в которой шуршат ценники, звенят монетки и летят ножи, а героиня находит то, чего отродясь не теряла
Цветень-месяц оправдывает свое название только в теплых широтах, где в середине весны и впрямь что-то начинает зацветать. В Лыкоморье же, как в стране северной, дикой и напрочь лишенной всякого логического мышления, в это время только-только тает снег. Да и то не весь и не всегда; хотя на высоких местах уже зеленеет трава, в низинах все еще лежат ледяные белые островки.
Но правильному адепту все это не помеха. Подобно птицам, что слышат зов весны за синими морями, в чужой земле, где и соль, говорят, исключительно сладкая, — подобно сим тварям, всякий опытный адепт учует приход весны даже сквозь зачарованные стены Академии. А весна — это вам не зима и не осень. Весна — это состояние души.
Или, по выражению магистра Буковца, массовое умопомрачение.
Учебное рвение, порядком поизрасходованное с рюеня, окончательно истаяло на теплом солнышке. Народ влюблялся, назначал свидания и писал записки — особо бдительные магистры изымали такие письма на каждом занятии, а Фенгиаруленгеддир продемонстрировал нам целую пачку подобных эпистол, накопившуюся у него за годы преподавания. Ушлый гном даже посулил, что за оригинальный текст записки, которому не найдется аналогов в его собрании, он поставит пятерку, — но тем адептам, чьи любовные письма не представляют ценности для коллекции, придется очень и очень плохо. Гномы, что с них возьмешь?
«Хорошо» пока что пришлось только одному студенту — эту историю рассказал вездесущий Хельги. Как ни странно, везунчик не был эльфом — гном Виффин с телепатического факультета вместо пылкого текста нарисовал в любовной записке подробную схему, как пройти до Царской площади, на которой он и назначал своей девушке свидание, крестиком отметив памятник Державе II. Зная характер гномских женщин, за такую лаконичность Виффину могло и прилететь.
Пытаясь хоть как-то бороться с весенним обострением, магистры завешивали окна иллюзиями, но даже это не помогало: в каждой группе находился свой мастер-умелец, запросто просверливавший в иллюзорном пологе дырку. Не знаю, чем уж плохи были прочим адептам потрясающие горные или морские пейзажи, но предпочтение неизменно отдавалось видам нашего внутреннего двора, покрытого аккуратными кучками снега — тут уже не дремал наш хозяйственный завхоз. Дворника он так и не нанял, упирая на необходимость экономии.
Весь преподавательский состав желчно завидовал Эльвире Ламмерлэйк, кабинет которой традиционно находился в подземельях. Впрочем, ни Рихтер, ни Белая Дама не затрудняли себя созданием иллюзий. Не нашлось бы адепта, который рискнул бы отвлечься на лекциях по некромантии или боевым чарам.
А мне в ночь на первое травня исполнялось двадцать лет.
Никто не знал, почему из всех праздников западного Великого Колеса в Лыкоморье прижилось только два. Савайн и Беллетэйн — ночь на первое дожденя и ночь на первое травня. Самая страшная ночь в году и ночь Возрождения Сущего. Никто из коренных лыкоморцев отродясь не отмечал Имболк, Остару, Литу или Ламмас. Точнее, может, и отмечал, но называл эти дни совершенно иначе, да и праздновал по-другому. Чем угодили Савайн и Беллетэйн загадочной лыкоморской душе — знают одни только боги. Может, названия понравились? А что, красиво звучат…
Так или иначе, но праздник был. И была я — я, которой выпало родиться именно в эту, бесспорно, волшебную ночь.
Деньги, полученные от Ривендейла, еще позвякивали в кошеле. Вечером двадцать восьмого цветня я задумчиво пересчитывала монеты, прикидывая, на что мне хватит такого количества золотых.
— Слышь, Полин, — я подняла голову, поигрывая золотой монеткой, — хочешь завтра со мной в магазин?
— В магазин? — рассеянно повторила алхимичка, пролистывая конспект. — За амулетами? Нет, спасибо, меня в тот раз чуть не убило…
Я досадливо встряхнула головой, перебрасывая за спину косу.
— В одежный, балда! За новыми сапогами. И штанами, если останется.
— Не обзывайся, рыжая! — привычно отбрехалась Полин. Тут до нее дошло, и она подняла удивленный взгляд от конспектов: — За сапогами? А ты что, хочешь купить новые?
— Нет, мрыс эт веллер, эти обменять! — Я бросила красноречивый взгляд в сторону разваливающейся обувки. — День рождения у меня или что? Новых сапог я, что ли, не заработала?
— День рождения? — Полин насторожилась. Дни рождения были ее коньком. — А когда?
— В ночь на первое.
Услышав такую восхитительную весть, алхимичка даже захлопнула тетрадь.
— В Беллетэйн?! Врешь, Яльга!
— Да чтоб мне… хм… — Я задумалась, не зная, чем поклясться, и наконец нашлась: — Провалиться в пустую дырку!
— Ты и родиться нормально не можешь, — подвела итог девица.
— Ну так как? Пойдешь или нет?
Полин тяжело вздохнула, вновь открывая конспекты:
— Да куда же я от тебя денусь?
Сказано было верно: не делась. Никуда. Назавтра после лекций, благо на дворе стояла пятница и занятий было немного, мы встретились у заповедного орешника и отправились в город. Снег почти уже стаял, трава лезла вверх, буйно зеленясь везде, где только нельзя — скажем, на обочинах или в промежутках между плитами на площадях, — зато напрочь отказываясь расти на санкционированных клумбах и «эльфийских горках». Кое-где я даже заметила первые одуванчики.
Солнышко пекло уже… ну не совсем по-летнему, но все равно горячо. Я жмурилась, с удовольствием подставляя лицо его лучам. Хоть и не загорю, а все равно приятно. Полин, шедшая рядом, беззаботно помахивала сумочкой, периодически ехидно вопрошая, действует ли это на меня весна, или же буйные шизофреники круглый год такие радостные. Я отмахивалась от вредной алхимички, вслух жалея о том, как мне не хватает снега, из которого лепятся такие замечательные, такие увесистые снежки. Метала я их метко, так что намек был донельзя прозрачен.
До сапожной лавки мы дошли без всяких приключений. Полин, мигом ощутив себя в своей среде, начала демонстрировать мне ассортимент, со знанием комментируя каждую пару обуви.
— А вот это, Яльга, смотри, босоножки на пробковой подошве, как у вас там на юге носят! Видишь, тут и перемычка такая, через палец, есть! Жалко только, бусинки скоро облезут, а ремешки вообще не кожаные…
— Натуральная кожа! — пискнул было небрежно задвинутый в угол продавец. — И как это облезут, когда краска гномья?!
Но Полин в два счета доказала и ему, и мне, что гномами тут даже и не пахнет, а от кожи имеется одно только название. Почуяв в девице серьезного соперника, торговец замолк, так что дальше алхимичка разливалась уже соло:
— Ботинки на шпильках, отделанных топазиками… помогает от дурного глаза… Туфли василисковой кожи, с замшевой отделкой… василиск поддельный, замша ничего, сойдет… Опа, каблуки из кости горгульи!.. Яльга, бери, ты же боевая магичка! Всех запинаешь… что? Дорого? Так на амулетах ты вроде не экономишь?.. Босоножки… ой, какая прелесть! И ремешочки, и кисточки! Сколько стоит? Есть ценник? А примерить можно? А зеркало у вас есть? Яльга, а Яльга! Мне они идут?.. Смотри, носки на шпильках! Бери, это круто! О, на них даже вышивка есть…
— Сапоги у вас где посмотреть можно? — быстро спросила я, когда Полин сделала паузу, чтобы вдохнуть немножко воздуха. — Дорожные, покачественнее, можно эльфийские. Ценовой разброс — приблизительно до двадцати золотых.
Хмурый продавец указал мне полку, и я начала выбор, оставив Полин восторгаться босоножками.
То, что я купила в итоге, стоило не двадцать, а двадцать восемь золотых. Причем две монетки мне сбросили — отчасти благодаря моему умению торговаться, отчасти из благодарности за то, что я наконец-то уведу из лавки Полин. Кстати, алхимичка мой выбор не одобрила: сапоги были коричневые, без вышивки, аппликаций, кисточек и прочей мишуры. Даже шпильки на них и то не имелось: невысокий квадратный каблук был удобен как для пешего, так и для конного пути. Кто его знает, как сложится, может, пригодится.
— Ты теперь еще лошадь купи! — возмущенно фыркала Полин, когда мы уже вышли из лавки. — Ну или сведи, коли и в самом деле ромка!.. Они хоть вправду эльфийские, а? Те эльфы, часом, не в Хох-ландии живут?
Я монотонно кивала или мотала головой, мысленно подсчитывая оставшиеся денюжки. Так, на штаны вроде хватает. Рубашка у меня новая, легкая — ее и летом носить можно. Дадут стипендию — может, еще одну куплю. А может, и не стану, там посмотрим.
Сапоги, кстати, были действительно эльфийского производства. Контрабанда, я так понимаю, — и хотя всю контрабанду делают на Малой Арр-на-Утской, к созданию этой пары приложил руку именно эльф. И неплохо приложил, надобно отметить.
— Все! — решительно возвестила Полин, когда мы, минув несколько «не заслуживающих внимания» лавок, пришли наконец в «достойную». — Марш в примерочную, ты, чудо рыжее! Выбираю я, твое дело — примерить. А то я тебя знаю, ты сейчас такую мрысь выберешь…
И понеслось.
Штаны Полин выбирала как на себя — и потому через полчаса я уже устала от мелькания розовых, фиолетовых, сиреневых и голубеньких брючек, густо усеянных вышивкой и стразами. Так что, когда в очередной принесенной девицей стопке мелькнули штаны зеленого цвета, я мигом вытащила их наружу.
— Ой, я, кажется, ошиблась! — Полин попыталась забрать у меня вытащенное, но я была стойка. Мигом стянув с себя предыдущие брюки — голубые, с вышитыми гладью райскими птицами, — я натянула эти, с минуту провозившись с непонятной гномской застежкой.
Нет, Полин не ошиблась. Как и все предыдущие принесенные ею брюки, эти были длинны («Сюда шпильки требуются, да!»), узки («Ну ноги-то показать надо!») и сидели достаточно низко — на два пальца ниже пупа («Да ты что, совсем отсталая, что ли, — разве это низкое?! Да ты низкого не видала!»). Подробное исследование показало, что вышивки, равно как и пайеток, на штанах не имеется. Это был плюс, и плюс весомый.
— А ничего так… — с легким оттенком зависти отметила Полин. — Ноги и в самом деле видно…
— Сколько хоть стоит-то? — Я поискала на штанах ценник, но так и не нашла. Опытная Полин, развернув меня лицом к зеркалу, мигом отыскала пергаментный квадратик, прицепленный к заднему карману.
— Шестнадцать золотых… Много?
Я наскоро прикинула собственную финансовую обеспеченность. Ну до стипендии я доживу — особенно с недополученными еще до конца обедами.
— Нормально. Берем!
Мы вышли из лавки, и я, помахивая свертком со штанами, спросила:
— Ну что, теперь домой?
Дома ждало недописанное задание по некромантии и полторы геометрические задачи для Фенгиаруленгеддира (половинку второй я все-таки осилила вчера вечером). Но Полин возмущенно набрала побольше воздуху в грудь и, прежде чем я успела вспомнить, как алхимичка любит магазины, выпалила:
— Эт-то еще что?! Какое домой? После второй-то лавки?!
Я обреченно закрыла глаза. Истинная женщина до кончиков отполированных ногтей, Полин обожала гулять по магазинам — в особенности по ювелирным, одежным и антикварным. Даже если денег в кошельке было кот наплакал, алхимичка все одно отправлялась в вояж — и непременно покупала какую-нибудь финтифлюшку вроде ароматической свечи или рамочки для рисунков.
«Ладно, тогда домой пойду я одна», — хотела ответить я, но Полин успела раньше. Меня аккуратно подхватили под локоток и, громко возмущаясь моей дремучести, повели в сторону ближайшей лавки. Эльфийской, судя по всему, и парфюмерной — из распахнутой двери тянуло тонкими ароматами.
Через пару часов я в полной мере прочувствовала на себе всю правоту Державы Путятича, который, по слухам, хвастался перед иноземными послами несметным множеством межинградских лавок. Торговля в стольном городе и впрямь процветала; наверное, за все предыдущие почти что двадцать лет я не видела столько магазинов, сколько посетила в сей знаменательный день. И добро бы, ежели заведения одного профиля, скажем ювелирные, располагались рядами, как мне было привычно по маленьким городам. Нет, Межинград шел в ногу со временем, и бесчисленные магазины и магазинчики были разбросаны по городу в совершенно хаотичном порядке. Слава богам, Полин не захотелось переходить через мост в Новый Город; мы кружили по всему правому берегу, и если кому-нибудь вздумалось бы отследить наш маршрут, он, мне кажется, сбился бы уже на тринадцатой лавке.
Где-то в промежутке Полин заскочила в кофейню, и я, обретя временное просветление, быстренько пересчитала деньги. Денег было немного, но хватало; уже зная столичные расценки по части кормежки, я смело подошла к витрине, но тут оказалось, что знания мои не стоят и ломаного медяка. Всех моих сбережений не хватило бы на то, чтобы купить здесь чашку настоящего кофе со сливками и какую-нибудь не сильно дорогую плюшку. Впрочем, кофе я не пробовала и пробовать не желала; выбрав булочку подешевле, я присоединилась к Полин, уже устроившейся за миниатюрным столиком у окна.
Алхимичка гордо восседала на стуле, окруженная грудой пестрых свертков и пакетов. Самый маленький из них, элегантно сложенный из лакированной бумаги, стоял на столе, возле блюдечка с салфетками; потягивая из чашечки какао, Полин с нежностью смотрела на пакетик. Внутри, если я ничего не перепутала находилась крошечная скляночка настоящих эльфийских духов.
Плюшка была ничего, вполне съедобная. Полгода назад я сказала бы — изумительная и уметелила в два укуса, но выигранные обеды несколько меня избаловали. А может, просто приучили к чуть более приличной жизни, чем была до того.
Так что я задумчиво ела плюшку, Полин ложечкой изящно выковыривала вишенки из мороженого, но тут ложечка выпала из ослабевшей руки, и Полин, вздрогнув, огромными глазами воззрилась в окно.
Я немедленно посмотрела туда же, но не успела ничего заметить, а в следующий момент дверь растворилась, и порыв весеннего ветра нежно звякнул хрустальными колокольчиками. На пороге встал Генри Ривендейл.
Полин, спрятав лицо за чашкой какао — пряталось плохо, ибо чашка была невелика, — наблюдала за герцогом, забыв трепетать ресницами. Я успела еще удивиться такой реакции, а потом Генри прошел мимо нашего столика, словно бы нас и не заметив. Вот это уже было куда интереснее; я прищурилась, выстукивая по столешнице козерыйку. Так-так, благородный Ривендейл! Вчера, значит, вы у меня списывали, а сегодня нам уже и здороваться не надо?
— Яльга! — шепотом воззвала Полин. — А он… а он… а чего он тут делает?
— Не видишь, что ли? — довольно громко спросила я. — Кофе покупает.
Кажется, алхимичка имела в виду совершенно другой аспект, но требовать иного ответа она не стала. Ложечка, замершая было в воздухе, опять вонзилась в мороженое; впрочем, теперь в ее движениях не было былой скорости, зато появилось некоторое кокетство. Отделяя очередной кусочек пломбира, Полин косилась на Генри, так выразительно опуская ресницы, что я почти посочувствовала гаду вампиру.
Впрочем, по заслугам, ибо он продолжал демонстративно нас игнорировать.
Такое пристальное внимание явно пришлось Ривендейлу по душе. Столик он выбрал удачный, расположенный не так чтобы совсем близко, но и не особенно далеко — со своего места я чувствовала запах заказанного вампиром кофе. Мне всегда нравился кофейный аромат, но данный случай стал исключением. Проглотив ставший в горле кусочек плюшки, я незаметно пнула Полин под столом:
— Поторопись, а. Мне геометрию делать надо, а тебе — алхимию!
Алхимичке было начхать на профильный предмет. Алхимичку интересовал только Генри, с независимым видом прихлебывающий кофе. Мороженое кончалось ужасающе медленно; поняв, что нам придется сидеть здесь до тех пор, пока вампир не соизволит убраться, я задумалась, отыскивая выход.
И выход был-таки найден!
Я пнула алхимичку еще раз, а когда она возмущенно обернулась ко мне, оторвав взгляд от несравненного Ривендейла, я многозначительно подмигнула левым глазом, одновременно кивая на ничего не подозревающего вампира.
Полин насторожилась.
Я напрягла все свои мимические способности и изобразила, сколь страстно герцог любит Полин и как он стремился пересечься с ней хотя бы в кофейне. А коли Полин хочет удержать столь перспективного ухажера на крючке, ей не следует явно демонстрировать свою к нему приязнь, а следует, напротив, всячески держаться на расстоянии. Пускай в нем проснется охотничий рефлекс. Пускай он захочет получить право это расстояние преодолеть. Как барон де Мираж в книжке «Пламя любви».
— А мы пока пойдем.
Последнюю фразу я выговорила вслух, устав от длинного мимического монолога. И так на меня с восторгом глядело полкофейни, а невозмутимый Ривендейл даже забыл про кофе. Очень хотелось верить, что жертва не была напрасной.
Наверное, боги вняли моим мольбам. Полин, прикусив губу, кинула на Генри еще один быстрый взгляд. Видимо, взгляд этот узрел многое, чего не было ясно с первых полутора тысяч взглядов; алхимичка презрительно усмехнулась и, передернув плечиками, в два счета расправилась с мороженым и подхватила драгоценный пакетик.
Кофейню мы покинули с просто-таки потрясающей скоростью.
— Слушай, а ты правда так думаешь? — Едва мы отошли от прозрачных дверей саженей на пятнадцать, как Полин мертвой хваткой вцепилась в мою руку. — Правда думаешь, что он в меня влюблен?
Я пожала плечами:
— А почему нет? Даже если и не влюблен, все едино ему не повредит.
Полин нахмурилась, задумчиво выставив нижнюю губу. На всякий случай даже оглянулась, но сзади никого не имелось, и Генри, даже если и питал к ней столь пылкие чувства, не стал жертвовать ради них недопитым кофе. Фыркнув, алхимичка решительно направилась к ближайшей лавке.
Гениальные мысли редко являются в одиночку. До меня вдруг дошло, каким образом можно сократить нашу прогулку, получив при этом максимум удовольствия. Все оказалось очень просто: всего-то было надо, едва завидев книжный или магический магазин, нестись к нему на всех парах и восклицать: «Так, а теперь сюда!» Полин любила и книги, и амулеты — но не в таких количествах и не такие боевые. После третьей же лавки она заскучала, а в четвертой, получив по носу отпрыгнувшей книжкой, обиженно потребовала идти домой.
— Зачем? — удивилась я, пролистывая книгу заклинаний.
— Ты же здесь все равно ничего не покупаешь!
— И что? — Моему хладнокровию, верно, позавидовал бы и Генри Ривендейл. — Я присматриваюсь.
— Я-а-альга…
— Спокойно, — посоветовала я, откладывая книгу. — Я же с тобой ходила, верно?
— Я с тобой потом еще схожу, — быстренько пообещала алхимичка. — А то сегодня, сама знаешь, еще задание не сделано… У тебя геометрия, у меня алхимия…
Й-есть! Я всеми силами изобразила на лице сожаление и тяжелый нравственный выбор. Полин, поняв, что победа близка, цепко ухватила меня под руку. Другой рукой она удерживала все многочисленные пакетики и свертки.
— Отлично, Яльга, наконец-то домой! И вообще, ты бы знала, как меня достали твои чародейские прибамбасы! Этот твой свихнувшийся учебник — вы с ним прям два сапога пара!.. — он мне вчера, между прочим, полгазеты сжевал! Ровно коза какая-то! Нет чтобы как у всех нормальных людей — книги и книги, лежат спокойненько, никого не трогают, максимум дымом плюются… А амулеты!.. Вот там как раз дымом не ограничивается!..
Я смущенно хмыкнула. Амулеты, которых пока что было не так уж и много, в самом деле вели себя, мягко скажем, по-разному. Иногда у них переклинивало магическую начинку — особенно часто это случалось после очередного слегка измененного заклинания — и тогда последствия бывали весьма разнообразны. В последний раз, помнится, нам затопило пол до самых ножек кроватей — причем вода была морская, и даже с водорослями.
Полин продолжала вещать, помахивая покупками, и вдруг сбилась на полуслове, с уже знакомым полустрадальческим-полухищным выражением лица глядя на очередную гномью лавку.
— Герцог!..
— Где? — обреченно спросила я, но Полин уже рванула вперед, только чудом не растеряв все свертки, и легко распахнула тяжелую дверь.
Генри там и в самом деле был. Стоя у прилавка, он держал в руках раскрытый бархатный футляр, в каких обычно продаются украшения, и задумчиво рассматривал его содержимое. Я заинтересовалась, что бы это могло быть, Полин тоже хищно сузила глаза, но Ривендейл, едва услышав скрип двери, быстро захлопнул крышку.
— Генри, — широко улыбнулась алхимичка, подплывая к вампиру, — надо же, какая встреча!
— Добрый вечер, Полин, — сдержанно ответил герцог, отдавая гному-хозяину футляр. — О, Яльга, и ты здесь!
— Угу, — согласилась я, рассматривая витрину.
Вообще-то торговые заведения уже успели изрядно мне надоесть. Но герцог хорошо поступил, что попался на глаза Полин именно в этой лавке, ибо здесь, даже после предыдущих ста пятидесяти четырех магазинов, было на что посмотреть.
Лавка была, насколько я могу судить, антикварная. Гном торговал всем старинным, что только могло заинтересовать покупателя, — от украшений до оружия, от книг до восточных благовоний. Под потолком висело чучело басилискоса, тщательно собранное из кусочков змеиных и петушиных чучел. Монстр получался тот еще; впрочем, за реальное чучелко тварюшки КОВЕН давно уже обещал прорву золота. Но вот в чем дело — будучи фэйри, басилискос вполне поддавался убиению, но уж никак не таксидермическим изыскам.
Оставив Полин общаться с Генри, я прошла вдоль прилавка, рассматривая товар. Перстень с крупным рубином — зуб даю, камень долбленый, а внутри в свое время был яд. Две бронзовые метательные чакры — те самые, которые раскручиваются на пальце перед броском. Свиток с текстом по-староэльфийски. Медная статуэтка. Большая шкатулка красного дерева с окованными бронзой углами. Три амулета от дурного глаза…
— Может быть, госпоже что-нибудь показать? — осведомился гном, пристально следивший за моими перемещениями.
— Да нет, наверное… — Я улыбнулась и пожала плечами.
— Госпоже ничего не нравится? — слегка нахмурился хозяин.
— Ну почему же… — Я еще раз пожала плечами. — Просто покупать я сейчас все равно ничего не буду, потому как денег нет. Ну и зачем тогда зря вещи тревожить?
Гном задумался на несколько секунд, а потом хитро улыбнулся, назидательно вскидывая палец:
— Госпожа просто не нашла еще того, что хотело бы принадлежать именно ей…
Он прищурился, задумчиво рассматривая меня с ног до головы, потом кивнул и, подтащив приставную лестницу, споро вскарабкался на самый верх. Несколько секунд он исследовал содержимое верхней полки, а потом снял оттуда какую-то шкатулку. Точнее сказать — шкатулищу, ибо размера эта коробка, даром что из благородного дерева, была немаленького. Если внутри и хранилось украшение, то оно, наверное, пришлось бы впору великанше.
— Вот, — не без гордости возвестил гном, спустившись и поставив шкатулищу передо мной на витрину. — Что вы на это скажете?..
Помедлив, я осторожно сняла крышку, покрытую слоем пушистой пыли — от моих пальцев там остались отчетливые темные следы. Гном благоговейно извлек наружу какой-то кожаный сверток и торжественно расправил его передо мной.
Это была перевязь с метательными ножами. Из тесных кармашков наружу торчали только рукояти — довольно простые, без позолоты и камней. И перевязь, и рукояти выглядели довольно старыми, но не потрепанными, а просто пожившими, видевшими уже немало рук.
В памяти немедленно всплыло ценное указание — одни боги знают, кем и кому оно было выдано. «Если оружие просто будет висеть в шкафу, то раз в полгода стоит протирать клинок маслом, очищая его от ржавчины, образующейся во влажной атмосфере. А если вдруг соберетесь использовать клинок по назначению, главное — не забывайте стирать с него кровь». Гном смотрел спокойно и уверенно: походило, что если ножи и использовались «по назначению», то кровь с них стиралась в строго обязательном порядке.
Я всегда любила оружие — в смысле теоретически. Мне нравилось рассматривать гравюры и рисунки, на которых изображались всевозможнейшие клинки, но даже в теоретической области мои познания нельзя было назвать обширными. Я приблизительно знала, что такое дол, почему ножи затачиваются в форме клина (впрочем, насчет этого самого клина я питала некоторые сомнения), а также прочитала в книжке, что метательных ножей в природе не существует, а существуют исключительно ножи многофункциональные, и с некоторыми из них и приходится расставаться путем прицельного (или как получится) броска по врагу.
Хельги Ульгрем, правда, одно время пытался просветить меня, темную, — и как раз касательно ножей, но просвещения не получилось. Неплохой охотник, он знал кое-что про охотничьи ножи, но в боевых, которые интересовали меня на порядок больше, смыслил примерно столько, сколько и я. Поняв это, я быстренько отказалась от его услуг: в конце концов, сумбурный и малодостоверный ворох сведений у меня уже есть, и дубликата мне не надо.
Практическое же мое знакомство с оружием заключалось в шпаге все того же герцога Ривендейла, которую я в свое время использовала как дирижерскую палочку. Рукоять у нее была удобная, да и общий вид внушал уважение, но я сомневаюсь, чтобы столь короткое знакомство могло наделить меня соответствующей информацией.
Короче говоря, я была твердо уверена, что менее всего нуждаюсь в десятке метательных ножей. Но гном смотрел на меня очень внимательно и серьезно; решив не обижать уважаемого торговца, я покивала, пробормотав нечто вроде «да-да… хм, как интересно» и взялась за ближайшую рукоять.
Нож легко вышел наружу, и я с должным уважением воззрилась на стальной клинок. Ну… профессионал, наверное, начал бы излагать свои соображения касательно свойств стали, крепления клинка к рукояти или ширины дола. Я же, будучи сугубым дилетантом, поняла лишь, что нож был достаточно широкий, что кромка у него острая, что конец заострен, а никакого дола и в помине не имеется.
— Вы метните, метните… — посоветовал гном, наблюдавший за мной из-за прилавка.
Я задумчиво взвесила в ладони рукоять:
— Куда?
Гном молча махнул рукой в сторону стены. Там висела деревянная плашка безо всяких кругов и десяток; поискав глазами другие возможные мишени, я не нашла ни единого варианта и мысленно пожала плечами.
— Полин, отойди!..
Алхимичка быстро юркнула в противоположный угол, сделав попытку утащить за рукав благородного кровососа. Но Генри не поддался на провокацию, оставшись стоять где стоял; от него до мишени было меньше шага, а касательно своей меткости я не питала никаких особенных иллюзий. Нет, мне, конечно, герцога ничуть не жалко, но у него же еще и матушка есть!..
— А вам, благородный Ривендейл, требуется особое приглашение?..
Генри, сверкнув глазами, отошел, правда не сразу, а секунд через пять, сохранив должное достоинство. Я сглотнула, вздохнула, скрестила пальцы на ногах и метнула нож в мишень.
По крайней мере, прицеливалась я туда. Но ничуть не удивилась, услышав глухой удар, а еще через секунду — увидев нож лежащим на полу.
— Промахнулась, — не без ехидства констатировала Полин.
— Госпожа не промахнулась, — возразил гном. — Нож ударился в мишень, но не клинком, а рукоятью. Руки у госпожи правильно растут, только метать ее не учили.
Я подошла к мишени и подобрала нож. Странно, но он лег мне в руку так удобно, как не ложилась даже Ривендейлова шпага. Костяная рукоять еще хранила тепло моей ладони; я сжала ее, точно пытаясь утешить благородный клинок после такого постыдного броска.
— Генри, — Полин обернулась к вампиру и умильно захлопала ресницами, глядя на него снизу вверх, — Генри, а ты не покажешь нам, как нужно метать ножи?.. Ты ведь умеешь это делать, правда?..
— Умею, — буркнул герцог, и я ничуть не усомнилась в его честности. — Но показывать не буду.
— А почему?..
Генри не снизошел до ответа; я же протянула нож гному, и он, вложив клинок обратно в ножны, выжидающе посмотрел мне в лицо.
— Ну? Госпоже заворачивать покупку?..
— Нет, — с некоторым сожалением сказала я. — Не надо. Говорю же, денег ни монетки…
Гном пожал плечами, убирая перевязь обратно в шкатулку. Я наблюдала за этим с весьма странным чувством. Может быть, дело было во фразе, которую мимоходом бросил опытный торговец. Моя вещь… мрыс эт веллер, с каких это пор я стала ловиться на такие простенькие крючки? Мало ли что сказал какой-то гном! Знаем мы гномов — для них все измеряется золотом, а что не измеряется — на то выписывают банковский чек…
— Ну что, пошли? — Я подхватила Полин под руку, и она с видимым сожалением отошла от благородного Ривендейла. Впрочем, недалеко: спохватившись, алхимичка обернулась к нему на пороге лавки.
— Генри, а ты что же?.. С нами не пойдешь?..
— Нет, — лаконично отказался вампир. Против ожиданий, он даже соблаговолил пояснить свою мысль: — У меня еще остались здесь дела.
Обратно мы возвращались другой дорогой — покороче.
Солнце уже клонилось к западу, на улице похолодало. Полин застегнула верхние крючки на своей коротенькой куртке и подтянула вверх широкий воротник вязаного свитера. Западный ветер трепал ее короткие волосы, перехваченные широкой атласной лентой.
Я запрокинула голову, подставляя лицо весеннему ветру. Холодно? Да нет, разве что совсем чуть-чуть. Ветви деревьев отчетливо прорисовывались на фоне неба — прозрачного весеннего неба, золотого на западе и пронзительно-синего на востоке. Это время проходит так быстро, что его норой даже не успеваешь заметить: вчера еще лежал снег, завтра распустятся листья, послезавтра зацветут черемуха и сирень… а сегодня? Что было сегодня?..
Жизнь вообще на удивление мимолетна. Дело не в том, сколько лет отмерено конкретному живому существу, — просто дни летят как листья, подхваченные осенним ветром. Зима, весна, лето… ночи, и дни, и опять ночи… мне вдруг захотелось, чтобы время — хотя бы ненадолго! — замедлило свой шаг. Чтобы можно было ходить, и слушать, и запоминать — вот она, весна, она пришла, и другой такой уже не будет…
— Что молчишь? — неожиданно спросила Полин, беря меня под руку.
Я пожала плечами, не отводя глаз от синевшего сквозь тонкие ветви неба.
— Думаю…
— О чем?
— О вечном, — серьезно сказала я, и Полин рассмеялась. Я тоже улыбнулась, щурясь от вечернего солнца.
Мы проходили сейчас мимо забора — невысокого такого деревянного заборчика, достающего мне приблизительно до подбородка. За ним виднелись какие-то руины, живописные до такой степени, что редкий эльф мог пройти мимо, не издав восхищенного вздоха. Ушлые столичные менестрели, проведав о такой популярности развалин, зачастили сюда как в дешевый трактир; набравшись же колориту, они то и дело выдавали свеженькие баллады, авантюрьетты и лэ, повествующие о трагических событиях, имевших место быть здесь сто (двести, триста) лет тому назад. Юные девы тосковали здесь по благородным рыцарям, уехавшим воевать дракона. Зловещие старухи варили под покровом ночи лютые, запрещенные КОВЕНом в первом чтении зелья. Отважные герои, объединившись в команду (как правило, туда входили парочка эльфов, ворчливый гном, стерва-волшебница или ехидный маг, а также воитель или воительница, составлявшие пару чародеям) скопом били морду гаду-некроманту, заодно отмахиваясь от настырных зомби, поднятых при полной луне.
Лишь немногим было ведомо, что руины есть никакие не руины, а самая что ни на есть обыкновенная стройка, правда относящаяся к категории вечных. Начали ее, кажется, еще при Путяте Добрыниче, батюшке нынешнего царя, — и начали масштабно, размахнувшись едва ли не на дворец. Потом, как это случается с масштабными проектами, деньги неожиданно закончились. Всплыли какие-то сведения, касающиеся того, откуда они вообще взялись, эти самые закончившиеся деньги, — характер же у сведений был такой, что несостоявшийся дворцевладелец предпочел сбежать, пока это было еще возможно.
Кстати, сбежал он недалеко, ибо коррупция во все времена каралась строго.
Повинуясь весеннему порыву, я начала рассказывать Полин про читанную давеча в библиотеке книжку — книжка рассказывала о верованиях фьордингов и была составлена неким Э. Велленом, имя которого лично мне ничего особенного не говорило. В моем переложении истории получались на удивление ехидные — я сама поражалась тому, как ухитряюсь вывернуть мрачные и величественные легенды так, что алхимичка то и дело фыркает, прикрывая лицо ладонью. Видно, сказывались природные особенности, обусловленные цветом волос, — ничем иным объяснить это я просто не могла.
Но вдруг, поперек легенды о том, как Тор ездил добывать у великана Хюмира пивной котел, я почувствовала на себе чье-то пристальное внимание. Или кажется?.. Нет, именно так! Будто чужой взгляд, раз за разом обшаривающий улицу, по какой-то причине не замечающий на ней меня. Пока что не замечающий — но очень желающий заметить.
Мрыс бы его знал, что именно было ему нужно. Но столь пристальное внимание, вдобавок снабженное явно нехорошими намерениями, просто не могло мне понравиться. Оборвав фразу на середине, я схватила алхимичку за руку и подтащила ее к забору, столь вовремя оказавшемуся рядом.
— Ты чего, Яльга? — На втором шаге до Полин дошло, и она попыталась вырваться на свободу. — Ты меня куда тащишь? Отпусти меня, слышишь?
— Тихо, — серьезно оборвала я ее, и алхимичка немедленно замолкла.
Впрочем, ненадолго — всего лишь до следующего шага.
— Может, ты…
Но мы уже подошли к забору, и я, перекинув на ту сторону сумку (нечего бояться, на всех моих вещах антивориное заклинание стоит!), подтолкнула соседку в спину:
— Лезь!
Полин обратила ко мне изумленное лицо:
— Куда?
— На ту сторону, быстро!
— Но…
— Лезь, кому сказано!
Похоже, взгляд у меня в тот момент был самый нехороший — девица заткнулась и, не выдавая более никаких возражений, послушно полезла через забор. Делала она это крайне непрофессионально, да и узкие штаны вкупе с сапогами на шпильках мало способствовали процессу. Взгляд продолжал обшаривать улицу; не выдержав, я взмахнула рукой, выплетая до боли родное заклинание.
Полин оторвало от забора и этаким воздушным шариком подняло вверх. От неожиданности она даже ничего не успела сказать — пользуясь этим, я одним резким жестом переправила ее на ту сторону, в компанию к заброшенной туда давеча сумке.
Сама я левитировать не стала. Едва убедившись, что с Полин все в порядке и заклинание можно снимать, я подтянулась, ухватившись за верхний край, и, вспомнив детство золотое, относительно лихо перепрыгнула-перевалилась через забор.
На той стороне меня уже ждала разгневанная алхимичка.
— Может, ты хотя бы сейчас объяснишь мне, что происходит?!
— Нет, — нагло сказала я, поднимая сумку. — Не объясню. А сейчас мы заткнемся и быстренько побежим в сторону Академии. Установка понятна?
— Да как ты…
— Быстро! — Поняв, что Полин требуются объяснения, я напрягла образное мышление. — Помнишь ту мою книгу? Которая сожгла еще твоих «Марианетт»?
— Ну, — настороженно кивнула соседка.
— Так вот, с нами сейчас сделают то же самое. Если не поторопимся. Ясно?
Еще бы! Образное мышление у Полин было развито на высшем уровне — спасибо многочисленным книжкам про любовь, непомерно развивающим сей аспект мировосприятия. Быстренько проведя логические связи, алхимичка вцепилась в меня как клещ в собаку. Обрадовавшись достигнутому результату, я решительно двинулась в сторону Академии.
Скоро забор кончился. Точнее, кончилась стройка, а забор не более чем загибался углом. Мы с Полин переглянулись; вылезти на улицу я не рисковала, потому что взгляд, кажется, так никуда и не делся.
Мрыс дерр гаст, вдруг поняла я. А ведь взгляд-то мне знаком: где-то я его уже чувствовала, и ничем хорошим, кажется, дело в тот раз не кончилось. В этот тем более не кончится; я закусила губу, пытаясь найти правильный выход. За забор нам сейчас ходу нет — а шататься по этой стройке до ночи… Я, конечно, боевой маг, но нарываться все равно не хочется.
— Яльга, — шепотом позвала меня Полин. Взглянув на нее, я поняла, что переборщила: глаза у девицы были большие-большие, круглые и донельзя испуганные. — Дальше-то что делать будем?
Наверное, этот ее испуганный вид и придал мне сил. Кто-то же должен находить из ситуации выход?
— А дальше, — наставительно сказала я, — мы будем делать хитрый финт ушами. Называется «телепорт». Вас этому учили?
— В теории…
— Вот и хорошо, а нас — на практике. Смотри, что я буду делать, и ткни, если делать буду неправильно. Договорились?
Полин кивнула. Вот и хорошо, вот и славненько…
Вообще-то телепортации нас тоже учили исключительно в теории. Практику я обеспечила себя сама, взломав кабинет Рихтера, из которого, как ни крути, пришлось смываться в экстренном порядке. Оно, конечно, так, и в стрессовой ситуации все способности резко обостряются… а чем нынешняя ситуация не стрессовая? Только попробуй, Яльга, не создать правильного телепорта!
Я колдовала, закусив губу от усердия. Полин внимательно смотрела за моими движениями; пару раз она поправляла меня, и я мимоходом удивлялась тому, как, оказывается, хорошо алхимичка помнит мелкие подробности. Наконец в пыли перед нами загорелся зеленым правильный шестиугольный контур.
— Вперед, — сделала я приглашающее движение рукой, но Полин не двинулась с места.
— А якорь ты на что забрасывала?
— На твою тумбочку, — ляпнула я. Какой такой якорь? Лично нам Фенгиаруленгеддир ничего такого не рассказывал. Ну или я не запомнила, ибо общая магия давалась мне очень легко и до середины первого семестра я вообще не утруждала себя особенным запоминанием деталей. Но Полин мы про это говорить не станем, а то девица у нас и так вся на нервах. В прошлый раз я и без якоря куда надо телепортировалась…
Или куда не надо?
Я сглотнула, вспомнив Драконий Хребет и тамошнюю живность… но выхода не было, и я, сделав умное лицо (а что, раньше помогало, и сейчас пронесет!), шагнула внутрь телепорта. Глядя на меня, туда зашла и Полин.
— Поехали! — процитировала я известный лубок.
В следующий момент мир знакомо задернуло черной шторой, желудок совершил сальто-мортале, а я поняла, что в иных областях Высокого Искусства мне до Рихтера еще далеко. Он телепорты строит на порядок качественнее.
А еще через несколько секунд мы вывалились на наш внутренний двор — вокруг смыкались стены Академии, а прямо перед носом стоял, укоризненно глядючи на непутевых адепток, гном-завхоз.
— Метлу-то хоть отдайте, — исторгнув тяжелый вздох, непривычно кротко попросил он. — Новую.
Полин толкнула меня в бок острым локотком — и я поняла, что сжимаю в руках толстое ореховое метловище.
— У тебя вообще глаза где? — неожиданно спросила Полин, когда мы уже сидели в родной комнате. Последние полчаса алхимичка была подозрительно тиха, и я уже начинала волноваться за ее психическое здоровье. Но вопрос был задан таким потрясающе ехидным тоном, что я немедленно расслабилась и перестала паниковать.
— Где надо! — Какой вопрос, такой и ответ. — Может, тебе атлас анатомический дать?
— Какая, к мрысам собачьим, тумбочка? — трагически вопросила меня Полин. — Какой, к мгымбрам, якорь?! Где ты мою тумбочку на внутреннем дворе видела, а?
Я задумалась. Голова, как назло, уже не соображала — наверное, завязавшись в узелок, развязаться мозги уже не смогли. У меня так всегда бывает — подобно похмелью, неотвратимо настигающему наутро всех вампиров, у меня за опасностью неминуемо следует отходняк. Кое-как я все-таки поняла, что имеет в виду Полин, и выдала:
— Тумбочку в окно было видно.
Похоже, что и у соседки мыслительные способности работали через раз: она удовлетворенно кивнула, даже и не подумав поинтересоваться, как устроены мои пресловутые глаза. Честное слово, видение тумбочки в нашем окне могло явиться только тому, у кого к глазам прилагаются стебельки. Второй этаж как-никак…
Полин замолчала, а я задумалась. Задумалась быстренько, чтобы успеть понять мысль, до того как голова заново откажется работать. Простой вопрос в максимально доступной форме: почему этот взгляд показался мне таким опасным? Опасным и еще, наверное, знакомым…
Нет. Идей не имелось, вообще никаких. Я посидела еще немножко, глядя в синеватые сумерки. Потом потянулась за «Справочником». Может, хоть там что-нибудь найдется?
Нет. Не нашлось. «Справочник» услужливо подсовывал мне демона за демоном, фэйри за фэйри — я честно смотрела на цветные рисунки и понимала, что к взгляду это отношения не имеет. Даже жалко немножко становилось — уж больно красочные были демоны, ну а подробности их уничтожения «Справочник» и вовсе расписывал с большим смаком.
Наконец я не выдержала и вернула «Справочник» на место. Вытянулась на кровати, подложив руки под голову, и задумалась уже более основательно. Ну в конце-то концов, должна же я понять, что вообще случилось? Может, показалось, а? Почему бы и нет? Меньше надо боевую магию учить, а то скоро атакующие виверны мерещиться станут…
Нет. Это был не глюк. Это был самый что ни на есть настоящий взгляд, и, клянусь некромантическим дипломом, что, задержись мы тогда на улице, остались бы от нас две симметричные кучки пепла. Причем рядом с правой имелась бы лужица расплавленного металла, ибо все мои амулеты обладателю взгляда были на один зуб.
Но кто он и откуда я его знаю?!
Мр-рыс эт веллер келленгарм! Похожие чувства я испытывала только в давешнем сне, двадцать девятого снежня — когда пыталась и никак не могла понять, кого же мне так напоминает тамошний адепт. Ну ладно, тогда-то я в итоге все поняла как нужно, а сейчас, похоже, такого уже не предви…
Я рывком села на постели.
Все просто. Все элементарно просто — как же я раньше до этого не додумалась?!
Взгляд уже был. И я его отлично запомнила. Просто был он… ну не совсем в реальности, скажем так.
Потому что была уже Тьма. Тьма, без остатка заполнившая хрупкую сферу; и была странная слабость, мерзкое ощущение, будто тебя выпивают через соломинку, по капле вытягивая твою жизнь и твою суть.
Было. Все-таки было…
Но откуда оно взялось здесь?!
«Интересный у меня день рождения намечается», — мрачно подумала я, укладываясь обратно в постель.