Сильный порыв ветра чуть не сбил с ног, и Алек чертыхнулся.

В небе громыхнуло, и пришлось ускорил шаг.

День, наполненный мокрой травой, пронизывающим ветром и неприятной прохладой, не мог стать еще хуже. Ну, по крайней мере, так казалось до тех пор, пока с неба не раздался громкий, пугающий звук, возвещающий о повторении утренней грозы. Алек закончил прогон своей старой программы и как раз показывал Максу правильное выполнение курбета, когда первые капли ударили по тенту шатра.

На странное шебуршание на крыше лошади не среагировали. Зато среагировал Алек. Тренировку надо было прекратить, иначе покалечиться могли и Алек, и Макс, и лошади.

Вести за собой и Рэмбрандта, и Пилигримма с Макмилланом, он бы не решился. Не тогда, когда капли все с больше силой ударяли по шатру. Попросив Макса последить за Рэмом, Алек подозвал к себе Пилигримма и Макмиллана и, положив ладони им на плечи, повел в сторону конюшни.

Передать жеребцов Люку, зайти проведать Рима, побыть с ним несколько минут — всё это не заняло много времени, но, когда Алек вышел из конюшни, на него обрушились острые струи ливня. Они бесцеремонно били по лицу, катились по щекам, шее и пропадали за воротом промокшей футболки. В небе блеснула молния, озарив потемневшее небо ослепляющей вспышкой. Пришлось перейти на бег.

Алек начинал волноваться за Макса. Рэм, находясь на манеже в такую погоду, мог не рассчитать своих сил и причинить боль и себе, и окружающим.

Футболка промокла, штаны — хоть выжимай, тренировочная обувь превратилась в мокрые тряпочки. Алек ощущал себя намокшим воробушком, когда практически влетел в шатер и тут же шмыгнул за форганг.

Раскат грома. Недовольное ржание.

Алек застыл.

Время остановилось, липкой патокой притупило сознание. Шум дождя был почти неслышен, как будто этот дождь шёл не здесь, не на этой планете, не в этом измерении. Манеж, пустующие зрительские ряды, кулисы, купол цирка — все смешалось в одно разноцветное пятно.

Потому что рядом с серым, недовольно фыркающим жеребцом, стоял вовсе не Макс.

Ветер был такой сильный, что хлопал полами тента. Ноздри Рэмбрандта раздулись, и Алек увидел, как он переступил с ноги на ногу, начал недовольно бить по земле копытом передней ноги. Как в замедленной съемке.

Магнус.

Ну же, почему ты просто стоишь?

Алека не слушался ни голос, ни тело, и всё, что он ощущал — это беспомощность.

Нужно было предупредить Магнуса, или хотя бы подойти к нему, постаравшись при этом не напугать Рэма ещё больше.

Где же, чёрт возьми, Макс?

Рэм обожал сладкое и Алека. Был тише и добрее, чем Пилл и Мак. Был спокойной цирковой лошадью, привыкшей к людям.

Рэм всё ещё оставался животным, доверяющим инстинктам.

Он оказался на манеже во время тренировки без дрессировщика в компании совершенно незнакомого человека, никогда не имевшего дела с лошадьми.

А небо плакало и извивалось, выбрасывая на натянутый купол всё своё горе оглушающими ударами.

Время почти остановилось, потому что Рэмбрандт сделал шаг назад. Потом ещё один. И скосил глаза на Магнуса, который неосознанно шагнул вслед за ним.

Всё это произошло за пару секунд, за мгновение, которое для Алека растянулось в маленькую вечность. Сам воздух вокруг давил на него, запирая в оковы железной клетки.

Рэмбрандт дернул хвостом и медленно перенес вес на задние ноги. Алек знал, что сейчас случится. А еще он знал, что уйти от удара копыт у Магнуса не получится.

С губ Магнуса сорвался сдавленный вздох, который проник в сознание Алека и разомкнул невидимые прутья, которые не давали ему шевельнуться. Он почувствовал, как вернулся контроль над телом.

Но поздно.

— Рэмбрандт! — забыв про то, чему учил Макса. Забыв про все каноны подхода к лошадям, про то, что нельзя издавать громкие звуки. — Стой!

Рэм даже присел от испуга, забыв про желание встать на дыбы, и судорожно огляделся. Старался найти источник шума. Но Алека уже не нужно было искать — он со всех ног бросился к Магнусу, который так и не шевельнулся.

— Бейн!

Алек оказался рядом за несколько секунд.

Краем глаза удостоверившись, что Рэм узнал его и сконфуженно опустил голову, он буквально налетел на Магнуса. Вцепился пальцами в чужие плечи так, что там наверняка останутся синяки. Ткань рубашки натянулась, готовая вот-вот порваться, но Магнус словно и не заметил этого.

Голова кружилась от быстрого бега, грудь вздымалась и опускалась от тугих вдохов, с которыми кислород поступал в легкие. Глаза вглядывались в фигуру напротив, лихорадочно выискивая повреждения.

— Ты совсем с ума сошел? — ни крик, а какой-то рык. Алек сильнее сжал пальцы. — Ты что вообще тут забыл?

Магнус был в его руках, как игрушка. Не среагировал ни на появление Алека, ни на его слова. Вроде бы живое тело, но глаза стеклянные, руки повисли двумя тряпичными лоскутками, каждая мышца в теле напоминала желе.

Магнуса затрясло.

Хотелось сделать что-то, хотелось успокоить, но как, если и сам почти не дышишь?

Алек ни за что не ответил бы, подумал он сначала или сделал. Просто притянул Магнуса за ткань рубашки и прижал к себе. Одна рука запуталась в волосах, другая обхватила за талию.

До нежного объятия — как до луны. Оно крепкое, неразрывное, почти до хруста и боли.

Необходимое.

Жив. Ничего не случилось. Рэм его не тронул.

— Магс… — сам не осознал, как это имя соскользнуло с губ.

Лёгким хрустом ударилось о действительность и разбилось. Но Магнус услышал — отмер в руках Алека и судорожно всхлипнул.

— Всё хорошо. Уже всё хорошо, — слова срывались с губ сами по себе.

Руки Магнуса, шершавые подушечки пальцев которых могли с легкостью вытащить голубя из пиджака или кролика из шляпы, дрогнули, прежде чем лечь на спину Алека.

— Я к тебе пришёл, Александр, — пробормотал Магнус. — А Макс… И я согласился. А потом…

Тихий лепет никак не хотел складываться в единую картину, и Алек оторвал Магнуса от себя, чтобы взглянуть в его глаза. И потеряться в них.

Миндалевидные глаза блестели от слез, приоткрытый рот ловил воздух, и Алека пробило волной желания прикоснуться к этим губам. Некстати. Не к месту.

Не думай даже.

Убери руки.

Нельзя.

Алек собрал в кулак всю свою волю, чтобы сделать маленький шаг назад, отодвигаясь от Магнуса. Но рук с его плеч так и не убрал.

— Я рядом, видишь? Как ты оказался здесь и куда делся Макс?

Взгляд напротив постепенно становился осмысленным. Магнус прекратил дрожать и попытался улыбнуться, а потом сам отступил, чуть нахмурившись.

Алек лишь опустил руки.

— Я пришёл к тебе, Алек, — куда делся «Александр»? — Поговорить, — его голос все еще звучал неуверенно, но изъяснялся Магнус вполне понятно. — А когда пришел, тут был только Макс и… И он, — кивнул за спину Алека.

Так, хорошо, Макс был. И куда он делся?

— Я спросил, где ты. Он вызвался тебя привести и попросил никуда не уходить.

Алек сжал руки в кулаках. Макс просто взял и ушел?

Ладно, это могло быть похоже на беспечного Макса, но…

— Это я виноват. Макс велел мне стоять там, около входа. А я захотел взглянуть поближе. А потом понимал, что должен уйти. Убежать. Но не мог двинуться с места.

Глупый Макс, глупый-глупый Магнус. Хоть один из них понимал, чем все это могло закончиться?

Глупый Алек.

Что-то теплое коснулось спины, заставив обернуться — Рэмбрандт подошел почти неслышно и уткнулся носом в футболку Алека, извиняясь за случившееся.

— Приятель, — совсем без злости пробормотал Алек и потрепал его по гладкой шерсти. Если уж и злиться на кого-нибудь, то только на себя. — Прости, я не должен был так кричать.

Магнус отпрыгнул от приблизившегося Рэма и поднял руки, словно защищаясь. В его глазах снова читалась паника.

— Не стоит бояться его, — почти шёпотом начал Алек. — Он не хотел обидеть, просто испугался.

— Если ты думаешь, что мне от этого легче, то ошибаешься, — сипло пробормотал Магнус, пятясь и не сводя глаз с Рэма.

— Подойди сюда.

Магнус застыл и ошарашено заморгал. Как будто не мог принять то, что эти слова Алека предназначались ему.

— Ты сумасшедший, если думаешь, что я это сделаю.

Алек улыбнулся. Он и сам не знал, почему хотел, чтобы Магнус перестал бояться. Просто это казалось важным.

— У лошадей очень доброе сердце, и всё, что они хотят — это угодить тебе, — он подошёл к Рэму вплотную и запустил пальцы ему в гриву. Тот, успокоившийся только от одного присутствия Алека, довольно фыркнул. Но потом вновь отпустил голову. — Видишь? Он понял, что напугал тебя, и сейчас ему стыдно. Он боится, что ты будешь злиться.

Алек снова улыбнулся. Мягко, по-доброму. Он больше не чувствовал той необоснованной злости, которая прожигала его последние дни. Он правда хотел, чтобы Магнус подошёл к нему.

И Магнус не смог отказать.

Неуверенно шагнул вперёд, оказавшись ближе к Алеку, но всё ещё старался держаться подальше от Рэмбрандта.

— Не бойся. Дай мне свою руку.

И это было странно — то, что Магнус сразу и без вопросов протянул ему ладонь, и то, что Алек почувствовал сотни крошечных уколов в том месте, где их кожа соприкоснулась.

— Всё будет хорошо, только не дёргайся.

И он поднёс руку Магнуса к носу Рэмбрандта, вынуждая пододвинуться ещё ближе. И это заставило Алека сразу же пожалеть о своем решении, потому что этого было слишком много.

Теплота кожи, едва уловимый запах изысканного геля для душа и лака сильной фиксации. Глубокое дыхание. Алек скосил взгляд на черный ежик волос, прямой нос и остановился на губах.

Он тут же одёрнул себя.

Второй раз за последние несколько минут зависнуть на этих мягких полуоткрытых губах, которые так хотелось поцеловать — это был явный перебор.

Но взгляда Алек не отвел.

А Магнус этого не заметил. Он зачарованно смотрел на тихо стоящего Рэмбрандта, который даже не шелохнулся, когда его коснулась чужая ладонь.

Алек медленно отпустил свою руку, хотя подсознание заходилось в просьбах не делать этого. Вообще никогда не отпускать Магнуса.

Подсознание было привычно проигнорировано.

Магнус неуверенно провёл рукой по лоснящейся шкуре Рэмбрандта, вверх и вниз. Все его тело было напряжено, рука подрагивала, готовая одернуться в любой момент. Но Рэм шагнул вперед, подставляя голову под прикосновение.

Магнус улыбнулся, взглянул на Алека и сделал ещё шаг к лошади, чтобы погладить её и второй рукой. Хотя держался всё ещё на расстоянии.

Он довольно зажмурился, а в следующий момент приоткрыл губы и облизал их. Всего лишь быстрое движение. Язык скользнул обратно в рот практически мгновенно.

А Алек громко сглотнул.

Но быстро взял себя в руки.

— Видишь? Он рад, что ты не обижаешься на него.

Точно ли к Рэму относилась последняя фраза? Алек закусил губу, почти до крови, и постарался улыбнуться.

— На земле нет существ добрее, — Алек сам не узнал свой голос, слишком тихий и хриплый. Магнус резко поднял голову.

Их разделяло всего несколько сантиметров, каждый из которых наэлектризовался до предела.

Магнус убрал руки с лошадиной морды и осторожно вгляделся в ореховые глаза, словно искал там что-то.

У Алека внутри разгорелся пожар, который лизал своими огненными языками ребра, разливался с кровью по всему телу, сметал всё «правильно» и «нужно».

Оставлял только «хочу» и «необходимо».

«Хочу, чтобы момент длился вечно. Нужно наклониться и…»

— Почему ты не сказал мне об отце?

Алек отпрянул.

Что? Откуда он..?

Что-то волшебное, что затуманивало разум, пропало, оставив за собой чувство опустошения.

Почему сейчас?

Хотя, на вопрос «откуда» мог быть только один ответ.

— Изабель, — буквально выплюнул сквозь зубы Алек.

— Не злись на неё, она хотела, как лучше, — уголки губ Магнуса дрогнули в грустной улыбке. Он всё ещё вглядывался в лицо Алека, и это сбивало с толку.

Сбивало с ног.

— Никто не давал ей права лезть в чужие дела, — руки сами сжались в кулаки.

— Это мое дело, Алек, тебе так не кажется? — Магнус говорил спокойно, без крика и надрыва. — Ты ушёл, а я ждал. Целый день ждал твоего звонка, и на следующий день, и через неделю… Да я целый год вздрагивал, когда на телефоне отображался незнакомый номер. Боялся, что, если отвечу, услышу твой голос. Или надеялся… Так что я благодарен твоей сестре за то, что она решила залезть в чужое дело и хоть что-то мне рассказать.

На секунду у Алека перехватило дыхание. Ему хотелось набрать полную грудь воздуха, а потом выдохнуть, вместе с углекислым газом выталкивая из себя чувство вины. В глазах Магнуса была уже не тоска, а всеобъемлющая боль.

Алеку стало противно от самого себя, ведь он никогда не хотел делать Магсу больно.

Он не думал, что ему будет больно.

Хотя стоило признать, что в тот момент он вообще не думал о нём.

— Прости, Магс, — на большее он просто не был способен. — Прости.

Алеку захотелось схватить его за рубашку и хорошенько встряхнуть, раскрыть ему глаза. Пусть лучше ненавидит его.

— Я думал, что так будет лучше. Отец погиб, а рядом со мной была Лидия.

— Лидия, — протянул Магнус, перекатывая имя на языке. — Ты ничего не сказал мне про нее в Индианаполисе.

«Потому что нечего было говорить. Потому что она была просто подругой. Потому что я не чувствовал ни к ней, ни к кому-нибудь другому ничего из того, что чувствовал к тебе».

— Я знаю, я виноват. Но я люблю ее.

Ложь. Какая же наглая ложь. Слишком явная.

Как Магнус мог не заметить этого?

Не заметил. Сжал зубы до скрипа и опустил голову. Алек видел, как ходили желваки на его щеках.

— Любовь — это хорошо, — Магнус поднял взгляд. Совершенно пустой взгляд, от которого у Алека пробежали мурашки по коже. — Я пойду.

Алеку тоже было пусто. Он чувствовал себя не то что выжатым, а пропущенным через мясорубку. Мышцы, скелет, внутренние органы, эмоции и чувства — всё превратилось в крошку.

Тёплый нос уткнулся ему в плечо, и Алек посмотрел на Рэмбрандта. Кто утверждает, что животные не умеют чувствовать, просто не общались с ними так, как он. В глазах коня читалось искреннее сопереживание.

«Что с тобой? Всё будет хорошо?»

— Всё будет хорошо, малыш, — а сам понимал, что не будет.

Не сейчас, когда Магнус уходил, понурив плечи. И снова он был тому причиной. Нельзя было оставлять все так, просто нельзя.

— Магнус!

Зачем он его окликнул?

«По-другому было нельзя».

Магнус затормозил и удивлённо обернулся. Алек быстро провел рукой по лошадиному боку и подал знак Рэму, оставаться на месте, прежде чем сорвался и почти бегом помчался к Магнусу.

— Прости меня.

— Ты уже извинялся.

— Нет, не так. Прости меня, — он подошёл ещё ближе и взглянул в глаза. — Ты можешь ненавидеть и презирать меня, я поступил, как последний идиот. Я не должен был уходить. А еще точнее — не должен был оставаться или вообще идти с тобой. Я не думал о твоих чувствах, — перевёл дыхание и положил руку на плечо, почувствовав, что Магнус внезапно вздрогнул. — И за то, как я вел себя, когда ты приехал, тоже прости. Это оказалось слишком неожиданным для меня. Ну, то, что это оказался именно ты, — слова путались, и он знал, что говорит не то. Не то, что хотел, а то, что было нужно. — Просто давай общаться нормально? Это нужно «Феерии». Я не в праве просить тебя, но давай попробуем быть друзьями.

Он и сам не знал, откуда взялась смелость и наглость, чтобы сказать это. Он почти ждал удара, ведь сам на месте Магнуса обязательно ударил бы. Но надо было попытаться. Ради «Феерии».

Магнус не ударил. Ничего не говорил. Просто молчал с нечитаемым выражением лица.

«Лучше ударь».

Вдруг он улыбнулся. Все так же грустно, как и прежде.

От этой улыбки у Алека свело зубы.

— Я никогда не ненавидел тебя, Александр.

Это «Александр» отдалось глухой болью и ожившими воспоминаниями, от которых уже нельзя было просто отмахнуться.

— Не буду скрывать, ты сделал мне больно, но почему-то я тебя не ненавижу. Хотел бы. Так было бы легче, наверное. Но я имею то, что имею, — он дёрнул плечом. — И мне с этим жить. Если хочешь быть друзьями, я не буду против.

Магнус прикрыл глаза и замолчал, нервно сглатывая. Словно обдумывал что-то. Когда он вновь посмотрел на Алека, в его глазах плескалась решимость.

— Только никогда больше не говори, что ты не должен был оставаться со мной. Я не жалею о той ночи и надеюсь, что ты тоже.

С этими словами, не дожидаясь ответа, он развернулся и быстрым шагом направился к форгангу. Алек не остановил его. Не смог бы, даже если бы захотел. В голове барабанными ударами билось признание: «Я не жалею о той ночи».

Даже сейчас.

Он не жалел.

Небо громыхало и изливало свою боль на Нью-Йорк.