Каждую неделю Эскадрон Смерти обедал в одном из московских фастфудов, на этот раз наш выбор пал на McDonald`s. Мы со Стасом приземлились за столик с подносами, заставленными гамбургерами. Стас с осуждением взглянул на Вику и Кристину, ограничившихся картошкой и салатами.

— Коллеги, вы нарушаете основной принцип фастфуда, — с видом знатока произнес он, — одна отрава должна компенсировать другую. Например, съел ты чизбургер, — Стас действительно откусил большой кусок чизбургера, — запей «Кока-Колой», тогда они вступают в сложную химическую реакцию и в результате не наносят вреда организму…

— Господи, Стас, меня и так с утра РЖД изводит, а ты сейчас у меня окончательно аппетит отобьешь, — ответила Вика.

— А что там у вас с РЖД опять случилось? — уточнил я.

Вика нецензурно выругалась.

— Наш дизайнер оформлял презентацию для выступления их президента и взял старую карту России, на которой нет Крыма, — рассказала она. — Ну, в общем, кому до этого дело — но это заметила одна региональная журналистка. В общем, в ближайшие месяца три можете мне секс не предлагать, так как мне его с большим запасом хватило.

— Отлично, — вздохнул я, — вы как дети малые! Сто раз уже говорилось, что малейшие неточности с картами сейчас, как в военное время, караются расстрелом, но нет, обязательно кто-нибудь то Крым обратно украинцам отдаст, то Курильские острова Японии подарит, то еще что похуже. Ладно, приехали, что по новым проектам для Феликса?

Алексей отложил в сторону гамбургер и открыл файл на планшете:

— Отдел аналитики изучил региональные новости и выделил ряд потенциально интересных для дальнейшей раскрутки. В Новосибирске у нас есть рабочий сталелитейного завода, который защитил девушку от хулиганов, отец одного из нападавших оказался родственником прокурора, и на рабочего завели уголовное дело…

— Хорошая тема, кстати, — высказался Стас, дожевывая гамбургер. — Нападавшие славянской национальности?

— Двое местных, двое дагестанцев.

— Дагестанцы не подходят, у нас есть другой проект по национальной тематике, — отрезал Стас. — Что еще?

— Забастовка персонала детских садов в Ярославле, погиб один ребенок, по предварительной версии из-за халатности персонала. Представители профсоюза утверждают, что из-за дефицита сотрудников оставшимся на работе приходится выполнять вдвое больше обязанностей.

— Нет, слишком мрачно.

— Жители села Енино протестуют против сноса больницы, по заявлению активистов, церковь мешает строительству химического предприятия, в стройке заинтересован глава региона. Согласен, так себе история, но что есть.

Алексей виновато развел руками.

— Есть еще в Центральном регионе история, город Козловск, — продолжил он. — Некий коммерс завалил из ружья местного мэра. Там непонятная история, все свидетели были пьяны до последней степени, но вроде они что-то по бизнесу не поделили.

— О, я, кстати, фильм недавно смотрел на эту тему, — задумчиво произнес Стас, — что-то такое беспросветное, все бухают, матерятся, везде коррупция. Из серии «жизнь слепого парализованного бомжа Сергея неожиданно становится еще хуже».

— Кстати, это может быть неплохая история, — оживился я, — в одном кейсе и сложная ситуация в провинции, и бунт маленького человека против коррумпированной власти, и Мартин Хаймер в российском исполнении. Давайте попробуем это крутить.

— Петь, ты уверен? — усомнился Стас. — Наверняка выяснится, что у этого твоего Хаймера банально белая горячка случилась.

— Да когда нас останавливали такие сложности? Леша, подготовьте мне бриф по коррупционной деятельности этого мэра и закажите билет в этот Козловск. Кстати, одно название чего стоит…

— А кто сказал, что мэр занимался коррупционной деятельностью? — поинтересовался Алексей.

— Леша, а ты давно видел мэра, который не занимался бы коррупционной деятельностью?

Алексей дипломатично вернулся к своему гамбургеру.

Козловск, как и многие провинциальные города, был похож на декорацию для съемок фильма о жизни купечества XIX века. Желтое здание вокзала было похоже на кукольный домик, около выхода курил пожилой таксист, его коричневая кожа была как будто навсегда сожжена загаром. Я жестом показал, что мне не нужна машина. Таксист, докурив сигарету, уронил окурок на асфальт и смачно сплюнул. Я пересек привокзальную площадь и зашел в небольшое кафе. Внутри царил полумрак, посетителей не было, в витрине одиноко лежали две котлеты на бумажной тарелке. На котлетах сидели несколько мух — они взлетели, когда я вошел в помещение. Я присел за ближайший столик и достал планшет. Мэр Козловска был классическим «красным директором»: около десяти лет проработал на крупнейшем местном заводе, дослужившись с простого токаря до директора завода, в начале 90-х занялся политикой. Среди его прегрешений не нашлось ничего особенно серьезного: конфликты с местной транспортной компанией из-за попыток регулировать маршруточный бизнес, имущественные споры с парой московских компаний, пьяный дебош нескольких чиновников из администрации города, впоследствии замятый на уровне главы местной полиции. Мэр, в сущности, был неплохим парнем. Его убийца, некий Федор Кривцов, руководил крупнейшей в городе строительной компанией, ему же принадлежали несколько небольших производств и рынок на центральной площади. Из криминала наши источники нашли только старую историю с его дочерью, попавшей в полицию с партией кокаина. В общем, как обычно, один хороший парень выпил водки и убил другого хорошего парня, ничего интересного. Я заказал чашку кофе, напиток оказался чуть теплым с противным металлическим вкусом. В кафе зашли две старухи с корзинками, до меня донеслись какие-то невнятные разговоры, густо пересыпанные отборным матом.

Здание центрального РОВД находилось в обычной четырехэтажной бетонной коробке, с таким же успехом в ней мог бы расположиться торговый центр. Внутри пахло кислой капустой и хлоркой. Встреча с Кривцовым обошлась мне в полторы тысячи долларов. Меня отвели в тесную комнатку, выкрашенную омерзительной светло-коричневой краской. Кривцов оказался высоким мужчиной спортивного телосложения, он был чисто выбрит и держался достаточно спокойно для своего положения.

— День добрый, — произнес я, — хотя в вашем случае это звучит не очень уместно.

Мой собеседник кивнул, растирая затекшие в наручниках запястья.

— У нас не очень много времени, не буду отвлекать вас несущественными подробностями. Я представляю одну влиятельную персону в Москве, и этой персоне нужна от вас одна небольшая услуга. Взамен мы могли бы довольно существенно облегчить ваше текущее положение, — я обвел глазами комнату для допросов.

— И какую услугу я могу оказать пославшей вас персоне? — Кривцов не выглядел заинтересованным.

— Насколько мне известно, никто не знает, как именно вышло, что вы застрелили этого мэра, никто, включая вас самих. Вам не кажется, что вся эта история выглядит слегка нелепо?

— Я сижу в одной камере с человеком, который вот уже два года ждет суда по делу о краже электрочайника. Вот его история выглядит нелепо. Хотя мне кажется, что в том, что ты попадаешь в такие места, всегда есть какой-то смысл; чтобы это понять, нужно оказаться по другую сторону забора.

— Радует, что вы относитесь к этой ситуации философски. Мне, если коротко, нужно, чтобы вы озвучили следственным органам новую версию мотивов вашего поступка. Вы убили мэра из-за того, что он бесконечными поборами поставил ваш бизнес на грань разорения.

Кривцов впервые за время нашей встречи проявил интерес ко мне.

— А зачем вам это и почему вы думаете, что я могу на такое согласиться?

— Зачем мне это нужно, вас не касается. Но я могу сказать, что мои юристы уверены, что подобное признание не увеличит продолжительность вашего срока. Более того, такой взгляд на ситуацию привлечет к вашему делу внимание общественности и может положительно повлиять на вердикт суда.

— Возможно, если я случайно не умру на нарах, например послезавтра…

— Здесь как раз можно не беспокоиться: если вы согласитесь с нами работать, ваше дело станет явлением федеральной значимости, так что вы, образно выражаясь, будете находиться вне компетенции местной правоохранительной системы.

— Не уверен, что для меня это так уж важно, — произнес Кривцов. — Что вы можете мне предложить, интервью на Первом канале? Здесь вам не шоу «Дом-2»…

— Ну, для начала не думаю, что ваш бизнес будет хорошо развиваться после того, как вас осудят. Кстати, как обстоят дела в вашем бизнесе?

— В последнее время так себе, но это обычные проблемы, мэр тут совершенно ни при чем.

— Если вы согласитесь сотрудничать, я гарантирую финансовую поддержку для ваших родственников на то время, которое вы проведете в вынужденной изоляции.

— Ну, это само собой, — Кривцов оценивающе посмотрел на меня, пытаясь поймать мой взгляд.

Я посмотрел ему в глаза. В таких случаях, чтобы гарантированно выиграть в игре, кто кого пересмотрит, нужно фокусировать взгляд в точке на переносице оппонента, тогда ему кажется, что вы смотрите ему прямо в глаза. Кривцов отвел взгляд.

— Если я соглашусь сделать то, что вы просите, мне нужны будут четкие гарантии помощи моим близким, — сказал он после длинной паузы.

— Я готов перевести на их счет первый транш в двадцать пять тысяч евро до того, как вы сделаете заявление для прессы. Считайте это жестом доброй воли. В сущности, я не предлагаю вам свободу, но могу обещать, что вы войдете в историю. Уверен, есть много людей, которые согласились бы поменяться с вами местами.

— Думаю, эти люди потом сильно пожалели бы о своем выборе, — спокойно произнес мой собеседник.

Я пожал ему руку и поднялся. Дверь камеры захлопнулась за мной с металлическим скрежетом. Уродливое чудовище, которое как будто в насмешку называют правосудием, захлопнуло пасть, впрочем, это было не моей проблемой.

За окнами вагона убегали вдаль покосившиеся дачные домики, какие-то кирпичные будки и беспорядочно сложенные шпалы, безымянная речка катила свои сонные темные воды, тени от деревьев становились длиннее. Я вспоминал сильного нестарого еще мужчину, за которым захлопнулась железная дверь камеры. Когда-то давно один знакомый бизнесмен сказал мне, что первую половину жизни человек думает, что он решает, как ему жить, потом он понимает, что может решать только, как ему умереть, чаще всего ближе к концу второй половины жизни ему становится ясно, что и решение, как умереть, тоже принимает не он.