Через несколько часов поезд стремительно летел вперед, и Анна чувствовала, как расстояние с Прибрежным вытягивает из нее силы. Не хотелось вспоминать, не хотелось чувствовать. Но знать, что с Денисом они никогда не встретятся – было больно. Что он значил для нее? Что она значила для него? Савина никогда себе не признается в чувствах, а от Разумова никогда не услышит объяснений или признаний. Так лучше, так проще. Она вернется домой и с головой окунется в работу. Как страус – спрячет голову в песок, и попытается обо всем забыть. Таинственный город и его туманные истории – станут просто очередным ночным кошмаром. Да что ей привыкать? Одним больше, одним меньше.
Самочувствие у Анны было хуже некуда. Мутило, и соленая газированная вода не погашала тошноту, а еще першило в горле, будто перед ангиной. Оставалось только молчать, осторожно дышать и радоваться, что в этот раз никого не подселили в купе. Ни странного мужчины, ни болтливого малыша, ни заботливой мамочки. Наедине можно было выплакаться вволю. Но слезы не шли. Они, будто исчерпались, испарились и остались в прошлом.
Уставившись в потертую столешницу и сложив руки над головой, Анна считала секунды. Одна. Две. Триста. И время замедляло ход. Хотелось забыть, а память все время возвращала ее назад. К нелепому бессмысленному походу, к той самой ночи, что перевернула жизнь, к последнему поцелую Дениса, что будто паяльник, навсегда выжег в ее сердце дыру. Не с Димой, а именно с Разумовым. Хотелось неистово рвать на себе волосы, бить по голове – лишь бы заткнуть эти мысли. Но они, как пиявки, намертво присосались и пили душевные силы.
Мысли – это одна беда, а вот новые видения из-за черного турмалина совсем выбивали почву из-под ног Анны.
Стоило ей закрыть веки, как перед глазами запускалось слайд-шоу из странных и непонятных картинок. Они очень быстро менялись и разобрать подробности не получалось. Сетчатку царапало, как от горсти песка, брошенную ветром в лицо.
Несколько раз Анна доставала из чехла брелок и, стараясь не касаться, рассматривала камень.
Самый обычный темный минерал – турмалин, шерл. Такой можно найти не только в Прибрежном. Зачем Бережному камень именно из этого города? Или из конкретного места? Почему даже на расстоянии в несколько миллиметров от брелока у Анны заметно искрили пальцы? Магия, не иначе. Кому скажи – засмеют. Бережной не просто так искал его. Значит, редактор знает о тайне озера. Может и послал ее искать минерал намерено? Но зачем? Какой в этом смысл?
Несколько часов Анна сидела у окна и, выхватывая из мрака мелькающие фонари, смотрела в непроглядную ночь. Хотелось отдаться сну и обо всем забыть, но перед глазами то и дело всплывали образы жестокого и несправедливого Дениса, к которому непреодолимо тянуло несмотря ни на что, и преданного ею Дмитрия, который никогда ее не дождется.
А еще хуже – сумасшедшие слайды не прекращали мучить до глубокой ночи. Сердце и сознание настрадались так, что казалось Анна уже ничего не чувствует. И чем больше километров было между ней и Прибрежным, тем большая пустота разрасталась внутри и тем тяжелее было дышать.
Когда уже совсем не осталось сил, Савина скрутилась на полке калачиком и провалилась в тревожный сон, наполненный тысячами пугающих образов.
* * *
Пустынная дорога уходит в густой туман. В нем кутаются исполины-горы. Небо, словно чернильными пятнами, усыпано вороньем.
На пригорке виднеется худой мужской силуэт. Человек повернут спиной, руки по швам. Его тень черной змеей тянется по земле до Аниных ног. Кажется, хочет укусить, схватить, притянуть к себе.
Становится страшно.
Девушка отступает и упирается спиной в преграду. Резко обернувшись, она натыкается на взгляд полный мрака. Он поглощает все светлое и доброе, забирая душу. В антрацитовых зрачках пляшут яркие малахитовые сполохи и блестит ее отражение. Человек что-то шепчет. Ветер подхватывает его голос и, завывая, улетает прочь. Рывок вздергивает Анины волосы и закрывает, будто паутиной, лицо. Почему она не может разобрать его черт? Не видно шеи, контура скул, плеч – будто маска в воздухе, будто человек состоит из тумана. Серого, плотного и холодного.
Девушка отступает назад и оглядывается на первый силуэт.
Извивающаяся лента тени расширяется, раздваивается и опутывает ее ноги. Мерная тишина клокочет в груди и топит без воды. Душит, сдавливает, поглощает. Анна не может кричать. Силуэт, как мираж, тускнеет, мерцает и изгибается. Затем он внезапно дергается, и стрелой летит к ней, выставив перед собой черные руки, похожие на ленты. Анна задерживает от ужаса дыхание…
* * *
Анна резко вдохнула и подскочила, смяв на себе покрывало. Издали слышался стук колес, вагон покачивался, и по купе плавала невесомая пыль.
Мерзкий холод пробрался под одеяло. Тело покрылось липким потом, из-за чего Анну бросало в неудержимую дрожь. Она облегченно выдохнула и зажмурила глаза. Кошмар закончился. Очередной кошмар закончился! С каждым днем их все больше и больше, и они все страшней и страшней. Раньше случались раз в полгода, потом раз в месяц, а теперь каждую ночь. В Прибрежном, и подавно, кошмары приходили в любое время, стоило только прикрыть веки. Каждый такой сон – как будто чья-то соломинка в стакане Аниной жизни. Сны выпивали из нее все соки. Пили большими глотками, забирая моральные силы и физическую энергию.
Анна зажмурилась.
Наконец, пропало мельтешение перед глазами, как будто лишний песок осыпался с ресниц. Настоящее облегчение. Остался только неприятный вкус во рту.
Потянувшись за бутылкой воды, Савина сделала несколько прохладных глотков. Нагретые колючки газировки лишь больше раздразнили. Закашлявшись, Анна без сил упала на полку.
Не получалось вспомнить лицо из сна. Кто это? Что ему нужно? Душу сковывал такой жуткий страх, что ноги и руки до сих пор немели. Снова идти к психотерапевту? Чтобы взять рецепт на бессмысленные антидепрессанты?
Анна приподнялась и посмотрела в окно. Знакомые пейзажи не радовали. Крыши домов, как пачки спичек разбросанные на столе, выкрашенном в зеленый и серый. Миллионы жизней, судеб и историй любви. Каждый день – рождение и смерть. Миллиарды невидимых нитей, что связывали поколения, время и пространство. Кто-то жил, но уехал, оставив привычные вещи в уютной квартире. Кто-то приехал и заселился в пустой дом, но бросил самое дорогое в другом городе. А кто-то идет по улице и у него одна дорога – вперед. Может, его никто не ждет, а может, просто некому ждать. Хорошо, что у Анны есть любящие и хорошие родители, которые всего рады ее видеть. Иначе жизнь совсем бы потеряла смысл.
Вагон завернул в сторону и показал свою зеленую голову. Впереди пробились купола церквей и шпили Центрального вокзала. Там будет легче. Со временем Анна все забудет и попытается жить заново. Ей придется перевернуть эту страницу.
Савина, ты должна это сделать!
Квартира встретила Анну гнетущей тишиной и унылой пустотой. Хотелось завыть на знакомые стены, привычные шторы и родные лица на фото. Все, казалось бы, близкое, но такое далекое. Не волновала пыль, что осела за дни отсутствия на полки и листья фикуса, плевать на разбросанные сумки и чемоданы, не тревожило даже измотавшееся в дороге тело. Хотелось просто провалиться в сон без сновидений. Жаль, что это невозможно.
Анна села на диван и задумалась. Что дальше? Как удалить необъяснимую тоску из сердца? Ну, напишет она статью, и что? Это решит ее проблемы? Это освободит от тяжести после связи с Разумовым? От этих острых еще воспоминаний?
Достала из сумочки мобильный и набрала первый в списке номер.
– Привет, – развалившись на кровати, сказала ослабшим голосом. – Я уже дома. Как папа?
– Аня, – мама тяжело вздохнула, – он в больнице.
– Как это? – подскочила Анна так, что комната закрутилась в спираль. Сипло проговорила: – Что случилось? Почему не сообщили мне?
– Решили не беспокоить. Это было его желание, – голос мамы дрожал. – Доця, плохие прогнозы…
– Я сейчас приеду!
В коридоре было тихо. Из открытого высокого окна веяло свежестью. Легкие гардины из кристалона трепетали на сквозняке. Выдохнув тяжелое предчувствие, Анна прошла на негнущихся ногах мимо одинаковых, как близнецы, дверей. Двадцать пять, двадцать шесть, ординаторская…
Мама стояла у палаты. С виду она казалась спокойной, но в глазах прочитывалась безграничная печаль. Лицо осунулось, а цвет лица – серо-блеклый, как печать многих бессонных ночей.
– Аня, он спит. Вчера резко стало хуже. Нельзя тебе к нему.
– Я должна. Должна, – Анна умоляюще глянула в серые глянцевые глаза матери. И та отступила.
В нос ударил запах медикаментов, с примесью плавленой меди и сухой соли. Запах боли и страданий. Белые простыни, капельницы, зашторенное окно. Анна едва дышала. После тяжелой дороги, ночных комаров и бесконечной тошноты, хотелось упасть и не двигаться. Во рту стоял жгучий ком, который уже добрался до легких и, казалось, скоро оттуда потечет огненная лава.
Сглотнув привкус полыни, Анна тихонько прошла вперед и присела на корточки около кровати. Отец спал. Он очень исхудал. Лицо приобрело желтовато-зеленый оттенок, кожа светилась насквозь, словно папиросная бумага, а дыхание было тяжелое, со свистом.
Анна сидела возле папы некоторое время, прислушиваясь к ритмичному сигналу жизнеобеспечения. Потянулась, чтобы коснуться его руки, но остановилась. Привычка. Папа не любил прикосновений. Савина сжала пальцы на чехле камеры. Черная кожа сумки неприятно скрипнула, будто напоминая о себе.
Сейчас стало все равно, что осталось в Прибрежном. Неизведанные тайны, истории, случайные связи, увлечения. Анна хотела все это отпустить и быть с родными. Главное, чтобы папа побыстрее поправился. Больше ничего не нужно. Если ее уволят после проваленного задания, Савина готова была снова пойти фотографировать свадьбы. Раз уж самой не посчастливилось связать с кем-то жизнь навеки, будет любоваться другими.
А может, еще получиться закрыть статью? Оставалась надежда на благоразумие редактора. Придется встретиться с ним и объяснить почему провалила задание. Анна не сможет написать о том, что причиняет ей боль. Не сможет переступить через себя. Тем более, разобраться в тайне озера так и не получилось. Хорошо, что камень достала. Но какой ценой.
В сумочке пронзительно зазвонил мобильный. Анна положила камеру, что все время тискала в руках, на тумбу рядом с кроватью, а сама вышла в коридор. Звонили из редакции.
– Да! Я уже здесь. Скоро приеду, – протараторила Савина, не выслушав секретаря.
– Анна, слушай, – начала напряженным голосом Ангелина, – шеф – скончался. Завтра похороны. Хорошо, что ты вернулась, а то мы думали не успеешь.
– Как скончался? Когда? Почему?! – волосы на затылке приподнялись, а по спине побежал холодок.
– Рак, Аня, рак… Он, оказывается, давно болел, но не говорил никому, – девушка всхлипнула.
– И что теперь? Что с журналом будет? – неуместно поинтересовалась Анна.
– Говорят, он его передал кому-то в наследство, но пока никто ничего не знает. У нас тут дурдом. Некоторые документы пропали. Максим злится, что ты согласилась на эту статью в Прибрежном. Он же порывался поехать за тобой, но Геннадий вовремя выслал его на задание в Северняки.
– Камаев, как всегда – не может без паники, – пробормотала Анна и вдруг поняла, что Максим давно что-то знает. Почему он запрещал ей ехать? Почему останавливал? И Бережной не просто так отослал ее в Прибрежный: теперь Анна знала это наверняка. Только узнать почему, уже не получится.
– Не ровно дышит к тебе, вот и трясется. Ладно, я побежала, – просипела Ангелина в трубку, разорвав нить размышлений. – Завтра увидимся. Кстати, как твои головные боли? – вспомнила секретарша.
– Ничего. Уже все хорошо, – соврала Анна и отбила линию. Затем еще долго смотрела на темный экран.
Все эти события надломили ее. Она уже давно не понимала, что происходит. Все валилось из рук. Все разрушалось, стоило только прикоснуться. Будто рассыпалось в пепел после пожарища.
Анна вышла на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. Было тепло и не жарко, что привычно для Центрального. На другой стороне дороги мелькала вывеска небольшой кафешки, и так не к стати вспомнилось знакомство с Денисом. Его шуточки, дерзкий взгляд и пухлые губы. Он уже тогда знал, что не стоит идти к озеру. Знал, но все равно пошел. Будто и сам не мог повлиять на ход событий. Видеть боль в его глазах – это еще не доказательство, что он не замешан в чем-то более серьезном. Может, это секта и они заманивают в ловушки таких невинных овечек, как Анна, чтобы потом шантажировать? Может, даже их ночь была продумана и подстроена? Дурные мысли кружили голову.
Анна была доверчивой дурочкой, Денис даже прав в чем-то. Только он забыл предупредить, чтобы она и ему не верила тоже. Пусть. Все теперь в прошлом. Теперь она дома и он не доберется до нее. Главное, здоровье отца, и работа.
Бережной. Что ж он так?
Анна хотела достать брелок и посмотреть на камень, но вспомнила, что оставила чехол у папы в палате. Все равно нужно вернуться.
В коридоре ее чуть не столкнули молодой врач и несколько медсестер. Они беспокойно переговорили на ходу и скрылись за дверями папиной палаты. Что-то случилось? Нет!
Анна бросилась вперед, но мама вышла наперерез.
– Доця, все хорошо. Папе легче стало. Вот они и забегали, – мама оттянула ее к окну и, придавив плечи, усадила в кресло. Савина облегченно вздохнула.
– Я испугалась, – просипела Анна. Голова кружилась. Кажется, сейчас ей тоже нужна будет помощь, но она не станет ничего говорить. Откашлялась осторожно в кулак, сдерживая боль в трахее, и сделала вид, что просто расслабляется. Откинув голову на спинку кресла, закрыла глаза. Легкие разрывало на части, но Анна терпела. Возможно завтра она решится и сходит к лечащему врачу, но не сейчас. Пусть все уладится и успокоится. Не нужны родителям лишние тревоги.
– Анюта, ты выглядишь не очень, – заметила мама. – Устала с дороги? Как-то ты исхудала совсем. – она присела рядом и взяла в свои теплые руки ее ладонь. – Ты успешно съездила?
Анна подняла полный скорби взгляд. Мама покачала расстроено головой – она все поняла без слов.
– Ничего. Главное, что все живы, а работа – это мелочи.
– Да, ты права… – Анна положила голову на плечо матери и тихо заплакала. Как она давно не могла расслабиться: отпустить эмоции и побыть нужной. Устала от беготни, тайн, бесполезных споров и ненужных чувств. Так и хотелось закричать: «Отпускаю всех!»
Сжав кулаки, Анна впились ногтями в ладони до резкой боли. Пусть лучше руки болят, чем душа.
Похороны главного редактора журнала «ТИП» были более чем скромными: несколько самых приближенных друзей, до десяти сотрудников из редакции и люди, которые помогали организации погребения. Анна до сих пор не могла поверить, что своей смертью Бережной освободил ее от нелепого задания. Это и облегчало и пугало. Она никогда не узнает правду. Никто не узнает.
Камаев топтался в стороне и прятал глаза под длинной челкой. Савина заметила, что он бросает на нее косые взгляды, но не особо горела желанием с ним говорить. Да и ей уже все равно. Никто не узнает, что случилось на самом деле в Прибрежном. Статью Анна напишет, но раскрывать подробности не будет. Покажет только то, что ждет читатель желтой прессы: выдуманную истории и ошеломительную легенду. Правду знать никому не нужно и, видимо, ей тоже. А иначе писать-то о чем? О необъяснимой серой дымке, которую можно дорисовать в фотошопе? Или об очевидце, у которого поехала крыша? Может он просто много пил и, падая, сотрясение получил? Придется опустить эти нелепые кусочки пазла, так как Анна и сама не до конца принимала правду. Сейчас в голове все так исказилось, словно это был длинный ночной кошмар.
Пора проснуться.
Когда обряд был завершен и люди стали расходиться, Анна глянула в последний раз на свежую могилу главного редактора и облегченно выдохнула:
– Спасибо… – бросила в воздух и, закусив губы, чтобы не разреветься, медленно пошла по узкой тропинке.
– Аня, стой, – догнал ее Максим и придержал за локоть. – Ты нашла то, что искал Бережной?
Савина отстранилась, и, сбросив мужскую руку, пробормотала:
– Отстань. Не твое дело.
Несколько человек из уходящей толпы обернулись. Потупившись, Анна отвела взгляд в сторону и заметила впереди невысокого мужчину. И была удивлена узнать в нем Владимира Корина – хозяина отеля в Прибрежном. Он, приветствуя, кивнул, а затем быстро отвернулся и пошел прочь.
Что он здесь делает? Неужели тоже с Бережным связан? Так и хотелось зарычать. Хватит уже!
Дорожка была узкой и утоптанной. Пожухлая трава разлаживалась по обе стороны. Максим плелся позади, и не собирался отставать. Анна совсем отвыкла от его паранойи. Он ей чем-то Дениса напомнил со своей чрезмерной опекой. Тот тоже возился с ней, как с ребенком. Что ему стоило оставить ее погибать у озера? Почему спас? Сердце сжало в колючий ком. Анна скрипнула зубами и пошла дальше. Не время и не место вспоминать о том, чего никогда не было и не будет. Наваждение? Случайный перепихон? Пусть.
– Савина, ты должна мне сказать! – настаивал Максим, поравнявшись. Они вышли на широкую асфальтированную дорогу.
– Ничего не привезла и ничего не нашла. Что ты пристал? Ты что-то об этом знаешь? – прищурившись напала Анна. – Если да, почему шеф не послал тебя? Почему я?
Вопросы сыпались сами собой. Контроль едва удерживался. Анна осторожно выдохнула и прикрыла глаза. Солнце Центрального не припекало, а ласково щекотало ресницы. Как поцелуи Дениса. Да, хватит!
Камаев притих. Анна даже на какой-то момент забыла о нем. Кто бы ей подсказал, как успокоить сейчас сердце? А то, что осталось в прошлом лучше оставить в Прибрежном. Другого выхода не было.
– Ты что-то видела, – вдруг сказал мужчина.
Анна всмотрелась в его лицо. Он сощурил темные глаза и растянул губы в подобие улыбки. Холодный страх забрался за шиворот. Ноги одеревенели, а шаги давались с трудом. Мужчина сверлил ее обличающим взглядом. Анна не выдержала и отвернулась. Дерзкие слезы подпирали горло и резали сетчатку.
Только бы выдержать! Дома выплачется с лихвой. А сейчас нужно просто идти. Анна попыталась выбиться через толпу к стоянкам, но Камаев придержал ее, сжав предплечье до острой боли:
– Я прав. Такой же страх был в глазах шефа, когда он давал распоряжение следить за тобой. Еще до поездки. А, когда я вызвался ехать в Прибрежный, он наотрез запретил. И скоропостижно скончался за день до твоего приезда, словно не рак его сгубил, а кто-то подстроил.
– Что за странные намеки? Если ты думаешь, что я что-то знаю об этом, ты ошибаешься, – возмутилась Анна.
– Как ты мелко копаешь, Савунья. Я поражаюсь твоей слепоте. Ты думаешь, что все, что происходит вокруг тебя – это просто стечение нелепых случайностей? Но это не так. Ты будешь говорить себе до последнего, что ты никак с этим не связана. Можешь обманываться сколько хочешь, но я знаю, ты давно шагнула в пропасть.
– Максим, признайся, ты давно к психотерапевту ходил? Может тебе успокоительного попить?
– А ты изменилась, – Камаев всмотрелся воспаленным горьким взглядом. Анна отвернулась. – У тебя даже цвет глаз стал другим. И, уверен, самочувствие хуже некуда. И, конечно же, ты будешь до последнего скидывать все на усталость.
– Максим, ты как всегда не уникален и чрезвычайно прозорлив. Запишись на битву экстрасенсов! Ты, словно назойливая колючка репейника – прилип и не отрываешься.
– Что за тайну ты привезла? – рявкнул Камаев, оттесняя Анну из толпы к ограде.
Людям было не до них. Кто-то понуро брел к авто, кто-то, выпив лишне, шатался по всей дороге, остальные высыпались через ворота кладбища на улицу и растворились в суматохе города.
– Отстань! Параноик! – Савина попыталась высвободиться, но его большая рука еще крепче сжала локоть. Анна уставилась в его темные глаза и спокойно проговорила: – Напишу статью, вот и почитаешь. А сейчас отпусти! На нас люди смотрят.
Они пошли дальше, но Максим не отпускал. Рука быстро занемела.
– Я тебя отпущу, как только ты мне все расскажешь, – сказал мужчина тихо, и от его голоса по телу разбежались мурашки.
Анна не думала, что здесь, дома, ее будет преследовать тайна Дениса. Тайна озера. Она же и сама не понимала в чем дело. Чего от нее хотят?
– Максим, отпусти, – уже спокойней попросила Савина, – я ничего не знаю. Правда. Сходили на озеро с проводником. Мы попали под дождь, и чуть не утопились там. Больше ничего необычного. Прошу, отпусти. Я вчера только вернулась и невероятно устала с дороги.
Они дошли до последнего ряда припаркованных машин. Максим ослабил хватку, но не отпустил. Потеребил темный чуб широкой пятерней, и обеспокоенно оглянулся.
– Ты врешь. Я чувствую. Я такие вещи за километр чую, – он склонился ниже, чтобы никто не услышал: – Ты меня не проведешь.
– Зачем тебе это? – выдохнула Анна. – Скажи, что ты знаешь? Давай встретимся в более спокойной обстановке и все обсудим – обменяемся информацией. Зачем привлекать к себе внимание? Ма-акс! Если все так страшно, то почему я жива стою перед тобой? Что вы все скрываете? Почему ты не говоришь прямо?
Максим не ответил. Застыл, словно насекомое залитое эпоксидкой. Сжал до хруста руку, отчего Анна тихо пискнула. Он хотел что-то сказать, но так и остался стоять с открытым ртом, хватая губами воздух.
Анна уехала из Прибрежного в надежде, что получится все забыть, а здесь столкнулась с постоянным напоминанием о Денисе и тайне Туманной долины. Все только больше запуталось. Как выбраться из этой паутины? Как заставить себя забыть, если не осталось сил идти дальше?
Максим вдруг отпустил ее и размашисто пошел вперед, не оборачиваясь. Он пробрался сквозь толпу и стал переходить асфальтированную дорогу.
Из-за поворота вынырнул темный автомобиль. Камаева перекинуло через капот и отбросило на обочину. Люди шарахнулись в разные стороны.
Анна провела испуганным взглядом удаляющуюся машину, пытаясь запомнить номера, но те были закрыты. Она в ужасе пошатнулась. Кто-то аккуратно придержал ее за талию и потянул назад.
– Все хорошо, – прозвучал над ухом тихий глубокий голос с хрипотцой. Анна обернулась и разглядела Владимира. Он кивнул в сторону автомобилей: – Пойдемте. Я не думаю, что стоит здесь оставаться.
– Но как же? Что с Максимом? – прошептала Анна. В груди немыслимо сдавило, словно затянули горячие жгуты вокруг ребер.
– Думаю, что ему уже никто не поможет. Садитесь, – мужчина впихнул ее в салон и сел рядом. – Давай, выбирайся от сюда.
Последнее обращение было брошено водителю, который немедля завел двигатель и вынырнул, минуя взволнованную толпу, на основную дорогу.
Анна сглотнула. Если убрали Максима, то придут и за ней. А что говорить о Денисе, который знал больше всех? Она должна молчать, должна обо всем забыть. Кто стоит за этим? За этим? За чем? Сейчас Савина стала сомневаться нужно ли упоминать об озере в Прибрежном и писать статью.
Страх мерзкими щупальцами сдавил шею и перекрыл воздух. Анна попыталась выдохнуть, но зашлась кашлем – таким знакомым и рвущим на части.
Владимир держал ее, по-отцовски сжимая плечо, и молчал. Машина раскачивалась и уносила Анну в неизвестность. Как думать о будущем, если настоящее так неопределенно?
Когда приступ прошел, Корин не задал ни одного вопроса, не сказал ни слова о том, что он делает в Центральном.
– Анна, куда вас отвезти? – уточнил он.
Решив, что сейчас стоит выспаться, Савина назвала адрес своей съемной квартиры. Голос предательски сипел и прерывался. Мужчина кивнул водителю. Тот вдавил педаль газа и через некоторое время они уже были у нужного подъезда. Всю дорогу кашель подступал выше, сжимал легкие, и Анна едва держалась. Казалось, еще секунда и тонкая нить оборвется, как иллюзорный «чик» ножницами, и Анна станет свободной. Жутко хотелось окунуться в эту пустоту и тишину.
Владимир больше не проронил ни слова в поездке. Глядел в окно и сжимал губы. Было прохладно, но его лоб заметно покрывался испариной.
Когда машина остановилась, Корин выбрался наружу и помог Анне выйти. Придерживая, довел до двери квартиры.
– До свиданья, Анна. Береги себя, – в его светлых глазах растекалась темная печаль.
– Вы знали Геннадия, так ведь? Вы тоже связаны с тайной озера, – прошептала Савина. – Кто еще впутан в это? Разумов? Левины? Кто?
Корин повел бровью и, махнув неопределенно головой, стал спускаться по лестнице. Его тяжелые шаги отсчитывали секунды. Шарк… Шарк… Шарк…
Анна достала ключи и, размышляя, покрутила их в руке. А затем сказала вдогонку мужчине:
– Мне нельзя об этом спрашивать?
– Ты умная девушка – все понимаешь, – Владимир подмигнул ей и сбежал на первый этаж, ускорив несносное: шарк. Через несколько секунд входная дверь заскрежетала, а потом захлопнулась.
Болезнь Бережного и нелепая авария с Максом остались за пределами этого грохота. Анна нырнула в квартиру и, уронив себя на пол, разревелась.
Следующую неделю Савина провела в больнице, сидя около отца. Он поправлялся – врачи обещали вскоре отпустить его домой. Папа все время говорил, что присутствие дочери на него положительно влияет. Сама же Анна чувствовала себя плохо, но старалась не подавать вида. Несколько ночей в больнице вымотали ее до темных кругов под глазами и мама отправила силой домой.
Ночевала у себя в квартире, где могла предаться ненужным воспоминаниям и тягостным размышлениям. Отказалась ехать в родительский дом, сославшись на проблемы на работе, но на самом деле не хотела маму тревожить. Мало ей больного отца? Иногда Анне казалось, что кашель понемногу отступает. К врачу так и не решилась пойти, да и приступы стали редкими и не продолжительными. Несколько раз закашлялась в присутствии родителей, но прикрылась обычной простудой. Мама недоверчиво покачала головой, а отец горько улыбнулся. Им не нужна сейчас ее правда. Анна была счастлива видеть, как папа выздоравливает, а мама порхает вокруг него и щебечет, что скоро они поедут домой. Потому она не могла разрушить их счастье. Ничего. Само пройдет.
Вышла на работу. Новый редактор журнала про статью о Туманной долине не вспомнил, что Анне было лишь на руку – словно камень с плеч свалился. Ангелина поддержала ее в этом и пообещала никому не говорить о проваленном задании. Тем более, все были настолько потрясены двумя смертями, что забыли даже о сдаче номера в срок.
Расследование смерти Максима замяли. Найти машину, сбившую его, не удалось. Корин больше не появлялся. Видимо, он вернулся в Прибрежный. И хорошо. Значит, наступило время идти дальше.
Анна часто вспоминала Дениса. Его колкие слова, его злость и ярость, но не могла относиться к нему плохо. Все равно была благодарна за защиту и спасение. А еще за подаренные минуты нежности, которых в ее жизни было очень мало.
Чувствуя себя виноватой перед Димой, Анна жалела, что нет с ним связи. Очень хотелось объясниться. Она даже пыталась искать его в интернете, но тщетно. За всю поездку, почему-то с ним не было ни одной фотографии. Сотни с Денисом, но ни одной с Дмитрием. А по типажу его внешности поиск выдавал тысячи страниц с картинками. Вот где одного имени было недостаточно.
И Савина отпустила и его тоже. Жизнь продолжалась. Хотел бы Дима остаться с ней – бросил бы все и приехал. Значит, не так уж и сильны были его чувства. Что ж, она настаивать не будет. Тем более, Анна его слишком плохо знала, а полагаться только на дикое влечение – не привыкла. Пусть все на этом и закончится.
Через несколько недель, наконец, выписали папу. Анна примчалась в их загородный дом и стала помогать маме с готовкой. Это помогало отвлечься и не вспоминать о прошлом.
Они затеяли легкий ужин на улице, привычно – под навесом. Красные листья винограда выделяли белесые кисточки хмеля и мерцали на закатном солнце, будто капли крови.
Анна забежала в дом за камерой, чтобы сделать пару снимков.
Из чехла потянулся и упал на пол брелок Дениса. Подняв аккуратно его за кольцо, Савина всмотрелась в синие блики в антрацитовом тельце камня. Прикасаться к нему не решилась. Как раз только начала спать спокойно после тех сумасшедших слайдов. Правда, кошмары не прекращались: человек на дороге и его длинная тень, которая пыталась ухватить Анну за ноги. А еще она всегда видела в этом сне зеленые глаза. Ей почему-то казалось, что это Денис, но она гнала мысли о нем, как отгоняют надоедливых мух.
– Анюта, уже все на столе! – позвала с улицы мама.
– Иду!
Она последний раз взглянула на камень. Он мерцал на черном фоне серебряными вкраплениями и, будто бездонное звездное небо, притягивал взгляд. Пора выдернуть из себя память о Денисе и Прибережном.
Анна подставила стул к серванту.
На верхней полке мама хранила старинный фарфоровый сервиз. Они пользовались ним редко – память о бабушке, которую боялись разбить. Вытянув высокий заварник с длинным носиком, Савина бросила внутрь него брелок. Тот уныло звякнул об стенку и исчез.
Здесь никто не найдет его, и ей не придется вспоминать. Почему бы просто не выбросить его? Анна не знала, но чувствовала, что еще не время.
Конец первой части