Я задремала. Мерное покачивание и мельтешение пейзажей за окном убаюкало, и сознание отключилось. Очнулась, когда Эриман открыл дверь магомобиля. Он прижал меня осторожно к себе, уложив голову на грудь, и понес по мощёной дорожке к дому. Алое закатное небо нависало над нами, как покрывало. Вечер уже. Значит, ехали больше часа.

– Спи, малыш, – сказал профессор и, поцеловав в макушку, со мной на руках перёсек широкую площадь.

Деревья возле дома, как сторожевые великаны, пропустили нас и, приветствуя, покачали кронами. Дверь нам открыли, но из-за того, что прижималась щекой к груди Эримана я не увидела кто.

– Амрес, комната готова?

Никто не ответил. Или ответил, но молча. Кивнул, например. Мне поднимать голову сейчас было стыдно. Наверняка, растрёпанная и помятая после сна. Я только сильнее прижалась к Эри, обхватив его плечи руками.

Эриман простучал каблуками по мраморному полу и пересёк широченный холл. Я успела мазнуть взглядом по настенным фрескам и потолочным витражам. Заметила на боковой стене подсвечники. Старомодные, сдобренные потёками расплавленного воска. Пламя трепыхнулось, как крылья бабочки и выпустило тонкие белые нити дыма. Здесь пахло древесным углём, а ещё – хризантемами. И полями. Широкими лугами разнотравья. Эри пахнул своим домом. А дом пах Эриманом.

– Хочешь отдохнуть? – он понёс меня наверх и остановился у массивной двери.

– Пить, – прошептала я, облизав сухие губы, и меня снова потянуло в сон.

– Сейчас.

Эриман положил меня на прохладную кровать. Над головой навис голубой потолок, больше похожий на небо пчелиного сезона. Я прикрыла веки. Махровая ткань легла на плечи, и шаги Эримана отдалились.

– Принеси графин с водой. Быстрей! – крикнул он в коридор.

Интуитивно просунула руку под подушку и повернулась набок. Прохладный шёлк ласково погладил щёку. Так не хотелось выныривать из мягкого океана снов! Долго думала, чего мне хочется больше: пить или спать. Но остатки дремоты украли шаги, сотрясающие пол, и я открыла глаза.

– Ты понимаешь, что ты делаешь? Зачем сюда её привез? – сухо спросил вдалеке женский голос. – Тебе на меня совсем наплевать? Мы же договаривались!

– Прошу тебя, перестань горланить! Я понимаю, что делаю, а тебе не стоит лезть, – ответил Эриман приглушенным голосом. – Все что я обещал тебе, останется между нами. Не вмешивай её. Иди и не попадайся пока мне на глаза, – шёпотом проговорил Эриман, и дверь в комнату скрипнула.

Ревность влетела в сердце, как пуля: отчаянно и навылет. Дыхание острым клином застряло под рёбрами. Мысли расползались, как ткань от свечного пламени. Лгал? Неужели женат? Ведь он так и не дал внятного ответа на мой вопрос о личной жизни.

И неужели ему хватает совести приводить в дом, где живёт его супруга, своё новое молодое увлечение?!

Затошнило. Захотелось сплюнуть мерзкую кислоту, что наполнила рот. Я представила себя на месте этой женщины. Той, что не сказала ни слова, увидев меня, а лишь смиренно промолчала…

Так вот, чего ты стоишь, Эриман Окард?!

– Ты не спишь? – прозвучал его мягкий голос над головой. Тёплая рука коснулась щеки.

– Зачем ты меня обманул? – я поймала его руку и сжала пальцы.

– Когда? – удивился Эриман и поцеловал меня, будто ничего не произошло. – Ты о чём, Арли? Держи воду.

– Кто она? – проговорила я, сжав стакан. Тонкая испарина дала брешь, очертив отпечатки моих пальцев. – Жена?

Он сначала замолчал, нахмурив брови, а потом согнулся и захохотал.

– О, да! Одна из моего гарема! Сейчас ещё прибегут десять малышат, и я заставлю тебя менять пеленки и стирать им бельё, – вытерев весёлые слезы, Эри поцеловал меня в лоб. – Отдыхай. Я пока отойду ненадолго – переоденусь. На мне до сих пор следы твоих побоев, – он показал на лоб, где смоляные волосы на виске слиплись от крови. Порез на брови затянулся и покрылся бурой корочкой. Почему не полечил его в академии? – Амрес поможет тебе принять ванну и покажет, где столовая.

– Старшая жена, да? – буркнула я. – И я обязана буду её слушаться и садиться за стол только после того, как она оттрапезничает? Как в отдалённых районах Южного Ортогрона? – приподнялась на кровати и перешла на заговорщицкий шёпот: – И мыться лишь в той воде, где она телеса свои полоскала? Так?

– Ты сейчас серьёзно? – вдруг затих Эриман и отодвинулся. – Думаешь, я настолько урод, что поступил бы с тобой так?

Он резко встал и отошёл в сторону. Глянул в окно, где сквозь хрупкие занавески просачивалось алое зарево.

– Этот мир кажется мне игрушечным, – прошептала я виновато. – С тех пор, как поняла, что тёмная. Я не знаю, что он мне несёт. И не знаю, реален ли каждый мой шаг вперёд. Прости, если причиняю боль тебе. Прости.

– Я оставлю тебя, – тихо проговорил Эриман и двинулся к двери. – Увидимся на ужине.

Он ссутулил плечи и шагнул из комнаты. О чём он думал и что его тревожило я не могла знать, а все эти недомолвки казались мне такими страшными. Вдруг он что-то скрывает? Вдруг опасения Викса оправдаются?

Я не стала его задерживать. Нам обоим было, о чём подумать.

Перевернулась на спину, считая крошечные трещинки на потолке. Однажды я научусь доверять Эриману. Как самой себе.

* * *

Я разлепила глаза, когда ночь уже приняла власть над миром. Темнота проникла в комнату, как кошка. Сиреневый мрак затаился по углам, сгустившись клубами у пола. Лишь одинокие свечи на азитах полыхали в дальнем конце комнаты, окутывая стены рыжеватым сиянием и напоминая, что я ещё жива.

Я не сразу поняла, где нахожусь. А когда сообразила, что с Академией и мечтами покончено, и теперь Эриман меня прячет, захотелось взвыть. Губительная ярость воскресла внутри, когда я вспомнила его отрешённую мину на экзамене. Прорвалась в сосуды и жаром разлилась по телу. Я злилась на Эримана за то, что расколотил мои надежды вдребезги и всё решил за меня. И на себя: за то, что растаяла, увидев его слёзы.

Нет, не таким я представляла своё будущее! Ведь лекарем стать хотела, а кто я теперь? Домашний питомец тёмного профессора?! Но выход оставался лишь один: смириться и ждать. Жить в заточении мрачных стен, не показываясь за воротами, пока Эриман не выяснит, насколько опасно для меня снаружи.

А захочет ли он вообще меня выпускать?! Да кто его спросит?! Он же меня не спрашивал, когда жизнь мою калечил!

Дернулась и села на кровати, откидывая одеяло прочь. Я должна…

Одеяло?!

Я помнила, что Эриман положил меня на расшитое тёмным орнаментом покрывало! Никакого атласного стеганого одеяла с цветастым рисунком не было и близко!

Опустила глаза и закричала. Вместо одежд, в которых я покинула Академию, на моём теле красовалась роскошная сорочка, больше похожая на пеньюар. С тонкими лямочками поперёк ключиц, но в остальном – закрытая и не вызывающая. И слава Вездесущим.

Что это значит?!

Он меня раздевал?!

Эриман раздевал меня?!

Потёрла пальцами виски, призывая уснувшую память. Вспомнила лишь, как считала трещинки на потолке, а потом… В сон провалилась, кажется. И всё. И всё!

– Боги Вездесущие! – вскрикнула я. – Что было-то?!

Он ответит! Расскажет всё, как есть!

Вскочила с кровати, как ошпаренная, и понеслась в коридор, едва не опрокинув тумбочку. Серые стены с каменным орнаментом приняли меня в свои объятия и потащили коридорами. Ковровая дорожка под ногами комкалась и собиралась складками. Путаясь в лабиринтах ходов, я плутала по неизвестности и то и дело выходила к одному и тому же месту. В конце концов, начала считать одинаковые двери, как делала в Академии. Одна, две, три…

Так я и вышла к лестнице, украшенной витражами. Спустилась на первый этаж, гладя босыми ногами каменные ступеньки, и обнаружила точно такой же пустой коридор. Ну, и как они здесь ориентируются?!

– Эри… – вскрикнула было я, но подавилась словами. Я зову его, но что, если он видел моё голое тело?! Я же не могу не помнить, если переоделась сама?!

Я закусила губу, сдерживая крик. Выход придётся искать самой.

Ответвление коридора плавно уходило вниз, закручиваясь спиралью. Высокие окна сравнялись с землёй, но я спускалась и спускалась. Пока коридор не завел в тупик. Слепую стену украшала массивная металлическая дверь с навесным замком.

Повертела замок в руке. Тяжёлый. Интересно, что там? Погреб? Тогда для чего такая конфиденциальность? Неужто винишко от сожительницы своей прячет?!

– Столовая наверху.

Я подняла голову и увидела белокурую высокую женщину. Строгое платье облегало худую талию и выделяло пышную грудь. Волосы, что в свете крошечных азитовых подсвечников напоминали золото, были подобраны назад, а глаза хмурились, как грозовые облака.

– Эбрисса, пройдемте, – кивнула женщина и, развернувшись, будто поплыла по коридору. Уже из темноты я услышала её голос снова: – Здесь сильные сквозняки. Вы простудитесь в одной сорочке и, не дай Вездесущие, поймаете лёгочную слабость. Вы же разумная и знаете, что не все болезни поддаются магическому лечению.

– Не хочу есть, – оборвала я женщину громко. – Хочу прогуляться!

Конечно, я врала. Голод скребся под рёбрами, как огнедышащий дракон. Но принципы не позволяли просто опустить голову и подчиниться. Особенно этой женщине, которая неизвестно кем Эриману приходится. Я упрямо застыла в тёмном ответвлении коридора. Уперла руки в бока и не двинулась с места.

Интересно, её он тоже раздевает?

– Не капризничай. А то быстренько вылетишь отсюда, – спокойно сказала женщина, не выходя из тени. Свет азитов резко потускнел, а затем совсем погас. – Можешь стоять здесь. В темноте. Помни, наши свечи, и не только они, подчиняются только мне и…

– Ну и буду! – буркнула я.

Эхо подхватило звук моего голоса, и тёмное пространство завибрировало. Во мраке не было страшно. Совсем.

– И есть не пойду, – добавила я ехидно. – Я хочу воздухом подышать. Или это запрещено?!

– Эриман просил привести тебя к столу. Об остальном ты можешь его спросить, Арли-и-инда-а.

Ее каблуки дерзко застучали по мрамору и быстро отдалились.

Я осталась одна в холодной и густой темноте. Сначала страшно не было. Тьма будто играла со мной: то наваливалась на плечи, как шерстяной плед, то толкала в спину, то наполняла лёгкие, как вода. Она вбирала звуки и качалась вместе с моим голосом. Закрадывалась под атласные складки сорочки и облизывала лодыжки. Словно была живой.

Словно хотела поглотить. Вобрать и переварить, как дракон жеребёнка.

Паника одолела меня, когда я поняла, что из черного вакуума нет выхода. Я скользила в нём, натыкалась на стены, сбивала погасшие подсвечники. Не находила выхода и металась снова, как кошка, бегающая за своим хвостом. Чувствовала себя редкой рыбой в мамином аквариуме. Только вместо мерцания азитовых ламп вокруг царствовал непроглядный и враждебный мрак, а вместо стеклянных стен была холодная каменная кладка.

Зато теперь я не сомневалась, что эта дамочка неспроста в доме Эри притерлась. Не жена – так наложница! Мужчины ж славны тем, что без женщины в постели прожить могут всего ничего. Женщина без мужчины может отчего-то, а вот наоборот – увы, никак.

А если так ведёт себя эта кикимора высокомерная – значит, точно наложница!

– Арли! Малыш, где ты? – послышался голос Эримана, и подсвечники разом вспыхнули. – Амрес, ты что её в темноте оставила? Совсем уже!

Ему ответил возмущённый голос, но я не смогла разобрать слов.

– Так! Всё, – профессор быстро шёл навстречу, за ним почти бежала дамочка, цокая каблуками. Эри резко остановился и отрезал: – Иди к себе! Помогла!

– Ты не выполняешь свои обещания, Эриман, – выдавила женщина и, гордо подняв острый подбородок, скрылась из виду.

Он неумолимо приближался: огромный и массивный, как исполин. Заслонял собой свет, глушил тишину шагами, двигал воздух дыханием. А мне так хотелось кинуться в его объятия! Обхватить его руками и зарыдать. Что ты сделал со мной, Эриман?! Что?!

Но слаба та женщина, что своим страстям потакает. И ничего не стоит тот человек, что слепо следует за эмоциями. Поэтому я попыталась включить разум и попятилась.

– Ты снял с меня одежду! – возмущённо выкрикнула я.

– Хотел бы, – усмехнулся Эри и подошёл вплотную, – но это была Амрес.

Амрес? Так зовут эту беловласую клюшку? Пф!

Новость, впрочем, не обрадовала. Если Амрес раздевала меня, значит, точно сравнивала наши с ней фигуры и иронизировала мысленно. Я-то на фоне её пышных грудей и точеной талии – просто доска с небольшими рельефами.

– Я не хочу есть, – произнесла я тихонько.

– Я же знаю, что хочешь, – приподнял бровь Эри и взял меня за локоть. – Пойдём. Чего ты испугалась? Арлинда, что не так? – он нахмурился.

Опустив голову, я следовала за ним. Острое желание протеста перемежалось не менее острым стыдом. И сомнениями: бесконечными, тягучими. Не преследовал ли Эриман свои цели, коверкая моё будущее?

– Амрес Каседи верно служит мне больше пяти лет. Никогда не думал, что она вот так сорвётся из-за гостьи. Прости её. Это она с непривычки. – Эриман добродушно улыбнулся и погладил меня по щеке. – Прости за этот день. Прости меня, Лин. Я не хотел рушить твою мечту, и мне так хочется загладить вину, но я не знаю как. Могу позволить себя ещё попить, – он улыбнулся уголками губ и пожал плечами. – Мне не жалко. Но только если мы поужинаем, а то без тебя крошка в рот не лезет.

– Я думала, она наложница твоя, – я старалась говорить тихо, чтобы блондинка не слышала. – Или старшая жена.

– Не понимаю откуда эти мысли? – в голосе послышались нотки раздражения. – Я тебе говорю, что аппетит без тебя пропадает, а ты всё ещё подозреваешь, что я женат? Это такой вид мести? Недоверие.

– После экзамена я не знаю, чего ждать от тебя, – призналась я. – Ты непредсказуем.

– Я понял, – он стиснул челюсти. Мне показалось, что сейчас заскрипят зубы, но Эри лишь мотнул головой. – Мои слова для тебя ничего не значат, – грустно выдавил он.

Мы вышли из мрачных коридоров в просторный зал с высокими потолками и светлыми окнами, украшенными тяжелыми шторами и ламбрекенами. Широкая лощёная лестница звала на второй этаж. Резные звери на перилах нагоняли на меня странный трепет. На стенах красовались десятки портретов. И в одном из них я узнала Эримана, только с другой причёской и намного старше. Папа? Дедушка? Несколько незнакомых женщин, ещё мужчины, дети…

Возле комнаты Эриман отпустил меня.

– Переодевайся. Я жду тебя. Вся твоя одежда отглажена и висит в шифоньере, но я хотел бы, чтобы ты надела платье, что лежит на кровати, – он завёл руки за спину, немного поклонился и отошёл к перилам.

Я уставилась в его широкую спину и вздрогнула от наплыва мыслей и эмоций. Тянуло к нему, но и пугало что-то. Эриман прав. Недоверие дало росток, и теперь, как куст ядовитого плюща, разрасталось в душе и пленяло.

Оставшись одна, я осмотрелась. Кровать уже прибрали и заправили, и теперь поверх вороха одеял красовалось то самое знакомое покрывало с тёмным орнаментом. Платье, что аккуратно положили поверх, оказалось таким шикарным, что я побоялась к нему даже прикасаться! А он надеть просил…

С восхищением пропустила чёрную ткань между пальцами. Азитовый свет благородно поблескивал на тугих нитях, а строчка была такой ровной и гладкой, что, казалось, её выводили лучшие мастера. Никогда, никогда у меня не было столь дорогих и пугающе-роскошных нарядов! Должно быть, с ума сойду, если эта струящаяся, прохладная ткань коснётся моей кожи.

Приложила платье к себе и покрутилась перед ростовым зеркалом. Нет. Это платье – для представительниц правящих династий. Для благородных потомственных драконесс, вроде кузины эбрисса Адониса. А девушка из небогатой семьи, завалившая экзамены в Академию, не заслуживает такого. Но соблазн звал, и я скинула сорочку. И прелестный материал, которому я не знала названия, защекотал кожу.

Фасон оказался сдержанным и благородным. Никаких пугающе-высоких разрезов и прозрачных вставок. Никаких вырезов на половину груди и задранных подолов. Разве что, слишком тонкие лямки на плечах.

Я осторожно шагнула в коридор, где ждал меня Эри. Медленно повернувшись, он двинулся навстречу.

– Идём, – подал локоть и неожиданно спрятал взор. Мне показалось, что в его глазах заиграло пламя.

Я шла, путаясь в длинной и узкой юбке. Семенила, почти как Нимеридис. Переставлять ноги было неудобно: я боялась порвать дорогую ткань. В жизни не расплачусь ведь!

Эриман был молчалив. Он хмурился и поглядывал из-под бровей и пышных волос. Касался лишь моего локтя и держался на расстоянии. Мне даже холодно стало. Появилось чувство одиночества и тоски. Будто и рядом он, но ушёл глубоко в мысли.

Когда мы вышли в широкий зал с огромным столом и десятками высоких стульев, Эриман вдруг спросил:

– Какое ты предпочитаешь вино? Белое, красное? Могу предложить яблочный асир или бейз на пряностях и луговых травах. Редкие напитки, но они слабей: не будут сильно туманить голову. А то подумаешь, что споить тебя хочу, – он помог мне сесть и сам расположился напротив. Огромный стол, будто река, разделил нас на два берега. Не дотянешься и не прикоснёшься.

– Я не пью, – смущённо кашлянула в ладонь. – Вернее… Один раз пила, на празднике. Но всего пару глоточков, и голова потом кружилась сильно. Не понимаю, для чего вообще нужно вино, если с него становится плохо, тошнит, а поутру ещё и голова разламывается.

Я растянула губы в улыбке, но Эриман отчего-то не разделял мою радость.

– Как пожелаешь, – ответил он и уставился на заставленный яствами стол. Избегал взгляда, и я чувствовала, как напряжение между нами становится густым и тяжелым. Ещё чуть-чуть – и превратится в камень.

Я оглядела длинный стол. Он предназначался для больших сборищ и, наверное, гармонично вписался бы в столовую богатой многодетной семьи. Но сейчас стулья сиротливо выставляли высокие спинки, словно сокрушаясь, что на них никто не сидит.

– У тебя, наверное, много друзей, – произнесла я задумчиво. – Иначе для чего тебе такой большой стол…

– У деда, видимо, было много, – сухо ответил Эриман и потянулся за куриной ножкой. – Ешь. Я хочу тебя сводить на берег, – он замолчал, а потом добавил: – Если ты захочешь, конечно.

– Я хочу, – кивнула, наконец, поймав его взгляд. – Очень хочу. Налей мне то, что будешь пить сам.

Легкая улыбка украсила его лицо. Эриман кивнул и, поднявшись, подошел ко мне со спины. Плеснул в мой бокал прозрачный напиток из бутылки с высоким горлышком и собрался уходить.

– Ты куда? – потянула его за рукав.

– Сесть возле тебя? – тихо спросил Эриман, накрыв тёплой ладонью мои пальцы.

Я робко кивнула и погладила его пальцы своими. Кровь пульсировала под его кожей так громко, что я пугалась.

– Отпустишь меня? Я перенесу приборы, – он усмехнулся, но сутулые плечи не расправил. Смотрел исподлобья, будто нашкодивший ребенок, и кусал губы. Будто безмолвно просил прощения снова и снова.

Простила ли я? Простил ли он себе? Простит ли в будущем? А я?

Я кивнула и разжала пальцы. С трудом. Я снова и снова уступала тайным желаниям. И себе. Разумом понимала, что не должна его прощать, но сердце таяло, едва видела его лицо. Едва касалась горячей кожи и встречалась с ним взглядом.

О, Боги Вездесущие, помилуйте! Дайте мне сил, дайте трезвости и выдержки. Даруйте мудрость… Потому что если всё будет продолжаться так же, я позволю ему сделать со мной что угодно!

Эриман шёл, тяжело переставляя ноги. А я ведь и не задумалась, как ему может быть плохо после моей подпитки. Взял тарелку и бокал, передвинул их к центру стола. Когда садился рядом, мне казалось, что тонкая нить напряжения сейчас засвистит и ударит по лицу наотмашь, оглушив меня. Но Эриман молчал. Сцепив зубы. Опустив взгляд.

– Ты видел когда-нибудь волчий сезон? – спросила я неожиданно. – Настоящий. С морозами, от которых кровь стынет. Со снегом, который под ногами хрустит. Холодные дни, когда небо опускается ниже и становится серым?

– Видел, но не на наших землях. В Эмпере бывал только, когда змеи выползают. А вот холод и снег встречал в городах, где вечная зима, – он наполнил мою тарелку салатом, на самый край положив кусочек курицы. Подвинул ближе закуски из овечьего сыра с томатами, украшенные кудрявой зеленью петрушки. Наполнил свой бокал и приподнял его.

– Даже не знаю, – Эриман замялся. – За проваленный экзамен не будем пить, – улыбнулся натянуто. – Спасибо, что согласилась побыть моей гостьей, – голос его дрогнул, а пальцы скрипнули по хрусталю.

Зря Эриман вспомнил об экзамене. И о провале, которого на самом деле не было! Зря напомнил, что судьбу мою вершит… Меня словно выпотрошили и наполнили битым стеклом. Стиснула бокал так сильно, что хрусталь загудел под моими пальцами. Как во сне заметила, что кончики под ногтями наливаются лиловым.

– Пожалуйста, – проговорила я вслух и спрятала глаза.

Эриман опустил голову ещё ниже, а потом вскочил.

– Ну, хватит! Я не могу чувствовать себя ничтожеством всё время. Оставлю тебя наедине с собой. Приятного аппетита! – он грохнул бокалом об стол и зашагал прочь.