Через некоторое время, когда уже до полной непереносимости затекли локти и коленки, а еще пуще того чесались языки немедленно обсудить все услышанное, подруги выползли из своего убежища под кустом сирени у самой веранды и в темноте, сначала ползком, потом крадучись вдоль стены, потихоньку добрались до спальни. Конечно же, обе были и удивлены и обрадованы, и было множество вопросов, на которые им, увы, сию минуту никто не ответит.
– Наира, мне не верится, неужели мы будем жить и учиться прямо там?! Только бы они согласились. Ты рада?
– Ну, конечно. Я же помню, что значили для бабушки Драконовы горы… Конечно же, я очень туда хочу. А Канингем? Я бы никогда не подумала, что… – она развела руками, пытаясь вместить в этот жест все свое изумление (и тем, что его все знают, и тем, что он – замечательный учитель, и тем, что их с ним снова сводит жизнь, и …). – И вообще он очень загадочная личность. Оказывается, он как-то связан с Хорстеном, и непонятно, откуда он: одни загадки…
– А Кордис – это кто? Ты что-нибудь знаешь о нем, Наира?
– Нет, кажется, хотя я могла когда-то слышать имя и забыть. Они как-то не очень тепло о нем отзывались… Зато о Верилене слышала. Бабушка не раз говорила, что ученики на ней просто ездят… Ну посмотрим. Хорошо все-таки, что нас двое. Я ужасно рада, что мы вместе.
Лиска, сидевшая на кровати напротив, блаженно улыбнулась ей и кивнула. И они долго еще говорили и говорили…
Вот и позади уже Ойрин – шумный, суетливый город, с большими домами, храмами, садами, конюшнями, с бесконечными посещениями и угощениями многочисленных Наириных родственников и дедовых друзей, и знакомых, а также с походами на рынок за необходимыми разными разностями (от носового платка до новых, очень неплохо сидящих на Лиске штанов). Наира, впрочем, осталась там еще на день, чтобы появиться у Канингема вместе с Лестриной накануне Селестины-травницы. А Лисса с Хорстеном и Илестой подходили уже к Драконовым горам. Было пасмурное утро, и собирался дождик. Дождей не было уже давно, скоро с месяц, и даже горожане смотрели на пухнущие в небе тучи с надеждой. А что уж говорить о жителях окрестных деревень…
Лиска шла к Драконовым горам… Под ногами хрустели мелкие камешки знакомой уже, ведущей к горам тропы, а впереди мелькал Рушкин хвост. Девушка отпустила его побегать сразу же, как только они перешли через ручей, отделявший пригородные сады и огороды от начинающихся заповедных предгорий.
Ее очень интересовало, как же они войдут в Восточные ворота, ведь, когда они выходили три дня назад, у них за спиной даже щели приличной не осталось.
Тропа сделала очередной поворот… Между кустов и деревьев в скальной стенке высокой дугой выгнулась каменная арка, обрамляющая вход в заповедный край. Лиска затрясла головой.
– Дед, я ничего не понимаю. Это что – другой вход?
– Нет, тот же самый. Восточные ворота – они и есть Восточные ворота. Вы из них же и вышли.
– Но тогда здесь не было никакой арки. Здесь была голая стена! Когда же вход появился?
– Только что. Когда мы подошли, тогда и появился.
– А почему? Зачем? Он что, для всех открывается?
– Нет, не для всех, – ответил дел и загадочно улыбнулся.
– Полно, Хорстен, не интригуй ее. Видишь, и так сейчас лопнет от любопытства, – вступила в разговор Илеста и объяснила Лиске: – Во-первых, у тебя на шее драконий зуб, а во-вторых, или как раз наоборот, во-первых, мы все там были, и горы нас помнят и пропускают.
Лиска даже остановилась, переваривая только что услышанное, и произнесла вполголоса, скорее для себя: «Выходит, они живые?»
– Выходит, да, – подтвердила Илеста и заторопилась. – Пойдемте побыстрее, скоро дождь начнется.
Выйдя из тоннеля, она подалась влево и устремилась по узенькой неприметной дорожке вдоль стены, сказав спутникам:
– Кордис сейчас у себя, пойду договариваться, сватать учениц.
– Дождь-то, может, переждешь?
– Пустяки, пока он разойдется, я уж дойду. Канингему передавайте привет и скажите, что к вечеру буду.
Хорстен посмотрел в спину уходящей знахарке и сказал:
– А нам все-таки лучше переждать. Вон там, повыше, есть…
– Я знаю, мы там были с Дарианом.
– Вот и отлично, пошли.
Они успели подняться на поляну и добежать до небольшой ниши под скальным выступом, когда в воздухе уже кружила водяная пыль и начало моросить. Спустя некоторое время редкие тяжелые капли зашлепали по камням, оставляя темные следы на их теплых боках, по земле, по траве, по листьям деревьев. А зависший под низкими тучами воздух все копил и копил в себе душную влагу и томился, и томил душу, и никак не решался на настоящий дождь, а только цедил иногда отдельные крупные капли. Потом несмело одна за другой дотронулись до земли тонкие хрустальные нити, и хлынул наконец сплошным потоком шумный летний ливень. Лило как из ведра. По скалам стекала вода, сливаясь в ручейки и устремляясь вниз на пустошь, которая изнывала от летнего зноя уже три недели. Небо падало на землю, полосуя пространство свивающимися в жгуты прохладными струями. И земля все наливалась и наливалась долгожданной благодатной влагой, поила все растущее на ней и запасала впрок…
– Дед, а как же Илеста? Она же промокнет насквозь.
– Да, скорее всего, она уже дошла – здесь близко.
– А как же мы-то пойдем?
– Не волнуйся, дождь скоро кончится, видишь, вон там уже край тучи виден.
И правда, ливень вскоре выдохся и стал обычным летним дождиком, а потом из-за края тучи выглянуло солнышко, и на землю посыпалось сверкающее серебро. Частые блестящие стежки сменились под конец мелким редким бисером, и дождь постепенно сошел на нет, оставив после себя свежий легкий воздух над напоенной влагой землей.
В промытом дождем пространстве путникам открывался заповедный край. Пустошь, раскинувшаяся прямо от подножия скального кольца, переливалась, сияя миллионами бриллиантов. За пустошью темной щеткой стоял лес, тот самый, через который проходила «короткая дорога». И даже отсюда был виден возвышающийся над всеми деревьями старый вяз. А за лесом, наползая друг на друга, громоздились горы, горы и горы. Причудливые, грозные, загадочные. Был виден Уйрун, до которого они так и не дошли, и Кареглазая, казавшаяся сейчас хорошей знакомой. Лиска вспомнила увиденные однажды необъятные пространства неведомых земель, простирающихся до самой Астианы, до моря. Там были горы и ущелья, которые двигались как живые, и там живут драконы, и живет само волшебство… И там, оказывается, живут люди, которые охраняют этот край – чародеи, маги, травники, много знающие об этой земле и открывающие ее загадки дальше… И были и есть в этом мире дороги, трудные, и опасные, и непредсказуемые. И будут дороги, которыми пройдет она сама. Она будет здесь учиться…
С бьющимся сердцем она подошла к краю поляны. Перед ней проносились события последних двух недель. Русалочий лес, неожиданная встреча с Левко, знакомство с Наирой, погоня, болото, кикимора с болотным пухом в лапе, колотье в кончиках пальцев, когда она лечила (и вылечила!) Руша, огненные бабочки в руках Наиры, драконы, страшное подземелье, Кареглазая, Канингем и Дариан, и чаепитие в Ойрине, и ее странные сны, и Син-Хорайн… Этот ураган воспоминаний, впечатлений, ожидания и удивления не умещался уже ни в голове, ни в сердце. Счастье звенело в ней на самой высокой ноте, от которой уже щемило в груди. Лиска сделала еще шаг вперед и остановилась, не в силах совладать с хлынувшими через край чувствами. Опять ниоткуда вдруг пришла уверенность, что она умеет летать, что это просто – нужно только оттолкнуться от земли. Она поднялась на цыпочки, не чувствуя собственного веса, и замерла, внезапно всем телом почувствовав позади себя какое-то движение, словно за спиной вздохнуло само пространство. Оборачиваясь, она была готова уже практически ко всему…
Он был чуть покрупнее собаки. Серебристо-сиреневый, в сверкающей чешуе, с отливающими зеленым перламутром полупрозрачными крыльями, он смотрел на Лиску чудными, светло-салатовыми глазами. Руш у нее под ногами вытянулся и привстал на задних лапах, разглядывая диковинку.
– Хорстен, что это? Откуда это взялось?
Хорстен, чем-то страшно довольный, усмехнулся в бороду.
– Сдается мне, что это твой дракон, – он еще раз оглядел только что появившееся чудо. – Здесь, в этих удивительных горах, такое случается… Он (или она) может появиться, когда человек переживает сильные чувства. А как именно? Точно этого никто не знает. Правда, у Канингема с Дарианом есть на сей счет предположения, может быть, даже целая теория. Я думаю, они с вами поделятся своими соображениями.
– А дальше что с ним будет?
– Не знаю. У них у всех разная судьба. Может быть, исчезнет и никогда больше не появится. Может быть, будет иногда являться то тут, то там. А может, будет жить, расти, станет частью волшебной природы Драконовых гор…
– А отчего это зависит?
Хорстен улыбнулся и помотал головой, не желая больше отвечать на бесконечные Лискины вопросы.
– Знаешь что, лучше просто полюбуйся на него для начала.
Дракон, как будто понимающий (а может, и в самом деле понимающий – кто их, драконов, знает), что речь идет о нем, красуясь, раскинул перламутровые крылья, взмахнул ими, пробуя влажный свежий воздух, легко оттолкнулся от земли когтистыми лапами и взлетел. Взлетел почти вертикально, сразу очень высоко, потом завис на несколько мгновений и ринулся вниз. Лиска, испугавшись, что он сейчас разобьется, зажмурилась….
…Холодный воздух, упруго сопротивляясь ее движению, скользил вдоль крыльев. Она летела над умытыми утренним дождем пустошью и лесом. Навстречу неслись серые скалы, еще далеко впереди была Кареглазая….
Она открыла глаза, оглянулась вокруг, подобрала на руки жавшегося к ногам Рушку и, немного справившись с волнением, повернулась к деду.
– Значит, это были не просто сны? Но как же… Ведь дракона тогда еще не было…
В ответ на удивление в ее распахнутых глазах, на ее бесчисленные вопросы Хорстен развел руками и пожал плечами.
– Вот так все и есть. А уж что это, почему это и как это так получается, придется разбираться тебе самой.