— Алек, ну пожалуйста. Я клянусь тебе, что это последний.

— Ты говорил это уже три раза.

— Ну правда последний! Шестой эпизод, дальше там просто нет.

Лайтвуд тяжело вздыхает. Большие оленьи глаза Стайлза глядят на него слишком умоляюще.

И почему он никогда не может ему сопротивляться?

Он вообще-то не против «Звездных войн», но устраивать марафон из четырех фильмов за один день — даже для него перебор.

Но Стайлзу скучно.

Дерек и Магнус уехали совсем недавно, у них впереди ещё целая неделя командировки, а Алек уже готов лезть на стену. И не только потому, что скучает по своему мужу.

Он скучает по Магнусу тихо. Звонит по вечерам, нагружает себя работой и старается не думать о любимом.

Стайлз скучает громко. Наверное, не осталось ни одного знакомого, соседа или обычного прохожего, который бы не знал, что у Стилински уехал муж. Телефон Дерека разрывается от миллионов сообщений за час, большинство из которых — просто смайлики. Веселые смайлики, грустные смайлики, плачущие смайлики, красные сердечки, жёлтые сердечки, синие… Иногда Стайлз выстраивает их по цветам радуги.

Ещё у них на кухне к холодильнику прикреплен огромный календарь, где Стайлз вычёркивает красным маркером дни, проведенные без Дерека.

Но в будние еще как-то терпимо. Работа отвлекает Стилински хотя бы ненадолго, а вот в выходные хуже всего.

Большой дом, в котором они живут вчетвером (оказывается в том, что брат женат на твоем лучшем друге, а ты женат на лучшем друге брата есть свои преимущества), вычищен до блеска. Броуди уже не держится ни на одной из своих четырех лап и прячется под кроватью, когда Стайлз снова изъявляет желание с ним погулять. Холодильник на кухне забит приготовленными на неделю ужинами.

Со всем этим Стилински справляется так быстро, что невольно возникает вопрос, а не Флеш ли он. Впрочем, вопрос быстро отпадает, потому что после любого занятия Стайлзу снова становится скучно. И тогда он пристает к Алеку.

За сегодняшний день они успевают поиграть в приставку, сходить в кино на новые «Звёздные войны», а потом прийти домой и устроить марафон классических эпизодов: с четвертого по шестой.

Алеку кажется, что у него уже слезятся глаза, но Стайлз смотрит на него так умоляюще, что он находит в себе силы лишь обречённо кивнуть.

— Ура! — Стилински подпрыгивает на диване и потирает руки. — Я тогда на кухню за попкорном, а ты переключай.

Алек с сомнением смотрит на три тарелки из-под попкорна, которые они со Стилински успели слопать. Он почти уверен, что так питаться нельзя. Его поражает, что повёрнутый на здоровом питании друг так беспечен.

Может быть, вместе с собой Дерек увез какую-то часть Стайлза?

«Угу, мозг» — услужливо подсказывает внутренний голос, и Алек усмехается своим мыслям.

Стайлз возвращается ещё с двумя тарелками — с карамельным и солёным попкорном. Он берет по паре штук из разных тарелок и засовывает их в рот. Алек даже не удивляется. Привык, что от друга можно ожидать всего, чего угодно.

На экране летают корабли, Альянс повстанцев борется с Галактической Империей, Лея узнает тайну своего рождения, а Энакин возвращается на светлую сторону. Попкорн заканчивается ещё на первой трети фильма, а Алек к нему даже не притрагивается.

Внезапно телефон рядом с ним разрывается трелью звонка, и Стайлз шикает на Алека, чтобы тот «выключил свою адскую трубку и не мешал смотреть».

Только это показательное выступление остаётся без реакции — Алек уже не обращает внимания на друга. Он не может сдержать улыбку, потому что на экране высвечивается «Магнус». Лайтвуд быстро вскакивает с места и выходит на кухню, по пути отвечая на звонок.

— Магнус?

— Александр, — голос Бейна хриплый, и он скорее выдыхает это имя, чем говорит его.

Алек напрягается. В голове возникают сотни картин того, что могло произойти с его мужем так далеко от дома. Япония, конечно, не самая опасная страна в мире, но все же.

— С тобой все хорошо?

— Не хорошо, сладкий. Очень не хорошо. Я скучаю по тебе. Я люблю свою работу, но не тогда, когда она забирает тебя у меня так надолго, — в трубке раздается гортанный стон.

По телу Алека проходит невидимая волна, потому что он слишком хорошо знает эти стоны.

Стоны не отвращения, не боли.

А дикого возбуждения.

— Магс? — его голос становится на несколько октав тише и тоньше.

— Просто говори, Александр. Пожалуйста, — просит сквозь зубы, потому что на большее просто нет сил.

А Алек не может вымолвить ни слова. Его воображение слишком ярко рисует Магнуса, который лежит на кровати и одной рукой держит телефон, а другой проводит по члену, обхватывает поджавшиеся яйца, а потом скользит влажными от смазки пальцами в ложбинку между ягодиц.

Лайтвуд не то что говорить, он дышать не может. Все его мысли, чувства и эмоции тянутся вниз живота. Кровь приливает к члену, и тот моментально напрягается.

Силы находятся только для того, чтобы прислониться к дверце холодильника.

Прерывистое дыхание в трубке совершенно не помогает.

— Александр, — почти умоляющий шёпот выбивает всю почву из-под ног.

Рука сама касается пояса домашних штанов, и надо приложить все усилия, чтобы не забраться под него и не обхватить плоть дрожащими пальцами.

— Магс, — так же хрипло — Я так скучаю по тебе. Наша кровать… Наша кровать слишком большая для меня одного. Твои любимые атласные простыни кажутся не такими мягкими, когда я сплю на них один. И каждый вечер перед тем, как закрыть глаза, я представляю тебя. Обнаженного, возбужденного и стонущего подо мной.

— Пожалуйста, — глухой голос в трубке не оставляет ни единого шанса.

— Я представляю, как ты стоишь на коленях, прогибаешься в пояснице и умоляешь трахнуть тебя. Как я медленно вхожу, растягиваю и понимаю, что я нигде не чувствовал такого удовольствия, как в тебе.

Бейн тихо охает. И этот звук буквально прошибает, Алек уже не может сдерживать себя и лишь оттягивает резинку брюк и трусов, чтобы пережать член у основания.

— Магс, — сдавленный стон. — А иногда я представляю, как ты трахаешь меня. Как твои умелые пальцы погружаются внутрь, сгибаются, растягивают и готовят к большему.

— Ты трогаешь себя? — даже не вопрос, а утверждение.

Алек знает, что громкий стон, когда пальцы проходятся по дырочке уретры и размазывают смазку, лучше любых слов. Он уже просто не может сдерживать себя и приспускает брюки, освобождая член из плена ткани.

— Сладкий… Боже. Во мне два пальца, но этого мало. Я хочу не мои, а твои пальцы. Я хочу твой член внутри себя. Я так люблю, когда ты вбиваешься в мое тело и оставляешь синяки на бедрах. Они и сейчас еще не сошли. Алек, — несколько секунд в трубке раздаются лишь приглушенные стоны. — Когда я вернусь, пообещай мне, что оставишь новые. Синяки, засосы. Я хочу знать, что принадлежу тебе.

Лайтвуда выгибает от одних этих слов. Глаза закрываются сами по себе из-за обжигающего возбуждения. Он толкается бедрами вперед, двигается навстречу плотно сжатому кулаку, проводит пальцами по узору вен. Вспоминает, что Магнус делал точно так же в ночь перед отъездом.

Он представляет, как оставит на теле мужа десятки своих отметок, чтобы подтвердить, что он принадлежит ему. После пяти лет отношений и двух лет брака все эти собственнические замашки должны были бы уже пройти, но этого так и не произошло. Но Магнус не возражает.

Алек двигает рукой по члену практически на сухую. Почти больно, но ему плевать, потому что от вздохов и стонов из динамика сносит крышу.

— Алек, я сейчас… Александр, — имя вылетает криком. Раскатистое «р» и тянущиеся гласные, а затем тяжелое дыхание.

Лайтвуд чертыхается. Он хочет видеть, как кончает его муж.

— Александр, — кажется, Магнус сорвал голос, потому что звучит сейчас очень тихо, но это вызывает еще большую дрожь по телу. — Мой горячий мальчик. Я люблю тебя.

Ох, Бейн прекрасно знает, как на Алека влияют нежные слова. Как он покрывается мурашками от трепещущего «Александр» и выгибается от «Я люблю тебя».

— Я хотел бы взять тебя в рот прямо сейчас.

Это признание, как последняя капля.

Тело содрогается в предоргазменных судорогах и буквально резонирует от переполняющей дрожи. Пальцы на ногах поджимаются.

Алек выплескивается себе на руку белесой спермой, краем сознания подмечая, что несколько капель упали на пол.

Он гортанно стонет, когда из гостиной доносится Имперский марш.

— Боже, — Лайтвуд все еще прижимает ладонь к члену, старается успокоиться после вспышки наслаждения, но его грудь содрогается от смеха.

Это получилось действительно эпично.

— Сладкий? — разморенно спрашивает Магнус. — Все хорошо?

— Да, просто Стайлз смотрит…

— О, не объясняй.

Алек смеется и уже хочет взять салфетку, вытереть себя, да и вообще привести тут все в порядок, как со стороны двери раздается топот ног по паркету. Лайтвуд не успевает среагировать, когда в дверном проеме оказывается Стилински.

— Хей, чувак, ну ты тут застрял что ли? Там фильм почти… — он замирает с распахнутым ртом, а потом резко отворачивается и хватается рукой за косяк двери.

Алек стремительно краснеет.

— Не говори мне, что вы тут… О Боже! — Стиайлз тоже краснеет. Кончики ушей становятся пунцовыми. Кажется, что даже его спина смущается и в то же время недовольно смотрит на Алека.

— Но у тебя же… фильм, — Алек и сам понимает, что его оправдания похожи на лепет младенца.

— Чувак, я не должен был этого видеть! Мои глаза! — Стайлз поднимает руку и ведет ею по волосам. — Ты не слышал о таком приспособлении, как дверь, да? Боже. Как дети. Секс по телефону!

На этих словах он все же оставляет Алека одного, но продолжает бурчать себе под нос все то время, пока возвращается в гостиную.

Через несколько секунд оттуда доносится громкое:

— И чтобы вымыл все с хлоркой, ясно тебе?

Лайтвуд обреченно стонет. В телефонной трубке раздаются смешки. Но стоит отдать Магнусу должное, он хотя бы пытается их заглушить.

— Магс, я… Перезвоню, — Алек сбрасывает вызов и наконец берет салфетки.

* * *

— Стайлз? — Дерек отвечает после второго гудка.

От хриплого голоса по позвоночнику бегут мурашки, и Стилински стонет в трубку, погружая в себя палец.

— Пожалуйста, Дерек, говори.