"Это становится нехорошей традицией!" -- мрачно думала я, пока горничная с трудновыговариваемым именем Станцерль бодро застёгивала многочисленные крючочки на моём новом платье. Пальцы у неё были ловкие, но я привыкла одеваться сама, без посторонней помощи, и чувствовала себя донельзя нелепо.

   Как там было в лыкоморских сказках? Накорми, напои, в баньке попарь и спать уложи? Родственники обоих моих друзей придерживались другого алгоритма, и выглядел он приблизительно так: "Поймай Яльгу -- отмой Яльгу -- выдай ей что-нибудь юбчатое -- а потом, ежели доживёт, можно и покормить". Я, в принципе, была не против. Но мрыс эт веллер, до чего же оборотничья мода была удобнее западной!

   Хотя бы тем, что она не предусматривала корсета.

   Я попыталась вздохнуть и тут же поняла, что это плохая идея. Корсет -- настоящий корсет, а не та тряпочка, которую называла этим словом Полин! -- ужал меня так, что для воздуха внутри почти не осталось места. Вся конструкция, снабжённая косточками, жёсткими швами и металлической пластинкой спереди, гораздо больше напоминала хитрые потайные латы, чем деталь дамского туалета. Больше всего досаждала проклятая пластинка -- она лишила меня всякой возможности наклониться вперёд, и я на собственном опыте поняла, откуда у благородных дам берётся такая царственная осанка.

   Что касается самого платья, то оно оказалось длинным, кремовым и сплошь обшитым кружавчиками. Они были везде: на подоле, на рукавах, в вырезе лифа, на многочисленных оборках... Юбки стояли колоколом, покачиваясь при каждом шаге, на рукавах болтались какие-то ленточки, зато грудь волшебным образом приподнялась и увеличилась. В лифе ей было, во-первых, тесно, во-вторых, холодно: вырезы здесь носили довольно глубокие.

   Зато каблуки были не в почёте.

   Станцерль, невольно переименованная в Стасю (она говорила только на родном языке, а мой аллеманский не включал названия деталей туалета), удовлетворённо прицокнула языком и подвела меня к зеркалу. В зеркале наблюдалась бледная рыжая особа весьма испуганного вида. Э, нет, не годится! Я поспешно поджала губы и высокомерно задрала подбородок. Вот так-то лучше!

   Станцерль-Стася поправила локон, специально вытащенный из моей причёски, и добавила пару шпилек для пущей устойчивости. Я улыбнулась, покивала и шагнула к выходу, но Станцерль, всплеснув руками, издала возмущённый возглас. Схватив со столика какую-то коробочку, она быстро и чрезвычайно аккуратно извлекла оттуда пару перчаток и изъявила жестами готовность их на меня надеть. Однако я решительно воспротивилась. Боевой маг, одолевший василиска, уж точно в состоянии справиться с какими-то кружевными перчатками.

   "Занесло же нас в эти края!" -- уныло размышляла я, следуя по длинным коридорам, вымощенным чёрно-белой плиткой. По детской привычке я старалась не наступать на чёрные и под конец начала напоминать себе шахматного слона. Платье шуршало, покачивалось, лезло под ноги и всеми силами старалось отравить мне жизнь.

   Наконец, впереди показалась изящная арка, за которой виднелся обеденный зал. Я прибавила ходу, уже привычно поддерживая подол. Хвала богам, у двери не имелось лакея с жезлом; приятно улыбаясь, я вплыла в столовую и тут же увидела страшное.

   Посреди длинной комнаты, оформленной в светло-золотистых тонах, стоял длинный стол. На столе имелась скатерть (одна штука, белоснежная), букеты цветов (три, кажется, но одинаковые), и неисчислимое множество всяких столовых приборов. Ложки, вилки, ножи, нечто и вовсе невероятное... Госпожа баронесса, сидевшая во главе стола, послала мне обворожительную улыбку, и я, старательно сияя, заняла указанное место.

   Напротив меня сидела Аннелизе в платье цвета морской волны. Место слева от неё пустовало, а дальше расположилась весьма живописная группа: Сигурд в окружении двух девушек лет шестнадцати. Та, что сидела справа, выглядела скорее худощавой, с очень живым лицом и блестящими светло-карими глазами. Непослушные волосы были заколоты костяными гребнями -- интересно, не из того ли василиска, что мы на пару с Эгмонтом завалили в Драконьих горах? Та, что слева, немного напоминала Полин в период перед очередной диетой, но в отличие от неё, ничуть по этому поводу не страдала. Волосы она заплетала в две косы, украшая роскошными шёлковыми лентами, и каждая из этих кос была чуть толще, чем моя одна. Я было завистливо вздохнула, но вовремя вспомнила про корсет. Все трое вели оживлённую беседу, и Сигурд выглядел очень довольным жизнью.

   Вблизи приборов оказалось ещё больше, чем издали. Я насчитала возле своей тарелки пять разновеликих вилок и затосковала. Вообще-то на запястье у меня болталась крохотная дамская сумочка, а в сумочке обретался верный "Справочник", на сей раз именовавшийся "Отрадой дамуазели". Размера он был карманного, в пол-ладони, но я плохо представляла, как листаю его на глазах у изумлённой баронессы, пытаясь определить, которым ножичком и под каким углом полагается пилить жаркое. Добро бы я ещё сидела с дальнего края, так ведь нет -- как почётную гостью, меня усадили по левую руку от хозяйки!

   С другой стороны от меня сидел Луи, едва не подпрыгивавший на стуле от восторга. Я вспомнила, что успела прочесть в "Справочнике"... то есть, "Отраде дамуазели"! -- и заподозрила будущего барона в намерениях объявить меня дамой сердца.

   -- А у нас сегодня консоме! -- таинственным шёпотом поведал он. -- Яльга, вы любите консоме?

   -- А как же! -- браво ответила я. Мрыс его знает, что это такое, а самое главное -- чем его едят. "Эгмонт! -- подумала я так громко, как только могла. -- Где тебя мрысы носят?! Твои это родственники или чьи? Будь человеком, выручай!".

   Разумеется, Эгмонт не откликнулся. Желудок, сдавленный корсетом, издал приглушенное попискивание, и, чтобы заглушить этот звук, я торопливо обратилась к Луи:

   -- А вы мне не поможете... как будущий коллега? Я пока знакома только с вашей матушкой и самой старшей из ваших сестёр...

   Будущий коллега смутился и просиял.

   -- Да... да я... с удовольствием! -- быстро нашёлся он.

   Вскоре я уже знала, что:

   - ...девушка справа от Сигурда -- это Аннедоре, ей семнадцать, и она, хоть и девчонка, но вполне ничего. Она любит стрелять, фехтовать, охотиться и -- Луи понизил голос, хотя это было почти невозможно -- прекрасно играет в кости!

   - ...вторая собеседница оборотня -- Аннерозе, они с Аннедоре близнецы, но не слишком похожи, хотя и родились в один день. От неё нигде нет спасения: курточку одёрни, волосы расчеши, вечно норовит пирожок подпихнуть, и хоть бы мышей боялась, что ли! Никакой с неё радости. Да ещё женихи эти! Если жених ей нравится, значит, туда-сюда с записочками бегать придётся, а если нет -- думай, как отвадить! Брат ты или кто?

   - ...самую младшую из сестёр, сидевшую по левую руку от Луи, зовут Аннегрете... то есть, это Курт её так зовёт, а все остальные зовут Гретхен. Но Курт, он в неё влюблён, так что ему можно. Когда он совершит подвиг, так сразу и признается, а пока Гретхен ничего и не знает. А вообще, от неё тоже лучше держаться подальше: она сильно ботанику любит, не успеешь оглянуться, а тебе уже всучили совок и корзинку.

   - ...а Аннелизе играет на арфии, и её собачку зовут Максимилиана. Сначала, правда, её -- собачку то есть! -- назвали Максимилиан, но потом выяснилось, что ошиблись, после того, как в доме прибавилось пять новеньких Максимилианчиков.

   - ...а жених Аннелизе -- офицер, и его зовут Георг; а ещё...

   Но тут Луи был вынужден замолчать: в столовую, на ходу одёргивая парадный камзол, вошёл Эгмонт. Вид у него был крайне недовольный, зато я почувствовала себя гораздо лучше. Выходит, не мне одной страдать от изысков здешних мод! А к этому костюму только пудреного парика не хватает...

   Эгмонт, склонившийся над рукой матери, бросил на меня испепеляющий взгляд.

   -- Ну что же, -- госпожа баронесса обвела взглядом стол. -- Теперь, кажется, ждать нам больше некого. Можно начинать. Хотя...

   Она перехватила мой отчаянный взгляд и, знаком подозвав слугу, коротко отдала ему какое-то распоряжение. Сказано было по-аллемански, и я ничего не поняла, зато у невозмутимой Аннелизе брови медленно поползли вверх.

   Слуга поклонился, куда-то исчез и почти сразу же вернулся. Теперь его сопровождал поварёнок, торжественно тащивший огромную корзину. Пока корзина добиралась до кресла хозяйки дома, баронесса отложила в сторону вилку, ложку, нож и маленькую ложечку. Все остальные столовые приборы -- сверкающая серебряная кучка -- оказались небрежно отодвинуты к краю стола.

   -- Карл, уберите всё лишнее, -- самым светским тоном распорядилась баронесса.

   У Аннелизе, кажется, немного дрожали губы. Она смотрела на исчезающие со стола приборы с видом ребёнка, впервые заметившего луну на дневном небосводе. "Так не бывает!" --

   отчаянно думала она. Честное слово, я не собиралась подслушивать её мысли, но это разобрал бы даже глухой.

   Слуга прошёл вокруг стола, "убирая лишнее". Сигурд и близняшки даже не заметили перемен: им было не до того. Луи пребывал в совершеннейшем восторге. Курт доказывал Гретхен, весьма старательно выговаривая лыкоморские слова, что дорогой... э-э... фройляйн не следует мочить свои маленькие ножка и свои... хм-м... чистые ручка, а необходимый лопух он доставит ей сам. Аннегрете -- этакий белокурый цветочек -- улыбалась знакомой рихтеровской улыбкой, не сулившей собеседнику лёгкой жизни. Периодически она поправляла Курта, напоминая о склонениях, спряжениях и падежах.

   Консоме оказался крепким бульоном, к которому прилагались на выбор маленькие пирожки трёх видов. Я печально грызла тот, что с сыром, -- корсет, ужавший меня почти в полтора раза, не оставлял свободы для манёвра. Бульон ещё хоть как-то, но просачивался. Я покосилась на Эгмонта -- маг был по-прежнему мрачен, что ничуть не отразилось на его аппетите. Вот ведь мрыс! Громко подумав всё, что хотела сказать о западной моде вообще и женской западной моде в частности, я с усилием заглотила пирожок и перевела взгляд на Сигурда.

   Вот уж кто не испытывал ни малейших неудобств! Оборотень ел за нас обоих -- его тарелку наполняли сразу с двух сторон -- и при этом ни на миг не прерывал беседу. С Аннедоре он обсуждал тонкости охоты на зайцев, Аннерозе надиктовал чуть ли не целую поваренную книгу, Аннегрете пообещал выслать при оказии парочку отростков, а Аннелизе от души поздравил с предстоящим замужеством.

   -- Любой был бы счастлив взять в жёны дочь такой достойной матери! -- с пафосом закончил Сигурд, убив сразу двух зайцев. Аннелизе приятно зарумянилась, а госпожа баронесса улыбнулась оборотню, как родному. Только Эгмонт не разделял общего счастья. Медленно положив вилку на тарелку, он слегка наклонился и внимательно посмотрел на волкодлака. Тот ответил совершенно невинным взглядом.

   -- А как в Арре принято справлять свадьбу? -- спросила белокурая Аннегрете.

   Следующие два вида жаркого, один большой пирог и три маленьких, а также легко проглатываемый салат Сигурд вещал практически соло. Всё это была уже известная мне информация, поэтому я с чистым сердцем слушала другого рассказчика.

   Луи тоже не интересовали свадьбы. Его интересовала Академия Магических Искусств, а особенно -- факультет боевой магии, и об этом он был готов рассказывать часами.

   -- Когда мне будет тринадцать, -- увлечённо говорил он, не забывая, впрочем, поглядывать на мать, -- я тоже сбегу из дома! Только это большая тайна. Вы ведь меня не выдадите, правда?

   -- Что вы, Луи, -- ответила я, ухитрившись не измениться лицом. -- Среди боевых магов это не принято. А почему "тоже" и почему именно в тринадцать?

   -- Ну, как же... -- мальчик явно не ожидал, что я не знаю таких простых вещей. -- Эгмонт убежал из дома в тринадцать лет, и я убегу! И поступлю на боевой факультет, и стану боевым магом, и буду странствовать и сражаться с чудовищами!

   Я с тоской проводила взглядом аппетитного фазана, которого как раз проносили мимо, и с некоторым опозданием поняла, что сказал Луи. Эгмонт сбежал из дома? Зачем? Что-то непохоже, чтобы он был здесь несчастным сироткой!

   -- Тринадцать не подходит, -- ответила я, потому что это первым прыгнуло на язык. -- Теперь на первый курс принимают с девятнадцати лет.

   И тут же пожалела, что сказала.

   -- Но... но... Яльга, как же так? Ведь Эгмонта приняли! Я это точно знаю! А до девятнадцати лет мне ещё... целых одиннадцать! И это же почти совсем старость!

   -- Такова жизнь, -- скорбно сказала я. Мимо проносили фаршированного поросёнка.