У машинки было множество недостатков. В день она выдавала исключительно по одной монетке; мусор требовала аккуратный, не пыльный и не мокрый, размельчённый на кусочки строго определённого размера; наконец, монетки получались исключительно лыкоморские, других матриц машинка не знала. Конечно, и этого было много -- триста шестьдесят пять монеток в год, это вам не баран чихнул! -- однако синьор ди Бертолли планировал расширить производство и ассортимент.

   Машинку расположили в кабинете, по правую руку от рабочего стола, и прикрыли ширмой зелёного восточного шёлку. О её существовании знали только четверо: создатели, покупатель и пани Злата, скрыть от которой что-либо было практически невозможно. Поначалу танцовщица относилась к ней с немалым пиететом и планировала выпросить себе такую же. Но со временем стало ясно, что такой же пока не предвидится, вдобавок однажды синьор ди Бертолли был застукан на месте преступления. Он нежно поглаживал машинку -- машинку! -- и полным страсти голосом, чуть не задыхаясь, ворковал:

   -- Дорогая! Дорогая моя!

   Бесспорно, машинка обошлась ему очень дорого, но это ещё не повод!.. Злата припомнила, когда к ней в последний раз обращались так же искренне и страстно, и немедленно устроила скандал в лучших традициях царского музыкального театра. Но и это не помогло: синьор ди Бертолли всё едино косился на агрегат с неподобающей нежностью.

   Столбик золотых монет, выданных чудесным приспособлением, рос и рос. Наступил день двадцатый. Синьор ди Бертолли привычным движением засыпал приготовленный с вечера мусор в просительно распахнутое отверстие. Машинка захлопнула металлическую пасть, задёргалась, заурчала на разные голоса, но в заботливо подставленную ладонь ничего не опустилось.

   Урчание смолкло. Машинка продолжала подёргиваться, но уже по инерции. Наконец, прекратилось и подёргивание. Монеты так и не появилось. Синьор ди Бертолли осторожно постучал по мусороприёмнику, попытался открыть его, напрягся и немного покачал машинку из стороны в сторону. Безрезультатно.

   Может быть, мусор несвежий? Синьор ди Бертолли собственноручно разодрал на мелкие клочья первый подвернувшийся под руку пергамент, загрузил его, куда следует, и повторил операцию.

   Урчание, сотрясание, тишина. Никакой монетки!

   Эвксиерец хотел было завалить машинку набок, чтобы поковыряться чем-нибудь в отверстии для монет, но побоялся испортить сложный агрегат. Выбора не оставалось: необходимо было посвятить в тайну пятого, потому что ни сам синьор, ни Злата не могли разобрать механизм по винтику и выяснить, в чём проблема. Близнецов же требовалось для начала найти.

   К счастью, синьор ди Бертолли очень тщательно подходил к подбору персонала. В его поместье имелся нужный человек, и уже через три четверти часа глазам эвксиерца предстала ужасная картина.

   На полу, выложенном дорогим дубовым паркетом, валялись гайки, винты, пружинки и прочие детали, а посреди этого беспорядка высилась распотрошённая машинка. Главное сокровище ди Бертолли оказалось устроено очень просто. В нём имелось ровно два отделения. Первое, занимавшее большую часть объёма, было набито сухим и непыльным мусором, измельчённым на сообразные частицы. Меньшее было разделено тоненькими перегородками ровно на двадцать один миниатюрный отсек. Двадцать из них пустовали, в двадцать первом наискосок застряла последняя монетка.

   Эта машинка, бесспорно, могла выдать триста шестьдесят пять монет в год. Она могла выдать гораздо больше -- но лишь при условии, что первое отделение будут своевременно опорожнять, а во второе станут загружать необходимое количество монет, кратное двадцати одному.

   Едва придя в себя, стараясь не расплескать ни капли благородного гнева, синьор ди Бертолли направил свои стопы прямиком в вертеп разврата, сиречь в Академию Магических Искусств. Карету ему подали почти мгновенно; слуги старались лишний раз не попадаться господину на глаза, а умница Злата закрылась в танцевальном зале, откуда слышались мягкие тяжёлые прыжки.

   Гремя колёсами и опасно кренясь на поворотах, карета вихрем промчалась по улицам Межинграда и остановилась у верёвки, ограничивавшей поле для бугурта. По зелёной травке, чудом не вытоптанной витязями, берсерками, дикарями, пиратами и Марцеллом Руфином Назоном во всех его ипостасях, бродил одинокий боевой верблюд. Когда синьор ди Бертолли вывалился из кареты, верблюд покосился на него с некоторой надеждой, но почтенному финансисту было не до того. Кипя гневом, он проскочил сквозь приоткрывшиеся ворота, и со всех сторон на него навалились цвета, запахи и звуки.

   Восточный базар во всём своём великолепии остался неоценён синьором ди Бертолли. Но у кого повернётся язык его за это осуждать? Эвксиерец прорывался по узким проходам, расталкивая зевак, отмахиваясь от предложений купить, продать, погадать и приворожить, а основной удар приходился на топавших следом телохранителей. Наконец, базар закончился, и ди Бертолли, насквозь пропахший восточными благовониями, дымом, шашлыком и копчёной рыбой, ворвался на территорию Академии.

   В маленьком квадратном дворике журчал беломраморный фонтан, от которого доносились шёпот, фырканье и взрывы смеха. Ди Бертолли зверем покосился туда, но благоразумно промолчал. Телохранители тоскливо разглядывали диспозицию. Она была, мягко скажем, не в их пользу.

   Эвксиерец никогда здесь не бывал, и, будь он чуть менее зол, ему несомненно пришло бы в голову поостеречься этих мест, со здешними духами, элементалями, стихиариями и особенно адептами. Но сейчас почтенный финансист кипел от гнева. Не раздумывая, он шагнул к высокому крыльцу красно-белого мрамора -- однако успел лишь поставить ногу на первую, самую выщербленную и истёртую ступень. Дверь отворилась, и из здания вышла женщина в строгом чёрном платье. На плечи её была наброшена белоснежная шаль; ди Бертолли мигом прикинул, сколько эта шаль может стоить, и понял, что перед ним не женщина, а дама.

   За спиной громко и тоскливо вздохнул какой-то из телохранителей.

   Изящно придерживая подол одной рукой, дама спускалась прямо к синьору ди Бертолли, который не мог оторвать взгляд от ножек, обутых в роскошные шёлковые ботинки, несомненно, эльфийской работы. Об их стоимости эвксиерец старался не думать. На одно маленькое мгновение он даже забыл, для чего сюда явился, но это мгновение очень быстро прошло.

   -- Чем я могу вам помочь? -- низким мелодичным голосом спросила дама.

   Очарование очарованием, но дело превыше всего. Синьор ди Бертолли хотел знать, где прячется директор этого притона. Однако, глянув в ясные глаза своей собеседницы, он отчего-то смутился и изложил свою просьбу в замечательно вежливых выражениях.

   -- Вам не нужен директор, -- спокойно сказала дама. -- Как декан одного из факультетов я замещаю коллегу Буковца во время его отсутствия. Итак, что случилось?

   -- Случилось? -- брызнул слюной ди Бертолли. -- Да я... Да они...

   При слове "они" брови декана поползли вверх, а в глазах что-то промелькнуло.

   -- Прошу, -- любезно предложила она, указав на изящную скамеечку возле фонтана. -- Насколько я могу судить, речь пойдёт о наших студентах?

   Ди Бертолли подивился такой проницательности и последующие четверть часа потратил на то, чтобы кратко и ёмко донести до этой уважаемой дамы всю низость преступления, содеянного юными негодяями.

   Юные негодяи в этот момент находились в шатре правого визиря и старательно записывали драгоценный рецепт кофе по-кафски, с пряностями, солью и ледяной водой, причём Эллинг записывал сам рецепт, а Яллинг -- список вопросов, возникавших по мере записывания. Дама в чёрном -- магистр Шэнди Дэнн -- прекрасно знала об этом. Выслушав горестный рассказ ди Бертолли, она кивнула, легко поднялась и провела ничего не понимающего эвксиерца прямиком в вестибюль Академии.

   Под сводчатым потолком гуляло эхо, болтавшее на пятнадцати языках. Из узких витражных окон лучами расходился разноцветный свет; пахло извёсткой, краской и гламурией, ибо не так давно здесь собрался в полном составе пятый курс алхимического факультета. На самом видном месте, посреди вестибюля, растопырилась странная конструкция, состоявшая из огромного количества деревянных планок. С двух сторон на неё были натянуты два абсолютно одинаковых свитка. "С Днём Ваганта!" -- гласила ярко-красная надпись; чуть ниже были намалёваны лютня, пузатая бочка и чёрная академическая шапочка о длинной кисточке и четырёх углах.

   По краям свитки украшала затейливая восточная вязь.

   Синьор ди Бертолли несколько раз оглядел первый свиток, потом обошёл деревянное сооружение по широкой дуге и вперился во второй. Он всё ещё ничего не понимал. Тогда магистр Дэнн щёлкнула пальцами, и кто-то невидимый занудно забубнил над самым ухом синьора ди Бертолли:

   -- Правила проведения праздника, тако же рекомого Днём Ваганта. Распоряжение директора от, стало быть, пятого грозника нынешнего года. Какой у нас бишь год? А-а, мрыс с ним... Правило, стало быть, первое...

   Правил было около полусотни, и ди Бертолли позже удивлялся собственному недюжинному терпению. Он смиренно выслушал всё, но понял главное. Проклятый День Ваганта был возрождён из небытия по воле принца Саида, который не нашёл ничего лучшего, как копаться в пыльных библиотечных свитках. Вопреки названию, праздник длился несколько недель -- с пятого по двадцать первое грозника -- и всё это время адептам полагалось шляться по окрестностям, распевать стихи собственного сочинения и пить лыковку в местных кабаках. Последнее светило не всем: по договорённости с администрацией, наливали только тем, кто был способен попросить об этом на эрро-эльфаррине, официально признанном языке науки и поэзии. Как правило, даже признанные знатоки не могли выполнить это условие после третьей кружки.

   Но синьор ди Бертолли подпадал под другой пункт этого проклятого распоряжения. В Дни Ваганта для адепта не было более достойного занятия, нежели изобретение розыгрыша -- причём чем масштабнее и наукообразнее окажется этот розыгрыш, тем выше его оценят судьи в последний день фестиваля. Победителю принц Саид обещал награду, многозначительно заявленную как "сокровище". Разумеется, Белая Дама не собиралась делиться своими мыслями с каким-то ди Бертолли, но она была уверена, что сокровище обретёт разом двух хозяев.

   Главное, чтобы им оказался не боевой верблюд...

   -- Но мои деньги! -- кипятился Мароу ди Бертолли. -- Мой престиж! Мой моральный ущерб! Извольте призвать ваших адептов к порядку, синьора, иначе я буду жаловаться в КОВЕН!

   Синьора Дэнн изогнула бровь так, что та коснулась изящно уложенного тёмного локона.

   -- На вашем месте я не стала бы делать этого, -- доброжелательно сказала она. Телохранители, уже успевшие оценить её, как соперника, немо молили всех богов, чтобы чародейка не меняла тона. -- Во-первых, едва ли Саиду Кафскому понравится ваша попытка бросить тень на Академию, где учится его невеста. Во-вторых, это огорчит меня, -- она отчётливо выделила последнее слово, и телохранители с трудом подавили недостойное профессионалов желание побросать арбалеты и упасть на пол лицом вниз. -- В-третьих, вам это не доставит никакой выгоды. Вы весьма аккуратно обходили вопрос о том, что именно из себя представляла проданная вам машинка, но я не думаю, что КОВЕНские дознаватели ограничатся намёками и недомолвками. Мы поняли друг друга?

   Синьор ди Бертолли взвесил все "за" и "против". Он был, бесспорно, оскорблён, но не видел ни малейшей возможности для мести. Генри Ривендейл -- птица слишком высокого полёта; эвксиерец не смел даже думать, знал ли наследный герцог, в какую авантюру оказался вовлечён. Де Максвилль, конечно же, чист, как перед первым причастием. А близнецов прикрывал узорчатый щит принца Саида, прилюдно объявившего их своими братьями и друзьями.

   Но ничего. Когда-нибудь он уедет.

   Несколько утешенный этой мыслью, Мароу ди Бертолли поклонился магистру Дэнн, скатился по выщербленным ступеням и протолкался через базар, который, кажется, сделался даже громче.

   Только в карете он обнаружил, что на месте кошелька у него болтаются обрезанные концы дорогой эвксиерской тесьмы.

 Эгмонт расстелил на столе карту. Я вместе с табуреткой поспешно пододвинулась поближе; света было немного, и приходилось щуриться, чтобы рассмотреть тонкие чернильные линии. В левом верхнем углу пергаментного лоскута имелся схематически начерченный компас, а прямо под ним гордо виднелись две башенки, объединённые зубчатой крепостной стеной. Над башенками висела царская корона, под башенками вилась узорная надпись: "Межинград".

   Я прикусила нижнюю губу. Перед глазами вдруг ясно встала Академия, к которой я здорово успела привыкнуть за минувший год. Внутренний двор, ореховый куст, наша с Полин комната, острый, как игла, Солнечный шпиль, пронзающий вечернее небо... Странно, что я так привязалась к этому конкретному месту. Раньше за мной такого не водилось.

   Но, как бы то ни было, -- свой выбор я уже сделала. И никогда от него не отрекусь!

   -- Всё очень просто, -- Эгмонт постучал по одинокой башенке, обходящейся без стены, короны и завитушек. -- Мы находимся здесь. Наша цель -- вот этот городок, -- я мрачно посмотрела на вторую башенку, ничем не отличавшуюся от предыдущей. -- Если нам удастся туда попасть, то останется совсем немного: найти проводника и перейти через Драконий Хребет.

   Сигурд смущённо хмыкнул.

   -- Это Солец? -- спросил он, указывая на вторую башенку. Написано было мелко, а по-лыкоморски оборотень читал не слишком хорошо. На моей памяти он был единственным, кто отлично разбирался в эльфийской грамоте и спотыкался на каждом слове в человеческой.

   Эгмонт кивнул.

   -- Не надо проводника, -- твёрдо сказал Сигурд. -- Я здесь бывал. Пройду и на этот раз.

   -- Тем лучше, денег у нас немного. -- Рихтер немного помолчал, глядя то на меня, то на карту. -- Собственно, сейчас вопрос даже не в этом. Мы, господа, оказались в запертой мышеловке. Из этого городка есть только три дороги. Назад мы, разумеется, не пойдём -- это понятно и нам, и нашим преследователям. Две ведут вперёд, причём именно туда, куда и надо. И вопрос сейчас только в том, чтобы определить, какая из них обойдётся нам дороже.

   Я пригляделась. От города на восток и впрямь отходило два тракта. Один, короткий, шёл почти прямо, второй сильно изгибался на юг и порядочно петлял по лесу.

   -- Это Новый шлях, -- сказал Эгмонт, указывая на второй тракт. -- Там может пройти каждый, и маг в том числе. Однако он намного длиннее, и, что гораздо хуже, на нём нас наверняка ждёт засада. Старый шлях куда короче. Как показала практика, летом его можно пересечь в течение одного светового дня. Более того, его очень рекомендуется пересекать именно за один световой день. Мне как-то не хочется думать, что там происходит ночью. Но беда в том, что для мага этот путь равносилен самоубийству.

   -- Почему? -- вырвалось у меня.

   Я думала, что ответит Эгмонт, но отозвался Сигурд.

   -- Это Старые Земли, -- неохотно проговорил он. И я сразу же поняла, что пишется именно так: каждое слово с большой буквы. -- Тысячу лет назад была война...

   Он замолчал, хмуро глядя на карту. "Ох, что-то здесь нечисто!" -- невольно отметила я.

   -- Речь идёт об эпохе магических войн, -- негромко пояснил Рихтер. -- Эти места, насколько мне известно, раньше принадлежали Конунгату... до того, когда граница сдвинулась за Драконий Хребет. Именно по ним пришёлся магический удар, после которого в войне наступил перелом. Не знаю, что именно там произошло, да и никто, думаю, не знает. Точно известно одно: шлях за эти годы не зарос, пройти там можно. Днём, летом, пока не зашла Собачья звезда, и при условии, что во всём обозе не будет ни единого магического предмета. Талисманы, амулеты, зачарованные вещи -- это всё оставляют здесь. Ну и, разумеется, магам туда ход заказан.

   Я облизнула губы. Смеркалось; наши окна выходили как раз на лес, грозно темневший невдалеке. По-хорошему, стоило бы испугаться, но... в воздухе суматошно носились светляки, снизу доносились голоса, пахло едой и дымом, Эгмонт и Сигурд были рядом, вот, только руку протяни...

   Словом, испугаться не получалось.

   -- Эгмонт, а что случалось с теми, кто шёл туда, не сняв амулетов?

   -- Не знаю, -- спокойно ответил Рихтер. -- Не вышел, по крайней мере, ни один.

   Повисло молчание.

   -- Что скажешь, Сигурд? -- нарушил его маг.

   -- Если прорываться с боем, -- медленно произнёс волкодлак, -- то лучше уж по короткой дороге. Глядишь, и прорвёмся... но мне-то что? Я всё одно пройду. По-честному, решать надо вам с Яльгой, вы же ведь маги.

   -- На худой конец, я и волком обернусь, -- помолчав, добавил он. -- Эта земля не успела забыть, что такое Конунгат. Меня она пропустит, а вот вас...

   А ведь я, в принципе, тоже могу попытаться! Он оборотень, это верно, -- но ведь и я не человек! Если мы смогли договориться с властителем Треугольника, то уж с этим лесом, обиженным столько лет тому назад...

   Кажется, Эгмонт думал о том же.

   -- Чего на Старом шляхе нет, так это КОВЕНцев, -- констатировал он. -- В принципе, существует такой вариант: мы можем разделиться. Яльга маг в той же мере, в какой она полуфэйри. У неё больше шансов на короткой дороге. Сигурд, вы двое могли бы пойти по Старому шляху, а я отправился бы... поговорить с КОВЕНскими коллегами. Сколько можно бегать, в конце-то концов?

   -- Нет! -- почти одновременно сказали мы. Тут я припомнила кое-что и произнесла медовым голосом, стараясь как можно точнее скопировать слышанную полгода назад интонацию:

   -- Не нужно быть таким эгоистом, дорогой. Другим тоже хочется поразвлечься!

   Сигурд непонимающе глянул на меня, Эгмонт же, как и ожидалось, сообразил очень быстро. Он рассмеялся, тряхнул головой и ехидно ответил в тон:

   -- Как скажешь, дорогая. Желание женщины для меня закон!

   Я потеребила кончик косы, изображая смущение.

   -- Но если уж придётся сражаться, -- серьёзно сказал маг, -- я предпочёл бы общего врага, чем собственных коллег. Тем более, что шансов пробиться через КОВЕНский заслон у нас почти нет. Один я бы ещё попытался, но...

   -- Нам нельзя разделяться.

   -- Я знаю.

   Я встала с лавки, подошла к окну и посмотрела на лес. Честно сказать, на вид он не отличался от всех других лесов, через которые мне доводилось пробираться.

   -- Может, всё-таки удастся договориться? Слепой Треугольник, он тоже считается очень опасным...

   -- То есть, ты за короткую дорогу?

   -- Да, -- решительно сказала я.

   -- Сигурд?

   Волкодлак ограничился кивком.

   Рихтер свернул карту и убрал её обратно в карман.

   -- В таком случае, мы выезжаем на рассвете.

   Я проснулась под утро и долго лежала с закрытыми глазами, но заснуть обратно так и не смогла. Снаружи шёл дождь: мелкий и занудный, осенний какой-то, не слишком-то подходящий для самой середины лета. Он лениво шуршал по крыше, под полом возились мыши, а Сигурд, как всегда, превратившийся на ночь в волка, то и дело скрёб лапами пол. Интересно, что снится оборотням, когда они находятся во второй ипостаси?

   Но к рассвету дождь перестал, небо разъяснилось. Когда мы выезжали со двора, в колеях блестели неглубокие лужи, а на востоке разгоралось бледное золотое сияние. Сумрак становился всё более прозрачным, но из леса ещё не долетало ни единого птичьего голоса.

   Дорога, начинавшаяся от городских ворот, вела на северо-восток. Ночной дождик успел только прибить пыль -- грязи почти не было, и лошади легко шли по практически сухому тракту. Небо всё светлело, я окончательно проснулась и начала озираться по сторонам.

   По сторонам было всё то же: лес, лиственный, зелёный и довольно густой. Чувствовалось, что он стоял здесь от самого сотворения мира и собирается стоять до конца, причём конец, его усилиями, наступит не слишком-то скоро. Ничего тёмного, мрачного или опасного я, прислушавшись, разобрать не смогла. Зато Эгмонт ехал с образцово настороженным видом.

   -- Это уже Старый тракт? -- подумав, решилась уточнить я.

   -- Старый шлях, -- автоматически поправил наставник. -- Нет, это просто дорога. Через полверсты от неё отходит Новый шлях, а оставшийся кусок этой дороги называется Старым.

   -- Тогда почему бы КОВЕНцам не устроить засаду на перекрёстке?

   -- Риск слишком велик. КОВЕН предпочитает не колдовать рядом со Старыми Землями.

   -- И правильно делает, -- тихонько буркнул волкодлак.

   Я посмотрела на Сигурда, потом ещё раз глянула на Эгмонта и честно постаралась испугаться открывающихся перспектив. Но я плохо умела бояться того, чего пока нет; как я не напрягала чутьё, в воздухе не пахло угрозой. Напротив, становилось всё светлее.

   Лошади, кстати сказать, нисколько не волновались.

   Через некоторое время мы и впрямь выехали к перекрёстку. Новый шлях отходил от Старого широкой петлёй и быстро исчезал за зарослями кустарника. Старый прямо шёл на север, поднимаясь на пологий холм. Я придержала Рыжика. На самом перекрёстке был вкопан высокий камень, изрядно напоминавший чьё-то надгробие. Это был обыкновенный кусок гранита, серого с красноватыми прожилками, без всяких надписей, узоров или выбитых в камне фигур. Снизу его оплетала трава.

   -- Поляница на распутье, -- прокомментировал Рихтер. -- Сигурд, это...

   -- Да, -- коротко согласился волкодлак. Помолчав, он добавил: -- Его поставил Седрик дель Арра, много позже великой войны. Там дальше будет ещё.

   -- Едем, Яльга. Время идёт.

   Я кивнула, толкая пятками Рыжика. Камень стоял, поднимаясь из травы, будто гадюка из болотного мха. Сравнение было удивительно точное и неприятное: между лопатками у меня немедленно пробежала стайка холодных мурашек.

   Перекрёсток остался позади, но принципиально ничего не изменилось. Деревья, кусты, трава -- всё осталось прежним. Небо стремительно голубело -- солнце неторопливо выбиралось из-за горизонта, заглядывая в самые тёмные лесные уголки. Дорога почти высохла, но листья пока блестели от росы и ночного дождя. Словом, Старый шлях ничем не отличался от Нового, разве что в лучшую сторону, отсутствием КОВЕНской засады. Если бы не давешний камень, невесть зачем вкопанный на перекрёстке стародавним конунгом волкодлаков...

   -- Сигурд, ты про это говорил? -- вдруг спросил Эгмонт. Я быстро глянула на мага; он смотрел вперёд, на дорогу, которую пересекала ровная серая линия, выложенная из обломков всё того же гранита. Не к месту подумалось, что гранит наверняка везли от самого Драконьего Хребта.

   Оборотень кивнул.

   -- Седрик был последним хорошим магом, -- не к месту заявил он.

   Мы переглянулись. Я ещё раз посмотрела на ту часть тракта, что лежала дальше ровной серой черты. Не знаю почему, но вот сейчас мне вдруг очень захотелось поехать другим путём. Любым. Пусть там будут КОВЕНцы, упыри, его величество король Эккехард с супругой и гномом-говоруном. Кто угодно и что угодно, но...

   -- Поехали, -- вдруг сказала я, сама не понимая, зачем говорю. -- Время не ждёт. Чем быстрее проедем, тем раньше прибудем в Солец.

   Рыжик совершенно спокойно перешагнул каменную черту. Он определённо не чувствовал в воздухе никакой угрозы, а каждому известно, что кони и собаки чуют нежить куда лучше любого мага, пускай и с дипломом Академии. А что уж говорить об адептке, не закончившей даже первого года обучения? Наследственное чутьё -- это совсем неплохо, вот только не надо путать его с предубеждением.

   Врага надо бить тогда, когда он есть. Ибо вести поединки с тенью -- исключительная прерогатива вампирских боевых школ.

   ...А каменная линия была сплошной. Осколки гранита, даром что не отшлифованные, прилегали друг к другу так плотно, что в щель нельзя было вставить и травинки. Седрик дель Арра, чародей и волкодлак... волкодлаков эта земля не трогает...

   Мы отъехали от каменной черты уже довольно далеко, когда я сообразила, что именно она мне очень напоминала. Стену. Крепостную стену, на которую смотришь с высоты птичьего полёта.

   Птичьего -- или драконьего?

   Не важно. Главное, что стена эта способна сдержать врага.

 ***

   "Grangilerre", -- думал Сигурд, покачиваясь в седле. Grangilerre gerrian, великая война. Никогда не понимал, почему её называли великой. Длилась она недолго, эльфийские кланы, бывало, сражались между собой по нескольку столетий. Да и для людей восемь или девять лет -- не такой уж большой срок.

   Только сегодня, когда оборотень увидел Серый Камень, он понял, почему той войне дали такое имя. Ещё он понял -- точнее, убедился очередной раз, ибо в этом-то он не сомневался никогда, -- что память предков порой оживает в потомках, пускай и через века. Седрик дель Арден был конунгом, магом и поэтом, он принадлежал Вэйлезарре, а не Старому Волку, но, глядя на кое-как обтёсанный кусок гранита, Сигурд будто услышал его голос. Часть конунга Арры до сих пор пребывала здесь, и именно она удерживала то, что жило вдоль этой дороги, внутри очерченных границ.

   Сигурду очень не хотелось думать, чем именно заплатил за это его предок.

   В лесу было очень тихо, только ветер шумел листвой. И всё же оборотень чувствовал, что враг где-то рядом -- просто это очень тихий враг, который знает, что необязательно оповещать всех о своём присутствии. Впрочем, охотник всегда старается быть тихим...

   Да. А есть ещё такие охотники, которые на самом деле -- добыча.

   Волкодлак коротко улыбнулся, глянув на тёмные деревья. Сейчас, когда он наконец нашёл правильные слова, ему разом стало легче. Да, именно так: ошибётся тот, кто примет нас за еду. В конце концов, большинство нежити смело полагало, что Сигурд -- это вовремя подошедший обед. Раз за разом это убеждение оказывалось ложным.

   Даже лучше, что нас принимают за дичь. Весьма неожиданно будет обнаружить у нас клыки.

 ***

   Старый шлях мостили, наверное, ещё гномы -- это чувствовалось по тому, как ровно и ладно были уложены широкие серые плиты. За минувшую тысячу с лишним лет они почти не потрескались и уж точно не искрошились. Щели между ними оставались узкими, и в этих щелях росла невысокая тёмная трава.

   Очень невысокая.

   Эгмонт не слишком-то хорошо разбирался в ботанике, но ему уже доводилось видеть заброшенные тракты. Он знал, как быстро зарастают дороги, по которым никто не ходит. И даже гномская магия не способна этому помешать. Трава должна была быть много выше; да что там трава, за десять веков сами плиты должны были стать не более чем легендой!

   Лошади аккуратно шли по плитам, и Рихтер вдруг заметил любопытную закономерность: они перешагивали трещины и щели, избегая прикасаться к траве. Ни одна не сделала попытку сжевать на ходу понравившийся цветок. В принципе, Эгмонт неплохо их понимал: ему эта трава тоже не внушала никакого доверия.

   "Возможно, я ошибся. Возможно, стоило поехать Новым шляхом. Ещё вопрос, что хуже: КОВЕНский отряд или здешние весёлые обитатели..."

   Перекрёсток с торчащим камнем остался далеко позади. Со всех сторон их маленький отряд окружал лес -- и Эгмонт с сожалением признал, что в родословной графов фон Рихтер нет ни единого эльфа. Тёмная зелёная чащоба и раньше не внушала ему никаких тёплых чувств, а уж теперь, когда он напряжённо ждал атаки...

   "В конце концов, Сигурду здесь ничего не грозит. А я всё-таки не зря получал зарплату в Академии. Одну адептку защитить уж точно сумею, особенно если учесть, что и она целый год не цветочки для гербариев сушила..."

   Может, и пронесёт. С Яльгиной удачей можно рассчитывать на многое. К тому же, если в отряде аррский волкодлак и полуфэйри, обитатели этого леса могут не обратить внимание на магическую составляющую. В отличие от КОВЕНцев, которым как раз очень интересны не столько магическая составляющая, сколько аррский волкодлак и столь уникальное с научно-изыскательской точки зрения существо, как полуфэйри.

   И если кого-то придётся убить -- так пусть это будет нечисть, а не собратья по цеху. Кроме того, если мы пройдём через этот лес, дальше можно почти не волноваться. Какой маг в здравом уме сунется в Солец, имея при себе приказ от Эллендара? Там невозможно устроить засаду, ибо писка будет столько, что услышат даже северные эльфы на своих побережьях.

   "Спокойно. Ты лучший боевой маг Лыкоморья. Ты вполне в состоянии защитить себя и свою ученицу. И помочь оборотню, если у него что-то не заладится".

 ***

   Я нервно сглотнула, принуждая себя расслабиться и перестать таращиться по сторонам. Ну же, Яльга, сколько можно? Бдительность -- одно, трусость -- совсем другое! Пока ты не слышишь ничего такого, чего стоило бы испугаться...

   Мрыс, да час назад ты не чувствовала ни малейшего страха!

   То было час назад!

   Сейчас я ощущала смутную, но всё нараставшую тревогу, которая почему-то дислоцировалась у меня в животе. Ощущение было такое, будто в животе завелась живая птица, и она бьёт крыльями, стараясь вырваться на волю. Всё было не так. Лес был слишком тёмный, дорога -- слишком старая, Эгмонт -- слишком настороженный...

   А вот Сигурд, кстати, совершенно спокоен.

   Тревога всё нарастала. Мне начинало казаться, что впереди на дороге спит нечто большое, голодное и очень злое, причём находящееся на своей земле и в своём праве. И спит не слишком-то крепко -- скорее дремлет, в любую минуту готовое проснуться. А мы везём с собой что-то вроде ярмарочного шеста, украшенного множеством колокольчиков. Дует ветер, колокольчики звенят, а голодное и злое всё ближе.

   И мимо нам никак не проехать.

   Лес равнодушно обступал дорогу с обеих сторон. Раньше, до того, как мы свернули на Старый шлях, нам изредка попадались деревья с почерневшими стволами, лишённые листвы, -- те, что вымерзли, не пережив суровой лыкоморской зимы. Здесь таких не было. Здешние деревья были как на подбор: высокие, крепкие, с длинными ветвями, заслоняющими дневной свет. По низу рос какой-то кустарник, густой и даже на вид колючий; я предположила, что это малина, но проверять не хотелось. Если закрыть глаза и так проехать с десяток саженей, ни за что не отличишь то место, мимо которого едешь, от того, которое уже проехал. Невольно создавалось впечатление, что мы ходим по кругу.

   Ветер, и тот стих. Воцарилась тишина, нарушаемая только низким жужжанием: мимо нас то и дело пролетали какие-то жуки. Они были довольно крупные -- едва ли не в полпальца длиной -- и я не без оснований опасалась, что один такой врежется мне в лоб. Или, того хуже, залетит в ухо. Но жукам на меня было начхать с самого высокого из местных дубов, они проносились туда-сюда, гудя, как гномские агрегаты. Странно было, что при таком количестве насекомых все местные листья не изъедены их потомством.

   Солнце поднималось всё выше, становилось жарковато. Воздух здесь был неподвижный, как в банке; пахло прелой листвой, разогревшейся на солнце корой и чем-то ещё, чем всегда пахнет в глубине леса. Я давно сняла куртку, но металлические талисманы, нагревшиеся под рубашкой, всё равно прилипали к коже. Перевязь с ножами, которую я всё-таки невесть зачем нацепила поверх рубашки, ощутимо давила на плечи. Зато бабкин браслет не причинял никаких неприятностей.

   Мы ехали, наверное, уже часов пять. Время двигалось к полудню. Странно: здесь не хотелось ни есть, ни пить. Я слышала, как тихонько переливается вода в моей фляжке, но не испытывала ни малейшего желания сделать глоток. Скорее уж, немного хотелось спать. Хотелось бы, если бы не чувство тревоги, яростно лупившее крыльями у меня в животе.

   Мы подъезжали всё ближе.

   Внезапно впереди раздался тихий шелест -- настолько тихий, что я бы ни за что его не разобрала, если бы не ждала чего-то подобного вот уже шестой час подряд. Он приближался; Сигурд и Эгмонт быстро переглянулись, и волкодлак наполовину вытащил меч из ножен, а маг вскинул руку, готовый в любой момент ударить заклинанием. Мои серьги вдруг нагрелись и чуть завибрировали, а в следующий миг на дороге перед нами показался вихрь. Это был широкий столб мутного воздуха, бешено вращавшегося вокруг своей оси; я почему-то очень чётко увидела, что вершина его не уходит в облако, а просто тает чуть ниже самых высоких веток. В нём кружились листья, камни, комья земли... вихрь шёл на нас, поднимая с дороги весь мелкий мусор и обрывая листья с ветвей, меня хлестнуло по лицу бешеным порывом горячего ветра -- и я сама не поняла, когда успела выхватить первый попавшийся под руку метательный нож.

   Вихрь был уже совсем рядом, но время вдруг замедлилось. Я как будто проскользнула в промежуток между двумя секундами. Очень чётко, как показывал Сигурд, я занесла руку и с силой метнула нож вперёд.

   Он исчез меж бешено кружащихся листьев, и в тот же момент по лесу разнёсся громкий вопль. Вихрь мгновенно пропал -- весь, вместе с грязью, листьями и камнями. Даже ветки не дрожали. Нож, испачканный в чём-то чёрном, лежал посреди тракта.

   Всё, как написано в книгах...

   Я выдохнула, кое-как изобразила в воздухе Знак -- не знаю, какому богу была адресована моя благодарность, -- и перекинула ногу через седло. Нож следовало поднять.

   -- Яльга, нет! -- почти крикнул Эгмонт. Я не отошла ещё от опасности и потому мгновенно замерла. -- Не спускайся, это может быть опасно!

   Он протянул руку, быстро прошептав заклинание, -- нож поднялся с земли и подлетел ко мне. Я аккуратно взяла его за рукоять, но чёрная дрянь уже выцветала, и через несколько секунд клинок снова был чист.

   Кони, между прочим, нисколько не испугались.

   -- Началось, -- бесстрастно прокомментировал Сигурд.

   Мы поехали дальше. Я чуть дрожала от возбуждения, мало-помалу начиная осознавать, что только что спасла жизнь всем нам троим -- больше ни у кого не было метательных ножей. Сомневаюсь, что этот вихрь можно было развеять заклинанием, а уж на меч он точно плевать хотел.

   Отступать было некуда, это мы все понимали. Теперь, когда чувство смутной тревоги ушло, уступив место совершенно осознанному пониманию действительности, я слышала мир гораздо лучше. И готова была поклясться, что за нашими спинами нет вообще ничего: мироздание сворачивалось, как восточный ковёр, двигаясь с той же скоростью, что и наши лошади. Оборачиваться не рекомендовалось, но пару раз, когда шлях делал поворот, я невольно бросала быстрый взгляд через плечо. Там всё было прежним -- и вместе с тем плавилось, как воск на огне.

   Возможно, нам не стоило сюда ехать. Но вариантов уже нет. До захода солнца мы выберемся из этого леса -- потому что должен же хоть кто-то из него выбраться!

   Хотя бы назло КОВЕНцам.

   Опять же -- если не выберемся, они будут искать нас до скончания веков. До посинения. Передавая сей благой завет из поколения в поколение. Тоже неплохо, если вдуматься. "Вот вам, гады! -- как любил говаривать один мой знакомый гном. -- Умру, а ногой дрыгну!".

   Солнце стояло в зените, не спеша спускаться к западу. Пустое прозрачное небо казалось выцветшим от жары; я задыхалась в стоячем воздухе, рубашка липла к телу, и оставалось лишь радоваться тому, что в этом лесу не было комаров. Иначе бы добрая их половина вилась сейчас вокруг нашего отряда. Эта жара давила на мозги и путала мысли; иногда мне казалось, что мы едем через лес вот уже который год, а дорога всё не кончается.

   Слева вдруг повеяло холодом. Я посмотрела туда: дорога приближалась к обрыву, по дну которого, наверное, текла небольшая речка. Склоны его почему-то были белыми.

   -- Мрыс эт веллер, -- очень тихо сказал Эгмонт.

   Я прищурилась: белое искрилось на солнце. Это...

   Мы подъехали ближе, и я облизнула губы.

   Это был снег. Овраг был весь засыпан снегом -- но каким-то неправильным, облепившим его стенки, и при этом продолжавшим блестеть, как будто он только что выпал. Оттуда веяло неподвижным холодом. Дорога прижималась к оврагу всё теснее, вплоть до того, что краешки плит, из-под которых высыпалась земля, начали нависать над отвесным склоном. С другой стороны на шлях наступала трава. Волей-неволей мы выстроились в цепочку по одному. Я ехала следом за Эгмонтом, Сигурд замыкал кавалькаду.

   Мимо нас по-прежнему проносились жуки. Один из них прожужжал прямо у меня перед носом; я дёрнулась назад, и он с размаху влетел воздух над оврагом. Так муха влетает в паутину.

   Мы ехали довольно медленно, и я успела рассмотреть, как жук покрывается инеем. Очень скоро он стал белым, как статуэтка аль-буянского фарфора. Секунда-другая -- иней исчез, а жук остался висеть, цветной и прозрачный, будто отлитый из стекла. Я невольно отвела взгляд.

   Наконец, овраг остался позади. Дорога снова побежала среди кустов, и я была почти что рада увидеть привычную тёмную зелень. Жуков, кажется, сделалось меньше.

   Когда я в очередной раз глянула на солнце, оно, кажется, склонилось на несколько градусов к западу.

   Ещё полдня прошло без всяких происшествий.

   Собственно, после встречи с оврагом все были этому только рады. У меня, по крайней мере, долго стоял перед глазами давешний жук; невольно я представляла, как мы с Рыжиком, соскользнув с дороги, висим над оврагом в весьма оригинальных позах, такие же цветные и стеклянные. Эта картинка являлась мне так настойчиво, показываясь с самых разных ракурсов, что через полчаса её дополнила другая: Эгмонт, который, поминая мрыса и всех его родственников, аккуратно -- чтобы не разбились -- вытаскивает нас с конём обратно. А после везёт, замотав в войлок, в Академию, где и устанавливает во внутреннем дворике. Рядом с фонтаном, ага. В назидание прочим адептам, которые так же плохо, как я (при жизни), учат: а) боевую магию; б) некромантию; в) алхимию; г) бестиологию. Ну и историю магии, чтобы волхву Легкомыслу не так обидно было. А потом братья аунд Лиррен введут традицию: погладить Рыжика и поцеловать каменную меня, чтобы мы поделились своей удачей. Мы же рыжие, у нас её навалом.

   А где-нибудь на заднем копыте Рыжику пропечатают инвентарный номер.

   Я представила, как Генри Ривендейл со скорбным лицом целует меня в лоб, и мне стало нехорошо. Нет уж, не дождётесь! Выберемся, и точка.

   У меня ещё три желания с близнецов не стребовано!

   Словом, было тихо. Солнце, повисев дольше положенного в зените, всё-таки начало понемногу скатываться на запад. Лошадиные копыта негромко стучали по каменным плитам, меня чуть потряхивало в седле, и я, кстати сказать, немного успокоилась после всех этих... картинок. Цветных и стеклянных. В конце концов, такого роскошного практикума по боевой магии точно ни у кого не было!

   Один раз дорогу пересекал широкий ручей, через который был переброшен мост, сооружённый из тёмных от влаги брёвен. Ехать по нему было немного боязно: мрыс его знает, сколько лет этим несчастным брёвнам, мне на них просто так-то вставать не хотелось, а уж вместе с конём тем паче. Но мы уже успели понять, что время здесь течёт по-другому. Да и вариантов не было -- не вплавь же перебираться, в самом-то деле!

   Короче, мы переправились без происшествий. И только съезжая с моста, я поняла то, что по-хорошему следовало бы понять гораздо раньше. Эти брёвна были ничем не скреплены между собой. И мрыс бы его знал, что заставляло их висеть в воздухе, -- потому что магии я там не почувствовала.

   Шёл уже где-то шестой час, когда мы выехали из-за очередного поворота и увидели... хм... необычное.

   В этом месте дорога снова поворачивала -- вправо и довольно резко. А прямо по курсу между деревьями виднелся широкий прогал, по которому легко мог бы проехать всадник. Один, а если сильно надо, то и два. Более того, если поехать прямо, мы точно успеем выбраться из леса до захода солнца: там, вдалеке, были чётко видны точно такие же серые камни, которые мы пересекли сегодня утром.

   Но сворачивать с тракта почему-то... не хотелось. Не хотелось, и всё тут. Я посмотрела на Эгмонта, потом -- на Сигурда, и поняла, что мы на редкость единодушны.

   -- Если ехать напрямик, выберемся минут через десять, -- нарушил тишину маг. -- Если по шляху, то где-то через полчаса. Всё равно успеваем, до заката ещё несколько часов.

   -- Ага, -- хмуро согласился Сигурд. -- Если только нам это не блазнится.

   Я авторитетно помотала головой как главный специалист по иллюзиям. От этих мест, конечно, можно было ждать любой подлянки, но мне почему-то казалось, что дорога, видневшаяся сквозь прогал, -- самая настоящая. Только это ничего не меняло: лезть туда напрямик всё едино очень не хотелось.

   -- Эгмонт прав, тут всей разницы минут в двадцать. Поехали лучше по тракту, целее будем.

   Сигурд ничего не имел против. Рыжик тем паче.

   Тракт в этом месте делал достаточно широкую петлю. Прогал остался позади, скоро лес сомкнулся плотнее прежнего, но я знала, что вот-вот будет конец дороги, и потому ехала очень бодро. Шаг за шагом, сажень за саженью... тут поворот закончился, мы выехали на финишную прямую, и я увидела, что шлях, как на эльфийских картинах, уходит в небо. В смысле, ещё три сотни шагов -- и лес заканчивается, а дорогу пересекает ровная широкая линия, выложенная из серого камня. Её я почему-то разглядела особенно чётко.

   Но впереди тракт перегораживало упавшее дерево. А на нём сидели люди -- человек десять, может, немного больше. И ясно было, что они ждут нас, причём совсем не для того, чтобы получить эксклюзивное интервью у покорителей Старых Земель. И даже не для того, чтобы пожелать счастливой дороги.

   Будем прорываться с боем, поняла я. Волна Эллер-Минца, малый боевой пульсар, список атакующих заклинаний, которые надо подготовить к зачёту. Золотая пыль в магзале; Генри Ривендейл, с которым так здорово было работать в паре.

   Прорвёмся...

   -- Ну что, Яльга, хотела боевой практики? Будет тебе сейчас практика, причём сразу и много. Такая, какая и третьему курсу не снилась...

   Эгмонт помолчал и добавил чуть тише и другим тоном:

   -- Яльга, помни, это не люди. Они могут выглядеть, как люди, но у них другая реакция, они гораздо быстрее. И помни, они нас ждут, чтобы убить.

   Сначала я хотела огрызнуться: мол, не маленькая, нечего меня успокаивать! Но минутой позже до меня дошло. Эгмонт не собирался успокаивать чрезмерно нервную девицу, он просто давал инструкции своей студентке. А, ладно! Василиска завалили, а это уж никак не василиски!..

   Страшно, конечно. Но это здесь не при чём.

 ***

   Эгмонт был прав -- на поваленном дереве сидели уж точно не люди. Но он, как все маги, очень любил говорить то, что ясно без всяких разговоров. В воздухе сильно пахло тленом -- только не могильным, а сладковатым таким и душным, будто в южном лесу. От человека так никогда не пахнет, даже если человек -- женщина, которая вылила на себя полсклянки эльфийских духов.

   Запах был мерзкий, но Сигурд ему почти обрадовался. Мрыс эт веллер келленгарм, кто бы только знал, как ему надоели эти магические игры! Больше всего на свете он не любил, когда от него ничего не зависело. Зато теперь предстояла драка, и оборотень мог доказать, что и он кое на что сгодится.

   Узорчатый меч легко покинул ножны. Сигурд улыбнулся, чувствуя, что клинок едва ли не дрожит от нетерпения. Это был очень молодой меч, он сильно соскучился у Эгмонта и теперь всей душой рвался в схватку. Нет, хорошо всё-таки, что судьба свела оборотня с магом! Ведь никуда не годится, когда меч вот так лежит себе и лежит, ожидая, когда же хозяин наконец сообразит, что против доброй стали ни один некромант не выдюжит! Хотя... этот меч магу явно не по руке. А вот Сигурду по руке, и ещё как! Приедем в Арру, надо будет подобрать Эгмонту другой, да и всё.

   Некоторые существа встали и тоже обнажили мечи. Другие, наоборот, припали к земле, как это делают большие кошки. Но лучников не было, арбалетчиков -- тоже, а за магические козни Сигурд ничуть не волновался. У него тоже в отряде маг, и не из последних. Из первых, можно сказать, вот так.

   Вот вопрос, а далеко ли они прыгают? Если что, надо быть готовым принять на клинок...

   "Раз -- два -- три -- четыре..."

   До пяти Сигурд досчитать не успел.

   Завертелось.

   Полыхнула алая вспышка, Яльга выкрикнула какое-то заклинание, тварь бросилась снизу вверх, и оборотень встретил её мечом. Добрый клинок с готовностью рассёк нежить на две части. Правильно всё-таки, что в оборотничий харалуг всегда добавляют серебро...

   Ага, вот уже и эти, с мечами...

   Лошадей нежить не трогала. Возможно, потому что не видела. Пешему не слишком-то удобно рубиться с конником, но существа легко восполняли недостаток роста избытком скорости. Впрочем, Сигурд успевал. Он мог бы драться и ещё быстрее, это был отнюдь не предел. И если эта дрянь уверена, что победит... ха, да она не знает, что такое волкодлак!

   Они успевали, и Яльга в том числе. Нет, Сигурд её, конечно, прикрывал, и Эгмонт тоже, но девица лупила заклинаниями, что твой Магистр Эллендар с лубков. Попадала, правда, не так часто, ну так и твари были не лубочные. Никто из них троих пока что не был ранен.

   "Прорвёмся", -- уверенно подумал волкодлак. Численный перевес всё ещё был на другой стороне, он уложил всего троих, но уже сейчас было понятно, чем дело кончится. Краем глаза оборотень увидел, как Эгмонт прицельно вогнал огненный шар прямо в пасть очередной твари. Сигурд снёс голову следующему существу и увернулся от другого, похоже, возжелавшего отомстить за бесславную смерть товарища.

   Чушь, разумеется. Какие у нежити товарищи?..

   Меч, весь в крови, был абсолютно счастлив.

   Драки -- их только описывать долго. Скоро всё кончилось, но Сигурд не сразу это сообразил и заозирался, отыскивая врага. Но все враги, какие были, лежали на дороге, только одного отшвырнуло на дерево -- Яльгина работа, Эгмонт действовал аккуратнее. Дерево, кстати, тоже пострадало: какое-то заклинание выжгло из него немалый кусок, чуть меньше ширины тракта. Теперь там легко можно было проехать верхом.

   Меч был явно разочарован: он только-только успел войти во вкус. Сигурд, в общем, его понимал. Ему тоже было обидно, что всё так быстро закончилось. Но в лесу было тихо, местные фэйри затаились, как мыши под веником, -- видно, они тоже поняли, что оборотень и его меч будут им очень рады. Они не испытывали желания порадовать Сигурда с его мечом и, похоже, предпочитали сейчас радовать кого-нибудь другого. Желательно -- не подданного Серого Конунгата.

   Волкодлак вздохнул и тщательно вытер меч об одежду того, который лежал на дереве, -- чтобы воспользоваться остальными, пришлось бы спешиться, а вот этого не хотелось. Лучше было бы иметь при себе специальную тряпочку, меч это точно заслужил. Нет, отдавать его Эгмонту было бы просто преступлением.

   Ну, ничего, впереди горы, а в горах чего только нет...

   ...Он сам не понял, зачем обернулся. Будто толкнуло что-то. Яльга, бледнея на глазах -- хотя, кажется, дальше бледнеть уже было некуда, -- стала выпускать поводья и медленно заваливаться набок. Сигурд мгновенно сообразил, что сейчас произойдёт: Яльга вывалится из седла и упадёт на дорогу. Ещё он отчётливо осознал, кем она станет после этого. Маг, выпитый до самого донышка и упавший на эту землю... последующая Яльгина судьба лежала, живописно раскидав руки-ноги, на ветвях поваленного дерева.

   Шпор у Сигурда не было, поэтому он по-простому сжал бока лошади коленями, посылая её в прыжок. Бедное животное до сегодняшнего дня не подозревало о двух вещах: что хозяин всё-таки скотина, причём жестокая, и что оно, животное, умеет так здорово прыгать с места, причём без разбега. Но это было уже не важно. Важно было другое. Сигурд успел подхватить Яльгу практически у самой земли. Это потом он понял: хорошо, что подпруга выдержала!

   Яльга была... совсем никакая. Серая, тяжёлая и не подающая никаких признаков жизни. Жизнью от неё почти не пахло, правда, и смертью -- тоже. По-любому, её надлежало вывезти за пределы этого проклятого леса.

   В седле она, ясен пень, не усидит, а держать её -- рук не хватит. Оборотень немного подумал, потом положил её поперёк седла и намотал поводья Яльгиной лошади на переднюю луку.

   Интересно, где этот мрысов маг? Он-то куда смотрит?! Уч-читель, так его растак!..

   Мрысов маг обнаружился неподалеку. Он тоже выглядел как-то подозрительно -- проще говоря, зелёный он был, как после хорошей попойки. В седле, правда, худо-бедно держался. Одной рукой для верности вцепившись в поводья, другой он что-то пытался начаровать. Сигурд был не маг, но даже ему эти попытки показались на редкость бестолковыми. С каждой секундой на лице у Эгмонта всё чётче проступало какое-то детское, обиженное непонимание, и волкодлак вспомнил, откуда ему это знакомо. Примерно то же чувство он испытал лет двадцать назад, увидев летним вечером на небосклоне луну -- это при том, что солнце ещё не зашло. В те поры он был твёрдо уверен, что на небе полагается быть чему-то одному, либо луне, либо солнцу, а когда и то, и другое вместе...

   Кстати, о солнце...

   Сигурд глянул на горизонт и, не удержавшись, присвистнул. По его подсчётам, времени на то, чтобы перебить эту мрысь, ушло не более получаса. Однако солнце почти коснулось небостыка. Алое, круглое и неизмеримо нахальное, -- вот уж не думал Сигурд, что так отзовётся о создании Старого Волка! -- оно неумолимо катилось вниз, как будто всей душой торопилось в гостеприимно отверстую пасть Западного Змея.

   Времени было мало. Из Яльги с каждым мгновением вытекала жизнь. Хуже того, Сигурд готов был поклясться, что земля под копытами его лошади едва заметно подрагивает -- что-то торопилось перехватить их, пока они не успели пересечь проведённую Ардконунгэ границу. Оборотень оценивающе посмотрел на мага и понял, что в случае неприятностей придётся пробиваться в одиночку.

   Одной рукой придерживая Яльгу -- девица, являя редкостно вредный норов, так и норовила сползти, -- другой, свободной, Сигурд взял под уздцы Рихтерова коня. Эгмонт не имел ничего против: он прикладывал все усилия к тому, чтобы остаться в седле. Волкодлак громко свистнул, и лошади побежали по дороге.

   Солнце уже почти коснулось горизонта. Никогда прежде закат не казался Сигурду таким неприятным. "Раз -- два -- три -- четыре..." Они успевали. Яльга елозила туда-сюда, но Сигурд держал её крепко.

   Теперь не было никаких сомнений, что позади погоня. Оборотень чуял, слышал, ощущал всей кожей -- То, Что В Лесу, успело сообразить, как сильно оно просчиталось. И теперь ударит наверняка.

   Ударило бы. Если бы успело.

   Потому что лошади уже перескочили через Серые камни. Их копыта глухо стукнулись о землю -- гномские плиты остались на той стороне, здесь шла обыкновенная грунтовая дорога. И словно эхо, из леса донёсся вопль бессильной ярости, перешедший в протяжный стон. Оборотень услышал его не ушами, а чем -- он и сам не знал. То, Что В Лесу, упустило добычу. Впервые за тысячу лет.

 ***

   Эгмонт очнулся. Лежать на голой земле было холодно и жёстко; ещё не оценив ситуацию в полной мере, он попытался встать и едва не взвыл. Магический резерв был вычерпан до предела -- напрягая все силы, он не мог отыскать в себе и капли магии.

   Полное опустошение резерва. Он об этом читал, но ни разу не испытывал на собственной шкуре. Что же, авторы монографий не солгали ни на дюйм -- ощущения были великолепные, даже если не шевелиться. Причём худшим был тупой, нерассуждающий ужас, поднимавшийся откуда-то из глубин: а что, если это навсегда, если резерв уже никогда не восстановится?

   "Восстановится, -- сжав зубы, подумал он. -- Резерв всегда восстанавливается..."

   Так плохо ему не было ни разу. Даже после зимней сессии на третьем курсе, когда совсем ещё неопытный Эгмонт впервые попробовал мандрагон, ничего не зная о свойствах этого волшебного напитка. Даже на выпускном, после поединка с Робером. Даже, мрыс дерр гаст, потом, за всю последующую, весьма долгую и богатую на события профессиональную жизнь.

   В горле саднило. Эгмонт для проверки кашлянул -- лучше бы он этого не делал -- и сплюнул накопившейся во рту слюной. Слюна была горькая и жёлтая; по всем признакам, его недавно рвало желчью.

   Этого он не помнил... впрочем, он много чего не помнил. Например, как они покинули заклятый лес. Последнее, что удалось кое-как восстановить, -- это Яльга, соскальзывающая с седла, которую он пытался удержать телекинезом. Кажется, у него не получилось. Дальше была сплошная темнота.

   Их вытащил Сигурд. Простой волкодлак без капли магического таланта. "Если что, я успею прикрыть Яльгу и помочь оборотню...". Ага. Помог.

   И тут его как молнией обожгло. Яльга!..

   Если из него, дипломированного мага с приличным стажем, этот лес высосал все магические силы и только, девчонка первого года обучения пострадала куда серьёзнее. И он, дипломированный маг с приличным стажем, даже не смог прикрыть её! Эгмонт вдруг чётко вспомнил, что именно происходило с Яльгой на дороге; он всё-таки был эмпатом и умел чувствовать такие вещи. Из неё выплёскивалась жизнь, толчками, как кровь из разорванной артерии. Ладно, Сигурд вытащил нас обоих, а дальше? Ей же требуется помощь... сколько времени я вот так провалялся?!

   Эгмонт рывком поднялся на колени и несколько мгновений вообще ничего не видел. Потом головокружение прошло, и он огляделся. Яльга, бледная как смерть, лежала на расстеленном плаще. Разумеется, она была без сознания. Эгмонт потянулся к Яльге, забыв, что резерв его пуст, но каким-то чудом всё-таки расслышал, что в ней происходит. Сначала он не поверил, потом почувствовал невероятное облегчение, потом снова не поверил и попытался услышать её ещё раз.

   Нет, он не ошибся. Артерию вовремя зажали. Кто, как -- не суть важно, времени всё равно мало. Пока что знаменитая Яльгина удача не покинула её. В городке под названием Солец жила Ардис; во многих отношениях она была более чем средним магом, но одно умела делать превосходно. Лечить. Если они поторопятся, то у Яльги появится шанс.

   Кроме того, Ардис точно не станет связываться с КОВЕНом.

   Из кустов почти бесшумно вынырнул волкодлак. Выглядел он, в отличие от Яльги и самого Эгмонта, вполне жизнеспособным. Разве что изрядно голодным, расцарапанным и покусанным комарами.

   -- Сигурд, -- слова выговаривались с трудом, царапая и без того надорванное горло. -- Сигурд, нам надо спешить. Яльге осталось жить ещё минут сорок, если повезёт.

   Оборотень покосился на Эгмонта весьма недоверчиво. Видно было, что он сомневается в способности мага не то что удержаться в седле -- но и просто вскарабкаться на лошадь. В принципе, он был недалёк от истины.

   -- Подай мне мою сумку.

   Сигурд подал. Эгмонт, почти не глядя, вытащил оттуда небольшую фляжку, открутил крышку и, собравшись с духом, отхлебнул ровно треть. Перехватил голодный взгляд оборотня и пробормотал:

   -- Извини, тебе от этого пользы не будет. Один сплошной вред.

   Волкодлак явственно смутился и ткнул пальцем в сторону Яльги.

   -- Да я-то что? Я-то так. Может, ей... того? Глоточек?

   -- Того, что ей может помочь, у меня нет. А это зелье её убьёт. Два эликсира, наложившись друг на друга... -- Эгмонт споткнулся, не зная, как объяснить Сигурду механизм взаимодействия двух взаимоисключающих эликсиров, но этого и не потребовалось. Оборотень понимающе кивнул, поднял Яльгу и уложил её поперёк седла, как украденную невесту.

   Зелье начинало действовать. Эгмонт с третьей попытки залез в седло и даже сообразил взять под уздцы Яльгиного Рыжика. Он твёрдо знал, что до Ардис доедет любой ценой -- и плевать, что потом, когда действие зелья пройдёт, он будет беспомощнее котёнка!

   Он плохо помнил дом, в котором жила Ардис. Но это было не страшно: стражники на въезде в город уж точно знали, где именно поселилась городская лекарка.

   Когда они подъехали к воротам Ардис, город неотвратимо окутывали мягкие сумерки. В её доме светилось одно окно -- насколько помнил Эгмонт, это было окно кухни. Поверх невысокого забора оба всадника увидели, как из-под крыльца мохнатым клубком выкатилась белая собачонка. Она звонко залаяла, приседая на задние лапы.

   Почти сразу же скрипнула дверь, и во двор выскочил мальчишка лет десяти -- ученик, наверное. Он коротко глянул на Эгмонта с Сигурдом и распахнул ворота.

   -- Заноси её в дом, -- велел он оборотню, принимая у него поводья.

   Сигурд кивнул и, спешившись, осторожно снял с лошади Яльгу. Он пошёл к двери, а Эгмонта вдруг посетила совершенно жуткая мысль: что, если Ардис нет дома? Что может ученик там, где бессилен он сам?

   Но додумать этот ужас до конца он не успел. Дверь скрипнула снова, и на крыльцо, на ходу вытирая руки о передник, вышла невысокая, чуть полноватая женщина. От неё пахло домом и кухней. Ещё минуту назад она занималась тем, что и положено делать женщине ввечеру: готовила ужин для своей семьи.

   Она посторонилась, пропуская Сигурда с Яльгой в дом. Мальчишка шёл впереди, показывая, куда нести пострадавшую, и чувствовалось, что ему это не впервой.

   -- Добрый вечер, Ардис, -- хрипло выговорил Эгмонт, прикидывая, как ему половчее сползти с лошади.

   -- Добрый вечер, Эгмонт, -- спокойно ответила ему хозяйка. -- Ты слезешь сам, или тебе помочь?

   -- Сам, -- твёрдо сказал маг и в доказательство своих слов кое-как спустился на землю. Мир качнуло, и Эгмонт едва успел вцепиться в переднюю луку седла.

   Ни слова не говоря, Ардис взяла его под руку и провела внутрь дома.

 ***

   Темно.

   Здесь темно и холодно, пахнет не то пылью, не то мрыс знает чем. Ну, понятно, почему темно: здесь нет ничего, на что можно было бы смотреть. Но холодно-то зачем?

   Холодно...

   Нет, нет, нет, я не хочу здесь быть, я не могу здесь оставаться! Я смогу, прорвусь, я ведь всегда могла и прорывалась... вот только подняться бы на ноги. Или хотя бы просто перевернуться на живот.

   Не получается? -- ничего, ещё разочек, и получится...

   Почему у меня нет сил?

   Почему?!

   Мир содрогается, снова и снова, надо мной пляшут тени -- как я их вижу, если вокруг такая темнота, что темнее и представить нельзя? До чего же холодно. Будто на снегу лежу.

   В Лыкоморье всегда холодно, это север...

   Мир плавно уходит вниз, будто на огромных качелях. Меня накрывает чем-то тёплым, и холодная темнота превращается в обычный сумрак. Там, надо мной, -- всего лишь натянутая стенка шатра, за которым гуляет ветер. На ветру пляшет костёр, у костра звенит гитара... ах, хорошо звенит! Конэстэ рат шылало, одова нанэ ром!

   Пытаюсь встать, но чья-то рука удерживает меня на месте.

   -- Лежи, -- глухо, ворчливо. -- Лежи, не торопись! Этот костёр пока горит не для тебя. Всему своё время, Яльга!

   Улыбаюсь.

   -- Романы яг сарэнгэ бикхэрэнгиро свэтинэла...

   -- Поговори мне ещё! То ромский костёр...

   Почему ты говоришь по-лыкоморски? Я так давно не слышала ту, правильную речь...

   -- Молчи.

   Лежу. Молчу. Слушаю. Далеко-далеко ходят кони, чуть слышно звенят уздечки... В шатре пахнет табаком и травами. Вот запах трав становится сильнее, в губы мне тыкается деревянная ложка. Я пью. Какой горький...

   -- Ещё привередничать будет! Смерть слаще была бы...

   Как темно. И тепло. И спать хочется... Ходят кони, ходят, ай, по степи...

   Зачем-то открываю глаза -- чтобы увидеть, как неяркий огонёк на миг высвечивает лицо, которого я в жизни никогда не видела. Но сразу же узнала.

   И всё. Дальше я уже сплю.

 ***

   За ночь Сигурд просыпался раз пять или шесть -- на всякий случай. Он поступал так всегда, если засыпал в человеческом обличье, волку же это было без надобности, он и так просыпался, едва почуяв приближение беды. Но в этом доме было тихо и спокойно; на много вёрст вокруг лежала ночная темнота, и Сигурд, хотя был, конечно, не маг, полагал, что бояться сейчас нечего. Разве что за Яльгу.

   Всякий раз, проснувшись, он видел огонёк свечи -- сперва длинной, потом короткой, потом снова длинной. Свеча стояла на подоконнике, и язычок пламени отражался в чёрном стекле. Когда Сигурд впервые проснулся, рядом с подсвечником виднелся небольшой горшочек, прикрытый блюдцем. Из-под блюдца тянулся острый травяной запах. Неслышно ступая, к окну подошла лекарка. Она сняла блюдце и перелила остывший взвар из горшка в чашку. После чего осторожно приподняла Яльге голову и понемногу выпоила ей всё до капли.

   Потом, через несколько часов, он увидел, как Ардис, хмурясь, считала Яльге пульс. Похоже, результат её не обрадовал. Лекарка покачала головой, вздохнула, порылась в коробке с зельями и выудила маленький, но очень тяжёлый на вид пузырёк. На секунду она задумалась, потом подошла к Яльге, оттянула ей веко, зачем-то вгляделась в неподвижный зрачок. После чего снова посчитала пульс, вздохнула и откупорила пузырёк. Сигурд едва не задохнулся: в пузырьке обитал весьма резкий запах, неприятный именно тем, что был слишком сильным. Даже мощным, можно так сказать.

   В рот Яльге стекли три тягучие чёрные капли. Лекарка бережно закупорила склянку, после чего снова посчитала пульс. Судя по всему, она немного успокоилась. Запах всё ещё стоял в комнате, и волкодлак, не удержавшись, чихнул. Ардис обернулась.

   -- А ты что не спишь, -- громким шёпотом заругалась она на Сигурда. -- С тобой ещё возиться, что ли? И так дел невпроворот! Спи!

   Сигурд хотел было возразить, что он сам в состоянии решить, спать ему или нет, но веки налились свинцом, и он послушно заснул.

   В последний раз он проснулся уже под утро, когда за окном начинало светлеть. Свеча -- точнее, коротенький оплавленный огарок -- была потушена. Ардис тоже исчезла. В неясном утреннем свете Сигурд разглядел, что Яльга укрыта большой цветастой шалью с кистями. Такие шали стоили очень дорого, их ткали горные гномы, и сносу этим шалям точно не было. Сигурд хотел привезти такую шаль матери, но выяснилось, что стоит она не меньше, чем добрый меч. На тот момент таких денег у него не было, и Сигурд положил себе непременно накопить нужную сумму. Чтобы потом, на обратном пути, точно хватило.

   И такую ценную вещь лекарка не пожалела для совершенно чужого ей человека! Сигурд преисполнился уважения к хозяйке дома.

 ***

   Утро началось для Эгмонта довольно поздно: солнце, по крайней мере, давно уже взошло. На соседней улице бодро орал петух, через равные промежутки времени оповещая мир о чём-то невероятно важном с его, петушиной, точки зрения. Маг начхать хотел на все точки зрения, петухов он уважал только в супе, и вообще было ему весьма нерадостно.

   Резерв заполнился едва-едва на треть. Этого было мало, особенно по сравнению с нормальным положением дел, и Эгмонт мрачно подумал, что начинает понимать Эрика Веллена с его... странностями. Ещё не таким странным станешь, если в твоём резерве плещется от силы ложка энергии.

   Если, конечно, кому-то вздумается измерять энергию в ложках.

   Впрочем, даже этого минимума хватило, чтобы понять: Яльге стало лучше. Ардис действительно была отличным лекарем -- и очень хорошим человеком, потому что нигде в кодексе целителей нет пункта "обязан лечить всякого, кто завалится в твой дом в девять часов вечера".

   Эгмонт закрыл глаза и, сделав усилие, -- раньше он обошёлся бы без всяких усилий -- перешёл уровнем выше, чтобы рассмотреть дом со стороны магических потоков. Так. Яркое свечение, собравшееся в чуть пульсирующий комок, -- Яльга. Болеет, но выздоравливает. Свечение на порядок бледнее -- похоже, ученик Ардис. Несколько амулетов, довольно специфических... ни одного КОВЕНского. Нет и намёка на фиолетовый свет.

   Интересный, кстати, вопрос, до сих пор не изученный наукой. У каждого мага свой цвет ауры, и следы он оставляет весьма характерные. Но как только этот маг отправляется куда-то по делам КОВЕНа, то же самое свечение приобретает явственный фиолетовый шлейф.

   Некстати напомнил о себе резерв, пустой на две трети. Вспомнив все известные ему ругательства на гномском, Эгмонт соскользнул на нулевой уровень. Мр-рыс... да сколько же можно? Он спал целую ночь, всё давным-давно должно было восстановиться!

   Последнюю фразу он невольно произнёс вслух, и ответ не замедлил себя ждать.

   -- А нечего было Лиррас Эндер глушить, -- хладнокровно заявили от двери. -- Вы бы ещё мандрагоном заполировали.

   На пороге стоял ученик Ардис; в руках у него была какая-то склянка. Эгмонт коротко глянул на юное дарование, и оно замолчало, правда, независимо хмыкнув себе под нос.

   -- Чему вас на алхимии учили? -- буркнуло оно через полминуты.

   -- Что мистрис Рэгмэн говорила про Яльгу?

   -- Много чего хорошего, -- ученик потряс склянкой, потом подышал на неё, потом снова потряс. -- И нехорошего тоже, но это уже про вас. Я повторять не буду, мать вернётся, сама всё скажет... больно долго говорить, да и вообще. А девица ничего, к вечеру очухается.

   Он ещё раз встряхнул бутылёк, потом вытащил пробку.

   -- Вот, половину сейчас отпить, вторую -- через три часа. И в промежутке более ничего не принимать.

   -- И что будет? -- уточнил Эгмонт, рассматривая содержимое склянки. После Яльгиных зелий он с опаской относился ко всему, что нужно принимать вовнутрь и что не изготовлено алхимиком с дипломом.

   -- Там и поглядим, -- оптимистически заявил ученик.

   Ладно, рискнём. Эгмонт прикинул, где у этой склянки середина, и в два глотка выпил, что было сказано. Зелье было чуть кисловатым. Кивнув, ученик забрал у него склянку и заткнул её пробкой. "Мать вернётся, сама всё скажет...". Значит, не просто ученик.

   -- Тебя как зовут? -- спросил маг.

   Тот пожал плечами.

   -- Артур. А вы Рихтер, мне мать сказала.

   Эгмонт кивнул. Мир вдруг начал отодвигаться, заслоняясь какой-то полупрозрачной пеленой. Мрыс, это что, зелье так действует?..

   Спустя минуту он уже спал. Зелье и правда было очень мощным.

   Ровно через три часа он проснулся снова. На этот раз его разбудил запах -- совершенно умопомрачительный запах еды. Эгмонт не сразу понял, что именно это была за еда, но подробности его не волновали. Есть хотелось страшно -- и неудивительно, потому что в последний раз он ел сутки с лишним назад, в корчме по ту сторону леса.

   Резерв немного пополнился -- теперь в нём было чуть меньше половины.

   Эгмонт сел, правда, с некоторым трудом. Похоже, вчера он несколько переоценил свои силы, решив, будто лес высосал из него только магическую энергию. А может, ученик... Артур был прав насчёт Лиррас Эндер. Но раньше он гораздо быстрее отходил после этого зелья: вполне хватало трёх-четырёх часов.

   Он переждал приступ слабости и порадовался тому, что уснул в одежде -- вчера не было сил раздеться, сегодня проблема была бы в обратном. Потом натянул сапоги, собрался с силами и встал. По возможности, вертикально.

   Мир уверенно шатался -- вверх-вниз, вправо-влево, по диагонали. Но пол пока что был внизу, и Эгмонт успел сделать целых два шага, прежде чем уже знакомый голос возмущённо осведомился:

   -- Эй, вы куда собрались?

   -- Туда, -- лаконично ответил маг. Он был всецело занят борьбой с полом.

   Артур насмешливо хмыкнул.

   -- Сядьте, -- приказал он. -- Я сейчас.

   Может, другое зелье принесёт, с надеждой подумал Эгмонт. Для более быстрого... хм... оздоравливания.

   Мальчишка вернулся через две минуты. Зелья он не принёс, зато притащил какую-то весьма непотребного вида лохань. Маг посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Артура, постаравшись, чтобы этот взгляд оказался в должной степени ледяным.

   -- А что? -- совершенно спокойно парировал тот. -- Ежели вы на полдороги свалитесь, мне вас как, за ногу тащить? Или волчару этого с огорода кликать?

   -- Не свалюсь, -- тихо и нехорошо пообещал Эгмонт. С полминуты они смотрели друг на друга.

   -- Ну, как знаете, -- сдал назад Артур. Рихтер мысленно посочувствовал коллеге Ламмерлэйк: скорее всего, лет через шесть юное дарование собиралось поступать на алхимический. А если он уже сейчас такой упрямый, что будет к первому курсу?

   ...Туда и обратно Эгмонт добрался самостоятельно, причём так нигде и не свалился, вопреки мрачным прогнозам юного целителя. Правда, его дважды облаяла белая собачка. Просто удивительно, как в таком маленьком существе помещается такой громкий лай.

   Во дворе, кстати, были куры. Много кур. И все они лезли под ноги, сопровождая это возмущённым кудахтаньем.

   На обратном пути он встретил Сигурда. Волкодлак, выспавшийся и довольный жизнью, шёл с огорода, помахивая длинным пучком зелёного лука. Передвигаться, опираясь на оборотня, оказалось куда быстрее и надёжнее.

   Когда они вернулись в комнату, лохань уже исчезла. Артур весьма недовольно косился на пациента, но все свои мысли держал при себе -- надо думать, Ардис успела рассказать ему, чем Эгмонт зарабатывает себе на жизнь. Зарабатывал. А спорить с преподавателем Академии, куда тебе ещё поступать...

   -- Есть будете? -- спросил он.

   Эгмонт кивнул раньше, чем сообразил, что делает. Вообще-то он собирался пойти глянуть на Яльгу -- отнюдь не из недоверия к профессионализму Ардис, а просто так. Но он был настолько голоден, а с кухни пахло так вкусно... в конце концов, Эгмонт более не намеревался пить каждое зелье, которое ему подсунет мальчишка. Сколько можно валяться в постели?

   Мысли были бодрые, но резерв всё ещё оставался наполовину пустым. Да и не только резерв, мрыс дерр гаст, -- Эгмонт прекрасно отдавал себе отчёт, что не продержится в седле и часа. Мир в любой момент готов был встать на дыбы, так что, если честно, они очень вовремя встретились с Сигурдом.

   Артур сходил на кухню и вернулся с миской супа и куском хлеба. Отдав Эгмонту еду, он достал из кармана уже знакомую склянку, наполненную до половины, и начал деловито её потряхивать, изредка дыша на прозрачное стекло. "Тряси-тряси", -- довольно подумал маг.

   -- Может, тебе это... помочь? -- осведомился деликатный волкодлак.

   -- Вы что, сговорились? -- кротко поинтересовался Эгмонт, и Сигурд замолчал.

   Суп был великолепен. Алхимики обычно неплохо готовят, но Ардис готовила просто замечательно, почти так же хорошо, как лечила. Еда кончилась куда быстрее, чем того хотелось бы Эгмонту. Он с сожалением заглянул в пустую миску и, наплевав на этикет, досуха вытер её оставшимся кусочком хлеба. После чего принял от Сигурда большую глиняную кружку чая.

   Артур выглядел подозрительно довольным. Из осторожности Эгмонт понюхал чай, но ничем, кроме чая, смородинового листа и молока, от напитка не пахло. Довольно покосившись на потенциального адепта, маг с наслаждением выпил всю кружку. Жизнь потихоньку налаживалась. По-хорошему, стоило бы сходить и посмотреть, как там Яльга, но всякому известно, что после сытного обеда полагается передохнуть. Вот он сейчас передохнёт и пойдёт... самую чуточку передохнёт...

   Мрыс дерр гаст!

   Мальчишка уже открыто ухмылялся. Мир привычно затягивало знакомой полупрозрачной дымкой -- слишком быстро, так, что, даже будь у Эгмонта силы, ему недостало бы времени, чтобы бороться. Взвыв от отчаяния, маг погрузился в тёплые пучины сна.

 ***

   -- Так-то лучше, -- удовлетворённо пробормотал Артур. Эгмонт спал, и возмущённое выражение мало-помалу исчезало с его лица. Малец повернулся к Сигурду. -- Ну что, пошли теперь девицу вашу...

   -- Яльгу, -- подсказал оборотень.

   -- Ну, Яльгу так Яльгу... Пошли её кормить. Известно, одними зельями сыт не будешь.

 ***

   Я просыпалась медленно и неохотно; как по-честному, больше всего мне хотелось завернуться в одеяло и дрыхнуть дальше, но чувство долга, видно, проснулось первым и не захотело бодрствовать в одиночестве. Не прошло и трёх минут с того момента, как оно впервые постучалось мне в душу длинным зазубренным когтём, как я уже оторвалась от подушки, потирая руками лицо.

   Вокруг была совершенно незнакомая комната: бревенчатые стены, невысокий потолок, окно, задёрнутое полотняной занавеской. Полки с книгами -- некоторые из них здорово эманировали, так что хозяин дома определённо был магом. КОВЕНским магом, ибо других в природе попросту нет.

   Неужели нас всё-таки поймали?!

   Я подскочила на кровати, как укушенная. Мысли завертелись во всех возможных и невозможных направлениях, но тут послышались шаги, и в комнату быстро вошёл Сигурд. Живой, здоровый, нисколько не похожий на несчастного пленника.

   -- Яльга, ты как? -- быстро спросил он.

   Я потрясла головой. Ощущение было такое, будто вчера я таки поприветствовала ею одно из тамошних деревьев.

   -- Не знаю, -- наконец, осторожно сказала я. -- Живая... вроде.

   -- Тоже, наверное, встать хочешь? -- весьма ехидно осведомились из-за Сигурдовой спины. Я недоумённо нахмурилась; волкодлак посторонился, и ко мне подошёл совершенно незнакомый пацанёнок, лет двенадцати, лохматый, нестриженый и весь какой-то взъерошенный, как воробей.

   Я немного подумала. Имелся определённый соблазн, но рисковать не хотелось.

   -- Нет, лучше я пока полежу. Надёжнее выйдет. Ты вообще кто?

   -- Хоть одна умная нашлась, -- прокомментировал это пацан. -- Голова болит?

   Я отрицательно мотнула оной, и тут же вскинула руки к вискам. Мр-рыс... От этого движения под черепной коробкой будто взорвали маленький пороховой склад. Как это оно раньше ухитрялось молчать?!

   Мальчишка кивнул и достал из кармана какой-то пузырёк тёмного стекла. Потом неуверенно глянул на меня:

   -- Может, всё-таки потерпишь? Его на голодный желудок пить не надо бы...

   -- Поесть дайте, -- взмолилась я. Желудок орал ещё громче, чем голова: стоило упомянуть о еде, как я мигом сообразила, что проснулась именно от голода. А вовсе не от моральных терзаний.

   Сигурд кивнул и вышел из комнаты. Скоро он вернулся с миской супа и ломтём серого хлеба. Отдав мне то и другое -- я немедленно откусила от хлеба маленький кусочек -- оборотень снова исчез, похоже, по тому же самому маршруту. И верно: через минуту он уже протягивал мне кружку с чаем.

   -- Спасибо, -- неразборчиво сказала я. Ни один эльфийский кулинар не мог бы приготовить более вкусного супа. Вот чай был... немного печальнее, но Сигурд исправил ситуацию, почти до половины разбавив его молоком.

   -- Что с нами случилось?

   -- Не знаю, -- обрадовал меня волкодлак. -- Вы с Эгмонтом аж с самой опушки такие... невесёлые. Я так понял, что из вас там силы выпили, а до меня не дотянулись. Я же ведь не маг.

   -- А что с Эгмонтом?

   -- Ну, ему получше, чем тебе. Он, по крайности, без сознания не валяется...

   -- Зато дрянь всякую глушит, -- буркнул мажонок. -- Слышь, девка, скажи ему, чтобы что попало в рот не тянул! Мать всю ночь от тебя к нему бегала...

   Я вопросительно глянула на Сигурда.

   -- Мы у мистрис Рэгмэн, -- пояснил он. -- Они с Эгмонтом учились на одном курсе. Она лекарка, тебя с того света вытащила. Ты, по-честному, совсем неживая была...

   -- Помню, -- хмуро согласилась я, отдавая Сигурду чашку. В животе было тепло и уютно, голова, кажется, тоже немного успокоилась. Если ею не двигать, так и вовсе не болит.

   -- Вот, держи, -- пацанёнок протянул мне небольшой флакончик. -- Выпьешь всё, маленькими глотками.

   -- Гадость? -- настороженно спросила я, рассматривая флакон. Некстати вспомнилась Полин и её декокты.

   Мажонок ухмыльнулся.

   -- Гадость, гадость, -- заверил он. -- Пей давай, мне флакон нужен.

   Я осторожно сделала глоток. Ну да, неприятно, это вам не молоко. А куда денешься? Раз, два, три... теперь немножко, совсем на донышке...

   -- Долго спать буду? -- наугад спросила я, возвращая флакон.

   -- До вечера, -- спокойно ответил пацан. -- Часов до семи.

   Я кивнула и соскользнула в лежачее положение. Заботливый оборотень укрыл меня одеялом. Тепло-то как... волнами накатывала блаженная сонная слабость, и я закрыла глаза, позволяя зелью взять над собой верх.

   Засыпая, я слышала, как Сигурд, ступая почти неслышно, вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.

 ***

   -- Пошли, -- нарушил молчание малец. -- Поесть надо. Мы хоть здоровые, но нам тоже жрать надо. У меня ещё картошка неполотая стоит.

   Сигурд кивнул. Огород он обследовал досконально и пришёл к выводу, что хозяйка в доме правильная. В огороде всё было сделано по уму. И капуста крепенькая, и огурчиков аж целых две гряды. Была там морковка, был горох, было и целое поле картошки. Оборотень отлично знал, какие силы требуется приложить, чтобы огород выглядел таким ухоженным. Мать часто любила повторять, что земля -- тоже женщина и оттого требует любви, заботы, ласки и внимания. И потому сейчас, когда Артур упомянул о прополке картошки, Сигурд подумал, что малец один не справится. По-хорошему, надо отплатить хозяйке добром за добро. К тому же, насколько он помнил, во дворе лежала целая груда дров, которые надлежало сначала переколоть, а после сложить в поленницу. Это уж точно не женская работа.

   На кухне они действовали как-то слаженно. Артур достал из печки чугунок с супом. Чугунок был добрый: ведро не ведро, но что-то около того. Сигурд нарезал хлеб. Малец перехватил голодный взгляд оборотня и зачерпнул со дна, где была самая гуща. Потом слазил в подпол и подал Сигурду миску холодной картошки, другую -- с солёными огурчиками и небольшой, но увесистый шматок сала.

   Они поели и отправились на огород. Артур тоже было нацелился на тяпку, но Сигурд быстро прогнал мальца, отправив его уносить изничтоженную траву за пределы картофельного поля, поближе к заборчику. Чуть позже эта трава должна была пойти на корм свиньям -- они слонялись по загончику, то и дело пытаясь просунуть пятачки в щель в заборе.

   Солнце припекало, но работалось Сигурду легко, в охотку. Ему даже на какой-то миг показалось, что он дома. Вот сейчас выйдет мать, принесёт квасу и скажет, какой у неё вырос сын, -- сильный да работящий... Но Арра была далеко, за Драконьим Хребтом. На квас рассчитывать не приходилось, впрочем, и вода, которую малец принёс из дома, оказалась более чем кстати.

   Сигурд закончил работу часа через два. Возле забора выросла изрядная груда травы, на которую с вожделением косились через забор обе свиньи. Оборотень удовлетворенно оглядел поле. Сказать, что он совсем не устал, означало сказать неправду, но дела это не меняло. Волкодлак хотел было помочь Артуру перекидать траву свиньям, но потом передумал, поняв, что тот окончательно разобидится. Он ведь всё же мужчина и хозяин в доме.

   Поэтому Сигурд просто спросил, где взять топор, и пошёл колоть дрова.

   Какое-то время спустя Артур, видимо, всё-таки закончивший с травой, тоже появился во дворе и принялся складывать поленницу. Действовал он на диво ловко и умело, и Сигурд лишь несколько раз откладывал топор в сторону, чтобы показать, как складывают поленницу у них в Арре. Малец кивал, запоминая. Да, славный растёт мальчишка у лекарки.

   Оказываются, и у людей бывают правильные женщины. И дом содержит, и огород в порядке, и свиньи ухоженные. И сына вон какого вырастила. Нет, Яльгу оборотень считал вполне себе достойной девицей, но вот хозяйственности в ней не было ни на монетку. Хотя опять же -- лет ей всего ничего, да и у кого она могла научиться?

   Не у Эгмонта же.

   -- Слышь, Артур, -- окликнул волкодлак. Малец обернулся. -- Ну, посадить там, прополоть -- это понятно, но огород вскопать -- это ж лошадь нужна! Как вы его?..

   Артур смерил его настороженным взглядом. Сигурд подумал, что правильно не стал спрашивать, куда делся хозяин дома.

   -- Мать одного хмыря вылечила, он и вскопал. У него лошадей... -- он чиркнул рукой по горлу, показывая, что лошадей у неведомого хмыря было столько же, сколько у Яльги -- книжек, считая те, что остались в Академии.

   Ну, чего-то подобного Сигурд и ожидал. Надо думать, дрова достались им точно таким же образом.

   Ардис вернулась в восьмом часу. К этому времени Сигурд уже покончил с дровами и натаскал воды из колодца, наполнив кадушки, фляги и одинокую бочку, вкопанную на огороде. Лекарка, бледная от усталости, молча посмотрела на аккуратную поленницу и прошла в дом. За ней следом прошмыгнул тощий серый кот с коротким, будто обрубленным, хвостом.

   -- Он у нас мышелов, -- сказал Артур так гордо, будто сам учил кота охотиться, причём не одну ночь подряд.

   А я и не сомневался, хотел ответить Сигурд. Хороший это был дом. И кот в нём тоже был хороший.

   Ардконунгэ ("Владыка Знания" на греакоре) -- прозвище Седрика дель Ардена, конунга Арры (приблизительно V век от НТ).

   У кого кровь холодная, тот не ром.

   Ромский костёр всем бездомным светит.

  Глава восьмая, в которой политика оказывается намного важнее магии. Карты, эльфийские философы и "Справочник боевого мага" хором предвещают недоброе, Яльга пытается разобраться в лечебных чарах, а Эгмонт узнаёт много нового о женской психологии.