Проклятый щенок

Правильно говорил пророк Амин: «Не случится с нами ничего и никогда помимо того, что приготовил нам Салла». Только старым к такой мысли Халиль пришел. Натерпелся бед, страданий, поскитался по всем землям с новым мурзой да и руки уже опустил. Раньше все бежать хотел, не в Хазар, конечно, да не в Плоскогорье, легче Иблису зевающему в пасть влезть, чем оттуда живым вернуться. Все чаще думал Ибн Шиин о землях восточных, неизведанных. Пусть живут варвары неверные, кровь пьют, деревянным богам поклоняются, но хоть жизнь сохранит Халиль. А наловчится, привыкнет, и хабар у него будет, и дом появится. Не впервой.

Да передумал. По-другому мудрость пророка Айвин-мухтарам сказал: «Чему быть, того не миновать». Конечно, будь Халиль помоложе, может бы, покивал, покивал, а ночью юрк в лесок или даже в степь, да только его халат и видели. Теперь что? Стар стал Ибн Шиин, то вместе с неверными с горы пешком шел, устал до смерти, а после на лошади ехал — думал отдохнет — да куда там, теперь спина болела. Ему бы во дворце у визиря какого-нибудь служить, советом подсказывать, дела обставлять, а не по дорогам взад-вперед пыль поднимать.

Если нет сил бежать, что делать? Только вековую мудрость принять, что правоверный Амин сказал. Смириться. Так Халиль и сделал. Конечно, про свой интерес он все равно не забывал, да только где тут нажиться? Как Хелен-Бике пропала, мурза совсем голову потерял. Пустился за ней вместе с тощими пройдохами. Вот те Ибн Шиину совсем не нравились, беспокойно рядом с ними было. Казалось, хозяину жить надо да радоваться — любую килан ему украсть можно было бы, даже из богатой семьи, ты только скажи. Нет вот, уперся как баран, прости Салла за такую дерзость.

Только недолго путешествовали. Напали на них бахатуры могучее, чем Айвин-мухтарам, долгих лет ему жизни. Ох, и натерпелся через них страху Халиль. Эти еще хуже тощих пройдох оказались. Говорили, что думали, не боялись ничего, держали себя спокойно, вольно. От таких людей никогда хорошего не жди. Либо сами на себя беду наведут, либо тебе потом знакомство такое боком выйдет.

Но опять же, пророк Амин говорил… Эх, коли не старость.

Халиль метнулся ястребом к Мурзе, даже щенка-Фергуса подвинул, помог Хелен-Бике уложить и заохал. Не любил он женщин, а за что их, спрашивается, любить? Радости от них никакой, одни горести. Но сердце у Халиля было не каменное, сколько людей обманывал, а зла никому не желал. А на Хелен-Бике сейчас даже самый жестокий человек посмотри — слез не пожалеет.

Глаза провалились, почернели вокруг, лицо совсем сухое стало, поганое, губы потрескались, руки в царапинах, ногти поломаны. Будь проклят тот, кто с бедной девочкой такое сделал, слышишь Салла? Будь он проклят.

— Ты зачем голову поднимаешь? Ты теперь голову не поднимай, — стал он уговаривать Хелен-Бике. — Ты теперь отдыхай лежи, сил набирайся.

— Ну вы меня хоронить только раньше времени не начните. Ил, — это она мурзе, понял Ибн Шиин, — принеси поесть, пожалуйста, что-нибудь. Только пожирнее или послаще.

Мурза было дернулся, да тут Фергус вскочил, пару фраз бросил и убежал. Ну хоть какой-то толк с щенка.

— Чем кормили?

Халиль вздрогнул, узнав голос. То самый главный и сильный бахатур — Руслан. Хоть и имя хорошее, хазарское, да вот боялся его Ибн Шиин больше всех. Против Руслана и Айвин-мухтарам мальчишка хилый, а уж остальные и подавно.

— Курицей, — подняла глаза на него Хелен-Бике. — Сволочи, знают ведь, куда бить. Или грудку давали, но с бедер специально всю кожу сдирали и жир выжаривали.

— Чего-то я не понимаю, так тебя не морили голодом? — вот и Айвин-мухтарам подоспел.

— Хуже, — ответила Лена. — В углеводах ограничили.

— Насколько я знаю, — опять заговорил Руслан. — Квикам для своих постоянных рывков нужно большое количество энергии. Энергию дают углеводы, на худой конец жиры. Вот они и посадили Елену на безуглеводную диету.

— Точно, — подтвердила незнакомые слова Хелен-Бике. Странно, вроде говорили на кантийском, а непонятно ничего. — Мне теперь не одну неделю восстанавливаться. А вы, я смотрю, все обо мне знаете…

— Яникеев Руслан, кинетик десятой категории.

— Лена… Ну ладно, раз мы все такие официальные, Штольц Елена, квик-семерка. Значит, это вы и есть тот самый опереточный злодей?

— Лена, понимаешь, тут все не совсем так, как выглядит, — опять вмешался Айвин-мухтарам.

— Я после того как меня в шахту посадили, уж догадалась, — усмехнулась Хелен-Бике. Халиль хмыкнул про себя, вот ведь женщина, действительно отродье Иблиса, лица на ней нет, а характер остался. — А это еще кто?

Ибн Шиин обернулся. Про старика он еще подумать не успел, не до этого было. Но выходило так, что тот тоже чужак. Как Айвин-мухтарам или Руслан. Уж на что Халиль был немолод, а старику в сыновья годился. С виду самый обычный, разве только на подбородке волос редкий, но на то уж Салла пышной бородой не наградил. У Ибн Шиина самого маленький кустик рос, как у козла.

Все ж получалось, что старик важный, хоть с виду бичера бичерой, на сбируна похож, что подачками других живет. Не богатый. Халиль алтын, как собака кость, чувствовал. Но Руслана-бахатур старика признал. Может быть, и не орел, но юкук, сова то есть, точно. На мальчишку и мужика рядом Ибн Шиин даже глядеть не стал.

— Меня зовут Роман Валерьевич Меренков, глава отдела ясновидения, биолокации и экзистенциальных способностей. В прошлом, конечно. Мои спутники: Кейн Нотаниэль и Кристиан. Талантливый мальчик, ясновидец.

— Местный? — тут уже поинтересовался Руслан, долгих лет ему жизни. Халиль глаза на могучего бахатура поднял, и снова по спине холодок пробежал — нельзя же быть таким могучим.

— Местный, Руслан Рашидович, местный. И очень одаренный, с потенциалом, — старик горделиво посмотрел на мальчишку и погладил того по голове. Ибн Шиин хмыкнул, таких «одаренных» в любом ауле с пучок набрать можно. Что в нем такого — рука легкая, пролезть в любую щель может или бегает быстро? Надо выяснить.

— Потенциал — вещь странная, — заметил Руслан. — Может быстро проявиться, а может и всю жизнь дремать.

Ай, какой мудрый бахатур, какие слова правильные нашел. Халиль с уважением на Руслана помотрел. Понимал, о чем тот говорит. Знал он одного чиграша, небесталанный парень, но до настоящего искусства вора ему было далеко. Как же его звали — Табан, Табар, Табылдык? Да разве и важно уже. Всю воровскую науку к девятнадцати годам постиг, а вот дверь без шума отворять так и не научился. Три года потратил, пока удалось ему талант этот в себе развить.

Был и другой мальчишка — Ильзат. Вот уж до чего ленив, толст, неловок. Но какой на замки мастер был. Один раз ему показали, где поддеть, а потом повернуть, и все. Щелкал замки, как мускатные орехи. Жаль только поймали парня, да простит Сулла грехи его. А то ведь тоже, потенциал…

— Руса, с телепатами что? — подошел еще один бахатур.

— Руслан Рашидович, даже не думайте, — старик вышел вперед и ткнул пальцем Руслана. — Есть решение, при котором все останутся живы, но телепаты больше не причинят никому вреда.

— Я думал об Антишлеме, но лучше поставить защиту с его помощью двум нашим ребятам, чем понижать пару телепатов. Роман Валерьевич, у них восемь десяток, попросту энергии на обнуление всех не хватит.

— Руслан Рашидович, вы думаете слишком прямолинейно. Мы не будем обнулять десяток. Вы правы, нужно слишком много энергии. Ровно столько же, чтобы поставить защиту на ваших людей. Но мы пойдем другим путем, просто понизим их на пару уровней. И все. Ниже десятки они не причинят никому вреда.

— Но они все еще смогут читать мысли.

— Какой нам с этого прок? Пусть читают. Мы не встретимся с ними больше. Они разбредутся по Кантии и станут жить каждый как сумеет.

— Вы говорите это как ясновидец или гуманист?

— Разве одно мешает другому, — улыбнулся старик. Халиль смотрел на них, разинув рот и ловя каждое слово, но так и не мог понять, о чем толкуют чужеземцы. — Вы же, Руслан Рашидович, не допустите лишних смертей, когда их можно избежать.

— Марат, проверь Антишлем, генератор и ветряки, — бросил Руслан. — И уже тогда подумаем.

Халиль стоял, упершись спиной в саму стену, стараясь лишний раз не издавать звука и не привлекать внимания. Рядом еле слышно дышал щенок-Фергус, Иблис его побери, мальчишку тоже не пустили к столу. Хорошо, что вообще разрешили войти. Ибн Шиин может слово ханское услышит, умное, нужное. А оно всегда пригодится.

В деревянном сарае было темно, одна единственная свечка мало-мало света давала. Бахатуры сгрудились вокруг нее, на стол локти поставили, так что мурзе, Хеле-Бике и старику совсем места не осталось. Говорили уже долго, щенок-Фергус даже головой дергать начал, засыпать. Глупый, молодой. Его на такой курултай важный пригласили. Конечно, не то чтобы пригласили, скорее, не прогнали, но все же…

Халиль даже голову на правую сторону повернул, чтобы ухом бахатуров лучше слышать, да все равно половину слов не разбирал.

— В принципе, генератора хватит понизить уровни восьмерым десяткам на две-три единицы, — это Руслан говорил. Все сидели, слушали, головой кивали. — И даже если мы на это пойдем, то есть вместо защиты трем кинетикам от телепатов соберемся убрать восемь десяток из игры, как и говорил Роман Валерьевич…

— Руслан Рашидович, да что тут думать? — старик поднялся на ноги. — От кого вы будете защищаться, если из десяток останется только Михаил Эммануилович.

— Даже если мы соберемся убрать восемь десяток, — продолжил бахатур. — Вернее, захотим убрать, у нас есть одно существенное но… Микропроцессора на телепатию нет.

Все разом закричали, как ишаки на базаре. Вроде и друг другу говорят, только никто никого не слушает. Руслан руку поднял, все затихать стали. «Ай-яй-яй, не боятся они его, а уважают», — вдруг понял про себя Халиль.

— Соответственно, все наши намерения с защитой и понижением — просто сотрясание воздуха. Ни на кинетические способности, ни на телепатические микропроцессоров нет. Антишлем в порядке, но использовать его мы не сможем. Извините, профессор, — тут бахатур на старика посмотрел. Ибн Шиин тоже поглядел, как тот на невиданное оскорбление ответит. Значение слово «профессор» Халиль не знал, но нутром чувствовал, хорошего в нем мало.

— Погодите, погодите, когда я смотрел, процессор был здесь, — забормотал старик. — Я даже значения этому ему не придал. Как же так. Руслан Рашидович, я найду его. Мне нужно некоторое время.

— А потом что, Роман Валерьевич? Вы ведь догадываетесь, что только один человек мог его забрать? Ну что ж, давайте отправимся навстречу всему королевскому войску, имея за спиной восемь десяток-телепатов, а ведь даже один из них уже может наделать бед. Роман Валерьевич, мне горько это признавать, но у нас нет выбора. От телепатов придется избавиться.

— Извините, многоуважаемые сиры.

От голоса, раздавшегося рядом, Халиль чуть на месте не подскочил. Повернулся к щенку, что это с ним? Проснулся и пасть решил открыть? Вот ведь навоз из-под копыт верблюда. Салла, ну посмотри, серебрянолицый, что за чурбан!

— Извините, сиры, но вы говорите о том маленьком домике без окон к северу?

Бахатуры на мгновенье затихли, и первым заговорил Айвин-мухтарам.

— Да, про него, Фергус. Там есть одно… Как бы это сказать, устройство… Там трон со всякими железками, проводами. Тьфу ты, длинными веревками. И к этому трону нам не хватает одной пластины. Ты что-то знаешь?

— Знаю, — кивнул щенок. — В ночь, когда похитили леди Хелен, Халиль забрался туда. Я притворился, что сплю, и он поверил. А потом пошел за ним. Он сначала забрался в дом без окон, а потом уже к сиру Михаэлю. Зная его, думаю, Халиль точно что-то стащил.

Ах, недостойный. Чтобы ты заблудился в песках Иль-Зариб, ноги искусали змеи, глаза выклевали падальщики, а шакалы обглодали кости. Восточному разбойнику было не столько обидно, что теперь у него отберут вещицу, судя по всему, очень дорогую, сколько другое — его, Халиля Ибн Шиина, самого ловкого и хитрого из людей провел какой-то сопливый стражник. Ай-яй-яй, неужели не тот уже Халиль, неужели и вправду хватка дурная стала и глаз не так остер?

— Халиль? — Айвин-мухтарам вопросительно посмотрел на него.

— Разве я в чем виноват? — залепетал Ибн Шиин. — Я знал, что проклятый мурза Михаэль против нас. Знал, что этот мирко…. мерко..

— Микропроцессор.

— Микро-про-цессс-сор будет нужен вам, уважаемым. Разве виноват я, Айвин-мухтарам, что преданно служу своему господину?

— Служишь, служишь, — улыбнулся Айвин, но показалось Халилю, что ни единому слову он не поверил. — А сказать нам когда собирался?

— Время все выжидал, Айвин-мухтарам. Не перебивать же своим поганым словом таких достопочтимых аксакалов.

Про аксакалов Халиль, конечно, загнул. Видал он в Хазаре настоящих старейшин — ты только думать начал, а они уже говорят об этом. Эти, конечно, могучие, сильные бахатуры, но не аксакалы. Старик с длинным именем если только. Но и то непохож. Аксакалы неторопливые, степенные, важные, а ата другой. Хоть и много ему лет, но все какой-то порывистый, торопливый. Словно жить боится не успеть чего-то.

— Ну не томи, доставай.

Халиль еще раз зыркнул на Фергуса. Ну все, щенок, берегись. Булат, конечно, Ибн Шиин ночью в него не вонзит, но уж средства напакостить найдет. Не с тем связался. Страшно, ой страшно такого врага, как Халиль, иметь. Но делать нечего, полез в халат. С внутренней стороны он еще в Плоскогорье себе карман потайной нашил, изворотливому человеку без скрытой скулы никуда. Пальцами пока щупал, в голове разное крутилось, но понимал, ничего теперь не придумает, придется отдавать. Выудил вещицу украденную, вытянутую, с краями ровными, хотя и чувствовал кожей, что там вроде рисунка какого, который на мраморных плитах у стен богатых сараев, только мелкий больно. Вздохнул тяжело, сделал два шага, отдал.

— Роман Валерьевич, посмотрите, — Айвин-мухтарам вещицу бережно старику передал.

— Он, микропроцессор, — после долгого осмотра ответил ата.

— Телепатия или психокинетика? — спросил Руслан.

— Телепатия, — удовлетворенно сказал старик.

Халиль стоял, носом шмыгал. Чувствовал себя, как малай неразумный, у которого шербет отобрали. Главное кто — щенок неразумный… Вернее, раньше Ибн Шиин думал, что неразумный, оказывается, Фергус себе на уме, да глаза у него на нужном месте.

— Ил, мне кажется, что твои орлы скоро подерутся, — заметил Айвин-мухтарам.

— Халиль, Фергус, вы служите мне, не забыли? — Мурза впервые подал голос. Сам по-прежнему глаз с Хелен-Бике не сводил, да слушал все вполуха. — Никакой грызни. Поняли?

— Да, ваша светлость, — сказал Фергус.

— Халиль?

— Нужен он мне, — буркнул Ибн Шиин. — Мне его на сундет не приглашать, баурсак не делить.

— Что ж, значит все в порядке, — посмотрел на старика Руслан. — Теперь никаких жертв и смертей.

— Жертв нет, — согласился ата. — Но про смерть я ничего не говорил.

— Что это значит? — спросил Айвин-мухтарам.

— Видите ли, Иван Сергеевич, нам действительно удастся избежать ненужных жертв, если все получится, — сказал ата. — Но о смертях речи не шло. Будущее — это лишь вероятности, которые при определенных условиях могут произойти. Я предложил вам ту версию, при которой пострадает наименьшее число человек.

— Десять, двадцать, сто? — голос бахатура-Руслана был ровный и спокойный. — Может, тысяча?

— Нет, Руслан Рашидович, что вы. Всего трое.

Ата мельком посмотрел в угол, в котором стоял Халиль. И показалось хазарцу, что взгляд у старика стал сочувственно-извиняющиймся.

 

Последняя служба

Единственный человек, что радовался спасению Хелен больше лорда Иллиана Лейтли, был, наверное, Фергус. Весь смысл его существования подчинялся теперь только одной цели — служение господину. Только о каком служении может идти речь, если сир Иллиан не ест, не пьет, лица на нем нет, а мысли все лишь о своей фа-во-рит-ке. Кое-как слово, сиром Айвином оброненное, Фергус выучил.

Конечно, до хорошего еще далеко: подслушал стражник, что его величество сир Эдвар Первый со своим войском выступил в поход против его господина. Странное дело. Еще вчера король своего подданного землями одаривал, а теперь посылает вперед людей убить, а потом и сам собирает войско.

Единственная надежда на сира Айвина и его новых друзей. Хотя странные, конечно, у них отношения. Сначала драться лезут, потом братаются. Но что сильны новые знакомцы — тут и говорить нечего. Фергус не без зависти смотрел на широкие плечи, могучие груди, которые одеждой никакой не скроешь, и крепкие руки. Даже женщина среди них такая же. С лихвой их Три Бога одарили, с лихвой.

Но это раньше еще у Фергуса времени полно было туда посмотреть, то подумать. Теперь переменилось все. Прежде господин квелый сидел у костра, шишки смоляные от ели подбрасывал да сучья мелкие, и ничего ему не надо. Теперь же носится как угорелый, жизнь у него по жилам снова потекла. Про леди Хелен уж разговор особый. Она и раньше смиренностью да тишиной особой не обладала, а после долгого заточения, будто Темный Бог в нее вселился. Точно пятки ей железом каленым жгут: здесь мелькнет, там появится. Порой кажется, со всех сторон ее голос разносится.

А Фергусу надо еще и за Халилем приглядывать. С прошлого дня, как Войл про хазарца правду сообщил, тот совсем разговаривать перестал, волком смотрит. Стражнику с подобным отребьем, конечно, дружбу водить и не нужно, но следить приходится. Восточный разбойник себе на уме. Сдавалось Фергусу, была бы возможность сбежать, так давно Халиль деру дал. Ни о какой службе или долге Ибн Шиин не думал.

Войл же разрывался даже не между двух, а трех огней. Но жаловаться на судьбу не собирался. Лучше уж так, чем смотреть на хмурого господина, который ничем не интересуется и ничего не хочет. Трудности, они проходят, а вот хорошее расположение его светлости Лейтли, которого Фергус добился, останется.

Стражник подхватил дымящуюся чашку с густой гороховой похлебкой, с плавающими в ней кусками говядины, — получилось отменно, уж Войл в этом толк знал — сжал под мышкой ножны с мечом сира Иллиана да припустил почти бегом к влюбленным. Им дай вволю, так забудут про все на свете, а вокруг ведь дел невпроворот, по крайней мере, у господина.

— О, вот и Фергус, — резко отодвинулась от лорда леди Хелен.

Войл и глазом не повел. Он не дурак, хоть и женщины у него никогда не было — кто на такого позарится — понимал, зачем возлюбленные чуть свет уходят на самый край плато, к лесу, откуда и видно лишь пару крайних домов. Но сир Айвин и сир Руслан сами говорили — леди Хелен сейчас нужно очень хорошо питаться, чтобы вернуть утраченные силы. Благо, ела фа-ворит-ка за пятерых. Правда, если и не напоминать, могла забыть. Как сказал сир Айвин: «По любви доблестного Ила она изголодалась больше».

— Я приготовил похлебку. Она еще горячая.

— Горох? — брезгливо спросила леди Хелен.

— Будьте покойны, я день отстаивал горох отдельно, а потом поменял воду. Живот болеть не будет, — Фергус выудил деревянную ложку.

— Ну что ж, попробуем, — согласилась фаворитка.

— Ваша светлость, я принес вам ваш меч. Вы оставили его внутри.

— Конечно, оставил, — нехотя взял ножны сир Иллиан. — Мне не нужен здесь меч, поэтому и оставил. На горе мы в безопасности.

— Никто не знает, что может приключиться, ваша светлость, — не согласился Фергус. — Пусть уж лучше при вас будет меч и с вами ничего не случится, чем меча не будет и произойдет нечто опасное.

— Ферр, как ты это сделал? — громко спросила леди Хелен.

— Что именно? — не понял Войл, не обратив почти никакого внимания на его искаженное имя — так его еще никто не называл.

— Суп. Он изумительный.

— Похлебку учила готовить меня матушка.

— Фергус, что-то еще? — спросил господин, заметив, что стражник не уходит.

— Да, сир Айвин просил вас явиться на казнь шестерых преступников.

— Фергус, не казнь, а понижение, — поправила леди Хелен. — Они останутся живы. Хотя жизнь, конечно, утратит краски, после десятки-то.

— Хорошо, сир Айвин просил вас явиться на понижение шестерых преступников, — легко согласился Фергус, хотя не понимал, куда еще ниже можно понизить разбойника. Да и сир Айвин, говоря о «предстоящей процедуре», что бы это ни значило, выглядел несколько встревоженным.

— Скажи, что мы сейчас придем, — ответил ему сир Иллиан.

Фергус поклонился и пошел прочь. Конечно, он догадывался, что «сейчас» растянется, как минимум на полчаса. Поэтому и пришел заранее, до того, как сиру Иллиану и леди Хелен предстояло явиться на казнь, то есть на «понижение».

Фергус видел всего две казни в своей жизни. Однажды сопливым мальчишкой, вопреки воли родителей, он прокрался на деревенскую площадь, чтобы посмотреть, как вешают троих разбойников. А второй раз в Кривошее, вотчине семьи Ойзонери, уже юношей, Войл наблюдал обезглавливание худого рыцаря со злым лицом, преступившим клятву и восставшим против сеньора. Вряд ли когда-нибудь он забудет, как голова с налипшими на нее мокрыми волосами глухим стуком упала на землю и покатилась, собирая собой солому, куриный помет и мелкий сор.

И хоть леди Хелен заменяла наказание преступников таинственным словом «понижение», выглядело это именно как казнь. Знал Фергус — у правителя должна быть жесткая рука и холодное сердце, обязанное нести справедливость, но все равно жалел Войл злодеев. Стоят на коленях, руки веревкой стянуты, глаза плотно завязаны, головы опущены. Кто поднять пытается, тому сзади тычок сразу, чтобы не думал даже, а не поймет — могут и ударить. И все они словно братья родные, похожи друг на друга — худые и испуганные. Только один выделяется своей озлобленностью. Тот, кого нарекли дурным именем Игорь.

Думал Фергус, сир Айвин суд вершить будет, только тот сам стоит белый как снег. Стражник еще раньше понял, что на него слово это странное так действует — «понижение». Боится он его, что ли? Перед преступниками возвышался могучий сир Руслан. Вот в нем точно ни страха, ни жалости, ни сомнения. Хороший бы лорд из него получился.

— Роман Валерьевич настоял, чтобы я рассказал, что с вами произойдет.

Один из преступников тихонько всхлипнул.

— Мы проведем процедуру понижения ваших телепатических способностей — до восьмерок минимум. После этого отпустим. Вы вольны идти куда вам вздумается, прожить свою жизнь, как посчитаете нужным. Но если кто опять встанет у нас на пути, то никакой пощады не будет. Давай, Костя.

Прислужник сира Руслана сгреб в охапку одного из преступников, поставил на ноги и потащил в дом-без-окон. Фергус видел, как внутри мерцает свет, странный, не живой, какой бывает от свечи, а яркий, ненастоящий. Да, именно ненастоящий, дурной свет. Дверь захлопнулась, и Войл услышал, как скрипят ремни, и трещит дерево. Он был в доме-без-окон вчера с господином и видел это… кресло. Сир Айвин многое рассказывал лорду Лейтри про сверхспособности, их понижение или обнуление, но Фергус понимал другое — здесь будут проводиться пытки. Зачем еще все эти штуковины позади кресла, ремни на подлокотниках, гигантский шлем, какого нет у самых нелепых рыцарей? Конечно, жаровни Войл не заметил, но совершенно точно шлем раскаливают и надевают на голову несчастного. Тут даже к запретным жрецам Темного Бога не ходи.

Но вот теперь все стихло. Ненадолго, как перестают кричать птицы перед дождем, только что метавшиеся над головой. Загудели тысячи разозленных ос, захрустели сотни ломающихся сучьев и изнутри полыхнуло. Щели между дверьми осветились ярким светом, все тем же дурным, мертвецким и звуки стали затихать. Когда все прекратилось, Фергус вновь услышал, как скрепят ремни, а после из дома-без-окон выволокли злоумышленника. Вопреки ожиданиям Войла никаких разительных перемен с ним не произошло, но у стражника все равно сидело необъяснимое чувство внутри, что несчастному тому нечто отсекли. Сир Руслан сам снял повязку с глаз и указал рукой в сторону одного из больших домов — там держали остальных пленных жителей горы.

Восемь раз открыл свою дверь дом-без-окон, и восемь раз завели туда худых людей, и семь раз, испытавшие «понижения» безропотно отправились к своим. И лишь человек с дурным именем Игорь кричал, извивался и даже укусил сира Костю за руку.

— Вы же не понимаете, суки, — кричал он. — Что значит понижение для телепатов-десяток. Это как если вас, тупых кинетиков, просто обнулить. Суки, пустите.

— Нет, не сравнивай это, — подошел вплотную к нему сир Руслан. — Мы в голову ни к кому не залезаем и людьми не управляем. Была бы моя воля, я тебя, гавнюка, обнулил, полностью. Слышишь?

Сир Игорь хоть все еще и сопротивлялся, но уже замолчал, скрипя зубами и тяжело дыша. Сиру Косте помог еще один человек из окружения сира Руслана, и вдвоем они затащили сопротивляющегося преступника внутрь. Вновь оживший рой пчел, затрещали сучья, полыхнуло, и все было кончено.

К вечеру хлопот прибавилось. Сир Роман Валерьевич и сир Руслан долго и ожесточенно о чем-то спорили, но старец все же одолел умом крепкого воина. Для Фергуса подобное было не в новинку. Он часто видел, как недооценивают светлую голову, предпочитая ей грубую силу, и как часто потом жалеют и сокрушаются. Войл частенько думал, вот будь он сам лордом, то оберегал бы умных людей, которые не могут постоять за себя. Построил бы какой-нибудь богатый дом разных наук для них, выдавал щедрое жалование, ездил по королевству и сам набирал туда молодых талантливых мальчишек.

Но вот сиру Роману Валерьевичу не нужна была защита или покровительство. Он пользовался одинаковым уважением, как и людей сира Руслана, так и у худых законоотступников. И воля старца была непреклонна: они проследуют к Проклятой лощине, где и состоится решающая битва, и исход станет предопределен. Еще Фергус слышал что-то про телепатический процессор, шлем, человека, не прошедшего сеанс, но большого значения подобным словам не придавал. Чужеземцы с самого первого дня несли всякую околесицу, Войл уж давно привык.

Тем более, дел хватало. Это господин с леди, наверное, думают, что в путь — значит, сели на лошадей и поехали. А сколько всего надо собрать и приготовить, чтобы в дороге не нуждаться? Только один Фергус и знает, одному Фергусу все надо. Халиль вон сел, полы халата подобрал — вроде и собрался. Помогать не помогает, даже, если попросишь.

Полночи стражник бегал, собирался. Все-таки задремал на повозке, обложенный со всех сторон вещами, пока господин не разбудил. Остальные только-только вставать начали, деревня принялась нехотя и лениво просыпаться: скрипеть дверьми, шуметь льющейся холодной водой, греметь грубыми мужскими голосами.

Потихоньку стали появляться и робкие жители Горы Богов, с испугом озирающиеся вокруг. Некоторые уже собрали поклажу в большие узлы, другие ставили на телеги клетки с домашней птицей — сир Руслан выделил им трех лошадей, остальные слонялись без дела. Лишь Игорь сидел прямо на земле, опершись боком о стену дома. Лицо его выражало крайнюю степень злости, а руки то и дело сжимались в кулаки.

Фергус отвернулся, злоумышленник был ему не интересен. Сделать он ничего не сможет, за всеми обитателями Горы Богов присматривало двое могучих людей сира Руслана, а у Войла и так времени почти не осталось.

К моменту, когда все проснулись, умылись, позавтракали, стражник лорда Лейтли закончил самые последние приготовления. Теперь все, бережно собранное, уместилось в одной повозке. Халиль было собрался взобраться на нее, но Фергус согнал его, памятую о беспокойных руках хазарца и его свободной совести.

— Фергус, это все наше? — изумился сир Иллиан, увидев повозку.

— Да, ваша светлость, — подтвердил стражник. — Все веши и кое-что из того, что может пригодиться?

— Кое-что? — лицо лорда выглядело удивленным.

— Дорога предстоит не близкая, до Проклятой лощины больше недели пути. Всякое может понадобиться.

— Я смотрю конечный пункт нашего назначения уже ни для кого не секрет, — подошла леди Хелен. Выглядело она значительно бодрее, хотя болезненная худоба все еще бросалась в глаза. Фаворитка повернулась к лорду. — Ваня вроде просил не распространяться.

— Я молчал.

— Люди сира Руслана говорили между собой, а я услышал, — принялся оправдывать лорда Фергус.

— А что они еще говорили? — с хитрецой посмотрела на стражника леди Хелен.

— Да больше ничего. Они сами не знают, зачем возвращаться в лощину, если на хвосте войско короля. Они говорили, что таким образом мы сами загоним себя в ловушку.

— Никто ничего не знает, — покивала головой фаворитка, как бы соглашаясь с Войлом. — Кроме этого Руслана и Романа Валерьевича.

— Мы можем не участвовать в их планах, — ответил ей сир Иллиан. — Уедем от них, я договорюсь с Ива… Айвином и Русланом, они дадут нам двух лошадей.

— Сир… — обиженно произнес Фергус.

— Трех, трех лошадей, — Лейтли посмотрел в сторону хазарца. — Даже четырех, если Халиль захочет присоединиться.

— И что мы будем делать? — спросила леди Хелен. — Как я поняла, мальчишка объявил тебя вне закона. Будем бегать по королевству, в надежде, что нас не поймают? Со своими уж всяко лучше.

Сир Иллиан хотел еще что-то сказать, но не успел. Раздался тревожный металлический гул, потом снова, и снова. Фергус вспомнил, что в предыдущий визит на Гору Богов так звали обедать, но теперь у железной пластины стоял сир Руслан, держа в руке молот сира Айвина.

— Спасибо, держи, — бросил он ручник обратно полубогу. — Итак, минутку внимания. Собственно, я скажу то, что вы и так знаете. Отныне больше нет никакой деревни телепатов, все обладающие телепатическими способностями уйдут отсюда. Вы будете жить среди простых кантийцев. Вместе или отдельно, уже вам решать. Тем, кто вновь примкнет к Канторовичу, а я думаю, найдутся и такие — следующая наша встреча станет последней. Я дал шанс уйти тем, кто захотел. С остальными церемониться не буду.

Люди сира Руслана и путники с таинственным Вегласом без приказа выстроились в две широкие линии. После того, как Мёнемейстер закончил говорить поток беженцев хлынул сам, будто только и ожидая, когда над плато повиснет тишина. Фергус с его светлостью, леди Хелен и задумчивым Халилем стояли в самом конце строя. Обитатели Горы Богов шли, опустив головы, сгорбленные под поклажей. Другие шествовали у лошадей, держа их за поводу, оборачиваясь изредка на телеги и тоже стараясь лишний раз не смотреть на своих обидчиков. И снова лишь Игорь выделялся на общем фоне.

Худой мужчина с дурным именем стоял на месте и улыбался. Несколько соплеменников пытались взять его под руку, увлечь за собой, но тот лишь яростно отмахнулся.

— Пойдем, у него совсем уже крыша поехала, — сказал наконец один из законоотступников и на Игоря перестали обращать внимания.

А он все стоял и смотрел, на всех и каждого одновременно, как дурной портрет, от которого не спрятаться, как бы ты не метался по комнате. Фергус видел такие в доме Эейзенгеров, прежде чем ему отказали в службе. Один из людей сира Руслана толкнул Игоря в спину и злоумышленник наконец пошел, медленно, плетущимся шагом, то и дело трогая рукав и заглядывая каждому в лицо. Он силился сказать нечто обидное, насмешливое, но каждый раз в самый последний момент останавливал себя и продолжал свое шествие.

Фергус с замиранием сердца смотрел на этого странного человека, может действительно повредившегося рассудком после всех злоключений, выпавших на его долю. Войла не покидало смутно беспокойство, точно от Игоря исходила опасность, сдерживаемая под озлобленной маской потерянного в этом мире существа.

Наконец злоумышленник достиг и их. Они со стражником лишь мимолетно встретились взглядами, и в следующую минуту Игорь уже смотрел на лорда Лейтли с леди Хелен. Губы его гневно сжались, будто в них он внезапно увидел причину всех своих бед, их он мгновенно проклял и обвинил, без права последнего слова. И Фергус понял все.

Игорь со звериным рыком прыгнул в их сторону, задрал рукав до самого локтя и блеснул сталью. Нападающий сам удивился, как быстро его кинжал достиг цели, но вопреки ожиданиям оружие поразило не крепкий торс его светлости или исхудавшее тело леди. Рукоять впилась до самого хвостовика в бок Фергуса, попытавшегося перехватить руку законоотступника.

Игорь захохотал, утирая окровавленной рукой лицо, смеялся, плеская на окружающих своим безумием, смотря в тающие глаза Войла, пока его не швырнуло в сторону, хрустя позвонками и суставами. Он умер почти мгновенно, став жертвой гнева сира Руслана, вытянувшего руку вперед с выступающими на ней венами.

Войла подхватило несколько человек, и земля перевернулась, точно корабль, потерпевший кораблекрушение. Пред стражником предстало холодное чужое небо с длинными вспухшими облаками, а потом появилось лицо господина. Побледневший сир Иллиан горячо и много говорил, размыкая и смыкая сухие уста, его руки теперь тоже были в крови, его, Фергуса крови. И тогда стражник подумал, как же хорошо, он умирает. Как же все вышло бесмысленно и благородно одновременно, именно так, как он когда-то хотел.

— Я благодарен судьбе и Трем Богам, — тихо сказал он. Во рту стало непривычно сухо и каждое слово давалось с большим трудом, словно, чем больше он говорил, тем больше жизни из него вытекало. — Благодарен, что мне удалось послужить вам…

Лорд закричал что-то, стал бить его по щекам, трясти, но Фергусу было очень трудно смотреть на него. Вспухшие, лениво тянущееся прочь обитатели неба звали его, теперь он должен был стать одним из них. И сил противиться больше не было.

Фергус Войл, стражник его светлости лорда Виргирдских земель Иллиана Лейтли вздохнул в последний раз и умер.

 

Обратный путь

Фергуса Войла, у самого края плато Горы Богов, с которого открывался вид на все дальние земли, хоронил лично Ил. Сам копал могилу, повязывал глаза мертвому стражнику и сдвигал камешки в честь Трех Богов. Роман Валерьевич посоветовал ему погрести стражника подальше от деревьев и построек, хотя Турову и показалось, что лорд не вполне услышал старика. Лейтли никто не торопил, напротив, Руслан при Ване сказал своим, что отправление переносится на вечер.

Игоря телепаты похоронили в сторонке, стараясь особо не попадаться на глаза, чтобы не нервировать и без того угрюмых кинетиков. Кто-то даже срубил крест, другой негромко, будто стесняясь, произнес молитву. «Ученые, а в Бога верят», — размышлял о парадоксальности произошедшего Туров.

Первую половину дня он провел около рыдающей Лены. Оказалось, даже циничного и стервозного квика можно выбить из своего привычного амплуа. Но потом Ленка все же взяла себя в руки и буквально прилипла к Илу, теперь молчаливому и мрачному лорду. Казалось, в самом Лейтли что-то надломилось, будто он успел привыкнуть к этому нескладному сообразительному парнишке, годившемуся по возрасту бывшему рыцарю в сыновья.

Ивану и самому было жалко Фергуса, хотя это чувство сильно разбавлялось невозможностью поверить и осознать случившееся. Только-только Войл с важным видом проходил мимо, с красными от недосыпа глазами и обеспокоенный различными хлопотами, а теперь его остывшее тело лежит в земле. Будто кто-то невидимый решил, что тот свет, который Фергус давал миру, больше не нужен. Щелк, и переключил тумблер.

И ведь не сказать, что Туров не видел до сих пор смертей. Видел, достаточно. И многим сам был причиной. Никто не скажет, что они ему дались легко. Но вот именно та нелепость, при которой погибли два человека — за что умерли, почему? — наводила на философские размышления. Ивана охватил мерный поглощающий сплин, выбираться из которого ему не хотелось.

Он некоторое время бродил вокруг, пока случайно не приткнулся к Руслану, сидевшему в таком же грустном молчании рядом с Романом Валерьевичем. Почему-то с ними Иван почувствовал себя легче, будто они испытывали сейчас то же самое, а может и по другой причине — ни Меренков, ни Яникеев не перешептывались о случившемся, опасаясь вдруг повысить голос.

— Значит трое, — голос Руслана заставил Турова вздрогнуть. — Всего трое?

— Уже нет, остался один, — ответил Роман Валерьевич.

— И вы, профессор, конечно, не скажите кто?

— Конечно, не скажу, — кивнул ясновидец. — От этого зависит будущее. Ваше знание добавляет слишком много вероятностей развития дальнейших событий. И не факт, что в результате него не погибнет больше людей. Я выбрал худшее из зол.

— Но вы можете сказать, кто это не будет?

— Это то же самое, что и намекнуть, кто умрет. Знаете на что это похоже, Руслан Рашидович? Когда нападает толпа на человека, а он достает пистолет. И все знают, что там всего лишь один патрон. Всего один, а их вон как много. Но никто не решается ударить первым, потому понимает — тогда пуля достанется ему. Может, я немного примитивно объясняю, но так оно и есть. Только толпа это мы все, будущее — тот самый человек, на которого напали. Понятно?

— То есть, залог успешной реализации вашего плана — неведение окружающих?

— Именно так, — согласился Роман Валерьевич. — Сохранение всех исходных данных, как я это называю.

— Ладно, а что до второй части плана?

— И тут все тоже без изменений, Руслан Рашидович. Нам по-прежнему будет нужен сильный телепат.

— Вы меня извините, но мы же сами всех понизили, — вмешался Туров. — Вдобавок эти телепаты, как Игоря похоронили, так ушли сразу. Надо тогда вернуть. Подождите, а зачем вам телепат?

— Только телепат победит телепата, — загадочно сказал Роман Валерьевич. — Так будет.

— С чего вы взяли? Нас почти десять кинетиков, он не сможет физически залезть в голову к каждому. Без проблем его вынесем…

— А что, если он спрячется среди королевского войска? Или вы, Иван Сергеевич, будете «выносить» всех подряд? — Роман Витальевич не сказал в открытую, что Ваня дурак, но чувствовал себя Туров именно так. — Конечно, можно было бы использовать вашу знакомую, Елену Григорьевну. Квик, да еще с защитой от телепатии, практически стопроцентный успех на победу.

— Но…

— Но Елену Григорьевну вывели из игры. Восстанавливать силы она более двух недель. Видимо, Михаил Эммануилович действительно ее опасался.

— И сражение произойдет раньше, чем по прошествии двух недель? — догадался Туров.

— Раньше, — кивнул ясновидец. — Поэтому и будет нужен телепат. Понимаете, когда один телепат вторгается в сознание другого, это не проходит бесследно. Подобное можно сравнить лишь с дуэлью снайперов в разрушенном Сталинграде. Это своего рода блик оптического прицела на солнце, противник тебя сразу заметит.

— То есть, когда Канторович полезет в голову нашему телепату, тот заметит его посреди тысячного войска?

— Именно, Иван Сергеевич, именно. Все довольно просто.

— Но как он сообщит нам, если, к примеру, Канторович возьмет верх над ним?

— Никак. Это будет битва двух умов, битва двух телепатов.

— Профессор, но я возвращаюсь к тому, что сказал. Где мы теперь возьмем телепата? Догонять их?

— Не беспокойтесь, Иван Сергеевич. У нас будет свой телепат. В свое время он будет.

Уходили почти затемно. Иван подумал, что логично было бы переждать ночь и отправиться в путь утром, но вряд ли кто теперь хотел оставаться в пустой деревне, рядом со свежими могилами. Иллиан не прощался со своим бывшим стражником и не стоял молча у места его захоронения. За все время своего путешествия, Иван выяснил, что скорбеть по покойникам после их погребения, значит поддаться влиянию Проклятого, Темного Бога, отвергнутого Тремя Богами. Чтить и славить мертвецов — это сколько угодно, но плакать о них — ни-ни.

Этот обычай был одним из немногих, который Иван одобрял. Смерть — лишь продолжение жизни. Хотя часто бывает, что и не твоей. Но какая по сути разница? Вот Ил, кровь земли кантийской, выращенный на почтении Трем Богам, похоронил Фергуса с почестями, которых удостаивается не любой воин, но не проронил ни слезы. Потому что в его мире так было должно.

Ленка другой случай — весь день ходила с красным лицом и распухшим носом, хотя в открытую, конечно, не ревела. Вот ей бы хоть немного выдержки и смирения лорда Лейтли.

Хотя это все лишь рассуждения. Турову самому, когда он проходил мимо могилы, стало тяжело дышать и сердце сжалось в груди. Перед глазами встало лицо Фергуса, деланно серьезное, постоянно обеспокоенное, ведь он еще совсем мальчишкой был. Иван сжал зубы, словно лошадь, стараясь перекусить невидимые удила, и отвернулся.

Теперь на плато остались лишь Кристиан — мальчик-ясновидец, которого нашел Роман Валерьевич, сам профессор и Кейн Нотаниэль. Последний держал в руках зажженный факел.

— Давай, Кейн, — негромко сказал профессор. — Теперь можно.

Нотаниэль робко озираясь, будто ожидая поддержки наблюдающих за ним, пошел к самому дальнему дому. Немного поколебавшись, он ткнул факелом куда-то под крышу и подождал, пока огонь нехотя перешагнул и обнял сухое дерево. Повалила сначала тонкая струя белесого дыма и воздух вокруг строения пошел тонкой рябью.

Турову почему-то вспомнилось «Окно». Также вокруг все плавилось, только, конечно, огня не было. Увидит ли он снова когда-нибудь «Окно»? Вернется ли домой?

Кейна охватило лихорадочное возбуждение. Нотаниэль бегал с большими радостными глазами, в которых плясало еще более горячее пламя, чем вокруг, и поджигал все новые и новые строения. Иван знал историю этого кантийского мужичка, бывшего разбойника, внезапно поверившего и увидевшего наяву Трех Богов. Турову, как и Роману Валерьевичу казалось довольно логичным, что обитель пришельцев должен был разрушить именно он.

Спустя четверть часа вся деревня оказалась объята огнем. Жар становился все сильнее, сполохи, точно огромная армия, охватывали все новые и новые объекты. Путники невольно отошли к самому краю плато, где покоились на небольшом расстоянии друг от друга внезапные враги, а теперь просто соседи — Фергус и Игорь. Это был конец. Огонь не насытившись легко поддавшимися его влиянию домами, теперь пожирал траву и деревья, которые сопротивлялись и дымили из последних сил.

Руслан махнул рукой и отряд тронулся. Развернулся и стал спускаться по опасному склону, неторопливо и робко. Иван поразился внезапно произошедшей перемене. Только было так светло, что глазам было больно, а теперь наступила кромешная тьма, обнявшая каждого, шепчущая вздорные слова, сильная в своей лжи и мрачном великолепии. Те немногие факелы в руках кинетиков не в силах были ее разогнать, и лишь еще больше показывали насколько она могущественна.

Иван в очередной раз обернулся посмотреть на гору и сам испугался увиденного. Гора Богов будто ожила после тысячелетней спячки и теперь грозно взирала своим единственным сауроновским оком, отыскивая того глупца, что ее разбудил. Туров подумал, что такой отсвет виден, наверное, издалека. Его заметят и уходящие в новую жизнь телепаты, и шагающее навстречу грозной битве войска Эдвара, и хитрый лис Канторович. Пусть посмотрит, засранец, что они сделали с его горой.

Спускался отряд намного дольше, чем в тот раз, когда их с Илом вел Игорь. Конечно, тогда они и торопились, к тому же не приходилось опасаться, как бы не свалиться вниз. Для Турова спуск показался целой вечностью.

А вот внизу внезапно произошла остановка. К удивлению Ивана Кейн Нотаниэль покидал их. Конечно, он не бог весть какой боец, но все же был вроде как с ними, то есть своим. Роман Валерьевич, вопреки ожиданиям Турова не пытался убедить кантийца остаться, а наоборот, давал напутствия. Казалось, они все уже решили давным-давно.

— Не иди через главый тракт, — говорил профессор. — И через Виргирдские земли тоже, там люди короля.

— Ну это, чего тогда, лесом что ли?

— Лесом, — согласился профессор. — В столицу не заходи, держись побережья, пока не добреешься до Ситерона. Покажешь меч своему тестю, он решит, что с ним делать. Тот тебя не обидит, у него живет твоя дочь.

— А жена? — Кейн на мгновение напрягся. Туров даже в ночи увидел напряженные морщины на его лбе.

Вместо ответа Роман Валерьевич лишь отрицательно покачал головой. Нотаниэль не стал задавать лишних вопросов, лишь утер нос и слишком быстро захлопал глазами. Секунд десять ему хватило, чтобы взять себя в руки.

— Ладно, значит ну это, в Ситерон, да? Малец, пойдешь со мной? — повернулся Кейн к Кристиану. — Тебе же полагается золотой с продажи меча.

Мальчик-ясновидец отрицательно покачал головой, но подошел и обнял Нотаниэля — опустив голову и прижавшись к его груди, как обнимают только дети. Кейн чуть не расплакался второй раз, поэтому отстранил от себя Кристиана и принялся заматывать ножны в грязную тряпку.

— Ну это, удачи вам во всех начинаниях, сиры. И вам… Руслан.

Яникеев подошел и без лишних слов пожал Кейну руку. Нотаниэль кивнул и зашагал прочь. Он не оглядывался, не искал взглядов смотрящих на него людей. Кантиец просто растворился в ночи, будто его никогда не существовало.

Когда отряд продолжил свой путь Туров подошел к ясновидцу.

— Роман Валерьевич, почему вы его отпустили? Почему он вообще ушел?

— Потому что ему надо было идти. Вы разве не слышали, Иван Сергеевич, у него дочка? Кейн неплохой человек, он любит ее. Это все, что у него осталось в этой жизни… Вы, наверное, хотите спросить, почему он ушел именно сейчас?

Туров кивнул.

— Потому что дальнейшее не его заботы. Он поставил точку в делах с так называемыми Тремя Богами, сжег свое прошлое и живет дальше. Это самое малое, что я мог для него сделать… Я не прошу понять его или меня, просто так иногда бывает. Жизнь не всегда логична или последовательна. Она просто берет и делает. И простите, Иван Сергеевич, сейчас мне надо поговорить с вашим другом. А то все время не выпадает.

— С Илом? — удивился Туров.

— Да, с сиром Иллианом, — согласился профессор.

Лейтли шел пешком, держа под узды лошадь — все же тропа хоть и была широкой, но все еще оставалась достаточно каменистой и опасной для верховой езды. Рядом, взяв лорда за руку, шагала Лена, вопреки обычной себе, молчаливая. Профессор подошел к ним сзади и дотронулся до плеча Ила. Иван, не успевший отстать, невольно стал свидетелем разговора.

— Сир Иллиан, я бы хотел с вами поговорить.

— Мне что, уйти? — с вызовом спросила Лена.

— Нет, Елена Григорьевна, вас это тоже касается. И вас, Иван Сергеевич, в какой-то мере, — обернулся профессор на Турова и махнул рукой, приглашая присоединиться. Ваня подошел ближе, но все же остался позади Романа Валерьевича, пойти всем вместе не позволяла дорога. — Я хотел поговорить о вашем… нашем будущем.

— А вот с этого места поподробнее, — ухмыльнулась Лена.

— Понимаете, нам нужен телепат…

Роман Валерьевич в общих чертах пересказал недавний разговор с Русланом, при котором присутствовал Туров. На протяжении рассказа лицо Лены выражало то опасливое недоверие, то насмешливую снисходительность. Когда профессор закончил, квик заговорила тут же.

— Есть одно но, Роман Валерьевич, люди с защитой от телепатии также чувстуют попытку проникнуть в разум, как и сами телепаты. Я могу выступить, как приманка.

— Не можете, Елена Григорьевна. Мы сможем использовать вас, как радар, но какой с этого толк? Битва будет один на один, чтобы Канторович не влез еще кому-нибудь в голову. А восстанавливаться вы будете еще ни одну неделю.

— Я не совсем понимаю, к чему вы ведете.

— Нам нужен телепат. Свой, максимально быстро. Шлем у нас есть, процессор тоже, остается человек, не прошедший Сеанс. Как вы знаете, при наличии одно способности развитие второй невозможно. Я ясновидец, вы, Елена Григорьевна — квик, Иван Сергеевич — психокинетик, Руслан Рашидович и его люди кинетики.

— Костя — магнетик, — заметил Иван.

— Для общей оценки ситуации это не важно, — отмахнулся профессор. — Нам бы мог подойти Кристиан, но у мальчика уже есть очень сильные способности к ясновидению. Они врожденные и развиваются очень быстро. Поэтому он отпадает.

— Но тогда, — догадалась Лена, — остается только…

— Поэтому я и обратился к сиру Иллиану, извините уж, не знаю, как вас по батюшке. Вы наш единственный шанс на победу. Собственно, если честно, вся вероятность этой победы и исходит из того, что именно вы вступите в схватку с Михаилом Эммануиловичем.

— Я пойду на все, чтобы остановить этого человека, — нахмурившись, сказал Лейтли. — Я не прощу ему того, что он сделал с Леной. К тому же, он управляет молодым королем, а это еще опаснее.

— Не уверен, что именно управляет, — не согласился профессор. — Скорее манипулирует. Видите ли, вряд ли он сделал из него свою марионетку. Это требует больших усилий, Михаил Эммануилович в конце концов же иногда и спит. Скорее, он убедил короля Эдвара каким-то образом. Но это все не столь важно…

Роман Валерьевич на минуту задумался, откинул со лба прядь седых волос и вкрадчиво посмотрел Илу в глаза.

— Я хочу предупредить о другом. Вы должны понимать, сир Иллиан, что идете на большой риск. Мы попробуем сделать из вас десятку. Телепата последнего уровня, только тогда есть шанс на успех. А это…

— Сумасшествие! — чуть ли не завопила Лена. — Никто никогда не повышался до десятки с первого раза.

— Вы правы, Елена Григорьевна, — согласился профессор. — Семерка — максимум, до которого мы доходили. Десятку получали при повторных Сеансах, да и то не все. Поэтому я и говорю, если вы готовы, сир Иллиан, пойти на подобный риск…

— Молчи, Ил, — рявкнула Лена на открывшего рот лорда. — А скажите, профессор, вы же видели будущее, скажите, с ним все будет в порядке? Нет, не надо всяких экивоков. Просто скажите — да, и я слова больше не скажу. Я же знаю все, о чем вы говорили — трое. Трое умрут, — Туров смущенно опустил голову, сказал же ей на свою беду. — Фергус — раз, Игорь — два, а кто третий? Может Ил — та жертва, которую вы готовы принести ради всеобщего мира?

— Я не могу вам дать утвердительного или отрицательного ответа, — виновато развел руками Роман Валерьевич. — Любое мое неосторожное слово о будущем может изменить вероятность того, что произойдет. Я действительно знаю, что будет с сиром Иллианом, но не могу сказать вам этого.

— Тогда идите вы…

— Лена, помолчи, — голос Лейтли остановил квика от бранного слова. — Ты знаешь, как я люблю тебя. Но сейчас за меня ты решать не будешь! Речь идет даже не столько о нас с тобой, сколько обо всем королевстве. Моем родном королевстве.

— Речь идет о нас с тобой, дубина ты стоеросовая, — брызнули слезы из глаз квика. — Неужели ты не понимаешь?

— Ты знаешь, что ради тебя я готов отказаться даже от своего титула. Но не проси меня о том, чего я не смогу сделать.

В глазах Иллиана блеснула холодная сталь. Туров мог бы поклястся, что никогда раньше не видел ничего подобного в своем товарище. Лейтли, старый покладистый конь Лейтли, который все время безропотно плелся по своей борозде, вдруг взбрыкнулся и показал «хозяину» зубы.

— Итак, Роман Валерьевич, — голос лорда слегка дрожал, но выглядел он относительно спокойно и старался не смотреть на Лену. — Я понимаю, что речь идет о моей жизни, но все же я согласен. Согласен стать телепатом…

 

Его светлость… телепат

До вечера было еще далеко, но над лощиной уже сгустилась тьма. Будто по воле единственного Проклятого Бога — Темного — как попросту его называли в народе, небо укуталось в непроницаемый сизый саван грозовых туч. Ветер трепал сочную изумрудную траву у самых ног Кристиана, робкие застенчивые капли только-только начинали падать с неба, хотя вдали уже вовсю грохотало.

Они стояли вдвоем с учителем у самого обрыва. Позади слева спешивался и входил по одному в запутанный рукотворный лабиринт их отряд, поэтому время полюбоваться лощиной еще было. Дамна больше всего удивляли яркие желтые огоньки внизу, точно в одном месте собралось множество светляков. Только вот словно жуки застыли на одном месте, не перемещаясь и не потухая. Странный это был свет. Веглас говорил, что это называется эйликтричейство — оно появляется из рек, рассказывал о «гидрагейнераторах» и прочей черной магии.

О гидрах Кристиан слышал. Но то были сказки, рассказываемые южными моряками — о чудовищах с двенадцатью головами, что обитают в морях. Бурная речка, по-змеиному изогнувшаяся внизу, конечно на море похоже не была, но Дамн решил, что к ней все равно не подойдет. Может, конечно, и сказки, но если уж Веглас упоминул о чудовище с дюжиной голов, которое дает странное эйликтричейство, то лучше поберечься.

Но огни, конечно завораживали. Кристиан видел много деревень, вот так, сверху. Взять тот же самый Рюген, хотя его все же можно было с натяжкой назвать городком, но все равно — вечером горит там несколько окон, смотришь — почти мертвым мертво вокруг, да и отблеск слабый, вот-вот потухнет. А тут… Какую-то тайную силу источали эти яркие желтые огни, звали к себе, будто насмехаясь над твоей слабостью. Все-таки чувствовалась черная магия, порожденная гидрой.

— Битва будет не здесь, а наверху, — сказал внезапно Роман Валерьевич.

— Я знаю… Видел.

— Ты теперь заглядываешь так далеко? — неподдельно изумился Веглас.

— Да, это трудно, но я учусь, — кивнул Кристиан. — Как вы говорили, предельная кон-цен…

— Концентрация, — помог закончить учитель. — Я виноват перед тобой, я совсем забыл про тебя, мой мальчик. Перестал заниматься тобой, а ты видишь, перескочил внезапно через несколько ступеней.

— Не надо так говорить, Роман Валерьевич. Все, чего я достиг только благодаря вам. Не встреть я вас, до сих пор был бы Дамном, скитающимся по королевству.

— И ты… ты видел…

— Видел, — сразу понял, что не захотел или не смог сказать учитель. — Я видел Грядущее. Не одно, а все Грядущие, что могу произойти. И понимаю, почему вы ведете нас именно по этому пути.

— Тебе предстоит стать великим ясновидцем. Более сильным, чем я. Ты вернешь их всех, — Веглас махнул рукой в сторону отряда, — в родной мир.

— И не вернусь?

— Все зависит от тебя. Так далеко не могу смотреть даже я. Ты же знаешь, мы сами выбираем то Грядущее, которое хотим. Просто не все знают, что можно выбирать.

Кристиан кивнул. Он сам стал понимать это совсем недавно, хотя свои мысли произнести вслух не мог. Это у учителя получалось говорить о сложных вещах просто. Великий дар. Наверное, даже более великий, чем презднаменование Грядущего.

— Роман Валерьевич, я видел еще кое-что.

— Говори, — наклонил свою седую голову к нему учитель.

— Я видел сира Иллиана. Видел, как он изменится после… после Сеанса.

Веглас опустил глаза и пригладил правой рукой свою куцую бородку.

— Так вы знаете, знаете об этом, — догадался Кристиан. — Знаете, что с ним произойдет, но все равно попросили его…

— Кристиан, тут все не так просто, — взял Дамна за плечи учитель. — Само явление телепатии, так сказать, пагубно влияет на человека. Я не знаю, с чем это связано. Но люди с дрянным характером, превращаются в откровенных подонков, подонки в отъявленных мерзавцев. Ты много слышал о Канторовиче, думаешь, он всегда была таким? Тишайший человек, Кристиан. Из хорошей еврейской семьи, с отличным воспитанием и образованием.

— То есть, и сир Иллиан станет таким? — пропустил Дамн мимо ушей незнакомое слово «еврейский».

— Нет, что ты… Вернее, это зависит только от него. Телепатия действует не только на тех, к кому применяется, но и на самих носителей. Она словно встряхивает хорошенько голову и вся мораль, запреты, табу перемешиваются с нормами и устоями. Человек начинает думать, что все это в порядке вещей. Даже самое жестокое преступление. Но с сиром Иллианом все не так просто. Все телепаты с Горы Богов, за исключением, может быть, покойного Виктора Павловича, и до Сеанса были не самыми честными и порядочными людьми. Многие шли по головам, чтобы попасть в отдел телепатии. Но вот сир Иллиан… Он много видел несправедливости, хлебнул горя. Руслан Рашидович достаточно рассказал мне о нем.

— Но я видел…

— Ты видел лишь просыпающееся в нем зло, — перебил его Роман Валерьевич. — Оно есть в каждом из нас, в ком-то больше, в ком-то меньше. Но мы же не становимся все злыми. Все зависит от того, сможет ли его светлая, добрая сторона одержать верх.

— Вы думаете он сможет?

— Я верю в это, Кристиан, — сказал старик. — Иначе никогда бы не предложил ему стать телепатом. Убрать одного тирана и создать другого — я же не глупец. Пойдем, а то опоздаем и пропустим самое интересное.

— Что пропустим? Я не смотрел в сегодняшнее Грядущее.

— О, сейчас Ивану Сергеевичу будут бить лицо.

Учитель оказался прав. Впрочему, как и всегда. Нагнали они отряд у самого выхода из лабиринта в Проклятую лощину. И, по всей видимости, пропустили все интересное.

Сир Айвин, или Иван Сергеевич, как называл его Веглас, лежал на земле, даже не пытаясь подняться, и лишь легонько двигая пальцами подбородок — проверял, сломана челюсть или нет, понял Кристиан. Здоровенный незнакомец, зло буравя взглядом упавшего, лишь потирал кулак. Лорд схватился было за рукоять меча, но сир Руслан лишь спокойно накрыл его руку своей огромной пятерней.

— В расчете, — сказал незнакомец и помог сиру Айвину подняться. — Ты меня молотом вырубил.

— А, тогда понятно, — протянул сир Айвин, все еще ощупывая челюсть. — Я даже не сразу сообразил.

— Женя, — протянул руку здоровяк.

— Ваня, — ответил ему сир Айвин.

Кристиан ожидал, что сейчас остальные, стоявшие за плечами могучего сира Жени, тоже по очереди начнут бить полубога, а тот будет жать им руки, но обошлось. Сир Руслан наконец убрали ладонь с руки лорда и рукоять глухо ударилась о ножны. Ситуация разрядилась сама собой.

— Да не три, не сломал, — сказал сир Женя сиру Айвину. — Я вполсилы бил, без кинетизма. Без фанатизма, то бишь.

Здоровяк хохотнул, его поддержало несколько человек, сам сир Айвин осторожно улыбнулся. Он, увлекаемый новым приятелем, пошел вниз, следом потянулись все остальные.

Сама деревня несколько разочаровала Кристиана, по размеру она уступала поселению на Горе Богов, хотя дома были похожи на те, что сгорели, как братья-близнецы. Места здесь было вдоволь, поэтому избы, а Роман Валерьевич называл деревянные хижины из тесанных бревен именно избами, стояли по обе стороны черной изрытой дороги. Земля здесь высохла, потрескалась, ступишь на нее — поднимутся клубы пыли. Кристиан прикинул, как развезет дорогу после надвигающегося дождя. Потом глянул в Грядущее, собрав всю свою волю и внимание вокруг черной полосы, тянущейся дальше, к речке, так и есть, развезет.

Деревня ожила, долгое время томившаяся в ожидании большей части своих обитателей. Железнотелые мужчины распрягали лошадей, в одиночку отвозили повозки в сторону, заносили в дома вещи. То и дело им навстречу попадался крепкий, но вместе с тем несуразный человек, опирающийся на два костыля. Он постоянно всем мешался, попадался под ноги, пытался за что-нибудь схватиться и тотчас его обругивали словами, значения которых Кристиан не понимал. Дамн лишь разобрал имя недотепы — Сник.

В конце концов, его прогнал сир Руслан, вышедший за Вегласом, чтобы пригласить к ужину. О Кристиане речь не шла, хотя по странному слову «ясновидцы» Дамн понял, что разговор идет не только о Романе Валерьевиче, но и о нем. Дождь уже стал накрапывать все сильнее, поэтому предложение было принято без всяких препирательств. На пути к деревянной хижине Кристиан заметил маленький, ничем не примечательный домик. Если бы он не видел в Грядущем и не знал, что это, то никогда не догадался. Но он видел и знал…

В дальнем доме, не таком уж большом и скудном на обстановку сидели все знакомые лица — сиры: Айвин, Иллиан, Марат, Костя и леди: Ольга и Хелен. Последние суетливо копошились возле стола, расставляя деревянные тарелки, изредка касаясь горячей жареной рыбы или еще хрустящего хлеба, и со смехом отдергивали руки.

Кристиан вдруг заметил для себя, что леди Хелен впервые улыбается со смерти Фергуса. Большую часть дороги она скорбно молчала, только потом Дамн узнал, что у нее произошла размолвка с сиром Лейтли, и лишь под конец пути немного развеялась. Что ж, хорошо. Нельзя скорбеть об умерших, то противно Трем Богам и самому разуму человеческому. Ничего полезного в горе и печали не познаешь, надо жить дальше, как бы тяжело не было.

Это леди Хелен думает еще, что ей непросто, а каково ему? Кристиан ведь на свою беду за день до смерти стражника заглянул в Грядущее. Заглянул и узрел. Каково ему было, никто не спросит? Хотел было все Фергусу рассказать, да потом передумал. Если уж учитель такое допустил, значит, тому и быть.

— Когда ж вы все успели? — спросил Роман Валерьевич, глядя на еду.

— Отправил Толю вперед перед самым ущельем, чтобы есть приготовили, да в доме убрались. Ну Толя, — стал объяснять сир Руслан, — здоровый такой.

— Ага, — заметила леди Хелен, — а остальные у солисты балета на диете.

Почти все рассмеялись, даже Веглас. Кристиан молча схватил жареную речную рыбу и вгрызся зубами в хрустящий бок. Так и не смог он до конца понять этих чужаков, хотя столько времени с учителем вместе провел.

Ели быстро и молча, особо и не до разговоров, когда в брюхе урчит. Кристиан сам жевал, да изредка поглядывал на людей. Он когда еще с Сетругладе, актером бродячим, недолгое время странствовал, тот и научил — как человек ест, такой он на самом деле. Вот, например, Веглас кушал неторопливо, вдумчиво — и в жизни такой был. Сир Руслан яростно жевал рыбу с закрытым ртом, взгляд не поднимал — закрытый человек. Сир Марат наоборот чавкал, опершись локтями о стол — прямой, чистосердечный. Леди Хелен помахивает рыбьим хвостом в одной руке, куском хлеба в другой, жует и смотрит на всех ужинающих — легкая, может даже ветреная. Женщина внезапно встретилась глазами с Кристианом и он, стушевавшись, уставился в свою тарелку.

— Ну, спасибо этому дому, — улыбнулся Веглас, заметив, что Кристиан уже отодвинулся от стола. — Руслан Рашидович, нам с Кристианом где свои кости бросить?

Дамн засобирался, все так же стараясь не поднимать головы. Сир Руслан лично вывел их из дома под оглушительные раскаты грома и протянувшиеся до неба бечевки дождя, точно море Великой Скорби взяли и перевернули, и теперь оно грозилось вылиться вниз. Перед тем, как захлопнуть дверь, Кристиан обернулся назад и увидел, что леди Хелен смотрит на него. Слишком пристально и серьезно для женщины с ее легким нравом.

Зайти внутрь ему не разрешили, все-таки кто он был — молодой мальчишка, хоть и ученик великого Вегласа всех ветров. Но Дамн не расстраивался. Все равно набились в крохотный дом, как северяне в Утес Гроз, друг другу мешаются, внутри даже дышать тесно. А Кристиан догадался около окошка встать. Стекло тут необычное, не в пример кантийскому, прозрачное, чуть замызганное правда, руками заляпанное, да все же разглядеть комнатку можно.

Иллиан, про себя решил Кристиан без сиров всяких и его светлостей лорда называть, все равно же не слышит, так вот, Иллиан сидел на самом странном троне, какой Дамн видел. На голову ему одели шлем-ведро со змеистыми ответвлениями, уходящими куда-то за спинку, руки стянули ремнями, прижав с такой силой к подлокотникм, что у его светлости побелели пальцы. Сам он выглядел неважно, его молотила крупная дрожь, хоть лорд и храбрился.

— Иллиан, вы готовы? — Кристиан подвинулся вправо и разглядел говорившего Руслана (думая о Мёнемейстере Дамн тоже решил опустить приставку сир, хотя и не без опаски). Руки у того были напряжены, кожа пошла буграми, в которых угадывались набухшие мышцы.

— Го…готов, — ответил лорд, запнувшись, видимо, из-за пересохшего горла.

Руслан принялся шевелить руками позади трона. Из-за его широкой спины Кристиану не было видно, чего там делает Мёнемейстер, но он понял — началось. Внутри загудело, страшно и гулко, будто ожил огромный спящий зверь. Дамн почему-то подумал о гидре, но постарался прогнать от себя эту глупую мысль. Маленький дом задрожал, как тяжело больной ребенок в припадке жара, и сквозь шум Кристиан услышал крик Руслана.

— Разгоняется. Сейчас должно потише стать.

И дрожь унялась. Не тотчас, не сию минуту, но спустя некоторое время от прошлой тряски осталось лишь легкое покалывание в пальцах. Только тише не стало. Внутри завопило, заскрежетало, засвистело — уже происходит, понял Кристиан.

Лорд в муках закатил глаза, его руки рванули вверх, но ремни их крепко сдерживали. Дамн зашептал молитву Трем Богам, ибо понял самое главное. У его светлости случился припадок. Самый настоящий, какой происходит у Проклятых детей Темного Бога. Только он случился не сам собой, а его вызвали… Руслан, Мёнемейстер черных душ, специально вызвал припадок.

— Все, хватит! — закричала леди Хелен. — Вы убъете его!

— Еще рано, — жестко ответил ей Руслан. — Остановимся сейчас, получим недоделанную пятерку. А потом снова накапливать энергию на Сеанс.

— Он прав, Елена Георгиевна, — положил ей руки на плечи Веглас. — Ему надо потерпеть…

Кристиан судорожно сглотнул. Потерпеть… Лорд скрежетал зубами, напрягался, пытясь вырваться, из-под шлема по вискам и шее тек пот — все его существо говорило, что терпеть дальше уже некуда. Дамн знал, если вовремя не остановить припадок, то сам человек может не справиться с ним. Похоронят тогда его светлость, не возложив на могилу трех камней — ибо умер от руки Темного Бога.

Иллиан глухо зарычал — то был уже не он, а звериная натура, жившая внутри лорда и не желавшая умирать. Слышал Кристиан, что еще до того, как люди стали верить в истинных Богов, думали они, что в каждом обитает животный дух, помогающий или причиняющий вред. Говорят, данелагцы хоть и приняли Богов (правда своих, не истинных), все равно мысли о звериной сути не оставили. Дамн, конечно, раньше с предубеждением относился к подобным сказкам, но теперь задумался — все ли, что отвергли жрецы Трех Богов, обозвав ересью, таковой и являлось.

— Руслан Рашидович… — тревожно обратился Веглас. Леди Хелен рыдала у учителя на спине, не в силах смотреть на мучения лорда.

— Рано, — сквозь зубы и почти не раскрывая губ, ответил Мёнемейстер.

Его светлость теперь уже весь затрясся, даже не пытаясь совладать со своим телом. Руслан стоял позади «трона», постоянно что-то трогая и посматривая на Иллиана. Не знай Кристиан, чем все кончится, то подумал — Мёнемейстер хочет убить лорда, однако даже Дамн понимал другое — сила Лейтли растет вместе с его мучениями. Конечно, она не проявится сейчас, или завтра, но, когда понадобится…

Лорда в последний раз тряхануло, и он затих, как затихает рыба на берегу, более не пытавшаяся добраться до воды. Леди Хелен бросилась к нему, думая, что случилось самое страшное, не замечая, как перестает дрожать все вокруг, как затихает шум в доме, как пододвигаются ближе все остальные.

Кристиан отодвинулся от окна и отер пот со лба. Хвала Трем Богам закончилось. Потом Дамн на минуту вспомнил свои видения о Грядущем касательно лорда Иллиана и подумал уже другое: все только началось.

 

Чужие мысли

Он двигался в кромешной тьме, с трудом находя дорогу, но свято веря, что идет в правильном направлении. Нельзя было различить тропу, деревья, птиц, реку, хотя Лейтли чувствовал ее огненные воды. Чувствовал, ибо не видел. Вокруг не вспыхивало ни одного сполоха света. Значит правда. В царстве Темного Бога не бывает солнца.

Иллиан на минуту с разочарованием подумал, что так и не помнит, почему умер. Хотя умер ли? Глупец, конечно, если уж оказался в королестве Проклятого Бога, то никаких сомнений нет. Теперь он тень, не более. Хотя еще нет. Ведь ему не удалось переправиться на другую сторону огненной реки. Значит пока его душа принадлежит Трем Богам, старшим братьям Темного.

А что, если… Что если вернуться? Вернуться в мир живых, туда, где осталась его возлюбленная. Иллиан мог поклясться своим титулом и стенами могучего Лейтлипорта, что ее здесь нет, ее не постигла участь лорда Виргирдских земель. Кто его остановит теперь?

Лейтли повернулся. На первый взгляд мгла была одинакова везде, но ему показалось, что впереди, наверху, поблескивает крохотный лучик света. Едва заметный, с игольное ушко, но он там точно есть. Иллиан полез к нему, касаясь каких-то осклизлых камней, веток, опавших и перегнивающих листьев. От этого руки сразу стали холодными, закоченели, налились неприятной тяжестью. Но чем ближе Лейтли был к свету, чем увереннее тот расходился в разные стороны, подминая под себя тьму вокруг, тем явственнее лорд слышал громкое многоголосье, жужжащее в том, другом мире.

Сначала это было спешное неразборчивое бормотание одного человека, словно лишенного Тремя Богами разума — так разговаривают дряхлые старики, потерявшие связь с окружающим миром. Но потом к нему прибавились другие голоса, моложе и настойчивее. Они не просто взывали к Иллиану, а что-то требовали от него, с той цепкостью и настырностью, на которую способны лишь уличные воришки, просящие мелочь, но в ту же самую минуту незаметно шаришие у тебя за поясом.

Лейтли закрыл глаза. Свет становился невыносимо ярким, опасным для взора, пытающийся выжечь глаза, но лорд чувствовал каждой частицей тела — да, да, тела, он еще жив, он не бесплотный дух — что идет в правильном направлении. Наконец голоса стали совсем отчетливыми — Иллиан узнал каждый из них:

— Не мог он умереть, не мог. Показатели были чуть выше нормы.

— Неужели я ошибся? Я не видел, не видел ту вероятность.

— Вот ведь, с…. Г…. Такие. Чего же они Ил с тобой сделали?

— Мда, походу Руса обделался. Загубил лорда.

Иллиан осторожно открыл глаза. Он сидел в странном деревянном кресле, все еще связанный ремнями по рукам и ногам, перед ним стоял бледный Мёнемейстер, озадаченный старый Веглас, суровый Иван, белокурый Марат и рыдающая Лена. Его возлюбленная Лена.

— Пожалуйста, помолчите, — взмолился он. — Не говорите все сразу.

— Ил, мы и не говорим, — ответила ему возлюбленная, кинувшись на шею.

И только тут лорд заметил плотно сжатые губы, встревожено переглядывающиеся лица и все понял. Он слышал их мысли, слышал, о чем думают все эти люди, чего боятся. Только… он не различил самого главного голоса для себя — голоса его любимой женщины.

— Иллиан, посмотрите на меня, — переключил внимание на себя Мёнемейстер. — Внимательно слушайте, что я скажу.

Все повернулись к Руслану. Сам Иллиан смотрел на его скуластое широкое лицо, узкие, будто сами собой шевелящиеся губы, и внимал.

— Попробуйте сконцентрироваться на мне. Отключить внимание ото всех остальных и думать только обо мне. Ну же!

Шум вокруг прекратился, голоса затихла, а Мёнемейстер продолжил, хотя губы его и не двигались.

— Теперь вы телепат. Не простой, судя по тому, как вы реагируете на происходящее — а десятого уровня. Точно вам сказать не могу, у меня очень старая техника. Вам надо научиться контролировать свои способности, нельзя расслабляться, иначе вы попросту сойдете с ума. Понимаете?

Иллиан кивнул. Лорд с запозданием понял, что разговор, происходящий между ним и главой «черных душ», для всех остальных остается недосягаемым.

— Хорошо, пока мы только смотрим. Не управляем, не подчиняем, просто смотрим. Если хотите, Иллиан, вы можете заглянуть в меня поглубже.

— Я не хочу, — ответил Лейтли. — Это…

— Неправильно, я понимаю вас, — подумал Мёнемейстер. Иллиану показалось, что он усмехнулся. — Вам все равно будет нужен подопытный. Поэтому… если вы не хотите сейчас, то можно будет попозже. Хорошо?

Иллиан осторожно кивнул.

— А теперь медленно выходите из моего сознания. Как бы вам сказать… Представьте, что снимаете сапоги, которые вам велики, но старатесь разуться без рук, а сапоги оставить именно на том месте, на котором стояли.

Лейтли живо вообразил эту картину, странную — зачем надевать обувь, если она тебе велика? — но все же сделал, как говорил Руслан. Он смотрел на Мёнемейстера, резко схватившегося за голову, и внезапно понял, что ничего не слышит. Все вокруг молчало.

— Нормально, нормально, — сказал Руслан, массируя себе виски. — Не идеально, но для первого раз нормально. Надо будет поработать над выходом, а то парацетамола не хватит. Но в целом держался внутри неплохо.

— У вас еще остался парацетамол? — удивился старик.

— Просроченный, но немного помогает.

— Прошу прощения, сиры, но быть может вы освободите меня? — вмешался Иллиан. — Или в моем дальнейшем заточении еще есть необходимость?

Иван с Маратом, не сговариваясь, одновременно бросились развязывать Лейтли, отчего и стукнулись головами. Потирая ушибленные места, они, каждый со своей стороны, щелкнули пряжками и ослабили ремни. Лейтли потер затекшие руки и освободил ноги сам.

— Ильчик, ты так меня напугал, — поцеловала его Лена. — Не знаю, что бы без тебя делала.

— Не здесь, не здесь, — засмущался лорд. — Я одного не могу понять, почему я слышал всех, кроме тебя.

— Глупенький. Я же говорила, у меня защита.

— … Скорее побочный эффект от действия антишлема. Признаться, эффект хороший, хоть и требующий дополнительной энергии при Сеансе.

— Получается, из-за защиты я не могу слышать ее мысли? — спросил Иллиан.

— Да, именно так.

Они прогуливались вдвоем с Русланом вдоль стянувшего серебристой петлей на солнце островка. Переволновавшаяся за день Лена уморилась и теперь мирно спала в деревне, все остальные готовились к скорому ужину, обсуждая богатое на события утро. Даже Иван был занят — «колдовал» над кадкой с водой, а Марат то и дело ему что-то подсказывал. Поэтому, когда Мёнемейстер предложил прогуляться и «обговорить некие детали», Лейтли не стал возражать.

— Как я уже говорил, у нас мало времени. И я понимаю вашу мораль и принципы, но в данном случае они не уместны, — Мёнемейстер говорил, не смотря на Иллиана. — Вам надо научиться управлять человеком, видеть его самые потаенные воспоминания, как хорошие, так и плохие.

— Не продолжайте… Я видел ее.

— Кого? — голос Руслана напрягся, а вены на шее вздулись.

— Женщину. Вы называли ее Кира.

— Но как? — Мёнемейстер выглядел растерянным.

— Когда я очнулся, то словно упал в яму. Только это была не пустая яма, в ней лежали разные обломки. Не знаю, как сказать правильно. Я словно ненароком заглянул в душу каждого, кто стоял там.

— Вы увидели страхи каждого?

— Не совсем. Понимаете, я видел, как… погибла ваша жена. Словно я это вы. Это было больно, я чувствовал все то же самое, пока был вами. Но, когда я очутился в Иване, то уже был другим человеком, с другими мыслями. Я превратился подростка, родители которого… не до конца понимаю слово разводятся?

— Расстаются.

— Да, я так и думал. Так вот, я чувствовал всю его боль, обиду, негодование.

— Значит, вы видели самые сильные эмоции, которые запомнил человек, может даже, изменили его. Все логично, счастливые момент не запоминаются так сильно и ярко, как трагические. Вы видели прошлую боль каждого из нас.

— Не совсем так, сир Руслан.

— Не называйте меня сир, — недовольно отмахнулся Мёнемейстер. — Что значит, не совсем так.

— Вы говорите, что я видел прошлую боль. Но это не так. Я видел еще и будущую.

— Ну, конечно, там же был еще и ясновидец, Роман Валерьевич, — хлопнул себя по лбу Мёнемейстер. — Дайте угадаю, вы видели, кто умрет?

Иллиан согласно кивнул.

— И это причинит ему боль?

— Если честно, там гамма эмоций. Боль там есть, так же, как и страх.

— Но вы не скажете мне, Иллиан, кто умрет, не так ли?

— Нет, не скажу, — ответил Лейтли. — Только невольно заглянув в Романа Валерьевича я понял о чем он говорит. Я действительно видел мир его глазами. Видел множество миров и вариантов их развития. Тот, которому суждено сбыться, вернее, тот, который должен сбыться, и те, которые лишь останутся миражами. Это очень сложно. И от этого многое зависит.

— А знаете, мне тоже уже все равно. Если это буду я, то так тому и быть. Что мне собственно терять?

— Жизнь, — тихо ответил Лейтли и они оба замолчали.

— Ну ладно, — сказал после долго молчания Руслан. — Закончим с лирикой. Иллиан, нам нужно начать тренироваться. И как можно быстрее. Понимаете?

Лейтли кивнул.

— Поэтому давайте уж без всяких прелюдий, я положу себя на алтарь науки. Тем более, чего уж еще скрывать, если про Киру вы знаете. Только один момент.

— Какой?

— Иллиан, давайте на ты, хорошо?

Лейтли снова кивнул и пожал протянутую ему руку. Его легонько тряхануло, точно причиной всему было прикосновение, и в ту же самую минуту он стал Яникеевым Русланом.

Это было невероятно трудно — прожить чужую жизнь от начала и до конца за несколько часов. Из своего детства Руслан, как и большинство людей мало что помнил — лишь какие-то яркие образы, картинки: отец дает ему мороженное, а тот, пару раз лизнув, роняет его на новенькие шорты (Иллиан впервые услышал в голове название неведомого лакомства, но у него сложилось ощущение, что он даже почувствовал его вкус), вот он потерялся в универмаге (огромной лавке), первый раз прокатился на велосипеде или стоит и смотрит на обнимающихся и смеющихся родителей.

Лена много рассказывала возлюленному о своем мире, мире полном непонятного волшебства и, как казалось Иллиану, темной магии, но только теперь он начал понимать его, видеть, чувствовать. Нельзя рассказать то, что надо пережить, то, к чему надо прикоснуться. Но зато теперь Лейтли понимал, если не все, то очень многое.

Например, что в России есть такой город Набережные Челны. Вообще в этом королевстве, нет, не королевстве — стране, очень много городов, неприлично много, и сама она очень большая, как Кантия. И вот именно там родился Руслан. Тихий одаренный мальчик, умный, скромный, спортивный. Потом он вырос, поступил в МИФИ, был на хорошем счету.

Для Иллиана жизнь Руслана стала не просто чужой биографией (еще какое-то новое слово, внезапно всплывшее в голове), Лейтли прожил ее вместе с Яникеевым или точнее вместо него, пока телекинетик с помощью лорда вспоминал все, что мог вспомнить. Конечно, самые глубинные тайны и откровения, которые, несомненно, у Руслана были, он приберег, сокрыл в чертогах разума (Иллиан даже перестал удивлять незнакомым словам, то и дело всплывающим в голове), а они у него несомненно были. Но вот Киру, как и двух предыдущих жен, Мёнемейстер скрывать не стал. Лейтли не без дрожжи переживал каждое новое знакомство, точно зная, как все должно кончиться.

Но то дела сердечные, о них он не то, что говорить, думать даже не хотел. Вот знакомство с Маратом Иллиан пережил с удовольствием. Тот был совсем непохож на кинетика — красивый, веселый бабник, в котором удивительным образом сочетались интерес к науке и любовь к разгульной жизни. Они не могли не познакомиться — два парня из родного города в параллельных группах (при слове параллельный перед Иллианом почему-то возникли две линии). Дружили тоже особенно — безалаберность Марата компенсировала серьезность Руслана. И кто бы знал, чем все закончится, если не знакомство со Штольцом.

Вот оно действительно стало своего рода случайностью. Как ни странно, носатого странного человека встретил Марат на одной из вечеринок. Последний перебрал и Штольцу пришлось тащить на своих хрупких плечах тело будущего зама руководителя отдела кинетики. Так они и познакомились с Русланом. Оказалось, что у Мёнемейстера и геодезиста-пятикурсника общих интересов не так уж и мало. Вскоре к ним присоединился еще и Канторович — друг детства носатого Гриши, скользкий умный биолог.

Иллиану. Вернее Руслану, потом казалось, будто кто-то там наверху (что являлось, впрочем, метафорой, в Бога Яникеев естественно не верил), заранее собрал эту разношерстную компанию ради общего, еще только зарождающегося дела. Тогда, конечно, не было никаких намеков, что Штольц — москвич, сын богатых родителей, станет великим ученым. Если быть точным, он и стал им де-юро, для всех, хотя таковым не являлся. Самое главное его достижение — открытие «Окон». А Шлем — Шлем лишь побочный продукт.

К тому времени они общались значительно реже. Руслан успел жениться, пожить два года в браке и развестись. Даже спустя столько времени он вспоминал эту ошибку своей жизни с улыкой — она приняла его холодность и спокойствие за настоящее, звериное мужское начало, а Яникеев списывал ее взбалмошность и меркантильность на женские капризы. Марат работал под его началом, младшим научным сотрудником, но не из-за любви к науке, а скорее лени и нежелании искать что-то лучше. С Канторовичем они не виделись, но Руслан знал, что тот поступил в аспирантуру и пишет кандидатскую.

И тогда на пороге появился Штольц. Он бредил Шлемом, говорил о его уникальных, невообразимых возможностях, только… не знал, как тот работает. «Величайший ученый человечества», как его впоследствии его нарекут, не знал, как работает его изобретение. Гриша твердил о миллионах, которые принесет его Шлем, даже не подозревая, что Руслан готов был работать бесплатно ради такоего открытия…

— О, Ил, а как раз хотел поговорить.

Все мысли, воспоминания, образы, запахи в одно мгновение улетучились, словно ничего и не было. Иллиан внезапно для себя оказался у самого края деревни, где уже начинались бочком тесниться друг к другу застенчивые домишки. К нему шел Иван, держа что-то в руках.

— Гляди, чего научился.

Туров раскрыл ладони, и на них заблестела вода. Только тысячи капли не упали вниз, подчиняясь законам физики (Иллиан задумался, но потом мысленно кивнул самому себе — именно законам физики). Иван стал поочередено опускать то одну, то другую руку и вода перекатывалась по ладоням, точно игрушка «Слинки». Память, естественно чужая, услужливо показала Лейтли картинку цветной пластмассовой пружины — некогда популярной детской забавы, запоздало расшифровывая незнакомое слово.

— Знаешь что это? — Туров был сам похож на разшалившегося ребенка, научившегося новому фокусу.

— Психокинетика, — медленно сказал Иллиан. — Психокинетика в чистом виде.

— Ну да, — несколько разочарованно ответил Иван. — С Маратом весь вечер возились.

— Марат хороший человек, — сказал лорд. И тут он поймал себя на мысли, что это не его мнение. А Руслана. Вот ведь Проклятый Темный Бог, он теперь все время будет думать чужой головой?

— Это еще, — Иван замялся. — Я с Русланом разговаривал. В общем, если тебе нужно будет потренироваться. Мне, в принципе, особо и скрывать нечего. Ну то есть, моя черепная коробка к твоим услугам.

— Нет уж, спасибо, на сегодня мне впечатлений хватит. Может завтра, а еще лучше, послезавтра…

 

Вся королевская рать

Это произошло совсем буднично и обычно. Туров сидел возле речки, пытаясь резделить течение на два отдельных потока, в лучших традициях Моисея, когда со спины подошел Роман Валерьевич. Как понял Ваня, профессор не сразу окликнул его, некоторое время с любопытством наблюдая за его манипуляциями. Лишь после того, как психокинетику впервые удалось поднять в воздух толщу воды и обнажить дно, ясновидец подал голос.

— Неплохо.

— Чего? — речка лишь зло буркнула, хлестнув волной берег, и понеслась дальше, обиженная за хамское с собой обращение. — А, это вы, Роман Валерьевич. Я тут тренируюсь. Руслан сказал каждый день по несколько часов, чтобы был ощутимый прогресс.

— И я гляжу он не за горами, — в уголках глаз профессора на секунду мелькнула улыбка, но тут же погасла. Лицо вновь стало напряженным.

— Роман Валерьевич, случилось чего?

— Просто пора.

— Уже? — Заволновался Иван.

Туров на автомате почесал родимое пятно и вскочил на ноги. О грядущей битве слухи по лощине бродили с самого первого дня их прибытия. Волновал даже не сам бой. все-таки тут набиралось десятка полтора кинетиков, а скорее то, что в нем ведущая роль отводилась только одном человеку — Иллиану. Нет, не сказать, чтобы в него никто не верил. Вычислить десятку телепата в королевской орде мог только другой телепат, это профессор каждому объяснил, только Канторович телепатил не первый год, а Лейтли…

Сказать по правде, не все было хорошо с бывшим лордом. Точнее с дважды бывшим лордом. Как он не сошел с ума от всего обилия информации, свалившейся на него из всех голов его окружавших — вообще непонятно. Но Иллиан и остро переживал, причем переживал в прямом смысле все воспоминания человека, в которого «влезал». От Руслана только двое суток отходил. Марата практически проскочил, за полдня оправился. На Турове опять застопорился, потом Ольга, Костя… Видимо, до Жени очередь уже не дошла.

— Вы думаете Иллиан готов, Роман Валерьевич?

— Мы редко бываем по-настоящему готовы к трудностям, однако переживаем их.

— Это да или нет?

— Это и да, и нет.

Они вернулись в деревню, где все уже были собраны. Как оказалось, ждали только Турова. Иллиан с серым лицом — то ли от волнения, то ли не оправился еще от мыслей и воспоминаний Костика, стоял возле Лены. Вот квик заметно нервничала, мало того, что мужика ей испортили — Лейтли и вправду резко изменился, но то можно было списать на обилие впечатлений — так еще теперь и жизни его угрожала серьезная опасность.

— А мы разве уходим? — спросил Иван.

— Да, в лощине нас возьмут в тиски. Есть тут неподалеку одно место, где мы сможем видеть их, а они нас нет. Нужно будет туда идти.

Туров видел по лицам кинетиков их недоумение и недоверие, но вслух никто ничего не сказал. Почти все посмотрели на молчаливого и спокойного Руслана, чье хладнокровие придало им уверенности.

— Сир Иллиан, — обратился профессор к лорду. — Как вы себя чувствуете?

— Я же просил вас без всяких этих сиров. Я теперь понимаю, как глупо это звучит. — Иллиан на долю секунды заколебался, вспоминая, и добавил. — Архаизм, в общем… Нормально я себя чувствую.

— Тогда выходим.

Лабиринит встретил их холодным камнем и смрадным дыханием тяжелой мокрой земли, с копощащимися в ней червями. Туров проходя сквозь него задевал рукой эти рукотворные высокие стены, силясь запомнить ощущение приятной стылости, неподвижности. Так хотелость остаться тут подольше, спрятаться от всего. Иван боялся. Предстояшего боя, раздрызга внутри Ила, своего возможного будущего. Психокинетику впервые представилось, что все, бывшее до сих пор лишь детские забавы. Нечто вроде спектакля — в любой момент мог зажечься свет, режиссер веселым голосом бы сказал: «Хорошо, на сегодня закончили», и все прекратилось…

Но теперь Иван почувствовал, впервые за долгое время, осознал не головой, а скорее всеми спящими до этого чувствами, что они подошли к точке невозврата. Еще немного, и река вынесет его к высокому водопаду и сбросит вниз, а у него не то, что лодки нет, он даже плавать не умеет. Туров тряхнул головой. Что за наваждения? Все будет… нет, не хорошо, хорошо теперь это вряд ли. Скорее все будет, как будет. Тут ничего не поделаешь. И переживать понапрасну нечего, и бояться тоже…

Сказать себе сказал, а сердце все равно предательски отбивало ударов девяносто в минуту. Ну значит будем сражаться вместе с легким мандражем, ничего смертельного. Иван на трясущихся ногах выбрался из лабиринта. Лощина осталась внизу.

Странный у них был проводник. Роман Валерьевич абсолютно не ориентировался на пересеченной местности, превратившись на мгновение в человека, приходившегося по материнской линии потомком Сусанина, а по отцу пьяного картографа. Ясновидец уверенно шагал, игнорируя тропки — одни звериные, другие оставленные человеком. Туров не сразу догадался — Роман Валерьевич знает направление, потому что видел уже его. Он словно замотанный в теплое тряпье, которое треплет кусачий мороз, бредет за впереди идущим в снегу, стараясь ступать след в след, иначе провалится по колено, а то и по пояс. Только тот, кто впереди — и есть сам профессор, он концентрируется на себя самом в будущем и идет по хлебным крошкам, разбросанным собой же. Жесть какая!

Иван хотел поделиться своей догадкой с Русланом, но Яникеев выглядел отстраненным. Опять думает о чем-то своем, лучше не беспокоить. Иллиан тоже замкнулся, изредка выдавая односложные фразы на вопросы Ленки. Остальные не лучше. Все в себе, каждого гнетет будущее и сейчас не до разговоров. Туров еще раз обвел отряд взглядом и внезапно остановился на мальчишке, местном ясновидце. Кристиан, кажется.

— Дружище, у тебя кровь носом, — подошел он и протянул заменяемый Турову здесь платок, кусок грубой ткани.

— Ой, — спохватился Кристиан, спешно вытирая пальцами кровь, отчего размазал ее по всему лицу.

— Погоди, — Туров напрягся, будто носом прощупывая, какова была влажность воздуха. В голове сильно закололо, зато тряпка в руке немного намокла. И то неплохо.

— Давай вытру.

— Вот это да, — только и выдохнул Кристиан. Тряпка произвела на него определенный эффект.

— Чем богаты, тем и рады, — усмехнулся Туров. — Воду в вино пока превращать не умею. Хотя… Наверное, и не смогу. А так да, приколы балаганного шута. Давай, голову чуток подними, а то видишь у тебя капилляры какие слабые.

— Капилляры? — не понял молодой ясновидец.

— Ну сосуды такие, — Иван кое-как протер лицо паренька и отдал ему тряпку, чтобы прижал к носу. — Забей в общем, просто из-за них кровь пошла.

— Нет, — покачал головой Кристиан. — Так бывает, когда долго смотришь в Грядущее. Не то, что произойдет через минуту, а лишь едва в начертанные линии судьбы.

— И что там? — Иван постарался придать своему тону минимальную заинтересованность.

— Битва, раскаяние, возвращение. Ой, — ясновидец спохватился и, как ребенок, зажал себе рот руками, — Не говорите, пожалуйста, никому. А то…

— Да, да, я в курсе, а то сглазишь и не сбудется, — улыбнулся Туров. — То есть, до самой битвы не говорить. А потом можно?

— Потом можно, — согласился Кристиан.

— То есть, если мне можно будет говорить после битвы, значит я не тот счастливчик, кто умрет?

— Ой, — повторно закрыл паренек рот руками.

— Ладно, расслабься, это будет нашим маленьким секретом.

Удивительно, но после этого случайного разговора Туров немного успокоился. Нет, конечно, страх не совсем не отступил — просто теперь психокинетик знал, что не умрет, а переживет этот день. Грядущая битва превратилась в неприятный, но неотвратимый момент в жизни, который нужно было пройти.

Они вошли в небольшой пролесок, расросшийся не только редкими деревьями, но и высокими кустарниками во все стороны. Тут уже точно никто не ходил. Роман Валерьевич внимательно шел по высокой сорной траве, захватившей тут почти все пространство, стараясь не попасть в многочисленные, спрятавшиеся среди яркой зелени лужи.

— Это не лужи, а местность заболоченная, — раздался рядом голос Иллиана.

— Ты…? — незаконченный вопрос Турова прозвучал, как мычание умственно отсталого.

— Сам же разрешил мне тренироваться. — Пожал плечами Лейтли. — Если ты против, конечно, то…

— Да нет, нет. Просто странно все это. Вроде прячешься в заброшенном доме, в самой дальней комнате, а оказывается, что тебя там давно кто-то ждет.

— Хорошо, в следующий раз я постараюсь с прелюдией.

Иван усмехнулся. Недели не прошло, а как обогатился словарный запас лорда. Вряд ли это из головы его или Руслана. Скорее всего, Марат поделился новенькими словечками.

— А ты чего думаешь о битве?

— А чего тут думать, — Иллиан выглядел спокойно. Только лицо оставалось все таким же бледным, как у покойника. — Все пройдет так, как задумано.

— Так в этом уверен?

— Я это видел.

Еще один ясновидец, мать его. Видел он… Туров почесал родимое пятно. Хотя действительно видел. Ни у мальчишки, ни у Романа Валерьевича защиты, как у Ленки, нет.

— Судя по твоему спокойному тону, ты тоже не умрешь, — заметил Иван.

— Ты меня так легко, как пацана не разведешь, — голос Иллиана стал чужим. — Уж извини. Ты, видимо, действительно не понял, что значат возможные линии Грядущего. Это как следы на песке возле берега — будешь трепыхаться, лишь быстрее ударит волна и все смоет.

Лейтли окликнула Лена, и он ушел назад, суровый, спокойный, другой. Не думал Иван, что настолько Ил изменится после Сеанса. Словно подменили его. Если сейчас он уже так общается, что будет дальше? Превратится в последнюю сволочь? «Дальше только банковский коллектор», — пошутил внутренний голос.

— Пришли, — негромко сказал Роман Валерьевич, однако все его услышали.

— Что, здесь? — недоуменно спросил Туров.

— Нет, чуть дальше.

Туров поглядел в сторону взметнушейся, подобно стреле строительного крана, руке и разглядел за заканчивающимся рядом деревьев большую пологую, или, как говорят мальчишка, лысую, гору, взявшую пролесок со всех сторон в тиски. И на ней ничего: ни веселых березок, трясущих на ветру сережками, ни одинокого, хмурящегося листвой, дуба, ни колючего кусточка, обглоданного и разграбленного зверьем, лишь грустный ковыль, помахивающий пучками жестких листьев.

А еще выше, ступая по владениям бесплодной тырсы, роились черные точки. Отсюда, да еще сквозь листву, толком, конечно, разглядеть и нельзя ничего было. Только Туров все понимал. Вон и стяги, поднятые вверх, тонким колоском, в пыльной дымке мелькают разноцветными пятнами. Но главное — шум, гам, топот ожившей многотысячной оравы, бурным потоком хлынувшем вниз. Куда там бедной армии богатого Виссела, собранной впопыхах. Теперь перед ними было все кантийское войско, сплотившееся вокруг одного лидера, одного короля.

— Че-то меня терзают смутные сомнения, — подал голос Марат.

Остальные робко зашумели, как школьники-второклашки стоило учителю лишь открыть дверь, но еще не выйти в коридор. Лишь Руслан махнул рукой и его «детки» сразу затихли.

— Роман Валерьевич, не сочтите за трусость, но судя по всему их там действительно много. Все еще точно движется по плану?

Профессор кивнул. Только сейчас Туров заметил, как волнуется сам ясновидец, хотя и старается все делать сдержанно, двигаться плавными движениями, какие характерны лишь старикам, точно экономит свои силы и энергию. Оно и понятно, хоть кому-то надо сохранять спокойствие.

— Пусть вас не смушает количество воинов. Как я и говорил, это будет битва двух людей, — профессор чуть подумал и добавил. — Двух телепатов.

— А мы? Мы все? — спросил Марат.

— Зрители, свидетели, соучастники. Разве это имеет значение?

— Тогда зачем мы здесь? — нахмурился Марат.

— Как бы странно это не звучало, потому что именно здесь вы все в безопасности. И да, вам еще надо разобраться кое с кем.

Вместо продолжения старик показал рукой, словно нарочно в самые нелепые места — и те ожили. Зашевелился кустарник, вздрогнула трава, заскрипела ветка дерева, пошла кругами вода в одной из больших луж. Иван только успел заметить несколько ножей, взметнувшихся крошечными соколами и устремившиеся к ясновидцу. Рванула, закричав — то ли от боли, то ли от ярости — Лена, входя в квик-режим, и смутная тень очертила полукруг вокруг Романа Валерьевича, собирая оружие. Наконец, сообразил что к чему и поднял незадачливых убийц в воздух Руслан, схватив, похоже, чуть ли не за внутренности.

Иван посчитал — всего девять человек. На голове повязки, скрывающие лицо, по красно-коричневым мешковатым костюмам стекали грязные струйки воды. Ни дать, ни взять ниндзя местного разлива.

— Это что? — спросил Туров я ясновидца.

— Привет от Михаила Эммануиловича, — почесал бороденку профессор. — Думаю, они тут не одни такие. Руслан Рашидович, не могли бы вы спросить голубчиков, сколько их тут? Думаю, вы сможете лучше их промотивировать.

Руслан спокойно пожал плечами, дескать, чего такого, и сильнее сжал кулак — в ответ послышались громкие стоны, а потом и исконно русское «б…».

— Сколько вас?

К удивлению Ивана, в Мальчиша-Кибальчиша никто играть не стал. Кантийцы залопотали на все лады, но Мёнемейстер выбрал лишь одного — того, который в сердцах выругался на родном языке и того, который сейчас молчал. Руслан специально ослабил охватку на всех остальных, чтобы они немного утихли, а на последнего напротив — надавил еще сильнее, свободной рукой издали стянув скрывающее лицо тряпку.

— О, старые знакомые, — голос Яникеева был спокоен, хотя лицо стало злым.

Туров тоже узнал в висящем перед ними худосочном мужчине телепата с Горы Богов. Видимо, один из тех, что ушел с Канторовичем в столицу.

— Три… — выдавил наконец из себя ниндзя-неудачник. — Три отряда.

— Отзовите все, — вмешался Роман Валерьевич. — Их пребывание не имеет смысла… Не верите? — Улыбнулся старик. — Можете убедиться.

Телепат подозрительно взглянул на профессора и его с удивлением разинул рот. Конечно, влезть в голову полностью, подавить волю и начать управлять Романом Валерьевичем он не мог, категорией не вышел, но вот по мыслям и думам пробежался. И нечто его изумило.

— Ты сам вправе подумать, как распорядиться такой информацией. Просто помни о том, что видел. Хорошо? Его можно отпустить, — сказал профессор уже Руслану.

Как только телепат оказался на земле, он шепнул что-то одному из кантийцев и тот закричал птицей, странно прикладывая ладони к губам. Ему почти сразу ответили, и телепат повел свой отряд навстречу войску, уже спускавшемуся к рощице.

Почти выйдя из пролеска, мозголаз обернулся и странно посмотрел на ясновидца — Иван даже не понял, чего было больше в этом взгляде: уважения, недоумения, жалости. Телепат точно хотел напоследок еще раз взглянуть на нечто так его удивившее. На кинетиков и квика, теперь тяжело дышавшую и буквально висевшую на руках у Иллиана — тяжело дался ей рывок, он не смотрел. Словно никого сейчас тут не было. Только худой человек и удивительный старик, не дававший ему покоя.

Телепат неожиданно для всех кивнул Роману Валерьевичу и тот ответил ему тем же. Они ничем не обмолвились меж собой и не могли сказать, но внезапно поняли друг друга без слов. Лишь только мозголаз вышел из пролеска, как ясновидец подхватил полуобморочную Ленку и шепнул Иллиану: «Пора».

 

Новый план

Сколько раз Кристиан видел, закрывая глаза, сколько раз представлял, а все равно в жизни вышло намного волнительнее. Теперь сам он почти полностью выглядывал из пролеска, за которым неторопливо двигалась и шумела армия Эдвара Первого. Она грохотала подошвами сапог, кричала сонмом разномастных голосов, лязгала доспехами, задевая их друг о друга, взметала вверх клубы пыли и гремела тысячью крохотнми молоточками в голове. Хотелось бросить все и пуститься наутек, бежать, пока не заколет в боку, пока от жара не захочется обнажить горячую грудь, пока ноги не начнет сводить предательская судорога.

Но он был здесь. Оставался, как и учитель, которому сейчас приходилось, наверное, еще хуже. Только вот Веглас держал себя в руках, потому и Кристиан сможет. У него уж роль намного важнее, чем у Романа Валерьевича.

Сир Иллиан (после того, как лорд стал читать чужие мысли, Кристиан все же решил снова добавлять «сир», обращаясь к нему) уже выбрался из укрытия и направился навстречу воинству. Забавно это выглядело со стороны — его светлость, не самый крепкий и сильный человек в королевстве, идет навстречу полчищу врагов. Перед ним, в нескольких десятках шагов, с каждой секундой все больше и больше отдаляясь от преследователя, улепётывают несостоявшиеся убийцы, то и дело оборачиваясь назад. Солдаты короля Эдвара их знали, потому что не обратили на тех никакого внимания, а вот сир Иллиана встретили.

Точно огромный выползший на сушу дракон воинство выплюнуло в одинокого лорда сотни и сотни. После появления в Кантии полубога Айвина и слухах о стычках с «черными душами» знали почти все, на какую силу способен один, избранный человек, отмеченный высшими силами. Может даже сам король и отдал приказ уничтожить одинокого путника, бесстрашно вышедшего против всего воинства. Ядовитый плевок рассыпался в воздухе не множество свистящих и шипящих осколков самих звезд, смертноносных, падающих посреди белого дня, а не ночи.

Но большинство стрел вдруг безжизненно застыли в воздухе, будто нашли уже цель, уткнулись наконечниками в нечто твердое, да там и застряли. Остальные пролетели еще немного, но тоже вдруг затихли, а немногие, оставшиеся, разлетелись в разные стороны, не причинив сиру Иллиану никакого вреда. Кристиан обернулся назад — так и есть, подобно Трем Богам, оберегающим каждого человека, теперь и лорда охраняли три могучих воина: Руслан, Иван и Марат. Едва все стрелы опустились на землю, выдохнули и кинетики, опустив напряженные руки.

Кристиан ожидал еще залпа, а может и не одного, но все затихло. Вернее, все также перекрикивались и гремели щитами солдаты, мелькали с разномастными знаменами лорды и рыцари, ржали и поднимались на дыбы, разгоряченные и молодые жеребцы, но армия короля Эдвара не нападала. Уж давно добрались до своих тайные убийцы, обнаруженные Романом Валерьевичем, просочились сквозь строй и скрылись среди тысячи закованных в железо воинов. Перестало маршировать само воинство, замерев шагах в четырехстах от самого пролеска, а лорд все продолжал идти. Он остановился на середине, ободряемый лишь ветром, трепавшим его волосы, и там остался стоять.

Ожидал сир Иллиан долго. Уж и Кристиан заволновался, заглянул в Грядущее, проверить, с опаской посмотрел на линию, еле заметную, почти невидимую, а потом вернулся к будущему, которое строил Роман Валерьевич — нет, вот он, сир Михаэль, или как называл его Веглас — Михаил Эммануливич.

Вернулся обратно, нос почесал — нет ли крови. Вроде нормально. Спутников всех своих осмотрел — напряжены, как пойманный воришка в ожидании справедливого суда — ну да это нормально. Так и должно быть. Повернул голову обратно к лорду, вместе со всеми принялся ждать.

Наконец зашевелилось темное тело железного дракона, и чрево чудовища извергло вперед крохотного человечка. Кристиан много раз видел в Грядущем пухлую фигуру знаменитого телепата, только там все же не настоящая жизнь — одни ломкие линии, да серые тени, «абрис», как объяснял учитель, а теперь заволновался. Конечно, с такого расстояния не разглядишь толком ничего, но Дамн следил за каждым движением Михаила Эммануиловича.

Телепат неуверенно помялся на одном месте, внимательно глядя на сира Иллиана — прощупывает, почему-то сразу понял Кристиан. Роман Валерьевич много рассказывал ему о мозголазах, поэтому, если бы Дамн даже не видел поединок в Грядущем, то все равно знал, как тот должен начаться.

Михаэль попробовал проникнуть в голову лорда, но неожиданно для себя получил отпор. Теперь он растерян и удивлен. Михаэль знал всех телепатов и людей, способных сопротивляться телепатии в Кантии, и его светлости в этих списках не было. Но позади пожилого мозголаза, король с войском. Они не смогут дать ему отступить, подумать, осмыслить все.

Кристиан был прав. Михаэль, немного помедлив, направился к сиру Иллиану. Учитель говорил, что, чем ближе «телепат к объекту своего воздействия, тем лучше эффект самого воздействия». То есть, чем ближе к человеку, тем легче залезть в голову. Жуть, конечно, но за последние недели Кристиан чего только не видел.

Шел Михаэль долго, своей косолапой трусливой походкой, то и дело почти останавливаясь и пытаясь пробить защиту сира Иллиана. После многочисленных неудач он вновь продолжал свое шествие, с каждым шагом становясь все ближе к лорду. Не дойдя шагов тридцати, Михаэль вдруг коротко вскрикнул и повалился набок. Он не сводил глаз с его светлости, хотя всем своим существом пытался теперь отползти назад, подальше от противника.

Кристиан заметил, как задрожал всем телом телепат, затряслись руки, зачастил ногами, пытаясь оттолкнуться подальше, только все не получалось. А сир Иллиан стоял и смотрел, ни разу не шолохнувшись, не двинувшись, не обозначив своего участия. Поединок начался и кончился почти сразу, битва двух сильнейших телепатов в Кантии длилась не больше минуты. Дамн разочарованно выдохнул, даже смотря в Грядущее, все выглядело эффектнее. В Грядущем нет самого понятия времени, поэтому линии и тени, сходившиеся и расходившиеся десятки, раз показались интереснее и красивее, чем обратились в жизни. Ну что, теперь вперед?

Учитель хоть не был телепатом, словно мысли его прочитал. Не сказал никому ни слова, просто вышел из пролеска и пошел к двум фигурам посреди огромного серого океана растерянных воинов Эдвара Энта. Кристиан последовал по стопам Вегласа, стараясь не выказывать страха, но одновременно не смотря на армию короля. И так внутри все сжалось. Сначала Руслан, потом Иван, а следом и остальные кинетики с леди Хелен выбрались наружу, теперь не таясь и не прячась от сокрушенного телепата. Небольшой отряд пошел к месту битвы, еще не зная, что последняя точка не поставлена.

Вблизи Михаэль оказался отврательным обрюзгшим мужчиной преклонных лет. Нет, не сказать, чтобы он был старым, но Кристиан не увидел в нем той жизни, которую мог различить в затюканном налогами рыбаке на побережье Ситерона, в грязном оборванном виноделе из Гонобора, толстом и опрятном мастеровом из столицы или пьяном крестьянине с Рюгена, самом восточном из всех поселений королевства. Перед Дамном сидел живой мертвец. Да, он еще хотел дышать, вздымая свою дряблую грудь, или есть вкусные кушанья, но душой Михаэль давно умер. И единственный, кто только и заметил это — Кристиан.

— Я знал, что тут не обошлось без чьего-то вмешательства, — на мгновение блеснули и тут же погасли глаза телепата, увидев Романа Валерьевича. — Чувствовал, что мне противостоит не тупой и честный до мозга костей Руслан.

Кристиан слышал, как подошедший сзади и слышавший все Мёнемейстер скрипнул зубами, но сдержался. Учитель же наоборот, приблизился почти вплотную к лежавшему телепату, потому что знал то, чего не знали и не видели другие.

— Каждому воздается по его деяниям, — негромко сказал Веглас.

— Ой, Валерьич, давай без этой лабуды. Вешайте лапшу за бесплатно кому-то другому. Каждый из нас преследует свои интересы.

— Значит, мои интересы в том, чтобы погибло как можно меньше людей.

— Роман Валерьич, вы об ком говорите? Об этих?

Михаэль махнул рукой назад в сторону королевской армии, безмолвно наблюдавшей за странным разговором. Телепат уже совсем осмелел: его перестала бить мелкая дрожь, сам он приподнялся на локтях — вроде и не уползал совсем недавно от сира Иллиана, а попросту прилег отдохнуть, маска страха на лице если не пропала, то разгладилась, спрятав все эмоции в крошечных морщинках. Но Кристиан видел, как пальцы Михаэля несколько раз нервно, точно не подвластные ему случайно коснулись рукояти меча, покоившегося в ножнах сбоку. Каждый раз телепат словно сам пугался своих действий и судорожно отдергивал руку.

— Это не люди. Дикари, неандертальцы при появившихся кроманьонцах. Неужели таки вы не понимаете? Их жизнь ничего не стоит. Они умрут и пф… Ничего не изменится, ни-че-го.

— В вашей жизни, Михаил Эммануилович, возможно и ничего, но вы не можете решать за всех.

— Как меня раздражают такие мелкие людишки, как вы. Таки о чем вы можете мыслить? О глупом пацифизме, когда к вам в дом приходят вооруженный враг? Вы не способны глобально мыслить, решать серьезные вопросы, действовать. Все, что вам подвластно, лишь глупая и пустая софистика. Разве я не прав?

Учитель собрался что-то ответить, но телепат не дал ему. Теперь глаза его горели, уголки губ сверкали каплями слюны, щеки разрумянились, а на шее выступил пот. Неожиданно «мертвец» ожил, лишь только задели то, что воистину его волновало. Лишь только заговорили о власти.

— К чему все это? — спокойно спросил Веглас. Даже слишком спокойно, для человека, который знает, чем все кончится. — Вы же понимаете, Михаил Эммануилович, что проиграли. Ваша карта, как говорится, бита.

— Да, да, да, — точно отмахиваясь, забормотал телепат. — Вы переиграли меня. Все рассчитали, предвидели. Именно ты, — ткнул он неуважительно в учителя толстым, как сарделька в гостиных дворах на северном тракте, пальцем, — именно ты, таки переиграл меня. Но вот только все ли ты предвидел?

Михаэль рванул с прытью не свойственной человеку его сложения. От таких пухлых нерасторопных людей окружающие никогда не ждут опасности. Его руки слишком слабы, округлы и даже смешны, чтобы думать, будто они смогут угрожать чьей-либо жизни. Вот только пальцы-сардельки на удивление ловко схватили рукоять меча и вытащили его из ножен, развернули острием вперед и ткнули, неумело, вот только действенно.

Кристиан в последнюю минуту подумал, что не успеет. И его линия, которую он увидел лишь один раз и более не касался, чтобы не привлечь внимания учителя, чтобы уверить того, что единственный вариант развития будущего — смерть самого Вегласа, окажется пустой выдумкой. Одной из вероятностей, как говорил Роман Валерьевич, которой не суждено сбыться. Но Дамн почувствовал, как меч обжигает его плоть, как легко распарывает кожу, режет мышцы, касается, противно скрепя, ребер.

Он слышал, как закричал учитель, видел, как Михаэля силой кинетиков придавило к земле, ощущал, как жесткий стальной вкус крови заполнил весь рот, осязал, как в чреве сидел холодный и острый чужеродный зверь, ворующий его жизнь. Кристиана хорошенько тряхануло, Дамн даже не сразу понял, что свалился на землю. Роман Валерьевич бережно взял его за голову и заглянул в глаза.

— Зачем? Зачем ты это сделал? Ты же все видел, ты же все знал!

— Я… Я не был согласен с таким Грядущим, — Кристиан сам удивился, насколько его голос стал чужим. — Вы нужны им. Нужны кинетикам. Без вас они не попадут домой.

— Какой ты глупый, — слезы градом катились по морщинистым щекам Вегласа, оседая в бороде. — Ты, ты должен был заменить меня. Ты должен был стать более сильным ясновидцем, чем я.

— Я не захотел… такой ценой, — Кристиан почувствовал, что силы все стремительнее покидают его и принялся говорить быстрее. — Не мог дать вам погибнуть. Кто я такой, и кто вы, учитель…

— Десятка. В будущем ты стал бы десяткой. Самым сильным ясновидцем, который когда-либо существовал. Через несколько лет после возвращения в мой мир.

— Все уже сделано. Я, может быть, разрушил ваш план, но сделал не хуже, я… — Кристиану жутко захотелось пить. Он с трудом отлепил язык от засохшего нёба и продолжил. — Я видел, в Грядущем. Изменения есть, но незначительны. Не смертельны. Я переиграл ваш план, учитель.

Старик всхлипнул, но ничего не сказал.

— Вы идеально все рассчитали, учитель. Я сам никогда бы до такого не додумался. Телепата мало было победить… одолеть. Нужно еще показать его истинную натуру перед королем. Переубедить Его Величество… — У Кристиана потемнело в глазах, и он на мгновение замолчал. — Надо было, чтобы Михаэль совершил деяние. Злостное, исключительное. После которого бы ему не было пути обратно. И вы выбрали такое деяние — убийство безоружного старика. Необоснованная агрессия. Пожертвовали собой, чтобы остановить зло.

Каждое новое слово давалось Кристиану все труднее. Больше всего на свете он боялся, что не успеет. Не скажет великому Вегласу, как обычный презренный Дамн все понял. Кристиану очень хотелось, чтобы Роман Валерьевич гордился им, как достойным учеником, как… сыном.

— Только одно могло помочь осуществлению вашего плана и возможности остаться в живых — чтобы умер я. Смерть мальчика — да, да, я знаю, что выгляжу совсем как ребенок, смерть мальчика равносильна смерти пожилого мужа. А если он еще попытался спасти жизнь другому… Почти как с Фергусом, я ведь после его смерти понял, что можно поступить именно так.

Кристиан замолчал, не в силах больше произнести ни слова. Боковым зрением он заметил, как к ним на породистой лошади подъехал молодой человек, может, чуть старше самого Дамна. Ясновидец посмотрел сначала на богатые доспехи, драгоценную рукоять меча, убранство самого коня и только потом на серьезное красивое лицо с огроменными зелеными глазами. «Король», — сразу понял он. Дамна даже не поразило, насколько молод правитель Кантии, о том, что на престол взошел зеленый юнец ходило много пересудов, чем другое — насколько красив. Действительно, последний и одновременно среди всех энтийцев.

Они говорили. Сир Иллиан и Эдвар Энт. Потом вмешался и Айвин, в сердцах взмахнув несколько раз руками, чем заслужил неодобрительные взгляды стражи Его Величества. Кристиан удивлялся самому себе. Еще вчера он бы все отдал, чтобы хотя бы мельком посмотреть на правителя, а вот теперь первый человек в королевстве прямо перед ним, а Дамну стало неинтересно. До смерти надоели эти походы, интриги, заговоры, иноземцы, хотелось просто жить своей жизнью.

Кристиан в последний раз взглянул на учителя. Сил поддерживать огонь, хоть и, по мнению многих, проклятый, в своем теле уже не оставалось. Дамн смотрел и смотрел на Вегласа, стараясь запомнить каждую морщину на его старом, измученном, усталом лице. И вдруг ему открылась простая и удивительная истина. Эти складке и есть все те нити Грядущего, которые ясновидец держал в своих руках, просматривал, тщательно перебирал, выискивая нужную ему. Вот самая кривая и изломистая, которая ныне потемнела и выцвела — где сир Иллиан становится верховным командующим короля Эдвара. Длинная и почти такая же яркая, как и раньше — становление Айвина, нового полубога, воина чужих земель. Или тонкая и прерывистая на конце нить Мёнемейстера «черных душ». Кристиан не стал заглядывать сейчас в будущее, просто не смог бы, но что-то ему подсказывало — Руслан кончит примерно так же, как и он.

И наконец, где-то в складках бороды Дамн нашел самую важную и интересную для себя линию. Жирную, петляющую, точно пьяный возница на королевском тракте, жилу, оборванную на конце. Кристиану чудилось, что он держит ее своей рукой, а та сопротивляется, пытается вырваться, не в силах противиться злому року, судьбе, фатуму. И Дамн перестал бороться. Дальше было уже все предрешено заранее, загадано и задумано им самим. Кристиан глубоко вздохнул, разжал пальцы и отпустил собственную линию жизни.

 

Оловянная корона

Поодаль от пролеска, если обойти покатую гору с другой стороны, вытянулась, точно рядовой при виде полковника, мелкая, покрытая по берегам рогозом и прочей болотной травой, речушка Руйр. На родине такой бы и названия не дали, бросив пренебрежительное Соплянка или Говнянка, а тут вот же — Руйр. Словно оправдываясь за неказистость реки, Иллиан добавил, что это один из многочисленных притоков могучей Альды, которую знал даже сам Иван, хотя никого теперь данный факт особо не волновал.

На самом высоком холме вблизь реки, но все же на достаточном расстоянии от нее, чтобы не страдать от весенних паводков, в тени нескольких деревцев погребли Кристиана. Не из-за религиозных соображений, а скорее для соблюдения условностей или желания показать, что этот мертвый мальчик стал частью их, пришлого сюда мира, Роман Васильевич поставил над могилой большой крест. На нем, сначала на кантийском, а уже ниже и на русском было написано только имя, без дат рождения и смерти, скупое и непонятное для местных: «Кристиан Меркулов». Дамн обрел фамилию, хоть и не при жизни.

Ясновидца, всю дорогу молчавшего, после погребения вдруг прорвало. Он говорил с Туровым несколько отрешенно, но все же давая шанс кинетику вовремя ответить или напротив — спросить.

— Сильный мальчик. Сильный и умный. Знаете ведь, линии, как он называл, Грядущего, своеобразны. Можно сказать, что они даже живые. Если долго и постоянно прослеживать какую-то из них, например, наиболее вероятную, то она словно начнет вздуваться, разбухать. Из маленькой ниточки превратится в канат… Кристиан посмотрел будущее, которое выбрал для себя… для всех, да, для всех. Так вот, он посмотрел него всего один раз. Поглядел и точно отложил в сторону, чтобы я не заметил, не обратил на это внимания. Представляете?

— Для этого нужна не малая храбрость, — подтвердил Иван.

— И меж тем он очень способный. Был очень способным, — поправил себя профессор. — Я даю вам честное слово, Иван Сергеевич, что у него были великие задатки ясновидца. Точно девятки, а, скорее всего и десятки. Сильнейшего не только в своем, но и в нашем мире.

— Сильнейшего? — Туров помнил главное правило, о покойных либо хорошо, либо ничего, но в словах Романа Валерьевича засомневался.

— А, вы, наверное, не знаете. Ясновидение — единственная способность, на которой Шлем застопорился, если так можно сказать. Сеансы могут разогнать вас до восьмого уровня максимум, как вашего покорного слугу, но не больше. Скажем так, для этого нужна определенная предрасположенность. Будто сама природа против того, чтобы человек развивался в этом направлении.

Роман Валерьевич говорил еще много, сбиваясь и переходя от покойного мальчика к дням своей молодости, от подающего надежды ясновидца до размышлений о природе способностей. Профессор рассказывал и рассказывал, пока вдруг не замолчал и не заплакал. После этого он не проронил ни слова.

Они спустились с холма, где Иллиан прощался с Эдваром. Иван слышал немного, признаться, ему не очень-то и были приятны разговоры с мальчиком-королем, решившим, что они пошли против него. Не сказать, чтобы Турову было противно, скорее неловко от извинений правителя. А вот Илу пришлось терпеть. Вернее, не Илу, а Лорду Иллиану Лейтли, ныне правителю Лейтлипорта и всех западных прибрежных земель. Иван не стал спрашивать, почему мальчик решил восстановить историческую справедливость сейчас, а не после сражения при Утесе Гроз — сами разберутся.

Теперь армия распадалась на куски, разваливалась на части, расходясь в разные стороны темным потоком. На юг, тоненькими струйками, потекли всего десять-двенадцать лордов, увлекая за собой преданных воинов, раза в два больше отправилось на восток, остальные хлынули через столицу, чтобы уже потом разойтись по узким тропкам и дорогам к себе во владения. С королем осталось лишь сотни две энтийской стражи, окружившей холм и часть речки со всех сторон.

От Руйра тянуло свежестью, которая пробегала мурашками по коже. Иван «передал» профессора Лене, которая с заботливостью родной дочери, ухаживающей за дряхлым и немощным стариком, обняла его и увела в сторону. Теперь предстояло заняться самым тяжелым и неприятным.

Эдвар, Мойно, Иллиан, Халиль, Руслан, Марат, Костя, Ольга, Женя, даже Сник… Они все смотрели на него, словно никто не решался брать на себя судьбу этого человека. Этого сушества, некогда бывшего человеком. Лейтли хорошо над ним поработал. Туров понимал, что так думать нельзя, неправильно, но ничего не смог с собой поделать. Что-то окончательно выгорело внутри после смерти Кристиана, словно паяльником выжгли. Дело даже не в том, его потрясла очередная смерть, гибель мальчика-ясновидца — скорее истолкование его гибели. Туров не был уверен, смог бы он пожертвовать также собой, ради других или даже другого, пусть и самого близкого человека.

Иван посмотрел на свернувшуюся у его ног и скулящую фигуру Канторовича. Да, Лейтли хорошо над ним поработал. Туров не вдавался в подробности, но по общим объяснениям понял — сейчас в голове телепата царил полный кавардак. При таком сумасшествии мозголазу теперь вряд ли получится управлять созанием других. Но и это было для психокинетика недостаточной карой за смерть мальчика, за смерть его, прежнего Турова.

У Ивана вдруг появилась мысль. Она не показалась ему остроумной, справедливой или правильной. Просто это было единственно возможное здесь и сейчас для него, Вани Турова, решение.

— Халиль, та оловянная корона еще у тебя?

Хазарец не сразу понял, о чем идет речь. А может и сразу, но жадность, жирными корнями опутавшая его еще не пропащую, но значительно подгнившую душонку, не хотела расставаться с трофеем. Иван увидел всю бурю эмоций и терзаний в глазах Ибн Шиина. Но Халиль не мог сейчас сказать нет Турову. Вряд ли кто вообще среди собравшихся мог это сделать.

— У меня, Айвин-мухтарам.

— Давай ее сюда.

Халиль, кряхтя, полез в холщевой мешок, который с недавних пор постоянно носил с собой, побряцал внутри содержимым, явно выбирая предмет, и вытащил на свет знакомую уже Ивану вещицу. Корона и раньше выглядела нелепо. Пролежав столько времени в мешке у хазарца, измятая, кривая, изначально плохо отлитая, теперь же представляла комичное, жалкое зрелище. Она могла напоминать что угодно, но только не символ власти.

Туров взглянул на тиару Эдвара, с переплетенными в виде корней дерева венцами, украшенную драгоценными камнями, и внутри шевельнулось гадкое чувство отвращения. Не к королю, а к самому символу власти, столь могущественному и притягивающему своим светом стольких авантюристов. Но это все лирика. Ваня сам понимал, что просто старается максимально оттянуть момент. Он уже принял решение, осталось лишь привести его в исполнение.

— Канторович Михаил Эммануливич, — голос Турова звучал может излишне пафосно, практически, как у судьи, читающего приговор сумасшедшему маньяку. Впрочем, от истины было недалеко. — За многочисленные преступления против короля и королевства, против бывших друзей и своих соотечественников, против невинных людей вы приговариваетесь… к жизни. К жизни в изгнании, одиночеству в чужой стране. Со знаком, к которому вы так стремились.

Телепат не успел отпрянуть или защититься, даже поднять руку, как Иван одел ему на голову оловянную корону. Мозголаз никогда теперь не снимет ее, не сможет скрыть, спрятать, не расстанется со своей игрушкой и символом мнимой власти. Туров внимательно посмотрел на корону; ее нижние края нагрелись и почти потекли, когда психокинетик с силой нажал вниз. Канторович завизжал, как свинья с разрезанным брюхом, рванул в сторону, но Иван уже сам отпустил его. Дело было сделано. Корона намертво села на голову несчастного, оплавив раскрасневшуюся кожу и редкие волосы. Михаил Эммануилович катался по земле, вскакивая на колени, и метался из стороны в сторону около двадцати минут, пытаясь унять боль, пока наконец не замер, тихо роняя слезы и скуля, подобно побитому щенку.

Никто из присутствующих за все это время не произнес ни слова. Мойно, вопреки своему положению, первый бросился прочь, заткнув уши руками, чтобы не слышать вопли телепата. А вот Эдвар остался. Его глаза стали влажными, губы подрагивали, но король стоял и смотрел, даже не пытаясь отвести взгляд. Как и все остальные кинетики, как и местные Иллиан и Халиль. Хазарец, правда, стал негромко бормотать что-то вроде молитвы, но тоже остался. Иван подумал, хорошо, что Лены со стариком нет, вряд ли они смогли перенести это зрелище.

— Теперь ты можешь идти, — сказал Иван. — Давай же, иди. Иди, сука! Двигайся, мразь, двигайся. Сука!

Иван затрясся всем телом и заплакал. Он сам не понимал, почему. Уже не было сил держаться, терпеть, делать все со стиснутыми зубами, постоянно двигаться вперед. Как все достало! Как все задолбало!

Сбоку подошел Руслан, неуверенно прижал его своими руками-колодами, и Иван уткнуся в него, как маленький зареванный мальчишка, прячется в объятиях взрослого. Турову надоело быть всемогущим психокинетиком, надоело быть сильным. Сейчас он им и не был.

Солнце припекало уже совсем по-летнему. И не сбежишь от него никуда, не спрячешься, не скроешься — вокруг, насколько хватало взгляда, лишь широкие поля с выжженными верхушками травы. Редко где встретишь буерак какой или небольшое ущелье, и то не вблизи дороги. А поодаль, куда в трезвом уме и не забредешь. Рядом же с королевским трактом никакой тени, жарься под этим проклятым солнцем, пока в сушеный кусок мяса не превратишься.

— Ты как? — Руслан подошел к Турову со спины.

— Да как все, — вытер лоб рукавом психокинетик. — Жарко. Можно, конечно, наколдовать небольшой ветерок, но толку будет ноль, да и не факт, что получится.

— На наколдовать, а преобразовать воздушные потоки… Но я не об этом.

— А о чем? — недоуменно посмотрел на него Туров.

— Ну сам как?

— Руса, ну хорош уже а? — раздраженно протянул Иван. — Нормально все со мной, не хожу же не ною, как некоторые. Че началось-то?

— Не началось, а продолжалось. Ты психокинетик. Если ты с головой поссоришься, я даже боюсь представить, что может произойти. И да, профа не трогай. Ему сейчас тяжело.

— Ну тебя же самого достали его философские причитания? — Уцепился Туров за малейший шанс перевести стрелки с себя на Романа Валерьевича, — вчера мне только спрашивал — почему нельзя вот просто взять и умереть. По своей воле. Когда у тебя уже больше нет ни сил, ни желания жить. Представляешь?

— Отстань от него, ему сейчас тяжело, — повторил Яникеев. Он посмотрел вдаль, туда, где обрывался и уходил вниз после очередного пригорка королевский тракт, и сказал Турову. — Надеюсь, наши друзья не опоздают. Проф говорит, что «Окно» совсем же скоро.

— Надеюсь, что нет, — ответил ему психокинетик и Руслан отошел в сторону.

Иван опасался, что Лена вообще забьет на их договоренность. Зачем ей домой? Тут она, как рыба в воде. Тем более, итак не особо уверенно сказала месяц назад, что явится сюда, а за такое количество времени могло произойти многое.

Психокинетик посмотрел вдаль и ему показалось, что на дороге появилась легкая дымка. Присмотрелся — не почудилось. По тракту, по направлению к отряду кинетиков двигались конный. Один или два, так сразу и не скажешь. Следопытством, как в романах Купера, Туров похвастаться не мог. Зато был у него не примете один человек.

— Женя! Женя!

Кинетик, услышав громкий призыв, косолапо подбежал к Ивану. Ваня и сам не ждал, что подружится, хотя это, конечно, было громко сказано, вернее поприятельствует с этим на первый взгляд недалеким и грубоватым мужиком. Тем более, знакомство у них было так себе.

— Ванек, че стряслось? Вопишь, как потерпевший.

— Смотри.

Туров вытянул руку вперед и Женя внимательно прищурился. Пожевав нижнюю губу, он сплюнул на землю и уже негромко произнес.

— Двое. Че, похоже, наши?

— Похоже.

Он подождал еще несколько минут, пока конная пара не поднялась на пригорок и уже стали узнаваемы худая фигура Ленки и напряженный стан его светлости лорда Лейтли. Иллиан, к удивлению Турова, мало того, что ехал без охраны, так еще и сам пренебрег доспехами, облачившись в легкое кантийское платье. Ну хоть меч с собой взял — заметил Иван ножны.

— Ну привет, — задорно крикнула Ленка, спрыгнув с лошади и отдав поводья Жене.

Иван обнял «сестру» и подал руку Иллиану. Лорд пожал ее, сдержанно кивнул, а потом принялся здороваться со всеми остальными. Ленка тоже недолго оставалось рядом Туровым, бросившись, именно бросившись на шею подошедшей Ольге, исполином возвышавшейся рядом с квиком.

— Добрались-то как? Почему охрану не взяли? — стал сыпать вопросами Туров.

— Как, как, вон у Ила спроси, — недовольно буркнула Ленка. — Сделали мне супермена на всю голову.

Лейтли хотел что-то ответить гражданской жене, причем резкое, грубое, даже уже было рот открыл, но потом передумал и лишь облизнул губы. Все-таки его неконфликтность и беззобность могли еще контролировать новые грани характера, открывшиеся после Сеанса.

— Не вижу смысла брать с собой охрану, — ответил Ил. — После Сеанса вряд ли что-то может угрожать моей жизни.

— Ага, например стрела или брошенный нож, — хмыкнула Лена.

— На тракте без причины никто не будет убивать путников. Сначала их, как минимум захотят ограбить. Но это уже будет невозможно с моими способностями. — Иван сначала подумал, что Лейтли хвастается, но потом понял — его светлость просто и в присущей ему занудной манере констатировал факт. — Притом, я подумал, вряд ли будет хорошо, если «Окно» увидят неподготовленные, местные люди.

Иван только сейчас понял — ведь Иллиан тоже отправится с ними.

— Ил, а как же твой титул, земли. Тебе же наконец пожаловали Лейтлипорт.

— Титул — это слова, Лейтлипорт — камни и вода. Без дорогих мне людей они ничего не стоят.

Сказано все было без пафоса, довольно обыденно и спокойно. Ленка, переставшая дуться, подскочила к лорду, судя по всему, опять бывшему, и поцеловала того в шеку.

— К тому же, если мы вдруг захотим вернутья, то с этим не будет проблем. У меня очень хороший управляющий.

— Надеюсь не Халиль? — усмехнулся Иван.

— Нет, не Халиль, — на секунду Турову показалось, что Лейтли поморшился. — Элайя. Старина Элайя.

— Я тебе потом про Халиля расскажу, — шепнула квик психокинетику.

— Друзья, давайте поторопимся, — вмешался Руслан. — Не хотелось бы пропустить «Окно», которое так долго ждали.

Они отправились в сторону от тракта. Со стороны это, конечно, смотрелось странно — больше десятка человек ломанулись в поле, оставив на дороге лошадей.

— Так вот, — оказалась рядом Ленка. Иван обернулся, Лейтли был поглощен разговором с Русланом относительно нового мира. — Ты же помнишь, мы с Эдваром поехали вместе — он до столицы, а мы дальше — в Лейтлипорт. Место, конечно, красивое, но ветрено там все время. Я уж задалбалась…

— А с Халилем что?

— Так вот, я и рассказываю. Доехали до столицы. Ты знал, что у нее названия нет?..

— Лена!

— Так король, то есть Эдвар, и просит: отдать ему в услужение Халиля. Уж не знаю, чего там такого сделал Халиль и как убедил Эдвара, но факт остается фактом.

— А зачем королю Халиль?

— Да ты щас упадешь. Погостили в столице, так на третий день Эдвар назначил Халиля тайным левым мастером. Представляешь?

Иван вспомнил хитроватую бусурманскую рожу Ибн Шиина и лишь головой покачал. А ведь и правда, место как раз для него.

— Иллиану это пришлось не по душе?

— Еще как. Вслух, он, конечно, ничего не говорил. Но ты же знаешь, он весь такой правильный, считает, что королю должны служить лучшие люди, а не разбойники и мошенники. Но ничего, приехали в Лейтлипорт. Там забот полон рот. Ил вызвал из соседней провинции архитектора, заказал ему статую Фергуса.

— Серьезно?

— Ага, даже подпись уже придумал: «Первому среди защитников семьи Лейтли, Фергусу Войлу». Это еще что. Там иногда с островов приплывают…

За разговорами они подошли к ожидающей их троице — Косте, Марату и Роману Валерьевичу. Старик действительно сдал — кожа под глазами напоминала дряблый, ненатянутый гамак, глаза словно выцвели и постоянно блестели, руки заметно дрожали. Увидев Лену, он улыбнулся и поспешил ей навстречу.

— Леночка, как я рад вас видеть. Рад, что вы с нами, — он запнулся, более ничего не произнеся. Непринужденного разговора не получилось. — Ладно. Главное, что мы все собрались вовремя.

Он не успел договорить, как буквально шагах в трех от Романа Валерьевича поплыл, раскаляясь, воздух. Постепенно марево достигло радиуса четырех метров и перестало расти, теперь лишь редко подрагивая, точно живое существо. Повезло, все-таки. Как вовремя путники приехали.

— Можете не торопиться, у нас тридцать шесть минут, — почему-то крикнул профессор, хотя Окно никаким образом не шумело. — Я специально выбирал такое большое окно. Но будет все же лучше, если мы не станем медлить.

— Ну кто первый? — спросил Руслан.

Туров не говоря ни слова, широким шагом вошел внутрь. Снова, как и почти год назад он ощутил, как земля уходит из-под ног. Снова все поплыло перед глазами, превращаясь в винегрет сюрреализма. Свет исчез, пропало пространство, время, все. Его будто разорвало на части и собрало снова. Иван почувствовал, как ноги уже ступили на твердую почву, уже хорошо — в предыдущий раз кончилось путешествие болотом — и прикрыл глаза от яркого солнца. На него пахнуло родным запахом горячего асфальта, перемешанного с подгорелой уличной едой. Почему-то Иван не сомневался ни минуты. Это дом.

Конец