Неспортивный прием

ФАС оштрафовала заказчиков бренда «Спорт Сити», разработанного агентством Twilight Media. Около месяца назад многопрофильный холдинг «Радиотех» объявил тендер на разработку бренда для нового спортивного и жилого комплекса, который должен стать крупнейшим девелоперским проектом подобного направления в столице. Победителем тендера стало агентство Twilight Media, предложившее разработку бренда за 15 миллионов рублей. Антимонопольная служба решила, что «Радиотех» нарушил требования ФЗ «О госзакупках».

Анатолий позвонил мне в восемь утра. Главный пиарщик «Радиотеха» был крайне раздосадован.

— Старичок, — произнес он в трубку, — это что за фигня? Когда я с утра читаю про себя заметку в «Ведомостях» и эта заметка не согласована со мной, я начинаю думать, что я говно, а не профессионал.

— Толь, чего ты гонишь, тебе же звонили за комментарием? — попытался успокоить его я.

— Петя, не включай дебила! Мне не комментарии нужны, а контроль информационного поля. То, что вы там с Мишей плохо разошлись, это ваши хреновы проблемы. А то, что теперь у нас в офисе какие-то дебилы из ФАС развлекаются, это очень многим не нравится. Ты даже не представляешь себе, насколько не нравится и какого уровня людям. Так что давай, коллега, решай вопрос. До связи.

Я выругался и залез с головой под одеяло.

На двенадцать дня у меня была назначена встреча с Николаем Кацманом, когда-то страшно давно в некоем пресс-туре мы наперегонки пытались соблазнить ведущую одного из украинских телеканалов. Ни в один из четырех вечеров мы не смогли довести девушку до нужной кондиции, она опасалась, что наутро последствия ночных возлияний будут слишком заметны в видоискателе телекамеры. Ее фраза «у меня завтра стэндап» потом еще долго использовалась в нашей компании как обозначение отказа от продолжения вечеринки. Кацман расположился за одним из столиков в клубе «Маяк», некогда богемном заведении, в котором по вечерам по-прежнему не протолкнешься от юных девушек, мечтающих случайно встретить пьяного главного редактора газеты «Коммерсант». Мой знакомый сидел в нарочито помятом светло-голубом пиджаке Ermenegildo Zegna. Его последним бизнесом было скромное пиар-агентство, для которого он даже не озаботился придумать название. Николай был крупнейшим в городе продавцом мест в стоп-листах. В большинстве редакций крупнейших в стране изданий существуют списки компаний и тем, о которых нежелательно писать. По общепринятой традиции тему существования таких списков никто и никогда не обсуждал, считалось, что они в принципе не существуют.

— Ты с каждым годом все гламурнее, — поприветствовал я Кацмана.

— Иди ты, — лаконично отреагировал он. — Как там у вас дела? Слышал, большие дела крутите?

— Да ладно, — смиренно сказал я, делая большой глоток espresso, — это всё похоже на систему зеркал, мы всего лишь зеркало, которое отражает то, что показывает другое зеркало, а существует ли изображаемый объект на самом деле, никто на самом деле не знает.

— Ну да, ну да. Ты, конечно же, пришел по поводу вашего небольшого спортивного тендера? — перешел к делу Кацман.

Я кивнул.

— Если коротко, то нет. Бренд «Радиотеха» слишком заметен, никто не станет замалчивать такую историю, сумма тут не имеет значения. Прости, друг, можешь попробовать обратиться к другим.

— Ты сам знаешь, что это бесполезно, — ответил я.

Николай развел руками. Я достал телефон и начал набирать номер такси, пришло мне время сделать небольшой перерыв.

Уже в шесть вечера мы с Кристиной сели в самолет, летящий в Барселону. Мы вышли в город, когда золотой солнечный диск только поднялся над вершинами пальм, la Rambla была еще почти пустынна, из немногих уже открытых кафе доносился теплый запах свежеиспеченного хлеба. Мы позавтракали на старом рынке, поливая устрицы брызгающим во все стороны лимонным соком, на моих пальцах остался его вкус, кисло-горький, как воспоминание о чем-то важном, что уже никогда не вернется. Мы отдались во власть пестрой толпы, хлынувшей на городские улицы и затопившей широкие залитые ослепительным светом магистрали и узкие переулки, в которые редко заглядывает солнце. Город был похож на причудливую декорацию к пьесе, которая еще не написана.

Вечером мы сидели в одном из многочисленных рыбных ресторанов в порту. В воздухе пахло разогретыми камнями набережной, соленый ветер трепал короткие волосы Кристины. Мы пили вино из большого кувшина — терпкий, дешевый и честный напиток, такой же реальный, как окружавшая нас жаркая ночь.

— А что ты скажешь, если я сообщу тебе, что я, кажется, начинаю влюбляться? — произнес я.

— Скажу, что нам надо было заказать половину графина, а не целый, — улыбнулась Кристина.

В моем кармане завибрировал телефон. Я выругался и достал трубку. На экране высветился номер Константина из группы «Гамма».

— Привет, говорят, ты отправился в добровольную ссылку? Мишины ребята по вам хорошо прошлись, ходят слухи, что в «Радиотехе» вопрос по вам решался на самом высоком уровне… — без особого сочувствия произнес он.

— Слухи о нашей смерти были сильно преувеличены. Ты мне звонишь, чтобы выразить свои соболезнования?

— Не совсем, конечно же. Я хочу предложить тебе реабилитироваться, — сказал он, крайне довольный собой. — Ты помнишь про нашу идею внедрить своего человека в одно из ключевых экономических СМИ?

— Я помню, что нам это в свое время не удалось, — я долил себе вина в бокал.

— У меня для тебя сюрприз: я почти договорился о назначении нашего человека. Есть только одна проблема: я не смог достигнуть окончательной договоренности с самим человеком.

— А можно уточнить, в какой степени и о чем вам удалось договориться?

— Ну, в наш последний разговор он послал меня сам знаешь куда и внес мой телефон в черный список, — невозмутимо заметил Константин.

— Да, ты далеко продвинулся, и кто же этот дальновидный человек?

— Твой бывший приятель Женя, если ты такого помнишь…

Женя пропал года два назад. Это была зима, холодная и страшная. Перед новогодними каникулами город погрузился в какой-то безумный лихорадочный карнавал, словно каждый хотел в блеске ночных огней забыть о чем-то безмерно горьком. Ходили разные слухи о том, что произошло тогда с Женей. Общеизвестно было, что он со своей девушкой поехал домой после корпоратива «Газпрома», оба были сильно пьяны. Как мне рассказывали общие знакомые, где-то на обледеневшей ночной трассе им навстречу вылетело другое такси. Три часа они провели зажатыми в искореженной машине, освещенные мерцающим светом праздничной иллюминации. Девушка Жени не пережила эту ночь, сам он через две недели купил билет на самолет и навсегда покинул Москву.

— Ты его нашел? — спросил я.

— Да, я его нашел. И более того, все согласны с его кандидатурой. Нужно только подтолкнуть его к тому, чтобы он принял правильное решение, которое поможет нам всем упрочить наши позиции.

— Не наигрался в адвоката дьявола? — поинтересовался я. — Хорошо, посмотрим, что можно сделать.

Я попрощался с Кристиной в аэропорту. Пристроившись в хвост очереди на своем гейте, я меланхолично перелистывал страницы Facebook. В аэропортах всегда пахнет какими-то моющими средствами — запах стерильной чистоты и свободы, свободы от мыслей, от привязанностей, от стран и границ. Сверхсовременная версия чистилища для современного общества, с бесплатным Wi-Fi и автоматом с орешками. Несколько часов я провел в полудреме, стиснутый между толстой и жизнерадостной немецкой туристкой и одетым в идеально белую рубашку индусом с внушительных размеров ноутбуком. В аэропорту Даболим пахло специями, воздух на выходе был горячим, как из жаровни. Моя рубашка моментально намокла, с облегчением я нырнул в прохладное чрево такси.

Убежище Евгения потрясало воображение: в его хлипком бунгало из мебели имелась только железная койка, заваленная какими-то одеялами неопределенного цвета, придавленный гамак и пара пластмассовых кресел, позаимствованных из ближайшего кафе. Евгений расположился во дворе, он полулежал в кресле, у ног его стояла недопитая бутылка рома. Я присел рядом с ним, предварительно плеснув себе в чашку ароматной жидкости. Даже в тени было очень жарко, в окружающих хижину зарослях надрывались неизвестные птицы.

— Тебя Костя прислал? — поинтересовался хозяин жилища. — Я вроде ему ясно сказал, что его предложение меня не интересует.

— Да, он мне сказал. Я даже, в принципе, понимаю, зачем ты забрался в эту дыру, меня самого иногда подмывает на всё плюнуть и подыскать себе место на шезлонге, но знаешь что? Мы с тобой не для этого сделаны. Не надо много ума, чтобы напиваться до зеленых чертей где-то в жопе третьего мира…

— Петь, ты понятия не имеешь, кем и зачем мы сделаны. Вы там изображаете из себя спецназ цифрового мира, а, по сути, вы обычные наемники и ваша работа — прикрывать чужую тупость и жадность. И самое смешное, что ваши хозяева вас же за говно считают и сольют вас всех при первой возможности. Я, честно говоря, думал, что ты что-нибудь более умное придумаешь.

— Жень, расслабься, — я налил себе новую порцию рома, — мы с тобой профессионалы, ты лучше меня представляешь, что я мог бы тебе сказать. Ты также хорошо знаешь, что мы те, кто мы есть, и мы делаем то, что умеем лучше многих. И мне кажется, мы должны делать то, что можем, а потом, может быть, нам объяснят, кто нас сделал и кому это нужно.

— Ты себе сам так всё объясняешь, когда нужно утром встать на работу?

— Нет, я просто каждое утро делаю выбор между суицидом и еще одним рабочим днем. Пока что, как видишь, выпадает второй вариант.

— Ну и чудненько, — Евгений приподнял свою кружку, — неси и дальше свой тяжкий крест.

Я отсалютовал в ответ:

— Буду рад снова с тобой работать, если что.

Алексей позвонил, когда я был на полдороге в аэропорт.

— Она умерла! — драматичным голосом произнес он в трубку.

Я недоуменно оглянулся на проносящиеся за окном запыленные приземистые здания, выжженные безжалостным солнцем.

— Прости, не понял, — сказал я.

— Панда, которую «Руснефть» должна была спасать от китайских контрабандистов. Ее передали в зоопарк, но там накормили какой-то дрянью, в общем, она умерла.

— Понял тебя, передай, что за дохлую панду мы ему платить не будем, — сказал я и отключился.

За тысячи километров в далеком замерзающем на холодном ветру городе маленький зверек умер, так и не послужив на благо российского пиара, эта смерть, впрочем, как всегда, ничего не изменила.