересную языковую форму. Это этнолект. В отличие от диалекта это территориальный вариант языка, развивающийся независимо от языка-оригинала в силу политической самостоятельности и/или географической удаленности. Можно предполагать, что в результате декреолизации креольские языки превратятся в этнолекты испанского, португальского и т. д. Типичные примеры этнолектов: американский английский, австралийский английский, бразильский португальский.

Языковой взаимообмен

Заимствование слов из других языков — постоянный процесс почти для любого языка. Кое-кого из читателей, быть может, смутит большое количество заимствованных слов в русском языке, явно или косвенно упоминаемых в этой книге. Что же тогда русское, родное? Некоторым даже кажется, что большое количество заимствований есть показатель несамостоятельности языка, а то и всей культуры страны. Отнюдь нет — это показатель интенсивности контактов и культурного обмена с разными народами. Хотя, конечно, потоки словесных заимствований редко уравновешивают друг друга. Слова в основном перетекают из более развитых стран-языков в менее развитые, но готовые воспринять новое и, возможно, более прогрессивные.

Так было с обогащением древнеанглийского языка французскими словами, в результате чего появился новый могучий язык, на основе которого выросла не менее могучая и разнообразная культура. Однако, отбросив утешительные резоны, следует признать, что исторически европейская культура во всех ее проявлениях, от способов обработки пахотной земли до науки и парфюмерии, в пределах Европы растекалась с запада (от Франции) на восток (до России). И по этому же градиенту в основном текли и слова, эти культурные явления обозначающие. Это реальность, в самих языках зафиксированная. А фиксация в языке — это едва ли не самое надежное историческое свидетельство, особенно, если происходит массово.

Для собственного удобства введем термины. Язык, из которого заимствуется слово, мы будем называть языком-донором, поставляющим языковой материал, а язык, осуществляющий заимствование, приобретающий новое слово, фразеологизм (устойчивое словосочетание) или синтаксическую конструкцию, будем называть языком-потребителем. Предупреждаю, что это отнюдь не научная терминология, а всего лишь общепонятные слова, которые будут использоваться в этой книге.

Почти у каждого из нас существует интуитивный, то есть трудно формализуемый образ «типичного» немецкого, французского, испанского и так далее языков. Относительно новое заимствование интуитивно и распознается. Жалюзи — это явно из французского, а штепсель «пахнет» по-немецки. Такие заимствования принято называть иностранными словами, их включают в соответствующие словари.

Со временем заимствованные слова обживаются в языке-потребителе, меняются под его звуковой строй, ассимилируются (уподобляются словам нового языка-хозяина) и становятся неотличимы от исконных. Кто сейчас узнает в общеславянском слове хлеб древнегерманское заимствование? Такие ассимилированные слова называют усвоенными (как правило, в древности) заимствованиями.

Отдельно можно говорить о фонде так называемых интернациональных слов, которые звучат (с поправкой на звуковой строй языка) и пишутся (с поправкой на его орфографию) приблизительно одинаково в большинстве европейских языков. В подавляющем большинстве — это слова из древнегреческого и латинского языков, двух народов, заложивших основы того, что мы сейчас называем европейской культурой, которая, впрочем, давно вышла за пределы своего континента. Цивилизационный вклад Греции, Рима и иных государств и народов, некогда процветавших в Средиземноморье (слова их языков дошли до нас опять же через греческий и латынь), колоссален. Недаром некоторые историки называют западную культуру средиземноморской.

Интернациональные слова — это хорошее подспорье для нас при изучении иностранных языков и источник вдохновительного ощущения цивилизационного единства с Западом. В разные эпохи в пополнении интернационального фонда участвовали и другие языки, представлявшие страны, достигавшие высокого развития. Так, например, в позднем Cредневековье в число европейских интернационализмов вошло большое количество слов арабского происхождения: от адмирала и алкоголя до алгебры с алгоритмом. Заметили, что многие слова начинаются на ал(ь)? Естественно, ведь это арабский артикль.

В настоящее время главным источником пополнения фонда интернациональных слов является, конечно, английский язык, точнее — английский язык в его американском варианте. Англицизмы проникают во все сферы жизни, от науки до ро́ковой музыки. В русский попадают не только слова, но и синтаксические конструкции, свойственные английскому, как, например, интернет-провайдер. Типично английская конструкция. По-русски было бы: интернетовый провайдер или провайдер интернета, но и то, и другое, во-первых, длинно, а во-вторых, неуклюже. Процесс этот неостановим, но, возможно, его стоит регулировать, как это делается во многих странах, где общественность и государство проявляют озабоченность состоянием национального языка.

Но вернемся к самому процессу заимствования. Всего в русском языке существует четыре способа заимствования слов из других языков: транслитерация, транскрипция, калькирование и заимствование на слух, или, как его еще называют, изустное заимствование. Однако все четыре способа применяются только для заимствования из языков, пользующихся латинским алфавитом, а для других — три, так как традиции транслитерации для языков с иными, чем латинский, алфавитами в русской письменности не сложилось по причине, которая вскоре станет вам ясной. Следует заметить, что четыре способа заимствования можно разбить на две группы. Первая — это явные заимствования (транслитерация и транскрипция), так как полученные этими способами слова воспринимаются носителями языка-потребителя как явно иноязычные. Транскрипцию и транслитерацию часто путают, так что будьте внимательны при чтении соответствующих разделов. Вторую группу, а именно неявные заимствования, образуют слова, полученные калькированием и заимствованием на слух; в этих случаях новые слова воспринимаются как русские по форме и звучанию, может быть, только поначалу непривычные, как всякий неологизм (языковое новшество). Итак, рассмотрим все четыре.

Транслитерация

Транслитерация (дословно — перебуквление) — процесс чисто формальной замены букв (литер) в слове, записанном латинским алфавитом, русскими буквами по определенным правилам и без учета его реального произношения в языке-доноре. В российской традиции — это произношение букв латинского алфавита в том виде, как оно сложилось в так называемой средневековой или поздней латыни, которая использовалась в Европе до XVIII века как средство межнационального общения образованных людей. То есть при транслитерации к словам языков, пользующихся латинской графикой, подходят так, как если бы это были латинские слова. Так что если бы английские слова jeans и jazz были транслитерированы на русский, а не транскрибированы, то мы бы сейчас носили не джинсы, а еансы и слушали бы не джаз, а язз.

Транслитерация была широко распространена в XVIII веке. Так, французский мыслитель Дидро (Diderot) именовался в России Дидеротом, то есть особенности французского произношения его фамилии полностью игнорировались. С начала XIX века транслитерация выходит из моды, что, видимо, связано с падением значения латинского языка как языка международного общения.

Транскрипция

Транскрипция (дословно — переписывание) — ведущая ныне форма заимствования в большинстве языков, которым приходится преодолевать алфавитный барьер. Имеются в виду те случаи, когда язык-донор и язык-потребитель используют разные системы графики, например, на основе кириллицы и на основе латиницы. В русском транскрипция почти полностью вытеснила транслитерацию.

Транскрипция означает передачу звучания иноязычного слова средствами языка-потребителя, заимствующего это слово. Разумеется, точная передача звучания возможна лишь в редких случаях, поэтому транскрибирование при заимствовании принято называть практической транскрипцией в отличие от транскрипции научной, лингвистической (смотри ниже), при которой происходит точная передача звучания. При транскрипции часто также происходит подгонка нового слова под морфологию принимающего языка. Например, английское слово boots [бу: тс] («ботинки») было заимствовано с прибавлением русского окончания множественного числа ы: бутсы.

С XIX века транскрипция стала в русском языке одной из главных форм заимствования (в настоящее время едва ли не единственной). Уже упоминавшийся Дидерот (Diderot) превратился в Дидро в соответствии с французским произношением его фамилии. А вот живший приблизительно в то же время Jean-Paul Marat [жа(н)поль мара́] так и остался транслитерированным Маратом, не дождавшись транскрипции в Мара. Примеров непоследовательного применения немало. Имя британского писателя

Walter Scott еще в начале XIX века подвергалось транслитерации — Вальтер Скотт (что сохраняется по традиции поныне), а вот последующие англосаксонские Вальтеры уже именовались Уолтерами, то есть с учетом английского произношения. Сохранилась до сих пор традиция именовать августейших особ прошлого и глав католической церкви либо на старорусский манер, например Иоаннами, либо так, как сложилось к началу XVIII века, времени становления русской исторической науки, например, французский король Henri IV [а(н)ри́ ка́тр] именуется не Анри, а Генрихом Четвертым (на немецкий манер, поскольку немецкий язык тогда был более известен в России).

Изучающие иностранные языки часто называют транскрипцией ее частный случай, а именно, запись звучания слова с помощью специальных знаков искусственного фонетического алфавита, созданного учеными-языковедами. С помощью этого алфавита (в нем сотни, если не тысячи знаков и их комбинаций) можно передать звучание слов любого языка по принципу «как слышаца так и пишаца», то есть между звуками и знаками существует взаимно однозначное соответствие, недостижимое в реальных системах письменности, сложившихся естественным путем.

Я решил отказаться в этой книге от передачи звучания иноязычных слов знаками международного фонетического алфавита. Во-первых, он далеко не всем известен, а во-вторых, его довольно часто меняют на своих конгрессах лингвисты-фонологи, добивающиеся все большей точности звукопередачи, так что известная вам система международной транскрипции может оказаться устарелой, да и все равно знать все ее знаки невозможно. Вместо этого в книге будет использоваться передача иноязычных звуков русскими буквами с некоторыми оговорками и дополнениями, о которых речь пойдет отдельно. Сейчас сообщу только, что эта упрощенная транскрипция заключена в квадратные скобки, ударный слог обозначается обычно, знаком (), а долгие гласные отмечены знаком долготы, двоеточием (:), например: jeans [джи: нз], Liebe [ли́:бэ].

Калькирование

Построение калек (копий) иноязычных слов доступно только грамотному человеку, искушенному в морфологии как языка-донора, так и языка-потребителя. Калькирование знакомо чертежникам и инженерам, использовавшим до изобретения ксерокса примитивный способ копирования чертежей через полупрозрачную бумагу, на которой прорисовывались все линии оригинала.

Калькирование в лингвистике подобно тому, что ранее делали чертежники: иноязычное слово воспроизводится на языке-потребителе путем его поэлементного перевода. Как вы, видимо, помните, любое слово, по крайней мере, в индоевропейских языках состоит обязательно из корня, к которому спереди и сзади могут прикрепляться особые словообразовательные элементы, аффиксы. Те, что присоединяются спереди, зовут префиксами (приставками), а те, что сзади — суффиксами.

Так вот, смысловое значение имеют не только корни, что обеспечивает относительное смысловое единство однокоренных слов, но и аффиксы, хотя и в меньшей степени (их вообще численно гораздо меньше, чем корней). Так, русский суффикс -(н)ость, как правило, входит в состав слов, обозначающих отвлеченные понятия или качества предметов, явлений: государственность, ясность и т. п. Русская приставка в-, обозначает движение внутрь или нахождение внутри чего-либо в прямом или переносном смысле: въезд, включение и т. п. Аналогично дело обстоит и в других европейских языках.

Это открывает возможность поэлементного (префикс — корень — суффикс) перевода слова с одного языка на другой. Результат этой операции и принято называть в лингвистике калькой (языковой копией).

Словообразовательные элементы подобны деталям детского конструктора — из них можно образовать все слова, существование которых допускает данный язык. Если компьютер составит слова из этих элементов, перебрав все комбинации, мы увидим, что большинство вариантов — виртуальные лингвистические объекты, то есть таких слов нет, но, возможно, они когда-нибудь обретут жизнь, заменив какое-нибудь «надоевшее» слово (такое в истории языка тоже случается) или обозначив какой-нибудь предмет или явление, ныне еще не существующее.

Рассмотрим процесс транскрипции на примерах. Если мы калькируем греческое слово про-грамма на латынь, получится пре-скрип-ция (с р. английское prescription): греческий префикс про- заменяется на соответствующий ему латинский пре-, а греческий корень -грамм- на латинский -скрип(т)-. Для пущей латинскости добавляется суффикс -ция, обозначающий некий процесс или его результат. Продолжим калькирование, на сей раз с латыни на русский: пре- — пред-, -скрип- — -пис-, -ция — -ание. В итоге получается слово предписание. Когда мы пишем программу для компьютера, мы предписываем ему, что он должен делать с вводимыми данными.

Разберем еще один пример. В XIX веке в русском языке появился неологизм (языковое новшество), слово мировоззрение. Сейчас это слово звучит вполне привычно для русского уха. Однако изначально это калька с немецкого Weltanschauung [вэ́льтаншау: нг]: Welt — мир, an — префикс, в данном случае близкий к воз-, schau — второй корень как в словах смотреть, зрить, а суффикс -ung, характерный для абстрактных существительных, подобен русскому -ение. В итоге — новое слово мировоззрение.

Калькирование — очень распространенный способ неявного заимствования иностранных слов. Неявного оттого, что в результате получается вроде бы «родное» слово, которое потенциально присутствовало в языке и ранее.

Кроме лексических калек встречаются фразеологические, когда дословно переводится иноязычный фразеологизм, то есть устойчивое словосочетание: французское présence d’esprit [прэза́(н)с дэспри́] прижилось в русском языке как присутствие духа, которое можно сохранять и терять. Наибольшее количество такого рода калек вошли в русский язык из французского. Некоторые современники Пушкина упрекали его в том, что в своей прозе он пишет не по-русски, злоупотребляя французскими фразеологическими кальками. Интересно, что нынешний читатель большинство этих калек не замечает, воспринимая как исконно русские обороты речи, они прижились.

Еще более тонкий вид заимствования, близкий калькированию, — передача из одного языка в другой переносных (метафорических) значений слов. Так, французский глагол toucher [тушэ́] (ср. с английским to touch) кроме прямого значения — «трогать, прикасаться» имеет переносное значение — «задевать (чувства), волновать, производить эмоциональное впечатление». С XVIII века такое же переносное значение имеет и русский глагол трогать.

Не всегда калькирование производилось корректно, особенно в XVIII веке, в начале эпохи интенсивного калькирования слов из европейских языков, когда еще не выработалась строгость, необходимая для этого тонкого процесса. Русское слово приставка — пример безграмотного калькирования, вообще характерного, бог весть почему, для русской грамматической терминологии: приставка должна быть по своему смыслу калькой с латинского термина префикс, однако правильной калькой была бы представка, то есть то, что ставится перед корнем. А вот приставка — это как раз адекватная калька с термина аффикс, обозначающего оба вида словообразовательных элементов: и префиксы, ставящиеся перед корнем, и суффиксы, ставящиеся после него. Поэтому я стараюсь избегать слова приставка, заменяя его более точным термином префикс.

Заимствование на слух

В отличие от предыдущих трех видов заимствование на слух осуществлялось в пределах не письменной, а разговорной речи и людьми не знакомыми с языком-донором, а часто даже неграмотными, не знающими письменности родного языка. Письменная фиксация слов, заимствованных на слух, осуществлялась уже после того, как они входили в разговорный (народный) язык. Для этого вида заимствований необходим непосредственный контакт носителей разных языков. Обычно это было общение русских мастеровых, моряков, солдат с иностранцами — мастерами, управляющими имений, архитекторами, флотскими и армейскими командирами. Иностранные специалисты приезжали в Россию в XVIII веке да и позже в большом количестве. Среди слов, заимствованных на слух, много профессионализмов (слов, употребляющихся почти исключительно представителями той или иной профессии) — названий инструментов, рабочих приемов, технологий.

При заимствовании на слух иноязычное слово обычно искажается до неузнаваемости, подгоняясь под фонетику принимающего языка. Рассмотрим пример: существовала на флоте английская команда Ring the bell [ринг зэ бэл] — «Позвони в (корабельный) колокол». Русские матросы переиначили ее не только фонетически, но и грамматически, получилось «в рынду бей». Впоследствии корабельный колокол стали называть рындой. Так образовался новый (в данном случае флотский) профессионализм. Не знаю, можно ли считать слово рында заимствованием из английского, в котором, естественно, никаких похожих слов нет.

Еще пара примеров заимствований на слух. Слово шаромыжник — от французского cher ami [шер ами́] — «дорогой друг». Это обращение русские крестьяне слышали от замерзающих наполеоновских солдат, клянчивших у них еду зимой 1812 года. Слово противень — от немецкого Bratpfanne [бра́тпфанэ] — «сковорода». Большинство подобных слов мы воспринимаем как исконно русские.

Все четыре формы заимствования сосуществуют в развивающемся языке, но в каждую эпоху одна из них преобладает. В первой половине XIX века, когда создавался язык науки и философии, вновь преобладало калькирование, на сей раз с европейских национальных языков, и очень многие русские слова, обозначающие отвлеченные (абстрактные) понятия, — это кальки с соответствующих немецких и французских слов, многие из которых, в свою очередь, либо по происхождению латинские, либо, в случае немецкого языка, — кальки с латинских слов. В настоящее время, когда заимствование идет преимущественно из английского языка, господствует транскрипция, а о калькировании почему-то забыли.

Рассмотрим в качестве упражнения, как могло бы происходить заимствование нужного в современной торговой жизни английского слова promotion. Транслитерация выглядит как промоция или промоцион, транскрипция — промоушн, а калька — продвижение. Недостаток кальки в том, что она требует добавочного пояснительного слова (продвижение товара), видимо, поэтому закрепился вариант промоушн, хотя «облик» у этого слова неприятный. Еще один пример, с заимствованием французского слова engagement. Транслитерация выглядела бы как энгагемент, то есть слово прочитано, как если бы оно было латинским; транскрипция (в пределах возможностей русского языка) звучала бы как ангажман. Однако был выбран промежуточный вариант — ангажемент. Как видите, и транскрипция, и транслитерация не всегда применяются последовательно, обычно в результате явного заимствования появляется некий гибрид транслитерации и транскрипции. Большую роль здесь играют традиции заимствования, часто имеющие совершенно иррациональный характер. Это касается также и передачи иноязычных имен собственных. Так, немецкие имена и фамилии передаются довольно точно, но буквосочетания ei (произносится [ай]) и eu (произносится [ой]) почему-то упорно записываются как ей/эй. В результате Айнштайна (Einstein) и Фройда (Freud) мы назывем Эйнштейном и Фрейдом.

Основное правило при образовании новых слов (терминов, названий технических устройств) таково: словообразовательные элементы должны происходить из одного языка, смешение французского с нижегородским и даже греческого с латынью считается дурным тоном. Но правило это знает немало исключений и в научной лексике, и в обыденном языке. В лексически эклектичном английском языке многие латинские приставки окончательно натурализовались и слова вроде dislike или remake, то есть сочетания латинских приставок и германских корней никого не удивляют, и воспринимаются эти слова как «родные».

Забавны так называемые полукальки, когда один из корней двухкорневого иностранного слова калькируется, а другой корень транскрибируется. Слово светофор должно было бы превратиться по правилам либо в фосфор (транскрипция), либо в светоносец (полная калька), а телевидение — либо в телевизия (как в польском языке), либо в дальновидение (как в немецком — Fernsehen [фэ́рнзэ: н]). Интересно, что в слове телевизор калькирования не произошло.

Заимствоваться могут не только отдельные слова и устойчивые словосочетания (фразеологизмы), но даже отдельные грамматические формы. Например, вопрос Что вы имеете сказать? явно устроен не по-русски. Это грамматическая калька (не лексическая — ведь все слова в ней русские) с какого-нибудь романо-германского или польского языка. На любом из этих языков соответствующая грамматическая конструкция звучит естественно.

Разные языки с разной степенью бережности относятся к заимствованным словам и транскрипции иноязычных имен собственных, стремясь к максимальной точности передачи их звучания, либо пренебрегая ею в угоду легкости произношения. Рассмотрим в качестве примера произнесение имени Христа в разных языках. Большинство удовлетворилось латинским написанием его имени Jesus, но произносят в соответствии с правилами чтения своего языка: немцы — [е́зус], хотя бы как в латыни, а англичане и французы совсем далеко от латинского оригинала: [джи́зас] и [жэзю́] соответственно. И только русские, напрягая речевой орган непривычным двойным [и], произносят имя Иисуса максимально близко к древнееврейскому оригиналу. Вообще русскому языку свойственно довольно бережное отношение к передаче реального звучания заимствованных в виде транскрипции слов.

В заключение приведу список терминов русской филологии, обозначающих словесные, фразеологические или грамматические заимствования из разных языков. Напоминаю, что филология в отличие от лингвистики занимается не общими вопросами языкознания, а функционированием конкретного языка и литературой, им порожденной.

Знакомство с этим списком — не пустая трата времени на знакомство со специальной, не нужной на практике терминологией. Это, по сути, список языков, оказавших наибольшее лексическое влияние на русский. Среди терминов вы узнаете знакомые, например, англицизм, но не найдете венгеризма, ведь венгерский язык снабдил русский недостаточным количеством слов, чтобы ради них заводить специальный термин. А вот в словацкой филологии обязательно есть что-то вроде венгеризмов. Это я могу предположить, зная, что нынешняя Словакия долгое время пребывала под венгерской короной.

Итак, вот этот список.

Англицизм — из английского языка.

Арабизм — из арабского языка, часто через посредство тюркских или европейских языков. Разумеется, арабский язык не входит в тематику этой книги. В давние времена он был очень и очень влиятельным, в том числе и в Европе. Вплоть до эпохи Возрождения арабская культура превосходила европейскую.

Галлицизм — из французского языка. Термин происходит от древнелатинского названия нынешней территории Франции — Gallia по имени кельтского народа, галлов, который позже, смешавшись с германскими племенами, дал начало французскому этносу. От названия одного из этих племен, франки, произошло новолатинское имя страны — Francia.

Германизм — из немецкого языка.

Грецизм — из древнегреческого языка, часто через посредство латыни и западноевропейских языков. Некоторая часть грецизмов, в основном церковной лексики, заимствована из византийского греческого, который уже несколько отошел от классического образца.

Латинизм — из латыни, или впрямую, или, что чаще, через посредничество какого-нибудь европейского языка.

Полонизм — из польского языка. Термин восходит к латинскому названию Польши — Polonia.

Славянизм — не из любого славянского языка, как можно было бы подумать (впрочем, такой широкий термин не имел бы смысла), а только и именно из церковнославянского (один из диалектов древнеболгарского).

Тюркизм — из какого-либо тюркского языка.