Отряд уже подходил ко входу в Великандию, а увиденный сон все никак не шел у Болдха из головы.

— Что? — рассеянно спросил он. — Это ты мне?

Нибулус вздохнул. До полудня оставалось часа два, а Болдх за все утро и слова не произнес. Остальные решительно — и даже как-то непривычно бодро — шагали вверх. Мысль о скорой встрече с легендарной «Страной великандов» подгоняла и тянула вверх, к обещанному входу.

Болдх держался в стороне. Положа руку на косматую холку своей строптивой кобылы, он направлял быстроногую ад'тманку вверх по тропе. Его явно что-то беспокоило — что-то, заставившее провести все утро в мрачных размышлениях.

— Ты слышал хоть слово? — нетерпеливо переспросил Нибулус, — Вот уже четыре часа как мы на ногах, а ты ещё где-то витаешь. Что тебя беспокоит?

Болдх молча на него уставился.

— Ничего, все нормально, просто недосып.

Рядом с догорающим костром он увидел припавшую к земле фигуру. Волк?! Горящие в темноте как у демона глаза недобро подмигнули, зубы обнажились в оскале.

— Приснилось что? — многозначительно произнес голос. Перед ним — улыбаясь широко и хищно, почище любой леукроты — стоял ведун.

— Ох! — мучительно выдохнул странник. — Мог бы иногда, для разнообразия, и приятные сны насылать!

— Я всего лишь хотел сказать, — продолжил Нибулус, — что Катти пойдет вперед, посмотрит, что там с проходом, и спросил, не выпьешь ли ты со мной по глотку сливянки.

Болдх взглянул на протянутую оловянную флягу со странными подпалинами и металлическими блямбами и помотал головой. Он позволил Женг свернуть с тропинки к роднику неподалеку и вновь погрузился в мысли.

На нижних склонах снег лежал редкими пятнами, но порой приходилось подниматься круто вверх, а путь по горной ложбине то и дело преграждали валуны, осыпь и колючий кустарник. Несколько раз Тивор не мог точно определить, где находится, и отряду приходилось возвращаться. Перерывы в изнурительном восхождении возникали лишь из-за приступов кашля Эппы, и теперешний привал тоже устроили ради него.

Пеладан пил, чтобы скрыть бурлившее в нем возбуждение. Наконец-то нашлась расселина в скалах, ведущая к тайному проходу. К тому же к ним вернулся Лесовик, а жуткий лес Фрон-Вуду остался позади. И в довершение, им, кажется, удалось ускользнуть от Зверя, чем бы он ни был. Жизнь, наконец, налаживалась.

Они заслужили короткую передышку. Отвернувшись от смурного странника, Нибулус перевел взгляд на открывающийся пейзаж. Он глубоко вдохнул горный воздух и широко раскинул руки, словно пытаясь охватить красоты дикой природы, лежавшие у его ног. Насколько хватало глаз, впереди расстилался один и тот же ландшафт: все оттенки зеленого, серого и коричневого — ни дымки, ни облачка. Он даже мог разглядеть Синие горы, едва заметную линию зубчатых пиков на горизонте.

Последняя возможность отдохнуть перед долгим спуском в недра гор... Пока проводник вел разведку, остальные готовили пищу или нашли себе иные повседневные дела. Один Эппа остался лежать пластом, глядя в пустое небо с гримасой боли на лице и мольбой в глазах.

Спустя всего несколько минут с дальнего конца расселины вернулся Катти, и все подтянулись к нему. Когда Тивор заговорил, его лицо выражало некоторую озабоченность — никто не мог сказать, искреннюю или нет.

— Ну, — объявил он, — я нашел вход.

Эти слова были встречены сдержанным удовлетворенным гулом.

— И?..

— И ещё кое-что. Наверное, ничего страшного... я даже в этом уверен, просто на всякий случай решил вас предупредить.

— Что случилось-то? — раздраженно потребовал Нибулус. — Давай выкладывай.

— Наверное, ничего, — повторил Катти, — но когда я уходил в прошлый раз, дверь была закрыта. Там камень с мельничный жернов, и, пока его не откатишь, внутрь не попасть, такие дела. Его удерживает специальный механизм, то есть прямо вжимает в скалу. Точно так же можно запереть дверь изнутри. Только вот сейчас камень не на месте. Любой мог там пройти.

Они неуверенно переглянулись, не зная, что из этого следует.

— О чем ты? — с опаской поинтересовался Финвольд. — В прошлый раз забыл закрыть? Или дело в другом?

— Не знаю, может, и забыл; это запросто — зашел и не проверил. Не до того, видать, было. А может, кто ещё там побывал...

— Когда ты в последний раз пользовался туннелем? — спросил Нибулус.

— Давненько, не один год прошел, — сообщил Катти, — только дверью-то совсем недавно пользовались, приметы явные.

Раздался дружный вздох разочарования.

— Так значит, этот твой скрытый в горах секрет не такая уж и тайна, — с досадой заключил Нибулус, буравя взглядом искателя приключений. — Очень надеюсь, что ты знаешь, куда нас ведешь.

Казалось, Катти и впрямь было не по себе. Он не привык к тому, чтобы его секреты раскрывали, и наверняка уже жалел, что сразу не свернул шею проклятому драхрастскому чародею.

— Уверен, все будет хорошо.

— Уж постарайся, — хмыкнул Финвольд. — Мы слишком далеко зашли, возвращаться поздно.

Ели они в тишине. Через полтора часа, помыв котелки и наполнив мехи водой из родника, отряд двинулся вслед за Катти по дну глубокой расселины и скрылся из виду.

Болдх в последний раз оглянулся на оставшийся позади мир дневного света и последовал за остальными.

* * *

— Пришли, — объявил Катти, указывая на отвесный склон. — Вход здесь.

Если бы камень был на месте, они бы и не заметили входа, что верно, то верно; с виду — простой разлом, трещина в скале (пусть и в форме жернова, что с того?). Но теперь сдвинутый камень отчетливо выступал над поверхностью скалы, и любой, кто за это время искал здесь убежища, мог бы его откатить.

Кати и Лесовик вместе осмотрели землю в поисках свежих следов. Спустя какое-то время Лесовик объявил:

— Следы есть, и довольно свежие. Похоже, группа людей проходила тут две-три недели назад.

— Две-три недели? — воскликнул Нибулус. — Если так, возможно, они все ещё в Великандии. Осторожность не помешает. Катти, откатывай камень. Мы заходим.

Катти оперся своим храмовым мечом о камень, чтобы как следует подтолкнуть огромную гранитную дверь. Вопреки внушительным размерам и сходству с жерновом, камень на удивление легко откатился. В тот же миг холодный порыв ветра со стоном вырвался из темной пустоты за дверью, заставив стоявших у входа людей прикрыть лица и отступить. Пахнуло сыростью с ощутимым запахом разложения. Край древней кладки зарос длинным мхом, который уже начал известковаться: похожие на мёртвых угрей нити развевались и поблескивали в воздушных потоках.

Эппа охнул и поднес руку ко рту.

— Да хранит нас Куна, — пробормотал он. — Мы ведь туда не пойдем, верно? — Выпучив глаза, он вгляделся в темноту. И хотя из глубины доносился лишь пронзительный вой ветра, рука жреца сама потянулось к амулету на шее.

— Эппа, не бойся, — сказал тихий голос у него за спиной — Это всего лишь нора. Финвольд за тобой присмотрит.

— Достать факелы, — отрывисто приказал пеладан. — Финвольд, Эппа, Катти, зажигайте. Нечего тут рассиживаться!

Все послушались, но, когда они уже готовы были войти, Катти схватил Нибулуса за плечо и твердо вложил свой факел ему в руку. И произнес, глядя пеладану в глаза:

— Держи-ка сам, ладно? Я ваш проводник, а не факельщик.

Нибулус прищурился и коротко сказал:

— Хорошо. Тогда пойдешь впереди, герой. Если на кого напоремся, ты их первым и встретишь.

— И тебе удачи, — съязвил авантюрист.

Один за другим путники шагнули внутрь, в поджидавшую их темноту. Впереди шел Катти, сразу за ним — Нибулус, решительно настроенный не выпускать этого скользкого типа из виду. Следом — Болдх: в одной руке меч, в другой — поводья.

Сейчас меч померк до полуночной синевы с едва заметным серебряным отблеском. Женг тоже помрачнела. Ее вели в странное новое место, которое ни капли ей не нравилось. Кобыла по запаху чувствовала, что их ждет впереди, и не понимала, зачем было покидать прекрасные предгорья. Она осторожно ступала, низко опустив морду, и ещё больше встревожилась, когда туннель пошел вниз. Хуже того, Болдх прицепил фонарь к подпруге, и теперь он неприятно нагревал бок. Хозяин уже не в первый раз это проделывал, и Женг серьезно подумывала переговорить с ним на эту тему — но затем рассудила, что человек как всегда не поймет ни слова. Туго они соображают, эти люди.

За конем, высоко подняв факелы и не выпуская из рук оружия, семенили два жреца. Следом, распахнув глаза, как сова, и водя носом, как землеройка, шел Лесовик. Паулус занял ставшую уже привычной позицию, на которую больше никто не претендовал: замыкал отряд. Он последним перешагнул через порог, повернулся и водрузил дверь на место. Камень с глухим стуком вошел в выемку, и теперь тусклый свете факелов едва справлялся с наползающим мраком.

— Задвинул защелку, Паулус? — прокричал откуда-то из глубины туннеля Нибулус.

— Само собой, — соврал наховианец. (Он жаждал дорваться до хульдров, как терьер до трюма с крысами, но не собирался себя здесь замуровывать.)

Начался спуск.

Несмотря на высокие потолки, туннель не отличался ни шириной, ни изяществом отделки. Вырубленный в граните коридор резко уводил вниз; приходилось ступать осторожно и все время смотреть под ноги: со стен то и дело сыпалась обветшавшая кладка.

— Катти, — прошипел Нибулус, — долго ещё спускаться? Проклятая дыра...

— Самую малость, — с доводящим до бешенства хладнокровием отозвался Катти. — Ещё пару минут.

— А потом?

— А потом зала... кажется.

— Зала?

— Ага, как комната, только больше.

— Тивор!

— Простите. Между входом и основным туннелем есть широкое место. Понятия не имею, для чего оно, но коридор оттуда становится ровнее и лучше отстроен.

— А сам зал, что там?

— По-моему, он пустой. По крайней мере был в прошлый раз. Волноваться нечего.

Нибулус обернулся и проворчал:

— Всем держать ухо востро. Тивор сказал, что волноваться нечего.

«Поступайте, как хотите», — вздохнул про себя Катти.

Они спускались предельно осторожно, хотя факелы, которые никто не собирался гасить, и создаваемый отрядом шум исключали всякую возможность остаться незамеченными.

— Держаться рядом, оружие наготове, — распорядился Нибулус. — Болдх, отведи свою лошадь в конец отряда: ещё перепугается, чего доброго.

— За Женг не переживай, — откликнулся Болдх. — Она поотважней всех вас будет. И потом, не терпится взглянуть, на что способен мой новый меч, — сказал он и тут же пожалел: не к чему Катти знать о пламеннике или об их миссии.

— Я бы на твоём месте поостерегся, — шепнул ему в левое ухо Финвольд. — Ты ведь не хочешь случайно повредить меч.

— Джаг тебя дери, церковник, — прошипел Болдх. — Это всего лишь меч! Зачем он вообще тогда нужен? Кроликов свежевать?

— Финвольд верно говорит, Болдх, — предостерег Эппа. — Не спеши решать все свои проблемы этим мечом. Ибо тогда — лишь смерть в конце пути.

«А я-то думал, в этом весь смысл вашего похода», — рассудил Болдх, но предпочёл не делиться мыслями с любителями раздавать дурацкие советы.

Впереди что-то зашуршало, и рядом возник Катти.

— Хочешь испытать новый меч? — шепнул он. — Валяй! А я пока присмотрю за конем.

— В самом деле, — отозвался Болдх. — Может, и плащ заодно подержишь?

— Прости?

— Не важно. Разве не ты говорил, что ничего опасного там нет?

— В прошлый раз не было, — вкрадчиво ответило скрытое в тени лицо. — Но ты же видел отпертую дверь — со времени моего последнего визита что угодно могло сюда забрести. У тебя-то меч большой... И что в нём такого особенного? Ты его хоть опробовал?

Болдх торопливо оборвал разговор:

— Уйди с глаз, докука! Бери эту чертову лошадь и сам веди, куда сказано. — Он кинул поводья Катти, протиснулся между ним и пеладаном и прошел вперед, не дожидаясь очередной порции нежеланных вопросов. Катти постоял на месте, пропуская остальных, затем ухмыльнулся и побрел за ними, держась на некотором расстоянии.

Вскоре члены отряда один за другим вошли в залу. Их встретила промозглая сырость и почти невыносимый запах тлена. Пока не прибыла «ходячая лампа» Женг, взгляды подслеповато шарили в темноте, куда не доходил свет факелов.

— Фу! — с отвращением прошептал Финвольд. — Что это за место?

Путники разбились на пары и принялись тщательно изучать залу. Эхо шагов по камню нарушалось лишь шипением факелов да отрывистыми вдохами — люди старались вдыхать как можно реже.

— Не нравится мне это, — решительно объявил пеладан. — Все провоняло смертью.

Он поднес факел поближе и присмотрелся к грубым, вырубленным стенам, образующим неровный прямоугольник залы. Откуда-то из неосвещаемой темноты задувал холодный ветер.

И тут факел высветил кучу тряпья на полу. Нибулус подошел, чтобы рассмотреть поближе, из-за невыносимой вони зажав рот и нос рукой. Да, как пеладан и подозревал, перед ним, у стены, сидели два полуразложившихся трупа.

— Эй! — позвал он — Сюда!

Остальные встали на почтительном расстоянии, с отвращением разглядывая покойников.

— Недели две тут лежат, — сказал Нибулус, — судя по состоянию кожи.

— А я думаю, месяца два, — заметил Болдх, — судя по запаху.

— Да, — кивнул Финвольд. — Приятного мало.

Болдх кольнул одного кончиком меча. Труп слегка сместился и с шипением осел... голова отвалилась. Паулус засмеялся.

— Как ты думаешь, кто это? — спросил у подошедшего Катти Нибулус. — И что здесь произошло?

Судя по тону, он начинал терять терпение.

— Я с ними не знаком, если ты об этом, — защищаясь, возразил Тивор. — Я тут сто лет не был... Сейчас посмотрим.

Он подошел и грубо ткнул труп мечом в живот: послышалось недовольное бурчание. Раздался хлопок, шипение выходящих газов — и грудная клетка развалилась. Все, кроме Паулуса, с омерзением отступили.

— О, смотрите! — воскликнул Катти, выудив из груды останков кожаный мешочек. Он ослабил шнурок и высыпал на ладонь россыпь сверкающих изумрудов.

— Вот это куш, — восторженно выдохнул искатель приключений. — Тут и на сани хватит, и на упряжку, и ещё много на что!

Эппа неприязненно сплюнул.

— Ты же не будешь красть у мёртвых! У тебя что, не осталось ни капли уважения?

— Хм, похоже, нет, — рассеянно ответил Катти, перебирая в ладони блестящие камешки.

— Зато у нас осталось, — заявил Нибулус. — И мы к этим телам не притронемся. Обворовывать мёртвых — последнее дело, добром не кончится.

— Чай, не страшнее, чем живых-то, — хмыкнул явно довольный собой Катти. — Ну, кто смелый? Там наверняка ещё что-то осталось.

— Никто! — рявкнул Нибулус. — А теперь, будь любезен, убирай свои камушки, и пошли. Кто знает, что убило этих двоих...

— А я не откажусь, — откликнулся на предложение Катти Паулус и принялся быстро обыскивать трупы. Остальные скривились, глядя, как наёмник копается в тряпье и костях. — Может, хоть зубы золотые... — Он с усилием раздвинул похожие на капкан челюсти и заглянул внутрь.

Оставив некрофила за его занятием, путники продолжили осмотр зала. Вдруг Эппа заметил выцарапанные на стене каракули.

— Финвольд, сюда! Тут какая-то надпись.

Он подозвал собрата по вере и указал дрожащей рукой на знаки.

Финвольд с интересом рассмотрел надпись и прочел вслух: «Фахшейа ул ичнайа Сердду-Сангнир и Болка ог Ингетре Кваскна уиллдахт оккин-вейк Периккиу...»

— Что это значит?

— Откуда мне знать? Я всего лишь жрец, а не какой-нибудь языковед.

— «Высочайший Сердду-Сангнир был здесь» и «Смерть отродью из воровской гильдии Пириккиу», — перевел голос из-за плеча. Говорил Катти, выглядывая из безопасности входного туннеля. — Эти двое были ворами из гильдии или просто охотились за сокровищами. Сделали привал, да, видать, не кстати: кто-то помог им распрощаться с жизнью, и этот кто-то все ещё бродит по туннелям.

На несколько секунд воцарилась тишина.

— Недруги воровской гильдии Пириккиу, — пробормотал Финвольд, — или ее члены?.. В любом случае интересно, что они забыли в Великандии.

— Слишком уж тут намусорено, — задумчиво промолвил Лесовик. — Вряд ли их было всего двое. Наверняка есть и другие.

— Думаю, не стоит тут задерживаться — объявил Нибулус, отвязывая доспехи со спины Женг и надевая их на себя. — Похоже, нас ждет встреча с местным стражем.

Именно тогда их отвлек крик Паулуса. В руке наёмника что-то поблескивало. Оказалось что это пуш-даггер, какими пользовались пешие воины и наемные убийцы, чтобы пронзать доспех и, что важнее, позвоночник под ним. Короткое клиновидное лезвие ярко переливалось в свете факелов.

— Катар с алмазной кромкой, — восторженно проговорил наёмник. — То, что надо.

Нибулус пытался застегнуть ремешки нагрудника и тихо ругался.

— Тайный проход, как же! — бубнил он себе под нос. — Готов поспорить, любой вор в Линдормине про него знает.

Болдху не было дела до их разговоров. Он не сводил глаз с Лесовика, который вдруг напрягся, словно что-то почуяв. Шаман так принюхивался, что Болдх понял: они в зале не одни.

Вдруг где-то над ними жутко захлопали крылья, и пронзительный крик разорвал воздух. Оба жреца бросили факелы и схватились за оружие, и в это же время кто-то споткнулся о Паулуса, выбив факел и из его руки. Горящая головня подмигнула оранжевым светом и пролетела по дуге, оставляя за собой струйку едкого дыма. Воцарилась почти непросветная тьма, освещаемая лишь угасающим мерцанием факелов на полу.

И вскоре уже вовсю гремела битва.

В замешательстве все кричали и размахивали оружием, не понимая, с кем дерутся и много ли врагов. Над металлическим звоном доспехов, гулким стуком ударов, криками боли и ругательствами разносилось яростное хлопанье птичьих крыльев и жуткий клёкот.

Лезвие просвистело и вонзилось во что-то мягкое.

— Ух-х! Прочь!

— Это моя рука!..

Что-то пронеслось в воздухе, разбившись о дальнюю стену.

— Там!

— Что это? Болдх, ты?

— Назад! Я его поймал за...

— Ой, моя нога! Нога, черт!

— Где эти ученые придурки?.. Финвольд! Эппа! Кто-нибудь, поднимите факелы!

Неподалеку тревожно заржала Женг. Болдх кинулся к ней, успев ухватить с пола факел, споткнулся о распростертое тело и, выпустив факел, грохнулся на пол. Последнее, что он увидел в свете улетающей головни — глядящую на него перепуганную морду Женг. Затем перед глазами заплясали искры, вихрь боли ударил в голову, и Болдх отключился.

* * *

Когда странник пришел в себя, голова раскалывалась — ее содержимое будто выплеснули на землю, хорошенько изваляли в пыли и засунули обратно, забив дыру ржавыми гвоздями. Со всех сторон доносилось шарканье ног и приглушенное бормотание. Робко приподняв голову, Болдх отважился приоткрыть один глаз.

Свет тысячи солнц обжег роговицу, проникая прямо в отшибленный, превращенный в студень мозг. Болдх зажмурился и застонал. Его нещадно мутило, голова кружилась с такой силой, что Болдх сжал ее обеими руками, чтобы не развалилась.

— Штослчилсь? — выдавил он. — Дея?

Один из безликих голосов поблизости чуть помедлил и презрительно фыркнул.

— Хогер-эля перебрал, — проворчал голос. — Ох уж мне эти пендонийцы — не умеют пить.

Болдх снова осторожно открыл глаза и чуть приподнялся на локте.

— Винтус, прошу, не шуми, — прокряхтел он. — Не до твоих шуточек. И, вообще, что это было? Кто на нас напал, куда он делся?

Нибулус ответил не сразу. Но когда все-таки ответил, слова звучали мрачно:

— Нету его. Улетел. И нам тоже пора уходить, если мы хотим...

— Улетел? То есть, вы его прогнали? Стража?

— Не совсем. Мы... то есть Лесовик его выпустил. Сказал, что не гоже воздушному созданию под землей томиться.

Болдх был слишком измучен болью, чтобы говорить громче, поэтому просто повторил:

— Отпустили? Стража туннеля, убившего двух воров, который чуть нас всех не прикончил — вы отпустили?

— В том-то и дело. Не было никакого стража, и воров никто не убивал. Просто ворона пролетела.

— Ворона?..

— Ага. Наверное, залетела случайно, когда вход был открыт. Она ни при чем... мы сами себя чуть не прикончили.

Болдх, покачиваясь, поднялся и, не в силах поверить, посмотрел вокруг. Перед ним стоял пеладан, совершенно сломленный и с такой горечью во взгляде, что странник вспомнил Дождевые равнины и решил больше не докучать вопросами.

За Нибулусом стоял Финвольд; оба выглядели относительно невредимыми, хотя лоб жреца заливала кровь из неглубокого пореза. Эппа лежал на земле, держась за голову. Кровь сочилась меж пальцев, прижимающих кусок ткани к виску, лицо посерело. Старик что-то невнятно бормотал себе под нос и, судя по виду, не понимал, что происходит вокруг. Это пугало. Похоже, их главный лекарь ещё долго не сможет никого лечить.

Паулус тоже скорчился на полу: его бедро рассекла глубокая кровоточащая рана. Болдх смотрел, как наёмник дрожащими руками готовит головню — прижечь рану. Никто и не пытался помочь, но по поджатым губам наховианца Болдх понял, что помощь предлагали, и раненый грубо ее отверг.

Досталось и Лесовику. Его рука висела на перевязи. Должно быть, шаман тоже испытывал боль, хотя его румяное лицо оставалось непроницаемым.

«Ворона! Из-за какой-то вороны! Что же будет, когда (скорее, если) мы доберемся до Утробы?» Болдх покачал головой, обескуражено глядя на притихших товарищей.

Так или иначе пострадали все, кроме Катти. Болдх не сводил глаз с искателя приключений, который бродил меж раненых, чисто символически предлагая помощь. Тивору явно не терпелось идти дальше, и он даже не пытался этого скрыть. Болдх вскипел. Катти чувствовал: там, внизу, что-то есть; вероятно, потому и уговорил их идти этим путем. Хотя они сами сглупили и изранили друг друга.

Болдх смотрел на солдата удачи с презрением, граничащим с ненавистью. Он не мог дождаться случая пнуть подлеца как следует. Странник чувствовал себя так, словно его использовали, а если Болдх чего-то и не выносил, так это когда им манипулируют. Можно стерпеть все: ложь, предательство и лицемерие, но не это.

Раздалось шкварчание, а сразу за ним — хриплый стон. По зале разнесся тошнотворный запах горелой плоти. Развернувшись. Болдх увидел, что Паулус вцепился себе в ногу, словно пытаясь задушить ее насмерть. Рядом, на полу, с тихим шипением угасала головня. Наховианцу удалось наконец прижечь рану. Казалось, он переживает один из своих припадков — так его трясло от боли. Даже кровь выступила на губах. Болдх, не отрываясь, смотрел, как Паулус медленно раскачивается взад-вперед, беззвучно пытаясь перенести пытку: голова в капюшоне повернута вверх, остекленевший взгляд уперся в стену. На лице наёмника одновременно отражались мука, гордыня и ненависть. А ещё — едва заметно — читалась мольба...

Болдх милосердно отвел взгляд, переключившись на Катти. «Надеюсь, ты на своей шкуре испытаешь то, — выругался он про себя, — на что так легко обрекаешь других».

Он устало отвернулся и приготовился идти дальше.

* * *

Осторожно, но с мрачной решимостью люди шагали по очередной темной тропе, куда их занесло приключение. Как и обещал Катти, новая часть туннеля была ровнее — да только и теснее; а в придачу, теперь, когда вход закрыли, промозглый ветер оказался заперт внутри. Стены давили на путников: все (кроме Эппы) сутулились и ёжились от холода.

Воздух был такой сырой, что едва не сочился: уже через несколько минут легкие пропитывались ледяной влагой и начинали хрипеть. К тому же в туннеле стоял жуткий холод. Подобно отряду мёртвых душ, путники шагали по бесконечным подземным коридорам в вечную ночь.

Идти было нелегко. Спотыкаясь на неровном и скользком полу, путники не могли сдержать бранных слов: ноги то и дело проваливались по лодыжку в ледяные лужи, а острые выступы холодного, твёрдого как алмаз камня больно впивались в подошвы. Двигаться вперед сильно мешало плачевное состояние Паулуса и Эппы. Оба едва ползли, пошатываясь и хромая.

Лишь ненависть помогала Паулусу преодолевать боль в израненной ноге. Он попадет в Великандию, несмотря ни на что! Наёмник исходил слюной, представляя, как погружает нож в нежную плоть хульдров.

Для Эппы дорога обернулась ожившим кошмаром.

Хотя с помощью Финвольда ему кое-как удавалось не слишком отставать, силы старика, истощенного долгими неделями тяжелого путешествия, были на исходе. Он едва понимал, где находится и что делает. Ни еда, ни отдых не помогали: старый жрец нуждался в лечении; скоро он просто упадет и больше не поднимется. О трудностях Мелхаса можно было пока не думать: даже учитывая природное упрямство Эппы, им очень повезёт, если он хотя бы до выхода из Великандии сумеет добрести.

Лесовик, мысли которого обычно было прочесть не легче, чем пробраться через заросли ежевики, на этот раз не скрывал беспокойства. Болдх испытал злорадное облегчение.

— В чем дело, Лесовик? Рука ноет?

Шаман взглянул на перевязанную руку и покачал головой.

— Меня тревожит другое. Рука по сравнению — пустяк... —Лесовик с содроганием посмотрел на освещенные факелами стены туннеля, нависшие в каких-то дюймах над их головами. — Здесь так тесно, так... неестественно... Болдх, тебе хоть раз было так... так жутко? Словно похоронили заживо. Отрезали от вселенского целого!

Болдх прикусил губу, чтобы не улыбнуться. После сна, который ведун наслал на него прошлой ночью, он не испытывал к поганцу ни капли сочувствия.

— Правда? А мне нравится... даже возбуждает. По-моему, для такого человека, как ты, это вообще уникальная возможность.

— М-м? То есть?

— Ты все повторял, что близок к земле. Куда уж ближе, чем сейчас-то — похоронили заживо, понимаешь.

Лесовик отвернулся.

— Типун тебе на язык, — досадливо ответил он. — Не смешно.

«Ха! — подумал Болдх. — Отрезали от вселенского целого. Надо будет запомнить».

Голова ещё раскалывалась, однако настроение у странника резко улучшилось, и он с новыми силами зашагал дальше.

* * *

Проходил час за часом, но ничего не менялось. Путники двигались упорно, механически. Никто не разговаривал, все шли, погрузившись в думы, — пока и те не исчезли в однообразном ритме шагов. Время потеряло смысл.

Наконец Нибулус объявил привал. Никто, даже Лесовик, не имел представления о том, сколько они здесь находятся или который час в мире снаружи. Время измерялось усталостью. И усталость подсказывала, что надо остановиться.

— Все, на сегодня хватит, — решил Нибулус. — Будем считать, что уже ночь. Привал.

Никто не спорил. По крайней мере пол здесь был ровным, без луж и грязи. Через несколько минут уже пылал костер, и уставшие путники повалились на землю до «утра». Потрескивание сухих сосновых шишек ласкало ухо, и путники устроились вокруг долгожданного тепла, пытаясь хоть немного согреть измученные члены. Ужин проглотили в два счета, а вскоре и костер потух. Эппа и Паулус тут же заснули, а за ними — и остальные.

Оказалось, Катти не сильно преувеличивал, когда говорил, что дорога под горами займет полдня, не больше. На самом деле, если бы не раненые, то ещё прошлой ночью, они вышли бы на поверхность. Стоило «наутро» двинуться в путь — и меньше, чем через час впереди замаячил свет, и до людей донесся божественный аромат разогретой солнцем глины, сладкого дождя и вишневого цвета.

Спустя мгновение они вынырнули из мерзкой темноты подземелья и застыли, щурясь на солнце: прикрыв глаза от слепящего света, ошеломленные разнообразием красок, звуков и запахов, которые вдруг — как из рога изобилия — хлынули на них. Так путники и стояли у входа в туннель, нежась на ветерке, пока глаза не привыкли к яркому свету, и изумленным взорам не предстала наконец волшебная страна.

Что это? Разве такое возможно? Они попали в страну мечты; ещё ни одному человеку с юга в жизни не доводилось видеть такой неземной красы. Со всех сторон их обступили взметнувшиеся в небо величественные горы, сверкающие сапфиром и лазурью. Воды тающих на солнце ледников и источников, что брали начало глубоко в горах, каскадами обрушивались вниз, переливаясь бесчисленными бриллиантами в свете утра. Водопады разбивались о каменистое ущелье, выбрасывая в воздух чудесные облака водяной пыли, а под арками радуг сновали синие птицы. Сосны, ели и прочие, доселе невиданные хвойные деревья цеплялись за склоны надменных скал; а внизу, под кручами, раскинулось редколесье из кедров, тамариндов и дубов. Там, в дубраве, жужжали насекомые, крупные птицы шумно перелетали с ветки на ветку, и листва перешептывалась на тайных языках леса.

За поросшими лесом склонами лежала другая часть Великандии. Тут и там среди холмов искрились озера с кристально чистой водой; скалистые пригорки угловато выглядывали из-под ковра деревьев; из леса доносился вой какого-то зверя; над деревьями тут и там вился загадочный дымок. Кто знает, какие обитатели нашли кров под этими ветвями?

Меж лесов раскинулись луга — изумрудно-зеленые заливные луга с душистыми полевыми цветами и блестящей от росы травой. В этой стране вечной весны цвели вишневые деревья, радуя глаз белоснежным девственным нарядом.

Вдали едва различимо виднелся зубчатый северный хребет Великаньих гор, окаймляющих этот рай. По бледно-голубому небу над ними плыли тонкие как дымка облака.

Отсюда, с высоты, Великандия казалась нереально прекрасной. С радостным смехом путники ступили в манящую страну. Кто бегом, кто — ковыляя, они устремились вперед, жадно впитывая свежие, неизведанные дотоле ощущения. Новая жизнь заструилась по венам: голова кружилась, сердце выскакивало из груди от восторга. Они словно перенеслись из угрюмого, мрачного края, где по полутемным туманным улицам бродят, кутаясь от холода, ворча и кашляя, потерянные души — в мир солнечного света, ярких красок, кипучей энергии и чистой радости. Никогда ещё они не испытывали ничего подобного.

Без сомнения, перед ними была Страна великандов.