Нежеланный инвестор

Бизнесмен с российскими корнями Алекс Лазаревич задержан при попытке въехать на территорию Узбекистана. По сообщению властей страны, в отношении ряда компаний, принадлежащих Лазаревичу, ведется разбирательство по подозрению в финансировании преступной деятельности, отмывании средств и нарушении прав международных инвесторов. Ранее агентство Bloomberg сообщило, что Банк реконструкции Евросоюза попросил власти Узбекистана проверить деятельность одного из акционеров золотодобывающей компании UzGold — инвестфонда Belveder, принадлежащего господину Лазаревичу. Запрос связан с исками в адрес Belveder в иностранных судах, инициированных рядом российских юрлиц.

В окне замелькали однообразные силуэты многоэтажек спальных районов, их сменили более низкие и старые дома, мимо проносились полуразрушенные кирпичные строения непонятного назначения, многочисленные заборы, обрывки колючей проволоки, груды шпал. Москва встречала пассажиров, демонстрируя свою неприглядную изнанку, — город был лишен кокетства. Поезд замедлился, приближаясь к перрону Ленинградского вокзала. Я ступил на перрон, закуривая сигарету. Проходящая мимо женщина с чемоданом Luis Vuitton недовольно поморщилась, с тех пор, как в поездах между Москвой и Петербургом запретили курить, это направление стало для меня намного менее симпатичным. На перроне играл какой-то приторно-патриотичный марш. Я узнал фигуру Анатолия, стремительно шагавшего навстречу спешащим в сторону входа в вокзал пассажирам.

— Привет, как поездка? — поприветствовал меня он.

— Да так, пока всё предсказуемо, — произнес я. — Ты хотел встретиться, что за срочность?

— Твой приятель Игорь про Виктора Сергеевича расследование написал. Специально молчал, сука, чтобы мы не помешали. Мы в последний момент узнали, он вчера запрос на комментарии прислал и требует встречи.

Игорь Иващенко работал редактором отдела в одной из федеральных газет. Мы познакомились с ним лет шесть назад, когда занимался спецрасследованиями в крупном интернет-издании. После одной из его публикаций в издательский дом, где работал Игорь, приехали недружелюбно настроенные люди на трех черных джипах. Издатель Игоря беседовал с ними около двух часов, как я потом узнал, он пообещал визитерам наказать нерадивого журналиста, а сам выписал Игорю крупную премию.

— Не очень понял, он раньше об интервью просил? — уточнил я.

— Просил, но Виктор Сергеевич в свое время приказал внести его в черный список, тем более мы уже два года никому интервью не давали.

— Ну хорошо, а чего вы теперь хотите?

— Я достал предварительный текст публикации, — сказал Анатолий. — Если текст выйдет в таком виде, будет большой скандал. В общем, Виктор Сергеевич лично приказал с этим делом разобраться.

— Ему надо бы поменьше приказывать, — я щелчком отшвырнул сигаретный окурок, — задолбали уже эти силовые аллюзии. Ты вообще замечал, что ты по телефону вместо «да» в последнее время говоришь «есть», не наводит на мысли?

— Петь, не заводись, ты же понимаешь, старик нервничает, — оправдывался Анатолий, — он хочет, чтобы все читали, как он родину из последних сил спасает, а тут расследования всякие, про деньги какие-то спрашивают.

— Спасатели Малибу, — пробурчал я, — ладно, узнаю, что меньше сделать. Но если получится, вы там мне орден выпишите, за заслуги перед отечеством.

— Орден мы, кстати, правда можем организовать, — без улыбки произнес мой собеседник.

— Ага, заодно у меня появится бесплатный проезд в общественном транспорте. Вы знаете, чем мотивировать человека, — произнес я.

Мое настроение стремительно портилось. Мы встретились с Игорем недалеко от его редакции, в безымянной пельменной. Месяц назад об этом заведении написал Esquire, в результате контингент, состоявший из рабочих ближайших автосервисов и местных алкоголиков, почти наполовину оказался разбавлен офисными сотрудниками. Две категории посетителей посматривали друг на друга с опасением.

— Ну что, будешь агитировать? — поинтересовался Игорь, пододвигая поближе тарелку борща.

— Не без того, — произнес я. — Я прочитал текст, там и правда есть много спорных вопросов, мне кажется, он требует определенной доработки.

— Петь, я, наверное, должен спросить, откуда вы вообще взяли текст, но не буду. В прошлый раз «Радиотех» звонил в нашу типографию и от имени главного редактора просил остановить печать номера. На этот раз они что-то новое придумали?

Я попытался сделать обиженный вид.

— Ну ладно, не будем об этом, — не пожелал ссориться Игорь. — Но ты же сам знаешь, что Виктор Сергеевич ваш — тот еще упырь, в тексте же нет ни одного неподтвержденного факта, всё совершено этично сделано, меня к юристам два раза таскали. Ты же сам работал журналистом, ты должен понимать, что вы неправы.

— Меня исключили из Союза журналистов за неэтичное поведение, — если ты не в курсе.

— О как, серьезная заявка. А зачем ты туда вступал? — заинтересовался Игорь.

— Я туда вообще не вступал, но это не помешало им меня исключить. Я тогда серьезно с одной компанией поссорился. Знаешь, давай так, вы притормозите выход материала, а я договорюсь, чтобы Виктор Сергеевич согласился на интервью.

— Петь, прости, но текст выйдет, — ответил Игорь, — это решение принято на уровне главного редактора, никаких «подождите» не будет, мы ждали ответа «Радиотеха» месяц.

— Это грустно, — заметил я. — Хорошо, но я буду пытаться выполнить свою работу, так что ты уж тоже меня прости.

— Ну, делай, что я тебе могу сказать, сочувствую, — произнес Игорь, глядя на меня без всякого сочувствия. Он положил на стол пару купюр.

За соседним столиком худой болезненного вида мужчина что-то оживленно объяснял своему соседу — жизнерадостному толстяку в футболке с надписью Russia, до меня доносились невнятные отрывки каких-то экономических теорий. Мне нужно было выждать несколько часов. Вечером сдавать номер в печать обычно остается один из заместителей главного редактора. Как я предварительно выяснил, в тот день это было поручено Дмитрию, уже немолодому добродушному мужчине, больше двадцати лет посвятившему журналистике. Все хорошо знали, что скрупулезность и принципиальность не относились к числу его сильных сторон. Мне оставалось только позвонить за час до сдачи номера знакомому вице-президенту издательского дома и потребовать снять публикацию, указав на предварительно придуманные неточности в тексте, под угрозой отзыва рекламных бюджетов. После того как наутро в паре экономических новостных агентств выйдут новости, дублирующие часть материалов расследования о «Радиотехе», о публикации можно будет забыть. Я подумал и заказал графин с водкой. Официантка — некрасивая женщина лет сорока с гримасой необъяснимого презрения на лице молча кивнула. Я подождал пару минут и залпом опрокинул рюмку неприятно пахнущей прозрачной жидкости. Окружающий мир немного отодвинулся от меня, что, собственно, и требовалось.

День начинался с какого-то тягостного оцепенения. Я прищурил глаза, присматриваясь к вязкой белесой мути за окном, в зыбких очертаниях листвы двигались какие-то тени. Я дошел до кофе-машины и в задумчивости уставился на светящиеся холодным синим светом кнопки, затем выругался и достал из холодильника пару грейпфрутов. Соковыжималка хищно взвизгнула, я перелил получившуюся жидкость в бокал и, подумав, добавил в нее немного рома из зеленой пыльной бутылки. Телефон сигнализировал, что за мной приехало такси.

Вадим Петрович назначил встречу в небольшом кафе на Бульварном кольце. В полутемном заведении пахло свежеиспеченным хлебом, мой знакомый пил травяной чай, изучая свежий номер The Economist.

— Поздравляю, презентация системы связи прошла отлично, вчера мне два раза звонили из правительства и говорили, что всё было сделано на самом высоком уровне. Я так понимаю, что вы уложились в указанные сроки?

— Не совсем, — уточнил я, — система заработает дней через пять.

— Но вы с ее помощью устанавливали видеозвонок из ситуационного центра МЧС и группой оперативного реагирования во Владивостоке, если я не ошибаюсь, — скептически произнес Вадим Петрович.

— Дело в том, — я откинулся в кресле, помешивая ложечкой кофе, — что в центре МЧС на самом деле транслировалась заранее сделанная запись, а наш человек просто задавал заученные вопросы и получал заранее известные ответы.

— Гм… Ну, тоже вариант, — произнес Вадим Петрович.

— На самом деле мы всегда так делаем, даже если система работает: кто его знает, какие там сбои случатся, вы помните историю, как Windows зависла в тот момент, когда Билл Гейтс рассказывал на конференции о ее надежности и демонстрировал работу системы? Мы в отличие от них не допускаем подобных ошибок.

— Логично, — Вадим Петрович долил себе чая из небольшого глиняного чайника и замолчал, не отводя от меня внимательного взгляда.

— Кстати, хотел сказать тебе: до меня дошли очень неприятные слухи про вас и Антона Андреева, — произнес он.

— Про кого? — переспросил я с невинным видом, изучая массивное меню.

— Да мне без разницы, что там у вас, так что можешь не притворяться, — спокойно сказал Вадим Петрович. — Но я слышал, что, когда начали копать под Андреева, случайно всплыли документы, в которых фигурируют люди из списка неприкосновенных. Те, кому на самом деле принадлежит группа Nord. А ты сам знаешь, что эти люди настолько высоко находятся, что ты даже их фотографии ни в одной базе не сможешь найти. Этих людей вообще как бы не существует. И тот факт, что их фамилии всплыли в ходе расследования по антикоррупционным делам, многим очень не понравится. Так что, насколько мне известно, уже принято решение сделать ряд шагов, в результате которых угроза огласки исчезнет вместе с потенциальными источниками информации. Причем работать будут максимально жестко, что называется, невзирая на былые заслуги.

— Вадим Петрович, спасибо вам за заботу, но я правда не имею к этой истории никакого отношения, — произнес я.

— Ну и прекрасно, — подобрел мой собеседник. — В нашем бизнесе избирательные провалы в памяти сильно сказываются на продолжительности жизни. Хочешь чайку? Кстати, успокаивающий… А то вы, молодые, как я посмотрю, всё водку в успокоительных целях употребляете.

Вадим Петрович плавным жестом наклонил чайник, наполняя свою кружку. Он был похож на шаблонного дореволюционного крестьянина — простоватого, но в то же время хитрого и умудренного опытом.