1985-й прошел под знаком «Чучела». Казалось бы, все позади. Не поступившись ни кадром, отстояв две серии, преодолев все идеологические препоны, Быков выпустил свое детище на экран. И картина сразу же собрала 27 миллионов зрителей при шестистах копиях (правда, были края и республики, где местная власть фильм не пускала). «Страна говорила со мной», - как сказал Быков спустя время, вот итог огромного количества писем, многочисленных встреч.

Письмо одного подростка особенно взволновало его. «Спасибо вам, Ролан Антонович, и не бросайте нас, дураков», - писал он. В 1985 году в девятом номере «Юности» вышла большая статья режиссера «До и после "Чучела"». Она получила премию имени Бориса Полевого, многолетнего главного редактора журнала. Учитывая огромный тираж 3 200 ООО экземпляров в год, статья вызвала новую волну полемики и обсуждений, подогрела интерес к фильму. Не смолкал телефон с предложениями встреч, из разных городов шли письма. «Ваш фильм помог выжить», «Я - Чучело», - писали люди разных возрастов. «Нельзя бежать. Никогда, никогда. Даже если тебя гонят, если тебя бьют. Никогда нельзя бежать!» - рыдая, говорит Лена Бессольцева утешающему ее деду. Не помню, были ли эти слова в повести, но в фильме они прозвучали не только как слова героини, но и как позиция Быкова.

Восемь лет на каждый замысел, принесенный сценарий - начальственное «нет». Однажды мы были с творческими встречами в Горьком (теперь Нижний Новгород), и пришлось отказать во встрече главе местного КГБ, все время было расписано. Но тот предложил раннее утро. И вот в восемь тридцать мы стоим на сцене. На вопрос, как удалось так рано собрать людей, начальник ответил: «А я их собрал по тревоге».

За чаем спросил Быкова: «Почему заслуженный, что натворил, может, надо помочь?» На встречах его давно объявляли народным, ведь это звание имели мастера, сделавшие во много раз меньше, и он испытывал неудобство и за людей, объявлявших его, и за себя, потому что всегда поправлял и уточнял свое звание. Наверное, он был самым старым «заслуженным». Однажды коллега по давней совместной работе объяснил Быкову: «Ролан, так, как ты живешь, многие хотели бы, но за это надо платить». Эта цена Быкова устраивала.

«Вы - герой запрещенных картин! - кричал ему бывший председатель Госкино СССР В. Баскаков, заворачивая очередной сценарий (в данном случае «Король забавляется» по В. Гюго). - И что вас так интересует проблема власти?» Долгие годы томились «на полке» лучшие роли Быкова в «Комиссаре» А. Аскольдова, выгнанного за фильм с волчьим билетом из кинематографа, и «Операции "С Новым годом!"» А. Германа.

Так что «чучелом» заставляли быть не раз. «Мы с тобой...», -как-то произнес Тарковский и не успел продолжить. «Ой, не сравнивай меня с собой, Андрюша, я актер, у меня всегда в кармане деньги, а у тебя порой нет и на троллейбус». «В общем, да, да, ты прав в каком-то смысле», - пощипывая усы, со смешком ответил Андрей.

Ни на один зарубежный кинофестиваль Быков не ездил. Эти поездки существовали часто как поощрение начальства, и бывало не раз, что отправлялись представлять картину люди, не имеющие к ней отношения. Спустя многие годы Быков узнал, что герой фильма «Внимание, черепаха!» получил приз за лучшую мужскую роль на фестивале в Аргентине. Мальчик, спасающий черепаху, оказался главным мужчиной на этом фестивале.

Как ни просили «Чучело» на разные фестивали, ничего из этого не вышло. Только Ришар Дельмот, владелец французской фирмы «Космос», покупавший наши лучшие фильмы, послал картину на фестиваль в Лаон - древнюю столицу Франции, и в Виши на Всеевропейский фестиваль детских и юношеских фильмов. И там и там картина удостоилась Гран при. И какая-то чудная женщина привезла из Виши две тяжелейших статуэтки для Быкова и для Кристины Орбакайте.

В начале 1986 года «Чучело», наконец, попало на неделю советского кино в Канаду. Успех был ошеломляющий! По возвращении домой Быкова ждало озвучание в «Соучастии в убийстве» Краснопольского и Ускова. Зайдя к нему в тон-студию, я увидела стоящую перед ним банку для пленки, полную окурков. Работал он всегда очень быстро, помогая себе куревом, прикуривал одну от другой. Сердце мое екнуло, хоть бы пронесло, подумалось. Не пронесло. Успев все озвучить, он попал в больницу с обширным инфарктом. Болел долго, но так взялся за себя, что потом на кардиограмме и следов не было видно. Когда вернулся после лечения домой, был конец апреля 1986 года. Был риск получить второй инфаркт во время реабилитации: многострадальную роль Ларсена в фильме «На исходе ночи» К. Лопушанского озвучил, как уже говорилось, другой актер. Это было непереносимо. Ни студия, ни сам режиссер не хотели, чтобы группа приезжала из Ленинграда в Москву на озвучание. Я звонила по его поручению во все концы, получала хамские ответы.

Но Быков не был бы Быковым, если бы сдался. В конце концов группа приехала в Москву, Быков оставил на два дня санаторий и озвучил свою роль. Потом и сам Лопушанский обрадовался, что герой говорит своим голосом. Озвучание не механический процесс. Я училась этому у Быкова, он иногда умел добавить словечка два, где герой спиной или вполоборота, иногда междометие, мог изменить краску во фразе, и роль приобретала дополнительное богатство.

Весна 1986 года, уже вовсю дуют ветры объявленной перестройки. Интенсификация, ускорение, гласность. Газеты, журналы полны интереснейших статей. Все всё читают, обсуждают. Сын Павел грозится поджечь почтовый ящик: «Нельзя же читать всё». «Мы ждем перемен», - поет Виктор Цой, лидер группы «Кино», и ему вторит стар и млад. Из кухонных обсуждений нескладности нашей жизни, ее застойности, а порой и бесперспективности эти мысли вырвались на свободу.

Не знали мы тогда, что в Китае есть проклятие: «Чтобы тебе жить во время перемен». Быков, прослуживший молодость в ТЮЗе, полюбив навсегда детского зрителя, ставивший фильмы для юного зрителя, считал его главным - он ведь на старте. Ему надо дать пищу для души в первую очередь. Надеждами, новыми замыслами, планами полна голова режиссера.

В мае в Кремле, в зале, осененном фигурой В.И. Ленина, собрались кинематографисты со всей страны на пятый съезд, чтобы обсудить, как работать в новых условиях гласности, демократизации, хозрасчета. Как добиться того, чтобы талантливые люди не простаивали, чтобы была преграда серым, поощряемым с точки зрения идеологии фильмам. До этого памятного дня на волне гласности лихо не выбрали делегатами съезда нескольких известных, заслуженных мастеров. Но они пришли и сели в президиум. Возможно, если бы они просто сели в зале, съезд прошел бы спокойнее. Доклад первого секретаря Союза кинематографистов был выдержан в традиционном стиле: задачи кинематографа, его достижения, отдельные недостатки и оптимизм на дальнейшую жизнь кинематографа для советского зрителя. Все, как было доложено и пятнадцать, и десять, и пять лет назад. Лев Александрович Кулиджанов, замечательный режиссер студии Горького, много лет руководил союзом. Ходила байка, что однажды, когда он приехал в Союз, а лифт к его кабинету не работал, он уехал домой. Очевидно, накопилась некая усталость и инертность, ничего нового, содержательного не было в его докладе.

А люди ждали от первого лица ответов. Что, так и будем жить, как прежде?! Около двухсот фильмов на полке. По-прежнему редактура в охранительном раже будет свирепствовать и везде видеть антисоветчину? «Мускулисто наше тело, непокорны наши души», -пелось в одном фильме. Кому непокорны? Долой фразу. Хозрасчет и интенсификация в кино, что это? Быков вспоминает в дневниках судьбу творческого экспериментального объединения - Э.Т.О., возглавляемого Г. Чухраем. «Иван Васильевич меняет профессию» Л. Гайдая, «Белое солнце пустыни» В. Мотыля, «Земля Санникова» и ряд других интересных картин - чухраевские детища. «Признать эксперимент удавшимся, объединение закрыть» - такой вышел приказ, после которого у Чухрая случился инфаркт. А все дело в том, что люди получали премии со сборов, и это не понравилось. Чухрай и выступил на съезде о судьбе хозрасчета в кино. Начался горячий, заинтересованный, принципиальный разговор. До сих пор среди некоторых кинематографистов бытует мнение, что пятый съезд разрушил советский кинематограф. Они забыли, видимо, что с принятием закона о кооперативах без создания рынков и баз для этих кооперативов началось разграбление и убийство производства в стране. Директора, возглавляя свои заводы и фабрики, встали во главе трех-четырех кооперативов, куда и шли госсредства. Рухнули многие отрасли. Руководитель атомного центра федерального значения города Снежинска выстрелил себе в сердце, т.к. ему нечем было платить людям зарплату. Академик Легасов, возглавлявший работы по ликвидации последствий Чернобыльской аварии, написал статью под названием «Не могу молчать», напечатанную посмертно. В ней строительство Чернобыльской АЭС было названо халтурным, полным недоделок, которые и привели к трагедии. С этого затрещало по швам многое в Отечестве.

Так что пятый съезд ничего не сотворил с нашим кинематографом. Кто-то запальчиво задел выдающегося мастера, его поправили. Выбрали других секретарей, но прежние не лишились ни должностей, ни работы. «Берегите нас, мы - последние энтузиасты», - сказала любимая всеми Вия Артмане. Но стране нужны были оплачиваемые прагматики, а не энтузиасты.

Быков, не выступавший до этого ни на одном собрании, получил слово. Ему продлили его до двадцати пяти минут, говорил он горячо, кончил под овацию зала. Пафос его выступления был таков: «Дорогу таланту!» и «Дети - это наша завтрашняя сталь, наш завтрашний хлеб!» - они не могут остаться без собственного кинематографа. Не может студия им. Горького, студия, созданная для юного зрителя, выпускать четыре-пять фильмов в год. В области искусства для детей и юношества должна быть государственная политика, и ее должны разделять ведущие мастера этой студии. Стенограммы съезда существуют, сегодня они могут интересовать лишь киноведов, но они не найдут там следов «безумия», как выразился Сергей Соловьев, сам выступавший на съезде.

Вновь избранные секретари Союза кинематографистов, включая Быкова, впряглись в работу. Сидели до ночи, иногда в выходные дни. Быков готовился к каждому секретариату за компьютером, однажды, придя домой насквозь прокуренным, рассказал, как замечательный сценарист А. Гребнев спросил: «Слушай, а почему ты такой умный?» Быков ответил: «Я не умный, я готовый».

Конфликтная комиссия, созданная секретариатом, вытаскивала из небытия фильмы. Новые секретари ломали головы, как в социалистической системе хозяйствования внедрить хозрасчет, собирались даже на деловые игры, предложенные экономистами, вырабатывали новую модель кинематографа. Кто-то ехидно прозвал секретарей домом моделей. И самое сложное было, как в новой хозяйственной модели дать дорогу таланту, как преградить дорогу бездарям и при этом не выкинуть людей на улицу. Непростые задачи.

Первое, чего добился Быков, - возрождения объединения «Юность» на «Мосфильме», всего с четырьмя производственными единицами. Опытнейший редактор А. Хмелик к этому времени уже создал на студии им. Горького «Ералаш», и ему было жаль бросать дело. Тогда был приглашен на эту роль автор «Ста дней после детства», «Деревни Утки» и других фильмов Александр Александров. Но из этой затеи мало что вышло, Быков не знал, что Александров задумал сам снимать. Славы не добыл, а объединение как главный редактор не возглавил. И Быкову пришлось тащить самому этот воз.

На «Мосфильме» создается правление студии, куда входят худруки всех объединений, и Быков, войдя в него, озабочен этическими проблемами работы правления.

Многострадальная ленфильмовская картина «Письма мертвого человека» удостоена, вместе с главным героем. Государственной премии РСФСР, выходит картина Алексея Германа «Проверка на дорогах» (новое название «Операции "С Новым годом!"»). Все получают Госпремию СССР, кроме Быкова, сыгравшего командира партизанского отряда Локоткова, - не прошло положенного времени между премиями: «Чучелу» тоже присудили Госпремию СССР - автору, режиссеру и оператору.

Огромное количество поздравлений получил Быков в связи с получением премии от знакомых и незнакомых людей. Многие считали эту премию какой-то высшей справедливостью и своей личной победой, такой была телеграмма от незнакомого с Быковым Владимира Спивакова.

Виктор Демин, замечательный кинокритик, с которым Ролан секретарствовал вместе в Союзе кинематографистов после пятого съезда, прислал поздравительное письмо. Он написал, что «мы сначала по привычке своим героям отрубаем головы, а потом отдаем им заслуженную дань. Вы - Марат в нашем самодеятельном Конвенте, и каждое ваше слово, каждое убеждение оплачено кровью по неприятию лжи и фальши».

На очередном перестроечном московском кинофестивале был организован «Прок» - профессиональный дискуссионный клуб. Кем-то был задан вопрос: все ли запрещенные фильмы сняты с полок? «Все», - гордо ответил Элем Климов. Вдруг из зала раздался голос: «Нет, не все». Головы повернулись. В джинсах и клетчатой рубашке вышел к микрофону взволнованный А. Аскольдов и попросил в рамках «Прока» посмотреть картину «Комиссар». Он знал, что и в нынешнем секретариате есть противники. «Но она не существует, ее приказом смыли». «Нет, у меня дома лежит копия», - ответил Аскольдов. На следующий день набился полный Белый зал Дома кино. Чуть ли не висели на люстрах. Мы стояли в проходе у входа в зал. Через двадцать лет Ролан Быков встретился со своим героем Ефимом Магазаником. Впервые вижу в темноте на щеках Быкова слезы.

С этого дня началось триумфальное шествие картины по всему миру, Нонна Мордюкова вошла в мировой пантеон. Догнали и Быкова запоздавшие звания. Но так как и роли, и фильмы вышли почти в одно время и успех был слишком очевиден, Быков написал в дневнике: «Я из одной зоны проклятия попадаю в другую». «Зависть, как зубную боль, трудно скрыть», - читаем у Козьмы Пруткова. «Комиссара» выдвинули на Ленинскую премию, но... Фильм в мире получил немало наград, но не в стране комиссаров. Кинематографисты, члены ленинского комитета, выдвинули на эту премию умершего в эмиграции Андрея Тарковского.

Быков работает день и ночь без отдыха. Голова пухнет от задач и планов, и есть силы и воля для их воплощения.

В пятницу 19 декабря 1986 года в честь лауреатов Государственной премии СССР в области литературы и искусства состоялся обед, на который был приглашен лауреат с супругой. Так закончился для Быкова 1986 год.

05.01.1986 г.

С Новым годом! С новой тетрадью. 85-й закончился очень интересно — поездкой в Канаду и премьерой «Чучела». В Монреале были вдвоем с Меньшовым на премьере. Это была неделя советских фильмов: «Иди и смотри», «Любовь и голуби», «Чучело», картины Д. Асановой и Н. Губенко.

Из-за перипетий с «Аэрофлотом» пробыли лишних четыре дня. Приняты были прекрасно, оказались с деньгами, выступали в консульстве, на нашем торговом судне, в посольстве (Оттава). Посол в нашу честь дал шикарный обед (кстати, без спиртного), повидали много интересного, но главное — премьера фильма «Чучело».

Все происходило как бы не со мной, как бы с третьим лицом, а я сам был зрителем. Картину не видел давно, посмотрел с удовольствием, впервые до конца смог оценить то, как она сделана. Отмонтирована крепко, пустот нет вообще, движется стремительно и ритмически очень стройна. Впервые до конца понял, что ритм — это ни быстро, ни медленно, а «растянуто» — вовсе не антипод ритму. Ритм — это строй, лад, соподчиненность, стройность, это фигура и гармоничность конструкции. Ни быстро, ни медленно, ни длинно, ни коротко — все это не признаки ритма. Конечно, когда короче и быстрее, особенно, там, где нет особого содержания — это, так сказать, «ритмичней», потому что сама краткость и темп уже создают фигуру, как таковую. Но это вовсе не ритм — это другое достоинство: достоинство соответствия, адекватности в большей или меньшей степени.

Ритм — это само дыхание, учащенное или замедленное или же вовсе остановившееся на какое-то мыслимое время. Эта смена дыхания и есть жизнь. Жизнь самого произведения. И хоть она вполне похожа на живую жизнь, это все-таки жизнь материи художественной, образной, особой. Похожей на живую, но совсем иной.

Мысль и чувство вполне живы, но это жизнь не физиологична—и только. У нее свои законы, законы, создаваемые самим произведением, в процессе его рождения, роста и оживания. Рождение ритма — это чудо живого рождения, обретение дыхания и оживление художественной плоти. (Длинно. Но и пусть пока длинно. Это обязательно надо будет сформулировать, перевести в мир понятий — насколько это возможно.)

Одним словом, «Чучело» — картина живого ритма и смотрел я ее заново. Успех меня не только ошеломил, а как-то особо взволновал. И зал, отвечающий неуловимыми реакциями на каждый поворот и движение фильма, и слезы в зале, и «браво» в финале, и овации были почему-то «знакомыми» — вроде: «А как же иначе?». И все-таки это все происходило как бы не со мной и было похоже на американские фильмы сороковых годов, на автобиографические темы о каких-то музыкантах.

«Иди и смотри» Э. Климова была показана первой, успех был несомненный, только на выходе кто-то из толпы выкрикнул: «Афганистан!» Выходящая публика не поддержала этот одинокий голос, картина понравилась, и выкрикнувшего явно осудили.

«Любовь и голуби» неожиданно понравилась и мне, и залу. Сами проблемы, духовность ориентации фильма, герои, чудный Юрский тронули зал, как трогает детство, наивность в мире, давно ушедшем от всего этого.

«Чучело» на фоне картин, принятых с успехом, было взрывом. Так потом и писали газеты, так потом все и среагировали. Я дал интервью, его потом передали полностью, даже мне потом звонили в Москве, говорили, что слушали.

После приезда доснимался в «Соучастии в преступлении», записался в кинопанораме. Ночью был сердечный приступ, я орал от боли все время, пока не приехала скорая. Предложили лечь в больницу, предложили немедленно в реанимацию. Мы с Леной отказались.

Новый год встретили, как всегда, втроем. Было беднее, чем обычно, но хорошо и покойно. Всю ночь смотрели телевизор.

(Не достали тигров — а это год Тигра. Пашка просто нарисовал Тигра. Надо будет купить.) Но 2-го — новый приступ, и снова скорая помощь, и снова боль, и снова уколы. Сейчас стоит вопрос о больнице, хотят положить к некоему Сыркину, как говорят, замечательному врачу-кардиологу.

В одном я поклялся — я должен прекратить весь свой стиль суеты и «широты» интересов. Надо сосредоточиться и свои неряшливо «широкие» интересы сильно сузить.

Сегодня соберусь с силами и попытаюсь на бумаге проанализировать ситуацию и год, который предстоит. Это большая и очень серьезная работа. К тому же надо срочно достать еженедельник, а то беда. Я к записям дня привык, так что живу пока без всякого привычного самоконтроля.

Разговор с врачом:

— Вот... у меня плохая кардиограмма...

— (Усмехаясь.) Электрокардиограмма хорошая...

— Почему?

— Потому что она есть.

Вожделенно пишу в тетрадь. Как жаль, что столько времени не было тетради. И пишу заново, как учусь. Совершенно невозможно не писать каждый день. Тут вообще не на что рассчитывать. А рассчитываю в этом году написать много. Хочу закончить книжку «До и после "Чучела"», хочу написать хоть два из сценариев, и это вовсе не надо откладывать.

У меня приняли две заявки: одну на телевидении («Золотую рыбку») и другую в цирке — программу для Альберта Нисанова. Я совершенно четко понимаю, что ни того ни другого мне делать вовсе не надо.

Хотя, если придумать чисто принципиально всю «производственную» сторону дела, то это (теоретически) не представит особого труда. Но в обоих случаях можно сделать волшебные вещи. И «Рыбка», и «Нисанов» — клоунады. Одна работа, кстати, может дублировать другую (частично то, что будет подготовлено для ТВ, войдет в программу).

Но тут я очень рассчитываю на свое давнее и столь долго не утоленное желание театрального. Обе работы хочется сделать без современной светящейся и вертящейся мишуры. Чтобы было, как в училище: «Кидаем в штрихах, на голом таланте, без реквизита». На голом таланте, смысле, остроумии и выдумке.

Но нужны Полунин со своими ребятами, нужна молодежь циркового училища, нужны балетные ребята.

Гостиница «Золотая рыбка» не должна быть декорацией, надо найти интерьер чуть ли не всамделишной гостиницы, где будут двери в море, в горы, в Париж, в Бразилию и т.д. Но самое главное — организационно надо сделать из обеих вещей кассетные фильмы.

Кстати, на Арбате в видеокассетном ателье дают и продают кассеты «Чучела» и «Айболита-66». На прокат «Чучела» — двухнедельная очередь. (Надо бы купить, стоит 80 руб. кассета.)

Пишу сумбурно, нужно распределиться по темам и записать самое важное.

Сейчас ко мне придет Галина Степановна, помощница (секретарь) Е.П. Велихова. Надо поговорить и о фильме, и о встрече с Евгением Павловичем (в домашних условиях). Надо рассказать и о Косте Лопушанском, надо и хорошо принять.

Господи! Как мчится время! И каким оно может быть малюсеньким и каким огромным! У детства оттого еще огромный день, что само его основное занятие — постижение мира. У детства великие цели. Детство — великое время.

Ничего, ничего. Не страшно, что записи начинаются так бездарно. Нужно реанимироваться, а потом придут и стихи. Какие они будут? Наверное, какие-то иные. Совсем иные. А может быть, что-то и продолжится.

Галина Степановна была очень довольна, что пришла к нам, — очевидно, очень одинока. Говорила, что Велихов, возможно, станет не президентом АН СССР, а секретарем ЦК КПСС. Надо ехать в кардиоцентр.

06.01.86 г.

Ну что же? Первая задача года — выздороветь. С сердцем действительно плохо, а дел до черта. Надо озвучиться у Кости и у Ускова — Краснопольского. Сейчас стоит вопрос, не лечь ли в больницу? Просил Ария написать в Верховный суд РСФСР о Малявиной — надо это сделать немедленно. Надо как-то договориться с Сабовым об объединении двух поездок во Францию.

Но сначала выяснить сроки и список картин, которые поедут (хотя для всего этого надо быть здоровым). Не поехать ли на 10-е на премьеру «Чучела» в Софию? Как это сделать и стоит ли?

Отвезли меня в 6-ю больницу, поставили суточный монитор, — т.е. электрокардиограмма будет сниматься круглые сутки. Объяснили, что у меня выраженная стенокардия, что это впервые и что в таких случаях они очень осторожны. Нужно понять, куда идет развитие: к инфаркту или нет. Вот такие пироги.

07.01.86 г.

Был у врачей — велят ложиться в больницу. Вот дела! Что же делать? Какая-то такая стенокардия, что она очень опасна, ибо неизвестно, к чему ведет. Решил в больницу не ложиться. Первый день и ночь (сейчас уже 6 утра) без приступа. Надо будет распределяться с озвучаниями. Костя <Лопушанский> вчера не позвонил после просмотра, я ему не позвонил тоже. Что же там вчера случилось? И как он показывал озвученное с неозвученным? Неужели (как бы в «рабочем порядке») озвучил кем-то? С него станется! И потом они замолчали с деньгами — «напишем в Госкино и т.д.» - и больше не звонили.

08.01.86 г.

Надо узнать, что в Ленинграде — и с озвучанием, и с вариантом, и с оплатой. Надо прикинуть и свою болезнь, как быть по срокам — и надо все узнать. Кстати, сегодня же надо прочитать повесть Зерчанинова (срочно). В «Юности» дали премию Полевого — интересно, в чем она выражается.

Надо созвониться с группой Ускова — Краснопольского, когда озвучание «Соучастия в убийстве»? И, наконец, надо добиться, чтобы мне с собой во Францию дали «Чучело», а может, и не только его. И чтобы показать его в «Космосе». Не снимет ли трубку А. Баталов и не позвонит ли?

Надо бы раззнакомиться (завести знакомство) с нашим пред-исполкома. (Может быть, попытаться получить тут домик.) Я все время собираюсь и собираюсь это сделать, но надо, наконец, и попробовать.

Стоит или не стоит напечатать несколько стихотворений и где — тоже надо подумать в этом году.

Но главное сейчас — выздороветь и сбросить пузо. Может быть, перенять опыт Михалкова, найти «соавторов» и написать несколько сценариев с главными ролями для Лены. Может быть, стоит вернуться к разговору с В. Мережко, чтобы тоже была написана роль для Лены. Может быть, поговорить об этом и с Е. Евтушенко (кстати, показать ему мои стихи).

Что делать с программой Нисанова и «Золотой рыбкой», ума не приложу. Надо найти режиссера-негра. Чтобы он очень активно поработал.

Без этого «Нисанова» делать не стоит. А Нисанову дать список «деятельности» — найти людей.

О «Золотой рыбке» надо поговорить с Полуниным. Может быть, вызвать его в Москву.

И опять очень много дел. И опять суета. Нет, надо решительно от всего отказаться. Надо пошевелить мозгами.

11.01.86 г.

В газетах серия разоблачительных статей Марка Захарова, Товстоногова, Мотыля, Е. Суркова, Радова и т.д. по поводу кино и театра. Кроют Ермаша почем зря. Все это вроде бы радует и ободряет.

Выступление Е. Евтушенко на съезде писателей — вообще прекрасная публицистика. Просто прекрасная, если бы не было видно, где он ловко прикрывает свое честное выступление. И то, как он прикрывает, не отторгает от него, а радует, как мастерство фигуриста, изящно выходящего из какого-нибудь «тройного тулупа».

Но проблема, наверное, не в том или совсем не в том, чтобы снять Ермаша. Когда В. Мотыль, очень суетящийся, чтобы его поддержали кинематографисты, в очередной раз предложил мне выступить в «Литературке», я вдруг, как он выразился, опустил его на дно. Я сказал ему, что ни мое, ни его положение не изменить после того, как Ермаша снимут, ибо не изменится ничего из положения в целом.

Останутся все «службы» Госкино и Союза. И будут те же позиции и те же «бояре», и не будет места под теплым солнышком у талантливого человека, ибо не изменится таким способом главное — «заговор бездарности и безнравственности» против талантов и честных людей. Смена президентов и сенаторов в Америке по сути дела ничего не изменила, и сказка про «доброго царя» сегодня уже не заблуждение, а глупость, и даже не глупость, а идиотизм.

М.С. Горбачев сделал на сегодня очень много. Но если он тронет саму мафию, его просто убьют. Мафия легко отдаст всех своих «головных» (и даже с удовольствием — поднадоели!), но только если не тронут «бояр»: «бояр от науки», «бояр от искусства», «бояр от суда» и т.д.

Если бы я писал статью, то взял бы эпиграфом слова из выступления Е. Евтушенко: «Статьи, риторически призывающие к гласности, еще не есть сама гласность». Или «Ускорение научно-технического прогресса немыслимо без прогресса духовного».

Но хотелось бы поставить общий вопрос — о судьбе таланта при социализме, о хорошо работающем человеке в нашем производстве, о сохранении «думного боярства» около руководителей, о превращении всего в «учреждение», о росте учрежденческой психологии и практики в каждом деле (начиная от яслей и детсада и кончая искусством), о глобальной канцелярии, об административных амбициях.

А у нас в кино — об истории сознательного и направленного истребления художественности как начала, о создании дутых «фигур» и об общей системе, при которой все взаимосвязано и процветание бездарности устраивает всех: руководителей, прокат, партийные органы.

Одна из важнейших тем — наше кино за рубежом. Они посылают на фестивали такие фильмы, что потом даже в соцстранах их не смотрят. Пример — какие фильмы выбраны для показа советского детского кино во Франции. Есть же фильмы, удостоенные Гран-при на мировых фестивалях, есть же замечательный советский кинематограф для детей. Но подбор фильмов непонятен, если не читать состав делегации.

История разгрома на «Мосфильме» художественных советов, подбор на все посты людей, у которых нет данных руководить (лишь бы были послушны), создание «думных бояр» из талантов средней руки для того чтобы было удобно бороться с боярами подлинными (чистопородными) — это опричнина! И уже не членство в партии играет роль! В меховом ателье, где «по записке» шьются кожаные пальто и норковые шубы и куда я зашел, чтобы забрать свою порваную дубленку, я слышал разговор:

— Чего ты его боишься? У него партийный билет, и у тебя партийный билет.

— (Сраздумьем и опаской.) У меня партийный билет, и у него партийный билет... Но у него партийный билет с плацкартой!..

Вот о чем речь! О плацкартном, купированном и мягком партийном билете. И вовсе не факт, что вор живет хуже ответственного работника. Мы прикрываем воров особенно яростно тогда, когда у нас самих не получается своровать, оторвать свой куш!

Кинематограф все равно развивается, наш, советский, а не какой-нибудь еще. Не зря к нам полезли американцу со своими деньгами. Есть Алексей Герман, и Абдрашитов, и Э. Климов. Есть (была) Д. Асанова, есть ленинградская молодежь, есть.., есть.., есть...

Неестественность сложившейся на студии ситуации еще и в том, что командует администрация, а кино делают режиссеры. Командование администрации призрачное. Фактически это административная истерика, ставят-то все равно режиссеры. Желая укрепить производство, Сизов поднял престиж администрации и снизил, как мог, престиж режиссуры. В результате развалилось производство. Ибо администратору не платят постановочных и его фамилия не упоминается в рецензиях. Он в фильме (в конечном продукте) не заинтересован, он заинтересован в показателях, премии, отсутствии перерасхода, в плане. Это-то у нас и процветает. Чудовищное положение, при котором премии дают за плохую работу] У нас хорошие работники не идут к хорошим режиссерам: с плохим — всегда премия будет, хлопот никаких, а с хорошим и вкалывать придется, и премий может не быть. (И все же приходят люди, которые работают с хорошими режиссерами. Они есть! Им бы и честь!)

Создана целая система благоприятствования серому и пустому фильму, при этом создана система, при которой фильм яркий и новый обязательно встречает яростное сопротивление.

Я хотел бы обратиться к Евгению Даниловичу Суркову: почему вы ругаете Госкино (ругаете сегодня) за то, что фильм «Проверка на дорогах» не выходил 15 лет? А где вы были все эти 15 лет? Вы же, когда фильм закрывали, были членом коллегии!

А где все были? Секретариат Союза журналистов, не говоря уже о Союзе кинематографистов? А как быть с тем фактом, что Павленок, разговаривая с А. Германом о картине, сказал: «Переснимешь Ролана Быкова — выпущу фильм!»

Если бы такой же состав «думных бояр» от кинематографа, который собирается и вдет в высокие инстанции, когда нужно похлопотать о дачном кооперативе, похлопотал бы о фильме А. Германа, картина могла бы пойти и раньше.

Очень хорош был ответ М.С. Горбачева Юлиану Семенову: «Вы и занимайтесь!» Это касается нас всех. А сейчас у практических точек люди, которые ждут, чтобы им конкретно указали, с какой ноги им вставать.

По логике учреждения хороший - это послушный, у которого формально все в порядке. Художник для себя решает, для кого он старается и кому он служит — искусству или мифу о плане, народу или своему начальнику. Психология режиссеров, которые воспитаны учреждением, — это психология служащих. За те годы, которые кинематографом руководили Ермаш и Сизов, произошла смена поколений. Поколение служителей муз, служителей народа сменилось поколением служащих, «показатель» — существо мифическое, типичная химера социализма. В кино он разработан антинаучно и противу дела.

Все попытки раскачать себя на статью пока безуспешны, я никак не могу поймать ключа к разговору, к тому, каким путем пойти.

Зархи:

— Не знаю, не знаю... Плохой сценарий — хороший материал, хороший материал — плохая картина, плохая картина — высшая категория, высшая категория — пустые залы. Пустые залы — Государственная премия.

(Тоже можно было бы процитировать.)

Люди получают высокие оклады (например, главный редактор студии «Мосфильм» получает 400 рублей, на 50 рублей больше генерального директора студии) за то, что должны иметь свое мнение и умение отстоять его, а они не только не имеют этого мнения, а твердят только одно: «Нам сказано, и мы должны слушаться».

В одной картине вымарали текст в стихах: «Мускулисто наше тело, непокорны наши души!» (это о комсомольцах 20-х годов). Вымарана реплика по чудовищной причине: «Кому непокорны?» — спросила зам. главного редактора студии.

Что такое восемь лет не снимать на «Мосфильме»? Критик Громов тут пытается навести тень на ясный день: « Лногие не любят часто ставить!» Я читал и невольно смеялся. С таким же успехом можно предположить, что некий человек в припадке скромности напишет заявление о том, чтобы ему убавили зарплату или не дали вообще!

Восемь лет, которые я не снимал, — это восемь погибших замыслов, это восемь картин, выбранных и поставленных в душе, поставленных от начала до конца. Нормальный режиссер, не имея замысла и решения, не понесет сценарий руководству студии, вплоть до распределения ролей. И это страшнее самого страшного. Замысел, выношенный тобой, остается в тебе, как неродившийся ребенок. И он умирает в тебе медленно, мучительно, не давая никакой возможности приняться за новый замысел.

Может быть, я приносил «не те» сценарии? Напротив, замыслы, которые я приносил, исполнялись другими.

Пятнадцать лет я работал (и продолжаю работу) над «Ревизором» Н.В. Гоголя, пять лет стоял в плане «Мосфильма» с этой работой — фильм дали Л. Гайдаю.

Сценарист С. Ермолинский написал для меня сценарий «Денис Давыдов» — поставили его другие, сыграл сын С. Ростоцкого.

«Записки сумасшедшего» и «Медный всадник» — трагическую музыкальную картину — поставила потом Н. Бондарчук на ТВ.

На замысел фильма по опере Д. Верди «Риголетто» и книге В. Гюго «Король забавляется» мне нынешний директор института кино, а тогда председатель Госкино кричал: «Что тебя все проблема власти интересует?»

5-й замысел — «Приключения Васи Куролесова». («Только через мой труп», — сказал Сизов.)

6-й замысел — «Гроза» Островского (написал сценарий).

7-й замысел — «Блондинка». Мне сказали, что сценарий антисоветский, и тут же разрешили поставить его Любшину. (Эта пьеса сейчас идет в БДТ в постановке Товстоногова.)

8-й замысел — «Нос» — я поставил на телевидении.

И вообще — жалобную статью писать не хочется, не хочется ни жаловаться, ни «обличать». Статья должна быть устремлена в будущее.

А вообще-то все это муть собачья! Дали бы мне студию им. Горького на договорных началах, а всех «великих» — на «Мосфильм». Вот было б дело! И то жаль времени!

До каких пор «лады» с начальством будут представлены (общественно) как любовь народная, а любовь народная будет игнорироваться и считаться «левизной»?

В среду буду разговаривать с Ермашом (а Листов сказал, что Ермаш подал заявление об уходе). Стало быть, говорить с ним надо только о ближайших событиях? И станет ли он мне помогать? Просить буду только о фестивале в Западном Берлине и о «Чучеле» во Францию. Вообще, позвонить бы в иностранный отдел ЦК КПСС по тем телефонам, которые давала мне Диля Рашидовна.

Я долго не писал стихов

И знаю, что надолго

Не будет рифм, и слов, и снов!

Все взято в виде долга!

Сижу я в яме за долги

Перед собой и долей,

За то и взят я на торги,

Где платят лишь неволей.

А может, я, в конце концов,

И заболел за это.

Нельзя же не писать стихов,

Нося в себе поэта!

Нельзя же, паруса любя,

Все ждать и не отчалить!..

Нельзя же так любить тебя

И так тебя печалить!

12.01.86 г.

Принесли из журнала «Аврора» мою статью. Прочитал и ахнул — она же плохая. Статью надо переделать полностью — от начала до конца. Во-первых, что есть для меня сегодня понятие отцовства? Ведь это проблема социального достоинства, ведь это то, что говорит об ответственности человека, о мужестве и мужском начале, о глубоком понимании того, что заботу переложить не на кого. Это есть долг, это простое мужское чувство во всей его ответственности и, к сожалению, не так уже часто встречающееся.

Во-вторых, надо разъяснить и об амплуа. Надо дать портрет А. Германа, вспомнить работу и написать о пятнадцати годах (включая реплику Е.Д. Суркова). Надо наотмашь (соблюдая мужское благородство) врезать <Лопушанскому>. Надо кое-что напомнить Герману. Надо объяснить, что импровизация — тоже актерская сторона дела, что текстовая импровизация ничем не отличается от прочих других форм актерской профессии. Надо написать о мире, о Канаде и т.д.

Короче, новое дело! Надо сесть и написать огромную статью, которая могла бы войти в книгу «До и после "Чучела"».

Это во всяком случае очень важно!

И вообще пора все делать на своем уровне.

М.б., даже о Бунееве <«Деревня Утка»> и Лопушанском как о режиссерах, приревновавших фильм к роли, то есть наоборот, роль к фильму.

А для сказки неплохо было бы построить декорации в Кижах, хоть часть, хоть общий план города для всех серий.

...Вчера был Володя Железников, писать статью (чтобы ее потом правили и т.д.) отсоветовал: не выздоровел, могу дать инфаркт.

Володя снова поднял разговор о совместном сценарии: или сказки немца «Крабат», или «Жанны д'Арк» для Кристины.

В русской сказке надо написать мать для Лены. Или роль со сказочными превращениями. Василису Премудрую (и сделать миф о Кикиморе, страшном существе с нежной душой). Хорошо бы миф о Снегурочке (или умрет — или растает).

Пригласил Бегинина Ж. — очень хороший парень. Надо поговорить с ним о фильме для Индии и о копии во Францию -какую можно взять.

Посмотрел очень хорошую передачу «Сказка о мультипликации». Вел Вася Ливанов. Передача сделана очень интеллигентно и телевизионно. Чисто. Гармонично.

Позвонил в Ленинград в «Аврору» — отказался от этого варианта статьи.

От образа Персея — к образам людей, лично сразившихся с Горгоной, с войной...

В режиссуре Германа надо объяснить новое как развитие традиции. Дело не только в «правде» фильмов Алексея Германа, а в нежности описания образов, в добыче чистого золота, а не в создании синтетического человека из комплиментов и вранья. Надо скрыто противопоставить его Озерову, Матвееву, Наумову и т.д.

О картине Лопушанского надо написать о двух путях, по которым может пойти фильм, и договориться с редакцией «Авроры», что я поправлю материал в конце февраля (в этой части).

И может быть, стоит сказать о родившихся мыслях в работе: о лавинности апокалиптического сознания, о не учтенном в прогнозах будущего факторе массового сознания и его трансформации, о шизофренизации детства и об особой проблеме мира — спасении детства, самого его механизма.

Закончить надо страстно! Может быть, о Канаде? О фильме «Роки-4», о потере отцовства у авторов фильма. Отцовство и сыновность! Не надо растлевать души слепой ненавистью, кстати, патриотов и воинов воспитывает больше не ненависть к врагу, а любовь к своей Родине.

Вчера умер Илья Авербах. 51 год. Умер от рака - чудовищно!

...Во-первых, подвиг Персея — это испытание любви (а не ненависти!) — это тоже очень интересно. Побеждая Горгону, Персей защищал свою мать Данаю (возлюбленную Зевса) — он побеждал Горгону ради защиты матери!

Очень важно, что отрубленная голова Горгоны стала приносить пользу: она превратила в камень чудовище, которое пожирало людей (Андромеду), — и снова Персей заставил Горгону служить победе любви (над стихией)!

В камень же обратился и Фисей (дядя Андромеды), который захотел отнять у него любовь, — тут тоже сработала голова Горгоны... Персей снова защитил свою любовь (зла!). Горгоной же (головой) он освободил мать от Поликлета и обратил в камень весь остров.

В мифе же о Фаэтоне важен момент причины всего сюжета. Ведь Фаэтон решил доказать всем, что он — сын Гелиоса (сын Солнца): это претензии на мировое господство.

И очень важно, что к мифу о Фаэтоне обращались (тут целый список) и Микеланджело, и Леонардо, и великие композиторы.

Начать статью с мифа о Персее и кончить мифом о Фаэтоне, и статью назвать «Между Персеем и Фаэтоном (Обретение отцовства)».

Надо только разобраться, почему Персею помогали Гермес и Афина, и потом, что там за глаз, зуб и т.д.

Подойти к мифу, упомянув «Философию истории» Колдуэлла, и рассказать об экстраполяции, то есть восстановлении. Так подходил к мифу М. Булгаков.

Итак: миф, Бэкон, Колдуэлл и собственная трактовка.

13.01.86 г.

Вчера Лена снова заговорила о классике. И я вдруг подумал о «Волшебной горе» Томаса Манна (кино и телеварианты) с прибалтами и иностранными звездами. Тут дело такое: вот Саша Орлов поставил «Будденброков», и что? Как говорится, неплохо. (И что из того?)

Смотреть у нас будут — про чужих, там на это будут смотреть, как мы на их «Войну и мир». (Хотя смотрели мы с удовольствием, но снисходительно.)

А вообще-то это было бы интересно, и очень!

Пойти к «новому» на ТВ, выпросить «Мастера и Маргариту», «Ревизора» или «Волшебную гору» Томаса Манна...

Хорошо бы во вторник попасть в иностранный отдел ЦК КПСС (звонок Ермашу о фестивалях и о фильме во Францию).

Если делать 20-летие «Айболита», то это надо снять на ТВ. И хоть через 20 лет показать картину на ТВ. Юбилейный фильм (снять в «Октябре») открыть красиво и делово, с выступлениями артистов, пусть будут популярны, пусть Алла выйдет с «Арлекином», пусть споет Кристина. Это представление снять на ТВ. И наконец показать по телевидению моего «Айболита».

Просить сделать новую печать «Айболита» к осени надо, наверное, у нового министра. (Как и допечатку «Чучела» в хорошем качестве. И показать там, где не показывали.)

Надо добиться, чтобы премьера А. Германа была в «России» и «Октябре» (в марте, если картина выйдет в апреле). Надо сейчас поговорить о 20-летии «Айболита» с директорами кинотеатров.

16.01.86 г.

Вчера начал озвучание в «Соучастии». Как же они порезали материал! Как же порезали меня! Но роль все равно есть. И сыграл я, как оказалось, Сизова — видно, крепко засел он у меня в печенках. Да, собственно, это уже и не Сизов, а «эти», «они»...

Есть вымарки просто немыслимые и даже глупые. Картина должна быть такой протяженности, при которой она может стать естественной. Пусть сделают 3300 и попросят добавить в прокате одночастевку.

Звонил вчера в Ленинград Мельникову и Герману — оба говорят, что картина у Кости Лопушанского не получается. Звонили из группы. Позвонил Костя, поныл в трубку (говорил, что картину закрывают), обещал вечером позвонить и не позвонил.

17.01.86 г.

Как быстро летят дни, уже половина января прошло. «Соучастие в убийстве». Вчера еще одна смена — все сцены с Михаилом

Даниловым. Было трудно: я сам себе задал такие задачи, играя длинными кусками, что потребовалось много усилий, чтобы это озвучить. Импровизировать на площадке — одно удовольствие, зато потом озвучивать приходится с большим трудом. Нет ничего труднее, чем озвучивать импровизацию.

Роль Филдса оказалась и огромной, и значительной, а главное — когда он в кадре, он центр сцены и тут же рождается его важность для фильма. Осталось еще на две смены: три сцены допросов, сцена с комиссаром, вечерний уход из управления, особняк Тайсона, выход из особняка Тайсона с журналистами, арест Нормана Сима, пресс-конференция по телевидению — 9 сцен.

Для «Запепы»

«Тамара Николаевна была женщиной яркой и крупной, с пышными волосами, всегда сочно накрашенными губами, с высоким бюстом, крутыми бедрами и очевидной талией».

18.01.86 г.

Пожалуй, очень важно было бы написать вариант «До и после "Чучела"» для журнала «Педагогика», там прибавляют 62 страницы. И сделать главу вокруг Елены Санаевой (ее роль учительницы в фильме «Чучело»), Щетинина, Шаталова, Апраушева, Амонашвили, ростовского эксперимента, и взять весь материал, подготовленный для газеты «Советская Россия»... Прибавить писем. Вернуть главы «Тайм-аут» о восьми замыслах.

О педагогической науке от Пестолоцци. (Вставить цитаты из Евтушенко о княгине Марье Алексеевне.) Рассказать о Монреале и Париже... В канадской прессе писали о Лене Бессольце вой, что это самый пленительный женский образ мирового кино: Ромео и Джульетта, где Ромео оказывается предателем — в этом отражение того, что сегодня происходит с нами. (Сопоставить с «Рокки-4», где воспитывается «патриотизм», а на самом деле — растлевается детство.)

У фильма «Чучело» могло быть продолжение, «Чучело-2», где Бессольцева становится учительницей в той школе, где Маргарита Ивановна уже стала директором школы. И все то же, но в среде учителей...

И есть такая книга...

Интересно было бы это предложить Железникову. И продолжить Васильева, Сомова, Кнопку, Лохматого, Вальку, Мартанову.

Закалилась или погибла Лена Бессольцева?

Ушла в артистки... И мучается... и нет. Педагоги на концерте, а мучители просят автографы.

Надо сделать потрясающую любовную историю. Неожиданную и правдивую.

18.01.86 г.

Разговор с М. Юзовским.

1. Как Юзовский снял за 470 тысяч рублей сказку?

а) Американская декорация в два этапа, стоимостью около 70 тысяч (доставшаяся бесплатно).

б) Костюмы американские (с мехами и т.д.) стоимостью 70-80 тысяч.

в) Польская декорация — 20 тысяч.

г) Остальное — выворачивался и пришлось отказываться от многих сказочных вещей: от головы, от проходов с чудовищами, от проваливающихся декораций и т.д.

(Студия просила Госкино признать ее картиной высокой сложности — Иванова отказала.)

д) Трижды пришлось в процессе работы: первый вариант — декорация в Суздале, но ее разобрали (тоже американская, стоимостью в 1 млн рублей), разобранную суздальскую декорацию приспособил для своей декорации.

Для того чтобы можно было снять замысел, надо было еще тысяч 200. Итак, 470 + 70 + 80 + 200 = 840 тыс. рублей.

Я думаю, что уже в замысле М. Юзовский ограничивал себя, ибо понимал, что денег не дадут. (Выгодно это или нет?)

Итак:

1) Детское кино невыгодно производству: а) с детьми не хотят работать;

в) малая выработка;

г) трудоемкость.

2) Детское кино невыгодно финансово-экономически: оно затратно.

3) Детское кино невыгодно прокату, по валу — билет 10 копеек.

4) Детское кино невыгодно режиссерам: оно меньше окупается (особенно если оно хорошее).

Сколько стоит детское кино? Тут дело упирается в жанры детского кино, ибо самые необходимые жанры детского кино (сказка, исторический фильм, научно-фантастический фильм, приключенческий или трюковая комедия) стоят в два раза дороже. 1 млн — 1,5 млн стоит в среднем настоящая сказка.

«Сказка о царе Салтане» — 900 тыс. руб.

«Три толстяка» — 900 тыс. руб.

«Айболит-66» — 750 тыс. руб.

(И это тогда, когда все было недорого.) Сегодня подорожало все, от гвоздя до керосина, и что?

Сказкам дают денег ровно 50% от того, что давали раньше, а на взрослые фильмы осталось столько же, а кое-где даже увеличилось.

Это на 50% условия ухудшились (в два раза!).

Мог бы быть исторический фильм «Возвращение» — о М. Горьком на Капри, с Лениным, Толстой, Маяковский. Финал: встречали его люди (наверно, есть кинохроника). Лена — Андреева.

Поднять документы. Ленина сыграть самому, с тем эпизодом, когда, описывая самоубийство, Горький почувствовал удар в грудь. Со сценами из жизни Клима Самгина, с любыми горьковскими героями, в которых переплавляется Андреева и он сам. Смещенная действительность, где искусство — правда жизни, а текущая жизнь — «вялая копия», поверхность действительности.

Срочно найти хотя бы «Горький на Капри». «Возвращение» — вот как встречали «возвращенцев»! Переименование Триумфальной площади в площадь Маяковского, а улицы Тверской-Ямской — в улицу Горького.

Завтра четвертая смена у Ускова — Краснопольского. Третья прошла отвратительно. Юматов пересентименталился до ужаса. Белявский не подходит явно. Вернул сцену ареста, но она не самая лучшая у меня в роли. И вообще все очень трудно. Реплика о таланте, которую я буду укладывать в сцене ухода из полиции, не очень ложится, по вкусу плохо. Надо озвучить, как было, и сделать вариант.

27.01.86 г.

Итак, инфаркт. Плохо стало еще до Нового года. Все врачи толковали о немедленной госпитализации. Я протянул: все думал — озвучу роли, съезжу в Париж, а потом полечусь. Вышло наоборот, лежу в реанимации 1-го меда, на Пироговке у доктора Сыркина. Сыркина видел два раза. Дело налажено — система лечит сама. Порядок, внимание, персонал молодой. Все осталось нерешенным — Ленинград, Усков, Париж, секретариат, домашние заботы и т.д.

Лену ко мне не пускают — очень обижаюсь, а новости сообщает небрежно, наскоро — фу, какая! Она и на «Чучеле» была в центре переживаний, и мой инфаркт ей намного тяжелее, чем мне. Во всяком случае, мой интерес ко всему, что осталось за чертой, воспринимает как каприз, не больше.

28.01.86 г.

Все жалюсь да жалюсь, а на душе хорошо. Хорошо оттого, что что-то отвалилось от меня и возврата уже не будет. Ощущение воли, которое пришло перед лицом даже не смерти, а ее вполне обычной возможности. Времени действительно трачу много, много и на суету.

Надо идти в правительство и просить студию им. Горького, просить как договорную, вплоть до иностранцев, вплоть до превращения в международную студию сказок и легенд. «Гайавата», «Песнь о Роланде», «Русь былинная» и т.д.

Мечты вчера далеко летали, легко, красиво. Все было очень похоже на правду, и логично, и смело, и размах, и польза. Отделить студию Горького, забрать Ялту, сделать там комплекс, общежитие (хоть палаточный городок). Затем на этой базе — пятую программу для детей и создание во ВГИКе новых факультетов — монтажеров, помрежей, вторых режиссеров-ассистентов

(без отрыва от производства, с высшим образованием, дипломами). С перестройкой всей системы от премиальных до договорных, с группой редакторов и авторского актива. С новым строительством павильонной площади, легких кинокамер, осветительных приборов, с компьютерами.

За всем этим годы выстраданного. Сказки и возвращение к полунемому кино дало бы валюту. Строить кинотеатры в бестелевизионном мире.

Великие легенды Индии, России. «Давид Сасунский», «Витязь в тигровой шкуре», «Тристан и Изольда», Аристофан, Еври-пид, Софокл, Эсхил, все легенды о Христе, комедии. Фильмы из старых фильмов (под старые фильмы). Жюль Верн. Научная фантастика. Сказки-серии.

Постепенно забрать у ТВ «Будильник», сказку на ночь, «Абвгдейку» — и, наконец, создать кинопромышленную 5-ю программу, международную. А кинотеатры (типовые) оставить уже сейчас: и на Мальте, и в Африке, и во всей Азии. И там же создавать базы для ТВ и кабельного телевидения. Высочайшего уровня учебные программы, работа с родителями, педагогические эксперименты.

Боже! Боже! Что можно сделать! Надо только выпросить должность с правами и самостоятельностью.

Я был бы умный, как змий, был бы дипломат, и я был бы собран — и это цель. Кооперировать большую творческую силу — ведь это можно было бы и пристойную зарплату сделать для актеров через это.

Собирать театры из освободившихся актеров, укреплять народные театры. Здания строить — эксплуатировать филармонию. Можно было бы развивать самим разное элитарное искусство.

Киностудия — база кинофильмов, режиссуры второго звена, определенного к производству, особая система премий и огромная самостоятельность.

Объективный стимул, а самое главное — объективный учет всего. Всего: метражей, пленки, технологий и т.д. Снимать на магнитках, придумать перевод.

Телеэнциклопедия по кабельной заявке, сексуальное воспитание, уроки... Дискотеки с обратной связью... Общность малых телеобъединений...

29.01.86 г.

Вчера был тяжелый приступ, а сегодня перевели в другую палату и делали уже первую гимнастику. Конечно, самое главное — это поскорее выздороветь, а потом уже все остальное. Но право же, так светло думать о том, что можно написать:

1) Главы сценария «Мама, война!».

2) Вариант «До и после "Чучела"» для Ольги Гдальевны Свердловой (с организацией откликов, рецензий и т.д.). И увеличенный вариант книжки: семья, школа, искусство, референтная группа — фактор действующего закона. Стертость фамильных черт.

И все письма и письма — письма от учительницы — зона отчуждения.

...Перевели в другое отделение: из реанимации в палату интенсивной терапии. Была Лена. Делал гимнастику. Разрешили на коляске увезти в туалет.

Не спится. А коснуться к стихам что-то не велит. Надо позвонить, что инфаркт, но без того, чтобы знала мама.

<Про Пушкина >

Как лежа он писал? Как это можно — лежа? Особое движение руки, Как вольное течение реки, Рожденье рифмы, ритма и строки, Свободной мысли тоже... А кто же, как не ты, Великий Боже?!

***

Не умер я на этот раз,

Но так уж замотался,

Что начал умирать не в раз,

Да так и не собрался.

Не то что мыслию святой

Я наконец облекся,

А так — заботою пустой

Забылся и отвлекся.

О, не в великий звездный час,

Не на ходу, в работе,

Не в убивающей всех нас

За уголком заботе,

Не в горе, безо фраз и драм

И вовсе без попойки

Какой-то вышел вовсе срам,

Смерть заработалась к чертям,

А мне инфарктом по усам —

Я на больничной койке.

30.01.86 г.

Месяц прошел моего 86-го года — где он? На что он потрачен? Нет, решительно меняется жизнь — я ее решительно меняю. Категорически.

30.01.86 г.

Вдруг перевели в палату на пять человек. Среагировал, прямо скажу, негативно. После обещаний о палате на двух человек эта палата на пятерых. И в пять минут — потому что «кто-то» прибыл! А Сыркин в отпуске. Вот и все. Я и не у Сыркина, и в пятиместной палате.

В чем же смысл? Лене ближе ездить? Так пусть ездит реже. Или пусть возит Дима или Ромик. Старый Санай может свозить. Тут дело длинное, и даже в Одессе нашлась для меня комнатка. Может, это уже моя испорченность, но уже лет 25 я не спал в пятиместных номерах, переучиваться поздно!

Надо ехать в 15-ю больницу или на худой конец в нашу, в Измайлово. Звоню, а Лены нет дома, и Паши нет. «Десь пи-шла».

Настроение несколько упало, что не ускоряет моего выздоровления. Пусть студия позаботится.

...Один оказался рассказчик-любитель и без обиняков начал: «От, у одного умерла жена, красивая очень, двадцать семь лет, он ее очень любил. И вот как стали зарывать, он кидается к ней и все, оторвать не могли. Как-то уже оторвали, похоронили, а он — партийный. Идет он к попу. Поп ему и говорит — у вас, мол, пропажа. Да, говорит, нет партийного билета. Отрывать могилу ни в коем случае. Надо спрашивать у синодских, там у них своя канцелярия. Ну написали, пришел ответ — можно, но чтобы присутствовал только поп.

Он людей нашел. Стоит в сторонке. Откопали, а он не утерпел — взглянул. Билет его меж ней и гробом завалился, а у ей вся правая щека уже съедена. Есть такой червь могильный, он на ящерицу похож, так правую сторону всю отъел уже до кости. Он как глянул — в обморок. А поп партийный билет взял, и закопали»...

И без перерыва: «А вот еще схоронили одну старуху, и все знали, что у нее много было золота. Стали искать — нигде нету. Тогда поняли — у нее в могиле. Отрыли, а там змеи, целый клубок, они очень золото любят...

— Ну и что?

— Зарыли обратно, что со змеями сделаешь?»... Началось неплохо.

Надо бы драпать отсюда в 15-ю. Будут и условия, и внимание, и покой. Но Лена этого не понимает. У нее вот-вот приезжает Сыркин, а через неделю меня переведут в другую палату... А в той палате (она уже на двоих) и ходить можно, и вообще будет рай. (Ах, Ленка, Ленка, если бы это было с ней?) Я помню, как в Ташкенте меня привезли в больницу — поближе к дому — и уложили в коридор, так я украл свои вещи и тут же уехал в гостиницу. Ничего, нашлось место в четвертом управлении. Надо самому дозвониться до Кулиджанова.

Обиды, как тараканы по полкам, по столам на кухне, бегают по душе. И пришлепнешь одного, другого — бегут себе и бегут... полчища...

Надо решительно брать себя в руки — не спится. Попрошу снотворное.

31.01.86 г.

Итак, я переведен в отдельную палату, телевизор узаконен. Лена придет уже по закону. Может, наконец, позвонить и самому. Позвоню маме, а то я очень волнуюсь. Надо, чтобы Лена что-то продала и чтобы я уехал наконец в Ялту на всю весну. Очень я мечтаю об этом.

Сегодня напишу Леночке список своих просьб и буду постепенно просить их сделать.

На новом месте, а чувствую себя неважно. Опять были боли. Опять сняли уколом (баралгин), но мой сопалатник храпит! Вот новый ужас-то. Попрошу вату, чтобы заснуть. А ходить трудно, как будто не ходил никогда.

Ночь на 01.02.86 г.

А дни шелестят! А дни летят! А легко жить надо! И весело! И с наслаждением! А в чем виноват — пусть Бог простит, а в чем не виновен, пусть вдвойне не сердится! Я во многом не виноват, и в этом мой главный грех! Но Бог простит мне его, он создает счастливых мучеников как возможных пророков, как здоровых духовно. Как великое Божие легкомыслие затеняет все это! Но легкомысленно, только по легкомыслию зачат человек, зачат в совсем ином, в наслаждении и даже, может быть, в грехе. Может, так и мир был создан легкомысленно и для наслаждения, а потом все обернулось всерьез. Но я все более убеждаюсь, что надо искать не происхождение жизни, а происхождение смерти.

Нет, не к жизни от смерти все движется, а наоборот — все к гибели течет, само течет, неукоснительно. Чудо спасает. Но кому-то надо взяться спасти мир. Тот, кто возьмется, тот и спасет. Сама мысль уже спасительна.

Что же буду делать с куревом? Ведь надо бросать. Я не чувствую внутри сил для этого. И для страха смерти сил нет.

01.02.86 г.

Встал, пошел звонить — со всех сторон: что вы делаете, ни в коем случае, слава Богу, разрешили до туалета. Ну что же — повременю.

Очень хочется курить — что делать?

И опять приступ. Сделали укол в вену, боль сняли. Кардиограмму сделали.

Стол у меня теперь есть. Но вот что делается с приступами? Скорее бы Леночка пришла!

02.02.86 г.

А месяцы летят! И болеть мне еще долго. Опять не сплю даже с уколом снотворного. Опять обиды в душе забегали, как тараканы. Что за дела?! Эпопеи Озерова идут в «России» и в «Октябре» — директора разделились, «Берег» Наумова — вот на всех фестивалях, а где же пойдет картина Германа, а куда поедет картина «Чучело» и будут ли признаки того, что происходит новая ориентация нашего руководства среди наших «думных бояр»? Я не отделяю коллегию и Союз от того, что произошло в кино. Лидер бандитизма в искусстве, науках, медицине, на производстве — это частность, надо поискать правде и справедливости места под небом самбй идеи самого справедливого общества. Позорно спекулировать псевдопатриотизмом и наводить тень на плетень по поводу кинокартин Р. Быкова, А. Германа, В. Абдрашитова и т.д.

Перечислить, какие картины выходили в атмосфере запрета и скандала и какие в обстановке премий и рукоплесканий.

У кого дачи, а у кого одни житейские задачи!

Писать надо о себе — о себе неприлично, писать надо о «думных боярах» — о «думных боярах» небезопасно.

А может, не писать всего этого, не написывать второго инфаркта?

Самое главное, что на секретариате все снова будет утоплено в разговорах — так что же такое детское кино? (И как с ним бороться?) Должна быть докладная на имя бюро КПСС с просьбой выслушать, определив заранее время. Вот для чего надо просить поставить точки над и со званиями и т.д.

Я совершенно не сомневаюсь, что надо дать бой Госкино и по всем вычетам с режиссуры на премии своих фильмов. И все студии надо подготовить.

03.02.86 г.

Род человеческий стал смертен. Совсем недавно он был бессмертен — но вдруг стал смертен. Тут важен вопрос национального сознания, ибо нация уже была смертна и нации умирали.

«Быть или не быть?» — уже не вопрос лично гамлетовский.

И все-таки стоит поставить вопрос о происхождении смерти, ибо, наверное, естественное состояние всего сущего — жизнь. А мертвая галактика — верх достижения индуистских мудрецов?

1460 войн было за историю человечества.

Япония: 1500 насилий в школе в год. 25% самоубийств.

03.02.86 г.

Железников написал письмо и прислал наконец сказку «Крабат». Это типично немецкая сказка, кажется, их фестивальный фильм «Черная мельница» очень близок к этому. Сказку эту можно сделать на гиперреализме, она имеет тайну, она имеет драматургическую ворожбу. Но это вовсе не то, что я хотел бы от сказки. Сказка по нашим параметрам производственно возможна. Может быть, много от братства, от тайны детского братства. Володе напишу.

Сценарий очень близкий каким-то темам и перипетиям. И по существу — ко всему привела неумеренная любовь матери, и по фактуре — что-то из «Негодяя», что-то еще откуда-то.

Сумасшедшую любовь стареющей матери сыграла Зина Шарко в фильме Муратовой «Долгие проводы». У Лены будет и лучше, и кинематографичней. Если найти Боброву — мог бы быть фильм о большой любви. Но это не для меня.

Совет Железникову — их много. Надо вывести сценарий из тематических предпосылок и заданностей. Избалованность должна оказаться. Герой любит мать. И тут не просто просить Боброву — как это он мать не нашел, потерял, тут что-то человечески может быть богаче.

Я хотел бы, чтобы режиссер взял Лену, а может быть, и Пашу, я бы помог, вплоть до монтажа, но начал бы со сценария.

Поговорить с Володей можно, но для него фанатки и новые мальчики не причина безумной любви матерей. (Это... насморк.) А тут бушует мир всеобщего вранья, травля таланта, личности — все под вопросом. И любовь к матери тоже.

Написал Володе письмо, наверное, оно его обидит, а зря. Надо ему позвонить.

05.02.86 г.

Болею. Разрешили подходить к телефону один раз в день. Звонил Лене. Дозвонился только через соседей.

По телеку ничего интересного. Очень скучаю. Должен прийти Паша, Лена себя плохо чувствует.

Написать Косте Лопушанскому о том, что картина эта, может быть, не моя, но точно его: он делал и сделал то, что хотел, — это его фильм!

06.02.86 г.

Пора входить в режим: утро — день — обеденный сон и т.д. Надо уточнить питание, чтобы уже начать сбрасывать вес. Устраивать разгрузочные дни, все это время не курю. Все пока не верится, что сумею бросить курить. Надо выяснить с группами и с Сыркиным — когда я смогу озвучить свои роли.

Очень интересен американский фольклор: у легенды нет времени, время заменяет расстояние. Все рассказы типа жестокого романса, но есть мифологизированные исторические фигуры и т.д.

Надо перечитать письма, сделать, чтобы Лена прочла статью из 140 страниц и статью о Железникове (сделать главу о Санаевой-учительнице).

08.02.86 г.

Прочитал еще одну пачку писем о «Чучеле». В основном отклики на статью в «Юности», одно пышет ядом и злостью, но с неожиданной стороны. Я обвинен с точки зрения Достоевского и Феллини, обвинен как проповедник культа личности и полпотовец. А то, что фильм имеет успех, объясняется так же, как успех Фаддея Булгарина. Письмо болвана и шизофреника, но ответить хочется.

Надо позвонить Лене, чтобы принесла статью о Железникове и 140 страниц, которые были написаны.

Тут можно потихоньку писать для Ольги Гдальевны Свердловой.

11.02.86 г.

Получил предложение из Киева от Греся на роль работорговца (когда там очень много моих ролей). Написал резкий ответ. Получил от Кости Худякова тоже какую-то мизерную роль. Нельзя больше соглашаться на ерунду. Они смотрят не на роли Локоткова или Ларсена, а на муру у Стефановича. Виноват сам.

Выздоравливаю. Сегодня из отпуска вернулся Сыркин, немного изменил лечение. На вопрос, скоро ли отсюда, ответил смехом. Стало быть, не так уж и скоро. Тоскливо, ко мне сегодня никто не придет. И пузо растет не по дням, а по часам, сам виноват, ем много. Надо скорректировать Лену и прекратить жрать. А тоскливо всерьез.

Почему-то не хочется больше никому звонить. Наверное, больше никому не позвоню. Вообще накапливается желание прорвать свою жизнь, как нарыв. Пусть все останется так, как есть, кроме одного — я буду больше считаться с собой, со своими желаниями и интересами. Хватит цирлих-манирлих, со мной никто не считается, а я хочу считаться с людьми, но только не так по-рабски: мне слишком неудобно перед другими, слишком неловко отказывать. И не хочу быть вежливым и отвечать дипломатично на хамство. Хватит — всего хватит. И мелочных дел, и мелочности в отношениях. Одно связано с другим.

Прочитал доклад Грамматикова на секретариате. Написал свое выступление. Не знаю, надо ли его представлять целиком. Может быть, оставить его как докладную в ЦК КПСС... В общем, приехал Дима, я ему отдал черновик, продиктовал. Ушло на это часов пять. Устал. Читала Лера. Говорит, в гробовом молчании Кулиджанов сказал, что будет информировать ЦК КПСС, но... но опять я не вижу решения секретариата из двух частей: в первой части — Грамматикова — постановления не выполняются, нужна реформа, которая уберет противоречия между детским кино и особенно его жанрами, и взрослым.

15.02.86 г.

Ночью был приступ. Я очень испугался. Значит, не идет на поправку? И сон о Лене и ее уходе от меня. Со словами «ты опоздал». Так похоже на нее, ведь я ее так знаю, так что сон произвел чудовищное впечатление.

Вчера вечером так сильно закашлялся, что оборвалась какая-то мышца. Очень резкая боль.

17.02.86 г.

Прочитал сказки народов Мали.

Сказки милые. Заяц — Ходжа Насреддин. Глупые? И т.д. Но две сказки особые, ни на что не похожие грустные сказки. «Дочь ветра» - о Синеглазке, к которой попросился парень, но когда он стал песни петь о любви к ней, она к нему остыла. Улетала на свое облако, разбрасывала цветы. Он привязал ее к мачте, потому что не мог жить без нее. Но она дочь волны и ветра. Лодку разбило, она улетела. Он умер от горя, и теперь она грустит о его песнях. Вторую я в каком-то варианте слыхал, тут она называлась «Кондар и голубь». Старик ловил голубей и ел их. Поймал троих, а четвертого худого. Съел толстого, потом остальных и когда решил съесть самого дохлого, то встретился с ним взглядом и узнал в нем себя, свою судьбу. Подружился с ним, искал ему зерен. И все ему рассказывал, но однажды тот ответил ему человеческим голосом: отвяжи меня, я тебе помогу. Старый Кондар испугался потерять единственного друга, но однажды, боясь, что оба умрут с голоду, отпустил того на волю на три дня. И наконец голубь принес ему кольцо, волшебное. Но посоветовал перенестись за тридевять земель, чтоб его не знали (и не завидовали). Кондар приказал кольцу, оно перенесло его к красивому городу, голубь успел сказать: «Проси богатства», тот попросил и оказался молодым, богатым... Но кричал, чтобы голубь не улетал, что он не может без него жить. Но голубь сказал, что еще прилетит. Шло время, и счастливый, вечно молодой и богатый Кондар забыл голубя. Однажды ему сказали, что о его окно разбилась птица, он не вспомнил — птица умерла. И что-то тревожило его, пока он не вспомнил, и тут же умер. На его руке осталось волшебное кольцо, которое никого не заинтересовало, оно было бедным, туда был вставлен кусок сандалового дерева.

Грустная сказка, сказка с печальным концом — редкость. Мне приходилось встречаться с грустной сказкой только в русской мифологической сказке «Снегурочка» (русский вариант — миф о Кикиморе). Но в русском варианте вообще нет не трагического выхода, трагизм заложен в самой сюжетно-фабульной основе. Тут грустная интонация — назидание!

В первой сказке — о безмерности любви к красавице, во второй — о человеческой неблагодарности. Они могут быть очень полезны для детей, эти грустные сказки. Это трагический катарсис для детей.

Голова не работает. 25 дней больничного времени ушло ни на что, даже не собрался с мыслями. Не написал ни одного стихотворения. Не могу собраться, чтобы прочитать книгу Феллини. Внутренне не готов, чтобы ее читать. Все идет мимо сознания. Самочувствие вполне приличное, приступов никаких. Но не могу даже собраться с мыслями, что дальше. Парализует волю, что еще месяц болеть. Лена приходит регулярно, не была только раза два-три. При ней совсем расслабляюсь и чувствую, что ничего не хочу, кроме того чтобы вернуться домой. Горло не полощу. Сегодня даже не смазывал головы — разлагаюсь! Все время думаю, что и так трудно было работать, и так часто болел, а сейчас что? Что же это будет? Каждый приступ, который случается, очень пугает. Выводит из равновесия.

Но! Берусь! С завтрашнего дня! За полный режим и работу!

...Много думаю о том, что происходит в стране. Начали критиковать все, но, честно говоря, совершенно непонятно, что делать? Где те люди, где те силы, которые одолеют опричнину бездарностей и деляг. У нас в кино очень мало что изменится. И в моем положении мало что изменится. И Гера стал лишним, даже Додик Нелин — и тот не может и не хочет работать среди современной шоблы.

Надо узнать о негативе и исходных «Айболита», заставить отпечатать новые копии. Большая программа забот о своих делах и о детском кино.

18.02.86 г.

Через неделю, в четверг, меня, очевидно, отправят в Подлипки. Так что лечение движется. Сегодня думал над «Куролесовым»: сделать Катьку-Кармен тридцатилетней, которая врет, что девятнадцать недавно исполнилось. А ее дядя — которого дать играть Олегу — будет младше ее.

А финал роли сделать — любовь с первого взгляда к милиционеру, который будет ее арестовывать. Он вдруг скажет ей, потупясь: «Буду ждать!» И за решеткой счастливое лицо отъезжающей Катьки-Кармен.

А Вася Куролесов в армию собирался со своей собакой.

А одна из основных сцен — мастера и Курочкина, меж которыми находится современный подросток (между воспитателем и уголовником).

Катька-Кармен ходит в вечернюю школу в седьмой класс. У Катьки ресницы потекли по поводу стенгазеты, она плачет и говорит: «Потому что мне никто не помогал», как в «Мюзик-холле».

Педагог сегодня — это не тот, кто знает! Это тот, кто все время узнает! Который не знает детей, ибо их знать нельзя, а все время изучает их. В них крайне важно прошлое и настоящее, которое они в себе содержат. Но еще важнее будущее, которое может только угадываться, проецироваться на основе обучения. Ибо в детях каждый раз не то, в чем они похожи на прежних, самое главное, существенное и решающее как раз то, что их отличает от прежних. Это все равно что разговаривать с живым человеком, где необходим диалог. У нас преподавание ведется в форме монолога. Педагоги, «знающие детей», — это как раз те, которые привыкли все время наблюдать их. У многих педагогов «знание» детей накапливается, как раздражение против них, вплоть до ненависти. Раздражение — это очень плохо, ненависть — недопустимо, но это вариант знания детей сегодня.

Сегодня школьник (и студент) — это особая загадка, она все время имеет характер бумеранга: возвращает взрослому миру из того, что он дает на самом деле (ложь — в том смысле ложь, правда-правда, детское восприятие совершает коррекцию не только на непонимании, но и на реальность — это часто непредсказуемые результаты. Возникновение у нас маленьких нацистов — нечто такое непонятное для всех, кто помнит войну, что крайне нуждается в анализе и расшифровке).

Не надо плакать по капитализму, нельзя, создавая общество справедливости и человечности, мечтать жить не хуже, чем живут в мире несправедливости и бесчеловечности.

Прочитал пьесу Майи из Ленинграда — задумка (т.е. это факт ее биографии) очень интересна: образцовый класс оказывается супердерьмом!

Ах, как было бы хорошо, если бы они ее затравили, оклеветали, вышибли из школы с подмоченной репутацией. А сделав это, каждый бы в душе посочувствовал. Чем не «Чучело-2»? Может, показать Володе Железникову?

Но это только материал. Материал был, материалом остался. Но девка наглая и ничего не понимает.

Звонил Костя Лопушанский, возмущался моими разговорами с Госкино. Я просил Лену позвонить ему, чтобы он набрал мой номер.

Я очень хочу ему сказать, что буду подавать дело в суд, ибо позиция группы предательская, объем работы был большим, и это надо признать. Обещал ты, вся группа, директор объединения, сказали, что повезли утверждать новые сцены. На самом деле в Госкино сообщено, что «Ленфильм» против оплаты и не представляет к оплате никаких документов. Это было после того, как только что приехала ко мне Наташа и сообщила, что все документы на «Ленфильме» оформлены и сданы в Госкино. Пусть Костя согласится, что я и высказал пока рядовому работнику Госкино, но выскажу и на суде, и руководству Госкино. Мне обман надоел. Я написал Ермашу письмо, что категорически возражаю, чтобы кто-либо меня переозвучивал. Ермаш принял мою просьбу и дал команду согласовать со мной сроки. Сроки со мной согласовали. Так что приглашение Гердта на мое переозвучивание меня удивило. Тем более что вы об этом мне не сообщили. Я был очень расстроен.

22.02.86 г.

Расстройства продолжаются: «Советская культура» без моего разрешения напечатала о «сказке» — выступление на секретариате. Получилось, что в ряду других я самый мелкий, и получилось, что я все-таки вмешался в эту свару своим тявканьем. Вчера из-за этого чуть второй инфаркт не схватил.

23.02.86 г.

Аверин теперь в «Советской России» ответственный секретарь. Я созвонился с ним и договорился, что дам статью в один из дней съезда (после политического доклада) — нужно ли это?

Осталось три дня пребывания в этой клинике. Сегодня начал иглоукалывание, большое желание курить, а курить необходимо бросить. 17-го — в Подлипки. Созвонился — обещали отдельную палату. Написать статью за день, за два немыслимо. От Сизова звонка не было, от Хохлова, директора «Ленфильма», тоже. Написал Лене доверенности, заявление Хохлову, доверенность Лене на иск по отношению к «Ленфильму».

Кроме того, надо дать все данные для искового заявления для адвоката и раскрыть перед ним все возможности разоблачения группы.

Но статью все-таки написать хочется, на очень высоком гражданском пафосе, на глубоком анализе. Может быть, повторить название Вахтангова: «С художника спросится».

27.02.86 г.

Переехал в Подлипки. Началась реабилитация. Одна из главных задач — похудеть. Вешу сейчас 84 кг. Лечение только разворачивается.

01.03.86 г.

Вот и весна. Солнышко, мороз. Ручные белки и синицы. Состояние пока размагниченное. Ничего не могу ни писать, ни думать. Хочу спать, но ежесекундно чувствую пузо, и нет большего желания, чем его сбросить.

17.03.8бг.

19-го уезжаю в санаторий им. Горького, под Москву. Самочувствие гораздо лучше. Но судя по почерку — я в состоянии отупения. Что делать, просто не знаю.

23.03.86 г.

Я тут пятый день. Тут хорошо. Но записывать ничего не хочется. Тоскую. Очень душит, когда хожу. Надо лечиться. Надо сбрасывать вес. По-моему, я его не сбрасываю. В понедельник взвешусь, было 83,6. Неужели ни капельки не сбросил?

24.03.86 г. Понедельник

Тут хорошо. На 180—200 больных — 380 сотрудников обслуживания (1,5—2 чел. на 1 больного). Конечно, в таких условиях можно добиться прекрасного отношения персонала к больным. Хотя чувствуется, что персонал напряжен и ждет от больного подвоха.

Вчера была Лена. Когда ее долго не вижу, мне кажется, что мы отчуждаемся, уходим друг от друга. Это очень неприятное чувство.

Но отдыхаю я душой и телом. Меня пока при ходьбе и вставании все-таки душит. И худею я (если худею) что-то очень медленно.

Замечательная телепередача. Дивный разговор с замминистра, перед которым Щетинин стоял, прижимая руки к груди, и просил понять, просил, просил, просил... Академия педнаук вообще не пришла...

Как жаль, что я болен! Я бы очень хотел участвовать в этом разговоре, и если будет конференция, я подготовлюсь и выступлю.

В меня входит победность, я хожу, выполняя режим: 1500 м, 2000 м, 2500 м, 3000 м, 3500 м. С каждым шагом приходит бодрость, ощущение своего тела, уходит старость, и снова о ней думается весело, ибо ее нет. Нет старости! (Или это только пока так?) Надо ходить. Я хочу продлить пребывание в санатории еще на 10 дней (до 23-го). Тогда в начале апреля я смогу озвучиться, надо договориться с Жаворонковым и Сизовым и поставить студию перед фактом телеграммой Жаворонкова или Госкино.

Они привезут картину, я ее тут посмотрю и в 4-м ателье, мы ее запишем прямо частями, м.б., это 5-е и 6-е (суббота и воскресенье), м.б., это 3-е и 4-е. Надо поговорить с Жаворонковым. (Запретить курить заранее.)

28.03.86 г.

Сегодня позвонили: надо доказать, что «Чучело» — картина детская. Значит, все ясно — нашли причину, почему не дать премии, — она выдвигается как детская, а она вовсе не детская. Это тот пункт, по которому только плохая картина наверняка детская. Это не Лена должна доказывать, а Союз, надо и Белинского слова привести, что настоящее произведение для детей такое, которое одинаково хорошо и для взрослых.

29.03.86 г. Суббота

Кинопанорама. Ведет Никита Михалков. Даже критика есть. Сидел старенький Брагинский, сидел толстый самодовольный Демин. Никита хорош: костюм, усы, взгляд. И все пусто. А с Брагинским — трусливо (ибо это не Ростоцкий, или Матвеев, или Бондарчук) — нашли, на ком отоспаться (за ним ведь и «Берегись автомобиля!», и весь Рязанов). И потом, зачем было тащить на экран Брагинского? Это же какая-то гнусность.

Самое главное — активно наступаю на болезнь. Сегодня прошел уже 11 500 метров. (Это уже что-то. Скорость 6—7—8,5 — 500 метров.) С каждым днем (тьфу! тьфу! тьфу! — стучу по дереву) наращиваю силу, наливаются мышцы, распрямляется спина. Болезнь становится материалом преодоления себя, из недостатка хоть какое-то (а может быть, и больше) достоинство. Глупо звучит, но инфаркт подстегнул меня, даже стеганул, и я, как лошадь, рванулся и пошел. Пошел, пошел, пошел. (Ох, не упасть бы!)

Ничего, мы еще покукарекаем! А драться со всеми буду — ужасти! И нервно тратиться на это не собираюсь. Очень хочется сосредоточиться на работе. В первую очередь на работе, и в десятую — тоже.

Когда я говорю «драться» — это для меня сегодня совсем иное, чем было совсем недавно.

Не надо никаких усилий,

Союзов, пактов, встреч и почт.

Я, как и вся моя Россия,

Обманут, но не идиот.

Я, как и вся моя Отчизна,

Устал от всяких снов и слов.

Моя прижизненная тризна

Идет под гул колоколов.

И мне светлее с каждым звоном,

Спокойней, проще и нежней,

Обманы падают с поклоном

Перед могилою моей.

Обманы падают с поклоном,

И мне светлее с каждым звоном.

Я понимаю вновь и вновь...

Что — жизнь! Куда важней — любовь.

31.03.86 г. Понедельник

Что-то отовсюду обсер! Из Ленинграда сообщили, что в Москву с озвучанием не собираются (нет денег). Директор объединения говорит, что не разрешит это под дулом пистолета. Звоню Ермашу, тот вяло командует Сизову, Ивановой. Нет, говорит, они приедут. Но они не приедут. Костю вполне устраивает этот Захаров, который озвучил меня. Директор объединения (Коньков) заявил, что он всех устраивает. (И это он заявляет в лицо снимавшемуся актеру.) Славное дело! Славный малый Костя Лопушанский, славная история со всей этой ролью. Трудно будет обо всем этом забыть, но надо, и как можно скорее. И в статьях, перечислив сыгранные роли, не упоминать даже о Лопушанском. Он считает, что актер тут ни при чем, а я, напротив, так не считаю. Я напишу и о том, что за него монтировали и продумывали весь фильм.

Написать надо и о том, что было и как можно издеваться над актером.

А может быть, и этого тут не делать.

Надо вечером накрутить Армена <Медведева>, чтобы он пошел к Ермашу и Ермаш бы приказал. А я пошлю телеграмму, что согласно договоренности с вами могу озвучивать роль в Москве.

Из окна санатория им. Горького (элегия)

1

За окном моим март,

И земля обнажилась.

Снег уходит, чернея,

Зябко жмется к буграм.

Сосны в небо ушли,

Здесь они старожилы,

Они лес еще помнят,

Пенье птиц по утрам.

2

Здесь когда-то росли

Исполинские липы,

Здесь лесной среди воли

Жил от веку народ.

Здесь теперь санаторий

Закрытого типа,

От Совмина России,

От особых щедрот!

3

Тут у медперсонала

И голос нежнее,

И леченье, и пища,

И покой, и уют!

Что какой-то там лес!

Птицы тут поважнее,

Хоть совсем не летают

И с утра не поют.

4

Кто один — в одноместном,

В двухместном — супруги,

Отдохнуть приезжают,

Подлечить организм.

Тут на двести больных

Ровно вдвое обслуги,

Тут давно все свершилось,

Тут давно коммунизм.

5

И меня, лицедея,

Тут приняли тоже,

Сердце вдруг надорвалось

От мирской суеты.

Что же — это всегда

При дворах и вельможах,

Кроме слуг и гризеток,

В моде были шуты.

6

За окном среди сосен

Белеет пристройка.

Окна мелом замазаны,

Видно — хозблок.

До чего же у нас

Так убожество стойко!

Как на ТУ-104 —

Амбарный замок.

Домовой замахал на Фому руками: «Ты что, ты что?! Бойся корову спереди, лошадь сзади, а бабу со всех сторон».

А вообще-то «Из окна санатория» это о том, как самые душевные калеки при лицедеях становятся детьми... любопытно. А раз любопытно — уже оживает, уже «святая вода».

Многие сказочные образы касаются чаще не телесной жизни человека, а жизни его души, даже точнее, его духа. Поэтому их сказочность условна, на самом деле они конкретно реалистичны. О духе огня сказать «огонь» — глупо. Это так же глупо, как назвать самолет алюминием или железом. Дух огня и не огонь вовсе, не говоря уже о том, что огонь на самом деле химическая реакция.

Из всех моих замыслов сказочный — самый лучший. Может быть, «Вася Куролесов» — четвертая серия сказки, и все домовые и лешие на месте. Одна мать — всегда мать. Одна колыбельная — всегда колыбельная. А плач Ярославны — всегда плач Ярославны. Вот и будет Лене великая роль. Пропадет сынок, пойдет мать за сыном. И все любимые образы вставить...

...Или все-таки надо делать «Соблазнителя»...

05.04.86 г. Суббота

Озвучиваю. В роли пока ничего не понимаю. Понимаю только одно — Лопушанский не вполне нормален. То, что я видел, профнепригодно. Но вот что такое тенденциозное восприятие: ему явно не очень нравится, что происходит «замена» его творчества на «мое» — что-то они придумали. Что — не знаю. Надо будет сделать копию, чтобы она у них не пропала (копию моей записи). И надо будет проследить, чтобы эта перезапись произошла.

Они все время совещаются со звукооператором. Звукооператор новый, взявшийся в картине непонятно откуда. Того Костя заменил. Почему? Вчера «Лучше не будет!» — вернемся.

Надо сделать кого-то свидетелем происходящего. Жаль, я вчера не использовал Бабушкина. Надо было посоветоваться.

Надо, чтобы кто-то отдежурил (Юра или?). Или ничего не надо.

У меня к нему <Лопушанскому>, особенно когда я вижу его Наташу, брезгливое отношение. Наташа продолжает свое: «Зачем, зачем он все Госкино поставил на уши?»

06.04.86 г.

Лене С...

Вот грусть вечерняя без причин.

Вот я — причина всему тому,

Что вечером грусть без всяких причин

Гонит душу мою, словно из дому!

Грусть очень личное, как-никак,

О ней не пишут в стихах-дневниках.

Но я-то знаю ее наизусть,

Эту сквозную грусть.

Ту минуту, когда пред собой

Ты нагой и таков как есть,

Сам для себя, как плохая весть,

Посланная судьбой.

Ту минуту, когда в тиши

Все в тебе готово творить,

Когда на небе твоей души

Зажигаются звезды — тайны твои.

Грусть в мое сердце приходит легко

И не дает мне уснуть

Небо души, как же ты высоко

Как же долог к тебе мой путь!

Тайны и звезды манят к себе,

Я метеором мчусь...

Это в душе моей и в судьбе

Я в твое сердце стучусь...

(Я к тебе в сердце стучусь.)

07.04.86 г.

Сегодня вторая смена озвучания. Еду с напряженкой. Что вынашивает этот больной мозг Кости — и предположить трудно. Во всяком случае, я не нашелся на реплику молодого звукорежиссера «лучше не будет». Они прекратили запись, якобы из-за того, что я устал. Я не придал этому значения, но в этом что-то есть. Жаль, если мои прогнозы окажутся верными. (Если они собираются что-то выкинуть, то они это сделают сегодня... Или испугаются?)

Во всяком случае, есть тревога. Интуиция, или я все-таки измотан в нервном отношении. Естественно, что в первую смену мне было трудно, будет легче. Они не привезли даже монтажных листов, чтобы я не мог озвучивать по тексту, а монтажные готовы?

Тут важны письма Ларсена, звучащие за кадром, — это одна интонация, и важно, что они отличаются своей интонацией от бытовой речи. Что же во всем этом? Да, в общем, ничего сложного, кроме того, чтобы все было живым.

Ну, Костя, погоди!

08.04.86 г.

Только вчера (на второй смене) Лопушанский в какой-то степени понял, что очень хорошо, что я озвучиваю. Потому что только вчера обнаружилось, что многое вообще неизвестно как делать. Письма, написанные Германом, не очень-то уже и глубоки. «Я любил маму, мама любила меня и все остальное» — «квель» откровенная, прямо скажем, для очень бедных. Озвучание утратило для меня всякий интерес, важны просто интересы «фирмы» (то есть меня как фирмы).

Фильм обладает особым качеством: он есть и его нет, вернее, его нет, но он как бы есть. Это — типичное кинопойло кажущегося содержания, где вакуум вполне может рассчитывать на заполнение пустоты талантом зрителя.

Единственное, на что я надеюсь, так это на религиозность звучания отдельных построений фильма.

А жаль. Фильм мог состояться. Он был снят. Но смонтировать Костя его не смог, а у ребят (Арановича и Германа) не хватило ни желания, ни времени.

А для телека можно было бы сделать — невыбиваемые две серии.

На название «Записки мертвого человека» придет массовый зритель. Он будет плеваться, ибо пойдет на криминальный фильм. 2/3 картины зрители будут думать, кто шпион: Ларсен или Хьюмель? Все это — типичное мондавошество.

Хватит сниматься! Надо снимать и играть у себя роли.

...Может быть, зря беру в санатории продление — очень хочется домой.

...Приехал отец, надо ему помочь. Надо позвонить в Подольск (в архив и в горком), чтобы был звонок, чтобы его приняли и помогли. А может, послать с ним при этом Олега.

Нет ли у студии (Иванова) контактов с архивом?

1) Надо попросить Лену, чтобы она привезла меня пораньше. Надо достать телефоны Подольска и позвонить. Надо послать Олега и Диму. Надо самому написать в Подольск письмо. Звонить в обком, в горком, начальнику архива.

2) Надо просить Лену привезти «Куролесова» (папку).

3) Надо в АХО спросить про письма.

09.04.86 г.

Вчера закончили дубляж. Писать ни о чем не хочу. Очень хорошо, что я сам озвучил роль. Это бы сидело занозой в сердце всю жизнь. Надо ставить и самому играть.

Бунт в Союзе!

Вчера не выбрали делегатами съезда Кулиджанова, Ростоцкого, Бондарчука, Марьямова — короче, прорвался как-то Наумов.

Меня московская секция тоже не выдвинула делегатом съезда, и тем не менее выбрали. Хотелось бы объясниться с Панфиловым и Меньшовым, как это так произошло. Они же держатся товарищами, даже друзьями.

Совещание продолжалось с 4-х дня до 2.30 ночи. Вот так компот. Надоело людям, что Союз, забыв все на свете, «щиплет» каждый себе. До предела надоели. Но это вовсе не значит, что правление будет другим. Их все равно выдвинут в правление, и съезд проголосует. Может быть, не за всех. Но на съезде они дадут «бой». Они проведут его «организованно». Они сами себе дадут слово. Ростоцкий будет заливаться соловьем — он это умеет, Наумов скажет пару левых фраз, и этого будет достаточно. Но надо вмешаться. Кстати, мне хотят дать слово.

Я бы начал с XXVII съезда — с того, что все выяснилось: программа огромна. И тут возникает ясность. Сегодня один из основных вопросов — вопрос выборов правления и руководства Союзом.

10.04.86 г.

Сегодня должна приехать Лена. Голос у нее с утра раздражительный, сердитый. Пашка опять простужен — она это переживает страшно. Действительно, пока не будет закаливания, речи не может быть о здоровье.

Стихи и записи никак не прорезаются — неужели это транквилизаторы?

Очень хочется начать работать над чем-то. Очень хочется. Очень хочется сделать фильм для Лены.

По официальным данным — «Чучело»

23,7 млн зрителей у нас + 13 других стран — это еще 2,5 млн зрителей = 26 млн зрителей. Надо судиться.

11.04.86 г.

Прочитал «Печальный детектив» Астафьева. Это очень сильная вещь. «Лапшин» Германа этого направления. После «Матрениного двора» я такого не читал.

Фильм? Да, для Лены роль гениальная, сыграла бы очень хорошо, но ставить мне это как-то... Одним словом, не хотелось бы пристраиваться в хвост к Герману. Но это, конечно, очень интересное произведение. Что-то раздражает. Что — пока не понимаю. Может быть, ненависть автора «напомаженного поезда», в котором езжу я, испытывая муки его героев и проживая все ту же жизнь, теряя смысл, ориентир, умирая и оставаясь в живых. Так что нечего меня так ненавидеть. Я знаю эту жизнь, я вырос на Зацепе, но я не думаю обо всем этом с такой болью и ненавистью. Может, не мне судить — у меня все это в прошлом, в сокровенных воспоминаниях детства, а прожить такою жизнью не тогда, а сейчас — все отпущенное Богом время? Не знаю. Но знаю, что этот мир добрее и менее пошл. Я не чувствую стены меж собой и героями Астафьева. Очень много раздражения, очень много: «Эх вы, сытенькие!»

Хотя, может быть, «Эх вы!» по отношению к нам и правда, но вовсе не вся правда.

13.04.86 г. Воскресенье

Немного пожалел, что продлил срок пребывания здесь на десять дней. Решительно не знаю, что мне тут делать. Или начать работать, или продолжать отдыхать. Хорошо бы сбросить еще 4 килограмма лишнего веса. Прогулки сделались необходимостью. (На погоду не обращать внимания, и в день проходить не менее 15 километров, кроме физкультуры.) Разобраться с «Куролесовым» и заново расписать все дела. А болею я уже почти полгода! (Мне их никто не вернет.) Надо помочь отцу (с Подольском) и этой несчастной попасть куда-то. Вчера почему-то одолела тоска. Может, сегодня после обеда рвануть домой? О путевках на Рижское взморье мы еще не думали. Хотя, если выступать на съезде, то взморье — после съезда.

14.04.86 г. Понедельник

Во времена культа личности в практике была персонификация идей в отдельных личностях: в детском театре это был Брянцев, в детской литературе — Кассиль, Чуковский, Маршак, в кино — Ромм, Пырьев, Козинцев и т.д. Эти люди обладали силой, были амортизаторами административно-чиновнической стихии, которой, если не дать отпора, то получится то, что получилось сейчас. Критерием были их достижения, их моральность, их нравоучения другим.

Старшие брали под защиту младших братьев своих. Это традиция началась с А.М. Горького. Во времена Брежнева, где приятельские отношения взяли верх над принципами, где расцвел середняк, где послушный и удобный стал первым, вверх пошли второсортные, со всей своей ненавистью к настоящему в искусстве. Наши «думные бояре» славны нынче тем, что помогают только себе, молодежь осталась без защиты и присмотра, «Дебют» — организация, где молодому с первых шагов выкручивают руки.

Таким образом, середняк пошел за эталон, все высокое пустили под клише фильмов, ущербных в идейном отношении: так закрыта «Операция "С Новым годом!"», «Телеграмма» и т.д. и т.п., «Чучело» получило всего 600 копий.

Беззаконие, безнаказанность растлили наше руководство. Законов нет! Нарушение конституции на каждом шагу, практическое снижение зарплаты (за последние 10—15 лет зарплата уменьшилась на 75%).

Юридический порядок. Причем тенденция не платить за работу. Нельзя, чтобы большие доходы по закону были бы чем-то стыдным и с ними бы искусственно боролись. Так не на словах, а на деле поднимается авторитет вора, деляги, мародера — он может заработать больше всех!

Надо восстанавливать уважение к художественности: это финансы и идеология интенсификации, это в искусстве лозунги «Долой ущемление талантов!», «Долой превращение киностудий страны в учреждения!», где игра «ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак» — главная основа, а послушность — главное качество работника.

Художественные советы. Повышение роли партийных организаций. И это означает не только большие права парторганизациям, а и большее привлечение в партию людей талантливых, честных, верных идеям Родины, которым идеи 27-го съезда близки и стали выражением их внутренней личной духовной потребности.

Не так все страшно! Союз кинематографистов оказался на высоте, он забаллотировал... теперь за этой реальностью должно пойти Госкино.

Союз стал столь послушным, что его существование оказалось призрачным. Огромная масса мастеров, профессионалов были отлучены от дела. Стена меж людьми и верхушкой. Союз стал департаментом нашего Госкино. И чуть что — не надо сталкивать руководство и художников. А сталкивать надо! Ибо требовать «не сталкивать» — это то же самое, что потребовать от двигателя внутреннего сгорания покоя в цилиндрах, как высшего порядка. Нет, тут в столкновении газов рождаются лошадиные силы.

Спрашивать, почему у нас плохие картины, в нашей среде смешно. Все, что существует и действует как кинематографическая идейно-производственная система, неукоснительно, решительно и бесповоротно требует плохого фильма как эталона нашей продукции.

Сегодня в «Ударнике» премьера «Проверки на дорогах». Из Ленинграда приедет А. Герман. Хочу тоже поехать. Все же это сбылось! Все же это случилось!

Говорят, пошли рецензии хорошие. Щербаков в «Советской культуре», говорят, хорошо написал о Локоткове.

Вот картина о Войне. После «У твоего порога» и «Если дорог тебе твой дом» В. Ордынского — картина, которая войдет в летопись и войны, и искусства о ней. О войне много оперетт, пиротехнических феерий в духе Эмиля Кио, но о войне есть фильмы Ордынского (поколение войны) и Германа (послевоенного). Тема произведения о Войне — человечность. Это делает фильм очень сегодняшним, это дает ему широкий адрес.

По-разному воевали, по-разному пользовались потом славой победы. Судьба не очень оцененного, подлинного воина, труженика войны мне чрезвычайно близка. Эта картина очень важна и сегодня.

Завтра в санатории — «Чучело»: надо взять пару журналов из дома. Может, попросить приехать Лену?

15.04.86 г.

Вчера премьеру «Проверки» снимало западногерманское телевидение. После фильма просили всех остаться. Дали говорить троим, кроме меня. Я не нашелся. Думаю, их не интересует Локотков и тема русского милосердия. Им важна история Лазарева, его предательства (которое для них не предательство, а свободное волеизъявление и его трудности). Надо было чуть раньше это понять и тут же открыто об этом спросить, поставить их в неловкое положение и специально попросить, чтобы так картина не освещалась.

Жаль, что так, но еще более жаль, что я сам сплоховал.

К съезду

На встрече с кинематографистами М.С. Горбачев сказал: «Вы думаете, поговорят и все останется как прежде? Нет, так не будет». Это очень страшно, если мы поговорим и все останется как прежде. Но это вовсе не означает спешки и торопливости, менять надо с целью, реалистично и всерьез. Смена наших усилий в кинематографе — это смена ориентации. Ориентации на проблемы детские: «Что есть хорошо, а что есть плохо?», «Кто есть хорошо, а кто есть плохо?» И тут надо действительно подходить дифференцированно.

Выступление на съезде должно иметь ясную экономическую, идейную и результативно художественную программу. Должно стать ясно, что нужны большая работа, воспитание новых кадров, что старое руководство этого не потянет!

16.04.86 г.

После разгрузочного дня ушло 700 г. Вес — 79,9 кг (80 кг — рубеж перейден!). Даст бог, сегодня еще 700—800 г. А потом еще пару дней, чтобы прийти к 77—78 кг. Дело это длительное, если этим не заниматься несколько лет, снова разнесет. И тогда с организмом уже не справиться.

Обсуждение «Чучела» прошло, как всегда, с теми же двумя точками зрения. Как важно выпустить книгу и сделать ее бестселлером. (И по ТВ, и по радио и т.д.) При этом добиться у Ненашева хорошего тиража. Выпустить бы ее до сентября! Но это, наверное, уже невозможно.

Осталось восемь дней! Сегодня хоккей и хороший футбол, «Киев» с «Дуклой» в Праге. Надо почитать письма Цветаевой — не эстрадная ли это вещь? (Монологи о любви.)

Приглашают в Италию с «Чучелом» — июль. (Позволят ли врачи? Можно ли мне летать? И когда это будет возможно?)

19.04.86 г. Суббота

Апрель пришел в средине месяца,

А то такая шла погода,

Что можно было и повеситься

Или запить на четверть года!

Сегодня солнышко апрельское

В мое окно — ударом с неба,

Сегодня эта местность сельская

Запахла листьями и хлебом.

И ждать тебя сегодня весело

И день прекрасен без прикрас,

Весна на солнышко повесила

Меня, как свалянный матрас.

Хорошая статья в «Лит. газете» у Эмиля Лотяну об экспериментальном объединении. Очень точно выбрал тему. Очень понимает, что к чему. Я все думаю о выступлении на съезде, когда, м.б., стоит выступить с конкретной статьей.

Позвонили от Ю. Карасика — он сподобился ставить «На дне» Горького. С барского плеча пожаловал он мне попробоваться на Костылева. Лука — Ульянов. (Даже сроки фильма перенесли.) Если я не Лука, то не знаю, что и думать, а если Лука — Ульянов, то я не знаю, что думать вовсе. Солнечный режиссер — Юлий Карасик! Вот уж действительно «солнцем» полна голова. (Надо ему сказать, чтобы он поставил «Дети солнца»!)

Помню, на премьере «Чайки» Карасика я пригласил на роль генерала в «Телеграмму» Сергея Плотникова. Старик нервно сказал: «Не могу... У меня творческая травма» (он кого-то играл у Ю. Карасика)...

Интервью Никулина Ю.В. в «Советской культуре». Ему задают вопрос о трех режиссерах: Л. Гайдае, А. Германе и Р. Быкове — он о Быкове почему-то не говорит.

(Интересно, он гранки просматривал?)

Что-то мелькнуло в телеэкране, но я увидел себя в роли — это был Гольдин с животом, вобравшим голову в плечи (наверное, с рожками), с усами, бородой, как у моего Шишка из «Деревни Утки». И очаровательно в нем было то, что он был очаровательно безобразен...

20.04.86 г. Воскресенье

Через три дня — домой. Возвращение. Надо продумать все, что предстоит сделать. Надо найти два часа в день на ходьбу, на зарядку. Это, очевидно, очень трудно. Сегодня снова прошел 5 км. Ходить хорошо, приятно. Но новизна прошла. Толчок к ходьбе требует усилия воли.

21.04.86 г. Понедельник

Осталось три дня в этом санатории. Лена уже хлопочет о следующем. А я хочу немного побыть дома. Хочется многое привести в порядок.

Герой фильма «Мама, война!» — генеральный конструктор — конструировал межпланетные станции (очень похож на меня). «Я за то, — как сказал он, — я за синицу в руках, но и о журавле в небе нельзя забывать».

21.04.86 г.

Если бы подсчитать все убытки, которые принесло слово «нельзя», когда на самом деле «можно», когда на самом деле нужно, то тут можно было бы оперировать в данных астрономии и космоса.

К «Соблазнителю»

В учреждении нашему жениху стало совсем плохо. Учреждение, если кто знает, это такой «колидор» с дверями по обе стороны, и живут там такие люди, которые называются «люди занятые».

Они ему прямо так и сказали:

— Мы заняты, понимаете, товарищ, мы заняты.

— Так ведь я... — хотел было он сказать, что он тоже по важному делу, но его прервали.

— Товарищ, у нас инвентаризация...

— Так ведь мне только, — хотел было сказать он, имея в виду, что ему только в справочный отдел.

— Товарищ, у нас конец квартала.

— Так ведь у меня, — сказал он, имея в виду, что дело безотлагательное.

— Товарищ! - прервали его. — Будьте скромнее! И все заговорили разом:

— У нас инвентаризация, у нас конец квартала, у нас ускорение, и времени уже на посетителей не остается.

— Товарищ! Вы газеты читаете? Нет? Почитайте! Что вы тут бродите? Почему вы не на своем рабочем месте?

И такое началось! Часа четыре занятые люди объясняли ему, как они заняты, по дружбе объясняли и строго, громко, и совсем на ухо, по секрету, и совершенно открыто, чтобы все слышали.

Несбывшееся.

Александр Сергеевич Пушкин в спектакле МХАТ по пьесе Л. Зорина «Медная бабушка» (режиссер М. Козаков). Премьера не состоялась

Пробы в фильме «Христос остановился в Гродно» (режиссер В. Бычков). От чудесной роли пришлось отказаться

«Повесть об Искремасе». Главную роль сценаристы Ю. Дунский и Я. Фрид писали специально для Ролана Быкова. Но режиссер А. Митта предпочел более «мягкий» образ. Фильм вышел под названием «Гори, гори моя звезда...» с Олегом Табаковым

Фильм-апокалипсис «Письма мертвого человека» (режиссер К. Лопушанский, сценарий В. Рыбакова при участии Б. Стругацкого)

«Чтобы остаться нормальным, он сошел с ума... Вот в чем его драма»

На выжженной земле

Роль ученого Ларсена Ролан Быков играл буквально всеми нервами. После съемок тяжело заболел

Триединый вождь, в чертах которого угадывается и Сталин, и Берия, и Хрущев в фильме С. Овчарова «Оно» по мотивам произведений М. Салтыкова-Щедрина. Один из первых «перестроечных» фильмов. 1987

И снова Хрущев в фильме «Серые волки» (режиссер И. Гостев). «У меня самого руки по локоть в крови. Но мы хоть помним, ради чего это все начиналось». Сын Хрущева Сергей - А. Потапов, Микоян - Л. Дуров

Детство, его незащищенность во взрослом мире - главная тема Ролана Быкова в фильме «Я больше сюда не вернусь». В роли девочки Любы - Нина Гончарова, это ее история

В середине девяностых появился замысел фильма о Второй мировой войне под названием «Портрет Неизвестного солдата». Ролан Быков работал над ним до конца жизни.

А еще тащил на себе неподъемный воз общественных и административных бязанностей. «На что я трачу свои бриллиантовые годы?..»

«Для меня не было женщины. Тебя Бог выдумал и послал мне...»

На съемках фильма «Докер» (режиссер Ю. Рогов) Ролан Быков и Елена Санаева встретились, чтобы никогда не расставаться. 1973

«Полюбишь. Полюбишь. Я - хорошая команда»

Павел Санаев, будущий автор повести «Похороните меня за плинтусом»

«А ты мне дочь, а ты мне ночь, а ты мне мать. И это мне не превозмочь, не рассказать!»

В семейном кругу

Ролан Быков среди друзей, знакомых, единомышленников, тех, кем он восхищался и кто восхищался им...

С Мстиславом Ростроповичем

В день своего пятидесятилетия с Аркадием Райкиным

С Екатериной Максимовой и Владимиром Васильевым

На открытии Академии дураков с Вячеславом Полуниным

Учитель и ученица двадцать лет спустя после «Чучела». Кристина Орбакайте -открытие Ролана Быкова

Ролан Быков - режиссер, актер, сценарист, поэт... «человек-оркестр»

«Я хотел бы вернуться к себе, тому мальчику, который всех любил...»

Фигуры людей растут после смерти

И рушатся после смерти.

Их жизнь после смерти возьмите измерьте.

Она возникает, поверьте.

Она после смерти опять продолжает

Свои основные усилья

И кто-то посмертно уже получает

Желанные в жизни крылья...

(Из стихотворения Ролана Быкова)

Старушка объясняет ему, пересказывая все, что они говорили, но уже вскрывая подоплеку. Она ему переводит с ихнего языка на нашенский...

— Тут игра одна: ты начальник — я дурак, я начальник — ты дурак... Раньше назывались бюрократы, теперь ускорители, они все ускоряют до такой скорости, чтобы было в результате помедленней. Вот бумаги пишутся гораздо быстрей! И их больше стало. Пока еще с бюрократизмом не боролись, то еще сносно было, а как стали бороться с бюрократией, то бумаги и вовсе стало не хватать, потому что на каждое письмо еще приписочка, на каждую приписочку объяснение, на каждое объяснение строгий приказ, а на строгий приказ уже разъяснение — и везде об одном, чтобы, не дай Бог, бюрократии не разводить, разных препонов и рогаток не ставить, чтобы во всем была личная ответственность и чтобы ни на кого ее не перекладывать. А как не станешь ни на кого перекладывать, сразу в дураки попадешь, в виноватые, а с виноватыми, сам знаешь, разговор короток: чуть чего — за ушко и на солнышко. Потому что это самое ускорение, сказали, самой жизнью диктуется, ну а коли диктуется, то оно, конечно, и пишется. Понял, миленький мой?

— Не, не понял ничего.

— И не надо, милок, не поймешь, тут наука очень хитрая: без бутылки не разберешься, а пить не велят, так что поезжай по-хорошему.

— Да мне адрес нужно было только спросить, — выходит он.

— Адрес? Да что ты, милок, адрес! Адрес — это же бумага, а бумагу можно только чудом получить. Тут ведь все к одному приставлено и одно за одним так и катится, тут ведь как? Есть Зам, есть Сам и есть Там. Зам занимается только сложением и вычитанием, Сам занимается уже умножением и... (старуха воровато огляделась) и делением. А Там!.. Там уж, милок, как водится! Там занимаются извлечением корня и возведением в степень! Вот такая арифметика, вот такая алгебра с геометрией!..

Ты слушай меня, я не замминистра, но я все лучше всех знаю, я тут восемнадцать лет работаю. Ведь тут все просто с бумагами-то: зачем ее давать, когда можно не давать? Понял, сынок? Если тебе бумага нужна, ему ведь ни жарко ни холодно - человеческий фактор называется, но за это пока не судят никого. И премий за это не лишают, и повышение по службе быстрее идет.

Знаешь, как говорят? Вышел тебе приказ денег отвалить...

-Ну?

— А приказ есть, а наличия нет... Вот такая, понимаешь, история!

Я тебе скажу прямо - до Зама разговаривать не с кем и незачем. Их тут всех держут не для этого. Они должны только руками разводить и глазами наверх показывать: дескать, они бы и рады, да не могут — Зам заругает.

Гриша Чухрай отказался от всех соблазнительных поездок — сидит, готовит выступление на съезде. А я не готовлюсь? И о «Юности», и о «Э.Т.О.», и о «Дебюте», и о системе плохого фильма. О логике — не букве приказа, а о логике реально существующих действий.

За плохой фильм хвалят — за хороший наказывают. Не благодаря, а вопреки вышли и «Мой друг Иван Лапшин», и «Проверка на дорогах», и «Парад планет», и «Остановился поезд», и «Чучело», и др. фильмы.

«Соблазнитель» становится сегодня очень актуальным. Анекдот: «Ты гнать будешь? — Буду — Так посадят! — Посадят! -Ну и тогда что? — Сын будет гнать! — Так ведь и сына посадят! — И сына посадят. — А тогда что? — Внук будет гнать. — Так ведь и внука посадят! — И внука посадят. — А тогда что? — А тут как раз я вернусь...»

Моя печаль прозрачна, как родник, Бегущий по ребристому песку на дне. Твой образ нежный из него возник.

25.04.86 г.

Я дома. «Как бы ни было хорошо в реанимации, а дома лучше!»

Правда, был хоккейный день. Наши играли хорошо, а за финнов обидно, они выигрывали три периода и дали сравнять игру (было 4:2) за последние 49 секунд.

Надо в первую очередь наладить режим. А то вот час ночи, а я не сплю. Правда, я поспал с 9.30 до 23.30 и почти выспался. Надо очень подумать, что сейчас надо мне делать.

Дома очень хорошо. Пашка взрослый, ироничный и жесткий... становится жестким. Я прислушиваюсь к его разговорам с товарищами и не понимаю интонаций. У них явно тайны, что тут, не пойму. И почему до сих пор нет девочки?

28.04.86 г.

Функционирую. Иду на лекарствах. Пока не делаю зарядки и не гуляю по утрам — не могу войти в режим постепенно.

Считаю большим для себя событием знакомство с фигурой Ивана Никифорова, человека неграмотного, начавшего заниматься искусством в 63 года. Он рисовал картины и писал толстые романы (с «картинками»). Я прочел роман «НЭП» — он сохранился целиком. Читал по подлиннику, написанному «печатными буквами» от руки с непрестанными грамматическими ошибками. Но самое интересное, что нарушение законов грамматики нежит и ласкает слух, слово взрывается, и в разломе смысла вспыхивают все время радуги русской речи. (Речи детской, деревенской, подлинной в чем-то самом главном.)

Ошибки такие многочисленные и талантливые (сплошь и рядом), что возникает подозрение в подделке. Внутренняя цельность, абсолютная композиционная зрелость, особая современность произведения, которое вроде бы должно быть архаичным, усиливают мою подозрительность в отношении «подлинности» романа безграмотного Никифорова. Но его живопись — пиршество. Это одна из вершин примитивизма, и Пиросмани для меня сильно бледнеет. Но одно чрезвычайно сильно действует, опровергая его неподлинность, — история жизни.

На него в 41-м упал станок и искривил (не то сломал ему) позвоночник. Он остался «кривым», но выжил. (Пока биографию его я знаю мало.) Рисовал он на обоях. Картины почти все у него украли (художник Андрушкевич), романами семья топила печь. Сохранилась одна половина еще одного романа «Фальшивомонетчики», с «картинками» (на одном листе текст, на другом «картинка»).

Жанр романа «НЭП», условно говоря, — жестокий романс. Но герой все повествование несет в себе органическое сплетение правды жизни с любой примитивностью, на которую способен автор. И тут она откровенна. Это и «Милый друг» Мопассана, это и Лесков, это и деревенская проза и т.д.

Очень интересно. И надо думать, а какой мог бы быть фильм! Я бы не думая взялся бы его ставить, если бы Лене была роль!

И какое противопоставление «Печальному детективу» Астафьева! При неком сходстве фактур и подхода всех, кого Астафьев осуждает, и даже со злобой, Никифоров любит. Его герой — ломовой извозчик, зарабатывающий, хорош собой, добрый, дельный... мошенник. И таково-то он хорош! Что же, у нас был комический Бендер, герой нэпа — двух авторов-интеллигентов. Вот еще один герой — искусства и тайной привязанности самых широких масс. Это допатефонное время, когда на фоне «бренчалки» (балалайки) в «гоголях» ходил баян (и баянист), обаятелен был уехавший в город (да еще в Москву) за хорошей жизнью молодой удалый удачник.

Эх-ма! Сколько правды! Автор откровенно симпатизирует карточному игроку, его успеху, «деловым» качествам. И идеализирует героя вовсю.

Его бесконечные любовные победы, троеженство и т.д. выглядят и человечными, и симпатичными. Он — благодетель по призыву души. Он щедр. И все это убеждает. Наверное, роман не станут печатать, а если станут, то исправят ошибки — это будет наполовину смерть.

Фильм же можно сделать очень сильный и очень глубокий. Его «эскизы» — то есть его живопись... Актеров найти... найти подлинность речи и т.д.

И почему-то не раздражает пошлость «высоких чувств» у героев, явное наследие бульварных романов.

Надо встретиться с хозяином книги Вячеславом Ореховым (он у меня, оказывается, учился) — он живет в Болшево. Вот так да! Я в лепешку разобьюсь, а достану и себе картину Никифорова!

(Не так, как вышло с Целковым Олегом.)

Сегодня в Московском управлении культуры мне предложили стать главным режиссером МТЮЗа, с филиалом на Спартаковской в доме Хлебной биржи (там был Бауманский дом пионеров, где я вел студию). Мне сказали, что дадут сделать студию, взять актеров и режиссеров и т.д.

Надо, конечно, отказываться. Но... что-то шевелится в душе: собрать авторов, найти актеров, вернуть группу, перевезти. Ввести кукол. Цирк. Пантомиму. Балет (скооперироваться с Натальей Сац в смысле балета), создать в училище предмет клоунады, анализ роли и т.д., и т.п.

Но! Опять надо расчищать авгиевы конюшни, опять Князева и опять Горелов, опять все сначала? Ведь я ушел от этого 25 лет назад. Возвращение?

Я бы поставил новый вариант «Буратино» с музыкой А. Рыбникова. (Но нужны юные Буратино, Мальвина и...) А может, это куклы настоящие? А может, травести вместе с настоящими?

(Группа — «Люди и куклы».)

Поставить «Питер Пэн».

Поставить «Ревизор» (с Бурляевым или Ярмольником). Можно взять пьесу этой Маечки, сделать с Юрой Щекочихиным — создать при театре самодеятельную студию драматургов.

Что играть Лене? И как она пойдет в театре? Там ведь есть Киндинова.

Надо много приглашать на гастроли и повести несколько студий (самодеятельных).

Все бы это хорошо, но всего не охватишь! А книжки! А кино? А роли?.. И потом — тратить время на то, чтобы «артист Ник» чуть лучше сыграл? Они что думают, что все дело в Жигульском? А они сами что? Тут и Холмский не сладил, а ведь хитер, как бес и лиса и т.д.

Опора была бы — молодежь (приглашать молодежь) — гастролеры.

МТЮЗ. (Театр разных групп — цирковой, балетный, пантомимический, клоунадный, эстрадный...)

О Ленине — острая пьеса о II съезде РСДРП (драка стульями)...

01.05.86 г.

Праздник! Приехал Олег из Липецка. Князева в больнице, ей предстоит тяжелая операция, даже несколько. Врач требует кого-то из близких родственников. У нее камни в печени, поджелудочная, язва. (Если это так.)

Завтра в 15.00 Олег должен быть у врача.

В МТЮЗ, наверное, идти не надо. Я не выдержу этого и финансово, и морально. Возиться с барахлом, делая из него праздничные вещи, — неохота.

Очень хорошо, что будут ученики, что дают студию. Это очень хорошо. Но все вместе это неважная перспектива на финал жизни.

07.05.86 г.

Был у Шадрина, пока не отказываюсь, на всякий случай поставил условие: главреж и директор в одном лице (моем). Был в ЦК ВЛКСМ у Мишина — говорил о детском кино. Договорился, что Мишин договорится с помощником Горбачева, Смирновым, чтобы тот меня принял. (Говорили о 5-й программе на ТВ и т.д.) Надо написать короткую докладную записку.

Был у Ермаша, говорил о высшей категории (для «Чучела»), о фестивале, о звании. Был 5-го. А 6-го уже на коллегии дали высшую категорию — очень боится моего выступления. Но я понял, что в новой ситуации он боится и Сизова — о 10% вычетов даже говорить не стал. Надо обратиться в режиссерское бюро (при высшей категории 10% — это 2 тыс. рублей, если не 3 тыс. рублей).

Написать выступление надо за 9, 10, 11 и 12-е (дней вроде хватит).

У нас нет Института истории и теории кино, у нас есть баскаковский институт, а это означает — никаких теорий и долой факты (история фальсификации кино).

Я чувствую, что наш кинематограф уже сегодня готов отобразить все изменения в нашей жизни, все ее новые черты, отразить даже в том случае, если этих изменений не будет на самом деле. Даже если ничего не изменится, наше кино уже готово отразить интенсификацию. Но очень боюсь, что это нам будет сложно, ибо сами мы, как оказывается, менять свою работу не собираемся. Нам бы, может, и хотелось что-то изменить, но для этого надо определить, кто способен изменить и как сделать лучше. (Нужна позитивная программа.)

Обязательно ввести в устав СК СССР положение, ограничивающее участие членов секретариата в коллегии Госкино СССР.

Я не боюсь призывать к решительным изменениям, ибо твердо знаю, что если мы рискнем что-либо сделать крайне решительно и даже безгранично, это будет как раз половина того, что необходимо.

Нам придется не только отображать изменения, происходящие в нашей жизни вокруг нас, нам придется меняться самим, менять наше производство и мышление хотя бы для того, чтобы не картины существовали для студии и руководства Госкино, а руководство Госкино и студии существовали для картин.

Авторитет администрации разрушил производство. Но сегодня это реальность. Я построил работу в «Чучеле», опираясь на администрацию.

600 копий «Чучела», а «Жестокого романса» 1800 копий. Допечатайте еще 1200 копий, они нужны. Картина еще не один раз будет спорной, а надо, чтобы она победила всенародно.

Может быть, о веке тотальной демагогии.

В России запасы не только пресной воды, но и духовности. Ее надо беречь. Письма по «Чучелу» показали несказанную красоту нашего человека.

09-10.05.86 г.

Видел «Жил отважный капитан» Германа (под фамилией Кармалита). Продолжение приличного фильма «Торпедоносцы», но подслащено и расцвечено. Понимаю, почему кряхтел Алексей, но дело не только в том, что фильм хуже, чем мог быть, дело в том, что для Германов, как для авторов, это уже «клише». Жаль, если они свои сценарии пустят под «клише» и расплодят режиссуру только такую. Но как интересно, что все это оказалось не былью, а сказкой с американским хорошим концом. То, что герой заикается, — не колышет. Особенно в самом фильме рядом с коляской инвалида и погибшими товарищами.

В фильме не произошло что-то существенное: он и не серьезен, и не историчен... и все как надуманная канитель...

Нет большего идиотизма, нет большего предательства интересов народных масс, чем разделение оценки фильма на творческие и производственные. Жутко звучит фраза: «Картина плохая, но производственные показатели очень хорошие». Это звучит как «больной мертв», но печень и почки, позвоночник и продолговатые мышцы у него в полном порядке.

Поиск художественного критерия в оценке и контроле за производством творческого произведения. Критерии должны быть научными. Где хоть одна научная работа по экономике производства в двух наших институтах? Где хоть один научный анализ системы оплаты и ее юридической и правовой обоснованности? Я думаю, что нет области в нашей стране, где нарушение элементарных законов права, вплоть до основного закона — нашей конституции. (Цитата из М.С. Горбачева о соблюдении законов учреждениями.)

Надлежит при Союзе организовать постоянно действующую арбитражную юридическую комиссию, свою юридическую консультацию для того, чтобы судиться со студиями и Госкино СССР (40% из 100% заплатили мне за «Чучело» в отместку за создание нужной и хорошей картины. За то, что картина собрала более 300% порога окупаемости, а на деле 600%).

Влияние западного кинематографа типа «Кинг-Конга» и т.д. загрязняет нашу духовную среду.

О нынешнем руководстве Союза кинематографистов Владимир Владимирович Маяковский в свое время написал: «Шел я верхом, шел я низом, строил мост в социализм. Не достроил и устал и уселся у моста. Травка выросла у моста, под мостом бегут овечки, мы желаем очень просто отдохнуть у этой речки!»

И. Никифоров умер 4 сентября 1971 года перед выставкой в ЦДЛ, которая состоялась 5 января 1972 года. (Родился 29 августа 1897 г., деревня Монаково близ Вереи.)

Выставка была наиболее полная. Потом была однодневная выставка в Доме художника на Кузнецком и в училище Федоскино (миниатюры). В редакции «Советская культура» была выставка в начале 1971 г. или в конце 1970 г., Никифоров был жив. Есть кусочки — Никифоров на выставке.

Узнать, какие письма есть у родственников, у Андрушкевича?

На выставке в ЦДЛ была дочь Валентина — она рыдала. (Они его считали чокнутым.)

Жена баптистка — отношения сложные. (Есть даже несколько антирелигиозных картинок: черти несут попов жарить.)

Мотался на заработки в Москву, жил в общежитии — в доме были нелады.

Его не кормили в 1965 г. дома. У него была тридцатирублевая пенсия, из нее он покупал обои, дешевые краски и ел.

(Из обойных картинок много утрачено. Из Дома самодеятельного творчества большое количество «рисунков на обоях» взяли на выставку, но кто-то уволился, и картины пропали.)

Рисовал он, когда все уходили, иначе домашние его гоняли.

Отказывался делать иллюстрации к «Купцу Калашникову» -«Я не знаю, как их сделать»... Переписал от руки обе поэмы и потом сделал иллюстрации к «Боярину Орше» и к «Сказке о рыбаке и рыбке»!

В 1971 году его устроили в Дом творчества художников (Челюскино) на месяц. Там он, как негр, был в работе.

— Иван Михалыч, вы отдыхайте.

— Как же, меня тут бесплатно кормят...

— Художники — озорники! Говорят, пошли на озеро рисовать... привели, а там женщина в халате... А потом снимает — в чем мать родила.

Слава Орехов работает на военной студии. Режиссером. Закончил Высшие режиссерские курсы в 1971 году. 46 лет.

Год 1964—1965 — его знакомство с Никифоровым. Случайно был на выставке районных самодеятельных художников — и вдруг! Вместо подражания профессионалам — свое неповторимое и т.д.

Поражала острота зрения.

О романах мало что говорил. Пропавшую автобиографию Никифорова не искали.

Истоки Руси

Геолог Гриневич Геннадий Станиславович расшифровал этрусский язык. (Северная Италия.) Лингвист-любитель.

Черторезы — древнеславянская, даже прославянская письменность, существовавшая до крещения Руси (считалось, что это декоративные рисунки).

Фесский диск (Крит) XVII в. до н. э. он расшифровал тоже. Он был до сих пор не расшифрован, как и черторезы.

Была публикация в «Советской России» с послесловием доктора исторических наук (?), которая подтверждает гипотезу.

В результате нее, применив систему черторезов к знакам этрусков, он прочитал 80% всех надписей этрусского языка.

Формализованная наука душит неформализованную, как лес подлесок, закрывая солнце от ростков... Нужно корчевать пни, осушать болота, рубить сухостой... написать бы книгу о живой жизни науки... со странным призывом не губить ее экологию. Да, именно экологию. Этот термин надо расширить: детство — экологическая среда духа... Неформализованная наука — экологическая среда науки (?), так ли?

17.05.86 г.

Снова в санатории. К выступлению так и не подготовился, писал-писал и никак не смог. 13-го открылся съезд. В президиуме все забаллотированные. Кулиджанов сделал, так сказать, «самокритичный доклад». Я выступил в первый день. В голове выступление вроде складывалось, ясности не было. Волновался и все время писал варианты начала. Говорил хорошо. Старался тянуть мысль. Десять минут миновали как одна. Зал просил продлить. Говорил 25—30 минут. Закончил под овацию. Съезд покатился как по маслу.

Выбрали секретарем вместо В. Грамматикова. Володька этого явно не ожидает. Будет расстроен. Понятия не имею, кого сделать заместителем, кто должен войти в комиссию. На душе не очень хорошо. Надо что-то делать, а что? Где союзники?

Где искать помощи? Надо устанавливать контакты с Госкино СССР, с куратором детского кино, студии Горького. Что за семинары? Какие контакты и зачем в соцстранах? Детский фестиваль. Неделя детского кино. Что с кадрами? Какой курс у Чулюскина? Как это делать интересно и массово? Дипломы. Что на высших режиссерских курсах?

Детская комиссия и комиссия мультипликации, какая связь? Подготовка к международному фестивалю для детей.

Сценарский конкурс (постоянный, жанровые варианты каждый год). Найти премии для него. Для этого делать всесоюзную ассоциацию детского кино. (Его ведут сценаристы, критики, редакторы, Госкино.)

Комиссия по детскому кино в СК СССР: 1. Митта(?). 2. Грамматиков. 3. Львовский. 4. Лунгин. 5. Толстых (молодой). 6. Юзовский. 7. Кремнев. 8. Сегель. 9. Туманян. 10. А. Александров. 11. Бочаров(?). 12. Железников. 13. Алексин. 14. Критик. 15. Парамонова(?). 16. Петровский. 17. Голубкина. 18. Н. Бондарчук).

21.05.86 г.

Время течет бешено. Оно уходит. Был в ЦК КПСС у Камшалова и Косаревой. Они послушали, все приняли и сказали: пусть Союз кинематографистов напишет (Климов). Вообще-то всесоюзная комиссия детского кино должна иметь самостоятельность и большой авторитет.

Нет, надо идти дальше. К Яковлеву и т.д. Звонили из ВГИКа — вроде говорят о курсе (если Лера не напутала). Надо бы все узнать у Жоры Склянского, надо бы сыграть в эту игру. И во ВГИКе надо все менять, надо и оттуда проводить крохоборов и бездарных идиотов.

Надо сделать «Юность» и получить курс во ВГИКе. (Я бы смог решить многие проблемы.)

Сижу — пишу. Пишу об основных проблемах детского кино и начинаю понимать, что это огромная работа, гораздо большая, нежели можно было бы подумать. Но совершенно объективно — это самая важная комиссия, тут очень много вопросов и все они в жутком запустении. У нас нет режиссуры достаточно талантливой и достаточно преданной, у нас нет дома, у нас нет драматургии достаточно высокой и понимающей, ради чего она творит.

Все это чрезвычайные задачи — они огромны, они требуют работы и работников. Нужна и комната, нужны и портреты старших, нужно и видео, и киношка, и т.д.

Это огромное международное дело, надо более активно участвовать в СИФЕЖе, надо двигаться в Южную Америку, Азию и Африку, нужно решительно поднять престиж советского детского кино, международного кинофестиваля. (Это не треп, а борьба против войны.)

03.06.86 г.

Летит время безобразно. Ничего не делается. Ни по одной дорожке нет продвижения. Угнетает, что без лекарств все время душит, но еще больше угнетает, что безобразно жирею. Не могу себя видеть, вспоминаю двоюродную сестру Нэлю, которая говорила, что ноги не носят.

Первое — перестать жрать и худеть, для этого ходить 15 км в день, не меньше. Это приказ, клятва, все что угодно, но эту программу надо восстанавливать. М.б., поговорить с врачами о разгрузочных днях.

Надо подготовиться к встрече с Ермашом, написать большую, аргументированную докладную записку. (Как Аскольдов свое письмо Ельцину.) Вот и уйдет время. А вообще надо все начать сначала — все дела, все по порядку и начать программу.

Беру на себя слишком много суетливого. А может, не нужен мне союз, секретариатство, совет по эстетике и т.д.? Может, все-таки важнее писать и ставить? Или все-таки (что для меня привычней) успеть все? Право, не знаю. Не знаю. Нахожусь в истерическом состоянии. Кошмар.

07.06.86 г.

Летит, летит жизнь. Летит без толку...

Надо заново расписывать дела. Заново успокоиться.

02-03.08.86 г.

Дни помчались колесом. Очень много важного и интересного. Жаль, не записывал. Пишу в «Стреле» — с Леной и Пашей едем отдыхать в Сортавалу.

Не успел написать письма секретариату, 7-й секретариат по международным связям и фестивалям.

13.08.86 г. Сортавала

Тут прекрасно. Очень красиво. Замечательная погода. Никогда в течение последних лет так не отдыхал. Очень много интересного, записывать все — не записать. Много интересных рассказов соседа по столу. Он из Баку, рассказывает умеючи, сочно, смачно, чувственно, отдаваясь этому с удовольствием.

Самый интересный рассказ о Яше Рабиновиче. Юрисконсульт русской православной церкви (в Баку), который в результате получил 12 лет сроку, но просидел всего два года и уехал из Союза на Сейшельские острова с одним «дипломатом», в котором была зубная паста, щетка и пара бутылок боржоми. Он «делал дела» — был посредником. Он продавал квартиры, дома, чуть ли не микрорайоны. А на суде говорил: «Я аферист, а это всего два года по нашему кодексу». А когда к нему обратился человек, который заявил: «Яша, у меня семья, я не могу жить на зарплату!» «В чем дело? — ответил Яша. — Вот законы (он выложил уголовный кодекс), вот голова, подумаем». И тут же предложил ему спекуляцию кольцами (покупаешь в Ленинграде за 150, продаешь тут за 1800). «Где же взять оборотный капитал?»

«В чем дело? — отвечал Яша. — Что я, не дам тебе 20—25 тысяч? Что тебе... недостаточно? Мы же знаем, зачем даем?.. Мы же на дело даем!» А некоторым — бедным — давал квартиры бесплатно. И на суде эти люди говорили: «Это самый честный человек в Баку, мы будем за него всю жизнь богу молиться!» Итак... Яша Рабинович, — юрисконсульт русской православной церкви — самый честный человек в Баку!

— Еду сначала в Израиль (посмотреть) и сразу на Сейшельские острова.

— Почему туда?

— Там... мне климат очень подходит, круглый год 26—27 градусов тепла.

(Яша выдавал в Баку людям огромные деньги, в Штатах их родственники клали на его счет деньги из расчета 5 рублей — 1 доллар, по ценам черного рынка. А теперь он сможет жить только на проценты.)

Пока здесь ничего не писал. Очень хорошо отдыхать. Звонил В. Ежов — индусы приезжают. Прерывать отдых бессмысленно да и как-то унизительно. (Кстати, они еще не знают обо мне, да и мне будет трудно отказываться, а, наверное, придется.) Интересно, сумеет ли Бегинин сделать то, что обещал?

Очень хотелось бы поставить «Плаху» Ч. Айтматова. Но, к сожалению, ее, наверное, уже схватил Толомуш Океев. Надо бы срочно связаться с ним.

Сейчас объединения анонимны. Бондарчук, Наумов, Ростоцкий, Лиознова и др. не подписывают своим именем фильмы своих объединений. Верно ли это? Не снижает ли это их личную ответственность перед зрителем? Если будут оставаться объединения в любом их виде, то обязательна личная ответственность худруков — они должны подписывать фильмы объединения под руководством С.Ф. Бондарчука. Или «Мосфильм», мастерская детских и юношеских фильмов под руководством РА. Быкова (или как-то короче).

14.08.86 г.

Валаам. Очень сильное впечатление. Но не от красоты природы, не от древней архитектуры — совсем от другого. Экскурсовод, рассказывающий с любовью о Валааме и его истории, постепенно нарисовал картину человеческого подвига, создавшего рукотворный остров. Сама природа дала пример своего великого стремления к жизни: огромные деревья растут на 20-сантиметровом слое почвы, и корни чудом держатся за камни, проникая в расщелины.

Монахи, которые тут жили, в тысячах мешков возили землю с материка. Они развели на острове дубы и клены (хотя и не были ни мичуринцами, ни селекционерами). Они создали чудо-сады, в которых росли (на севере) яблоки и груши, арбузы, причем чудо-яблоки — по килограмму и даже по два и чудо-арбузы — по 10 кг. Говорили — Бог дал, поражали богомольцев-паломников (до 20 тыс. в год). Был монастырь, были сады, были отшельники. (Потом отшельников отменили — все должны работать!)

Монастырь получал пожертвования и награды от распространения христианства до Аляски. Монастырь горел и строился вновь. В начале XIX века стал каменным. Жили аскетично. Работали и молились по 13—14 часов в сутки. Мясо не ели. (А в скитах не ели не только мясо, но и рыбы, молока и т.д.)

Монахи сделали на острове в 28 квадратных километров на 100 км дорог, по которым можно ходить и ездить по сей день.

Потом монастырь стал финским. Впервые монахи взялись за оружие, хотя «не убий» не позволяло им воевать со шведами и т.д., когда пришла революция. В 1940 году остатки монашества уехали в глубь Финляндии и организовали православный монастырь, они увезли сокровища и прекрасную библиотеку, насчитывающую 30 тыс. книг...

И вот 1986 год! Все разрушено, изгажено, сады погублены. Тут жили инвалиды ВОВ, которые были изувечены и не захотели возвращаться домой после войны.

Потом они состарились. Жизнь на острове тяжела, климат суров. Их переселили, построив для них два больших дома...

Какая печаль входит в сердце! Это все не памятники старины, это памятники нашей современности и реальности. Это открытая книга, где крупными буквами, курсивом рассказывается о всенародном горе — бесхозяйственности, равнодушии, запустении и разрухе. Страшная картина сегодняшнего дня! Страшная. Жуткая.

В «Известиях» № 224 за 12 августа 1986 г. напечатана статья о десятилетней исследовательской работе социолога Анзора Александровича Габиани (Тбилиси), который занимался проблемой распространения наркотиков среди нашей молодежи. То, что проблема наркотиков стала гласной, то, что он уже десять лет (а это значит до XXVII съезда партии) занят наркотиками, говорит о многом и в его пользу. Статья о нем написана некой Е. Аль-бац, называется она «Лик недуга». Есть абзац, который важен для понимания главной ценности статьи и исследований Габиани: «Так что же предлагают ученые, дабы пресечь распространение ужасного порока? Прежде всего — не молчать. Ибо, утверждают они, фигура умолчания, сокрытия не позволяет общественному организму выработать социальный иммунитет. Второе: борьба с наркоманией не должна носить компанейский характер. Иллюзия — думать, что с болезнью можно справиться исключительными усилиями правоохранительных органов».

Это очень важное замечание. Не новое после XXVII съезда, но все равно важное, но не это меня заинтересовало! «12-й этаж» показал мне, что выходить на экран без решения вопроса, если он конкретен, нельзя! Это профанация. «Смелые» слова (поскольку за ними нет позитивной программы) оказываются болтовней, к ним можно так же привыкнуть, как к умалчиванию и прямой лжи. На Западе к этому давно привыкли. Ракеты, бомбы и С.О.И. отрицает весь мир, газеты пишут, общественные деятели заявляют, международные конференции протестуют — но это все, говоря по-русски, «до фени»! Такая свобода слова, «гласа, вопиющего в пустыне»! В одном из наших фильмов об этом говорилось: «Можете жаловаться, можете жаловаться, можете жаловаться!»

16.08.86 г. Сортавала

У Паши день рождения. 17 лет. Заказали пирог на кухне, Лена сделала торт. Устроили в столовой чай. Было человек 35.

Хорошо. После чая ребята ушли на гору (в шалаш), жгли костры, жарили черный хлеб, ели с чесноком, запивали томатным соком.

Кажется, додумалась схема с «Куролесовым». Курочкин привез мешок алмазов, ему нужен гранильщик (гранильный станок он выслал багажом — скоро приедет). Он решил открыть мастерскую «Металлоремонт», делать ключи, а гранильщик будет гранить камешки.

Вор и мастер из ПТУ говорят Васе одни и те же слова, при этом у мастера получается, что главное — работать, у Вора главное — воровать.

— У него золотые руки, у меня — золотое сердце, на золоте и сойдемся!

Курочкин из недостатков делает достоинства. Взяли склад, обнаружили Васю. Курочкин решил: возьмем его на дело — будет повязан. Взяли в магазин — ты теперь наш, на веревочке.

Подожгли магазин, чтобы избавиться от свидетеля (надо только придумать, как решить это комедийно).

Тогда мама, спасая сына, коня на скаку останавливает и входит в горящую избу.

Зачем Курочкин пса в мешке продавал? Это ему вроде не надо. Может, не он продавал?

В чем роль собаки Матроса? Может, Матрос привел маму Евлампиевну в магазин? А Вася послал записку, и Матрос отнес... (В него, м.б., стреляли, ранили, но он герой.)

Матрос и на пасеку привел.

— Изнутри ломом заперто... Вот почему я за товарища Сталина.

У нас, милок, труд не уважается. Вор уважается больше всех. Вот, говорят, есть люди честные. Не возражаю, может, честные люди и есть. Но ты заметил, Василек, или нет: честный человек нынче не хуже вора жить хочет.

— Когда у меня будет денег мешков пять, мне воровать не захочется. Человек с деньгами гораздо добрее становится, я вот, например, как «скок залеплю», становлюсь сразу моральным и нравственным. А без денег человеку добрым быть не хочется, моральным и нравственным он не будет из принципа. А то, пойми, воры да жулики живут припеваючи, а люди честные от получки до получки, два раза в месяц — и все радости.

- Я пойман, я не вор.

- Ты мне сделай самый строгий закон и его не меняй, а мы уж как-нибудь приспособимся. А то законы все время меняются, начальство сажают почем зря и кого ни попадя, так что вору в законе, такому как мне, никак нельзя выбрать линию.

Разведчик едва добрался до «своих». «Свои» оказались пьяными, подвесили на дерево за ноги. Случайно оказался офицер. Пьяные испугались, молчали. Офицер строго спросил висящего: «Что происходит?» Висящий отвечает: «Разбираемся».

04.11.86 г. Будапешт

Поездка практически безнадежно ненужная. Тут 30-летие событий 56-го года. Атмосфера тягостная. Из Союза кинематографистов — ни одного человека: ни звонка, ни слуха ни духа; а тут все-таки и А. Герман, и я. В Будапеште показали только картину Климова «Прощание» — на открытии. Германа услали с премьерой в другой город, меня завтра куда-то усылают тоже. Я тут нажал: 6-го и 7-го обещают показать картину Германа и мою в Будапеште.

Лена и Кристина в бегах за заграничным. Кристина изменилась категорически. Кажется, что ее подменили, вынули из нее душу. Ей — 15! Да тут еще бабушка умерла... Боже! Боже! Помоги ей спастись...

По мастерской (а теперь всерьез!)

«Индийская невеста» — совместно с Индией (и, как обещали, с английским продюсером).

1. Если это будет «индийское кино», то есть и без нас много. В этом ли самая большая необходимость для советских детей? Если же это наше кино (настоящая сказка, вещь, достойная великого Востока и т.д.) — то это наша сказка. Но встает вопрос:

устроит ли это индийскую сторону? (Тут их увлечь новым направлением кино Индии.)

Об этом надо договариваться на берегу: с Госкино, со студией, с Совинфильмом и главным образом с индусами. (Этого ли они хотят?)

2. Разговор о том, что комбинированные кадры надо снимать у чехов или у нас, меня насторожили. У меня и ранее-то возникали сомнения: как это индус-англичанин решил выложить деньги — не в традиции у индийского кинопроизводства не ехать у кого-то на шее, окажется, что и комбинированных кадров нет, и англичанина нет, а потом что и денег нет — все будет как с Мехрой в «Али-Бабе». А потом сделают еще свой вариант, как выкинут из титров Латифа Файзиева. (Надо открыто и даже письменно выразить эти сомнения.) Но пойти на разрыв с этим замыслом вовсе не цель.

Нам нужны совместные сказки, восточные в том числе, — надо по пунктам получить гарантии и оформить их юридически.

3. Самое главное, чтобы в результате получилась великая легенда о любви и подвиге - тогда это будет фильм для детей, тогда это будет фильм нашего объединения. (Хотя, наверное, индусы должны знать одно: это договор не с нашим объединением, а с «Мосфильмом».) В фильме должна быть высокая духовность, новизна, приключения, чудеса и обязательно юмор.

4. Конкретные предложения.

Весь сюжет организовать сказкой «Проданный сон» (узнать, не было ли такой киноверсии этой сказки?) Бродяга попал к человеку, у которого все есть. Получил ночлег. Наутро рассказал свой сон — страшный и захватывающий. Тот, у которого все есть, предложил ему продать сон, он отказался от всего, они поменялись местами — хозяин стал бродягой. Он ушел куда глаза глядят, и весь сон сбылся: было и страшно, несколько раз он висел на волоске от смерти, но все сбылось! И конец всех приключений был наградой за веру в мечту, за неуспокоенность на благополучии и т.д.

Кроме того! Это определяет и форму. Реальность подчиняется уже законам сна (тут огромные возможности во всех смыслах и по всем направлениям). Логика уступает место как бы случайным движениям фантазии, упрощенность уступает место загадочности, сюжет становится орнаментальным. Все, что случается, - это сбывшийся сон. И дело не в запутанности, дело в том, что должна все время существовать загадка, и она будет приходить к разгадке путем приближения к истине: то есть полуотгадка, фальшивая отгадка и наконец неожиданная разгадка всего — именно та, которую зритель ожидал менее всего.

Надо «подуспокоить» фантазию авторов в том смысле, чтобы материальные и производственные усилия соответствовали эффективности этих усилий в фильме: а то целая история с летающим ковром-самолетом, а эффекта минимум — это и непроизводительно, и неинтересно. (И потом, никто еще не определял, как ковер летает? Машет ли он своими «полами», оставляя только центр «спокойным», — или это еще как-нибудь?) Так или иначе, все «выдумки» надо привести к соответствию: чем больше затрат, тем больше эффект в фильме и тем больше «метража» на него ложится.

Юмор надо не «рассыпать» по фильму, а создать комическую линию, написав ее, может быть, на Ф. Мкртчяна (узнать, в форме ли он?), или на меня, или на троицу. Превращенные в женщин мужчины что-то не больно обаятельны (хотя это нужно проверить). Но должен быть общий комический конфликт и линия его «разрешения» (а если мужчины превращаются в женщин, то не мужики играют женщин, а наоборот(!): берем актрис, клеим бороды, усы и их озвучиваем мужчинами, а актрис берем: Санаеву, Гундареву и Муравьеву, а то и Соловей. И вот женщины «играют» внешне женщин, но внутренне мужиков, да еще гнусных).

Так или иначе, надо специально продумать эту линию.

20-21.11.86 г.

Все вверх ногами! С индусами - отказался. Шаши Капур предложил быть нам режиссерами обоим — я этого даже понять не могу, это какой-то группенсекс. Жаль, я с удовольствием оставил бы это фильмом нашего объединения.

Не хватает времени ни на что! Перерабатываю. Вылезаю из всех дыр. Произношу речи. Все по случаю: поездки, актерская деятельность, а прошло после «Чучела» три года. (Что-то все не то!)

6—7.11. Были в Болшево. «Деловые игры». Довольно интересно. Но для метода — много суеты. Они <ученые> устали первые — наши все, включая Климова, вечером почивают. Смотрел «Торо» — неинтересно.

Заели необязательные вещи. Заели!

Моя группа — лидеры. Делал выступления, сочинял доклады, писал эпиграммы. Хорошо бы собрать все эти экспромты.

Кажется, потерял часы — надо с аэропорта позвонить. Приеду только 15-го — интересно, что я себе думаю? Половина первого — а я прошлую ночь не спал ни минуты, а в предыдущие ложился в 3-4 часа ночи.

Из эпиграмм в Болшево

Ходит-бродит бородатый Заколдованный Митта, Все лицо его помято, А на сердце маета. Что-то делят, что-то множат, Что достанется? - Вопрос! Все его лукавый гложет — Предложения привез!

Эх вы, кони мои вороные! За верстою мелькает верста! Коренные мои, коренные, Ради Бога, не надо кнута!

* * *

Все поделили: что, кому, почем,

Актер забыт, и все «за вами»!

Но ежели актеры ни при чем,

Тогда, простите нас, играйте сами.

И что вы все хлопочете об убыли?

Сегодня мы пред вами здесь —

Живые прибыли!

11-12.12.86 г.

Приехали из Италии с Леночкой. Были в Болонье на фестивале под девизом «Россия берет разбег» — довольно любопытно. Все вопросы и дискуссии вокруг «проблем», разрекламированных западной пропагандой: Афганистан, Сахаров, Тарковский, Любимов и наши изменения, в которых они готовы видеть чуть ли не отказ от социализма. Нравится Горбачев, но вдруг будет как было? Об этом все время разговор. Но аплодируют любому хорошему или даже просто приличному ответу — жаждут посрамления антисоветизма. При этом ничего о нас не знают. Общий уровень провинциален. Наши ребята все до одного имели успех. Мой успех особый — и для них, да и для наших. Большой отклик в прессе — этого, как говорят, никогда раньше не было. Меня цитируют, фамилия в заголовках.

Надо срочно писать книгу. «Феноменология детства». Два пути педагогики: путь сподвижников — путь мучеников. Путь школы во всем мире: школа — слепок общества и готовит практически к реальной жизни. (Тем и воспитывает.) Решение этих ножниц неоднозначно: итак, воспитание выше реальности, много разочарований, большая неподготовленность к реальной жизни. (Хотя, конечно, реалии жизни, реальная ее «духовность», мораль и нравственность побеждают полностью. Может, и слава Богу?) Сподвижники воспитывали в сторону идеала. Школа готовит на выживаемость. Официальная наука собственно педагогикой не является. Она движется в полном отрыве как от жизни, так и от науки. Только так она и «сумела выжить».

Путь школы будущего — воспитание не просто в сторону идеала, а воспитание в сторону борьбы за идеал. Сегодня и школу, и студенчество надо сознательно, по инициативе государства революционизировать. Ребят надо готовить к борьбе. К той реальной борьбе, которую они обязаны повести. Но ведь не захотят! И как это делать, понять невозможно. Да и реально ли это при тех кадрах, которые есть? Кадры школы сместить — это очень трудно. Да и сместить ли? Тут перестройка — мечта.

Но самое страшное, что школа обучрежденилась, разделившись на начальников (учителей) и подчиненных (учеников). На этом укрепился практически «геноцид» в отношении детей как таковых: не поймут, обманут, дай только волю и т.д. (как к неграм в ЮАР!).

Надо поработать над планом книги. Разработать каждую ступень плана и надиктовать. Надиктовать во что бы то ни стало. И я это сделаю в самое ближайшее время.

Завтра на студии и начнем объединение. Заведу для объединения свою тетрадь. Буду контролировать себя и все движение дел.

На завтра

1. Проверить, в каком положении:

— Идея «Царского села» (автор, режиссер).

— Климов — сказка (или режиссер).

— Герман — «Чингиз-хан».

— Разработка статуса объединения к 1 января (до смены Ф. Ермаша) с разработкой программы «Видео». Подключить людей.

— Как продвинут идею приобретения видеотехники для развития детского кино (ЦК ВЛКСМ)? Академия ПН СССР, Министерство просвещения СССР.

— Программа для А. Александрова, В. Канторовича... (Договориться с А.А. об информации, где он, и о постоянной работе.)

— Поиск режиссуры — направления, люди и т.д. (совещание: Соловьев, Митта, Кокорева, Боярский и кто?).

— Приобретение «Сказки» у Климовых(?)

— Статус «Ассоциации детского кино» при СК СССР (Голубкина, весь совет по эстетике с Алексиным, Климов, Соловьев,

Панфилов, Лисаковский и т.д. Подготовить бумагу, уточнить в ней цифры, дать обоснование).

— Будущий штат объединения. Стоимость среднего фильма. Возвращение названия «Юность». Ю. Зерчанинов. В худсовет от журнала «Ассоциация» и мастерская на «Мосфильме».

— Хмелик (коопродукция со студией им. Горького). Можно запустить два фильма по пол-единицы, но оба в худсовете «Юности». (Кстати, узнать, как дела у Хмелика?)

— Заранее договориться с Чаадаевым (худсовет и комнаты).

— Искать директора. Найти направление поиска. Включить людей.

— Заказ ЦК ВЛКСМ (люди, договор с документами).

— Как дела у Норштейна? (Моссовет, если надо.)

— Моссовет — особняк для Ассоциации. Письмо. Ходатайства от ЦК ВЛКСМ, Минпроса, АПН СССР, Большой Академии и т.д. (Магазин «Ткани») = письмо.

— Дооборудовать объединение (машинки и т.д.).

— Подготовить и провести совещание по объединению во всех инстанциях (подготовиться к показу в ЦК КПСС).

— От А. Александрова все предложения. Программу сказок — заявку на серию под двумя подписями.

— Как с оплатой второй серии «Чучела» (к Хлопьевой).

Начался 1987 год. Главная тема, основные мысли в дневнике посвящены все тому же: роли кинематографа для детей и юношества.

Варясь в общем котле с взрослым, детскому кино не выжить. Как говорил Быков: «Кому отдадут предпочтение в финансировании -"Коту в сапогах" или фильму о Ленине? Ясно ведь». Значит, должен быть свой баланс, своя отдельная строка в бюджете, свои нормативы. Есть малыши - для них свое кино, 10-12 лет - это уже другие интересы. А 12-15 - третий возраст. Все это необходимо учитывать. И есть семейное кино. Когда Быков настаивал на этом определении, некоторые критики упрекали его в двуадресности. Но он стоял на своем. «Айболит-66» для детей - приключения доктора Айболита и козни Бармалея, а для взрослых - философская клоунада, где бездарность комплексует перед талантом: «Чем ты лучше меня? Ты думаешь, что ты о-хо-хо, а я и-хи-хи?!» Прошло много лет, прежде чем прижилось понятие «семейное кино», которое интересно и детям, и родителям.

Перестройка набирала обороты, но ее параметры были неясны, так же как и ее делатели. Быков задает в дневнике риторический вопрос: можно ли было Николая II назначить председателем ВЦИКа? Ничего бы не вышло, пишет он. Для новой практической деятельности специалистов не было. Слово «ускорение», пущенное вначале, быстро выдохлось. И в киноотрасли менять что-то всерьез оказалось неимоверно трудно. Та базовая модель, над которой бились секретари, подразумевала изменение производственных отношений на студиях, но студийными работниками она принималась только на словах.

«События, события, события. Каждый день - решающий», - пишет Быков. Вместе с тем его не покидает ощущение, что огромные усилия вязнут в рутине, в инерции отжившего, но цепко держащего все в своих руках.

Ему все очевиднее, что в кино у перестройки больше противников, чем союзников.

Вновь созданное правление «Мосфильма» должно было определять жизнь киностудии. И Быкова чрезвычайно заботит этическая сторона работы правления, закон отношений на студии. Необходима выработка критериев в оценке фильмов. Разругали критики картину студии Горького «Пираты XX века», а ее чуть ли не полстраны посмотрело. Что это значит? Зритель глупый? Нет, голод на жанровое кино. Дни летят немилосердно. Работа идет без выходных, а не проходит ощущение, что все стоит на месте. Буксует работа в возрожденной на «Мосфильме» «Юности». Все острее хочется ставить самому, играть, писать книжки.

Но дело, которому отдано столько времени и сил, не бросишь. Он сидит ночами над моделью детского кинематографа, в основе которой высокая художественность, интересы юного зрителя. И так все неповоротливо, так обездвиживается любое новое полезное дело, что он пишет: «Если бы я до конца верил, что все изменится...»

В конце 1987 года умерла первая жена Ролана, народная артистка СССР Лидия Князева, легенда ТЮЗа. Они давно расстались, и не по-доброму, но он считал своим долгом взять все хлопоты о похоронах на себя. В день похорон утром Быкову вручили в Кремле Государственную премию РСФСР за роль Ларсена в «Письмах мертвого человека».

Делам и текучке не было конца. Болела душа без творчества.

1988 год начался с болезни. Прихватило сердце, пневмония. Но едва полегчало, снова мысли о будущей работе.

«Все подчинить сейчас главному - созданию своих фильмов». Он предложил Ю. Ковалю написать сценарий по «Королевской Аналос-танке» Сетон-То мп со на, родилась чудная повесть по мотивам, Ю. Коваль опубликовал ее в журнале «Пионер». Быков стал писать свой сценарий, оставив автором и Ю. Коваля. Сохранилось письмо Коваля Быкову: мол, это все гениально, но только он не имеет к этому сценарию отношения. Он - быковский. Тем не менее, пробивая сценарий, Быков везде оставлял два имени.

Рождается замысел фантастической сказки с компьютерной графикой - в основе «Дочь болотного царя» Андерсена.

Следующий год - шестидесятилетие. Каковы итоги? Он пишет: «Очень меня тревожит все. Но более всего - непорядок в собственной душе». А главное - все далее уходят собственные планы: «Вася Куролесов», «Мама, война!», книжки «Гипотезы», «Реальное и фантастическое в искусстве», «Феноменология детства».

01.01.87 г.

Прошел год с начала тетради. Это, наверное, самые неинтересные записи. Мало стихов. Видно, очень мало было практического — много выступал. Выступал с горячими речами. (Люди слушают, им нравится — есть опасность стать дежурным выступающим.)

События: инфаркт, съезд, выборы секретарем в комиссию, назначение худруком объединения, поездки в Копенгаген (с Комитетом мира), с комсомольцами — в Италию, Португалию, Испанию (на любительское кино). Движение дел по оплате второй серии «Чучела», выход отрывка из книги в «Юности», Государственная премия, разработка недели кино, реформы детского кинематографа, ассоциации.

Общие положения реформы детского кинематографа

I. Специфика.

II. Финансовая автономия.

III. Дотационный фонд.

IV. Ассоциация детского кино. V. Разработка нормативов.

VI. Союздетфильм — директор, зам. пред. комитета.

VII. Перспективный план развития детского массового кино.

VIII. Неигровые — создать рынок и видео. Всем студиям делать эти фильмы.

IX. Отделение дотационного фонда от Госзаказа.

X. Госзаказы на детские фильмы. Особенно в республиках. XI. Союзные главы детского кино (без отделений в республиканских комитетах), но госзаказы республик.

XII. Вывод за штат.

XIII. Постоянный запуск режиссеров детского кино на курсах. 3 чел.

12.01.87 г.

Год Кролика. Пусть он будет годом историческим — годом К’Ролика. Суета съедает меня. Если не удастся реализовать модель детского кинематографа, если ее загубят, — все пропало. А между прочим, сегодня нужно подумать и о том, чтобы модель была поддержана. Кем? Всеми — комиссией, Госкино СССР, студией им. Горького, секретариатом, ЦК ВЛКСМ, Минпросом, Академией педнаук, Минфином и Госкомтрудом.

19-20.01.87 г.

Завтра — секретариат, послезавтра — пленум. Волнует все: и сам наш проект, уязвимый по всем направлениям, но главное — кто возглавит перестройку в каждом отдельном организме: на «Мосфильме», на студии им. Горького, в республиках и т.д.

Можно ли было Николая II назначить председателем ВЦИКа? Ничего бы не вышло. Он приклеивал бы ко всему самодержавие, православие и народность. Специалистов для будущей практики сегодня нет.

На студии им. Горького надо поменять всех! Все руководство, всех редакторов и директоров объединений, нужно сменить и секретаря партийной организации. Но этого мало: нужно, чтобы новое руководство студий было подготовлено к перестройке, чтобы оно опиралось на оргкомитет.

Нужно организовать оргкомитеты перестройки на всех студиях и отдать им на переходный период всю полноту полномочий. Их очень трудно составить, в особенности для «Мосфильма».

Во-первых, возглавлять перестройку не может человек, незаинтересованный в ней кровно, не переживший ее, не выносивший, не сделавшей ее своей.

Пример студии им. Горького, которая, используя всю терминологию базовой модели, опрокинула ее с ног на голову, оставила у руководства будущим кинообъединением все права, переложив львиную долю ответственности на студию. При этом все редакции остаются, они объединяются и становятся крепостью. В объединении — режиссура и редактура, значит, там и все замыслы — вот куда все оборачивается.

Стало быть, так: кто организовывает перестройку конкретно, туда она и идет. И тут сначала победит децентрализация — она даст силу стихии, а стихия ищет возвращения в спокойное (прежнее) состояние.

Конечно, хорошо бы, чтобы секретариат перенес работу на студии, скажем, на «Мосфильм». Это был бы неплохой оплот перестройки, но нельзя же игнорировать стариков, худруков и прочих. Они же и история, и настоящее студии: Райзман, Таланкин, Наумов и другие. И кому это надо — бороться, терзаться, мучиться, отдавать последние крохи оставшейся жизни? Вот никто же не мчится в новую мастерскую (уверен, что думают: пусть он нашими руками жар не загребает!), и каждый сам надеется возглавить.

И все же необходимы оргкомитеты перестройки. И на «Мосфильме» труднее всего. Надо разбить секретариат на отряды во всех основных студиях. Надо продумать взаимоотношения с «прежними», раскол более невозможен. Он становится вреден.

Да и не можем мы уподобляться им: не замечать их, как они раньше не замечали нас.

Моя позиция

Добиться Оргкомитета. После этого — ассоциация детского кино. Добиться государственного дотационного фонда. Добиться того, чтобы мастерская превратилась бы в «Союздетфильм», руководимый ассоциацией. Надо добиться организации общественного фонда детского кино.

(А может быть, идти с группой режиссуры на студию им. Горького?)

Как распознать молодежь? Как установить постоянное наблюдение за курсами?

20.01.87 г.

Секретариат. Выступал: кто будет проводить перестройку. Решающая роль здесь за Госкино СССР и секретариатом, но кто делает эту перестройку на студиях, там, где она обретает свой результат?

Пример, что на студии им. Горького сделали с базовой моделью.

21.01.87 г.

Вчера, т.е. сегодня, на пленуме Камшалов выдвинул положения о том, чтобы облегчить жизнь детского кино. (Выпустил пар!)

Климов из своего доклада детское кино вынул. Сложилась ситуация, при которой модель и все предложения заранее окажутся претензиями выше меры. (Ростоцкий злобно проговорился: я знаю, кого назначат председателем всего этого, — имея в виду, что это все я делаю ради самовозвышения.)

А Кузнецова проговорилась, что остальное все потом.

Завтра нужно обнаружить уловку, постараться сделать ясным для пленума, о чем речь, и выступить очень хлестко, надо родить формулу, ясную для Воронова и прочих, что с детским кино никто не собирается считаться.

Людям на пленуме наплевать на детское кино. Все вместе взятое — это вроде личное дело Р. Быкова. Они хихикают и развлекаются. Надо выступить, тронув зал. Надо объяснить, что на нашем собрании может произойти подлость нашего собрания. (И потом надо знать, какой документ пойдет от Союза в ЦК КПСС.)

Критика в адрес студии им. Горького не нашла ответа. Ни критика на V съезде, ни критика в Госкино СССР, ни в прессе. Тихо. Молчок. И в докладе Камшалова тоже.

Надо поблагодарить Госкино СССР за немедленные меры по детскому кино, но пусть будет все проклято, если на этом реформа детского кино задохнется.

Детское кино имеет государственное, оборонное значение (плохо, на съезде родилось сильнее). V съезд транслировался в фойе — звучали слова: «Детское кино нам важно, как хлеб и т.д.».

Нет, без паники. Надо говорить о том, кто же будет проводить модель в жизнь. Надо говорить о дотации в республиках на детское кино. Надо говорить о столкновении интересов детского кино на ТВ.

Нельзя не приветствовать немедленные меры помощи детскому кино, но страшно делается от мысли, что это будет дано детскому кино вместо кардинальной перестройки. (Иначе это деньги на ветер, ибо самое важное — к кому они попадут.)

Сейчас без кардинальных мер невозможно будет решить эту проблему иначе. Заплатами ничего не сделать — надо перестраивать детское кино. Тем более как дали дотацию, так и отберут.

Детское кино раздроблено, это сложилось исторически. Лучшие картины создавались отнюдь не специализированными киностудиями. Базовая модель может изгнать детское кино со студий страны, как это произошло на студии им. Горького.

Как началась перестройка на студии им. Горького? Прислали А. Хмелика. На него тут же стали собирать материал и собрали. Хмелик виноват. Но проблема перестройки прояснилась: студия Горького ее не хочет.

Кто будет проводить перестройку?

Руководство студии им. Горького в том составе, который есть сейчас, против детского кино и против перестройки в этом направлении. Оно не желает перестраиваться по сути: не хочет признавать, что критикуют ее правильно, не хочет признавать, что не занимается кино для детей, не хочет признавать, что снимает плохие фильмы.

Перестройки детского кино не будет.

23-24.01.87 г.

Пленум прошел хорошо. Как-то крепко и солидно. Климов произвел впечатление. И доклад был хорошим, и сам был хорош. Уверенность и сила. Слушали его хорошо, много аплодировали. Потом Камшалов. Хитрован. Был скромен. Говорил уважительно, привел слова Щедрина о том, что «чиновник новый пошел — продувной!» И т.д.

Я выступал хуже, чем обычно, даже хуже, чем когда бы то ни было. Но не расстроен. Выступление было по делу, мысль вроде была ясна. Хотя Медведев сказал, что ему самому нужно вчитываться в модель. (То же и Камшалов.) Договорился о встрече с Зайцевым (ЦК КПСС).

Устал очень, неделю не был на студии. Сегодня давали пресс-конференцию в МИДе для иностранцев, потом снимался в «Кинопанораме», встречался с американцами, потом со студией Горького, потом с Гущиным (он отказался от студии Горького). Завтра — встреча с американцами (Комитет мира), потом дежурство в «Советском экране» (буду с 17 до 19 отвечать на звонки).

Петля все туже. На «Мосфильме» все стоит, а надо ехать в Ленинград к Снежкину во вторник. Маме неделю голову морочу. Сценария «Куролесова» нет, нет и исполнителя на сказку Климова (режиссера). Время идет. Статуса нет. Александров, видно, снова запил. Таня болеет. Ужас!

А дел по СИФЕЖу — тысяча. Все валится. Надо просить Киселеву и Дубенского помочь.

Студии им. Горького нужен директор, моему объединению нужен директор, настоящий главный редактор, редакторы — три, оргредактор, редактор-производственник. Нужно взять парня, которого привел Саша Толстых, нужно найти Азимову, спихнуть на нее сценарий, надо писать ответы и т.д.

Одолевают психи и графоманы. Каждый отнимает время — что делать?

В феврале поездка в Финляндию, в марте — в США, в апреле — во Францию. Когда же работать? Может, отказаться? Очень хочется все успеть, но не сдохнуть же.

Все это как удар по голове — гудит голова, качаешься. Срочно нужны помощники. Статус и штат. Срочно! Статус ассоциации. Кто поможет - Боже?!

— У меня сын металлист!

— По металлу?

— Нет, на гитаре (в ансамбле).

06.02.87 г.

Вся эта перестройка — пока только пожелание. Мы все ждем указания свыше. А дело простое: нам даны права, мы должны вынести постановления, если их запретят — добиваться цели.

Статья А. Плахова как-то не по душе мне. Там все правильно, но правильно и другое.

Консолидация со старшими необходима. Перестройка — это не давайте устроим «общий лад», а назовем вещи своими именами. Или через 50 лет кто-то поставит новый фильм «Покаяние»?

Их власть не имела никакой гласности. Их власть была гораздо большей, нежели сейчас. И тут дело именно в этом. Нельзя забывать, что при них не было конфликтной комиссии, нельзя забывать, что травля шла именно от них, с равнодушного согласия.

Не надо быть Иванами, не помнящими родства, это так, но 60-е годы — это лидерство А. Тарковского, а уж считать «голу-бюсенькую» картину «Доживем до понедельника» родоначальной — поддавок. Был и «Друг мой, Колька», «Мимо окон идут поезда», «Не болит голова у дятла» — вот и «Звонят, откройте дверь!». И была «Доживем до понедельника», картина, стоящая особняком. Это не предок «Пацанов» и «Чучела», и тогда статья А. Плахова, благородная по содержанию, вдруг ущербна. И не просто ущербна, а опасна, если это тенденция секретариата.

Ведь еще ни слова не сказано о тех, кто виноват в судьбе Климова, Быкова, Германа, Асановой, Аскольдова, Сокурова, Муратовой, Мотыля, Тарковского и т.д.

Мне сейчас будут давать звание, а я должен благодарить? Я хочу спросить у Плахова об этом. Не может быть такого, чтобы мы стали Иванами, не помнящими родства — это конечно. Но нельзя, чтобы мы были Иванами, не помнящими казни. Почему закрывали картины? Потому что на них натравливали руководство Госкино, и натравливали те, кого сейчас объективно отмечает А. Плахов.

Война не закончена. Это люди, которые не простят. Они готовят расправу, и они ее добьются, сегодня я понимаю, что это так.

«Покаяние Плахова» — первая весточка. Нужен мир в нашем доме. А на самом деле нужно продолжение революции. Да, стоит и можно говорить о «Судьбе человека» (о «Войне и мире» и меньше о «Степи»), но нужно, говоря о процессах, хоть подосадовать, что авторы эти стали проводниками в расправе над людьми, в равнодушии — вот чего не хватило Плахову.

У меня к нему один вопрос: вот вы объективно оценили (со своей точки зрения) фигуры старой власти Госкино СССР, как вы оцениваете роль этих людей в том, с чем борется сегодня кинематограф и секретариат? С тем, что вы говорили на V съезде? Не кажется ли вам, что это сдача позиций? Кто, наконец, оценит сегодня роль серых кардиналов в том, что творилось ранее?

Вот такой у меня вопрос к товарищу А. Плахову.

07.02.87 г.

Купили сразу мне пальто и костюм. Костюм уже размер 54! Надо худеть и бросать курить. Стариковский кашель, аллергический — задыхаюсь. Сегодня завел машину — на улице слякоть, если ударит мороз - что делать, не знаю.

Постепенно все становится на свои места. Хорошо бы всерьез, именно общественно подготовить конференцию по 1986 году студии им. Горького. Но только вынести ее за пределы студии, а то не пустят, когда поймут, что она подготовлена.

07.03.87 г.

События, события, события. Каждый день — решающий. Пришел А.А. Громыко (впечатление от него, да и от Демичева, страшное — это маразм), так и не понял, о чем речь. Я говорю: есть комиссия по детям, культуре, образованию — прошу вынести на комиссию проблемы детского кино.

Команда дана, все бегают, звонят, требуют данные. Меня просят самого подготовить решение, они не решают — они рекомендуют (так что если «до всего» оговорить со всеми — можно добиться и результатов).

12-го — секретариат, ничего не готово (модель ассоциации и фестивалей). Но надо ставить все вопросы: оргкомитета по детскому кино создать не удалось — Госкино сейчас не до этого — застряли с базовой моделью. (Как, когда и кем будет проводиться модель, сегодня неизвестно; обратился в комиссию Верховного Совета, будет комиссия — вызовет все инстанции, они должны быть готовы: Моссовет, Госкомтруд, Минфин, Госплан, академия, Минпрос, ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Госкино и Союз (Л Исаковский). Союз писателей (Алексин и Михалков?).

Но до этого кто-то должен предложить решение проблемы.

18.06.87 г. Дилижан

Прошел фестиваль. И много разного прошло с февраля: в марте — США (АСК); потом — Франция (был председателем жюри — Лаон), потом — о, Господи!.. Сколько всего! Надо будет хоть в схеме все записать, но завтра открытие ассамблеи СИФЕЖа (что за несчастье, а не организация!). Но пока — разберемся!

Собственно говоря, надо как-то контролировать и направлять дело СИФЕЖа, вырывать его из «Рогов и копыт». Делать это постепенно, распределив по ступенькам путь к цели.

19.06.87 г. Ночь

Стихи действительно плохи,

В них строй и лад не созревают,

Хотя они в себе скрывают

И боль, и муку, и грехи.

Желание освободиться,

Конечно, есть.

Но очень хочется добиться —

И это месть.

Я мщу за вырванные с кровью

Куски души,

Я мщу за немоту коровью

Всея глуши!

Я мщу за всех, кто не вернется,

И всех, кто тут,

И чье крыло не встрепенется

Средь крепких пут.

Я мщу вам долгой маетою

Своей души,

Я мщу за немоту коровью

Всея глуши!

30-31.07.87 г.

Сегодня запустили «Хартмана». Но весь пакет с американцами пока в подвешенном состоянии. В отпуск уходят Камшалов и Климов — вот месяц, когда надо идти в ЦК, в МК, в Совмин и т.д. Надо разделить вопрос на две задачи — общее направление и объединение на «Мосфильме». За переходный период детское кино должно организоваться, централизироваться и выделиться и к периоду полного хозрасчета стать и самостоятельным, и богатым, т.е. решить проблемы: 1) кадров; 2) сценарную проблему; 3) технической базы; 4) централизации; 5) финансовой автономии.

Если студия им. Горького останется Центральной студией детских и юношеских фильмов, то наше объединение, которому «Мосфильм» дает всего 5 единиц, должно для детских и юношеских картин получить на этой студии какие-то производственные мощности (хотя бы еще 5 единиц).

Мы уже сейчас из плана 1989 года должны выкидывать: 1) «Приключения Васи Куролесова», режиссер Р. Быков; 2) «Бакенбарды», режиссер Мамин; 3) грандиозные замыслы: «Дочь болотного царя», «Трущобная кошка» (совместно с США) — это ровно 5 единиц. С ЦСДФ — «Подростки», «За счастьем», «Наркоман», «Учителя», «Попугай-88».

1990 год:

1) «Лицей». А. Александров.

2) «Царское село». А. Александров.

3) «Иван — дурак великий». Э. Климов.

4) Сказка «Упырь» по Цветаевой. Н. Кожушаная.

5) «Дом на набережной» по Ю. Трифонову.

6) «Вождь» (о СМ. Кирове).

7) «Комсомолец» (по очеркам Ю. Щекочихина).

8) «Рыцарская трилогия». А. Александров.

9) «Плаха». Ч. Айтматов.

10) «Страшная месть» по Гоголю.

Будут выпущены шесть режиссеров в 1989 году, они должны в 1990 году сделать свои шесть фильмов.

Уралову

Хотелось бы сделать 24 сказки — видео, с колыбельными песнями в конце; построить город сказочных декораций в средней полосе (Аскания-Нова или другой заповедник); заказать избушки — гостиницы (перевезти старые дома — деревню), городище.

Перевести «Педагогическую поэму» на госзаказ? (Это сразу — 7 единиц.)

Перевести на госзаказ «Васю Куролесова» (7 единиц).

Это ведь дополнительные деньги.

01-02.08.87 г.

Был у Камшалова, Медведева, Рябинского, Давыдова. Отдал бумагу о фестивалях (она пошла в работу), о необходимости расширить производство моей мастерской. (Камшалов и на этом написал какие-то резолюции.) Устно сказал им всем: надо отделяться. Как — никто не знает. Все говорят о перестройке и никто не делает даже шага. А Досталь на «Мосфильме» пока устанавливает старый порядок. Все талдычит одно: «Надо всех зажать, немного отпустить и зажать снова!!!»

Тупость всего этого несусветна. Они свято поверили, что хозрасчетным может быть только «Мосфильм» в целом.

(Так думает и Г. Данелия.) Но...

Чисто стратегически вся студия начинает исходить из позиции Досталя — подтасовывать все студии под сегодня существующие производственные мощности. Вот те на! А почему не развиваться? Почему не искать дешевых картин и дешевых решений? (Почему он против моих документальных картин?) Стало быть, первое.

Стратегически неверно исходить из того, что у нас слабая база и что мы не можем рассчитывать на увеличение производственных мощностей. Стоит вспомнить, что на студии им. Горького мощности были в 9 млн рублей. Но когда ставился «Петр I», мощности были увеличены до 17 млн рублей. Так что досталевская полулегенда о мощностях — чистая липа и не подход. Это в особенности касается открывшейся возможности сотрудничества с иностранным капиталом.

Второе, тоже очень важное.

Правление «Мосфильма» не отработано юридически (от этого и этически). Правление не может действовать вне законов: большинство решило, и баста! Большинство вовсе не правота — это известно, ясно и проверено. Надо создать законы, по которым будет жить объединение, правила, по которым идет дискуссия. Не может быть такого, чтобы Данелия и Райзман (сидящие рядом с Досталем) говорили не переставая — слово надо давать всем по каким-то точным правилам. Должен быть закон — без худрука его дела не обсуждают; должен быть закон, не разрешающий ни по факту, ни по тональности неуважения к другому; должны быть законы и правила, как в клубах лордов, как на дипломатических переговорах. Назовите их «протоколом», уставом, как угодно! Такой протокольный, этический статус надо создать. (Может быть, взять его в каком-нибудь Пен-клубе.)

Третье, и тоже важное.

О перестройке. Надо, наконец, трезво оценить, что наша активность — это не такой прогресс, как нам кажется. Просто мы вернулись к старому, и все покатилось по накатанным рельсам:

1. Мы хотели децентрализоваться и дерегламентироваться — в результате вышли на железную взаимозависимость, регламентацию и централизацию.

2. Мы хотели уничтожить вынужденную работу, лишь бы заполнить единицы, лишь бы запуститься — в результате вернулись к этому, да еще на уровне организаторского таланта Досталя, который действительно не «правит», а руководит.

3. Мы хотели дать самостоятельность объединениям, а сейчас все решает правление: и кто ставит, и что ставит, и т.д.

4. Мы на правлении должны работать в интересах всей студии, а ведь хотели, чтобы вся студия работала в интересах объединений. Та группа, которая конкретно делает фильмы, и есть главная ячейка. Сегодня надо решить: если объединение делает одну картину, она получает премию как за 5 единиц (!) — свои премиальные ей должны отдавать студии, которые делают 6—7 единиц. Тогда не будет лишнего запуска, запуска ради запуска. Одним словом, надо создать механизм, который обслуживал бы на правлении сочетание личных и общестудийных интересов. Ведь самое главное — это выбор сценариев и режиссуры, а это сейчас игнорируется: побеждают старые принципы, все гибнет не из-за того, что идея правления плоха. Может быть, она самая замечательная, может быть, и нет. Это всего-навсего механизм, а куда он будет направлен, зависит от того, как мы им будем пользоваться.

При таком правлении вряд ли нужно столько платных худсоветов. Я бы скооперировался с кем-нибудь на 10 единиц: из одного худсовета сделал бы юридически-экономическую группу, из другого — творческое правление. Пока неразумно платить 108 человекам. Платные худсоветы понадобятся тогда, когда мы выйдем на хозрасчет. (Да и тогда бы я кооперировался попарно — один директор, один худсовет — было бы даже более объективно: одна студия проверяла бы другую, одна студия помогала бы другой. Наверняка бы я скооперировал Черныха и Наумова, Данелию и Меньшова, Соловьева и Шахназарова, может быть, не кооперировал бы Райзмана, Бондарчука, Быкова. А может быть, скооперировал бы Быкова с Шахназаровым, а Соловьева с Райзманом — это может возникнуть само!)

Очень странно сегодня все, странно, стихийно и неперспективно.

Как мы переходим на хозрасчет? Всей студией? Это было бы логично.

Если студии самостоятельны, они решают все. Надо распределить между всеми деньги, уставной фонд, а сколько я сделаю единиц — это мое дело: я осваиваю фонд.

Можно «занимать» друг у друга деньги, можно отсчитывать прибыль у другого, если деньги одного объединения вложены в картину другого, правление может распределять деньги (или генеральный директор), но деньги (сумма прописью) одного считаются ему(!). Студии начинают работать на равных. (И тогда выгоднее вложить в чужой проект, чем в свой, немного хилый.) Если же деньги распределила студия в какие-нибудь проекты, в которые объединение не верит, они уходят «взаимообразно», как кредит одной студии другой, которые студии или (наш гарант) «Мосфильм» должен вернуть.

Так или иначе, но должна быть создана справедливая финансовая, юридическая система взаимоотношений между студиями, между частью и целым, иначе это не демократия, а базар, не правление, а произвол, беззаконие и т.д.

Все начинается с того, что мы станем пайщиками, пай сначала равный или даже дифференцированный (решает Госкино СССР, СК СССР и генеральной дирекцией устанавливается пай каждому).

У каждого объединения свой субсчет. Но этого мало: у генеральной дирекции тоже свой пай, свое решение о поддержке одного или другого фильма она (генеральная дирекция) тоже подтверждает своим паем; свои деньги имеет и производство (на расширение), оно их тоже может вкладывать в дело (в картины или в расширение и укрепление базы).

Тогда действия каждого ответственны. Тогда устанавливается закон отношений. Иначе опять произвол и, что еще хуже, наша обычная стихия, произвол стихии, что делает наше хозяйство (социалистическое) бесхозным, тупым, неповоротливым и глупым. Если мы не пайщики, мы никакое не правление, а банда, базар — все что угодно. И законов отношения меж нами не будет, будет царствовать ловкий, напористый демагог, а не хозяин и творческий человек.

Вопрос о госзаказе. Госзаказ становится слишком желанным. (Влияние Госкино возрастает — это финансовый допинг. Группы начнут делать спекулятивные фильмы, чтобы поправить финансовые дела, их пай будет увеличиваться при госзаказах, они будут «богатеть» не за счет своих усилий. Так ли это?)

Подумаем.

1. Госзаказ — те же дополнительные деньги, тут тоже входит понятие нормы прибыли на один рубль. В этом случае, когда госзаказ не обещает успеха, студии будут от него отказываться -это только лишняя ответственность. Что ж, неплохо: пусть госзаказы будут выше качеством!

Но все опять упирается в определение величины прибыли — ее можно по-настоящему определить через два-три года! А когда подводить итоги?

Выходит, что хозрасчет сегодня упирается в то, что невозможно вовремя установить норму прибыли на 1 рубль. (И потом, что ставить критерием: рубль или зрителя?) Когда ставят зрителя, игнорируют стоимость фильма (верно ли это?). Но когда ставят рубль — трудно посчитать. Тем более что все зависит от количества копий. Тогда надо считать норму прибыли на 1 рубль от одной копии. (Вот это чистый показатель.)

Но и он не чист (ибо все дело в количестве сеансов).

Тогда самый чистый показатель — это норма прибыли на 1 рубль от копии на 1 сеанс (средняя цифра).

Верно ли это ?

Верно, ибо сеансов дали больше (вал и прибыль больше), тогда не учитывается общая прибыль.

А если картина быстрее сошла с экрана, у нее может быть и неплохая норма прибыли на 1 сеанс на 1 рубль.

Нет, сеанс ни при чем. Главное — количество зрителей. Но коэффициент поправки на количество копий и норма прибыли на рубль должны входить в оценку. Тут мне сложно судить, надо поговорить с прокатчиками.

А не отделить ли кинофикацию от Госкино? Тогда исчезли бы убыточные кинотеатры. Или все дело в продаже фильма прокату и его формам:

1. Разовая покупка с прибылью в 10—20 млн.

2. Участие в прибылях проката.

3. Прямой разговор с кинофикацией, минуя прокат (?).

(А ведь прокат может по ошибке и не купить картину! Особенно такую, как «Зеркало». Как быть?)

По моей студии.

1. Ясно, что регламентация в 5 единиц не может устроить мою студию, ибо детское кино должно развиваться в семи направлениях, причем возможны двухсерийные фильмы, так что желательно иметь 10 единиц и единицы для совместных постановок с ЦСДФ.

2. Можно было бы поставить вопрос о том, что студия должна иметь полную самостоятельность. Тогда стоит вопрос о материально-технической базе. Как гарантировать обеспеченность замыслов студии производством?

3. Выход один: или студия становится головной (всесоюзной) и все студии обязаны принимать от нее заказы, либо ей даны единицы (и она приходит со своими деньгами и единицами на любую студию). Или раз головной студией является Центральная студия детских и юношеских фильмов, то она должна принимать заказы мастерской неограниченно.

02.08.87 г.

Что же делать со всеми делами по Союзу? Лера отправилась в отпуск. Готовить пленум некому (поставить на это Усачева и Конюшева?). Список дел и писем я сделал, они могли бы работать самостоятельно — к ним Милу Голубкину или Листова с кем-нибудь, и всё.

18.08.87 г.

Листов неожиданно умер. Умерли Папанов и Леонов. Какая-то обреченность вокруг. Дел много. Все стремительно, все движется, но как бы стоит на месте. Как с самолета, видится недвижная земля, где мчащиеся поезда и машины едва движутся.

Третий день я в нарастающем отчаянии, сегодня какой-то предел. Ощущение такое, что это все фантасмагория: мне кажется, что я что-то делаю, а на самом деле время жует меня. По-моему, даже дожевывает.

В секретариате испортилась атмосфера, все раздражены, проявляют себя мелко, теряют масштаб и великодушие. Модель захлебывается. По составу секретариата прошел микроб недоверия, разобщения. Наверное, надо придумать секретариату акцию здорового обновления, боя, победы. Необходим юмор. Что-то важное необходимо.

Можно предложить секретариату неделю в Болшево — подведение итогов по гамбургскому счету. С «Мосфильмом» как все было, так и продолжается. Никакой самостоятельности у студий нет. Наоборот, факт правления и появления сорока режиссеров-простойников со своей парторганизацией — это резкое ухудшение положения на студии. (А студия с удовольствием валит на союз.) Если прибавить к этому ВГИК и студию им. Горького — все трещит по всем швам.

В моей студии проблем невиданное количество. Во-первых, я сам - первая проблема, количество направлений моей деятельности все делает несерьезным: студия, правление, секретариат, детская комиссия, высшие курсы, союз, оргкомитет детского фонда, оргкомитет съезда учителей, комиссия по эстетике Академии педнаук, текущие дела, домашние кардинальные заботы и... всего-навсего я должен начинать фильм.

Ко всему этому я и на студии, и в союзе несколько изолирован, а везде идут реформы. Некоторые дела остановились и застряли, брошенные на полном ходу развития, — что делать?

То, что надо найти людей, — это ясно, но кто эти люди и где их искать? В детской комиссии люди не работали никогда, да и работы никогда не было. Шебаршилась Лера, кто-то стряпал себе нехитрую пишу — так что люди собрались нерабочие. На что же опереться?

На студии и хоздела, и оргдела (и холод, и комнат нет, и телефонов), запуски все задерживаются, план 1988 года все время вылезает на 1989 год. Уже и «Марадонна» — в 1989 году! Уже и «Педагогическая поэма» вылезла на 1990 год, и «Куролесов» — на 1990 год.

1987 год (октябрь) по 1988 год (июнь) — I курс на Высших режиссерских курсах.

1988 год (октябрь) по 1989 год (июнь) — II курс на Высших режиссерских курсах.

1990 год — дипломы, а в 1990—1991 годах можно будет их только запускать, значит, их первые картины — 1992 год в лучшем случае?

Это больно, стыдно и обидно. Надо бы им запланировать альманах на 1989 год из их дипломов (дебютов) заранее (или сказок). Надо бы им всем дать видеокомиксы и сказки на ночь + к курсовым работам. Надо бы их собрать и решить все.

Но самое главное — это возможность связать себя с детским фондом. Чтобы именно фонд на 30—50% финансировал пакет советско-американских фильмов, и, м.б., наших других, чтобы ему шли отчисления. И я могу отделиться, как студия детского фонда. (Мало мне Госкино СССР, будет еще у меня начальник Лиханов!)

Завтра я еду к Лиханову: существо договоренности, финансирование...

Ох! Не то что сделать — описать это нет сил.

Я расчленяюсь на суставы,

На органы отнюдь не чувств,

Выходит печень из оправы,

А сердце требует искусств,

По селезенке кровью алой

Течет постыдная слеза,

И истеричной что-то стала

Предстательная железа;

Кишечник хочет жить отдельно,

И почки вянут день от дня,

Все в напряжении предельном

И все во мне против меня!

А сердце бедное все глуше

И только любит все сильней,

И кожа и во рту все суше,

И сколько там осталось дней?

Во мне все лава и отрава,

Во мне и буря, и поток,

И я кошмарно одинок,

Зато дана конфетка... слава...

И хоть от злобы я дрожу,

Но если совесть не из тряпок,

Я ситуации «Служу»

От высших дум до задних лапок.

* * *

Все очень сложно осознать,

Все очень непонятно,

Нет короля, осталась знать,

А это неприятно.

12.09.87 г.

Все каким-то образом движется. На студии у меня в мастерской бардак. Работа на предельном напряжении. Усачева сделал директором, но он не справляется (он учится, а я пашу). Все чудовищно бестактны и ко мне, и к работе. Никто не приходит в 9.00. А в пятницу все слиняли в 18.00. Александров откровенно занят. Стажеры в разброде. А мне надо начинать работать.

Нужен заместитель. Ставка есть, а кандидатуры нет и близко. Перетянуть, что ли, Хмелика, если ему не дадут объединения? Столкнется с Александровым. Нужен все же директор, нужен замхудрука. (Пойдет ли Сахаров?) Не взять ли на директора кого-то из простойных режиссеров (или на замхудрука, без права подписи?) Я не занимаюсь дисциплиной. Верно ли это? Хочу, чтобы они сами сорганизовались. А этого не получается. Привести всех новых? Кого?

Вообще надо попробовать то, что я хотел давно. Распределить все, устроить планерки. Распределить обязанности. Определить премии (условия их получения) — согласовать с профкомом. Под стенограмму проголосовать. Поручить собрать худсовет, сделать постоянные дни. Самому приходить три дня в неделю (не более).

Надо приступить к «Куролесову», «Кошке», «Конгрессу ведьм». Надо написать проект детства на имя М.С. Горбачева. Надо просить отдать детское кино. Попроситься у Камшалова в зампреды? Нет, нет, нет. Не надо всего этого. Пора отступать. Закрепиться на студии, курсах, в коллегии. Пропускать секретариаты.

Создание общесоюзной телевизионной программы для детей и юношества

Общесоюзная программа передач для детей и юношества может оказаться узлом пересечения важнейших проблем всей общественности и государственной программы детства. Это новая концепция телевидения, его новая социальная функция. Центральное телевидение, отдав вторую общесоюзную программу детям и юношеству, сможет стать коллективным организатором, проводящим весь процесс перестройки по всем направлениям общественных и государственных усилий. Телевизионный общественно-государственный оргкомитет, принимающий решения, ведущий последовательную работу по реформе школы, мог бы стать реальной силой, проводящей одномоментные для всей страны, убедительные и самые серьезные мероприятия. Огромную роль должны сыграть телевизионные отделы народного образования, проводящие методологическую работу по всем направлениям школьных дел. Можно было бы помечтать о телевизионном министерстве просвещения. (Хотя зачем обюрокрачивать телевидение, ибо это глупо.)

Но внедрение новых прогрессивных идей организационно вполне возможно. Создание телевизионной «Учительской газеты» со спецкорами на местах, охватывающими всю страну. Создание педагогической мастерской им. Макаренко, справочного бюро для учителей и учеников, университета эстетического воспитания, курсов повышения квалификации, комитета школьной перестройки.

Вся проблема — в создании кадров, которые могли бы быть проводниками идей XXVII съезда КПСС. Это более чем сложная задача. Это некая альтернатива инерции старого. Нужна школа, академия. Телевизионная академия наук. Нужно сегодня создать несколько лицеев, брать одаренных юношей и девушек на спецобучение, создать систему разноведомственных конкурсов, собрать лучших студентов вузов (старшекурсников), учить по новым программам, обеспечив их компьютерами, языками, спецсправочниками и т.д.

(Ужас берет от одной мысли, что такая программа станет мракобесием нынешней «педагогической» мысли, нынешнего однолинейного, бюрократического мышления. Где гарантии, что старый опыт не поглотит и не переварит по-своему новую программу? Нет таких гарантий и не может быть. Все будет в этой программе: и старое, и новое — все. Но эта борьба существует и без программы. Стало быть, ее зигзаги будут только видней.)

Какова же программа сама по себе?

Утренние часы: зарядка для всех возрастов (используются обе программы на два экрана).

Новости — пропаганда талантливых детей. Вообще защита таланта как такового, утренние телепубликации (письма телезрителей, имеющие принципиальный характер); жизнь детского фонда (ежедневный отчет). Хорошие и плохие вести.

Передача для яслей, передачи для детских садов (типа «Радионяни») — «Теленяня».

Передача для родителей (мам, пап, дедушек и бабушек) — врачи, психологи, персонологи.

Родительское собрание — два раза в месяц.

Педсовет — два раза в месяц.

Вечер (до программы «Время») — развлекательная и пропагандистская передача для подростков.

Вечер — развлекательная программа для юношества.

Это настоящий большой институт телевидения для детей и юношества (научно-исследовательский с учебными кафедрами).

Предложения М.С. Горбачеву

Положение детства в стране: обеспеченность законом, проблема талантов, проблема образования, проблема воспитания, детских садов, яслей и т.д. Есть общие проблемы. Надо преодолеть разобщенность, создать государственный престиж проблем детства, проводить два раза в год государственно-общественную конференцию детства, отменять ненужные инструкции и организации. Проверить необходимость районо, гороно, облоно (замена их попечительскими советами, включающими в себя специалистов и техническую службу).

1. Создать Чрезвычайный государственный совет (комитет) детства при Совете Министров СССР.

2. Создать общесоюзную программу для детей и юношества, отдав ей технически подготовленную вторую общесоюзную программу.

3. Развить попечительские советы школ, интернатов, профтехучилищ с фондами и финансами, правами контроля, ревизии, проверки.

4. Создать «Союздетюнкино».

5. Ассоциацию детского кино (фонд детского кино) + Дворец кино для детей и юношества. (На едином балансе спецпроекта.)

6. Фестиваль кино и телевидения в Ялте (м.б., и в Москве), отдать старинное здание.

7. Детский фонд (своя киностудия) — «Союздеткино» на базе детского фонда со спецпрокатом, заключающим договора, и всей прибылью, использованной для детского кино и детского фонда в целом.

8. Каждой школе — свой видеокласс (закупка оборудования — завод по видеоаппаратуре) — контракт с японцами. (Узнать, сколько школ.)

9. Развить детское кино на телевидении (два объединения телевизионных фильмов).

10. Развить детское видео.

11. Каждому детскому саду — свой видеокласс. (Программы мультфильмов, уроков, хоровых песен, сказок, стихов, видеокомиксов.)

12. Ясли. Особые лицеи, ясли кооперативные, родительские, детские кооперативные, на 5—10 человек при жэках (в каждом новом доме — управляемые родительскими комитетами, нанимающими весь состав, без директоров, завхозы из домохозяек.

13. Детские сады (при жэках) — выборные родительские комитеты. С разрешением питаться всем работникам бесплатно. Со взносами и госфондом обеспечения (20 детей).

15.09.87 г. Понедельник

Так. Ситуация вырвалась из рук. Студия меня блокирует. Отменили картины художественно-публицистические, не дают делать видеокомиксы. Студия снова выживает детское кино (создает такие условия, чтобы сами ушли).

Что же мы сами? Движение студии стоит на месте. Причем не на очень хорошем.

24.09.87 г.

Все дела наезжают друг на друга, как поезда. Диспетчеризация отказала. Ночные бдения — чистое безволие. Поток сбил меня с ног, и я сползаю в общей сели, кувыркаюсь и уже не понимаю, когда я вверх головой, когда вниз.

26.09—28.09 — экономическое совещание в Болшево. 01.10—2.10 — начинаются занятия на Высших режиссерских курсах.

03.10—11.10 — я в ФРГ (зачем — толком не знаю). 14.10 — учреждение детского фонда.

Я не отдыхал, выбиваюсь из сил; 12 ноября открывается пленум, я делаю доклад (это 40—45 страниц — половина такого же материала, как в «Юности»).

С 15 ноября надо идти в отпуск (а тут, по-моему, приезжают американцы). Когда же я сделаю свои сценарии: «Куролесова» и «Кошку»? Что-то нет и времени. Мне нужен собственный диспетчер. Нельзя больше давать терзать свое время.

Не ехать бы сегодня на встречу с французом (вот ведь рабство!).

И хватит на страницах стонать о времени! Следующая запись должна быть о том, как времени стало вдоволь.

28.09.87 г.

Был у Камшалова, просил за Малявину, дал ему статью О. Чайковской. Говорил с ним о пакете фильмов, оставил ему письмо (Досталь взорвется!). Важно не растерять пакет. Есть и у меня сомнения — а вдруг американцы обманут? (Очень может быть.) 26—27-го в Болшево сидели с экономистами — делали модель «Союздеткино». Они предложили мне возглавить все это хозяйство. Зачем мне? Чухрай потратил десять лет, и что? Надо ставить и играть, писать книжки, остальное — пыль.

Лена завтра не летит в ФРГ — 12 человекам не дали визу, в том числе космонавтке Савицкой, мне, Лене. (Вонючки.)

Предложили лететь в Западный Берлин на неделю детского кино. (Меня туда приглашали на мою ретроспективу.)

29.09.87 г.

Читаю сценарий Б. Саакова и Р. Быкова. (Ха!) Сразу пойло в духе некого азиатского кино и «р-р-романтические» детские сопли.

Это о детстве, о его силе и возможностях, об отношении к детям. Сейчас все упрощено. Упрощен следователь Умеш, родители, нет Москвы. Нет наших дипломатов, жизни посольства. Все развивается однолинейно. Как ни странно, нет захватывающих моментов и развития, нет характеров. Из нового прекрасно делается старое. К тому же многое умильно. Нет опасности в злой и жестокой обезьяне, ее буйном характере (она задушила кого-то). И только маленького пожалела.

03.10.87 г.

Все прыгает и мечется во мне: Желанья, мысли, чувства и сомненья. Я, как в каком-то бесконечном сне, Хочу догнать и чувствую гоненье.

Все время ускользает, рвется нить, И исчезает цель, и пропадают дали, Уже не важно, быть или не быть, Успеть бы только — не было б печали!

Уже не важен смысл, не важен толк, Все смято силой общего порыва, Нас, как в последний миг последний полк, Бросают на прикрытие прорыва.

Через час лечу в ФРГ (Франкфурт, Мюнхен, Нюрнберг и т.д.). Поездка будет более чем сложная и довольно скучная. Провел 02.10 первые занятия со студентами: из шести было трое. Сельянов в Ленинграде по поводу фильма (его уже просил себе Соловьев), Опенышев в Ленинграде выписывается, Овчинников на гастролях. Провел беседу. У ребят очень хорошие лица.

Уезжаю очень неспокойный. Студия, курсы, модель, пленум. Работал над «Кошкой» — очень интересно.

13-14.10.87 г.

Проехали Штутгарт — Мюнхен — Нюрнберг — Гётеборг — Киль — Гамбург — Дюссельдорф — Бонн — Майнц — Франкфурт.

(Надо записать, завтра учредительная конференция детского фильма, вроде буду выступать.)

Надо поставить четкую цель. Я хотел бы высказать и свои надежды, и свои опасения. Главное - объяснить, что организация детского фонда сама по себе не конец детских бед, а начало огромной глобальной общественно-социальной реформы.

Какие достоинства — ясно. Это достоинства государственного, общего и вполне конкретного подхода к проблемам детства. Это общественная централизация. (Централизация финансов.) Итак, есть деньги, а будут и немалые. Что за этим? Бремя или возможности?

06.11.87 г.

Готовлю доклад на пленум СК. В голове нет строя и ощущения общей темы. Надо говорить о будущем, но ни одна идея не ясна без оценки прошлого и сегодняшнего дня. А сегодняшний день показал многое: основное положение состоит в том, что сложилась новая ситуация — критический анализ пошел и вширь, и вглубь. Определилась тема восстановления истории, ее пересмотра, новых оценок. Тут сразу не все сходится. В отрицании Сталина — отрицание того, что отрицать невозможно. Начинаются тактические оценки. Они сталкиваются с критическими.

Но главное в другом. Перестройка в экономике натолкнулась на общегосударственные регламентации, нуждающиеся в пересмотре. Речь идет (у нас) уже не о столкновении объединения и студии, СК и Госкино СССР, а о столкновении СК с Госкино и Минфином, Госпланом, Госкомтруда и Советом Министров.

Со стороны конкретики вслед за столкновением с Госкино СССР СК столкнулся с МГК КПСС и с Бабушкинским райкомом (студия им. Горького и ВГИК) — это уже новая ситуация. Партийный бюрократ ничем не лучше государственного, формы борьбы с партийным аппаратом, наверное, иные: надо брать слово на районных и городских партийно-хозяйственных активах и конференциях.

Но самое главное — определились новые рубежи врагов перестройки, очагов и оборонительных линий сопротивления. На пути перестройки стали директивные органы и их службы. Они очень сильны. Перестройка перестает быть самостоятельностью и активностью масс. Она ждет. Вынуждена ждать. Перестройка стоит в длинной очереди на различного рода разрешения и согласования, очень похожей на очередь на получение жилплощади (в которой можно простоять десятки лет). Очередь стоит за заменой строгих регламентации — не за отменой регламентации, а за заменой одних другими. Психология цепи остается. Но спор идет о том, какой длины цепь. Вопрос о цепях не снижается, стоит вопрос, где их усилять.

У нас нет закона об инициативе и замене одних форм хозяйствования другими даже для общественных организаций. (Не знаю, как такой закон должен называться, м.б., «Закон о порядке рождения или создания новых управленческих и хозяйственных структур, предприятий и их ликвидации».) Этот закон должен дать права министерствам и госкомитетам, которых у них сегодня нет. На госорганах и госбанке должно лежать лишь одно: общие ресурсы, фонд зарплаты и лимиты в свободной конкуренции по прибылям и важности.

Перестройка парализована этим. И вторая сила, выступившая против перестройки, — это уже адаптировавшаяся, организовавшая реакционные элементы: бюрократический аппарат (государственный, советский, партийный, общественный), всякого рода прилизавшиеся к делу жулики, проходимцы, некомпетентные специалисты и т.д.

Партийное собрание на «Мосфильме» творческого резерва — самая яркая иллюстрация тому. На собрании выступили люди, имеющие слабое представление о чем-либо, это представители балласта. Но они уже идут под лозунгами антиперестроечными: «Вернуться назад»; «Где власть Госкино?»; «Перестройка затем, чтобы легче работать»; «Дайте нам свою студию», «Ничего не надо менять», «Перестройка не получилась» и т.д.

Тут и политические лозунги: «Набрали сценариев о проститутках и наркоманах, нет партийной организации, она ничем не занимается». (Просто разгром.)

По этой логике «Отелло» — об убийце, «Анна Каренина» — о самоубийце, «Гамлет» — чернуха, а главное, по этой логике надо снова запретить М. Зощенко, Ильфа и Петрова, Булгакова, Платонова и т.д.

Идет торговля. Никакой перестройки никому не надо, если затрагиваются шкурные интересы.

Поставить в докладе: о первых итогах переходного периода и о новой волне сопротивления реакции.

Второй вопрос — о гласности, демократии в условиях хозрасчета и без него. У нас получается уродливая демократия, смахивающая на «демократию» героев в «Чучеле», а гласность становится групповщиной с одной стороны и гласом вопиющего в пустыне — с другой. Секретариат и коллегия, которая будет утверждать худруков студии им. Горького в их присутствии, — это уже не демократия, а тот самый ее разгул, который зачеркивает самую суть демократии.

Демократично — это вовсе не тогда, когда все вместе, огулом и большинство. Не надо забывать о сплоченном коллективе испанской инквизиции, не надо забывать, что под ликующие крики верующих сгорел Джордано Бруно.

Демократия — это равное для всех государственное, этическое и общественное положение. Это равные обязанности перед общими договоренностями. Секретариат Союза и коллегия Госкино — это не келейность. Это... и есть демократия. Ибо тогда давайте все решать на съезде. (Тогда уж пусть будут все решительно! Плюс все зрители! Что же без зрителей — келейно решать?)

И снова ночь и напролет... Какое слово, право! Ночь мчится, словно самолет Сквозь крепостное право.

Я мозг давно закабалил Сомненьями и страхом, А дождик лил, и лил, и лил, А дождик голову склонил На эту плаху.

13-14.11.87 г.

Пленум прошел блестяще, в зале были все из газет и ведомств, Камшалов, Климов, Медведев, Лисаковский, Пряхин и телевидение в большом составе. Утвердили решение. Оргкомитет. На секретариате худруками утвердили Хмелика, Железникова, Туманян, Арсенова. Было все, как хотелось. Я выступил против Ростоцкого. В. Тихонов выступил против меня. Просил его <Ростоцкого> «не убивать». Был неинтересен и грустен, и сердце у меня стало ныть: почему забрать власть значит убить?

Никогда не забуду, как Р., пьяный, в Ашхабаде кривлялся и толковал мне о том, как он ничего не понимает в детском кино, а начальник, «большой начальник», намекая, что это он сделал так, что я не ставлю и не буду ставить, оттого что посмел критиковать его в газете. Никогда не прощу ему А. Германа, ставшего по его милости и по милости его дружков калекой, травли всех и вся, когда он был серым кардиналом при Ермаше.

Очень много, очень много эти люди сделали. Неужели он не понимал, что надо подать в отставку? Почему Кулиджанов понял это? Что за страсть к власти, причем к власти-унижению людей, к власти ради самоутверждения способом душить людей вокруг?

А во мне какая-то интеллигентская червоточинка — жаль его, жаль и Лиознову. По логике на это мое чувство должна быть реакция, и они (не они лично, а те, которые такие же) должны снова возникнуть и расправиться в первую очередь со мной.

Доклад вроде получился, но по бумажке я читать не смог — говорил по продуманной схеме полтора часа. Зал слушал, затаившись. Аплодировали долго. Это победа, но работы страшно много.

На секретариате возник «гамбургский счет», это хорошо, но нас действительно не любят.

Сколько тайных смыслов

В трепете огня,

Ворожу на числах,

Что влекут меня.

Я люблю тринадцать,

Девять, три и семь,

А еще, признаться,

Я люблю их все!

И колдую часто,

И гадаю вновь,

А кругом неясно,

Все любовь, любовь!

А кругом сомненья

В трепете огня,

Только вдохновенье

Бережет меня...

Смысл вдохновенья —

Это вдох мгновенья!

09.12.87 г.

Летит времечко. Кончается жизнь, а что-то толку мало. Делаю, как мой Бармалей, все вместе, ни от чего не могу отказаться. Был в США. Потом в Западном Берлине. Идет пленум. Вчера В. Толстых в злобности упрекнул меня, потом Рязанов понес за объединение должностей. Очень было обидно. Но дело не в этом. Дело в том, что действительно надо что-то решать. Наверное, срочно. И плохо себя чувствую и не могу всему отдать должного внимания. Сашка Александров, как сказала Инна Туманян, произнес: «Он ездит, а я вкалываю». Ничего, пусть ему будет лучше. Но сказать ему, пожалуй, надо — я много больше жду его, когда он запивает или уезжает в Ленинград, Ташкент и т.д.

Вообще-то надо решать и с директором, и с главным редактором, и со всеми остальными, но на этапе следующем, когда будет идти 1989 год и хозрасчет. И Мишу надо отправить учиться на Высшие курсы, и организовать эти Высшие курсы и т.д. Под Швецию и поездку в Чехословакию (в театр) надо взять отпуск, оговорить все с Камшаловым, Досталем и Климовым. Жаль зарплаты, но скорее всего я уйду из секретариата — очень уж противно быть под Климовым.

Я почти в клиническом распаде. И пишу по-идиотски — по поверхности того, что думаю, и не думаю по поверхности того, что чувствую. Неужели дадут дом, вот уж поговорят обо мне, вот уж посудачат, вот уж выспятся!

Срочно надо подготовить поход к Михаилу Сергеевичу Горбачеву. (Встретиться предварительно с Раисой Максимовной Горбачевой, рассказать ей все и т.д. Встретиться с райкомом на Смольной и пр.)

И надо ставить! Ставить! Ставить! Обязательно начать работать! И сыграть в Ленинграде Фердыщенко.

Но очень хочется дом! Очень хочется! Очень!

Ремонт его будет стоить много. Ну и пусть! Мать возьму! Пусть! Прикреплю ее к поликлинике. Будут санатории, которых она не видела в жизни. Загородные больницы! (Только бы успеть!)

А если выступать, то сказать о чем-то самом главном, например, о том, что нам всем надо по капле выдавливать из себя раба — главное дело А.П. Чехова. И рабскую покорность, и рабскую злобность. Надо говорить о необходимости социально-правовой комиссии в Союзе кинематографистов, о неполноценности модели в этом смысле. Надо ввести понятие «актерское право». И это не право привилегий, а право на творчество и качество.

Вопрос об авторском праве превратился в склоку и недоговоренность, собственно, он кончился ничем. Но кто бы его ни поднимал, поднимается общая волна — «они там что-то делят».

11.12.87 г.

Завтра у Геры день рожденья — надо купить подарок и поздравить. Позвонить отцу — выслать ему две пары очков и женьшень.

Пленум вчера закончился. Мне неожиданно дали слово — было всего 10 минут сообразить, что ответить Э. Рязанову. Ответил смешно, к полному удовольствию зала. Но выступал с главным для себя: разговоры о том, кто ставит кино для народа, кто не для народа, — это разговоры родственников на панихиде («Кто больше любил покойную тетю».) Предполагается, кто больше любит, тому больший кусок. И Бог в душе, и народ в душе. И ничего нельзя сделать в искусстве, кроме того, что волнует и мучает, что восхищает и нравится. И если твои боли отзываются в зрителе, то ты счастливец, если твои боли никого не волнуют — ты самый несчастный из смертных, ты мимо, ты зря, ты впустую.

Наша профессия — профессия риска. Так было и во времена Возрождения, и много раньше, и много позже. Так и сегодня. И Володя Горелов нес в себе мальчишечий идеал и потому был очень точным актером ТЮЗа. И «презирал», и «был непокорен», и радостен как мальчик; и любил делать вдруг поседевшие виски — у его брата (красавца) были такие. Вспоминаю у А.П. Чехова: «Гимназист из кокетства прихрамывал». И смешно было и... трогало. А юные зрительницы души не чаяли, пуговки от лифчиков отскакивали, беспричинные слезы лились из глаз.

Володя Горелов не играл ради зала, он так чувствовал, он «это» любил. Это попадание.

Художник совпадает или нет. Когда он попадает в саму историю, выражает само движение духа, его муку, его тайну — он совершает уже «общественно значимые» открытия. Говорят — гений.

Потом был отдельно пленум в Белом зале, совместно с ревизионной комиссией. Нехорошев и комиссия вопили и кричали, топили Чернова. Что-то орал Шерстобитов, кидался, как дворовый пес. Швейцер, «благородный», глядел на меня злющими глазами и требовал решения о запрещении совмещения должностей. Брал реванш Э. Рязанов — толковал о совмещении, это «дело совести» — грязь, накипь, злобища, раздражение.

Сегодня продолжение секретариата. Отчет о молодежной конференции С. Соловьева и отчет детской комиссии — мой. Делал доклад. Все в отпаде. Увидели огромность проведенной работы. Хвалили. Ибрагимбеков врезал Э. Рязанову. Сорвался на ненависть ко мне и Е. Григорьев, стал что-то злобно толковать о «Чучеле», осекся, порычал, показал клыки. Сергей Соловьев бросался на Хуциева, Плахов тоже. Они выставили пятикурсника — он говорил С. Соловьеву, что тот ему в «Ассе» не нравится. И работы его студентов не нравятся тоже. Говорил Баталов: не надо молодежи особых условий. Потом пошел разговор о национальном кино. Булат сказал «белая перестройка», резко говорили прибалты, не скрывая своего отношения к русским.

И злоба, злоба, злоба, злоба!

Если говорить о кодексе секретариата, то надо исключить злобствование, недоброжелательство. Надо определить свое отношение к инакомыслящим и дать пример благородного отношения. Я не должен отвечать ни на один выпад против себя.

Что это? Зависть? Неужели просто зависть?

Лера сказала, что обо мне распускаются жуткие слухи: то я умер (приезжали ребята, мои ученики, услышав, что я умер), то я задавил на машине ребенка, то посол в США прислал письмо, что я что-то натворил в Америке, и т.д. Окружение злобой?

Климов напряжен и зол. Очень переживает нелюбовь к себе. Он ввел Толстых, Рязанова и Смирнова - это силы разрушительные, они ему секретариат развалят.

15.12.87 г. Ночь

Да, я из одной зоны проклятия попал в другую. Она, собственно, та же, враги, собственно, те же; только если раньше они делали со мной втихую все, что хотели, то сейчас не могут, но выступают открыто.

Ничего не успеваю, а надо успеть, надо! Не пригласить ли в комиссию по детскому кино Приемыхова — он лидер и мог бы стать худруком на студии им. Горького. Вот кого на программу «Мир», если она ему близка.

26.12.87 г.

Умерла Князева. Поехал — в квартире темно, родная сестра Люся и племянницы ограбили квартиру, даже люстру срезали и светильник в передней. Люся не вышла ко мне — слишком переживает. (Особенно переживала, когда таскала вещи.) К себе тоже не пустила (не успела, видно, все рассовать по сусекам).

Ира (не то Алла) по телефону: «Тетя Лилечка нас просила, чтобы Олегу ничего не досталось».

Отдали паспорт с удовольствием: похоронами не заниматься. (Похороны ведь не Олег — деньги-то нужны, поминки нужны.)

Всегда казалось, что все это может происходить с кем-то другим. Жаль Лилю, Жаль очень. Больше, чем очень.

Она не послушалась, не ушла из театра, когда я ей сказал. (А ведь поклялась когда-то, что уйдет, когда я скажу.) Уходить надо вовремя. А так она зачеркнула то, что сделала. Она великая артистка. Она сделала революцию в детском театре — об этом надо написать.

Странно все. Я не плакал. Долго не понимал, что квартира ограблена. Образ разгрома связался со смертью. Впечатление страшное.

28-го похороны — утром, 28-го вручение Госпремии за «Письма мертвого человека».

27.12.87 г.

Были Володя Опенышев, Коля Гейко — это хорошие ребята. Очень хорошие. Жаль, Сельянову голову задурил Соловьев, а Карин будет сниматься у Глеба Панфилова. (Константинопольский и Овчинников не просто молоды — они намного слабее, хотя Овчинников с Достоевским был интересен.)

Старому году четыре дня осталось. Большой был год. Я много увидел, многое понял, много работал. Приобрел ли я много? Пожалуй, нет. А теряю дорогое для себя, чем жил всегда — расположение ко мне людей. Дорого ли оно? Каких людей? Дорого... даже и не совсем тех, кого и ценю. Все равно дорого. Тут новый этаж, я очень на виду, дали звание, одну премию, другую, должности... людям может показаться, я добиваюсь этого. А ролей новых подряд много: «Письма мертвого человека», «Проверка на дорогах», «Комиссар», «Чучело»...

Драгоценной общественности это надо переварить. На перевыборы она еще согласна, но негласную, давно утвердившийся табель о рангах (внутреннего пользования) она меняет, кривляясь и жестикулируя, сплетничая и бранясь, очень медленно и без всякого желания.

Каждую новую роль мне в глаза называют «лучшей» — это со мной еще с ТЮЗа: когда в признании роли лучшей какое-то даже не тайное отрицание прежних. Неужели действительно зависть? Когда же художник бывает признан коллегами? Только в несчастье? Только убитый и замученный?

Господи! Дай мне здоровья и сил! Дай мне в год Дракона выздороветь! Я буду очень честно работать. Я разберусь с суетой — я буду и ставить и играть. А в детском центре и на студии развернется программа, которую я делаю сейчас.

28-29.12.87 г.

Хоронили Князеву. Достойно, красиво, тепло и человечно. Кроме некоторой фальши у Люды Касаткиной — ни одной фальшивой ноты. Ни одного формального движения. Были старые ТЮЗяне — все старые, седые, Юра Крамеров — дед, с бородой и палочкой. Сухой, поджарый, с глубокими прямыми складками алкоголика на сером лице, Витя Шугаев, Володя Горелов с измученным лицом, почти весь седой, картинно седой Женя Васильев, даже у седого волосы у него вьются, округлый сиреневато-седоватый Витя Рождественский, Ира — бабушка, Клава Белова тоже, лучше всех выглядит когда-то вечно страшненькая Света Радченко. Страшненькой она осталась, но выглядит лучше всех, от этого сильно выигрывает.

Выбрал место для Лили у двух елочек (в голове и в ногах), место покойное, красивое. Недалеко похоронен Вася Ордынский, Володя Басов.

Говорил на панихиде. Даже забыл, что слушают. Мысль сама шла через меня. Говорил о Князевой что-то главное, не знаю -сумел ли сказать.

В этот же день получал премию. Это показали по программе «Время» — по-моему, со стороны это могло показаться чудовищным. Был банкет. Стол был, какого я давно не видел даже в Кремле.

Понял вдруг одну вещь! Русский народ не имеет своей республики! Это очень плохо. РСФСР — это и Татария, и Удмуртия, и Коми, и т.д. Заговорить о русской культуре РСФСР можно только с оговорками, многонациональная!!!

Беседовал много с Генриеттой Яновской (новым главарем ТЮЗа). Крутая женщинка. Очень уж крутая. Хитра. Изворотлива. Очевидно талантлива. Но чертей в ней больше ста, не знаю, есть ли в ней хоть одна девушка.

За «Проверку» премию мне давать не будут. Мое секретарство и другие должности мне здорово мешают. И уже не только потерей времени (а это потеря времени процентов на 90!), а и явным снижением моего «паблисити», мне будут сильно мешать. Либо надо идти дальше, либо обратно. Так, как есть, — плохо.

Наверное, главное — это студия и студенты. Но довести до конца начатое невозможно.

Что-то опять не получается у меня. Надо... все изменить и тут же... все оставить, как было.

А что если все спланировать, но оставить только самое главное и рубануть текучку? А кто ею будет заниматься? Александров? Чепуха!

Горбачев принимал С. Михалкова, надо узнать у него, как прошла встреча, надо сориентироваться.

Как скучны стали мои записи. Как истомилась душа моя без моей главной любимой работы! Если бы я до конца верил, что что-то изменится. Не верю я, все останется так же.

* * *

Да. Истина идет своей дорогой,

Крушит, вершит, возникнет и уйдет.

То вдруг откроется у близкого порога,

То вдруг стремглав куда-то вдаль уйдет!

Куда стремится истина, не знаю,

Боюсь, к какой-то цели роковой,

А мы вокруг летаем точно стая,

Как вороны над падалью живой.

И небо наливается пурпуром,

И жажда, как в горячечном бреду,

А истина пронзила нас шампуром

И... жарит на сомнениях в аду!

31.12.87 г.

Вот еще год без творчества. От этого можно с ума сойти. Ни фильмов, ни ролей, ни концертов, ни статей стоящих. Все ушло в суматоху и борьбу, результаты есть (и с плюсом, и с минусом). Самое обидное, что это год без стихов. (Я пытаюсь написать, как бывало, сразу, без всякой подготовки, только открыв для себя возможность — из рук вон, и плохо, и глупо, и вообще будто никогда и писать-то не пробовал.)

Студия пока не сложилась ни по людям, ни по репертуару 1988 года. Наруцкая взяла на главную роль мужа, будет подгопять под него картину. Во Фридберга не верю. «Наркоман» (Гаврилов) — документалка, Талгат (Казахстан) особых надежд не рождает. На «афганцев» рассчитывать не приходится, застряли с организацией, и на ЦСДФ уже готовы 4 части. План 1989 года лучше, очень интересен замысел у Ю. Мамина (Лейкин) — «Бакенбарды», должен и М. Рощин написать сценарий «Педпоэмы» (две серии), «Золотую шпагу» (только эскизы бы посмотреть! А то строить начали, а я эскизов не видел, да и видел ли кто-нибудь?). Сюда бы хорошо «Хомо новус» и «Трущобную кошку» (но это уже шесть единиц!). А если еще будет «Хартман» и «Грааль», то все десять было бы неплохо. Не предложить ли «Хомо» Валерию Приемыхову? Да! Еще «Марадонна» (ой, нужны единицы!).

Курс тоже не ахти в целом. Сельянов отваливает (сговорил С. Соловьев). Константинопольский пока на нуле. Армянин работает плохо. Овчинников в целом не очень, но отрывок сделал неплохой. Хорошо идут А. Карин, Н. Гейко и В. Опенышев. Но с сентября успели мало. Заниматься надо активней, программу сделать более напряженную, на курсовую получить для ребят пленку у Камшалова в порядке эксперимента. Определить производство. А Карин у Панфилова (он будет играть Находку в «Матери») и т.д.

В Союзе сделано много — 1988 год надо завершать! Это очень важно, и это обязательно. И центр, и устав, и т.д. Но главное — дворец, пять залов, фестивали, связь с ТВ. Очень важно пройти к М.С. Горбачеву. Надо добиться поддержки Измайловского центра, разработать программу строительства, отдачу Ялтинской студии «Детюнкино», ибо студия им. Горького не имеет творческих сил. Нужны люди.

Но более прочего в 1988 году волнует дом. Неужели не дадут? Это будет более чем жаль! А если дадут — напряженка будет невиданная. Что же, залезу в долги!

Надо срочно написать и «Васю Куролесова», и «Кошку», м.б., «Васю Куролесова» отдать Гайдаю Л., сделать пьесу, отдать в МТЮЗ и т.д. Много бы можно было сделать, если бы не проклятые должности. Бросить секретариат? Лучше бы бросить. А центр? Кого найти? Ох, нужны люди, и обязательно надо сыграть Фердыщенко. Обязательно.

Стоит вопрос и о здоровье. Надо подлечиться. Нужен режим. Нужно днем спать. Обязательно. И зубы вставить. И насморк вылечить! И бросить курить.

Ого-го! Сколько всего! А еще ведь и писать надо! Да! Компот!

21.01.88 г.

Кстати, не забыть поздравить Олега! Ему тридцать! Надо что-то подарить — будут ли у него дома праздновать? Позвоню с утра. Но что-то больно грустно на душе. Как-то странно получается, что работаю из последних сил и ничего не делаю. Все как-то движется само по себе, вырывается из рук. Ведь режиссуры нет. Откуда взяться кинематографу?

Подходит шестьдесят, И срок последний. Но все же это срок И время все же есть! Мне годы шелестят, Мол, возраст средний, Не сделан мой урок, Не сделан весь! Надежду не теряй И веру тоже! Сруби сухую ветвь Постылой суеты! Всего себя отдай, И Бог поможет, Да будет еще свет, Да сбудутся мечты! И новые слова Еще найдутся, Еще прольется кровь Из многих ран! Вскипает голова, И слезы льются. Люблю тебя я вновь... Навечно твой Ролан!

Очень меня тревожит все. Но более всего тревожит непорядок в собственной душе. Посмотрел Чаплина, великого и близкого, брата по всему, друга на всю жизнь. И такой острой болью отдалось то, что все время мельчу свою жизнь, что диву даешься. Он многое в жизни организовывал, но лишь вокруг себя и своего дела. Он работал на направлении своих главных возможностей. Не могу, брат мой Чарли, не согласиться с твоим упреком. Все подчиню сейчас главному — созданию своих фильмов.

Когда-то, совсем давно, английский писатель Хью Лофтинг написал известную книжку «Доктор Дулитл». Корней Иванович Чуковский сначала перевел эту книгу, а затем и пересоздал ее — «Доктор Айболит» родился заново. Говорить о том, что это перевод, — сильно грешить против правды, хотя и имена похожи: там Барбара, здесь Варвара, там обезьянка Ки-Ки, здесь Чи-Чи. Но кто скажет, что эта книжка не Корнея Ивановича?

Перед вами, уважаемый читатель, новая книга Юрия Коваля. Кто читал этого писателя, тот любит его. Он ни на кого не похож, добр, прост и при этом удивителен. В его повестях и рассказах природа и животный мир сохраняется, как в Красной книге. Может быть, даже чуточку лучше, потому что здесь наша добрая и щедрая природа не просто записывается, а сохраняется навечно, как самое главное сокровище жизни. Всегда будет жить недопесок Наполеон Третий, вечный рыцарь познания и свободы, или хитроумный медведь, который, конечно, как говорится, нечист на лапу, но не со зла, и мыши, и птицы, и всякая другая живность, и картофельная собака — пес особой породы, единственной в мире. И осенний кленовый лист, который у Юрия Коваля «особенный молодец», и осенний ветер — листобой, и деревья, и ягоды, и грибы, и сам воздух, который не только чист, как поцелуй ребенка, но еще и движется, живет, грустит и любит.

Сейчас вы прочтете, наверное, повесть Юрия Коваля «Трущобная кошка». Еще она называется «Королевская Аналостанка». Я знаю, что еще в начале века эту повесть уже написал канадский писатель Сетон-Томпсон. Но не торопитесь с выводами — я не ошибся. (О Лофтинге.)

И закончить: эти писатели очень редкие, их самих надо записывать в Красную книгу. Пора, пора заводить такую книгу не только для животных, но и для настоящих художников слова, кисти, сцены, экрана...

25.01.88 г. Понедельник

В больнице на Грановского.

Надо очень организованно провести это лечение и работу над сценариями («Кошки» и «Куролесова»). Все надо сделать и не терять зря времени. Телефон мне поставят.

Список дел составлю сегодня. И сегодня же созвонюсь со всеми.

25.01.88 г.

Диалог (отрывок):

— Я хочу тебя видеть.

— Многие хотят разного, но не у всех получается. Первое, что нужно, — это восстанавливать режим. Понять, как я тут буду работать и лечиться. Очень точно распределиться.

Сегодня передача о Высоцком. Очень интересны рассказы Смехова о концерте, Володарского о том, как на десятилетии (капустник) на его появление было гробовое молчание — «Что я им сделал?». Рассказ В. Золотухина о собственном предательстве... А хорошо бы, чтобы был театр В. Высоцкого.

27.01.88 г.

«Кошка» — какое-то новое слово (но снова без соизмерения, как «Айболит» и «Нос», и оценить ее можно будет потом, а потом в кино никто не оценивает). «Вася» — будет в точку, в зрителя. «Паблисити» — еще на пять лет, если не больше. А вот «Мама, война!» — это настоящее дело.

Если написать «Дочь болотного царя», то чисто по сюжету сказки Андерсена.

Ее надо сделать исчадьем всех женских пороков. Если она встретила красавца, то чем он ей больше нравится, тем ей обидней, что он красавец, у нее соперничество даже с ним («Уж не думает ли он, что он красивее ее»). Если он не влюблен, его надо убить, потому что он не оценил ее божественную красоту, если влюблен, то его надо убить, потому что он влюблен недостаточно, а если достаточно, то его тем более надо убить, поскольку он посмел думать о взаимности. Сколько испытаний! Сколько казней она ему придумывает! Но убить его до конца ей жаль, где же она еще такого красивого найдет, да еще такого, который так любить умеет.

Но более всего она мстит за то, что он любит красивых, а вот если бы она была жабой, он не любил бы, раздавил бы, надсмеялся бы. Тут самое главное — найти то, что укротило бы строптивую. Это новое «Укрощение строптивой», когда строптивая уже не строптивая, а гадина, «ужас мира — зло природы». Вся история издевательств — это «Принцесса Турандот», серия небывалых испытаний; он должен победить само зло, должен сразиться с дочерью болотного царя во всех ее чудовищных возможностях — и везде она терпит поражение. Но как он полюбил лягушку? Может быть, он все больше привязывается к жабе-горемыке. И все менее внимателен к своей мучительнице, в которую он считает себя влюбленным. И тогда она начинает ревновать — ах, как она ревнует! И хоть ревнует она сама к себе, она понимает, что он-то изменяет по-настоящему. Тут желание убить и его, и себя (жабу) — пусть он ее убьет! И он догадывается обо всем — ему открылась ее мука.

Как освободить ее от заклятия? Он берет ее с собой, она понимает, что он хочет ее освободить от заклятия, но все время мешает. У нее вторая фаза «подлости», как у того скорпиона — не хочет, а гадит, и влюбляется — влюбляется — влюбляется, и эта ее любовь все эгоистичнее, все больше страхов, что она станет хорошей и тогда он ее разлюбит, все больше страхов, что, если все изменится, кончится то, что есть. А то, что будет, она не знает, и это будет «по-о-то-ом!».

В самый последний момент, когда чары должны исчезнуть (она никогда не плакала, и если чары спадут, она заплачет), она его (и себя) чуть не погубила. Но он победил все, и она заплакала... Она прекрасна... они ждут ночи, и она все боится, что станет жабой, она ждет этого, она жаждет, рвет на себе одежды, падает без чувств, но жабой не становится. Он... он не может воспользоваться ее обмороком и теперь ждет, что она его разлюбит. Он сам начинает мучиться оттого, что она станет любить его из благодарности (в порыве злобы она ему об этом говорила)... И он уходит, чтобы, если она его полюбит, то нашла... Какой же она стала, когда заклятие снято? Она осталась... не такой же, нет, она стала прекрасней, но осталась все такой же Турандот. Она снова объявила турнир. И снова собрались рыцари. Она придумала такой турнир, который ему выиграть было не по силам, но он отказался участвовать. Она пришла к нему ночью в виде рабыни, она провела с ним ночь (а вдруг не выиграет — ей не хотелось рисковать)... и т.д.

А может быть, не ждать, пока я напишу все книги. Я же их никогда не напишу! А написать одну — «Гипотезы», и в каждую главу вложить то, что я намеревался положить в основу каждой книги. (Тут и хозрасчетный момент: можно издать книжечку кооперативно — все заработают, только бы достать бумагу да заказ в типографии.)

В 1989 году мне 60 лет - можно согласиться на телефильм, только кто напишет сценарий? Неужели сам? «Сто ролей Ролана Быкова». Взять эпизоды и монтировать их по десятку, взять роли. Показать путь расширения диапазона от комических ролей до социального героя...

Из окон льется черный свет

Потоком темноты кромешной,

Какой-то волею нездешней

На тайны вечные ответ.

И все яснее очертанья

Всего, что не увидеть днем,

И черным светится огнем

Поток свободного сознанья.

И все реальней и ясней

Видны предметы, факты, мысли,

И дали беспредельной выси,

И все, что видится во сне.

05.02.88 г. Ночь

Действие «Куролесова» происходит в городе Держикарман-ширьевске. (Держикарманширьевского района.)

Пока жива Софья Завельская, надо собрать фотографии ролей в ТЮЗе. (Надо узнать, не остался ли материал от «Встает утро» на ТВ. Есть ли материал о «Такой любви»? Есть ли негатив и срезки в ЦСДФ?)

06.02.88 г.

Курочкину надо ехать в ПТУ, там выдать себя за «представителя профориентации». Своровать деталь для Васи. (Вася-то его признал, а он и не стал отнекиваться — «дело есть».) Едут на тракторе — все ему Курочкин и выложил. А из милиции его отпустили наутро. Батон с ним говорил, намекал — дело есть, подумал, что он блатной. (Туманно!) Надо сюжет сделать очень простым. Выстроить детективную историю.

24.02.88 г.

Вчера вышел из больницы, был на коллегии (план 1989 г.) и на студии (Фридберг, немцы, текучка). Итак, 1988 год.

1. Наруцкая — «Муж и дочь Тамары Александровны». Конечно, она лажанулась с главными героями. Муж ее как герой торпедирует ее картину. И девочка выбрана неверно. Снимается натура. Характеры ясны не будут. Надо смотреть и думать, что получается. Надо очень помочь Оле. (Как — не знаю...) Куда вывести картину? Куда ее ведет Ольга?

2. Фридберг — «Неспортивная история» («Куколка»). Очень хорошая девочка, учительница и мать. Ребята выбраны неинтересно. Но причина выбора ясна. Исаак уходит от штампа, от «школьное™», тюзовщины Агеева. Это очень грамотно и хорошо. Но его идиотская идея о «романе» ученика и учительницы крайне пошла. Его бы надо увести от этого. Он человек неприятный. Нельзя, чтобы это помешало его работе. (При этом с группой он справляется.) Надо сейчас обязательно понять его. Это хороший уровень. Пожалуй, наиболее профессиональный из того, что есть. Надо дать ему большую свободу. (Но сначала договориться о том, что «слабости» учительницы не будет!)

3. Гаврилов — «Наркоман». Что собирается делать этот мальчик — не знаю. Надо узнать. Погрузить в цвет, отобрать материал, сроки...

4. Талгат Тименов — очень плохой сценарий.

25.03.88 г. Дома!

Ответ на письмо Барсова

Сначала немного о тональности письма. Его молодая запальчивость поначалу сбивает с толку. Кажется, что автор письма — пренеприятнейшая личность, и сначала рождается твердое убеждение, что он наверняка из тех кавалеристов, которые готовы сегодня рубить направо и налево шашкой безапелляционности. Подозрение это усиливается, когда начинаешь понимать, что автору все ясно. Опыт подсказывает, что это наивное убеждение — сегодня многое неясно. Но письмо по существу очень серьезное, точка зрения (пусть крайняя), к сожалению, неожиданная, но автор сто раз прав по двум положениям:

1. О подходе к спорту.

2. О социологизированном подходе к воспитанию, а главное, он заметил, что под воспитанием многие понимали угрюм-бурчеевское сочетание «прямолинейности с осчастливливанием» и путали слово «Отечество» со словом «Ваше Превосходительство».

Не прав о колоссальных средствах — нет этих средств. (Цифры.) Он не знает.

Письмо Барсова надо бы перевести с языка скандального на деловой, с незнания на знание.

Энмар Барсов (полковник) написал письмо очень важное. Главное достоинство письма: свежая и верная по сути точка зрения на спорт и деятельность спорткомитета. Главное достоинство письма — определение «воспитательности» как пропагандистского волюнтаризма, поддерживаемого всей государственной системой (вплоть до КГБ).

27.03.88 г.

1. Компьютерные мультяшки. Это все меняет. Сказки стали возможны. Предела фантазии нет. Компьютер — финал развития, дубликат мозга, должен вернуться к началу духа — к сказке. Она начало духа святого, она мать-прародительница.

2. Компьютерная мультипликация — работа с фотографией и киноматериалом — это уже нечто иное, нежели комбинированные съемки.

3. Элемент компьютерной мультипликации надо бы ввести в «Трущобную кошку» (уход с хвостами за трубу), кот с плечами и т.д. Маленькая подтасовка — слезы из глаз и т.д.

4. В худсовет ребят, делающих «Взгляд» и «До и после полуночи», — узнать основных идеологов.

Из больницы Врачи-щупологи.

Мы не защищены от людей в белых халатах. (Очень верно, почему раньше так не обобщал?) Ведь врачи, вторгаясь в детство, вторглись в лабораторию духовного. Они столько напутали, что мы с этим долго не разберемся. Страшные сказки — это я понимал и раньше, но врачи вторглись в мировоззрение на уровне санитаров и курортологов.

Из рассказа соседа по столу в больнице

— А я теперь перед белым халатом мобилизуюсь.

Он мне: Вам надо...

А я: Нет...

Он: Анализ...

А я: Нет...

Он: Как же так, ведь я врач!

А я: Перебьешься...