Поди туда

Фергус Войл с тоской посмотрел на заходящее солнце. Оказаться возле Проклятой лощины, да еще ночью, «везение» для обычного человека редкое, но он уже со своими постоянными неудачами смирился. Делать нечего, милорд приказал. А ему, стражнику его светлости лорда Иллиана Лейтли, надобно было из кожи вон вылезти, дабы приказ, на который сам вызвался, выполнить. Да и вообще, собственно говоря, повезло Войлу с новым местом, кто бы его такого еще на службу взял?

Фергус поднял костлявую руку и почесал бровь. Да, сложения он самого смешного. Видно, издевались над ним Три Бога, когда создавали. Ноги, как ветки молодой ивы, руки — тростинки, что на ветру колышутся. Да еще и ростом Создатели обделили. Как приклеилось с детства прозвище Сморчок, так до сих пор под этим именем его в родных краях и знали.

С виду он, конечно, как подросток, хотя исполнился ему двадцать один год и умом дальше всех сверстников пошел. Фергусу предлагали даже стать переписчиком в храме Трех Богов, но Войл с детства мечтал быть стражником. К Энтам, разумеется, его не взяли. Как, собственно, к Тумкотам, Висселам и Лестерлингам. Да что там, Фергуса отвергли Эейзенги, Крайеры, Ойзонери, Чернеры и даже Эйртри.

А вот сир Иллиан приметил. Проезжал тогда он мимо деревушки, где остановился Войл в поисках работы. Фергус тогда брался за все подряд, лишь бы брюхо набить да ночь скоротать. Представлял он собой жалкое зрелище: под ногтями навоз, лицо в саже, от тела, подолгу немытого, смердит, как от попрошайки из столичного Вонючего квартала. Уж и не помнил, что высокородному Лейтли тогда сказал такого. Чем лорд его запомнил? Да не просто запомнил, а предложил службу. Причем, как и хотел Войл, стражником.

Фергус бережно потрогал якорь на груди — знак принадлежности к семье Лейтли. Очень он боялся, что может в любой момент проснуться. Что все случившееся с ним, окажется лишь сладкой грезой. Поэтому с утра каждый раз судорожно ощупывал меч у пояса — личный подарок лорда — и с облегчением выдыхал. На месте. Все взаправду.

Почти месяц прослужил он у нового господина. Самого странного лорда, которого видел на своем веку. Необычного своим простодушным обращением к подданным, своевольной любовницей, разумным и мудрым правлением.

Фергус не слышал ранее о фамилии Лейтли. Но знал — сир Иллиан близко знаком с маленьким королем Эдваром. Даже был ранен в битве при Утесе Гроз. После чего ему и пожаловали Виргирдские земли, известные некогда как владения лорда Воров. Что стало с самим лордом Воров, осталось загадкой. Впрочем, вряд ли это вообще было кому интересно.

У сира Иллиана, а вместе с ним и Фергуса, забот и без того хватало. Разбойники, обитавшие здесь и кормившиеся от прежнего хозяина, проигнорировали указ короля о закреплении за лордом Лейтли Виргирдских земель и всячески препятствовали наведению порядка. По-хорошему, нужно было отправить гонца с подробным описанием всех злоключений его светлости в столицу и ждать серебрянокрылых гвардейцев. Только слишком горд для этого сир Иллиан. Говорил, дескать, сам должен разобраться с разбойниками. Что у короля и без него дел по горло.

Только где ему самому разобраться? Живут в деревеньке близ замка, потому что в самой цитадели хозяйничают бандиты. Выбить оттуда их нет никакой возможности. У лорда полтора десятка человек, да местные. Благо, у разбойников не намного больше. Вот и бодаются так уже больше месяца.

Правда, как оказалось, у сира Иллиана все же было одно преимущество — любовница. У самого Фергуса, естественно, женщины никогда не было, куда ему такому несуразному к ним, но знал Войл, для чего бабы нужны, что мужики с ними делают. Но и тут лорд удивил. Оказалось, что егойная Хелен такая мастерица в битве на кинжалах — залюбуешься. Да что там, она бы мужику любому уступку сделала, а все равно бы верх взяла. Поэтому все вылазки отступников закона ни к чему не приводили, ровно как и тщетные попытки проникнуть в замок. Тут даже Хелен ничем не могла помочь.

Тогда, наверное, сир Иллиан и заговорил впервые об Айвине. Конечно, Фергус слышал о великом герое, отбившем у северян Утес Гроз и переломившем битву за корону. О нем говорили во всех уголках Кантии, слагали песни и легенды о происхождении полубога, а некоторые даже видели странствующего гиганта. Но и предположить нельзя было — Айвин близкий друг хозяина. Просто уму непостижимо! Друг-полубог.

Потому-то приказал сир Иллиан найти Айвина, чтобы тот помог с разбойниками. А Фергус сразу вызвался — очень уж послужить хотелось лорду за всю его доброту. Не доспехи помогать надевать или за выпивкой бегать, а по-настоящему послужить. Только сказать легко, а как сделаешь? Поди туда, незнамо куда. Где искать этого самого Айвина, если в первой же по соседству деревне Фергусу указали в три разных направления, заверив, что не больше чем два дня назад полубог отправился туда.

Повезло, что путешествовал Айвин по королевству своим ходом, как и Войл. Только у стражника было одно серьезное преимущество — хоть с виду Фергус дохляк дохляком, но на деле выносливый, как жилистый старый осел. А как иначе, чай с детства все дороги исколесил, обивая пороги знатных и не очень домов. Поэтому рано или поздно он все равно должен догнать Айвина.

Только заходил стражник все дальше и дальше, а настичь мифического героя не получалось. Сидело в его слабой хилой груди чувство, что еще немножко и увидит он чудо из чудес — живого полубога. Но время шло, а хоть что-то, отдаленно напоминающее могучего мужа, вдали все не появлялось. Теперь вот и вовсе стражник добрался до самой Проклятой лощины. Признаться, Фергус никогда особой храбростью не обладал. Он и сам удивлялся, как до сих пор не развернулся и не бросился прочь. Ведь знамо дело, какие слухи об этом месте ходят.

Наверное, останавливала вера сира Иллиана в него. Не мог он такого человека подвести. Единственного, в Фергуса Войла поверившего, заметившего что-то под этой нелепой оболочкой человека по прозвищу Сморчок.

Стражник семьи Лейтли тяжело вздохнул и зашагал вперед. Солнце уже почти скрылось, с тоской выглядывая одним глазком из-за горизонта, а луну скрывали плотные облака. Широкая дорога разошлась змеиным языком на две тропки, и Фергус выбрал наименее проторенную. Не успел он пройти и сотни шагов, как стежка нырнула вниз, точно под землю, и запетляла меж огромных камней. Когда они кончились и расступились, у Войла от огней зарябило в глазах. Словно и не маленькая деревушка перед ним была, а громадный город. Так вот, значит, какая ты есть, Проклятая лощина.

Ноги вроде только что сами по себе быстро шагали вниз, того и гляди побегут, как вдруг замерли. Фергус все пытался оторвать ступню от земли, но та одеревенела и стала подобна камню. Войл потрогал ногу. Нет, мягкая, теплая. Что же не так?

— Кто таков? — появился впереди человек с факелом.

Речь незнакомца была забавной и необычной. Вроде и по-кантийски говорит, но видно, не родной его язык. Только акцент, с каким чужестранец акал и коверкал родную речь, стражника совсем не повеселил. Выглядел иноземец довольно внушительно. Фергус с завистью посмотрел на рыцарскую стать, да какую там рыцарскую, в плечах этот раза в два шире любого из первейших благородных воинов его величества. И лицо какое-то странное: нос прямой, без горбинки, в сторону не повернут. Будто в бою ни разу не был. А кожа светлая-светлая, точно мелом побеленная, лицо широкое, глаза пронзительные, влажные, как у коровы перед убоем. Фергуса даже передернуло.

Не бывает таких чудных людей. Вернее, Фергус подобных точно не видел. В памяти перебрал все народности, какие знал, но никуда великана определить не смог. Уж не посланник ли это Трех Богов? Хотя, если он в Лощине, то скорее воин легиона Проклятого, Темного Бога?

— Кто таков? — переспросил незнакомец.

— Я Фергус, Фергус Войл, стражник его светлости милорда Иллиана Лейтли…

— Надо чего? — перебил здоровяк.

— Я ищу человека. Его зовут Айвин, сир Айвин. Мне сказали, что последний раз его видели, когда он шел в Проклятую лощину. То есть, я хочу сказать…

— Нет, — угрюмо отрезал человек.

— То есть вы хотите сказать, что он не приходил или что это не Проклятая лощина? Или может…

— Нет, это нет, — ответил незнакомец. — Если у тебя нет дела к Мёнемейстеру, то ты разворачиваешься и идешь прочь.

— Дело в том, что мне очень нужно поговорить с сиром Айвином. Я мог бы подождать его у вас, если вы не против.

— Ты очень настырный, — недобро улыбнулся крепыш. — Пойдешь со мной.

— Я могу и тут подождать, — тревожно и быстро забилось сердце в узкой впалой груди Фергуса. — Не беспокойтесь, вовсе не беспокойтесь обо мне. Теперь не так холодно. Ночи стали значительно теплее в последнее время…

Но человек уже отвернулся и пошел прочь, тяжело переступая с ноги на ногу, как племенной бык, едва завидев врага. Самое удивительное другое. Фергус тоже пошел. Точнее его поволокло вслед за незнакомцем, как тушу привязанную к телеге и из нее выпавшую. Правда, в случае с Фергусом, скорее, тушку. Войл хотел было крикнуть, но язык прилип к небу и омертвел, получилось лишь несвязно промычать.

Фергус едва не заплакал от досады. Вот ведь, только все начало налаживаться, сбылась мечта всей его жизни — поступил на службу к достойному лорду, и сразу сказка превратилась в жестокую быль? Неужели теперь все закончится? Вот так вот, встречей с Проклятым Богом (происхождение незнакомца для стражника стало очевидным).

Чувствовал себя Войл подобно нищему оборванцу, которого впустили в праздничный зал с ломящимися от различных кушаний столов. И вот только он услышал ароматный запах жирных каплунов, только разглядел манящих перепелов, только живот пришел в движение, урча и переворачиваясь в предвкушении процесса разрывания и переваривания, как его выставили прочь.

Но крепыш вдруг тихонько ойкнул и рухнул, а вместе с ним от невидимых пут освободился и Фергус, повалившись лицом вниз. Он тихонечко встал и осторожно приблизился к лежащему на земле гиганту. Вблизи странный человек оказался еще больше и страшнее, как загнанная и хрипящая в агонии лошадь, сквозь кожу которой проступали напрягшиеся мышцы.

Стражник семьи Лейтли поднял факел и только тут заметил, как к нему подходит второй житель Проклятой долины. Он в точности был похож на первого, может, не такой коренастый и плотно сбитый, да и сам повыше будет, но вот черты лица схожие. А когда заговорил… тот же самый акцент. Единственное отличие, создалось впечатление, что второй долгое время был в пути: подбородок в светлой щетине, длинные волосы грязные и в пыли, под глазами синяки. Но сомнений не было: этот тоже из Проклятой Лощины, может даже, брат лежащего на земле.

— Пошли, — сказал второй незнакомец и, не дожидаясь, развернулся.

На сей раз Фергуса не поволокло против его воли, поэтому стражник остался на месте. Он со страхом смотрел на скрывшегося в темноте гиганта и опять испугался, когда тот вернулся.

— Ты глупый что ли?

Уродом Фергуса называли часто, а вот глупым никогда. Стражник даже удивился: неужели забота о сохранении собственной жизни — признак пустоголовости? Вот уж враки. Человек меж тем подошел так близко, что Войл теперь смог рассмотреть красивое лицо чужестранца. То, что перед ним чужестранец, теперь не вызывало сомнений. Из кантийского на нем только одежда.

— Пошли за мной, дурачок, — потряс он Фергуса за плечо. — Если сюда другие телекинетики сбегутся, ты очень пожалеешь, что меня не послушал.

— Кто сбежится?

Незнакомец витиевато выругался на незнакомом Фергусу языке, но Войл точно понял — это брань. Причем в его адрес. Успокоившись, чужестранец взглянул на стражника с улыбкой, хотя спокойствие явно давалось ему с трудом.

— Я сейчас ухожу. Если ты хочешь жить, то идешь следом. Не отстаешь, не задаешь вопросов, а просто идешь ножками, — гигант показал двумя пальцами, как должен следовать за ним Фергус. — Либо ждешь своих друзей: они утащат тебя вниз, в деревню, и сделают то, что собирались. Ясно?

Войл испуганно кивнул, и улыбка чужестранца стала шире. Славьтесь Три Бога, но подобного Фергус в жизни не видел. У незнакомца не только были все зубы, но и сверкали они такой жемчужной белизной, что пламенник можно тушить — света меньше не станет!

— Ну вот и славно. Факел только брось тут. Погнали.

Только теперь Фергус начинал понимать — хоть и похожи между собой два чужеземца, как пара колосьев ржи с одного поля, но дружбы между ними не было. Скорее наоборот.

Они отправились не по дороге, а в ту сторону, откуда и пришел незнакомец. Фергус постоянно оступался и падал, упираясь руками в холодную землю, только-только родившую робкую бешено-зеленого цвета траву. Повезло, что снег уже сошел. Весна в этом году пришла значительно раньше, да и зимы как таковой не было. Припорошило в первом холодном месяце, а потом снега почитай до самого праздника Трехбожия не было, хотя еретики из церкви Единого Бога этот праздник называют почему-то Рождеством.

Незнакомец шагал впереди. Он тоже оступался, то и дело присаживался на колено, взмахивал руками, но продолжал уверенно взбираться наверх. Изредка русоволосый гигант останавливался подождать Фергуса. Войл с завистью смотрел на огромные ножища чужеземца. Конечно, если бы у него такие были, стражник уже давно взобрался наверх.

Наконец незнакомец попросту поднял за шиворот и пихнул Войла вперед. Фергус оказался на покатом склоне, где уже можно было без труда передвигаться. Чужеземец взобрался за ним и, тяжело выдохнув, сел рядом. Под откосом внизу еле угадывалась деревня. Отсюда Проклятая лощина выглядела не такой устрашающей и огромной, но все же Фергус вздрогнул от одной мысли, что мог оказаться там, внизу.

— Ну что? — Спросил чужеземец. — Знакомиться будем?

— Фергус Войл, стражник его светлости милорда Иллиана Лейтли.

— Лейтли? — Оживился собеседник. — И как старина Ил поживает? Вернее Иллиан?

— Извините, я не могу обсуждать дела моего господина с посторонним человеком.

— Ну не вопрос, давай знакомиться, Фергус Войл. — Великан великодушно протянул руку. — Меня зовут Айвин.

Челюсть Фергуса медленно опустилась почти к самой груди, после чего Войл бросился обнимать громилу, не сразу взяв себя в руки. Только остыв и придя в себя, он понял, как нелепо выглядело его поведение.

— Простите, сир Айвин, просто я так давно вас ищу. Мне столько надо вам рассказать. Сир Иллиан отправил меня…

Айвин улыбался, внимательно слушая Войла. Но чем дальше заходил стражник в своем повествовании, тем мрачнее становилось лицо полубога. Под конец рассказа он встал и решительно потянул за собой Фергуса.

Не говоря ни слова, они молча пошли прочь от Проклятой лощины.

 

Старый друг

Она лежала прямо перед ним, подернутая густым туманом, сквозь который еле виднелись огоньки. Проклятая Лощина, обитель зла и порока, место, где наняли его несостоявшегося убийцу.

Тьфу, Иван даже сплюнул. Еще и пяти месяцев здесь не провел, а речь поменялась. Обитель, как же. Обычное гетто, если можно так выразиться. Дом воров и убийц, край, где исполняют самую грязную работу. Единственный вопрос, который постоянно возникал у него в голове — откуда здесь взяться психокинетику?

Вопрос — как управлять предметами, да что там предметами, управлять всем окружающим миром? Ответ — быть психокинетиком. Вопрос — как стать психокинетиком? Ответ — пройти Сеанс в Шлеме. Все, вроде бы, просто. Только вот здесь, в средневековье, этого устройства быть никак не могло. Шлем там, в его родной России, другом мире. Далеком и потерянном.

Это там остались телепаты, ясновидцы, психокинетики, эмпаты и даже квики. А тут даже электричества не было. Какой уж Шлем? Но психокинетик то откуда взялся? Причем русский. И, как говорили, прислан был именно отсюда, из Проклятой Лощины.

Иван стал тихонько спускаться вниз. Если хочешь в чем-то разобраться, то лучше сделать все самому. За все время путешествия через Кантию он чего только не наслушался об этом месте. Многое было из разряда «Легенды и мифы Древней Греции», если разобраться, почти все было выдумкой. Конечно, все одинаково врать не могли, отсюда и сложилась некая картина со сведениями об этом месте.

Итак, во-первых, главный тут некто Мёнемейстер. Что это слово значит, и почему местные его упоминали с благоговейным шепотом — непонятно, просто Волан-де-Морт недоделанный. Но хоть уже что-то. Во-вторых, его подданные именовались «темными» или «черными» душами. Опять же, дальше этих таинственных названий дело не пошло. В-третьих, никто никогда не нанимал там убийц — случай с Туровым, скорее, исключение из правил. С «черными душами» вообще трудно было пообщаться, к себе они не пускали. Только вот убийца был именно оттуда. Поэтому все отгадки заключены там, внизу.

Долго Иван не решался пойти сюда, все собирался с мыслями, обдумывал. Исколесил почти всю Кантию, побывав во всех мало-мальски значимых городках и деревнях. Он даже плавал на Соленые Острова — унылое и бедное место. Как понял Ваня, когда-то эти земли подверглись экспансии Кантии, но ни сил, ни желания удерживать завоеванные территории в порядке королевство не изъявило. Лишь стало своего рода «покровителем» Соленых Островов, оставив за последними право избирать местного князька и собирать налоги. Разумеется, не забывая экспроприировать часть себе. В общем, место было красивое, но вместе с тем бедное и серое.

В Кантии, несмотря на первое негативное впечатление да еще чехарду с правителями, дела обстояли лучше. Крестьяне тут были с жирком, бабы улыбчивые, деревни богатые. Конечно, все разнилось от лорда к лорду, от провинции к провинции, но редко где видел Ваня заброшенные селения с высохшими колодцами и обвалившимся плетнями.

Хотя и жилось везде по-разному. Другой раз в маленьком городке дела обстояли хуже, чем в большой богатой деревне. Сколько всего повидал он, но все не шел из головы тот бой с психокинетиком у Утеса Гроз. Хотя, какой там бой. Если бы не Биргир, не было бы сейчас тебя тут, Ваня Туров. Так вот и получилось, что сколько бы ни ходил, а ноги в итоге сами принесли его к Проклятой лощине.

И вот теперь он был близок ко всем ответам как никогда. Оставалось только спуститься по каменистой земле вниз, а там уже и деревня. Туров специально ушел вправо от дороги — возле нее укрыться негде, хотя спускаться удобнее. Зато тут за ним оставался эффект внезапности. Вскоре он лишь порадовался своей предусмотрительности.

Дорогу здесь выдолбили в каменистой породе, которая теперь возвышалась в человеческий рост по обе стороны и постоянно петляла, не давая путнику увидеть вдалеке деревню. А когда своеобразные стены наконец опустились, путешественника и ждал стражник. Хотя, на местных привратников он был совсем не похож. Тем более что у здоровяка не было собственно врат, как и малейшего намека на оружие.

Ваня посмотрел на бычью шею, огроменные бицепсы, крепкие плечи и сразу понял — телекинетик. Потому и оружия у него нет — не нужно. Голыми руками может с вооруженным отрядом справиться и глазом не поведет. Понятно, не руками, это выражение такое. Но суть не меняет.

Стоял кинетик именно так, что увидишь его, только когда с дороги-лабиринта к деревне выскочишь. Хорошо, что перестраховался. В открытой схватке с этим амбалом непонятно еще, кто кого. Он, конечно, психо, но черт его знает, что незнакомец может сделать.

Значит, выходило все именно так, как Туров и предполагал. Тут есть его, так сказать, коллеги-соотечественники. А что, правильно. Он бы, может, и сам здесь укрылся — на самом краю королевства. Это на севере данелагцы (они же северные племена а-ля викинги), которые спят и видят, как бы кусок побережья отхватить. С севера-востока устраивают редкие, но кровопролитные набеги варвары (которые по описаниям очень уж походили на славян). На северо-западе, опять же, Соленые Острова, тоже место неспокойное, хоть и де-юре кантийское. А вот на востоке тишь да благодать. Дальше, за пределами королевства, громадное Плоскогорье, вечный союзник, поэтому захоти Иван Туров психокинетик шестой категории спрятаться, то рванул бы именно сюда.

Вот только вопрос — сколько там телекинетиков, и какую силу они собой представляют? В этом мире Иван встречался с одним психо. Тогда тот его почти одолел. А если их здесь трое или, скажем, десять. Что делать?

В принципе, ему хватит и одного. Выйдет против него телекинетик девятка, и все, готовьте спичечный коробок для похорон. Это в его мире к «теле» относятся с небольшим презрением, вроде как к рабочей силе, а вот «психо» уважают — типа неограниченные возможности и все дела. Только этим самым возможностям учат уже не в школах и не в училищах, ориентированных на способности, а в специализированных закрытых учреждениях. Ваня же, по сути, такой же психо, как королева Елизавета танцор диско. Поэтому все эти детские разговоры, кто сильнее: Шварцнеггер или Сталлоне, то бишь теле- или психо-кинетик, в пользу бедных.

Поэтому надо не лезть из огня да в полымя, а посидеть, подумать, понаблюдать, что и как в этой самой Проклятой лощине происходит.

Но выработать тактику Туров не успел. Прямо на телекинетика выскочил какой-то ошпаренный паренек, чтоб ему здоровья на долгие годы. Ивану было хорошо видно — спасибо факелу в руках громилы — только совсем не слышно. Подобраться бы поближе, но боялся нашуметь. Все-таки с его комплекцией да грациозностью на ниндзя он точно не тянул.

Тем временем разговор между стражником Проклятой лощины и пареньком ни к чему хорошему не привел. Вернее, для подростка. Для телекинетика все было предельно ясно. Он спокойно повернулся и потащил пацана за собой. «Нарушение применения способностей» — мелькнула в голове заученная фраза из прошлой жизни. Туров недовольно отмахнулся от нее, но призадумался. Судя по всему, пацаненку хорошего ждать точно не приходится. Непонятно, что с ним сделают и чему подвергнут в этом логове «черных душ».

Его молот, за все время странствий ставший самым популярным атрибутом нового полубога, сам лег в руку. Теперь сомнений не было. Туров чуть замахнулся, будто от этого зависела сила удара, и проводил молот взглядом. Тот пролетел стрелой и с силой ткнул противника в затылок. Телекинетик рухнул, как подкошенный, а вместе с ним и паренек. Теперь настал черед Турова…

Пацан оказался и вовсе не пацан, а стражник старины Иллиана — Фергус Войл. Просто с виду был дрыщем. Такой худой — в чем душа держится! Даже доспехи с якорем не делали его более внушительным. Словно игрушечные, под ребенка. Вслух Ваня, естественно, этого не говорил, чтобы нового знакомца не обидеть.

Но теперь планы изменились. Оказалось, что этот самый стражник Турова давно ищет — Ил вляпался в неприятности. Хотя с его природной честностью и благородством… Чего тут удивляться. Пришлось импровизировать.

Отсюда до земель новоиспеченного лорда Лейтли было не так далеко. Конечно, относительно всей Кантии. Всего-то неделя с лишним, если быстрым ходом. А летели они с Фергусом, как на крыльях. Повезло Илу со стражником — из кожи вон лезет, чтобы поручение господина выполнить.

Но останавливаться все же приходилось. Иван хоть в глазах остальных и был полубогом, но естественные потребности в еде и сне еще никто не отменял. Фергус первый раз даже попытался расплатиться за постой выделенными на подобные нужды «вилами» — мелкими серебряными монетами, но Туров избавил его от подобной необходимости.

Жители знали о странствующем полубоге по описанию, поэтому, завидев рослого крепкого человека со светлыми волосами, уже начинали что-то подозревать. Иван раньше для таких случаев нарочно оставлял молот на виду — на стол положит или у двери оставит, нарочито медленно, чтобы заметили.

Но по своей торопливости молот Туров оставил у где-то в лощине. Отлетел тот от крепкого черепа кинетика, да скатился куда-то вниз. Искать времени не было. Хоть и сжимала теперь рука сиротливо вместо рукояти воздух, да делать нечего. Хорошо, Фергус оказался сообразительным, пиарил Ваню, как в лучших зарубежных PR-агенствах. А как только хозяева слышали имя неожиданного гостя, все начинали бегать и кричать на разные голоса.

Тут тебе не только даровая постель да еда бесплатная, но и небо в алмазах. После того, как признают героя, еще и с собой чего дадут. О плате, естественно, ни-ни. К подобному отношению Ваня уже давно привык. Это поначалу Турову не по себе было — вроде, неудобно, некрасиво. Какой он, к чертям собачим, полубог? А потом как поголодал на Соленых Островах три дня — в деревнях о нем и не слышали, лишь в большом городе у воды — так потом сразу приспособился. Как рукой проклятую скромность сняло.

А что Ване оставалось? Денег у него не было. Король Эдвар, тогда еще только лорд Долины Кричащих Сов, после битвы, конечно, прислал плату за службу, но золото утекло сквозь пальцы по прошествии первого месяца. Тогда то и пригодилось доброе имя Айвина.

Фергус, несмотря на свое гипертрофированное чувство чести (нашли же они с Илом друг друга) никаких неудобств точно не испытывал. Во-первых, внешность оказалась обманчива — ел Войл, как голодная саранча в урожайный год. Во-вторых, стражник крайне обрадовался сохранению в целостности казенных денег, выданных господином. В-третьих, как понял Туров, Фергусу было крайне приятно находиться в лучах славы. Пусть и не собственной.

— Теперь недалеко уже, — сказал Фергус в один из дней. — Мы на землях моего господина.

Ваня теперь более внимательно оглядел местность. Дорога стелилась ровной скатертью вдоль невысокого зеленеющего молодой травой луга. Слева толкались толстыми ветками, украшенными золотистыми почками и крохотными листьями, раскидистые деревья. Вдалеке мрачно возвышалась черная гора с высокой ровной верхушкой. По легкому еле заметному дымку стало понятно — вулкан.

— Что это? — показал пальцем Туров на гору.

— Гора Богов, — ответил Фергус. — Говорили, что там даже жить можно было раньше. Но потом появились то ли дети Трех Богов — Первородные, то ли сами Боги. Те, кто жили, спустились ниже. Да и жило-то там, так, ворье одно.

— А там вулкан или что?

— А кто ж его разберет? — лениво пожал плечами Войл. — Может, и есть, может, и нет. Но гора не просыпается. Сверху идет дым, часто. Но на этом все. Вообще плохое место. Никто не любит о нем разговаривать. Говорят, что беду так можно на себя накликать.

Фергус нахмурился и замолчал. Иван внимательно посмотрел на гору. Кажется, вроде, что вот она, в двух шагах, но идти все же далеко. Может даже, больше дня. Но что-то там определенно есть. И почему он раньше не слышал об этом месте? Ах да, нельзя же о нем говорить. Поэтому местные, без умолку моловшие языком почем зря — даже про наводнение три года назад — о горе Богов и молчали.

Они прошли луг, небольшую рощицу и перешли через бурную речку по недавно вырубленному мосту.

— Сир Иллиан навел здесь порядок, — обвел руками Фергус земли вокруг. — Раньше в роще прятались разбойники, за переход через реку взималась дань, а моста вообще не было. Милорд разогнал этих проходимцев.

— Неужели в одиночку? — усмехнулся Туров.

— Ну не совсем, — покраснел Войл. — Ему помогла Хелен, его лю…

— Фаворитка, — помог стражнику Иван.

— Можно и так сказать, — оттер Фергус пот с широкого лба, а краска с лица схлынула, оставшись лишь неровными пятнами на щеках. — Но теперь с этой стороны Виргирдских земель можно пройти безопасно.

— А с другой стороны?

— У господина Лейтли не восемь рук, как у морских чудовищ близ Данелага, — возмутился Фергус. — Остальные не смогли бы и половины сделать из того, что свершил сир Иллиан за тот небольшой срок правления…

— Ладно, ладно, остынь, — прервал его психокинетик. — Это что ли хоромы твоего господина?

Впереди взору открылась средних размеров деревушка, домов в сорок. Поселение было окружено небольшим кривым палисадом с единственным открытым входом, где стояло несколько стражников. Фергус уверенно махнул рукой и зашагал вперед к беспорядочно раскиданным домам.

Иван недоуменно посмотрел на замок чуть повыше, где явно на стенах угадывались люди, но ничего не сказал. Войл говорил, что его господин в одной неприятной ситуации и не хочет обращаться к королю, но о подробностях умолчал. Видимо, влип Ил не по-детски, раз укрепился в этой деревне на своей собственной земле.

Встретили их радушно, если молчаливые кивки и подобострастные взгляды на Турова можно было принять за гостеприимство. На Фергуса смотрели с удивлением, вроде изумляясь его возвращению, а на Ивана… на Ивана глядели тайком, стараясь не встречаться глазами. Ну это ничего, такое встречалось за все время его странствий.

Первой к нему выскочила Ленка. Она немного изменилась: то ли повзрослела, то ли прическа просто другая стала. Хотя глаза все те же — озорные, девчоночьи, с огоньком. Подчас даже дьявольским. Квик обняла названого братца и чмокнула в щеку. Все произошло легко и непринужденно, словно не было Турова неделю, а не нескольких долгих месяцев.

— Наконец-то, а я уж думала, слава совсем вскружила тебе голову.

— Ну стадионы я пока не собираю, — улыбнулся Ваня. — А где твой благоверный?

— Благоверный-то он благоверный, только я до сих пор еще не законная Лейтли.

— Ты же знаешь, Лена, как только я наведу порядок в собственных землях, — появился на пороге Иллиан. Он выглядел значительно лучше, чем в прошлый раз — еще бы, сейчас у него в груди не было дырки от копья, — так мы сразу принесем клятву перед Тремя Богами. Дорогой Айвин, я рад, что ты откликнулся на мой призыв.

— Иди сюда, Ил, — схватил Туров Лейтли и хорошенько сжал его в объятиях.

Комплекции Иллиан был крепкой, но все-таки гораздо скромнее Ваниной, и поэтому даже не сопротивлялся. Психокинетик спохватился сам. Все-таки рана могла не до конца зажить. Да и с Илом надо как-то поуважительнее, он же теперь лорд, то есть, ваша светлость и все дела. Туров аккуратно поставил Лейтли на место, точно игрушечного деревянного солдатика, и отвесил поклон, ну или что-то вроде того.

— Рад приветствовать вас, сир Иллиан.

— Я очень рад тебя видеть, мой друг, — хлопнул его по плечу лорд Виргирдских земель. — Ни к чему церемонии. Я живу тут совсем просто.

— Думается мне, ты искал меня по всей Кантии не для того, чтобы предаваться воспоминаниям.

— Да, мой друг. К сожалению это так.

— И в чем же дело?

— В замке. В этом проклятом замке…

 

Новый хозяин

«Помоги мне, Салла, мой серебрянолицый господин, владеющий всем ночным небом, от Хазара до дальних северных льдов. Помоги мне выжить в этом никчемном и пустом королевстве. Закали дух моих аш-шаракисов подобно канасским ятаганам. Повергни врагов моих в пыль пустыни Иль-Зариб».

Халиль Ибн Шиин закончил молитву и тяжело поднялся с коврика. Тело уже не такое подвижное, как в молодости, и скрипит, как плохо настроенная кеманча. Да и быстроту он всю свою потерял, а ведь начинал когда-то мелким вором на базаре самого Хазара, храни Создатель его крепкие стены. Таскал фрукты, посуду, иногда мог стянуть мошну у зазевавшегося покупателя. Но душа лежала к другому.

Халиль был прирожденным мошенником. Кражи — это все несерьезно. Размах тут не тот. Да и опасно. Знал, что к годам четырнадцати останется без правой руки. Как бы хорош не был вор в столице, но рано или поздно его поймают. А закон земель Хазарского каганата суров: попался первый раз — отрубают правую руку, попался второй — левую, попался третий — голову. Присказку про третий раз придумали лет тридцать назад всего. После того, как Шайгуль Калека стащил у Черного Мурзы золотой махак с жемчугом. Священный полумесяц, конечно вернули, а Шайгулю отрубили голову. Сам виноват, глупец, надо понимать, о чью руку можно ластиться, а чью кусать.

Скупостью и большим умом Халиль отличался еще с юности. Если его сверстники спускали все на рахат-лукум или виноградный арак, то будущая гроза всех восточных базаров во всем себе отказывал, откладывая каждый лишний дирхем. Зато в семнадцать Халиль промышлял сначала в Хазаре, а потом уже по всем восточным городам. Размачивал сахар, соль, чтобы больше весили, перемалывал труху и сорные травы, добавляя в редкие специи, и продавал чужеземным купцам. Тем-то какая разница, все равно в пряностях не разбираются, и так продадут, еще с барышом. А Халилю прибыль ощутимая.

В двадцать у него уже был свой дом с большим двором и фонтаном, стенами, украшенными мраморными пластинами с рельефом, мебелью из лимонного дерева с инкрустацией из слоновой кости, дорогими коврами… Халиль тяжело вздохнул. Было, да исчезло, как в зыбучих песках пустыни Иль-Зариб. И всему виной проклятая Инайя, порожденная злыми маридами, не иначе. Правильно говорил его дядя — и вора можно обокрасть.

Влюбился и прогорел. Все потерял из-за проклятой Инайи. Не только по миру его пустила, да еще подкупила верховного кади. Вот и пришлось Халилю бежать, оставить все и искать убежища на Западе — сначала в государстве на плоскогорье, а потом уже в Кантии.

И снова, вроде, повезло. Прознал Халиль тут про странного правителя — вроде в его землях можно заниматься всем, за что в Хазаре руки и головы рубят. А тут ничего, живи. Ох и развернулся тут Халиль. Ума и хитрости в нем хоть отбавляй. Тут же больше ничего и не надо. Самое главное — Лорд Воров, правитель здешний, ему не мешал. Ты налог заплатил — и делай, что хочешь.

За год Халиль стал самым богатым человеком здесь, в Виргирдии. И только бы жить да радоваться, но опять беда — пришел к власти новый хан, а вместе с ним и новый мурза, то есть лорд по-кантийски. Халиль сначала ждал, надеялся, мол, откупиться сможет, задобрить будущего господина. Да куда ж там. У новой овцы и ааржи другой на вкус. Вот и этот решил новые порядки установить. Только мало кто его поддержал.

Часть, конечно, разбежалась: кто за новым правителем пошел, за ним все же хан, то есть король, а кто остался. Вот они и пришли к Халилю: так и так, уважаемый, что делать, куда идти? Куда-куда, вон замок пустой, внутри, конечно, растащили уже все, когда узнали, что прежний мурза пропал. Но стены есть. Вот и укрылись там. А новый господин поселился в деревне.

Конечно, страшно было Халилю. Против мурзы идти, против хана. С другой стороны, куда бежать? Еще западнее или на север? Там земли уж совсем пустынные, и законы не в пример строже. Вот и остался, баранья голова.

Сначала его аш-шаракисов и правда было много. Много больше, чем пришедшего лорда с людьми в железных кольцах на теле. Но не совладали. И опять из-за женщины, точно посланы эти отродья Иблиса Халилю в наказание. Он даже запомнил имя этой дочери злого дэва — Хелен.

Войска нового мурзы отбивали атаку за атакой, но дело, конечно, не в доблести его железнокольчатых жандуинов, а в этой Хелен. Халиль, конечно, никогда воином не был, но знал, как стоит сражаться. Знала это и отродье Иблиса, ибо каждый раз сокрушала его аш-шаракисов. Хорошо, что успели они укрыться в замке, здесь неверным их не достать. Тут можно отсидеться и придумать, как сокрушить врага.

Только вот не все аш-шаракисы были также терпеливы и мудры, как их предводитель. С самого прихода нового мурзы войско Халиля Ибн Шина уменьшилось втрое. Бежали неблагодарные свиньи, ох как бежали. И ничего с этим поделать нельзя было. Сколько не молился бедняга серебрянолицему господину, оставался тот глух к его призывам.

Халиль свернул коврик и грустно посмотрел на полуденное солнце. Оно невинно и ласково грело его изрытое глубокими морщинами и изъеденное чужеземной морской болезнью лицо, точно насмехаясь над бедами Халиля. Сколько он натерпелся от этого безжалостного светила в песках Иль-Зариба, а теперь оно улыбается.

Хазарец уже собрался спускаться, как услышал ржание лошадей и негромкие разговоры. Неужели опять? Он выглянул в узкое оконце в стене — так и есть. Идут. Вон мурза, вон проклятая Хелен, и это кто? Бахатура мурза нанял, не иначе. Роста-то какого, как сложен, ай-яй-яй. Халиль поцокал от зависти языком. Только потом спохватился и крикнул своим аш-шаракисам, чтобы готовились к обороне.

Бахатур, конечно, это хорошо. Но одним героем сражения не выигрывают. Ни лестниц длинных мурза не соорудил, как в прошлые разы, ни людей не укрыл. Чего хочет, на что надеется? Но думать об этом Халиль не стал. Наконец судьба ему улыбнулась, появился реальный шанс разбить неприятеля.

— Луки, готовьте, луки, — закричал он своим аш-шаракисам.

Те, конечно, хороши. Встали, рты разинули. Ох, не будь с ними Халиля, давно головы сложили. Он бегом спустился с башни, на ходу раздавая указания. Кантийский Ибн Шиин знал хорошо, болтал без акцента и понимал почти все, что говорили. Халиль вообще очень уважал людей, владеющих чужими языками, да и сам старался им обучиться. За полгода в землях Плоскогорья он так нахватался, что продавал чужеземцем контрабанду, выдавая себя за местного. Впрочем, из-за этого потом и бежал…

Но ладно, это все дела прошлого. Видит Сулла, что хазарец никогда никому зла не хотел. Просто постоянно складывается так все, что каждый хочет у Халиля кусок урвать. Не отдавать же его просто так. Конечно, пророк Амин учил, что «кто навредит иноверцу, навредит мне, а навредивший мне — вредит Сулле», только думалось хазарцу, что очень уж далек был Амин от действительности. Как не навредить иноверцу, если вот он ходит ишак ишаком по базару и все ждет, когда кто-нибудь его облапошит. Не Халиль, так кто-нибудь другой. Добрых людей много. А злых еще больше.

Халиль надел шлем с наносником, про доспехи даже думать не стал — от меча не спасут, а стрелы сквозь стену не пролетят. Просто халат потуже завязал, да на самый верх поднялся — что там мурза?

А тот стоит, ничего, будто и не боится. До него стрелой достать можно. Халиль с трудом совладал с искушением проверить свою догадку.

— Что хочешь? — лишь крикнул ему.

— Сдавайся, — ответил мурза. — Прикажи своим людям сложить оружие, выходите из замка, и я дарую вам не только жизнь, но и свободу.

Халиль обернулся. Аш-шаракисы настороженно смотрели на него, но не отвечали. Сомневаются. Ох как сомневаются.

— А если нет? — крикнул Халиль.

— Мы разрушим ваши стены и перебьем сопротивляющихся. Те, кто выживут, отправятся в Таули.

Про Таули Халиль слышал, это, вроде, ханский зиндан. Говорили, заходит туда один человек, а выходит другой. Если, конечно, вообще выходит.

— Как ты разрушишь стены? Если бы ты мог, то уже давно сделал это.

Халиль дал знак лучникам, и они натянули тетивы. Мурза увидел это, поэтому сразу отступил. А вот бахатур напротив, вперед вышел да еще руки вытянул. Как ни жалко Халилю было этого красавца, но война есть война. Крикнул аш-шаракисам, и зазвенели тетивы. Только к удивлению хазарца да и самих лучников, стрелы пролетели совсем немного и зависли в воздухе. Бахатур взмахнул рукой, и они посыпались на землю.

Вот теперь Халилю стало страшно. Почему-то вспомнилась ему детская сказка о лесном чудище — шурале, у которого рука в дупле застряла. Шел мимо лесник, вот и взмолился шурале: помоги, добрый человек, я за это тебя такой силой награжу, ни один человек на земле с тобой не справиться. Хазарец не помнил, чем там дело кончилось, обманул ли проклятый шурале лесника или нет, но казалось ему, что сейчас перед ним стоит тот самый герой детских сказок.

Да ладно бы просто стоял. Так он руки развел в стороны, и затряслись стены замка. Едва аш-шаракисы разбежаться успели, как камни провалились вниз, точно зыбучие пески Иль-Зариба. Вражеское войско хлынуло внутрь, а воины хазарца наоборот принялись отступать. Хорошо бы отходили, как учат в ханских войсках — к врагу лицом, осыпая его стрелами, так нет — бросились врассыпную, пытаясь спрятаться кто куда. Халиль понял, что настал его конец. Хазарец вытащил меч — эх жаль, местный, а не закаленный ятаган — и бросился вниз.

Судьба напоследок улыбнулась невезучему Халилю. Он рубанул одного, ударил рукоятью второго в лицо и увидел новую цель. Шагах в пяти от него стоял мурза. Его меч тоже был обнажен, но еще не запятнан кровью. Хазарец улыбнулся и набросился на врага. Мурза сначала удивился его натиску, но отражал выпады без труда, а потом и сам перешел в наступление. Теперь уж Халилю пришлось отступать, едва успевая парировать удары. Только недолго так продолжалось. Мурза хазарца лет на двадцать точно моложе, а в долгом бою подобное дает о себе знать. Запыхался Ибн Шиин мечом махать да ногами перебирать, оступился и упал.

Мурза меч ногой придавил и махнул ему своим клинком, мол, поднимайся. Отвел Халиля к другим пленным и поставил на колени. Ну теперь все — или убьют, или, если повезет, в Таули.

Халиль даже смирился, хотя взгляд не потух. Все шарил глазами по врагам, ловил каждое слово, вдруг пригодится. И ведь как знал…

— Теперь ты справишься, надеюсь, — сказал бахатур.

Вот как, и это он мурзе так запросто. И на ты. Стало быть, хороший знакомец или даже друг. Интересно, очень интересно.

— Да, теперь справлюсь. Дел немного. Людей вот правда не хватает, но ничего, со временем образуется. Не все сразу. Ты останешься у нас?

— Если только ненадолго, — ответил бахатур. — Я ведь в Проклятой лощине был, когда твой пострел меня нашел. Хотя это еще вопрос, кто кого нашел. Единственное что…

— Что? — спросил Мурза.

— Думаю на гору прогуляться. Вон на ту.

Халиль проследил за рукой бахатура. Воно он про что. Гору эту хазарец знал, даже больше того… Теперь он с особенной жадностью ловил каждое слово.

— Гора Богов? — удивился мурза. — Но там никто не живет.

— Сдается мне, что живет.

И тут Халиль понял, что судьба опять зазывно улыбается ему, как блудница, укрывающая лицо газом и манящая круглыми бедрами усталого путника. Хазарец посмотрел на аш-шаракисов. Нет, этих дураков не спасти. Да и не надо. Самому бы выбраться.

— Господин, господин!

Разговаривающие не сразу поняли, кто к ним обращается. А узрев, поменялись в лице: мурза несколько презрительно скривил губы, а бахатур принялся удивленно разглядывая щербатое лицо Халиля.

— На Горе Богов живут люди. Живут…

— О чем ты? — скривился мурза.

— Мы торгуем с ними. Вернее, торговали, — Халиль попытался встать, но один из железнокольчатых жандуинов ударил его по ноге. Ничего, поторопился. — Мы торговали с ними все время, пока жили здесь. Я могу рассказать вам все, рассказать и показать, — затараторил хазарец. — Если вы не отправите меня в Таули.

— Быстро же ты изменил свое мнение, — сурово сказал мурза.

— Погоди, Ил, — прервал его бахатур. — А ты, продолжай.

Так вот, значит, кто тут главный. Глаза Халиля просияли от радости. Так лучше, гораздо лучше.

— Я покажу место, где мы совершали сделки. Только освободите меня. Я признаю, что был глуп, выступив против Иллиана-мурзы, — хазарец мысленно поблагодарил Суллу за своего осведомителя в деревне. — Но что мне было делать? Эти люди, — кивнул он на аш-шаракисов, — буквально заставили меня.

Недавние соратники угрюмо молчали, но это плевать. Надо было спасать свою шкуру.

— Господин, — это он уже к мурзе, — позвольте искупить мои ошибки.

— Где же твое великодушие, Иллиан-мурза? — бахатур сказал все правильно, но тон выбрал уж больно насмешливый.

— Хорошо. Но попробуешь что-нибудь провернуть, окажешься на виселице.

Хазарец кивнул. Виселица — это такой столб, на который веревку крепят и человека вешают за шею. Плохая смерть, ой плохая. Ну ничего, главное, что он жив, да ноги-руки целы, голова на месте. А она уж его никогда не подводила. Халиль осторожно поднялся на ноги, и никто его теперь не остановил.

 

Дядя Миша

Как только они взяли наконец эту дурацкую крепость, Ил совсем пропал. Он и раньше был постоянно занят, лорд недоделанный, но на нее всегда время находил. А теперь… Ленка сердито откусила край ногтя и выплюнула. Надо с этим что-то делать. Скоро Ваня уйдет на эту Гору Богов и все станет еще хуже. Думай, дурья башка, думай.

Всем бы им, мужикам, лишь бы куда-нибудь пропадать. Один вон по королевству шляется, все тайны мадридского двора разгадывает, второй сначала на воинских собраниях своих пропадал, теперь с замка не вылезает. Ей богу, не мужики, а мальчишки, все бы им какие-нибудь приключения. Неужели нельзя спокойно пожить, хотя бы один месяц в году? А если и выезжать, то только на природу, устраивать небольшие походы с последующим пикником.

От внезапно возникшей в голове простой и оттого, наверное, гениальной идеи по коже пробежали мурашки. Ну конечно, как она раньше не додумалась? Тоже, блин, профессорская дочка. Так-с, значит, Ваня уходит завтра, стало быть, нельзя терять ни минуты.

Она проворно выскочила из дома и пронеслась пулей — причем, судя по скорости, это была не метафора — по одной единственной улице в деревеньке. Еще немного и показалась разрушенная стена замка. Сейчас тут шли работы по восстановлению и обустройству самой цитадели для нового правителя. Ил размахивал руками и давал указания. Неподалеку стоял Ваня, переговариваясь с этим рябым предводителем разбойников. Лена посмотрела на широкий теплый халат и лишь улыбнулась, но прошла мимо них. Напрямую к своему мужчине.

— Ил, нам надо поговорить!

— Дорогая, мы можем немножко подождать? — Лейтли говорил с ней, но смотрел куда-то назад.

— Если мы не поговорим сейчас, то не поговорим никогда.

— Что это значит?

— Я ухожу завтра. Ухожу вместе с Ваней.

— Куда это? — повернулся наконец к ней Иллиан.

— На Гору Богов.

— Но ты не можешь, ты ведь…

— Кто? — от этого вопроса Лейтли смутился. — Ил, я не давлю на тебя, не хочешь пока жениться — не женись. Мне по барабану.

— Что значит, по тебе по барабану?

— Да забей. Я просто не могу тут больше оставаться. Я тут со скуки одна подохну. Ты совсем не уделяешь мне внимания. Я так не могу. Мне нужно развеяться, нужно сменить обстановку. Понимаешь?

— Но я в ответе за тебя, за твою жизнь, — заупрямился Лейтли.

— Ну так в чем дело? Пойдем со мной.

На подобное заявление аргументов у лорда не нашлось. Лишь спустя некоторое время он стал мямлить что-то про обустройство деревни и наведение порядка.

— Сир Иллиан, — сурово посмотрела Лена на гражданского супруга, — прекратите молоть чушь. Всю эту фигню можно благополучно свалить на кого-нибудь. Вопрос в другом: хочешь ли ты оставаться здесь или хочешь пойти со мной. Вот и все.

— Я понимаю, но…

— Нет, не понимаешь, — отрезала Лена. — Твои владения и твоя деревня с замком еще не вся жизнь. Жизнь — она вокруг, она шире, чем ты можешь себе представить. Если ты хочешь ограничить себя вот этим, — развела она руками, — то пожалуйста. Но я так жить не буду.

Лена нежно обвила шею Лейтли руками и применила последнее оружие из своего арсенала — беззащитно посмотрела в его глаза. Кажется, даже перестаралась — ресницы и вправду стали мокрыми.

— Ил, Ильчик, родной, ну давай устроим себе небольшой отпуск. Ну пожалуйста.

— Что такое отпуск?

— Я тебе покажу, — прижалась она к Лейтли, легонько поцеловала в губы и добавила шепотом, — тебе очень понравится этот отпуск.

Бастион Иллиан Лейтли сдался, впрочем, как и всегда.

Теперь его светлость хлопотал по поводу предстоящего отъезда. Вот такой уж Ил был человек. Постоянно ему надо чем-то заниматься, словно без его вмешательства все рухнет. Лена, впрочем, тоже без дела не сидела. Ей предстояло самое трудное — отобрать стражника для сопровождения его светлости.

Глупость, конечно. Телохранитель им не нужен — с ними, как-никак, «герой битвы при Утесе Гроз» — Ванька то есть. Иными словами, им просто необходим человек, таскающий пожитки и выполняющий мелкие поручения. Видите ли, негоже лорду без сопровождения, этикет, мать его, у них тут такой. Хорошо хоть вместо двух стражников удалось снизить ставки до одного — аргумент был железный: в деревне люди и без того нужны. Халиля, рябого разбойника, который вроде был вассалом Ила, и шел в качестве сопровождающего, Лена в расчет не брала. С этим лисом вообще надо держать ухо востро.

Но главный вопрос остался — кого-то надо выбрать. Собрались, блин, немного развеяться: сопровождающие, вещей полная телега, словно они в Данелаг переезжают на всю жизнь. Лордье недоделанное.

Весь день Ленка мозгами шевелила, всю голову сломала, да так ничего и не придумала. Ответ подвернулся сам собой. На квика в буквальном смысле налетел парнишка, тот самый, которого Ил за Ваней послал. Как же его имя?…

— Миледи, прошу простить меня. Я Войл, Фергус Войл, стражник его светлости.

Точно, Фергус. Что стражник, понятно — кто же еще кольчугу с позолоченным якорем носит?

— Да, я помню тебя.

— Не сочтите меня грубым, но я хотел бы вас попросить об услуге.

— Какой? — искренне удивилась Лена.

— Я случайно слышал ваш небольшой спор с его светлостью… о сопровождении. Не могли бы вы взять меня с вами. Клянусь, вы не пожалеете.

Лена с сомнением осмотрела субтильную фигуру паренька. Больше всего «стражник» напоминал подростка, только-только пережившего гормональный сбой, но никак не защитника лорда. Да что там, у нее бицепсы с трицепсами были больше, чем у этого бедолаги. Жалок, ох жалок Фергус Войл с виду, хотя и считал его Ил довольно смышленым.

— А тебе это зачем?

— Меня и раньше не очень тут любили. А после появления сира Айвина… понимаете, многие думали, что я не справлюсь, а теперь вроде завидуют. Я тут не самый крепкий парень и многие норовят меня обидеть. Нет, не подумайте, что я жалуюсь. Это дело привычное. Только если вам нужен человек, то лучше я буду подле милорда, нежели здесь.

Лена задумалась, а почему бы, собственно, нет. Ил ведь и вправду ничего не говорил о том, какими качествами должен обладать сопровождающий. В конце концов, такое важное дело, как поиск Вани, он сам поручил именно Фергусу. И тот справился. Нужен был стражник, пусть теперь получит стражника.

— Хорошо, завтра с нами отправишься.

Фергус рассыпался в благодарностях, но едва заметно стал отступать назад. Еще минута — и его будто здесь и не было. Да уж, парнишка смышленый. Далеко пойдет.

Иллиана она нашла уже в деревне. Он разговаривал со старостой.

— Айвик, печать я возьму с собой, а тебе оставлю доверенную грамоту. В замке надо выставить несколько человек, на случай если разбойники решат вернуться.

— Хорошо, ваша светлость.

— Деревню на ночь тоже не оставляй без дозорных.

— Хорошо, ваша светлость.

— Надо будет еще заготовить лес, но это уже, когда я вернусь.

— Я справлюсь, ваша светлость. Не беспокойтесь.

Лейтли хотел было еще что-то сказать, но не успел. Лена тонко чувствовала такие моменты. Дай Иллиану волю он с этого Айвика до самого заката не слезет. На что уж во всем как мужик Ил оказался хорош, даже в интимном плане, но иногда и вправду был нудноват.

— Вашшша светлосссть, — специально шутливо растягивала слова Лена, — вашшш приказ выппполнен.

— Какой приказ?

— Ил, ты офигел? — сразу пропала вся игривость в тоне девушки. — Сам же сказал отобрать одного стражника.

— Ах это. Ну хорошо.

— И ты даже не спросишь, кто это? — молниеносный удар пришелся лорду в плечо.

— Ну и кто? — поинтересовался Иллиан, потирая ушибленное место.

— Фергус Войл, — гордо заявила Лена.

— Хороший выбор. Фергус сообразительный и ловкий парень. Возможно, он не самый лучший воин, но это и не требуется.

— То есть, ты не против?

— А чего мне быть против?

— Ты самый лучший.

Лена чмокнула удивленного лорда в губы и побежала собирать вещи. За то недолгое время, проведенное здесь, ее гардероб значительно расширился. Раз уж Ил собрался взять телегу, то она придумает, чем бы ее заполнить.

— Ты уверена, что нам это нужно? — Иллиан недоуменно посмотрел на увесистый тюк в телеге.

Под одеждой лежал провиант и пару бочонков с водой. Иван старался скрыть улыбку, пряча рот рукой, Халиль тоже смеялся, но лишь уголками хитрых глаз, а вот Фергус стоял с самой невозмутимой физиономией.

— Положила, значит нужно, — огрызнулась Лена.

— Ну нужно, так нужно, — спокойно согласился Иллиан. — Тогда выдвигаемся.

Халиль взобрался на телегу, взял поводья в руки, и колеса уныло заскрипели. Ленка присоединилась к восточному предводителю разбойников, устроившись на собственном тюке. Все-таки рано встали — глаза сомкнулись сами, но вот из-за проклятой тряски уснуть все не удавалось. Зато было слышно, как разговаривают между собой Ваня и Ил.

— Я все удивляюсь, как ты ее терпишь? — Это Туров. Точно он, скотина такая.

— Все очень просто, я не терплю ее. Она такая, как есть.

— Но характер-то ведь у нее ужасный. Я с ней, помню, и дня прожить нормально не мог. А уж о том, что оказался здесь исключительно благодаря её участию, и говорить нечего.

Вот ведь козлина такая. Когда это было-то? Мог бы уже и забыть сто раз. Что ему плохо быть народным героем, полубогом во плоти?

— Я рад, что вы оказались здесь. Моя жизнь изменилась в лучшую сторону после вашего появления. Что до характера, то я не встречал еще простых людей.

— Ты не обижайся, но в нашем мире тебя бы назвали подкаблучником.

— Что значит это слово? — спросил Лейтли.

— Мужчина, который во всем подчиняется женщине.

— Знаешь, конечно, мои мысли покажутся немного странными, особенно в нашем королевстве, — Иллиан понизил голос, но Лена все равно слышала каждое слово. — Однако по мне, так и должно быть.

— Как это?

— Настоящий мужчина не тот, кто строг с женой, учит ее кулаками и постоянно кричит. Это он может делать на войне, в походе, да много где. Мужчина может добиться всего, стать уважаемым и грозным воином, а дома дать покомандовать другому военачальнику. Разве кому от этого плохо?

— Нет, Ил, ты не подкаблучник, — рассмеялся Ваня, — ты прогрессивный мыслитель. Уж для своего времени точно.

Вот ведь Ильчик у нее какой. Всем бы такого, глядишь, и разводов бы не было. Хотя нет, всем не надо. Женщина — существо с поступательной начинкой. Дашь ей все и сразу — станет скучно, зачахнет, остынет. А все то же, но растянешь на год-два, даже лет на десять, но с постоянным прогрессом, вроде сама, дура, всего добивается, еще ближе к тебе станет. Да только где ж таких умных мужиков взять. К примеру, ее Иллиан один такой на всю Кантию.

До подножья горы они добрались лишь к вечеру. К тому моменту Лена уже поспала, пообижалась на Ваню, повосхищалась Иллианом, перекинулась парой фраз с Войлом и даже молча прошагала пешком около часа, но это уже так, от скуки. И вот наконец Халиль слез с телеги, а править лошадью стал Фергус. Экс-разбойник подбежал сначала к одному камню, потом к другом, третьему.

— Ты точно знаешь это место? — спросил Ваня. — Или наврал нам, чтобы тебя не посадили в тюрьму?

— Пусть Сулла вырвет мой язык, если я солгал, — громко ответил Халиль. — Это где-то здесь, я сейчас найду, Айвин-мухтарам.

— Что еще за мухтар?

— Мухтарам — это уважительное обращение к мужчине на моем языке, — объяснил Халиль. — Вот, нашел.

Мужчины сгрудились у камня, поэтому Лене не сразу удалось сквозь них протиснуться. На земле яркой синей краской был изображен крест. Сразу с дороги его заметить нельзя, кто-то специально нарисовал его здесь, прямо за камнем.

— Тут мы оставляли товар, — стал объяснять хазарец. — Ночью приходил человек с лошадью, платил золотом и увозил товар наверх.

— Краска, — почесал пятно на шее Ваня. — Химией прям прет. Вряд ли в этом мире такую делают, — он поднял глаза на разбойника. — А что вы привозили?

— Все. Все, что попросит, — ответил Халиль.

— Надеюсь, кровь младенцев они не заказывали. И что, неужели он приходит каждую ночь?

— Нет, нет, Айвин-мухтарам, только в полную луну. Один раз в полную луну. Но мы пропустили уже несколько встреч. Не знаю, придет ли он теперь.

— А когда у нас полнолуние? — просил Ваня.

— Завтра, — ответил Ил.

— Ну значит подождем.

Всю ночь и следующий день они провели на небольшой поляне ниже. На этом настоял Иллиан, справедливо решив, что лучше если для незнакомцев, обитающих на Горе Богов, их появление станет неожиданностью. Лишь ближе к ночи небольшой отряд поднялся к условленному месту. Ждали они долго. Как Лене показалось, так целую вечность. Мужчина женщину, конечно, подождать может, но вот если ситуация в точности до наоборот, то это уже просто свинство.

Зато когда послышались негромкие шаги и шум мелких камешков, скатывающихся вниз, затихли все. Вскоре среди глыб показался невысокий полноватый человек, который довольно тяжело спускался, неуклюже косолапив, подобно всем известному медведю. Впрочем, на этом сходство с опасным зверем заканчивалось. Незнакомец больше всего напоминал немецкого туриста, откормленного сосисками и пивом, который вдруг забрался в горы поглазеть на окрестности.

Увидев их, он остановился, и Лену пронзила обжигающая головная боль, как если бы острый прут вонзили в висок. Внезапная мигрень отступила, и девушка обернулась на спутников. Быть не может. Просто быть не может!

Сначала замер Халиль. Застыл, как проклятая статуя, превратившись в истукана с безжизненными пуговицами вместо глаз. Потом на смену ему пришел Фергус, потом Ил. У ее любимого, даже слюна потекла изо рта, но и его отпустило. На Ваньке проклятый телепат завис. Видимо, много чего было интересного в голове у психокинетика. Но вот и Туров дрогнул, повернулся к товарищам, только лицо у него стало… Картонным, ненастоящим, все с теми же знакомыми глазами-пуговицами.

Она рванула вперед что было сил, пока Ваня не сообразил, пока телекинетик, засевший в его голове и управляющий им, не спохватился. Лена выжимала из своего квик-режима максимум, на который была способна. Лишь бы успеть, лишь бы успеть. Назад она не оборачивалась, боялась. Вдруг «Ваня» уже начинает что-то делать, чтобы остановить ее. Шаг, два, три. Она подскочила к только начавшему удивляться толстяку и со всей силы саданула по скуле. Эх, дура, забыла про квик-режим. Удар получился такой мощный, что телепат упал, потеряв сознание.

Позади послышался дружный топот. Лена обернулась — бегут, защитнички. Первым подоспел, несмотря на самую внушительную комплекцию, Иван.

— Чего тут? — запыхавшись, спросил он, кивая на лежащего мужчину.

— Телепат, десятка, — подняла голову Лена.

— Откуда ты знаешь?

— Только десятки могут так глубоко в голову залезть, чтобы подчинить волю человека. Только они могут управлять сознанием.

— Но нами же никто…

— Ты себя не видел, — Лена до сих пор не могла отойти от произошедшего. Адреналин еще плескался в крови, хотя опасность и миновала. — Еще бы секунда — и порвал там всех на кантийский флаг.

— А у них что, флаг есть? — внезапно спросил Туров.

— Не знаю, — растерялась квик.

— Никогда не видел телепата десятого уровня, — принялся с интересом разглядывать толстяка Иван.

— А я видела. Причем этого же самого.

— В смысле?

— Это дядя Миша, друг отца.

 

Телепаты

— Так, давай еще раз с самого начала.

У Турова в голове все перемешалось. Он пока и существование телекинетика, оглушенного молотом, в голове не уложил, а тут новый сюрприз. Телепат, да еще десятка…

— Дядя Миша его зовут. В одном институте с папой работал, в экспедиции вместе ездили, домой несколько раз к нам приходил. Вместе начинали над Шлемом работать, а потом он пропал. Ну не в смысле без вести, а выпал из нашей жизни. Отец говорил, что он в другой институт перевелся. А я и не спрашивала.

— Значит, дядя Миша? — спросил сам себя Иван.

— Фамилия у него такая еще смешная, не помню, как точно…

— Канторович, Канторович Михаил Эммануилович. Очень древняя фамилия и ни разу не смешная.

Телепат поднялся и принялся отряхивать свою одежду — кстати, вполне кантийскую — от пыли. Фергус было вытянул меч, но новый старый знакомый Лены попросту отвел его рукой в сторону.

— Уважаемый, давайте без этих нервов. Здравствуй, Леночка, — он повернулся к девушке. — Признаться, ты очень изменилась. Не думал тебя здесь встретить. Помните, как в детской песенке — не думал, не гадал он…

Михаил Эммануилович закашлялся в руку, после чего вытер ее об рубаху.

— Проклятая горная пыль, никакого сладу с ней. Итак, значит, Гриша тебя через Антишлем пропустил?

В довершение к словам телепат постучал пальцем по голове.

— Ага, — согласилась Ленка. — Боялся, что тайны его выведают через меня. Еще бы что знала.

— Погодите, погодите, — вмешался Иван. — Я думал, Антишлем для снижения уровня способностей.

— В том числе, — согласился Канторович. — Но выяснилась еще пара интересных открытий — если поставить телепатию в отрицательном параметре, то у человека, который не был телепатом, появляется вроде иммунитета. Как у Лены.

— Помнишь, когда мы с тобой в первый раз встретились, я сказала, что закрываться от телепатов умею?

— Дела… — пробормотал Иван. — Только что вы к нам в голову полезли?

— Ясное дело чего, испугался. — Пожал плечами дядя Миша. — Издали не видно, кто идет. Одну вообще прощупать не удалось, второй незнакомец, стражник. Вот этого, — Канторович махнул на Халиля, — я хоть знаю, но и у него тоже мысли какие-то странные стали, какие-то бахатуры, непобедимые девицы. И снова незнакомцы: лорд, как я понял, новый хозяин Виргирдских земель, а потом психокинетик. Тут я окончательно струхнул, хотя и понял, кто вы, молодой человек. Только сообразить не успел — бах и выключился.

— Что значит, поняли, кто я? — удивился Туров.

— Молодой человек, неужели вы думаете, что тут полно психокинетиков? Кроме вас тут был только Георгий Ларин, но его варварски убили стрелой в битве при Утесе Гроз. А вы вот прославились.

— Так, стоять на месте, — вытянул перед собой руки Ваня. — Давайте рассказывайте по порядку, откуда здесь Георгий Ларин и другие кинетики? Я видел в Проклятой лощине минимум одного. А телепаты? Тоже ведь из нашего мира, да?

— Это очень долгий разговор и проводить его нужно точно не здесь. Может, у нас?

— Где это, у нас?

— В деревне. Наверху.

Канторович показал пальцем на вершину горы.

— Мы там живем. Мы — это телепаты.

Туров отвел Лену с Иллианом в сторону и заговорил вполголоса.

— Ну что делать будем?

— Надо сходить, — ответила квик. — Они же наши.

— Но могут представлять опасность, — вмешался Лейтли. — Как я понял, эти люди могут не только забираться в чертоги разума, но и отдавать приказы человеку.

— Только не мне, у меня защита, — прижала палец к виску Лена. — Так что можно попробовать. В любом случае, я быстрее них, и сделать они со мной ничего не могут.

— Резонно, — почесал Туров родимое пятно на шее. — Только предчувствие какое-то нехорошее.

— Нет, мы, конечно, можем довериться твоей интуиции и ни фига не делать, — психанула девушка.

— Да ладно, ладно, не заводись. Ил, чего скажешь?

— Если Лена решила, — развел руками лорд Лейтли.

— Ну да, кто бы сомневался, — угрюмо ответил Ваня. — Ну ладно, раз так… Пойдемте, Михаил Эммануилович, посмотрим, что у вас там за деревня.

Гора оказалась значительно больше, чем изначально предполагал Туров. Сначала телепат вел их какими-то козлиными тропками, укрывавшими беспорядочным распутанным клубком всю подошву местного Олимпа. Тут дорога пошла лучше — почти ровная и широкая, плавно закрученная вокруг вершин громоздящихся друг на друге скал. Но уже за первым выступом показался огромный неестественно ровный, лишь с небольшими выщербами, перевал. Иван было не обратил внимания на забавную природную задумку, но через час пути они встретили такую же площадку для отдыха, как две капли воды похожую на предыдущую.

— Сами дорогу делали? — спросил у Канторовича Ваня.

— Да, давно еще. Когда все вместе были, до раскола.

— До раскола?

— Ну да, когда с кинетиками жили, но это история долгая. Не по пути же рассказывать. Молодой человек, лучше помогите.

Канторович оперся на руку психокинетика и взобрался на высокую ступень, вырезанную прямо в горе. Ваня шагнул за ним и очутился на плато, более широком, чем ожидал. Он помог вскарабкаться Лене, шагавшей позади, и теперь уже огляделся более пристально.

Почему-то вспомнился Конан Дойл с его «Затерянным миром» — тут все было почти так же. Плато, окруженное со всех сторон горами, только вместо динозавров здесь расположились вполне русские срубовые избы. В лучах рассветного солнца Турову даже удалось их подсчитать — двадцать семь. Некоторые стояли пустыми, в других теплилась жизнь, пытаясь вырваться через широкие трубы сизым дымом и теплым паром сквозь щели в дверях.

А народ не спал. Как понял Ваня, почти все обитатели Горы Богов ждали возвращения Михаила Эммануиловича. Один из встречающих, темненький парень с длинными иссиня-смоляными волосами, медленно подошел к Канторовичу и важно возложил ему на голову серебристо-серую корону, явно собственного производства.

— Король прибыл.

— Прибыл, прибыл, — смущенно поправил украшение телепат, однако не снял. — Растопите печь в совещательной избе.

— Так вы тут король? — улыбнулся Ваня.

— Ну я вроде начальника здесь, просто ребята заладили, раз уж в средневековье, так и должен быть лордом, а уж лучше королем. Вон даже корону из олова сплавили, носить заставляют.

— А вы откажитесь от власти в пользу независимого кандидата, — пошутил Туров.

— Ага, молодой человек, а еще лучше выращивать капусту, как Диолетиан. Очень замечательно, я вам скажу. Не было бы военного положения, так и сделал. А чуть отойдешь от дел, черт пойми, что будет. Вы-таки мне молодой человек поверьте, я с этими оболтусами в НИИ работал.

— Ваше величество, королевские чертоги готовы.

— Игорь, прекрати паясничать, отведи лучше гостей туда. Я сейчас приду.

Совещательная изба представляла собой просто огромный дом в одну комнату. Не было привычных сеней или крохотной кладовой, с порога человек сразу видел огромный стол и лавки вокруг него. Сбоку пережевывала сухие дрова печь, треща кирпичными зубами и поплевывая крошечными горящими угольками на пол.

За столом уже сидели почти все обитатели плато — девятнадцать человек — с интересом рассматривая вновь прибывших. Игорь указал на свободные места и присоединился к своим, шепнув что-то сидевшей рядом девушке. Туров и Ко провели несколько мучительных минут в полной тишине, пока не появился Канторович. Он успел поменять одежду на более свежую и накинул сверху плащ. Корона по-прежнему оставалась на его голове, только теперь дядя Миша приобрел не комичный вид, а действительно царственный.

— Разрешите представить вам Ивана Турова, сира Иллиана Лейтли, его стражника Фергуса Войла, Халиля… — Канторович запнулся и внимательно посмотрел на восточного разбойника, точно на нем был бейдж с именем, — Ибн Шиина и Елену Штольц.

Фамилия квика вызвала необычайное оживление, несколько человек разом закричали, а трое даже вскочили на ноги.

— Давайте уже сохранять спокойствие — поднял руку дядя Миша. — Да, Лена действительно дочь Григория Штольца, но это не делает ее автоматически нашим врагом.

— В смысле? С чего это мой папаня вам враг, вы же работали вместе?

— Вот именно, что работали. Около пятнадцати лет назад, когда стали известны первые успехи по устройству, известному как «Шлем». Мы работали над его оптимизацией тремя отделами, моя группа занималась Телепатией, Яникеев Руслан Рашидович был в отделе Теле, а после и Психо-кинетики. Сам Штольц занимался закрытыми разработками. Позже появился отдел Ясновидения и Биолокации, но мы лишь присутствовали при первых попытках сделать человека ясновидцем.

— Успешно? — спросил Иван.

— Вполне. Один из ясновидцев бежал с нами.

— Так причем тут мой отец? — нетерпеливо ерзала на скамье Лена.

— Мы тогда работали в институте, в НИИ «Алмаз» — государственной и закрытой структуре с очень серьезной крышей, если можно так выразиться. Не знаю уж, каким образом и через кого, а уж тем более, с кем он договорился но Гриша достал деньги, но Штольц ушел из «Алмаза». Причем не просто ушел, а забрал разработки всех отделов.

— И в какой институт он ушел? — спросил Туров.

— Кто ж его знает, — пожал плечами король телепатов. — Но позже он стал известен под названием Отдела по Сверхспособностям. Может, изначально Гриша и был пешкой, но каким-то образом ему удалось встать во главе. А что представляет Отдел сейчас, вы знаете.

— Но это не объясняет, как вы оказались здесь, — заметил Иван.

— Как только Отдел набрал силу, полную силу, как только Шлем прогремел на весь мир, нас, бывших разработчиков, стали потихоньку убирать.

— Убивать? — изумилась Лена.

— В том числе. Некоторые пропадали без вести, другие разбивались на машинах, третьи попадали в психушки, а уже там по-настоящему сходили с ума. Творились жуткие вещи. Поэтому мы поговорили с Русланом и поняли, что наших людей надо спасать. Только куда уйти от всесильного Отдела, запустившего руки во все страны?

— Только если в другой мир, — догадался Иван. — Но как вы узнали про Окна?

— Гриша сам рассказал, как только приехал из экспедиции. Мы дружили, вот он и не вытерпел. Объяснял вычисления в блокноте, даже раз показал то самое Окно. Ну а когда встал вопрос о спасении наших жизней… Мы просто взяли штурмом Отдел, забрали заветный блокнот, образец Шлема и Антишлема, процессоры.

— Взяли штурмом Отдел? — взвизгнула Лена.

— Процессоры? — не понял Туров.

Вопросы прозвучали одновременно, поэтому дядя Миша поднял руки, перед собой, заставляя гостей замолчать, и принялся отвечать.

— Отдел не всегда был неприступной крепостью, по крайней мере, тогда. Что до процессоров, то без них что Шлем, что Антишлем просто груда барахла. Результат на выходе зависит от процессора в устройстве.

— Вот оно что, — пробормотал Туров. Теперь все вставало на свои места. — Немного вас, конечно, осталось с двух групп.

— Вы, молодой человек, неправильно все поняли, — Канторович потер переносицу. — Тут только моя группа, только телепаты. Конечно, нас было на восемь человек больше, но… Не все дожили до сегодняшнего дня.

Почти все телепаты опустили головы и в избе на несколько секунд наступила гробовая тишина. У Турова как назло запершило в горле и зачесалось родимое пятно, но он кое-как сдержался.

— Теперь мы по разные стороны баррикад. Наши бывшие друзья, телекинетики живут в этом мире, но стали врагами. И все из-за неуемных амбиций и жажды власти. Руслан посчитал, что этот мир слишком примитивен, его можно подмять под себя. Тем более обладая такими ресурсами, как у нас.

— Но вы не согласились?

— Конечно нет, — нахмурился Канторович. — Каким бы этот мир не был, какие бы здесь жестокие законы не царили, мы все здесь только гости. Не более. У Руслана были другие соображения.

— Поэтому вы разделились, — догадался Ваня. — Вы остались на горе, а Руслан с телекинетиками ушел в Проклятую лощину.

— Тогда она называлась просто Лощиной, — грустно заметил дядя Миша.

— Но ведь сейчас телекинетики не оказывают существенного влияния на ситуацию в королевстве…

— Только из-за нашего с ними противостояния. Никто не знает, но уже много лет длится война между телепатами и кинетиками. Здесь, в этом дремучем средневековье.

— И кто выигрывает? — задала глупый вопрос Лена.

— Разве в войне может кто-то выиграть? — грустно заметил Канторович. — Мы одерживаем вверх, но несем ощутимые потери. Кинетики в последнее время почти не передвигаются поодиночке. Нашим десяткам редко удается подойти к ним на нужное расстояние.

— И что, вы залезаете в голову и убиваете кинетиков их же руками? — скривилась Лена.

— Девочка, вы кровопийцу таки из меня не делайте. Мы приводим их сюда и проводим Сеанс. Понимаете, как я говорил, у нас есть Антишлем. Мы делаем кинетиков простыми людьми, без способностей, и отпускаем на все четыре стороны.

— И все? Не слишком ли мягко?

— Видите ли, для людей, которые были здесь богами, а потом стали никем, это худшее наказание. Ведь они менее приспособлены к жизни, чем местные. Они ничего здесь не умеют.

— Но что мешает им вернуться обратно, к своим. Ведь вы говорите, что если у вас есть Антишлем, то у кинетиков…

— Шлем, — мягко улыбнулся дядя Миша. — Но это не имеет никакого значения, все процессоры у нас. Мы можем понизить способности кинетиков или защитить людей от телепатов, но они, — палец уперся в пустоту. — Не могут ровным счетом ничего.

— Вы их обнуляете? — холодок пробежал по телу Ивана.

— Да, обнуляем. Или вы считаете, что это хуже смерти?

Туров отрицательно покачал головой, хотя внутри себя задумался. Что будет сейчас с ним, лишись он способностей? Жуть какая-то.

— Вот так и живем, — подытожил Канторович. — Вы, конечно, можете остаться у нас. На столько, на сколько хотите. Можете уйти, вам не будет никто препятствовать. Но для начала осмотритесь, останьтесь на пару дней, подумайте. Не принимайте поспешных решений. Друзья! — это Михаил Эммануилович обратился к своим соплеменникам, — а нам всем пора по местам, новый день уже наступил.

Люди принялись вставать с лавок, громко переговариваться, смеяться и направляться к выходу. Здесь образовался небольшой затор, поэтому всем, включая неожиданных гостей, пришлось остановиться. Тут к Ивану подошел благообразного вида старик с куцей бородой и дрожащими руками взял за плечо.

— Все не является таковым, каким кажется.

Туров хотел спросить, что тот имеет в виду, но старик уже проскользнул в дверь. На улице Иван заметил лишь быстро удаляющуюся сгорбленную фигуру.

 

Плато Горы Богов

— Мы постарались максимально приспособить это место под себя, — говорил человек со странным именем Игорь, ведя их вдоль узких грядок.

Фергус ничего не понял, о чем говорили в доме, построенном самым необычным способом, какой он только видел в своей жизни. Как не понимал и то, что талдычит этот самый человек сейчас, поэтому сейчас старался не пропустить ни слова от «телепата» с дурным именем Игорь.

— Овощи растут неплохо, а фрукты так и не прижились. Вот скоро рассаду высаживать будем. Там дальше, ближе к лесу, у нас свиньи. Не бог весть что, но все-таки…

— Игорь, вы, конечно, простите, — прервала его Хелен. — Но где у вас тут туалет?

— О, сейчас. Надеюсь, вы его оцените по достоинству.

Он повел за собой, в сторону горы. Фергус заметил, что Халиль постоянно воровато оглядывается, словно запоминая, где и что находится. Войлу этот восточный бродяга не нравился — у таких нет чести. Им все равно кому служить, лишь бы было, чем брюхо набить, да куда упасть на ночь. Но зачем служить, если постоянно думаешь о собственных интересах, а не о благе господина?

Игорь снова начал говорить, но Айвин прервал его.

— Если вам не трудно, говорите по-кантийски, а не по-русски. Наши спутники не понимают.

— Сколько угодно, — ответил Игорь, а Фергус заметил, как изменилось лицо провожатого. Тому это явно пришлось не по душе. — Так вот, о чем это я… Значит, туалет мы вырубили прямо в скале, под местной речкой-вонючкой. Вернее, вонючкой она стала потом, но это уже не важно.

— Работа телекинетиков?

— Да, — нехотя признал Игорь.

Фергус теперь понимал отдельные слова, правда, все равно не постигал смысла сказанного. Ну ничего, Войл во всем разберется. Просто со временем. Они добрались до подножия плато, на окраине которого в скале диковинным образом выдолбили подобие домика с множеством дверей и крохотных оконцев. Крыши у строения не было, хотя и зачем она здесь? Домик искусно втиснули в полость, поэтому сверху над ним нависала гора, укрывавшая от любой непогоды.

Фаворитка господина (очень уж Войлу понравилось слово, сказанное о Хелен сиром Айвином) храбро открыла одну из дверей и шагнула внутрь. Остальные за ней не последовали.

— Может, еще кто хочет нужду справить? — повернулся теперь Игорь к кантийцам.

Лорд Лейтли отрицательно покачал головой, Халиль не отозвался — что-то увлеченно разглядывал, а вот Фергус кивнул. Ох, еще как хочется, уже часа два как, да все случая подходящего не было сказать — болтают все о чем-то непонятном, постоянно переходя на незнакомый язык — куда ж тут со своими житейскими проблемами. Игорь показал рукой на одну из дверей, и Войл торопливо зашел внутрь.

Так это нужник, только теперь догадался Фергус. Да интересный какой. Не просто дыра в полу, а поставленный стул без днища, чтобы с удобствами. А внизу… Войл даже не поверил. Постоял, прислушался, так и есть, речка. Как хитро. Вот потому тут и вони нет, и насекомых — все нечистоты вода уносит. Сделал Фергус свое дело, вышел, а там уж все только его и ждут.

— Теперь давайте ветряки покажу, — снова заговорил Игорь.

Войл нахмурился. Чудной человек, ведь и лет ему немало, и по-кантийски речь ведет, но любое слово — загадка. А что делать, не переспрашивать же? Ему и права никто не давал. Если уж его светлость молчит, то ему и подавно рта никто раскрывать не велел. Тоже ведь, стражник без году неделя. Да и не надо ему ничего говорить, так разберется.

Было бы что сложное, а то ведь больше туману напустили. Ветряки на самом деле оказались мельницами, только не на реках которые, а от порывов ветра работающие. Фергус видел такие, ничего особенного. На реках, конечно, сподручнее. Ветер, он сегодня есть, завтра его нет. А вода, куда ж она денется, не кончится же?

— Эти ветряки наш генератор и питают. Повезло, Эммануилыч заказал его, когда кинетики еще домой пробирались по Окнам за всякими вещами для быта.

Войл неодобрительно посмотрел на Игоря — умеет же человек о таких простых вещах так мудрено разговаривать. Да еще и ошибается постоянно. Не «гейнератор» питают, а их, людей. Известно, что хлеб, он из муки, а мука изо ржи, только когда перемелют ее. Для этого ветряки и нужны.

А может, на этого Игоря имя так действует. Ведь всякому известно, что нарекут ребенка Арси — всю жизнь промучается, места себе не найдет нигде толкового, а вот Руби наоборот — удача всю жизнь улыбаться будет. Его вот тоже неплохим именем нарекли, Фергус — значит ученый. И точно, уж Войл в этой жизни все знал, а если не все, то многое. Сам он, по крайней мере, думал именно так.

— А у вас… в общине, — сказал после некоторого колебания сир Айвин, — есть старичок один. — Бороденка обрубленная, нос картошкой. Сам маленький, сгорбленный.

— Знаю, знаю, — недовольно отмахнулся Игорь. — Демидыч. Вернее старший научный сотрудник Демидов Виктор Палыч. Был… А сейчас совсем из ума выжил. Присматривать за ним приходится, все-таки десятка как-никак.

— Я так почему-то и подумал, — ответил полубог.

Они прошли до самых деревьев, за которыми начинался редкий лес. Было видно, что здесь похозяйничал человек: где-то землю разворотили выкорчеванными пнями, где-то виднелись толстые окровавленные колоды, неубранные или нарочно оставленные здесь. Фергус шагнул было вперед, но Игорь жестом остановил его.

— Там ничего нет, стражник. Здесь мы рубим мясо — в основном свиней и птицу. Все что вырастим сами или наторгуем внизу.

— А что вы предлагаете?

— Алтын, — негромко ответил Халиль. Надо же, оказывается, слушал все это время.

— Золото, — подтвердил Игорь. — Ко всему прочему тут есть небольшая штольня. Мы, конечно, ее укрепили как могли, хотя внутри все равно страшновато. Но, когда нужно золото, приходиться спускаться. Месторождение очень богатое.

Фергус заметил, как блеснули глаза Халиля, как разбойник закусил уголок губы, как нетерпеливо сжал руку — да, такому только о золоте рассказывать. Родного брата не пожалеет за пригоршню серебряных топоров. Хотя нет, этот сам не убьет, скорее уж продаст в рабство, что с трупа возьмешь — ничего, а вот за невольника хоть кое-что выручишь.

Какой толк господину с этого пройдохи? Роль он свою выполнил, теперь можно на все четыре стороны ногой под задницу. А лучше в Таули, чтобы надежнее.

— Ну как вы тут, освоились? — со стороны домов к ним шел Михаэль.

Вот этот человек Фергусу нравился, даже очень. Пусть с виду невзрачный, толстый, неуклюжий, но заметно по глазам — человек большого ума. А внешность, ее же не выберешь. Кому-то везет, кому-то нет. Вот взять сира Айвина — красавец каких поискать, или его светлость — может, и не так гладок лицом и мощи в теле поменьше, но тоже стать видна, происхождение. Оно и понятно — благородство, оно внутри человека раскрывает, освещает все нотки души. Не снисхождение и взгляд свысока, а именно благородство. Оно делает любого красивым.

Но ни Войлу, ни Михаэлю прелестного облика от судьбы не досталось, да и не надо, наверное, зато острого ума и наблюдательности — хоть отбавляй. Вот Фергус каким ни был сморчком, но все равно стражником стал, и внешность на это не повлияла. С другой стороны, случилось все правильно — отказали ему все семьи, зато поступил на службу к самому лучшему господину в королевстве.

— У нас тут, конечно, не райские сады, но условия очень даже ничего, — Михаэль приподнял серебристую корону и оттер пот со лба.

Вот головной убор Фергусу не нравился. Корона — она на то и корона, что носит ее только монарх. Это символ власти. Даже самые знатные лорды ходят с непокрытой головой, а тут… Ну ладно, в чужой лес со своим луком не ходят.

— Да, у вас действительно очень крепкое хозяйство, — заметил сир Иллиан.

— Вам я, конечно, предлагать жить здесь не буду — Вы все-таки лорд, у Вас свои земли внизу, вряд ли Вы согласитесь, но вот Ване и Лене с радостью.

Лорд Лейтли с некоторой опаской посмотрел на свою любо… фаворитку, но та тотчас же тряхнула копной черных волос.

— Дядя Миша, вы уж простите, но мне тут должен титул скоро перепасть, — усмехнулась Хелен, а лорд Лейтли покраснел. — Да и куда уж я без него, пропадет.

— Ну а вы, Иван, как же? Не надумали осесть наконец, обрести дом?

— Мой дом в России, а не здесь, — ответил сир Айвин. — Доживать спокойной фермерской жизнью, хоть и среди своих… Не знаю, как-то не то, что ли. Вот если бы у вас было пиво и телевидение со спортивными каналами…

Все дружно рассмеялись, даже Халиль, прищурив свои и без того узкие глаза, несколько раз хихикнул. Фергус нахмурился — пиво он пил, кислятина ужасная, не то что Гоноборское, а вот что за каналы — может, Орлингтонский или Черезмери — и с каким еще «телеевидениеем»?

— На нет и суда нет, — развел руками Михаэль. — Таки, надеюсь, вы хоть немного погостите. Все вы, — на долю секунды он встретился взглядом с Фергусом. — Пойдемте тогда на обед.

Они зашагали обратно, в сторону деревни, то разговаривая на незнакомом языке, то перекидываясь парой кантийских слов. Фергус лишь заметил небольшую хижину, к которой тянулись сверху толстенные черные веревки. У ее дверей стоял один из жителей плато с коротким мечом за поясом. Сир Айвин также обратил внимание на дом, задав вопрос о его назначении.

— Я думал, тут и так все понятно, — усмехнулся Михаэль. — Там у нас Антишлем.

— И что, всегда его кто-то охраняет, или только пока мы здесь? — насмешливо спросила Хелен.

— Какие все вдруг стали подозрительные, — рассмеялся Михаэль. — Всегда, всегда. Дежурство там такое. Если что вдруг с Антишлемом случится, то и спрос будет только с одного человека.

— Вы, Михаил Эммануилович, я смотрю, тут всем управляете, никакой демократии, — усмехнулся сир Айвин.

Фергус почесал затылок, где-то он слово это диковинное слышал. Да нет, не слышал — читал в инкунабуле дяди, жреца храма Трех Богов. Как же, как же… Войл так задумался, что от натуги покраснел, да еще волосы дыбом на затылке встали, но все же вспомнил. Раньше, давно совсем, еще до того, как Кантию объединил Харнит Энт, и даже до того, как Кантия распалась из-за междоусобных войн на мелкие королевства; так вот, давным-давно тут было… нет, не королевство, как же… Точно. РЕС-ПУБ-ЛИ-КА. Вот, и в этой республике во главе стоял король, но только не рожденный королем, а вроде выбранный местным собранием. Чушь, конечно, но дикари — что с них взять. И в какой угодно момент они могли его свергнуть, осудить или даже убить. Вот это бесчинство и называлось демократией.

— Молодой человек, какая демократия? — искренне удивился Михаэль. — Человеку, рожденному в СССР, демократия не только не нужна, она для него даже опасна. Он таки ровным счетом не знает, что с ней делать. Русский человек создан для монархии, его не приучили думать самостоятельно, он не хочет что-то решать. Вот вы говорите, демократия. Я с парой своих товарищей как-то на неделю оставил всю деревню в распоряжении этих сорокалетних детей, уехав по делам. Так что вы думаете? Взрослые мужики, чтобы им ноги служили только для ревматизма, так все перепились. Грядки высохли, скотина полуголодная. Все потому, что жесткой руки не было.

— Рабская трактовка, Михаил Эммануилович, — ответил ему Айвин. — Хотя все-таки забавно, вы уж простите, что каждый раз, как жить русскому народу, говорит именно еврей. Может, это болезнь такая или проклятие?

— А что вы хотите, молодой человек, — улыбнулся ему собеседник. — Вот вы же, к примеру, человек православный?

— Ну, в общих чертах, — смутился Айвин.

— То есть христианин. А таки кто в христианстве центральные фигуры? — громко рассмеялся лысый человек. — Вот, вот, а потом удивляетесь. Вы не переживайте так, просто это закон жизни. Если народ не умеет править собой, им всегда правит кто-то другой.

Михаэль поднял корону и оттер пот со лба, припекать теперь действительно стало ощутимо. Мудрый человек, отметил про себя Фергус — даже спорить не стал. Войл не понял, что за королевство такое «СССР» и кто такой «русский» человек, но ведь все правильно сказал, все по совести. С крестьянином так надо, в строгости, он по-другому не понимает. Дашь ему воли много — селянин зажиреет, мысли глупые и опасные думать будет. Войл вспомнил восстания против Тумкотских лордов на западе. Мятежи не из-за хлеба, несправедливых податей или рекрутства, а из-за дурости, лишнего жира на боках. Какая уж тут «демократия»?

— О, слышите, в жестянку бьют? — Поднял палец Михаэль, — обедать уже зовут. Давайте сначала подкрепимся, а потом уже будем за политику спорить.

Они зашагали быстрее. Обеденный дом можно было легко узнать по людям, стекающимся к нему со всего плато. Фергус шагал позади, это вот Халиль чуть не бежал впереди лорда, да что с него взять? Разбойник и есть разбойник. Но в отсутствии манер у восточного лиходея ничего удивительного не было, а вот с сиром Айвином стало происходить и вправду диковинное. Ни с того ни с сего встал, голову повернул, шею выгнул. Фергус проследил за взглядом полубога — в стороне, куда тот смотрел, ничего занятного. Лишь сгорбленный старичок с узкой короткой бороденкой. Увидел взгляд, на него брошенный, да чуть не подпрыгнул. Метнулся к обеденному дому — только его и видели. Фергус вздохнул. Что за деревня — час от часу все страннее.

 

Лунный вор

Салла, Салла, будь прокляты все неверные, которые твердят, что тебя нет. Как может не быть бога, если он дает верующим в него такие чудесные дары. Однажды Сулла облагодетельствовал его, конечно, бирюзовым кушаком, украшенным яшмой, но когда это было? Другой бы разуверился в Ночном Господине, но Халиль был терпелив. Халиль умел ждать и быть благодарным.

Весь день хазарец ходил, тихо цокал языком да прикидывал, сколько добра может уместиться под халат, чтобы не заметил никто. Ибн Шиин правильно придумал, что обнести нужно неверных в последнюю ночь перед уходом. Как спохватятся, пусть хоть шайтана себе на помощь призовут, Халиль уже продавать весь хабар на базаре в столице будет.

Эх, жалко, конечно, мурзу покидать. Человек он неплохой, да уж больно глупый. Нельзя мурзе быть честным да справедливым. Никому от этого пользы не будет, а ему в первую очередь. Если бы не Айвин-мухтарам, давно бы пропал. Вот бахатур Халилю нравился. Ой, нравился. Как вкусное, хоть и чуть солоноватое, верблюжье молоко после долгого перехода по пустыне. Бахатур, он сам по себе человек свободный. Сегодня здесь, завтра там. Конечно, боевым ремеслом много не заработаешь, но так и Айвин-мухтарам не так прост оказался. Ох, силы в нем — один сотню конных лучников одолеет.

Халиль бахатуру хотел понравиться. Все для этого делал: то слово доброе скажет к месту, то любезность какую окажет. Вроде не в услужение, а так, от сердца. Конечно, хазарец и к мурзе тянулся, все-таки господин, но скорее внешне. С таким шурпу не сваришь. А вот к Айвину-мухтараму надо было быть поближе. С таким и в Тамук к самому Иблису спуститься не страшно.

Вот Хелен-Бике так и не проложила тропинку к сердцу Халиля. Да, женщина была необыкновенная, что и говорить, но все-таки женщина. Чего от них хорошего ждать? Все равно воткнут клинок тебе в спину именно в тот момент, когда меньше всего ожидаешь. Но Халилю до этого какое дело? Хелен-Бике на хазарца не глядела, а тот отвечал ей взаимностью.

Единственный, кто смотрел на Халиля волком — щенок мурзы Фергус. Глаз с хазарца не сводил, все вынюхивал, надеясь поймать с поличным. Но молод и неопытен щенок для такого матерого шакала, как Халиль. Пусть бродит тупым теленком за ним, ничего не выведает. Хазарец всем своим видом показывал — мол, гуляю, восхищаюсь, никак непотребств не замышляю. В общем, ходил важно и неторопливо, подобно зажиточному баскаку на базаре.

Но вот как срок подошел, скинул с себя Халиль шкуру овцы и стал самым что ни на есть настоящим волком. Наутро уходить должны были, значит, настала пора действовать. Помолился он на закате, как велел Салла, да спать лег. Только сна, естественно, никакого, от нетерпения даже ногами подергивает.

Мурза с бахатуром ложились позже, но и они наконец улеглись, поворочались, засопели. Щенок так давно раскинул руки — лежит, носом свистит. И в деревне все затихло. Но Халиль на то и живой до сих пор был, с руками-ногами, что терпением громадным обладал. Подождал, и правда — вот ведь сучонок безродный — так и есть, притворяется. Приподнял Фергус голову, обвел взглядом, на Халиле остановился, опять улегся. И снова ждать.

Но и тот вскоре успокоился, дыхание выровнялось да с прихрапом стало. Пора, значит. Хазарец поднялся, бесшумно подошел к двери и выбрался наружу. От холодного воздуха пробрало до костей, но Халиль лишь плотнее в халат укутался, осмотрелся. Вон там слева еще сарай, дальше, стало быть, Хелен-Бике, ей уж отдельную вежу выделили. Тама, значит, ставка то ли мурзы, то ли хана — Мансура. Вот этот Халилю по душе пришелся. Лицо дурное, зато правитель жесткий, властный. И видно, что знает, как свою выгоду сделать. На это у хазарца глаз приметный был.

Ну да ладно. Шайтан со всеми этими мурзами, надо и о себе побеспокоиться. Стало быть, там они ели, вон туда их первый раз завели. Значит… Халиль побежал чуть пригибаясь меж домов, осторожно озираясь, то и дело прячась. Точно проснулся в нем тринадцатилетний воришка Хали, кормивший себя и двух младших братьев лишь тоненькими ловкими ручонками на хазарском базаре. Конечно, не те глаза у Ибн Шиина, как в молодости, но даже старый ястреб все еще ястреб — разглядел небольшой домик и спящего у него стражника.

Эх, не разбудить бы этого осла. Халиль по-свойски прошелся рукой по карманам — ничего. Хазарца даже пот прошиб, как же так? Неужели все зря. Ах, Мансур, Мансур, неужели ты даже людям своим не доверяешь? Ключа ведь нет, а без него внутрь не попасть. Ибн Шиин с досады дверь толкнул и счастью своему не поверил. Ах, Салла, Салла, славься по всем землям, ибо один истинный ты на свете, не оставил своего верного слугу. Не заперто, вот ведь, не заперто.

Проскользнул Халиль внутрь, но осторожно, ногой пол ощупывая, чтобы не опрокинуть чего, шум не поднять. Глаз хоть в темноте и видит, но дверь все же до конца не затворил, так удобнее. Руками помогает, хвать-шасть. Бармаки бегают, ощупывают, примеряют. Только шайтан его дери, не понял ничего хазарец. Ожидал казну увидеть, с пушниной и алтыном, в ясак уплаченными. Или на худой конец схрон с китабами. Можно было бы в Хазар тогда их свезти, не самому, конечно, елымана какого-нибудь найти, поглупее. На родине у Халиля китабы дорого стоят, потому что редки. Свитков больше.

Только ни того, ни другого тут не было. Хазарец даже глазам не поверил. Такой сарай большой, столько добра можно сюда натаскать, а он пустой. Хотя нет… Ближе к стене стоял стул, только необычный. Если бы бархатом его оббили, то Халиль подкладку распорол. Ему еще в детстве рассказывали сказку о двенадцати креслах, в которые беглый мурза спрятал все драгоценности и искал их потом по всем землям. Конечно, может быть выдуманная история, но хазарцу в душу засела. Все время с тех пор он обивки прощупывал.

А тут нет, обычный деревянный стул, с подлокотниками и высокой спинкой. Только наверху закреплен тот самый шлем, о котором говорили. Халиль его отдирать сразу не стал, послюнявил палец, поскреб. Не золото и не серебро. Эх, Салла, Салла, за что ты так?

Подлез за стул, а там борошень всякая — железки, веревки, вроде, только холодные, как сталь, из стекла штуки круглые. Хазарец вперед-взад рванул, одно-другое попытался отодрать, намертво прикреплено. А стражник ворочаться стал, шайтан его дери, ясно, что скоро проснется. Хазарец нащупал какую-то мелкую плоскую брошь, да в карман халата сунул. С плешивого верблюда — хоть крынка молока.

Выбрался наружу, дверь подпер за собой и бежать. Оказался у своего сарая, да жадность взыграла. Не будет он Халилем Ибн Шиином, если уйдет с пустыми руками, так ничего и не прибрав у неверных. Нет уж, Салла свидетель, не бывать такому. Хоть понемногу, но надо обнести каждый сарай, то есть, по-кантийски, дом. Хазарец было поглядел хищным взглядом на шахту — вот уж где богатство, но куда ему туда одному. Нет, в коне, конечно, и много мяса, но в одиночку волк коня не задерет. Надо искать, что попроще.

Хоть и нравился Халилю Мансур, но делать нечего. Его дом больше других, сам он мурза. Если и есть, где что брать, то точно у него. Хазарец припустился снова бежать. Ах, стар и тяжел он для таких дел, нет уже подвижности в мышцах, былой прыти. Но никогда Халиль не отступал. Как бы трудно не было.

Заглянул Шиин в окошко и сразу же отпрянул. Ой, не спал мурза, не спал. Внутри свеча зажженная, а подле нее Мансур с этим, как его… Иге… Иго… придумают же неверные имена. Про себя Халиль звал его Ильдусом. Прыткий мужчина, резвый. Не молодой уже, но и не старый. Самый расцвет мужской силы, Шиин по себе знал. Хазарец ведь тоже когда-то таким был. Эх, время, время.

Но предаваться воспоминаниям не стал. Слишком дорогое удовольствие. Лучше мурзу и его слугу послушать, о чем говорят, чего замышляют. Для себя хазарец давно узнал — бывают слова ханские, а бывают слова черные. Иной раз можешь много чего сказать, все упадет подобно камням в почву, и ничего из того не вырастет. Это и есть черные слова, сказанные для простолюдинов, ценности не имеющие. Бывает, достаточно лишь фразу обронить, а не петь соловьем, как толмач захожий. И все, тебе и милость, и деньги, и почет. Это и есть ханское слово.

Никогда Халиль чужой болтовней не пренебрегал, кто ж знает, о чем беседуют. Если внимательно слушать, всегда можно свою пользу извлечь. Это дочери лживых маридов, женщины, гавкаются друг с другом, лишь бы свое вставить, а друг друга не слышат. Вот Шинн всегда и покивает, и посочувствует, а человек, хотя самый распоследний, откроется.

Вот и теперь, прильнул Халиль к окну, и речь слышит, и губы видит — по ним читать он мастак, а понять ничего не может. Говорить говорят, только язык диковинный, нигде такой Ибн Шиин не слышал. Конечно, похож немного на лопотание восточных варваров, но все равно не то.

Говорил только Мансур, покачивая лысой макушкой и размахивая руками. Ильдус лишь послушно кивал головой, изредка что-то переспрашивая. Халиль даже заскучал. Вот какую жемчужину он тут обнаружит? Какое ханское слово услышит? Хотел было плюнуть на все, воротиться назад к своему сараю, да тут Ильдус начал хмыкать нетерпеливо, да ногами шаркать — верный способ, что сейчас уйдет. И правда, Мансур ему напоследок что-то сказал, и слуга выскочил: припустил, точно за ним Иблис гонится. А мурза свечу задул и, вроде, спать лег.

Потоптался Халиль вокруг, побродил, уже и мерзнуть стал, да еще на душе тяжко. Словно гуль за ним по пятам ходит и все ждет, когда он окоченеет. Тогда и вонзит свои острые зубы в бездыханное тело. Ух, страху нагнал сам на себя, Салла, прости за мысли дурные. Надо поскорее заканчивать с этим и выбираться отсюда.

Подошел хазарец к двери, толкнул тихонечко. Та, противная, заскрипела, но на то приучен Халиль был. Придержал легонечко да открыл. Вот тут сразу видно — настоящий мурза живет, не его хозяин, как шакал худой, ко всему привычный. Где миску поставят, там поест, где шкуру кинут, там ляжет. Тут же основательность видна, зажиточность. Первая комната хоть и небольшая, но все же богатая — две скамьи резных, шкаф с посудой серебряной, два тяжеленных сундука. Кое-что из этого Халиль сам притащил сюда на обмен, давно еще. Салла, Салла, ай-яй-яй, почему же ты отобрал всю силу у своего слуги, сделав дряхлым стариком? Шиин с жадностью посмотрел на посуду — нет, даже пытаться не стоит, громоздкая и тяжелая, ни спрятать, ни вытащить. В одну укладку заглянул, вторую — ничего ценного, отрепье одно. Хотя тут, конечно, Халиль с горяча так подумал: бурнусы, чекмени, остальное платье — все дорогое, искусное. Только хазарцу оно ни к чему.

Пришлось дальше идти, где Мансур спал. Туфли ступали мягко, полы халата хазарец подобрал, чтобы не шуршали, а все равно мурза заворочался. Заскрипел на своем топчане, затрещал костями. Халиль, как есть, посреди комнаты и замер. Долго стоял, уже ноги гудеть стали от оцепенения. Не выдержал хазарец, оступился, да неудачно. Прямо на скрипучую половицу. Как затрещит она, подобно тысячам освобожденных дэвов, заставляя средоточие в груди замереть. И раздался в темноте грозный, хоть и испуганный, голос мурзы Мансура, только теперь не на незнаком языке, а на кантийском.

— Кто здесь?!

Халиль дожидаться не стал гнева высокопоставленного человека, выкатился во двор да припустил со всех ног. Ох, не сносить ему теперь головы. Познакомится шея с булатным клинком, да бросят потом его бездыханного на съедение шакалам. Или сначала пытать станут. Опустят его в яму со змеями, а потом достанут распухшее и чужое тело. Видел Халиль подобное, приятного мало.

Вот ведь, жаловался давеча Салле на старость, а сам летит подобно мифической лошади Аль-Бурак, что с крыльями из детских сказок. Только до сарая ближайшего добежал — шасть за него и смотрит. Мансур вышел наружу, потоптался, посмотрел да внутрь вернулся. Не спустит такого с рук, ой, не спустит. Поскорее выбраться бы…

Хотел было в свой сарай юркнуть, подождать утра, а потом мурзу уже поторопить, чтобы деревню покинуть. Только совсем отвернулся Салла от Халиля, за жадность его неуемную. Только он дверь хотел открыть, как так громыхнуло, что хазарец испуганно вжал голову в плечи и закрыл глаза. Сам Иблис явился за ним, за хазарской грешной душой. Халиль почувствовал его горячее дыхание, обжигавшее лицо, и огромная холодная лапа легла на его плечо, а самый коварный из джиннов заговорил с ним.

— Халиль, что случилось?

Хазарец осторожно приоткрыл один глаз, потом второй. Слава Салле, перед ним стоял бахатур, обнажив свое могучее тело — сразу выбежал, не успел одеться.

— Случилось что? — тряхнул его Айвин.

— Гром, Иблис, — залепетал Халиль.

Бахатур отпустил его, и хазарец рухнул на холодную землю. Тут уже выбежал из сарая и мурза Иллиан со своим щенком. Эти уже одетые. Халиль к тому времени в себя стал приходить, головой вертеть, оглядываться. И тут его холод пробрал. Не от росы, хотя та уже выпала, от страха. Сарая, в котором уложили Хелен-Бике, не было. Вернее, все, что от него осталось — развороченные бревна, раскиданные вокруг.

— Лена! — закричал мурза и бросился к руинам.

Бахатур и щенок кинулись за ним. Халиль поколебался, все-таки лезть на рожон, как говорили восточные варвары, не хотелось. Побежал, но не так быстро, припадая на правую ногу, словно хромая. Конечно, никакого недуга у хазарца не было, применил маленькую хитрость. Он и в молодости прикидывался то больным, то калекой. Ничего зазорного — для его дела удобно. А как только возрастом к аксакалам приблизился, так все чаще подобными уловками стал пользоваться.

— Нормально все, нормально, — успокаивал бахатур мурзу. На том лица не было. — Нет ее тут, понимаешь? Нет. Убежала, успела. Ил, успокойся.

— Где она? Надо найти ее, — мурза бормотал совсем тихо. Причем не другу, а в пустоту.

Послышался топот ног. Халиль обернулся и замер от страха, к нему подбегал Мансур со своими людьми. Все были при оружии, видать, настал его смертный час. Прознал грозный мурза, кто в дом к нему пробрался.

Но Мансур проскочил мимо, не задержавшись даже у разрушенного здания. Вот люди его разбрелись, подобно стаду баранов вокруг арыка. Ходят, переговариваются.

— Игорь, Кирилл. Сюда, быстро. Тут Виктор Палыч…

Слуги бросились на зов и скрылись из виду, спустившись вниз, по каменной лестнице. Халиль не успел понять, что там произошло, как троица вернулась обратно. Мурза с Ильдусом шли, понурив головы, а Кий… Кирий… а третий нес на руках крохотное тело старика. Мертвец распахнул удивленные глаза и открыл рот, силясь что-то закричать в последний для себя раз. Но так и не успел. Старику перерезали горло — подлая смерть, но на войне всякое случается. У Халиля не было жалости или сострадания, только неуемное любопытство.

Но мертвеца унесли, постепенно люди разбрелись — почти все вернулись в сараи, только алгинчи мурзы разбрелись сторожить. А чего теперь? Если враг уже ушел, прозевали все.

— Вы не пострадали? — подошел Мансур к бахатуру.

— Моя жена… — дрожащими губами выдавил из себя мурза Иллиан.

— Давайте поговорим за спокойствие. Можете быть уверенны, все под контролем. Две моих десятки бросились в погоню. Если они догонят нападавших, то вернут ее.

— Кто это был? — сурово спросил бахатур.

— Молодой человек, неужели вы еще не поняли? — сердито спросил Мансур. — На такие дела способны только кинетики.

— А если они не догонят их? — внезапно спросил мурза.

— То мы выступим против них. Неужели вы думаете, что я буду терпеть все это? Эти мерзавцы убили Виктора Павловича, телепата десятой категории. А это вам не шуточки. Это совсем не шуточки. Но можете быть уверены, с Леночкой ничего не случилось, я таки очень в это верю. Ни следов крови, ни тела…

При этих словах мурза закрыл глаза и несколько раз вздрогнул. Халиль даже головой покачал. Ай, Сулла, Сулла, неужто плачет? Ай-яй-яй, как можно мужчине да еще такому высокородному так убиваться из-за женщины? Земель много, можно любую себе найти и уже с ней большую сой сделать — чтобы пять, шесть мальчиков родила. Убиваться так зачем?

— Михаил Эммануилович, ну что вы в самом деле? — укоризненно сказал бахатур и бережно похлопал мурзу Иллиана по плечу.

— Ой, простите, простите, я что-то не подумал, — замахал руками Мансур. — Я пойду пока к своим, как что-то будет известно, сразу вам сообщу.

Халиль проводил внимательным взглядом Мансура и почесал за ухом. Ничего не понятно — кто напал, зачем напал? На кой Иблис им сдалась Хелен-Бике? Мурза Иллиан, конечно, высокородный господин, но далеко не богач. Выкупа с него много не спросишь. Одни загадки. Хазарец перехватил настороженный и цепкий взгляд Фергуса и развел руками, дескать — а я что, я ничего.

 

Кровавое преступление

Время остановилось. Вернее, Лейтли видел, как ходят и переговариваются люди, колышутся на легком весеннем ветерке ветки деревьев, хлопают закрывающиеся двери, перекрикиваются между собой чеглоки, выслеживающие добычу, но время остановилось. Для него, сира Иллиана Лейтли новоиспеченного лорда Виргирдских земель, жизнь вдруг утратила все краски и померкла, как выцветает со временем ткань на гобелене.

Айвин подходил несколько раз, справлялся о его состоянии, но Иллиан отвечал ему лишь безразличным взглядом. Да и зачем что-то говорить, делать, если теперь ничего не имело смысла? Из жизни Лейтли выдернули самую важную ее составляющую. Неужели он мало претерпел? Неужели судьба и Три Бога хотят лишь посмеяться над ним? За что ему такие муки?

Всю свою жизнь Иллиан лишь занимался тем что страдал. Будто в насмешку он был рожден сыном одного из самых богатых лордов северного побережья только лишь для того, чтобы в одно мгновение стать человеком без имени и дома. Долгие годы бродил он с бедным и оборванным воинством, называясь рыцарем, хотя брался за любую работу, старался помогать людям, часто не получая ничего взамен. Усмирил гордость перед домами, погубившими его, стал служить Энтам, стараясь не презирать самого себя. И вот, после всех лишений, он нашел свое счастье, свою любовь, чтобы опять ее потерять.

— Ил, вставай, — подошел Айвин, — ну вставай же!

Друг против воли поднял Иллиана и чуть не пинками, как какого-то безродного попрошайку, погнал в сторону совещательного срубового дома, который все называли чужеземным словом «изба» — язык сломаешь, пока выговоришь. Лейтли даже не думал сопротивляться. На него накатила чудовищная волна апатии, захлестнувшая и с головой погрузившая в свои воды. Лорда сейчас хоть вниз с горы столкни — ему все равно будет.

В доме уже сидел Михаил, сын Эммануила, и двое его людей, имен которых Лейтли не знал. Фергус и Халиль остались снаружи. Айвин бережно усадил его на свободное место, точно слабоумного ребенка, и сам развалился рядом.

— Ну чего выяснили? — спросил он сразу.

— Мы никого не обнаружили, — ответил один из людей. — Но люди с северной части подножия говорят, что видели небольшой отряд с девушкой рядом с местной деревушкой.

— Она живая? — боги будто вдохнули в Иллиана новые силы. Внезапно мышцы налились силой, даже усидеть стало сложно, а голова заполнилась множеством идей по спасению.

— Живая, — подтвердил человек Михаила. — Ее несли против воли, но с ней все в порядке.

— Мы должны броситься в погоню, чего же мы медлим?! — вскочил лорд.

Еще секунду назад он не хотел существовать дальше, и вся его жизнь не имела смысла, но вдруг появилась новая цель, ради которой предстояло свернуть горы. Члены затвердели, в висках от резкого прилива энергии яростно застучало. Не было возможности оставаться неподвижным и безучастным, хотелось бежать, драться, спасать. Но только не оставаться теперь здесь.

— Молодой человек, против отряда телекинетиков в относительно равном бою есть риск проиграть, — ответил Михаил. — Поэтому мы и воюем с ними поодиночке. У них сила — сокрушающая и могущественная сила. Таки как нам с ними справиться?

— Но теперь у вас есть я, — негромко произнес Айвин, и Иллиан с благодарностью посмотрел на друга.

— Конечно, с вами, молодой человек, дело принимает другой оборот, — задумался Михаил на минуту, но потом, словно убедив себя в чем-то, мотнул головой. — Хорошо, так и быть. Я дам вам четыре десятки, больше не могу, уж извините. У меня теперь совсем мало людей, вдруг эти мерзавцы таки решат вернуться?

— Четыре телепата, способные управлять кинетиками, и я — больше, чем необходимо, — согласился Айвин. — Нужно не терять времени и поскорее выступать в путь. Как быстро соберутся люди?

— Таки дайте им несколько минут. Сейчас все будет.

Несмотря на обещания Михаила, деревню на вершине горы они покинули лишь почти к полудню. Иллиан уже весь извелся, пару раз даже пытался в одиночку пуститься в погоню, но был остановлен раздраженным полубогом. Друг в сотый раз объяснял, насколько опасен их противник и, если они разделятся, то лишь помогут врагу. Умом Лейтли все понимал, но вот сердцем… Сердце было далеко отсюда, коварные захватчики тащили сейчас его все дальше и дальше, но не будь он Иллиан Лейтли, сын Гайрольта Лейтли, если не освободит возлюбленную.

Глава мыслевидцев и вправду дал им четверых людей, с уже знакомым ему черноволосым Игорем во главе. Несмотря на свершившееся нападение, воины не выглядели напуганными или озадаченными предстоящей битвой, скорее смущенными. Точно делали нечто против своей воли или совести. Лейтли не стал вдаваться подробности их настроения, лишь в очередной раз поторопил, и, немногословно попрощавшись с Михаилом и его соплеменниками, они стали спускаться вниз.

Будто издевательски насмехаясь над ними, почти сразу, стоило им ступить на каменистую лестницу, светило скрылось за рваными, растянутыми беспорядочными клоками по всему небу тучами, и заморосил дождь. Он то усиливался, то совсем стихал, впрочем, так ни разу и не прекратившись за все то время, пока путники шли вниз. Это были не теплые бусины, после которых вырастали огромные грибы, а колкие холодные уколы, пронизывающие каждую частичку тела.

Теперь помимо своей воли пришлось замедлиться. Ноги то и дело скользили по каменным ступеням, а на самих перевалах, залитых водой, Лейтли и вовсе несколько раз упал. Как бы ни хотелось торопиться, все же следовало спускаться аккуратно. Мертвый он Лене ничем не поможет.

Оказавшись у подножия Горы Богов, Иллиан уже не чувствовал пальцев ног, но даже не думал остановиться вылить воду из сапог и немного передохнуть. Остальные путники, хоть и надеясь на небольшой привал, с тоскливым молчанием брели за обезумевшим от горя лордом. Лишь один раз Игорь, теперь потерявший свой лоск и поминутно убирающий со лба мокрые волосы, остановил Лейтли.

— Стой. Теперь сюда.

Дорога пошла не такая крутая, чувствовалось, что они уже у подножья горы, но идти приходилось все также неторопливо, внимательно выбирая место, куда можно было ступить ногой. Мелкие острые камешки, разбегавшиеся под ногами при каждом шаге, грозили обернуться вывихнутой стопой. Они осыпались вниз, пытаясь ускользнуть прочь от путников под заунывный стук дождя. Туда, где уж вдалеке виднелась черная, как пригоршня непрогоревшего угля, земля с набирающей силу буйной зеленью травой. Едва они ступили на мягкую почву, как вперед вышел Игорь, хотя ему понадобилось немало усилий, чтобы обогнать разгоряченного Иллиана.

— Вон деревня, — показал он на крохотные точки, бережно скрытые от их взоров под пеленой дождя.

С каждым шагом глазу открывались все новые и новые детали. Вон там скособоченный нужник, дальше несколько садовых деревьев, брошенный плуг. Самих домов Лейтли насчитал всего восемь штук. Да уж, деревенька — одно слово. Так, поселение. Скорее всего, жило тут несколько семей, состоящих между собой в родстве, или одна большая, разросшаяся. Иллиан попытался разобраться, чьи это уже земли: сира Уринара или сира Парда? Не поймешь так сразу.

Вообще, как уразумел Лейтли, поселение было зажиточным, несмотря на бывшее недалекое соседство с разбойниками — то ли крестьяне смогли договориться, то ли их сеньор давал необходимую защиту. Но в загонах мычала скотина, изгородь стояла ровно, дома казались крепкими. Вот только людей нигде не наблюдалось.

Лорду Виргирдских земель на мгновение показалось, что это уже с ним происходило. Он уже видел такие пустые деревни, как эта, дочиста вылизанные голодной собакой войны, когда на их земли пришли северные племена. Сиротливо глядящие на путников оцепеневшие окна домов, внутри которых еще вчера теплилась жизнь, а ныне царило опустошение.

В груди кольнуло нехорошее предчувствие, ожидание грядущей беды. Наступившей еще давно, но не открытой, не узнанной. Казалось, поверни сейчас за угол, отвори первую дверь, и сам закричишь от набросившегося на тебя ужаса. Завопишь от тьмы, захлестнувшей каждую клеточку тела, заплачешь, сходя с ума.

Айвин шел быстро, и не таясь, по всей видимости, не разделяя настроения своего друга, лишь ежеминутно почесывая свое родимое пятно. Но именно полубог первым заметил их…

Здесь были люди. Были когда-то. Теперь кто-то бережно собрал их тела у южной стены одного из домов, где они и лежали друг на друге, залитые кровью, с нелепо раскинутыми руками. Их сваливали, точно дрова: аккуратно, друг на друга, нижние ряды вдоль, верхние поперек. И только один опрокинулся головой вниз и подобрал руки под себя. «Пытался молиться Единому Богу перед смертью», — понял Иллиан.

Он подошел к мертвецу и перевернул его на спину. Крепкий старик с мясистым носом и короткой бородой, перепачканной в крови, уставился мимо него, недоумевая, зачем его потревожили. Лейтли не без содрогания оглядел мертвеца — горло тому перерезали, как барану, от уха до уха.

Сзади раздались булькающие звуки. Лорд обернулся, без интереса посмотрев, как стражник, облокотившись на дом, извергал из себя все ранее съеденное в деревне мыслевидцев. Халиль что-то говорил Фергусу и пытался взять за руку, но тот лишь отмахивался и продолжал отплевывать слюну вперемешку с рвотой. Не так еще жесток парнишка сердцем, не привык к подобному зрелищу. Ну ничего, настала пора учиться быть воином. Иллиан вернулся к осмотру трупов.

— Похоже, что кинетики потом вернулись сюда, — предположил Игорь. По его спокойному лицу стало понятно — зрелище его не трогает. Похоже, видал и не такое.

— Зачем им возвращаться сюда? — спросил Иллиан. — Если они спешат увести пленницу, зачем возвращаться, чтобы убить кучку крестьян?

— Спохватились, что те могут указать дорогу, по которой они ушли, — пожал плечами мыслевидец. — Или это жест устрашения — мол, не ходите за нами. Или засада. Кто ж их разберет.

— Это кинетики, — тупо, уставившись в одну точку, сказал Айвин. — Я в этом уверен.

— Да, но как-то странно все, — развел руками Лейтли. — Они очень могущественны, но здесь все перерезаны мечом. Я видел, на что способен Айвин, это не похоже на…

— А на что это похоже? — раздался голос внутри его головы. — Откуда ты можешь знать, глупец, как могут убивать кинетики? Может, они обставили все именно так, чтобы никто не подумал?

— Но все равно странно, — подумал про себя Иллиан. — Людей убили уже давно, полдня прошло не меньше.

— Ты можешь ошибаться… — рассмеялся голос. — Разве ты не ошибался раньше?

— Ошибался, но…

— Вся твоя жизнь — это сплошные ошибки и разочарования, не забывай об этом. Ты склонен ошибаться, у тебя к этому огромный дар. Запомнил?

— Запомнил, — согласился Иллиан.

— То-то же, лорд Соленых Земель.

У Иллиана дух перехватило. Он почти забыл про это шутливое прозвище, данное ему отцом. «Куда ты отправился, мой маленький лорд Соленых Земель?» — спрашивал часто он. Перед глазами мелькнул высокий могучий Лейтлипорт и улыбающийся сир Гайрольт. Все остальное померкло и растворилось перед этим видением, точно не было долгих лет скитаний и разлуки с покойным родителем. Образ перед глазами предстал настолько ярким и четким, что затмил собою кровавую действительность. Иллиан забыл про все: про голос, про похищенную любимую, про мертвые тела. Только он и отец, он и…

— Ил, надо идти, — от прикосновения Айвина Лейтли невольно вздрогнул, и мираж растворился в воздухе. — Может, мы еще успеем их нагнать, если будем двигаться быстро.

Вместо ответа Лейтли вновь обернулся на Фергуса, который уже стал потихоньку приходить в себя, посмотрел на чересчур участливого Халиля, перевел взгляд на друга и, обессилив, рухнул задницей на землю. Как он устал от крови и смертей, неужели Три Бога не могут смилостивиться над ним и дать несчастному лорду Виргирдских земель покоя!? Да и плевать, если честно, на это лордство, не прибавившее ему ни капли счастья, лишь полностью поглотившее все время, окружив ненужными заботами и хлопотами. Ведь насколько он был счастливее во временном лагере при осаде Утеса Гроз, когда его жизнь могла прерваться под внезапной атакой племен в любую секунду! Он тогда обладал всем, чем только мог обладать — у него была любимая женщина, достойный сеньор и острый меч. Разве нужно что-то еще?

— Надо идти, надо догнать мерзавцев, — снова раздался мужской баритон внутри головы.

Иллиан только сейчас понял, что это не его голос. Совсем не его, и никогда им не был. Даже интонация у произносящего слышалась другая — раздраженная, нетерпеливая. Лорд Лейтли, как, впрочем, и некогда бедный рыцарь Иллиан, никогда не позволяли себе разговаривать в подобном тоне — неважно, кто стоял перед ними: дорожный попрошайка или зажиточный крестьянин.

— Надо похоронить людей, — он даже не понял, вслух сказал или про себя.

— Похитители уходят, — прошипел голос.

— Надо похоронить людей, — теперь явственно услышал себя Иллиан.

Он разорвал свой плащ на короткие полосы и завязал глаза умершим, чтобы не ослепли, перебираясь по огненной реке в королевство Темного бога. Потом поднялся на ноги и вошел в ближайший дом, прошелся по всем закоулкам, пока не вышел позади, где увидел крытый загон для животных. Только там сир Лейтли обнаружил, что искал. Пять кривых и хиленьких мотыг стояли вместе с другими инструментами в углу хлева. Иллиан взял все и вернулся обратно. Одну он отдал Халилю, другую, поколебавшись, Фергусу, еще Айвину и Игорю. Отошел в сторону, дальше от домов, вонзил проржавевшее железо в землю. Та, пронизанная дождем, набравшая силы от пролившийся влаги, поддавалась с трудом, но Лейтли понравилась неожиданная боль в спине и руках. Главное, что теперь в его голове стало покойно и тихо. И никакой голос больше не произносил ни слова.

 

Мёнемейстер

Кудрявый тощий Мишка Канторович нетерпеливо почесал свой горбатый длинный нос.

— Руслан, ну чего? Пора ведь уже.

Руса спокойно посмотрел на этого выхолощенного «комсомольца». Они, кинетики, вообще к телепатам относились с предубеждением, а Мишку почти все недолюбливали. Скользкий он, в любую щель без мыла влезет и вылезет, да еще со своей выгодой. И нашим и вашим за копейку спляшем. Но теперь уже делать нечего, теперь в одной связке. Слишком далеко все они зашли.

— Спокойно, еще пару минут.

Его люди тоже уже начали нервничать. Планировали все на восемь, а сейчас стрелки показывали две минуты девятого. Даже Гоша подошел, один из двух психо в его группе.

— Руса, ну что, решаем, нет?

— Не суетись. Еще пара минут.

Он сам уже начинал психовать. Сколько же можно? И в тот самый момент, когда Руслан уже хотел сжать кулак и ударить по столу, в кафе зашла она. Стряхнула капли со своих длинных каштановых волос и обезоруживающе улыбнулась. Обнажила свои идеально ровные сахарные зубки, наклонила голову набок. Как на нее можно обижаться? Но для проформы, конечно, он сдвинул брови.

— На сколько договаривались?

— Русик, ну чего ты? И так мчалась со всех ног, — она недовольно принялась стягивать мокрое пальто.

— На сколько договаривались? — сурово переспросил он.

— Русик, ты же должен понимать, что дело серьезное. Надо было приготовиться, накраситься в конце концов. У меня и так предчувствие какое-то недоброе. Будь моя воля, отменила бы все.

— Если не сейчас, то уже никогда, — принялся объяснять Руслан ей уже спокойным голосом. — И ты нам нужна, у нас всего психокинетиков: ты и Георгий… Ты мне нужна, — тихо добавил он.

— Ну ладно, влюбленные, пора выдвигаться уже, — подошел к ним Канторович. — Теперь-то уже можно?

— Да, можно, — кивнул Руслан.

Они вышли из кафе и к ним сразу присоединились остальные, ожидавшие снаружи. Так было задумано. Если собрать всех внутри, то на них точно бы обратили внимания. Руслан оглядел громаду, двигавшуюся в сторону огромного здания облицованного черным мрамором. Да уж, как тут не привлечь внимания?

Человек со стороны формально мог разделить их на две группы: ботаники и качки. Действительно, так и выглядело. Телепаты, за редким исключением, все как один худые, сухие, с живыми бегающими глазами шли, прижавшись друг к другу. Кинетики двигались свободно, неторопливо переваливаясь с одной мускулистой ноги на другую и медленно покачивая мощными плечами. И взгляд у них был другой — спокойный, уверенный в себе. Хотя Руслан знал, многие боялись.

Не каждый день приходилось идти против закона, против системы, которую они сами создали. Против человека, возведенного ими на вершину Олимпа, но в итоге оказавшегося жестоким тираном.

Канторович притормозил перед самым крыльцом, поджидая Руслана. Не хотел своей шкурой рисковать, но сейчас действовать должен был он и именно его люди. На первом этаже у охраны защиты быть не должно.

Они шли мимо громадных высоких черных колонн, в которых отражались собственные искаженные вытянутые фигуры. Дождь, молотивший всю дорогу, внезапно затих, едва морося, словно потратил все свои силы и теперь безвольно наблюдал за странной процессией. Кинетики чуть отстали, хотя были готовы вступить в бой в любую минуту. На первый план вышли телепаты. Ну все, начиналось…

— Прошу прощения, сегодня Отдел не работает, — встретил их вооруженный охранник, нерешительно подняв руку. Конечно, испугало его число «посетителей».

Возле него стояло еще два человека, тотчас схватившихся за кобуру. Но Руслану они были неинтересны. Эти даже не прошли Сеанс, просто люди, без способностей. Легкая добыча для Канторовича и его парней. Руса смотрел дальше, где за спинами охранников висела бордовая табличка с вызолоченными буквами «Отдел по Сверхспособностям Российской Федерации», сплюнул на пол и повернулся к Канторовичу.

Судя по напряженному лицу телепата, Миша работал, как и еще пара его человек.

— Пошли, — сказал Канторович то ли Руслану, то ли секьюрити.

Все трое охранников с тупыми лицами развернулись на сто восемьдесят градусов и в ногу вошли внутрь. Канторович с ребятами последовали за ними.

Руслан раньше ни разу тут не был. До этого они работали совсем в крохотном крыле НИИ, все вместе — он, Канторович и Штольц. Когда все было по-другому, когда все было хорошо. А теперь… Руса посмотрел на красный ковер, тянувшийся к параллельно расположенным лестницам с правой и левой стороны. Около двери находился внушительных размеров пост охраны с дежурными и несколько рядов металлоискателей.

— Руслан, у него защита! — встревожено крикнул Канторович.

Он не сразу понял, про кого сказал Миша. Лишь, как только по ушам резанула сирена, и дежурный ловко вскочил на ноги, выудив из кобуры пистолет, понял. Взмахнул рукой и секьюрити с защитой от телепатов пролетел прямо до дальней стены, с хрустом впечатавшись в нее. Черт, черт, черт. План начинал лететь в тартарары.

— Теперь надо быстро, — кинул он Канторовичу. — Куда идти?

Миша сосредоточился — снова полез в голову к охранникам, понял Руслан — а потом показал в сторону левой лестницы. Теперь уже не шли, а бежали.

Больше всего пугала пустота. Несмотря на ревущую сирену, на своем пути они никого не встретили. Неужели такое возможно? Неужели самое главное учреждение в стране так слабо защищено?

— Этаж какой? Последний?

— Третий, — ответил Канторович. — Там кабинет Штольца.

— Но тут какая-то ловушка, — говорил запыхавшийся Миша. — Тут тридцать человек охраны, плюс спецы с защитой, кинетики. Где-то они должны быть.

И они были. Как только группа вывалилась в узкий стеклянный коридор, соединявший два корпуса, их встретили. Точно знали, куда побегут нападавшие. Специально ждали здесь. Скрыться в проходе между зданиями было попросту негде, поэтому бежавшие впереди сразу стали удивленно падать, подкошенные треском автоматных очередей.

— Гоша! — закричал Руслан.

Но тот уже сам все понял. Выставил руки и вышел вперед. Слава богу, его не задело, а то бы им несдобровать. Руслан примерно знал, что делает Гоша — управляет атомами азота, кислорода, аргона, водорода… Попросту, меняет структуру воздуха, чтобы пули вязли в нем. Не достигали цели. Это, конечно, уже высший пилотаж, на то он и психо девятой категории. Простым кинетикам такое не дано.

Психо… Ведь их у Руслана всего двое — он и Кира. Но его жена была слабее, всего четверка. Где же она? Бывший глава Отдела Телекинетики стал оглядываться, и недоброе чувство кольнуло его сердце. Вот впереди лежат незадачливые охранники, Миша их пустил вперед, как пушечное мясо. Правее — двое его ребят, Илюха и Марат, последний, вроде, даже жив. Чуть поодаль закатил глаза худой парнишка — это Канторовича пацан. А возле него… Руслан вздрогнул.

Лицо Киры сохранило последний отпечаток эмоций — тревоги. Ни страха, ни удивления, как у остальных, а именно тревоги. Так смотрят матери на надвигающуюся грозовую тучу над головами играющих во дворе детей. С таким лицом умерла Кира. Он не успел сказать ей последнего слова. Как любит ее, как ценит, как они счастливо будут жить, когда не станет тирана Штольца. Он ничего не успел. Руслан снова, как и много раз подряд, стоял в пустом уже стеклянном коридоре один на один со своим горем. И как много раз подряд проклятое сознание, вконец поиздевавшись над ним, выбросило его из сна. Руслан сел на кровати и вытер мокрый лоб.

Он вышел на улицу почти не одетый, подышать. Там, дома, в апреле ночью холодно, а тут теплынь совсем. Вообще с погодой тут не пойми что — зима ни зима, лето ни лето. Руслан по-стариковски сел на скамеечку и провел рукой по бритой с редкими щетинками голове. Сколько воды утекло, а ведь легче и не стало. Говорят, что время лечит. Как же. Бытовая жизнь и повседневные проблемы помогают забыть о боли, но вот когда остаешься наедине с собой, куда от нее скроешься?

Лощина спала или почти спала. Кое-где горел свет, хотя Руслан и говорил о тотальной экономии — река мельчала, а ветряки все остались у телепатов. Конечно, можно было пройти выше и попросту повернуть русло сюда, но как же принцип максимального невмешательства? Одно дело выдолбить пару ниш в горе, где никто не живет, а другое — поворачивать реки вспять.

Конечно, будь у него хоть один психокинетик, так все решилось проще. Зарядил бы Гоша генератор минут за пятнадцать, он умел. А теперь… Убил его таинственный Айвин, как понял Руслан, тоже психо. Вот только откуда такому тут взяться? «Откуда, откуда… откуда и ты взялся», — прошептало что-то внутри. Это, конечно, плохо. Мало того, что появился одиночка с такими способностями, что смог одолеть Гошу, так еще и шляется, непонятно где, меняет ход истории здешнего мира.

Не просто психо, а сверхпсихо. Ведь Георгий был девяткой. Никогда Руслан не видел человека со способностями выше. А если появился этот одиночка, да еще себе на уме, что от него ждать? Самое страшное даже другое, вдруг доберется до него Миша. Что сделает Канторович, обладая таким смертоносными оружием? И кинетики ему уже не помеха, так, грязь на ботинке. Стряхнет и дальше пойдет, не заметит попросту. Да уж…

В темноте послышались торопливые шаги, и перед Русланом точно из-под земли вырос Марат — его правая рука и по совместительству кинетик седьмой категории.

— Руса, хорошо, что ты не спишь.

— Хорошего в этом мало, — Руслан поглядел на запыхавшегося Марата.

— У нас ЧП. Там такое!

Марат округлил и без того большие глаза. Руслан в очередной раз удивился. Вот они оба с ним татары, причем на половину, по матери. Конечно, не родственники, но с одного города — Набережных Челнов. Только вот Марат ну совсем на татарина не похож — с волооким взглядом, светлыми волосами и девичьими пухлыми губами. И Руслан рядом с ним, самый что ни на есть настоящий потомок кочевников — раскосые глаза, выступающие скулы, мощный подбородок. Да теперь еще лысая голова с быстро отрастающим колючим ежиком.

— Руса, ну что? Идем?

— Идем, идем. Что за ЧП?

— На Женю напали.

— Что значит, напали? — нахмурился Руслан.

Времена, когда местные пытались бодаться с ними, пришельцами из другого мира, давно прошли. Про них ругались, обзывали «проклятыми» или «черными душами», но без острой надобности в лощину не лезли. А уж говорить о том, что кто-то вдруг решил напасть…

— Он на посту стоял, говорит, какой-то пацан подошел. По доспехам, вроде, стражник. Стал спрашивать про какого-то Айвина.

— Погоди, погоди, Айвина? — на ходу развернул Руслан Марата к себе. — Точно Айвина?

— Точно, того самого, — подтвердил зам. — Вот, сказал, что тот должен прийти сюда. А потом все, отрубился. Его молотом оглушили. Хотя Женя клянется, что рядом никого не было.

— Где он?

— В лазарете, у Ольги.

Небольшая землянка, отведенная под медицинские нужды, торчала несоразмерно высокой и острой крышей, справа. Вообще, эта постройка была еще до их прихода — «Проклятая лощина» выросла вокруг домика. А уже позже, чтобы землянка не пустовала, здесь решили разместить медчасть или, как именовали ее сами же кинетики, лазарет.

Руслан кое-как пролез внутрь, Марат остался снаружи. Нечего тут всем толкаться. Встретила Ольга — кинетик-пятерка с красивым мощным торсом и здоровыми руками.

— О, ваше вашество, — шутливо приветствовала она, однако лицо медика было сурово. — Теперь что, снова началось?

— Не знаю, — пожал плечами Руслан.

Ему всегда было неудобно разговаривать с Ольгой — та не раз делала недвусмысленные предложения и вполне открыто флиртовала с ним. Вроде, и не мальчик уже, а постоянно краснеть заставляла.

— Шеф, — приподнялся на локтях могучий Женя. На голове виднелась здоровенная шишка, а лицо было ободрано. — Ты уж извини, не знаю, как он меня…

— Да лежи ты, куда соскочил, — кинулась на него Ольга. — У тебя сотрясение.

— А с лицом что? — спросил Руслан.

— Ободрался, когда упал, — подняла голову медсестра и слишком уж долго задержала свой взгляд на Руслане. Пришлось спешно отводить глаза.

— Ты сам чего расскажешь?

— А чего, я говорю, значит, — попытался снова подняться Женя, но получил тычок от Ольги. — Кто такой? Чего надо? Он говорит, что зовут его… блин… Как Федя, вроде, Фейдис, Фейрис. Как-то так. Что он стражник лорда.

— Имя лорда тоже не запомнил?

— Неа, — с тупой улыбкой признался Женя. — Может, и запомнил, конечно, но потом забыл.

— А дальше что? — искоса поглядывал на Ольгу Руслан, та не сводила с него глаз.

— Сказал, человека ищет и, вроде, он у нас должен быть. Вот кренделя этого я запомнил — Айвин. Как тот… ну этот…

— Я понял, — почесал подбородок Руслан. — То есть, он искал Айвина.

— Ясно дело, искал, — кивнул Женя, но слишком усердно, поэтому схватился за голову. Пришлось ждать, пока станет полегче. — Вот, я этого дурачка в руки и сюда, значит. А меня сразу и того… ну этого…

— Больше ничего не помнишь?

— Неа, шеф. Очнулся уже тут, у Олечки нашей, — Женя потянулся к талии медсестры, но тут же отдернулся, получив по рукам.

— Ясно. Ладно, выздоравливай.

Ольге Руслан просто кивнул и вышел наружу. От свежего воздуха на долю секунды закружилась голова.

— Короче, Руса, я поднял всех наших, прочесали лесок, дорогу, но нет никого.

— Да и поздно уже, упустили. Ушли они.

— Ушли-то ушли, — заговорщицки улыбнулся Марат. — Да оставили кое-что.

Он вытащил из-за спины кузнечный молот и тот перекочевал в руки Руслана. Мёнемейстер внимательно осмотрел его, покарябал пальцем и внезапно забеспокоился.

— Марат, подсвети-ка.

Зам послушно приблизил факел к молоту и удивленно поднял глаза на него.

— Значит, наш?

— Наш, да не наш, — ответил Руслан. — Ну, хотя бы знаем, что это за Айвин такой и откуда он взялся. Теперь надо выяснить, где он и зачем приходил.

Он сжал молот в руке и отправился к себе, на ходу обернувшись и сказав.

— Собери мне пятерых к утру. Схожу к Мише, мне кажется это его рук дело.

— Думаешь, тебе хватит пятерых?

— Я не собираюсь являться к нему в гости. Но сходить надо.

— Хорошо, Руса, сделаем.

Руслан дошел до своего небольшого домика и задержался на пороге. Конечно, он сейчас не уснет, куда уж там. И даже не в кошмарах дело. В голове крутилось множество мыслей и предположений, которые налетали друг на друга, мешали, сбивали. Он еще раз внимательно посмотрел молот, вернее на выцарапанные на нем русские буквы «Иван», и еще сильнее сжал рукоять. Он этого Айвина-Ивана достанет, чего бы ему это ни стоило.

 

Правый тайный мастер

Красно солнышко взошло, петухи, очухавшись, сквозь сон закричали, а Молчан уже на ногах. До студенеца сходил умылся, лопоть чистую надел, бороду, вновь отпущенную, расчесал. Ныне оно как — всегда в должном образе выглядеть надобно, ныне Молчан уже не гридь обыкновенный, а княженецкий десный мастер заветных дел. Как же ижно на кантийском языку? А… правый тайный мастер. Вот оно. У него и самого этих самых гридней теперь больше дюжины, ладных, с тижелыми булатами. Сам для княжича отбирал.

Сплюнул Молчан, все попривыкнуть не мог. Не княжич Эдуар боле — самый что ни на есть настоящий царь. И смерды его признали, и бояре, и стар и млад. Так и зовут — король Эдвар Первый. Кланяются, в глаза смотрют, улыбаются. Ууу, сколии окаянные, где же вы были, кады Эдуар в помощи нуждалси?

А Эдуар ничего, смеется. Толкует, дескать, оно токмо так и просходит, никак иначе. «Дипламатия», говорит. Вроде все уже «дела давно минувших дней». Так оно, может, и есть, да вот Молчан за столько годов-то терпимость православную и растерял. Пусть Эдуар с Господом Богом простят и забудут, а уж он в памяти все придержит да спуску никому не даст.

Облачился в байдану Молчан — нагрудник теперь пылился в оружейной у Эдуара — поправил кольчугу, меч взял да из дому совсем уж выходить собрался. Жил теперь десный мастер вроде и подле господина, да обособленно. Причиной тому стала Алессандра, которая, впрочем, окликалась и на Саньку или Сашку. Молчан и думать перестал, чтобы бабою обжиться, да еще такой ладной, утробистой, румяной со всех сторон; а жизнь, она эвон как вывернула.

Сашка, она нездешней оказалась, с каких-то тама каганатов, бусурманка одним словом. Только уж больно покладистая: надобно тебе, чтобы Господу истинному поклонялась — нате вам на блюдице, нельзя в мужнины дела влезать — да не больно и хочица. Удивлялся Молчан — со всем Сашка всегда согласная, в любом деле ему уступит, стерпит, а все равно по-ейному выходит. Так и дом через нее у Эдуара выпросил, грамоту беспошлинную на торговлю — вот уж к чему еще у Саньки способность нашлась, да еще по мелочи всякого множеста.

Как Сашка с него веревки вить начала, Молчан так разумом и не дошел. Да пошто ему об том думать, жалко что ли? Все эти мелочи житейские, к чему у десного мастера особого ынтересу не было. Нравится бабе жить вольготно, так разве стоит ей запрещать? Вот коли лишнего вздумает учудить, тут уж сразу кулаком в зубы, шутить не будет. Да только Сашка с головой была, знала, чего можно просить, а об чем даже слово молвить не нужно, немедля муж осерчает.

Сразу докумекала, что Эдуар Молчану не просто господин, али как в здешних землях речевали — сениор, а вроде сына названого или племянника родного. Что любит его русич искренне и без корысти, любит, как только умеет. У мужика на бабу любовь, она другая: игривая, в мягко тело уложенная, сладостная, а с детьми по-другому. Тут сколько отдашь ребетенку, столько счастия и заберешь. Это вроде балакать все горазды, что любовь, она вроде как вещь несурьезная. Так поди сюда, мил человек, да послушай внимательно. Любить, оно тоже уметь надо. Коли научишься, так все у тебя в жизни будет, ну а нет, так и ходи болвашкой деревянной, скитайся по землям да смотри на чужие радости.

— Сашка! — Молчан сурово крикнул у самого порога.

Баба егойняя встрепенулась, тенью метнулась к нему, сдобная, вкусная, мукой перемазанная. Вот погляди: тож бусурманка по рождению, а раньше него встает. Опять же, православие приняла. Кое-как в этих землях праведного человека Молчан нашел, дабы окрестил. Поцеловал в лоб, вроде заведено у них так, а та, сосвоевольничала, на носки встала да в губы чмокнула. Десный мастер брови нахмурил, токмо на душе потеплело. На силу сдержался, дабы не улыбнуться. Вышел из дому. Кто ж мог подумать, что он кощеем с родных землей забранный, претерпевший и боль, и униженья всякие, на старости лет счастию обретет. Да и вот еще, не старый он вовсе. У него еще дел невпроворот, надо Эдуара женить, кто знает, может, и своих пострелят народить.

— Доброе утро, монсеньор, — вылетели на встречу два гридя.

Молчан чуть головой кивнул — с этими, значитца, так надобно себя вести. Вроде снисходительно, его об том сам Эдуар учил. Сами же говорят — он «монсиниор», господин, то бишь. А они вроде как смерды. Эти власть чувствуют, боятся ее и уважают. Попервой Молчану неловко было, а потом пообвык.

Таким образом — он впереди, гриди поодаль — рынок прошли. Все Молчана узнают, бошками трясут, лебезят. Все понятно, правый тайный мастер — фигура особливая, загадочная. Простой люд живет своей жизнию, не ведает, какие опасности королевству угрожают, али палитичиску ситуацию в стране в целом не представляют. А Молчан об всем знает. Все ему докладывают. Это сначала русич подумал, будто он теперь тот же гридь, только главный над всеми остальными. Накося выкуси. Оказалось, теперь надобно и заговоры предотвращать, шпионами управлять, сведения собирать. Наука особо не хитрая, только с виду казалась тяжелою.

А вот и детинец царский виден. Да уж, кремль тут высокий, не только с внешнего виду ладный, но и по воинской науке сооруженный. Но самое важно — Эдуаровский теперь.

Поздоровался со стражниками на входе, тоже головой мотнул, дошел до покоев мальчика. Там его же молодцы, стоят, дежурют. Они ему опять же докладывать: так и так, стоим, ни муха, ни блоха не проскочили, его величество спит. Молчан сам тихонько вошел, убедился — сопит Эдуар, ручки тоненькие раскинул, аж душа радуется и слеза наворачивается. Вернулся в небольшую залу, которую для него приспособили, и стал наушников по одному принимать.

Наука не трудная: сиди да слушай, что в мире происходит, о чем люди балакают. Иногда в сурьезном разговоре, иногда в кабаке по глупости хмельной. К примеру, Инграда-пекаря зарезали в подворотне вчера вечером. Уж не заговор ли, ведь Инград — брат жены капитана королевской стражи? Этого Молчан сразу прогнал, глупости какие. Другой с Данелага прибыл, дескать, свезли северяне к побережью камня видимо-невидимо да стену строить затеяли. Вот это уже интересно. Надобно будет Эдуару слово молвить.

Так и шло несколько часов кряду, пока мальчик не встал. Тогда уж Молчан всех разогнал, сам к его величеству, значитца, поспешил.

— А, Мойно, доброе утро, — улыбнулся Эдуар. — Ты когда спать-то успеваешь? Вроде, вчера ложился, ты еще тут был.

— Так мне и спать столько вредно, — отвечал он. — Жиром обрастать начинаю, да успокаиваться. Вредно оно, лишнее спокойствие.

Побалакали еще, в основном о наносном, ненужном, пустяках всяких, только и тут Молчан успел ввернуть все важное, что узнал. Эдуар хоть и возрастом молод был, но головою крепко кумекал. Помолчал немного, устами пошевелил, вроде жует чего, да придумку свою уже заимел. Вслух не сказал, только русич по очам егойным понял.

Вымылись, оделися, завтракать принялись. Перед этим Вельтерег, дед старый, попрошайством ранее питающийся, попробовал все по чуть-чуть — злым зельем порчены яства али нет. Это Молчан сам придумал. Вернее, Санька рассказывала, как в ее этих самых каганатах у каждого вельможи, значитца, такой человек имелся. Страсть у них там любят травить друг друга. Ну и Молчан решил — Эдуар у него один, можно и поостеречься. Тот сначала все противился, отнекивался, да потом сдался. Вот теперича ждал всегда, когда старик проверит все. А что? Вельтерегу этому самому тоже не жизнь, а сплошной медовый борт — ест с царского стола, обут, одет. Ну а помрет — так тоже невелика потеря. Человечишка он пустой, корыстный, жалкий. Хоть какая-то с него польза.

Теперича и они сели. Обычай такой у них пошел, что за один стол вместе садились. Молчан сначала отнекивался, неудобствовал, да Эдуар все настиавал, дескать, скучно ему одному. Раньше-то в походах всяких русич не больно стеснялся. Но то княжич малолетний был, а теперь царь! Король, то бишь. Робел Молчан поначалу, да пообвыкся.

Ел десный мастер много, но все еды попроще — мясу поболее, соленого больно охоч еще был, на всякие яства вычурные глаз даже не мылил, а Эдуар все подряд молотил — не посмотришь, что худой, как оглобля, ест — точно в бочку без дна скидывает. Оно с другой стороны понятно — тело растет, ему силы надобны.

Поели, теперь и государевыми делами заняться нужно. Это раньше Молчан все думал: вот сядет Эдуар на престол, наступят тишайшие времена. С черта лысого два кукиша на постном масле. Еще корону на чело не надели, а люд разный повалил. Больше простолюдинов: царь-батюшка, то бишь король-заступник, защити от притеснений разных, и давай жалобиться. Таких можно до вечору слушать, да особой пользы не сделать. Но бывали и другие.

В первые дни точно градом крупным накидало тут всяких лордьев да рыцарей. Были и те, что за Эдуаром к столице шли, другие вообще по домам-замкам сидели, таились-хоронились, ждали, чем все обернется. Трусили, значитца. Но имелся и другой сорт. Энти против короля будущего выступали, сражались, кто в начале самом, кто до конца. Да тоже бошки преклонили, хмурятся, супятся, да на коленах стоят. Всех Эдуар простил, наложил на них «амнистиию». Навроде местных жрецов, что за монету грехи отпускают. Но нашлись те, кто прийти новую власть признать отказался. Вот с такими сейчас и воевали. Да только воевали — слово одно. Королевских войск и лордьев их вона сколько, каждый выслужиться хочет, норовит подвиг исполнить. А как сказали, энтих бей — словно цепные псы они срываются. Никакогу шанса отступникам.

Также бывали еще и посланники разные. С Плоскогорья явился высохший худой старик, от Славии — пузатый мужичина с лицом выпивохи, от Саноры — крепкая баба, с кусками кожи заместо одежы. Много кого было. Не уставал Молчан удивляться люду разному, всякому друг на друга непохожему, но все же одним Богом созданному.

Вот и теперь, уселся, значитца, Эдуар на трон — Молчан ему подушек под задницу напихал, чтоб не отсидел али застудился — и пошли захожие-перехожие: смерды, монахи, странники. В обычное время, кто поблагороднее, вперед проходили, да токмо не было сегодня никого из лордьев или посланников-дипломатов. Гридни его, знамо дело, проверяют всех, оружью отбирают, еще четверо в зале самой стоят, если просителям дурное что в голову придет. Чай, дураков на свете много.

Открыли двирь, и первые просители пожаловали. Эти навроде монахов тутошних, в рясах темных, шнурком подпоясанным. Трое их, все немолоды, но вот впереди самый в годах преклонный. Пузатый, с проплешиной на голове, носище вперед выставил и очами хитренькими водит по залу, как рукой щупает. Не понравился Молчану. Русич людей тонко чувствовал, как собака лису по запаху видит, так и он. Вот энтон прохиндей, каких сыскивать будешь особым образом, так не найдешь. На спутников вниманья не обратил — волосы темные, лица самые что ни на есть обычные. Да и важности не представляют, вот плешивой тот, другое дело. Он и разговор первый завел.

— Приветствую, ваше величество, хоть и молодого, но мудрого сына самой могущественной и древней семьи Энтов.

Ладно говорил, да только глазом влажным все водит и водит по Эдуару, точно ищет чего. Молчан насупился.

— Меня зовут Михаэль, я странник.

— И что тебе нужно, странник? — Эдуар наклонил голову набок, внимательнее рассматривая просителя.

— Ничего, — улыбнулся плешивый. — Скорее, я кое-что могу предложить тебе.

Молчан челом побелел от такой наглости. Едва сам не кинулся охальника прочь выволочь, да очами встретился и смутился. Что-то было в страннике, некая сила заветная, от других скрытая.

— И что же ты можешь мне предложить? — мягко улыбнулся Эдуар.

— Самое дорогое, что может быть на свете, — оскалился в ответ Михаэль и развел руками. — Информацию.

От редкого слова Молчан весь сжался, как от внезапного удара оглоблей по спине, но вот мальчик заинтересовался.

— Что вы хотите сказать?

— Если вы правильно распорядитесь моими сведениями, ваше величество, то сможете предотвратить большую войну.

— Войну? — удивился Эдуар. — С кем? Северяне отброшены, варвары с востока враждуют между собой, с Плоскогорьем союз.

— Враг гораздо ближе, ваше величество, чем вы думаете. Он в вашем королевстве.

— Говори, — сказал мальчик.

— Знаете ли вы сира Айвина Победоносного, которого в ваших землях называют полубогом?

— Конечно, — улыбнулся Эдуар. У Молчана тоже от души отлегло, он ужо испугался. Думал, энтот Михаэль чего дурного скажет…

— А что если таки окажется, что он не один такой? Не один полубог. Что есть и другие. Равные ему по силам.

— На что ты намекаешь, странник?

— Скажите, ваше величество, если Айвин окажется среди подобных себе, то станет ли он по-прежнему верен вам?

— Мне не нравится твой тон, — нахмурился Эдуар.

— Но вы можете проверить мои слова, — отвечал странник. — Айвин со своим другом лордом Иллианом Лейтли идет на юг, и их дорога залита кровью, а деревни, встречаемые на пути, вырезаны.

— Лорд Лейтли никогда бы не предал меня, — холодно процедил сквозь зубы мальчик.

— А я слышал, что сир Иллиан был не доволен теми землями, которыми вы его наградили. Он был с вами с самого начала, но получил лишь проблемный кусок земли на отшибе королевства с кучей разбойников, без необходимых сил, чтобы разобраться с ними. Так разве тут будешь верным?

На что Молчан терпеливый был, ужо тут сжал кулаки так, что персты хрустнули. Ладно во дворе собаке брехать на прохожих — дело одно, но уж в царский дворец прийти и околесицу нести… Русич ждал только слова Эдуаровского, чтобы энту гниль за рясу приподнять да выкинуть прочь. Вот только мальчик молчал.

Заметил десный мастер, как смотрют друг на друга король малолетний и Михаэль, смотрют особым образом, точно без слов балакают, али в гляделки играют — кто бошку отвернет первый.

— Мойно, — наконец мальчик заговорил, значитца, сейчас мы эту мразь погоним отсюда. — Посели этого человека в восточном крыле. И отправь лорда Кайниса, лорда Бидирава и лорда Гуймира в Виргирдские земли. Мне нужен сир Иллиан.

Про Кайниса, Бидивара и Гуймира Эдуар ладно придумал. От энтих лордьев без земель хлопот было больше, чем проку. Нрава самого буйного и жестокого — что они, что люди ихние. Отослать их подальше, пусть и с поручением пустяковым — только на благо всем пойдет. Но вот с плешивым…

— Мой государь, — тихо заговорил, чтобы остальные не услышали. — Что значит поселить? Он речи такие говорит, его бы высечь хорошенько. А лучше голову с плеч…

Молчан не со злобы душевной так говорил — чувствовал опасность самую настоящую, что от Михаэля исходила. Такого, конечно, надобно на глазу держать, дабы не сотворил чего, но змею подле себя класть — тоже глупость. Забудешь — она зуб ядовитый в тебя и вонзит.

— Я сказал, — Эдуар сказал твердо, только взгляд пустой, точно и нет мальчика тут. Точно не он. — Посели его, он гость, — и тут вроде опять глаза оживились, блеснули, — И если его слова подтвердятся… То мне кажется, Мойно, я нашел левого тайного мастера.

 

Тридцать три несчастья

— Руса, прости меня. Прости, не знаю, как так получилось.

— Успокойся, — ответил Руслан.

— Ну серьезно, лошадь оступилась. Не знаю, может, устала или еще чего. Я среагировать не успел.

— Успокойся, говорю, чего-нибудь придумаем.

— Я смогу идти, смогу, Руса.

Антон, по прозвищу Сник, лежал, схватившись за ногу и лопоча без умолку, пока Люда накладывала шину. Поход из шестерых кинетиков, включая самого Руслана, целью которого было преследование таинственного Ивана, в кантийском миру Айвина, грозил с треском провалиться. А что делать? Отправь пару человек с Антоном обратно — отряд потеряет в боевой мощи. Продолжать путь не представлялось возможным. Бедолага не сможет сидеть в седле.

— Вот ведь, Сник ты и есть Сник! — кинул Антону в сердцах Марат.

Прозвище ему дал начитанный Лешка, когда еще был жив, произнеся фразу, ставшую роковой для Антона: «Ну, ты прям тридцать три несчастья Лемони Сникета». Постепенно из всей фразы за неудачливым кинетиком закрепилось Сникет, а еще через какое-то время и его обрубили до Сника. Что и сказать, прозвище свое Антон полностью оправдывал. Если что-то где-то случалось, то эпицентром этого был Сник.

— Делать чего будем, Руса? — спросил Марат негромко, чтобы остальные не слышали.

Руслан в задумчивости провел рукой по бритой голове. Чего тут делать? Сухари сушить.

— К Мяснику поедем.

— Ты уверен? — спросил Марат.

— Не уверен. Но деваться некуда. Либо поворачиваем все обратно, либо к Мяснику, чтобы отрядил людей Антона обратно доставить.

— Ясно, — кивнул Марат. — Эх, от этого Сника одни проблемы. Помнишь, тогда в Отделе?

— Помню, — кивнул Руслан.

Как такое забудешь?

Руслан перехватил поудобнее обессиленного Марат — повезло парню, пробило лишь плечо, да еще навылет — и они снова зашагали вперед. Теперь во главе отряда двигался Гоша, изредка оглядываясь на семенящего рядом Канторовича и спрашивая у того дорогу. Телепаты уныло плелись следом. Да уж, толку с них оказалось, как с козла молока — вся охрана выше первого этажа была с защитой.

— Руса, ты как? — Прошептал, с трудом разлипая губы, Марат.

— Нормально, меня не задели.

— Я про Киру… — Марат хотел сказать еще что-то, но замолчал.

Руслан скрипнул зубами, но ничего не ответил. Его до сих пор не покидало ощущение нереальности происходящего.

— Руса, мы, вроде, пришли, — окликнул его Гоша. — Чего, ломать?

Руслан осмотрел огромную псевдодубовую дверь с электронным замком и кивнул. Георгий с легкостью вырвал весь косяк вместе с куском стены и отбросил в сторону.

Когда-то давно, когда были молодые и глупые, они все хвастались, как прославятся и у каждого будет свой кабинет со столом, компьютером и обязательно кондиционером. Почему-то именно сплит-система являлась для ученых, заставших голодную перестройку, символом успешности. Но то, что увидел Руслан, не шло ни в какое сравнение с теми детскими мечтами.

Огромный зал скорее походил на помпезную библиотеку нувориша с пошлыми вкусами и примитивными потребностями — стеллажи из красного дерева, рабочий стол с бронзовой лампой, обитые бархатом стулья. Лишь едва заметные детали позволяли догадаться, что здесь. Во-первых, тот самый первый прототип Шлема, с которого все и началось, — теперь он мирно стоял в углу, покрытый пылью. Чуть поодаль на пьедестале Штольц поставил Антишлем. Тот сиял полиролью и даже был включен. Во-вторых, обычная зеленая грифельная доска, которую можно было переворачивать, валялась у окна. В-третьих, заметки и просто листки бумаги, исписанные размашистым, сильно наклоненным почерком, с формулами, схемами. Руслан хмуро осмотрел «владения узурпатора»: да уж, Штольц никогда особой аккуратностью не отличался.

— Ты же говорил, что он должен быть здесь? — сердито спросил он Мишу.

— Он должен быть здесь, — залепетал Канторович. — Руслан, таки неужели ты думаешь, я тебя обманываю? Мы ведь в одной лодке ко дну идем.

— Вот именно, что ко дну, — отозвался Гоша, проходя между книжными полками.

Остальные тоже разбрелись по покинутым покоям «короля», рассматривая и трогая вещи. Руслан усадил Марата на стул и подошел к Михаилу.

— Что делать теперь? Ты сказал, что единственный способ остановить Штольца — убить его. Ты сказал, что он здесь. Мы потеряли людей, чтобы прорваться сюда, но его нет. Его тут нет!

— Руслан, давайте говорить без нервов, — судорожно отступал Канторович.

— Без нервов, мать твою? После этого нападения Отдел не успокоится, пока нас всех не перебьют!

Руслан сжал кулак, и глаза сверкнули огнем. Еще минута и случилось бы непоправимое.

— Руса! — окликнул его Антон. — Руса, гляди!

Один из самых невезучих кинетиков крепко держал носатого брюнета в очках. Держал, как нашкодившего щенка над пролитой лужей.

— Под столом его нашел, представляешь? — светился от радости Антон.

— Я же говорил он здесь, — чуть не подпрыгнул на месте Миша. — Спрятался-таки, засранец!

— Ну, кто его…? — Гоша не договорил, но всем стало ясно, что он имел в виду.

— Подождите, подождите, — замахал руками Штольц. — Руслан, Миша, ну что вы в самом деле? К чему все это?

— А сам как думаешь? — спросил Руса. — Что мы будем сидеть и ждать, пока ты уберешь нас всех?

— Руслан, клянусь, я тут не причем.

— Серьезно? Считаешь, хоть кто-нибудь в это поверит?

— Руслан Альбертович, можно вас на минуту? — прервал его сморщенный старичок.

Романа Валерьевича, благообразного главу Ясновидения, единственного из всего нового отдела к ним примкнувшего, Руслан знал неплохо. Нрава тот был самого тихого, своими еще до конца не обкатанными способностями не кичился, в отличие от остальных ясновидческих оболтусов, а дело знал хорошо. Обычный книжный червь, в самом хорошем смысле этого слова.

— Антон, глаз со Штольца не своди. Что там, Роман Валерьевич?

— Я могу ошибаться, — посмотрел на него старик поверх плоских очков и снова уткнулся в бумаги, — но здесь что-то невообразимое.

— А конкретнее?

— Я, конечно, не специалист, но тут идет речь о магнитном колебании земли. И о своего рода дырах, разрывах, что ли, в нем. С одной стороны, там ничего не может быть, но вот исследования Григория Рюмовича говорят об обратном.

— Там что-то есть? — повернулся к Штольцу Руслан.

Гриша засопел, широко раздувая ноздри и выпучив глаза. Очки съехали по вспотевшему носу на кончик и грозили вот-вот упасть.

— Там… что-то… есть…?

Руслан говорил медленно, с каждым словом едва заметно поворачивая рукой в воздухе. Суставы Штольца затрещали, тело вытянулось, подобно струне, и Антон отскочил в сторону. Держать Гришу теперь не было надобности, он висел в воздухе, раскинув руки и ноги, подобно витрувианскому человеку, только вот лицо было не такое сосредоточенное и спокойное, как на рисунке Да Винчи. Штольцу было больно, очень больно. Все его мышцы, жилы, нервы сейчас неестественно растянулись. Руслану даже показалось, как затрещала кожа.

— Есть, есть. Пусти!

Руса сжал руку в кулак, и Штольц рухнул на ковер. Антон приподнял его и усадил на свободный стул.

— Говори! — приказал Руслан.

— Зачем? — взъерошенный Гриша со своим огромным носом и злобными глазами походил на гигантскую крысу. — Вы все равно пришли убить меня.

— Ты можешь жить. Какое-то время. Пока твое тело не начнет разрывать на куски, пока не станешь сходить с ума от боли, пока не начнешь умолять убить тебя.

Руслан снова разжал кулак, но Штольц замахал руками.

— Хорошо, хорошо. Там Окна, там есть Окна. Ну, я их так назвал.

— В Европу что ли? — Усмехнулся Марат, держась за плечо.

— Еще лучше, в другие миры.

— Чтобы мне в субботу работать, — охнул Миша. — Он свихнулся.

— Ничего не свихнулся, — зло посмотрел на него Штольц. — Настоящие параллельные миры. Я был в нескольких. Пройти в них можно строго в определенное время. Окна то появляются, то исчезают. Но я смог систематизировать кое-какую информацию.

— Бред какой-то, — покачал головой Руслан.

— Ничего не бред! — Телекинетику показалось, что Штольц был уязвлен их недоверием. — Я был там.

— Серьезно? Даже доказать можешь?

— Хи-хи-хи, — Гриша смеялся сдавленно, точно сдерживал себя. — Ты и есть мое доказательство, Руслан. И ты тоже, — ткнул он пальцем в Мишу, — да все вы доказательство.

— Точно крыша потекла, — подытожил Гоша.

— Но самое главное мое доказательство, — уже не слушал никого Григорий, — вот.

Руслан обернулся вслед за жестом и недоуменно посмотрел на Шлем.

— Погоди, ты хочешь сказать…

— Я прихватил его из одного мира. Ах, видели бы вы его. Что там происходит, как люди живут, — Штольц закатил глаза. — Шлемы там на каждом углу.

— То есть, ты попросту украл его? — уточнил Миша.

— Кража — если взять что-то ценное, — пожал плечами Штольц. — А этот никому не был нужен. Пылился в школе.

— Я все равно не могу поверить, — пробормотал растерянный Руслан.

— А ты вспомни, как мы первое время разбирались в этой фигне? Вспомни, что я сам не знал о процессорах, и только Мишка догадался. Вспомни, как обесточили несколько домов, попробовав запустить его.

— Руслан Альбертович, — вновь подал голос Роман Валерьевич. — Он говорит чистую правду. Я тут разобрался, смотрите.

Старичок принялся объяснять, меняя листки местами и тыча пальцем в разные таблицы. Вокруг него теперь сгрудились не только Руслан с Мишей, но почти все кинетики и телепаты, восхищенно ловя каждое слово. И именно это и нужно было Штольцу.

Когда вскрикнул Антон, у Руслана похолодело в груди. Он повернул голову и обнаружил своего невезучего кинетика на полу с рассеченной губой. Григория нигде не было.

— Он… он квик, Руслан, — принялся оправдываться Антон. — Я даже сделать ничего не успел.

— А ты держал его?

Парень покраснел и опустил голову. Гоша рванул в коридор, но Руслан остановил его.

— Георгий, нет смысла. Если он квик, то может быть уже где угодно.

— А почему этот, — палец Гоши уткнулся в хилую грудь Михаила, — не предупредил нас.

— Молодой человек, — побледнел Канторович, — вы меня гоем последним не делайте. Я откуда мог знать? Защита от телепатов — да, я сам ему ставил. А что до способностей, так Гриша говорил, что еще не определился…

— Гоша, оставь его. Теперь уже не имеет значения. Ничего не имеет значения.

— В смысле? — повернулся к нему психокинетик.

— Мы мертвы. Все мы мертвы. Минут через десять-пятнадцать здесь будут все московские силы Отдела. Даже если мы сможем выбраться наружу…

— Руслан Альбертович, нам и не надо наружу, — вмешался Роман Валерьевич. — Думаю, Григорий Рюмович неслучайно построил здание Отдела именно здесь.

— Что вы имеете в виду?

— По всем данным чаще всего так называемое Окно появляется здесь, только дайте подумать… судя по всему… если ниже уровня моря… Окно будет где-то внизу, скорее даже в подвальном помещении.

— Даже если так, — согласился Руслан. — Вряд ли можем вызвать Окно в любое время.

— Нет, конечно нет. Григорий Рюмович лишь изучил само появлений этих м… Окон. Но я же говорю, в этом месте они появляются очень часто. Следующее будет… через двенадцать минут.

— И что нам делать? — оживился Руслан. — Надо прочесать все этажи. Хотя, скорее всего, это в подвале. Надо достать схему здания.

— Руслан Альбертович, успокойтесь, пожалуйста, — положил ему на плечо руку Роман Валерьевич. — Есть более простой способ.

— Какой?

— Я же ясновидец, — сказал старичок таким тоном, будто речь шла о самой обычной специальности, вроде сантехника или электрика. — Мне просто надо сосредоточиться на этом самом Окне и предсказать, где оно появится.

— Таки, Роман Валерьевич, это бы решило все проблемы, — радостно откликнулся Канторович.

— Да, только не здесь, — помотал головой ясновидец. — Ощущение давящее, давайте в холл выйдем.

— Все, тогда уходим, — принялся поднимать Марата Руслан.

— Да нормально, нормально, я сам, — отозвался кинетик. — А ты чего сел, Сник? Шлем с Антишлемом захвати.

— Зачем?

— Антон, возьми, ты же справишься? — сурово посмотрел на подопечного Руслан.

— Да, — покраснел Сник.

— Ну тогда пошли, это Окно — наш последний шанс.

С лордом Феррингом Дуйне, более известным как Мясник, Руслану пришлось познакомиться почти сразу, как они обосновались в Проклятой лощине. Ферринг правил жестко, проявляя, впрочем, любопытство не только к тому, что происходило на его земле, но и поглядывая на дела соседей. Небольшое проявление силы перед рыцарями лорда было почти неизбежно. Впрочем, патологическая жестокость Мясника никак не повлияла на его умственные способности. Он понял, что с Мёнемейстером лучше дружить.

К счастью, за те несколько лет, пока Руслан с компанией жили здесь, встречались они нечасто. Все-таки до Мясника было несколько дней пути, тем более находился замок в стороне от главной дороги, а в гости друг к другу нечаянные соседи старались не соваться.

Сама цитадель спряталась среди скал, куда и вела добротная дорога, спускавшаяся в широкую теснину метров на шесть-семь. Стратегически путь был идеален. Взять замок приступом из ущелья не представлялось возможным из-за его узости, однако повозки здесь проезжали без труда. Обойти дорогу поверху никто не мог из-за гористой местности. Честно говоря, именно после первого посещения Мясника Руслан позаимствовал идею данной фортификации, вырубив лабиринт в камне и перенеся дорогу к лощине чуть левее, через него.

— Наш Мясник, похоже, стал еще кровавее, — показал Марат на странные сооружения наверху.

Руслан с интересом разглядел огромные клетки с людьми внутри. Они висели на высоченных вытесанных из цельного дерева брусьях с перекладиной наверху, чуть возвышаясь над провалом.

— Руслан, надо снять их, — подъехала к нему Ольга.

— Мы не будем снимать их, — коротко бросил он ей.

— Но Руслан…

— Мы не будем снимать их! — развернул коня он и, чуть успокоившись, продолжил, обращаясь уже ко всем. — Мы здесь не хозяева, это не наша земля, не наша эпоха. Когда-нибудь, возможно, кантийцы начнут ценить человеческую жизнь. Но не благодаря нам, они дойдут до этого сами или не дойдут совсем. Все ясно?!

Остальные промолчали. Даже Ольга, едва открывшая рот, не решилась ничего сказать.

Руслан с силой сжал зубы, пока не почувствовал боль. Иногда ему хотелось, как рассерженному выходками своих недалеких отроков, хорошенько надавать всем кинетикам по заднице. Сколько раз он им это все говорил, разжевывал, точно маленьким детям, вдалбливал в эти пропитанные гуманизмом головы, но случись какое-нибудь происшествие — и все начиналось снова.

— Когда мы вмешиваемся? — спросил он тоном сурового школьного учителя.

— Когда нашей жизни что-то угрожает, — вразнобой произнесли двое-трое.

— Все ясно? — Повернулся к Ольге Руслан. — Не устраивает такое положение дел, добро пожаловать к телепатам.

— Да ладно, Руслан, я поняла, просто спросила, — пожала плечами медсестра. Легонько провела по руке и тихо добавила. — Готова понести наказание, ваше мёнемейстерство.

Руслан почувствовал, как у него запылали уши и шея. Ну вот, опять началось.

— Поехали, — бросил он.

— Признаю свою вину: меру, степень, глубину. Приму любое наказанье: ссылку, каторгу, тюрьму, — тараторила под смешки ему в спину Ольга. — Но желательно в июле, и желательно в Крыму.

— Хорошо, что Филатов твоей декламации не слышит, — не оборачиваясь, громко ответил Руслан. — Так безбожно его еще никто не перевирал.

Оставшуюся часть пути проехали молча, напряжение, витавшее в воздухе, так и не спало. Руслан считал столбы с клетками и все думал, что могли совершить эти люди, раз Мясник так жестоко наказал их? Хотя… За то время, пока сначала Руслан, а уже потом Мёнемейстер Проклятой лощины, был здесь, он видел много жестокости: как с живых людей сдирали кожу, как провинившихся крестьян подвешивали за ребра на крюках, как преступникам делали разрезы, посыпали их солью и вывешивали привязанных к огромному колесу на солнце. Но это здесь подобное не считалось жестокостью. В его мире — возможно, но не здесь.

Конечно, дело было в нравах. Средневековый человек сжился с этим. Как люди в его мире привыкли к постоянным потопам, оползням и землетрясениям, транслируемым по всем каналам. Ни капли сострадания, ни грамма сочувствия, лишь цифры, отражаемые в глазах — погибло столько, ранено столько… Разве его соотечественники не более жестоки в своем равнодушии?

— Нас сам Мясник встречает, — вернул его на грешную кантийскую землю Марат.

Дорога пошла вверх, и теперь можно было разглядеть уже кусочек главных ворот, находившихся на самом выезде из теснины. У входа, вместе с десятком своих стражников, стоял сам Ферринг. Руслан в очередной раз удивился несоответствию внешности с характером Мясника. Желтушное узкое лицо с прямым аккуратным носом, женские пухлые губы, крохотные глазки. Да и сам он был весь маленький, худой, нескладный, никак не походил на тирана и деспота. Однако клетки с людьми говорили сами за себя.

— Не могу поверить, — воскликнул Мясник тоненьким голосом, как только Руслан подъехал достаточно близко, — его светлость Мёнемейстер.

— Вы же знаете, я не светлость, — спешился телекинетик и поклонился. — Приветствую вас, ваша светлость.

— Боюсь, вы не заехали ко мне просто поболтать, — указал Мясник худенькой ручкой, на носилки с Антоном. Один из концов недопаланкина привязали к лошади, а другая волочилась по земле.

— Нам некогда просто болтать, — передал поводья Руслан одному из людей Ферринга и последовал вслед за хозяином. — Особенно вам, вы ведь человек дела.

— Наверное, только вы, мой дорогой друг, это и понимаете, — улыбнулся Мясник.

Они прошли по внутреннему двору, необычайно чистому и тихому, несмотря на большое количество людей. Казалось, каждый, занимавшийся каким-то своим делом, нет-нет да и взглянет исподлобья на Ферринга. Подданных у Дуйне, несмотря на крутой нрав, было предостаточно. Более того многие сами приходили в эти земли, хотя «слава» о Мяснике ходила по всему королевству.

— Я сейчас готовлюсь к посевной, мой друг, — продолжил Ферринг, — редко бываю в замке. Вам повезло, господин Мёнемейстер, что вы застали меня здесь.

— А эти клетки на дороге тоже часть подготовки к посевной? — улыбнулся Руслан.

— Ну конечно, — искренне удивился Ферринг. — Я инспектировал своих людей, как и кто готов к работе. Вы же знаете, мой дорогой друг, у меня много земель.

Руслан кивнул. Что правда, то правда. Род Дуйне был весьма зажиточным.

— Оказалось, что эти лоботрясы решили пустить меня по миру. Вы ведь понимаете: хороший урожай — больше денег в казне, плохой… Так вот, я взял самых отъявленных мерзавцев, которые не хотят работать, и посадил их в клетки. И не поверите, как это приободрило всех остальных.

— И что же, никаких бунтов или недовольств?

— Какие недовольства? — удивился Мясник. — Подданные поддержали меня.

Руслан призадумался. Вот так вот. Он их режет, рубит им головы, сажает в клетки, а они только рады. Люди аплодируют ему и кричат, что так и надо. Кто здесь был больше чудовищем — Ферринг Дуйне или его подданные?

— Ваша светлость, вы, конечно, правы, я приехал к вам по делу. Один из моих людей сломал ногу и не может продолжить путешествие. — Телекинетик решил говорить откровенно. С таким человеком лукавить нельзя. — Возвращать его лично, значит, потерять время, которого у меня сейчас нет. Отправить своих людей — лишить отряд ценных воинов.

— Вы хотите, чтобы я отправил с ним своих? — приподнял брови Ферринг.

— Да, — ответил Руслан и тут же добавил. — Я щедро заплачу.

— Бросьте. Конечно я окажу вам такую небольшую услугу. Мы отправим его сразу после пира.

— Какого пира? — спросил кинетик.

— Как какого? Ко мне приехал сам Мёнемейстер Проклятой лощины! Такие события происходят не каждый день.

— Ваша светлость, мы правда очень торопимся.

— Надеюсь, не на столько, чтобы пренебречь моим радушием?

Внезапно в глазах учтивого и воспитанного Ферринга Дуйне проявились черты другой натуры. Той, за которую его и прозвали Мясником.

— К тому же, услуга за услугу. Мои люди доставят вашего человека в целости и сохранности, а вы доставите удовольствие своим присутствием мне. Или, если вас не устраивает, вы можете нанять повозку в любой деревеньке, заранее сказав им, что одна из «черных душ» едет домой, в Проклятую Лощину.

Руслан понял, что Ферринг попросту насмехается над ним. Рассказать кому-нибудь из местных, что Антон «черная душа», так их называли в народе, — его разорвут там же. Это двух-трех кинетиков боятся, а одного, да еще раненого… Не убьют, так по крайнее мере попытаются. Кинетик объяснял это тем, что их ненавидят за свой же страх.

— Хорошо, пусть так, — согласился он с Феррингом, уныло посмотрев на развивающийся стяг насаженной на копье головы — знак семьи Дуйне. Может, кровожадность у них в крови?

— Вот и хорошо, мой дорогой друг. Думаю, ты не скоро забудешь этот пир, — улыбнулся Ферринг, снова став радушным хозяином и воспитанным лордом. — А повезет, так и не вспомнишь.

— Надеюсь, все-таки вспомню, — с настороженностью оглядел Руслан воинов во внутреннем дворе.

Но Мясник уже не слушал его. Он хлопнул в ладоши, и стража открыла огромные двери, ведущие в замок.

 

Левый тайный мастер

Как только появился энтот Михаэль, так сразу завертелось-закружилось. Весь руспорядок проклятущий монах Молчану сбил. Теперича не поймешь, когда день, когда ночь. Бывает, что пополдничать толком не посидишь, вечно ему неймется.

Главно, Эдуар ему говорит, мол: «Ничего не изменилось, служи, как служил». Агась, а царевича, значитца, змию энтому на растерзание оставить? Ну, нетушки. Не бывать такому. Михаэль и так ужом вьется вокруг Эдуара, слово ласковое скажет, прихоть любую ублажит. Еще и луны полной не прошло, как явился перехожий со своими смердами — а все, суветник. По любой мало-мальской глупости Эдуар с ним общается. А Молчану, значитца, «служи, как служил».

У десного мастера заветных дел теперь хлопот поприбавилось. Днем и ночью, то он, то гридни его али наушники за Михаэлем ходили, в тень обернувшись. Токмо все зазря. Будто чувствовал незнакомец недоброе: тати к нему не захаживали, сам речи недобрые не говаривал, Троим Богам камешки складывал. Но знал Молчан, хоронится Михаэль, это с виду он смиренный, никто через эту смиренность проглядеть и не может. А вот ему вся суть людская видна, под какой бы личиной не пряталась, какою одежою не укрывалась.

Но не послушал его Эдуар. Не внял ему. Не речист был Молчан. Супротив каждого слово егойнего у Михаэля выходило два. Да и не только в энтом дело. Как только в очи ему глядел, так внутри все замирало. Такою властью над русичем обладал незнакомец, такою силою, что хотелось забраться в самый дальний уголок кремля Эдуаровского и не вылезать оттуда никогда. Не знал Молчан, что за сила такая. Сроду с ним подобного не было. Но как ни смотрел на Михаэля, особливо под вечор ужо или с утра раннего, возвращались мысли дурные, тревожные.

За это и с Сашкою разлад пошел. Баба, она же существо живое, навроде собаки, все чувствует, если неладное творится. Вот и Санька стала дознаваться, что и как. Видит же, на муже лица нет — не спит толком, а когда веки опустит, так сквозь сон зубами так скрипит, что мыши под половицами замирают.

А как посредь ночи гридни с донесениями стали приходить, так совсем уж осерчала. Это, мол, Молчану нужно знать, что Михаэль за день делал, когда спать лег. А ей, дескать, оно ни к чему. Дошло до этого, что разговаривать перестали, только очами друг на дружку злобно зыркают.

Молчан не сказать, чтобы уж особливо горделивый был — отбило в нем невольство всякие глупости — но замириться сам не хотел. Пусть лучше думает, что из дурного характеру он с жиру бесится. Ведь успокоит он ее, утешит, потом любиться они будут, а к завтрему что? Да ничего, также гридь какой али шпион поскребется в двирь ночью — и снова разлад. Нет уж, вот только он со змием энтим разберется, а там уже само собой все на места встанет.

Только вот как разобраться? Получалось, что Михаэль со всех сторон благочестием на младенца похожий. Только не бывает такого, за каждым, даже самым праведным, проступки имеются. Человек, он существо глупое, норовящее каждый раз в яму поглубже да попасть. Бывают люди, что помудренее, энти стараются жить, как Господь и завещал. Токмо и у таких грешки имеются. Человек с мудростию из утробы не вываливается, он ее в себе воспитывает, растит, значитца.

И уж он энтого злыдня на чистую воду выведет. Ой, как выведет. А потом лично прикажет — казнить стервеца, дабы не зыркал более очами своими бедовыми. Пытать он, конечно, не будет. К пыткам Молчан очень уж не охоч был, сердце все надрывалось на чужие горести смотреть. У него даже на такие случаи человек имелся особенный, работу всю пытошную и делавший. Как бы не хотел бы от этого отречься русич, но у десного дел мастера такому не бывать. Заговорщики по милости твоей и добрости на путь праведный не встанут и злодейства все свои не скажут.

В дверь тихонько постучали. Молчан вздрогнул, зазвенел кольчугой одетою, за меч схватился, но потом руку одернул. Коли уж открыто пришли, не таятся, то точно без злого умысла.

— Монсеньор, нам пора, — оказался за дверью один из гридней.

Вот пес старый, сидит тут себя жалеет, а работу заветную кто делать будет? Тоже ведь, десный мастер.

Потоптался Молчан, вроде собирается, а сам смотрит, подойдет Сашка, али нет. Та нарочно, гремит чашками, но выходить не собирается. Жили ладно, а тут как кошка с собакой. Нашелся бы умный ученый человек, чтобы взял да выспросил всех баб, что им надо, чего хотят, и записал. А мужики бы про то потом у него узнали, да жили все душа в душу.

Со двора почти ушел, да обернулся напоследок. Сашка, значитца, в окошко смотрит и знамением крестным его осеняет. Вот ведь, баба, чудное созданье. Она вроде и злится, и молчит, а все вон оно как — беспокоится. Чуть не прослезился Молчан. Но все же совладал с собой, не дело на виду у всех мягкосердечничать, за слабость примут. А как потом слабому господину власть над остальными иметь?

Прошел по обычаю в детинец, спросил обо всем, обо всем уведомился. Наушников всех выслушал, только время попусту потратил — будто издеваются над ними вместе с Михаэлем. Ни разговоров злых, ни даже бреду пьяного. Все, дескать, Эдуара чтят, уважают и любят. В другой раз бы порадовался, а теперь лишь в груди резануло.

Там уж время пришло царевича будить.

— Мойно, ты очень плохо выглядишь, — в очи посмотрел на него Эдуар.

Молчан к зерцалу подошел — и вправду, лицо серое, неживое, точно в пыли вываленное. Глаза внутрь провалились, глядят оттуда недобро, борода паклей в разные стороны торчит. Как есть тать дорожный, а не десный мастер заветных дел.

— Да нет, ваше высочество, в порядке я.

Конечно, а как он должен выглядеть? Еле на ногах стоит, в день на пару часов очи сомкнет — и то ладно. Соки жизненные из него уходят, да разве бросишь отрока теперь?

— Михаэль уже проснулся?

Вот те снова здорова. Он об мальчонке печется, душою волнуется, а тот только встал, сразу об Михаэле своем.

— Проснулся, — хмуро ответил царевичу. — В обеденной ждет.

Молчан Эдвару, конечно, не говорил, что за каждым шагом «гостя» догляд устроил. Ни к чему.

— Так пойдем скорее.

Ну что ж, мил ты мой человек, пойдем.

Михаэль и вправду уже в обеденной, сидит задом жирным, на яства позыркивает. Зашли, он по обычаю вскочил, Эдуару поклонился, на Молчана мельком глянул, но так, что ажно пот прошиб. И больше не смотрел. Русич Вельтерегу махнул, дабы пробовать начал — не потравлено ли что. Старик только того и ждал, но не кинулся, как в первые разы, а теперь ужо, как лебедь поплыл, с важностию, значимостию. Присмотрелся к нему Молчан — отяжелел Вельтерег, животом оброс, подбородком опять же. Оно и понятно. Что у старика за заботы — отведает яства царские, да на полати, бока отлеживать. А получится, так еще и чарочку пропустит. Знамо дело, за здоровье Эдуара.

Набил брюхо Вельтерег, то бишь каждо блюдо напробовал, теперь и их черед настал. Молчан почти не ел, кусок в горло не лез, а Михаэль с Эдуаром все балакают.

— Ваше величество, знали бы вы, какую моя мама делала мацу, — покачал головой гость.

— А что это?

— Лепешки. Ох, ни одно блюдо на этом столе не сравнится с ними.

— Я прикажу своему повару, и он сделает их, — воскликнул Эдуар.

— Нет, ваше величество, лучше не стоит. Ради памяти моей матери, не надо измываться над мацой. Кстати, — Михаэль хитро посмотрел на царевича, — таки как поживает ваша матушка? Стоит надеяться, что она нагрянет к нам с визитом?

— Нет, нет, — чуть не поперхнулся Эдуар. Молчана аж злость взяла, вот ведь ирод, нашел, когда такие вещи спрашивать. — Она в своем родовом замке.

— Таки какое мудрое решение, — всплеснул руками монах. — Ничего так не укрепляет родственные узы, как расстояние. И чем дальше, тем лучше.

— Да, наверное, — смущенно отозвался царевич.

— Это все хорошо, но я еще хотел поговорить за гешефт, — вкрадчиво произнес Михаэль, отправляя очередной кусок говяжьего языка себе в рот.

— О чем?

— О торговле, — пояснил гость. — Я бы вывалял в коровьем навозе того болвана, который у вас отвечает за казну, чтобы он болел в свое удовольствие. Вот смотрите, молодой… то есть, ваше величество. Возьмем, к примеру, Данелаг.

— Данелаг? — удивился Эдуар. — Но мы не торгуем с племенами.

— Таки в том и дело, — взвился Михаэль, хотя тут же успокоился и продолжил. — Эти гои в Данелаге только спят и видят, когда придет кто-нибудь и заберет все, что у них есть.

— Но у нас мирный договор на три года. Мы пообещали не нападать друг на друга.

— Что вы говорите? — Улыбнулся плешивый. — Таки для этого и есть торговля. У этих несчастных есть много шкур, рыбы и китовьего жира. Но, как я слышал, там плохо родится хлеб.

— Да, так и есть, — подтвердил Эдуар. — Северные земли очень суровы.

— Так почему бы не давать этим гоям то, что они хотят? Мы им такой курс зарядим, молодой человек, им не снилось. И все в плюсе.

— Мы никогда не торговали с ними, — нахмурился мальчик. — Кантия постоянно воюет с племенами.

— Таки потому и воюет, что торговли нет, — объяснил Михаэль. — А если бы был гешефт, то эти варвары тридцать раз подумали, прежде чем нападать.

— А это интересная мысль, — задумался Эдуар. — Мойно, ты что думаешь?

— Интересная, — только и выдавил из себя Молчан.

— Я подумаю над этим, — произнес царевич будто себе.

— Ваше величество, — Михаэль придвинулся еще ближе. Молчан нахмурился, насупился, вот ведь пристал, как банный лист к заднице. — Таки давайте за должность поговорим.

— Мы уже все обсудили. Как только у меня будут первые сведения…

Царевич затих, ибо в комнату вбежал один из гридней Молчана. Русич даже покраснел за своего слугу — вихры растрепаны, чело пятнами пошло, лоб в испарине. Хотел выставить наглеца, так тот лопотать стал, точно припадочный.

— Монсиньор, ваше величество, — гридь заметался, не зная, к кому обратиться, но все же остановился на Молчане. — Вы велели доложить, когда сиры Кайнис, Бидивар и Гуймир вернутся…

— Говори, — сменил десный мастер гнев на милость. — Все трое прибыли?

— Только сир Бидивар. Въехал в южные врата. Мы поняли по знаменам.

— Вот вам и первые сведения, — потер в ладоши монах.

— Не стоит торопиться, Михаэль. Сначала дождемся сира Бидивара.

Цирон Бидивар ввалился в зал спустя не более получаса, после появления грида. По запаху Молчан понял, успел по дороге набражничаться, песье семя. Бидивар обвел мутными очами залу, громко икнул и повалился челом в ноги государю. Энтот еще не пропащий, хоть и глядит вечно на вино, как кот на полную крынку. Однако ж супротив царя страх имеет, уважение то бишь. Это в ратном деле наиглавнейшее, первее, чем отличать, где у кобыли зад, где перед. Так и должно быть, сыновья в страхе живут перед отцом, отцы перед князем, князья перед царем. И не тот страх, когда в горячке мужик с оглоблей за дитями бегает, а те от него тикают. То дурость.

— Ваше… ваше величство, — поднял голову Бидивар, и Молчан испужался, как бы не сблевал, но ратник оказался крепким, лишь вновь икнул. — Ваше приказанье и… иии-к… исполнено.

— Что ты узнал? Говори, от этого зависит, появится у тебя свой надел или нет.

В жизни не видел Молчан, чтобы так резво трезвели. Точно в секунду Бидивар пропарился да в купель ледяную нырнул — в очах мысль заиграла, тулово твердость обрело.

— Две деревни, ваше величество, во владениях лорда Уринара. Вырезаны все. В одном поселении трупы похоронены по обычаям Трех Богов, а во второй… Просто закопаны в землю.

— Видите, молодой человек…

— Это еще ничего не доказывает, — возразил Эдуар. — Есть ли свидетели того, что там произошло?

— Да. Несколько местных крестьян. Они видели, как воины в деревне совершали погребение. Восемь человек. Но они запомнили лишь светловолосого великана и двух стражников в кольчугах с якорем.

Молчан опасливо взглянул на царевича — не случилось бы худа. Но тот лишь уста закусил, подлакитники так сжал, ижно длани напряглись и перста побелели. Однако ж сдержался, утихомирился и, как подобает государю речевать, ответил.

— Вы хорошо послужили мне, сир Бидивар. Вам это зачтется. Но вместе с вами я отправлял еще и сира Гуймира и Кайниса. Где они?

— Ваше величество, Джейвер и Глорис проявили… неблагоразумие. Они решили лично поймать виновников и принести их головы вам.

— Боюсь, они уже мертвы, — нахмурился Эдуар. — Благодарю вас, сир Бидивар. Подождите меня снаружи, я подумаю, как отблагодарить вас.

Подняться Цирону все же помогли гридни Молчановские и увели прочь. Царевич восседал, безмолвствуя, упершись очами в потолок. Даже Михаэль, уж на что паскуда болтливый без меры, да и тот уста сомкнул, сидел ожидаючи.

— Получается, все, что говорил Михаэль, правда, — произнес отрок.

Михаэль, сын песий, только энтого и ждал. Бошкой затряс, окаянный, забормотал странное, но царевич его одернул.

— Даже если так. Как победить полубога? Я видел, что он может в битве.

— Таки надо думать головой, — зашелестел монах. — Если этого нехорошего человека нельзя победить в равной схватке, то она должна стать неравной? И всего-то.

— Я не понимаю, — сказал Эдуар.

Молчан тоже нахмурился, ох не по нутру ему было это все, ох, не по нутру.

— Я имею в виду, этот самый Айвин когда-то же спит, ест. Так вот, надо дождаться, когда молодой человек попросту не будет нас ждать, и застигнуть его врасплох.

— Это коварство, — ответил царевич.

— Эх, мой дорогой. Сохранить жизнь своих подданных и порядок в королевстве не есть коварство. Таки коварство дать гоям убивать своих людей.

— Если честно, я до конца не могу поверить в это все. Что сир Айвин и сир Иллиан могли вступить в заговор с «темными душами» против меня.

— Коли уж такой разговор пошел, — подошел к отроку Молчан, — то и я молвлю. Как бы ни жалко было, как бы ни обидно, но уж больно на правду похоже. Тут письмо пришло, уж третий день будет как, ваше величество. От Ферринга Дуйне.

— От Мясника? — удивился Эдуар.

— Как есть от него, — десный мастер тихонечко достал бумагу. — Я быстро прочесть не смогу, все же в грамоте не силен. Дома-то разобрал, честь по чести, все помню.

— Думаю, здесь нужна дословность, — протянул руку Михаэль. — Давайте, молодой человек, я хорошо читаю на всех диалектах кантийского.

Молчан было заартачился, да царевич строго зыркнул, мол, не балуй, пришлось подчиниться.

— «Эдварду Первому Энту, сыну Гранквиста Энта, королю Кантии, протектору Соленых Островов, Победителю северных племен, Защитнику Побережья и Утеса Гроз.

Спешу сообщить Вам, Ваше Величество, что со времен Ирни Лойтелли в наших землях не было правителя достойнее и мудрее, несмотря на Ваши юные годы. Ваш острый ум и честное сердце являются главными добродетелями королевства. Но всегда доброе и светлое должно противостоять темному злу. Злу, у которого есть имя и которое знают в лицо.

Именно такой человек был у меня недавно в гостях. Правитель «Черных душ», называющий себя Мёнемейстером. С его человеком приключилось несчастье, и он вынужден был просить приюта у меня. Я не святой, Ваша Светлость, подчас мне приходится иметь дело с людьми разного сорта. Поэтому я принял его. Всех «черных душ». Я поил их несколько дней кряду крепким Уоргидским, хвала Вашему покойному брату Грегори, собравшему в прошлом году достойный урожай винограда, и вот, что узнал. «Черные души» ищут человека, они идут за ним, и имя ему Айвин. Признаться, когда я услышал это, то сразу понял, дело имеет государственное значение, поэтому пишу Вам.

К моменту отправления письма «черные души» пробыли у меня уже три дня. Я постараюсь задержать их и отправляю к вам самого быстрого гонца. Ваш преданный слуга, Ферринг Дуйне.

P.S. Я видел у Мёнемейстера молот, по описаниям похожий на тот, о котором слагают легенды и песни по всему королевству. Так или иначе, предводитель «черных душ» и полубог Айвин знакомы».

— Мёнемейстер — это главный мастер? — поднял задумчивые очи царевич, как только монах перестал речевать.

— Таки переводов огромное множество, — ответил Михаэль. — Но этот ближе всего.

— Почему ты не показал письмо сразу? — вопрошал отрок теперь у Молчана.

— Все же Мясник, государь, — ответил главный гридь.

— Да, этот соврет недорого возьмет, — согласился Эдуар. — Но не похоже это на ложь.

— Не похоже, — в голос согласились Молчан с Михаэлем.

— Что ж, Мойно, собирай все войска, мы выступаем.

— Таки молодой человек, — встрепенулся монах. — А как же мой план?

— Он будет основным, — кивнул мальчик. — Но солдат я возьму. Не ясно, что может там случиться. А вы, Михаэль, собирайте свое войско.

— Какое, ваше величество?

— Скрытное, — нахмурился царевич, перстом волосья почесал и вновь молвил. — Скрытное воинство соглядатаев и наемных убийц. Теперь, Михаэль, вы мой левый тайный мастер.

 

К югу через юго-восток

От Мясника они насилу вырвались лишь к исходу шестого дня. Все это время прошло в безбожной пьянке, которую русским языком можно было охарактеризовать тремя словами — «ты меня уважаешь?». Уехать сразу означало бы нажить смертельного… нет, не врага, скорее, недруга. Что в понимании Руслана было еще хуже. От врага знаешь, чего ожидать, ты всегда готов к его намерениям. А недруг… Он проявляется внезапно, неожиданно. Вроде жили двое соседей всю жизнь, конечно, особой любви не было, но и не ссорились. Но в один прекрасный день — бах, обрушиваются на тебя несчастья, а твой «товарищ» вместо помощи тебя и топить пытается. Многогранно и глубоко человеческое коварство.

Ферринг пять дней поил их каким-то крепким местными вином, а на шестой оказал одну «услугу» — приказал перековать всех лошадей для дальнего путешествия. Только под нажимом Руслана, и едва не поругавшись с хозяином, путники покинули чересчур гостеприимную крепость Мясника. За Сника кинетик не переживал. Для Ферринга тот интереса не представлял, скорее всего, не сегодня-завтра Дуйне отошлет его в лощину.

Так или иначе, на исходе шестого дня шесть крупных фигур, в одной из которых с трудом можно было узнать женщину, покинули цитадель лорда Ферринга. Однако они последовали не той дорогой, по которой прошли через теснину, а выехали с противоположной стороны, ступив на каменистую тропу, прижатую с одной стороны к неприступной горе Бед, а с другой — нависающей над пропастью Всех Ветров. Следовать этим направлением, да еще в сумерках, было по меньшей мере сумасбродством, но Руслан понимал, как много времени они потеряли. Возвращаться назад — минус два дня, а остаться в замке до зари означало не покинуть его на следующее утро.

Дуйне в широком порыве души отвел им провожатого и около десятка всадников в «защиту». Какие мысли крутились в голове у Мясника, Руслан даже предположить не мог, понимал одно — Ферринг лжет. Он не понаслышке знал, что «черные души», если и уязвимы, то только в одиночку, вместе же их победить практически невозможно. Тем более, чтобы кто-то напал даже на одинокого путника в землях Мясника? Такое представить трудно. Руслан поежился, подумав, что стало бы с этим бедным разбойником. Кинетик даже начинал жалеть о визите к Дуйне.

Всю ночь они провели в пути, до заката успев сойти с опасной горной тропы на широкую протоптанную дорогу, уходящую вниз к Талому озеру. Оно находилось в самом сердце дола, набирая силу именно сейчас, весной, от обилия талого снега. Здесь же на небольшом возвышении раскинулся Заячий городок с худенькими дощатыми домами на сваях, храмом Трех Богов, хибарами охотников и рабочими хижинами дубильщиков, большим старым трактиром и богатым по нынешним меркам, но убогом с точки зрения заезжих, особняке бурмистра. Заячий городок был не самым плохим из всех, что видел за все странствия Руслан. Да, жизнь здесь текла неспешно и монотонно, раскрашивая окружающие предметы и людей в темно- и светло-коричневые краски, казавшиеся единственно возможными в поселении близ Талого озера.

Теперь же Заячий городок спрятался под густыми клубами ночного тумана, будто замер, испугавшись нежданных гостей. Руслан въезжал в него с опаской, точно боялся разбудить, потревожить своим негаданным появлением.

Трактир оказался закрыт, но хозяин — пузатый мужичок с торчащими из ушей волосами, затравленно глядящий на незнакомцев — появился довольно скоро. Следом появилось еще несколько не менее испуганных аборигенов, бегающих с опущенными головами, уводящих коней в стойло, хватающих скудные пожитки путешественников, хлопающих дверьми и вновь появляющихся на пороге.

Мёнемейстер приметил между ними одного мальца, особенно грязного с едва пробивающейся растительностью в ушных раковинах, — не иначе сына самого хозяина — и подозвал к себе. Шкет подошел, то и дело оглядываясь на отца, и принялся слушать шепот незнакомца, сначала испуганно хлопая глазами, а потом натянув на чумазое лицо довольную улыбку и принявшись согласно кивать. В довершение ко всему кинетик вложил в худую ручонку несколько монет, и мальчишка бросился наутек, словно опасаясь, что странная просьба незнакомца может оказаться шуткой и тот вот-вот заберет деньги обратно.

Едва последние вещи унесли внутрь, появились стражники Ферринга со стягом проткнутого копьем человека — не самое лучшее знамя для семьи, но Мясник строго чтил традиции и переделывать его не собирался. Руслан сплюнул на землю и, не став дожидаться, пока подъедут воины, зашел внутрь. Он знал, что поспать ему сегодня не удастся.

Едва забрезжил рассвет, освещая пыльный и замызганный Заячий город, в трактире началась беготня. Руслан не слышал всех слов, что кричали стражники, но знал, они, если так можно выразиться, матерятся. Вообще, кантийский язык, несмотря на множество наречий, подчас друг на друга совсем непохожих, был довольно скуден на ругань. В большинстве случаев, все сводилось к перечислению слабостей человека, его неуважительной схожестью с животными и какой-то странной тяги к экскрементам — «вонючая песья шкура», «гнилой скунс», «смердящий старый кусок…». По сравнению с великим и могучим родным русским языком, кантийцы казались воспитанными детьми.

Вот и сейчас солдаты бегали из комнаты в комнату — где еще несколько часов назад «спали», как они считали, «черные души», а теперь никого не было — и зло переругивались. Руслан, к своему удивлению, впервые услышал узнаваемое на всех курортах мира слово на «б» из пяти букв. Вот бы узнать, как в лексикон кантийцев попало настолько знакомое всем русским выражение гнева, досады и сожаления, без которого не обходился ни один обстоятельный мужской рассказ? А может, это интернациональное? Впрочем, неважно. Главное другое — стражники нервничали, оно и понятно. Мёнемейстер очень смутно представлял, что с ними сделает Мясник, когда те вернутся с пустыми руками. Но ему до этого никакого дела не было. Их бы точно никто не пожалел.

Наконец один из прихвостней Мясника что-то крикнул, и все высыпали на улицу. Руслан обошел дом и осторожно выглянул из-за угла — так и есть, стражникам спешно выводили коней. Едва они сорвались с места, он, уже не таясь, вышел на дорогу и посмотрел вслед. Вдалеке по объездной проселочной тропе, образовавшейся только на период разлития Талого озера, на лошадях шагом двигались шесть фигур, укутанных в плащи. Едва они заметили преследователей, как пустили лошадей вскачь, направляясь к лесу и уводя солдат на северо-запад.

Вот и хорошо. Вот и замечательно. Шкет с волосатыми ушами, точно только и ждавший этого момента, появился перед Русланом и опасливо потянул его за руку, не произнеся ни слова. Они прошли несколько кривых улочек, утыканных многочисленными домами-близнецами, пока не остановились возле огромного хлева. Животный дух здесь был такой сильный, что кинетик задержал дыхание и зажал рукавом нос. Пацаненок удивленно посмотрел на странную выходку незнакомца и отворил огромные ворота. Точно только этого и ожидали, оттуда вывалились все телекинетики, ютившиеся в помещении вместе с лошадьми.

— Я думал, что умру.

— Как-будто в деревенском сортире искупался.

— Вонь адская.

— Вы бы заткнулись, тут девушка, как-никак, — сердито отозвалась Ольга.

— Держи, — протянул Руслан мальчику три серебряные монеты. Тот схватил, не веря своему счастью, собрался припустить что было духу, но телекинетик глазами остановил его. — Об этом никто не должен узнать. Ты понял?

— Да, да, ваша светлость.

— Я не светлость. Я Мёнемейстер «черных душ».

— Я знаю, милорд, знаю. Не убивайте меня, пожалуйста.

— Не буду, — успокоил его Руслан. — Отдашь два серебряных топора тем, кто увел солдат. Когда вернутся, один возьмешь себе. И намекни, что лучше держать язык за зубами. Понял?

Малец кивнул, после чего Руслан отпустил его. Еще секунда, и от отпрыска хозяина гостиницы остались лишь клубы поднятой пыли.

— Чего ж ты так с ребетенком строго? — лукаво спросила Ольга.

— А потому что на сто процентов в этом мире работает лишь один инструмент — страх, — сухо ответил Руслан. Несмотря на обманутых преследователей, настроение у него было поганое. — Все на лошадей. Надо ехать.

Покидали они Заячий город стороной, особо не спеша, чтобы не привлекать внимания. Отъехав на порядочное расстояние, кинетики пустились самым резвым галопом, пока не покинули дол. Лишь наверху, где дорога раздваивалась, Руслан взял вправо, и лошади перешли на рысь. Лжекинетики увели стражников влево, в леса, за которыми начинались владения сира Гейлехина, а им нужно было двигаться к Горе Богов. Через несколько километров дорога разошлась еще раз, только теперь в три стороны, одна из которых была вымощена камнем и вела в столицу. Но Мёнемейстера она не заинтересовала, он потянул поводья вправо и выбрал крайний проселок. Теперь больше сворачивать никуда не придется. Три дня пути, и они у Горы Богов.

— Таки даже название такое! Гора Богов!

Канторович возвел руки к небу, точно Зевс, требующий у грозовых туч молний. Руслан устало посмотрел на этого клоуна с идиотской короной на голове и вздохнул. Да уж, союзничек.

— Миша, ты когда успел Богом стать?

— Руслан, ты не понимаешь. Это знак, судьба. Мы приходим в мир и селимся на горе, у которой даже название такое.

— И чего это за знак?

Мимо проходили нагруженные поклажей его телекинетики, воротившиеся из очередного Окна, уже третьего по счету. Вернуться обратно на землю стоило немалых усилий. Эта Кантия оказалась в определенном смысле паркгаузом близ многочисленных железных путей — многие Окна вели именно сюда. А вот чтобы выпрыгнуть в свой родной мир, приходилось немало поплутатать по чужим мирам. Роман Валерьевич мог предсказывать появление новых Окон, подчас даже ждать долго не приходилось. Единственное и довольно весомое НО — ясновидец не знал, куда они ведут. Как он говорил, слишком много «исходных данных», которые не в состоянии был обработать даже он.

— Что мы должны, просто обязаны, изменить этот мир. Сделать его более цивилизованным.

— Миша, — Руслан приблизился к Канторовичу. — Мы сколько раз уже разговаривали. Мы здесь никто, гости, если можно так выразиться. Здесь все развивалось тысячу лет без нашего вмешательства, пусть так и будет.

— Это глупо! Глупо закапывать свой талант в землю, глупо сидеть сложа руки, когда реальная власть сама в них идет.

— К кому идет? К тебе? — усмехнулся Руслан.

— Таки хоть и ко мне.

— Миша, ты, конечно, неплохой руководитель, но мессию из тебя не строй. Тебе что, плохо живется?

— Руслан, неужели ты не понимаешь, можно жить еще лучше.

— Ага, и так до бесконечности. Чем больше получаешь, тем большего хочется. Это всегда так.

— Но Руслан…

— Мы закончили!

— Руслан!

— Миша!

Кинетик с телепатом стояли, смотря со злобой друг на друга. Руслан сразу не понял, какую ошибку он сделал, как подставился, думая, что находится на равных с этим лысоватым и толстеющим человеком, физически не представляющим для него опасности. Слишком многое они прошли вместе, такие разные, непохожие, разнополярные, но всегда действующие заодно. И Руслан перестал опасаться. Самого мощного и совершенного оружия, когда-либо созданного людьми. Ими созданного. Вместе. Руслан забыл, что перед ним Телепат.

В себя он пришел довольно скоро. На первый взгляд ничего не изменилось, все было как раньше — вот он, перед ним Канторович. Только странно как-то. Вроде злился минуту назад, а теперь вдруг остыл. Никаких эмоций, переживаний, нервов. Лишь странная обволакивающая апатия.

Руслан вытер уголок губы, где скопилась слюна, и до него дошло. Он взглянул на телепата и увидел в его глазах растерянность и вину. Вот ведь, сукин сын.

— В голову мне залезть решил? — Канторовича подбросило в воздух, крутанув несколько раз с такой силой, какой бы позавидовал аттракцион «Вихрь». Перед самой землей Руслан все же смягчил падение, но не по максимуму. Главное не дать этому засранцу сконцентрироваться на нем — если зазевается, тогда уже ничего не спасет. — В голову мне решил залезть!

Теплой волной Руслана сбило с ног, и он больно ударился левой лопаткой о камень. Кинетик удивленно смотрел на надвигающегося Марата, точно чужого, медленного, спокойного, с мертвыми безразличными глазами. Еще миг и… парень пришел в себя, растерянно глядя на шефа и не понимая, что происходит.

Кинетик поднялся на ноги и увидел, как позади Марата, наверху, уже давно идет битва. Десятки кинетиков и телепатов сошлись в немой схватке, самой страшной, которую мог только представить человек. Вот его Вовка, отличник-семерка, размозжил о гору сначала одного мозголаза, потом другого, но в следующее мгновенье, повернувшись, с непроницаемым лицом стал крушить бывших товарищей — одного, второго, третьего. Одни кинетики сражались между собой, другие — уничтожали телепатов, третьи — лежали уже мертвые, убитые собственными друзьями, в сознание которых вторглись враги.

И когда казалось, что единственным правильным и логичным итогом сражения станет смерть всех, раздался хлопок. По крайней мере, Руслану показалось, что это просто хлопок — воздух будто закипел, обжигая легкие, кожа покраснела и пошла волдырями, волосы обуглились и твердой коркой прилипли к голове. Кинетик видел источник этого необычного явления — он стоял в нескольких шагах от него. И имя ему было Гоша. Психокинетик-девятка Георгий.

Когда он опустил руки, все стало как прежде, только люди, опаленные этим маревом, как бабочки огнем фонаря, посыпались на землю. Живые и мертвые смешались в огромной багрово-красной куче тел, сплетенных меж собой. Руслан лишь угадывал уцелевших по едва заметным движениям — они точно агонизирующие антилопы после долгой погони, загнанные, с прокусанным горлом, чуть вздрагивали и замирали.

Единственной силой, способной вернуть к жизни всех их, была всего лишь напросто вибрация связок. Голос, зазвучавший не только над небольшим плато, но разлетевшийся намного дальше, обрел истинную мощь, заставил кинетиков подняться на ноги и более-менее прийти в себя.

— Это конец, — сказал Гоша. — Конец нашему симбиозу. Надеюсь, вы все это понимаете.

И они понимали. Руслан еще не успел все додумать, но сам знал — это конец. Как раньше теперь больше никогда не будет. Никогда.

— Руса, ты спать долго будешь? — бодрый голос Марата прозвучал над самым ухом.

Руслан вздрогнул и открыл глаза. Они двигались по ровному, выщербленному острыми булыжниками, точно здесь был недавно камнепад, широкому лугу. Дорога карабкалась к высокому холму узкой просевшей колеей, оставленной здесь множеством проехавших когда-то телег. Это был главный юго-восточный тракт, к которому, точно поросята к свиноматке, сиротливо тут и там примыкали узенькие проселки.

Руслан оглядел своих людей и тревожно взглянул на Марата.

— Костя с Ольгой где?

— Они чуть вперед поехали, типа разведки.

— Типа, — Руслан пожевал во рту прорвавшееся из его мира слово-паразит. — А кто приказал?

— Ты же Ольгу знаешь, она сама, кому хочешь, прикажет. А ты чего такой хмурый, как будто привидение увидел? Приснилось чего?

— Да меня в последнее время одолевают всякие призраки ушедших времен, — потер глаза кинетик. — Погода портится. Надо Олю с Костей догнать и крышу над головой найти.

— Надо, — согласился Марат, все еще настороженно глядя на шефа, словно догадываясь, какого рода призраки могут его тревожить.

Но догонять никого не пришлось. На пригорке показались две крепкие фигуры на лошадях, в которых Руслан узнал своих подопечных. Да, разболталась дисциплина у кинетиков. После смерти Гоши все еще как-то притихли, вспомнили о субординации, подчинении, не желая закончить так же, как психокинетик, полезший играться не в свою войну. Но прошел месяц, и все стало по-прежнему. Ведь не двадцатилетние сорвиголовы уже, всем за сорок перевалило, но рассуждают, как молодежь — со мной этого точно не случится, я так не закончу. И что сделаешь? Свою голову же им не поставишь. А закручивать гайки, как Канторович, ласковый для чужих и тоталитарный для своих, Руслан не умел.

— Кто разрешил уехать вперед? — сурово сдвинул брови Мёнемейстер, впрочем, не ожидая особого успеха от своего словесного выпада.

— Вот если бы не поехали, то в заднице бы полной оказались, — особо не церемонясь, отбила его выпад Ольга. — Встретили мы твоего психокинетика.

— Где? — У Руслана похолодело в груди.

— Там на тракте, идут они сюда. Он, и еще семеро.

— Телепаты? — Марат спросил, а сам растерянно повернулся к шефу.

— Не все. Там вообще шапито какое-то. Двое в кольчугах, вроде, местные. Один тоже местный, в смысле, с этого мира, но с востока. Ну, соответственно, остальные — наши.

Слово «наши» Ольга произнесла с такой миной, что стало ясно — с этими «нашими» она в одном поле не села.

— То есть, психокинетик и четверо телепатов.

— Да, Игоря я точно разглядела, хоть и далеко было.

— А они вас увидели?

— Нет, там вдоль дороги лесок небольшой. Мы в нем и спрятались. А они наоборот, на открытой местности были.

— Так, хорошо, — почесал Руслан свой ежик. — Надо думать, думать… Что нам надо? Завлечь их в ловушку. Так? — все кивнули. — Для этого нужен человек… Все было бы проще, не будь там этих гребаных телепатов. Тогда бы любой из нас подошел. Сейчас же нужен человек со стороны, желательно из местных. Спрашивается. Где его взять?

— Так деревню проехали совсем недавно, — встрепенулся Марат. — Она, правда, в стороне от тракта. Ты спал как раз, вот и не заметил.

— Я знаю, что делать, — заблестели глаза у Руслана. — Разворачиваем лошадей, быстрее.

 

Царский поход

Хоть и отрадны глазу шеломы ратников царских, что от края до края земли растянулись, но по сердцу Молчану точно ножом острым прошлись. Оно и понятно. Корнями прирос он в стольном граде, бабой опять же обжился — коли баба на дворе есть, так и со двора тягостно уезжать. Слышал русич, дескать, у варягов, что кметством пропитание добывали, на такой случай в каждом селенье по жинке — вроде легче так, сердце не рвется. Молчан подобного не понимал. Баба, она существо сложное, противуричивое, ее нахрапом не возьмешь. К ней подход нужен, понимание, опять же. Вот Сашка, к примеру, сколько с ней пробыл, а все равно чувствует, есть у ней нечто непостижимое, высокое. И в каждой бабе так, надобно только разглядеть. А с таким подходом как можно по несколько жинок иметь в каждом поселении? Этак голова лопнет их дознаваться, допытываться, тайну опять же энту в каждой искать. А на службу государеву откуда ж тады время брать?

Нет, ему его басурманки вдоволь хватит. Замирился с Сашкой пред отъездом — а как ж исчо? Негоже с тяжелым сердцем из дому уезжать. И вроде немолодой ужо, да и с Санькой не первый день живет, а вот накатила такая страсть пред походом. Цельный день любились да еще полночи, оттого десный мастер на утро как муха сонная ноги еле-еле перебирал. Ладно потом за столько дней пути худо-бедно отоспался.

Народу в поход собралось — страсть. Сам Молчан не ожидал, что на царский клич столько лордьев да рыцарей с простыми ратниками съедутся. Обычно оно как бывает? Князь какой вместо тысячи две сотни пришлет, дескать, жизнь царь-государь, скудная, денег нет, лошадей и пропитания уж подавно, не взыщи. А энти, кантийцы то бишь, наоборот. Каждый друг пред другом красуется, вроде хвастается, у того доспех лучше да чище блестит, у другого ратники ладные, крепкие, третий количеством берет. Дурные на голову, ей богу.

Но Эдуар радовался. Как ребенок игрушкам, что на ярмарках из дерева вырезают — птиц, зверей, свистулек всяких — так и царевич рантиками тешился. А злыдень, верней, шуйцый мастер заветных дел, Михаэль так ему поддакивает: «Посмотрите, милорд, какие у людей лорда Энриша забавные шлемы. А у сира Дрендримора такой яркий нагрудник, даже смотреть больно». Тьфу, дьявольское отродье. Прицепился, как паразит, теперь его токмо вместе с телом отрывать.

Энто Молчан царевича везде уберечь пытается, от опасностей схоронить, да разве тот слушается? Он и крохотным своевольный был, а все из-за стрыя, брата отца то бишь. Разбаловал мальчонку, думал, ему княжить в Долине Кричащих Сов наречено, не боле, а ноне как — царствует над всей Кантией.

— Сир Мойно, сир Мойно, — Молчан обернулся, к нему протискивался потный толстяк во броне да с мечом. Только явно не для ратного дела рожден был. Слишком толст, хотя лет всего нечего, руки махонькие, персты женские. Сам с виду румяный, как пирог с яблоками. Но человек важный, не из лордьев нищих, что каждому куску рады да друг дружку порвут, слово не обронят. То Валлиган Ферблун, Родитель, верней, Отец семьи Ферблунов, самый что ни на есть ревностный сторонник царевича.

— Сир Валлиган, — кивнул Молчан.

— Если вы не против, я хотел бы поговорить.

Русич артачиться не стал. Ферблун, он по нонешным временам птица полета высокого. У него и денег, и людей, и земель вдоволь. Опять же, одним из первых власть нового короля признал. Кроме пользы Молчан от него ничего не видел, чуть что, так энтон Валлиган тут как тут. И словом, и делом помочь сподобится, хотя вроде и просить у десного мастера ничего не просит.

— Лучше вечером, сир Валлиган, — отозвался русич, а сам прямо зыркнул, где через четверых гридней ехал Эдуар с Михаэлем.

— То-то и дело, сир Мойно, мне нужно поговорить именно с вами, — Ферблун речевал чуть не шепотом, еле слова егойные разберешь.

— Говорите, — кивнул Молчан. С ним они часто общались по разностным делам.

— Собственно говоря, — теперича Валлиган совсем зашептал. Десному мастеру даже слух пришлось напрячь. — Дело очень щекотливое и касается короля.

Ферблун башкой завертел, тудысь-сюдысь, никто ли не наушничает? Молчан сам посмотрел — нет никого. Вокруг лошади в поту, ратники королевские по шестеро едут, боле дорога не вмешает, позади них телеги да обозы, дале уже лордья со своими людьми — сначала богаче да влиятельней, дальше попроще да беднее. Все едут, переговариваются, хохочут, но без особой брани. А они, значитца, с Ферблуном с шуйцы верхом бредут. Кто ж тут наушничать может?

— Раз короля, то это ко мне, — кивнул Молчан.

— Прошу вас, не так громко, — округлил глаза Валлиган. — Если кто услышит, боюсь, у меня будут… большие неприятности. Дело касается сира Михаэля.

Русич взор потупил, желваками поиграл. Что за пес энтот Михаэль? То не было его, и все спокойно жили. То появился, так любая бедовина без него не происходит.

— Я знаю, что вам он тоже не по душе, — Молчан при этих словах так строго в очи Ферблуну посмотрел, что тот заквохтал хуже курицы, которую под нож сейчас пустят. Хотя опять же шепотом. — По крайней мере, так все говорят в столице.

— Так не говорят в столице, уж я знаю, — сурово молвил десный мастер.

Как тать, за руку пойманный, забегал Валлиган очами, рот раззявил, а речевать не стал ничего. Подобно рыбе устами шлепает, сказать чего силится. Наконец собрался с мыслию и продолжил.

— Как я выяснил, неважно. У вас свои люди и методы, у меня свои. Я о другом, — теперича Ферблун придвинулся так близко, что на Молчана пахнуло егойным смрадным дыханием. Но Русич не отвернулся, коли уж о деле государевой важности речь идет, можно неудобства-то и претерпеть. — Сир Михаэль оказывает слишком большое влияние на его величество. Слишком. А с тех пор, как он еще стал левым тайным мастером… — Ферблун замолчал, а русич с благодарностью свежего воздуха глотнул, но тот продолжил. — Есть мнение, что король со временем полностью попадет под его влияние. И этих времен боюсь не только я, но и другие лорды.

Молчан нахмурился. Признаться, ему и самому Михаэль не люб был, не по сердцу. Но чтобы через него на Эдуара гневаться? Глупо. Как если бы у тебя чирий на ноге выскочил, а ты возьми ее всю, да оттяпай.

— И вы пришли ко мне с этой новостью, ко мне, — русич на мгновенье смолк, вспоминая трудноречевальное свое звание, — к правому тайному мастеру?

— Вы не дослушали меня, сир Мойно, — Валлиган вновь заозирался. — Я к тому, что без сира Михаэля всем будет только лучше. Вы понимаете меня?

Чего ж непонятного? Молчан чуть не кивнул, да спохватился вовремя. Помыслить такое — ведь о смертоубийстве речь идет. Вона он как, Ферблун, намеками, намеками, значитца, да все понятно.

— Я не прошу способствовать нашему замыслу, — продолжил Валлиган. — Я просто прошу не мешать. Уже скоро этого паука не будет здесь, он исчезнет, и все станет, как раньше. Вы можете прямо сейчас сказать о заговоре против левого тайного мастера королю — и я погиб; а можете просто промолчать, ничего не делать, но это будет ответом.

Валлиган поворотил лошадь и отправился к своим ратникам. Вот сейчас бы Молчану крикнуть, возопить: «Держите его, татя проклятщуего». Но смолчал русич. Голову только поворотил за Ферблуном да очами с ним встретился, энтот тоже обернулся. Вот сейчас, сейчас, значитца, есть еще время. Надобно воротить его, царю рассказать все…

Да поздно, вот уже и Валлиган совсем махоньким стал, до людей своих добрался да вместе с ними поехал, будто и не говаривал ни о чем с Молчаном. Глупо себя десный мастер почувствовал, неужто теперь все раскрывать Эдуару? Да и опять, ему с энтого какой прок? Была б его воля, он этого самого Михаэля голыми руками придушил да не поморщился. Прав Валлиган, вскружил стервец голову мальчонке, мысли запутал, а через то и все государство пострадать может. Конечно, до государства Молчану плевать было, что ему энта Кантия? Чужбина, значитца. Но царство без царя немыслимо, а царь здеся Эдуар, как ни верти. И надобно его защищать. Если ради егойного убережения надлежит траву сорную подергать, Эдуара опутавшую, так тому и быть.

Поглядел Молчан случайно на Михаэля, да в дрожь его бросило. Поворотился шуйцый мастер в седле да назад взор устремил. Мимо ратников, мимо самого русича, далеко глядит. Молчан чуть не перекрестился да за взглядом проследил, тут ему совсем худо стало. А смотрел Михаэль далече, ой далече, на самого Валлигана Ферблуна, точно изучал его. Неужто слышал, неужто прознал?

Ходил-бродил как неприкаянный в затемках Молчан. Ижно дозорных по осьмому разу проверил, а все тревожность с сердца не проходила. Везде ратники балагурят, хохочут, брагу кантийскую пьют, а десному мастеру не весело. Вельми беспокойно на душе. Места себе не найдет, мается горемычный, точно пропойца без зелья диавольского. Бродил, бродил, да сами ноги его понесли к центру лагеря, к Эдуару.

Здесь шатры самые что ни на есть царские, пышностью и богатством окаймленные. Кажный размером больше избы русича, а убранством — точно со дворца и не уезжали. Энто кто, спрашивается, обо всем обеспокоился, все подготовил? Молчан, конечно. Мелочевку любую, тютельку, что царевичу люба, распорядился с собой взять. Чтобы Эдуару привычно было в походе. А он даже не заметил. Сидит с Михаэлем балясины точит. Ух, как им весело.

А у него кошки на душе. Уж третьего дня, как пропал Валлиган. Точно под землю провалился, аккурат после речи своей худой. Егойные люди говаривали, что по делам срочным уехал. Дескать, сам король приказал. Только Молчан сумневался, ох как сумневался. Да все как есть у царевича спросить боялся.

— Мойно, хватит там ходить, — заметил его царевич. — Пойдем к нам. Успокойся уже, здесь, среди моих людей, я в безопасности.

Делать нечего, не ослушаться же Эдуара. Мойно молча подошел и сел подле костра. Царевич знай себе сидит, палкой в угли тычет, а Михаэль руки на пупе скрестил да смотрит искоса, с хитрецой.

— Таки иногда опасность подстерегает нас как раз тогда, когда мы думаем, что в безопасности, — точно думу вслух потаенную обронил Михаэль. Неспешно, нараспев говорит, засранец эдакий. — Если я не ошибаюсь, молодой человек, ваш дядя тоже думал, что в Утесе Гроз ему ничего не угрожает.

Помолчали. Кажный о своем. Эдуар, значитца, дьядьку своего вспомнил — по глазам влажным ясно стало — мужика своевольного, вздорного, гневливого порой, а все же его как сына любившего. Молчан об временах подумал прежних, когда гридем обычным был, возвыситься не желал, когда вместе все были, все заодно — он, Иллиан, значитца, да Айвин. Теперь же по-другому. А Михаэль… черт разберет, о чем шуйцый мастер думал, но речевать дале стал он.

— Но вам, молодой человек, в любом случае повезло. Ваш тайный правый мастер вернее, чем люди сира Эдмона.

Получается, вроде и похвалил, да в глаза так глянул, что Молчан себя кутенком обоссавшимся почувствовал. Ночь везде, от костра свет слабый, чуть заметный, а глаза Михаэлевские во тьме так и пышут, и пышут. Вот-вот загорятся.

— Мойно не просто мой правый тайный мастер, — глянул на него Эдуар. — Он мой друг.

— Самое важное, молодой человек, правильно подбирать друзей. Таки что может быть важнее.

Говорит, злыдень, а сам на Молчана позыркивает. Вроде, знаю, об чем ты давеча с Валлиганом речевал. Все знаю, ирод. И пощады тебе не будет. Русича даже пот прошиб. Ижно у костра зябко, вона и Эдуар в плащ укутался, а у русича лбище все в мелких каплях. Десницей утер да искоса на Михаэля глянул. А тот сидит улыбается. Забавляется, значитца.

— Ладно, не будем засиживаться, молодые люди. Завтра рано утром в путь. Сир Мойно, не проверите мой шатер? У меня такое дурное предчувствие.

— Я правый тайный мастер короля, — почти не разевая рта да скулы сжав, ответил Молчан. — Не ваш.

— Мне всегда казалось, что если со мной произойдет неприятность, то это отразится и на короле. Так же, как и с вами, молодой человек. Иными словами, мы не можем позволить, чтобы с нами что-то случилось. Мы не можем подвести короля, разве не так, сир Мойно.

Ух, как в темени у Молчана застучало, как зубы заскрипели, да персты хрустнули, в кулаки сжавшися. Пред глазами все побелело от гнева, пламенем огненным отразилось. В свете этом увидел и чело Эдуаровское — тревожное, удивленное — и Михаэлевскую рожу. Тот вроде напротив, смущен, али чего более, напуган был. Стоял, уста разинувши да мелко трясся, собака плешивая.

Вот он лик его истинный, самый что ни на есть настоящий, маскою не сокрытый. Просто трус Михаэль, обычный трус, каких множество великое. Испужался настоящей силы, настоящей… Да тут Молчан и задумался. Столько времени шуйцый мастер над ним насмешничал, а теперича вдруг бояться вздумал начать. И перед глазами до сих пор белым-бело, как днем поздним, али вечером ранним. Так ведь и злость-то уже вся повыветрилась.

Поворотился назад да ахнул. Матерь Божья, хранительница да заступница всего и каждого, спаси и сохрани. Не иначе врата адовы отворились, да чрез них сюда диавол лезет. Во тьме, далече, точно к небу самому рука вздымается. То ангель павший к Богу назад тянется, да только десница та проклята, очернена, оттого только садов райских достигла, одернулась прочь да пламенем объялась.

Зело страшно Молчану стало, сердце заколотилось, как когда в полон его забирали. Плохой знак, дурной, видеть такое человеку. Раз уж скрытое наверх выворачивается, то, чего видеть не суждено в обычное время, жди беды.

Токмо царевич на свой лад рассудил. Чело у него все такое же тревожное было, да только не испуганное али растерянное. Повернулся к мастеру шуйцему, посмотрел внимательнее на пса, да вымолвил: «Это пожар. Пожар на Горе Богов».

 

Чужой среди своих

Молния обрушилась на землю раскидистой ветвью, разорвав темное небо в клочья и обнажив худенькую фигурку на дороге. Руслан успел разглядеть некрасивое скуластое лицо и несоразмерное ему тщедушное тело. Девочка быстро ступала по мокрой чавкающей жиже, поминутно оборачиваясь назад, то ли ища кого-то взглядом, то ли, наоборот, боясь найти. В следующую вспышку кинетик заметил, как по разорванной руке стекает и падает на землю бурый чуть заметный ручеек.

— Надеюсь, ее не сильно, — прошептал он, скорее, себе, чем своим людям.

— Нет, Марат сказал, что чуть заденет, не более, — отозвалась Ольга, и он кивнул.

— Надеюсь, в деревне никто не стал сопротивляться. Лишь бы местные не пострадали.

— Черным душам побоятся отпор дать, — решительно заявила Ольга.

«Пусть бы оно так и было», — произнес про себя Руслан.

План был, конечно, неплохой, вот только для его осуществления требовалось пойти на крайние меры. Крайние меры… Руслан провел языком по небу, словно счищая образовавшийся за ночь налет. Попробовал слова на вкус, и они ему не понравились. Так ли давно именно такими фразами говорил Канторович? Именно о том же самом. Только… только вот у него в мыслях, как все подмять под себя, а Руслан, наоборот, стремится не допустить этого.

— Желания разные, а методы одинаковые, — прошептал внутренний голос.

— Я никого не убил и на смерть ради собственного честолюбия не отправлял, — ответил Мёнемейстер.

— Не убил ради собственного честолюбия, а убивал, защищая своих. — Спокойно ответил кто-то внутри головы. — Так ты хочешь сказать?

Руслан не ответил — он мог обмануть себя, людей, но как обвести вокруг пальца Совесть? Он помнил пойманных телепатов — ведь никто не выжил. Потому что ни один не сломился, не сдался, не отступил от своих убеждений. Так ли хорошо Канторович промыл им мозги? Или это его вина, что не нашел к ним подход? «А чья же еще?» — прошептал голос?

Кинетик тряхнул головой, разбрасывая тяжелые капли с намокших волос. Не время для наваждений. Провалят сейчас дело — второго шанса может не представиться. Собрались…

— Похоже, сработало, — шепнула Оля. — Идут.

Руслан прислушался и действительно уловил шлепающие звуки, а еще через минуту на дороге показались темные фигуры, которые в сумерках походили на бесформенные тени. Кинетик обратил внимание на самого рослого призрака — сына полумрака — видимо, это и есть Айвин. Из-за сгустившейся тьмы, в которой вязли даже хрусталины дождя, он не мог разглядеть лицо. Существовал, конечно, риск ошибиться. Но с другой стороны, поздний вечер с плотно затянутым тучами небом был на руку — телепаты не могли разглядеть трех кинетиков, прятавшихся под разросшимся можжевельником.

Несколько раз рассвирепевшим раненым львом прогремел гром, но молния не блеснула. Не упала яркой бело-желтой полосой, все больше расходясь к земле, не осветила странную процессию на дороге. И Руслану пришлось довольствоваться полумраком.

Фигурку внутри с безжизненно висящей рукой он узнал сразу — та самая девочка, «сбежавшая» из деревни, на которую напали «черные души». И «удрать» она должна была именно в эту сторону, откуда шли телепаты вместе с прославленным Айвином, чтоб его…

Натурализм. Исключительный натурализм. Вот что должен был видеть, и видел, ребенок. Кинетик подозревал, что его люди переворачивали телеги, отбрасывали взглядом кинувшихся на них крестьян, может даже, кого-то… Ведь сама девчушка ранена, он видел кровь на руке. И все за тем, чтобы она поверила. Чтобы не подумала об излишней театральности. Потому что — вот в этом Руслан был более чем уверен — телепаты сейчас основательно покопались у нее в голове.

Но когда мозголазы, имеющие в своем отряде психо, узнали о присутствии кинетиков, дураку понятно — теперь они точно решат напасть. Главное, вовремя успеть захлопнуть ловушку. Не проморгать, успеть закрыть силки до того, как мозголазы пройдут насквозь и выскользнут из них.

Руслан перевел взгляд на таинственного Айвина — да уж, дал бог росточку. Он, похоже, и так от природы был не маленький, а тут еще психокинетизм свое добавил. Конечно, не такого крепкого сложения, как его ребята… и Ольга, но среди остальных выделялся. Мёнемейстер разглядел даже тех самых телепатов — четыре тощие тени в плащах, жавшиеся друг к другу и шагавшие поодаль от всех. А вот остальные, скорее всего, туземцы. На них даже внимание акцентировать не стоит.

Отряд прошел мимо. Причем, двигались люди неравномерно. Айвин и еще двое аборигенов чуть не мчались вперед, а вот оставшийся местный, поддерживающий девочку, и телепаты явно не торопились. Оно и понятно. Осторожничают, выжидают, словно чувствуют, что западня. Но так даже лучше, удобнее.

Руслан неторопливо выбрался из-за укрытия, подобрал несколько камней, приготовленных заранее, и те поплыли по воздуху за ним. Он выбрался на дорогу, теперь до ближайшего телепата оставалось шагов двадцать, и метнул четыре булыжника. Одновременный телекинетизм нескольких объектов всегда был скорее искусством, нежели умением, своего рода финтом в финтах, но на то он и Мёнемейстер, кинетическая десятка. Плюс опыт, опять же.

Камни пролетели быстро, не отклонившись и не изменив траектории, глухо ткнулись в затылки мозголазов и отскочили на землю. Четверка почти синхронно, лишь по-разному вскинув руки, повалилась на землю. Руслан быстрым шагом направился к ним, дав знак Ольге и Косте выбираться на дорогу.

— О, Игорь, — вполголоса сказала медсестра, узнав одного из телепатов. Причем в ее голосе слышалась некая грусть.

— Ольга, останься с ним, свяжи руки и…

— И глаза, — закончила вместо него Ольга. — Руслан, не первый год замужем.

Мёнемейстер кивнул. С завязанными глазами телепатам тяжелее сконцентрироваться на человеке, соответственно, залезть ему в голову. Хотя Руслан еще на родине читал небольшие заметки в газетах о слепых-телепатах, но это скорее из разряда «Очевидное-невероятное». В жизни такого не встречалось. Он слегка кивнул Ольге, она ответила тем же, и почти побежал вперед. Костя семенил следом.

Теперь предстояло самое сложное и одновременно легкое. Если они подберутся незаметно, то дальше все будет разыграно как по нотам. Но вот если Айвин-Иван их заметит… Куда теле- бодаться с психокинетиком? Даже десятке против семерки не выстоять. В порошок сотрет и не поморщится. Уж если он Гришу убил…

Камни привычно понеслись навстречу темным фигуркам, как если бы это являлось их каждодневной рутинной работой — врезаться в затылки проходящим людям, но вот только долететь не долетели. Кто-то из местных в самый неподходящий момент обернулся, словно почувствовал недоброе, и вскрикнул. А вместе с ним крутнулся на месте и гигант. По телу Руслана пробежала холодная дрожь, и причиной тому был не кусачий крупный дождь и не пронизывающий ветер, Мёнемейстер понял — психо заметил его.

Значит, вот так и вот здесь. Сначала умрет он, потом Костя. Ольга… Руслан знает ее, побежит на помощь, значит, и она. А потом Марат с оставшимися подтянется. И всех под нож. Ну или что там этот Айвин придумает? Кровоток может перекрыть или сосуды язлом перевязать. А может что-нибудь поизощренней? Разорвет на атомы, оставит вместо них прямо здесь, на дороге, кроваво-костные пятна. Руса сглотнул комок, вдруг образовавшийся в горле, и принялся ждать.

Иван жестом отогнал аборигенов себе за спину и взмахнул руками. С земли поднялся огромный ком, Руслан не успел заметить, то ли обычного чернозема, то ли собранных в одну общую кучу камней, и рванул в сторону кинетиков. Это… это не может быть правдой. Мёнемейстер с легкостью «разобрал» ком до мельчайших частичек, и добравшееся до него скопление земли, камней и мелких сучьев превратилось лишь в груду песка, засыпавшего ноги Руслана. Быть не может. Психо, одолевший Гошу, действует, как кинетик средней руки. Фигня какая-то. Руслан успокоился и разочаровался одновременно.

Герой битвы при Утесе Гроз вновь вытянул руки вперед (у него что, все способности к пассам культяпками сводятся?), и дорога буквально взорвалась под напором невидимого подземного монстра. Огромные куски взлетали в воздух и снова подали на землю, а таинственный вал был все ближе и ближе. Руслану вспомнился старый американский фильм «Дрожь земли» — там огромные черви передвигались под песком, нападая на людей. Только здесь никаких червей не было. Может, психо тоже когда-то видел это кино?

Кинетик спокойно смотрел на взлетающие куски земли и «нечто», приближающееся к нему с бешеной скоростью. А когда от «псевдочервя» до него оставалось метров пять, просто хлопнул в ладоши, и все прекратилось. Дорога снова стала лишь дорогой, разве что теперь сильно разбитой, заваленной кусками земли и камня. Но на этом все. Дождь с ожесточением принялся заливать эти вывернутые, местами сухие, куски, унося вместе с грязными водяными потоками частички гумуса и превращая все в плохо приготовленную кашу с комками.

Но пора удивляться все же пришла. Загадочный Иван взмахнул руками, и земля принялась вздыматься, подскакивать в воздух и прилипать к невидимому каркасу вокруг психо и его товарищей. Вот это да. Решил защититься? Руслан неторопливо пошел навстречу, теперь вовсе не опасаясь, даже чуть опустив руки. Его охватила некая раздраженность, перемешанная с досадой.

И этот «полубог» одолел сильнейшего психокинетика и вырубил не самого слабого кинетика Женю. За счет чего? Неожиданности и удачи? Похоже на то.

Руслан приблизился вплотную к темному ржаво-бурому шару — земля вперемешку с вязкой глиной — и провел по нему рукой. Мягко… Он даже не изменил структуру своего «глобуса», не сделал его неприступным. Какой этот Айвин психо! Будь он настоящим, истинным психокинетиком, то попросту мог защититься каплями дождя. Да что там, ему даже вода не нужна. Воздух. Обычный воздух. Когда-то именно так Гоша останавливал пули. А этот…

Теплая волна дрожи прошла по телу Мёнемейстера Проклятой лощины, взорвавшись на миллиарды осколков, пронзив каждый нейрон и отозвавшись жуткой головной болью. Руслан не бил в ладоши, не вытягивал руки, не делал никаких «вспомогательных» движений, которыми грешили начинающие кинетики. Он просто захотел. Так сильно, насколько мог захотеть. И защитный грязевой шар разлетелся в стороны. Исчез так быстро, будто его никогда и не было. А под ним пятеро — тот самый злополучный Айвин, странный старик в халате, явно восточного происхождения, укрывающий девочку из деревни, и двое совсем местных — в одинаковых доспехах с якорем на груди.

Руслан внимательно осмотрел с ног до головы Ивана, как хозяин в магазине осматривает породистого щенка, думая, стоит ли платить за него такие огромные деньги. Ну да, смазливый. Бабам молоденьким такие нравятся. Прямой нос, девчачьи глаза, аккуратный рот, даже щетина идеально ровная, будто электробритвой по ней прошлись, чуть неряшливые, но точно специально так уложенные русые волосы. Немного картинку портило родимое пятно на шее, похожее на высохшую кляксу. Но даже эта ложка дегтя не влияла на всю бочку меда. Иван был красавчик.

Руслан провел рукой по ощетинившемуся ежику на голове, поскреб пальцем небритые щеки. Да, против него он, Руслан Яникеев, кинетик десятого ранга, орк орком. Он, в принципе, никогда особым благообразием не обладал, даже не понимал, что женщины в нем находили. Но вот именно сейчас, перед этим эталоном мужской красоты, словно вышедшим из парижского музея мер и весов, сир Мёнемейстер почувствовал себя особенно ущербно. Может, отсюда накатила на него необоснованная злоба.

— Легли, живо! Лицом в землю.

Послушался только старик с восточным лицом. Он, кряхтя, приподнял полы халата, встал сначала на колени, а потом, опершись на руки, лег на мокрую холодную землю. Стражники в доспехах с якорем, девочка с деревни и «полубог» смотрели на Руслана. Казалось, что Иван даже слегка удивленно.

— Легли на землю! — медленно повторил кинетик.

Но его слова обратились в пустоту и не возымели никакого эффекта. Сзади уже подоспел Костя, но Мёнемейстер не обращал на него внимания. Он попросту начал давить. «Бульдозером», это кинетики между собой так называли. Давно, когда еще точных вычислений категорий не было да определяли все на глазок, эту штуку и придумали. Становились два кинетика между собой и давили, пока один не сдавался. Так и вычисляли сильного. Метод примитивный, но Руслан, почему-то, не придумал ничего лучше.

Именно сейчас он хотел просто раздавить этого лжеца, выдававшего себя за сильного воина, а на деле оказавшегося обычной пустышкой. Желал оставить от «полубога» лишь кучу шелухи, в которой и человека разобрать будет трудно. И того ему будет много. Был бы он психокинетиком, расщепил на атомы и развеял над всей Кантией. Чтобы ни одного следа больше, ни одного упоминания об этом сопляке. Ведь сколько ему? Похоже, тридцати даже нет. Поколение пепси, мать его.

Он усилил давление и сделал несколько шагов. Иван сопротивлялся, как мог, Руслан чувствовал это, но победа была лишь вопросом времени. Психокинетик даже вытянул руку, словно пытаясь спастись от возможного удара, — так защищаются маленькие дети: зажмуриваются, втягивают голову в плечи и выставляют крохотные ручонки. Мёнемейстеру внезапно стало стыдно за себя, за свою несдержанность и обиду на этого человека, за неоправданные надежды и его вдруг обнаружившуюся слабость. Руслан убрал «бульдозер» и отступил.

Иван рухнул на землю, как падает под ударом топора расколовшаяся трухлявая колода, все также вытягивая руку, но скорее инстинктивно. Руслана затошнило. «Психо» смотрел на него и одновременно сквозь, не сфокусировавшись, не зацепившись взглядом. «Отъезжает», — понял Мёнемейстер. У кинетиков это сплошь и рядом, особенно у начинающих — надорвутся, и пелена перед глазами, вот-вот сознание потеряют. По ощущениям как если просидеть несколько часов, почти не двигаясь, а потом резко встать. И тот же шум в голове, катарактная муть, полуобморочное состояние. Только раз в десять покруче. Прибавить сюда легкую панику и страх, вот тогда будет хоть как-то похоже.

Руслан подхватил Ивана и поднялся. Мышцы напряглись, вены под кожей вздулись. Здоров же, пришлось даже кинетические способности малость включать. Один из местных, как только Мёнемейстер прикоснулся к «полубогу», дернулся было его защитить, но Костя не дремал. Он легко отодвинул весь квартет сторону — старик в халате до сих пор лежал на земле, поэтому проехался прямо по жиже — и, не отпуская руку, спросил.

— С этими что? Они, вроде, вообще не нужны.

— Вместе с остальными, — только и ответил Руслан.

Он спокойно пожал плечами, мол, дело барское, и поднял всю троицу в воздух. Мёнемейстер с тоской смотрел за его манипуляциями. Когда они такими стали? Жесткими циниками, обращающимися с живыми людьми, как с тушами, безжизненными железками, просто предметами. Может, все из-за их чувства превосходства над остальными? Их кажущейся особенности? Ведь даже в их мире, даже в России, ясновидцы кичатся перед телепатами, телепаты перед кинетиками, кинетики перед магнетиками, магнетики перед эмпатами. И этому конца края нет. Никто не хочет равноправия, все хотят быть особенными.

— Вообще, по-хорошему, эту мразь надо в расход пускать.

Руслан обернулся. Даже не заметил, как к ним почти подошла Ольга. Кинетик важно шагала, таща по мокрой грязной дороге клубок из прижатых друг к другу четверых человек. Конечно, ей не составило бы особого труда поднять их воздух, как Косте, но она не хотела. Никто из кинетиков и раньше телепатов не любил, а после… после того случая. Руслан не стал делать мужчине замечания.

— А с психо что? — спросил наконец Костя. — Вообще он стремный какой-то.

— С психо я сам разберусь.

Не сказав больше ни слова, не дав никаких указаний, Руслан пошел в сторону деревни. Его подопечные, держа на кинетическом поводке пленников, поплелись за ним.

 

Веглас всех ветров

Кристиан закрыл глаза, как и говорил учитель, заглянул в Чертоги Грядущего, но увидел лишь сумрак. Мутные потоки текли в руслах темного Ничто, линии судьбы утонули под толщей воды. Да и воды ли? Кристиан называл ее условно водой, чтобы хоть как-то объяснить то, чего объяснить был не в силах.

Ничего. Пусто. Кристиан с тоской открыл глаза и посмотрел вниз, на деревню, затихающую в весенней вечерней сутолоке. Как хорошо местным жителям быть обычными людьми со своими мелкими, незначительными проблемами, заботами, думами, ссорами и горестями. Никто из них не понимает того дара, что выпал каждому. Дар быть обычным. Без этих дурацких приступов и проклятия, что являются отметиной Темного Бога, дарованного ему и его учителю, Вегласу всех ветров.

— Кристиан, — окликнул его внизу женский голос. — Пойдем ужинать.

А все-таки здесь хорошо. После стольких деревень, сел, весей, городов — больших и малых, и даже столицы — тут к нему относились хорошо. Что там, с ним общаются как с равным, хотя он, Кристиан, без семьи и фамилии. Великий позор не знать своего рода. Любой сирота, родители которого отказались от него, мог получить фамилию от места где вырос — таких ходили сотни по дорогам Кантии: Ируины, Калдены, Родокены, — от названий приютов, что дали им кров. Но Кристиан… У него приемных родителей было больше, чем у северных племен набегов на южные земли. Мальчиком он родился смышленым, красивым, рослым, нрава, опять же, самого приятного. Но все бы хорошо, если не припадки. В детстве они случались часто, почти каждую неделю, вынуждая взрослых шарахаться от него, как от зачумленного. Нет, Кристиан не обижался на них, не злился, не стал грубый сердцем. Он все понимал, у них нет другого выбора — он Дамн, проклятый, в чьем теле живет одно из отродий Темного Бога, запретного четвертого брата Триединых Богов.

Так было и так должно было быть. Кристиан жил как Дамн — его не пускали под свой кров, не подавали милостыню, как другим нищим, не нанимали на работу. Он шел от одного храма Трех Богов до другого, питаясь черствыми корками у задней стены святого дома. Там оставляли подношение Богу Темному, запретному, те, кто нуждался в его помощи, те, кто не находил спасения у Триединых. Воры, убийцы, грабители, насильники — и среди них попадались верующие, только Бог у них был свой. Но если бы не они, разве прожил Кристиан шестнадцать лет, скитаясь по всему королевству?

Он всю жизнь был Дамном и помереть должен был Дамном. Но встретил великого Вегласа всех ветров, своего учителя, который сказал, что его припадки — это великий дар, а не проклятие. И что он, Роман Валерьевич, такой же. Только видения его сильнее и летят через время гораздо дальше, чем у Кристиана. Учитель был не от мира сего в прямом смысле. Он сказал, что его мир не на севере, где живут племена, не на востоке, где обитают варвары, не на юге, где в пустынях царствуют огромные каганаты, не на западе, где, по слухам, за Морем Скорби тоже живут люди. В его мир нельзя добраться ни на коне, ни на лодке, ни долететь, сев на гигантскую птицу, что живет на вершинах Горы Богов. Его мир вообще не создан Тремя Богами. Он далеко отсюда и одновременно близко. Чтобы попасть в его мир надо быть им, Романом Валерьевичем.

Кристиан не слышал никогда о семье Валерьевичей, поэтому сразу спросил у учителя о ней. В ответ старик, а учитель был стар, очень стар, рассмеялся. Он сказал, что семья его зовется Меренковы, а сам он Роман Валерьевич, то есть, сын Валерия. Странно, конечно. Так бы и говорил — Роман из семьи Меренковых, сын Валерия.

Учитель говорил, что он тоже своего рода Дамн, только он управляет своими припадками. Роман из семьи Меренковых, говорил, что так и нужно. Нельзя быть стихийным Дамном, это «ненаучно». Кристиан не понимал, что значит «ненаучно», хотя знал другое — как только он научится видеть будущее в любой момент, когда только захочет, как учитель, то припадки уйдут сами собой. И не сказать чтобы ученик совсем не старался. Только получалось мало что.

Кристиан поднялся на ноги и отряхнул задницу от земли и мелкой травы. Бегом спустился вниз, пробежал между домами, проскочил храм Трех Богов, просочился через пустые мастерские и оказался на площади Рюгена — самого восточного из всех северных поселений. Из большого котла разливал похлебку сам учитель. Сейчас здесь собрались почти все — великий Веглас раз в неделю кормил рюгенцев своей фирменной солянкой, после чего говорил сказания о жизни в другом мире. Сказания почти всегда были интересны. Один раз он расскажет «о равноправии и самоопределении», вроде все друг перед другом равны: и простой крестьянин, и самый богатый лорд. Каждый сам волен поступать так, как ему вздумается, не озираясь ни на кого. Другой раз сказания будут об «атеизме» — Роман Валерьевич говорил, что нет никакого Бога или Трех Богов, а человек произошел от обезьяны. Ох, много чего Веглас говорил. Всерьез никто это все не воспринимал, конечно. Порой над учителем подшучивали, по-доброму, но слушать слушали. Все-таки интересные вещи старик болтал, необычные, хоть и дикие.

Пожалуй, не будь он Вегласом всех ветров и не защищай Рюген своими предсказаниями, то и отношение было другое. Побили бы его камнями или вздернули на дереве за ересь. Но так ничего, даже на ученика-Дамна смотрели сквозь пальцы. Сотни лет Рюген только и делал, что страдал от набегов восточных варваров, постоянно хоронил людей, отстраивал новые дома взамен разрушенных. Только появился Роман Валерьевич, и все прекратилось. Веглас всех ветров знает будущее, читает его, как книгу. Придут, бывало, восточные варвары в Рюген, а никого нет. Всех Роман Валерьевич в леса увел заранее. И грабить нечего, и насиловать некого. А потом и нападать перестали — тоже прослышали, что здесь Веглас живет.

— Роман Валерьевич, про что сегодня расскажете? — спросил кто-то из толпы.

— Про феминизм тогда сказание не закончили, — пожаловался женский голос.

— Эрнетта, ты хочешь, чтобы от тебя и пятый муж сбежал? — все рассмеялись. — Лучше про научно-технический прогресс.

— Про закон Архимеда.

— Неа, клонирование!

— Про демократию лучше, уж больно забавно…

Рюгенцы загалдели на все лады, как было всегда, когда они собирались на сказания. Спор местами начал переходить в небольшие потасовки с толчками и тычками, и тогда заговорил Веглас.

— Все, успокойтесь, успокойтесь. Сядьте, эй вы там, тоже садитесь.

Голос у Романа Валерьевича был негромкий, мягкий, как и он сам. Но вот заговорил он, не закричал, не рыкнул, а все вокруг притихло. Провел рукой по гладко выбритому лицу, щетины Веглас терпеть не мог, окинул своими веселыми лучистыми глазами толпу, потер ладони и продолжил.

— Сегодня я расскажу вам об очень интересной теме. Навряд ли нам удастся полностью раскрыть ее или даже понять, но она очень важна. В моем мире она перевернула мышление целого поколения. Сегодня речь пойдет о психоанализе Зигмунда Фрейда.

Кто-то заворожено выдохнул, другой присвистнул, третий лишь стиснул зубы и придвинулся ближе, но не осталось на площади ни одного незаинтересованного человека. Сам Кристиан сидел в первых рядах, прямо на камнях, скрестив ноги, и восторженно смотрел на учителя.

— Итак, всех нас с рождения окружают символы, — Веглас развел руками. — Символы везде. И господин Фрейд… Господин Фрейд…

Толпа настороженно загудела — Роман Валерьевич раскачивался на ногах, упершись пустыми глазами в пустоту, и повторял лишь два слова: господин Фрейд. Лишь Кристиан, обхватив голову, беззвучно ронял слезы на холодный камень, ожидая того, что сейчас случится. С его могущественным учителем, Вегласом всех ветров, защитником Рюгена, вот-вот должен был произойти припадок. Парень знал это, потому что сам не раз прошел через эти муки. Но Роман Валерьевич… До этого момента Кристиан думал, что проклятие не властно над могучим старцем.

И припадок произошел. Веглас повалился на землю, истерично дергая конечностями и брызжа пеной, его добродушное лицо превратилось в звериную маску, а речь обрела чужую интонацию. Он бормотал нечто невразумительное, мышцы застыли стальными нитями под кожей, а зубы скрипели друг о друга. Только тут Кристиан понял, что учитель может умереть. Погибнуть, откусив собственный язык или захлебнуться слюной. Дамн подскочил к старику, повернул голову набок и всунул в рот валявшийся рядом скользкий нож с застывшим на нем жиром. Роман Валерьевич трясся и хрипел, но Кристиан не отпускал его голову.

Когда все прекратилось и старик затих, на площади не было ни одного человека. Теперь они сами видели проклятие, живущее внутри Вегласа, и кто знает, смогут ли рюгенцы примириться с этим в душе? Теперь и Кристиан, и Роман Валерьевич — Дамны. И все это видели. Все в полной мере это понимают.

— Они… Они… — старик еще не открыл глаза, но зашарил руками, ища опору.

— Учитель, не делайте резких движений, приступ может повториться, — парень подал ему флягу с водой. — Попейте.

Веглас сделал несколько неуверенных глотков и открыл глаза. Дамн часто видел последствия припадков — из людей точно высасывали силу, превращая их лица в призрачные химеры. Требовалось много времени, чтобы прийти в себя, вернуть жизненный сок. И никогда ни один припадок не проходил бесследно. Теперь Кристиан наблюдал это явственно, как и прежде у других знакомых Дамнов, но впервые на примере великого Вегласа.

— Кристиан, это ты. Я видел, как они… они опять…

Старик закрыл глаза и на его ресницах появились слезы.

— Они опять принялись за старое. Этого еще не случилось, но я видел. Видел. Понимаешь?

— Кто они?

— Мои друзья.

— У вас есть друзья, учитель? — удивился Кристиан.

— Есть, мы пришли вместе, из моего мира. Пришли давно. И жили вместе, как одна большая семья, пока…

Он замолчал, уже окончательно опершись руками, и самостоятельно сел. Предзакатное солнце мягко коснулось его морщинистого лица, и Кристиан в очередной раз удивился, сколько же учителю лет. Веглас старее самых древних стариков, которых видел Дамн в своей жизни.

— Не думал, что все опять повторится, — наконец сказал он и посмотрел на ученика. — Но все идет именно к этому.

— Это так важно? — спросил парень. — Ведь они больше не ваши друзья. Пусть делают, что хотят.

— Судьба многих жизней зависит от исхода противостояния, — сказал Веглас. — Давай-ка, парень, помоги мне встать.

Роман Валерьевич с помощью Кристиана поднялся, утер слюну со рта, отряхнул одежду и, шатаясь, пошел к домику, который рюгенцы выделили им для жилья. Дамн не видел, но чувствовал, как десятки пар глаз впились в них, вцепились хищными когтистыми лапами в загривок, следя за каждым движением, ловя каждый взмах руки учителя, ожидая повторения припадка. Ведь знали, что проклятый, спроси любого — каждый знал, а как увидели, своими глазами увидели, то сразу все страхи и тревоги в них проснулись. Боятся Дамнов, еще как боятся — в них дух Темного Бога.

Но сейчас Кристиану было все равно — лишь бы учитель поправился. Ведь все знают, не живут проклятые долго, каждый припадок отнимает силы, жизнь укорачивает. Подставил свое плечо, Роман Валерьевич оперся, и пошли тихонечко: Дамн чуть ногами перебирая, а Веглас по земле шаркая. До дома добрались, дверь толкнули — у них всегда отворено — никак Кристиан не мог убедить учителя запираться, люди-то разные. А тот знай свое: «Брать у меня нечего».

Жили, и правда, бедно, как ни старался Дамн отложить что-нибудь, припрятать на черный день, старик всегда ловил его и ругал. «Они люди науки, и все материальное их только приземляет. Как только Кристиан отринет все материальное, тогда и воспарит». В общем, свою обычную чушь талдычил. Слова, вроде, все понятные, знакомые, а смысла никакого. Воспарит… Материальное… Лучше бы сыра завернул в тряпицу, когда мельника жена предлагала, да отложил. Нет, поел немного да отказался. Материальное… Вот ведь тоже.

Кристиан повалил старика на кровать, да и кровать-то, одно название — низенький топчан с худым тюфяком, набитым соломой. Ведь предлагали же и дом хороший, и мебель, так нет, упрямец, отказался.

Дамн ожидал, что теперь учитель полежит, наберется сил — у него самого после припадков сил всегда не было — но Веглас всего через пару минут поднялся на ноги и стал собираться.

— Учитель, учитель, вы куда надумали на ночь глядя?

Роман Валерьевич посмотрел внимательно на Кристиана, будто первый раз его увидел, облизнул задумчиво сухие губы — это у него привычка такая, когда об умном размышляет, — и тихо заговорил.

— Тебя все-таки придется взять с собой, хотя мне бы не хотелось. Там будет угрожать опасность, реальная опасность. И даже я не смогу всего предугадать. С другой стороны, оставлять тебя здесь и сейчас было бы подло. В Рюгене ты вряд ли задержишься. К тому же тебе уготована большая судьба, если все сложится… Следовательно, — Веглас опять облизнул губы. — Пойдешь со мной.

— Куда? — попытался Кристиан заглянуть старику прямо в глаза. — И самое важное, когда?

— Прямо сейчас. Выходить надо прямо сейчас, — решительно сказал старик. — Медлить нельзя. А куда?… На юг.

— К столице? — улыбка довольно растеклась по лицу ученика.

— Нет, нет, много дальше столицы, — Роман Валерьевич принялся рыскать по дому, то и дело что-то поднимая, щупая, рассматривая подслеповатыми стариковскими глазами разное барахло. — Много дальше. Ты, наверное, слышал о Горе Богов?

— Кто ж о ней не слышал, — усмехнулся Кристиан. — Только говорить нельзя…

— Да, да, да, — отмахнулся учитель. — Иначе навлечешь гнев Богов. Так же, как и будущее видят только те, кто проклят. И так далее и тому подобное.

— Будущее видят проклятые, — согласился Кристиан. — Только Дамны, как вы и я. Только учитель великий Веглас всех ветров, которому легкий бриз и грозовой шторм приносят вести о грядущем, а я обычный проклятый, не способный заглянуть дальше, чем через одну луну.

— Так, никакой я не Веглас! — Роман Валерьевич прекратил поиски и погрозил кулаком ученику. — Кристиан, я же говорил, это не научно. Я ясновидец. В основе моего умения лежит вся область теории вероятностей, математическая статистика, теория игр… В общем, я просто своего рода машина, в которую заложили все, абсолютно все исходные данные и которая может выдать готовый результат. Тебе ясно?

— Вы не машина, — мягко улыбнулся Кристиан. — Вы Веглас. Нельзя просто захотеть видеть будущее, каких бы вероятностей вы не знали. Это — великий дар и великое проклятие.

— А я могу, могу, чтоб тебя! Концентрируюсь и вижу, предсказываю, то есть. И не нужно мне валяться в припадках и пить зелья или отвары.

— Учитель, а что тогда было сегодня?

Роман Валерьевич на мгновенье замер. Все его возбуждение вдруг улетучилось, и он предстал таким, каким и был — уставшим старцем.

— Я не знаю, не знаю. Это… со мной такое было несколько раз. Давно, очень давно. После первого Сеанса, наверное.

Казалось, учитель говорил уже не с ним, а с самим собой. Глаза его уставились в темноту, а губы быстро шевелились. Кристиан нахмурился. Нет, не может быть. Не мог старик так быстро сдать всего лишь после одного припадка. Конечно, и лет ему было больше, чем молодому Дамну, но кто он и кто великий Веглас всех ветров! Но все же… Если учитель и вправду стал слабеть, поддаваться проклятию — то тут только одно объяснение — скоро Роман Валерьевич встретится с Темным Богом.

 

Странные странности

Он шел по уже пышущему жаром утреннему тротуару на свою восьмую по счету работу. Не сказать что склад ему нравился, но с начальством он практически не пересекался, платили неплохо да еще предоставляли дополнительное медицинское страхование. Конечно, не за красивые глаза, а за короткую аббревиатуру П-6 в его карточке с направлением. Психокинетик шестой категории, шутка ли.

Дополнительным фактором при устройстве Ивана на работу, вернее при направлении Отделом, стало расстояние. Всего четыре километра от дома, сорок пять минут шагом, другими словами. Пешая прогулка утром и вечером самое то после долгой зимней обжираловки. Надо как-то приводить себя в форму.

Бегать он не любил, да и тяжело с его весом потеть на ближайшем стадионе. К тому же на суставы дополнительная нагрузка. В глубине души Ваня понимал, что это всего лишь оправдание собственной лени, но ведь он еще не безнадежен. Придумал же добираться на работу пешком — двух зайцев сразу. Правда, вставать теперь надо было раньше, то есть привыкнуть вставать — поэтому пеший план по победе над жиром отодвигался не одну неделю, но это ничего, терпимо. Все равно же, в конце концов, он с миссией справился. Теперь все пойдет как по накатанной. Сколько там вырабатывается привычка? Двадцать один день. Ну все, фигня. Теперь каких-то пару недель, и все в ажуре.

Он перешел дорогу, спрятавшись в тени пирамидальных тополей, и оттер пот со лба. Двадцать семь градусов с утра. Что же днем будет? Дотопал до мясной лавки, за которой седой мужчина нерусского происхождения в грязном фартуке рубил тушу. Рядом летали мухи, валялись замызганные ящики, да и сама колода с лежащей на ней говядиной стерильностью не отличалась. Иван ради интереса даже заглянул внутрь лавки. Тут все чин чином — чистые белые полы, выложенные широкой кафельной плиткой, аппетитно разложенные куски мяса в прилавках-витринах, дальше сосиски, сардельки, копченая грудинка и прочие разносолы. Даже слюна навернулась. Царствовала над этим всем дородная тетенька лет сорока в синем переднике с горохом, на бейджике которой кокетливым наклонным шрифтом красовалось «Клавдия».

Ваня задумался. Вот тебе и санитарные нормы, вот тебе и изолированные специально оборудованные помещения. И ведь все это хавают, в прямом смысле этого слова. Время — девяти нет, через полчаса мясник закончит разделку, положит все на прилавки и пойдет домой. А Клавдия будет продавать разделанную на жаре среди грязи тушу. Туров с тоской размышлял о суровости российских законов и необязательности их исполнения.

— Ну куда ты прешь, слепой, что ли? — Привел его в чувство низкий бас.

В голосе милиционера, на которого налетел Иван, было даже не раздражение, а скорее досада. Крупный служитель закона тяжело дышал, голубая рубашка с коротким рукавом под мышками стала мокрой, а по второму подбородку на шею стекал пот. Единственное спасение, по мнению самого полицейского, ему мог принести большой стакан разливного кваса, половина которого, благодаря Ивану, сейчас благополучно растекалась по асфальту.

— Извините, я задумался.

— Много думаете, молодежь, — не успокаивался милиционер. — От того и страна вся в дерьме.

— Думаете, из-за этого?

— Иди давай, куда шел.

— Так мне вперед надо.

Только тут Иван обратил внимание на пеструю ленту, обхватившую несколько деревьев и забор, образовав неправильного вида четырехугольник. Внутри все было заляпано темными бурыми пятнами — листва, кроны деревьев, асфальт, бордюры, железная ограда. Присмотревшись, Туров заметил и маленькие слипшиеся кусочки, так похожие на…

Он едва успел отскочить к дороге, как его вывернуло. Желудок судорожно сжимало вновь и вновь, а когда завтрак уже был полностью на обочине, изнутри пошла желчь. Яркая желто-зеленая слизь тягучей массой падала вниз, на глазах проступили слезы, а он все не мог остановиться.

— На-ка, эк тебя прихватило. — Пухлая рука сунула ему под нос вату с чем-то резким. — Подыши, подыши.

От резкого запаха живот вновь скрутило жутким спазмом, но Иван лишь икнул и смог наконец разогнуться. Не убирая от носа ватку с нашатырем, он вытер слезы и посмотрел на милиционера.

— Ну ничего, ничего, — похлопал тот его по плечу. — В первый раз всегда так.

— Что… это? — Не смог подобрать нормального выражения Туров.

— Да ясно что, — вздохнул тостяк в форме, отводя Ваню в сторону. — Психокинетик какой-то с ума сошел. Или еще хуже, специально так убил.

— Он его просто разорвал.

— Но ты не думай об этом, не думай, ватку понюхай, а то опять щас блевать начнешь. Ну не смотри туда, головы нет, что ли?.. Разорвал, но хоть что-то осталось. Бывает и хуже.

— Куда еще хуже?

— Парень, давай уже, иди куда шел. Ну куда ж ты поперся, дурак? Обходи, через двор пройди.

Милиционер еще минуту смотрел ему в спину, после чего выпил остатки кваса и смял пластиковый стаканчик.

Странно все это. Туров посмотрел на вторую деревню, которую они проехали. Мертвую деревню. Почти такую же, как и прежняя. И снова раны от мечей… или меча — он же не судмедэксперт — аккуратно сложенные трупы, и староста рядом. Только здешних похоронили быстро. Похоронили… скорее попросту погребли. Без всяких возложений камней, по правилам по правилам веры этих богов, без длинных тоскливых молитв. Лишь Иллиан вновь пожертвовал часть своего плаща, чтобы завязать глаза мертвым.

Иван не знал, что сделает с телекинетиками, но его душила злоба. После всех смертей, которые он повидал, даже для этого жестокого мира две вырезанные деревни — это слишком. Можно было ожидать подобное от северян или мифических восточных варваров, которых он никогда не видел. Но разумные ученые из его мира. А ведь многие из них кандидаты и доктора наук. Как они превратились в диких зверей? Или кинетики таким образом максимально приспособились к этому миру? Но разве это может быть оправданием?

Никто не ангел, он тем более. Иван не забыл Утес Гроз, да и вряд ли когда забудет. Но ведь все было по-другому. Как в детских книжках: вот добро, вот зло. Слишком просто и условно, только тогда примерно так и было. Но разве можно оправдаться смертью крестьян, которые тебе и вреда-то не причинили?

Они не разговаривали с Илом, но Туров подозревал, что тот примерно того же мнения. Лорд в последнее время был не особо разговорчив. Иван все время упрекал себя в бессердечности, но то ли виной всему его интуиция, то ли еще что — но не мог он убедить себя, что Ленке угрожает опасность. Квику, который из любой неприятности вылезет и в новую опять залезет. Она же вроде кошки, только жизней у нее точно больше. И раз не убили сразу… Тут он осекся. Две мертвые деревни говорили все сами за себя. Логика тут могла не работать.

Фергус с Халилем тоже ехали молча. Стражник-то понятно, переживает за господина. На все бы пошел, чтобы хоть как-то помочь. Да разве он что может? А вот Халиль… Сдавалось Ване, что бывший восточный разбойник очень сожалеет, что связался с ними. Все чаще Ибн Шиин смотрел в сторону от дороги, напоминая пословицу о волке и лесе. Хотя, может, даже лучше было бы, попробуй он сбежать?

Кому этот Халиль нужен, хитрый старый лис. В бою он бесполезен. Фергус, конечно, тоже не универсальный солдат с генной модификацией, но от того хоть толк есть. А Ибн Шиин? Миссию свою тот выполнил, на гору, будь она неладна, их проводил. Отпустить бы его, в самом деле что ли. Пригрозить хорошо, чтобы не возвращался да не злодействовал. Ванину силу он точно боится, Туров это по глазам видел. Поэтому и не вернется. Надо вечерком с Иллианом «вольную» Ибн Шиина обсудить.

Дождь меж тем лил уже который день, направляясь в ту же сторону, что и путники. Он забирался за шиворот, лаская своими холодными руками продрогшие тела, не желая уходить и отпускать своих жертв. Туров понял, почему китайская пытка каплей воды считалась наиболее жестокой. Психокинетик сам был заведен до предела, и каждая новая частичка влаги, касавшаяся его тела, рождала внутри нервную дрожь, копившуюся и возрастающую. Иван стиснул зубы. Не сорваться бы, срываться ему сейчас совсем ни к чему.

— Стойте, — сказал Игорь, повелительно подняв руку.

В любой другой ситуации Туров, может, и посопротивлялся, по крайней мере пару фраз против точно бы сказал, но сейчас он понял причину остановки. По дороге к ним шла мокрая маленькая фигурка, сиротливо опустившая голову. Толком разглядеть маленького человечка не получалось, время все-таки предзакатное, тем более и небо все затянуто.

Телепаты уже работали. Иван не понял, только ли Игорь читал бредущую к ним скиталицу или все сразу, но когда девочка приблизилась, ему рассказали уже все. Ее зовут Иглед, ей одиннадцать лет, и на ее деревню напали кинетики. Девочке удалось убежать, хоть ее и ранили.

— Сколько их? — спросил Туров.

— Она не знает, — ответил Игорь. — Не умеет считать. Сказала, больше, чем у нее рук.

— Кызым, кызым, иди сюда, — нахмурился Халиль. Он посмотрел ее руку, покивал сам себе, бесцеремонно оторвал кусок от плаща Иллиана и стал заматывать рану. — Все хорошо, кызым. Ничего страшного, даже шрама не будет.

— Я думал, ты не любишь женщин, — сказал Иван.

— Айвин-мухтарам, что такое говоришь? — возмутился Ибн Шиин. — Какая это женщина? Девочка совсем.

Туров почесал родимое пятно, неожиданно зазудевшее. Может, ошибался он насчет Халиля? И не так плох этот пройдоха, не все человеческое еще в нем умерло, и не всегда тот думает о собственной наживе.

— Пойдем? — обратился он уже к Игорю.

— Опасно, — ответил тот. — Неизвестно, сколько их.

— Иван, — вмешался Иллиан.

Ваня посмотрел на друга и все понял без слов. Он кивнул.

— Надо идти. Мы должны.

Игорь пристально посмотрел на него, Турову даже показалось, что слишком пристально, но в конечном итоге согласно кивнул. Иван с Иллианом пошли вперед, за ними Фергус, потом Халиль с девчушкой, и замыкали шествие телепаты.

— Не отставайте, — крикнул психокинетик и зашагал вперед.

Дождь словно почувствовавший перемену в отряде, изменился сам. Теперь он яростно хлестал их лица своими косыми тонкими бечевками, силясь изрезать лица. И, казалось, от своего бессилия злился еще больше. Туров, занятый своими мыслями, шагал вперед, не оборачиваясь на своих путников. Он даже не сразу услышал короткий крик Фергуса, но успел развернуться как раз вовремя, чтобы остановить несколько камней, летящих в их сторону.

Это были они. Иван не видел лиц, но разглядел две мощные, будто слепленные из камня, фигуры. Кинетики. Один чуть впереди, другой поодаль. Туров махнул рукой, говоря своим, чтобы отошли за спину. Только теперь он заметил, что телепатов среди них нет. Неужели они уже мертвы. Но как?

В любом случае, думать было некогда. Ваня подобно гигантскому экскаваторному ковшу зачерпнул горсть земли, перемешанную с камнями, и запустил в неприятеля. Тот что впереди даже не двинулся. Не дернулся. Не поднял руку, чтобы защититься или отразить удар. Однако огромный ком летел все медленнее и медленнее, распадаясь на части, становясь все меньше и меньше. Достигнув кинетика, он рассыпался у его ног, не более.

Тогда Иван собрал всю свою силу, на которую сейчас был способен. Дорога стала вздыматься, словно под ней передвигался гигантский крот, расшвыривая обломки камней в разные стороны. Но и теперь кинетик не отреагировал. Турову показалось, что незнакомец только чуть-чуть наклонил голову. Всего лишь. Крот почти добрался до врагов, но тут кинетик хлопнул в ладоши. Просто хлопнул в ладоши! Ваня своим глазам не поверил — его «крот» исчез.

Он не сможет с ними совладать. Это не его уровень, даже близко. Ему не победить их. Иван в панике оглянулся на своих попутчиков и быстро поднял руки вверх. Он не осознавал, что делает. Больше всего Турову хотелось спрятаться, скрыться. Ваня даже не сразу понял, почему его со всех сторон начинает обступать земля. Он слабел все сильнее, а шар — теперь стало понятно, вокруг него образуется именно шар, — становился больше. Когда Туров уже подумал, что теперь он в полной безопасности, ему вдруг сильно влепило по голове. На деле никакого удара не было, но Иван ощутил его кинетически. Защита не сработала, теперь противник был совсем рядом.

Прямо перед ним стоял здоровенный некрасивый мужчина, похожий на уголовника. Круглый массивный череп с короткой, точно стриженной под машинку, прической, крупные выступающие скулы, небрежно приляпанный к лицу нос, узкие злые глаза. Кинетик презрительно посмотрел на него и беззвучно зашевелил губами. Туров силился что-нибудь разобрать, но слышал лишь густой и зычный колокольный звон. Голова раскалывалась на части.

Вот Халиль, судя по всему, все понял. Он отпустил руку девочки и плюхнулся на грязную землю. Иван все смотрел и смотрел на шевелящийся рот кинетика, поражаясь, насколько тот неприятен. А незнакомец тем временем сердился все больше. Туров почувствовал флюиды ненависти, исходящие от монгола (про себя он прозвал кинетика именно так). Ивана подхватила невидимая волна и ударила о землю, подхватила и ударила снова. Только тогда он принялся сопротивляться.

Никогда раньше он не сталкивался с подобным противником. Кинетик силен, уж точно выше его шестерки, но дело даже не в этом. Там, дома, боже упаси использовать способности во вред человеку. Если что-то несерьезное — понижение уровня. А прямое членовредительство, будь то сломанные конечности или глубокое рассечение без смягчающих условий, — полное обнуление, плюс реальный срок.

Туров вспомнил разорванного на клочки человека в своем мире и слова милиционера: «Бывает и хуже». Похоже, у этого монгола предостаточно сил устроить это самое «хуже». Даже хоронить не придется, потому что нечего. Ваня вложил в свою защиту последние силы. Давление на долю секунды ослабло, давая незначительную передышку, а потом возобновилось с новой силой. Только теперь защищаться было уже невозможно.

Ивану было невыносимо, возможно даже хуже, чем клаустрофобу в комнате с медленно надвигающимися стенами. Его сильно тошнило, голова раскалывалась, сердце колотилось, как сумасшедшее, — того и гляди возьмет и остановится. И давит, давит, давит на него со всех сторон. Туров почему-то вспомнил свой «бой» с психокинетиком при Утесе Гроз. Ощущения были схожие, весьма схожие. Только здесь нет северного изгоя, чтобы спасти ему жизнь. Иван вытянул руку, преобразуя остатки сил, но понял — их уже нет. Он опустошил себя полностью. Полностью.

Широкое приплюснутое лицо нависло над ним. Заплясали выступающие скулы, прищурились узкие глаза. Туров силился что-то сказать монголу: дерзкое, смелое. Чтобы тот запомнил его. Чтобы его смерть вышла эффектной, с долей показной бравады, но не смог. Сдвигающиеся стены в маленькой комнате заскрипели, перемалывая его кости, и наступила тьма.

 

Путь в столицу

Кристиан видел трех Дамнов в своей жизни: Потрига без фамилии, Сетругладе Оттрона и Бейле Халлидея. Потриг был, как и он, бродячий сирота, только приступы мучили его чаще — до четырех раз в день. Бейле, толстый вечно напуганный подмастерье пекаря в столице, около недели подкармливал Кристиана. Он скрывал, что Дамн. Благо, с припадками раз в месяц это было не трудно.

С Сетругладе, бродячим актером из Плоскогорья, Кристиан познакомился четыре года назад, в канун дня восхождения Трех Богов. Тогда его скрутило прямо у врат храма, и лишь Оттрон помог ему. Сетругладе научил его, как переживать припадки и управлять ими. Он рассказал, что все Дамны видят будущее — кто-то больше, кто-то меньше. Чем дальше заглядывает проклятый в Грядущее, тем сильнее и продолжительнее припадки.

Кристиану было все равно — его видения сводились лишь к мутным образам. Там непонятно даже, человек это или животное, какой толк с такого «дара»? Он бы все отдал, чтобы быть как все, самым обычным. Пусть даже не сильным воином, а хоть вонючим золотарем. Даже тогда бы Кристиан был ближе к людям.

Но в его жизни появился учитель, и все изменилось. Веглас объяснил, как видеть грядущее четко и явно. Разумеется, способности Кристиана сейчас были весьма посредственные, так говорил сам Роман Валерьевич, однако их можно было развить. Сам учитель тоже начинал с малого, но постепенно достиг больших высот. Тем более если уж Роман Валерьевич заметил маленького отвергнутого миром Дамна, значит, что-то в нем да было.

Самое важное другое — Веглас научил Кристиана сдерживать припадки настолько, насколько их можно было сдержать. И теперь Грядущее хоть как-то можно было разобрать. К примеру, дня два назад он видел себя возле лежащего учителя — и что? Сбылось, когда Роман Валерьевич грохнулся в припадке. Или взять другое наваждение — когда его пекарь ударил розгой за украденную булочку. Кристиан посмотрел на длинный шрам на тыльной стороне ладони — тоже сбылось. Не верил учителю, но в действительности с каждым днем становился все сильнее. Непонятно, хорошо это или плохо.

Вот и сейчас. Шли они с Вегласом почти всю ночь по горной тропке, которая должна была вывести их на южный тракт, и вдруг Кристиан встал. Вроде, голова закружилась: перед глазами встала тьма, а в ней светлячки — то вспыхивают, то потухают. И голос учителя слышен, и шелест травы, и переливчатое пение птиц, только впереди пелена. Он ждал, сейчас начнется, должно… Перед глазами замелькали, завертелись картинки. Веглас говорил, что это похоже на «кино», но Кристиан не знал такого слова — скорее видения походили на то, как если бы он умер и смотрел со стороны.

Вот он и учитель, стоят посреди дороги. Дамн удивился, какой же Веглас маленький рядом с ним. Перед ними человек — грязный, жилистый. Тот не разговаривал с ними, только знал Кристиан — это разбойник. Стоит, смотрит на них, улыбается. Даже сейчас, хоть Дамн и знал, что видит лишь Грядущее, которое даже не сбылось и расчерчено во времени косыми тонкими линиями, парень почувствовал страх. Разбойник, все также противно скалясь, медленно вытащил из-за пазухи старый кинжал с зазубринами и двинулся на них, подволакивая правую ногу. Шаг, еще один, еще. Он размахивается и…

Кристиана вытряхнуло обратно. Да так сильно, что Дамн не удержал равновесие и плюхнулся на колени.

— Видение? — подал ему руку учитель.

Кристиан кивнул. Припадок был очень слабым, Дамн даже сознания не потерял. Он принялся рассказывать все, что видел, поднимаясь и отряхивая испачканные в пыли штаны. Пересказывал в точности каждую деталь: кривая ухмылка, нож с зазубринами, небольшая хромота. Учитель говорил, что в видениях не бывает мелочей, просто все нужно именно правильно понять, истолковать в нужном смысле. Только тут чего понимать? Все ясно.

— Ты слишком зацикливаешься на себе, — объяснил учитель. — Поэтому и все, что видишь, связано с тобой.

— А у вас не так?

— Конечно, нет. Хороший ясновидец должен видеть всю ситуацию в целом, а не только одну часть. Я тебе докажу.

— Что вы хотите, учитель?

— Где было солнце, в видении?

— Не знаю, может, в зените.

— То есть, у нас еще пару часов. — Веглас положил руку на плечо Кристиану и уставился вдаль.

Окинешь взором со стороны — задумался человек, не иначе. Но Дамн знал, учитель «смотрит». Случалось так, когда Роман Валерьевич заглядывал в Грядущее, как он говорил «целенаправленно», то есть сам, не подвергаясь припадками. Его глаза становились мутными, а тело наливалось тяжестью и превращалось в жесткое высушенное дерево. Веглас тоже когда-то объяснял «природу этого явления», но Кристиан уже подзабыл путаные толкования Романа Валерьевича.

Стоял учитель долго. Намного дольше, чем происходил припадок Дамна. Оно и понятно — Веглас запоминал мельчайшие детали, просматривал все возможные линии и вероятности будущего. Иногда Кристиану казалось, что именно в такие моменты Роман Валерьевич менял ход событий в нужную ему стороноу. Пусть и долго стоял учитель, зато в себя пришел почти мгновенно, резко сорвавшись с места.

— Куда мы, учитель? Расскажите, что случилось?

— Я лишь хочу показать тебе кое-что. То, о чем говорил сегодня. Пойдем быстрее, он скоро уйдет с тракта, мы можем его не нагнать.

— Но ведь… Это и к лучшему.

— Пойдем, пойдем, — поторопил его Роман Валерьевич. — Не болтай лишнего. Успеть бы.

Кристиан только головой покачал. Получается, они должны поторопиться, чтобы успеть встретиться с разбойником, который их… Только уважение и доверие Дамна к Вегласу всех ветров заставляло парня слушаться. Роман Валерьевич был мудр. Порою мудрыми становятся в старости, пережив многое и накопив громадный опыт. Иногда виной становится происшествие, перевернувшее всю жизнь. Но Кристиану казалось, что учитель мудр от рождения. Наверное, даже маленьким мальчиком он был слишком серьезен и непохож на всех.

А что если Веглас тронулся умом? Не прошел бесследно припадок в Рюгене, и теперь тот не соображает, что делает. Ведет их прямо в руки какому-нибудь отъявленному мерзавцу в надежде что-то доказать. Кристиан не без содрогания отогнал от себя темные мысли. Нет, с Романом Валерьевичем все в порядке. Он сильнее всего этого.

Они спустились с узкой тропки, ступив на южный тракт. Широкая мощеная дорога как раз взобралась на пригорок и норовила аккуратно сползти вниз. Позади остались зеленеющие невысокие горы со светлыми проплешинами и крутыми каменными склонами, уступив место яркому от полевых цветов лугу. На нем торчали редкие ели, стеснявшиеся своего старого убранства и редких новых иголок. Слева лежал здоровенный нагретый на солнце валун, по которому бегали маленькие ящерки. А справа теснились кряжистые голые деревья, только-только в спешке набросившие облачение из крохотных острых листочков.

Кристиан вздохнул полной грудью и на мгновенье забыл обо всех заботах и тревогах, тяготивших его только что. Где он только не был за все те короткие и одновременно длинные шестнадцать лет, подаренные ему Тремя Богами. И везде, в каждом уголке, находил свою особенную красоту. Люди, подолгу живущие в тех или иных краях, со временем переставали видеть то великолепие, которым владели. А ведь оно было. Везде, в любое время года. Стоило лишь захотеть его увидеть. Шире открыть глаза, и все. Кристиану даже иногда, совсем редко, приходила в голову мысль: может, это все остальные по-настоящему прокляты, а не он?

Но учитель не дал насладиться прекрасным лугом. Он настойчиво потянул Кристиана за собой, буркнув: «Уже скоро». Что скоро? Парень вздохнул и зашагал за Вегласом. Он почему-то думал, что старика надолго не хватит, но тот все топал и топал, сгорбившись и опустив голову. Только тут Дамн с запозданием понял, что место ему очень уж знакомо. Именно то самое, где они сейчас, из его видения…

Разбойник точно вырос из-под земли, точь-в-точь как видел, вернее, предвидел его Кристиан. Только теперь до парня дошло, что тот прятался за валуном. Лиходей улыбнулся, вытащил нож и пошел на них. Кристиан про себя считал шаги, заранее зная, когда разбойник остановится. Все… Парень поднял испуганные глаза — вот он, стоит прямо перед ними, еще один шаг, одно движение.

Прежде чем все случилось, парень успел повернуться к Роману Валерьевичу. Тот стоял, серьезно нахмурившись, но в его глазах не было ни капли страха. Лишь знание. Он видел все это, так же, как и Кристиан.

Когда душегуб уже изготовился для решительного действия, Дамн услышал, как от звона копыт дрожит земля. Разбойник встрепенулся испуганным загнанным зверем и припустился в сторону леска. Только куда ему было с его хромой ногой да против конных? Кристиан зачарованно оглядел сверкающие на солнце серебряные крылья, прикрепленные к дорогим доспехам. Конечно, о серебрянокрылых он слышал много — если и боялись чего-нибудь бандиты, то именно их — а вот видеть не довелось. Жилистый крепкий капитан — судя по шпорам — в два счета настиг разбойника и легонько ткнул того копьем в спину. Душегуб нелепо взмахнул руками, несколько раз перекувыркнулся и упал.

— Вы не пострадали? — капитан подъехал к ним.

Кристиан с интересом рассматривал смуглое загорелое лицо с живыми оценивающими глазами. Капитан был старше его минимум вдвое.

— Нет, — ответил учитель. — Мы ждали вас, Беккери Чейн.

— Вы знаете меня? — удивился капитан.

— Если я назвал ваше имя, то, скорее всего, я знаю вас.

— Я хотел сказать, мы знакомы?

— Нет, не знакомы. Мы никогда раньше с вами не встречались. Но вместе мы доедем до столицы, а затем расстанемся.

— Вы так в этом уверены? — развеселился капитан.

— Абсолютно. Вы очень суеверный человек и поверите в то, что я скажу.

— Да кто вы вообще такой? — насмешливость сира Беккери Чейна сменило раздражение.

Роман Валерьевич мягко улыбнулся, а Кристиан заговорил. Это был их своего вида обычай, учитель никогда не представлялся сам. Стеснялся, что ли?

— Перед вами Веглас всех ветров, плывущих в эфире и приносящих грядущее на своих крыльях.

— Витиевато, — фыркнул серебрянокрылый, — то есть ты и есть тот самый лжец с севера?

— Лжец? — удивился учитель.

— Ты говоришь, что можешь предсказывать грядущее.

— Могу. И делаю. Неужели ты думаешь, что мы случайно оказались здесь, случайно задержали Ройко Щетинистого и случайно позволили вам расправиться с ним?

— Ты знаешь его? — спросил капитан, показав рукой на труп.

— Нет. Я видел наш разговор, видел, как назвал именно это имя. Видел, что бы случилось, не выйди он нам навстречу.

— И что же?

— Вы бы проскакали мимо, не заметили его. А Ройко выбрался из-за валуна и ушел на запад. Там бы он украл еще множество жизней, прежде чем погиб сам.

— Что ж. Даже если так, почему вы считаете, что я буду сопровождать вас в столицу?

— После смерти Ройко вы все равно должны отправиться в столицу, чтобы привезти смотрителю темницы Таули голову разбойника. Так?

Капитан согласно кивнул.

— Меня и моего ученика вы возьмете потому что, как я сказал, вы очень суеверный человек. Вам, господин Беккери Чейн обязательно захочется узнать, кто и при каких обстоятельствах вас в будущем серьезно ранит. А ведь это случится. Поэтому вы сделаете все, чтобы выведать у меня как можно больше о грядущем происшествии.

Учитель замолчал и Кристиан восхищенно посмотрел на него. Вот тебе и сдал Роман Валерьевич. Вот и помутнел у него рассудок после припадка. Веглас, истинный Веглас, хоть и в обличии немощного и дряхлого старца.

— Допустим, ты заинтересовал меня, старик… Веглас, — торопливо поправился капитан.

— Лучше просто Роман Валерьевич.

— Рома… Нет уж, лучше Веглас, — Чейн рубанул ладонью воздух. — Скажу откровенно, ты заинтересовал меня. Ты и твой ученик должны следовать за мной до…

— Деревни Прелдиленд, — закончил учитель. Обычно Роман Валерьевич никогда не перебивал говорившего, но Кристиан понял, сейчас он лишний раз доказывает капитану свою силу. — Там у вас обоз с провиантом и несколько серебрянокрылых. Так?

— Так, — выдавил из себя Чейн.

— Можете ехать, господин Беккери Чейн, мы нагоним вас к вечеру. А послезавтра уже вместе выдвинемся в путь.

— Завтра, — не согласился капитан. — Мы поедем завтра.

— Нет. Сегодня жители Прелдиленда устроят пиршество, а завтра вы весь день промучаетесь животом. В седло, господин Беккери Чейн, вы не сядете. Мы поедем послезавтра.

Учитель говорил очень спокойно, но одновременно с тем хладнокровием и твердостью, что у капитана не возникло желания с ним спорить. Серебрянокрылый повернулся к своим людям, и один из них проворно обмотал веревкой мертвого разбойника, а конец привязал к седлу. Беккери по-бандитски свистнул, и отряд сорвался с места. Капитан напоследок оглянулся на путников, кивнул Роману Валерьевичу и пришпорил коня.

— Какой хороший человек, — покачал головой учитель, — но какие все-таки дикие нравы.

— Вы про то, что они потащили труп разбойника за собой? — нахмурился Кристиан. — Этот душегуб нас чуть не убил!

— У него не было выбора, — пожал плечами учитель. — Он вырос таким. Уж не знаю, что тому виной — окружение, тяжелое детство или попросту генетическая предрасположенность к жестокости. Ты же не винишь волка за то, что он волк?

— Ага, только волк не пытается проткнуть меня за несколько медных вил.

— Иногда человек намного страшнее волка, — согласился учитель. — Но все же он был человек.

— Учитель, я не понимаю. Вы же сами сказали, что не появись мы, то разбойник ушел на восток. Получается, мы сами помогли с ним расправиться.

— Из двух зол, — кивнул учитель.

— Причем тут зола? — рассердился Кристиан. Вот терпеть не мог он, когда Роман Валерьевич так странно выражался. — Зола, сажа, угли.

— Ладно, пойдем, — засмеялся Веглас. — Надо добраться еще до этого Прелдиленда.

— Роман Валерьевич, Роман Валерьевич, — ученик торопливо шагал за Вегласом. — Вы говорили, что докажите, почему надо видеть ситуацию в целом.

— Разве я этого не сделал?

Кристиан помолчал.

— Видимо, ты не понял, — учитель почесал подбородок. — Что ж, объясню еще раз. Ты видел будущее, взяв за основу себя. Понятно?

Кристиан кивнул. Чего ж непонятного?

— Я же заглянул дальше, намного дальше, отринув себя. Я увидел Ройко Щетинистого и Беккери Чейна, всех людей, которые могли или будут с ними связаны. И тогда оценил ситуацию полностью. Ясно?

Кристиан еще раз кивнул.

— Я видел, как Ройко уходит и убивает людей. Видел, как Беккери втыкает копье в спину Ройко. Я видел все возможные варианты будущего. И выбрал то, которое меня устраивает. То, в котором Чейн настигает бандита, сопровождает нас в столицу и болтает с утра до ночи, в надежде узнать о грядущей битве и ранении.

— Его серьезно ранят?

— Нет, ничего такого. Обычная пустячная рана в руку. Возможно даже, это ранение станет следствием того, что я сказал, что оно будет. Не исключаю такой вариант. Но выбора не было. По-другому бы он нас не взял. Но ты меня сбил…

Старик поморщился и потер переносицу.

— Я говорил тебе о том, что ясновидец, настоящий ясновидец не должен зацикливаться на себе. Так могут делать лишь слабые ведуны, тройки или четверки.

Кристиан вопросительно посмотрел на учителя — какие еще тройки и четверки? Но тот не заметил удивленного взгляда и продолжал.

— Настоящие ясновидцы недвижимы личными, эгоистичными мотивами. Мы не можем жить для себя с таким знанием. Не имеем права.

Веглас замолчал. Старик крепко о чем-то задумался, и Кристиан некоторое время хранил тишину. Но единственная фраза, невысказанная и обжигающая язык все же сорвалась с губ.

— Учитель, но я не ясновидец. Я не такой, как вы. Я обычный Дамн, каких много.

— Ты даже не представляешь, насколько ты ошибаешься, — улыбнулся Роман Валерьевич. — Когда-нибудь, хоть может и пройдет немало времени, но ты станешь великим ясновидцем. Если захочешь.

— Но ведь вы говорили, что стали таким после…

— Сеанса?

— Да. Я не совсем понимаю, что это такое. Возможно, какое-то важное событие. Мой знакомый Потриг, тоже сирота, стал Дамном после того, как на него налетела телега. До восьми лет был обычным мальчишкой, а потом вдруг… Сеанс. Да?

— Что-то вроде того, — рассмеялся Роман Валерьевич. — Только есть люди, у которых дар с рождения. Которым не нужен Шлем или Сеанс, чтобы открыть в себе способности, чтобы заставить мозг работать на новом уровне. Есть такие.

Кристиан ни слова не понял, но на всякий случай кивнул головой. Что ж, если учитель считает, что он станет великим ясновидцем, возможно даже, самим Вегласом, так и будет. По крайней мере, до сих пор Роман Валерьевич не ошибался.

Дамн поднялся на пригорок и увидел внизу узенькую речку с тоненьким мостком, словно через бегущий от пролитой кружки воды поток перекинули соломинку. На другом берегу на нескольких холмах виднелись крохотные, еле различимые глазу дома. Кристиан первый раз в своей жизни остановился, одеревенел и задрожал всем телом. Потом нырнул в Грядущее и, вернувшись, радостно провозгласил: «Прелдиленд, учитель, это Прелдиленд».

Роман Валерьевич кивнул и погладил Кристиана по голове. Как гордый наставник гладит отличившегося ученика, как родной отец гладит любимого сына.

 

Обратный путь

— Рафинированный какой-то психокинетик попался, — раздался женский голос.

— Да, стремный, — согласился с нею мужской. — Судя по тому, что сказал Руслан, и не психокинетик это никакой. А что-то среднее.

Чего это еще среднее? Ничего не среднее. Иван открыл глаза и увидел перед собой говорившую парочку. Женщина с короткими до плеч черными волосами, носом с горбинкой, смеющимися глазами, и мужчина — светлые волосы, смазливое лицо. Роднила их только могучая мускулатура, проступающая даже через свободную темную одежду. Все ясно, кинетики.

— О, очнулся, — женщина довольно улыбнулась и посмотрела на своего напарника. Тот вскочил на ноги и ушел. — Да не шевелись ты лишний раз, в себя сначала приди, полубог в полукедах.

В ее тоне сквозила насмешливость, хотя никаких признаков агрессии женщина-кинетик не проявляла. Но все-таки Туров сразу принял защитную манеру поведения.

— А что, если пошевелюсь, вы меня убьете?

— Ну ты прям как неуловимый Джо, — хохотнула она. Ее смех не был отталкивающим, скорее наоборот: женщина обнажила ровные крупные зубы, ее грудь несколько раз соблазнительно колыхнулась, а глаза игриво сузились. — Знаешь, почему неуловимый?

— Почему?

— Потому что на фиг никому не нужен.

Обидеться Туров не успел. Сзади подошел тот самый мужчина со светлыми волосами и уже знакомый «монгол».

— Ольга, Марат, сходите проветритесь.

Светловолосый ушел почти сразу, а вот женщина что-то недовольно пробурчала и, покидая, шепнула несколько слов «монголу» на ухо. Желваки того напряглись, но он ничего не ответил.

— Значит, ты и есть тот самый знаменитый Айвин? Или как лучше, Иван? — вопрос был риторическим, но кинетик будто ждал ответа.

— А ты, по всей видимости, тот самый Руслан, — не остался в долгу Туров.

— Вижу, что Канторович рассказал обо мне. Даже интересно, что. Но мы к этому вернемся… Сейчас же ты мне расскажешь все, все о себе. Начиная от первого Сеанса и заканчивая тем, как оказался вчера на дороге. Со всеми подробностями, включая первый сексуальный опыт и последнюю диарею. Ты понял?

— Или? — сглотнул Иван.

— Никаких или. Я могу вытянуть все из тебя по одному слову, думаю, ты догадываешься как. Ты знаешь, на что способен телекинетик. Так ведь? Но мы сэкономим время и силы друг друга.

Они молчали около минуты, выжидая следующий ход друг друга. И в какой-то момент Туров не выдержал и заговорил. Начало рассказа давалось нелегко, он буквально выжимал из себя каждое слово. Предложения получались корявые, искусственные, неживые, но потом Иван разошелся. Он даже стал шутить — в основном про то, как устраивался и увольнялся. А Руслан слушал. Внимательно, не удивляясь, точно заниматься подобным ему приходилось каждый день, не перебивая и не вставляя реплики. Конечно, Туров умалчивал кое-какие моменты, которые, по его мнению, не обязательно было говорить. Даже сам разочаровался — раньше он думал, что его биография заслуживает сюжетов хоть для пары книг. Занятных историй ведь много. Ну или по крайней мере одной дешевенькой, в мягком переплете — про все его похождения в Кантии. На деле же вышло так, что в половину часа он выложил всю подноготную о себе.

— Значит, Михаил выставил нас не в очень хорошем свете, — выражение лица Руслана после рассказа не изменилось. Ни одной эмоции. Будто робот. — И ты поверил?

— Вы похитили Лену, убили людей в двух деревнях. — Взорвался Туров. — Вернее уже в трех. И после этого спрашиваете, поверил ли я?

— Ну, во-первых, никакую Лену мы не похищали, я ее в глаза не видел. Троянцев из нас делать не надо, — спокойно ответил Руслан, как лектор, объясняющий трудный параграф тупому студенту. — Во-вторых, никаких людей мы не убивали.

— Я должен в это поверить? — перебил его Туров.

— Смотри.

Руслан глазами поднял камешек с земли. Обычную мелкую гальку и расщепил ее. Это нельзя было назвать по-другому. Камень превратился в тысячи песчинок, которые упали на землю.

— Где этот камень?

— Что? — не понял вопроса Туров.

— Где этот камень, который я поднял? Ты можешь показать мне его?

— Нет, ты же его…

— Неужели ты думаешь, что захоти я убить человека, то делал бы все так топорно? От него и следа может не остаться. Или я спрячу останки так, что в жизни никто не найдет. И ты думаешь, я попросту убил их. Зачем?

Туров смутился. Он строил множество версий и теорий о зверствах, которые учиняли кинетики, но самый простой вопрос загнал его в тупик.

— Итак, это было во-вторых, — продолжил как ни в чем не бывало Руслан. — В третьих, все, что рассказал Канторович, правда. Только в точности до наоборот.

— То есть?

— Это он хотел править местными людьми, а мы были против. Это он хотел управлять страной, а мы не дали. Мы — единственная сила, сдерживающая его. Раньше сдерживали, — поправился он. — Но видимо, как появился ты, Канторович решил действовать более решительно. Только ошибся на твой счет.

— Не совсем понимаю.

— Михаил не очень хорошо разбирается в кинетизме. Он залез к тебе в голову и посчитал, что ты достаточно силен, чтобы расправиться с нами. Отрядил тебе в помощь четыре десятки и вперед.

Слова, что Туров недостаточно силен, вновь уязвили гордость Ивана. Хотя, Руслан, наверное, был прав. Ведь он с легкостью расправился с ним. Судя по всему, даже не особо напрягался.

— Но ведь именно твои люди хотели убить меня. Еще при Утесе Гроз.

Руслан недовольно поморщился, как если бы стоматолог-новичок задел ему оголенный нерв. Хоть какая-то эмоция за все время.

— В этом есть моя вина. Я слишком много давал свободы своим людям и, в конце концов, они решили, что вправе действовать самостоятельно.

— Хочешь сказать, что тот телекинетик действовал не от твоего имени?

— Психокинетик. Он был психокинетик. И лучший, между прочим, которого я видел в своей жизни. Хотя не могу сказать, что он был хорошим человеком. Скорее… — Руслан задумался, подыскивая нужное слово, — сложным.

— Он пытался убить меня.

— В курсе, — сухо ответил «монгол». — Даже представить не могу, какие мотивы им двигали. Может, боялся появления еще одного психокинетика или просто хотел на тебя посмотреть. Знаю, что его посещал человек Висселов, а потом они уехали.

— То есть его купили.

— Нельзя купить того, кому не нужны деньги. Я повторяю, не могу сказать, почему он решил убить тебя. И честно говоря, сейчас меня особо данный факт не заботит.

— И что же заботит великого и ужасного предводителя «черных душ»? Я правильно сказал?

— Меня беспокоит всего лишь один человек, — пропустил его колкость Руслан мимо ушей. — Канторович. Вернее, что он замышляет.

— Мне плевать, если честно, на ваши разборки. Хоть поубивайте друг друга. Мне надо найти Лену.

— Не знаю, к твоей радости или сожалению, но думаю, нам по пути.

Деревня приходила в себя после вчерашнего налета «черных душ». Со стороны могло показаться, что восстановление осуществлялось самостоятельно, по мановению волшебной палочки, без вмешательства человека. Высшее существо сначала смотрело захватывающий боевик, потом нажало на паузу и теперь отматывало назад. Крепились обратно сорванные кровли, скрипели, собираясь в стены, круглые бревна, трещали вытягивающиеся по струнке плетни, набивалось в хлев разбросанное сено. Работало четыре телекинетика, работало скрупулезно, без лишних нажимов и, не усердствуя в применении способностей. Туров прикинул, что они точно не ниже восьмерок, но это так, на глаз.

Жители, целые и невредимые, хотя сильно напуганные, сбились в кучу на отшибе возле той самой женщины, которую Руслан назвал Ольгой. Она стояла с легкой полуулыбкой, обняв знакомую Турову девочку с обмотанной рукой. Возможно, Руслан действительно говорил правду.

— А деревню зачем разнесли? — спросил Иван.

— Спектакль. Чтобы кинетики в голову девочке залезли и поверили.

— Ааа, — только и протянул Иван, посмотрел на могола и неожиданно для самого себя спросил. — Руслан, а почему тебя зовут Мёнемейстер?

— Дурацкая шутка моих ребят, — криво усмехнулся он. — Кантийский язык очень странный, состоит из множества знакомых языков: французского, английского, бельгийского, немного немецкого. Плюс куча диалектов неизвестных. Если ты знал два-три языка там, дома, то худо-бедно изъясниться сможешь. Так вот, когда мы оказались тут, ребята в шутку придумали «Мёнемейстер» из французского «мёне» и немецкого «мейстер». Главный мастер. Так и прицепилось.

— Канторович так вообще оловянную корону носит.

— Ты видел? — С презрением спросил Руслан и не стал дожидаться ответа. — Быть королем у него какая-то идея фикс, может, с детства травма какая или еще что.

— Руслан, еще один вопрос…

— Минуту подожди, — остановил его кинетик.

Он подошел к кучке местных, и те в страхе расступились, словно воды перед волнорезом. На месте остались лишь трое — Иллиан, Фергус и Халиль. Старик попытался рвануть вместе с остальными, задумав затеряться в толпе, но худой стражник жестко схватил его за руку и прижал к себе. Ибн Шиин, оставшись на виду, принял самое жалкое и одновременно покорное выражение лица. Иллиан на подходившего Мёнемейстера смотрел безучастно. Руслан сделал знак рукой, еле заметный, но Ольга все поняла.

— Так, а давайте посмотрим, как все починили наши ребята. Пойдемте, пойдемте.

Она сама пошла вперед, народ двинулся за ней. Минуты не прошло, как на отшибе остались лишь Ил со своими подопечными, Иван и Руслан.

— Добрый день, могу полагать, что вы лорд Иллиан Лейтли.

Ил равнодушно кивнул.

— Меня зовут… Я Мёнемейстер Проклятой лощины.

— Я знаю, кто вы, — холодно заметил Ил.

— Вы разговаривали с вашим другом? — осторожно начал Руслан. — С Айвином?

— Я разговаривал с Иваном, — подчеркнул последнее слово Иллиан. — Повторюсь, я знаю кто вы и откуда.

— Но вы не верите, что не я похитил вашу невесту.

— Я лишь вижу, что ее здесь нет, — холодно ответил Лейтли.

— А что если я скажу, что в скором времени смогу вернуть ее вам?

— Только что вы говорили, что не похищали ее.

— Просто я знаю, где она. Но это не значит, что я причастен к ее похищению.

— Говорите, — Туров не понял, приказал или попросил Иллиан. — Говорите же, Темный Бог вас дери.

— Мы знаем, что никто из телекинетиков не нападал на плато. Следовательно, и никакого похищения не было.

— Но Лена пропала! — сжал кулаки Ил.

— Пропала, — согласился Руслан. — Но это не значит, что она покинула плато.

— То есть, — вмешался Туров, — ты хочешь сказать, что она еще там?

— С очень большой долей вероятности. Телепаты инсценировали нападение, спрятали девочку в единственном возможном месте — шахте, и сделали вид, что преследуют нас. Думаю, не встреться мы на пути, они «преследовали» бы, — Руслан несколько раз одновременно сжал вытянутые указательный и средний палец, — до самой Проклятой лощины.

— Но как же дом… Мы видели, его разворотило. На такое способен только телекинетик.

— Или динамит, которого у Михаила в большом достатке — сам же ему и притащил из своего мира. Якобы для работ в шахте, чтобы не пользоваться лишний раз услугами кинетиков.

— Но зачем ему это делать? Он ведь был знаком с отцом Лены?

— Это как раз, скорее, минус, а не плюс. Штольц разрушил жизни всех, кто сбежал сюда. А уж Михаил злопамятный. К тому же Лена была единственным препятствием на пути к контролю над психокинетиком. Ведь вряд ли сначала вы горели желанием поучаствовать в войнушке на стороне телепатов.

— Но почему стоило нас убеждать, а не просто приказать? Сопротивляться мы им не можем.

— Да потому что так проще. Телепаты могут вас контролировать, но и им когда-то надо спать, кушать, уж простите, выводить остатки жизнедеятельности из организма.

— Что делать? — не понял Иллиан.

— Гадить, — перевел Туров. — Поэтому они нас убедили в похищении. Ну а деревни? Мертвые деревни?

— Ваня, думаю, ты и сам знаешь ответ на этот вопрос. Просто дополнительные мазки в общей картине жестокости. У Канторовича слишком большие ставки. Что для него несколько человеческих жизней, если это лишний раз убедит психокинетика в жестокости и бесчеловечности телекинетиков.

Туров замолчал. Он даже не обратил внимания, как Руслан назвал его по-свойски «Ваня». Будто как старого одноклассника, хоть в их случае, скорее, ученика. Неужели этот некрасивый человек, еще только утром ненавистный ему, оказывался прав и невиновен, а тот, умудренный добродушный дядя Миша, выступал в роли мерзавца. Да что там, мерзавец — это тот, кто в больнице без очереди пролезет или на пешеходном переходе не пропустит. А дядя Миша не мерзавец, он подонок, самый наипоследний ублюдок и выродок.

— Иван, с тобой все в порядке? — спросил Руслан, заглядывая ему в лицо. — Ты того и гляди взорвешься.

Туров не смог ничего из себя выдавить, лишь кивнул, мол, все нормально. Мёнемейстер продолжил.

— Так или иначе, мы идем к Горе Богов. Мои люди допросили Игоря — Канторович с помощниками ушел в столицу, к королю.

— Зачем? — почти в один голос спросили Туров и Иллиан.

— Не знаю. И Игорь не знает. Видимо, Михаил не доверяет своей правой руке. Но суть в том, что это наш шанс напасть. Я все подсчитал. Итак, у Канторовича оставалось девять десяток — четыре у нас в плену, один погиб, хотя, скорее всего, Михаил зачем-то его убил при инсценировке похищения…

— Он сказал мне, что все не является таковым, каким кажется, — вмешался Туров. — Его, вроде, звали Виктор Павлович.

— Ах вот оно что, — со вздохом отозвался Руслан. — Палыча я помню, помню. Молчаливый мужик был. Что ж, не все там прогнило, были еще нормальные люди… Значит, вместе с Палычем пять. С собой Канторович взял низкоуровневых, все-таки боялся, что на плато могут напасть, соответственно, в лагере осталось четверо десяток. Они главная угроза. Дежурят по двое, насколько я знаю Канторовича. Учитывая, что за нами эффект внезапности, шансы неплохие.

— Хорошо, — согласился Иван. — Когда выдвигаемся?

— Сегодня, как только все починят. Но одно условие. Просить вас остаться и переждать глупо. Лорд, насколько я понял из рассказов Ивана, все равно увяжется лично спасать Лену. Так?

Иван, Иллиан и даже Фергус одновременно кивнули. Халиль многозначительно закатил глаза и всхлипнул.

— Тогда у меня одна единственная просьба, — сказал Руслан. — Не лезьте на рожон. Будьте позади. Пользы от вас все равно никакой, только под ногами путаться будете.

Вот теперь закивал и Халиль, быстро бормоча слова благодарности славному бахатуру. Иван с насмешкой взглянул на восточного разбойника — вот и вся любовь.

— Я, конечно, не десятка, — хмуро сказал Туров. — Но могу быть полезен.

— Не в этот раз, — покачал головой Мёнемейстер. — Ты, может быть, действительно психокинетик. По потенциалу. Только сейчас и здесь любой мой самый слабый телекинетик сильнее тебя на порядок. Пока будет лучше, чтобы все оставалось так как есть… Еще вопросы остались?

Ил с Туровым переглянулись и замотали головами.

— Тогда тут заканчиваем — и в дорогу. Надо успеть до того, как вернется Канторович. Неизвестно, какую пакость он приготовил на этот раз и зачем, собственно, его понесло в столицу…

 

Великий город

Столица показалась к полудню в знойном весеннем мареве, напоминая мираж в пустыне. Кристиан заворожено смотрел на высокую стену с огромными зубцами, опоясывающую весь город. Внутри выросли, соревнуясь между собой в высоте и толщине, различные башни, каждая из которых несла свое назначение. Самая высокая и узкая — это службы пожарных мастеров. Еще по одной точно такой же у остальных выходов из города, и несколько в центре. Вон та, толстая, приземистая, едва-едва выступающая над стеной — Монетный двор. Охраны там, безусловно, как в королевском дворце. И шутить стража не любит, чуть что, проткнут шкуру весельчака и не поморщатся. Поодаль башня ювелиров. Сама она поуже предыдущей, но и выше значительно. Оконца наверху в цветном дорогом стекле, которое нет-нет да и откроется. Увидишь краем глаза богатое платье мастера-ювелира, и то уже счастье.

Башен в столице — видимо-невидимо. Каждому ребенку известно, что чем у гильдии или цеха выше положение, тем больше и толще башня. Самые красивые у аптекарей, стеклодувов, ткачей, портных. У скорняков, впрочем, тоже ничего. У гончаров, сапожников, плотников и строителей совсем простенькие да маленькие. Будто и не башни вовсе, а дома, просто высокие и узкие. Но это еще ничего. У корзинщиков, бочаров, к слову, и вовсе башен нет.

А дома-то, дома какие. Бывают в три этажа, в три! Иногда и в четыре, как особняк погибшего Эригана Виссела (коего сейчас не иначе как бунтовщиком и не называли). Но это, конечно, у самых богатеев. У обычных ремесленников не больше двух, и то не у каждого. Хотя это все же не Вонючий квартал, где кроме шатких лачуг бедняков и храма Единого Бога ничего нет. Самое что ни на есть достойное для него место, этого Единого Бога, среди грязи и нищеты. Настоящий Храм, Трем Богам то есть, на соборной площади, в самом центре столицы. Высоты необычайной, голова кружиться начинает, если шпили станешь разглядывать. А дальше уже, на трех холмах — королевский дворец, тоже с башнями и каменной стеной.

Нравилось Кристиану в столице, что и говорить. Никогда он здесь не голодал, всегда краюху черствую или тарелку похлебки для бедняков получал. Только храмовники Дамнов не жаловали. Могли высечь или камнями побить. Кристиан до поры до времени жил, пока его в припадке не поймали да от спины живого места не оставили. Как оправился, тут же ушел. С тех пор и не возвращался.

Только теперь он уже не прошлый Кристиан — мальчишка-Дамн, за которого и заступиться некому. Ученик Вегласа всех ветров. Так-то.

— Кристиан, — заговорил Роман Валерьевич, — я сколько раз слышал «столица», «столица», но ни разу никто не говорил, как она называется?

Дамн лишь усмехнулся.

— Потому что она никак не называется. Столица и есть столица.

— Почему?

— Сейчас покажу.

Они поднялись на пригорок и проехали через огромные ворота. Стража с дубами на груди не остановила их, лишь вопросительно подняла глаза на капитана серебрянокрылых, и тот просто кивнул головой. И всего-то! Никакого осмотра вещей, расспросов и длительного ожидания.

Отряд поехал по Вывороченной улице, бедному и унылому месту, обиталищу тех, кому не очень повезло в этой жизни. Местные старались не смотреть на серебрянокрылых, дабы не прогневать элитных охотников на разбойников, зато старика с Кристианом рассматривали с удовольствием. Роман Валерьевич, в свою очередь, с любопытством глядел на местный быт. Он отметил сточные канавы с помоями, ведущие к выгребной яме, маленькие землянки, воткнутые где попало без всякого порядка, замызганных толстых женщин в замызганных фартуках у корыт с грязной водой и худых загорелых мужчин, тихо переговаривающихся между собой.

Чуть поодаль, где угадывался перекресток Пяти Войн, возвышались две гигантские скульптуры. Старик с толстыми щеками и роскошной бородой отводил щитом удар копья молодого полуголого мужчины с жилистыми крепкими руками. Ныне скульптуры были в плохом состоянии — лица загажены птичьим пометом, от одной ноги до другой натянута веревка с мокрым бельем, а причинные места натерты до блеска.

— Мормунт Оттойл и Цирвинг Оттойл, — указал Кристиан рукой учителю. — Отец Семьи и молодой король. Оба сильные и честолюбивые по-своему. Но сошлись они в другом — каждый хотел провозгласить столицу в свою честь. Пять раз они сходились в этом месте, и пять раз никто не мог одержать верх. Пока все три Верховных Жреца не сказали: первый, кто наречет своим именем город, будет отречен от всех Богов и станет изгнанником.

— Интересный способ, — согласился Роман Валерьевич. — И что, они успокоились?

— Можно и так сказать. Цирвинг Оттойл умер от отравления, а Мормунт был осужден и казнен, ибо доказали, что он и отравил короля. Дом Оттойлов пал, и на смену ему пришли Энты. Только никто с тех пор даже не помышлял дать имя столице. Столица она и есть столица.

— Кристиан, откуда ты все знаешь?

— Недалеко от задней стены храма приходские школы для богатых детей. Там часто рассказывали интересные вещи. Если не шуметь, то можно было просидеть под окном почти весь урок.

— Ну ты прям Брэдбери кантийского разлива, — мягко улыбнулся Роман Валерьевич.

Кристиан ничего не сказал. А что тут ответишь, когда учитель опять со своими странностями?

Они проехали высокую, в три человеческих роста, статую усопших Оттойлов, миновали перекресток Пяти Войн, и Веглас окликнул капитана серебрянокрылых.

— Здесь наши пути расходятся, господин Чейн. Теперь вам надо ехать к коменданту Эйкерли, а мы с Кристианом пойдем дальше.

— Мы еще встретимся, Веглас? — спешился капитан.

— Я бы рад сказать до скорого, но мы не встретимся, — Роман Валерьевич пожал руку сиру Беккери. — Но, возможно, это и к лучшему.

— Могу я вам чем-то еще помочь?

— Признаться, да. Вы дадите нам восемь топоров и пятнадцать вил.

Капитан подозрительно посмотрел на учителя. Кристиан про себя рассмеялся. Одно дело говорить о вере в общем, и другое, когда это касается тебя. Особенно если приходится еще и за эту веру платить. Похоже, учитель подумал примерно также, потому что опять заговорил.

— Не стоит быть таким жадным, господин Чейн. Через два года вы женитесь на Уэниер Тойри.

— Той самой Тойри? — затаив дыхание спросил капитан, а Кристиан недоверчиво посмотрел на учителя. Тойри как-никак одна из самых древних фамилий в королевстве. — Уэниер Тойри, единственной дочке старика Нейтимера Тойри?

— Той самой, — кивнул учитель и протянул руку. — Капитан, нам надо идти.

Беккери Чейн промешкался еще долю секунды, но все же достал тугой кошель и медленно отсчитал необходимую сумму. Попрощавшись еще раз, учитель с Кристианом направились к центру города, провожаемые сердитыми взглядами серебрянокрылых и растерянным взглядом капитана. Свернув за очередной поворот, они окончательно скрылись из виду.

— Учитель, это правда, что вы сказали?

— Ты о чем?

— О Уэниер Тойри, слава о которой гремит по всему королевству.

— Не знаю уж, как сейчас, но в будущем она не очень известна. Что же до твоего вопроса — то да, это правда. К огромному сожалению, правда. Уэниер Тойри выйдет замуж за Беккери Чейна.

— Почему к сожалению?

— Потому что господин Чейн неплохой человек, хороший охотник за головами, но отвратительный муж. Он как маленький мальчик, которому все запрещали в детстве, а потом сразу отвели в магазин со сладостями. Ему всегда в жизни будет всего мало. Понимаешь?

— Если честно, нет, учитель.

— И хорошо. Просто ты не такой, как он. И это очень хорошо.

С каждым новым кварталом к центру столицы постройки становились все выше и богаче. Сначала косые хижины уступили место крепким домикам, а те скромно потеснились перед двухэтажными особняками. Теперь они прошли в Солнечное кольцо — круглую улицу с храмом Трех Богов в самом центре. Кристиан не знал, как назвать местное жилье. Дворцы? Да, наверное, дворцы. Высокие ровные стены с широченными окнами. В них самое настоящее стекло: где-то похуже, где-то получше, но стекло! У каждого дома свой внутренний двор: с пахучими кустарниками или невысокими раскидистыми деревьями. Но самое главное — у каждого дворца своя стража. Своя — значит личная, принадлежащая непосредственно семье, а не нанятая из разномастных наемников. Кристиан лишь успевал замечать гербы на нагрудниках: красный орел, два медных ключа, серая башня на белом фоне, бычья голова напротив грифа, золотое колесо на черной земле, волк с двумя головами.

Волк с двумя головами — это Эейзенги, по преданиям ведущие свой род от двухголового серого хищника. Золотое колесо на черной земле — Эйртри, владельцы плодородной земли к юго-востоку. Красный орел — Чернеры, плохая семья. Их жестокость в поговорки вошла. Два медных ключа — Ферблуны. Богатая фамилия, владеющая двумя огромными провинциями. Причем самыми доходными в королевстве. А вот про серую башню и бычью голову с грифом Кристиан ничего не слышал.

Учитель шел с самым спокойным видом, словно прогуливался по богатому району в столице каждый день. Он не обращал внимания на хамские высказывания стражников в свой адрес, неодобрительные взгляды редких зажиточных прохожих, глумливое хихиканье служанок. Роман Валерьевич твердой походкой так бодро шел к трем шпилям, тянущимся к солнцу, что Кристиан еле поспевал за ним.

Наконец они пробрались на взгорье и оказались у самого большого храма в королевстве. Огромные ворота из тесаного беленого дуба стояли распахнутыми, жрецы в серых рясах и послушники в белых еле ползали без всякого толку взад и вперед, как сонные мухи на солнцепеке, а шпили грозно смотрели на незнакомцев, прибывших явно не молиться или оставить пожертвование.

Учитель, кряхтя, перелез через каменную ограду в треть человеческого роста, растянувшуюся вокруг храма, и пошел вдоль вытянутой стены, не обращая никакого внимания на громкие перешептывания жрецов. «Эх, камнями бы не побили», — подумал Кристиан, но за Романом Валерьевичем последовал.

Они прошли весь храм, даже его заднюю стену, где Дамн заметил скромные, но многочисленные дары. Темного Бога в столице чтили. Это хорошо, значит Проклятым здесь можно жить. Учитель спустился обратно в жилой квартал, только с изнаночной стороны он выглядел немного не так, как с лицевой. Здесь был большой тупик, к которому вела узенькая тропинка от самого храма и мощеная дорожка, тянущаяся кольцом вокруг трех шпилей. За тупиком жил город: скрипели колеса, слышались людские голоса, смех, позвякивание железа, натужное мычание скота. Здесь царили тишина и уныние.

Кристиан смотрел на крепкие каменные постройки, чаще всего в два этажа, со знаком Трех Богов на каждой двери, и сердце его наполнялось тоской.

— Учитель, мы не должны тут быть. Здесь живут жрецы. Сюда запрещен вход даже послушникам, не то что обычным людям.

Словно подтверждая его слова, навстречу им вышли два крепких человека в серых рясах и с дубинками наперевес. Кристиан недоверчиво посмотрел на одежду — на жрецов парочка точно не тянула. Кто тогда? Охрана?

— Кто вы? — сурово спросил один из верзил.

— Важно не кто мы, а к кому пришли. Помазанный сын Бога Сойнерли ждет нас. Мы принесли ему весть из Грядущего.

Охранники переглянулись. На их туповатых лицах застыл отпечаток раздумий. С одной стороны, беспокоить одного из трех Верховных жрецов, помазанного сына Бога Сойнерли, его воплощение и волю на земле попусту не хотелось. С другой стороны, если его святейшество и впрямь ждет путников, то их молчание выйдет боком.

— Время идет, — давил учитель.

Один из них, видимо, наиболее слабый духом, кивнул, и, приподняв рясу, припустил что было сил. Второй остался на месте, но уже утратил значительную долю своей спеси. Теперь он растерянно теребил дубинку в руках, точно извиняясь за свое присутствие, но не имея возможности оставить путников вдвоем в закрытом для всех остальных жителей Кантии месте.

Верховный жрец, помазанный сын Бога Сойнерли появился спустя четверть часа. Им оказался грузный плешивый старик в черной рясе, зачесывающий свою лысину специально отращенной прядью сбоку. Из-под кустистых разлапистых бровей на Кристиана зыркнули маленькие, словно звериные, глазки, а огромный, жадный до удовольствий рот с негодованием выпалил:

— Я их не знаю. Гоните этих проходимцев в шею. Да наподдайте как следует, чтобы знали, как отвлекать меня попусту.

— Кейн Нотаниэль, дом у реки старого Луда, Сеймори Ганиэль…

— Молчать! Молчать!! — Верховный жрец побагровел и затрясся, как в припадке. — Молчать, грешник!

— Я ли грешник? — лукаво улыбнулся Роман Валерьевич. — Не стоит так волноваться, я лишь пришел поговорить.

Помазанный сын Бога Сойнерли несколько раз шумно вздохнул и взял себя в руки. Он раздраженно махнул рукой, и охрана спешно разбежалась в разные стороны, как мелкие крысята от грозного и голодного кота. Верховный жрец несколько раз обернулся, вести в свои покои путников он явно не собирался, и заговорил, но уже шепотом.

— Кто ты? — в его тихом голосе все еще звучали грозные нотки. — И что тебе нужно?

— Кто — не так важно. Но вот второй вопрос вы задали очень верно. Я пришел забрать Кейна Нотаниэля, которого вы удерживаете в страхе и побоях.

— Что? — зашипел жрец. — Ты знаешь, кто я? Ты знаешь, каким влиянием я обладаю?

— Интересно, каким же влиянием будет обладать жестокий садист, каждый вечер избивающий так называемых грешников до полусмерти? Или человек, растлевающий маленьких девочек в доме старика Луда у реки? Или…

— Довольно, — на лбу жреца выступила испарина. — Я понял, понял. Но у Кейна Нотаниэля контракт.

— Я знаю, — ответил учитель. — Семь топоров и пятнадцать вил. Вот они, — он вложил деньги в руки жрецу. — И еще один серебряный, чтобы вы снарядили повозку нам с лучшей лошадью. Слышите? С лучшей. И не думайте хитрить. Я вижу все, что вы попытаетесь сделать.

Верховный жрец закивал, тряся обоими подбородками, и побежал к дальнему крохотному зданию, озираясь подобно мальчишке, за которым гонится шипящий гусь. Довольно скоро из домика выбежало несколько человек — судя по белым одеяниям, послушники — и бросились в разные стороны. Не прошло и получаса, как перед путниками появилась повозка с лошадью, груженная провизией, и дюжий грязный молодчик, закованный в цепи. Увидев Романа Валерьевича, он грохнулся на колени и заплакал. Учитель обнял его, и, утешая, принялся поднимать на ноги.

— Ну будет тебе, Кейн, будет. Вставай давай. Нам надо ехать.

— Я говорил им, — рыдал незнакомец, — говорил, что не сумасшедший. Говорил, что Боги спустились на нашу грешную землю. Но они не верили. Сказали, я еретик.

— Я знаю, Кейн. Поднимайся. Освободите его, — голос у Вегласа в мгновение обрел твердость. — Эй вы, слышите?

Послушники вопрошающе посмотрели на верховного жреца, но тот торопливо закивал. Ключ скрипнул в замке, и кандалы свалились наземь.

— Еще что-нибудь? — спросил помазанный сын бога Сойнерли.

Учитель не ответил ему. Он бережно уложил рыдающего мужика, который по размерам превосходил Романа Валерьевича почти в два раза, и кивнул Кристиану на лошадей. Дамн уселся, схватил в руки поводья и легонько хлестнул лошадку. Тупик с темными постройками тихонько поехал назад, ему навстречу выступила боковина храма, а потом и улица с богатыми особняками. Кристиан обернулся в последний момент, прежде чем они скрылись за поворотом. Вдалеке еще виднелась черная ряса, Верховный жрец безмолвно провожал их.

— Учитель, почему вы не пригрозили ему?

— Что? — поднял голову Веглас.

— Ну верховному жрецу. Чтобы он стал вести праведную жизнь и все такое.

— Менять человека на седьмом десятке… Невозможно. Будь ему хотя бы лет двадцать, двадцать пять. Еще куда ни шло. Да и ни к чему. Все равно умрет через полгода.

— А потом? Следующий Верховный жрец? Каким он будет?

— Так далеко я не заглядывал, тяжело, да и незачем. Кристиан, нам нужно к южным вратам. Ты знаешь дорогу?

Дамн кивнул. Дорогу он действительно знал неплохо. А повозкой управлял довольно скверно, со страхом. Да и чувствовал себя на грани припадка. Пару раз в глазах темнело, и перед ним представали видения, совсем близкие, рукой можно дотянуться. Вот он, вот лошадь впереди, шарахающиеся люди. В себя Кристиан приходил довольно быстро, в последний момент уводя лошадь от столкновения, видя повторяющиеся образы. Как же Роман Валерьевич подобное называл?.. Диживу, дижаву, дэжэву? Как-то так. Говорил, у Проклятых, тьфу ты, у ясновидцев (не любил учитель слово Проклятый), такое постоянно. Только раньше Кристиан так вот, на ходу, Грядущее не видел. Единственное, через припадки.

Понятно теперь, как видит учитель. Вот что значит быть ясновидцем? Кристиан, воодушевившись, хлестнул лошадь, и в следующее мгновенье чуть не снес лоточника с его нехитрым скарбом. Все-таки возница из него был никудышный.

 

Быть или казаться

— Что значит и есть Земля? — недоуменно спросил Иван.

— А то. Миры же параллельные, то есть должны быть одинаковыми. Я сразу об этом подумал.

— Погоди, — за недолгое время Туров стал общаться с Русланом запросто, как с ровесником, — тогда мы сейчас где?

— Сказать сложно, но где-то ближе к Германии, наверное. Проклятая лощина уже в Италии. Кантия большая, Иван, очень большая. Франция, Испания, про Чехию и часть Восточной Европы я уж молчу.

— Тогда получается, что Данелаг…

— Норвегия и Швеция. Собственно, где они и должны быть. Соленые Острова — это Великобритания. Никто не знает, почему соленые, соли там никогда не было. Восточные племена — часть России. Скорее всего. Туда никто не суется, себе дороже.

— Это точно?

— Мы достали множество карт этого мира. Похоже что так.

— Я тогда другого не понимаю, почему здесь средневековье?

— Я задался этим вопросом почти сразу, как начал понимать что к чему. Какой-то глобальный катаклизм. В тех редких книгах, которые я смог достать, его называли Месть Трех Богов. Что-то вроде всемирного потопа — боги прогневались и стерли человечество с лица земли. Понятно, что информацию надо делить на три да десять вычитать…

— И умножать на ноль, — хмыкнул Иван.

— Ну ты не прав. Если в нескольких книгах подряд пишут, что пришел Спаситель с неба на огненных крыльях и воздал чудесные дары, значит, так и было. Вот только спаситель, скорее всего, обычный человек. Вместо огненных крыльев, скажем, реактивный ранец. А чудесные дары — клубничная жвачка.

— Откуда же тут взяться Спасителю с огненным ранцем?

— Ты же откуда-то взялся, — отпарировал Руслан, и Иван прикусил язык. — Про Спасителя я так, к слову. А катаклизм, похоже, и правда был. На этих землях раньше властвовала Империя — Кант. Аналог Римской. Ну, потом темные века, сам понимаешь. Славу богу, оправились, Кант восстановили, только стал он Кантией, подмял под себя мелкие королевства, князьков упразднил. И ничего, как видишь. Страна живет и здравствует.

— Да уж, — почесал голову Иван.

За то недолгое время, пока они общались, Туров к Руслану успел проникнуться. Зря говорят, первое впечатление самое сильное. По этой логике Иван телекинетика должен был до сих пор бояться и ненавидеть, но нет, оказалось, мужик вполне интересный. Даже слишком.

Внешности самой необычной, хотя это не совсем достоинство Мёнемейстера. Руслан был некрасив. Насколько только может представить себе автор поговорки «мужчине следует быть чуть красивее обезьяны». Если бог и делал его лицо собственноручно, то мастерил его впопыхах и из того, что подвернулось под руку.

Но вместе с этим, было в нем нечто притягивающее, таинственное. Как узнал Туров от разговорчивого Марата, с «бабами у шефа никогда проблем не было. Четыре раза женился, три раза разводился». Потом, правда, помощник Мёнемейстера замялся, словно сболтнул лишнего, и ничего больше от него добиться не удалось.

О себе Руслан не рассказывал. Иван же ему всю подноготную выложил, впрочем, и выбора особого не было, а глава кинетиков был закрыт, как главные ворота Трои. И еще ни один деревянный конь их не пересек.

Хотя Турову по большому счету было все равно. Интересно, конечно, но у него и без того вопросов хватало. Больше всего про способности и Шлем. Редко кому выпадал шанс пообщаться с тем, кто стоял у истоков создания устройства, перевернувшего мир.

— Руслан?

Мёнемейстер ехал позади отряда, то и дело оглядываясь на пленников, — четверых телепатов, которых вез на телеге Костя. Мозголазов положили лицом вниз, ткнув носами в пропахшую животными солому, предварительно немного помяв связав и обмотав несчастным плотной тряпкой глаза. «На всякий случай», — пояснил ему Марат. Хотя Туров и так все понимал. Шутка ли, четыре десятки-телепата.

Вот и сейчас Руслан сначала посмотрел на пленных, точно предугадывая, что разговор с Иваном займет много времени, и он может отвлечься. Лишь после всего Яникеев взглянул на коня, купленного для психокинетика в отстроенной деревне и который самовольно то и дело уходил с дороги, не обращая никакого внимания на всадника, а только потом на Турова.

— Что, Ваня?

Было в этом «Ваня» нечто родительское, небрежно брошенное и вместе с тем теплое. Наверное, скажи это Ил именно так, именно таким тоном, Турову стало бы не по себе, а слова Руслана звучали как само собой разумеющееся.

— Я вот все понять не могу. Я же психокинетик…

Руслан не кивнул утвердительно. Он просто заполнил эту паузу своим выразительным «монгольским» взглядом.

— Психокинетик, — сам подытожил Иван. — Но ты говорил, что на деле я обычный телекинетик. Что это значит?

— Что-что? — пожал плечами Руслан. — Вот представь себе трактор, который пашет поля. Представил? Вот этот трактор я. А теперь представь, что плуг решат прицепить к хорошему внедорожнику. Будет он пахать поле?

— Не знаю.

— Может и будет. Вот только зачем? Внедорожники ведь, они для другого созданы. Вот внедорожник это ты. Ты красивая большая машина, которая считает себя трактором.

— А что делать тогда?

— Развиваться, — с ледяным лицом сказал Руслан. — Заниматься, самосовершенствоваться. Есть ряд упражнений. Правда они для мальчиков-подростков, но тебе, думаю, тоже подойдет.

Иван не обиделся, даже не заметил это легкой подколки. Да и подколки ли? Руслан себе подобного не позволял, с кем бы ни говорил. Он всегда собранный, как робот. Турова интересовал другой момент.

— Но ведь способности не развиваются. После второго Сеанса они закрепляются окончательно.

— Ты про второе использование Шлема в шестнадцать?

— Ну да, после него способности перестают развиваться.

— Глупости и чушь полная. Эта Канторовича идея была, второй Сеанс. Нужды в нем никакого. Если хочешь знать, никакой там Шлем и не используется.

— А что используется?

— Антишлем. Ребяткам, наиболее шустрым, которые с двоек до шестерок-семерок поднялись, уровень тихонечко опускают.

— А от чего это зависит?

— От психотипа в основном. Еще на самой заре использования Шлема Канторович со Штольцом решили, что им нужны только послушные, спокойные перспективные дети. Которые после того, как вырастут, не станут проблемой. Понимаешь?

— Да. Понимаю.

— Я был против. Только кто меня послушает. Мне все Гошей в глаза тыкали. Мол, такой сильный психокинетик, а контролировать его почти никто не может.

— А почему против был? — Проигнорировал часть рассказа о своем несостоявшемся убийце Туров. — Вроде бы, логично все.

— Да потому что прогон через Антишлем вроде химической кастрации, только для мозга. Что бы ты ни делал, сколько бы Сеансов ни проходил, подняться уже не сможешь.

— А я и после первого, и после второго Сеанса шестеркой остался.

— Повезло, — кивнул Руслан. — Видимо, увидели, что ты лентяй редкостный.

— С чего это я лентяй? — возмутился Туров.

— А кто же еще? С заданной шестерки после первого Сеанса за столько лет не подняться, для этого, Ваня, талант нужен. Редкостный талант.

Они замолчали. Иван скорее от обиды, а Руслан потому что все уже сказал. Неторопливо цокали копытами лошади, негромко переговаривались телекинетики впереди, то и дело слышался натужный хохот Ольги, точно она специально смеялась так громко, чтобы ее услышали, ворочались в соломе связанные телепаты. Турову на минуту показалось, что, несмотря на весь антураж, именно сейчас он наконец среди своих. До конца не знакомых, мускулистых соотечественников, намного старше его самого, но вместе с тем таких близких и родных. Парадокс какой-то.

— Руслан.

Мёнемейстер вновь повторил свой обряд с осмотром пленных и ответил на призыв Турова спокойным взглядом.

— Руслан, а если постоянно упражняться, то скоро я стану психокинетиком?

— Ты и так психокинетик, — спокойно принялся объяснять тот. — Только используешь…

— Да понял я, понял, — перебил его Иван. — Я имею в виду, что называется по факту психокинетиком стану?

— Не знаю, — равнодушно пожал плечами Мёнемейстер. — Способности к обучению у всех разные. Восприятие, опять же, разное. Может, несколько месяцев, а может, лет десять.

— Десять лет, — разочарованно выдохнул Туров. — Десять лет, это, конечно…

— Не так долго как кажется. Говорю же, у всех по-разному.

Теперь они замолчали окончательно, проехав еще с полчаса не проронив ни слова, пока не остановились на привал.

Вообще Ивана удивляла нездоровая любовь телекинетиков к физическому труду. Казалось, тех хлебом не корми, дай что-нибудь потаскать, поколоть, собрать, разобрать. Вот и сейчас, остановились они у небольшой речушки. Костю отправили за дровами, хотя вон оно сухое дерево, разок примени способности, и дров тебе до самой ночи, но нет, ручками все, ручками.

Или вот сам Руслан что выдумал — воды набрать надо: лошадей напоить, самим похлебку приготовить. Надо, так надо. Ты же телекинетик, возьми сверху, к речке не спускаясь, да зачерпни сколько тебе надо. Нет, куда там, так с илом можно набрать. Вот и бродили, ноги все в вечерней росе вымочили, пока с отвесного берега нашли спуск к воде.

Казалось Турову, что он в этой компании самое слабое звено. Даже Фергус с Халилем при деле, один костер разжигает, второй птицу ощипывает, которую Ил поймал. Пионеры, блин.

— Ваня, — прозвучал голос Руслана.

Туров шел молча, держа в руках худенькие ведра, сквозь которые вода сбегала на землю живой прозрачной змейкой. Он даже не сразу услышал, что кинетик окликнул его. Понимание пришло позже, когда вместе с поворотом головы Иван увидел, как Мёнемейстер выливает на него холодную речную воду.

— Ты что…? — не выдержал он.

На мгновение, на самую крошечную долю секунды Турову показалось, что вода разделяется на еле заметные капельки, останавливается, противясь его воле. Вот-вот и Иван сможет совладать с ней, она просто повиснет в воздухе, застывшим, не пролившимся дождем. Еще чуть-чуть…

Иван даже сам поверил, что справится, как вдруг на него обрушился ледяной поток. Он вздрогнул, по телу электрическим разрядом пробежала дрожь, поднимая волосы на руках и заставляя тело покрыться гусиной кожей.

— Ттты ддддебил, ччто ллли? — стуча зубами, спросил Иван.

— Ничего, ничего, — Руслан ловко снимал с него одежду, довольно при этом улыбаясь. — Почти получилось. Почти…

Туров не стал спрашивать, что там у него получилось. Сдавалось ему, господин Мёнемейстер слегка не в себе, как минимум. Вот и взгляд у него изменился, стал живой, заинтересованный. Рот расползся в улыбке, что для Руслана вообще явление удивительное — непонятно, что кинетику приносит такую огромную радость?

Сидящие у костра при виде полуголого замерзшего Вани подвинулись, а кто-то сразу бережно накрыл его плащом. Ну нет, это уже становилось совсем странным. Марат тоже улыбался как придурочный, Костя радостно чесал затылок, Ольга с интересом смотрела на Турова. Будто в первый раз видела.

— Ну что? — Спросил Марат. — Психо?

— Психо, психо, — ответил Руслан.

— Вы о чем вообще? — повернул голову Иван, пытаясь найти в сумерках мощный торс Мёнемейстера.

— Понимаешь, Ваня, — протиснулся и сел к огню Руслан. — Канторович не зря делал на тебя ставку. Психокинетик это мощная, порой несокрушимая сила. Мало что может ей противостоять.

— Телепаты, — предположил Туров.

— Да, если только телепаты, — согласился Руслан. — Но сам по себе психокинетик, что называется, и один в поле воин. Если предельно сконцентрирован и собран.

— Ты меня, Руслан, прости, — начал наконец отогреваться Туров. — Но этот Гоша, он же Георгий, как-то противоречит твоим словам.

Туров заметил, как упоминание об убитом психокинетике подействовало на сидевших. Радость, бывшая лишь мимолетной, сдуру надетой маской, слетела, точно подхваченная сильным ветром, и его взору предстали серьезные лица с надвинутыми на лоб бровями.

— Гоша лишь подтверждает мои слова, — тон Руслана изменился, но голос не дрогнул. — Если бы он был сконцентрирован, то не погиб. Гоша почувствовал твою слабость, раньше времени подумал, что победил. Для кинетика непозволительная роскошь, для психокинетика смертельная.

Он замолчал. Иван сам уже был не рад, что поднял эту запретную тему. Гоша был их человеком. Пусть пошел против воли Руслана, отделился от общей группы, но он до конца оставался своим. А Туров стал косвенной причиной его смерти.

Молчание стало гнетущим. Иван вертел на языке множество фраз, искал любую возможность нарушить искусственную тишину, но понимал неуместность любого слова. Не было ничего, что он мог сказать и заставить их забыть о смерти друга. Так будет всегда. Любая отсылка к Георгию, будет напоминать, и как он умер. А ведь Ваня даже не помнит его лицо…

— Поэтому нужно было проверить то единственное, что имело смысл, — зазвучавший вновь голос Руслана заставил Турова вздрогнуть. — Являешься ли ты действительно психокинетиком?

— Конечно, являюсь, — рассердился Иван. — Я же сам тебе рассказывал о своем первом Сеансе. Прибор показал П-6.

— Дело не в этом, — мягко улыбнулся Руслан, как только улыбаются взрослые маленьким детям, рассказывая прописную истину. — Разница в том, являешься ли ты на самом деле психокинетиком или только кажешься огромна. Думаешь, ты первый психо, который не заморачивается по поводу своих способностей и пользуется самыми простыми навыками?

Туров промолчал. Значит, Руслан не сошел с ума. Он не фашист с садистскими наклонностями, который умиляется при виде замерзающего человека, а Туров не Карбышев. Это просто проверка. Иван понимал, что ничего страшного не произошло, ничего ужасного не случилось, но его вдруг обуяла резко вспыхнувшая, сжигающая человека изнутри злость.

— И какой же идиот придумал так проверять психо? — единственное, что нашелся спросить он.

— Я, — спокойно ответил Руслан. Его слова, взгляд, мимика вдруг стали холоднее воды, выплеснутой на Турова. Едва воспламенившаяся, качающаяся в жерле души Ивана злость громко зашипела и обратилась в белый пар. — Методика стрессового развития психокинетических навыков принадлежит мне. Как ты знаешь, психокинетизм — высшая точка телекинетизма. Это даже не столько наука, сколько искусство, чудо, называй как хочешь. Мы долго шли к нему, знали, что к этому можно прийти, и шли. А когда открыли психокинетику, столкнулись с другой проблемой. Более чем в восьмидесяти случаях психо оставались на уровне телекинетиков.

— И тогда ты придумал обливание воды?

— Нет, почему же, — не заметил или сделал вид, что не заметил подколки, Руслан. — Суть метода состоит в следующем — подопечному должно показаться, что его жизни угрожает опасность или хотя бы небольшая угроза. Цель — вывести подопытного из зоны комфорта. Психо должен защитить себя с помощью скрытых в нем психокинетических способностей. Вот, к примеру, что ты сделаешь, если на тебя вдруг свалится камень?

— Оттолкну его, — продемонстрировал руками Иван, будто сваливая невидимый камень в сторону. — Или расколю на мелкие частицы.

— Вот именно. А с водой уже сложнее, правда?

Иван кивнул. Как воду отразишь? Она же не твердая, неосязаемая.

— Потому что думаешь, как телекинетик. А должен, как психо. Подумай, если разобрать ведро воды на составляющие…

— Разобрать? — удивился Туров.

— Ну да, все же из чего-то состоит. Если брать поверхностно — ручей состоит из капелек. Думаю, на уровне детского сада-то тебе понятно. Если углубляться, то что такое оксид водорода? Бинарное соединение водорода с атомом кислорода в степени окисления минус два.

— Чё?

— Вода из чего состоит?

— Из двух атомов водорода и одного атома кислорода, — со скрипом вспоминал школьную программу Иван.

— Верно. В принципе, и этого достаточно. Тебе нужно расщепить воду, учитывая все ее характеристики, химические свойства. Как только ты научишься это делать, то удивишься, чего раньше был лишен.

— И что мне это даст?

— Ты читал «Легенды и мифы Древней Греции»?

— Конечно.

— Что если ты сможешь стать одновременно и Посейдоном, и Зевсом, и Бореем? Сможешь управлять всем окружающим миром, приспосабливать его под себя, менять согласно своим нуждам?

— Это невозможно, — нахмурился Иван.

— Невозможно, — усмехнулся Руслан. — Когда мы начинали работать, вся наша деятельность попадала под категорию «невозможно». Знаешь, сколько процессор на психокинетика делали, сколько постигали суть самих способностей, сколько подходили к открытию психо? Полтора года. Полтора года сверхурочных, без всяких отпусков. И знаешь почему мы не остановились?

Туров помотал головой.

— Потому что знали, что психокинетизм есть. Если уж где-то изобрели Шлем, который помогает его постичь, то и мы справимся. Понимаешь? Если бы нам сказали, что это все абстрактно, и нам надо выработать технологию, которой не существует, на это бы ушло пятьдесят, а то и сто лет. Так и ты. Ты должен понимать, что психокинетизм в высшей своей точке существует. Все это на самом деле. Если прикладывать достаточно усилий, то добиться можно чего угодно… Ладно, — хлопнул Руслан его по плечу. — Я вижу, ты и так устал. Давай поешь и спать.

Мёнемейстер скрылся в ночной мгле, а Турову сунули в руки деревянную миску с пахучим варевом. Иван поглядел на бульон — «расщепи воду». Он пристально поглядел на миску, будь он и в самом деле Посейдоном, то сейчас та бы забурлила и разошлась в стороны. Но нет. От бульона шел пар, жир расплылся на поверхности маленькими пузырьками — ничего сверхъестественного не происходило. «Фигня какая-то», — подумал Иван, отправляя похлебку себе в рот.

 

Три Бога и мертвый Отец

… - Ну это, мы не прям на горе жили, около нее, — Кейн успевал править лошадью, рассказывать и быстро, чтобы не заметил Роман Валерьевич, прикладываться к бутылке. — Прям под ней, можно сказать. Разбойничали, всяко бывало. А потом они появились.

Кейн Нотаниэль с благоговением посмотрел на учителя, точно послушник, первый раз оказавшийся в столичном храме перед алтарем Трех Богов. Веглас приподнял веки, оглядел спутников красными от недосыпа глазами и вновь засопел.

— Их трое было главных, представляешь, как в священной книге: «трое, равные друг пред другом и недосягаемые для смертных». Ну это, а Роман Валерьевич самый добрый еще. Сколько он со мной разговаривал, на путь наставлял. Мол, разбойничать плохо, надо зарабатывать на жизнь честным куском. Жену, опять же, бить нельзя… часто. Ну это, святой он, Роман Валерьевич, хоть и имя странное. А потом, значит…

Кейн хлебнул больше обычного и замолчал. Потер грязным рукавом нос, шмыгнул, поднял голову, словно небо рассматривал, хотя Кристиан заметил, как у Нотаниэля блестят глаза. Но тот ничего, быстро оправился и заговорил. Только голос его был теперь тише.

— Потом побоище было, сильное. Остальные два бога и раньше друг друга не любили. А в один день сошлись насмерть. Помню, прибежал к нам Роман Валерьевич. Первый раз его таким видел, как бы это сказать, ну испуганным, что ли. Говорит, что бежать надо. И чем дальше, тем лучше. А нас тогда и оставалось семь человек, бывших разбойников, что на новых богов работали. Помогали чем могли, а второй Бог, пришлые его меж собой Руслан звали, он с нами рассчитывался. Тоже ничего, только холодом от него веяло. Мертвым холодом. Словно и не живой он давно, хотя ходит, ест, разговаривает.

Кейн допил бутылку и аккуратно, чтобы не звякнула, положил у своих ног. Вытер рот рукавом и прочистил горло.

— Ну это, мы тогда и разбежались. Я, дурак, в столицу рванул. Да вишь что, язык без костей, а голова и та худая. Стал болтать о том, что видел. О Трех Богах, да прочее вспоминать. Тут меня жрецы и выловили. Ересь, так да сяк. Сначала сами воспитывали, а потом Верховному отдали. Ох, крутой мужик, скажу я тебе. А рука какая тяжелая. Я на третий день во всем сознался. И в ереси, и отступничестве от истинной веры, да много в чем. Бумагу меня какую-то заставили подписать. Что там уж не знаю, но догадываюсь: работать на жрецов пока ноги переставляю да руки поднимаю. Как скотина тягловая. Ух, а рука, конечно, у Верховного какая тяжелая…

Кейн Нотаниэль почесал плечо, то ли ощупывая, в порядке ли оно, то ли вспоминая былые обиды. После того как учитель умыл, подстриг, достал худо-бедно сносную одежду, бывший узник жрецов превратился в обычного бедного крестьянина. Таких можно встретить на любой дороге, без разницы, южной или северной. И не скажешь, что за приветливым добродушным лицом скрывается бывший разбойник.

— Кейн, Кейн, расскажи про третьего Бога, — затряс за рукав Нотаниэля Кристиан. — Ну расскажи, как его звали, какой он был?

— Ну это, пришлые звали его Михаил или Миша. А нам он представлялся Михаэлем. Опасный, что и говорить. С виду неказистый. Ну это, роста он меньше меня будет, еще волос на голове немного. Туловище у него, в отличие от того же Руслана, тщедушное. Эх, да. Руслан совсем могучий был, как и пришлые его. В королевской гвардии таких людей нет. Помню…

— Кейн, про Михаэля расскажи, — оборвал его Кристиан.

— А, ну это, так вот. Опасный он был. Взгляд у него тяжелый, как телега, груженная товаром, ага. А глаз не отвести. Точно не позволяет он тебе. И всегда все о тебе знает. Такой вот он. Даже, бывало, стоит вроде посмеивается, вроде настроение хорошее, а глазом так, шмыг, у тебя внутри все и обрывается. Вот такой он был.

— Ну ты там нарассказываешь сейчас мальчику, — буркнул Веглас. Поворочался немного, покряхтел, да и открыл глаза. — Весь сон своей болтовней согнали.

Роман Валерьевич сел, едва покачиваясь на ровном королевском тракте, и огляделся. Бутылку, спрятанную Кейном в ногах, он заметил сразу, однако ничего не сказал. О страсти к спиртному, водящейся за Нотаниэлем, он предупредил сразу. Дамну по большому счету было все равно, уж пьяных он навидался. Не самый плохой люд. Некоторые, конечно, гневаются, порой дерутся, но есть и другие — что пожалеют, а иногда и милостыню дадут. Вот и Кейн Нотаниэль, захмелев, начинал улыбаться, по-отечески трепать Кристиана по волосам, вспоминать случаи из жизни. Что и говорить, Дамну их новый попутчик нравился.

— Кейн, следи лучше за дорогой, мы не должны опоздать, — указал учитель, заметив, как Нотаниэль чуть съехал с дороги.

— Роман Валерьевич, вы уж, ну это, не беспокойтесь, в общем. Я ж эти земли знаю.

— Поэтому с нами и едешь. Следи за проселком, скоро съезжать.

— Учитель, а почему не поехать и дальше главным королевским трактом? — спросил Кристиан. — Так и быстрее, и удобнее.

— Нельзя, — только и ответил Веглас. — Надо ехать по другой дороге. Кейн, не пей больше.

— Ну это, там больше ничего и нет, — весело ответил Нотаниэль.

— Ну мне-то ты не ври, последняя бутылка осталась. Хотел вечером перед сном распить.

Кейн Нотаниэль замолк, однако смущенным не выглядел. Напротив, он весело подмигнул Кристиану, а весь его вид словно говорил «видишь, какой старик». Дамн знал, и не такое видал. Роман Валерьевич порой выкидывал такие фокусы, что…

Кристиану внезапно перебило дыхание, точно кто с силой ударил по груди, в глазах потемнело, но лишь на мгновение, в голову стукнуло быстро и тяжело. Дамн вцепился в повозку и посмотрел сначала на удивленного учителя, потом на Кейна.

— Останови! — потребовал он.

— Чего?

— Останови, говорю, сейчас же!

Нотаниэль потянул поводья на себя и поскреб еще несколько дней назад стриженную и мытую голову. Роман Валерьевич удивленно поднялся.

— Кристиан, я не знаю, что ты делаешь, но ты меняешь будущее, — он помолчал еще немного. Смотрит, понял Дамн. — Все, теперь я тоже вижу, веди нас.

Кристиан спрыгнул на землю и пошел в сторону от тракта. Ему приходилось буквально продираться через густой колючий кустарник, но Дамн не обращал внимания на исцарапанные руки. В висках стучала кровь, сердце колотилось все сильнее и сильнее. Когда Кристиан уже стал думать, что ему почудилось, привиделось дурным мороком, то заметил его…

Мертвец лежал, широко раскинув ноги в дорогих наголенниках и набедренниках. Он и при жизни не отличался особой худобой, а на жаре и вовсе вздулся, пальцы превратились в вареные колбаски, лицо потеряло бывшую ранее форму, на шее зияла широкая, запекшаяся темная рана. Кристиана затошнило, но подоспевший сзади учитель развернул его к себе и прижал к плечу.

— Не смотри, не смотри. Незачем тебе. Незачем.

Кейн Нотаниэль по-хозяйски окинул взглядом умершего.

— Ну это, Роман Валерьевич, пойдем отсюда от греха. Плохой мертвец.

— Разве мертвецы бывают хорошими? — спросил учитель.

— Которые своей смертью умерли, почему ж нет. Или нищие, за них не вступится никто. Чего ж в них плохого?

— Ну тогда пойдем, пойдем.

Кейн наклонился и принялся снимать с мертвеца дорогие кольца. Долгое время ему это не удавалось, пальцы вспухли, и тогда Нотаниэль достал небольшой нож, используемый им для еды.

— Даже не смей, — негромко, но твердо сказал учитель.

— Ну это, Роман Валерьевич, — умоляюще протянул Кейн.

— Нет, я сказал.

— Меч хоть можно взять? Пропадет же.

— Меч возьми и пойдем.

Кейн Нотаниэль вытащил из ножен меч, погрыз зачем-то рукоять, потом поплевал на нее, протер и довольно улыбнулся.

— Пойдем, пойдем, сам же говоришь, что мертвец плохой, — потянул его за рукав Веглас.

— И то верно, Роман Валерьевич, — сказал Кейн. В глазах его мелькало желание стянуть что-нибудь еще, но учитель был настойчив.

Проехали молча они до самого проселка, и лишь свернув к еле заметной на сухой земле колее, слова, будто растрясшиеся на кочках, сами посыпались из путников.

— Что за душегубы такие, которые драгоценности не забрали? — удивлялся Кейн Нотаниэль. — Один меч чего стоит, — он с любовью посмотрел на клинок. — Золотых десять, если не больше.

— Да, странно, — согласился учитель.

— Ну это, тут все понятно. Дорогу кому-то перешел. Кому-то очень серьезному. У мертвеца на нагруднике герб знакомый — два медных ключа вместе. Не помню, что за фамилия.

— Ферблуны, — негромко подсказал Кристиан. — Это семья Ферблунов.

— Точно, — хлопнул себя по лбу Кейн. — Не самые последние люди в королевстве. Далеко не самые последние.

— Судя по драгоценностям, обмундированию и мечу, скорее всего, Отец семьи.

— Отца семьи Ферблунов зовут Валлиган, — заметил Кристиан.

— Неужто Валлиган? Слыхал я о нем, слыхал, — все не сводил глаз с меча Кейн. — Кто ж, додумается его убить? На это не храбрость нужна, а сумасбродство. Роман Валерьевич, вы там это, ну сами понимаете, посмотрели бы… куда надо, узнали, а?

— Смотреть нечего, — отрезал Веглас. — В прошлое смотреть не умею, а будущего у Валлигана Ферблуна нет. Можно, конечно, представить, что Кристиан не случайно увидел то, что привело его к Ферблуну. Если так, то в этом замешан кто-то из моих знакомых.

Учитель замолчал, то ли грядущее наблюдал, то ли размышлял, разве по нему поймешь. Это Кристиан, далеко заглядывая, трясется и пеной исходит, а по Роману Валерьевичу и не поймешь ничего. Веглас он и есть Веглас.

— Ты не переживай, — легонько толкнул Дамна Кейн. — Я не паскудник, меня даже друзья-разбойники за совесть почитали. Как только меч толкнем, я с него тебе один золотой выложу. А? Поди и денег таких никогда в руках не держал? Ну это, первым богачом в этих краях будешь.

Кристиан тяжело вздохнул и попытался улыбнуться. Что-что, а деньги сейчас его интересовали в последнюю очередь.

Она была поистине огромна. Еще издали завидев гору Богов, Кристиан задрожал. Почти никто не говорил об этом месте. Лишь дети, неразумные говорливые дети, еще не знавшие, что можно, а чего нельзя, шептались о самом запретном месте в королевстве. Да и те делали подобное в самых укромных уголках, скрытые от множества глаз, мало что понимающие, но тонко чувствующие опасность своих слов.

Она протыкала своей верхушкой само небо. В предзакатных лучах темная, неприступная, мертвая. Гора Богов ознаменовала собой конец царства людей, здесь жило нечто страшное и непостижимое.

Кейн говорил, что еще до того, как пришли Трое Богов из другого мира, тут было также тихо и пустынно. Разбойники потому и выбрали это место своим убежищем, даже серебрянокрылые не хотели преследовать здесь преступников. Да и сорвиголова, которому хватит смелости тут спрятаться, не то что жить, в Кантии будет один на сотни тысяч.

Хотя по словам Кейна, их было два десятка. Двадцать до того, как пришли Три Бога, и семеро, вместе с Нотаниэлем, после. Потому что только Боги могли жить на горе. Ибо для них она и была создана как место, по которому спускались Айли, Сойнерли и Балтор с небесного замка.

Конечно, то давно ушедшие предания, в которые и жрецы то не все верили. Но даже Кейн Нотаниэль, живший в этих краях, стал вести себя по-другому, оказавшись у подножия горы. Нет, он не замолчал, оставаясь все таким же болтливым, но рассказы о своей жизни вел теперь шепотом, подолгу смотря на вершину.

— Сам понимаешь, Кристиан. Теперь жить можно. Загоню этот, ну, меч. Получу деньги, поеду к жене с дочкой. Они в Ситероне, у самого моря. К отцу подались, как я только разбойничать начал. Эх, не любит меня ее старик, но это ничего. Когда такие деньжища то привезу, он это, никуда не денется.

Дамн слушал его вполуха, переводя взгляд то на гору Богов, то на учителя. Роман Валерьевич уже с четверть часа уставился на камни потухшим, равнодушным взглядом. «Концентрация на желаемом объекте», — вспомнились ему слова старика.

Кристиан тоже так пробовал, но мало что получалось. Какие-то смазанные, быстро убегающие тени, неуловимые, неосязаемые. Вдобавок после этого жутко болела голова. Вот тебе и «концентрация». Правда, учитель говорил, что правильно сосредоточившись на предмете можно предсказать все, что с ним будет. Кристиан задумался. Взять, к примеру, золотой, да проследить, когда его потеряют или когда присмотра за ним не будет. Вот разбогатеть можно. Кейн же как раз ему один золотой за меч отдаст. Дамн про себя улыбнулся — с меча получит меч.

— А что, куплю лодочку или две, — продолжал размышлять Нотаниэль о своих перспективах. — Найму людей. Ну это, только постарше да поопытнее. Буду лежать на берегу целыми днями, пить брагу. Ну это, с дочкой, знамо дело, возиться.

— Так все и будет, — внезапно сказал учитель. Непонятно, то ли вправду видел, то ли попросту захотел, чтобы Кейн заткнулся. У Кристиана от болтовни Нотаниэля и у самого голова трещала уже. — Слезайте с повозки. Кейн, привяжи лошадь. Она теперь твоя.

— Роман Валерьевич, да что вы. Роман Валерьевич…

— Помолчи, сначала надо подняться наверх, а уже потом все остальное.

— Ну так это запросто. Пошли?

— Не сейчас, — покачал головой Веглас. — На рассвете. Даже раньше. Еще до первых лучей. Нам надо успеть обойти эту часть горы.

— Ну, надо так надо, — принялся распрягать лошадь Кейн. Он ласково прихлопывал ее по загривку и гладил шею.

Кристиан свернулся калачиком прямо на сене в повозке и принялся думать, сколько ему осталось спать. Конечно, дело бесполезное да невразумительное. Но все казалось Дамну, к примеру, будет солнце пальца на два выше горизонта, так это хорошо. И выспаться успеет, и глаза болеть не будут. Если один, то добудиться его трудно будет. Ну а коли солнце наполовину ушло, то чтобы поднять мальчика, придется пинать.

Ох, пинали Кристиана раньше часто, еще до того, как учителя встретил. Он же кто, Дамн, значит, прав у него никаких. И обидеть может кто угодно. Жрецами даже поощрялось, вроде Темного Бога они таким образом из него изгоняют. Ага, как же. Все-таки ума у некоторых людей меньше, чем у речных рыб.

Кристиан представил речную рыбу: на пруте, приготовленную на углях, костистую, горячую, с хрустящей ржавой корочкой на боках. Он почти дотронулся до нее, когда перед ним возник учитель. Веглас устало посмотрел на рыбу, и та вдруг растаяла. Словно ее не было, а потом, не приближаясь, лишь вскинув пальцы, оттолкнул Дамна. Чего это он? За что?

Но Роман Валерьевич не остановился, а напротив, принялся вновь толкать бедного Кристиана. Снова и снова. Лицо его при этом стало совсем странным и озабоченным, никак не соотносясь с действиями.

— Ну чего вы? — услышал свой голос Дамн.

— Кристиан, Кристиан, вставай. Пора, Кристиан.

Перед глазами предстала непроглядная тьма. Где-то там, судя по звукам, возился Кейн, бормоча что-то себе под нос. Учитель сидел на корточках прямо перед Дамном, держа его за плечи.

— Встаю, встаю, — буркнул он. — Нельзя было чуть попозже разбудить? Я ее почти съел.

Учитель не ответил ни слова, лишь отдал Кристиану остатки хлеба и пошел к Нотаниэлю. Дамн откусил твердую краюху, все еще злясь на Романа Валерьевича, хотя и понимая, все ему привидевшееся было лишь сном. Но рыба… Какая она была толстая и вкусная.

— Пойдем, пойдем, — подошел вновь учитель. — Пора.

Дорога расступалась россыпью камней, то и дело пытаясь подставить путникам подножку. Да Кристиан и сомневался, есть ли тут вообще дорога. Кейн попросту шагал где-то впереди, наверное, не замечая неудобств, ступая по скалистой местности своими огромными ножищами. Учитель шел впереди Дамна, осторожно делая каждый шаг и смотря вниз. А Кристиан сонно брел за ними, время от времени рискуя вывернуть стопы. Вот ведь придумали выйти в темноте.

Но солнце не заставило себя долго ждать. Сначала заалел вдалеке край у самого неба, потом свет медленно растекся по всем землям, наполняя их теплотой первого прикосновения. Лучи осторожно, с опаской коснулись верхушки горы и, увидев, что ничего страшного не произошло, стали обнимать ее все сильнее и обширнее.

Теперь Кристиан явственно увидел, что дорога была. Хотя более справедливо ее было назвать козлиной тропой. Она вилась упавшей в спешке на землю нитью у самого подножья, редко взбираясь на возвышенность и огибая самые большие выступы.

— Ну это, Роман Валерьевич, поднимаемся, что ли?

— Да, Кейн, не останавливайся, прошу тебя, не останавливайся.

Только теперь Кристиан заметил, как тропка вильнула между двух огромных камней и исчезла. Обойдя их, Дамн понял, стежка пряталась за выступающими отвесными скалами, теснящимися друг к другу. Со стороны и не заметишь совсем, с виду неприступное место.

Тропа, еще недавно прыгающая меж камней, вдруг взбрыкнула, как горячий жеребец, и пустилась вскачь наверх широким галопом. Теперь приходилось после каждого шага тяжело упираться руками в колени и стараться не смотреть на клочок неба, проглядывающий сквозь пики горы.

Кристиан не помнил уже, сколько времени они шли. Может быть, несколько часов. Да, наверное. Солнце уже окончательно высунуло свое заспанное лицо из-за горизонта и принялось за свою каждодневную работу. Пот тек по шее и вискам Дамна, спина и подмышки стали мокрыми, а от ночной прохлады не осталось и следа.

Кейн подождал Кристиана и легонько, будто перышко, подхватил на руки. Ну да, ему-то легко, вон ножища какие, можно всю Кантию пешком обойти. И испарины даже нет, хотя все-таки не утерпел, выпил полбутылки вина перед сном. Здоровья у Нотаниэля, как у племенного быка. Это тебе не проклятый мальчишка, с детства страдающий припадками.

Хотя учитель тоже, получается, Дамн, а ничего, идет потихонечку. Видно, конечно, как тяжело ему, годы преклонные дают о себе знать, но не жалуется. Пыхтит, пот утирает, но поднимается. Кристиану бы упорство Романа Валерьевича, уверенность в себе и завтрашнем дне. Легко жить, когда знаешь, как и что должно произойти. Никаких тебе тревог, невзгод, беспокойств о неслучившемся. Ты понимаешь — сейчас нужно пережить, чтобы потом, в Грядущем все стало хорошо. Как все просто и легко.

Кристиан уткнулся носом в теплую могучую, пропахшую терпким потом грудь Кейна, и закрыл глаза. Слепящее солнце, казалось, стало еще ярче и нещадно било в смеженные веки. Из-за этого обычный сонный мир казался не темно-серым или черным, а красным. Мелькали тени, облики, вырастали и истончались предметы — Дамн лишь гадал, были они сладкими грезами или явлениями Грядущего.

В ушах мягко шуршало — шерх, шерх, шерх, шерх. Это Кейн в своих сапогах ступал по земле, задевал скрежетащие друг о друга камни. Они бурчали в ответ, ругали нечаянного путника, забредшего в их владения, пререкались, хотя слышалось лишь: шерх, шерх, шерх, шерх.

Этот звук убаюкивал Кристиана, давал ощущение спокойствия и безопасности, поэтому, когда он прекратился, Дамн невольно открыл глаза. Перед ними предстала небольшая равнина, раскинувшаяся внутри горы: с деревьями, домами, людьми. Последние были взбудоражены. Дамн разглядел огромных, словно обросших мускулами, как деревья обрастают листвой, великанов и склонившихся перед ними тощих оборванцев.

Кристиан едва успел спрыгнуть с рук Кейна, как учитель крикнул. Неожиданно громко и повелительно.

— Ты никого не тронешь, Руслан! Не посмеешь.

Несколько великанов оглянулось, Дамн разглядел их рассерженные, полные гнева лица, и Кристиану по-настоящему стало страшно за учителя. Все ли предугадал великий Веглас?

 

Огненная гора

— Сир Иллиан, можно вас на минуту?

Руслан не напрямую обратился к Ивану, но все же тот последовал за другом. Яникеев стоял возле растерзанных на земле полотнищ: птицы с виноградной ветвью в клюве и огромного топора, воткнутого в плаху. Все что осталось от неожиданного нападения двух конных отрядов, попытавшихся зажать их с разных сторон.

— Не знаете, кому принадлежат эти знамена? — Руслан мотнул головой в сторону стягов.

— Знаю, — кивнул Ил. — Птица с виноградной ветвью — семья Бидирав. Именно такой топор — семья Гуймир. Но тут еще кое-что. — Лейтли поднял в руки полотнище — видите, на рукояти вышито: «Склонитесь пред силою». Это личное знамя Глориса Гуймира.

Туров присмотрелся, и правда, на древке были вычурные буквы, соревновавшиеся друг с другом в завитушках. С первого раза и не различишь. Хорошо, что у Ила глаз на такие вещи приметливый.

— Можете рассказать что-нибудь еще о них, сир Иллиан?

— Да ничего особенного, сир Руслан. Бидиравы и Гумиры сражались недавно на стороне Эригана Виссела. После смерти сира Эригана долгое время не присягали на верность сиру Эдвару. Поэтому и потеряли свои земли.

— Но сейчас это люди короля?

— Да, и Бидиравы и Гуймиры сейчас люди Эдвара Энта, первого в своем имени.

Только теперь до Турова дошло. Он заметил, как посерел лицом Лейтли и чуть сжал губы Руслан, стараясь не выдавать эмоций. Люди короля, на них напали люди короля. Того самого маленького Эдвара, которого Ваня защищал и собственноручно привел к власти. Уму не верится. Вопрос лишь в том, кто был целью нападения — кинетики или сам Иван?

— Значит вот куда ушел Канторович, в столицу, — разговаривая сам с собой, заметил Мёнемейстер. — То есть против нас теперь и все королевство.

— Может, это ошибка? — все не мог поверить в случившееся Туров.

— Возможно, — сказал Руслан.

Он спокойно посмотрел на Турова, и Ваня понял — никаких «возможно». Это не ошибка, не просчет, не Луна в Марсе. Эдвар Энт, мальчик-король, первый в своем имени, теперь их враг. Руслан это понимает, возможно даже, Иллиан догадывается, хоть и молчит, а вот до него, идиота тупорылого, все никак не дойдет.

Иван смотрел на бегущее в страхе малое воинство двух лордов — озирающееся, смертельно перепуганное, испачканное в пыли. Руслан разметал нападавших, подобно разозленному карапузу, что в ярости разрушает построенную из разноцветных пластиковых кубиков башню. Только действовал Яникеев не в припадке ярости, а осторожно, хладнокровно, чтобы не дай бог убить кого. Странный человек. При всей его, казалось бы, циничности и пофигизме, с таким уважением относиться к человеческой жизни.

— Даже если вдруг мальчик с ума сошел, — сжал желваки Туров. — Мы же кинетики. Я один армию Виссела остановил.

— Оглушил, причем на очень непродолжительное время, а не остановил, — поправил его Руслан. — И у короля армия будет уж в разы больше, чем у Отца одной из семей. К тому же, кто сказал, что мои люди будут с ними сражаться? Ты, видимо, забыл, чем мы отличаемся от Канторовича и его телепатов.

— Да помню, невмешательство и тому подобное, — отмахнулся Иван. — Только делать теперь что? Я подставлять вторую щеку не буду. Боюсь, после первого удара и подставлять будет нечего.

— Придумаем, — сухо ответил Руслан. — В любом случае наш план не меняется. До горы мы дойдем.

Он стал удаляться упругой походкой, оставив Иллиана со знаменами поверженных врагов, но Туров зашагал за ним. Психокинетик сам не знал, что хочет сказать грозному Мёнемейстеру, только внутри сидело нечто неосязаемое, кровоточащее, желающее вырваться наружу.

— Руслан, постой.

— Ну что ты хочешь мне сказать? — в глазах Яникеева мелькнула усталость. Не усталость от бремени своей ноши, а то, что Ивану, такому дураку, приходится все объяснять.

— Просто… — Туров сам смутился своему порыву. — Я не уверен, что ты… что мы все делаем правильно. Что по-другому нельзя.

— То есть ты боишься обидеть своих «друзей-телепатов», но не задумываясь можешь разнести армию маленького короля? — голос Руслана снова стал ровным, отсутствующим. — По-твоему это правильно?

— Просто…

— Я тебе расскажу кое-что. Личное, — это слово Яникеев буквально вымучил из себя. — Мне очень часто снится один и тот же сон. Что я вроде иду по дремучему лесу и нахожу книгу или какой-то листок. И понимаю, что вот тут на бумаге написано нечто важное, потаенное. Там есть ответы на все твои вопросы. Вот только прочитать ничего не могу. Буквы расплываются, листы убегают из-под пальцев. Вся проблема в том, что у меня постоянно такое ощущение — не во сне, наяву. Ни понять ничего не могу, ни разобрать. Куда, зачем, что? А вот сейчас у меня есть ответы. Есть, понимаешь? И книга с отгадками никакая не нужна. Все что нам нужно, покончить с телепатами, чтобы не только мне или тебе, а всем здесь жилось лучше.

— Не лучше, а спокойнее — это разные вещи.

— Прибереги софистику для жителей тех деревень, которых вырезали по приказу Канторовича, только лишь для того, чтобы запудрить тебе мозги, — Иван почувствовал яростные нотки в тоне. Неужели это Руслан, неужели и его может что-то пронять? — Ничего средства, да? Все для фронта, все для победы. Хочешь искать оттенки между черным и белым, пожалуйста. Только мне под ногами не мешайся. Потому что я здесь добро. Да, не идеальное, да, с большими набитыми кулаками. Но не будет меня, будет Канторович! И этим все сказано!

Руслан пошел прочь, меряя землю своими гигантскими шагами, слишком высоко подняв голову. Но даже со спины Туров чувствовал, как вздулись вены на шее Яникеева, как раскраснелось лицо и зарделись уши, как внутри у того клокочет проснувшийся вулкан, еще не до конца извергнувшийся.

— Близко к сердцу не бери, — легла психокинетику на плечо рука. Иван обернулся — Марат. — На больную мозоль наступил. Он Канторовича никогда не любил, все время цапались, пока работали. А все же пришлось вместе бежать, вместе новую жизнь строить. Совершить, так сказать, сделку с дьяволом… Хотя какой Канторович сам по себе дьявол, так, мелкий бес, но сила, данная ему Шлемом, может многое тут наворотить.

— Марат, ты тоже считаешь, что нужно избавиться от телепатов?

— А как по-другому? Тут либо мы, либо они. Третьего не дано.

Марат пошел вслед за Мёнемейстером к темнеющей под самыми облаками горе, до которой предстояло еще идти и идти. Горе, где все началось, и все должно было закончиться.

— Ты, главное, друзей своих охраняй, — сказал ему напоследок Руслан. Он теперь снова стал самим собой, не вспоминая о недавней вспышке. — Вперед не лезь, мало ли что. Их немного, но определенный риск есть.

Мёнемейстер собрался уже было уходить, но тут вдруг что-то вспомнил. Он вытянул руку и темной мелькнувшей молнией в ней оказался молот. Тот самый, еще прихваченный Иваном с Совиного городка и потерянный в последней стычке в Проклятой лощине.

— Вроде, твой, — протянул Руслан молот Ване.

— Да, точно, у вас и обронил.

— Ага, не дай бог с Женькой встретитесь, он тебя убедит больше ничего не ронять. Особенно в него.

Даже эту шутливую фразу Руслан сказал с самым серьезным лицом, время веселья давно прошло. Все кинетики сидели на горном выступе, коротко перебрасываясь фразами, но особо не трепясь между собой. Они были поглощены предстоящей схваткой, хотя по задумке Мёнемейстера никакой схватки и быть не должно. Скорее, блицкриг. Да и трудно назвать битвой противостояние с четырьмя телепатами, а десяток в деревне по подсчетам находилось именно столько.

Они укрылись на последнем рубеже, еще метров сто — сто пятьдесят наверх, по крутой вырубленной здесь когда-то самими кинетиками дороге, и все будет начато. Или, может быть, кончено.

Иван подошел к своим, вернее, к Иллиану, возле которого вертелся Фергус и сидел с поникшей головой Халиль. Стражник, судя по виду, собрался участвовать в битве, да и сам Ил горел желанием обнажить меч. Один Ибн Шиин мечтал провалиться сквозь землю или хотя бы спрятаться получше.

— Иллиан, Руслан приказал не соваться в самое пекло.

Туров специально сослался на Яникеева. Мёнемейстер пользовался даже у Лейтли колоссальным авторитетом. Одно дело, если это будет просьба лично от психокинетика, старого знакомца и товарища, и совсем другое — если от главы «черных душ».

Иллиан легонько кивнул головой, однако по стальному блеску в глазах и напряженным складкам у рта Иван понял — ему еще как придется сдерживать лорда. Хорошо хоть Фергус от Лейтли ни на шаг не отойдет, он как верная собачонка. А Халиль уж вперед точно сам не сунется.

— Выходим, — негромко скомандовал Руслан.

Однако вперед выдвинулись лишь двое: первого Туров не знал, а второго звали Костя. То самый, что был вместе с Мёнемейстером и Людой. Только он не телекинетик, а магнетик, как и отец Вани. Правда, значительно сильнее.

Туров присмотрелся, так, у Кости в руке нечто напоминающее японские шары Темари. Только психокинетик мог поклясться, что они не фарфоровые, а железные, ну или стальные. Интересно, каков уровень магнетика — девятка или десятка?

Парочка скользнула вверх, крадучись передвигаясь от камня к камню. Иван про себя усмехнулся — так нелепо выглядели эти обросшие гипертрофированными мускулами тела, пытавшиеся спрятаться за выступами. Но Костик с напарником неожиданно исчезли из виду, перейдя на только им знакомую тропку, и Турову оставалось лишь ждать.

Напряжение, висевшее в воздухе, можно было сейчас брать, рубить на куски и подавать беднякам-кантийцам на ужин. Если раньше никто даже не разговаривал, то теперь по неподвижным напрягшимся телам Туров понял — шевелиться тоже моветон. За те несколько минут, показавшихся Ване если не вечностью, то уж точно рабочим днем по замещению Прометея на скале, у него затекла спина, и по позвоночнику потекли щекотящие струйки пота. Поэтому появление Кости он воспринял, знаменитое возвращение блудного сына после многих лет скитаний.

Кинетик, имя которого Туров не знал, появился через полминуты. Он «нес» двух оглушенных телепатов, поддерживая их в воздухе толстыми пальцами, и внимательно глядя под мощные ноги. Подняв к этим тряпичным куклам связанных ранее, и прижав шестерых пленников плотнее друг к другу, кинетик вопросительно посмотрел на Руслана.

— Выходим, — сказал Мёнемейстер. — Все вместе. Вперед никто не вылезает. Наверху должно быть еще две десятки. Ну все, пошли.

Деревня теперь выглядела совсем по-другому, чем при первом посещении. Не опустевшая, не осиротевшая, скорее напряженная, словно ожидающая развязки многолетнего конфликта, намеревающегося закончиться именно сегодня. Лишь редкие звуки выбивались из общей канвы стылости и увязшего у утренней тиши времени. Иван слышал, как где-то вдалеке меж деревьев что-то постукивает-позвякивает. С противоположной стороны раздавался протяжный, вытягивающий жилы скрип. И ни души.

Турову даже стало неловко. Неудобно от неподготовленности и безалаберности телепатов. Вот же, пришли нападать на них, а те даже не удосужились хорошенько подготовиться, защититься. Понадеялись на двух десяток в дозоре, которых Костя без труда вырубил. Ну как же так?

Отряд медленно вошел в деревню. Нервозность не прошла, напротив, отсутствие противника усилило ее. Иван смотрел на напряженные огромные тела, с вздувшимися шарами бицепсов, медленно и важно переходящими под кожей буграми мышц, устало ступающими ногами, и чувствовал свою ущербность. Даже с его ростом на фоне кинетиков Туров выглядел дрыщеватым подростком. Ваня почесал родимое пятно, вот ведь, всю дорогу не беспокоило, а теперь зазудело.

Резко хлопнувшая дверь и короткий вскрик ударили по нервам раскаленным железом. Несчастный телепат, увидевший знакомого неприятеля, влетел обратно в дом, ударился о стену и затих. Иван повернул голову — Ольга медленно опускала руку, а на ее виске извивающимся дождевым червем пульсировала вена.

И снова настала тишина. Только теперь Туров кожей чувствовал, как она обманчива. Короткий вопль разворошил спящий до того муравейник. И где-то там, в недрах плато, уже шевелились застигнутые врасплох жители, лишенные на время своего вожака.

Молот дернуло в сторону с невиданной силой, и Туров, от страха вцепившийся намертво в свое счастливое оружие, кубарем полетел следом. И он был не один такой. Руслана неведомое бестелесное существо тащило за ногу, а Ольга держалась за шею, точно кто-то ее душил. И у этого кого-то было вполне определенное и известное им имя — Костя. Ваня сразу понял по отсутствующему равнодушному взгляду, что им завладел телепат-десятка.

Но еще быстрее разобрался Марат. Он взмахнул рукой, подобно дирижеру, наводящему порядок в оркестре, и по деревьям ударило сильным порывом ветра, пригибающим листву почти к самой земле, и обнажило виновника неразберихи. Кинетик быстрым уверенным рывком вытащил десятку и тряхнул за шкирку, как маленького напрудившего на ковер котенка. Морок рассеялся, и Ваня взял в руки непослушный молот. Руслан тряс головой, а Ольга пыталась отдышаться. Костик с видом извиняющегося дебила, понимающего, что натворил нечто плохое, но так и не разобравшегося что именно, смотрел на приходящих в себя.

Марат поднял его над головой, сжав побелевший кулак, и магнетик покраснел, задергал ногами.

— Марат, хватит, он же под телепатом был.

— Марат, хорош.

Кинетики тревожно загудели. Но Иван уже все понял. Он пробежал скользящим взглядом по постройкам, деревьям, сваленным в кучу доскам, балкам и взгляд его остановился на шахте. Неподвижная тень замерла у подъемного механизма, оцепеневшая, застывшая, втянувшаяся в чужое сознание. Молот взмыл в воздух, набирая скорость, которой позавидовал бы любой спортивный автомобиль. Еще миг, и десятка шумно выдохнул и повалился на землю, держась за живот.

Вот теперь было все. Теперь точно все. Он еще видел, как сбегаются со всех сторон телепаты, вторгаются в мысли кинетиков и отступают, сдаются, не в силах что-то поменять. Костя растерянно хлопал глазами, Марат примирительно трепал его по волосам, Руслан лично занимался пленными десятками, а Ольга со злостью растаптывала сапогом сорванные с шеи железки-украшения. Все закончилось.

Он лишь краем глаза заметил, как Ил с обнаженным мечом подскочил к ближайшему телепату и после короткого, но убедительного разговора, мозголаз показал на шахту. Его светлость с ловкостью, которой бы позавидовали акробаты в цирке, нырнул внутрь, а Фергус занял место у подъемника. Несколько минут непродолжительного отсутствия, и лорд вернулся, держа на руках Лену. Квик и раньше не отличалась плотным телосложением, но сейчас и правда выглядела скверно. Кости выступали сквозь полупрозрачную кожу, волосы спутались и легли черными нитями на мокрый лоб, руки безвольно качались при каждом шаге.

Лена была в сознании, но взгляд ее стал тусклым, извиняющимся за свою внезапную немощность. Она с тревогой осмотрела кинетиков-исполинов, и только заметив Турова, слабо улыбнулась. Легонько, одними уголками губ.

— Что ты теперь скажешь? — подошел позади Руслан. — Теперь ты согласен, что этот корень надо вырвать?

Иван ничего не ответил. Не знал и не хотел отвечать. Да и не успел. За него сказал кто-то другой. Кто-то с могучим, уверенным голосом, в котором чувствовался колоссальный опыт, мудрость, сила. Он звал, спокойно, но твердо. И Туров повернулся.

— Ты никого не тронешь, Руслан! Не посмеешь.

Странная компания. Старик, подросток и самый обычный мужик со скособоченным носом. Отец, Сын и Святой Дух. Хотя на святого духа последний как раз меньше всего похож. Но Руслан кого-то из них узнал.

— Роман Валерьевич, — особым, никогда ранее не выражавшим благоговение тоном сказал он и отправился навстречу.

— Кто это? — спросил Иван у стоявшего рядом Марата.

— Ясновидец. Наш ясновидец.

 

Проклятый щенок

Правильно говорил пророк Амин: «Не случится с нами ничего и никогда помимо того, что приготовил нам Салла». Только старым к такой мысли Халиль пришел. Натерпелся бед, страданий, поскитался по всем землям с новым мурзой да и руки уже опустил. Раньше все бежать хотел, не в Хазар, конечно, да не в Плоскогорье, легче Иблису зевающему в пасть влезть, чем оттуда живым вернуться. Все чаще думал Ибн Шиин о землях восточных, неизведанных. Пусть живут варвары неверные, кровь пьют, деревянным богам поклоняются, но хоть жизнь сохранит Халиль. А наловчится, привыкнет, и хабар у него будет, и дом появится. Не впервой.

Да передумал. По-другому мудрость пророка Айвин-мухтарам сказал: «Чему быть, того не миновать». Конечно, будь Халиль помоложе, может бы, покивал, покивал, а ночью юрк в лесок или даже в степь, да только его халат и видели. Теперь что? Стар стал Ибн Шиин, то вместе с неверными с горы пешком шел, устал до смерти, а после на лошади ехал — думал отдохнет — да куда там, теперь спина болела. Ему бы во дворце у визиря какого-нибудь служить, советом подсказывать, дела обставлять, а не по дорогам взад-вперед пыль поднимать.

Если нет сил бежать, что делать? Только вековую мудрость принять, что правоверный Амин сказал. Смириться. Так Халиль и сделал. Конечно, про свой интерес он все равно не забывал, да только где тут нажиться? Как Хелен-Бике пропала, мурза совсем голову потерял. Пустился за ней вместе с тощими пройдохами. Вот те Ибн Шиину совсем не нравились, беспокойно рядом с ними было. Казалось, хозяину жить надо да радоваться — любую килан ему украсть можно было бы, даже из богатой семьи, ты только скажи. Нет вот, уперся как баран, прости Салла за такую дерзость.

Только недолго путешествовали. Напали на них бахатуры могучее, чем Айвин-мухтарам, долгих лет ему жизни. Ох, и натерпелся через них страху Халиль. Эти еще хуже тощих пройдох оказались. Говорили, что думали, не боялись ничего, держали себя спокойно, вольно. От таких людей никогда хорошего не жди. Либо сами на себя беду наведут, либо тебе потом знакомство такое боком выйдет.

Но опять же, пророк Амин говорил… Эх, коли не старость.

Халиль метнулся ястребом к Мурзе, даже щенка-Фергуса подвинул, помог Хелен-Бике уложить и заохал. Не любил он женщин, а за что их, спрашивается, любить? Радости от них никакой, одни горести. Но сердце у Халиля было не каменное, сколько людей обманывал, а зла никому не желал. А на Хелен-Бике сейчас даже самый жестокий человек посмотри — слез не пожалеет.

Глаза провалились, почернели вокруг, лицо совсем сухое стало, поганое, губы потрескались, руки в царапинах, ногти поломаны. Будь проклят тот, кто с бедной девочкой такое сделал, слышишь Салла? Будь он проклят.

— Ты зачем голову поднимаешь? Ты теперь голову не поднимай, — стал он уговаривать Хелен-Бике. — Ты теперь отдыхай лежи, сил набирайся.

— Ну вы меня хоронить только раньше времени не начните. Ил, — это она мурзе, понял Ибн Шиин, — принеси поесть, пожалуйста, что-нибудь. Только пожирнее или послаще.

Мурза было дернулся, да тут Фергус вскочил, пару фраз бросил и убежал. Ну хоть какой-то толк с щенка.

— Чем кормили?

Халиль вздрогнул, узнав голос. То самый главный и сильный бахатур — Руслан. Хоть и имя хорошее, хазарское, да вот боялся его Ибн Шиин больше всех. Против Руслана и Айвин-мухтарам мальчишка хилый, а уж остальные и подавно.

— Курицей, — подняла глаза на него Хелен-Бике. — Сволочи, знают ведь, куда бить. Или грудку давали, но с бедер специально всю кожу сдирали и жир выжаривали.

— Чего-то я не понимаю, так тебя не морили голодом? — вот и Айвин-мухтарам подоспел.

— Хуже, — ответила Лена. — В углеводах ограничили.

— Насколько я знаю, — опять заговорил Руслан. — Квикам для своих постоянных рывков нужно большое количество энергии. Энергию дают углеводы, на худой конец жиры. Вот они и посадили Елену на безуглеводную диету.

— Точно, — подтвердила незнакомые слова Хелен-Бике. Странно, вроде говорили на кантийском, а непонятно ничего. — Мне теперь не одну неделю восстанавливаться. А вы, я смотрю, все обо мне знаете…

— Яникеев Руслан, кинетик десятой категории.

— Лена… Ну ладно, раз мы все такие официальные, Штольц Елена, квик-семерка. Значит, это вы и есть тот самый опереточный злодей?

— Лена, понимаешь, тут все не совсем так, как выглядит, — опять вмешался Айвин-мухтарам.

— Я после того как меня в шахту посадили, уж догадалась, — усмехнулась Хелен-Бике. Халиль хмыкнул про себя, вот ведь женщина, действительно отродье Иблиса, лица на ней нет, а характер остался. — А это еще кто?

Ибн Шиин обернулся. Про старика он еще подумать не успел, не до этого было. Но выходило так, что тот тоже чужак. Как Айвин-мухтарам или Руслан. Уж на что Халиль был немолод, а старику в сыновья годился. С виду самый обычный, разве только на подбородке волос редкий, но на то уж Салла пышной бородой не наградил. У Ибн Шиина самого маленький кустик рос, как у козла.

Все ж получалось, что старик важный, хоть с виду бичера бичерой, на сбируна похож, что подачками других живет. Не богатый. Халиль алтын, как собака кость, чувствовал. Но Руслана-бахатур старика признал. Может быть, и не орел, но юкук, сова то есть, точно. На мальчишку и мужика рядом Ибн Шиин даже глядеть не стал.

— Меня зовут Роман Валерьевич Меренков, глава отдела ясновидения, биолокации и экзистенциальных способностей. В прошлом, конечно. Мои спутники: Кейн Нотаниэль и Кристиан. Талантливый мальчик, ясновидец.

— Местный? — тут уже поинтересовался Руслан, долгих лет ему жизни. Халиль глаза на могучего бахатура поднял, и снова по спине холодок пробежал — нельзя же быть таким могучим.

— Местный, Руслан Рашидович, местный. И очень одаренный, с потенциалом, — старик горделиво посмотрел на мальчишку и погладил того по голове. Ибн Шиин хмыкнул, таких «одаренных» в любом ауле с пучок набрать можно. Что в нем такого — рука легкая, пролезть в любую щель может или бегает быстро? Надо выяснить.

— Потенциал — вещь странная, — заметил Руслан. — Может быстро проявиться, а может и всю жизнь дремать.

Ай, какой мудрый бахатур, какие слова правильные нашел. Халиль с уважением на Руслана помотрел. Понимал, о чем тот говорит. Знал он одного чиграша, небесталанный парень, но до настоящего искусства вора ему было далеко. Как же его звали — Табан, Табар, Табылдык? Да разве и важно уже. Всю воровскую науку к девятнадцати годам постиг, а вот дверь без шума отворять так и не научился. Три года потратил, пока удалось ему талант этот в себе развить.

Был и другой мальчишка — Ильзат. Вот уж до чего ленив, толст, неловок. Но какой на замки мастер был. Один раз ему показали, где поддеть, а потом повернуть, и все. Щелкал замки, как мускатные орехи. Жаль только поймали парня, да простит Сулла грехи его. А то ведь тоже, потенциал…

— Руса, с телепатами что? — подошел еще один бахатур.

— Руслан Рашидович, даже не думайте, — старик вышел вперед и ткнул пальцем Руслана. — Есть решение, при котором все останутся живы, но телепаты больше не причинят никому вреда.

— Я думал об Антишлеме, но лучше поставить защиту с его помощью двум нашим ребятам, чем понижать пару телепатов. Роман Валерьевич, у них восемь десяток, попросту энергии на обнуление всех не хватит.

— Руслан Рашидович, вы думаете слишком прямолинейно. Мы не будем обнулять десяток. Вы правы, нужно слишком много энергии. Ровно столько же, чтобы поставить защиту на ваших людей. Но мы пойдем другим путем, просто понизим их на пару уровней. И все. Ниже десятки они не причинят никому вреда.

— Но они все еще смогут читать мысли.

— Какой нам с этого прок? Пусть читают. Мы не встретимся с ними больше. Они разбредутся по Кантии и станут жить каждый как сумеет.

— Вы говорите это как ясновидец или гуманист?

— Разве одно мешает другому, — улыбнулся старик. Халиль смотрел на них, разинув рот и ловя каждое слово, но так и не мог понять, о чем толкуют чужеземцы. — Вы же, Руслан Рашидович, не допустите лишних смертей, когда их можно избежать.

— Марат, проверь Антишлем, генератор и ветряки, — бросил Руслан. — И уже тогда подумаем.

Халиль стоял, упершись спиной в саму стену, стараясь лишний раз не издавать звука и не привлекать внимания. Рядом еле слышно дышал щенок-Фергус, Иблис его побери, мальчишку тоже не пустили к столу. Хорошо, что вообще разрешили войти. Ибн Шиин может слово ханское услышит, умное, нужное. А оно всегда пригодится.

В деревянном сарае было темно, одна единственная свечка мало-мало света давала. Бахатуры сгрудились вокруг нее, на стол локти поставили, так что мурзе, Хеле-Бике и старику совсем места не осталось. Говорили уже долго, щенок-Фергус даже головой дергать начал, засыпать. Глупый, молодой. Его на такой курултай важный пригласили. Конечно, не то чтобы пригласили, скорее, не прогнали, но все же…

Халиль даже голову на правую сторону повернул, чтобы ухом бахатуров лучше слышать, да все равно половину слов не разбирал.

— В принципе, генератора хватит понизить уровни восьмерым десяткам на две-три единицы, — это Руслан говорил. Все сидели, слушали, головой кивали. — И даже если мы на это пойдем, то есть вместо защиты трем кинетикам от телепатов соберемся убрать восемь десяток из игры, как и говорил Роман Валерьевич…

— Руслан Рашидович, да что тут думать? — старик поднялся на ноги. — От кого вы будете защищаться, если из десяток останется только Михаил Эммануилович.

— Даже если мы соберемся убрать восемь десяток, — продолжил бахатур. — Вернее, захотим убрать, у нас есть одно существенное но… Микропроцессора на телепатию нет.

Все разом закричали, как ишаки на базаре. Вроде и друг другу говорят, только никто никого не слушает. Руслан руку поднял, все затихать стали. «Ай-яй-яй, не боятся они его, а уважают», — вдруг понял про себя Халиль.

— Соответственно, все наши намерения с защитой и понижением — просто сотрясание воздуха. Ни на кинетические способности, ни на телепатические микропроцессоров нет. Антишлем в порядке, но использовать его мы не сможем. Извините, профессор, — тут бахатур на старика посмотрел. Ибн Шиин тоже поглядел, как тот на невиданное оскорбление ответит. Значение слово «профессор» Халиль не знал, но нутром чувствовал, хорошего в нем мало.

— Погодите, погодите, когда я смотрел, процессор был здесь, — забормотал старик. — Я даже значения этому ему не придал. Как же так. Руслан Рашидович, я найду его. Мне нужно некоторое время.

— А потом что, Роман Валерьевич? Вы ведь догадываетесь, что только один человек мог его забрать? Ну что ж, давайте отправимся навстречу всему королевскому войску, имея за спиной восемь десяток-телепатов, а ведь даже один из них уже может наделать бед. Роман Валерьевич, мне горько это признавать, но у нас нет выбора. От телепатов придется избавиться.

— Извините, многоуважаемые сиры.

От голоса, раздавшегося рядом, Халиль чуть на месте не подскочил. Повернулся к щенку, что это с ним? Проснулся и пасть решил открыть? Вот ведь навоз из-под копыт верблюда. Салла, ну посмотри, серебрянолицый, что за чурбан!

— Извините, сиры, но вы говорите о том маленьком домике без окон к северу?

Бахатуры на мгновенье затихли, и первым заговорил Айвин-мухтарам.

— Да, про него, Фергус. Там есть одно… Как бы это сказать, устройство… Там трон со всякими железками, проводами. Тьфу ты, длинными веревками. И к этому трону нам не хватает одной пластины. Ты что-то знаешь?

— Знаю, — кивнул щенок. — В ночь, когда похитили леди Хелен, Халиль забрался туда. Я притворился, что сплю, и он поверил. А потом пошел за ним. Он сначала забрался в дом без окон, а потом уже к сиру Михаэлю. Зная его, думаю, Халиль точно что-то стащил.

Ах, недостойный. Чтобы ты заблудился в песках Иль-Зариб, ноги искусали змеи, глаза выклевали падальщики, а шакалы обглодали кости. Восточному разбойнику было не столько обидно, что теперь у него отберут вещицу, судя по всему, очень дорогую, сколько другое — его, Халиля Ибн Шиина, самого ловкого и хитрого из людей провел какой-то сопливый стражник. Ай-яй-яй, неужели не тот уже Халиль, неужели и вправду хватка дурная стала и глаз не так остер?

— Халиль? — Айвин-мухтарам вопросительно посмотрел на него.

— Разве я в чем виноват? — залепетал Ибн Шиин. — Я знал, что проклятый мурза Михаэль против нас. Знал, что этот мирко…. мерко..

— Микропроцессор.

— Микро-про-цессс-сор будет нужен вам, уважаемым. Разве виноват я, Айвин-мухтарам, что преданно служу своему господину?

— Служишь, служишь, — улыбнулся Айвин, но показалось Халилю, что ни единому слову он не поверил. — А сказать нам когда собирался?

— Время все выжидал, Айвин-мухтарам. Не перебивать же своим поганым словом таких достопочтимых аксакалов.

Про аксакалов Халиль, конечно, загнул. Видал он в Хазаре настоящих старейшин — ты только думать начал, а они уже говорят об этом. Эти, конечно, могучие, сильные бахатуры, но не аксакалы. Старик с длинным именем если только. Но и то непохож. Аксакалы неторопливые, степенные, важные, а ата другой. Хоть и много ему лет, но все какой-то порывистый, торопливый. Словно жить боится не успеть чего-то.

— Ну не томи, доставай.

Халиль еще раз зыркнул на Фергуса. Ну все, щенок, берегись. Булат, конечно, Ибн Шиин ночью в него не вонзит, но уж средства напакостить найдет. Не с тем связался. Страшно, ой страшно такого врага, как Халиль, иметь. Но делать нечего, полез в халат. С внутренней стороны он еще в Плоскогорье себе карман потайной нашил, изворотливому человеку без скрытой скулы никуда. Пальцами пока щупал, в голове разное крутилось, но понимал, ничего теперь не придумает, придется отдавать. Выудил вещицу украденную, вытянутую, с краями ровными, хотя и чувствовал кожей, что там вроде рисунка какого, который на мраморных плитах у стен богатых сараев, только мелкий больно. Вздохнул тяжело, сделал два шага, отдал.

— Роман Валерьевич, посмотрите, — Айвин-мухтарам вещицу бережно старику передал.

— Он, микропроцессор, — после долгого осмотра ответил ата.

— Телепатия или психокинетика? — спросил Руслан.

— Телепатия, — удовлетворенно сказал старик.

Халиль стоял, носом шмыгал. Чувствовал себя, как малай неразумный, у которого шербет отобрали. Главное кто — щенок неразумный… Вернее, раньше Ибн Шиин думал, что неразумный, оказывается, Фергус себе на уме, да глаза у него на нужном месте.

— Ил, мне кажется, что твои орлы скоро подерутся, — заметил Айвин-мухтарам.

— Халиль, Фергус, вы служите мне, не забыли? — Мурза впервые подал голос. Сам по-прежнему глаз с Хелен-Бике не сводил, да слушал все вполуха. — Никакой грызни. Поняли?

— Да, ваша светлость, — сказал Фергус.

— Халиль?

— Нужен он мне, — буркнул Ибн Шиин. — Мне его на сундет не приглашать, баурсак не делить.

— Что ж, значит все в порядке, — посмотрел на старика Руслан. — Теперь никаких жертв и смертей.

— Жертв нет, — согласился ата. — Но про смерть я ничего не говорил.

— Что это значит? — спросил Айвин-мухтарам.

— Видите ли, Иван Сергеевич, нам действительно удастся избежать ненужных жертв, если все получится, — сказал ата. — Но о смертях речи не шло. Будущее — это лишь вероятности, которые при определенных условиях могут произойти. Я предложил вам ту версию, при которой пострадает наименьшее число человек.

— Десять, двадцать, сто? — голос бахатура-Руслана был ровный и спокойный. — Может, тысяча?

— Нет, Руслан Рашидович, что вы. Всего трое.

Ата мельком посмотрел в угол, в котором стоял Халиль. И показалось хазарцу, что взгляд у старика стал сочувственно-извиняющиймся.

 

Последняя служба

Единственный человек, что радовался спасению Хелен больше лорда Иллиана Лейтли, был, наверное, Фергус. Весь смысл его существования подчинялся теперь только одной цели — служение господину. Только о каком служении может идти речь, если сир Иллиан не ест, не пьет, лица на нем нет, а мысли все лишь о своей фа-во-рит-ке. Кое-как слово, сиром Айвином оброненное, Фергус выучил.

Конечно, до хорошего еще далеко: подслушал стражник, что его величество сир Эдвар Первый со своим войском выступил в поход против его господина. Странное дело. Еще вчера король своего подданного землями одаривал, а теперь посылает вперед людей убить, а потом и сам собирает войско.

Единственная надежда на сира Айвина и его новых друзей. Хотя странные, конечно, у них отношения. Сначала драться лезут, потом братаются. Но что сильны новые знакомцы — тут и говорить нечего. Фергус не без зависти смотрел на широкие плечи, могучие груди, которые одеждой никакой не скроешь, и крепкие руки. Даже женщина среди них такая же. С лихвой их Три Бога одарили, с лихвой.

Но это раньше еще у Фергуса времени полно было туда посмотреть, то подумать. Теперь переменилось все. Прежде господин квелый сидел у костра, шишки смоляные от ели подбрасывал да сучья мелкие, и ничего ему не надо. Теперь же носится как угорелый, жизнь у него по жилам снова потекла. Про леди Хелен уж разговор особый. Она и раньше смиренностью да тишиной особой не обладала, а после долгого заточения, будто Темный Бог в нее вселился. Точно пятки ей железом каленым жгут: здесь мелькнет, там появится. Порой кажется, со всех сторон ее голос разносится.

А Фергусу надо еще и за Халилем приглядывать. С прошлого дня, как Войл про хазарца правду сообщил, тот совсем разговаривать перестал, волком смотрит. Стражнику с подобным отребьем, конечно, дружбу водить и не нужно, но следить приходится. Восточный разбойник себе на уме. Сдавалось Фергусу, была бы возможность сбежать, так давно Халиль деру дал. Ни о какой службе или долге Ибн Шиин не думал.

Войл же разрывался даже не между двух, а трех огней. Но жаловаться на судьбу не собирался. Лучше уж так, чем смотреть на хмурого господина, который ничем не интересуется и ничего не хочет. Трудности, они проходят, а вот хорошее расположение его светлости Лейтли, которого Фергус добился, останется.

Стражник подхватил дымящуюся чашку с густой гороховой похлебкой, с плавающими в ней кусками говядины, — получилось отменно, уж Войл в этом толк знал — сжал под мышкой ножны с мечом сира Иллиана да припустил почти бегом к влюбленным. Им дай вволю, так забудут про все на свете, а вокруг ведь дел невпроворот, по крайней мере, у господина.

— О, вот и Фергус, — резко отодвинулась от лорда леди Хелен.

Войл и глазом не повел. Он не дурак, хоть и женщины у него никогда не было — кто на такого позарится — понимал, зачем возлюбленные чуть свет уходят на самый край плато, к лесу, откуда и видно лишь пару крайних домов. Но сир Айвин и сир Руслан сами говорили — леди Хелен сейчас нужно очень хорошо питаться, чтобы вернуть утраченные силы. Благо, ела фа-ворит-ка за пятерых. Правда, если и не напоминать, могла забыть. Как сказал сир Айвин: «По любви доблестного Ила она изголодалась больше».

— Я приготовил похлебку. Она еще горячая.

— Горох? — брезгливо спросила леди Хелен.

— Будьте покойны, я день отстаивал горох отдельно, а потом поменял воду. Живот болеть не будет, — Фергус выудил деревянную ложку.

— Ну что ж, попробуем, — согласилась фаворитка.

— Ваша светлость, я принес вам ваш меч. Вы оставили его внутри.

— Конечно, оставил, — нехотя взял ножны сир Иллиан. — Мне не нужен здесь меч, поэтому и оставил. На горе мы в безопасности.

— Никто не знает, что может приключиться, ваша светлость, — не согласился Фергус. — Пусть уж лучше при вас будет меч и с вами ничего не случится, чем меча не будет и произойдет нечто опасное.

— Ферр, как ты это сделал? — громко спросила леди Хелен.

— Что именно? — не понял Войл, не обратив почти никакого внимания на его искаженное имя — так его еще никто не называл.

— Суп. Он изумительный.

— Похлебку учила готовить меня матушка.

— Фергус, что-то еще? — спросил господин, заметив, что стражник не уходит.

— Да, сир Айвин просил вас явиться на казнь шестерых преступников.

— Фергус, не казнь, а понижение, — поправила леди Хелен. — Они останутся живы. Хотя жизнь, конечно, утратит краски, после десятки-то.

— Хорошо, сир Айвин просил вас явиться на понижение шестерых преступников, — легко согласился Фергус, хотя не понимал, куда еще ниже можно понизить разбойника. Да и сир Айвин, говоря о «предстоящей процедуре», что бы это ни значило, выглядел несколько встревоженным.

— Скажи, что мы сейчас придем, — ответил ему сир Иллиан.

Фергус поклонился и пошел прочь. Конечно, он догадывался, что «сейчас» растянется, как минимум на полчаса. Поэтому и пришел заранее, до того, как сиру Иллиану и леди Хелен предстояло явиться на казнь, то есть на «понижение».

Фергус видел всего две казни в своей жизни. Однажды сопливым мальчишкой, вопреки воли родителей, он прокрался на деревенскую площадь, чтобы посмотреть, как вешают троих разбойников. А второй раз в Кривошее, вотчине семьи Ойзонери, уже юношей, Войл наблюдал обезглавливание худого рыцаря со злым лицом, преступившим клятву и восставшим против сеньора. Вряд ли когда-нибудь он забудет, как голова с налипшими на нее мокрыми волосами глухим стуком упала на землю и покатилась, собирая собой солому, куриный помет и мелкий сор.

И хоть леди Хелен заменяла наказание преступников таинственным словом «понижение», выглядело это именно как казнь. Знал Фергус — у правителя должна быть жесткая рука и холодное сердце, обязанное нести справедливость, но все равно жалел Войл злодеев. Стоят на коленях, руки веревкой стянуты, глаза плотно завязаны, головы опущены. Кто поднять пытается, тому сзади тычок сразу, чтобы не думал даже, а не поймет — могут и ударить. И все они словно братья родные, похожи друг на друга — худые и испуганные. Только один выделяется своей озлобленностью. Тот, кого нарекли дурным именем Игорь.

Думал Фергус, сир Айвин суд вершить будет, только тот сам стоит белый как снег. Стражник еще раньше понял, что на него слово это странное так действует — «понижение». Боится он его, что ли? Перед преступниками возвышался могучий сир Руслан. Вот в нем точно ни страха, ни жалости, ни сомнения. Хороший бы лорд из него получился.

— Роман Валерьевич настоял, чтобы я рассказал, что с вами произойдет.

Один из преступников тихонько всхлипнул.

— Мы проведем процедуру понижения ваших телепатических способностей — до восьмерок минимум. После этого отпустим. Вы вольны идти куда вам вздумается, прожить свою жизнь, как посчитаете нужным. Но если кто опять встанет у нас на пути, то никакой пощады не будет. Давай, Костя.

Прислужник сира Руслана сгреб в охапку одного из преступников, поставил на ноги и потащил в дом-без-окон. Фергус видел, как внутри мерцает свет, странный, не живой, какой бывает от свечи, а яркий, ненастоящий. Да, именно ненастоящий, дурной свет. Дверь захлопнулась, и Войл услышал, как скрипят ремни, и трещит дерево. Он был в доме-без-окон вчера с господином и видел это… кресло. Сир Айвин многое рассказывал лорду Лейтри про сверхспособности, их понижение или обнуление, но Фергус понимал другое — здесь будут проводиться пытки. Зачем еще все эти штуковины позади кресла, ремни на подлокотниках, гигантский шлем, какого нет у самых нелепых рыцарей? Конечно, жаровни Войл не заметил, но совершенно точно шлем раскаливают и надевают на голову несчастного. Тут даже к запретным жрецам Темного Бога не ходи.

Но вот теперь все стихло. Ненадолго, как перестают кричать птицы перед дождем, только что метавшиеся над головой. Загудели тысячи разозленных ос, захрустели сотни ломающихся сучьев и изнутри полыхнуло. Щели между дверьми осветились ярким светом, все тем же дурным, мертвецким и звуки стали затихать. Когда все прекратилось, Фергус вновь услышал, как скрепят ремни, а после из дома-без-окон выволокли злоумышленника. Вопреки ожиданиям Войла никаких разительных перемен с ним не произошло, но у стражника все равно сидело необъяснимое чувство внутри, что несчастному тому нечто отсекли. Сир Руслан сам снял повязку с глаз и указал рукой в сторону одного из больших домов — там держали остальных пленных жителей горы.

Восемь раз открыл свою дверь дом-без-окон, и восемь раз завели туда худых людей, и семь раз, испытавшие «понижения» безропотно отправились к своим. И лишь человек с дурным именем Игорь кричал, извивался и даже укусил сира Костю за руку.

— Вы же не понимаете, суки, — кричал он. — Что значит понижение для телепатов-десяток. Это как если вас, тупых кинетиков, просто обнулить. Суки, пустите.

— Нет, не сравнивай это, — подошел вплотную к нему сир Руслан. — Мы в голову ни к кому не залезаем и людьми не управляем. Была бы моя воля, я тебя, гавнюка, обнулил, полностью. Слышишь?

Сир Игорь хоть все еще и сопротивлялся, но уже замолчал, скрипя зубами и тяжело дыша. Сиру Косте помог еще один человек из окружения сира Руслана, и вдвоем они затащили сопротивляющегося преступника внутрь. Вновь оживший рой пчел, затрещали сучья, полыхнуло, и все было кончено.

К вечеру хлопот прибавилось. Сир Роман Валерьевич и сир Руслан долго и ожесточенно о чем-то спорили, но старец все же одолел умом крепкого воина. Для Фергуса подобное было не в новинку. Он часто видел, как недооценивают светлую голову, предпочитая ей грубую силу, и как часто потом жалеют и сокрушаются. Войл частенько думал, вот будь он сам лордом, то оберегал бы умных людей, которые не могут постоять за себя. Построил бы какой-нибудь богатый дом разных наук для них, выдавал щедрое жалование, ездил по королевству и сам набирал туда молодых талантливых мальчишек.

Но вот сиру Роману Валерьевичу не нужна была защита или покровительство. Он пользовался одинаковым уважением, как и людей сира Руслана, так и у худых законоотступников. И воля старца была непреклонна: они проследуют к Проклятой лощине, где и состоится решающая битва, и исход станет предопределен. Еще Фергус слышал что-то про телепатический процессор, шлем, человека, не прошедшего сеанс, но большого значения подобным словам не придавал. Чужеземцы с самого первого дня несли всякую околесицу, Войл уж давно привык.

Тем более, дел хватало. Это господин с леди, наверное, думают, что в путь — значит, сели на лошадей и поехали. А сколько всего надо собрать и приготовить, чтобы в дороге не нуждаться? Только один Фергус и знает, одному Фергусу все надо. Халиль вон сел, полы халата подобрал — вроде и собрался. Помогать не помогает, даже, если попросишь.

Полночи стражник бегал, собирался. Все-таки задремал на повозке, обложенный со всех сторон вещами, пока господин не разбудил. Остальные только-только вставать начали, деревня принялась нехотя и лениво просыпаться: скрипеть дверьми, шуметь льющейся холодной водой, греметь грубыми мужскими голосами.

Потихоньку стали появляться и робкие жители Горы Богов, с испугом озирающиеся вокруг. Некоторые уже собрали поклажу в большие узлы, другие ставили на телеги клетки с домашней птицей — сир Руслан выделил им трех лошадей, остальные слонялись без дела. Лишь Игорь сидел прямо на земле, опершись боком о стену дома. Лицо его выражало крайнюю степень злости, а руки то и дело сжимались в кулаки.

Фергус отвернулся, злоумышленник был ему не интересен. Сделать он ничего не сможет, за всеми обитателями Горы Богов присматривало двое могучих людей сира Руслана, а у Войла и так времени почти не осталось.

К моменту, когда все проснулись, умылись, позавтракали, стражник лорда Лейтли закончил самые последние приготовления. Теперь все, бережно собранное, уместилось в одной повозке. Халиль было собрался взобраться на нее, но Фергус согнал его, памятую о беспокойных руках хазарца и его свободной совести.

— Фергус, это все наше? — изумился сир Иллиан, увидев повозку.

— Да, ваша светлость, — подтвердил стражник. — Все веши и кое-что из того, что может пригодиться?

— Кое-что? — лицо лорда выглядело удивленным.

— Дорога предстоит не близкая, до Проклятой лощины больше недели пути. Всякое может понадобиться.

— Я смотрю конечный пункт нашего назначения уже ни для кого не секрет, — подошла леди Хелен. Выглядело она значительно бодрее, хотя болезненная худоба все еще бросалась в глаза. Фаворитка повернулась к лорду. — Ваня вроде просил не распространяться.

— Я молчал.

— Люди сира Руслана говорили между собой, а я услышал, — принялся оправдывать лорда Фергус.

— А что они еще говорили? — с хитрецой посмотрела на стражника леди Хелен.

— Да больше ничего. Они сами не знают, зачем возвращаться в лощину, если на хвосте войско короля. Они говорили, что таким образом мы сами загоним себя в ловушку.

— Никто ничего не знает, — покивала головой фаворитка, как бы соглашаясь с Войлом. — Кроме этого Руслана и Романа Валерьевича.

— Мы можем не участвовать в их планах, — ответил ей сир Иллиан. — Уедем от них, я договорюсь с Ива… Айвином и Русланом, они дадут нам двух лошадей.

— Сир… — обиженно произнес Фергус.

— Трех, трех лошадей, — Лейтли посмотрел в сторону хазарца. — Даже четырех, если Халиль захочет присоединиться.

— И что мы будем делать? — спросила леди Хелен. — Как я поняла, мальчишка объявил тебя вне закона. Будем бегать по королевству, в надежде, что нас не поймают? Со своими уж всяко лучше.

Сир Иллиан хотел еще что-то сказать, но не успел. Раздался тревожный металлический гул, потом снова, и снова. Фергус вспомнил, что в предыдущий визит на Гору Богов так звали обедать, но теперь у железной пластины стоял сир Руслан, держа в руке молот сира Айвина.

— Спасибо, держи, — бросил он ручник обратно полубогу. — Итак, минутку внимания. Собственно, я скажу то, что вы и так знаете. Отныне больше нет никакой деревни телепатов, все обладающие телепатическими способностями уйдут отсюда. Вы будете жить среди простых кантийцев. Вместе или отдельно, уже вам решать. Тем, кто вновь примкнет к Канторовичу, а я думаю, найдутся и такие — следующая наша встреча станет последней. Я дал шанс уйти тем, кто захотел. С остальными церемониться не буду.

Люди сира Руслана и путники с таинственным Вегласом без приказа выстроились в две широкие линии. После того, как Мёнемейстер закончил говорить поток беженцев хлынул сам, будто только и ожидая, когда над плато повиснет тишина. Фергус с его светлостью, леди Хелен и задумчивым Халилем стояли в самом конце строя. Обитатели Горы Богов шли, опустив головы, сгорбленные под поклажей. Другие шествовали у лошадей, держа их за поводу, оборачиваясь изредка на телеги и тоже стараясь лишний раз не смотреть на своих обидчиков. И снова лишь Игорь выделялся на общем фоне.

Худой мужчина с дурным именем стоял на месте и улыбался. Несколько соплеменников пытались взять его под руку, увлечь за собой, но тот лишь яростно отмахнулся.

— Пойдем, у него совсем уже крыша поехала, — сказал наконец один из законоотступников и на Игоря перестали обращать внимания.

А он все стоял и смотрел, на всех и каждого одновременно, как дурной портрет, от которого не спрятаться, как бы ты не метался по комнате. Фергус видел такие в доме Эейзенгеров, прежде чем ему отказали в службе. Один из людей сира Руслана толкнул Игоря в спину и злоумышленник наконец пошел, медленно, плетущимся шагом, то и дело трогая рукав и заглядывая каждому в лицо. Он силился сказать нечто обидное, насмешливое, но каждый раз в самый последний момент останавливал себя и продолжал свое шествие.

Фергус с замиранием сердца смотрел на этого странного человека, может действительно повредившегося рассудком после всех злоключений, выпавших на его долю. Войла не покидало смутно беспокойство, точно от Игоря исходила опасность, сдерживаемая под озлобленной маской потерянного в этом мире существа.

Наконец злоумышленник достиг и их. Они со стражником лишь мимолетно встретились взглядами, и в следующую минуту Игорь уже смотрел на лорда Лейтли с леди Хелен. Губы его гневно сжались, будто в них он внезапно увидел причину всех своих бед, их он мгновенно проклял и обвинил, без права последнего слова. И Фергус понял все.

Игорь со звериным рыком прыгнул в их сторону, задрал рукав до самого локтя и блеснул сталью. Нападающий сам удивился, как быстро его кинжал достиг цели, но вопреки ожиданиям оружие поразило не крепкий торс его светлости или исхудавшее тело леди. Рукоять впилась до самого хвостовика в бок Фергуса, попытавшегося перехватить руку законоотступника.

Игорь захохотал, утирая окровавленной рукой лицо, смеялся, плеская на окружающих своим безумием, смотря в тающие глаза Войла, пока его не швырнуло в сторону, хрустя позвонками и суставами. Он умер почти мгновенно, став жертвой гнева сира Руслана, вытянувшего руку вперед с выступающими на ней венами.

Войла подхватило несколько человек, и земля перевернулась, точно корабль, потерпевший кораблекрушение. Пред стражником предстало холодное чужое небо с длинными вспухшими облаками, а потом появилось лицо господина. Побледневший сир Иллиан горячо и много говорил, размыкая и смыкая сухие уста, его руки теперь тоже были в крови, его, Фергуса крови. И тогда стражник подумал, как же хорошо, он умирает. Как же все вышло бесмысленно и благородно одновременно, именно так, как он когда-то хотел.

— Я благодарен судьбе и Трем Богам, — тихо сказал он. Во рту стало непривычно сухо и каждое слово давалось с большим трудом, словно, чем больше он говорил, тем больше жизни из него вытекало. — Благодарен, что мне удалось послужить вам…

Лорд закричал что-то, стал бить его по щекам, трясти, но Фергусу было очень трудно смотреть на него. Вспухшие, лениво тянущееся прочь обитатели неба звали его, теперь он должен был стать одним из них. И сил противиться больше не было.

Фергус Войл, стражник его светлости лорда Виргирдских земель Иллиана Лейтли вздохнул в последний раз и умер.

 

Обратный путь

Фергуса Войла, у самого края плато Горы Богов, с которого открывался вид на все дальние земли, хоронил лично Ил. Сам копал могилу, повязывал глаза мертвому стражнику и сдвигал камешки в честь Трех Богов. Роман Валерьевич посоветовал ему погрести стражника подальше от деревьев и построек, хотя Турову и показалось, что лорд не вполне услышал старика. Лейтли никто не торопил, напротив, Руслан при Ване сказал своим, что отправление переносится на вечер.

Игоря телепаты похоронили в сторонке, стараясь особо не попадаться на глаза, чтобы не нервировать и без того угрюмых кинетиков. Кто-то даже срубил крест, другой негромко, будто стесняясь, произнес молитву. «Ученые, а в Бога верят», — размышлял о парадоксальности произошедшего Туров.

Первую половину дня он провел около рыдающей Лены. Оказалось, даже циничного и стервозного квика можно выбить из своего привычного амплуа. Но потом Ленка все же взяла себя в руки и буквально прилипла к Илу, теперь молчаливому и мрачному лорду. Казалось, в самом Лейтли что-то надломилось, будто он успел привыкнуть к этому нескладному сообразительному парнишке, годившемуся по возрасту бывшему рыцарю в сыновья.

Ивану и самому было жалко Фергуса, хотя это чувство сильно разбавлялось невозможностью поверить и осознать случившееся. Только-только Войл с важным видом проходил мимо, с красными от недосыпа глазами и обеспокоенный различными хлопотами, а теперь его остывшее тело лежит в земле. Будто кто-то невидимый решил, что тот свет, который Фергус давал миру, больше не нужен. Щелк, и переключил тумблер.

И ведь не сказать, что Туров не видел до сих пор смертей. Видел, достаточно. И многим сам был причиной. Никто не скажет, что они ему дались легко. Но вот именно та нелепость, при которой погибли два человека — за что умерли, почему? — наводила на философские размышления. Ивана охватил мерный поглощающий сплин, выбираться из которого ему не хотелось.

Он некоторое время бродил вокруг, пока случайно не приткнулся к Руслану, сидевшему в таком же грустном молчании рядом с Романом Валерьевичем. Почему-то с ними Иван почувствовал себя легче, будто они испытывали сейчас то же самое, а может и по другой причине — ни Меренков, ни Яникеев не перешептывались о случившемся, опасаясь вдруг повысить голос.

— Значит трое, — голос Руслана заставил Турова вздрогнуть. — Всего трое?

— Уже нет, остался один, — ответил Роман Валерьевич.

— И вы, профессор, конечно, не скажите кто?

— Конечно, не скажу, — кивнул ясновидец. — От этого зависит будущее. Ваше знание добавляет слишком много вероятностей развития дальнейших событий. И не факт, что в результате него не погибнет больше людей. Я выбрал худшее из зол.

— Но вы можете сказать, кто это не будет?

— Это то же самое, что и намекнуть, кто умрет. Знаете на что это похоже, Руслан Рашидович? Когда нападает толпа на человека, а он достает пистолет. И все знают, что там всего лишь один патрон. Всего один, а их вон как много. Но никто не решается ударить первым, потому понимает — тогда пуля достанется ему. Может, я немного примитивно объясняю, но так оно и есть. Только толпа это мы все, будущее — тот самый человек, на которого напали. Понятно?

— То есть, залог успешной реализации вашего плана — неведение окружающих?

— Именно так, — согласился Роман Валерьевич. — Сохранение всех исходных данных, как я это называю.

— Ладно, а что до второй части плана?

— И тут все тоже без изменений, Руслан Рашидович. Нам по-прежнему будет нужен сильный телепат.

— Вы меня извините, но мы же сами всех понизили, — вмешался Туров. — Вдобавок эти телепаты, как Игоря похоронили, так ушли сразу. Надо тогда вернуть. Подождите, а зачем вам телепат?

— Только телепат победит телепата, — загадочно сказал Роман Валерьевич. — Так будет.

— С чего вы взяли? Нас почти десять кинетиков, он не сможет физически залезть в голову к каждому. Без проблем его вынесем…

— А что, если он спрячется среди королевского войска? Или вы, Иван Сергеевич, будете «выносить» всех подряд? — Роман Витальевич не сказал в открытую, что Ваня дурак, но чувствовал себя Туров именно так. — Конечно, можно было бы использовать вашу знакомую, Елену Григорьевну. Квик, да еще с защитой от телепатии, практически стопроцентный успех на победу.

— Но…

— Но Елену Григорьевну вывели из игры. Восстанавливать силы она более двух недель. Видимо, Михаил Эммануилович действительно ее опасался.

— И сражение произойдет раньше, чем по прошествии двух недель? — догадался Туров.

— Раньше, — кивнул ясновидец. — Поэтому и будет нужен телепат. Понимаете, когда один телепат вторгается в сознание другого, это не проходит бесследно. Подобное можно сравнить лишь с дуэлью снайперов в разрушенном Сталинграде. Это своего рода блик оптического прицела на солнце, противник тебя сразу заметит.

— То есть, когда Канторович полезет в голову нашему телепату, тот заметит его посреди тысячного войска?

— Именно, Иван Сергеевич, именно. Все довольно просто.

— Но как он сообщит нам, если, к примеру, Канторович возьмет верх над ним?

— Никак. Это будет битва двух умов, битва двух телепатов.

— Профессор, но я возвращаюсь к тому, что сказал. Где мы теперь возьмем телепата? Догонять их?

— Не беспокойтесь, Иван Сергеевич. У нас будет свой телепат. В свое время он будет.

Уходили почти затемно. Иван подумал, что логично было бы переждать ночь и отправиться в путь утром, но вряд ли кто теперь хотел оставаться в пустой деревне, рядом со свежими могилами. Иллиан не прощался со своим бывшим стражником и не стоял молча у места его захоронения. За все время своего путешествия, Иван выяснил, что скорбеть по покойникам после их погребения, значит поддаться влиянию Проклятого, Темного Бога, отвергнутого Тремя Богами. Чтить и славить мертвецов — это сколько угодно, но плакать о них — ни-ни.

Этот обычай был одним из немногих, который Иван одобрял. Смерть — лишь продолжение жизни. Хотя часто бывает, что и не твоей. Но какая по сути разница? Вот Ил, кровь земли кантийской, выращенный на почтении Трем Богам, похоронил Фергуса с почестями, которых удостаивается не любой воин, но не проронил ни слезы. Потому что в его мире так было должно.

Ленка другой случай — весь день ходила с красным лицом и распухшим носом, хотя в открытую, конечно, не ревела. Вот ей бы хоть немного выдержки и смирения лорда Лейтли.

Хотя это все лишь рассуждения. Турову самому, когда он проходил мимо могилы, стало тяжело дышать и сердце сжалось в груди. Перед глазами встало лицо Фергуса, деланно серьезное, постоянно обеспокоенное, ведь он еще совсем мальчишкой был. Иван сжал зубы, словно лошадь, стараясь перекусить невидимые удила, и отвернулся.

Теперь на плато остались лишь Кристиан — мальчик-ясновидец, которого нашел Роман Валерьевич, сам профессор и Кейн Нотаниэль. Последний держал в руках зажженный факел.

— Давай, Кейн, — негромко сказал профессор. — Теперь можно.

Нотаниэль робко озираясь, будто ожидая поддержки наблюдающих за ним, пошел к самому дальнему дому. Немного поколебавшись, он ткнул факелом куда-то под крышу и подождал, пока огонь нехотя перешагнул и обнял сухое дерево. Повалила сначала тонкая струя белесого дыма и воздух вокруг строения пошел тонкой рябью.

Турову почему-то вспомнилось «Окно». Также вокруг все плавилось, только, конечно, огня не было. Увидит ли он снова когда-нибудь «Окно»? Вернется ли домой?

Кейна охватило лихорадочное возбуждение. Нотаниэль бегал с большими радостными глазами, в которых плясало еще более горячее пламя, чем вокруг, и поджигал все новые и новые строения. Иван знал историю этого кантийского мужичка, бывшего разбойника, внезапно поверившего и увидевшего наяву Трех Богов. Турову, как и Роману Валерьевичу казалось довольно логичным, что обитель пришельцев должен был разрушить именно он.

Спустя четверть часа вся деревня оказалась объята огнем. Жар становился все сильнее, сполохи, точно огромная армия, охватывали все новые и новые объекты. Путники невольно отошли к самому краю плато, где покоились на небольшом расстоянии друг от друга внезапные враги, а теперь просто соседи — Фергус и Игорь. Это был конец. Огонь не насытившись легко поддавшимися его влиянию домами, теперь пожирал траву и деревья, которые сопротивлялись и дымили из последних сил.

Руслан махнул рукой и отряд тронулся. Развернулся и стал спускаться по опасному склону, неторопливо и робко. Иван поразился внезапно произошедшей перемене. Только было так светло, что глазам было больно, а теперь наступила кромешная тьма, обнявшая каждого, шепчущая вздорные слова, сильная в своей лжи и мрачном великолепии. Те немногие факелы в руках кинетиков не в силах были ее разогнать, и лишь еще больше показывали насколько она могущественна.

Иван в очередной раз обернулся посмотреть на гору и сам испугался увиденного. Гора Богов будто ожила после тысячелетней спячки и теперь грозно взирала своим единственным сауроновским оком, отыскивая того глупца, что ее разбудил. Туров подумал, что такой отсвет виден, наверное, издалека. Его заметят и уходящие в новую жизнь телепаты, и шагающее навстречу грозной битве войска Эдвара, и хитрый лис Канторович. Пусть посмотрит, засранец, что они сделали с его горой.

Спускался отряд намного дольше, чем в тот раз, когда их с Илом вел Игорь. Конечно, тогда они и торопились, к тому же не приходилось опасаться, как бы не свалиться вниз. Для Турова спуск показался целой вечностью.

А вот внизу внезапно произошла остановка. К удивлению Ивана Кейн Нотаниэль покидал их. Конечно, он не бог весть какой боец, но все же был вроде как с ними, то есть своим. Роман Валерьевич, вопреки ожиданиям Турова не пытался убедить кантийца остаться, а наоборот, давал напутствия. Казалось, они все уже решили давным-давно.

— Не иди через главый тракт, — говорил профессор. — И через Виргирдские земли тоже, там люди короля.

— Ну это, чего тогда, лесом что ли?

— Лесом, — согласился профессор. — В столицу не заходи, держись побережья, пока не добреешься до Ситерона. Покажешь меч своему тестю, он решит, что с ним делать. Тот тебя не обидит, у него живет твоя дочь.

— А жена? — Кейн на мгновение напрягся. Туров даже в ночи увидел напряженные морщины на его лбе.

Вместо ответа Роман Валерьевич лишь отрицательно покачал головой. Нотаниэль не стал задавать лишних вопросов, лишь утер нос и слишком быстро захлопал глазами. Секунд десять ему хватило, чтобы взять себя в руки.

— Ладно, значит ну это, в Ситерон, да? Малец, пойдешь со мной? — повернулся Кейн к Кристиану. — Тебе же полагается золотой с продажи меча.

Мальчик-ясновидец отрицательно покачал головой, но подошел и обнял Нотаниэля — опустив голову и прижавшись к его груди, как обнимают только дети. Кейн чуть не расплакался второй раз, поэтому отстранил от себя Кристиана и принялся заматывать ножны в грязную тряпку.

— Ну это, удачи вам во всех начинаниях, сиры. И вам… Руслан.

Яникеев подошел и без лишних слов пожал Кейну руку. Нотаниэль кивнул и зашагал прочь. Он не оглядывался, не искал взглядов смотрящих на него людей. Кантиец просто растворился в ночи, будто его никогда не существовало.

Когда отряд продолжил свой путь Туров подошел к ясновидцу.

— Роман Валерьевич, почему вы его отпустили? Почему он вообще ушел?

— Потому что ему надо было идти. Вы разве не слышали, Иван Сергеевич, у него дочка? Кейн неплохой человек, он любит ее. Это все, что у него осталось в этой жизни… Вы, наверное, хотите спросить, почему он ушел именно сейчас?

Туров кивнул.

— Потому что дальнейшее не его заботы. Он поставил точку в делах с так называемыми Тремя Богами, сжег свое прошлое и живет дальше. Это самое малое, что я мог для него сделать… Я не прошу понять его или меня, просто так иногда бывает. Жизнь не всегда логична или последовательна. Она просто берет и делает. И простите, Иван Сергеевич, сейчас мне надо поговорить с вашим другом. А то все время не выпадает.

— С Илом? — удивился Туров.

— Да, с сиром Иллианом, — согласился профессор.

Лейтли шел пешком, держа под узды лошадь — все же тропа хоть и была широкой, но все еще оставалась достаточно каменистой и опасной для верховой езды. Рядом, взяв лорда за руку, шагала Лена, вопреки обычной себе, молчаливая. Профессор подошел к ним сзади и дотронулся до плеча Ила. Иван, не успевший отстать, невольно стал свидетелем разговора.

— Сир Иллиан, я бы хотел с вами поговорить.

— Мне что, уйти? — с вызовом спросила Лена.

— Нет, Елена Григорьевна, вас это тоже касается. И вас, Иван Сергеевич, в какой-то мере, — обернулся профессор на Турова и махнул рукой, приглашая присоединиться. Ваня подошел ближе, но все же остался позади Романа Валерьевича, пойти всем вместе не позволяла дорога. — Я хотел поговорить о вашем… нашем будущем.

— А вот с этого места поподробнее, — ухмыльнулась Лена.

— Понимаете, нам нужен телепат…

Роман Валерьевич в общих чертах пересказал недавний разговор с Русланом, при котором присутствовал Туров. На протяжении рассказа лицо Лены выражало то опасливое недоверие, то насмешливую снисходительность. Когда профессор закончил, квик заговорила тут же.

— Есть одно но, Роман Валерьевич, люди с защитой от телепатии также чувстуют попытку проникнуть в разум, как и сами телепаты. Я могу выступить, как приманка.

— Не можете, Елена Григорьевна. Мы сможем использовать вас, как радар, но какой с этого толк? Битва будет один на один, чтобы Канторович не влез еще кому-нибудь в голову. А восстанавливаться вы будете еще ни одну неделю.

— Я не совсем понимаю, к чему вы ведете.

— Нам нужен телепат. Свой, максимально быстро. Шлем у нас есть, процессор тоже, остается человек, не прошедший Сеанс. Как вы знаете, при наличии одно способности развитие второй невозможно. Я ясновидец, вы, Елена Григорьевна — квик, Иван Сергеевич — психокинетик, Руслан Рашидович и его люди кинетики.

— Костя — магнетик, — заметил Иван.

— Для общей оценки ситуации это не важно, — отмахнулся профессор. — Нам бы мог подойти Кристиан, но у мальчика уже есть очень сильные способности к ясновидению. Они врожденные и развиваются очень быстро. Поэтому он отпадает.

— Но тогда, — догадалась Лена, — остается только…

— Поэтому я и обратился к сиру Иллиану, извините уж, не знаю, как вас по батюшке. Вы наш единственный шанс на победу. Собственно, если честно, вся вероятность этой победы и исходит из того, что именно вы вступите в схватку с Михаилом Эммануиловичем.

— Я пойду на все, чтобы остановить этого человека, — нахмурившись, сказал Лейтли. — Я не прощу ему того, что он сделал с Леной. К тому же, он управляет молодым королем, а это еще опаснее.

— Не уверен, что именно управляет, — не согласился профессор. — Скорее манипулирует. Видите ли, вряд ли он сделал из него свою марионетку. Это требует больших усилий, Михаил Эммануилович в конце концов же иногда и спит. Скорее, он убедил короля Эдвара каким-то образом. Но это все не столь важно…

Роман Валерьевич на минуту задумался, откинул со лба прядь седых волос и вкрадчиво посмотрел Илу в глаза.

— Я хочу предупредить о другом. Вы должны понимать, сир Иллиан, что идете на большой риск. Мы попробуем сделать из вас десятку. Телепата последнего уровня, только тогда есть шанс на успех. А это…

— Сумасшествие! — чуть ли не завопила Лена. — Никто никогда не повышался до десятки с первого раза.

— Вы правы, Елена Григорьевна, — согласился профессор. — Семерка — максимум, до которого мы доходили. Десятку получали при повторных Сеансах, да и то не все. Поэтому я и говорю, если вы готовы, сир Иллиан, пойти на подобный риск…

— Молчи, Ил, — рявкнула Лена на открывшего рот лорда. — А скажите, профессор, вы же видели будущее, скажите, с ним все будет в порядке? Нет, не надо всяких экивоков. Просто скажите — да, и я слова больше не скажу. Я же знаю все, о чем вы говорили — трое. Трое умрут, — Туров смущенно опустил голову, сказал же ей на свою беду. — Фергус — раз, Игорь — два, а кто третий? Может Ил — та жертва, которую вы готовы принести ради всеобщего мира?

— Я не могу вам дать утвердительного или отрицательного ответа, — виновато развел руками Роман Валерьевич. — Любое мое неосторожное слово о будущем может изменить вероятность того, что произойдет. Я действительно знаю, что будет с сиром Иллианом, но не могу сказать вам этого.

— Тогда идите вы…

— Лена, помолчи, — голос Лейтли остановил квика от бранного слова. — Ты знаешь, как я люблю тебя. Но сейчас за меня ты решать не будешь! Речь идет даже не столько о нас с тобой, сколько обо всем королевстве. Моем родном королевстве.

— Речь идет о нас с тобой, дубина ты стоеросовая, — брызнули слезы из глаз квика. — Неужели ты не понимаешь?

— Ты знаешь, что ради тебя я готов отказаться даже от своего титула. Но не проси меня о том, чего я не смогу сделать.

В глазах Иллиана блеснула холодная сталь. Туров мог бы поклястся, что никогда раньше не видел ничего подобного в своем товарище. Лейтли, старый покладистый конь Лейтли, который все время безропотно плелся по своей борозде, вдруг взбрыкнулся и показал «хозяину» зубы.

— Итак, Роман Валерьевич, — голос лорда слегка дрожал, но выглядел он относительно спокойно и старался не смотреть на Лену. — Я понимаю, что речь идет о моей жизни, но все же я согласен. Согласен стать телепатом…

 

Его светлость… телепат

До вечера было еще далеко, но над лощиной уже сгустилась тьма. Будто по воле единственного Проклятого Бога — Темного — как попросту его называли в народе, небо укуталось в непроницаемый сизый саван грозовых туч. Ветер трепал сочную изумрудную траву у самых ног Кристиана, робкие застенчивые капли только-только начинали падать с неба, хотя вдали уже вовсю грохотало.

Они стояли вдвоем с учителем у самого обрыва. Позади слева спешивался и входил по одному в запутанный рукотворный лабиринт их отряд, поэтому время полюбоваться лощиной еще было. Дамна больше всего удивляли яркие желтые огоньки внизу, точно в одном месте собралось множество светляков. Только вот словно жуки застыли на одном месте, не перемещаясь и не потухая. Странный это был свет. Веглас говорил, что это называется эйликтричейство — оно появляется из рек, рассказывал о «гидрагейнераторах» и прочей черной магии.

О гидрах Кристиан слышал. Но то были сказки, рассказываемые южными моряками — о чудовищах с двенадцатью головами, что обитают в морях. Бурная речка, по-змеиному изогнувшаяся внизу, конечно на море похоже не была, но Дамн решил, что к ней все равно не подойдет. Может, конечно, и сказки, но если уж Веглас упоминул о чудовище с дюжиной голов, которое дает странное эйликтричейство, то лучше поберечься.

Но огни, конечно завораживали. Кристиан видел много деревень, вот так, сверху. Взять тот же самый Рюген, хотя его все же можно было с натяжкой назвать городком, но все равно — вечером горит там несколько окон, смотришь — почти мертвым мертво вокруг, да и отблеск слабый, вот-вот потухнет. А тут… Какую-то тайную силу источали эти яркие желтые огни, звали к себе, будто насмехаясь над твоей слабостью. Все-таки чувствовалась черная магия, порожденная гидрой.

— Битва будет не здесь, а наверху, — сказал внезапно Роман Валерьевич.

— Я знаю… Видел.

— Ты теперь заглядываешь так далеко? — неподдельно изумился Веглас.

— Да, это трудно, но я учусь, — кивнул Кристиан. — Как вы говорили, предельная кон-цен…

— Концентрация, — помог закончить учитель. — Я виноват перед тобой, я совсем забыл про тебя, мой мальчик. Перестал заниматься тобой, а ты видишь, перескочил внезапно через несколько ступеней.

— Не надо так говорить, Роман Валерьевич. Все, чего я достиг только благодаря вам. Не встреть я вас, до сих пор был бы Дамном, скитающимся по королевству.

— И ты… ты видел…

— Видел, — сразу понял, что не захотел или не смог сказать учитель. — Я видел Грядущее. Не одно, а все Грядущие, что могу произойти. И понимаю, почему вы ведете нас именно по этому пути.

— Тебе предстоит стать великим ясновидцем. Более сильным, чем я. Ты вернешь их всех, — Веглас махнул рукой в сторону отряда, — в родной мир.

— И не вернусь?

— Все зависит от тебя. Так далеко не могу смотреть даже я. Ты же знаешь, мы сами выбираем то Грядущее, которое хотим. Просто не все знают, что можно выбирать.

Кристиан кивнул. Он сам стал понимать это совсем недавно, хотя свои мысли произнести вслух не мог. Это у учителя получалось говорить о сложных вещах просто. Великий дар. Наверное, даже более великий, чем презднаменование Грядущего.

— Роман Валерьевич, я видел еще кое-что.

— Говори, — наклонил свою седую голову к нему учитель.

— Я видел сира Иллиана. Видел, как он изменится после… после Сеанса.

Веглас опустил глаза и пригладил правой рукой свою куцую бородку.

— Так вы знаете, знаете об этом, — догадался Кристиан. — Знаете, что с ним произойдет, но все равно попросили его…

— Кристиан, тут все не так просто, — взял Дамна за плечи учитель. — Само явление телепатии, так сказать, пагубно влияет на человека. Я не знаю, с чем это связано. Но люди с дрянным характером, превращаются в откровенных подонков, подонки в отъявленных мерзавцев. Ты много слышал о Канторовиче, думаешь, он всегда была таким? Тишайший человек, Кристиан. Из хорошей еврейской семьи, с отличным воспитанием и образованием.

— То есть, и сир Иллиан станет таким? — пропустил Дамн мимо ушей незнакомое слово «еврейский».

— Нет, что ты… Вернее, это зависит только от него. Телепатия действует не только на тех, к кому применяется, но и на самих носителей. Она словно встряхивает хорошенько голову и вся мораль, запреты, табу перемешиваются с нормами и устоями. Человек начинает думать, что все это в порядке вещей. Даже самое жестокое преступление. Но с сиром Иллианом все не так просто. Все телепаты с Горы Богов, за исключением, может быть, покойного Виктора Павловича, и до Сеанса были не самыми честными и порядочными людьми. Многие шли по головам, чтобы попасть в отдел телепатии. Но вот сир Иллиан… Он много видел несправедливости, хлебнул горя. Руслан Рашидович достаточно рассказал мне о нем.

— Но я видел…

— Ты видел лишь просыпающееся в нем зло, — перебил его Роман Валерьевич. — Оно есть в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше. Но мы же не становимся все злыми. Все зависит от того, сможет ли его светлая, добрая сторона одержать верх.

— Вы думаете он сможет?

— Я верю в это, Кристиан, — сказал старик. — Иначе никогда бы не предложил ему стать телепатом. Убрать одного тирана и создать другого — я же не глупец. Пойдем, а то опоздаем и пропустим самое интересное.

— Что пропустим? Я не смотрел в сегодняшнее Грядущее.

— О, сейчас Ивану Сергеевичу будут бить лицо.

Учитель оказался прав. Впрочему, как и всегда. Нагнали они отряд у самого выхода из лабиринта в Проклятую лощину. И, по всей видимости, пропустили все интересное.

Сир Айвин, или Иван Сергеевич, как называл его Веглас, лежал на земле, даже не пытаясь подняться, и лишь легонько двигая пальцами подбородок — проверял, сломана челюсть или нет, понял Кристиан. Здоровенный незнакомец, зло буравя взглядом упавшего, лишь потирал кулак. Лорд схватился было за рукоять меча, но сир Руслан лишь спокойно накрыл его руку своей огромной пятерней.

— В расчете, — сказал незнакомец и помог сиру Айвину подняться. — Ты меня молотом вырубил.

— А, тогда понятно, — протянул сир Айвин, все еще ощупывая челюсть. — Я даже не сразу сообразил.

— Женя, — протянул руку здоровяк.

— Ваня, — ответил ему сир Айвин.

Кристиан ожидал, что сейчас остальные, стоявшие за плечами могучего сира Жени, тоже по очереди начнут бить полубога, а тот будет жать им руки, но обошлось. Сир Руслан наконец убрали ладонь с руки лорда и рукоять глухо ударилась о ножны. Ситуация разрядилась сама собой.

— Да не три, не сломал, — сказал сир Женя сиру Айвину. — Я вполсилы бил, без кинетизма. Без фанатизма, то бишь.

Здоровяк хохотнул, его поддержало несколько человек, сам сир Айвин осторожно улыбнулся. Он, увлекаемый новым приятелем, пошел вниз, следом потянулись все остальные.

Сама деревня несколько разочаровала Кристиана, по размеру она уступала поселению на Горе Богов, хотя дома были похожи на те, что сгорели, как братья-близнецы. Места здесь было вдоволь, поэтому избы, а Роман Валерьевич называл деревянные хижины из тесанных бревен именно избами, стояли по обе стороны черной изрытой дороги. Земля здесь высохла, потрескалась, ступишь на нее — поднимутся клубы пыли. Кристиан прикинул, как развезет дорогу после надвигающегося дождя. Потом глянул в Грядущее, собрав всю свою волю и внимание вокруг черной полосы, тянущейся дальше, к речке, так и есть, развезет.

Деревня ожила, долгое время томившаяся в ожидании большей части своих обитателей. Железнотелые мужчины распрягали лошадей, в одиночку отвозили повозки в сторону, заносили в дома вещи. То и дело им навстречу попадался крепкий, но вместе с тем несуразный человек, опирающийся на два костыля. Он постоянно всем мешался, попадался под ноги, пытался за что-нибудь схватиться и тотчас его обругивали словами, значения которых Кристиан не понимал. Дамн лишь разобрал имя недотепы — Сник.

В конце концов, его прогнал сир Руслан, вышедший за Вегласом, чтобы пригласить к ужину. О Кристиане речь не шла, хотя по странному слову «ясновидцы» Дамн понял, что разговор идет не только о Романе Валерьевиче, но и о нем. Дождь уже стал накрапывать все сильнее, поэтому предложение было принято без всяких препирательств. На пути к деревянной хижине Кристиан заметил маленький, ничем не примечательный домик. Если бы он не видел в Грядущем и не знал, что это, то никогда не догадался. Но он видел и знал…

В дальнем доме, не таком уж большом и скудном на обстановку сидели все знакомые лица — сиры: Айвин, Иллиан, Марат, Костя и леди: Ольга и Хелен. Последние суетливо копошились возле стола, расставляя деревянные тарелки, изредка касаясь горячей жареной рыбы или еще хрустящего хлеба, и со смехом отдергивали руки.

Кристиан вдруг заметил для себя, что леди Хелен впервые улыбается со смерти Фергуса. Большую часть дороги она скорбно молчала, только потом Дамн узнал, что у нее произошла размолвка с сиром Лейтли, и лишь под конец пути немного развеялась. Что ж, хорошо. Нельзя скорбеть об умерших, то противно Трем Богам и самому разуму человеческому. Ничего полезного в горе и печали не познаешь, надо жить дальше, как бы тяжело не было.

Это леди Хелен думает еще, что ей непросто, а каково ему? Кристиан ведь на свою беду за день до смерти стражника заглянул в Грядущее. Заглянул и узрел. Каково ему было, никто не спросит? Хотел было все Фергусу рассказать, да потом передумал. Если уж учитель такое допустил, значит, тому и быть.

— Когда ж вы все успели? — спросил Роман Валерьевич, глядя на еду.

— Отправил Толю вперед перед самым ущельем, чтобы есть приготовили, да в доме убрались. Ну Толя, — стал объяснять сир Руслан, — здоровый такой.

— Ага, — заметила леди Хелен, — а остальные у солисты балета на диете.

Почти все рассмеялись, даже Веглас. Кристиан молча схватил жареную речную рыбу и вгрызся зубами в хрустящий бок. Так и не смог он до конца понять этих чужаков, хотя столько времени с учителем вместе провел.

Ели быстро и молча, особо и не до разговоров, когда в брюхе урчит. Кристиан сам жевал, да изредка поглядывал на людей. Он когда еще с Сетругладе, актером бродячим, недолгое время странствовал, тот и научил — как человек ест, такой он на самом деле. Вот, например, Веглас кушал неторопливо, вдумчиво — и в жизни такой был. Сир Руслан яростно жевал рыбу с закрытым ртом, взгляд не поднимал — закрытый человек. Сир Марат наоборот чавкал, опершись локтями о стол — прямой, чистосердечный. Леди Хелен помахивает рыбьим хвостом в одной руке, куском хлеба в другой, жует и смотрит на всех ужинающих — легкая, может даже ветреная. Женщина внезапно встретилась глазами с Кристианом и он, стушевавшись, уставился в свою тарелку.

— Ну, спасибо этому дому, — улыбнулся Веглас, заметив, что Кристиан уже отодвинулся от стола. — Руслан Рашидович, нам с Кристианом где свои кости бросить?

Дамн засобирался, все так же стараясь не поднимать головы. Сир Руслан лично вывел их из дома под оглушительные раскаты грома и протянувшиеся до неба бечевки дождя, точно море Великой Скорби взяли и перевернули, и теперь оно грозилось вылиться вниз. Перед тем, как захлопнуть дверь, Кристиан обернулся назад и увидел, что леди Хелен смотрит на него. Слишком пристально и серьезно для женщины с ее легким нравом.

Зайти внутрь ему не разрешили, все-таки кто он был — молодой мальчишка, хоть и ученик великого Вегласа всех ветров. Но Дамн не расстраивался. Все равно набились в крохотный дом, как северяне в Утес Гроз, друг другу мешаются, внутри даже дышать тесно. А Кристиан догадался около окошка встать. Стекло тут необычное, не в пример кантийскому, прозрачное, чуть замызганное правда, руками заляпанное, да все же разглядеть комнатку можно.

Иллиан, про себя решил Кристиан без сиров всяких и его светлостей лорда называть, все равно же не слышит, так вот, Иллиан сидел на самом странном троне, какой Дамн видел. На голову ему одели шлем-ведро со змеистыми ответвлениями, уходящими куда-то за спинку, руки стянули ремнями, прижав с такой силой к подлокотникм, что у его светлости побелели пальцы. Сам он выглядел неважно, его молотила крупная дрожь, хоть лорд и храбрился.

— Иллиан, вы готовы? — Кристиан подвинулся вправо и разглядел говорившего Руслана (думая о Мёнемейстере Дамн тоже решил опустить приставку сир, хотя и не без опаски). Руки у того были напряжены, кожа пошла буграми, в которых угадывались набухшие мышцы.

— Го…готов, — ответил лорд, запнувшись, видимо, из-за пересохшего горла.

Руслан принялся шевелить руками позади трона. Из-за его широкой спины Кристиану не было видно, чего там делает Мёнемейстер, но он понял — началось. Внутри загудело, страшно и гулко, будто ожил огромный спящий зверь. Дамн почему-то подумал о гидре, но постарался прогнать от себя эту глупую мысль. Маленький дом задрожал, как тяжело больной ребенок в припадке жара, и сквозь шум Кристиан услышал крик Руслана.

— Разгоняется. Сейчас должно потише стать.

И дрожь унялась. Не тотчас, не сию минуту, но спустя некоторое время от прошлой тряски осталось лишь легкое покалывание в пальцах. Только тише не стало. Внутри завопило, заскрежетало, засвистело — уже происходит, понял Кристиан.

Лорд в муках закатил глаза, его руки рванули вверх, но ремни их крепко сдерживали. Дамн зашептал молитву Трем Богам, ибо понял самое главное. У его светлости случился припадок. Самый настоящий, какой происходит у Проклятых детей Темного Бога. Только он случился не сам собой, а его вызвали… Руслан, Мёнемейстер черных душ, специально вызвал припадок.

— Все, хватит! — закричала леди Хелен. — Вы убъете его!

— Еще рано, — жестко ответил ей Руслан. — Остановимся сейчас, получим недоделанную пятерку. А потом снова накапливать энергию на Сеанс.

— Он прав, Елена Георгиевна, — положил ей руки на плечи Веглас. — Ему надо потерпеть…

Кристиан судорожно сглотнул. Потерпеть… Лорд скрежетал зубами, напрягался, пытясь вырваться, из-под шлема по вискам и шее тек пот — все его существо говорило, что терпеть дальше уже некуда. Дамн знал, если вовремя не остановить припадок, то сам человек может не справиться с ним. Похоронят тогда его светлость, не возложив на могилу трех камней — ибо умер от руки Темного Бога.

Иллиан глухо зарычал — то был уже не он, а звериная натура, жившая внутри лорда и не желавшая умирать. Слышал Кристиан, что еще до того, как люди стали верить в истинных Богов, думали они, что в каждом обитает животный дух, помогающий или причиняющий вред. Говорят, данелагцы хоть и приняли Богов (правда своих, не истинных), все равно мысли о звериной сути не оставили. Дамн, конечно, раньше с предубеждением относился к подобным сказкам, но теперь задумался — все ли, что отвергли жрецы Трех Богов, обозвав ересью, таковой и являлось.

— Руслан Рашидович… — тревожно обратился Веглас. Леди Хелен рыдала у учителя на спине, не в силах смотреть на мучения лорда.

— Рано, — сквозь зубы и почти не раскрывая губ, ответил Мёнемейстер.

Его светлость теперь уже весь затрясся, даже не пытаясь совладать со своим телом. Руслан стоял позади «трона», постоянно что-то трогая и посматривая на Иллиана. Не знай Кристиан, чем все кончится, то подумал — Мёнемейстер хочет убить лорда, однако даже Дамн понимал другое — сила Лейтли растет вместе с его мучениями. Конечно, она не проявится сейчас, или завтра, но, когда понадобится…

Лорда в последний раз тряхануло, и он затих, как затихает рыба на берегу, более не пытавшаяся добраться до воды. Леди Хелен бросилась к нему, думая, что случилось самое страшное, не замечая, как перестает дрожать все вокруг, как затихает шум в доме, как пододвигаются ближе все остальные.

Кристиан отодвинулся от окна и отер пот со лба. Хвала Трем Богам закончилось. Потом Дамн на минуту вспомнил свои видения о Грядущем касательно лорда Иллиана и подумал уже другое: все только началось.

 

Чужие мысли

Он двигался в кромешной тьме, с трудом находя дорогу, но свято веря, что идет в правильном направлении. Нельзя было различить тропу, деревья, птиц, реку, хотя Лейтли чувствовал ее огненные воды. Чувствовал, ибо не видел. Вокруг не вспыхивало ни одного сполоха света. Значит правда. В царстве Темного Бога не бывает солнца.

Иллиан на минуту с разочарованием подумал, что так и не помнит, почему умер. Хотя умер ли? Глупец, конечно, если уж оказался в королестве Проклятого Бога, то никаких сомнений нет. Теперь он тень, не более. Хотя еще нет. Ведь ему не удалось переправиться на другую сторону огненной реки. Значит пока его душа принадлежит Трем Богам, старшим братьям Темного.

А что, если… Что если вернуться? Вернуться в мир живых, туда, где осталась его возлюбленная. Иллиан мог поклясться своим титулом и стенами могучего Лейтлипорта, что ее здесь нет, ее не постигла участь лорда Виргирдских земель. Кто его остановит теперь?

Лейтли повернулся. На первый взгляд мгла была одинакова везде, но ему показалось, что впереди, наверху, поблескивает крохотный лучик света. Едва заметный, с игольное ушко, но он там точно есть. Иллиан полез к нему, касаясь каких-то осклизлых камней, веток, опавших и перегнивающих листьев. От этого руки сразу стали холодными, закоченели, налились неприятной тяжестью. Но чем ближе Лейтли был к свету, чем увереннее тот расходился в разные стороны, подминая под себя тьму вокруг, тем явственнее лорд слышал громкое многоголосье, жужжащее в том, другом мире.

Сначала это было спешное неразборчивое бормотание одного человека, словно лишенного Тремя Богами разума — так разговаривают дряхлые старики, потерявшие связь с окружающим миром. Но потом к нему прибавились другие голоса, моложе и настойчивее. Они не просто взывали к Иллиану, а что-то требовали от него, с той цепкостью и настырностью, на которую способны лишь уличные воришки, просящие мелочь, но в ту же самую минуту незаметно шаришие у тебя за поясом.

Лейтли закрыл глаза. Свет становился невыносимо ярким, опасным для взора, пытающийся выжечь глаза, но лорд чувствовал каждой частицей тела — да, да, тела, он еще жив, он не бесплотный дух — что идет в правильном направлении. Наконец голоса стали совсем отчетливыми — Иллиан узнал каждый из них:

— Не мог он умереть, не мог. Показатели были чуть выше нормы.

— Неужели я ошибся? Я не видел, не видел ту вероятность.

— Вот ведь, с…. Г…. Такие. Чего же они Ил с тобой сделали?

— Мда, походу Руса обделался. Загубил лорда.

Иллиан осторожно открыл глаза. Он сидел в странном деревянном кресле, все еще связанный ремнями по рукам и ногам, перед ним стоял бледный Мёнемейстер, озадаченный старый Веглас, суровый Иван, белокурый Марат и рыдающая Лена. Его возлюбленная Лена.

— Пожалуйста, помолчите, — взмолился он. — Не говорите все сразу.

— Ил, мы и не говорим, — ответила ему возлюбленная, кинувшись на шею.

И только тут лорд заметил плотно сжатые губы, встревожено переглядывающиеся лица и все понял. Он слышал их мысли, слышал, о чем думают все эти люди, чего боятся. Только… он не различил самого главного голоса для себя — голоса его любимой женщины.

— Иллиан, посмотрите на меня, — переключил внимание на себя Мёнемейстер. — Внимательно слушайте, что я скажу.

Все повернулись к Руслану. Сам Иллиан смотрел на его скуластое широкое лицо, узкие, будто сами собой шевелящиеся губы, и внимал.

— Попробуйте сконцентрироваться на мне. Отключить внимание ото всех остальных и думать только обо мне. Ну же!

Шум вокруг прекратился, голоса затихла, а Мёнемейстер продолжил, хотя губы его и не двигались.

— Теперь вы телепат. Не простой, судя по тому, как вы реагируете на происходящее — а десятого уровня. Точно вам сказать не могу, у меня очень старая техника. Вам надо научиться контролировать свои способности, нельзя расслабляться, иначе вы попросту сойдете с ума. Понимаете?

Иллиан кивнул. Лорд с запозданием понял, что разговор, происходящий между ним и главой «черных душ», для всех остальных остается недосягаемым.

— Хорошо, пока мы только смотрим. Не управляем, не подчиняем, просто смотрим. Если хотите, Иллиан, вы можете заглянуть в меня поглубже.

— Я не хочу, — ответил Лейтли. — Это…

— Неправильно, я понимаю вас, — подумал Мёнемейстер. Иллиану показалось, что он усмехнулся. — Вам все равно будет нужен подопытный. Поэтому… если вы не хотите сейчас, то можно будет попозже. Хорошо?

Иллиан осторожно кивнул.

— А теперь медленно выходите из моего сознания. Как бы вам сказать… Представьте, что снимаете сапоги, которые вам велики, но старатесь разуться без рук, а сапоги оставить именно на том месте, на котором стояли.

Лейтли живо вообразил эту картину, странную — зачем надевать обувь, если она тебе велика? — но все же сделал, как говорил Руслан. Он смотрел на Мёнемейстера, резко схватившегося за голову, и внезапно понял, что ничего не слышит. Все вокруг молчало.

— Нормально, нормально, — сказал Руслан, массируя себе виски. — Не идеально, но для первого раз нормально. Надо будет поработать над выходом, а то парацетамола не хватит. Но в целом держался внутри неплохо.

— У вас еще остался парацетамол? — удивился старик.

— Просроченный, но немного помогает.

— Прошу прощения, сиры, но быть может вы освободите меня? — вмешался Иллиан. — Или в моем дальнейшем заточении еще есть необходимость?

Иван с Маратом, не сговариваясь, одновременно бросились развязывать Лейтли, отчего и стукнулись головами. Потирая ушибленные места, они, каждый со своей стороны, щелкнули пряжками и ослабили ремни. Лейтли потер затекшие руки и освободил ноги сам.

— Ильчик, ты так меня напугал, — поцеловала его Лена. — Не знаю, что бы без тебя делала.

— Не здесь, не здесь, — засмущался лорд. — Я одного не могу понять, почему я слышал всех, кроме тебя.

— Глупенький. Я же говорила, у меня защита.

— … Скорее побочный эффект от действия антишлема. Признаться, эффект хороший, хоть и требующий дополнительной энергии при Сеансе.

— Получается, из-за защиты я не могу слышать ее мысли? — спросил Иллиан.

— Да, именно так.

Они прогуливались вдвоем с Русланом вдоль стянувшего серебристой петлей на солнце островка. Переволновавшаяся за день Лена уморилась и теперь мирно спала в деревне, все остальные готовились к скорому ужину, обсуждая богатое на события утро. Даже Иван был занят — «колдовал» над кадкой с водой, а Марат то и дело ему что-то подсказывал. Поэтому, когда Мёнемейстер предложил прогуляться и «обговорить некие детали», Лейтли не стал возражать.

— Как я уже говорил, у нас мало времени. И я понимаю вашу мораль и принципы, но в данном случае они не уместны, — Мёнемейстер говорил, не смотря на Иллиана. — Вам надо научиться управлять человеком, видеть его самые потаенные воспоминания, как хорошие, так и плохие.

— Не продолжайте… Я видел ее.

— Кого? — голос Руслана напрягся, а вены на шее вздулись.

— Женщину. Вы называли ее Кира.

— Но как? — Мёнемейстер выглядел растерянным.

— Когда я очнулся, то словно упал в яму. Только это была не пустая яма, в ней лежали разные обломки. Не знаю, как сказать правильно. Я словно ненароком заглянул в душу каждого, кто стоял там.

— Вы увидели страхи каждого?

— Не совсем. Понимаете, я видел, как… погибла ваша жена. Словно я это вы. Это было больно, я чувствовал все то же самое, пока был вами. Но, когда я очутился в Иване, то уже был другим человеком, с другими мыслями. Я превратился подростка, родители которого… не до конца понимаю слово разводятся?

— Расстаются.

— Да, я так и думал. Так вот, я чувствовал всю его боль, обиду, негодование.

— Значит, вы видели самые сильные эмоции, которые запомнил человек, может даже, изменили его. Все логично, счастливые момент не запоминаются так сильно и ярко, как трагические. Вы видели прошлую боль каждого из нас.

— Не совсем так, сир Руслан.

— Не называйте меня сир, — недовольно отмахнулся Мёнемейстер. — Что значит, не совсем так.

— Вы говорите, что я видел прошлую боль. Но это не так. Я видел еще и будущую.

— Ну, конечно, там же был еще и ясновидец, Роман Валерьевич, — хлопнул себя по лбу Мёнемейстер. — Дайте угадаю, вы видели, кто умрет?

Иллиан согласно кивнул.

— И это причинит ему боль?

— Если честно, там гамма эмоций. Боль там есть, так же, как и страх.

— Но вы не скажете мне, Иллиан, кто умрет, не так ли?

— Нет, не скажу, — ответил Лейтли. — Только невольно заглянув в Романа Валерьевича я понял о чем он говорит. Я действительно видел мир его глазами. Видел множество миров и вариантов их развития. Тот, которому суждено сбыться, вернее, тот, который должен сбыться, и те, которые лишь останутся миражами. Это очень сложно. И от этого многое зависит.

— А знаете, мне тоже уже все равно. Если это буду я, то так тому и быть. Что мне собственно терять?

— Жизнь, — тихо ответил Лейтли и они оба замолчали.

— Ну ладно, — сказал после долго молчания Руслан. — Закончим с лирикой. Иллиан, нам нужно начать тренироваться. И как можно быстрее. Понимаете?

Лейтли кивнул.

— Поэтому давайте уж без всяких прелюдий, я положу себя на алтарь науки. Тем более, чего уж еще скрывать, если про Киру вы знаете. Только один момент.

— Какой?

— Иллиан, давайте на ты, хорошо?

Лейтли снова кивнул и пожал протянутую ему руку. Его легонько тряхануло, точно причиной всему было прикосновение, и в ту же самую минуту он стал Яникеевым Русланом.

Это было невероятно трудно — прожить чужую жизнь от начала и до конца за несколько часов. Из своего детства Руслан, как и большинство людей мало что помнил — лишь какие-то яркие образы, картинки: отец дает ему мороженное, а тот, пару раз лизнув, роняет его на новенькие шорты (Иллиан впервые услышал в голове название неведомого лакомства, но у него сложилось ощущение, что он даже почувствовал его вкус), вот он потерялся в универмаге (огромной лавке), первый раз прокатился на велосипеде или стоит и смотрит на обнимающихся и смеющихся родителей.

Лена много рассказывала возлюленному о своем мире, мире полном непонятного волшебства и, как казалось Иллиану, темной магии, но только теперь он начал понимать его, видеть, чувствовать. Нельзя рассказать то, что надо пережить, то, к чему надо прикоснуться. Но зато теперь Лейтли понимал, если не все, то очень многое.

Например, что в России есть такой город Набережные Челны. Вообще в этом королевстве, нет, не королевстве — стране, очень много городов, неприлично много, и сама она очень большая, как Кантия. И вот именно там родился Руслан. Тихий одаренный мальчик, умный, скромный, спортивный. Потом он вырос, поступил в МИФИ, был на хорошем счету.

Для Иллиана жизнь Руслана стала не просто чужой биографией (еще какое-то новое слово, внезапно всплывшее в голове), Лейтли прожил ее вместе с Яникеевым или точнее вместо него, пока телекинетик с помощью лорда вспоминал все, что мог вспомнить. Конечно, самые глубинные тайны и откровения, которые, несомненно, у Руслана были, он приберег, сокрыл в чертогах разума (Иллиан даже перестал удивлять незнакомым словам, то и дело всплывающим в голове), а они у него несомненно были. Но вот Киру, как и двух предыдущих жен, Мёнемейстер скрывать не стал. Лейтли не без дрожжи переживал каждое новое знакомство, точно зная, как все должно кончиться.

Но то дела сердечные, о них он не то, что говорить, думать даже не хотел. Вот знакомство с Маратом Иллиан пережил с удовольствием. Тот был совсем непохож на кинетика — красивый, веселый бабник, в котором удивительным образом сочетались интерес к науке и любовь к разгульной жизни. Они не могли не познакомиться — два парня из родного города в параллельных группах (при слове параллельный перед Иллианом почему-то возникли две линии). Дружили тоже особенно — безалаберность Марата компенсировала серьезность Руслана. И кто бы знал, чем все закончится, если не знакомство со Штольцом.

Вот оно действительно стало своего рода случайностью. Как ни странно, носатого странного человека встретил Марат на одной из вечеринок. Последний перебрал и Штольцу пришлось тащить на своих хрупких плечах тело будущего зама руководителя отдела кинетики. Так они и познакомились с Русланом. Оказалось, что у Мёнемейстера и геодезиста-пятикурсника общих интересов не так уж и мало. Вскоре к ним присоединился еще и Канторович — друг детства носатого Гриши, скользкий умный биолог.

Иллиану. Вернее Руслану, потом казалось, будто кто-то там наверху (что являлось, впрочем, метафорой, в Бога Яникеев естественно не верил), заранее собрал эту разношерстную компанию ради общего, еще только зарождающегося дела. Тогда, конечно, не было никаких намеков, что Штольц — москвич, сын богатых родителей, станет великим ученым. Если быть точным, он и стал им де-юро, для всех, хотя таковым не являлся. Самое главное его достижение — открытие «Окон». А Шлем — Шлем лишь побочный продукт.

К тому времени они общались значительно реже. Руслан успел жениться, пожить два года в браке и развестись. Даже спустя столько времени он вспоминал эту ошибку своей жизни с улыкой — она приняла его холодность и спокойствие за настоящее, звериное мужское начало, а Яникеев списывал ее взбалмошность и меркантильность на женские капризы. Марат работал под его началом, младшим научным сотрудником, но не из-за любви к науке, а скорее лени и нежелании искать что-то лучше. С Канторовичем они не виделись, но Руслан знал, что тот поступил в аспирантуру и пишет кандидатскую.

И тогда на пороге появился Штольц. Он бредил Шлемом, говорил о его уникальных, невообразимых возможностях, только… не знал, как тот работает. «Величайший ученый человечества», как его впоследствии его нарекут, не знал, как работает его изобретение. Гриша твердил о миллионах, которые принесет его Шлем, даже не подозревая, что Руслан готов был работать бесплатно ради такоего открытия…

— О, Ил, а как раз хотел поговорить.

Все мысли, воспоминания, образы, запахи в одно мгновение улетучились, словно ничего и не было. Иллиан внезапно для себя оказался у самого края деревни, где уже начинались бочком тесниться друг к другу застенчивые домишки. К нему шел Иван, держа что-то в руках.

— Гляди, чего научился.

Туров раскрыл ладони, и на них заблестела вода. Только тысячи капли не упали вниз, подчиняясь законам физики (Иллиан задумался, но потом мысленно кивнул самому себе — именно законам физики). Иван стал поочередено опускать то одну, то другую руку и вода перекатывалась по ладоням, точно игрушка «Слинки». Память, естественно чужая, услужливо показала Лейтли картинку цветной пластмассовой пружины — некогда популярной детской забавы, запоздало расшифровывая незнакомое слово.

— Знаешь что это? — Туров был сам похож на разшалившегося ребенка, научившегося новому фокусу.

— Психокинетика, — медленно сказал Иллиан. — Психокинетика в чистом виде.

— Ну да, — несколько разочарованно ответил Иван. — С Маратом весь вечер возились.

— Марат хороший человек, — сказал лорд. И тут он поймал себя на мысли, что это не его мнение. А Руслана. Вот ведь Проклятый Темный Бог, он теперь все время будет думать чужой головой?

— Это еще, — Иван замялся. — Я с Русланом разговаривал. В общем, если тебе нужно будет потренироваться. Мне, в принципе, особо и скрывать нечего. Ну то есть, моя черепная коробка к твоим услугам.

— Нет уж, спасибо, на сегодня мне впечатлений хватит. Может завтра, а еще лучше, послезавтра…

 

Вся королевская рать

Это произошло совсем буднично и обычно. Туров сидел возле речки, пытаясь резделить течение на два отдельных потока, в лучших традициях Моисея, когда со спины подошел Роман Валерьевич. Как понял Ваня, профессор не сразу окликнул его, некоторое время с любопытством наблюдая за его манипуляциями. Лишь после того, как психокинетику впервые удалось поднять в воздух толщу воды и обнажить дно, ясновидец подал голос.

— Неплохо.

— Чего? — речка лишь зло буркнула, хлестнув волной берег, и понеслась дальше, обиженная за хамское с собой обращение. — А, это вы, Роман Валерьевич. Я тут тренируюсь. Руслан сказал каждый день по несколько часов, чтобы был ощутимый прогресс.

— И я гляжу он не за горами, — в уголках глаз профессора на секунду мелькнула улыбка, но тут же погасла. Лицо вновь стало напряженным.

— Роман Валерьевич, случилось чего?

— Просто пора.

— Уже? — Заволновался Иван.

Туров на автомате почесал родимое пятно и вскочил на ноги. О грядущей битве слухи по лощине бродили с самого первого дня их прибытия. Волновал даже не сам бой. все-таки тут набиралось десятка полтора кинетиков, а скорее то, что в нем ведущая роль отводилась только одном человеку — Иллиану. Нет, не сказать, чтобы в него никто не верил. Вычислить десятку телепата в королевской орде мог только другой телепат, это профессор каждому объяснил, только Канторович телепатил не первый год, а Лейтли…

Сказать по правде, не все было хорошо с бывшим лордом. Точнее с дважды бывшим лордом. Как он не сошел с ума от всего обилия информации, свалившейся на него из всех голов его окружавших — вообще непонятно. Но Иллиан и остро переживал, причем переживал в прямом смысле все воспоминания человека, в которого «влезал». От Руслана только двое суток отходил. Марата практически проскочил, за полдня оправился. На Турове опять застопорился, потом Ольга, Костя… Видимо, до Жени очередь уже не дошла.

— Вы думаете Иллиан готов, Роман Валерьевич?

— Мы редко бываем по-настоящему готовы к трудностям, однако переживаем их.

— Это да или нет?

— Это и да, и нет.

Они вернулись в деревню, где все уже были собраны. Как оказалось, ждали только Турова. Иллиан с серым лицом — то ли от волнения, то ли не оправился еще от мыслей и воспоминаний Костика, стоял возле Лены. Вот квик заметно нервничала, мало того, что мужика ей испортили — Лейтли и вправду резко изменился, но то можно было списать на обилие впечатлений — так еще теперь и жизни его угрожала серьезная опасность.

— А мы разве уходим? — спросил Иван.

— Да, в лощине нас возьмут в тиски. Есть тут неподалеку одно место, где мы сможем видеть их, а они нас нет. Нужно будет туда идти.

Туров видел по лицам кинетиков их недоумение и недоверие, но вслух никто ничего не сказал. Почти все посмотрели на молчаливого и спокойного Руслана, чье хладнокровие придало им уверенности.

— Сир Иллиан, — обратился профессор к лорду. — Как вы себя чувствуете?

— Я же просил вас без всяких этих сиров. Я теперь понимаю, как глупо это звучит. — Иллиан на долю секунды заколебался, вспоминая, и добавил. — Архаизм, в общем… Нормально я себя чувствую.

— Тогда выходим.

Лабиринит встретил их холодным камнем и смрадным дыханием тяжелой мокрой земли, с копощащимися в ней червями. Туров проходя сквозь него задевал рукой эти рукотворные высокие стены, силясь запомнить ощущение приятной стылости, неподвижности. Так хотелость остаться тут подольше, спрятаться от всего. Иван боялся. Предстояшего боя, раздрызга внутри Ила, своего возможного будущего. Психокинетику впервые представилось, что все, бывшее до сих пор лишь детские забавы. Нечто вроде спектакля — в любой момент мог зажечься свет, режиссер веселым голосом бы сказал: «Хорошо, на сегодня закончили», и все прекратилось…

Но теперь Иван почувствовал, впервые за долгое время, осознал не головой, а скорее всеми спящими до этого чувствами, что они подошли к точке невозврата. Еще немного, и река вынесет его к высокому водопаду и сбросит вниз, а у него не то, что лодки нет, он даже плавать не умеет. Туров тряхнул головой. Что за наваждения? Все будет… нет, не хорошо, хорошо теперь это вряд ли. Скорее все будет, как будет. Тут ничего не поделаешь. И переживать понапрасну нечего, и бояться тоже…

Сказать себе сказал, а сердце все равно предательски отбивало ударов девяносто в минуту. Ну значит будем сражаться вместе с легким мандражем, ничего смертельного. Иван на трясущихся ногах выбрался из лабиринта. Лощина осталась внизу.

Странный у них был проводник. Роман Валерьевич абсолютно не ориентировался на пересеченной местности, превратившись на мгновение в человека, приходившегося по материнской линии потомком Сусанина, а по отцу пьяного картографа. Ясновидец уверенно шагал, игнорируя тропки — одни звериные, другие оставленные человеком. Туров не сразу догадался — Роман Валерьевич знает направление, потому что видел уже его. Он словно замотанный в теплое тряпье, которое треплет кусачий мороз, бредет за впереди идущим в снегу, стараясь ступать след в след, иначе провалится по колено, а то и по пояс. Только тот, кто впереди — и есть сам профессор, он концентрируется на себя самом в будущем и идет по хлебным крошкам, разбросанным собой же. Жесть какая!

Иван хотел поделиться своей догадкой с Русланом, но Яникеев выглядел отстраненным. Опять думает о чем-то своем, лучше не беспокоить. Иллиан тоже замкнулся, изредка выдавая односложные фразы на вопросы Ленки. Остальные не лучше. Все в себе, каждого гнетет будущее и сейчас не до разговоров. Туров еще раз обвел отряд взглядом и внезапно остановился на мальчишке, местном ясновидце. Кристиан, кажется.

— Дружище, у тебя кровь носом, — подошел он и протянул заменяемый Турову здесь платок, кусок грубой ткани.

— Ой, — спохватился Кристиан, спешно вытирая пальцами кровь, отчего размазал ее по всему лицу.

— Погоди, — Туров напрягся, будто носом прощупывая, какова была влажность воздуха. В голове сильно закололо, зато тряпка в руке немного намокла. И то неплохо.

— Давай вытру.

— Вот это да, — только и выдохнул Кристиан. Тряпка произвела на него определенный эффект.

— Чем богаты, тем и рады, — усмехнулся Туров. — Воду в вино пока превращать не умею. Хотя… Наверное, и не смогу. А так да, приколы балаганного шута. Давай, голову чуток подними, а то видишь у тебя капилляры какие слабые.

— Капилляры? — не понял молодой ясновидец.

— Ну сосуды такие, — Иван кое-как протер лицо паренька и отдал ему тряпку, чтобы прижал к носу. — Забей в общем, просто из-за них кровь пошла.

— Нет, — покачал головой Кристиан. — Так бывает, когда долго смотришь в Грядущее. Не то, что произойдет через минуту, а лишь едва в начертанные линии судьбы.

— И что там? — Иван постарался придать своему тону минимальную заинтересованность.

— Битва, раскаяние, возвращение. Ой, — ясновидец спохватился и, как ребенок, зажал себе рот руками, — Не говорите, пожалуйста, никому. А то…

— Да, да, я в курсе, а то сглазишь и не сбудется, — улыбнулся Туров. — То есть, до самой битвы не говорить. А потом можно?

— Потом можно, — согласился Кристиан.

— То есть, если мне можно будет говорить после битвы, значит я не тот счастливчик, кто умрет?

— Ой, — повторно закрыл паренек рот руками.

— Ладно, расслабься, это будет нашим маленьким секретом.

Удивительно, но после этого случайного разговора Туров немного успокоился. Нет, конечно, страх не совсем не отступил — просто теперь психокинетик знал, что не умрет, а переживет этот день. Грядущая битва превратилась в неприятный, но неотвратимый момент в жизни, который нужно было пройти.

Они вошли в небольшой пролесок, расросшийся не только редкими деревьями, но и высокими кустарниками во все стороны. Тут уже точно никто не ходил. Роман Валерьевич внимательно шел по высокой сорной траве, захватившей тут почти все пространство, стараясь не попасть в многочисленные, спрятавшиеся среди яркой зелени лужи.

— Это не лужи, а местность заболоченная, — раздался рядом голос Иллиана.

— Ты…? — незаконченный вопрос Турова прозвучал, как мычание умственно отсталого.

— Сам же разрешил мне тренироваться. — Пожал плечами Лейтли. — Если ты против, конечно, то…

— Да нет, нет. Просто странно все это. Вроде прячешься в заброшенном доме, в самой дальней комнате, а оказывается, что тебя там давно кто-то ждет.

— Хорошо, в следующий раз я постараюсь с прелюдией.

Иван усмехнулся. Недели не прошло, а как обогатился словарный запас лорда. Вряд ли это из головы его или Руслана. Скорее всего, Марат поделился новенькими словечками.

— А ты чего думаешь о битве?

— А чего тут думать, — Иллиан выглядел спокойно. Только лицо оставалось все таким же бледным, как у покойника. — Все пройдет так, как задумано.

— Так в этом уверен?

— Я это видел.

Еще один ясновидец, мать его. Видел он… Туров почесал родимое пятно. Хотя действительно видел. Ни у мальчишки, ни у Романа Валерьевича защиты, как у Ленки, нет.

— Судя по твоему спокойному тону, ты тоже не умрешь, — заметил Иван.

— Ты меня так легко, как пацана не разведешь, — голос Иллиана стал чужим. — Уж извини. Ты, видимо, действительно не понял, что значат возможные линии Грядущего. Это как следы на песке возле берега — будешь трепыхаться, лишь быстрее ударит волна и все смоет.

Лейтли окликнула Лена, и он ушел назад, суровый, спокойный, другой. Не думал Иван, что настолько Ил изменится после Сеанса. Словно подменили его. Если сейчас он уже так общается, что будет дальше? Превратится в последнюю сволочь? «Дальше только банковский коллектор», — пошутил внутренний голос.

— Пришли, — негромко сказал Роман Валерьевич, однако все его услышали.

— Что, здесь? — недоуменно спросил Туров.

— Нет, чуть дальше.

Туров поглядел в сторону взметнушейся, подобно стреле строительного крана, руке и разглядел за заканчивающимся рядом деревьев большую пологую, или, как говорят мальчишка, лысую, гору, взявшую пролесок со всех сторон в тиски. И на ней ничего: ни веселых березок, трясущих на ветру сережками, ни одинокого, хмурящегося листвой, дуба, ни колючего кусточка, обглоданного и разграбленного зверьем, лишь грустный ковыль, помахивающий пучками жестких листьев.

А еще выше, ступая по владениям бесплодной тырсы, роились черные точки. Отсюда, да еще сквозь листву, толком, конечно, разглядеть и нельзя ничего было. Только Туров все понимал. Вон и стяги, поднятые вверх, тонким колоском, в пыльной дымке мелькают разноцветными пятнами. Но главное — шум, гам, топот ожившей многотысячной оравы, бурным потоком хлынувшем вниз. Куда там бедной армии богатого Виссела, собранной впопыхах. Теперь перед ними было все кантийское войско, сплотившееся вокруг одного лидера, одного короля.

— Че-то меня терзают смутные сомнения, — подал голос Марат.

Остальные робко зашумели, как школьники-второклашки стоило учителю лишь открыть дверь, но еще не выйти в коридор. Лишь Руслан махнул рукой и его «детки» сразу затихли.

— Роман Валерьевич, не сочтите за трусость, но судя по всему их там действительно много. Все еще точно движется по плану?

Профессор кивнул. Только сейчас Туров заметил, как волнуется сам ясновидец, хотя и старается все делать сдержанно, двигаться плавными движениями, какие характерны лишь старикам, точно экономит свои силы и энергию. Оно и понятно, хоть кому-то надо сохранять спокойствие.

— Пусть вас не смушает количество воинов. Как я и говорил, это будет битва двух людей, — профессор чуть подумал и добавил. — Двух телепатов.

— А мы? Мы все? — спросил Марат.

— Зрители, свидетели, соучастники. Разве это имеет значение?

— Тогда зачем мы здесь? — нахмурился Марат.

— Как бы странно это не звучало, потому что именно здесь вы все в безопасности. И да, вам еще надо разобраться кое с кем.

Вместо продолжения старик показал рукой, словно нарочно в самые нелепые места — и те ожили. Зашевелился кустарник, вздрогнула трава, заскрипела ветка дерева, пошла кругами вода в одной из больших луж. Иван только успел заметить несколько ножей, взметнувшихся крошечными соколами и устремившиеся к ясновидцу. Рванула, закричав — то ли от боли, то ли от ярости — Лена, входя в квик-режим, и смутная тень очертила полукруг вокруг Романа Валерьевича, собирая оружие. Наконец, сообразил что к чему и поднял незадачливых убийц в воздух Руслан, схватив, похоже, чуть ли не за внутренности.

Иван посчитал — всего девять человек. На голове повязки, скрывающие лицо, по красно-коричневым мешковатым костюмам стекали грязные струйки воды. Ни дать, ни взять ниндзя местного разлива.

— Это что? — спросил Туров я ясновидца.

— Привет от Михаила Эммануиловича, — почесал бороденку профессор. — Думаю, они тут не одни такие. Руслан Рашидович, не могли бы вы спросить голубчиков, сколько их тут? Думаю, вы сможете лучше их промотивировать.

Руслан спокойно пожал плечами, дескать, чего такого, и сильнее сжал кулак — в ответ послышались громкие стоны, а потом и исконно русское «б…».

— Сколько вас?

К удивлению Ивана, в Мальчиша-Кибальчиша никто играть не стал. Кантийцы залопотали на все лады, но Мёнемейстер выбрал лишь одного — того, который в сердцах выругался на родном языке и того, который сейчас молчал. Руслан специально ослабил охватку на всех остальных, чтобы они немного утихли, а на последнего напротив — надавил еще сильнее, свободной рукой издали стянув скрывающее лицо тряпку.

— О, старые знакомые, — голос Яникеева был спокоен, хотя лицо стало злым.

Туров тоже узнал в висящем перед ними худосочном мужчине телепата с Горы Богов. Видимо, один из тех, что ушел с Канторовичем в столицу.

— Три… — выдавил наконец из себя ниндзя-неудачник. — Три отряда.

— Отзовите все, — вмешался Роман Валерьевич. — Их пребывание не имеет смысла… Не верите? — Улыбнулся старик. — Можете убедиться.

Телепат подозрительно взглянул на профессора и его с удивлением разинул рот. Конечно, влезть в голову полностью, подавить волю и начать управлять Романом Валерьевичем он не мог, категорией не вышел, но вот по мыслям и думам пробежался. И нечто его изумило.

— Ты сам вправе подумать, как распорядиться такой информацией. Просто помни о том, что видел. Хорошо? Его можно отпустить, — сказал профессор уже Руслану.

Как только телепат оказался на земле, он шепнул что-то одному из кантийцев и тот закричал птицей, странно прикладывая ладони к губам. Ему почти сразу ответили, и телепат повел свой отряд навстречу войску, уже спускавшемуся к рощице.

Почти выйдя из пролеска, мозголаз обернулся и странно посмотрел на ясновидца — Иван даже не понял, чего было больше в этом взгляде: уважения, недоумения, жалости. Телепат точно хотел напоследок еще раз взглянуть на нечто так его удивившее. На кинетиков и квика, теперь тяжело дышавшую и буквально висевшую на руках у Иллиана — тяжело дался ей рывок, он не смотрел. Словно никого сейчас тут не было. Только худой человек и удивительный старик, не дававший ему покоя.

Телепат неожиданно для всех кивнул Роману Валерьевичу и тот ответил ему тем же. Они ничем не обмолвились меж собой и не могли сказать, но внезапно поняли друг друга без слов. Лишь только мозголаз вышел из пролеска, как ясновидец подхватил полуобморочную Ленку и шепнул Иллиану: «Пора».

 

Новый план

Сколько раз Кристиан видел, закрывая глаза, сколько раз представлял, а все равно в жизни вышло намного волнительнее. Теперь сам он почти полностью выглядывал из пролеска, за которым неторопливо двигалась и шумела армия Эдвара Первого. Она грохотала подошвами сапог, кричала сонмом разномастных голосов, лязгала доспехами, задевая их друг о друга, взметала вверх клубы пыли и гремела тысячью крохотнми молоточками в голове. Хотелось бросить все и пуститься наутек, бежать, пока не заколет в боку, пока от жара не захочется обнажить горячую грудь, пока ноги не начнет сводить предательская судорога.

Но он был здесь. Оставался, как и учитель, которому сейчас приходилось, наверное, еще хуже. Только вот Веглас держал себя в руках, потому и Кристиан сможет. У него уж роль намного важнее, чем у Романа Валерьевича.

Сир Иллиан (после того, как лорд стал читать чужие мысли, Кристиан все же решил снова добавлять «сир», обращаясь к нему) уже выбрался из укрытия и направился навстречу воинству. Забавно это выглядело со стороны — его светлость, не самый крепкий и сильный человек в королевстве, идет навстречу полчищу врагов. Перед ним, в нескольких десятках шагов, с каждой секундой все больше и больше отдаляясь от преследователя, улепётывают несостоявшиеся убийцы, то и дело оборачиваясь назад. Солдаты короля Эдвара их знали, потому что не обратили на тех никакого внимания, а вот сир Иллиана встретили.

Точно огромный выползший на сушу дракон воинство выплюнуло в одинокого лорда сотни и сотни. После появления в Кантии полубога Айвина и слухах о стычках с «черными душами» знали почти все, на какую силу способен один, избранный человек, отмеченный высшими силами. Может даже сам король и отдал приказ уничтожить одинокого путника, бесстрашно вышедшего против всего воинства. Ядовитый плевок рассыпался в воздухе не множество свистящих и шипящих осколков самих звезд, смертноносных, падающих посреди белого дня, а не ночи.

Но большинство стрел вдруг безжизненно застыли в воздухе, будто нашли уже цель, уткнулись наконечниками в нечто твердое, да там и застряли. Остальные пролетели еще немного, но тоже вдруг затихли, а немногие, оставшиеся, разлетелись в разные стороны, не причинив сиру Иллиану никакого вреда. Кристиан обернулся назад — так и есть, подобно Трем Богам, оберегающим каждого человека, теперь и лорда охраняли три могучих воина: Руслан, Иван и Марат. Едва все стрелы опустились на землю, выдохнули и кинетики, опустив напряженные руки.

Кристиан ожидал еще залпа, а может и не одного, но все затихло. Вернее, все также перекрикивались и гремели щитами солдаты, мелькали с разномастными знаменами лорды и рыцари, ржали и поднимались на дыбы, разгоряченные и молодые жеребцы, но армия короля Эдвара не нападала. Уж давно добрались до своих тайные убийцы, обнаруженные Романом Валерьевичем, просочились сквозь строй и скрылись среди тысячи закованных в железо воинов. Перестало маршировать само воинство, замерев шагах в четырехстах от самого пролеска, а лорд все продолжал идти. Он остановился на середине, ободряемый лишь ветром, трепавшим его волосы, и там остался стоять.

Ожидал сир Иллиан долго. Уж и Кристиан заволновался, заглянул в Грядущее, проверить, с опаской посмотрел на линию, еле заметную, почти невидимую, а потом вернулся к будущему, которое строил Роман Валерьевич — нет, вот он, сир Михаэль, или как называл его Веглас — Михаил Эммануливич.

Вернулся обратно, нос почесал — нет ли крови. Вроде нормально. Спутников всех своих осмотрел — напряжены, как пойманный воришка в ожидании справедливого суда — ну да это нормально. Так и должно быть. Повернул голову обратно к лорду, вместе со всеми принялся ждать.

Наконец зашевелилось темное тело железного дракона, и чрево чудовища извергло вперед крохотного человечка. Кристиан много раз видел в Грядущем пухлую фигуру знаменитого телепата, только там все же не настоящая жизнь — одни ломкие линии, да серые тени, «абрис», как объяснял учитель, а теперь заволновался. Конечно, с такого расстояния не разглядишь толком ничего, но Дамн следил за каждым движением Михаила Эммануиловича.

Телепат неуверенно помялся на одном месте, внимательно глядя на сира Иллиана — прощупывает, почему-то сразу понял Кристиан. Роман Валерьевич много рассказывал ему о мозголазах, поэтому, если бы Дамн даже не видел поединок в Грядущем, то все равно знал, как тот должен начаться.

Михаэль попробовал проникнуть в голову лорда, но неожиданно для себя получил отпор. Теперь он растерян и удивлен. Михаэль знал всех телепатов и людей, способных сопротивляться телепатии в Кантии, и его светлости в этих списках не было. Но позади пожилого мозголаза, король с войском. Они не смогут дать ему отступить, подумать, осмыслить все.

Кристиан был прав. Михаэль, немного помедлив, направился к сиру Иллиану. Учитель говорил, что, чем ближе «телепат к объекту своего воздействия, тем лучше эффект самого воздействия». То есть, чем ближе к человеку, тем легче залезть в голову. Жуть, конечно, но за последние недели Кристиан чего только не видел.

Шел Михаэль долго, своей косолапой трусливой походкой, то и дело почти останавливаясь и пытаясь пробить защиту сира Иллиана. После многочисленных неудач он вновь продолжал свое шествие, с каждым шагом становясь все ближе к лорду. Не дойдя шагов тридцати, Михаэль вдруг коротко вскрикнул и повалился набок. Он не сводил глаз с его светлости, хотя всем своим существом пытался теперь отползти назад, подальше от противника.

Кристиан заметил, как задрожал всем телом телепат, затряслись руки, зачастил ногами, пытаясь оттолкнуться подальше, только все не получалось. А сир Иллиан стоял и смотрел, ни разу не шолохнувшись, не двинувшись, не обозначив своего участия. Поединок начался и кончился почти сразу, битва двух сильнейших телепатов в Кантии длилась не больше минуты. Дамн разочарованно выдохнул, даже смотря в Грядущее, все выглядело эффектнее. В Грядущем нет самого понятия времени, поэтому линии и тени, сходившиеся и расходившиеся десятки, раз показались интереснее и красивее, чем обратились в жизни. Ну что, теперь вперед?

Учитель хоть не был телепатом, словно мысли его прочитал. Не сказал никому ни слова, просто вышел из пролеска и пошел к двум фигурам посреди огромного серого океана растерянных воинов Эдвара Энта. Кристиан последовал по стопам Вегласа, стараясь не выказывать страха, но одновременно не смотря на армию короля. И так внутри все сжалось. Сначала Руслан, потом Иван, а следом и остальные кинетики с леди Хелен выбрались наружу, теперь не таясь и не прячась от сокрушенного телепата. Небольшой отряд пошел к месту битвы, еще не зная, что последняя точка не поставлена.

Вблизи Михаэль оказался отврательным обрюзгшим мужчиной преклонных лет. Нет, не сказать, чтобы он был старым, но Кристиан не увидел в нем той жизни, которую мог различить в затюканном налогами рыбаке на побережье Ситерона, в грязном оборванном виноделе из Гонобора, толстом и опрятном мастеровом из столицы или пьяном крестьянине с Рюгена, самом восточном из всех поселений королевства. Перед Дамном сидел живой мертвец. Да, он еще хотел дышать, вздымая свою дряблую грудь, или есть вкусные кушанья, но душой Михаэль давно умер. И единственный, кто только и заметил это — Кристиан.

— Я знал, что тут не обошлось без чьего-то вмешательства, — на мгновение блеснули и тут же погасли глаза телепата, увидев Романа Валерьевича. — Чувствовал, что мне противостоит не тупой и честный до мозга костей Руслан.

Кристиан слышал, как подошедший сзади и слышавший все Мёнемейстер скрипнул зубами, но сдержался. Учитель же наоборот, приблизился почти вплотную к лежавшему телепату, потому что знал то, чего не знали и не видели другие.

— Каждому воздается по его деяниям, — негромко сказал Веглас.

— Ой, Валерьич, давай без этой лабуды. Вешайте лапшу за бесплатно кому-то другому. Каждый из нас преследует свои интересы.

— Значит, мои интересы в том, чтобы погибло как можно меньше людей.

— Роман Валерьич, вы об ком говорите? Об этих?

Михаэль махнул рукой назад в сторону королевской армии, безмолвно наблюдавшей за странным разговором. Телепат уже совсем осмелел: его перестала бить мелкая дрожь, сам он приподнялся на локтях — вроде и не уползал совсем недавно от сира Иллиана, а попросту прилег отдохнуть, маска страха на лице если не пропала, то разгладилась, спрятав все эмоции в крошечных морщинках. Но Кристиан видел, как пальцы Михаэля несколько раз нервно, точно не подвластные ему случайно коснулись рукояти меча, покоившегося в ножнах сбоку. Каждый раз телепат словно сам пугался своих действий и судорожно отдергивал руку.

— Это не люди. Дикари, неандертальцы при появившихся кроманьонцах. Неужели таки вы не понимаете? Их жизнь ничего не стоит. Они умрут и пф… Ничего не изменится, ни-че-го.

— В вашей жизни, Михаил Эммануилович, возможно и ничего, но вы не можете решать за всех.

— Как меня раздражают такие мелкие людишки, как вы. Таки о чем вы можете мыслить? О глупом пацифизме, когда к вам в дом приходят вооруженный враг? Вы не способны глобально мыслить, решать серьезные вопросы, действовать. Все, что вам подвластно, лишь глупая и пустая софистика. Разве я не прав?

Учитель собрался что-то ответить, но телепат не дал ему. Теперь глаза его горели, уголки губ сверкали каплями слюны, щеки разрумянились, а на шее выступил пот. Неожиданно «мертвец» ожил, лишь только задели то, что воистину его волновало. Лишь только заговорили о власти.

— К чему все это? — спокойно спросил Веглас. Даже слишком спокойно, для человека, который знает, чем все кончится. — Вы же понимаете, Михаил Эммануилович, что проиграли. Ваша карта, как говорится, бита.

— Да, да, да, — точно отмахиваясь, забормотал телепат. — Вы переиграли меня. Все рассчитали, предвидели. Именно ты, — ткнул он неуважительно в учителя толстым, как сарделька в гостиных дворах на северном тракте, пальцем, — именно ты, таки переиграл меня. Но вот только все ли ты предвидел?

Михаэль рванул с прытью не свойственной человеку его сложения. От таких пухлых нерасторопных людей окружающие никогда не ждут опасности. Его руки слишком слабы, округлы и даже смешны, чтобы думать, будто они смогут угрожать чьей-либо жизни. Вот только пальцы-сардельки на удивление ловко схватили рукоять меча и вытащили его из ножен, развернули острием вперед и ткнули, неумело, вот только действенно.

Кристиан в последнюю минуту подумал, что не успеет. И его линия, которую он увидел лишь один раз и более не касался, чтобы не привлечь внимания учителя, чтобы уверить того, что единственный вариант развития будущего — смерть самого Вегласа, окажется пустой выдумкой. Одной из вероятностей, как говорил Роман Валерьевич, которой не суждено сбыться. Но Дамн почувствовал, как меч обжигает его плоть, как легко распарывает кожу, режет мышцы, касается, противно скрепя, ребер.

Он слышал, как закричал учитель, видел, как Михаэля силой кинетиков придавило к земле, ощущал, как жесткий стальной вкус крови заполнил весь рот, осязал, как в чреве сидел холодный и острый чужеродный зверь, ворующий его жизнь. Кристиана хорошенько тряхануло, Дамн даже не сразу понял, что свалился на землю. Роман Валерьевич бережно взял его за голову и заглянул в глаза.

— Зачем? Зачем ты это сделал? Ты же все видел, ты же все знал!

— Я… Я не был согласен с таким Грядущим, — Кристиан сам удивился, насколько его голос стал чужим. — Вы нужны им. Нужны кинетикам. Без вас они не попадут домой.

— Какой ты глупый, — слезы градом катились по морщинистым щекам Вегласа, оседая в бороде. — Ты, ты должен был заменить меня. Ты должен был стать более сильным ясновидцем, чем я.

— Я не захотел… такой ценой, — Кристиан почувствовал, что силы все стремительнее покидают его и принялся говорить быстрее. — Не мог дать вам погибнуть. Кто я такой, и кто вы, учитель…

— Десятка. В будущем ты стал бы десяткой. Самым сильным ясновидцем, который когда-либо существовал. Через несколько лет после возвращения в мой мир.

— Все уже сделано. Я, может быть, разрушил ваш план, но сделал не хуже, я… — Кристиану жутко захотелось пить. Он с трудом отлепил язык от засохшего нёба и продолжил. — Я видел, в Грядущем. Изменения есть, но незначительны. Не смертельны. Я переиграл ваш план, учитель.

Старик всхлипнул, но ничего не сказал.

— Вы идеально все рассчитали, учитель. Я сам никогда бы до такого не додумался. Телепата мало было победить… одолеть. Нужно еще показать его истинную натуру перед королем. Переубедить Его Величество… — У Кристиана потемнело в глазах, и он на мгновение замолчал. — Надо было, чтобы Михаэль совершил деяние. Злостное, исключительное. После которого бы ему не было пути обратно. И вы выбрали такое деяние — убийство безоружного старика. Необоснованная агрессия. Пожертвовали собой, чтобы остановить зло.

Каждое новое слово давалось Кристиану все труднее. Больше всего на свете он боялся, что не успеет. Не скажет великому Вегласу, как обычный презренный Дамн все понял. Кристиану очень хотелось, чтобы Роман Валерьевич гордился им, как достойным учеником, как… сыном.

— Только одно могло помочь осуществлению вашего плана и возможности остаться в живых — чтобы умер я. Смерть мальчика — да, да, я знаю, что выгляжу совсем как ребенок, смерть мальчика равносильна смерти пожилого мужа. А если он еще попытался спасти жизнь другому… Почти как с Фергусом, я ведь после его смерти понял, что можно поступить именно так.

Кристиан замолчал, не в силах больше произнести ни слова. Боковым зрением он заметил, как к ним на породистой лошади подъехал молодой человек, может, чуть старше самого Дамна. Ясновидец посмотрел сначала на богатые доспехи, драгоценную рукоять меча, убранство самого коня и только потом на серьезное красивое лицо с огроменными зелеными глазами. «Король», — сразу понял он. Дамна даже не поразило, насколько молод правитель Кантии, о том, что на престол взошел зеленый юнец ходило много пересудов, чем другое — насколько красив. Действительно, последний и одновременно среди всех энтийцев.

Они говорили. Сир Иллиан и Эдвар Энт. Потом вмешался и Айвин, в сердцах взмахнув несколько раз руками, чем заслужил неодобрительные взгляды стражи Его Величества. Кристиан удивлялся самому себе. Еще вчера он бы все отдал, чтобы хотя бы мельком посмотреть на правителя, а вот теперь первый человек в королевстве прямо перед ним, а Дамну стало неинтересно. До смерти надоели эти походы, интриги, заговоры, иноземцы, хотелось просто жить своей жизнью.

Кристиан в последний раз взглянул на учителя. Сил поддерживать огонь, хоть и, по мнению многих, проклятый, в своем теле уже не оставалось. Дамн смотрел и смотрел на Вегласа, стараясь запомнить каждую морщину на его старом, измученном, усталом лице. И вдруг ему открылась простая и удивительная истина. Эти складке и есть все те нити Грядущего, которые ясновидец держал в своих руках, просматривал, тщательно перебирал, выискивая нужную ему. Вот самая кривая и изломистая, которая ныне потемнела и выцвела — где сир Иллиан становится верховным командующим короля Эдвара. Длинная и почти такая же яркая, как и раньше — становление Айвина, нового полубога, воина чужих земель. Или тонкая и прерывистая на конце нить Мёнемейстера «черных душ». Кристиан не стал заглядывать сейчас в будущее, просто не смог бы, но что-то ему подсказывало — Руслан кончит примерно так же, как и он.

И наконец, где-то в складках бороды Дамн нашел самую важную и интересную для себя линию. Жирную, петляющую, точно пьяный возница на королевском тракте, жилу, оборванную на конце. Кристиану чудилось, что он держит ее своей рукой, а та сопротивляется, пытается вырваться, не в силах противиться злому року, судьбе, фатуму. И Дамн перестал бороться. Дальше было уже все предрешено заранее, загадано и задумано им самим. Кристиан глубоко вздохнул, разжал пальцы и отпустил собственную линию жизни.

 

Оловянная корона

Поодаль от пролеска, если обойти покатую гору с другой стороны, вытянулась, точно рядовой при виде полковника, мелкая, покрытая по берегам рогозом и прочей болотной травой, речушка Руйр. На родине такой бы и названия не дали, бросив пренебрежительное Соплянка или Говнянка, а тут вот же — Руйр. Словно оправдываясь за неказистость реки, Иллиан добавил, что это один из многочисленных притоков могучей Альды, которую знал даже сам Иван, хотя никого теперь данный факт особо не волновал.

На самом высоком холме вблизь реки, но все же на достаточном расстоянии от нее, чтобы не страдать от весенних паводков, в тени нескольких деревцев погребли Кристиана. Не из-за религиозных соображений, а скорее для соблюдения условностей или желания показать, что этот мертвый мальчик стал частью их, пришлого сюда мира, Роман Васильевич поставил над могилой большой крест. На нем, сначала на кантийском, а уже ниже и на русском было написано только имя, без дат рождения и смерти, скупое и непонятное для местных: «Кристиан Меркулов». Дамн обрел фамилию, хоть и не при жизни.

Ясновидца, всю дорогу молчавшего, после погребения вдруг прорвало. Он говорил с Туровым несколько отрешенно, но все же давая шанс кинетику вовремя ответить или напротив — спросить.

— Сильный мальчик. Сильный и умный. Знаете ведь, линии, как он называл, Грядущего, своеобразны. Можно сказать, что они даже живые. Если долго и постоянно прослеживать какую-то из них, например, наиболее вероятную, то она словно начнет вздуваться, разбухать. Из маленькой ниточки превратится в канат… Кристиан посмотрел будущее, которое выбрал для себя… для всех, да, для всех. Так вот, он посмотрел него всего один раз. Поглядел и точно отложил в сторону, чтобы я не заметил, не обратил на это внимания. Представляете?

— Для этого нужна не малая храбрость, — подтвердил Иван.

— И меж тем он очень способный. Был очень способным, — поправил себя профессор. — Я даю вам честное слово, Иван Сергеевич, что у него были великие задатки ясновидца. Точно девятки, а, скорее всего и десятки. Сильнейшего не только в своем, но и в нашем мире.

— Сильнейшего? — Туров помнил главное правило, о покойных либо хорошо, либо ничего, но в словах Романа Валерьевича засомневался.

— А, вы, наверное, не знаете. Ясновидение — единственная способность, на которой Шлем застопорился, если так можно сказать. Сеансы могут разогнать вас до восьмого уровня максимум, как вашего покорного слугу, но не больше. Скажем так, для этого нужна определенная предрасположенность. Будто сама природа против того, чтобы человек развивался в этом направлении.

Роман Валерьевич говорил еще много, сбиваясь и переходя от покойного мальчика к дням своей молодости, от подающего надежды ясновидца до размышлений о природе способностей. Профессор рассказывал и рассказывал, пока вдруг не замолчал и не заплакал. После этого он не проронил ни слова.

Они спустились с холма, где Иллиан прощался с Эдваром. Иван слышал немного, признаться, ему не очень-то и были приятны разговоры с мальчиком-королем, решившим, что они пошли против него. Не сказать, чтобы Турову было противно, скорее неловко от извинений правителя. А вот Илу пришлось терпеть. Вернее, не Илу, а Лорду Иллиану Лейтли, ныне правителю Лейтлипорта и всех западных прибрежных земель. Иван не стал спрашивать, почему мальчик решил восстановить историческую справедливость сейчас, а не после сражения при Утесе Гроз — сами разберутся.

Теперь армия распадалась на куски, разваливалась на части, расходясь в разные стороны темным потоком. На юг, тоненькими струйками, потекли всего десять-двенадцать лордов, увлекая за собой преданных воинов, раза в два больше отправилось на восток, остальные хлынули через столицу, чтобы уже потом разойтись по узким тропкам и дорогам к себе во владения. С королем осталось лишь сотни две энтийской стражи, окружившей холм и часть речки со всех сторон.

От Руйра тянуло свежестью, которая пробегала мурашками по коже. Иван «передал» профессора Лене, которая с заботливостью родной дочери, ухаживающей за дряхлым и немощным стариком, обняла его и увела в сторону. Теперь предстояло заняться самым тяжелым и неприятным.

Эдвар, Мойно, Иллиан, Халиль, Руслан, Марат, Костя, Ольга, Женя, даже Сник… Они все смотрели на него, словно никто не решался брать на себя судьбу этого человека. Этого сушества, некогда бывшего человеком. Лейтли хорошо над ним поработал. Туров понимал, что так думать нельзя, неправильно, но ничего не смог с собой поделать. Что-то окончательно выгорело внутри после смерти Кристиана, словно паяльником выжгли. Дело даже не в том, его потрясла очередная смерть, гибель мальчика-ясновидца — скорее истолкование его гибели. Туров не был уверен, смог бы он пожертвовать также собой, ради других или даже другого, пусть и самого близкого человека.

Иван посмотрел на свернувшуюся у его ног и скулящую фигуру Канторовича. Да, Лейтли хорошо над ним поработал. Туров не вдавался в подробности, но по общим объяснениям понял — сейчас в голове телепата царил полный кавардак. При таком сумасшествии мозголазу теперь вряд ли получится управлять созанием других. Но и это было для психокинетика недостаточной карой за смерть мальчика, за смерть его, прежнего Турова.

У Ивана вдруг появилась мысль. Она не показалась ему остроумной, справедливой или правильной. Просто это было единственно возможное здесь и сейчас для него, Вани Турова, решение.

— Халиль, та оловянная корона еще у тебя?

Хазарец не сразу понял, о чем идет речь. А может и сразу, но жадность, жирными корнями опутавшая его еще не пропащую, но значительно подгнившую душонку, не хотела расставаться с трофеем. Иван увидел всю бурю эмоций и терзаний в глазах Ибн Шиина. Но Халиль не мог сейчас сказать нет Турову. Вряд ли кто вообще среди собравшихся мог это сделать.

— У меня, Айвин-мухтарам.

— Давай ее сюда.

Халиль, кряхтя, полез в холщевой мешок, который с недавних пор постоянно носил с собой, побряцал внутри содержимым, явно выбирая предмет, и вытащил на свет знакомую уже Ивану вещицу. Корона и раньше выглядела нелепо. Пролежав столько времени в мешке у хазарца, измятая, кривая, изначально плохо отлитая, теперь же представляла комичное, жалкое зрелище. Она могла напоминать что угодно, но только не символ власти.

Туров взглянул на тиару Эдвара, с переплетенными в виде корней дерева венцами, украшенную драгоценными камнями, и внутри шевельнулось гадкое чувство отвращения. Не к королю, а к самому символу власти, столь могущественному и притягивающему своим светом стольких авантюристов. Но это все лирика. Ваня сам понимал, что просто старается максимально оттянуть момент. Он уже принял решение, осталось лишь привести его в исполнение.

— Канторович Михаил Эммануливич, — голос Турова звучал может излишне пафосно, практически, как у судьи, читающего приговор сумасшедшему маньяку. Впрочем, от истины было недалеко. — За многочисленные преступления против короля и королевства, против бывших друзей и своих соотечественников, против невинных людей вы приговариваетесь… к жизни. К жизни в изгнании, одиночеству в чужой стране. Со знаком, к которому вы так стремились.

Телепат не успел отпрянуть или защититься, даже поднять руку, как Иван одел ему на голову оловянную корону. Мозголаз никогда теперь не снимет ее, не сможет скрыть, спрятать, не расстанется со своей игрушкой и символом мнимой власти. Туров внимательно посмотрел на корону; ее нижние края нагрелись и почти потекли, когда психокинетик с силой нажал вниз. Канторович завизжал, как свинья с разрезанным брюхом, рванул в сторону, но Иван уже сам отпустил его. Дело было сделано. Корона намертво села на голову несчастного, оплавив раскрасневшуюся кожу и редкие волосы. Михаил Эммануилович катался по земле, вскакивая на колени, и метался из стороны в сторону около двадцати минут, пытаясь унять боль, пока наконец не замер, тихо роняя слезы и скуля, подобно побитому щенку.

Никто из присутствующих за все это время не произнес ни слова. Мойно, вопреки своему положению, первый бросился прочь, заткнув уши руками, чтобы не слышать вопли телепата. А вот Эдвар остался. Его глаза стали влажными, губы подрагивали, но король стоял и смотрел, даже не пытаясь отвести взгляд. Как и все остальные кинетики, как и местные Иллиан и Халиль. Хазарец, правда, стал негромко бормотать что-то вроде молитвы, но тоже остался. Иван подумал, хорошо, что Лены со стариком нет, вряд ли они смогли перенести это зрелище.

— Теперь ты можешь идти, — сказал Иван. — Давай же, иди. Иди, сука! Двигайся, мразь, двигайся. Сука!

Иван затрясся всем телом и заплакал. Он сам не понимал, почему. Уже не было сил держаться, терпеть, делать все со стиснутыми зубами, постоянно двигаться вперед. Как все достало! Как все задолбало!

Сбоку подошел Руслан, неуверенно прижал его своими руками-колодами, и Иван уткнуся в него, как маленький зареванный мальчишка, прячется в объятиях взрослого. Турову надоело быть всемогущим психокинетиком, надоело быть сильным. Сейчас он им и не был.

Солнце припекало уже совсем по-летнему. И не сбежишь от него никуда, не спрячешься, не скроешься — вокруг, насколько хватало взгляда, лишь широкие поля с выжженными верхушками травы. Редко где встретишь буерак какой или небольшое ущелье, и то не вблизи дороги. А поодаль, куда в трезвом уме и не забредешь. Рядом же с королевским трактом никакой тени, жарься под этим проклятым солнцем, пока в сушеный кусок мяса не превратишься.

— Ты как? — Руслан подошел к Турову со спины.

— Да как все, — вытер лоб рукавом психокинетик. — Жарко. Можно, конечно, наколдовать небольшой ветерок, но толку будет ноль, да и не факт, что получится.

— На наколдовать, а преобразовать воздушные потоки… Но я не об этом.

— А о чем? — недоуменно посмотрел на него Туров.

— Ну сам как?

— Руса, ну хорош уже а? — раздраженно протянул Иван. — Нормально все со мной, не хожу же не ною, как некоторые. Че началось-то?

— Не началось, а продолжалось. Ты психокинетик. Если ты с головой поссоришься, я даже боюсь представить, что может произойти. И да, профа не трогай. Ему сейчас тяжело.

— Ну тебя же самого достали его философские причитания? — Уцепился Туров за малейший шанс перевести стрелки с себя на Романа Валерьевича, — вчера мне только спрашивал — почему нельзя вот просто взять и умереть. По своей воле. Когда у тебя уже больше нет ни сил, ни желания жить. Представляешь?

— Отстань от него, ему сейчас тяжело, — повторил Яникеев. Он посмотрел вдаль, туда, где обрывался и уходил вниз после очередного пригорка королевский тракт, и сказал Турову. — Надеюсь, наши друзья не опоздают. Проф говорит, что «Окно» совсем же скоро.

— Надеюсь, что нет, — ответил ему психокинетик и Руслан отошел в сторону.

Иван опасался, что Лена вообще забьет на их договоренность. Зачем ей домой? Тут она, как рыба в воде. Тем более, итак не особо уверенно сказала месяц назад, что явится сюда, а за такое количество времени могло произойти многое.

Психокинетик посмотрел вдаль и ему показалось, что на дороге появилась легкая дымка. Присмотрелся — не почудилось. По тракту, по направлению к отряду кинетиков двигались конный. Один или два, так сразу и не скажешь. Следопытством, как в романах Купера, Туров похвастаться не мог. Зато был у него не примете один человек.

— Женя! Женя!

Кинетик, услышав громкий призыв, косолапо подбежал к Ивану. Ваня и сам не ждал, что подружится, хотя это, конечно, было громко сказано, вернее поприятельствует с этим на первый взгляд недалеким и грубоватым мужиком. Тем более, знакомство у них было так себе.

— Ванек, че стряслось? Вопишь, как потерпевший.

— Смотри.

Туров вытянул руку вперед и Женя внимательно прищурился. Пожевав нижнюю губу, он сплюнул на землю и уже негромко произнес.

— Двое. Че, похоже, наши?

— Похоже.

Он подождал еще несколько минут, пока конная пара не поднялась на пригорок и уже стали узнаваемы худая фигура Ленки и напряженный стан его светлости лорда Лейтли. Иллиан, к удивлению Турова, мало того, что ехал без охраны, так еще и сам пренебрег доспехами, облачившись в легкое кантийское платье. Ну хоть меч с собой взял — заметил Иван ножны.

— Ну привет, — задорно крикнула Ленка, спрыгнув с лошади и отдав поводья Жене.

Иван обнял «сестру» и подал руку Иллиану. Лорд пожал ее, сдержанно кивнул, а потом принялся здороваться со всеми остальными. Ленка тоже недолго оставалось рядом Туровым, бросившись, именно бросившись на шею подошедшей Ольге, исполином возвышавшейся рядом с квиком.

— Добрались-то как? Почему охрану не взяли? — стал сыпать вопросами Туров.

— Как, как, вон у Ила спроси, — недовольно буркнула Ленка. — Сделали мне супермена на всю голову.

Лейтли хотел что-то ответить гражданской жене, причем резкое, грубое, даже уже было рот открыл, но потом передумал и лишь облизнул губы. Все-таки его неконфликтность и беззобность могли еще контролировать новые грани характера, открывшиеся после Сеанса.

— Не вижу смысла брать с собой охрану, — ответил Ил. — После Сеанса вряд ли что-то может угрожать моей жизни.

— Ага, например стрела или брошенный нож, — хмыкнула Лена.

— На тракте без причины никто не будет убивать путников. Сначала их, как минимум захотят ограбить. Но это уже будет невозможно с моими способностями. — Иван сначала подумал, что Лейтли хвастается, но потом понял — его светлость просто и в присущей ему занудной манере констатировал факт. — Притом, я подумал, вряд ли будет хорошо, если «Окно» увидят неподготовленные, местные люди.

Иван только сейчас понял — ведь Иллиан тоже отправится с ними.

— Ил, а как же твой титул, земли. Тебе же наконец пожаловали Лейтлипорт.

— Титул — это слова, Лейтлипорт — камни и вода. Без дорогих мне людей они ничего не стоят.

Сказано все было без пафоса, довольно обыденно и спокойно. Ленка, переставшая дуться, подскочила к лорду, судя по всему, опять бывшему, и поцеловала того в шеку.

— К тому же, если мы вдруг захотим вернутья, то с этим не будет проблем. У меня очень хороший управляющий.

— Надеюсь не Халиль? — усмехнулся Иван.

— Нет, не Халиль, — на секунду Турову показалось, что Лейтли поморшился. — Элайя. Старина Элайя.

— Я тебе потом про Халиля расскажу, — шепнула квик психокинетику.

— Друзья, давайте поторопимся, — вмешался Руслан. — Не хотелось бы пропустить «Окно», которое так долго ждали.

Они отправились в сторону от тракта. Со стороны это, конечно, смотрелось странно — больше десятка человек ломанулись в поле, оставив на дороге лошадей.

— Так вот, — оказалась рядом Ленка. Иван обернулся, Лейтли был поглощен разговором с Русланом относительно нового мира. — Ты же помнишь, мы с Эдваром поехали вместе — он до столицы, а мы дальше — в Лейтлипорт. Место, конечно, красивое, но ветрено там все время. Я уж задалбалась…

— А с Халилем что?

— Так вот, я и рассказываю. Доехали до столицы. Ты знал, что у нее названия нет?..

— Лена!

— Так король, то есть Эдвар, и просит: отдать ему в услужение Халиля. Уж не знаю, чего там такого сделал Халиль и как убедил Эдвара, но факт остается фактом.

— А зачем королю Халиль?

— Да ты щас упадешь. Погостили в столице, так на третий день Эдвар назначил Халиля тайным левым мастером. Представляешь?

Иван вспомнил хитроватую бусурманскую рожу Ибн Шиина и лишь головой покачал. А ведь и правда, место как раз для него.

— Иллиану это пришлось не по душе?

— Еще как. Вслух, он, конечно, ничего не говорил. Но ты же знаешь, он весь такой правильный, считает, что королю должны служить лучшие люди, а не разбойники и мошенники. Но ничего, приехали в Лейтлипорт. Там забот полон рот. Ил вызвал из соседней провинции архитектора, заказал ему статую Фергуса.

— Серьезно?

— Ага, даже подпись уже придумал: «Первому среди защитников семьи Лейтли, Фергусу Войлу». Это еще что. Там иногда с островов приплывают…

За разговорами они подошли к ожидающей их троице — Косте, Марату и Роману Валерьевичу. Старик действительно сдал — кожа под глазами напоминала дряблый, ненатянутый гамак, глаза словно выцвели и постоянно блестели, руки заметно дрожали. Увидев Лену, он улыбнулся и поспешил ей навстречу.

— Леночка, как я рад вас видеть. Рад, что вы с нами, — он запнулся, более ничего не произнеся. Непринужденного разговора не получилось. — Ладно. Главное, что мы все собрались вовремя.

Он не успел договорить, как буквально шагах в трех от Романа Валерьевича поплыл, раскаляясь, воздух. Постепенно марево достигло радиуса четырех метров и перестало расти, теперь лишь редко подрагивая, точно живое существо. Повезло, все-таки. Как вовремя путники приехали.

— Можете не торопиться, у нас тридцать шесть минут, — почему-то крикнул профессор, хотя Окно никаким образом не шумело. — Я специально выбирал такое большое окно. Но будет все же лучше, если мы не станем медлить.

— Ну кто первый? — спросил Руслан.

Туров не говоря ни слова, широким шагом вошел внутрь. Снова, как и почти год назад он ощутил, как земля уходит из-под ног. Снова все поплыло перед глазами, превращаясь в винегрет сюрреализма. Свет исчез, пропало пространство, время, все. Его будто разорвало на части и собрало снова. Иван почувствовал, как ноги уже ступили на твердую почву, уже хорошо — в предыдущий раз кончилось путешествие болотом — и прикрыл глаза от яркого солнца. На него пахнуло родным запахом горячего асфальта, перемешанного с подгорелой уличной едой. Почему-то Иван не сомневался ни минуты. Это дом.

Конец