в которой размножаются молочные грибы, звенят гитарные струны, исполняются ромские песни и рычат переулочные твари, а также демонстрируются новинки на рынке мужского нижнего белья
В один прекрасный вечер в середине изока я стояла в своей комнате возле кувшина с водой и целенаправленно прополаскивала обильно разросшийся молочный гриб. Гриб довольно урчал и подставлялся под струю воды то правым, то левым боком.
Две недели назад Полин принесла его — маленького грибенка — от какой-то из многочисленных подружек-алхимичек. Отыскав в недрах большую стеклянную банку, девица переложила гриб туда, залила его молоком и умиленно сжала ручки перед грудью. Банка сопела, булькала и исходила молочными пузырями: грибенок ответственно подошел к делу и старательно превращал молоко в кефир.
Полин походила вокруг банки кругами, дважды засунула туда палец, чтобы проверить, не слишком ли грибу холодно, и один раз — не слишком ли ему горячо, а потом устала и подсела ко мне на кровать.
— Видишь, какая я у тебя хозяйственная! — гордо заявила она, поглядывая на банку. — Вот ты молочный гриб приносила?
— Нет, — с сожалением сказала я, глядя в ту же сторону. К молоку я питала нешуточную страсть, и цельная банка, до краев полная божественного напитка, потихоньку будила во мне задремавшие животные инстинкты. — Полин, а тебе что, молоко девать некуда? Так ты мне отдай, у меня ему место сразу найдется…
— Тихо! — скомандовала Полин.
Я недовольно замолчала, а девица, покопавшись в сумочке, извлекла помятый листок бумаги и протянула его мне. Я поднесла его поближе к глазам: чернила, которыми была сделана запись, никуда не годились даже по сравнению с казенными школьными. Буквы расплывались, упрямо не желая складываться в слова, но минуты через три я все же одолела текст.
— Это магическая копирка, — пояснила Полин, наблюдая за моими терзаниями. — Качество ниже плинтуса, ну да речь не о том…
— Речь о другом, — согласилась я, встряхивая бумажкой. — Ты собралась открыть маленький кефирный заводик?
Полин обиженно фыркнула, а я зачитала с бумаги:
— «Сей гриб молочный, тако же кефирным именуемый, завезен в Лыкоморье из стран чудных и далеких. Ученые возводят его родословную от…» Так, это не очень важно… а, вот! «Способен он из молока делать продукт молочный, кефиром рекомый, в количествах, сообразных собственному размеру. Гриб быстро размножается, разделяя тельце свое на две и более части…» Ужас какой-то, честно говоря… «И посему, добрый человек, кефиру в твоем хозяйстве мало не будет!»
— Да, не будет! — Полин вскочила на ноги, уперла руки в боки. — Между прочим, для особенно дремучих, поясняю: кефир очень полезен для здоровья, да и похудению способствует! А еще из него можно делать масочки на лицо, а можно руки смазывать, чтоб не шелушились, а можно в зелья добавлять, как редкий ингредиент!
— Очень редкий… — согласилась я, глядя, как молоко в банке потихоньку начинает расслаиваться. — И как, ты весь литр на масочки вымажешь?
Алхимичка чуть смутилась:
— Ну… не весь, — признала она. — Тебе тоже стакан налью, будешь оздоравливаться!
Оздоравливалась я практически в принудительном порядке: гриб размножался, молока для него требовалось все больше, а он, сообразно инструкции, выдавал на выходе изрядное количество продукта.
Первые дня три Полин радостно возилась с новой игрушкой. Она промывала его холодной водой (делать это надлежало раз в сутки), заливала его свежим молоком и аккуратно накрывала банку чистенькой тряпочкой. Но гриб, оценив такую заботу, попер в рост, и вскоре Полин надоело тратить лишних десять минут на промывание каждой особи. Сия обязанность мало-помалу перекочевала ко мне. То ли руки у меня были лучше, то ли лака на ногтях было меньше — гриб стал расти еще быстрее, радостно разделяя тельце на куда как больше, нежели на две и даже на три части. Вскоре литровой банки ему было мало: мы переложили его в полуторную, а когда гриб закрыл донце и там, Полин начала бегать по подружкам с экземплярами животного в руках.
— Ликки! — бросалась она к очередной жертве. — Ой, как славно, что мы наконец встретились!.. Сто лет друг друга не видели, верно?.. Слушай, мне тут по знакомству дали кефирный гриб. Представляешь, это такая редкость! Он улучшает фигуру, способствует пищеварению, еще из него можно масочки на лицо делать и в зелья класть!
— Правда? — настороженно спрашивала жертва. — И… и сколько стоит?
Полин хмурилась и делала вид, что подсчитывает деньги.
— Ну… — наконец выдавливала она. — Понимаешь… Вообще-то он дорогой, но мне от тетушки, по знакомству… ладно, ты же мне подруга! Бери так!..
Жертва брала, выслушивала краткие инструкции (промывать холодной водой, заливать свежим молоком, не ругаться нехорошими словами, ибо очень нежное существо) и удалялась, трепетно прижимая баночку к сердцу.
Таким образом, гриба у нас стало гораздо меньше, а у алхимического факультета прибавилось проблем.
Итак, был летний вечер, небо снаружи пылало закатным огнем, а я промывала урчащий гриб, по одной запихивая особи обратно в банку. На тумбочке стоял стакан, до краев полный свежайшего кефира. Кислый, густой, прохладный… от одной мысли об этаком чуде я радовалась и увеличивала скорость промывки.
Наконец последний грибеныш лег в банку. Я налила туда молока, удовлетворенно послушала деловитое бульканье и, взяв в руки честно заработанный стакан, сделала маленький глоток.
Жизнь была хороша. Жизнь была даже очень хороша; минут через десять я собиралась лечь спать, синяк на локте, оставшийся после прошлого практикума, почти не болел, а нога и вовсе о себе не напоминала, особенно если лишний раз не прикасаться к щиколотке. В тот раз мне прилетело от Ривендейла в процессе отработки «одуванчика»; вампир же и отвел меня в медпункт, точнее, практически отнес. Идти самостоятельно я тогда не могла, ибо «одуванчик» у Генри получился серьезный.
Полин, уже вымывшая свой бокал, неожиданно издала томный прерывистый стон.
— Ты чего? — жизнерадостно спросила я, допивая последние капли кефира.
— Я подумала… — жалобно сказала она. — Подумала… понимаешь, кефир — он ведь тоже калорийный!
— Почему? — поразилась я и облизнула кефирный палец.
— Как — почему? — возмущенно спросила Полин, сев на постели. — Потому! Он ведь из молока, верно?
— Верно… А вода ты знаешь какая калорийная?
— Почему? — испуганно распахнула глаза доверчивая соседка.
Я наставительно подняла палец:
— Потому! Потому, что молоко, чтоб ты знала, состоит из воды и жира!
Полминуты алхимичка тщетно искала в моем ответе логику, которая, разумеется, там и не ночевала.
— Злая ты, Яльга! — наконец посетовала она. — Злая и жестокая!
— И черствая еще, не забудь…
— И черствая, и суровая, и фанатичная, и…
В окно, прервав наш диалог, ударил камешек. Полин замолчала, а я, нахмурившись, создала маленький пульсар. Камешек, долетевший до третьего этажа, либо пущен гномом, либо имеет крылья. Оба варианта наводили на мысли; а я после встречи с тем зазаборным существом стала весьма мнительной и осторожной.
Камешек снова тихонько стукнулся в стекло. Сделав жест Полин — алхимичка мигом все поняла и забралась с ногами на постель, укрывшись на всякий случай одеялом, — я подошла к окну и выглянула наружу.
Тревога оказалась ложной. На внутреннем дворе, аккурат около орехового куста, стояли братья аунд Лиррен, а с ними — какой-то гном. Закатный свет ярко обрисовывал их фигуры. Увидев меня, гном и правый близнец замахали руками, а близнец левый кивнул, не переставая поглаживать куст по веткам и листьям.
— Что там? — озадаченно спросила Полин, когда я, кивнув, отошла от окна.
— Близнецы… Слушай, Поль, я сейчас выйду на минутку. Они чего-то, кажется, хотят. Мой стакан мыть не надо, я еще там пару капель допью.
— Вот еще! — фыркнула алхимичка. — Еще и стакан за ней мыть! Сама вымоешь, чай, не переломисся!
— Именно так, — согласилась я, закрывая за собой дверь.
Я сбежала по лестнице вниз, скользя рукой по шершавым перилам. На последнем пролете одна из ступенек ушла из-под ног, но это было дело привычное, и я просто перепрыгнула на следующую. Снизу раздался разочарованный вздох: похоже, сегодня жертв у ступеньки было немного. Я погрозила асоциальной ступеньке пульсаром и побежала дальше, только у самой двери вспомнив про больную ногу. Согласно законам подлости, щиколотка мигом начала ныть. Стараясь не обращать на это внимания, я вышла во двор и огляделась вокруг.
Вокруг было красиво — даже, наверное, и на эстетствующий эльфийский взгляд. На востоке небо уже наливалось ночной синевой, но на западе еще догорал розовый вечерний свет. Становилось все тише, и это была ночная прозрачная тишина, которая случается исключительно в начале лета. В углу двора тихонько журчал фонтан; в голос струй то и дело вплетался совершенно посторонний смех, чуть слышный, но звонкий, как серебряный колокольчик. Некстати вспомнилось, что к фонтану магистр-фэйривед относился еще ревностней, чем к ореховому кусту.
— Яльга, мы здесь! — помахал мне Яллинг, на секунду высунувшись из-за пресловутого куста.
Я подошла ближе, и гном, до того сидевший на земле, тут же поднялся на ноги и откашлялся, изобразив на лице подобающую серьезность. Это был очень молодой гном, и потому серьезность изображалась плохо, но он старался, и я решила сделать вид, что поверила и прониклась.
— Элле, представь магу клиента! — попросил Яллинг, вновь прячась за орешник. Я мельком вспомнила, что эльфам обычно легко дается фэйриведение, а по школе уже который год курсирует слух, что с жителями орехового куста вполне возможно договориться. А если прикинуть, какой размах они могут придать любой хорошей пакости… Странно, что близнецы занялись кустом только сейчас.
— Сию секунду! — прищелкнул пальцами Эллинг. — Яльга, отойдем на пару слов?
Я кивнула, и эльф, покосившись на гнома, с каждой секундой становящегося все более и более серьезным, оттащил меня к самому фонтану. Интерес нарастал; еще раз покосившись на клиента, эльф плюхнулся на влажный каменный бортик и открыл было рот. Но я его опередила:
— Зачем такая конспирация? Товарищ гном, часом, не из разведки?
— Нет, — краем рта ответил Эллинг. — Что ты думаешь, деньги одной тебе нужны? Знаешь, что такое конкуренция?
— Знаю, — с умным видом кивнула я, припомнив трактир на дороге из Межинграда в Арру.
— Ну так и сделай выводы, мрыс дерр гаст! — Эльф понизил голос до шепота. — Этот гном — его, кстати, зовут Стуре — принадлежит к жутко богатому клану. Он хочет заказать тебе одно существо…
Я прищурилась и ехидно покосилась на гнома:
— Конкурента, что ли? Так я не по этой части…
— Да нет же, нет! — недовольно зашипел Эллинг. — Фэйри!
Несколько секунд я молчала, с интересом разглядывая эльфа.
— Ты так на меня не смотри, — хладнокровно пресек он это дело. — Ты отвечай, возьмешься или нет?
Я опустила ладонь в воду и пошевелила пальцами:
— А нормального мага этот твой Стуре не нашел? Только адептку-первокурсницу, ага?
— Зато какую адептку! — Эллинг гордо взмахнул кулаком. — Гордость Академии, оплот магических наук, отраду будущей рихтеровской старости! Кто, если не ты? На кого еще рассчитывать несчастному гному? Имей в виду, — эльф чуть наклонился ко мне, еще понижая голос, — его клан, конечно, богат, но еще и очень, очень экономен. Ты ведь попросишь куда меньше, чем Матильда ле Бреттэн?
— Я не знаю ее расценок.
Эллинг закатил глаза и демонстративно пожаловался небесам:
— Боги, за что мне эта дева? Ну почему до нее то с полуслова доходит, а то полдня нужно объяснять? Слушай сюда, рыжая, второй раз повторять не стану! Тебе предлагают работу. За эту работу тебе дадут денег. Прилично так дадут, хватит килограмма на три новых книжек и амулетов. Так понятно? А еще у гномов проблема, и им нужна твоя помощь. Ты же дружишь с Зираком! Мрыс, хоть что-то же в тебе есть — не меркантильность, так хотя бы сочувствие!
— Ладно, будем считать, что есть… Что хоть за работа? Что за фэйри?
— Объясняю. — Эльф решительно рубанул по воздуху обеими ладонями. — Их клан владеет в городе одним славным тупичком. Тупичок может приносить изрядный доход. Но, — он вскинул палец, — недели две назад в нем поселилась жутко злобная нежить, которая никого туда не пускает. Ну вот вообще никого! Как в таких условиях строить коммерцию?
— Кого-нибудь загрызли? — деловито спросила я, мысленно пролистывая «Справочник боевого мага».
— Нет, — со значением сказал адепт. — Пока нет.
Я немножко подумала, а потом поднялась с бортика.
— Ты куда? — Эльф тут же вскочил на ноги.
— К заказчику. Ты, кажется, должен был его мне представить!
Гном солидно кивнул и протянул мне руку:
— Стуре из клана Реггертов.
— Яльга Ясица. — Ладонь у него оказалась предсказуемо крепкая, а вот во взгляде промелькнуло неожиданное веселье, странное для существа, коммерция которого находится под угрозой. Я недоуменно нахмурилась, но тут же списала все на молодость и восхищение Академией, впервые наблюдаемой изнутри.
— Значит, фэйри? — Увидев недоумение в глазах гнома, я поправилась: — Нечистик?
— Ух, гадость! — Гном сплюнул на мостовую, но тут же засмущался и накрыл плевок сапогом. — Ох и мерзость, госпожа магичка. Ух и дрянь, не при даме, конечно, будь сказано!
— Сколько заплатите? — в лоб поинтересовалась я.
Гном Стуре пошевелил мохнатыми бровями.
— Сто, — наконец уверенно сказал он. — Серебром, по выполнении работы.
— Половину вперед, — нахально потребовала я; Стуре из клана Реггертов нахмурился, но я смотрела твердо, и он, не без уважения хмыкнув в усы, отвязал от пояса кошелек. — Задаток вам, если что, вернут, — успокоила я гнома минуты через три, ссыпая в вызванную из комнаты сумку горсть серебряных монет. — А теперь поговорим конкретнее. Что за нечистик? Где находится ваш переулок? И к которому числу должен быть выполнен заказ?
Мы сговорились минут через пять, и вскоре я вернулась в комнату, застав Полин с любопытством прильнувшей к окну.
— Что это тебе там предлагали? — с порога встретила она меня.
— Работу по специальности, — отмахнулась я, отыскивая взглядом стакан.
Он стоял на прежнем месте и, естественно, не был вымыт. Облизнув стакан изнутри настолько, насколько хватило языка, я быстренько ополоснула его и поставила на подоконник. После чего разделась и скользнула под одеяло.
— Эй, Яльга! — напомнила о себе Полин. — Какую работу? По какой специальности?
— По основной, — ответила я через зевок. — И не буди меня, мне завтра рано вставать…
Встала я и впрямь довольно рано — часа в четыре. Спать хотелось немилосердно, за окном плескалась предрассветная серая мгла, — но полученный задаток определенно грел душу. Кроме того, было очень интересно попробовать собственные силы: одно дело — драться на занятиях с Генри Ривендейлом и совсем другое — сойтись в поединке с реальной нежитью, пускай и не такой большой и страшной, как василиск. А что? Фэйриведение мы и впрямь уже изучали, по нему у меня стабильно шли хорошие оценки, — а описанная гномом Стуре нежить, хоть и не принадлежала ни к одному из известных мне видов, определенно входила в реестр «умеренно опасных». В знаковой системе КОВЕНа — две звездочки.
Быстро одевшись, я сняла с полки «Справочник» и раскрыла его наугад. Разумеется, мудрая книга тут же показала схему плетения заклинания-приманки; я тщательно размяла пальцы и начала выплетать чару.
На кровати напротив завозилась Полин. Через пару секунд она открыла глаза и повела по комнате мутным взглядом. Я сделала ручкой, не отрываясь от работы; алхимичка сонно пробормотала: «А-а, Яльга… понятненько…» — сладко зевнула, отвернулась к стене и засопела снова.
Я вздохнула, подавляя в себе низменную зависть, и вновь склонилась над книгой.
Дело в том, что на нежить предполагалось охотиться именно утром, пока еще не успело основательно рассвести. Нападать на нечисть ночью может только самоубийца, ну или уж ежели совсем припрет. Днем же колдовать на улицах было… нет, не запрещено. Просто каждый маг, не входящий в КОВЕН и все же выполняющий в столице чей-то заказ, обязан был заплатить в казну подоходный налог, размером едва ли не в половину гонорара. Сообразную денежку выплачивал и заказчик; потолковав с гномом, мы убедились, что ни одному из нас не хочется зазря тратить деньги. Кроме того, на рассвете боевые заклинания особенно сильны, а в темноте я ориентируюсь немногим хуже нечисти.
Все бы ничего, но на рассвете мне хочется спать. Спать, а вовсе не сплетать заклинание-приманку… особенно с учетом того, что второй парой у нас стоит алхимия, а по ней давно уже ожидается зачет. Эльвира не Эльвира, если она не вытянет из нас все жилы…
Вздохнув еще раз, я взглядом перелистнула страницу. Ладно уж, зато деньги будут…
А про ценный опыт и говорить незачем.
Минут через десять я доплела приманку и придала ей компактный вид. Спать хотелось уже меньше; стараясь не смотреть на все еще теплую постель со сбившимся одеялом, я быстро переплела волосы, покосилась за окно и надела куртку. После чего, проверив, все ли захватила талисманы, бодрым шагом вышла из комнаты.
Элементаль бдительно посапывала в двери. Я ухмыльнулась, поправила сбившийся амулет и быстрым шагом направилась к лестнице.
Тупичок, столь милый гномьему сердцу, располагался совсем недалеко от Академии. Пока я шла по спящему Межинграду, вокруг меня, как мотыльки у свечи, вились бесчисленные нечистики. Лично я заметила трех ночниц, одного уводну, пуста с пустодомкой и штук шесть уж вовсе мелких, не поддающихся мгновенной классификации. Однако ближе к тупичку все они отстали; дольше прочих продержался пуст, но наконец и он улетел в соседний переулок.
У входа в место моей работы стоял покореженный фонарный столб. Естественно, фонарь не горел, зато на самом столбе трепетал обрывок объявления. «Ищем мага…» — мельком прочла я и решительно шагнула навстречу заказу.
И немедленно окунулась в густую, точно чернильную темноту. Нет, это была не Тьма — именно темнота, сильно смахивающая на обыкновенный ночной полумрак. Правда, гораздо менее прозрачный; для проверки вытянув перед собой руку, я не смогла рассмотреть растопыренных пальцев.
Ладно, плевать, всякий видали сумрак! Я сделала шаг, потом еще один; прежде чем поставить ногу, я быстро ощупывала носком сапога мостовую перед собой. Еще не хватало поскользнуться на какой-нибудь дынной корке!
Шаг. Шаг. Еще шаг. Нервы были натянуты — куда там гитарным струнам у эльфийки Гудрун! Что бы ни говорил Рихтер, лично мне никогда не удавалось оставаться абсолютно спокойной в преддверии схватки, даже учебной драки с Ривендейлом. Какое уж тут спокойствие — я судорожно вспоминала, все ли захватила талисманы, сколько знаю заклятий на этот случай и хорошо ли сумею их применить. Да; много; хорошо. Фэйриведение не было моим любимым предметом, но учила я его исправно.
Как и общую магию. Потому сразу среагировала на маленькое, практически незаметное для неопытного чародея изменение магического поля. Здесь кто-то был; точнее сказать, этот «кто-то» здесь уже был, легко купившись на заранее выставленный мной манок.
«Еще бы не купился!» — злорадно подумала я и навскидку ударила пульсаром. Но из темноты уже летел другой пульсар, ничуть не меньше моего; спохватившись, я торопливо выставила Щит, ударившись о который огненный шарик рассыпался на множество мелких искр.
Судя по ругательствам, донесшимся с той стороны, мерзость никак не ожидала от меня такой прыти. Сама она, видно, тоже успела выставить защиту — покойники не ругаются, разве только рядом отыщется практикующий некромант.
В тупичке, как назло, было хоть глаз выколи. Темноту при желании можно было резать ножом; это давало мерзости некоторые преимущества (нежить отлично видит в темноте) и лишало таковых меня.
А, ладно, я и вслепую как-нибудь справлюсь! Знакомое заклинание легко слетело с пальцев: сигнальный круг не поможет мне отбить чужую атаку, только подаст голос, если нежить приблизится ближе чем на шаг. Зато и сил он отнимает немного меньше… а силы мне сегодня еще пригодятся.
Мне потом к Эльвире идти, и, между прочим, на зачет.
Мерзость невежливо прервала мои мысли, ударив Волной — невысоко, приблизительно на уровне коленей. Тю-у, такое мы уже проходили! Я прыгнула, пропуская заклинание под собой; столь наглая нежить, вовсю пользующаяся магией, попадалась мне в первый раз и оттого начинала меня злить. Опять-таки выбор чары. Она меня что, живой взять хочет, что ли? Как трофей, ага?
Ага. Нежить-таксидермист — это из серии ужастиковых лубков.
Я отмахнулась «одуванчиком», но, кажется, чара прошла мимо — я услышала, как заклятие звучно ударилось об стену. На мостовую посыпалась кирпичная крошка; мерзость ругнулась еще раз, невнятно и знакомо. Хотя… «мрыс эт веллер» — ругательство всеобщее, им даже упыри пользуются.
Иногда. Если некромант толковый попадется и с чувством юмора.
Поспешно сменив позицию — чтобы заказанная вражина не ударила туда, откуда только что прилетела, я выплела другое заклятие. Но в ход пустить его не успела; благородная мерзость вовсю навязывала мне правила этакой помеси дуэли с хольмгангом. Типа: развлеклась — дай развлечься другим. Схема «удар — защита» нравилась мне гораздо меньше, чем «удар — еще один удар — последний удар — совсем последний, чтобы наверняка». Но мерзость определенно имела на жизнь другие взгляды. На этот раз была ее очередь, так что уже мне пришлось тихо шипеть сквозь зубы нечто интернациональное.
Тут, похоже, злая нежить решилась действовать открыто. Нагло сократив расстояние в полтупичка, она попыталась меня схватить; мы с защитным кругом взвыли в унисон, через секунду к нам присоединилась и мерзость. Не знаю, отчего она вопила, от боли или от восторга — все зависит от того, промахнулась я или нет, — но я немедленно пополнила свой личный словарик Крайне Нехороших Гномьих Ругательств.
В следующий момент я заорала уже соло: сволочная нежить атаковала меня повторно, на этот раз нечестно подставив мне подножку. До того она сражалась так благородно, что я заорала скорее уж от возмущения такой непоследовательностью. Мерзость повалила меня на грязную мостовую, заломила руки, точно стражник, и надежно уселась на мои же ноги, прочно прижав меня к земле.
Я дернулась, ругнулась, пообещала нежити много всего хорошего, но она не вняла. Вместо этого в темноте над моим лицом сверкнули клыки. Сколь ни была я деморализована, я не смогла не отметить, какой просто нечеловеческой чистоплотностью отличался сей монстр: клыки были не просто белые — они были белоснежные, а из распахнутой пасти на меня дохнуло не гнилью и даже не перегаром, а дорогущим освежителем для полости рта «Мятный ветерок». М-да. Из всей Академии денег на такое хватало только у Генри Ривендейла; я представила, как сражаюсь с неуспокоенным духом нашего аристократического вампира, и нервно хихикнула прямо в разверстую во мраке пасть.
Пасть сделала движение, чтобы захлопнуться, но сдержала эмоции и сурово двинулась ко мне. Этого времени мне хватило, чтобы опамятоваться и вспомнить анатомию; где пасть, там и до носа недалеко, верно?
Извернувшись, я цопнула наугад — но, как оказалось, очень точно. Нежить взвыла, отпуская меня передними конечностями и — в темноте не видно, но я бы поступила именно так! — хватаясь ими за нос. Обрадовавшись перемене дислокации, я сложила обе ладони в кулаки и от души добавила мерзости еще и ими, на всякий случай укрепив надежным заклинанием. Нежить взвыла уж вовсе жалобно; воодушевленная победой, я рванулась из-под нее, как… как не знаю кто, но с большим азартом. Нежить возмущенно хрюкнула, но я уже вышла на тропу войны. Свалив ее на уже родную мостовую, я уселась ей — нежити, не мостовой! — на ноги, скрутила руки знакомым стражническим захватом и только собиралась оттяпать чего-нибудь на память (в порядке морального удовлетворения), как темнота окрест разразилась дружным хохотом.
Мрак расползся клочьями, словно казенная простыня после месяца эксплуатации. Тупичок остался тупичком, зато стенки у него были дырчатые, как после атаки армии мышей-камнеедов. Из каждой дырки пялилось лицо адепта; я посмотрела вниз, на то, на чем сидела, и начала понимать, чему они радовались.
Подо мной, распластавшись красивым ковриком, лежал первый вампир Академии, красавец под тем же самым порядковым номером, наследный герцог… словом, Генри Ривендейл. Душераздирающе постанывая и сверкая на меня глазами, он честно пытался выбраться из моего захвата, но я от удивления держала его только крепче. Нос Ривендейла — донельзя благородной формы, такие носы только за эталон брать — украшал синевато-красный след всех тридцати двух моих зубов. Цапать так цапать — не пожалев зубов, я приложилась всей челюстью, удивительно, как Ривендейл и нос вообще существовали до сих пор совместно.
— Может, ты с меня слезешь?! — наконец-то обрел дар речи вампир. — А, непорочная заколдованная дева?!
— А ты вообще заткнись, тварь дрожащая! — рыкнула я. — Ты, между прочим, нежить злобная, тупичковая! Мне тебя за сто серебрушек заказали!
— Может, тебе еще и деньги отдать?! — вызверился в ответ вампир.
— А неплохо бы было… — Я наконец-то сумела разжать пальцы и слезла с вампировых конечностей — сидеть на них было немножко удобнее, чем на грязной мостовой. Но выбора не было, и потому я плюхнулась рядом. Генри покосился на меня, подтянулся на локтях и тоже сел, привалившись к стенке. Вид у него был потрепанный, даже если не брать в расчет носа, — предыдущие мои заклинания, хоть и прошли практически мимо цели, все-таки оставили таковой множество приятных воспоминаний. С длинной ссадиной на щеке вампир смотрелся очень брутально — как главный герой какого-нибудь боевого лубка, в очередной раз спасший мир, любимую девушку или политического лидера. — Ты чего про деву-то говорил, а, кровосос?
Генри зыркнул на меня из-под художественно растрепанной челки:
— Ты про это лучше у эльфийского клана Ллиэндалле спроси!
При слове «эльфийского» в голове у меня что-то щелкнуло и сложилось в необходимую картинку.
— Эльфы, говоришь? — таким сладким голосом переспросила я, что бывалый Ривендейл на всякий случай отодвинулся подальше. — А кто тебе этих Перворожденных сосватал? Эллинг?
— Нет, Яллинг, — торопливо открестился вампир. Тут в глазах у него медленно проявилось понимание, и он вскочил, нащупывая рукоять шпаги. — Ну все, близнецы доигрались!
С той стороны стены захохотали вдвое громче.
— Так чего насчет девы? — напомнила я, поднимаясь на ноги.
Герцог машинально подал мне руку, чем я бессовестно воспользовалась.
На лице у Генри отобразилась сложная гамма чувств. Тремя основными были растерянность, смущение и злость.
— Ну этот… аэд — м-мать его! — мне наплел, будто в тупичке обитает одна упырица… в смысле благородная дева из этого клана. Заколдованная, мрыс дерр гаст, злобным колдуном. Дерется как боевая магичка, реакция что у вурдалака… кто ж ее победит, если не я?..
— Ну характеристика точная, — пробормотала я.
— А тебе чего сказали?
— Меня Эллинг свел с гномьим кланом, — ухмыльнулась я. — Которому, кстати, и принадлежит этот тупичок. Ну мне и рассказали, что тут завелась такая пакость — злая, вредная, кусачая, всех покупателей отвадила. Заплатить пообещали сто монет… кстати, где деньги, Генри? Я ж тебя почти завалила!
— Это я поддался, — буркнул вампир. — Ну не мог же я ударить женщину!
— А укусить, значит, мог?
— Я не укусить, — угрюмо возразил герцог, почему-то глядя в мостовую. — Я поцеловать.
— Чего?!
— «Чего», «чего»! — огрызнулся он. — Этого! Ее… тебя ж как расколдовывать надо? Победить в честном поединке, после чего поцеловать. Всего-то и делов, зато чести!.. Что, сказок не читала?
— А кольцо где?! — охнула я, опускаясь на колени и обшаривая руками мостовую. — Неужто слямзили, демоны?!
— К-какое кольцо? — Глядя на столь неподдельный ужас, благородный Генри тоже опустился на колени, брезгливо выглядывая помянутый предмет среди кучек мусора.
— «Какое», «какое»! А то сам не знаешь какое!
Вампир помотал головой, на всякий случай охлопывая все свои карманы.
— Какое ты мне на палец надел! Фамильное! Обручальное!
Слово «обручальное» я выговорила с придыханием, закатив глазки точь-в-точь как мечтающая о Прынце Полин.
Герцог побледнел. Судя по всему, он прикидывал, не слишком ли сильно приложил меня головой о брусчатку.
— Ты что, Яльга? Какое кольцо?
Я встала, уперла руки в боки и нехорошо сузила глаза:
— Та-ак! Ты на меня напал? Напал! Победил?
— Победил! — гордо согласился герой.
Этого-то мне и было надо.
— Почти победил! Поцеловал?
— Почти…
— Почти поцеловал! Женись теперь, гад! Ты мне всю жизнь теперича загубил, все лучшие годы! И репутацию… это самое! И карьеру! Женись, мерзавец!
За стеной взвыли и, судя по звукам, ушли в полный астрал.
Я аккуратно стряхнула соринку с герцогова камзола и снисходительно похлопала вампира по плечу. Тот обалдело взирал на меня снизу вверх, еще не разобравшись, что его ждет теперь.
Но заранее опасаясь любого исхода.
— Халатно работаете, коллега! А если бы поцелуй не подействовал, тогда что? Или если бы подействовал не как надо? На шпагу, ежели чего, я несогласная, мне ее в комнате и поставить-то некуда…
Герцог медленно воздвигся над мостовой как монумент Фабиану Победителю Дракона. Вид у Генри был такой, что уже я быстренько отступила подальше. Разъяренный вампир — это тот еще противник, и потому я поспешила направить его энергию на относительно мирные цели.
— А близнецам ты отомстить уже не хочешь?
С той стороны стены дважды пыхнуло синими огоньками экстренной телепортации.
— Так они уже смылись, — недовольно пробурчал Ривендейл.
— Ничего. — Увидев, что опасность миновала, я смело приобняла его за плечи. Вампир покосился на меня как балованная кошка — на предложенную хозяином кильку, но смолчал. — Чтоб мы — да каких-то паршивых эльфов не нашли?! Вперед!
И мы пошли вперед.
Братья встретились нам уже на подходе к Академии. Просияв, я начала было подкрадываться, тихонечко шепча так и не опробованное на злобной нежити — то есть на Генри Ривендейле! — заклятие, но мерзавцы-эльфы на боевой магии тоже не ушами хлопали. Едва почуяв плетущуюся чару, они дернули так, что зайцы, волки и прочие скоростные гепарды удавились бы от зависти.
Мы с Ривендейлом рванули следом. Попетляв немножко по узким улочкам, братья поступили как поступает всякий, не желающий оказаться пойманным, — они разделились, Эллинг свернул налево, Яллинг — направо. Вспомнив, кто именно обратился ко мне «от лица гномьего клана», я великодушно оставила Яллинга Ривендейлу.
Эльф оказался отличным бегуном. Я отстала, но сообразительность в очередной раз взяла верх над грубой силой. Эллинг неплохо знал здешние задворки — беда для него была только в том, что я-то знала их изумительно, еще с тех пор когда искала себе работу. В том числе я знала и тупики.
Туда-то я его и загнала. Когда эльф понял, сколь жестока оказалась к нему судьба, он попытался было убежать (но было поздно), улететь (но я не дала) и попросить помощи у какого-то проходившего мимо человека (?), зловеще бряцавшего оружием и до самой макушки завернутого в черный плащ. Тот буркнул что-то, что я расшифровала как «ну, мрыс дерр гаст, опять эти маги», и поскорее смылся.
Эллинг с тоской посмотрел ему вослед.
— Клан, говоришь? — нежно спросила я, ме-эдленно подходя ближе и комкая в ладонях большой зеленый пульсар. Возможно, выглядела я и банально — вечно магов с пульсарами рисуют! — но эльфу было определенно не до эстетики. — Гномий, говоришь? Лавочку, говоришь, арендовать не могли, да?!
— Я-альга… — обреченно простонал Эллинг.
— Ты у меня щас тоже кое-чего не заможешь! Вот как щас не заможешь, так вообще никогда не смогнешь!
— Чего, тоже в Ривендейла влюбилась, да?
Удар прошел мимо цели, ибо на Ривендейла мне было чихать с Солнечного шпиля. Видно, эта простая мысль отразилась на моей жутко выразительной физиономии — причем в данный момент более жуткой, нежели выразительной, — потому что эльф, презрев гигиену, вжался в кирпичную стенку. Я медленно приближалась, зловеще поигрывая пульсаром.
— Десять процентов! — торопливо сказал Эллинг, когда я подошла на десять шагов.
Я только усмехнулась.
— Двадцать!
— Ха-ха, — вкрадчиво согласилась я.
— Сорок! Яльга, больше не могу — нам же до конца года жить надо!
— Пятьдесят процентов, — твердо сказала я. — Я вас знаю, вы на пари не меньше полутысячи заработали.
Эльф очень натурально пригорюнился.
— Дык мы ж не гномы…
— Вот поэтому и заработали. Вы любого гнома обуете, ежели потребуется.
Гнусная лесть оказалась донельзя эффективной. Эллинг немедленно расплылся в улыбке.
— Ну пятьдесят так пятьдесят!.. Для такой красавицы ничего не жалко!.. Подойди ко мне в Академии, я тебе отдам! — С этими словами мерзавец-эльф попытался шмыгнуть мимо меня прочь из тупика.
Я поймала его за воротник плаща. Хвала богам, плащ был новый, и воротник на нем держался крепко. А близнецы все-таки были не герцоги, чтобы оставить новехонький плащ на съедение злобной мне.
— Здесь и сейчас, — весомо сказала я, глядя Эллингу в глаза. — Давай деньги.
Эльф, не особенно расстраиваясь, полез под плащ, покопался в карманах и легко отдал мне мешочек, туго набитый монетами.
— Твоя доля, — ухмыльнувшись, сообщил он. — Пятьдесят процентов, ровно двести сорок серебряных монет. Проверять будешь, рыжая?
— Нет. — Я взвесила мешочек на ладони и убрала его в карман. Эллинг не лгал — я неплохо умела отличать правду ото лжи. — Но как…
— Как я догадался отложить половину отдельно? Легко. — Эльф выглядел таким довольным, каким и впрямь может быть только представитель его народа. — Мы же все-таки не дураки, Яльга. И давно тебя знаем. Да даже гном поймет, что ты затребуешь свою долю!
— Вот мерзавцы! — с чувством сказала я. — Проходимцы! Эльфы!..
— Они самые, — с гордостью согласился Эллинг. — Такая идея гному не придет! Ты бы видела, как вы с Ривендейлом там дрались — у-у, все кикиморы в округе от ужаса перемерли! У него, кстати, завтра день рождения, ты не знала?
— День рождения? — машинально переспросила я. — У Ривендейла?
— Ну да. Сто пятьдесят лет, круглая дата.
И тут в голову мне пришла гениальная идея.
— Слушай, — медленно начала я, увлекаясь идеей все больше и больше. — Помнишь, вы все ругались, что я не позвала вас, когда делала мгымбра?
— Ну, — тут же напрягся эльф. — А что, есть дело?
— Нет. Пока нет. Но будет. Хотите участвовать?..
— С тобой? Не вопрос! — Эллинг хищно прищурился, потирая руки. — Когда, где и чего брать с собой?
— Завтра, в девять утра, на школьном дворе. Прихватите ромские костюмы и — я изобразила в воздухе, как играю на гитаре, — чего-нибудь музыкальное. Договорились?
— Договорились!.. Яльга, один вопрос.
— Да?
— Это войдет в историю?
— Въедет, — искренне ответила я. — На золоченых колесницах. Клянусь своим браслетом!..
Эллинг просиял.
Юбку я шила весь вечер из ненужных Полин цветастых шалей. Кофточку — красную, псевдошелковую, в обтяг и с невероятным вырезом — удалось позаимствовать в театральном кружке. Там она называлась «Костюм эльфийки»; братья, узнав об этом, дружно сообщили, что, если бы их женщины ходили только так, никуда бы они из Леса не уезжали.
Тем более что юбки к «костюму» не прилагалось.
Мониста, сережки, браслеты и прочая звенящая дребедень нашлась у Полин сразу же, едва я пояснила, для чего она мне нужна. На благое дело поздравления Генри Ривендейла Полин не было бы жаль даже колечка с бриллиантиком. А уж тем более латунной, даже не позолоченной, мишуры.
Где раздобыли шмотки близнецы, они так и не признались. Но попадание было в точку: малиновые рубахи, черные псевдошелковые же штаны, высокие сапоги, аж блестевшие от ваксы, плюс лохматые курчавые парики радикального черного цвета. Их братья нахлобучили прямо поверх собственных длинных светлых волос, не сочтя нужным убирать такую красоту под парик. Венчали все это великолепие традиционные ромские фетровые шляпы с непременным алым цветком за лентой. Можно было подумать, что ночью близнецы ограбили какой-то местный табор. А что, таким ромы и в подметки не годятся. Какое там коня свести — они, если надо, и боевому верблюду крылья приделают…
Ну и конечно же гитары. Как всякий эльф, каждый из близнецов от природы обладал поставленным голосом, абсолютным слухом и умением тренькать на любом струнном инструменте, хотя бы отдаленно напоминающем лютню. Третий эльф, взятый в оркестр для компании, вообще был представлен мне как профессиональный гитарист.
В общем, когда я этакой босоногой лебедушкой вплыла во двор и, подбоченившись, встала под Ривендейловым окном, народ, пробегавший мимо, начал останавливаться и глазеть. Эльфы, завидев это, хором завели «Ай, нанэ-нанэ!», я же, поняв намек, потрясла плечами, грудью и юбкой по очереди, честно пытаясь изобразить виденные лет десять назад ромские танцы.
Получилось нечто похожее. Народ и вовсе заинтересовался; когда зрителей собралось достаточно, я решила, что лавочку пора открывать. Звучно хлопнула в ладоши и звонко прокричала:
— Поздравляем нашего любимого Генри Ривендейла с днем рождения! Желаем ему всего-всего хорошего, герцогство в наследство и вампиршу в жены! В подарок от всего нашего курса — песня!
— Ай, нанэ-нанэ!! — хором рявкнули эльфы.
В окне второго этажа появилась помятая физиономия Ривендейла. Вид у герцога был заспанный, волосы — растрепанные; походило, что он только что вскочил с постели. Нет, судя по тому, как глаза у вампира немедленно поползли на лоб, сюрприз удался и Генри был рад подарку, — но все-таки он явно предпочел бы получить его чуть-чуть позднее. Однако я улыбалась так призывно (а кофточка на груди трещала еще призывнее), что герцог не утерпел и распахнул окно. При виде обнаженного вампирова торса — стройного, мускулистого, ну в общем, все как полагается! — девицы слитно ахнули и попытались устроить маленькую овацию.
— Ай, нанэ! — сурово пресекли эти поползновения «ромы».
Я хлопнула в ладоши еще раз, и эльфы слаженно забренчали по струнам. Вид у них — у музыкантов, естественно! — был самый что ни на есть залихватский; Эллинг, кое-как освоившись с гитарой, лихо прокрутил ее за гриф. Я прошлась по двору, в такт музыке размахивая юбкой; немножко потрясла плечами (народ завороженно смотрел на кофточку: свалится — не свалится), кокетливо прикрыла лицо краешком юбки.
— Давай! — прошипел за спиной Яллинг.
И я дала чего просили:
Голос у меня был не ахти какой, но все-таки. Перекаты-переливы удались мне на ура — а чему тут удаваться, эту песню на всех пирушках поют и мимо нот почти не попадают. Но даже если бы я спела ее вообще через пень-колоду, это ничего бы не изменило. Генри дернулся, впился в меня взглядом и мигом исчез, точно испарившись в пространстве. Девицы опять слаженно вздохнули; я, впрочем, неплохо понимала, где именно сейчас сконденсируется наш герцог, так что от греха подальше отступила к близнецам.
Эльфы между тем рванули второй куплет:
— Ай, нанэ-нанэ! — стройным хором поддержали меня близнецы. Третий эльф молча наяривал на гитаре; вид у него был такой, будто он набрал полный рот воды и теперь боится расплескать.
Под ромские завывания во двор кубарем вылетел Генри Ривендейл. Эффект превзошел все ожидания: из всей одежды на нем были одни только подштанники да фамильная шпага, зажатая в руке. Все это плюс бешенство, придавшее благородным чертам герцога окончательный и бесповоротный романтизм, исторгло из девиц еще один слитный возглас.
Из Генри тоже чего-то такое вырвалось, но сомневаюсь, что это было слово «Бис!». Вот она, великая сила искусства — до печенок пробрало, до селезенок! В горле застряло, говорить мешает!..
Едва я успела додумать эту самую чуточку лицемерную мысль, как Ривендейл со сдавленным рычанием бросился в нашу сторону. Близнецы одновременно прикрылись гитарами, продолжая извлекать из струн залихватскую мелодию; эльф же гитарист, не ожидавший такого эффекта, неожиданно выдал вместо «ай, нанэ-нанэ!»:
— Вай, кало ромэнгиро джуклоро!
— Розмар ман о кхам! — охотно и чуть более в тему откликнулась я.
Настигшее нас возмездие в лице Ривендейла цепко схватило меня за плечо свободной рукой. Встряхнуло; я ойкнула, почти что услышав, как трещит ключица.
— Ты! Ты!..
Лицо у Генри было такое… вот тогда я и поняла, что называется «состояние аффекта». Девицы затаили дыхание, ожидая свежий труп; право слово, до него было недалеко, в карих глазах Ривендейла горел абсолютно непацифистский огонь.
Меня спас Хельги Ульгрем, как нельзя вовремя оказавшийся рядом.
— Генри, ты где такие подштанники покупаешь? — громко восхитился он, проталкиваясь в первый ряд. — Я тоже такие хочу! Или они только герцогам полагаются?
Публика, и я в том числе, дружно уставилась на рекомое. М-да. Подштанники были классные и жутко дорогие: из тончайшего эльфийского полотна, не везде такие купишь. Все бы ничего, но ткань сплошь покрывала эльфийская же вышивка — изящная, конечно, стильная и все такое, но как-то плохо вязавшаяся с общим героическим образом. Согласитесь, мужественные герои не ходят в вышитых подштанниках. У мужественных героев все детали туалета кольчужные.
Тут и до Генри, кажется, дошло, в каком виде он выскочил на улицу. Еще крепче сжав шпагу, он метнулся обратно — только пятки сверкнули. Меня, слава богам, он перед этим отпустил, а не то лететь бы мне носом вперед с последующим приземлением в брусчатку.
Стало тихо.
— Коллега Рихтер, — прозвенел в абсолютной тишине хрустальный голосок Эльвиры Ламмерлэйк. Алхимичка, которую до того никто и не заметил, стояла у двери в корпус, изящно облокотившись на ошалевшего от такого внимания мраморного льва. — Я никак не ожидала, что вы прививаете студентам вкус к прекрасному! Даже в столь неожиданных ракурсах — на уровне подштанников! Это достойно всяческого уважения. Я приложу все усилия, чтобы ваш опыт распространился и по другим учебным заведениям…
— Не стоит трудиться, — прозвучал в ответ другой знакомый голос — бывалые эльфы начали оглядываться, заодно отыскивая и его источник, и пути отступления. Источник обнаружился легко, пути же были надежно перекрыты. — В других учебных заведениях, коллега Ламмерлэйк, нет такого замечательного, во всех отношениях творческого студенческого коллектива. Пока нет. Но мы можем поспособствовать.
— Ну что вы, коллеги. — Это была уже Шэнди Дэнн, вынырнувшая как из-под земли (впрочем, кто знает?). — Идея не такая уж и плохая, да и воплощение превосходно. Дети пытаются самореализоваться — это понятно в столь юном возрасте. Зачем же мешать? Я полагаю, все четверо… нет, пятеро участников концерта с радостью повторят его в виде гастрольного тура. А полученный гонорар Академии не помешает. У меня, например, в кабинете на потолке краска облупилась…
— И вообще, адепты молодцы, — возвестила алхимичка. — Указали нам на нашу недоработку! Студенческой самодеятельности-то у нас и нет! Ничего, теперь все в обязательном порядке будут посещать курсы по хоровому пению, пению соло, игры на народных инструментах, танцевальному искусству, мастерству сценического костюма и грима. Воспитанию чувства патриотизма также весьма поспособствует хоровое исполнение гимна Академии — скажем, по пятницам, после занятий. Можно перед. Ваше мнение, коллеги?
— Все бы ничего. — К кучке магистров присоединился еще и директор. — Вот только гимна у Академии на данный момент нет…
— Бесспорно, глубочайшая недоработка! — поддакнула Шэнди Дэнн.
— Нет — значит, будет! — железным тоном, мало походившим на прежнее щебетание, отрезала Эльвира. — До пятницы время еще есть. Задание обязательное! Все, все свободны. Спасибо за концерт. Время пошло!
Народ радостно рванул во все стороны. Я подхватила юбки и боком-боком побежала ко входу, но аккурат у меня на дороге возник любимый наставник. На лице у него печатными буквами было написано невероятное желание придушить меня прямо здесь.
— Ой, простите, — пискнула я, решив нахально обежать магистра стороной.
Но не тут-то было: Эгмонт крепко ухватил меня за то же самое плечо, что и Генри, надавив на ту же многострадальную кость. Я взвыла в голос; Рихтер, не поддавшись на провокацию, хватку ослабил совсем чуть-чуть.
— К вам четверым это точно никак не относится!
— И насчет гимна тоже? — с надеждой спросил Эллинг.
— И насчет гимна, — ласково заверил Рихтер. — У вас будет особенное задание. Вы у меня адепты творческие, вам без дела не сидится…
К последней фразе запасы ласковости иссякли, уступив место чему-то диаметрально противоположному. Я невольно начала вспоминать, как конкретно делается большой боевой пульсар; заодно вспомнилось, как легко это самое соорудил однажды Эгмонт, — а сейчас ему определенно не хватало только причины. Я представила, как Генри Ривендейл утрамбовывает мой хладный труп в недостроенную стену, а Рихтер поливает сверху цементом, и мне стало совсем уж нехорошо.
Таким образом, процессия, направлявшаяся в магистерский кабинет, выглядела следующим образом. Сначала мы с Эгмонтом (мое плечо он так и не отпустил, и правильно, а то только бы меня и видели!); за нами, вытянувшись гуськом, следовали трое эльфов с гитарами наперевес. Парики у близнецов сбились набок, но рубахи алели по-прежнему воинственно и непреклонно.
Эльф-гитарист, замыкавший процессию, ажно сиял от счастья. Никогда прежде, судя по всему, он не испытывал такого выброса адреналина в кровь.
«Хорошо, хоть кому-то хорошо», — мрачно подумалось мне.
Кабинет был знакомый, можно сказать — родной. С последнего моего сюда визита ничего особенно не изменилось; я попыталась вспомнить, когда случился этот самый последний визит. Кажется, еще на Савайн, после мгымбра… мрыс дерр гаст, а как давно это было!
Мы зашли, сгрудились возле двери. Отходить от нее подальше никому отчего-то не хотелось — окна все равно были зарешеченные, да и прыгать высоковато. За девять месяцев обучения на боевом факультете — у близнецов и того больше, а про эльфа-гитариста ничего не знаю — я успела привыкнуть, что первой мыслью, являющейся мне в помещении, становится: «А как бы, ежели чего, отсюда можно удрать?»
А удрать хотелось. Бесстрастное выражение, застывшее на лице Рихтера, вряд ли смогло бы хоть кого-нибудь обмануть: сквозь него изумительно просматривалось бешеное желание придушить всю нашу четверку голыми руками. Это о чем-то да говорило; жить хотелось всем, поэтому мы переминались с ноги на ногу и старательно изображали оскорбленную в лучших чувствах невинность.
— Ну? — наконец нарушил молчание Эгмонт.
Эльфы одновременно ткнули меня локтями под ребра.
— Мы ничего плохого не сделали! — вздрогнув, горячо заверила я магистра. — Мы всего лишь хотели поздравить нашего сокурсника с днем рождения! Праздник у человека… то есть у вампира конечно же!.. Не каждый день сто пятьдесят лет исполняется!
— Да неужели? — Рихтер был на удивление немногословен.
— Истинно так! — с достоинством согласилась я, больше всего опасаясь, что эльф-гитарист с перепугу еще раз обнаружит фрагментарное знание ромского языка. Раз уж его на собачках заклинило: ляпнет еще чего-нибудь в духе «борзо джуклоро» — объясняй потом Эгмонту, что не нарочно! — Понимаете, магистр Рихтер, мы хотели сделать… что-нибудь необычное. Оригинальное. Но у нас же опыта не шибко много, так? Вот мы и обратились к литературе.
Близнецы оттоптали мне все ноги, попутно делая страшные глаза, но меня уже было не остановить. Гитарист благоговейно затих за спиной; я попросила богов, чтобы дальше он вел себя так же, и продолжила, сочиняя подробности на ходу:
— Не без помощи магистра Зирака мы нашли одну замечательную книгу. По ней все и сделали! Хотите, я покажу вам сей источник знаний?
Эгмонт коротко кивнул, и я быстренько вытащила из воздуха «Справочник боевого мага». Поняв, чего мне надо, книга быстренько сменила внешний вид, размеры и содержание: теперь она была раза в два меньше, коричневая шагрень перекрасилась в зеленую, а буквы на обложке, приобретя замысловатые эльфийские очертания, сложились в надпись: «Тысяча и один совет на все случаи жизни».
— Вот, — с гордостью сказала я, демонстрируя Рихтеру книгу. Раскрыв ее наугад, я с выражением зачитала отрывок: — «А вот ежели кого поздравить надобно с днем рождения, в скобочках — юбилеем, в скобочках — нужное подчеркнуть, то следует имениннику, в скобочках — юбиляру, в скобочках — нужное подчеркнуть, подарить песню либо, в скобочках — пляску. Нужное подчеркнуть».
Эгмонт молча протянул руку, я так же молча вложила туда открытую книгу. Он пробежал глазами страницу, быстро отыскав на ней нужный абзац. Еще бы, все прочее пространство занимала огромная иллюстрация песни, в скобочках — пляски.
Нужное подчеркнуть.
— Где-то я уже видел эту книгу, — вкрадчиво сказал Рихтер, пролистывая еще несколько страниц. Хвала богам, со «Справочником» ему было не тягаться — тот исправно выдавал небольшие кусочки текста, предлагая все новые и новые способы оригинального поздравления друзей. На первой странице, к слову, синело чернильное пятно непонятных очертаний, долженствующее изображать библиотечный штамп.
— Все может быть, — развел руками Эллинг. — Библиотека большая…
— А что вы скажете, если я сам верну ее магистру Зираку? — так же вкрадчиво продолжил Эгмонт, не обратив на слова эльфа ни малейшего внимания. — А, студентка Ясица?
— Мне будет очень грустно, — потупилась я. — Потому что, по правилам Академии, книги должен возвращать тот, кто их взял, а я очень уважаю правила.
— Оно и видно, — кивнул Рихтер, возвращая мне книгу. — Ваше почтение к правилам — когда я говорю «ваше», студенты аунд Лиррен, то имею в виду и вас! — давно уже стало притчей во языцех. И вам, должно быть, известно, что эти самые правила не предусматривают адептов, разгуливающих по двору в… хм… не особенно приглядном виде?
— Это было театрализованное представление! — хором возмутились мы, оглаживая костюмы.
— Я не о вас, — отмахнулся Рихтер. — Студент Ривендейл, я так понимаю, тоже входил в это представление? Или его действия были, так сказать, рекламной паузой? Кратким ознакомлением потребителей с новинками на рынке нижнего белья?
«Кто бы говорил», — невольно подумала я, вспомнив эпизод с василиском и то, в каком виде Эгмонт телепортировался на следующий день из собственной спальни. Штаны на нем, конечно, тогда были, но с преподавателей спрос должен быть строже. Какой пример он нам подает?
Судя по тому как синхронно ладони близнецов дернулись к ушам, им припомнилось то же самое.
— Кто ж знал, что на него так искусство подействует?! — совершенно искренне пожала я плечами. — Песня же хорошая, сами слышали…
Ну кудрявый и кудрявый! Не бросаться же на нас за какую-то насмешку!..
— Ну кое-кто не только слышал. Студент Ривендейл, несомненно, был столь обрадован сим нетрадиционным подарком, что едва не сбил с ног двух магистров, в том числе декана алхимического факультета. А коллега Марцелл Руфин Назон вообще уничтожает последние стратегические запасы успокоительного — те, что чудом сохранились после Савайна…
«Все», — облегченно поняла я. Гроза прошла стороной. С Марцеллом у Рихтера отношения были донельзя натянутые, и сочувствие пострадавшему коллеге получилось не особенно достоверным. Учитывая же, что и мы не пылали к бестиологу большой ученической любовью…
— Значит, так, — подвел итог Рихтер. — Гимн вы сочинять не будете. Мне страшно представить, какой текст вы могли бы представить комиссии. У нас не так много магистров, чтобы столь необдуманно ими рисковать. У вас, у всех четверых, будет особое задание.
— Это несправедливо! — хором взвыли братья, вспомнившие наши с Хельги мучения по мгымбрам и сортам помад.
— Напротив, все будет очень справедливо, — заверил нас Эгмонт. — В самом деле, что это за дискриминация? Вампиров, значит, поздравляем, а остальные чем хуже? Выделяем, получается, по расовому признаку? И по половому, и по возрастному? Нет, так не годится. Поздравлять, так всех. Ваша труппа займется организацией необычных праздников к дням рождения абсолютно всех адептов.
— Всех?! — вырвалось у гитариста.
— Всех, — кивнул Эгмонт. — И ни в коем случае не повторяйтесь. Задание понятно?
— Нет, — встрял неугомонный Яллинг. — А магистров тоже поздравлять?
Я воодушевилась. Для любимых учителей у меня тут же создалось несколько о-очень оригинальных сценариев. Оригинальнее, можно сказать, не придумаешь. Не одному же Рихтеру кичиться воображением — у меня тоже между ушей не ниточка натянута!..
— Нет! — вздрогнув, отказался Эгмонт. Видно, у меня слишком многообещающе сверкнули глаза. — Потренируйтесь… то есть отточите пока мастерство на адептах. Все. Свободны.
— Доигрались, — восхищенно выдохнул эльф-гитарист, когда мы уже стояли возле входа в жилой корпус. — Влипли! В настоящее большое приключение!
— То ж разве это большое… — рассеянно ответила я, выглядывая, нет ли на горизонте злого Генри со шпагой в одной руке и вилкой в другой. — Вот с мгымбром — это да, это большое…
Эльф воззрился на меня с обожанием во взоре.
— Ты лучше скажи, Яльга, — потеребил меня за рукав Яллинг — парик у него уже почти сполз, и выглядело это так, будто на эльфа надета не одна, а целых две шапки. — Чего это Ривендейл этак киданулся, а? Мы ж вроде так не договаривались!
— А какая разница? — философски пожала я плечами. — Может, мелодия не понравилась. Вы там нигде не соврали, э?
Эльфы воззрились на меня как метровая щука — на рыбака, еле-еле вытянувшего ее на песок, а после пренебрежительно сплюнувшего: «Рыба как рыба…»
— Понятно, — быстренько кивнула я, пока «щуки» не последовали примеру Ривендейла. — Вопросов нет. Но в историю-то мы вошли, ага!
Близнецы одинаково ухмыльнулись. Глаза у них разом сделались счастливые-счастливые, как у обожравшегося сметаны кота.
— А день рождения у кого следующий? — выждав положенное для осознания собственного величия время, уточнила я.
Близнецы переглянулись.
— У Вигго фон Геллерта?
— У Энджи де Моран?
— У Полин де Трийе, — вмешался эльф-гитарист. — Девятнадцатого числа, послепослезавтра.
— Ну время-то еще есть, — облегченно вздохнул Эллинг. — А идеи?..
Я криво усмехнулась, старательно скопировав Настоящий Оскал Разбойничьей Атаманши.
— А идеи есть уже у меня!