С этой книги все начиналось
Д. Билык
***
Сквозняк легкой прохладой резвился в кабинете: колыхал жалюзи и хлопал страницами блокнота на письменном столе, будто крыльями птицы. Через открытое окно с дороги доносилось расшаркивание машин и редкие взвизгивания клаксонов. Ветер, терзая каштаны, трепал их густые шевелюры, отчего они ворчливо перешептывались.
Волнение не давало Анне работать. Бережной поручил новое задание. Наконец-то дождалась длительной командировки, да и еще в Прибрежный – город моря и солнца!
Она так углубилась в свои мечты, что подскочила, когда под рукой пронзительно звякнул телефон.
– Да?!
– Савина, будь начеку, – проскрипел знакомый низкий голос. – Шеф что-то серьезное хочет повесить на тебя. Не бери это дело! Скажи, что не в твоих силах. Об остальном я позабочусь… – в трубке тихо запикало.
Камаев! Водитель и по собственному желанию личный охранник Анны. Мужчина видный, молодой, но раздражающе дотошный. Вечно вынюхивает, высматривает. Подозрительный, как олень, который сверкает пятками от шороха в кустах. Максим своими придирками способен уничтожить любую идею, растоптать мечту и напрочь лишить надежды. Судя по звонку – опять включилась паранойя – привычная, отрезвляющая и ненавистная. Что за человек?!
На подоконник спикировал белый голубь. Хохлатая голова с любопытством сунулась в открытое окно, а глазки бусинки серьезно взглянули на Анну. Слишком серьезно. Создалось впечатление, что пернатый решил поговорить.
Савина потянулась к спинке стула, отчего голубь насторожился и, шаркнув коготками по подоконнику, бросил несколько невнятных птичьих слов.
Задержав дыхание, Савина аккуратно вытащила камеру из чехла и, не делая резких движений, запечатлела пернатого гостя.
Пока чистила неудавшиеся фото, задумалась.
Было в предстоящей поездке нечто такое, что заставляло насторожится. Ощущение волнения не отпускало и сковывало мышцы, даже пальцы стали холодными. Сложив камеру на место, Анна смахнула невидимые пылинки со стола. Намек на призраков будоражил воображение. Ожидание настоящей загадки захватывало дух. Только бы не псевдо-чудесное происшествие!
Голубь прошелся по жестяному водосливу, цокая коготками. Вот же настырный гость!
– Кыш! Фотосессия окончена! – взмахнув, воскликнула Савина.
Пернатый обернулся и, вальяжно расправив крылья, сорвался с карниза. Напоследок обронил обиженное «урр».
Парило. К обеду стало непривычно жарко для Центрального. Подойдя к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха, Анна вытерла пальцем испарину над губой и улыбнулась теплому потоку воздуха скользящему по щекам.
Знакомый голубь сидел на проводах и чистил перья.
Вдруг вверху что-то щелкнуло, и птица камнем полетела вниз, угодив в куст жасмина. Ветки закачались, будто на пружине, и внезапно остановились, а тельце голубя застряло с раскрытыми белоснежными крыльями между ними. В окно потянуло запахом паленных перьев.
Савина сглотнула. Жутко-неприятное зрелище.
Было жарко, и пот заливал глаза. Сердце глухо билось в груди, будто притворилось гонгом.
Раздражение катилось по венам и стягивало лицо.
Анна достала из сумочки салфетки и протерла аккуратно глаза, нос и губы. Опустилась ниже и вытерла шею.
Как назло, сломался кондиционер в офисе. Теперь, как замухрышка! Пальцы слипались от лосьона с салфеток. Все сегодня шло неправильно. Это бесило и раздражало.
Поморщилась. А еще к шефу переться в кабинет, пропахший старой рыбой. Наверное, Бережной там перекусывал таранькой: тухлый дух, как наваждение, преследовал даже здесь.
Анна прикрыла нос руками и обернулась в поисках источника запаха. А! Это несет от документов с новым заданием. Но ради танего, она выдержит, сможет побороть нелепую фобию.
Чтобы немного отвлечься, Савина достала из сумочки раскладное зеркальце и проверила: ровно ли уложены волосы. Улыбнулась через силу измученному отражению. Перетерпеть всего несколько минут. Взять папку и пройтись по коридору. Всего-то.
Голубые глаза смотрели на нее из отражения недоверчиво, брови сходились на переносице. Анна еще сильней растянула фальшивую улыбку, отчего родинка спряталась в морщинке возле губ.
Все равно другого выхода нет. Нужно идти! Хлопнув зеркальцем, Анна бросила его на столешницу и поспешила в коридор.
В кабинете главного редактора ожидаемо разило лежалой рыбой. Савина поморщила нос и прошла дальше. Шеф взглядом пригласил ее сесть.
– Анна, отнесись серьезно к следующей статье, – Бережной откинулся на спинку кресла, отчего оно взвизгнуло. – А не как в прошлый раз. «Не хочу, не буду. Комары, тина, коровы…»
Савина аккуратно опустилась на стул, зажав в руках бумаги. Она не заметила, как пальцы побелели. Одернулась только когда боль прострелила кисти.
Редактор наклонил голову, его едва прикрытая лысина блеснула на солнце. В желтых выцветших глазах читалась глубокая усталость.
– Вы озеро имеете в виду? – уточнила Анна после некоторого промедления.
Бережной коротко кивнул.
– Конечно, как всегда, – сказала, приподняв бровь. – Вы же меня знаете, – Анна мягко улыбнулась, пытаясь расслабиться и не накручивать себя лишними мыслями. Напряжение, исходившее от шефа, чуть не искрило в воздухе. Она его всегда опасалась, сама не знала почему. Внутреннее чутье какое-то. – Максим поедет со мной? – чисто для проформы спросила Савина.
Геннадия Петровича хорошо дернуло.
– Одна поедешь. Я тебе попозже на е-мейл пришлю еще одно небольшое задание. Личное, – Бережной говорил сухо, четко расставляя ударения. От его слов по телу бежали мурашки. Вечно Максим наговорит глупостей, а Анна потом подсознательно сражается с его же страхами. Та-а-ак! Надо успокоиться. Что ж в груди так сдавило?
– Все сделаю, – тихо ответила Савина и собралась уже уходить, но шеф остановил жестом.
– Справишься, выделю тебе кабинет и подниму зарплату. Я знаю, как для тебя это важно сейчас. Все, иди. Бумаги оставь на полке.
Уложив документы в ровную стопку, Анна быстро пошла к двери. Бережной бросил в спину:
– Но никто не должен знать, что я дал тебе еще задание. Ясно?
Она кивнула, а в душе было такое смятение, что хотелось отказаться. Спокойно. Просто нужно дышать.
– Анна? – Геннадий Петрович встал и шагнул ближе. – Это очень серьезно, я надеюсь, ты не будешь рисковать и не станешь болтать лишнего? – последние слова звучали угрожающе. Она знала его связи и возможности. Сглотнув горечь во рту, кивнула и быстро покинула кабинет.
Выдохнула в конце коридора.
Кто-то неожиданно потянул за рукав блузы. Обернулась – Максим.
– Чего тебе?! – выдала Савина и отстранилась.
– Аня, я не шучу! Я знаю, что ты скептически относишься к моим предупреждениям, но поверь сейчас, прошу тебя, – он оглянулся. Глаза забегали по коридору. Никого.
– Отстань, параноик! – Анна попыталась высвободить руку, но Камаев еще крепче сжал пальцы и оттянул ее ближе к окну, в тупик коридора.
– Откажись! – как змея, прошипел водитель. Несколько черных прядей его волос упали на глаза, от этого он выглядел еще более сумасшедшим. – Думаешь, просто так тебя одну отправляют? Это сговор, настоящий сговор. Ну, что ты такая доверчивая? Аня!
– Макс, отпусти, а то закричу, – сипло выдавила Савина. Все еще подкашивались ноги, грудь сжимало тисками. Нужно просто дышать. Водитель ослабил хватку, подошел к окну и открыл его.
– Подыши, белая стала, как молоко. Я ведь прав, ты знаешь, и потом будешь жалеть, что не послушалась, – он приблизился. – Я всегда готов помочь. Позови меня, если нужно будет, – Анна отодвинулась. С одной стороны, ее возмущало, что он вмешивается, с другой – откуда он знал, что шеф даст ей личное задание? Но относиться серьезно к словам ненормального водителя она все равно не могла, последние месяцы у Максима было слишком параноидальное поведение. Надоел.
От свежего воздуха стало легче.
– Все, я ушла, не хочу больше тебя слушать, – Анна уже развернулась, когда Макс совсем тихо, прошептал:
– Ты вспомнишь меня, но будет поздно.
Вернувшись в кабинет, Савина долго не могла прийти в себя. Снова появилось ощущение сладкого сиропа на руках: пальцы склеивались, стягивалась кожа. Это безумно раздражало.
Она поплелась в уборную и долго натирала ладони мылом, но это не особо помогло. Вернувшись к столу, Анна разложила бумаги стык в стык, поправила ручки и карандаши, чтобы стояли ровным веером в стакане, одернула завернувшуюся полоску жалюзи. Но состояние покоя не возвращалось. Пальцы дрожали, а в груди стояло противное ощущение непорядка и неправильности. Словно ее окунули в чан с грязной водой и заставили стоять на солнце и обсыхать.
Анна вернулась домой поздно ночью и сразу завалилась спать. Чемоданы стояли под стенкой, документы и билет лежали на тумбочке. С будущим проводником связались, договор был подписан еще в офисе.
* * *
Луна освещает долину и четырех людей в серых плащах, стоящих полукругом на каменной площадке. Их лица скрыты капюшонами.
В центре, на небольшом постаменте, видны очертания широкой чаши, отливающей серебром.
Ветер блуждает между людьми и путается в ткани их одеяний.
Над площадкой возвышается силуэт больше похожий на тень, и сквозь его эфирное тело можно увидеть деревья и очертания гор. Силуэт колышется, выгибаясь в сторону, и раздваивается. Затем съезжает в комок, едва ли похожий на фигуру человека.
Накатывает шорох. Кажется, звук идет со стороны долины, напоминая шум ливня.
Это шепчутся люди.
Тень утробно рычит и отходит назад, пропуская к чаше остальных. Их тела движутся плавно, словно летят в воздухе.
Шепот не прекращается.
Усилившийся ветер играет плащами, отчего они раскрываются за спинами людей, словно крылья раненых птиц.
– Шее… – хрипит тень и взмахивает руками-рукавами, будто из черной шифоновой ткани, разрезанной на тысячи полосок.
Первый человек выходит вперед, поднимает правую кисть. В зажатых пальцах ярко вспыхивают искры – на лезвии клинка танцуют блики лунного света.
– Прими мою кровь! – восклицает он, протягивая левую ладонь над глубокой чашей. Голос сливается с громким ритуальным шепотом, утробным рычанием тени и шелестом леса.
Резкий рывок. Бурая в полутьме кровь течет ручьем из кулака, огибает запястье и стремительно капает в чашу. В черном днище эти капли почти незаметны. Они скворчат, напоминая звук воды, падающей на раскалённый лист железа.
Вздыбливаются клубы белесого дыма. Они кружат внутри чаши и, переваливаясь через край, сползают вниз и тянутся к ногам силуэта.
Соприкосновение и толчок. Фантом качается, но не падает, а вырастает в размерах почти вдвое.
– Ше… – шипит создание.
Человек опускает окровавленную руку и, передав клинок следующему участнику ритуала, отходит во мрак. Беспрерывно слышится его надрывный, искаженный болью, говор.
Остальные повторяют за первым, выходя вперед по очереди. Они продолжают шептать бессвязные слова, похожие на нестройную трагичную песню. Их голоса звучат волнообразно: то громко, то почти неслышно, а иногда шепот перетекает в крик.
Тень уже высится над чашей густым черным мороком с лохматыми лентами рук, и все таким же полупрозрачным силуэтом, через который просвечивает луна и долина. Тонкая нитка реки, что словно пронзает черный туман, кажется трещиной на холсте с живописным пейзажем.
Белое марево, вытекающее из чаши, меняет цвет на густой серый, а после смешивается с пламенным, разбавляется синим и фиолетовым, вскоре и вовсе становится непроглядно черным.
И уже антрацитовый едкий дым стелется по земле, связывая все пять фигур.
Тень делает шаг вперед, берет кинжал из рук последнего человека, поднимает лезвие вверх, выкрикивает неясное слово и рывком вонзает клинок себе в грудь.
Яркий всплеск слепит глаза. Гортанный вой смешивается с криком людей.
Черная волна из груди тени захлестывает ее и толчками, похожими на гейзер из смолы, вырывается вперед, в чашу. И, когда тьма набирается до краев, она соскальзывает с кромки сосуда и устремляется к людям. Их тянет к постаменту черной ниткой, все ближе и ближе, как марионеток. Они сникают: кто-то падает, кто-то выгибается, кто-то расслаивается и распадается на куски. И лишь остатки тел пропадают с густым черным туманом.
Хлопок, и все стихает. Ни ветра, ни крика, ни шороха. Только черный великан смотрит вниз и воет неземным, чуждым голосом.
Тень понемногу растворяется: стекает густым вязким потоком на площадку. Вверх поднимается пар, и долина окунается в непроглядную серую мглу. Кажется, мир замирает, время замедляет ход, в какой-то миг совсем останавливается, и наступает…
Первый луч солнца касается верхушки горы, затем устремляется в самый центр сосуда, освещая пустую площадку из черного камня. Только сейчас можно заметить тысячи тонких трещин – паутину времени – рассекающих чашу.
Туман рассеивается. Он проникает в каждую клеточку бытия. Природа выдыхает, и осторожно продолжает ход. Ветер нежно касается верхушек деревьев, кружева листьев кротко перешептываются, река всхлипывает берегами и убегает за горизонт, разрезая долину на две части.
И уже теряется интерес, и сон начинает пропускать Анну в реальность, как в последний момент она замечает эфирную дымку в стороне, летящую в сторону мрачного леса. Кажется, не по вкусу ей солнечный свет.