Стеклянный коридор мрачен и пуст. Паркет под ногами слоится, словно тесто для клюквенного пирога. За стеклом – упругая синева небес. Тревожная синева.

Вокруг – непривычная тишина. Многие уехали из Академии, чтобы воевать. Да и занятия сейчас более чем формальны. И, хотя драконы родного берега больше не атакуют окрестности нейтральной территории Академии, напряжение стало ещё гуще. Проросло доски пола чёрными побегами и в стены впиталось, как запахи столовой.

То ли дело год назад…

Прячу в карман бумажный треугольник. Сегодня мне, как и почти всем сокурсникам, пришла повестка. Я должна возвращаться на тот берег и ехать в Эмпер на военные сборы. Значит, дело совсем плохо.

Не знаю, что забыла здесь, в тисках стеклянных стен, где небо кажется близким и бездонным. Здесь, у подножия небольшой лестницы. Не знаю, отчего задираю голову ввысь, воображая себя вольной птицей. Неужто вспоминаю, как три дня назад узнала его имя? Хлопаю себя по щеке: звонко, наотмашь. Надо с этим завязывать. Мне сразу было ясно, что это – лишь небольшое безумие. И что скоро моё сердце перестанет заходиться, а поджилки – предательски трястись.

Тихая музыка врывается в холл, как ласковое, блеклое солнце волчьего сезона. Клавиши танцуют под чьими-то пальцами, рождая нежную мелодию. И на миг я забываю, что мир погряз в бесконечной войне. Перестаю думать о том, что, возможно, сама положу голову во имя будущего. Ноги сами идут туда, откуда тянется звук, а я не смею сопротивляться.

Круглый холл наполняет музыка. Струится по стенам виноградными лозами, взлетает под купол, обрушиваясь на мраморный пол дождём эха. Музыка манит, тянет, врывается в грудь, учащая сердцебиение, похищает душу… И делает меня невесомой, прибирая к себе.

Я приближаюсь. Дышу музыкой, впускаю её в сердце и становлюсь её частицей. Спёртый воздух пахнет лавандой и травами. Так, словно эти земли не пропитаны кровью падших воинов.

По холлу кружатся двое. Танцуют: так тесно и чувственно, что мне стыдно находиться рядом. Она – невысокая и изящная, с пучком русых волос, скрученным спиралькой. И он: крепкий и черноволосый, с гладкой гранитной кожей и строгим профилем. Тот, чьё имя мне теперь известно.

Он поворачивается ко мне, отбросив чёрный плащ волос, обжигает сероглазым взглядом, почти сдирая кожу. И я, наконец, понимаю, зачем явилась сюда. Попрощаться. С ним. Скорее всего, навсегда.

Музыка обрывается, ершась пиками высоких нот. Звон финального аккорда разносится по холлу и катится мимо, затихая в недрах коридоров. Он и она кланяются друг другу. А от лучезарной улыбки, что она ему дарит, тиски сжимают грудь, и я делаю шаг назад. Поздно. Он уже бежит мне навстречу: так, будто меня и ждал, коротая время танцами.

– Здравствуй, – говорит он звонким тенором.

– Я помешала вам? – стараюсь выглядеть серьёзно.

Незнакомка подходит к нам, сияя льдисто-голубыми глазищами. Её ресницы почти достают до бровей. На голом плече горит родовое клеймо драконьего клана. Красавица, да и только…

– Это Донна, моя партнёрша по танцам, – представляет он, совершенно не смущаясь. А я киваю, стараясь не показывать разочарования.

– Здорово танцуете, – замечаю в конце концов.

Донна пожимает плечом и, подхватив небольшой вещевой мешочек, убегает в коридор. Торопится, видно. Может, ей тоже прислали повестку. А, может, просто опаздывает на занятия.

– Хочешь так же? – он смотрит на меня горячо и пристально, и я чувствую запах густого разнотравья и костров.

– Я не умею…

– Неправда, – не спрашивая, он поддевает мою талию. Вторую ладонь кладёт мне на плечо и мягко тянет за собой в центр холла. – Танцевать умеют все. Просто каждый танцует по-своему.

Мы кружимся, отдаваясь потокам встречного воздуха. Плавно прогибаемся в такт музыке, что звучит теперь лишь для нас двоих. Раз-два-три, раз-два-три. Его руки бережны и нежны, а глаза горят серебром. И мне кажется, что в глубине его чёрных зрачков полыхает пламя. Здесь, в его объятиях, всё теряет значение: мой отъезд, разлука, война… Война.

– Я поеду с тобой, – сквозь густую истому прорывается его неожиданно горячий шёпот, и по коже поднимаются мурашки. – Куда бы ты ни отправилась. Я уже всё решил…

* * *

Утренний свет нежданно резанул по глазам, заставляя сумбурные видения выцветать и крошиться. Блики запрыгали на ресницах, прогоняя отголоски сна, и я уставилась в потолок. Пересчитала знакомые трещинки. Я в безопасности. Бояться нечего.

Плечо снова зачесалось: на этот раз – мучительно. Упрямо царапнула кожу, но зуд не прекращался. Царапнула ещё – содрала до крови. Под ногтями проступили тонкие алые полоски. Должно быть, у меня застарелая аллергия на сновидения.

Тяжёлая, тёплая рука легла на талию, поглаживая живот. И только тогда в голове воскресли воспоминания о чудесной ночи. О, Вездесущие! Где был мой разум, скажите?! Где было моё сердце, и где оно сейчас?

Торопливо потянула на себя краешек одеяла, пряча обнажённое тело, и перевернулась на бок. Бёдра засаднило, а складочки пододеяльника приоткрыли кровавое пятно, похожее на уродливый цветок. Ещё одно – крупнее и безобразнее – отпечаталось на простыне. Я поджала губы: нужно будет всё это застирать, пока Амрес не заметила.

Боги Вездесущие! Что я натворила?! Что натворили мы?.. Понимала, что слишком рано мне в полымя бросаться, но ничего не изменила бы. Даже если бы время отмотали назад.

Робко взглянула на Эримана из-под растрёпанной чёлки. Чистая кожа, никаких трещин, никакой черноты. Хрустальные глаза заискивающе улыбались. Он потянулся и поцеловал меня в нос.

– Ты так красиво спала, я глаз оторвать не мог. Стонала так сладко, – погладил пальцем по губам. – Хочешь есть?

Я легонько прикусила его палец и кивнула:

– Мне кажется, целый погреб бы съела.

– Зачем же погреб? – засмеялся Эри. – Он же несъедобный!

– Ну тогда холодильную камеру, – мечтательно проговорила я. – За исключением азитов. И… тебя. Мне понравилось тебя кусать.

Ладонь бродила по подбородку Эри, считая щетинки, потом – соскользнула на шею. Пронеслась по ключице и остановилась на плече. На светлой коже красовался тонкий алый рубец в форме шестиконечной звезды. Один луч фигуры был закрашен.

– Интересная у тебя татуировка, – прошептала я, обводя звезду пальцем. – Это символ стихийника? Но стихий ведь не шесть…

– Где? – Эриман извернулся и посмотрел на плечо. Глянул на меня, а затем снова на татуировку. Пощупал пальцами и шикнул. – Что за…

Я смотрела на него, едва ли не крича, а в груди нарастала паника. Стискивала сердце, сдавливала лёгкие, кружила голову. Слишком уж странной была реакция Эри. И чересчур естественным казалось его изумление.

– Что-то не так? – только и смогла прошептать.

– Всё не так! – Эри приподнялся с разгорячённым взглядом. Я непроизвольно прикрыла рукой зудящее плечо. – Покажи! – резко сказал он. – Покажи, Арли… Это плохо, очень плохо. У меня не было татуировок. Поверь, я бы это запомнил!

Замерев от ужаса, я оторвала дрожащие пальцы от исцарапанной кожи. Показались изогнутые следы расчёсов с капельками запёкшейся крови и… что-то ещё. Бледные и выпуклые розовые линии складывались в звезду! Точно такую же, как у Эримана. Разве что, краснота закрашивала другой луч. Соседний.

Крик задрожал на губах. Замотав головой в истерике, я зажмурилась. Этого быть не может!

– Это сон! – закричала я. – Просто дурной сон!

Горячие пальцы Эри скользнули по контуру звезды.

– Нет. Ты слишком реальная для сна, Лин, – он склонил голову ниже, рассматривая отпечаток. Его волосы защекотали плечо. – Нужно Миреллу звать. Только она может подсказать, что это такое. Арли, давно у тебя проявилось? – он потёр ладонью подбородок. – Только бы не чары. Только не это…

– Не знаю, – выдохнула я. – Оно чесалось ещё в Мелике, всегда после кошмарных снов. Каждый раз сильнее, сегодня – невыносимо.

– Почему клиньев шесть? Смотри, у нас закрашены разные лучи, – Эри придвинулся и приставил своё плечо к моему. – У меня вверх идет, у тебя – в сторону. Всё! Арли, это нужно выяснить! Одеваемся, пьём чай… Не-е-е, едим курицу и сразу к Мирелле, – Эриман спрыгнул с кровати, не стесняясь своей наготы, и подал мне руку.

И всё равно я смотрела только ему в глаза, опасаясь опустить взор. И, поднимаясь, старательно тянула за собой одеяло. Встав, покосилась на грязную простынь и беспомощно застонала. Но сил думать о приличиях не осталось. Все мысли и стремления перебивала странная метка на плече. Две метки: моя и его.

И теперь я была уверена, что это как-то связано с моими кошмарами.

– Тебе странные сны не виделись? – спросила я Эри, будто невзначай.

Набрасывая халат, он повернулся ко мне. Густые брови нахмурились.

– Нехорошие сны, – сказал сухо и безжизненно. – Вот и выяснилось. Отсюда и тяга друг к другу, – Эриман подошёл к окну и, глядя в лазурную даль, горько добавил: – Видимо, Вездесущие – шутники, Арлинда.

Он долго стоял неподвижно, затем громко выругался и со словами: «Приводи себя в порядок» вышел из комнаты. Хлопнул дверью так сильно, что я подпрыгнула.

От его тона и взгляда покоробило так, что захотелось заплакать.

Я долго стояла под холодной водой в душе, пытаясь справиться с нахлынувшими мыслями и догадками. Мокла, пока не заледенела, а волосы не прилипли к спине. Метка на плече сильно побледнела, но не исчезла. И по-прежнему зудела, словно меня стая комаров атаковала. Нехотя собрала мокрые волосы на затылке и натянула одежду. Нарочито медленно развесила постельное бельё в сушильне, догадываясь, что вопросов всё равно не избежать. В комнату вернулась выжатая и помятая. Спускаться к завтраку не хотелось. И есть уже тоже.

В комнату тихо постучали, а затем дверь приоткрылась.

– Эбрисса Арлинда, вы уже переоделись? – спросила Амрес, робко заходя в комнату, и я удивилась изменению её тона. С холодного и жёсткого вчера, на тёплый и понимающий сегодня.

Держа спину ровно, она шагнула на ворсистый ковер. Бегло осмотрела застеленную постель и завязанные узлами шторы. Мне даже показалось, что на утончённом лице мелькнула тёплая улыбка, но она тут же растаяла, стоило светловолосой лишь заговорить:

– Ла'брисс Эриман, ждёт в кабинете. Я провожу.

Я шла следом припорошенными дневным светом коридорами и не могла избавиться от мысли. Такая красивая женщина под одной крышей с Эриманом. Сколько лет она здесь работает? Неужели он не заметил, как Амрес привлекательна?

Холодная ревность кольнула под ребрами и затянула тугое кольцо вокруг шеи. Хотелось дышать, но получалось только хрипеть. Я спрятала глаза и постаралась думать о чем-то другом. Но мысли неизбежно возвращались к метке, что могла разрушить иллюзию нашего с Эриманом счастья.

Мы вышли на первый этаж и через дубовые двери попали в широкий кабинет с высокими книжными полками. И, как в доказательство моей не беспричинной ревности, я зацепила взглядом ростовое зеркало, где отражалась статная Амрес в строгом платье и я…

Он стоял у окна, глядя в серое небо и будто умоляя Вездесущих о чём-то, известном лишь ему одному. Сильный. Статный и высокий. И ледяной, будто озеро в Мелике в середине волчьего сезона. Он совсем не походил на мужчину, что всецело принадлежал мне ночью. Словно за жалкий час из него вынули душу и заменили колотым льдом.

Услышав нас, Эриман снисходительно посмотрел через плечо. Его взгляд ранил, как отточенное лезвие. Я опустила глаза и едва удержала слёзы. Неужели всё из-за метки, что взялась неизвестно откуда?!

– Амрес, оставь нас, – проговорил он тихо.

Женщина кольнула меня синим взглядом и тихо ушла. Столь же высоко подняв голову и вытянувшись по струнке, как солдат.

Я присела в большое кожаное кресло и вжалась в спинку. Настороженный взор Эримана полоснул кожу до боли. Я зажмурилась, не желая дальше терпеть это. Нет. Не может такого быть! Это не он! Не мой мужчина…

– Я не сталкивался с подобным, – начал Эри, присаживаясь за стол напротив меня. Дерево натужно скрипнуло. – И не знаю, как быть дальше, Арлинда, – он опустил глаза и уставился на свои пальцы, будто приклеенные к столешнице. Жевал губы и напряжённо дышал. – Ждём Миреллу. Она проверит… не наделали ли мы вчера глупостей, – его голос дрогнул. Поднял воспалённые глаза и договорил: – Даже если ты беременна и чувства наши – лишь магия, я не оставлю тебя. Ты должна это знать. Ма… Арлинда.

– И ты в это веришь? – начала я полушепотом. – Веришь в то, что мои чувства сводятся к какой-то метке?! Или что это всё – чья-то жестокая шутка?

Мой голос дрожал, перерастая в крик. Набирал громкость с каждой секундой, катился валуном со склона, порождая лавину. Кончики пальцев почернели и задымились, но я уже не обращала на это внимания. Правду бабуля, покуда жива была, про мужиков говорила: доведёт до кровати, а потом поминай, как звали.

– Значит, для тебя всё пустой звук?! – глаза начинали чесаться, но я держалась. Никогда больше он не увидит моих слёз! – И ты можешь просто взять и забыть то, что произошло вчера?! Скажи уж прямо: неинтересна я тебе больше! Зря, зря я поверила тебе… Мне жить теперь с этим. Не думала я, что странным знакам и кошмарным снам вы верите больше, чем своей душе, Ла'брисс!

Вскочила с кресла, чуть не отшвырнув его, и отвернулась к двери. Слёзы стояли в глазах. Он не должен видеть, как мне больно.

– Я не беременна, – произнесла спокойно, хотя внутри всё предательски тряслось. – Можете об этом забыть. И даже если законы человеческой физиологии дали сбой, ваша жалость нужна мне в самую последнюю очередь!

Несколько шумных шагов, и Эриман встал за спиной. Коснувшись робко плеч ладонями, опустил голову. Мягкие кудри погладили щёку. Он вдохнул запах моих волос и прошептал:

– Нет же. Не пустой звук… Разве было бы мне так больно, если бы в сердце жило равнодушие? Нет же. Я не верю, что чувства сводятся к метке. Невыносимо не верю. Потому что люблю тебя и боюсь потерять. Малыш… Я не знаю, как жить без тебя. Не. Зна-ю, – он повернул меня и прижал к себе. Сердце стучало в его груди, будто треснувший барабан.

– Для чего ранишь тогда? – я обняла его. – Мне же больно от твоего холода!

– Глупец потому что. Сам себе не верю. Душа горит от одной мысли, что всё это не по-настоящему. Убью того, кто так дерзко пошутил, – он стиснул меня кольцом своих рук и поцеловал в шею. – Лин, твоя страсть не может быть подделкой. Не могут твои прикосновения и взгляды лгать. Я, – Эри заглянул в моё лицо, – зачарую тебя снова, если понадобится. Только бы видеть огонь в твоих глазах, только бы чувствовать вкус сладких губ. Обнимать, ласкать и любить тебя. Не отпущу. Слышишь?

– Не отталкивай меня больше, – я сжала его рубашку в ладонях так, что пальцы захрустели. – Не рань своим недоверием. Нет ничего больнее, чем когда ты отворачиваешься, ничего не объясняя. Ведь ты моё сердце забрал, и душу, и их с собой уносишь. Не уходи, Эри… Меня больше нет без тебя.

– Рядом буду. Всегда. Будешь гнать – не смогу уйти.

Дверь распахнулась и в кабинет, не стесняясь, ворвалась темнокожая Мирелла. С распущенными волосами, в длинном серебристом платье и с тонкой кружевной накидкой на плечах.

– Что случилось, Эриман? Арлинда, – поздоровалась женщина.

Я не смогла себя оторвать от любимого, лишь кивнула ей с лёгкой улыбкой.

На её лице не было видно румянца, но беспокойство читалось в глазах. Она спешила. Невероятно спешила.

Эриман отстранился и попросил меня присесть, сам подошёл к гостье и приложил губы к тыльной стороне её ладони. Показал на кресло и вернулся ко мне, взяв за руку.

– Мира, мы нашли метки. Они проявились не сразу, а после… – он помолчал. – Хотя, предпосылки были задолго до нашей встречи. Прошу тебя, посмотри. Скажи, что мы, – он одарил меня ласковым взглядом, – не мираж.

Женщина сделала шаг в сторону и, скинув накидку на кресло, что стояло рядом, сказала:

– Показывайте.

Она прищурилась и повела плечом. Нервным жестом перекинула курчавые волосы за спину.

С трудом отпустив Эримана, я подошла к ней и закатала рукав блузки. Метка уже не чесалась; она стала бледнее, чем утром, но всё ещё проглядывала розовыми царапинами на плече. Ровная и глубокая, будто клеймо.

– Я никогда не делала татуировок, – проговорила я, будто оправдываясь. – Меня мама сразу убила бы за такой произвол. А что это такое и откуда – понятия не имею.

Мирелла закусила губу, разглядывая знак. Поправила волосы, почесала плечо под серебристым рукавом и подошла так близко, что почти обожгла дыханием.

– Тёмная вязь на этом символе. Сильная. Сила не одного мага заключена в нём. Никогда не видела такой тонкой работы. Эри, покажи свою, – и, всмотревшись в его звезду, она покачала головой. – Не похоже на зачарование. Это что-то другое. Мощнее приворота.

Она подняла голову, и я заметила в её тёмных глазах сияние.

– А теперь подробней расскажите. Оба. Чем они себя проявляли?

Наши языки развязались: то ли от страха, то ли от безысходности. Мы рассказывали о снах и удивлялись, как совпадают наши слова. Когда Эри проговорил, что после взрыва помнит только затягивающую темноту, я чуть не вскрикнула.

– Эриман, – прошептала я, приблизившись к любимому. В его глазах отражалась абсолютная растерянность. – Кто-то был рядом с тобой? До того, как… До пустоты?

– Я видел только рыжую девушку с парными мечами. Остальные люди стояли слишком далеко. Из-за магических ударов совсем не разобрать было лица. Помню, что звал кого-то и бежал, но потом ноги подкосились… После падения во тьму я всегда просыпался резко, в холодном липком поту. Мерзкое ощущение. И плечо зудело, но татуировки не было до этого утра.

Мирелла взяла накидку и села. Она смотрела в своё никуда и прижимала кружевную ткань к груди.

– Мне нужно подумать, Эриман. И проверить кое-что. Да, – она полезла в небольшой карманчик на платье, – я привезла Арлинде скрывающий амулет, – женщина протянула руку. На ладони блеснул красный камень. – Его можно на цепочку добавить, – она кивнула на мамин подарок.

– О, – у меня перехватило дыхание. Не столько от подарка Миреллы, сколько от воспоминаний Эримана. Та самая рыжая, с мечами. Как и в моих снах! – Благодарю. Вы столько сделали для меня. Как я могу отблагодарить вас?

Женщина в ответ лишь развела руками и улыбнулась.

– Я тоже видела её, – добавила я, решившись. – Эту женщину с мечами. Получается, что наши сны – это не просто сны, а что-то большее?

Мирелла кашлянула, прикрыв рот ладонью, и застыла, будто статуя гранитная.

– Мира, не молчи! – громко сказал Эри, вырывая женщину из раздумий. – Почему мы с Арлиндой видим одинаковые сны? Что могут означать метки?

– Что угодно, – отрезала Мирелла. – Проклятие сильного мага, клятва дружбы или любви, родственная связь, в конце концов. Но такой мощью не обладает ни один маг на Кеплере. От символа веет силой нескольких. Снять его будет не просто, а, скорее, невозможно.

– Но я не верю, – выдохнула я. – Не верю, что наши чувства – это что-то искусственное. Не может этого быть…

– И я не верю, – грозно сказал Эри, – И не поверю! Мира, помоги нам, – он разжал мои пальцы, которые стискивали подаренный камушек, и помог прицепить его к маминому кулону.

– Будущее? – встряла я. Умоляюще посмотрела на Миру. – Нам снится эпизод из будущего?!

– Возможно, – ответила Мирелла растерянно. Казалось, она выпала из реальности.

– Да ничего они не значат, Арли! Мы избавимся от этих знаков, и сны пройдут. Что бы мы там ни видели. Так ведь, Мира?

Женщина повела плечом, на тёмном лице появились морщинки грусти и печали. Она поджала крупные губы и, глянув на нас с сочувствием, сказала:

– Сейчас не могу ответить. Подумать нужно. Главное, узнать сколько у нас времени. Потому я сейчас покину вас, а к вечеру вернусь. Желательно, никуда не выходите, даже если будет что-то важное. Подозреваю, что символы проявились не из-за вашего единения, которое накаляет воздух. Обычно такие вещи, – она показала на моё плечо, – привязывают к большому событию: затмение, метеоритный дождь, равноденствие…

Эриман вздрогнул:

– До него ещё несколько месяцев!

Мира кивнула:

– Я просто предполагаю. Могу ошибаться, и это – просто клятва, но тогда это никак не может быть будущим. Если метку призвало заклинание, то сны могут означать, что угодно. Вариантов сотни. Мне нужно время.

Я замялась, уткнувшись Эриману в живот. Стало всё равно, что обозначает этот символ, и к чему видятся наши сны. Щёки накалил стыд. Она узнала о том, что случилось между нами! Вездесущие, помилуйте! Что, интересно, она думает сейчас обо мне: юной и легкомысленной?!

– Мира, спасибо тебе, – спокойно сказал Эриман. Стиснул мои ладони. – Я проведу. Найдёшь дорогу в столовую, Лин? Есть хочется ж-ж-жу-уть, – он слабо улыбнулся. Меня хотел спровадить и поговорить с чаровницей наедине?

Впрочем, возражать я не стала. Если б попыталась остаться с ними – сгорела бы от смущения. Да и есть снова захотелось так, что целого быка бы слопала! Поэтому я добровольно покинула кабинет, улыбнувшись на прощание Мирелле.