Глава первая

Кит всегда была уверена в том, что папа римский — ныне покойный — присутствовал на свадьбе ее родителей. В их доме была его фотография, подпись под которой гласила, что Мартин Макмагон и Мэри Елена Хили преклонили перед ним колени. Правда, на свадебной фотографии папы не было, и вообще она была ужасной: люди в смешных пальто и шляпах, выстроившиеся гуськом… Наверное, он уехал еще до того, как фотограф,сделав снимок, просто сел на пароход в Дан Лаогхейре и вернулся в Рим.

Именно поэтому она опешила, когда мать Бернард сказала, что прежний папа римский никогда не покидал Святого престола; даже война не смогла заставить его уехать из Ватикана.

— Но он ведь присутствовал на венчаниях, правда? — спросила Кит.

— Только если они совершались в Риме. — Мать Бернард знала все.

— Он был на венчании моих родителей! — упорствовала Кит.

Мать Бернард внимательно посмотрела на маленькую Макмагон. Копна черных кудрей и ярко-голубые глаза. Любительница лазать по заборам, заводила в школьном дворе, но отнюдь не фантазерка.

— Не думаю, Кэтрин, — сказала монахиня, надеясь, что на этом разговор закончится.

— Нет, был! — настаивала Кит. — У нас на стене висит его фотография, и там написано…

— Дурочка, это просто папское благословение, — вмешалась Клио. — Каждый может купить его… десяток на пенни.

— Клиона Келли, прошу выбирать выражения, говоря о святом отце! — Мать Бернард была очень недовольна.

Уставившись на крышку парты и прикрывшись атласом, Кит злобно прошипела подруге:

— Еще раз назовешь меня дурочкой, пожалеешь!

Но Клио не сдавалась:

— Конечно, дурочка. Папа римский на венчании твоих родителей, подумать только! Да кто они такие?

Кит почувствовала недоброе.

— А чем они тебе не нравятся?

Но Клио предпочла уклониться от ответа.

— Тс-с, на нас смотрят! — И была права.

— Клиона Келли, повтори, что я сказала.

— Вы сказали, что святого отца звали Пачелли. До того, как он стал Пием Двенадцатым.

Мать Бернард неохотно согласилась, что ответ правильный.

— Откуда ты это знаешь? — удивилась Кит.

— Нужно уметь держать ушки на макушке, — усмехнулась Клио.

Высокая и белокурая, Клио побеждала во всех играх и была самой сообразительной в классе. У нее были красивые длинные волосы. Кит считала ее своей лучшей подругой, но иногда просто ненавидела.

Анна, младшая сестра Клио, часто возвращалась домой вместе с ними, но на этот раз она была лишней.

— Отстань от нас, Анна. Ты настоящий чирей на заднице, — раздраженно сказала Клио.

— Я пожалуюсь маме, что ты сказала «задница» прямо на улице, — ответила Анна.

— Мама не будет тебя слушать — у нее есть дела поважнее. Отстань, тебе говорят!

— Вы просто хотите поболтать с Кит о всяких глупостях… — Анна не на шутку обиделась. — Вы только это и делаете. Я слышала, как мама говорила: «Ума не приложу, над чем хихикают эти глупые девчонки!»

Подруги дружно рассмеялись, взялись за руки и убежали от несчастной семилетней Анны, которая осталась одна.

По пути от школы до дома им было чем заняться.

Маленький городок Лох-Гласс расположился на краю огромного озера, противоположный берег которого можно было увидеть только в очень ясный день. В озеро впадало множество ручьев, которые образовывали бухточки, заросшие камышом и водорослями. Озеро называли Хрустальным, но это было не совсем правильно. На самом деле оно всегда было зеленым — все дети знали это, — но иногда действительно смотрелось как зеркало.

По преданию, если в канун Дня святой Агнессы прийти к озеру на закате и заглянуть в него, можно увидеть свое будущее. Но Кит и Клио в это не верили. Будущее? Будущим было завтра или послезавтра. Но всегда находились чокнутые девицы и парни, перестарки лет двадцати, которые, отталкивая друг друга, пытались что-то там рассмотреть, словно действительно могли увидеть нечто важное, кроме себя и себе подобных.

Иногда по дороге из школы Клио и Кит заходили в аптеку Макмагона повидать отца Кит, надеясь, что их угостят ячменным сахаром, или шли на причал встречать рыбаков, возвращавшихся с уловом. Можно было зайти и на поле для гольфа, поискать потерявшиеся мячи и потом продать их игрокам.

В гости друг к другу девочки ходили редко и домой не торопились: там их заставят сесть за уроки.

На почте ничего интересного не было. Ее витрины не менялись годами: открытки, марки, объявления и прейскуранты на письма в Америку. Задерживаться там не имело смысла. В витрине магазина готового платья миссис Хэнли иногда выставлялись красивые свитеры с острова Фэйр или пара симпатичных туфель. Но хозяйка не любила, когда около магазина толпились любопытные школьницы, считая, что это отпугивает покупателей, и чаще всего гоняла их, как назойливых кур:

— Кыш отсюда, кыш!

Потом девочки незаметно проскальзывали мимо бара Фоули, где в воздухе стоял кислый запах портера, и гаража Салливана, откуда мог выйти пьяный старый мистер Салливан и накричать на них. А это было ни к чему, потому что аптека Макмагона находилась как раз напротив и крик мог привлечь к ним внимание кого-нибудь из домочадцев Кит. Можно было зайти в хозяйственный магазин Уолла и проверить, не появилось ли там что-нибудь любопытное вроде новых острых ножниц, или перейти дорогу и около гостиницы «Центральная» полюбоваться на отъезжающих постояльцев. Конечно, если повезет. Обычно там стоял мрачный отец Филипа О’Брайена и сверлил прохожих взглядом. Была еще мясная лавка, рядом с которой девочек начинало слегка подташнивать. Можно еще заглянуть к Диллонам и посмотреть поздравительные открытки, притворившись, что хочешь что-то купить. Правда, Диллоны всегда зорко следили, чтобы девочки не читали комиксы или журналы.

Если бы они пошли к Макмагонам, мать Кит нашла бы для них кучу дел. Стала бы показывать им — а заодно и служанке Рите, — как печь печенье на скорую руку. Заставила бы высаживать цветы в ящик или обрезать лишние побеги. У Макмагонов не было собственного сада, как у семьи Келли, только задний двор, но зато растения лезли из всех щелей и карабкались на стены. Еще она учила девочек каллиграфии и заставляла писать для матери Бернард поздравления с праздником. Они получались красивые; казалось, их сделал какой-нибудь монастырский писец. Мать Бернард всегда хранит их в своем молитвеннике. Иногда миссис Макмагон показывала им свою коллекцию вкладышей в сигаретные пачки и призы, которые она получит, когда соберет полный комплект.

Но Клио слишком часто задавала вопросы типа «Чем твоя мама занимается целый день, если может проводить с нами столько времени?», и это всегда звучало как осуждение. Как будто мать Кит должна была заниматься чем-то более важным, чем по примеру миссис Келли ходить к соседям пить чай! Кит не хотела давать Клио лишний повод к расспросам, а потому редко приглашала подругу к себе.

Больше всего девочки любили навещать местную отшельницу, сестру Мадлен, жившую в маленьком домике у озера. Ей очень нравилось быть отшельницей, потому что все заботились о ней и приносили еду и хворост. Никто не помнил, когда она поселилась в старом заброшенном домике у самой воды, к какому ордену принадлежала и почему покинула монастырь. Но никто не сомневался в ее святости.

Сестра Мадлен видела в людях и животных только хорошее. Эта сгорбленная старушка кормила птиц крошками и могла погладить самую свирепую собаку в округе. У нее была ручная лиса, приходившая по вечерам лакать молоко с размоченным в нем хлебом. А когда сестра Мадлен шла на прогулку, то всегда брала с собой щепочки, если надо будет наложить шину на сломанное крыло случайно найденной птицы.

Отец Бейли, мать Бернард и брат Хили из школы для мальчиков совместно решили, что лучше относиться к ней радушно, чем с подозрением. В конце концов, она верила в единого истинного Господа и никому из них не мешала толковать Его волю. Каждое воскресенье она посещала мессу, молча сидела в заднем ряду церкви и никогда не пыталась спорить с проповедником.

Даже доктор Келли, отец Клио, говорил, что о некоторых вещах сестра Мадлен знает не меньше его: например, о деторождении или о том, как утешить умирающих. А отец Кит говорил, что в прежние дни эту женщину сочли бы колдуньей или даже ведьмой. Она умела делать целебные примочки из растений, в изобилии произраставших вокруг ее домика. Она никогда не сплетничала, и поэтому все знали, что ей можно доверить любую тайну.

— А что мы ей отнесем? — спросила Кит. Никто не приходил к сестре Мадлен с пустыми руками.

— Она всегда говорит, что ей ничего не надо, — возразила практичная Клио.

— Говорить-то она говорит… — Кит считала, что старушке обязательно нужно что-то принести.

— Давай зайдем в аптеку к твоему отцу, он нам даст что-нибудь.

— Нет, он скорее отправит нас по домам, — ответила Кит. — Можно нарвать цветов.

— Да этого добра у нее навалом! — фыркнула Клио.

И тут Кит осенило.

— Знаю! Рита делает джем. Можно взять баночку.

Конечно, для этого требовалось зайти домой, но джем остывал на окне в задней части дома, так что стащить баночку было довольно просто.

Макмагоны жили над аптекой, стоявшей на главной улице Лох-Гласса. К ним можно было подняться либо по лестнице, расположенной рядом со входом в аптеку, либо через заднее крыльцо. Когда Кит шмыгнула на задний двор, там никого не было, лишь на веревке сушилось белье. Она на цыпочках поднялась по черной лестнице и прошла к внутреннему окну, на котором стояли разные баночки с джемом. Девочка взяла одну из самых простеньких, надеясь, что ее исчезновение будет менее заметно.

И вдруг остолбенела. По другую сторону окна у кухонного стола неподвижно сидела мать. Мысли ее были где-то далеко. Она не слышала шагов дочери и не подозревала о ее присутствии. С изумлением девочка увидела, что по щекам матери текут слезы и та их даже не смахивает.

Кит как можно тише спустилась по лестнице.

Клио ждала ее на заднем дворе.

— Тебя что, поймали? — спросила она, вглядываясь в лицо подруги.

— Нет, — лаконично ответила Кит.

— А что случилось?

— Ничего. Ты всегда что-нибудь выдумываешь.

— Знаешь, Кит, ты становишься таким же чирьем на заднице, как и моя противная Анна. Хорошо, что у тебя нет сестер! — с чувством воскликнула Клио.

— У меня есть Эммет.

Но обе знали, что Эммет тут ни при чем. Эммет был мальчишкой, а мальчишки не крутятся рядом, пытаясь выведать чужие секреты. У него были свои проблемы, так как он заикался с рождения, а другие мальчишки передразнивали его, называя «Эмм-Эмм-Эммемм-Эммет». Но мальчик в долгу не оставался. «Зато я не тупица», — огрызался он. Или говорил: «По крайней мере, мои ботинки не воняют навозом». Беда заключалась в том, что на ответ у него уходило слишком много времени и его мучители, не дожидаясь окончания фразы, убегали.

— Ты чем-то расстроена, — настаивала Клио, когда подруги шли по переулку к озеру.

— Знаешь, если на тебе кто-то и женится, то это должен быть очень терпеливый человек. Может быть, даже глухой как пень.

«Ну уж нет, даже лучшая подруга не узнает, что моя мать плакала», — подумала Кит.

Сестра Мадлен очень обрадовалась гостям.

Ее морщинистое лицо было обветрено благодаря прогулкам в любую погоду, седые волосы аккуратно спрятаны под короткой темной вуалью. А вот у преподававших в школе монахинь волос не было вообще — их срезали и продавали на парики.

Сестра Мадлен была очень старой. Насколько старой, Кит и Клио не знали, но старше, чем мать Бернард. Ей было лет пятьдесят, шестьдесят, а то и все семьдесят. Клио однажды спросила ее об этом. Они толком не помнили, что именно сказала им сестра Мадлен, но от ответа явно уклонилась. У нее была привычка заговаривать совершенно на другую тему, никак не связанную с вопросом; в результате у человека не создавалось ощущения, что он допустил бестактность, однако больше об этом речи не заводил.

— Баночка джема, — сказала сестра Мадлен с таким восторгом, словно была ребенком, которому внезапно подарили велосипед. — Да это же самая приятная вещь на свете!.. Может быть, выпьем чаю?

Пить чай у отшельницы было куда веселее и интереснее, чем дома. У нее был очаг и металлический чайник, висевший на крючке. Раньше сестре Мадлен дарили плитки и керогазы, но она всегда отдавала их другим бедным. Это передаривание подарков никого не обижало, но постепенно приучило доброхотов к тому, что вещи, которые должны были украсить ее жизнь (вроде половиков или подушек), неизменно перекочевывали в кибитку цыганской семьи или к тому, кто больше в них нуждался. В конце концов обитатели Лох-Гласса стали дарить отшельнице только самое необходимое.

Домик ее был таким пустым и голым, что складывалось впечатление, будто в нем никто не живет. Ни личных вещей, ни картинок на стенках, только крест, сделанный из нескольких кусков резного дерева. Но кружки здесь имелись. Так же как и кувшин для молока, которое кто-нибудь должен был приносить ей каждый день. Другой почитатель (или почитательница) приносил ей буханку хлеба, который сестра Мадлен сейчас нарезала и мазала джемом с таким видом, словно готовила роскошный пир.

Клио и Кит еще никогда не ели с таким удовольствием и с интересом наблюдали за утятами, которые подходили к открытой двери — сестра Мадлен оставляла там тарелку с крошками. В этом домике всегда было очень спокойно; здесь даже непоседе Клио не приходило в голову срываться с места.

— Расскажите, что вы сегодня узнали в школе. Я люблю вас слушать, — обратилась сестра Мадлен к девочкам.

— Мы узнали, что Кит Макмагон думает, будто папа римский приезжал на свадьбу ее отца и матери, — съязвила Клио.

Сестра Мадлен никогда никого не поправляла и не говорила, что он допустил грубость или бестактность, но люди часто догадывались об этом сами. Вот и Клио сразу это почувствовала.

— Конечно, ошибаться может каждый, — смущенно добавила она.

— Может быть, однажды папа действительно приедет в Ирландию, — примирительно сказала сестра Мадлен.

Девочки заверили ее, что такое вряд ли случится. Сестра Бернард объяснила им, что со времен войны папа не покидает Ватикан.

Сестра Мадлен слушала с таким видом, словно верила каждому их слову.

Они рассказали сестре Мадлен и последние новости Лох-Гласса. Старый мистер Салливан в разгар ночи выбежал из дома в одной пижаме и начал гоняться за ангелами. Говорил, что до рассвета должен наловить их как можно больше, стучал в двери к соседям и спрашивал, не прячутся ли они у них.

Сестра Мадлен выслушала эту новость с интересом и даже предположила, что ему приснился очень реалистичный сон.

— Просто он чокнутый, как Оболваненный Шляпник, — перебила ее Клио.

— Знаешь, все мы слегка чокнутые. По-моему, именно это и отличает нас друг от друга. Иначе мы были бы слишком похожи, как горошины из одного стручка.

Девочки помогли отшельнице вымыть кружки и убрать со стола. Открыв буфет, Кит увидела там баночку с джемом — точно такую же, как та, что принесла она. Возможно, сегодня здесь уже побывала ее мать. Но сестра Мадлен им этого не сказала, так же как никому не сказала бы о приходе Клио и Кит.

— Вам уже принесли джем, — не удержалась Кит.

Сестра Мадлен только улыбнулась в ответ.

Сколько Кит себя помнила, ужин в доме Макмагонов начинался в четверть седьмого. Отец закрывал аптеку в шесть, правда, в последнюю минуту всегда прибегал кто-нибудь из жителей городка за микстурой от кашля или фермер за маркировочной жидкостью для коровы или овцы. Нельзя же выставлять людей за дверь. В конце концов, аптека — это еще и место, куда приходят поделиться своими заботами о здоровье или благосостоянии семьи. А это впопыхах не делается.

Кит часто слышала, как мать спрашивала отца, почему он не позволяет ей работать в аптеке. Вполне разумно, говорила она, чтобы люди имели дело с женщиной, покупая гигиенические салфетки, средства для кормящих грудью или косметику…

Коммивояжеры многочисленных косметических компаний все чаще посещали провинциальные аптеки, предлагая свои товары. Редкая неделя обходилась без визита представителя фирмы «Пондс», «Коти» или «Макс Фактор». Но Мартина Макмагона такие вещи ничуть не интересовали.

— Пой, ласточка, пой, — приговаривал он, проглядывая перечни дорогого туалетного мыла и губной помады.

Разочарованные коммивояжеры уходили несолоно хлебавши.

Мать убеждала отца, что женщины Лох-Гласса ничем не отличаются от всех прочих — им тоже хочется выглядеть привлекательнее. Косметические компании проводят краткие курсы лекций, учат помощников аптекарей представлять их товары и демонстрировать, как ими пользоваться. Но отец был непреклонен. Нельзя навязывать краску, пудру и магические зелья, сулящие вечную молодость, людям, которые не могут себе этого позволить…

— Я и не стала бы этого делать, — отвечала Элен Макмагон. — Просто учила бы женщин пользоваться косметикой и давала бы советы.

— Советы им не нужны, — парировал муж. — И искушение тоже. Они и без косметики хороши. А мне меньше всего нужно, чтобы люди говорили, будто я заставляю жену работать, потому что не могу сам обеспечить ее и детей.

Отец любил пошутить, умел показывать карточные фокусы и заставлял исчезать монеты. Жена его смеялась нечасто, но всегда улыбалась, соглашаясь с мужем и в отличие от матери Клио не жаловалась, когда Мартин работал допоздна или шел с доктором Келли в бар Лапчатого.

Кит считала, что отец правильно не позволяет матери работать в аптеке. Работали только такие женщины, как вдова Хэнли, владелица магазина готового платья, незамужняя почтмейстерша Мона Фиц или миссис Диллон, муж которой был пьяницей… Так было заведено повсюду, не только в Лох-Глассе.

На обратном пути от сестры Мадлен Кит волей-неволей вспоминала заплаканное лицо матери. Она поднималась по лестнице медленно и неохотно. Наверно, что-то случилось, но что?

У отца все было в порядке — он уже закрывал аптеку. Эммет, успевший изваляться в пыли после школы, тоже благополучно добрался до дома. Значит, родные тут были ни при чем. В кухню, где они обычно ели, Кит пробралась так осторожно, словно шла по осколкам стекла. Но все было нормально. Возможно, глаза матери ярче блестели, хотя это было заметно, только если как следует приглядеться. Она переоделась к ужину.

Мать всегда выглядела великолепно. Прямо как испанка. Кто-то прислал им из Испании поздравительную открытку, на которой была изображена танцовщица в платье из роскошной ткани. Кит всегда казалось, что эта танцовщица похожа на мать: у нее были такие же длинные волосы, собранные в пучок, и большие темные глаза.

Настроение у отца было хорошее, значит, родители не ссорились. Он со смехом рассказывал, как старый Билли Салливан приходил за бутылочкой тонизирующего. Во всех других местах, торговавших спиртным, ему давно дали от ворот поворот, но внезапно он обрел спасение в пузырьках с тонизирующим. Отец очень похоже изображал мистера Салливана, который изо всех сил пытался казаться трезвым.

— Наверное, поэтому он и увидел ангелов, — заметила Кит.

— Один бог знает, что можно увидеть после «Эму Бургунди», — вздохнул отец. — Нужно было сказать мистеру Салливану, что это последний пузырек и больше он тонизирующего не получит.

— Это была бы ложь, — возразил Эммет.

— Знаю, сынок, но уж лучше солгать, чем позволить бедняге валяться на дороге и выть на луну.

— Сестра Мадлен говорит, что мы все слегка чокнутые; это позволяет нам отличаться от других людей, — сообщила Кит.

— Сестра Мадлен — святая, — сказала мать. — Кстати, Рита, ты уже ходила к ней?

— Непременно схожу, миссис Макмагон, непременно, — ответила Рита, ставя на стол блюдо макарон с сыром.

Хотя они ели на кухне, мать всегда настаивала на том, чтобы стол был накрыт элегантно. Вместо скатерти на нем лежали для каждого разноцветные салфетки, а для главного блюда — большая подставка из люфы. Сейчас оно было украшено веточками петрушки — это был один из тех приемов, с помощью которых мать старалась придать трапезе праздничный вид.

— Мэм, если вкус блюда не меняется, какая разница, как оно выглядит? — однажды спросила ее Рита.

— Любое блюдо должно выглядеть красиво, — вежливо ответила мать, и с тех пор у Риты вошло в привычку резать помидоры треугольниками, а крутые яйца — тонкими ломтиками.

Хотя члены семейства Келли ели в отдельной столовой, Кит знала, что у них накрывают на стол совсем не так, как в ее доме. И это была еще одна причина считать свою мать личностью особенной.

В отличие от служанки в доме Келли, Рита давно стала членом их семьи. Эммет любил Риту и всегда интересовался тем, что она собирается делать.

— А что потом? — спрашивал он.

— Потом ты будешь учить меня читать, — отвечала Рита, считавшая, что попросить Эммета умерить любопытство было бы невежливо. — Знаешь, в школе меня этому так и не научили. Я слишком редко туда ходила.

— А что же ты делала? — Эммет изнывал от зависти. Наверное, ужасно приятно так спокойно рассказывать о том, что ты прогуливал школу.

— Чаще всего сидела с ребенком. А еще сгребала сено или заготавливала торф, — деловито сообщала Рита. Она не слишком горевала из-за того, что не научилась читать и повзрослела раньше срока, присматривая за младшими братьями и сестрами, а закончила тем, что стала ухаживать за чужими детьми и убирать чужие дома.

Вскоре после ужина мистеру Салливану стали повсюду мерещиться черти. В сумерках он заметил, как черти с вилами крадутся в соседние дома. В том числе и в аптеку. Наверно, они просачивались сквозь половицы и трещины в стенах. Пока отец увещевал мистера Салливана, при этом вполголоса отдавая распоряжения жене, Кит и Эммет давились от смеха.

— Все в порядке, Билли, тут нет никаких чертей, кроме нас с тобой… Элен, будь добра, позвони Питеру… Присядь-ка, Билли, и мы поговорим об этом, как мужчина с мужчиной… Элен, скажи ему, что дело плохо… Билли, послушай меня. Разве я похож на человека, который позволит чертям, да еще с вилами залезть в его дом?.. Черт побери, как можно скорее, с самым большим шприцем успокоительного!

Дети сидели на верхней ступеньке и ждали прихода отца Клио. Затем последовали крики, испуганные вопли, и охота на чертей прекратилась. Потом они услышали, как доктор Келли сказал их отцу про больницу графства. Билли представлял уже опасность не только для себя, но и для окружающих.

— А что будет с его гаражом? — спросил отец.

— Вернется один из сыновей, которых он бросил, и заменит отца. Во всяком случае, благодаря милости их дяди мальчики ходят в школу. Они сумеют превратить гараж в нечто большее, чем ночлежка.

Эммет сидел, прикрыв рот руками. Когда мальчик чего-то пугался, его заикание усиливалось.

— Они хотят посадить его под замок? — Глаза Эммета округлились. Слово «замок» ему удалось произнести только с десятой попытки.

Внезапно Кит подумала, что если бы в этот миг ей пообещали выполнить любое желание, она попросила бы избавить брата от заикания. Иногда ей хотелось, чтобы у нее были такие же длинные светлые волосы, как у Клио, или чтобы ее родители так же ладили друг с другом, как родители подруги. Но сегодня вечером главным был Эммет.

Когда мистера Салливана увезли, отец и мистер Келли пошли «промочить горло». Мать молча вернулась в дом. Кит видела, как она походила по гостиной, беря в руки безделушки и кладя их на место, а потом ушла в спальню, закрыв за собой дверь.

Кит постучала.

— Входи, моя радость.

Мать сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы. С распущенными волосами она была похожа на принцессу.

— Мама, с тобой ничего не случилось? Ты такая грустная.

Мать обняла девочку.

— Все в порядке, малышка. С чего ты взяла?

Кит не хотела говорить о том, что она увидела через окно кухни.

— У тебя грустное лицо.

— Да, кое-что меня расстроило. Например, этот бедный дурачок, которого связали и отправили в сумасшедший дом до конца жизни, потому что он не умел пить понемногу. И эгоистичные родители Риты, которые, родив четырнадцать детей, заставляли старших ухаживать за младшими, потом отправляли их работать и забирали у них половину жалованья… Если не считать этого, все остальное нормально. — Кит с сомнением покосилась на отражение матери в зеркале. — А у тебя все в порядке, котенок?

— Не очень. Не совсем.

— И чего же тебе не хватает?

— Ну… мне хочется быть посообразительнее, — ответила Кит. — Хочется быть такой же умной, как Клио, иметь такие же светлые волосы, слышать, о чем говорят другие, пока сама разговариваешь. И стать повыше.

— Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что ты в двадцать раз красивее Клио и намного умнее ее.

— Нет, мама.

— Да, Кит. Клянусь тебе. Другое дело, что у Клио есть чувство стиля. Не знаю, где она этому научилась, но эта девочка умеет пользоваться тем, чем ее одарила природа. Ей всего двенадцать, а она уже знает, что ей идет и как нужно улыбаться. Вот и все. Но это не красота. Настоящая красота — у тебя. Ты унаследовала мой овал лица, а Клио, бедняжка, — всего-навсего своей матери.

Они насмешливо фыркнули, как две взрослые женщины, участвующие в заговоре. Лицо у миссис Келли было пухлое и круглое.

Рита ходила к сестре Мадлен по четвергам, в свой неполный день. Люди слышали, как сестра Мадлен говорила: «По четвергам мы с Ритой часто читаем стихи». Это был тактичный способ предупредить всех, что вторая половина четверга — время Риты, и постепенно к этому привыкли.

Обычно Рита пекла к четвергу овсяные лепешки или приносила половину яблочного пирога. Они с сестрой Мадлен вместе пили чай, а потом принимались за чтение. Неделя шла за неделей, и к лету Рита чувствовала себя увереннее. Она научилась читать, не водя по строчкам пальцем, и по смыслу фразы догадывалась о значении трудных слов. Пришло время учиться писать, и сестра Мадлен решила подарить Рите авторучку.

— Но, сестра, я не могу принять ее. Эту ручку подарили вам самой.

— Ну, если она моя, то я могу делать с ней все, что угодно, правда? — Подарки редко задерживались у сестры Мадлен дольше двадцати четырех часов.

— Может, лучше я возьму ее у вас на время взаймы?

— Я даю тебе ее взаймы до конца жизни, — сказала сестра Мадлен.

Никаких скучных прописей не было; вместо этого Рита и сестра Мадлен писали о Лох-Глассе, об озере и временах года.

— Скоро ты сможешь написать сестре в Америку, — сказала как-то сестра Мадлен.

— Это будет не настоящее письмо.

— Почему? Уверяю тебя, оно будет ничем не хуже других писем, которые ей пишут из Ирландии.

— Захочет ли она услышать о доме?

— Она будет визжать от радости так, что ты услышишь ее на другом берегу Атлантики.

— Я никогда не получала писем. И не хочу, чтобы Макмагоны недоумевали, кто это мне пишет.

— Она сможет прислать письмо на мой адрес.

— А разве почтальон носит вам письма?

— Ах, Томми Беннет — самый достойный человек на свете. Он доставляет мне письма три раза в неделю. Приезжает на велосипеде в любую погоду и выпивает чашку чаю.

Сестра Мадлен не добавила, что Томми никогда не приезжает, не пополнив ее буфет. И что она помогла без шума и суеты устроить его дочь в приют для незамужних матерей и надежно хранила эту тайну от любопытных ушей и глаз обитателей Лох-Гласса.

— Неужели у вас такая большая переписка? — удивилась Рита.

— Люди очень добры и часто пишут мне, — ответила сестра Мадлен.

* * *

Клио и Кит научились плавать еще в раннем детстве. Учил их доктор Келли, стоя по пояс в воде. Еще будучи студентом-медиком, он вытащил из Хрустального озера троих детей, которые утонули на метровой глубине, потому что не умели плавать. Это не на шутку его разозлило. Только жалкие, тупые людишки могут жить у самой воды, но так и не привыкнуть к ней. Как и рыбаки с запада Ирландии, выходившие на утлых лодчонках в грозную Атлантику, здешние рыбаки носили свитеры разных фасонов, и определить, из какой семьи утонувший, труда не составляло: у каждой семьи был еще и свой узор. Все это слишком сложно и изощренно, говорил доктор Келли. Разве не проще научить молодых рыбаков плавать?

Как только юные Келли и Макмагоны начинали ходить, их вели на берег озера. Другие семьи следовали их примеру — доктор был здесь фигурой авторитетной. Маленький Филип О’Брайен, родителям которого принадлежала гостиница, и дочери миссис Хэнли тоже учились плавать. Конечно, старый мистер Салливан сказал доктору, чтобы тот не смел трогать детей других жителей городка, так что его сыновья Стиви и Майкл, скорее всего, не умели плавать и по сей день.

Питер Келли бывал в других странах, где озера привлекали к себе туристов. Например, в Шотландии люди приезжали в такие места просто потому, что там находилось озеро. В Швейцарии, где они с Лилиан провели медовый месяц, люди с удовольствием путешествовали по озерам. Но в Ирландии начала пятидесятых им придавалось лишь утилитарное значение.

Когда доктор купил маленькую весельную лодку на пару со своим другом Мартином Макмагоном, все решили, что он рехнулся. А друзья вместе отправлялись подальше от берега и ловили окуней, лещей и щук. Приятно было посидеть с удочкой и полюбоваться вечно меняющейся гладью озера. Врач и аптекарь дружили с детства, поэтому они знали все бухты, где водились мурены, а иногда прятались лебеди. Временами им составляли компанию некоторые местные жители, разделявшие их увлечение.

В основном же по Хрустальному озеру плавали шаланды, перевозившие на другой берег корм для скота и технику. Земля здесь была разделена таким образом, что порой участки, принадлежавшие одному фермеру, находились на значительном расстоянии друг от друга, а путь через озеро был кратчайшим. Еще одна странность в жизни Ирландии, то и дело любил повторять Питер Келли, причем люди сами в свое время создали себе эти неудобства в результате клановых распрей и междоусобиц. Мартин был более благодушен. Он верил в людей, терпение его было безграничным, а неистощимое чувство юмора помогало найти выход из любой ситуации.

Единственным, чего всегда боялся Мартин Макмагон, было само озеро. Даже случайных посетителей аптеки он предупреждал, чтобы те соблюдали осторожность, прогуливаясь по прибрежным тропинкам. И хотя Клио и Кит были уже достаточно большими, чтобы плавать на лодке самостоятельно, что и доказывали десятки раз, Мартин всегда нервничал. Однажды он признался в этом Питеру после пинты пива, выпитой у Лапчатого.

— О господи, Мартин! Ты превращаешься в старую бабу.

Но Мартин не воспринял это как оскорбление.

— Думаю, да. Если рассмотреть вторичные половые признаки, то груди у меня не растут и бриться мне теперь приходится реже, чем раньше. Так что ты в чем-то прав.

Питер посмотрел на друга с нежностью. За волнением Макмагона скрывалась подлинная забота о детях.

— Мартин, я следил за ними. Я не меньше твоего боюсь, что они попадут в беду. Но на воде они ведут себя куда лучше, чем на суше; во всяком случае, этому мы их научили. Если хочешь убедиться, последи за ними сам.

— Обязательно послежу. Завтра же. Правда, Элен говорит, что нельзя кутать детей в вату. Они нуждаются в свободе.

— Элен права, — рассудительно кивнул Питер, после чего они поспорили, стоит или нет заказать еще по пинте. Как всегда, был достигнут компромисс: друзья решили выпить по полпинте. Это было настолько предсказуемо, что, когда они подошли к стойке, Лапчатый уже наполнил их кружки.

— Мистер Макмагон, пожалуйста, скажите моей сестре, чтобы она шла домой, — взмолилась Клио. — Меня она не слушается.

— Давай прогуляемся, — предложил Анне Мартин.

— Я тоже хочу на лодке!

— Понимаю, но они уже большие девочки и хотят посекретничать. А мы с тобой немного пройдемся и поищем белку. — Он посмотрел на девочек, сидевших в лодке. — Я знаю, что суечусь понапрасну. Просто хотелось убедиться, что у вас все в порядке.

— Конечно, в порядке.

— А шалить не будете? Озеро — вещь опасная.

— Ох, папа, перестань, пожалуйста!

Мартин ушел; Анна последовала за ним, что-то ворча себе под нос.

— Отец у тебя что надо, — сказала Клио, ловко вставляя весла в уключины.

— Да. Особенно по сравнению с остальными, — согласилась Кит.

— Например, с мистером Салливаном.

— Или с сердитым почтальоном Томми Беннетом.

— Или с этим Бернсом из бара, у которого такие большие ноги, что все забыли его настоящую фамилию и без стеснения зовут Лапчатым…

Девочки засмеялись, радуясь своему везению.

— Однако люди часто удивляются тому, что он женился на твоей матери, — продолжала Клио.

Кит тут же ощутила горечь во рту.

— Никто этому не удивляется. Может, ты и удивляешься, а люди — нисколько.

— Не злись. Я только повторяю то, что слышала.

— От кого? Где ты это слышала? — Кит покраснела от гнева. Она была готова столкнуть Клио в озеро и утопить. Сила этого чувства напугала ее.

— Ну, люди говорят разное… — свысока ответила Клио.

— Что именно?

— Ну, вроде того, что твоя мать совсем другая, не такая, как местные… ну, сама знаешь.

— Ничего я не знаю. Твоя мать тоже не местная, она из Лимерика.

— Но она часто приезжала сюда на каникулы, поэтому все равно что своя.

— Моя мать приехала сюда, когда познакомилась с папой, а поэтому она тоже местная. — На глазах Кит выступили слезы.

— Извини, — сказала Клио, уже пожалевшая о своих словах.

Но Кит чувствовала, что за этим скрывается нечто большее — вроде намека на неудачный брак.

— Не ври, Клио. Никому нет дела до того, откуда родом моя мать. Она родилась в Дублине, а там в тысячу раз интереснее, чем в каком-то дурацком Лимерике.

— Конечно, — согласилась подруга.

Постепенно сгущались сумерки. Первая летняя прогулка по озеру не доставила Кит никакого удовольствия. Она чувствовала, что Клио ощущает то же самое. Во всяком случае, обе испытали облегчение, когда расстались и отправились домой.

Ежегодно в июле Рита брала двухнедельный отпуск.

— Я буду скучать по сестре Мадлен, — сказала она Кит.

— Не понимаю, как можно скучать по урокам, — ответила девочка.

— Еще бы. Всегда хочется того, чего у тебя нет.

— А что ты будешь делать во время отпуска? — поинтересовалась Кит.

— Думаю, мне не стоит ехать домой. Тем более что это вовсе не дом. Мать едва замечает, есть я или нет. Разве что когда просит денег.

— Ну так не езди.

— А куда я денусь?

— Оставайся здесь, но не работай, — предложила Кит. — Утром я буду приносить тебе чай.

Рита рассмеялась:

— Нет, из этого ничего не выйдет. Но ты права, я не поеду домой. — И решила обсудить это с сестрой Мадлен: та что-нибудь придумает.

Предложение отшельницы было заманчивым. Оказывается, мать Бернард из монастыря будет просто счастлива, если кто-то поможет ей убирать помещения несколько часов в день, а то и слегка подкрасить их. Рита сможет жить в школе, а монахини помогут ей с уроками.

Вернувшись через две недели домой, Рита сказала, что у нее был замечательный отпуск Лучший в ее жизни.

— Значит, у монахинь тебе было хорошо?

— Да. Ты не представляешь себе, как там спокойно и как божественно звучат песнопения в часовне. У меня был свой ключ, так что я могла ездить в Тумстоун на танцы и в кино. Кроме того, меня кормили и помогали учиться.

— Рита, но ты ведь не уйдешь от нас? — почуяв тень угрозы, встревожилась Кит.

Рита честно ответила:

— Нет, пока ты не повзрослеешь. И пока немного не подрастет Эммет.

— Если ты уйдешь, мама этого не вынесет. Ты нам как родная.

— Твоя мать все понимает, честное слово. Мы с ней часто говорили о том, что нужно пытаться изменить свою жизнь. Она знает, что я способна на большее, чем просто скрести полы.

Внезапно глаза Кит наполнились слезами.

— Не говори так! Мне страшно. Я не хочу, чтобы что-то менялось. Хочу, чтобы все оставалось по-прежнему.

— Так не бывает. Посмотри на Фарука: он превратился из котенка во взрослого кота, хотя нам хотелось, чтобы он навсегда остался котенком. Утята сестры Мадлен тоже выросли и улетели. Твоя мать хочет, чтобы вы с Эмметом оставались такими же маленькими и славными, но вы вырастете и уйдете от родителей. Таков порядок вещей.

Этот порядок Кит не нравился, но она подозревала, что Рита права.

— Мама, поплаваешь со мной на лодке? — спросила Кит.

— Увы, нет, моя радость. У меня нет на это времени. Ступай с Клио.

— Меня тошнит от Клио. Я хочу поплавать с тобой. Покажу тебе места, где ты еще не бывала.

— Нет, Кит, это невозможно.

— А что ты делаешь после обеда? Неужели это важнее, чем прогулка на лодке?

Только во время школьных каникул Кит понимала, насколько распорядок дня матери отличался от распорядка Других людей. Например, мама Клио на автобусе или попутной машине ездила в Тумстоун присмотреть ткань на шторы, примерить что-нибудь из одежды или просто выпить кофе с подругами в одном из тамошних роскошных универмагов. Миссис Хэнли и миссис Диллон занимались своими магазинами, мама Филипа О’Брайена ходила в церковь, чистила подсвечники или составляла композиции из цветов для отца Бейли. Некоторые мамы помогали матери Бернард в устройстве благотворительных ярмарок, базаров и других мероприятий ордена.

Ничего этого мать Кит не делала. Она помогала Рите на кухне, придумывала блюда и вообще проводила со служанкой куда больше времени, чем другие. Она украсила гостиную ветками и листьями и вставила в рамки виды озера; на одной из стен красовались две дюжины разных изображений Лох-Гласса. Приходившие гости ахали при виде этой коллекции. Но гости приходили не часто.

Мать все делала быстро и уверенно. У нее была куча свободного времени… куда больше, чем требовалось для прогулки на лодке.

— Скажи, — не отставала Кит, — что ты делаешь, когда меня нет?

— Живу как могу, — ответила мать.

И Кит опять поразило отстраненное выражение, появившееся на лице Элен Макмагон в этот миг.

— Папа, почему вы с мамой спите в разных комнатах? — спросила однажды Кит.

Она выбрала момент, когда в аптеке было пусто и им никто не мешал. Отец в белом халате стоял за прилавком. Его очки покоились на лбу; круглое веснушчатое лицо было сосредоточенным. Кит позволялось сидеть на высокой табуретке с одним-единственным условием: не отвлекать отца от работы.

— Что? — рассеянно спросил он.

Кит начала снова, но отец прервал ее:

— Я слышал, но почему ты об этом спрашиваешь?

— Просто спрашиваю, и все.

— А свою маму ты об этом спрашивала?

— Да.

— И?..

— Она сказала, потому что ты храпишь.

— Значит, теперь ты все знаешь.

— Да.

— Кит, у тебя есть еще вопросы или я могу продолжать зарабатывать на жизнь составлением лекарств?

— Почему вы с мамой поженились?

— Потому что любили друг друга и любим до сих пор.

— Как ты об этом узнал?

— Знаешь, Кит, все вышло как-то само собой. Боюсь, я не смогу удовлетворить твое любопытство. Я увидел твою мать у друзей в Дублине, подумал, что она красивая, умная, веселая и что будет просто замечательно, если она согласится куда-нибудь со мной сходить. Она согласилась. Мы часто виделись, а потом я сделал ей предложение, и она сказала «да». — Казалось, Мартин говорил искренне.

Но Кит это не убедило.

— А мама чувствовала то же самое?

— Да, малышка. Должно быть, так Во всяком случае, никто не стоял над ней с палкой и не говорил: «Ты должна выйти за этого молодого фармацевта из Лох-Гласса, который любит тебя до безумия». Ее родители умерли, и она вышла замуж не для того, чтобы доставить кому-то удовольствие или потому что я был выгодным женихом или кем-то в этом роде.

— А ты был выгодным женихом?

— Я был человеком с нужной профессией. В тридцать девятом году, когда мир находился на грани войны и все сомневались во всем, человек с хорошей профессией считался выгодным женихом. И считается до сих пор.

— А ты удивился, когда она сказала «да»?

— Нет, милая, не удивился. Во всяком случае, не тогда… Видишь ли, мы любили друг друга. Конечно, это не похоже на сцены из фильмов, над которыми хихикаете вы, малыши, однако у нас все было именно так. Но почему ты об этом спрашиваешь?

— Да так… Просто когда-то что-то становится интересно, вот и все.

— Понимаю, — сказал Мартин.

После его ответа Кит больше не нужно было думать над тем, что рассказала ей Клио. Та подслушала у себя дома один разговор. Кто-то заметил, что жену Мартина Макмагона привязывает к Лох-Глассу только его работа; мол, приходится удивляться тому, что она вообще сюда приехала.

— Я говорю тебе это, — сказала Клио, — только потому, что мы с тобой лучшие подруги, и я думаю, тебе следует это знать.

— Сестра Мадлен…

— Да, Кит?

— Как вы думаете, почему люди рассказывают вам всё?

— Наверное, потому что мне самой нечего им рассказать. Я ведь только собираю хворост, ухаживаю за цветами да читаю молитвы.

— Но люди делятся с вами своими секретами и даже исповедуются в грехах.

Сестра Мадлен опешила:

— О нет, Кит Макмагон. Мы обе прекрасно знаем, что единственный человек, которому исповедуются в грехах, это священнослужитель, который является законным посредником между людьми и Господом.

— А секреты?

— Что ты хочешь этим сказать? Цып-цып-цып… посмотри-ка на этих маленьких бентамов. Брат Хили был так добр, что подарил мне несколько насиженных яиц, и они все вылупились в тепле у очага… Это было настоящее чудо. — Она встала на колени, не давая цыплятам совершить опасное путешествие, в которое они собирались отправиться, и направив их в заранее приготовленную коробку с соломой.

Но Кит не собиралась уходить от темы:

— Сегодня я пришла одна, потому что…

— Да, я вижу, что Клио нет. Я скучаю по ней. Она ведь твоя лучшая подруга, верно?

— И да и нет, сестра Мадлен. Она рассказала мне, что говорят люди о моих папе и маме… и я подумала…

Сестра Мадлен выпрямилась, и на ее морщинистом обветренном лице появилась широкая улыбка — казалось, отшельница была полна желания успокоить Кит.

— Тебе двенадцать лет. Ты уже взрослая и должна знать, что люди только тем и занимаются, что сплетничают о соседях. Других дел у них нет. Неужели ты расстроилась из-за этого?

— Нет, но…

Сестра Мадлен тут же ухватилась за слово «нет».

— Ну вот, я так и знала. Понимаешь, происходит странная вещь: когда люди уезжают за сотни миль, в большие города, где они никого не знают и никто не знает их, все меняется. Там им наоборот хочется, чтобы все интересовались ими и их делами. Мы, люди, довольно забавные существа.

— Да, конечно, но…

Кит начинала приходить в отчаяние. Она не желала обсуждать всех людей. Девочке хотелось только одного: чтобы сестра Мадлен сказала ей, что все в порядке, что Элен не несчастная, не неприкаянная и не одинокая, как намекала Клио. Но все было бесполезно — сестра Мадлен уже села на своего любимого конька.

— Я знала, что ты согласишься. Самое странное, что у животных все намного проще. Не знаю, почему мы считаем, что Господь создал нас какими-то особенными. Мы совсем не так хороши и добры, как животные.

Эти слова насторожили старого пса Уискерса, которого сестра Мадлен спасла, когда кто-то сунул его в мешок и бросил в воду. Казалось, Уискерс понял, что она сказала о животных что-то хорошее; видимо, он почувствовал это по интонации и одобрительно заворчал.

— Вот видишь, Уискерс со мной согласен. Кстати, как поживает Фарук, твой благородный кот?

— Хорошо поживает, сестра Мадлен. Может быть, навестите его?

— Ну ты же меня знаешь, я не любительница ходить в гости. Все, что мне нужно, это знать, что он хорошо себя чувствует и по-прежнему ходит по Лох-Глассу с таким видом, словно весь городок принадлежит ему.

Теперь, когда речь зашла о Фаруке и Уискерсе, вернуться к прежней теме и объяснить, почему Кит пришла к сестре Мадлен одна, было уже невозможно.

— Как дела, Кит?

— Хорошо, миссис Келли.

Лилиан Келли остановилась и внимательно присмотрелась к подруге своей дочери. Пышные темные кудри и пронзительно-голубые глаза делали девочку очень хорошенькой. Настоящая красавица. Вся в мать.

— Вы с Клио не поссорились?

— Поссорились? — Голубые глаза Кит были слишком невинными. Она повторила слово с таким удивлением, словно никогда его не слышала.

— Совсем недавно вы были как сиамские близнецы, но уже несколько недель обходите друг друга за милю. Все это очень странно. Особенно в летние каникулы…

Она сделала паузу, ожидая ответа. Но это не помогло.

— Миссис Келли, мы не ссорились. Честное слово.

— Я знаю. Клио сказала то же самое. — Кит ерзала на месте, страстно желая поскорее сбежать. — Никто не слушает своих матерей, поэтому послушай меня. Вы с Клио нужны друг другу. Городок у нас маленький, так что без друзей в нем не обойдешься. Милые бранятся — только тешатся. Ты знаешь, где мы живем. Приходи вечером, ладно?

— Миссис Келли, Клио тоже знает, где я живу.

— О господи, какие вы обе упрямые! Ума не приложу, что происходит с детьми…

Миссис Келли добродушно вздохнула и ушла. Кит смотрела ей вслед. Мать Клио была женщиной крупной, дородной и одевалась практично. Сегодня на ней было платье из набивной ткани с рисунком в виде мелких маргариток, белым воротником и манжетами. Корзинка для продуктов делала ее похожей на изображение матери в букваре. В отличие от нее Элен Макмагон была очень стройной, носила пышные платья ярко-зеленых, алых или синих тонов и напоминала скорее балерину, чем мать семейства.

Кит сидела на дощатом причале.

Лодка была рядом, но существовало железное правило: никто не имел права садиться в нее один. Однажды так сделала какая-то женщина и утонула. Это случилось много лет назад, но сохранилось в памяти людей. Тело женщины не могли найти целый год, и все это время над озером витал ее стон: «Ищите в камышах, ищите в камышах». Грустную историю знал каждый, и этого было достаточно, чтобы напугать самых упрямых. С тех пор даже мальчишки не рисковали плавать по озеру в одиночку.

Кит с завистью следила за тем, как старшеклассники из католической школы отвязывали лодку, но не собиралась возвращаться и притворяться перед Клио, что все в порядке.

Потому что это было не так.

Дни казались бесконечными. Поговорить было не с кем. Идти к сестре Мадлен опять одной было бы нечестно. Они всегда ходили туда вместе с Клио. А в тот раз, когда Кит попыталась выяснить то, что наверняка знала сестра Мадлен, из этого ничего не вышло. Рита все время либо работала, либо читала. Эммет был слишком мал, чтобы с ним разговаривать, отец занят, а мать… Мать не любила, когда Кит приставала к ней с расспросами. То ли дело Клио… Наверно, миссис Келли права: они действительно нужны друг другу.

Но идти к Келли она не собиралась.

Позади послышались шаги, и дощатый причал задрожал. Это была Клио, которая держала в руках любимые подружками шоколадные пирожные.

— Я не хотела идти к тебе, а ты ко мне. Но причал — это ничейная земля, верно?

Кит помедлила и пожала плечами:

— Конечно.

— Мы ведь можем относиться друг к другу так же, как было до ссоры?

— Ссоры не было, — напомнила ей Кит.

— Да, знаю. Просто я опять сказала какую-то глупость о твоей матери. — Помолчав, Клио продолжила: — Честно говоря, Кит, я ревновала. Мне бы тоже хотелось маму, похожую на кинозвезду.

Кит протянула руку и взяла одно пирожное.

— Теперь, когда ты пришла, мы можем поплавать на лодке, — сказала она.

Ссора, которой никогда не было, закончилась.

Во время каникул брат Хили пришел в монастырь на ежегодную встречу с матерью Бернард.

Им было что обсудить, и делали они это с удовольствием. Поговорили о плане на новый учебный год, о том, как трудно найти учителей, преданных своему делу, об ужасных современных детях — своенравных, непослушных и предпочитающих кино реальной жизни. Составили расписание таким образом, чтобы девочки заканчивали занятия в одно время, а мальчики в другое: чем реже они будут встречаться друг с другом, тем лучше.

Брат Хили и мать Бернард были старыми друзьями и могли позволить себе слегка поворчать — например, по поводу слишком длинных проповедей брата Бейли. Они считали, что этот человек слишком упивается звуком собственного голоса.

Или по поводу чересчур пылкой любви, которую детвора испытывала к этой непонятной сестре Мадлен. Их слегка задевало, что странная женщина с запутанным и неясным прошлым занимала столько места в умах и сердцах лох-гласских детей, готовых ради нее на все. Они с наслаждением собирали по ее просьбе марки, серебряную фольгу и хворост. Мальчики возмутились, когда брат Хили растоптал паука. В классе чуть было не начался бунт. А ведь это были те же самые мальчишки, которые несколько лет назад ради забавы отрывали крылья мухам.

Мать Бернард сказала, что сестра Мадлен слишком терпимо относится к этому миру; похоже, у нее находится доброе слово для любого, включая врагов церкви. Даже у коммунистов, говорит она, есть свои причины призывать к имущественному равенству. Вот еще не было печали…

— Но она оказывает влияние не только на детей, — с огорчением сказал брат Хили. — Ее чарам не могут противиться даже такие достойные люди, как Мартин Макмагон.

Брат Хили собственными ушами слышал, как аптекарь советовал миссис Салливан попросить у сестры Мадлен рецепт какого-нибудь безобидного успокаивающего, которое избавило бы женщину от бессонницы, начавшейся у нее в тот момент, когда истошно вопившего беднягу Билли увозили в сумасшедший дом.

— Отсюда рукой подать до черной магии, — энергично кивая головой, подтвердила мать Бернард.

— Конечно, если Мартин дорожит своей работой и своей странной женой, ему следует быть осторожнее.

А это уже граничило со сплетней. Брат Хили слишком далеко зашел. Поняв это, оба стали перебирать бумаги, после чего встреча закончилась. Ни один и словом не обмолвился о том, что вызывающе красивая Элен Макмагон слишком часто гуляет одна, сбивая листья терновой палкой с таким видом, словно ее мысли находятся за тридевять земель от Лох-Гласса и его обитателей.

В среду Мартин Макмагон, закрыв аптеку, облегченно вздохнул. Правда, на липкой бумаге скопилось множество мертвых мух, и нужно было убрать ее до возвращения Кит и Эммета, иначе дети прочтут ему целую лекцию о том, как нехорошо убивать Божьих созданий.

Когда детская размолвка Кит и Клио Келли, отдалившая их друг от друга на несколько недель, осталась позади, Мартин успокоился. В таком возрасте девочки очень впечатлительны; кто знает, что у них на уме? Он просил жену помирить их, но она ответила, что все должно пройти само собой. И, как обычно, оказалась права.

Если Элен говорила, как все будет, то обычно так и происходило. Она сказала, что Эммет справится со своим заиканием и будет смеяться над теми, кто его передразнивает. Заикание действительно прошло. Сказала, что Рита — сообразительная девушка, хотя все остальные считали ее недалекой. Элен знала, что Билли Салливан пьет, закрывшись в своем гараже, когда об этом еще не догадывалась ни одна душа. И именно Элен много лет назад сказала Мартину, что никогда не сумеет полюбить его всем сердцем, но будет любить так, как может. Конечно, этого было недостаточно, но Мартин знал, что лучше синица в руках, чем журавль в небе.

Когда они познакомились, Элен любила другого и не скрыла этого от Мартина. Даже добавила, что в таком состоянии поощрять его ухаживания с ее стороны было бы нечестно. Мартин согласился ждать. Он придумывал все новые и новые предлоги, чтобы съездить в Дублин и куда-нибудь пригласить Элен. Постепенно они сблизились. Она никогда не говорила о мужчине, который бросил ее и женился на богатой. Мало-помалу на ее щеки вернулся румянец. Мартин предложил ей приехать в Лох-Гласс, посмотреть на озеро, городок и его обитателей. Она приехала и гуляла с ним по берегу.

— Может быть, для тебя это не самая большая любовь на свете, но для меня она всегда будет именно такой, — сказал Мартин.

Она ответила, что это самое прекрасное предложение руки и сердца, которое может сделать мужчина. Ответила, что согласна. И при этом вздохнула.

Элен добавила, что останется с ним, а если когда-нибудь и уйдет, то объяснит почему и причина будет очень веской. Сказала, что пытаться узнать душу другого человека бесполезно. У людей должны быть свои секреты, места, которые они посещают в мечтах и куда нет доступа никому.

Конечно, Мартин согласился с ней. Это была плата за согласие стать его женой. Но ему хотелось, чтобы Элен уходила в страну грез не так далеко и не так часто. И очень не хотелось, чтобы она бродила вокруг озера в непогоду. Жена заверяла, что обожает следить за тем, как оно меняется в зависимости от времени года, и это ее успокаивает. Она хорошо знала повадки обитателей приозерных камышей, чувствовала себя там как дома и была близко знакома со всеми, кто жил на берегу.

Однажды Элен сказала, что было бы неплохо иметь на озере такой же домик, как у сестры Мадлен, слушать, как плещется вода у самых дверей.

Это рассмешило Мартина.

— Как бы мы там поместились? И что нам делать в отшельничьем скиту?

— Я имела в виду не всю семью, а только себя, — сказала Элен, глядя куда-то вдаль. Разбираться в ходе ее мыслей Мартин не стал — это было слишком опасно.

Мартин прошел в дверь рядом с аптекой. Лестница вела на второй этаж, который они называли домом. Правда, Кит жаловалась, что они единственные, в чьем доме нет первого этажа.

Рита накрывала на стол.

— Хозяйка еще не пришла, сэр. Просила передать, что увидится с вами после гольфа.

Мартин расстроился и даже не стал это скрывать.

— У женщин тоже должны быть выходные, — заступилась за мать Кит.

— Конечно, — чересчур жизнерадостно ответил он. — Сегодня среда, так что вторая половина дня — выходной для всех, кроме Риты. Я собираюсь сыграть в гольф с отцом Клио. Сегодня я в отличной форме и разнесу его в пух и прах. Сделаю «птичку», «орла», а то и «альбатроса».

— А почему все названо в честь птиц? — поинтересовался Эммет.

— Наверно, потому что мяч парит как птица… во всяком случае, должен парить. Ладно, я возьму на себя обязанности мамы, — сказал Мартин и начал раскладывать по тарелкам тушеную баранину.

Он понял, что в последнее время слишком часто произносил эти слова. О господи, почему Элен не предупредила, что уйдет? И где ее черти носят?

С поля для гольфа открывался прекрасный вид на озеро. Люди говорили, что это одно из самых симпатичных полей в Ирландии. Не с такой пересеченной местностью, как большие поля для чемпионатов на побережье, но очень живописное благодаря окружавшим его холмистым равнинам, перемежавшимся небольшими рощицами. И конечно, благодаря озеру, которое сегодня было темно-синим, без малейшего пятнышка.

Питер Келли и Мартин Макмагон остановились передохнуть и посмотреть вниз с высоты восьмого «грина». В отличие от других полей, здесь это можно было себе позволить: они никого не задерживали и могли полюбоваться Лох-Глассом и озером.

— Похоже, цыгане вернулись. — Питер указал на разноцветные кибитки у дальнего конца озера.

— Они как времена года, верно? Всегда приходят в одно и то же время.

— Такая ужасная жизнь наносит большой ущерб детям. Некоторые из них обращаются ко мне с ранами, с собачьими укусами… Остается только их пожалеть, — сказал врач.

— Ко мне они тоже приходят, хотя часто я им говорю, что они знают больше меня, — засмеялся Мартин. Он и в самом деле считал, что цыгане и старая Мадлен — это «второй эшелон» лох-гласского здравоохранения.

— Некоторые из них очень симпатичные люди.

Келли зорко всматривался в даль. Вдоль берега шли две женщины. Мартин посмотрел туда же, а затем оба одновременно вернулись к своим мячам. Одна из женщин была очень похожа на Элен Макмагон, но ни Питер, ни Мартин не подали виду, что заметили это.

Клио рассказала Кит, что в таборе есть женщина, которая предсказывает судьбу и знает все наперед. Но если мать Бернард увидит кого-нибудь рядом с предсказательницей, то убьет на месте.

— А что сказала бы об этом сестра Мадлен? — задумчиво спросила Кит.

Действительно, для сестры Мадлен мир не был чернобелым. Девочки весело припустили по тропинке, решив посоветоваться с ней. И отшельница подтвердила, что такое вполне возможно: у некоторых действительно есть дар предвидения.

— Как вы думаете, сколько нужно, чтобы позолотить ей руку? Трех пенсов хватит? — спросила Кит.

— Мне кажется, она попросит больше. Как по-вашему, сестра Мадлен? — с жаром выпалила Клио. Через неделю у нее был день рождения, и девочка надеялась раздобыть v родителей нужную сумму еще до ухода табора. — Разве не чудесно знать будущее?

Но, к их огорчению, сестра Мадлен эту идею не одобрила. Она ничего не запрещала, не использовала слова типа «глупо» или «неумно», не говорила о грехе и заблуждении. Просто смотрела на них, и выражение ее глаз, словно светившихся на морщинистом смуглом лице, говорило само за себя.

— Знать будущее опасно, — наконец вымолвила она.

После этого наступило молчание, от которого Клио и Кит бросило в дрожь. Поэтому они обрадовались, когда Уискерс встал и ни с того ни с сего протяжно завыл.

Рита неторопливо шла по тропинке к избушке сестры Мадлен, держа в руках книжку стихов и песочное печенье, и вдруг услышала голоса. Обычно в это время отшельница была одна. Она хотела уйти, но сестра Мадден позвала:

— Входи, Рита. Выпьем чаю.

В избушке сидела предсказательница. Рита была у нее в прошлом году и, заплатив полкроны, узнала, что ее жизнь изменится и что у нее будет в семью семь раз больше земли, чем у отца. Иными словами, почти двадцать гектаров. Большую роль в жизни Риты будут играть книги, и она выйдет замуж за человека, который сейчас живет за морем. Дети от этого брака будут трудными, но с чем это связано, сложно сказать: то ли со здоровьем, то ли с поведением. И добавила, что похоронят Риту на каком-то большом кладбище, а не на погосте Лох-Гласса.

Все это женщина говорила Рите, сидя на берегу озера. Она объяснила, что не любит встречаться с людьми вблизи табора, поскольку цыгане ее занятие не одобряют. Рита поверила ее словам, сказанным спокойно, просто и уверенно. А потом началось ее увлечение книгами.

Как тогда, так и теперь Риту поразило сходство предсказательницы с миссис Макмагон. В сумерках их можно было бы принять за сестер. Интересно, что эта женщина делает у сестры Мадлен? Впрочем, вряд ли она когда-нибудь узнает ответ.

— Мы с Ритой читаем стихи. — Это был единственный намек на взаимное представление, который сделала сестра Мадлен.

Женщина кивнула с таким видом, словно ничего другого и не ждала: она не сомневалась в правдивости собственных предсказаний. Внезапно Рита ощутила легкую тревогу. Значит, она действительно выйдет замуж за человека, который сейчас живет за морем, получит двадцать гектаров земли, разбогатеет, родит детей, с которыми будет нелегко, и будет похоронена далеко отсюда? Ей представился памятник на большом городском кладбище, окруженный множеством могильных крестов.

— Итак, «Пью за здравие Мэри», — сказала сестра Мадлен, когда они остались вдвоем. — Прочитай это стихотворение медленно и с выражением. А я закрою глаза и попробую представить себе, о чем в нем говорится.

Рита, освещенная солнцем и окруженная копошившимися у ее ног цыплятами, стояла у окошка, заставленного горшками с геранью, и читала вслух:

— Разве это не прекрасно? — сказала сестра Мадлен, когда стихотворение закончилось. Девушка рассмеялась, довольная тем, что прочитала стихи без запинки. — Замечательно, Рита. И не говори теперь, что не умеешь читать стихи.

— Сестра, знаете, о чем я подумала? Если бы к вам пришел Эммет…

— Эммет Макмагон?

— Да. Чтобы вылечить заикание, вы бы заставили его читать стихи или что-нибудь другое…

— Я не умею лечить заикание.

— Но вы бы заставили его читать вслух. Эммет стесняется делать это в школе. С друзьями он разговаривает без труда, но терпеть не может, когда брат Хили вызывает его к доске. Он еще в подготовительном классе боялся читать в присутствии других.

— Мальчик должен сам захотеть прийти ко мне, иначе это будет для него пыткой.

— Я расскажу ему, какая вы волшебница.

— Не стоит говорить о волшебстве. Сама знаешь, люди могут принять это всерьез.

Рита поняла, о чем речь. В Лох-Глассе были и те, кто относился к отшельнице с подозрением, считая, что ее дар не от Бога. Имя дьявола не упоминалось, но во время подобных разговоров незримо витало в воздухе.

* * *

Дэн О’Брайен стоял у дверей своего дома и осматривал улицу.

Дела в гостинице «Центральная» шли не очень бойко, и у него всегда была возможность выйти и поглазеть на Мэйн-стрит. Как многие ирландские городки, Лох-Гласс состоял из одной длинной улицы, в середине которой находилась церковь, в одном конце — мужской монастырь, а в другом — женский. Между ними располагались лавки, дома и мастерские соседей, и все окна выходили на ту же улицу, на которую сейчас смотрел и Дэн.

Стоя у дверей собственного дома, можно узнать многое. Дэн О’Брайен видел, что сыновья Билли Салливана вернулись из деревни сразу же, как только их отца посадили под замок. По версии семьи, они гостили у дяди и помогали ему на ферме. Однако все знали, что Кэтлин отправила их туда, чтобы мальчики не видели пьяных дебошей и избежали мрачной атмосферы, царившей в доме.

Мальчишки были хорошие — точно такие же, каким был сам Билли до того, как его лицо покрыли следы пьянства, а изо рта стали вырываться нечленораздельные ругательства. Их возвращение должно поднять настроение бедной Кэтлин. Стиви почти шестнадцать, а Майкл был Ровесником сына Дэна, Филипа.

Правда, Филип с Майклом не дружил, говоря, что тот грубиян и всегда готов драться.

— Ты бы тоже был грубияном, если бы рос у такого отца, — говорил ему Дэн О’Брайен. — Не каждому везет так, как тебе. — Но во взгляде Филипа читалось сомнение. Молодежь никогда не бывает довольна тем, что имеет.

Вторая половина дня постепенно подходила к концу. Торопиться в Лох-Глассе было некуда; здесь даже базарные дни проходили без спешки. Но в такую теплынь, как сегодня, все двигались еще медленнее.

Он видел, как Келли и Кит Макмагон, взявшись за руки, прямо на тротуаре, словно вокруг никого не было, разучивали движения какого-то танца. Надо же, от горшка два вершка, а туда же… Им по двенадцать — столько же, сколько его Филипу. Опасный возраст.

Он видел, как из монастыря степенно вышла мать Бернард в сопровождении молодой монахини, заметила девочек и посмотрела на них с крайним неодобрением. Настоятельница не забывала о своих обязанностях даже в каникулы. Улица — место общественное, а не какая-нибудь танцплощадка. Девочки тут же остановились.

Увидев постные физиономии маленьких мошенниц, Дэн невольно улыбнулся. О’Брайен мечтал о дочери, но после рождения Филипа его жена и слышать не хотела о других детях.

— У нас уже есть сын. Разве тебе этого недостаточно? — говорила Милдред.

А поскольку детей они больше рожать не собирались, то и заниматься любовью тоже не имело смысла. Во всяком случае, так считала Милдред.

Дэн О’Брайен по привычке тяжело вздохнул и представил себя здоровым мужчиной, способным вести нормальную супружескую жизнь, как все остальные. Он увидел Мартина Макмагона, направлявшегося пружинистой походкой через улицу к гаражу Салливана. Вот счастливчик! У него такая привлекательная жена, с которой в любой момент можно уединиться, задернуть шторы и… Нет, позволять себе такие мысли не следовало.

Мать Бернард и брат Хили обсуждали празднование начала нового учебного года. Далеко не каждый священник был способен отслужить мессу перед школьниками. В этом году Лох-Гласс должен был посетить знаменитый отец Джон, проповеди которого собирали сотни прихожан. Люди специально приезжали, чтобы послушать его; во всяком случае, так говорил брат Хили.

— Но хотел бы я посмотреть, справится ли он с бандой наших хулиганов. — Сам брат Хили в этом сомневался. По его мнению, все знаменитые проповедники были слегка не от мира сего.

— Едва ли он сумеет понять, что эти девчонки потешаются над ним. — Мать Бернард всегда следила за озорницами орлиным взглядом.

— Не будем это обсуждать, мать Бернард. Решения принимаем не мы, а люди, которые хорошо разбираются в таких вещах.

Они часто спрашивали друг друга, стоит ли обсуждать тот или иной вопрос, хотя оба понимали, что им просто нравится сам процесс. Их, единственных учителей молодежи, объединяла забота о проблемах мира, брошенного на произвол судьбы.

Мать Бернард в глубине души считала, что брату Хили слишком легко живется. Мальчики — существа простые, прямодушные и не такие испорченные, как девчонки. В свою очередь, брат Хили был убежден, что иметь дело со множеством девочек в форме проще простого. Они не пишут ужасных слов на сарае для хранения велосипедов и не ставят друг другу синяки. И оба не верили, что отец Джон сумеет овладеть умами и сердцами детей маленького приозерного городка.

За день до начала занятий дети собрались на озере, наслаждаясь последними часами свободы. Хотя все говорили о том, как им не хочется возвращаться в скучную школу, некоторые испытывали облегчение оттого, что долгое лето кончилось.

Особенно это радовало Филипа О’Брайена. Он уже не знал, чем себя занять. Если он оставался в гостинице, отец заставлял его мыть бокалы или чистить пепельницы.

Эммету Макмагону не терпелось продемонстрировать свои достижения. Несколько недель занятий с сестрой Мадлен совершили чудо. Он даже попросил отшельницу прочитать стихи из учебника: а вдруг они не хуже стихов из ее книжки — тех, которые ему так легко читать с выражением?

— Почему брат Хили читает по-другому? — спросил он. Но толкового объяснения не получил. Сестра Мадлен сказала лишь, что брат Хили учит их правильно. И это было очень досадно.

Клио Келли не хотелось возвращаться в школу. Она была сыта уроками по горло и знала вполне достаточно, чтобы поступить в лондонскую театральную школу, учиться петь и танцевать, а потом попасться на глаза какому-нибудь старому доброму владельцу театра.

Ее младшая сестра Анна радовалась началу занятий, потому что дома ее очень обидели. Когда она сказала, что видела на озере привидение — ей явилась плачущая женщина, говорившая неразборчиво: «Ищите в камышах, ищите в камышах», — отец неожиданно обвинил дочь в том, что она просто хочет привлечь к себе внимание.

— Но я действительно видела ее! — заныла Анна.

— Ничего ты не видела. И не смей никому говорить об этом. В городе и без того хватает глупых слухов. Опасно и глупо позволять простым людям думать, что такая образованная девочка, как ты, верит во всякую чушь.

Мать тоже не поддержала ее. А Клио презрительно фыркнула, словно хотела сказать родителям: «Ну, теперь вы убедились, что Анна — набитая дура?»

Кит Макмагон ждала начала занятий. Она поклялась, что в этом году будет учиться особенно прилежно. Ее решение стало результатом откровенной беседы с матерью — насколько она помнила, первой и последней.

Это случилось в день ее первых месячных. Мать держалась чудесно и сказала Кит много важного. Например, что теперь ее дочь стала женщиной, а в последнее время положение ирландских женщин сильно изменилось: они получили свободу и право выбора. Правда, Кит в этом сомневалась. Лох-Гласс — не то место, где поощряют женскую свободу и независимость.

Но мать говорила серьезно. Лет через десять женщинам будет доступно абсолютно все. Уже сейчас они могут вести собственное дело. Взять хоть бедную Кэтлин Салливан из дома напротив. Она сама заправляет гаражом. Еще несколько лет назад люди не позволили бы, чтобы ими командовали женщины, а предпочитали иметь дело с мужчинами. Даже с такими никчемными, как Билли Салливан.

— Но к этому нужно готовиться. Обещай мне хорошо учиться, что бы ни случилось.

— Да, конечно, — нетерпеливо ответила Кит. Почему любой разговор сводится к этому? Но выражение лица матери заставило ее прикусить язык.

— Сядь рядом, возьми меня за руку и дай слово, что запомнишь этот день. Он очень важен для тебя, и его нужно как-то отметить. Пусть это будет день, когда ты пообещала матери подготовиться к будущей жизни. Я понимаю, это звучит банально, но если бы я оказалась на твоем месте… если бы… я бы училась изо всех сил. Ох, Кит, если бы я знала…

Кит встревожилась:

— Что знала? Мама, о чем ты говоришь? Чего ты не знала?

— Что образование делает человека свободным. Позволяет найти свое место в жизни. Сделать карьеру. Добиться такого положения, когда ты сможешь делать все, что тебе захочется.

— Но ты и так делала то, что тебе хотелось. У тебя есть папа и мы с Эмметом…

Увидев, как изменилось лицо матери, Кит побледнела. Элен погладила ее по щеке.

— Да… Да, конечно. — Она успокаивала дочь так же, как уговаривала Эммета не бояться темноты, а кота Фарука — вылезти из укромного места под диваном. — Я хочу этого не для себя, а для тебя… Чтобы у тебя всегда была возможность выбора и не нужно было делать что-то против своей воли.

— Ответишь честно на мой вопрос? — спросила Кит.

— Конечно.

— Ты счастлива? Я часто вижу тебя печальной. Тебе чего-то не хватает?

— Я люблю тебя, Кит. Люблю Эммета и твоего отца. Всей душой. Он — самый хороший и добрый человек на свете. Это правда. Я бы никогда не солгала ему. И тебе не лгу тоже.

Против обыкновения, мать смотрела ей прямо в глаза, а не куда-то в сторону, и Кит ощутила неимоверное облегчение.

— Значит, тебе вовсе не грустно?

— Я обещала тебе ответить честно и сдержу слово. Иногда в этом маленьком городке мне бывает грустно и одиноко. Я не люблю его так, как твой отец; он вырос в Лох-Глассе и знает здесь каждый камень. Иногда мне кажется, что я сойду с ума, если буду каждый день видеть Лилиан Келли, слышать нытье Кэтлин о том, как трудно работать в гараже, или жалобы Милдред О’Брайен на пыль, от которой ее тошнит… Но ты и сама это знаешь. Тебя тоже иногда раздражают и Клио, и школа. Теперь ты мне веришь?

— Да, — ответила Кит, не покривив душой.

— Если так, то запомни навсегда: что бы ни случилось, твоя путевка в жизнь — это образование. Только благодаря ему у тебя будет свобода выбора.

После этого разговора Кит стало намного легче, правда, в глубине души осталась тревога. Мать дважды сказала: «что бы ни случилось». Казалось, она видела будущее. Так же, как сестра Мадлен. И цыганка у озера. Но Кит гнала от себя это ощущение. Ей и без того было о чем подумать. Например, разве не здорово, что месячные начались у нее раньше, чем у Клио?

* * *

Когда Мартин закрывал аптеку, его окликнул доктор Келли.

— Я — настоящий змей-искуситель. Не хочешь сходить к Лапчатому и пропустить по пинте? Мне нужен совет.

В другом городке местный врач и аптекарь отправились бы в гостиницу с более приличным баром, но Дэн О’Брайен был таким мрачным и унылым типом, что Мартин и Питер предпочитали ходить к Лапчатому: там было проще, но веселее. Они уютно устроились в уголке.

— Итак, какой совет? — Мартин думал, что это всего лишь предлог для посещения пивной.

— Дело касается моей младшей, Анны. Она продолжает утверждать, что действительно видела на озере плачущую женщину, и обижается, что ей никто не верит.

— В этом возрасте дети из всего делают трагедию, — утешил его Мартин.

— Кому ты это говоришь?

— По-твоему, ей и в самом деле явилось привидение?

— Нет, но что-то она все-таки видела… Ты помнишь ее?

— Кого?

— Бриди Дейли, Бригад Дейли или как там ее звали… Ту, которая утонула.

— Как я могу ее помнить? В то время мы были совсем маленькими. Слушай, а когда это случилось?

— В девятьсот двадцатом.

— Питер, тогда нам с тобой было по восемь лет.

— Анна уверяет, что у этой женщины длинные темные волосы.

— А ты сам что об этом думаешь?

— Может быть, кто-то нарочно переодевается, чтобы пугать детей.

— Ну, если так, то он добился своего. Напутал не только ребенка, но и его отца.

Питер рассмеялся:

— Да, ты прав! Скорее всего, это чепуха. Не хочется думать, что кто-то делает это сознательно. Видит бог, Анна любит сочинять, но, возможно, она и в самом деле видела то, что ее встревожило.

— И как она описала эту женщину?

— Сам знаешь, дети всегда сравнивают незнакомое со знакомым… В общем, Анна сказала, что та была похожа на твою Элен.

* * *

Отец Джон собирался прочитать для старшеклассниц монастырской школы отдельную проповедь. Это означало, что девочки двенадцати — пятнадцати лет услышат то, что не предназначено для ушей детворы.

Анна Келли сгорала от любопытства:

— Он будет говорить о детях?

— Возможно, — свысока сказала Клио.

— Я все знаю про детей! — вызывающе заявила Анна.

— А я жалею, что знала о них слишком мало, иначе задушила бы тебя еще в колыбели! — в сердцах ответила Клио.

— Вы с Кит считаете себя очень умными, а на самом деле дуры последние, — огрызнулась младшая.

— Где уж нам! Привидения нам не являются, и кошмарных снов мы не видим… Это ужасно.

В конце концов подруги сумели избавиться от Анны и с комфортом устроиться на заборе гаража Салливана, откуда был хорошо виден весь Лох-Гласс. И никто не мог сказать, что они кому-то мешают.

— Просто удивительно, каким хорошеньким стал Эммет. В смысле для мальчишки, — восхитилась Клио.

Кит в глубине души была уверена, что Анна Келли тоже не была такой вредной, как считала Клио, говоря о младшей сестре с презрением.

— Он таким родился, — сказала Кит. — По-моему, Эммет никогда никому не причинял особых хлопот. Он заикался, поэтому его почти ни за что не ругали. Наверно, все дело было в этом.

— Анну тоже ругают слишком мало, — мрачно ответила Клио. — Как ты думаешь, о чем будет с нами говорить отец Джон? А вдруг об этом?

— Если он это сделает, я умру на месте!

— А я умру на месте, если он этого не сделает, — сказала Клио, и девчонки расхохотались так громко, что отец Филипа О’Брайена выглянул из дверей своей гостиницы и неодобрительно покачал головой.

Но о чем отец Джон собирался поведать старшеклассницам монастырской школы Лох-Гласса, так и осталось тайной, потому что его визит совпал с жаркой дискуссией, попал Иуда в ад или нет. Мнение матери Бернард здесь было не в счет. Девочки были убеждены, что арбитром в этом деле может стать только отец Джон.

Большинство склонялось к тому, что Иуда был просто обязан отправиться в ад.

— Разве Господь не сказал, что этому человеку лучше было вообще не рождаться на свет?

— Это означает, что ему самое место в аду.

— Но его имя тысячи лет служит синонимом слов «предатель» и «изменник». Таким было наказание для Иуды за то, что он предал Господа. Разве не так?

— Нет, не так, потому что это только слово. Кости ломают камнями и палками, а слова никому не причиняют вреда.

Отец Джон смотрел на юные лица, раскрасневшиеся от возбуждения. Они выражали явную заинтересованность.

— Но Господь не мог выбрать его в друзья, зная, что этот человек предаст его и отправится в ад. Значит, Господь заманил Иуду в ловушку.

— Иуда не должен был предавать Господа, но сделал это за деньги.

— Но разве им нужны были деньги? Они же вели бродячую жизнь.

— Те времена уже прошли. Иуда знал это, вот и пошел на предательство.

Отец Джон привык, что обычно девочки, ерзая от смущения, спрашивают его, является ли французский поцелуй простительным или смертным грехом, и слепо верят ему на слово. Ему редко приходилось сталкиваться со спорами среди детей о свободе выбора и предопределении. Он постарался ответить как мог, прибегнув к не слишком убедительному доводу: в сомнении есть благо. Возможно, Господь в своем безграничном милосердии предусмотрел это. Не следует забывать, что никто не знает души грешника и слов, которые говорит человек Создателю в момент своей смерти.

В перерыве отец Джон слегка распустил воротник и спросил мать Бернард о причине столь повышенного интереса к судьбе Иуды.

— Может быть, кто-нибудь из местных жителей покончил с собой?

— Знаете, иногда девочкам приходят в голову очень странные мысли, — степенно и рассудительно ответила мать Бернард.

— Да, но такой накал страстей… Откуда он мог взяться?

— Отец, много лет назад, задолго до их рождения, одна женщина оказалась в интересном положении. Считают, что она наложила на себя руки. Невежественные люди верят, что ее призрак до сих пор скитается вокруг озера. Конечно, это чепуха, но вполне возможно, она будоражит детей. — Мать Бернард, вынужденная говорить с заезжим священником о таких предосудительных вещах, как самоубийство и внебрачная беременность, неодобрительно поджала губы.

— Наверное, вы правы. Две маленькие девочки в первом ряду, одна светленькая и одна черненькая, переживали больше всех и до хрипоты спорили о том, можно ли хоронить в освященной земле тех, кто лишил себя жизни.

Мать Бернард вздохнула:

— Клиона Келли и Кэтрин Макмагон… Боюсь, они станут доказывать вам, что черное — это белое.

— Спасибо за предупреждение, — ответил отец Джон.

Вернувшись в монастырскую часовню, он постарался внушить девочкам, что, поскольку лишающий себя жизни отвергает великий дар Господа, это является тяжким грехом. Точнее, одним из двух великих грехов, а именно отчаянием. А потому каждый, кто делает это, недостоин быть похороненным в земле, освященной христианской церковью.

— Но если этот человек не в себе… — начала Клио.

— Даже если этот человек не в себе, — пресек возражения отец Джон.

Священник устал, а ему еще предстояло прочитать проповедь мальчикам. Убедить их в смертельной опасности пьянства и сквернословия. Иногда отец Джон сомневался в том, что его слова могут что-то изменить, но в такие минуты напоминал себе, что подобные мысли — почти то же самое, что грех неверия, а потому их следует остерегаться.

 

Глава вторая

— У тебя нет приличных кузенов, — сказала Клио, когда они валялись на диване в ее комнате.

— О боже, что ты ко мне привязалась? — простонала Кит, читавшая статью о том, как ухаживать за руками.

— Они никогда не приезжают к вам в гости.

— Почему же? Макмагоны живут лишь в нескольких милях отсюда. — Кит вздохнула. Этот разговор был ей неприятен.

— А к нам приезжают родственники из Дублина.

— И ты всегда говоришь, что ненавидишь их.

— Я люблю тетю Мору.

— Только потому, что она каждый раз дарит тебе шиллинг.

— А у тебя вообще нет теток, — стояла на своем Клио.

— Ох, Клио, помолчи! Конечно, у меня есть тетки. Тетя Мэри, тетя Маргарет…

— Это просто жены братьев твоего отца.

— Неправда. У папы есть сестра, но она живет в монастыре в Австралии. Она что, не тетя? Тетя. Но ожидать, что она приедет в гости, поживет у нас и подарит шиллинг, не приходится, правда?

— У твоей матери нет родни. — Клио понизила голос. — Вообще никакой. — По тому, как она это сказала, было ясно, что Клио просто повторяла чужие слова, словно попугай.

— Что ты хочешь этим сказать? — разозлилась Кит.

— Только то, что сказала.

— У нее есть родня. Мы.

— Но это странно, только и всего.

— Ничего тут нет странного! Почему ты опять цепляешься к моей маме? Кажется, ты обещала оставить ее в покое.

— Не заводись.

— Нет, буду! Все, я пошла домой. — Кит спрыгнула с дивана.

Клио смутилась:

— Я не имела в виду ничего плохого.

— Тогда зачем об этом говорить? Что ты за человек? Сначала сболтнешь что-нибудь, а потом говоришь, что ничего не имела в виду…

— Я только сказала…

— И что же ты сказала? — Глаза Кит вспыхнули.

— Сама не знаю.

— Вот и я тоже. — Кит выскочила из комнаты и сбежала по лестнице.

— Уже уходишь? — спросила стоявшая в коридоре миссис Келли. Мать Клио всегда знала, когда они ссорились. — А я как раз собиралась печь печенье. — С помощью вовремя предложенного угощения можно избежать ненужных стычек. Но сегодня и это не помогло.

— Клио будет рада. А мне нужно домой, — буркнула Кит.

— Еще рано.

— Маме одиноко. Понимаете, у нее нет родни, — не сдержавшись, вызывающе заявила девочка.

Темно-красные пятна, проступившие на щеках и шее миссис Келли, доказывали, что догадка Кит была правильной. Аккуратно закрывая за собой дверь, она со злорадством подумала, что никакого печенья Клио не получит. «Вот и хорошо! Надеюсь, мать спустит с нее три шкуры».

Но матери дома не было. Рита сказала, что она решила на денек съездить в Дублин.

— Что ей там понадобилось? — проворчала Кит.

— Все любят ездить в Дублин.

— Но… у нас там никого нет.

— В Дублине живут миллионы людей, — сказал Эммет.

— Тысячи, — рассеянно поправила его Кит.

— Какая разница?

— Ладно. — Кит решила сменить тему. — Что ты читал сегодня?

— Уильяма Блейка. Кто-то подарил сестре Мадлен книжку его стихов. Они ей очень нравятся.

— Я знаю только одно его стихотворение — про тигра.

— У него их много. Стихотворение про тигра есть в учебнике, а он написал их тысячи.

— Скорее десятки, — снова поправила Кит. — Прочитай мне хоть одно.

— Я не помню их наизусть.

— Перестань. Ты вечно их бормочешь.

— Я знаю про флейтиста… — Эммет остановился у окна и стал смотреть в него, как всегда делал это в домике сестры Мадлен.

Мальчик был очень горд собой. В стихотворении было трудное слово «флейтист», но он справился с ним блестяще.

Кит не заметила, как в комнату вошел отец, однако Эммет ничуть не смутился.

Стоял тихий сентябрьский вечер, они сидели за столом, и по спине девочки пробежали мурашки. Все выглядело так, словно мать действительно вне семьи. Словно их всего четверо: Эммет, папа, Рита и она сама.

Словно мать никогда не вернется.

Она вернулась замерзшая и усталая: печка в поезде сломалась, а сам поезд ломался дважды.

— Как тебе понравилось в Дублине?

— Очень шумно, многолюдно, и все куда-то торопятся.

— Поэтому мы и живем здесь, — благодушно заметил отец.

— Поэтому мы и живем здесь, — тихо повторила мать.

Кит смотрела на огонь в камине.

— Когда вырасту, стану отшельницей, — внезапно сказала она.

— Тебе не понравится одинокая жизнь. Она годится только для таких странных людей, как я.

— А вы разве странная, сестра Мадлен?

— Очень странная. Чудное слово «странная», правда? На днях мы как раз говорили с Эмметом о его происхождении.

И тут Кит вспомнила слова Клио: «Странно, что у твоей матери нет родни».

— Когда вы были молодой, то обижались, если кто-то плохо говорил о ваших родных?

— Нет, детка. Никогда.

— А как вам это удавалось?

— Просто я считала, что эти люди ошибаются. И тот, кто говорит плохо о твоих родных, неправ.

— Знаю. — И все же в тихом голосе девочки звучало сомнение.

— Твой отец — самый уважаемый человек в трех графствах; он добр к бедным и по существу является вторым врачом в этом городке. Твоя мать — такая добрая и милая, что я благодарю судьбу за встречу с ней. У нее поэтическая душа, она любит красоту…

В воздухе повисло молчание, и по лицу сестры Мадлен трудно было понять, о чем она думает.

— Конечно, люди часто что-то говорят из ревности, потому что не уверены в себе. Набрасываются на других, как человек, который палкой сбивает цветы, не зная, зачем он это делает… — Сестра Мадлен говорила так, словно была в трансе и все знала об их разговоре с Клио. Или Клио сама все рассказала отшельнице. — Потом такой человек жалеет, что сделал это, но не знает, как об этом сказать.

— Знаю, — снова сказала Кит.

Она была довольна, что сестра Мадлен считает мать доброй, милой и наделенной поэтической душой. Что ж, а Клио она когда-нибудь простит.

Конечно, если та этого захочет.

— Прости меня, Кит.

— Ладно, все в порядке.

— Нет, не в порядке. Не знаю, почему я делаю это. Наверное, мне хочется быть в чем-то лучше тебя. Я себе не нравлюсь. Честное слово.

— А мне не нравится дуться, — ответила Кит.

Их родители почувствовали облегчение. Они всегда переживали, когда Кит и Клио ссорились. Это напоминало удар грома и сулило скорую грозу.

* * *

Иногда весть о смерти никчемного человека сообщать труднее, чем ту, которая принесет большое горе. Питер Келли тяжело вздохнул. Билли Салливан умер от цирроза печени, грозившего ему так же, как душевная болезнь, из-за которой его отправили в сумасшедший дом. Питер знал, что слов утешения здесь не понадобится, и все же дело было нелегкое.

Кэтлин Салливан восприняла новость с каменным лицом. Ее старший сын Стиви — красивый смуглый мальчик, хорошо знавший, что такое отцовский кулак, и с удовольствием отправившийся на ферму к дяде, — только пожал плечами.

— Доктор, он умер много лет назад, — сказал он.

Младший сын Майкл совсем растерялся.

— А похороны будут? — спросил он.

— Да, конечно, — ответил доктор.

— Никаких похорон, — неожиданно заявил Стиви, — и поминок тоже. Это будет настоящее посмешище.

Эти слова испугали Кэтлин:

— Как же без похорон?..

Все трое смотрели на доктора, словно ожидая его решения. «С чего они взяли, что я авторитет в таких делах?» — подумал Питер.

Шестнадцатилетний Стиви не сводил с него глаз:

— Доктор Келли, вы не ханжа и не станете говорить загадками.

Лицо мальчика было твердым и решительным. Похоже, шесть-семь лет украденного детства стали для него хорошей жизненной школой, но дались дорогой ценой. Паренек явно не собирался устраивать церемонию ради церемонии.

— Я думаю, все можно сделать в узком кругу, в самой лечебнице. Так часто поступают в подобных случаях. Заупокойную мессу можно отслужить там же. Отец Бейли все устроит.

Кэтлин Салливан посмотрела на него с благодарностью.

— Доктор, вы так добры… Конечно, хотелось бы, чтобы все было по-другому. — Ее лицо помрачнело. — Но я не могу рассчитывать на сочувствие людей. Они скажут, что все к лучшему. Что наконец-то мы от него избавились.

— Я вас понимаю, Кэтлин. — Питер Келли не кривил душой. Если уж он не мог найти нужных слов, то ожидать, что их найдет какой-нибудь другой житель Лох-Гласса, не приходилось. — Но вы обратитесь к сестре Мадлен — она сумеет утешить вас.

Доктор вышел из дома, сел в машину и увидел, как Кэтлин, надев пальто и платок, пошла по тропинке к озеру.

По дороге он нагнал Элен Макмагон, волосы которой трепал ветер. Погода стояла холодная, а на Элен было только шерстяное платье, на щеках играл румянец.

Он остановил машину:

— Садись. В ногах правды нет.

Элен улыбнулась, и Питер опять подумал, до чего же она хороша. Ведь эта красавица когда-то покоряла все сердца в Дублине. Девушка с лицом богини, почему-то выбравшая в мужья именно Мартина Макмагона.

— Нет, Питер, я люблю гулять в такие вечера. Приятно ощущать свободу… Ты видишь птиц над озером? Разве они не чудо?

Она сама была чудом. Сияющие глаза, румяные щеки… Ее стройная фигура стала более пышной, синее шерстяное платье туго обтягивало грудь. И тут Питер с изумлением понял, что Элен Макмагон беременна.

— Питер, что случилось?

— Опять? — с досадой спросил доктор. Лилиан его раздражала. — Ты о чем?

— Ты не сказал за весь вечер ни слова. Молчишь и смотришь в камин.

— Я думаю.

— Конечно, думаешь. Вопрос — о чем?

— Ты что, Великий инквизитор? Уже и подумать нельзя без твоего разрешения? — огрызнулся он.

По круглому лицу Лилиан потекли слезы. Это было нечестно. Их отношения были таковы, что каждый мог спросить другого о его чувствах и мыслях. Питер понимал, что ведет себя отвратительно.

— Мне показалось, ты чем-то встревожен, — слегка успокоившись, сказала Лилиан.

— Не знаю, правильно ли я поступил, посоветовав Кэтлин Салливан устроить похороны в лечебнице, — сказал Питер.

Рассеянно слушая соображения жены по этому поводу, он думал о беременности Элен и в глубине души понимал: тут что-то не так.

Собственно говоря, почему бы Мартину с Элен не завести позднего ребенка? Сколько Элен, тридцать семь? Тридцать восемь? В таком возрасте здешние женщины рожают, и это никому не кажется странным. Но Питера терзали сомнения. В его мозгу роились обрывки бесед: слова Клио о том, что родители Кит Макмагон спят в разных комнатах; фраза, которую Мартин как-то обронил у Лапчатого — мол, секс остался в прошлом; давняя обмолвка Элен о том, что у маленького Эммета не будет младших братьев и сестер… Все это складывалось в чудовищную головоломку: кто мог быть отцом ребенка Элен Макмагон, кроме ее собственного мужа?

Услышав шаги на лестнице, Мартин встал и пошел к двери гостиной.

— Элен, это ты?

— Да, милый.

— Я искал тебя. Ты слышала про беднягу Билли Салливана?

— Да. Дэн сказал мне. Думаю, это настоящее благословение. Он никогда бы не вылечился.

— Может быть, сходить к ним? — Мартин всегда был хорошим соседом.

— Нет. Кэтлин ушла, так что дома только мальчики. Я зашла к ним на обратном пути.

— Ты вышла поздно…

— Просто захотелось прогуляться. Чудесный вечер. Мальчики сказали, что Кэтлин пошла к сестре Мадден. Та всегда знает, что нужно сказать.

— Значит, ты заходила в гостиницу?

Элен удивилась:

— Нет, конечно. С какой стати?

— Разве не Дэн сообщил тебе о смерти Билли?

— Он, как всегда, стоит у дверей и беседует с уличными псами… Нет, я гуляла. Ходила к озеру.

— Почему ты всегда гуляешь одна, без меня?

— Ты знаешь почему. Мне хочется о многом подумать.

— О чем? — Мартин был сбит с толку.

— На свете столько всего, что в голове не помещается…

— Например? — Мартин тут же пожалел о своих словах — он боялся ответа.

— Нам нужно поговорить… мы должны поговорить… Элен посмотрела на дверь, словно хотела убедиться, что их не подслушивают.

Мартин встревожился:

— О чем? Я просто хочу знать, что ты счастлива, вот и все.

Элен тяжело вздохнула:

— Ох, Мартин, сколько раз тебе повторять? Я не счастлива и не несчастна. С этим ничего нельзя поделать. Как с погодой.

Макмагон помрачнел, поняв, что напрасно затеял этот разговор.

— Мы всегда были честны друг с другом. — Она говорила так, словно пыталась его успокоить. — Я никогда не лгала тебе о своих чувствах и обещала сказать, если произойдет что-то важное.

Мартин поднял руки, не желая слышать никаких объяснений. Это было выше его сил. Его лицо исказилось от боли.

— Ладно, беру свои слова назад. Ты имеешь полное право гулять одна. У озера и где угодно. Зачем я допрашиваю тебя? Ведь я же не мать Бернард.

— Я хочу рассказать тебе все… — словно не слыша, промолвила Элен.

— Бедняга, живший напротив, готовится к встрече со своим Создателем. Разве этой новости недостаточно для одного вечера?

— Мартин…

Но муж не хотел ничего знать. Он взял Элен за руки, привлек к себе, крепко обнял, прижался губами к волосам и прошептал:

— Я люблю тебя, Элен.

— Знаю, — пробормотала она в ответ. — Знаю. Знаю.

Они не слышали шагов Кит. Девочка на мгновение задержалась у двери, а потом пошла к себе.

В ту ночь она долго не могла уснуть, не в силах решить, к добру ли то, что она видела. Во всяком случае, мать не выглядела одинокой и неприкаянной, как говорила о ней Клио.

В этом году Хеллоуин приходился на пятницу. Кит спросила, можно ли ей устроить праздник.

Мать была против.

— Мы еще сами не знаем, что будем делать в пятницу, — нервно ответила она.

— Конечно, знаем. — По мнению Кит, это было нечестно. — Мы будем варить яйца и картошку, как всегда бывает по пятницам, а я хотела пригласить нескольких подружек..

Мать заговорила таким тоном, словно диктовала сообщение или читала записку, а не разговаривала с дочерью:

— Поверь мне, мы не знаем, что будем делать на Хеллоуин. Сейчас не то время, чтобы думать о гостях. Гости у нас еще будут, но не в этот раз.

Эти слова прозвучали как похоронный звон, и Кит стало очень страшно.

— Это правда, что в Хеллоуин людям являются призраки? — спросила Клио сестру Мадлен.

— Ты прекрасно знаешь, что призраков не существует, — ответила она.

— Ну тогда духи.

— О, духи окружают нас на каждом шагу, — живо проговорила сестра Мадлен. Казалось, она не одобряла желание девочки все драматизировать.

— А вы боитесь духов? — продолжала Клио. Ей очень хотелось поговорить об этом.

— Нет, детка, не боюсь. Зачем их бояться? Дух — вещь хорошая. Это память живого существа, оставшаяся в его краях.

Разговор становился интересным.

— Значит, на озере есть духи?

— Конечно. Это духи людей, когда-то живших в этих местах и любивших их.

— И умерших здесь?

— Конечно, и умерших.

— Значит, дух Бриди Дейли тоже здесь? — спросила Кит.

— Бриди Дейли?

— Ну, женщины, которая говорила: «Ищите в камышах». У которой должен был родиться внебрачный ребенок.

Сестра Мадлен задумчиво посмотрела на подружек:

— А вы будете праздновать Хеллоуин?

Кит промолчала.

— Кит хотела позвать нас в гости, а потом передумала, — проворчала Клио.

— Я только сказала, что могу это сделать! — ощетинилась Кит.

— Глупо говорить о вечеринке, а потом отменять ее без всяких объяснений, — сказала Клио.

Сестра Мадлен бросила на Кит сочувственный взгляд. Девочка была чем-то расстроена. Попытка отвлечь внимание подружек от духов оказалась неудачной.

— Вы когда-нибудь видели ручную лису? — спросила она с видом заговорщицы.

— Но ведь у вас нет ручной лисы, правда? — Клио считала, что знает все.

— Ну, конечно, лиса плохо сочетается с утятами и цыплятами, — согласилась сестра Мадлен. — Но я могу показать вам одного симпатичного малыша. Он живет в коробке, которая стоит у меня в спальне. Я его не выпускаю, но посмотреть можно.

В спальне! Девочки очень обрадовались. Никто не знал, что скрывается за закрытой дверью. Духи умерших и празднование Хеллоуина были тут же забыты.

Они вошли в комнату. Там стояла простая кровать с маленьким железным изголовьем и чуть меньшим изножьем, накрытая белоснежным покрывалом. На стене висел крест — не распятие, а самый простой. На маленьком комоде без зеркала лежали расческа и пара четок. Кроме того, в комнате были стул и молитвенная скамеечка, стоявшая под крестом. Здесь сестра Мадлен читала свои молитвы.

— У вас очень чисто, — сказала Клио, не сумев придумать ничего лучшего. Что еще можно было сказать о помещении, обладавшем удобствами тюремной камеры?

— Вот он! — воскликнула сестра Мадлен, достав картонную коробку, набитую соломой. В середине коробки сидел маленький лисенок, склонивший голову набок.

— Ой, какой хорошенький! — хором сказали девочки и неловко потянулись к нему, чтобы погладить.

— Он не кусается? — спросила Клио.

— Ущипнуть может, но зубы у него еще такие маленькие, что не причинят вреда.

— Он будет жить у вас? — поинтересовалась Кит.

— Понимаешь, он сломал лапку. Я решила ее вылечить. Вряд ли мистер Келли обрадовался бы, если бы ему принесли лису.

Сестра Мадлен понимала, что теплыми чувствами, которые питали к ней жители Лох-Гласса, злоупотреблять не следует. Лисы охотятся на цыплят, гусят и индюшат. Ни один местный врач не стал бы лечить лисенка.

Девочки с восхищением смотрели на щепку, привязанную к маленькой лапке.

— Скоро он сможет не только ходить, но даже бегать и отправится туда, где его ждет настоящая жизнь. — Сестра Мадлен посмотрела на доверчиво поднятую острую мордочку и погладила нежную пушистую головку.

— Неужели вы его отпустите? — выдохнула Кит. — Я бы никогда не смогла…

— Здесь ему не место. Нельзя удержать того, кто любит приволье.

— Но его можно приручить…

— Ничего не выйдет. Тот, кто рожден для свободы, рано или поздно уйдет.

Кит вздрогнула. Казалось, сестра Мадлен предсказывала чье-то будущее.

Элен медленно спустилась по лестнице, вошла в аптеку и вымученно улыбнулась.

— Сапожник без сапог… Не могу найти аспирин. Всю ванную обыскала, — сказала она.

Мартин протянул ей стакан воды и две таблетки. Их руки на мгновение соединились, и Элен снова улыбнулась, притворившись, что рада этому прикосновению.

— Милая, у тебя усталый вид. Плохо спала? — заботливо спросил Мартин.

— Вообще не спала. Ходила из угла в угол. Надеюсь, что никого не разбудила.

— Нужно было прийти ко мне. Я бы дал тебе что-нибудь.

— Не люблю будить тебя среди ночи. Достаточно и того, что мы спим в разных комнатах. Не стоит возбуждать ложную надежду.

— Надежда есть всегда. Может быть, в один прекрасный день… — Лицо Макмагона оживилось. Элен промолчала. — Или в одну прекрасную ночь? — улыбнулся он.

— Мартин, нам нужно поговорить.

Муж нахмурился и пощупал ее лоб:

— Что случилось, милая? У тебя жар?

— Нет, нет. Речь не об этом.

Он посмотрел ей в глаза:

— Хорошо, говори.

— Не здесь. Разговор долгий, тяжелый и… Давай уйдем отсюда.

Щеки Элен пылали — от прежней бледности не осталось и следа.

— Может, все-таки позвать Питера?

— Никакого Питера! — выпалила она. — Нам нужно поговорить. Ты не прогуляешься со мной?

— Сейчас? Может быть, пойдем наверх? Наверное, Рита уже накрыла на стол… — Мартин был в растерянности.

— Я сказала Рите, что сегодня мы обедать не будем. Принесла тебе несколько сандвичей. — Она протянула ему аккуратный пакетик, и Мартину вдруг стало страшно.

— Послушай, милая, я на работе и не могу уходить когда вздумается.

— Сегодня короткий день.

— Но у меня еще куча дел… Может быть, поднимемся и поделимся сандвичами с Ритой? По-моему, это будет замечательно…

— Я не хочу говорить при Рите…

— Я думаю, сейчас не время для разговоров. Пойдем наверх, я уложу тебя в постель. Все это ерунда. — Таким же тоном он говорил, когда вытаскивал занозу из пальца ребенка или смазывал йодом разбитую коленку. Успокаивая и утешая.

Глаза Элен наполнились слезами.

— Ох, Мартин, что мне с тобой делать?

Он потрепал жену по руке:

— Улыбнуться. На свете нет ничего лучше улыбки.

Она заставила себя улыбнуться, а Мартин вытер ей слезы.

— Ну вот, я прав! — обрадовался он.

Они держались за руки, как счастливая пара, собирающаяся жить вместе до самой смерти. Тут дверь открылась, и в аптеку вошли Лилиан Келли и ее сестра Мора, прибывшая в Лох-Гласс со своим обычным ежегодным визитом.

— Чудесно! Любовная сцена на фоне полок с лекарствами! — засмеялась Лилиан.

— Привет, Элен! В этом году мы еще толком не виделись.

Мора, такая же плотная, как и сестра, была шумной, энергичной и обожала гольф. Она работала на ипподроме и, как говорили, имела виды на одного тренера. Но надежды не сбылись. Море было около сорока, и она продолжала оставаться бодрой и деятельной.

Мартин принес два стула с высокими спинками, которые держал для посетителей, и пепельницу. Лилиан и Мора курили «Золотые хлопья», помахивая сигаретами в такт беседе.

Мартин заметил, что Элен избегает дыма.

— Может быть, приоткрыть дверь? — предложил он.

Жена бросила на него благодарный взгляд.

— Мартин, ты заморозишь нас до смерти.

— Просто Элен немного… — вступился Мартин.

— Что, нездоровится? — с сочувствием спросила Лилиан.

— Да нет. Просто немного подташнивает. Непонятно с чего.

— А это не самая старая причина на свете? — выгнула бровь Лилиан.

— Не думаю, — спокойно ответила Элен и снова слабо улыбнулась.

Она стояла у открытой двери и дышала свежим воздухом. Конец октября выдался холодным, с озера наползал туман. Щеки Элен горели румянцем.

— Слушай, мы пришли пригласить вас на ленч в «Центральную»… Сегодня короткий день. По такому случаю Питер тоже освободится раньше. Как, согласны?

Элен посмотрела на мужа. Несколько минут назад он утверждал, что у него куча дел и даже в короткий день ему трудно выкроить время на разговор тет-а-тет. А сейчас видно было, что он до смерги обрадовался возможности оказаться на людях.

— Ну, не знаю… — взглянул он на жену.

Элен не пришла ему на помощь.

— Мы не так уж часто устраиваем приемы, — убеждала его Лилиан.

— Никаких отговорок! — поддержала сестру Мора. — Я угощаю. Доставьте мне удовольствие! — широко улыбнулась она.

— Что скажешь, Элен? — с пылом подростка спросил Мартин. — Кутнем, а?

Лилиан и Мора едва не захлопали в ладоши.

— Конечно, иди, Мартин. А я, к сожалению, не могу. Мне нужно сходить в… — Элен неопределенно помахала рукой в воздухе.

Никто не спросил, почему она не может принять приглашение и куда собирается пойти.

В среду занятия в школе для мальчиков заканчивались раньше, но в школе для девочек был обычный день. Эммет Макмагон пошел к сестре Мадлен, чтобы почитать с ней «Легенды Древнего Рима». Мальчик раз за разом пересказывал историю о том, как Горации защищали мост. Сестра Мадлен закрыла глаза и сказала, что хорошо представляет себе, как трое храбрых юношей сражаются с ордами врагов, а потом бросаются в Тибр. Эммет тоже представил себе эту картину и уверенно продекламировал: «О Тибр, отец Тибр, которому молятся римляне…» Внезапно он осекся и спросил:

— А почему римляне молились реке?

— Потому что обожествляли ее.

— Наверно, они были чокнутые.

— Не знаю, — задумчиво ответила сестра Мадлен. — Река была быстрая, полноводная, бурная, доставляла им пропитание, а потому вполне могла быть для них божеством. — Похоже, она не видела в этом ничего удивительного.

— А можно мне посмотреть на лисенка, которого вы показывали Кит? — спросил он.

— Конечно. Но сначала дочитай мне балладу об этих храбрых юношах. Я ее очень люблю.

И Эммет Макмагон, который не мог произнести на людях собственное имя, встал и начал декламировать стихи лорда Маколея так, словно это было делом его жизни.

— Наверно, тетя Мора уже приехала, — сказала Клио.

— Везет тебе, — ответила Кит.

— Да. Она сказала, что научит нас играть в гольф. Хочешь?

Кит задумалась. Конечно, гольф — это игра для взрослых, и можно будет смотреть сверху вниз на мелюзгу, которая всего-навсего собирает мячи. Но ей кое-что мешало. Ее мать не только не играла в гольф, но и не проявляла к нему ни малейшего интереса. Если так, то учиться этой игре было бы не совсем честно: могло сложиться впечатление, что Кит не одобряет в этом мать.

— Я подумаю, — в конце концов сказала она.

— Иными словами, нет, — резюмировала Клио.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что хорошо тебя знаю, — сердито ответила Клио.

Кит решила поговорить с матерью нынче же вечером, и если та согласится, можно будет утереть нос этой всезнайке Клио Келли.

— Рита, мне совсем чуть-чуть. Я наелся как удав, — уныло сказал Мартин Макмагон.

— Когда ты успел? — удивился Эммет.

— Мы ходили обедать в гостиницу.

— И сколько это стоило?

— Честно говоря, не знаю. За нас платила Мора.

— А маме понравилось? — Кит была довольна тем, что родители вышли в свет.

— Э-э… Мама не смогла пойти с нами.

— А где она сейчас?

— Придет позже, — ответил отец.

Жаль… Кит хотела поговорить с ней о гольфе. Почему мамы никогда нет дома?

Клио пришла сразу после чая.

— Ну, что ты решила?

— Ты о чем?

— О гольфе. Тетя Мора хочет знать.

— Ничего она не хочет. Это ты хочешь, — заявила Кит, не сомневавшаяся в своей правоте.

— Ну, она хотела бы знать.

— Я еще не решила.

— Что будем делать?

Клио обвела взглядом спальню Кит, ожидая прихода вдохновения или хотя бы приглашения повторить па ча-ча-ча, которые они почти освоили. Запомнить рисунок танца было труднее, чем заниматься с матерью Бернард геометрией.

— Не знаю, — ответила Кит, мечтая услышать на лестнице легкие шаги матери.

Наступило молчание.

— Мы что, ссоримся? — спросила Клио.

Кит ощутила угрызения совести. Она чуть не призналась лучшей подруге, что волнуется из-за матери. Но «чуть» не считается…

— Что-то Клио рано ушла, — сказал Мартин, задергивая шторы в гостиной.

— Да, рано.

— Вы что, поссорились?

— Нет.

— И слава богу.

— Папа… Где мама?

— Скоро вернется, милая. Она не любит, когда ее донимают вопросами.

— Но где она?

— Не знаю, моя радость. Будь добра, перестань расхаживать по комнате, как тигр в клетке.

Кит сидела, уставившись на огонь камина, где ей чудились дворцы, замки и огнедышащие горы. Время от времени она переводила взгляд на отца.

На коленях Мартина лежала книга, но ее страницы оставались нетронутыми.

На кухне Рита пристроилась у плиты. В такой ветреный вечер теплая плита была настоящим спасением. Рита думала о людях, которые не имели дома, — вроде Старухи с Обочины. На стене висел портрет этой героини старинного стихотворения… Она думала о цыганках, кочевавших по стране и живших в сырых кибитках, о сестре Мадлен, не имевшей ни кола ни двора, но ни о чем не тревожившейся. Всегда найдется добрый человек, который принесет ей хворост или несколько картофелин. И эти мысли утешали девушку.

А еще она думала о хозяйке.

Что заставляет красивую молодую женщину, обожаемую мужем и детьми, бродить у озера в такой холодный, ветреный вечер, вместо того чтобы сидеть у камина в спальне с плотно задернутыми шторами?

— Люди — очень странные существа, Фарук, — сказала Рита коту.

Фарук запрыгнул на подоконник и стал разглядывать задворки Лох-Гласса с таким видом, словно сам был не прочь побродить по ним.

Эммет уже лежал в постели, а отец напряженно прислушивался, ожидая шагов на лестнице. Тиканье часов отдавалось в теле Кит дрожью. Зачем им часы, которые тикают на весь дом? Или это ей только кажется? Раньше такого не было.

Ах, как было бы чудесно, если бы мать была здесь и учила ее какой-нибудь игре… Она говорила, что любой игре можно научиться по книжке. Когда ты занимаешься этим просто для развлечения, не требуется ни ума, ни чутья на карты. Скоро они услышат, как дверь откроется и мать легко взбежит по лестнице. Конечно, отец не станет спрашивать, что ее задержало. Правда, так поздно она еще не возвращалась.

«Он должен спросить ее, — сердито подумала Кит. — Это ненормально. Именно это и имела в виду Клио».

И тут у дверей послышался шум. На щеки Кит сразу вернулся румянец. Они с отцом облегченно вздохнули и обменялись взглядами заговорщиков: упрекать мать ни в чем не следовало. Но дверь не открылась. Это была не она. Кто-то другой пытался повернуть ручку, а затем решил постучать. Отец пошел открывать. За дверью стояли владелец гостиницы Дэн О’Брайен и его сын Филип. Они были мокрые и тяжело дышали. Кит следила за ними с верхней площадки. Казалось, время остановилось.

— Мартин, я уверен, что все в порядке… — начал Дэн.

— Что случилось, старик? Говори же, черт тебя побери! — Отец запаниковал, ожидая слов, которые произнесет О’Брайен.

— Дети дома, верно?

— В чем дело, Дэн?

— Лодка, Мартин… Ваша лодка… Она отвязалась и дрейфует по озеру. Сейчас парни вытаскивают ее. Я сказал, что сбегаю и посмотрю… проверю, дома ли дети.

Дэн О’Брайен перевел дух, увидев два детских лица, смотревшие на него сверху. Эммет, облаченный в пижаму, вышел из спальни и сел на ступеньку лестницы.

— Конечно, это всего лишь лодка… Может быть, повреждения не так велики… — Он осекся.

Мартин Макмагон схватил его за лацканы пиджака:

— Кто-нибудь был в лодке?

— Мартин, дети у тебя за спиной…

— Элен… — вырвалось у Мартина.

— Элен? Что ей делать на озере в такой час? Мартин, сейчас без четверти десять. Ты рехнулся?

— Элен! — Отец выбежал на дождь, оставив дверь открытой. — Элен! — кричал он, спускаясь по улице, которая вела к озеру.

Все происходило словно в замедленном темпе. Казалось, проходила целая вечность, прежде чем слова, срывавшиеся с уст отца и мистера О’Брайена, достигали ее ушей. Ноги убегавшего отца двигались, как в старой кинохронике фирмы «Патэ», где люди прыгали в длину или высоту. Потом все снова пришло в норму, и Кит увидела испуганное лицо Эммета, смотревшего на нее.

— Что случилось… — начал он, стал задыхаться и не смог закончить слово.

Прибежала Рита и стала закрывать хлопавшую входную дверь, у которой беспомощно переминался с ноги на ногу Филип.

— Туда или сюда! — прикрикнула на него Рита.

Мальчик вошел и вслед за ней поднялся по лестнице.

— Там никого не было, — сказал он Кит. — То есть там не было ни твоей матери, ни кого-нибудь другого. Все подумали, что это вы устроили какой-то фокус с лодкой.

— Это не я, — сказала Кит, не узнавая собственного голоса.

— Куда ушел папа? — Эммет с трудом произнес это; Эммет, который уже мог прочитать любое стихотворение из учебника.

— Он пошел за мамой, — сказала Кит, прислушиваясь к собственным словам и пытаясь понять, что они значат. И, немного успокоившись, повторила: — Пошел за мамой, чтобы привести ее домой.

Они стояли с фонарями внизу, у озера. Сержант О’Коннор, Питер Келли и Салливаны-младшие.

Они нагнулись над лодкой, когда послышался топот и крики Мартина Макмагона:

— Это не Элен! Не говорите мне, что выловили ее из озера!

Он обводил взглядом стоявших полукругом людей, которых знал всю жизнь. Юный Стиви Салливан отвернулся, не в силах видеть слезы, струившиеся по лицу мужчины.

— Это ведь не она!

Первым опомнился Питер Келли. Он обнял дрожавшего друга и отвел его в сторону:

— Мартин, возьми себя в руки. Чего ради ты прибежал сюда?

— К нам пришел Дэн и сказал, что лодка…

— Черт бы побрал этого Дэна! Зачем тебя расстраивать?

— Она?..

— Мартин, дружище, тут ничего нет. Ничего, кроме отвязавшейся лодки. Ветер унес ее в озеро… только и всего.

Мартина била дрожь.

— Питер, она не пришла домой. Еще никогда она не задерживалась так поздно. Я уже хотел идти ее искать. Если бы я пошел с ней! Но она любит гулять одна; говорит, что без таких прогулок чувствует себя как в тюрьме.

— Знаю, знаю.

Доктор Келли похлопывал друга по плечу, осматриваясь по сторонам. Сквозь деревья пробивался свет. То были масляные лампы, горевшие в кибитках, под навесом был разведен костер. Он видел молчаливых людей, следивших за переполохом на берегу.

— Тут холодно. Давай я отведу тебя в табор, — сказал Питер. — Ты согреешься, а мы тем временем убедимся, что все… — Его голос дрогнул; говорить что-то было бесполезно.

Отношение Питера Келли к цыганам всегда было двойственным. Он знал, что эти люди крадут домашнюю птицу на окрестных фермах и что кроликов в лесу недостаточно, чтобы прокормить такую ораву. Знал, что молодые цыгане, приходившие в бар Лапчатого, могут в любой момент устроить потасовку. Впрочем, чаще зачинщиками были местные. К сожалению, жители Лох-Гласса не понимали, что бродячая жизнь — далеко не сахар. Дети цыган едва умели читать и писать, потому что кочевали с места на место и не могли получить образование, даже если их и принимали в школу. Услуги врача цыганам не требовались — они сами справлялись с родами, болезнями и смертями. Однако их стойкости и чувству собственного достоинства можно было только позавидовать.

Питер обратился к ним за помощью.

— У вас найдется, что набросить ему на плечи? — спросил он у мрачных мужчин, стоявших неподалеку.

Те, отойдя в сторону, пропустили женщину с большой накидкой и чашкой, от которой поднимался пар. Мартина Макмагона усадили на поваленное дерево.

— Помощь нужна? — спросил один из цыган.

— На озере темно. Надо бы посветить, — просто сказал Питер.

Он знал, что до конца своих дней будет помнить, как его друг сидел на бревне, закутанный в накидку, а весь табор зажигал от костра факелы из палок, обмазанных смолой. А потом процессия спустилась на берег озера.

— Она не сделала этого, она бы предупредила меня, — причитал в отчаянии Мартин. — Она никогда не лгала мне…

Часы тикали с легким шорохом. Раньше Кит этого не замечала. Но она никогда не сидела на полу рядом с дедовскими часами, прижавшись к ним спиной и обнимая брата. Тем временем Филип О’Брайен расположился на лестнице, которая вела на чердак, где спала Рита. Рита устроилась на стуле в дверях кухни. Время от времени она вставала, говоря:

— Подброшу полено в камин. Когда они вернутся, им надо будет согреться.

Потом пришла Клио и поднялась наверх. Увидев молчаливую сцену, промолвила:

— Мама сказала, чтобы я шла к вам. — Кит не ответила. — Сказала, что я здесь нужна.

Почему Клио вечно говорит только о себе? «Я, я, я… Я пришла… я нужна…» Кит понимала, что надо молчать, пока не пройдет приступ гнева. Если она откроет рот, то набросится на Клио Келли и выгонит ее из дома.

— Кит, скажи что-нибудь… — Клио, стоявшая на лестнице, неловко переминалась с ноги на ногу.

— Спасибо, Клио, — выдавила наконец Кит. Господи, только бы не сказать что-нибудь такое, о чем она потом будет жалеть!

Эммет почувствовал напряженность между подругами.

— Ма… — начал он, но споткнулся на первом же слоге.

Клио посмотрела на него с сочувствием:

— Ох, Эммет, ты опять начал заикаться!

— Клио, людей здесь достаточно. Возвращайся домой, — предложил Филип.

Клио фыркнула.

— Он прав, Клио, — как можно спокойнее промолвила Кит. — Большое спасибо, что пришла, но Филипа просили, чтобы к возвращению взрослых тут было как можно меньше народа.

— А я хочу дождаться их возвращения. — Клио вела себя как капризный младенец.

Опять «я»!

— Ты замечательная подруга, но, надеюсь, поймешь меня, — твердо сказала Кит, и Клио пришлось уйти.

Часы тикали с легким шорохом, никто не говорил ни слова.

— До рассвета здесь делать нечего, — покачав головой, сказал сержант О’Коннор.

— Нельзя же бросить все и уйти! — Лицо Питера Келли было мокрым — то ли от пота, то ли от слез, то ли от дождя.

— Старик, будь благоразумным. Половина собравшихся здесь людей станет твоими пациентами, а другая половина отправится прямо на кладбище. Говорят тебе, искать здесь нечего. Хватит. Скажи этим бродягам, чтобы шли домой.

— Шин, не называй их бродягами. — Однако Питер понимал, что время и место не слишком подходят для перевоспитания сержанта Шина О’Коннора.

— А как же их называть? Конной милицией?

Апачами?

— Брось. Цыгане нам очень помогли. Хотя особых причин для дружелюбия у них нет, они делают все, что могут.

— С этими факелами они напоминают дикарей. Аж мурашки по спине бегают.

— Если это поможет найти ее… — начал Питер.

Шин О’Коннор всегда был прямолинеен, а сегодняшняя ночь не оставляла места ни для сомнений, ни для надежды.

— Разве бедняжка не была полоумной? — сказал он. — Разве ты не видел, как она день и ночь бродила тут и разговаривала сама с собой? Неясно только одно: почему она не сделала это раньше.

Высокая смуглая женщина сходила в свою кибитку и, вернувшись, протянула Мартину чашку.

— Пей, — повелительно сказала она.

Он сделал глоток и скорчил гримасу:

— Что это? Я думал, там чай.

— Не бойся, не отравлю, — послышалось в ответ. Голос у женщины был негромкий, а свист ветра и раздававшиеся вокруг крики заглушали его еще сильнее.

— Спасибо, — ответил Мартин и выпил жидкость, имевшую вкус боврила, приправленного чем-то острым. Впрочем, в чашке могло быть что угодно, Мартина это не интересовало.

— Успокойся, — сказала ему женщина. — Уйми дрожь. Может быть, ничего страшного не случилось.

— Они думают, что моя жена…

— Знаю. Но это не так Она бы не ушла, не сказав тебе, — промолвила женщина так тихо, что Мартину пришлось напрячь слух.

Макмагон хотел поблагодарить цыганку, но она уже исчезла в ночной темноте. Он слышал, как сержант О’Коннор распорядился прекратить поиски. Видел своего друга Питера, который шел к нему, чтобы отвести домой. И знал, что должен держать себя в руках ради детей.

Во всяком случае, так хотела бы Элен.

Рита слышала, как они возвращались. Судя по шарканью ног и тихим голосам, доносившимся с улицы, новости были неутешительные. Она бросилась на кухню ставить чайник.

Филип О’Брайен встал. Его редко оставляли за старшего, но в данный момент он чувствовал себя взрослым.

— Твой отец придет насквозь мокрый, — сказал он Кит. Девочка хранила молчание. — В их спальне есть обогреватель? Ему надо будет переодеться.

— В чьей спальне? — рассеянно спросила она.

— Твоих родителей.

— У них разные спальни.

— Ну тогда в его спальне.

Она посмотрела на Филипа с благодарностью. Клио ни за что не упустила бы возможность лишний раз подчеркнуть странность ее родителей. Филип действительно очень помог ей.

— Пойду включу, — сказала Кит.

Если она уйдет отсюда, то не увидит лицо отца, — именно этого ей сейчас хотелось больше всего.

Эммету не следовало знать, насколько плохи дела. Знать, что мать и отец не были счастливы друг с другом и что мать может не вернуться. Может уйти навсегда.

Ей хотелось побыть одной.

В комнате было холодно. Кит нашла электрический обогреватель и воткнула вилку в розетку над желтым плинтусом. Обостренным зрением она очень четко видела узор ковра и бахрому на неровно лежавшем покрывале. Если папа сильно промок, то, наверное, наденет халат. Хотя нет, при других он этого не сделает. Кит слышала доносившиеся снаружи голоса отца Бейли, Питера Келли, Дэна О’Брайена. Нет, он наденет куртку. Она подошла к стулу у изголовья кровати; на нем, как всегда, висела твидовая спортивная куртка отца.

И вдруг увидела на подушке письмо — большой белый конверт с написанным на нем словом «Мартину».

Взгляд метнулся к фотографии папы римского над папиной кроватью. Кит смотрела на человека в круглых очках и думала, что очки детские и явно малы ему. Его одеяние, отороченное белым мехом, слегка напоминало шубу Санта-Клауса, которого они видели на елке в Дублине. Рука была поднята в благословении. Девочка медленно прочла надпись: «Мартин Макмагон и Мэри Елена Хили смиренно простираются ниц перед Вашим Святейшеством и просят благословить их брак. 20 июня 1939». За надписью следовало что-то вроде выпуклой печати. Она разглядывала фотографию так, словно никогда прежде ее не видела. Казалось, от того, насколько точно она запомнит каждую деталь, зависит то, что случится потом.

По какой-то причине, которую она никогда не могла понять, Кит наклонилась и выдернула вилку обогревателя из розетки — никто не должен знать, что она заходила в эту комнату.

Кит стояла с письмом в руках. Мать оставила послание, объяснявшее, почему она поступила так, а не иначе. И тут ей вспомнились слова священника, который приезжал в школу в начале учебного года. В ушах зазвучал его голос: «Ваша жизнь принадлежит не вам, это дар Господа, а тот, кто бросает его Господу в лицо, недостоин похорон в месте, где его будут оплакивать истинно верующие. Недостоин похорон в земле, освященной Божьей церковью». Кит словно наяву видела его лицо и действовала как автомат. Она сунула письмо в карман синей безрукавки и пошла к лестнице навстречу испуганной улыбке отца и людям, которые поднимались за ним следом.

— Ну вот, никаким несчастным случаем тут и не пахнет. Твоя мать может войти в эту дверь так же, как дождь. С минуты на минуту. — Все молчали. — С минуты на минуту, — с надеждой повторил отец Кит.

Рита растопила камин в гостиной, согнав Фарука с его законного места у решетки. Люди неловко переминались с ноги на ногу, не зная, что делать.

Все, кроме отца Клио. Доктор Келли всегда все знал. Кит посмотрела на него с благодарностью; он вел себя сейчас как хозяин.

— Бр-р-р! Мы просто окоченели. Кажется, это самое холодное место в Ирландии… Я слышу, Рита поставила чайник Филип, будь хорошим мальчиком, сбегай в гостиницу и попроси у бармена бутылку «Падди». Выпьем горячего виски.

— Спиртное сейчас уже не продается, но по такому случаю… — сказал О’Брайен похоронным голосом.

Доктор Келли торопился разрядить обстановку:

— Спасибо, Дэн, очень мило с твоей стороны. Добавим лимон, гвоздику и быстро согреемся. Я советую это как врач, так что никаких возражений.

Сержант О’Коннор твердил, что пить не будет, однако заветной бутылки все же дождался.

— Шин, это пойдет тебе на пользу. Пей, — сказал доктор Келли, подойдя к нему.

— Но сначала мне нужно выяснить, не было ли записки…

— Что? — Он с ужасом взглянул на сержанта.

— Ты знаешь, о чем я. Рано или поздно я должен задать этот вопрос. Время настало.

— Нет, еще не настало, — тихо сказал доктор.

Кит, стоявшая рядом, отвернулась, притворившись, что не слушает их.

Сержант тоже понизил голос:

— О господи, Питер! Если записка была, мы должны это знать.

— Хорошо, только я сам спрошу.

— Пойми, это очень важно. Не давай ему…

— Я сам знаю, что важно, а что нет. И что мне следует делать.

— Мы все устали… Не обижайся.

— Сейчас не до обид. Ради бога, пей виски и пока помалкивай.

Кит увидела, что сержант О’Коннор покраснел, будто только что схлопотал двойку, и пожалела его. Тем временем доктор Келли протиснулся между остальными и подошел к ее отцу. Девочка незаметно подкралась к ним.

— Мартин… Мартин, старина…

— Что, Питер? Что? Есть новости?

— Нет, ничего особенного. Послушай… Может, Элен куда-то уехала? Например, в Дублин. Повидаться с кем-нибудь…

— Она бы сказала. Элен никогда не уезжает, не предупредив меня.

— Если бы тебя не было рядом, она оставила бы записку?

— Записка… Письмо… — Наконец Мартин Макмагон понял, о чем речь. — Нет, нет…

— Я все понимаю, но этот неотесанный болван Шин О’Коннор говорит, что не сможет продолжать поиски, пока не будет уверен, что…

— Как он смеет предполагать…

— Мартин, где бы она могла оставить…

— Наверно, в моей спальне…

Повернувшись, он вдруг заметил свою дочь.

— Кит, детка, здесь холодно. Ступай посиди у камина с Эмметом.

— Да…

Кит следила за отцом и доктором, пока те не вошли в комнату, а потом проскользнула на кухню, где Рита разливала в стаканы виски с лимонным соком, сахаром и гвоздикой.

— Как на вечеринке… — ворчала она себе под нос.

— Да. — Кит остановилась у плиты. — Верно.

— Как по-твоему, отправить Эммета спать? Если твоя мать вернется, ей не понравится, что он еще не в постели.

— Думаю, стоит. — Обе не обратили внимания на предательское «если».

— Ты сама его уложишь или это сделать мне?

— Уложи ты, а я приду позже и посижу с ним.

Когда Рита унесла с кухни поднос с виски, Кит быстро открыла духовку и бросила в огонь конверт, на котором было написано «Мартину». Письмо, означавшее, что ее мать нельзя хоронить в освященной земле.

Следующая неделя прошла так же, как и первый день. Питер Келли договорился с каким-то своим другом, что тот поработает в аптеке и будет обращаться к мистеру Макмагону только в случае крайней необходимости. Казалось, весь Лох-Гласс сразу избавился от проблем, которые мог решить лишь аптекарь.

Мать и тетка Клио практически переселились в дом Макмагонов. Они были очень вежливы с Ритой. Твердили, что не собираются вмешиваться, приносили то фунт ветчины, то яблочный пирог и искали любой предлог, чтобы забрать к себе детей.

На ночь двери спален не закрывали. Оставалась закрытой только дверь в комнату матери. Каждую ночь Кит снилось, что мать вернулась и говорит: «Я все время была в своей комнате. Вы просто туда не заглядывали».

Но они заглядывали. В том числе и сержант О’Коннор, пытавшийся найти доказательства того, что она все-таки уехала. Он задавал множество вопросов. Сколько у них чемоданов? Все ли они на месте? Что было на матери? Только жакет? Ни пальто, ни плаща? Он перерыл гардероб и все ящики комода. Не исчезло ли что-нибудь из одежды?

Кит гордилась тем, что в этой комнате царил полный порядок. Наверное, сержант О’Коннор рассказывал жене о том, какая чудесная лаванда лежит в ящике с ночными рубашками и комбинациями миссис Макмагон. Как хорошо начищены туфли, стоящие в ряд под платьями в старом шкафу. Как сверкают серебряные ручки щеток, лежащих на туалетном столике.

В доме царила суматоха. Времени на раздумья не оставалось, но иногда Кит пробиралась к себе в комнату и пыталась осмыслить случившееся. Может быть, надо было, чтобы письмо нашли? А может быть, следовало его прочитать? Что, если в нем была выражена последняя воля матери? Но письмо было адресовано не ей, а предназначалось только для папы.

Кит была напугана, но считала, что поступила правильно, когда сожгла записку. Если тело матери найдут, его можно будет похоронить на кладбище. Они будут приходить на могилу и приносить цветы.

На озере работали водолазы. Кит не разрешали ходить туда, но ей все рассказывала Клио, которая вела себя как настоящая подруга. Кит даже не понимала, за что на нее раньше сердилась.

— Родители хотят, чтобы ты пожила со мной, — говорила Клио.

— Знаю. Я вам очень благодарна, но… Понимаешь, дело в папе. Я не хочу оставлять его одного.

— Может быть, тогда мне пожить с тобой? — предлагала она.

— Это другое дело. Наверное, тогда я смогла бы чувствовать себя не такой одинокой.

— Я хочу тебе помочь.

— Знаю, — соглашалась Кит.

— Тогда объясни, что я должна делать.

— Рассказывай мне, что говорят люди. То, чего не могут сказать при мне.

— Даже то, что тебе будет неприятно слышать?

— Да.

Клио сообщала ей слухи, ходившие по Лох-Глассу, и Кит имела представление о том, как шло расследование. Людей спрашивали, не видели ли они Элен Макмагон в автобусе, на вокзале, в Тумстоуне или голосующей на дороге. Полиция проверяла версию, согласно которой она покинула городок живой и здоровой.

— А вдруг она потеряла память? — говорила Клио. — Ее найдут в Дублине, а она не помнит своего имени.

— Да, — рассеянно отвечала Кит. Она была уверена, что в ту ночь мать не уехала из Лох-Гласса. Потому что написала записку, в которой все объясняла.

— Это мог быть несчастный случай, — говорила Клио.

Но так считало меньшинство. Между тем весь Лох-Гласс шептался, что этим рано или поздно должно было кончиться. Бедняжка была не в себе. Взять лодку ночью можно было только с одной целью — чтобы покончить с собой.

— Да, конечно. — Глаза Кит блестели.

Когда тело матери найдут, его можно будет похоронить достойно благодаря доброму делу, которое второпях сделала Кит. Все можно будет свалить на несчастный случай. Мама не должна стать второй Бриди Дейли. Призраком, которым пугают детей. Голосом, звучащим в камышах.

— Если она на небе, то видит нас сейчас, — говорила Клио, глядя в потолок.

— Конечно, она на небе, — отвечала Кит, борясь со страхом, который временами вырывался на поверхность. Страхом, что мать в аду и терпит вечные муки.

От посетителей не было отбоя. Многие приходили к Макмагонам, пытаясь что-то предложить, утешить, вселить надежду, сообщить слова какой-то особой молитвы или рассказать о ком-то, кто пропадал целых три недели, а потом нашелся.

Сестра Мадлен не пришла, но она никогда ни к кому не ходила. Через неделю Кит сама спустилась к домику у озера, и впервые без подарка.

— Сестра Мадлен, вы знали маму… Почему она это сделала?

— Наверно, думала, что сумеет справиться с лодкой.

— Но мы не выходим в озеро поодиночке. Она никогда так не делала…

— Должно быть, в тот раз ей захотелось покататься на лодке одной. Вечер был чудесный, облака летели по небу, как дым костра. Я стояла у окна и долго следила за ними…

— А маму вы не видели?

— Нет, детка. Я никого не видела.

— Сестра Мадлен, ее не отправят в ад, правда?

Отшельница опустила вилку для тостов и с изумлением уставилась на Кит.

— Ты это серьезно? — наконец спросила она.

— Ну, это же грех. Отчаяние — смертный грех, который не прощается.

— Где ты это слышала?

— В школе. На мессе по случаю начала учебного года.

— Но с чего ты взяла, что твоя бедная мать покончила с собой?

— Она была несчастна.

— Все мы несчастны. Каждый по-своему.

— Нет, она действительно была несчастна. Вы не знаете…

Сестра Мадлен не стала кривить душой:

— Я знаю многое, но твоя мать никогда не наложила бы на себя руки.

— Но…

— Никаких «но», Кит. Пожалуйста, поверь мне. Допустим только на минутку, что твоя мать действительно решила, что жить дальше не имеет смысла. Но тогда она обязательно оставила бы вам письмо с объяснением случившегося и попросила бы у вас прощения. Это так же верно, как то, что мы с тобой сидим здесь… — Наступило молчание. — Но письма не было, — сказала наконец сестра Мадлен.

Кит хотелось поделиться своей тайной с сестрой Мадлен, но если та потом кому-нибудь об этом расскажет, тогда всему конец.

Кит промолчала, и сестра Мадлен повторила:

— А раз письма не было, значит, Элен не могла лишить себя жизни. Поверь мне, Кит, и отныне спи спокойно.

— Да, сестра Мадлен, — ответила Кит с болью в сердце. Она знала, что эта боль останется с ней навсегда.

В тот вечер к ним пришел сержант и долго разговаривал с Ритой на кухне. Когда вошла Кит, беседа уже закончилась.

— Есть какие-нибудь новости? — спросила она.

— Нет. Ничего, — ответила Рита.

— Я только спрашивал Риту, всё ли вы осмотрели…

— Можете не сомневаться, если у хозяйки имелись свои планы, какими бы они ни были… это стало бы громадным облегчением для всей семьи, и никому и в голову бы не пришло от вас что-то скрывать, — устало огрызнулась Рита.

Кит побледнела так, что чуть не потеряла сознание.

Тон сержанта смягчился.

— Рита, я в этом не сомневаюсь. У каждого своя работа. Ты выносишь помои, а я задаю трудные вопросы тем, кому и без того несладко. — Он встал и, не сказав больше ни слова, вышел.

— «Выносишь помои…» — злобно передразнила его Рита. — Как будто мы не перевернули весь дом вверх дном, разыскивая письмо хозяйки.

— А если бы его нашли?

— Тогда они перестали бы выспрашивать у всех на автобусной остановке и вокзале, не видели ли они женщину в платке. И бедный хозяин успокоился бы, а не бродил всюду как привидение.

Кит застыла как вкопанная. Рита ничего не понимала…

Брат Хили сообщил мальчикам, что Эммет возвращается в школу.

— Если кто-нибудь из вас посмеет назвать его «Мем-Мем-Меммет», я оторву ему голову, и никто не приставит ее обратно! — Он бросил на мальчишек убийственный взгляд.

— Брат Хили, вы уверены, что она утонула? — спросил Филип О’Брайен.

— Думаю, что это вполне вероятно. А потому будем молиться всем трем святым Мариям, чтобы ее тело нашли.

— Брат, прошло уже девять дней, — возразил Филип.

— Да, но иногда тела находят намного позже… Озеро у нас глубокое, о чем вас предупреждают день и ночь.

— Брат, а что, если… — начал Майкл Салливан.

Он наверняка хотел спросить, в каком состоянии будет тело. Мальчики этого возраста любят обсуждать такие темы.

— Сделай одолжение, открой «Историю Ирландии» Карти. Страница четырнадцать! — прорычал брат Хили.

Уже не в первый раз он завидовал матери Бернард, учившей кротких девочек Монахиня сказала ему, что в школьной часовне молились за мать Кит Макмагон. Учить девочек — одно удовольствие, снова и снова повторял он. Никакого сравнения с тем, что ему приходится терпеть изо дня в день.

Мартин Макмагон не мог есть. Говорил, что стоит ему проглотить кусок, как внутри начинается жжение, а в горле весь день стоит комок. Но он был непреклонен в одном: дети должны питаться как следует.

— Целый обед мне не съесть, — сказал Эммет.

— Малыш, тебе нужно набирать силы. Ешь. Рита старалась.

— Папа, а разве тебе не нужны силы? — спросил мальчик.

Ответа не последовало.

Позже Кит принесла в столовую чашку боврила и два тоста с маслом. Они с Ритой решили, что с этим Мартин справится.

— Пожалуйста, папа, — взмолилась девочка. — Пожалуйста! Что я буду делать, если ты заболеешь? Не останется никого, кто мог бы нам посоветовать, как быть. — Отец послушно попытался проглотить ложку. — Было бы лучше… — начала она. Отец медленно поднял глаза, стараясь понять, что она хочет сказать. — Как по-твоему, было бы лучше, если бы мама оставила письмо?

— О, в миллион раз лучше, — ответил он. — Тогда мы бы знали, почему… и что… она сделала.

— Может быть, с ней произошло то, чего она не могла предусмотреть?

— Да, возможно…

— Но даже если это не так… все равно знать лучше?

— Конечно, лучше, чем гадать, волноваться и жалеть о том, что я не вел себя по-другому. Лучше похоронить ее, ходить на могилу и молиться, чем находиться в неизвестности, как сейчас. — Кит опустилась на колени и положила маленькую ладонь на его руку. — Это глубокое, опасное озеро. Ее могут не найти очень долго.

— Но люди продолжают искать…

— Больше не будут. Сержант сказал мне, что поиски прекращаются. — Лицо Мартина окаменело.

— Папа, я знаю, ты сделал все, что мог. Мама как-то говорила мне… Говорила, что любит тебя и никогда не причинит тебе боль.

— Твоя мать была святой. Ангелом. Ты запомнишь это навсегда, правда, Кит?

— Запомню.

Кит опять спала плохо, а когда неожиданно проснулась, в ушах еще стояли слова матери: «Это было не твое письмо… нужно было оставить его там, где оно лежало…» А затем четко увидела могилу с простым деревянным крестом за пределами кладбища, которую топтали козы и овцы.

— Они перестали тралить озеро.

Мать Филипа О’Брайена редко покидала гостиницу, но знала все, что творилось в городке.

— Значит, мать Кит не утонула? — с надеждой спросил Филип. Кит уже давно ходила бледная как смерть, а теперь под ее глазами обозначились темные крути.

— Нет, это значит, что она ушла очень глубоко, — без особых чувств ответила Милдред О’Брайен. Она не была близка с Элен Макмагон, считая ее чужой и непонятной.

— А как же похороны? — удивился Филип. Ему не понравился взгляд, которым обменялись родители.

— Скорее всего, похорон не будет вообще, — ответил Дэн.

— Даже если тело найдут?

— Если бы да кабы… Конечно, о мертвых плохо не говорят, но история здесь темная, а в таких делах церковь бывает очень осторожной… — Филип был готов возразить, но отец его опередил: — Только не вздумай передавать эти слова несчастным детям Макмагонов. Они тут ни при чем.

Клио вела себя по-дружески, не задавала нетактичных вопросов, на которые была такой мастерицей прежде. А иногда даже помалкивала. Раньше она всегда придумывала, чем заняться и куда выбраться, но теперь ждала, что скажет Кит.

— Я не прочь прогуляться к озеру, — говорила Кит.

— Если хочешь, я пойду с тобой, — мягко отвечала Клио. Раньше бы она фыркнула и привела сотню причин, почему идти к озеру не стоит.

— Если у тебя есть время.

— Конечно.

Они вместе шли по главной улице. Кит хотела оставить портфель и сказать Рите, что придет позже. Со дня исчезновения матери ни она, ни Эммет не опаздывали домой даже на полминуты. Им была слишком хорошо знакома пытка ожиданием.

— Что сказать отцу, если он спросит, где ты? — поинтересовалась Рита.

— Скажешь, что я с Клио, вот и все.

— У нее дома, что ли?

— Да, с Клио. — Кит не терпелось уйти.

У гаража они столкнулись с Майклом Салливаном и его другом Кевином Уоллом. Это были самые трудные ученики брата Хили. Обычно задирали Клио и Кит, смеялись над ними, но теперь дразнить Макмагонов было нечестно. После того, что с ними случилось.

— Привет, — неловко сказал Майкл.

Его старший брат Стиви выглянул из-за капота машины:

— Ступай домой и оставь девочек в покое.

Он был довольно симпатичный, несмотря на грязный комбинезон и волосы, измазанные не то машинным маслом, не то тавотом. Клио как-то сказала, что если Стиви Салливана немного приодеть, он бы смотрелся не хуже других. И улыбка у него была хорошая.

— Все в порядке, — откликнулась Кит. — Он только сказал «привет».

— Похоже, это первое нормальное слово, которое он произнес за последнее время. — Стиви снова уткнулся в мотор.

Кит и Клио посмотрели друг на друга и пожали плечами. Приятно, когда тебя защищает взрослый шестнадцатилетний парень, хотя в этом не было никакой нужды. Конечно, Майкл Салливан, приставала и грубиян, вполне мог спросить, какого цвета на девчонках трусики. Но на сей раз он всего-навсего поздоровался.

Они прошли мимо гостиницы, кивнув отцу Филипа, стоявшему у входа.

— Девочки, темновато уже, чтобы идти к озеру, — сказал он, увидев, что подруги сворачивают в переулок.

— Хотим подышать свежим воздухом. Все знают, где мы, — ответила ему Клио.

Они шли тем же путем, который каждый день проделывала Элен. Она называла эту прогулку «обойти квартал». Сворачивая у гостиницы, возвращалась мимо полицейского участка либо чуть дальше, в каком-нибудь другом удобном месте. В хорошую погоду и долгие вечера она доходила до рощи и стоянки табора на дальнем конце озера или шла в другую сторону, за домик сестры Мадлен. Словно что-то искала. То, чего не могла найти в доме над аптекой или в самом Лох-Глассе.

Но это не было отлыниванием от работы. Элен Макмагон вместе с Ритой строчила на швейной машинке, шила шторы и перелицовывала одежду. Они делали джем и мармелад, консервировали фрукты и мариновали овощи. Кухонные полки кухни Макмагонов были битком забиты банками.

Совершая прогулки к озеру, она не сбегала от работы; просто дома у нее не было времени сесть и подумать. И приятнее было смотреть в темные воды, чем фланировать по главной улице, как это делали другие женщины.

Миссис Келли знала все наряды, которые продавались в магазине готового платья Хэнли. Она часто заходила туда, чтобы просто полюбоваться новыми тонкими кардиганами или блузками с вышивкой на воротнике. Другие ходили в хозяйственный магазин «Джозеф Уолл и сын» и рассматривали новые кухонные плиты и жестяные формы для выпечки. Но Элен такими вещами не интересовалась. Похоже, узкие переулки, тропинки и рощи были единственными местами, радующими ее душу.

— Я все время думаю, почему она пришла сюда в тот вечер, — сказала Кит, когда подруги наконец добрались до деревянного причала с привязанными к нему лодками.

— Ты сама говорила, что ей здесь нравилось, — ответила Клио.

Кит посмотрела на нее с благодарностью. Клио стала немногословна и ничего не брякала невпопад. Словно кто-то посоветовал ей, как себя вести.

— Кит, ты знаешь мою тетю Мору… — неуверенно начала она.

— Да?

Кит снова насторожилась. Неужели Клио все-таки начнет хвастаться своей толстой веселой тетушкой, которая хотела учить их играть в гольф? Именно это Кит собиралась обсудить с матерью четыре долгих недели назад.

— Она вернулась в Дублин.

— Да, знаю.

— И перед отъездом дала мне денег, сказав, что я могу тебе что-нибудь купить.

— Да, но… — Кит растерялась.

— Но я не знаю что. Честное слово.

— Очень мило с ее стороны…

— Она сказала, что горю это не поможет, но немного отвлечет. Конфеты, новые носки, пластинку… В общем, то, что тебе понравится.

— Пластинку, — внезапно сказала Кит.

— Вот и отлично. Тогда в субботу поедем в Тумстоун и что-нибудь выберем.

— А денег хватит? — Кит стала прикидывать, во что обойдутся билеты на автобус, а также лимонад и пирожные, которые они потом съедят.

— Хватит и еще останется… Она дала мне три фунта.

— Три фунта!

Сумма была огромная. Глаза Кит наполнились слезами. Должно быть, тетя Мора считала, что дело плохо, если дала такие деньжищи на то, чтобы развлечь их.

— Стиви…

— Что?

— Стиви, я хотел спросить…

— Я занят.

— Ты всегда занят. У тебя никогда нет времени на что-то кроме машин.

— А на что еще я должен тратить время, как не на работу? По-твоему, пусть все продолжают считать, что деньги, отданные Салливану, будут потрачены на выпивку, а не на запасные части?

— Поклянись, что не будешь меня ругать.

— Не стану. Но вдруг ты выкинул такое, за что тебе голову оторвать мало?

— Тогда не скажу, — решительно заявил Майкл.

— И слава богу, — ответил Стиви Салливан.

Ему и без того хватало забот, а нужно было еще успеть умыться и переодеться: он шел на свое первое свидание. Дейдра Хэнли согласилась пойти с ним в кино. Дейдре семнадцать, она на целый год старше и будет ждать от него первого шага. Стиви Салливану не хотелось ударить лицом в грязь. Поэтому он испытал облегчение при мысли о том, что ему не придется отрывать голову младшему брату за какую-то выходку, после которой к матери наверняка явится с визитом разгневанный брат Хили.

— Когда вернешься?

Владелица магазина готового платья миссис Хэнли чувствовала, что этот выход дочери в свет не похож на другие.

— Да ну тебя, ма. Сколько раз повторять? Как обычно, приеду на автобусе.

— Я выйду на остановку встречать тебя, — мрачно предупредила мать.

Дейдра кротко кивнула. С этим проблем не будет. Часть пути они со Стиви проедут на его машине, а за милю до Лох-Гласса она выйдет и сядет в автобус. Пусть мать подозревает ее в чем угодно, но придраться ей будет не к чему. Девушка стерла губную помаду, с которой порепетировала заранее; она не хотела, чтобы ее видели выходящей из дома при полном параде. Иначе все догадаются, что речь идет не об обычном посещении кино с подружками.

* * *

— Давай сходим к Лапчатому.

— Нет, Питер.

— Мартин, она не вернется. Никогда не войдет в эту дверь. Я знаю.

— Нет, я должен быть здесь.

— Всегда, Мартин? Вечно? Думаешь, Элен хотела бы этого?

— Ты ее не знал, — резко ответил Мартин.

— Я знал ее вполне достаточно и могу утверждать: она хотела бы, чтобы ты вел себя как нормальный человек, а не как отшельник. — Последовало молчание. — У нас уже есть одна отшельница. Лох-Гласс не может позволить себе двоих.

Наградой Питеру Келли стала слабая улыбка.

— Я был не прав, Питер. Извини. Она когда-нибудь… было когда-нибудь?..

— Она никогда мне ничего не говорила и не просила ни о чем таком, чего тебе не следовало знать… Клянусь. Так же как клялся двадцать восемь предыдущих дней, отвечая на этот твой вопрос.

— Неужели каждый день?

На Мартина Макмагона было жалко смотреть.

— Нет, я преувеличиваю. Несколько дней ты пропустил.

— Питер, пока не найдут ее тело, я не выпью ни пинты.

— Если так, то мне долго придется пить в одиночестве, — огорченно сказал доктор.

— Почему ты так говоришь? — ужаснулся помертвевший Макмагон.

Питер Келли вытер лоб.

— О господи, Мартин, не нашли лишь ее тело. Ее душа, ее дух ушел уже давно и парит над нами. Старик, ты сам знаешь это, только не хочешь признаться.

Мартин заплакал. Питер стоял рядом и молчал. Между ними не принято было обнимать плачущего мужчину. В конце концов Мартин успокоился и поднял покрасневшее заплаканное лицо.

— Наверное, я не признаюсь себе в этом, потому что продолжаю надеяться… Хорошо, пойдем к Лапчатому.

Эммет никак не мог сосредоточиться на стихах. Ему мешали мысли о том, что случилось в их семье.

— Все нормально, — успокоила его сестра Мадлен. — Ты ведь не хочешь забыть свою маму, правда?

— Я не могу их читать, потому что не чувствую то, что чувствовал раньше…

Мальчик заикался хуже прежнего, однако сестра Мадлен ни словом не обмолвилась о том, что даром тратила на него время.

— Ну так не читай. — У нее все было просто.

— А разве можно? Разве это не урок?

— Нет, скорее беседа. Ты читаешь мне, потому что глаза у меня старые и плохо видят при свете свечи и камина.

— Вы очень старая, сестра Мадлен?

— Нет, не очень. Но намного старше твоей матери.

Она была единственной, кто упоминал его мать, — все остальные избегали этой темы.

— Вы знаете, что случилось с моей мамой? — замешкавшись, спросил Эммет.

— Нет, детка, не знаю.

— Но вы часто смотрите на озеро… Может быть, видели, как она упала с лодки?

— Нет, Эммет, не видела. Никто ее не видел. Было темно, разве ты забыл?

— Наверно, это было ужасно… Она задыхалась?

Мальчик не мог задать этот вопрос никому другому.

Ему велели бы замолчать или стали бы успокаивать.

Сестра Мадлен ответила не сразу:

— Нет, не думаю. Просто над тобой смыкается толща темной воды, обволакивает как шелк или бархат и уносит. Едва ли это очень страшно…

— Ей было грустно?

— Вряд ли. Наверно, она переживала за тебя и Кит… Понимаешь, обычно матери переживают из-за всяких пустяков вроде теплой одежды, сухих носков, еды и уроков… Все матери, которых я знала, думали только об этом… Но когда она тонула, то наверняка думала о чем-то другом. — Если сестра Мадден и заметила, что Эммет перестал заикаться, то не подала виду. — Нет, конечно, нет. Скорее всего, она надеялась, что у тебя все будет хорошо, что ты справишься…

— По-вашему, она думала об этом? — дрожащим голосом спросил Эммет.

Сестра Мадлен смотрела на него, понимая, что мальчик хочет сказать что-то еще. И Эммет Макмагон промолвил:

— Ну, если так, то ей не из-за чего переживать. Конечно, мы справимся.

Увидев Макмагонов на воскресной мессе, отец Бейли быстро произнес слова сочувствия скорбящим родным, далеко не в первый раз объяснив им, что такова Господня воля.

Но чем больше он слышал, что говорят прихожане, тем меньше верил в то, что здесь свершилась Господня воля. Скорее всего, в данном случае свершилась воля этой бедной неприкаянной женщины, Элен Макмагон, которая пришла к нему в последний раз на исповедь, преклонила в темноте колени и призналась, что у нее тяжело на душе. Можно ли отпустить ей такой грех? Отец Бейли часто давал этой женщине отпущение, которого она на самом деле не искала. Ах, если бы люди знали, как похожи и неразличимы грехи, в которых они признаются исповеднику… И все же кое-что из этой исповеди ему запомнилось. Элен Макмагон считала, что не властна над своей жизнью. Обвиняла себя в рассеянности, высокомерии, говорила, что чувствует себя во всем не участницей, а посторонней. Но не последовала его совету вступить в группу, занимающуюся созданием цветочных композиций, или вместе со всеми готовить угощение для участников благотворительных ярмарок.

После мессы он по традиции приветствовал каждого из прихожан.

— Привет, Дэн. Холодный выдался денек, верно?

— Верно, отец. Может быть, зайдете в гостиницу и выпьете чего-нибудь согревающего?

— Я бы с удовольствием, но после завтрака мне нужно навестить нескольких больных.

Больше всего на свете отец Бейли любил посидеть в отдельном кабинете гостиницы «Центральная» и выпить три порции бренди, чтобы согреться. Но экономка уже накрыла завтрак, а потом ему нужно было идти в монастырь матери Бернард, где захворала пожилая монахиня, после чего нести на дальнюю ферму Святые Дары человеку, который ни разу в жизни не ступал на порог церкви, а теперь, умирая от рака, вдруг пожелал, чтобы церковь пришла к нему.

Но куда бы он ни приходил, люди спрашивали его, что будет, когда найдут тело Элен Макмагон. Он всегда отвечал туманно и неопределенно, говорил, что все должны надеяться и молиться за бедную женщину.

Он сделал над собой усилие и тепло пожал руку Мартину Макмагону:

— Молодец, Мартин. Образец силы, вот вы кто. Я каждый день молюсь, чтобы Господь укрепил вас в вере…

Лицо у Мартина было бледное и измученное. Отец Бейли невольно подумал, что его молитвы пропали даром.

— Спасибо, отец.

— И Кит с Эмметом. Молодцы, молодцы.

Священник понимал, что его слова ни к чему. Но чем он мог их утешить? Лишь тем, что, когда найдут тело, коронер посмотрит на это дело сквозь пальцы и признает несчастным случаем. Трагическим стечением обстоятельств. После чего Элен Макмагон можно будет похоронить по обычаям церкви, к которой она принадлежала.

Сестра Мадлен тоже была на мессе. Она тихо сидела в задних рядах, закутав худые плечи в серый плащ.

— Приходите к нам обедать, — сказала подошедшая к ней Кит.

— Спасибо, детка, не могу. В гостях я чувствую себя неловко.

— Вы нужны нам!

— У тебя есть отец и брат. А у них — ты.

— Да, но сейчас этого мало. Дни слишком длинные. Мы только и делаем, что сидим и смотрим друг на друга.

— Почему бы тебе не пригласить кого-нибудь из друзей? Клио… или молодого Филипа О’Брайена из гостиницы?

— Моя подруга — это вы. Пожалуйста, приходите!

— Спасибо. Очень мило с твоей стороны, — ответила сестра Мадлен.

Рита резала мясо — большой кусок говядины от Хики.

— Никогда в жизни не видела столько мяса, — изумилась сестра Мадлен.

— Ничего особенного. Часть мы съедим сегодня горячим, часть завтра холодным, фарш пойдет на вторник, а если что-то останется, в среду испечем пирог с мясом. — Рита гордилась своим умением вести хозяйство.

Сестра Мадлен обвела взглядом кухню. Чувствовалось, что в дом пришла беда: словно какая-то тяжесть висела в воздухе.

— Знаете, цыгане продолжают поиски, — сказала она. Казалось, сидевшие за столом вздрогнули: гостья заговорила о том, чего все остальные тщательно избегали. — Они обходят берега, надеясь что-нибудь найти.

Наступила полная тишина. Когда кто-то говорил о том, чему были посвящены их мысли, Макмагоны лишались дара речи. Сестра Мадлен ждала. Она не боялась пауз и не торопилась заполнить их словами.

— Очень любезно с их стороны… проявлять такую заботу, — наконец выдавил Мартин.

Похоже, сестра Мадлен не обратила внимания на его тон.

— Элен была очень учтива с ними во время своих прогулок. Помнила имена и взрослых, и детей. Часто расспрашивала, как им живется, интересовалась их обычаями.

Кит смотрела на отшельницу с изумлением. Она этого не знала. Но сестра Мадлен говорила совершенно искренне. Она не рассказывала сказку, придуманную, чтобы приукрасить жизнь покойной.

— Они знают, что человек должен быть достойно похоронен, — продолжила сестра Мадлен. — Часто проезжают через всю страну, чтобы попрощаться с усопшим, который будет покоиться на церковном кладбище.

— В том случае, если… — начала Кит.

— Если Элен найдут? — прервала сестра Мадлен. — Конечно, найдут. Или цыгане, или кто-нибудь другой. И тогда вы сможете молиться на ее могиле, — решительно закончила она.

Вечером Кит, сидя с отцом, задумчиво сказала:

— Прошло столько времени… больше месяца. От бедной мамы ничего не останется. Что мы будем хоронить?

— Вчера я опять спрашивал об этом Питера Келли. В баре Лапчатого. Он сказал, что мы не должны об этом думать. Мол, в ту ночь ее душа воспарила на небеса, а бренные останки не имеют значения.

— Наверное, он прав.

— Наверное, Кит. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Мать Бернард вызвали в коридор, и в классе тут же начался галдеж. Страсти были накалены тем, что старшеклассницу Дейдру Хэнли видели в кустах со Стиви Салливаном. Причем они не просто целовались: дело обстояло куда хуже. Девочек так интересовали подробности, что они не заметили возвращения матери Бернард и вздрогнули, услышав ее скрипучий голос, прозвучавший как щелчок кнута:

— Я думала, такие большие девочки смогут продолжать урок самостоятельно. Но я ошиблась. Жестоко ошиблась.

Пристыженные школьницы вернулись за парты. Лицо матери Бернард побелело. Похоже, она действительно очень рассердилась.

— Но пусть это останется на вашей совести. Каждая возьмет тетрадь и напишет страницу о Рождественском посте. Времени ожидания прихода Спасителя.

Девочки посмотрели друг на друга с отчаянием. Целую страницу! Что можно сказать о Рождественском посте, кроме того, что хуже этого времени только Великий пост?

— Причем без клякс и больших пропусков между словами. И чтобы таким сочинением мы все могли гордиться.

Тон матери Бернард был грозен. Все взялись за ручки, так как знали, что она не шутит. Во всяком случае, про новости о Дейдре Хэнли надо забыть.

— Кэтрин Макмагон, подойди ко мне на минутку, — сказала мать Бернард.

Брат Хили сказал Кевину Уоллу, что тому очень повезет, если выдастся день, когда его не отхлещут линейкой по рукам. Если мальчишка и испугался, то не слишком. Во всяком случае, это не помешало ему скатывать шарики из промокашки, пропитанной чернилами.

Брата Хили вызвали из класса.

— Я вернусь через пять минут. Ясно? — рявкнул он.

И пошел искать маленького Эммета Макмагона, чтобы сообщить ему неизбежное. Никакая подготовка в таких случаях не спасает. Брат Хили вздыхал, шелестел рясой и шел по коридору во второй класс брата Дойла, который еще ничего не знал.

К вечеру об этом знал весь Лох-Гласс.

В камышах нашли сильно разложившееся тело. Не было ни малейшего шанса, что кто-то сможет его опознать. Все в один голос говорили, что Мартину не следует смотреть на то, что осталось от его красавицы жены. Судебный патологоанатом, приехавший из Дублина, придерживался того же мнения. Говорили, что на процедуру уйдет несколько дней.

Часть озера была огорожена. Люди говорили друг другу, что слышали, как приехала «скорая помощь». Но какой от нее толк через месяц после смерти? Только отвезти останки несчастной женщины в морг при больнице?

У каждого было что рассказать о происходящем в семье Макмагонов.

Кэтлин Салливан сказала, что в их доме всю ночь горел свет. Должно быть, никто из них не ложился. А Клио Келли — что теперь у них все будет нормально. Миссис Хэнли поведала, что ходила выразить им свои соболезнования, но эта полоумная служанка не впустила ее: мол, хозяин на грани нервного срыва. Миссис Диллон сказала, что все бросились на почту за открытками. Теперь, когда вопрос с похоронами практически решен, каждый хочет заказать мессу за упокой души Элен Макмагон.

Сержант Шин О’Коннор был вынужден признать, что двое парней, приехавших из дублинской полиции, — самые симпатичные ребята из всех, с кем ему доводилось иметь дело.

Они сказали, что сержант правильно оформил все бумаги и может не волноваться из-за того, что тело так долго не могли обнаружить. Мол, местность здесь глухая. Дикий Запад, как выразился один из них. Они не понимали, как можно жить в такой дыре. Шину О’Коннору их слова не понравились — он счел их обидными, но его тут же успокоили, что и в Дублине есть свои недостатки.

А еще они просидели с ним у Лапчатого почти до утра и дружески кивали всем жителям Лох-Гласса, пришедшим выпить в самое неподходящее для этого время.

— Ты знаешь здесь всех, — обратился к Шину один из дублинцев.

— Не просто всех, но всё про всех.

— И про покойницу тоже?

— Конечно.

— Как ты думаешь, почему она это сделала?

— Ну, во-первых, мы не знаем, сделала ли… — Количество выпитых пинт на осторожность Шина О’Коннора не повлияло.

— Знать не знаем, но подозреваем. Как ты думаешь, что могло довести ее до этого?

— Городок наш ей не подходил. Она не смогла прижиться здесь, ходила как неприкаянная. Может, она была слишком хороша для нас.

— У нее был любовник?

— О господи! У нас в Лох-Глассе замужние женщины любовников не имеют. Даже одиноким здесь приходится тяжко, потому что все на виду…

— Значит, на роман, внебрачного младенца или что-нибудь в этом роде нет и намека?

— Нет… — Внезапно сержант О’Коннор встревожился. — А что, вы обнаружили что-нибудь?

— Нет, — весело ответил младший из дублинцев. — Думаю, для этого уже слишком поздно. Даже если что-то и было. Ну что, еще по пинте?

Филип О’Брайен пошел к Макмагонам узнать, не хочет ли Кит, чтобы он немного посидел с ней.

— Как в тот вечер, когда твоя мать потерялась, — сказал он.

Глаза Кит наполнились слезами. Как деликатно он выразился: «Когда твоя мать потерялась».

— Большое спасибо, Филип. — Она погладила его по щеке. — Ты очень милый и добрый. Но я думаю, что мы…

Он прервал ее:

— Понимаю. Я только хотел, чтобы ты знала: я всегда рядом. В соседнем доме.

Мальчик спускался по лестнице, прикрывая ладонью щеку, к которой прикоснулась Кит Макмагон.

В доме наступило странное умиротворение; такого покоя здесь не испытывали уже целый месяц. Макмагоны понимали, что на улаживание формальностей уйдет несколько дней, так что похороны состоятся только в следующий уик-энд. За это время можно успеть сделать последнее для Элен — устроить ей хорошие проводы.

— Папа, ты не жалеешь, что ее нашли? Может быть, ты надеялся, что мама куда-то уехала или ее похитили? — спросила Кит.

— Нет, нет. Я знал, что это не тот случай.

— Значит, хорошо, что ее нашли?

— Да. Так намного лучше. Очень тяжело думать, что любимый человек неизвестно где. А теперь мы сможем ходить на ее могилу… — Повисла долгая пауза. — Кит, ты ведь понимаешь, что это был несчастный случай.

— Конечно, — ответила она, уставившись на краснозолотистые языки пламени, лизавшие дрова в камине.

Те, кто считал, что формальности не займут много времени, оказались правы. Поскольку местный врач доктор Келли опознал тело, дублинский патологоанатом ограничился короткой беседой с ним. О мошенничестве или подлоге здесь не могло быть и речи. О самоубийстве тоже не было сказано ни слова.

Если кто-то и сомневался в том, что за прошедший срок тело могло так сильно разложиться, то держал свои мысли при себе. Да, Элен Макмагон пробыла в озере всего месяц, но время зимнее, рыбы в этой части озера хватает… Словом, размышлять на данную тему никому не хотелось. И потом, кто еще это мог быть? Никто из здешних жителей не исчезал.

Коронер, оформлявший бумаги, подчеркнул, что все внутренние водоемы Ирландии нуждаются в очистке: в прибрежных частях озер, заросших камышами и водорослями, происходит слишком много несчастных случаев со смертельным исходом.

После этого тело Элен Макмагон выдали родственникам для погребения.

В день похорон к Кит пришла Клио.

— Я принесла тебе мантилью.

— Что это?

— Черная кружевная вуаль. Ее прикалывают к волосам испанки и все правоверные католички, если не хотят надевать шляпу, а косынка для такого случая не подходит.

— Я должна надеть ее в церковь?

— Если хочешь. Это подарок от тети Моры.

— Она очень добра.

— Да. И она всегда знает, что нужно делать.

Кит кивнула. Это была правда. Вчера вечером Рита рассказала, что приходила сестра миссис Келли и посоветовала ей попросить мясника мистера Хики приготовить окорок. Рита ответила, что они никогда так не делали, но тетя Мора была непреклонна: согласно местному обычаю, окорок всегда готовят в мясной лавке. А Хики будут рады помочь. Пусть принесут окорок в воскресенье во второй половине дня, до прихода людей с кладбища. Рита не возражала. Ведь тогда ей не придется стоять весь день у плиты и дом не пропахнет едой. Она попросит кого-нибудь испечь хлеб и займет у мистера О’Брайена три дюжины бокалов.

И все же Кит ощущала легкую вину перед матерью. Зачем тетя Мора так помогала им? Мама не любила ее, хотя никогда открыто не говорила этого… О господи, что за бред? С чего она взяла, что ради памяти матери должна держаться подальше от этой женщины?

А что мама сказала бы о мантилье? Кит застыла на месте. Думала ли мама о своих похоронах перед тем, как уйти? Представляла ли себе, как весь Лох-Гласс будет ее хоронить?

— Что с тобой? — встревожилась Клио.

— Ничего. Все в порядке.

— Тетя Мора сказала, чтобы я не приставала к тебе, если ты захочешь побыть одна, — неуверенно произнесла Клио.

Кит охватило раскаяние. Подруга делала сейчас все, чтобы помочь ей, а она по-прежнему пытается выпустить иголки.

— Я буду рада, если ты останешься. Ты нужна мне, — сказала она. Клио радостно улыбнулась. — А у тебя будет мантилья?

— Нет. Тетя Мора дала ее только тебе. — Кит надела вуаль. — Потрясающе. Тетя Элен гордилась бы тобой.

Тут Кит в первый раз дала себе волю и разрыдалась на глазах у подруги.

Псалмы, которые поют на похоронах, всегда печальны. Но в то сырое зимнее утро, когда с озера дул ледяной ветер и в церкви нещадно сквозило, отцу Бейли казалось, что они никогда не звучали печальнее.

Возможно, в этом было виновато неказистое круглое лицо Мартина Макмагона, ошеломленного и не верившего в происходящее. Или двое детей: девочка в испанской вуали и мальчик, который вылечился было от заикания, а теперь говорил хуже, чем прежде.

Отец Бейли обвел взглядом церковь. Как обычно, собралась вся паства. Хор пел «Псалом Марии», а затем к нему присоединилась вся община. Кашляя и запинаясь, они пели, оплакивая женщину, которая утонула в озере.

Накануне вечером отец Бейли думал о смерти Элен Макмагон. Допустим, она лишила себя жизни. Но даже если так, Господь не ждал от него, что он примет на себя обязанности судьи, присяжных и палача. Он всего лишь священник, который должен отслужить погребальную мессу и направить тело к месту его упокоения. Сейчас 1952 год, а не Средние века. Пусть покоится с миром.

Салливаны стояли вместе. Кэтлин и два ее сына. Стиви не сводил глаз с Дейдры Хэнли, а Кэтлин испепеляла его взглядом. Церковь — не то место, чтобы пялиться на девушек. А похороны — не то время. Майкл пинал носком ботинка треснувшую плиту, пытаясь отколоть от нее кусочек. Кэтлин яростно ткнула его локтем в бок.

В последнее время Майкл тревожил ее. Он слонялся вокруг и задавал странные вопросы, на которые не было ответов. Например, как быть, если ты знаешь то, чего другие не знают? Предположим, все думают одно, а ты знаешь другое. Нужно ли говорить им об этом? Кэтлин Салливан склонностью к абстрактному мышлению не отличалась. В прошлый уик-энд она сказала Майклу, что понятия не имеет, о чем идет речь, и посоветовала обратиться к старшему брату. Она была уверена, что это как-то связано с сексом и что Стиви сумеет сообщить ему основные сведения. Казалось, после этого Майкл немного успокоился. Кэтлин надеялась, что Стиви говорил со знанием дела. Ей не нравилось, как старший сын смотрел на эту бесстыжую девчонку Дейдру, которая слишком взрослая для него. Что бы там ни считала ее чванливая мамаша.

Кевин Уолл думал, что если бы его мать съели рыбы, он этого не пережил бы. А именно это случилось с матерью Эммета Макмагона. Подумать только, она утонула в тот самый вечер, когда они с Майклом Салливаном удрали на озеро. Возможно, они были совсем рядом с ней. Майкл очень переживал. Мол, нужно рассказать, что именно они отвязали лодку. Кевин был против: их выдерут так, что своих не узнаешь. Майкл, у которого не было отца, способного его выдрать, твердил, что незачем полиции и всему городку искать мать Эммета Макмагона, если та и не подходила к лодке. Мальчики играли в ней, потом отвязали и таскали на буксире туда-сюда, а затем Майкл выпустил веревку, лодка отплыла от причала, и они не смогли ее достать. Ветер выгнал лодку на середину озера, а волны перевернули. Кевин говорил, что все это ерунда, но Майкл жутко перепугался.

Он говорил, что, раз в дело вмешалась полиция, их могут посадить в тюрьму. Однако все обошлось. Кевин, решивший держать язык за зубами, оказался прав. А Майкл Салливан — просто чокнутый. Еще бы, ведь его отец умер в сумасшедшем доме. Но об этом тоже следовало помалкивать.

Мора Хейз и ее сестра Лилиан стояли в добротных темных пальто и траурных велюровых шляпах. Во время заупокойной мессы Питер несколько раз громко высморкался. Маленькие Клио и Анна стояли рядом с ними и готовились спеть последний псалом.

— Кит хорошо держится, — с одобрением сказала Лилиан, обращаясь к старшей дочери. — Собралась с силами и даже не плачет.

— Она много плакала. Наверное, все слезы кончились, — ответила ей Клио.

Лилиан посмотрела на нее с удивлением. Клио до сих пор не отличалась особой чувствительностью. Возможно, с возрастом это пройдет.

Когда толпа вышла на улицу, продуваемую ледяным ветром, Стиви Салливан сумел оказаться рядом с Дейдрой Хэнли.

— Ты придешь ко мне домой, когда… ну, когда все закончится?

— К тебе домой? Ты с ума сошел!

— Моя мать в это время будет напротив. У Макмагонов.

— Да. И моя тоже.

— Мы увидим из окна, когда они выйдут, и ты сможешь незаметно вернуться домой.

— Из какого окна? — Она облизала губы.

— Моей спальни…

— Ты шутишь?

— Кровать лучше, чем диван, правда?

— Во всяком случае, лучше, чем сиденье автомобиля.

У могилы матери Кит спросила сестру Мадлен:

— Теперь ее душа успокоится?

— Она давно успокоилась, — ответила сестра Мадлен. — Успокоимся и мы, потому что похоронили ее с миром.

Перед взором Кит возник белый конверт с надписью — «Мартину».

Сестра Мадлен крепко сжала ее руку:

— Прошу тебя, помни о том, что Элен хотела видеть свою дочь сильной и смело смотрящей в будущее, а не в прошлое. — Кит взглянула на сестру Мадлен с изумлением. Мать действительно хотела этого и выражала свое желание почти теми же словами. — Вот о чем тебе отныне следует думать. Твоя мать будет покоиться с миром, зная, что ты стала такой, какой она мечтала тебя увидеть.

Кит осмотрелась по сторонам. Жители Лох-Гласса готовились прочитать десять молитв за упокой души Элен Макмагон. И это стало возможным благодаря ей, Кит.

Девочка расправила плечи.

«Мама, я сделаю все, что в моих силах», — пообещала она и потянулась к большой холодной руке отца и маленькой дрожащей ладошке Эммета.

Они стояли у могилы. Шел дождь.

 

Глава третья

Элен Макмагон закурила вторую сигарету. Ей нужно было успокоиться и подумать.

Такого она от Мартина не ожидала. Она полностью сдержала данное ему обещание. Сказала, что не сможет любить его всей душой, потому что не сумеет забыть Льюиса Грея. Сказала, что будет верна Мартину и постарается быть ему хорошей женой, если он позволит ей делать то, что она считает нужным, и не принимать участия в скучной жизни маленького городка.

Поклялась, что если уйдет от него, то обязательно объяснит причину. И все подробно описала в письме, оставленном перед уходом в его спальне. Написала о ребенке. О новой встрече с Льюисом, сказавшим, что их разлука была ошибкой. И что они должны воспользоваться своим шансом на счастье. Написала, что ничего не возьмет с собой. Ничего из того, что дал ей Мартин.

На это письмо ушла целая неделя. Неделя, предшествовавшая уходу. Пусть Мартин объяснит всем причину ее отсутствия как хочет: ушла к другому, уехала к родственникам, заболела и нуждается в лечении. Выбор за ним. Впрочем, если задуматься, обмен получался неравноценный. Она давала ему возможность спасти свою репутацию, но брала куда больше.

Элен сообщила Мартину адрес и телефон лондонской организации, оказывающей помощь беременным ирландкам. Написала, что будет там каждый день с четырех до шести. Если Мартин захочет ей что-то сообщить, пусть позвонит.

Они приехали 30 октября, во второй половине дня, промокшие и уставшие. Элен тошнило. Она выполнила обещание и просидела у телефона четыре дня. Но звонка не было.

Элен написала, что не станет сама обращаться к Мартину, пока тот не решит, как быть. Конечно, ему понадобится время, чтобы все осмыслить. Торопить его она не будет. Она двадцать раз пыталась рассказать ему все, но он каждый раз либо мило увиливал, либо отпускал свои глупые детские шуточки. Поэтому сообщить о своем чрезвычайно важном решении она могла только одним способом: в письменной форме.

Хотя Элен мучительно хотелось сейчас узнать, что Мартин сказал о ней детям, но обещание есть обещание. Теперь слово за ним.

Первые дни совместной жизни с Льюисом Греем, которого она любила всегда, были омрачены ожиданием. Элен копила силы и искала доводы для нелегкого разговора с Мартином, который наверняка станет уговаривать ее вернуться.

Он скажет, что только чудовище может бросить своих детей. Но теперь у нее другой ребенок, за будущее которого она отвечает. Конечно, Мартин не унизится до того, чтобы привлечь к делу детей. Он не станет обращаться с ними как с пешками. Если Мартин сохранит спокойствие и благоразумие, она даст ему совет. Элен заранее отрепетировала фразу о том, что со временем все забывается. Многие люди покинули Лох-Гласс по той или иной причине, и никто о них не вспоминает. Несколько недель люди будут задавать вопросы, а потом скандал утихнет. Мартин перестанет вызывать жалость и насмешки.

Она перед мужем в долгу, а потому сделает все, что будет в ее силах.

Элен ждала его звонка, но тщетно.

— Позвони ему сама, — советовал Льюис.

— Нет, — неизменно отвечала она.

— О господи, Елена, уже понедельник. А ты уехала в среду. Его тактика сведет нас с ума.

— Тактика тут ни при чем, Льюис. Мартин не такой.

Пышные темные волосы обрамляли лицо Льюиса, побледневшее от усталости. На нем был темно-синий пиджак в тон глазам. Элен смотрела на Грея и думала, что красивее его нет никого на свете.

Стоило Элен увидеть Льюиса, как все остальные мужчины перестали для нее существовать. Она до сих пор не могла поверить, что Льюис вернулся. Когда Грей сказал, что просто дал волю алчности, уйдя к богатой женщине, Элен поняла, что это правда.

На лице Льюиса появились морщины. Они делали его еще красивее, но это были морщины печали. Он был счастлив, что Элен сумела простить его. Забыть измену и предательство.

— Я не заслуживаю тебя, — твердил Грей после их новой встречи. — Не понимаю, почему ты меня не прогнала.

Прогнала? Прогнать Льюиса Грея? Мужчину, о котором она мечтала с двадцати трех лет и продолжала мечтать, несмотря на то что в двадцать пять вышла замуж за Мартина Макмагона? Мужчину, о котором она думала каждый раз, когда с закрытыми глазами отдавалась Мартину?

Прогнать? Если бы Элен знала, что может его вернуть, она обошла бы для этого весь свет. Но Льюис сам нашел ее, тайно приехав в Лох-Гласс. Он понял, что Элен — его единственная любовь. И он совершил ошибку, сойдясь с другой женщиной. Отсюда следовало, что Элен тоже совершила ошибку, попытавшись полюбить Мартина Макмагона — доброго, честного аптекаря из Лох-Гласса. Обоим было ясно, что нужно бежать отсюда. Это доказывали короткие часы счастья, украденные весной и летом в лох-гласских рощах. Беременность Элен только ускорила ход событий.

Они грезили о предстоящих приключениях, как влюбленные подростки, которым надоело прятаться от любопытных взглядов жителей маленького городка. Как они будут жить в Лондоне? А вдруг столкнутся с кем-нибудь из обитателей Лох-Гласса? Например, с Лилиан Келли, тайно приехавшей удалять волосы с лица, или с миссис Хэнли, разыскивающей что-нибудь необычное для своего магазина? Они насмешничали, говорили, что все это бред, но сразу после приезда Элен пошла в парикмахерскую и сделала новую прическу. Правда, это было не столько попыткой изменить внешность, сколько символом начала новой жизни.

Элен следила за тем, как летели на пол ее длинные темные волосы, и чувствовала, что вместе с ними с нее спадают даром прожитые годы. Она становилась моложе и сильнее. Льюис любил ее. И это было важнее всего на свете. Вряд ли кто-нибудь увидел бы их в этой части Лондона. Ирландцев можно встретить на Пикадилли-Серкус, Оксфорд-стрит или у родственников, в Кэмдене, но не в Эрлс-Корте.

Им удалось найти квартиру. Точнее, комнату. Дом еще строился; хозяйка успела обставить только первые этажи. А когда у нее дойдут руки до других, Элен и Льюис будут далеко отсюда. Переселятся в дом, более подходящий для семейной жизни. Для супружеской пары с ребенком. Но пока что их дом здесь. Комната в Эрлс-Корте, Лондон, Юго-Запад, 5. Элен повторяла этот адрес снова и снова. Этот город так велик, что приходится говорить людям, в какой его части ты живешь. И добавлять к ее названию номер. После долгих тринадцати лет, прожитых в городке с одной улицей и несколькими переулками, спускавшимися к озеру.

Комната была маленькая, с раскладным диваном. Стены украшали две картины Элис Спрингс, оставленные предыдущими жильцами-австралийцами. Столик, два деревянных стула, потертый ковер, комод с выдвижными ящиками. Мрачные обои, запах плесени. Раковина с ржавыми подтеками, капающий кран, полочка, заменяющая туалетный столик Сливное отверстие, заткнутое куском клеенки.

И все же это их дом. Тот самый дом, в котором ей всегда хотелось жить с Льюисом Греем.

Прошло всего четыре дня, а Элен уже забыла резную мебель, стоявшую в ее спальне, платяные шкафы красного дерева, принадлежавшие родителям Мартина, изящный туалетный столик с круглыми ножками, заканчивавшимися когтистыми лапами. Все это осталось в прошлом. Точнее, осталось бы, если бы Мартин позвонил и сообщил о своем решении.

Льюис не скрывал своих чувств:

— Я не осуждаю его. Честное слово. Мы заставили его страдать, а теперь он отвечает нам тем же. Если бы кто-то увел тебя у меня, я поступил бы точно так же.

Элен не стала спорить. Она прожила с Мартином тринадцать лет и знала, что заставлять людей страдать не в его характере. Больше всего на свете Элен боялась, что он позвонит и начнет плакать. Пообещает стать другим человеком. Таким, как она пожелает.

— Как ты думаешь, он получил письмо? — внезапно спросила она.

— Ты же сказала, что оставила письмо там, где он не сможет его не заметить.

— Так и было.

— А кто-нибудь другой не мог его взять? На конверте было его имя?

— Никто другой его взять не мог. — Элен уже думала об этом. И чтобы сменить тему, тихо сказала: — Я люблю тебя, Льюис.

— И я тебя, Елена…

Он всегда называл ее так. Как-то Элен помогала Кит делать домашнее задание по истории. Остров, на котором Наполеон отбывал ссылку, назывался Святая Елена.

«Как мое имя», — заметила она. «Тебя зовут Элен», — резко поправила ее Кит, словно чувствовала в другом имени матери какую-то угрозу.

— Может, сходим куда-нибудь?

Элен улыбнулась, надеясь, что выглядит не такой старой и усталой, какой себя чувствует.

— Конечно.

Льюис помог ей надеть плащ и протянул красную шаль. Элен завязала ее как цыганка — весело и беспечно.

— Ты такая красавица!

Элен закусила губу. Она часто мечтала, чтобы Льюис вернулся. А теперь, когда они вместе, не могла в это поверить.

Они спустились по лестнице, миновав ванную, которую делили с тремя другими жильцами. На ее стене висели правила, обтянутые целлофаном, чтобы написанное не выцвело от пара. Горячая вода оплачивалась отдельно. В помещении следовало поддерживать порядок, губки не оставлять. Но Элен не жалела об удобной большой ванной над аптекой Макмагона, где мягкие полотенца согревались на батарее, а на полу лежал пушистый коврик, чтобы не зябли ноги.

— Очень забавно, — заметила она с улыбкой, впервые увидев эти правила.

И поступила правильно. Льюис Грей любил жить легко — насупленные брови ему не нравились.

Из квартиры на первом этаже выглянула Айви Браун. Маленькая, жилистая, короткие волосы с проседью. Стареющее лицо озаряла широкая улыбка. Определить ее возраст было трудно. Где-то между сорока и пятьюдесятью. На ней был длинный халат в мелкий розовый и фиолетовый цветочек. У Айви был вид человека, привыкшего к работе и готового взяться за любое дело. С обязанностями домовладелицы она справлялась без всякого труда. Стеклянную дверь ее квартиры прикрывала тюлевая штора: это позволяло хозяйке следить за приходом и уходом жильцов.

— Решили повеселиться? — спросила она.

Элен была по горло сыта расспросами жителей Лох-Гласса: «Решили прогуляться к озеру, миссис Макмагон?», «Опять в одиночку, Элен?», «Где вы были сегодня днем?» Она ненавидела здороваться с миссис Хэнли из магазина готового платья, с Дэном О’Брайеном из гостиницы «Центральная», с Лилиан, женой доктора Келли, глаза которых видели слишком много.

Но Айви — дело другое. Ее интересует только одно: чтобы молодые австралийцы не привели к себе еще дюжину приятелей, ночующих на полу, а другие жильцы не сдали комнату вподнаем, чтобы пользоваться ею в две смены: пока одни работают, другие спят.

— Он хочет показать мне Лондон, миссис Браун! — Закинув голову, Элен смеялась от счастья.

— Зовите меня Айви, дорогая, — улыбнулась в ответ хозяйка. — Иначе мне придется называть вас миссис Грей, а это слишком мрачно, — пошутила она.

Льюис шагнул к ней и пожал руку, давая понять, что знакомство перерастает в дружбу.

— Льюис и Елена Грей, — сказал он.

От этих слов Элен бросило в дрожь. Она вела себя как шестнадцатилетняя девушка, а не беглая жена средних лет, ожидающая ребенка.

— Лена Грей, — задумчиво повторила Айви Браун. — Красивое имя. Как у кинозвезды. Милочка, вы и в самом деле могли бы быть кинозвездой.

* * *

Взявшись за руки, они прошли сначала по Эрлс-Корт-Роуд, а потом по Олд-Бромптон-Роуд. Казалось, здесь все было названо в честь знаменитых исторических событий. Баронс-Корт, Ватерлоо, Трафальгар… Эти слова звучали как музыка. Особенно для того, кто прожил много лет в дыре, где люди называли Лапчатым переулком узкую тропинку к озеру, начинавшуюся у бара, принадлежавшего человеку с большими ступнями.

— Мы будем очень счастливы здесь. — Элен улыбнулась Льюису и сжала его руку.

— Конечно, — ответил он.

Зеленщик вносил в помещение непроданные овощи и фрукты, лежавшие на лотке под открытым небом. Льюис поднял упавший на землю цветок и спросил торговца:

— Он вам нужен? Или я могу подарить его своей красавице жене?

— Это не твоя жена, приятель, — широко улыбнувшись, ответил усталый зеленщик.

— Почему? Это Лена Грей, моя жена, — притворно возмутился Льюис.

— Ага, как же. Удовольствие ты ей доставляешь, но она тебе не жена. Для мужа с женой вы слишком жизнерадостные.

Хохоча, как дети, они шли по улице, пока не нашли итальянский ресторанчик. Сев за столик, Льюис взял Элен за руку:

— Можешь пообещать мне одну вещь?

— Что угодно. Сам знаешь.

— Пообещай, что мы никогда не станем парой, которой больше нечего сказать друг другу. Обещаешь? — Его взгляд был полон тревоги.

— У меня всегда будет что сказать тебе, но вряд ли ты всегда захочешь меня слушать.

Однажды Льюису надоело слушать жалобы плачущей девушки и он ушел, бросив ее в Дублине. Взгляд Элен был достаточно красноречивым.

— Ты — моя Лена. Лена Грей. Айви была права. Это имя для кинозвезды. Любовь моя, ты действительно ослепительная красавица. Отныне называй себя Леной. В знак того, что ты начала новую жизнь.

Его глаза горели, и Элен поняла: ей и в самом деле придется стать женщиной, способной сохранить любовь такого мужчины, как Льюис.

Всю неделю они говорили о том, что должны устроить себе медовый месяц. Не думать о работе, деньгах и прозе жизни. Все это начнется в понедельник, десятого ноября. Времени у них хватит с лихвой.

Льюис был успешным менеджером в одной ирландской компании и неплохо зарабатывал. Очень неплохо, пока не сбежал с дочерью владельца фирмы. Они уехали в Испанию. Подробности остались невыясненными, да о них никто и не спрашивал. Несколько лет прошли в странствиях; где именно они жили, никто не проверял. Следовательно, Лену Грей это тоже не должно было интересовать.

Льюису предложили отступные за то, чтобы он оставил в покое единственную наследницу отца. Естественно, он отказался. Но затем, когда связь приелась и Грей понял, что совершил ошибку, он взял деньги, чтобы начать новую жизнь. Льюис побывал в Америке, потом некоторое время жил в Греции.

Он бы вернулся к Элен, девушке, которую искренне любил, но считал, что это будет нечестно. Ведь у нее были маленькие дети, и она сама пыталась наладить свою жизнь. Конечно, Льюис знал, что она в Лох-Глассе. И даже пару раз приезжал, чтобы посмотреть на нее издали. Он не подошел бы к Элен и в тот раз, если бы не понял, что она несчастна. Был январь, а она бродила у озера, пробиваясь сквозь жухлую крапиву и чертополох, и ее лицо было мокрым не то от слез, не то от дождя.

И тогда он заговорил с ней.

Она посмотрела на Грея так, словно увидела привидение, а потом бросилась в его объятия. Льюис начал ругать себя за то, что так долго ждал, но Элен сказала: нет, время выбрано самое подходящее. Явись он за ней раньше, она бы не смогла уйти. Но теперь дети подросли. Если они и не поймут мать, то по крайней мере сумеют прожить без нее. Честно говоря, без нее им будет лучше. Зачем жить с матерью, в душе которой нет ни радости, ни надежды, ни желания видеть новый день? Кит сумеет позаботиться о себе; мать несколько месяцев исподволь намекала ей, что может уйти. Эммет привязался к сестре Мадлен — старой отшельнице, ясные глаза которой видели все и читали в сердцах людей. Элен позаботилась даже о служанке Рите. Поощряла ее занятия самообразованием, чтобы та могла заменить детям мать, когда… после… ну, когда все это случится.

Мартин тоже переживет ее уход. Ведь он женился на ней, зная, что она любит другого. Элен пообещала ему, что не уйдет без объяснений. Да, конечно, это следовало сделать с глазу на глаз, хотя он слишком чувствителен. Заплакал бы или сделал какую-нибудь глупость. Например, встал бы на колени и начал умолять ее остаться, угрожая покончить с собой. Все равно она пыталась поговорить с ним, но Мартин каждый раз уклонялся от разговора. Теперь ему придется смириться. Странно, однако, что он до сих пор не позвонил…

Льюис рассказал, куда они отправятся завтра. Сядут на поезд и поедут на побережье. Нет ничего чудеснее прогулки по пустынному пляжу. Можно съездить в Брайтон и полюбоваться на два огромных мола, выдающихся в море. Можно отправиться в Павильон и побродить по переулкам с магазинчиками, каждый из которых обладает собственной магией.

Он светился от радости при мысли, что покажет ей эти места.

— Ты никогда не забудешь их.

— Я никогда не забуду все, что мы будем делать вместе, — ответила Элен и увидела в его глазах слезы.

Что-что, а Брайтон Лена Грей действительно помнила до конца своих дней. Именно там она ощутила тянущую боль внизу живота, немного похожую на боль при месячных, но решила, что все пройдет. Как и обещал Льюис, они гуляли, взявшись за руки, смеясь, убегали от темных волн с белыми барашками. Говорили, что, когда их сыну или дочери исполнится года четыре, они летом приедут сюда втроем и будут играть на пляже. Остановятся в той же гостинице. Будут богатыми и счастливыми, а все мечты их ребенка исполнятся.

На брайтонском вокзале боль в животе стала нестерпимой, но победило суеверие: если она не узнает о надвигающейся беде в Брайтоне, где они были так счастливы, то все обойдется.

Однако на вокзале Виктория сомнений уже не оставалось.

— Со мной что-то неладно, — сказала она Льюису.

— До дома доедешь? — Грей видел в ее глазах страх.

— Не знаю.

— Здесь всего несколько станций, — сказал он.

Поездка в метро стала сплошным кошмаром…

Она помнила, как ее опустили на кровать, а потом над ней склонилось лицо Айви.

— Все в порядке, милочка. Держитесь. Держитесь и постарайтесь не двигаться. — Льюис стоял у окна и кусал губы. — Доктор уже едет. Будет здесь с минуты на минуту… Возьмите меня за руку.

— Я хотела сказать вам… — плакала Лена.

Их строго-настрого предупредили, что в этот дом жильцов с детьми не пускают.

Боль была изматывающей, а хождения в ванную и обратно — невыносимыми. Кровь была всюду. Даже на цветастом халате Айви.

Потом Лена увидела усталое лицо доброго старого доктора. Или это зеленщик, который подарил ей цветок? Когда это было? Неделю назад? Две? Впрочем, сейчас все для нее были похожи друг на друга.

Посыпались вопросы о сроке и возможных осложнениях. Что говорил ей врач?

— Я не показывалась врачу, — простонала Лена.

— Понимаете, она из Ирландии, — объяснила Айви.

— Там тоже есть врачи, — ответил доктор.

— Не говорите Питеру. Ни ему, ни Лилиан. Ни за что, — бормотала Лена, стиснув его руку.

— Нет, нет, — успокоил он. А потом повернулся к стоявшему у окна Льюису. — Кто такие Питер и Лилиан?

— Не знаю. Кто-то из жителей… города, где она жила.

— Ваша жена потеряла много крови… — начал доктор.

— Она выживет?

— Она — да. В больницу ее везти не нужно, мы уже все сделали. Я дам ей успокоительное. У вас уже есть дети?

— Нет, — ответил Льюис.

— Да, — прошептала Лена.

— У нее есть дети от первого брака, — объяснил Грей.

— Бедняжка, — промолвила Айви.

— Утром я пришлю сестру. А сам зайду после работы.

— Спасибо, доктор.

— Худшее позади, миссис Грей, — тепло сказал он, пока она пила капли. — А лучшее впереди.

— Что вы мне дали? — тихо спросила она.

— Сейчас вы уснете.

Он начал вполголоса говорить с Айви о полотенцах, ведрах, воде и необходимости поддерживать в комнате тепло.

Когда они ушли, Льюис подошел к Лене и взял ее за руку. По его лицу катились слезы.

— Лена, мне так жаль… Ох, Лена, как мне жаль, что так вышло!

— Ты все еще любишь меня? Хочешь, чтобы я осталась с тобой? — бормотала она с тревогой.

— Ох, моя милая… Конечно. Даже больше, чем прежде. Теперь, когда нас осталось только двое, мы нужны друг другу еще сильнее. Ничто не разлучит нас. Ничто.

Лицо Лены разгладилось, и она уснула, подложив под щеку его руку. Льюис долго сидел рядом, гладил ее по голове и не слышал ничего, кроме ровного дыхания. Ни посвистывания принесенного Айви масляного радиатора. Ни шума лондонских улиц.

Два дня она пребывала в странном мире. Ждала прихода Риты с чаем и ячменными лепешками, а вместо Риты появлялась Айви с боврилом и печеньем. Ждала возвращения детей из школы, а в дверь входил широко улыбавшийся Льюис с очередным сюрпризом: подносом, на котором стоял бокал вина и лежали две шоколадки, завернутые в фольгу; журналом, к которому была приколота карточка со словами «Я тебя люблю»; блюдом с курицей из ресторана на углу. Когда там узнали, что его жена болеет и лежит в постели, птицу разрезали на кусочки.

— Хороший у вас муж, — сказала Айви, когда Льюис убежал выполнять очередное поручение.

— Еще бы, — слегка покраснев, ответила Лена.

— А тот, другой, был подонком, верно? — с сочувствием спросила Айви.

— Какой другой?

— Ваш первый муж… Ну, вы сами сказали в тот вечер доктору. И он тоже…

— О нет, нет, Айви. Ничего подобного.

Айви решила, что разберется в этом потом.

— Ну, всякое бывает… — туманно ответила она. И якобы из чувства женской солидарности добавила: — Мой первый муж ничего из себя не представляет, так что невелика потеря. Я о нем не жалею.

— Вот и ладно.

Лена была рада, что Айви ее понимает.

— И давно вы расстались со своим первым мужем?

— Не очень.

На том беседа и закончилась.

Разве она могла сказать этой женщине, что оставила семью всего девять дней назад? Ни Айви, ни любой другой человек на ее месте не поверил бы, что всего две недели назад Лена Грей присутствовала на воскресной службе со своим мужем Мартином Макмагоном и двумя детьми и что все члены общины называли ее Элен Макмагон.

В воскресенье на щеки Лены вернулся румянец.

— Сколько я пролежала в постели? — спросила она Айви.

— Это случилось в четверг, милочка. Вам еще рано вставать.

— Придется. Завтра мы должны начать поиски работы.

— Ни в коем случае. Вам нужно отдыхать еще минимум неделю.

— Вы не понимаете…

— Нет. Это вы не понимаете. Я обещала доктору присмотреть за вами. Что же это за присмотр, если я позволю вам пойти на биржу труда?

— Айви, по-другому нельзя. Льюис может найти работу не сразу, а я тоже кое-что могу…

— Не сомневаюсь. Но не на этой неделе. Поверьте мне.

— По-другому нельзя. — Лене не хотелось говорить это, но пришлось: — Нужно платить за жилье.

Льюис покупал ей подарки из денег, отложенных на оплату комнаты. Конечно, он будет говорить, что Айви — человек душевный и не станет торопить их еще минимум неделю… Но у Лены была своя гордость. Пусть эта добрая женщина не думает, что ее жильцы из тех, кто способен просрочить плату за проживание. Даже если они болеют.

— Ну, одна неделя ничего не изменит, — сказала Айви.

— Нет, — твердо ответила Лена.

— Ну, милочка, если так, тогда пусть эти деньги заработает Льюис. Даю вам честное слово: я не приму денег, ради которых вам придется рисковать здоровьем.

На лестнице послышались шаги Льюиса.

— Айви, пожалуйста, ни слова…

— При условии, что вы будете меня слушаться. Мое слово — закон. — Айви грозно нахмурилась, а затем обе рассмеялись.

— О чем секретничаете? — Под мышкой Льюиса была зажата пачка газет.

— Льюис, ты что, скупил весь киоск? — Лена с укором посмотрела на него.

— Пришлось, дорогая. Это не для удовольствия, а для поисков. Ты забыла, что завтра я начинаю искать работу? Я должен заботиться о больной красавице жене и платить злой хозяйке… — Он смерил обеих лукавым взглядом.

— Я согласна подождать пару недель.

Льюис наклонился и потрепал Айви по руке:

— Вы настоящий друг, хотя знаете нас всего неделю. Но я не хочу, чтобы вы считали нас ненадежными людьми, которые злоупотребляют вашим гостеприимством. Судя по всему, мы проживем у вас долго.

Айви наконец поднялась со стула, стоявшего рядом с кроватью.

— Ну что ж, я пойду. Вам повезло, Лена. Вы нашли своего мужчину.

— Знаю. — Лена улыбнулась.

— Если вам, Льюис, понадобятся рекомендации или что-нибудь в этом роде, я буду рада… — начала Айви.

— Очень любезно с вашей стороны.

— Встречаются же добрые люди, — сказал Льюис, раскладывая газеты на кровати.

Лена погладила его по темным волосам.

— Просто слезы наворачиваются… Надо же, бедняжка Айви думает, что может дать тебе рекомендации.

— Я буду рад воспользоваться ими, серьезно.

— Рекомендациями Айви? Владелицы доходного дома? — изумилась Лена.

— А кто еще сможет подтвердить, что я заслуживаю доверия?

— Но если речь идет о работе в компании… Какая тебе польза от ее рекомендаций?

Льюис вздохнул:

— Сама знаешь, вряд ли сейчас со мной будут разговаривать коммерческие директора или менеджеры по продажам. Придется пользоваться тем, что есть. Рекомендации Айви очень пригодятся для работы в гостинице или баре. Она может сказать, что знает меня пять лет, а не десять дней.

Лена ужаснулась:

— Льюис, ты не должен браться за такую работу! Я этого не позволю. Все должно было быть по-другому.

— Нет, все должно было сложиться именно так. Просто я был дураком и не понимал этого. А теперь ты даешь мне второй шанс.

Она долго плакала.

Плакала по потерянному ребенку. Плакала по своим мечтам об обеспеченной жизни с Льюисом. Где-то в западной части Лондона звонили церковные колокола. Ее дети сейчас идут к мессе, и она понятия не имеет, что сказал им Мартин. Плакала, потому что считала себя самой худшей матерью на свете. Матерью, способной бросить своих детей. Ничего удивительного, что Господь отнял у нее столь желанного младенца.

— Все будет хорошо, поверь мне. — В глазах Льюиса стояли слезы.

— Льюис, я хочу спросить тебя…

— О чем?

— Может быть, это случилось потому, что Бог гневается на нас? Может быть, это наказание или предупреждение?

— Конечно, нет, — решительно ответил он.

— Но ты не слишком добрый христианин. Ты не ходишь к мессе… — Ее терзали сомнения.

— Нет. Но я знаю, что Бог есть и что он всемилостив. Он ведь сам так говорил, правда? Говорил, что величайший из его заветов — это любовь друг к другу и к Господу.

— Да, но мне кажется, он имел в виду другое…

— «Кажется, кажется»… Какой смысл об этом говорить? Когда ты счастлива, то считаешь, что Бог желает нам счастья. А в случае беды думаешь о злом роке и наказаниях. — Он склонил голову и улыбнулся. — Разве вера позволяет приписывать всему дурные мотивы? Это был несчастный случай. Так сказал врач. Причиной которого могло быть нервное перенапряжение. Послушай, милая, не надо думать, что Бог против нас. Он на нашей стороне.

— Я знаю. — Лене стало легче. Льюис умел ее успокаивать.

— И что из этого следует?

— Я не стану надоедать Мартину. Пусть решает сам.

— Вот и отлично. А теперь приведи себя в порядок и помоги мне искать работу.

— В следующее воскресенье я пойду к мессе, — пробормотала она, просматривая объявления о вакансиях. — Пусть Бог узнает, что его я не бросила.

— Он и так это знает, — ответил Льюис. — Если уж ты не бросила меня, который действительно плохо обращался с тобой, то Бога не бросишь никогда.

Казалось, этой неделе не будет конца.

В понедельник Льюис пришел домой разочарованный. Вакансии были только у строителей. Похоже, лондонские субподрядчики могут обеспечить работой половину Ирландии. Но у Льюиса не было ни опыта работы на стройке, ни любви к этому делу. День прошел впустую. Однако он не терял оптимизма:

— Не повезло сегодня, повезет завтра.

И оказался прав. На второй день Льюис нашел место швейцара в большой гостинице неподалеку от станции метро. Две недели он будет работать в дневную смену, с восьми утра, а потом — в ночную. Это просто замечательно!

— Почему? — поинтересовалась Лена.

Потому что днем он сможет подыскивать себе другую работу, более подходящую. Но на оплату жилья им хватит. Не прошло и суток, как он нашел вполне приличное место.

Лена попыталась улыбнуться, но ничего не вышло.

— Я этого не вынесу, — произнесла она.

— О господи, неужели тебе больше нечего сказать? — выпалил Льюис, но тут же извинился: — Прости, пожалуйста. Я не хотел кричать на тебя. Просто день был трудный. Мне уже под сорок Они намекали, что я стар для такой работы. Милая, мне не следовало вымещать досаду на тебе.

Примирение было таким же легким, как обычно. Они ведь знали, что без трудностей не обойдется. Главное, они вместе, — просто жаль, что так поздно.

* * *

Вечером в среду Льюис рассказал о работе в гостинице много забавного. Старший швейцар оказался пронырой, администратор — безнадежным болваном, в регистратуре сидела усатая дама, а большинство постояльцев — американские солдаты с военных баз, разбросанных по всей Британии. Симпатичные ребята, почти мальчики. День был долгим, но интересным.

Лена проявила к его работе огромный интерес и запомнила все имена. В четверг Льюис рассказал ей, как старший швейцар пытался перехватить его чаевые, но дама-шотландка настояла на своем:

— Это для того красавчика с голубыми глазами.

Старший швейцар вынужден был ей улыбнуться, но все же прошипел Льюису:

— Я с тебя глаз не спущу!

— А ты что ответил? — поинтересовалась Лена.

— Сказал, что я не спускаю глаз с работы. Это заставило его замолчать.

Лена рассмеялась.

Все равно Льюис уйдет оттуда. Найдет себе более приличное место. Через несколько дней. В худшем случае — через несколько недель.

В пятницу Льюис пришел усталый, но зато с жалованьем за неделю. Его выдавали каждую пятницу; полученного за три дня как раз хватило, чтобы рассчитаться за квартиру. Они передали Айви деньги в конверте.

— Думаю, вы достаточно хорошо себя чувствуете, чтобы отпраздновать это событие, — сказала хозяйка. — Я угощаю. Выпьем пару пинт в пивной, которая принадлежит моему другу.

Они сели в красный автобус. Лена была еще слаба, но радовалась выходу в свет. Пока автобус шел по Лондону, Айви рассказывала ей об одних достопримечательностях, а Льюис — о других. И она чувствовала себя ребенком в день рождения.

Айви показала ей здание, где работала во время войны, и кварталы, которые подвергались бомбежке. А заодно ломбард — на случай, если им придется туго, — и хороший рыбный магазин, куда она могла бы рекомендовать Льюиса. А Льюис показывал Лене рестораны, гостиницы и театры. Он знал все названия, но, в отличие от Айви, на комментарии скупился. Это была часть прошлого Льюиса. Наконец они приехали в большую шумную пивную, где Айви знала почти всех.

— Далековато от дома, — сказал Льюис.

— Когда-то я работала здесь… Но не будем об этом.

— Понятно.

Льюис сжал руку Лены. Приключения, о которых следовало помалкивать… Это было им по душе.

Они сели за столик на троих. К ним подходили знакомые Айви. Дорис и Генри, Нобби и Стив. Эрнест, коротышка со множеством татуировок на предплечье, хозяин пивной, подходил к их столику несколько раз.

В отличие от ирландских пивных столики здесь не обслуживались. Чтобы наполнить кружку, нужно было подходить к стойке. Но к Айви это не относилось. Кружки им приносил сам «командир», как называли здесь Эрнеста. Лена заметила, что при этом деньги из рук в руки не переходили. Они с Льюисом предложили заплатить за себя, но Айви махнула рукой:

— Это забота Эрнеста. Он любит угощать.

Айви весь вечер не сводила глаз с обветренного коротышки, стоявшего за стойкой и приветствовавшего посетителей. Время от времени он поглядывал на Айви и улыбался.

— А где Шарлотта? — спрашивали некоторые, на что Эрнест неизменно отвечал:

— Поехала к матери, как делает это каждую пятницу.

И тут до Лены дошло, почему Айви бывает здесь только по пятницам. Интересно, сколько это продолжается? Может быть, со временем Айви сама расскажет. А может, и нет. Это ведь не Лох-Гласс, где жизнь каждого обсуждают вдоль и поперек, пока не надоест.

Сегодня вечером у Лапчатого будут судить да рядить…

Внезапно она с испугом поняла, что не знает, о чем там все будут сплетничать. Что сказал всем Мартин? Что она уехала к кому-то в гости? Или заболела? Если так, то без помощи Питера Келли ему не обойтись. Но что он сказал детям? Почему он не звонит? Какую историю преподнес он Кит и Эммету? Она советовала мужу сказать им правду и позволить сыну и дочери написать ей. Но теперь было ясно, что на это у него не хватило духу.

Айви разговаривала с Эрнестом. Они сидели вместе так, словно были женаты тысячу лет, и она снимала пушинки с его пиджака.

Почувствовав взгляд Льюиса, Лена улыбнулась и отогнала от себя воспоминания о Лох-Глассе.

— О чем ты думаешь? — спросил он.

— О том, что хорошо себя чувствую. Что на той неделе тоже найду работу и приглашу вас отпраздновать это событие.

— Я не хочу, чтобы ты работала.

— А я не хочу, чтобы ты работал в гостинице. Но ведь это только временно… Потом у нас будут хорошая работа и дом, как у всех нормальных людей… — Она улыбнулась.

В субботу Лена принарядилась и пошла в агентство по трудоустройству Миллара. У дверей сделала три глубоких вдоха, втянув в себя холодный лондонский воздух. Скорее всего, собеседование закончится ничем. Как и многие другие. А чего она ждет? Женщина без профессии и опыта работы. Без рекомендаций. Слишком старая, чтобы идти в девочки на побегушках. И слишком неопытная, чтобы занять место старшего клерка.

За письменным столом сидела женщина в кардигане и грызла карандаш. У нее были приятная улыбка и отсутствующее выражение лица. Но вряд ли можно было ожидать, что встретишь изысканную даму в агентстве по трудоустройству.

Она протянула Лене анкету, и та заполнила ее дрожащей рукой. Каждая графа приводила ее во все большее отчаяние. «Держись увереннее, — приказала она себе. — Пусть у тебя нет ни опыта, ни письменных рекомендаций, но ты дашь сто очков вперед выпускнице любой школы. Ты умеешь самостоятельно мыслить и проявлять инициативу». Пытаясь скрыть страх, она улыбнулась женщине в кардигане, прическа которой напоминала воронье гнездо. По крайней мере, та не будет смеяться над ней и не выгонит из кабинета, намекнув, что даром тратит на нее драгоценное время.

— Вот, наверное, и все, — широко улыбнувшись, сказала Лена, и, сжав ладони, начала следить за тем, как женщина читает анкету. Ничего не объяснять и не извиняться!

— Трудно понять… точнее, сообразить, что вы умеете… и чем мы можем вам помочь.

Лена заставила себя уверенно ответить:

— О, я понимаю, что у меня нет навыков канцелярской или секретарской работы. Но я надеялась, что найдется место, где пригодятся мои способности зрелой женщины.

— Какое, например?

Лена поняла, что женщина за письменным столом смущена сильнее, чем она сама.

— Простите, как вас зовут? — спросила Лена.

— Мисс Парк. Джессика Парк.

— Мисс Парк, возможно, вы знаете фирму, которой нужен опытный человек, а не юная вертихвостка, жаждущая сделать быструю карьеру. Я могла бы отвечать на телефонные звонки, вести делопроизводство, заваривать чай, поддерживать порядок, подавать новые идеи…

Лена осмотрела неказистое помещение агентства Миллара и обвела его рукой, пытаясь пояснить свою мысль.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. Такой человек нужен в каждом офисе, — сказала мисс Парк.

Тут зазвонил телефон, затем пришли две девушки за брошюрами, а потом снова раздался телефонный звонок.

Лена сидела и ждала, закусив губу. Нужно забыть о том, что она — всего-навсего домашняя хозяйка из ирландского захолустья. И помнить, что она собирается сделать карьеру в огромном столичном городе. Джессика между тем что-то беспомощно лепетала по телефону, и у нее было время подумать. Когда мисс Парк освободилась, Лена была готова продолжить разговор.

— Например, возьмем этот офис, — сказала она, стараясь, чтобы не дрогнул голос. — Я вижу, вы очень заняты. Возможно, это как раз то место, где я могла бы оказаться полезной.

Джессика Парк, не имевшая права принимать решения, явно встревожилась.

— Ох нет, не думаю… — начала она.

— Почему? Мне кажется, вы перегружены работой. Знаете, я могла бы взять на себя черновую работу. Например, подшивать корреспонденцию.

— Но я ничего о вас не знаю…

— Вы знаете обо мне всё. — Лена показала на анкету.

— Я здесь не начальница. Мистеру Миллару потребуется…

— Я могу начать прямо сейчас. Вы увидите, есть ли от меня толк, а потом поговорите с мистером Милларом.

— Не знаю. Я уверена…

Определить возраст Джессики Парк было трудно. Сорок? Сорок пять? Но с таким же успехом ей могло быть и тридцать пять. Возможно, она не слишком заботилась о себе и рано состарилась.

Лена решила не упустить свой шанс.

— Ну что ж, Джессика. Я называю вас так, потому что вы младше меня… Почему бы нам не попробовать? Если не получится, вы ничего не потеряете.

— Вообще-то меня зовут Джесси, и я немного старше вас, — призналась женщина. — Ладно, будь по-вашему. Но только если вы никому не будете мешать.

— Кому я могу мешать? Вот, смотрите. Я беру стул и сажусь рядом с вами.

Не успела Джесси и глазом моргнуть, как Лена взялась за дело. Она поточила карандаши, прибрала письменный стол и сложила анкеты так, что копирка уже лежала между листами.

— Я никогда так не делала, — недоуменно промолвила Джесси.

— Конечно, у вас ведь не было на это времени. — А когда зазвонил телефон, Лена бодро ответила: — Агентство по трудоустройству Миллара. Чем можем служить? — Это звучало намного лучше робкого «алло» Джессики.

Затем Лена сказала, что была бы счастлива познакомиться с системой делопроизводства. Именно здесь она может оказать агентству самую большую помощь. Джесси показала рукой на стеллаж и предоставила ее самой себе.

Лена просматривала папки, пока не нашла то, что искала. Вакантные места в сфере торговли и маркетинга. Та самая работа, которую получит Льюис Грей, когда будет знать, куда обратиться и что от него требуется.

— Значит, ты просто пришла в агентство и убедила их, что без тебя там не обойдутся? — поразился Льюис.

— Более или менее, — засмеялась Лена, не смея поверить своему счастью.

Мистер Миллар похвалил мисс Парк за то, что ей хватило ума выбрать из множества претендентов опытную женщину, и та была польщена неожиданным комплиментом. Лена могла начать работу с понедельника. Она не сказала Льюису, что это место может обернуться для них настоящей золотой жилой. Ей хотелось сначала обзвонить торговые фирмы от имени агентства по трудоустройству, а потом Льюис сам воспользуется этой информацией при подборе работы.

Пока все складывалось как нельзя лучше. Лена была уверена, что на завтрашней мессе сможет общаться с Господом без чувства горечи.

Айви точно не знала, где находятся римско-католические церкви. Правда, одна большая церковь есть в Килбурне, на Куэкс-Роуд. В воскресенье там собирается много народа.

— Килбурн… Звучит слишком по-ирландски. А вдруг нас узнают? — спросила Лена Льюиса.

— Нет, — ответил он. — Вряд ли кто-нибудь успел эмигрировать из Лох-Гласса после твоего исчезновения.

— Нет, конечно нет. Но ты… вдруг кто-нибудь узнает тебя?

— Милая, даже если кто-то меня узнает, это не имеет никакого значения. В бегах у нас ты. Хочешь, чтобы я пошел с тобой?

— Я была бы рада. Конечно, если это не вызывает у тебя отвращения. Только для того, чтобы возблагодарить Господа.

— Что ж, мне есть за что его благодарить. Конечно, пойду.

Она и не предполагала, что ждет ее после первой мессы в Лондоне.

Найдя нужный автобус и выяснив, в какую сторону ехать, они пересекли на нем Килбурн-Роуд и пошли за толпой в шалях и поднятых воротниках. Там были и поляки, и итальянцы.

И никакого сравнения с Лох-Глассом. «Доброе утро, миссис Хэнли, мистер Фоули, Дэн, Милдред, мистер Хики, мать Бернард, миссис Диллон. Привет, Лилиан, привет, Питер. Рада снова видеть тебя, Мора. Как поживаешь, Кэтлин? А ты, Стиви?» Пока доберешься до церкви, замучаешься. А в самой церкви тебе будет знаком чих и кашель каждого. Как и проповедь, которую прочитает отец Бейли…

Когда они вышли из церкви, Лена ощущала покой и умиротворение.

Рядом располагался газетный киоск.

— Здесь продают все ирландские газеты, — сказал Льюис. — Давай купим, а потом сходим куда-нибудь и отметим воскресенье… О’кей?

Лена кивнула, просматривая заголовки. Тут были хорошо ей знакомые «Керримен», «Корк экземинер», «Эхо Уэксфорда», «Коннахт трибюн»… И среди них газета, которую каждую пятницу доставляли в аптеку. Там печатали расписание киносеансов, объявления о продаже недвижимости, новости о земляках, которые добились известности, вступили в брак или отпраздновали золотую свадьбу.

Она уже хотела отойти, когда увидела на первой странице фотографию Хрустального озера с плывущими по нему лодками. Под ней красовался заголовок:

ПОИСКИ ПРОПАВШЕЙ ЖИТЕЛЬНИЦЫ ЛОХ-ГЛАССА ПРОДОЛЖАЮТСЯ

Раскрыв глаза от изумления, она прочитала об исчезновении Элен Макмагон, жены известного лох-гласского аптекаря Мартина Макмагона, которую в последний раз видели гуляющей у озера в среду, 29 октября. Водолазы и добровольцы обыскали заросшие камышом участки озера, в честь которого был назван Лох-Гласс, но ничего не нашли. Была обнаружена перевернутая лодка, после чего решили, что лодку взяла миссис Макмагон, но не сумела с ней справиться из-за нередкого в этих местах шквалистого ветра.

— Ну что, покупаете? — спросил киоскер. Элен дала ему полкроны и отошла, сжимая в руке газету. — Эй, она дорогая, но не до такой степени! — окликнул он. — Возьмите сдачу!

Но Лена его не слышала.

— Льюис… — хрипло позвала она. — О боже, Льюис…

Ей помогли подняться. Каждый предлагал свое: расстегнуть воротник, выпить бренди, виски, воды, чаю, пройтись или посидеть.

Киоскер, пытавшийся отдать Лене сдачу, настаивал, чтобы деньги положили ей в сумочку. В конце концов он помог Льюису не то довести, не то дотащить Лену до Килбурн-Роуд. Ей же нужно было только одно: как можно скорее добраться до места, где они смогут посидеть вдвоем. Льюис твердил, что ей нужен врач.

— Поверь мне, все в порядке. Просто отведи меня куда-нибудь.

— Пожалуйста, дорогая, пожалуйста.

В ближайшем баре было полно ирландцев, но это не имело значения. Они интересовались только своими делами и не обращали внимания на мужчину и женщину, которые сидели за столиком, не прикасаясь к бренди, и читали невероятный отчет о поисках Элен Макмагон.

— Надо же… Поднял на ноги весь городок, полицию, сыщиков из Дублина… — покачал головой Льюис.

— Значит, он не нашел письмо, — сказала Лена. — И подумал, что я утонула… О боже! Что я наделала!

— К тому времени мы были уже за тысячу миль оттуда. Где ты оставила письмо?

— В его спальне.

— Как он мог его не заметить? Как, скажи мне?

— Может быть, он туда не заходил…

— Лена, приди в себя. Ведь там была полиция. Она наверняка перерыла весь дом.

— Но он не мог сделать этого специально. Не мог так травмировать детей — заставить их думать, что я лежу на дне озера, как бедная Бриди Дейли.

— Кто это?

— Неважно. Мартин не мог так поступить с детьми.

— Но почему он не получил письмо? — Лицо Льюиса было искажено болью. Он то и дело поглядывал на газету, словно надеялся, что статья исчезнет. — Может быть, письмо взяла служанка?

— Исключено.

— А вдруг она хотела шантажировать тебя?

— Я тебе рассказывала о Рите. Нет, это невозможно.

— Тогда дети. Предположим, один из них открыл конверт… И не захотел поверить, что ты ушла. Ты лучше меня знаешь, какие они странные существа. Спрятали письмо и притворяются, что его не было…

— Нет, — просто ответила Лена.

— Почему ты так уверена?

— Льюис, я их знаю. Это мои дети. Во-первых… они не стали бы вскрывать письмо, адресованное Мартину. Но если бы они это сделали… если бы сделали…

— Допустим, что сделали. Просто допустим.

— Если бы это сделал Эммет, он показал бы письмо отцу. Если бы это сделала Кит, она позвонила бы мне в приют. Позвонила в ту же минуту. И потребовала бы, чтобы я вернулась.

Наступило долгое молчание. Наконец Льюис сказал:

— А если он все-таки прочитал письмо?

— Не могу представить себе, что он заварил такую кашу. — Лена кивнула на газету.

— Может, он решил, что это единственный выход из положения…

— Льюис, я должна это выяснить.

— Что ты имеешь в виду?

— Я должна позвонить ему.

Лена хотела встать. Льюис встревожился:

— И что ты ему скажешь?

— Чтобы он прекратил поиски и сказал детям, что я жива…

— Но ты же не собираешься возвращаться к ним, правда?

В его глазах затаилась боль.

— Льюис, ты сам знаешь, что не вернусь.

— Тогда подумай. Подумай как следует.

— О чем тут думать? Ты сам прочитал весь этот бред. Меня ищут. Они думают, что я утонула… — В голосе Лены зазвучали истеричные нотки. — О господи, они могут даже устроить похороны!

— Без тела не могут.

— Но я не хочу, чтобы меня считали мертвой! Мои дети должны знать, что их мать жива и здорова, а не лежит в водорослях на дне Хрустального озера.

— Если они так подумают, это не твоя вина.

— Не моя? Что ты хочешь этим сказать? Я их бросила!

— Это его вина, — четко произнес Льюис.

— О чем ты говоришь?

— Ты оставила выбор за ним. Вот Мартин им и воспользовался.

— Но это абсурд! Не мог он сказать детям, что их мать мертва. Я хочу видеть их. Хочу встречаться с ними. Следить за тем, как они растут.

Льюис смотрел на нее с грустью:

— Ты думаешь, он это позволит?

— Конечно.

— Думаешь, он простит тебя и скажет: «Живи себе счастливо с Льюисом в Лондоне, а время от времени приезжай домой, в Лох-Гласс, где мы по этому поводу будем закалывать упитанного тельца»?

— Нет, не так!

— А что тогда? Подумай, Лена. Если Мартин выбрал такой путь, может, так для него лучше.

Она вскочила на ноги:

— Сказать двум невинным детям, что я умерла, потому что у него не хватило духу признаться, что я ушла от него!

— Ты мне сама рассказывала о жизни в этом городке. Наверное, сочувствие к мертвой матери лучше сплетен о том, что она сбежала.

— Не верю! Льюис, я позвоню ему! Я обязана это сделать!

— Ты ведь написала в письме, что позволяешь ему объяснить всем происшедшее так, как он хочет.

— Я не помню точных слов. У меня не было при себе копирки, — огрызнулась она.

— Но мы с тобой говорили об этом.

— Да, говорили, — согласилась Лена. — Но я должна знать, что они действительно… — беспомощно пролепетала она.

— Предположим, что они действительно считают тебя мертвой. Умоляю тебя, подумай, что лучше для маленькой девочки и маленького мальчика. Если ты сейчас позвонишь, то будешь вынуждена вернуться домой и все объяснить. Этим ты причинишь Мартину одни неприятности. Ему будет намного хуже, чем сейчас… Подумай, какой вред ты можешь принести.

— Но я должна знать, что там происходит! — По лицу Лены текли слезы.

— Хорошо, давай позвоним.

— Что?

— Я позвоню, — поправился Льюис. — Скажу, что хочу поговорить с тобой, и посмотрим, что мне ответят.

— Ты сможешь?

— Смогу. — Он мрачно сжал губы и пошел к стойке.

Лена выпила бренди одним глотком, словно проглотила иголки.

Звонить из бара они не стали: там было слишком шумно. Но по дороге зашли в телефон-автомат.

Когда раздался гудок, Льюис погладил Лену по щеке:

— Поверь, все будет хорошо.

Лена стиснула его руку и наклонилась к трубке, чтобы лучше слышать.

— Лох-Гласс, три-три-девять, — послышался голос Кит.

— Звонок из Лондона. Говорите, — произнесла телефонистка.

— Алло… — слегка изменив голос, сказал Льюис. — Это дом Макмагонов?

— Да, это дом Макмагонов, Лох-Гласс.

— Могу я поговорить с мистером Макмагоном?

— К сожалению, нет… Он вышел.

Лена удивилась. В это время Мартин уже возвращался из церкви и они садились за обед. Значит, после ее ухода весь распорядок дня разлетелся на куски. Конечно, ведь в доме траур.

— Когда он вернется?

— А можно узнать, кто говорит?

Лена улыбнулась. Девочке всего двенадцать, а она уже знает: сначала выслушай, потом говори.

— Моя фамилия Смит. Я торговый представитель и бывал в аптеке ваших родителей по делам фирмы.

— Это не аптека, вы звоните нам домой, — объяснила Кит.

— Я знаю и прошу прощения за вторжение. А можно поговорить с вашей матерью?

Лена снова до боли сжала его руку. Что ответит на это ее дочь?

Казалось, прошел целый век, прежде чем в трубке снова послышался голос Кит. Чего она ждала? Что дочь скажет: «Где моя мать, пока неизвестно, но к Рождеству все выяснится»?

— Вы звоните из Лондона? — спросила Кит.

— Да.

— Тогда вряд ли вы слышали об этом. Произошел несчастный случай: моя мама утонула. — Наступила пауза: девочка пыталась справиться с дыханием.

Лицо Льюиса стало белым как мел. Наконец он выдавил:

— Мне очень жаль.

— Да, спасибо, — еле слышно ответила Кит.

Лена часто представляла себе, что ее дети будут общаться с Льюисом. Они должны были понравиться друг другу. Почему-то она думала, что все наладится. Но это было раньше. До того, как разразилась катастрофа.

— А где сейчас твой отец? — спросил Льюис.

— Обедает с друзьями. Они пытаются немного отвлечь его.

«Должно быть, это Келли», — подумала Лена.

— А почему он не взял с собой вас?

— Но кто-то должен быть дома. На случай, если появятся новости…

— Какие новости?

— Ну, ее еще не нашли…

Льюис не мог вымолвить ни слова.

— Вы слушаете? — спросила Кит.

— Да… да.

— Попросить папу перезвонить вам?

— Нет, нет. Я просто хотел заехать к нему по пути. Пожалуйста, ничего не говори. Не расстраивай его. Мне очень жаль, что я вторгся в вашу жизнь… в такое время…

— Это был несчастный случай, — сказала Кит. — Сегодня на мессе все молились за упокой ее души… Значит, не говорить, что вы звонили?

— Нет. А как себя чувствует твой брат?

— Откуда вы знаете, что у меня есть брат?

— Кажется, об этом говорили твои родители. Когда я был у вас в аптеке.

— Наверняка это была мама. Она всем рассказывала о нас. — В голосе Кит слышались слезы. — Тогда был сильный ветер. Только ветер…

Снова наступила пауза. Эти паузы съели большую часть трех минут.

— Продлить разговор? — спросила телефонистка.

— Нет, спасибо. Мы уже закончили, — ответил Льюис.

Последним, что они услышали в это сырое ноябрьское воскресенье, был далекий голос Кит, сказавший «до свидания», а потом нерешительно повторивший это на случай, если ее не расслышали.

Когда Льюис повесил трубку, они крепко обнялись и долго стояли в телефонной будке, по стеклам которой текли струи дождя. Тот, кто хотел позвонить, видел искаженные болью лица и шел дальше. Как выгнать на улицу пару, узнавшую плохую новость?

— Я бы убил его, — сказал Льюис, когда они вернулись домой и рухнули в изнеможении.

— Ты все-таки считаешь, он сделал это нарочно?

— Давай подумаем еще раз.

Льюису хотелось спросить: «Как он мог не знать?» Но ответа на этот вопрос не было.

Оба не могли уснуть, хотя нуждались во сне. Утром надо было идти на работу.

— Может, он испугался, что если люди узнают о твоем побеге, то перестанут покупать его чертовы микстуры от кашля? И решил сказать, что ты утонула, чтобы не нанести вреда бизнесу?

— Не спрашивай меня. Я его совсем не знаю.

— Ты прожила с ним целых тринадцать лет.

Лена промолчала. А через час спросила:

— Что имела в виду Кит, когда говорила про ветер?

— Наверное, в тот вечер, когда мы уехали…

— Я не помню никакого ветра.

— Я тоже, но…

Можно было не продолжать. В тот вечер, когда началась их новая жизнь, они не заметили бы ни шторма, ни снежной бури.

Лена пришла к дальнему концу озера у цыганского табора, где ее ждал на машине Льюис. Точнее, на машине приятеля. Приятель не знал о его планах. Знал только, что Льюису на денек надо было куда-то съездить. Они приехали в Дублин, на трамвае добрались до Дун Лаогхейра и оказались первыми пассажирами на борту. Проболтали всю дорогу от Холихеда до вокзала Юстон и утром весело позавтракали в «Лайонс-Корнер-Хаусе».

А жители Лох-Гласса в это время искали Элен Макмагон на дне озера.

Видимо, Льюис прав. Обида Мартина оказалась сильнее, чем они предполагали.

Мать Джесси была больна, причем уже давно, но никто толком не знал о ее болезни. Лена узнала об этом в первый же рабочий день. В понедельник.

— Не хотите навестить ее во время ленча? — предложила Лена.

— Я не могу, — ответила Джесси.

— Почему? Я вас подменю.

— Нет, не надо.

— Джесси, я не собираюсь вас подсиживать. Я всего-навсего помощница и не буду держать дверь открытой для посетителей. Если случится что-то непредвиденное, то попрошу их зайти позднее и поговорить с мисс Парк Зачем нам обеим сидеть на месте, если вы так переживаете за мать?

— А вдруг придет мистер Миллар?

— Я скажу ему, что вы решили выяснить, нельзя ли сэкономить на канцелярских принадлежностях. Вы действительно можете сделать это на обратном пути. На углу есть большой канцелярский магазин. Спросите, не согласятся ли они делать скидку оптовому покупателю. Мы будем покупать у них сотни конвертов. Они могут пойти нам навстречу.

— Да… Возможно. — И все же Джесси продолжали грызть сомнения.

— Ступайте, ступайте, — стояла на своем Лена. — Зрелых женщин берут на работу именно для того, чтобы они находили выход из любого сложного положения. Дайте мне отработать свое жалованье.

— А вы справитесь?

— Справлюсь. Хотя дел здесь хватает.

Улыбка не сходила с лица Лены. Если бы Джесси Парк знала, сколько ей предстоит переделать и какие важные решения принять! Но для этого требовалось восстановить душевное равновесие. Хотя бы слегка.

Работа была только предлогом. Лене Грей предстояло решить, стоит ли позвонить в Лох-Гласс и сообщить, что Элен Макмагон жива и здорова. Долгая беседа с Льюисом не убедила ее. Лена не могла подписать собственный некролог и навсегда отказаться от Кит и Эммета. Она не смирилась бы с тем, что дети считают ее мертвой, даже если бы сумела выносить младенца. Злиться на Мартина за его слабость не имело смысла. Ей требовалось время подумать и получить свободный доступ к телефону. Именно поэтому было так важно спровадить из офиса бедняжку Джесси.

Поиски работы для Льюиса придется пока отложить. Слишком многое зависит от того, какое решение она примет. Если она позвонит домой и сообщит, что жива и здорова, все может сложиться по-другому. Скорее всего, ей придется вернуться домой и расхлебывать заваренную ею кашу. Зачем Льюису ходить на собеседования, если неизвестно, останутся ли они здесь?

Лена представила, как он провожает ее обратно в Лох-Гласс. Воображение сыграло с ней злую шутку. Мартин, Льюис и она сидят в гостиной и молчат. Ни слов, ни объяснений. Дети вцепились в нее и не отходят ни на шаг. Кит говорит: «Я знала, что ты не умерла! Знала, и все». А Эммет заикается сильнее, чем прежде; каждое слово дается ему с трудом.

Она думала о тихом недовольстве Риты. О лицемерных беседах с Питером и Лилиан. О всегда жизнерадостной Море, которая твердит, что жизнь коротка, а потому всем следует быть оптимистами и видеть в ней только хорошее.

Лена пыталась представить себе, что будет делать в такой ситуации Льюис, но ничего не получалось. Его улыбка, обаяние и любовь к ней там были не к месту.

Значит, она вынуждена будет поехать одна. Сказать детям, что она жива, нужно только самой. Передавать такую весть через Мартина ей и в голову не приходило. Она уважала этого человека, но теперь все уважение исчезло. Да, его самолюбию был нанесен сильный удар, и все же вести себя подобным образом мужчина не имеет права. Выходит, она в самом деле абсолютно не знала Мартина.

Джесси куда-то отошла, но надежды Лены побыть в одиночестве не оправдались: перерыв на ленч оказался в агентстве Миллара часом пик. Люди, уже имевшие работу, но надеявшиеся подыскать себе другое место, использовали это время, чтобы подать новые заявления. Лена сбивалась с ног. «Наверно, это и к лучшему, — думала она, раскладывая в проволочные корзины анкеты и пожелания. — Наверно, я не смогла бы ничего решить даже в том случае, если бы у меня было время».

В оставшиеся свободные минуты она дважды брала телефонную трубку и дважды клала ее обратно. Если она позвонит в аптеку, то не справится с гневом. Или поговорить с кем-то другим? Но с кем? Только не с Келли. Ни в коем случае. Эх, если бы у сестры Мадлен был телефон… Лена улыбнулась. Телефон в доме отшельницы!

— Вы улыбаетесь. Вот и прекрасно, — сказала, войдя, Джесси.

— По-вашему, я редко улыбаюсь? — придя в себя, спросила Лена.

— Сегодня вы выглядите совсем не так, как в субботу. Я решила, что во время уик-энда у вас что-то случилось.

Джесси не терпелось узнать подробности, но Лена не пожелала удовлетворить ее любопытство.

— Нет, ничего такого… Лучше расскажите, как себя чувствует ваша матушка. Она вам обрадовалась?

— Да. Я правильно сделала, что сходила к ней. — И Джесси начала подробно рассказывать о том, с каким трудом ее мать переваривает пищу.

До сих пор Лена считала миссис Хэнли из магазина готового платья единственной женщиной на свете, помешанной на работе своего желудка. Оказывается, пища претерпевала в нем сотни превращений. Но теперь выяснилось, что в западной части Лондона у миссис Хэнли была сестра по несчастью. Лена тринадцать лет притворялась, что понимает проблемы миссис Хэнли, поэтому ей не составило труда посочувствовать плохому пищеварению матери Джесси Парк.

Пока руки Лены крепили на папки новые наклейки, ее мысли были за сотни миль отсюда. На далеком ирландском озере.

Увидев лицо Льюиса, Лена поняла, что сегодня вчерашний разговор лучше не заводить. В таком состоянии человек не станет снова придумывать, как сообщить детям, что она жива. За день он совершенно вымотался. Его руки были в мозолях, плечи ныли.

— У нас есть деньги на горячую ванну или это нереально? — спросил он.

Глаза Льюиса напоминали огромные темные озера, но лукавая улыбка была не менее обворожительной, чем всегда. Лена почувствовала такой прилив любви к нему, что чуть не задохнулась. Она будет работать с утра до вечера и с вечера до утра, лишь бы Льюис не чувствовал усталости.

И он был готов ради нее на то же самое. В этом Лена не сомневалась. Она помнила, как он страдал, когда они потеряли ребенка. Как сидел рядом, держа ее за руку, гладил по голове и выходил лишь для того, чтобы купить ей что-нибудь приятное. В его глазах тогда стояли слезы. Это ее мужчина, любовь всей жизни.

Ей повезло. Мало кому удается быть рядом с мужчиной своей мечты. Большинство женщин упускает этот шанс, а потом кусает себе локти. Только последняя дура может отказаться от такой жизни, суетясь, мучаясь и пытаясь переделать прошлое. Придется все решать самой… Она не станет тратить драгоценные минуты на то, что Льюис считает переливанием из пустого в порожнее.

— Думаю, компания может позволить себе оплатить ванну одного из своих служащих, — ответила она. — Но при одном условии.

— Каком?

— Я приду и потру тебе спину.

— Айви будет шокирована. Шашни в ванной…

— Потереть спину вовсе не значит заниматься шашнями.

— Спина — это только начало. Или нет? — Льюис прожигал ее взглядом.

— Естественно, только начало, — сказала Лена, давая понять, что может снова заняться любовью. И не просто может, а хочет. Сила собственного желания поразила ее.

— Раз так, мы залезем в ванну вместе, — весело сказал Льюис, взял полотенце, губку и вынул шестипенсовик из соусника, который они называли «На мелкие расходы».

В ту ночь разговор о Лох-Глассе не состоялся…

Лена проснулась в пять утра и больше не смогла уснуть. «Наверное, нам нужно еще раз поговорить», — подумала она, но тут же поняла, что обманывает себя. Что касалось Льюиса Грея, то он был убежден, что лох-гласский период ее жизни подошел к концу и все уже решилось наилучшим образом. Он строил планы их новой жизни. И не хотел, чтобы Лена тянула его в прошлое.

Она видела лица Кит и Эммета столь отчетливо, словно перед ней была не стена, а экран. Кит отбрасывала волосы, норовившие попасть в глаза. Ее лицо было мокрым от дождя и слез, мрачным, но решительным. Сбитый с толку Эммет поднес руку к горлу, как часто делал, когда заикался и пытался выдавить из себя хоть слово.

Она не смирится с тем, что дети считают ее мертвой. Нужно найти способ сообщить им правду.

Рядом с агентством остановилась машина мистера Миллара. Его визиты всегда заставляли Джесси ужасно нервничать.

— Не понимаю, что ему здесь надо. Приезжает, чтобы шпионить! — прошипела она, обращаясь к Лене.

— Это его бизнес, — мягко ответила та. — Ему хочется убедиться, что все идет хорошо, узнать, не нуждаемся ли мы в чем-нибудь…

Джесси в этом сомневалась:

— Если бы он думал, что все идет хорошо и мы справляемся с делом, ему вообще не было бы необходимости приезжать сюда.

Лена заставила себя рассмеяться, хотя ее мысли были заняты совсем другим.

— Бросьте, Джесси. Давайте посмотрим на это с другой стороны. Все идет хорошо, поэтому ему нравится приезжать к нам и принимать участие в делах. Вам не приходило это в голову?

— Думаю, замужество добавляет вам уверенности в себе, — ответила Джесси.

Лена опешила. Надо же, ее считают уверенной в себе. Знала бы Джесси, как она слаба, — как слепой котенок…

— Когда мистер Миллар войдет, устроим ему теплый прием. Не будем ждать его предложений, а сразу привлечем к делу.

— Но я…

— И все же попробуем, — ответила Лена.

— Мистер Миллар, как по-вашему, не стоит ли поставить в помещении несколько кресел и маленький столик для клиентов, ожидающих приема? — обратилась Лена к шефу.

— Я об этом не думал, — ответил мистер Миллар. Это был высокий лысый мужчина с похожей на яйцо головой и вечно удивленным выражением лица.

— Если бы люди знали, что в агентство можно прийти и пообщаться друг с другом, а не стоять в очереди, словно на почте или в банке…

— Но что это нам даст?

Джесси поморщилась, однако Лена поняла, что босс заинтересовался ее предложением. Во всяком случае, не отверг его сразу.

— Мисс Парк прекрасно знает, за какие ниточки дергать… знает, что главное в нашем бизнесе — это повторные обращения. Если кому-то посчастливилось найти хорошее место с первого раза, он придет к нам снова…

— Да, но кресла…

— О, я не имела в виду ничего чересчур пышного, мистер Миллар. Мисс Парк уверена, что клиенты должны считать агентство Миллара фирмой, которой можно доверять и чувствовать себя в ней как дома. — Лена улыбнулась.

Босс кивнул:

— Хорошая мысль, мисс Парк Согласен. Но где мы возьмем такую мебель?

— Мистер Миллар, больших расходов здесь не потребуется. И конечно, для этой задачи идеально подходит мисс Парк У нее просто талант находить нужные вещи.

Джесси удивилась. Она никогда не умела находить нужные вещи. Достаточно было посмотреть на ее кардиган, прическу и лицо. Но Лена не дала обоим опомниться.

— В Лондоне полно магазинов, торгующих подержанными вещами. Если постараться, всегда можно заключить выгодную сделку. Допустим, после перерыва на ленч мисс Парк могла бы… То есть я хотела сказать… Что вы об этом думаете?

До Джесси все доходило как до жирафа, но тут не понять намек было невозможно. Лена пыталась выкроить для нее время, которое она сможет проводить с больной матерью.

— Если бы у меня были лишние полчаса… — начала мисс Парк с выражением собачьей покорности на лице.

— Это окупило бы себя сторицей, — закончила за нее Лена.

— Ну что ж… Мисс Парк, вы не возражаете?

Этот человек сомневался во всем. К счастью, тут сыграла свою роль естественная для Джесси нерешительность: казалось, что это предложение ей не по душе.

— Думаю, я могла бы…

Но мистер Миллар уже воодушевился.

— Можно поставить пару пепельниц, — осенило его. — И даже старую стойку для зонтиков. В такую погоду, как сейчас…

— И столик со всеми нашими информационными материалами… Это лучше, чем читать их на стене. И времени займет меньше.

Лена решила ковать железо, пока горячо. Нельзя было дать собеседникам опомниться и назвать идею нереальной.

— Да, и как сказала мисс Парк, это не должно стоить дорого.

Мистер Миллар был очень доволен сегодняшним визитом.

А Джесси смотрела на Лену как на укротительницу тигров.

— Не понимаю, как это пришло вам в голову… И вы представили меня в таком выгодном свете… — Она выражала свою благодарность, как собака, виляющая хвостом.

— Вы и в самом деле замечательный сотрудник, — ответила Лена. — Вы взяли меня на работу.

— Это лучшее, что я сделала за всю свою жизнь! — выпалила счастливая Джесси.

Лена похлопала ее по руке:

— Верно. Я думаю, торопиться с покупкой мебели не следует. Потратьте на поиски недели две. Такие дела спешки не любят. А у вас появится время лишний раз побывать дома.

Весь этот день ей пришлось притворяться.

Утром она сказала Льюису, что чудесно выспалась в его объятиях. Уверила Айви, что в ее должностные обязанности входят лишь уборка офиса и заваривание чая; хозяйке не следовало знать, что Лена устроилась лучше, чем Льюис. Провела тестирование нескольких клиентов, звонивших по телефону, а тем, кто приходил в офис, говорила, что возможности у них просто огромные.

Но что дальше?

За плечами Лены были долгие годы притворства. Живя в Лох-Глассе, она делала вид, что ей нравятся новые куртки лесорубов, которые по индивидуальному заказу приобрел магазин миссис Хэнли. Заставляла себя улыбаться, когда Лилиан Келли сплетничала о незнакомых людях, живущих в больших городах. Соглашалась с мясником Хики, что кострец хорош, а филей жестковат…

Притворялась, когда замечала на себе взгляд Мартина, зная, что он, как всегда, спросит: «Ты счастлива?» И старалась не заплакать.

Не притворялась она только перед своими детьми. Но все же сумела бросить их. Бросить ради того, чтобы последовать за Льюисом Греем.

Ей казалось, что после этого все изменится. Начнется новая жизнь, к которой она всегда стремилась. Появится новый ребенок, ее и Льюиса. А что из этого вышло? Ребенка она потеряла, муж и дети считают ее умершей, а она продолжает делать вид, что все хорошо.

Ей очень хотелось оказаться в маленькой хижине сестры Мадлен, чтобы откровенно поговорить, не слыша в ответ ни советов, ни поучений, но чувствуя поддержку. Если бы она могла повидаться со старой отшельницей, все стало бы намного понятнее. Но разве она признается монахине, что испытывает желание угодить мужчине своей мечты и отказаться от намерения сообщить детям, что она не умерла? Сестра Мадлен ей не поверит.

Лена вздохнула и постаралась придать лицу выражение, соответствующее характеру беседы с молодой женщиной по имени Доун, которая хотела получить место в офисе.

— Я ходила на множество собеседований, но едва люди меня видели, как тут же отказывали, — обиженно говорила она.

Доун выглядела как потаскушка: светлые волосы были темными у корней, ногти — грязными, а губная помада выделялась на ее лице кроваво-красным пятном.

— Вы чересчур броская, — деликатно сказала Лена. — У людей создается о вас неправильное впечатление. Для гостиницы нужно что-то более спокойное. Почему бы вам не изменить внешность? Попробуйте. Дело того стоит.

Девушка слушала ее как зачарованная. До сих пор никто не проявлял к ней такого интереса.

— А как ее изменить, миссис Грей?

Лена посмотрела на нее и, подумав, дала несколько разумных советов, обойдясь без критических замечаний.

— Поиски работы — примерно то же, что проба на роль. Представьте себе, что вы актриса. Нужно проверить, годитесь ли вы на роль, которую хотите получить.

Когда Доун уходила, чтобы заняться ногтями, прической и прийти завтра на репетицию в костюме, она смотрела на Лену с благодарностью, которая граничила с любовью.

— У вас потрясающее агентство, — сказала она, остановившись на пороге. — Не агентство, а место, куда хочется прийти снова.

Значит, они на правильном пути.

Льюис стремительно взбежал по лестнице.

— Сегодня ночью я буду работать на приеме! — выпалил он.

— На приеме?

— Да. Кто-то заболел, меня произвели из швейцаров в ночные портье.

— Будешь работать всю ночь?

— Да. Для этого и существуют ночные портье. Неплохой скачок по служебной лестнице, правда? — Он вел себя как породистый щенок, требующий похвалы.

Лена казалась спокойной. Да, администрация гостиницы увидела в нем человека, способного принимать гостей и решать любые проблемы. Что в этом удивительного? Гораздо удивительнее, что сначала его обрядили в форму швейцара. Такой мужчина заслуживал более высокого поста.

— Ты вымотаешься.

— Да, но завтра у меня будет выходной, — сказал он. — Ты сможешь сказаться больной и составить мне компанию.

— Тебе надо будет отоспаться.

— Мой сон в твоих объятиях будет гораздо крепче.

— Посмотрим, — улыбнулась Лена.

Отпрашиваться с работы она не собиралась.

Они вместе подбирали рубашку, подходящую его новой должности.

— Ты будешь скучать? Тебе будет одиноко? — не унимался Льюис.

— На первых порах да, потом немного отдохну и пойду изучать окрестности.

— Но только ничего не делай… не принимай необдуманных решений.

Она поняла. Он просит ее не звонить домой.

— Не волнуйся, — ответила Лена, — все решения мы будем принимать вместе.

Ей показалось, что Льюис вздохнул с облегчением. А потом сбежал по лестнице так же быстро, как и поднялся.

Лена закурила и глубоко затянулась. Наконец-то она осталась одна. Впервые за весь день. Никто не будет ее отвлекать и мешать думать. Но ее давили стены, оклеенные розово-оранжевыми обоями. Она вспомнила графа Монте-Кристо, камера которого с каждым днем становилась теснее. Похоже, то же самое происходило и с ее комнатой. Расстояние между столом и окном заметно сократилось. Когда сигарета догорела, Лена поняла, что не сможет пробыть здесь ни минуты.

Нужно спуститься к Айви.

— Извините. Я не хотела вам мешать.

— Не говорите так, милочка. Я люблю компанию. — Айви заполняла лотерейные билеты, указывая возможные результаты футбольных матчей на ближайшую неделю. Она уделяла этому много времени, рассчитывая сорвать большой куш. Это изменит всю ее жизнь. Она купит большую гостиницу на берегу моря, наймет управляющего и будет жить в собственной квартире на верхнем этаже, как подобает леди.

— Как ты считаешь, Коврик, я права? — спросила она старого кота. Тот довольно замурлыкал в ответ.

Лена погладила его седую голову.

— Кошки очень успокаивают. Я обожала своего Фарука, хотя он прибился к нам сам. — Ее взгляд был устремлен куда-то вдаль.

— Это было в детстве?

— Нет. Просто дома, — ответила Лена, впервые позабыв об осторожности.

Ее слова не ускользнули от внимания Айви, но она промолчала и стала заваривать чай. Лена почувствовала себя так же непринужденно, как в домике сестры Мадлен. Хотя более непохожие места найти было трудно.

Должно быть, в этот холодный вечер сестра Мадден сидит у камина и разговаривает с кем-нибудь из жителей Лох-Гласса. Например, с Ритой, мечтающей о своем будущем, или с Лапчатым — точнее, мистером Бернсом, который владел своим баром тридцать семь лет, но ни разу не выпил в нем кружки пива. Или с хозяйкой гаража, скорбящей вдовой Кэтлин Салливан, приходившей в отчаяние от всего на свете, в том числе и от своих непутевых сыновей. А рядом греется лиса, собака или индюшка, которую не зажарили на Рождество только потому, что ей повезло оказаться рядом с жилищем отшельницы.

Там никто не задавал вопросов и не пытался оправдать то, чему оправдания не было.

Как и в этой тесной комнатке, где не видно ни одного квадратного дюйма обоев. Все стены завешаны пейзажами и полками с безделушками. Большое зеркало было практически бесполезно, потому что в его раму было вставлено множество писем и открыток Тут были вазы из цветного стекла, гномики, рюмочки для яиц и сувенирные пепельницы. Но это место вызывало то же чувство. Здесь можно было не притворяться. Здесь никто не станет требовать объяснений. Объяснений, которых ты дать не в силах.

Все вышло само собой. Лена Грей начала рассказывать Айви Браун свою историю. Они наполнили чашки и открыли пачку печенья. А когда речь зашла о прошлом воскресенье, о статье в газете и звонке домой, Айви встала и молча достала бутылку бренди и две рюмки. Лена открыла сумочку и показала ей вырезку из газеты. Но маленькое морщинистое лицо Айви не выражало ничего, кроме сочувствия. Ни потрясения, ни недоверия. Даже тогда, когда они разгладили страницу и прочитали сообщение о смерти, которая огорчила весь городок, Айви восприняла это как должное. Необычность произошедшего ничуть не напугала ее.

Сестра Мадлен всегда согревала и утешала, не прибегая к объятиям и поглаживаниям. Айви Браун вела себя так же. Она стояла в дальнем конце гостиной, прислонившись к комоду, в котором хранились пластинки. Руки сложены на груди. Именно так выглядят на фотографиях в газетах все британские домохозяйки. Не хватало только бигуди. Цветастый передник был туго завязан на тонкой талии, губы сжаты так плотно, словно она слушала страшную сказку. Лена явственно ощущала исходившее от нее чувство поддержки. Оно не стало бы сильнее, если бы Айви прижала плачущую Лену к своей груди.

— Ну, милочка, — после долгой паузы сказала она, — вы уже приняли решение, не так ли?

— Нет, — удивилась Лена.

— Приняли, приняли. — Айви в этом не сомневалась.

— С чего вы взяли? Какое решение?

— Милочка, вы не собираетесь звонить им. Вот и все, правда? Пусть они думают, что вы умерли.

Время летело незаметно.

Лена рассказывала о том, как Льюис любил ее, а потом бросил. Как вернулся. Как началась жизнь, о которой она мечтала. Рассказала о Мартине Макмагоне — как ей казалось, правдиво. Еще вчера она говорила бы об этом человеке с уважением и восхищением. Чувствовала бы себя виноватой, несмотря на то, что выполнила свою часть сделки, хотя и в форме письма. Но дальнейшее поведение Мартина убило все чувства, которые она к нему питала. Наверняка он побоялся лишиться уважения жителей маленького городка.

Они разбирались в происшедшем так же тщательно, как прежде с Льюисом. Оценивали возможность того, что письмо не дошло до Мартина. И пришли к такому же выводу: это абсурдно. Но говорить с Айви было не в пример легче. Хозяйка не боялась огорчить ее. Она обладала душевной стойкостью.

Лена любила Льюиса Грея всю жизнь, ждала его тринадцать лет, и теперь они были вместе. И Айви, и Лена понимали, что это навсегда.

— А как же дети? — дрожащим голосом спросила Лена, чуть не плача.

— Что им даст ваше появление?

Наступившая пауза дала Лене возможность подумать. Она сможет обнять и поцеловать их, но это означает не давать, а брать. Заставить их почувствовать стыд. А потом она опять уедет.

— Зачем оставлять их дважды? — продолжала Айви. — Неужели одного раза недостаточно?

— Когда обшарят озеро и не найдут тело, то поймут, что я не умерла… начнут искать…

И тут Лена призналась себе, что в глубине души действительно уже все решила. Ее пугали лишь возможные проблемы.

— Вы говорили, что озеро глубокое.

— Да, это правда…

— Вы любите его, Лена. Скажите ему, что не вернетесь к прежней жизни. Что он может быть в этом уверен. Он не хочет, чтобы вы колебались и сомневались.

— Я полжизни только и делала, что колебалась и сомневалась. Благодаря ему.

— Да. Но вы его простили. И сбежали с ним. Неужели все было напрасно?

— Может быть, я гналась за мечтой. — Лена сомневалась в собственных словах и сказала это только для того, чтобы Айви ей возразила.

— Возможно, но не упускайте его.

Казалось, Айви хорошо знает, о чем говорит.

— Вы своего мужчину не упустили?

— В том-то и дело, милочка, что упустила. Это Эрнест из пивной. Он не такой красавчик, как ваш Льюис, но я любила его… и люблю до сих пор.

— Эрнест? Тот самый, с которым мы познакомились в пятницу?

— Тот самый, с которым я уже много лет вижусь каждую пятницу. Ради этого и живу всю неделю… А его жена по пятницам ездит к своей матери.

— Как же так вышло?

— Мне не хватило духу. Я струсила. — Сделав паузу, Айви наполнила рюмки. — Я начала работать в его пивной, когда разразилась война. Мой муж Рон ушел на фронт. Хорошее это было время. Конечно, глупо говорить, что война доставляла нам удовольствие, но вы меня понимаете… Люди были очень дружелюбны. Никто не знал, где окажется через неделю, поэтому все быстро находили общий язык Если бы не война, я бы никогда не узнала Эрнеста по-настоящему… Когда объявляли воздушную тревогу, все спускались в бомбоубежище. Там мы чувствовали себя как люди, покинувшие в шлюпке тонущий корабль.

Воспоминания заставили Айви улыбнуться.

— У Эрнеста было двое детей, а Шарлотта не спускала с него глаз, словно предвидела все заранее. В то время много говорили о храбрых парнях, сражающихся на фронте, и их женах-потаскушках, не теряющих времени даром. Это было очень неприятно.

— А вы любили Рона?

— Во всяком случае, совсем не так, как Эрнеста. Понимаете, тогда девушки рано выходили замуж А я, как видите, вовсе не красавица. Поклонников у меня было не много. Я была рада, что Рон сделал мне предложение. Когда мы поженились, мне было почти тридцать, а ему сорок. Рону была нужна хозяйка и кухарка. Мы никуда не ходили, детей у нас не было, но его это не волновало. Наверное, он думал, что они будут путаться под ногами и все пачкать. Я ходила к врачу, проверялась, но его заставить так и не смогла. Когда я предложила кого-нибудь усыновить, он ответил, что не станет растить ребенка другого мужчины.

— Ох, Айви… Как жаль…

— Тогда так жили многие. Судя по тому, что вы рассказывали, в вашем Лох-Глассе тоже по одежке протягивают ножки.

— Верно. Все, кроме меня.

— Что ж, у меня тоже был шанс, но я им не воспользовалась. Поэтому поверьте: я знаю, что говорю.

— Так это Эрнест? — спросила Лена.

— Да, он предлагал нам уехать вместе. Но я не хотела чувствовать себя виноватой. Мой муж воевал, защищая страну. У Эрнеста были жена и дети. И я боялась, что он пожалеет о содеянном и разлюбит меня. Боялась причинить боль Рону. И никуда не поехала.

— А что происходило в пивной?

— В пивной? Ах да… Сражение там было почище, чем на фронте. Шарлотта все знала, как будто у нее в голове был радар. Знала, что Эрнест уговаривал меня уехать с ним. Знала, что я отказалась. И, выбрав нужное время, сказала, чтобы я выметалась и больше не показывалась ей на глаза. Я ушла в тот же день.

— И что было потом?

— Вернулась домой и убиралась до тех пор, пока все не заблестело. Рон пришел с войны таким же, каким и ушел. Был недоволен всем. Говорил, что стране плевать на своих солдат. Его все раздражало. А потом драгоценная Шарлотта прислала ему письмо и описала мое поведение. Рон взбеленился. Обзывал меня последними словами и сказал, что не хочет больше меня знать. Невеселая история, правда, милочка?

— И на этом все кончилось?

— Нет. У меня остались мои пятницы.

— А как же Рон?

— Ушел. Через несколько дней после письма Шарлотты.

— А вы хотели, чтобы он остался?

— Какое-то время думала, что хочу. У меня никого не было. Никого и ничего, ради чего следовало бы жить. Но, конечно, он должен был уйти. Он ненавидел меня, а я его даже и не знала толком. Потом я переехала сюда. И началась другая жизнь. Сначала я убирала этот дом и другие дома. Копила деньги, а когда дом выставили на продажу, взяла ссуду в банке и купила его.

— Но это же чудесно! — Лены восхищалась этой женщиной.

— Слабое утешение. Поверьте мне, Лена, очень слабое. Когда я думаю о том, что могло бы быть…

— А если бы она… предположим, что она…

— Слишком поздно, милочка. Я приняла решение — и упустила свой шанс.

Наступила тишина.

— Понимаю, — наконец сказала Лена.

— У вас есть человек, которого вы любите и любили всегда. Если вы позвоните домой, то потеряете все.

— Значит, пусть думают, что я умерла?

— Вы оставили письмо, где объяснили свой уход. Вас нельзя осуждать за то, что они подумали.

— А Кит и Эммет?

— Во всяком случае, они будут вспоминать вас с любовью, а не с ненавистью.

— Я не смогу…

— Я видела, как вы на него смотрите. Сможете, — ответила Айви.

Льюис вернулся в половине восьмого утра. Настроение у него было приподнятое.

— Так ты возьмешь отгул и побалуешь меня? — спросил он, склонив голову набок и глядя на Лену с лукавой улыбкой, которую она так любила.

— Слишком мягко сказано, — ответила она. — Я затащу тебя в постель, замучаю до смерти, а потом уйду и дам тебе отоспаться.

Льюис хотел возразить, но Лена уже медленно снимала блузку. Он любил смотреть, как она раздевается.

— Ты не очень торопишься, — сказал он.

Лена начала расстегивать его рубашку…

Льюис уснул еще до того, как она вышла из квартиры.

— Вы всегда такая бодрая и жизнерадостная, миссис Грей, — с одобрением отметил мистер Миллар.

Польщенная Лена посмотрела на него с улыбкой…

Он, конечно, не может знать, как она на ходу оделась, как бежала по мокрым улицам, расталкивая людей, торопившихся на работу. Как она сходит с ума при мысли о том, что ее дети навсегда потеряют мать, а этот человек назвал ее бодрой и жизнерадостной.

В Лох-Глассе все отмечали, что у нее усталый вид. «Миссис Макмагон, у вас был грипп?» — спрашивали ее в мясной лавке Хики. «Давай я выпишу тебе тонизирующее», — часто предлагал Питер Келли. «Элен, любимая, ты такая бледная», — тысячу раз в год говорил ей Мартин. Сейчас Лена находилась в страшном душевном смятении, но жила с любимым человеком, и потому все говорили, что она выглядит цветущей и счастливой.

— Мистер Миллар, у вас такое замечательное агентство… Я рада, что могу работать с вами и мисс Парк.

На лицах мистера Миллара и мисс Парк было написано, что Лена Грей стала для обоих светом в окошке. Поняв это, она почувствовала себя лучше.

Шли дни. Иногда они пролетали так быстро, что Лена не успевала опомниться: пора было закрываться, а ей казалось, что наступил перерыв на ленч. А иногда тянулись еле-еле, словно время остановилось. Она обошла все лондонские распродажи, все магазины подержанных товаров и нашла чудесные шторы и индийские покрывала, которыми можно было накрыть обшарпанную мебель, стоявшую в их квартире. Купила Льюису кожаный чемоданчик и шлифовала медные замки, пока те не засверкали.

— Слишком шикарная вещь для швейцара гостиницы, — уныло заметил он.

— Не говори ерунды. Сколько раз ты уже дежурил ночью? Недолго тебе ходить в швейцарах.

Так и вышло. Вскоре Льюис начал исполнять обязанности ночного портье три раза в неделю. Постояльцы же недоумевали, почему этот представительный мужчина в другие дни носит их сумки.

Однажды вечером Лена пошла с ним. Ей хотелось посмотреть, как он работает.

— Это позволит мне лучше понять тебя.

Сначала Льюис не хотел об этом и слышать:

— Понимаешь, на работе я играю роль. Это не совсем я. Точнее, совсем не я.

— Я тоже в агентстве играю свою роль, — ответила Лена.

После этого он согласился.

Красивая темноволосая женщина, которую привел с собой ирландец, произвела огромное впечатление на управляющего.

— Теперь понятно, почему он вас так прятал! — воскликнул мистер Уильямс.

Лена знала, как ему ответить.

— Очень приятно слышать, мистер Уильямс, но это моя вина. Я еще плохо знаю Лондон…

Она сдавалась на его милость. Притворялась провинциалкой, не понимающей, как можно жить в таком громадном городе. Но не позволяла такой дерзости, как флирт. Тон был выбран безошибочно. Крупный и грубоватый мистер Уильямс тут же стал любезным и галантным.

— Надеюсь, вам обоим здесь понравится. Льюис — очень хороший служащий.

— О, уверяю вас, мы приехали надолго. В Лондоне столько возможностей…

— Не понимаю, как вы можете оставлять такую красивую женщину еще и по ночам… — не удержался мистер Уильямс.

У Лены и на это нашелся ответ.

— Я не возражаю, если Льюис будет работать портье и днем. Мы просто должны думать о будущем.

Они улыбнулись друг другу. Эта супружеская пара ни на что не жаловалась — она стремилась вперед.

Вскоре после этого Льюису Грею предложили должность помощника управляющего. Он был безукоризненно вежлив со своими бывшими коллегами и особенно со старшим швейцаром, который третировал его на первых порах.

Лондон украшали к Рождеству. Лена гнала от себя воспоминания о том, как заказывала у Хики индейку. Вряд ли в этом году на аптеке Макмагона загорятся цветные лампочки…

Как она и предполагала, Айви ни разу не упомянула о разговоре, который состоялся у них в унылый вечер вторника, когда Лена окончательно решила не звонить в Лох-Гласс. Айви понимала, каким трудным было это решение, но не подавала виду, если не считать нескольких дружеских жестов. Небрежно принесенной баночки джема. Пары пластинок, которые она больше не слушала. Лена поняла, что это подарок: наверное, Айви слышала, как Льюис говорил, что ему нравятся «Поющие под дождем».

Про Рождество Айви не упоминала, понимая, что для молодоженов со второго этажа это время будет нелегким. Иногда Лена думала о том, как отмечал этот праздник Льюис, когда они были в разлуке. Но они обещали друг другу не говорить о прошлом. Он не будет спрашивать, как она жила с мужем, а она не будет спрашивать про людей, города и годы, о которых ничего не знает.

Этот уговор соблюдался свято. У них был свой маленький мирок Иногда Льюис ходил с ней к воскресной мессе, иногда нет. Когда его не было, никто не мешал Лене покупать газету и читать о новостях Лох-Гласса и маленьких городков, находившихся в пятидесяти милях от него. О продаже и покупке земельных участков, рождении детей и смерти стариков.

Двадцать первого декабря Лена пришла в церковь на Куэкс-Роуд попросить Господа сделать так, чтобы Рождество было приятным для нее и Льюиса.

— Ты всегда был милостив к грешникам и, если мой единственный грех заключается в том, что я сбежала с Льюисом, прости меня. Я не поминаю Твое имя всуе, — говорила Лена, — не краду, не лгу — если не считать того, что говорю людям, будто мы с Льюисом муж и жена. Не злословлю. Не богохульствую. Не пропускаю мессу…

Конечно, она не знает, как отнесется к ее просьбе Господь. Впрочем, этого не знают и те, кто не живет в смертном грехе. Его ответы следует читать в собственной душе.

Затем Лена подошла к киоску, купила газету, в которой рассказывалось о доме, и прочитала, что ее тело нашли в озере. Что коронер вынес вердикт: смерть в результате несчастного случая. Что на ее отпевании в приходской церкви Лох-Гласса присутствовало много народа. Сквозь слезы она видела, что главными скорбящими были муж покойной, лох-гласский аптекарь Мартин Макмагон, ее дочь Мэри Кэтрин и ее сын Эммет Джон. Их мать была похоронена на церковном кладбище.

И тут она поняла: такова Его воля. Наверное, Он услышал ее молитвы. Ничего решать больше не нужно.

И возвращаться домой тоже.

 

Глава четвертая

Лилиан Келли снова оседлала своего любимого конька:

— Я хочу, чтобы ты поговорил с Мартином. Пусть он приводит всех своих к нам на рождественский обед.

— Я предлагал…

— Всего лишь предлагал? Скажи ему, что это необходимо. А если он переживает из-за их кухарки, то пусть приводит и ее тоже. Она поможет Лиззи на кухне — та будет только рада. Нельзя им вечно сидеть дома, глядя друг на друга. Что случилось, то случилось.

— Лилиан, не надо ничего драматизировать, — сказал Питер Келли, как обычно читавший медицинский журнал и не обращавший на жену никакого внимания.

Лилиан обратилась к Море, которая приехала к ним на рождественские каникулы:

— Мора, скажи ему!

— Рано или поздно им придется к этому привыкнуть, — ответила Мора. — Это лучше, чем бежать от действительности.

Удивленный Питер поднял глаза:

— Именно так и сказал мне Мартин.

— Ну вот видишь! — воскликнула довольная Мора.

Дэн О’Брайен спросил Милдред, не хочет ли она пригласить Макмагонов на рождественский обед.

— Не стоит им надоедать.

— Почему надоедать? Это знак дружбы.

Дэну не улыбалось провести еще один праздник с молчаливыми женой и сыном. Может быть, присутствие Макмагонов заставит их раскрыть рот.

— Знаешь, я думаю, что они предпочтут обедать у себя, чтобы все выглядело как обычно, — предположил Филип.

Мальчик был бы рад, если бы за их столом сидела Кит, а он ухаживал за ней. Но, увы, рассчитывать на это не приходилось.

— Ну и ладно, — сказала Милдред О’Брайен.

Она никогда не любила эту кривляку Элен Макмагон. Кроме того, многие считали, что в ее смерти было что-то подозрительное, возможно, что она покончила с собой.

Миссис Хэнли крупно повздорила с Дейдрой.

— Где ты собираешься провести Рождество? — спросила она.

— Немного прогуляюсь. Навещу могилы…

— Какие еще могилы?

— Так поступают на Рождество. Приходят на кладбище и молятся за усопших, которые дороги.

— В данный момент у тебя нет никаких усопших. Смотри, как бы сама не отправилась на тот свет. Ты непременно кончишь этим, если не будешь осторожна.

— Какая ты бесчувственная!

— А ты за кого собираешься молиться в Рождество? Назови хотя бы одного человека.

— Ну, я могу помолиться за отца Стиви Салливана.

— Он похоронен не там, а в сумасшедшем доме, в тридцати милях отсюда! — ликующим тоном возразила миссис Хэнли.

— Ну, за мать Кит Макмагон.

— Тоже мне покойница! Брось, Дейдра. Ты просто хочешь встретиться с каким-то бездельником. Когда я выясню, с кем именно, у тебя будут большие неприятности. Можешь не сомневаться.

— Где ты видела в нашем городке бездельников? — со вздохом спросила Дейдра.

— Ты найдешь. Помни, дочь, я не спускаю с тебя глаз. Это сын Дэна О’Брайена?

— Филип О’Брайен! — В голосе Дейдры прозвучали ужас и искреннее отвращение. — Да он же ребенок Настоящий младенец.

Миссис Хэнли поняла, что искать подозреваемого нужно в другом месте.

Сестра Мадлен отказывалась от приглашений, но говорили, что ее праздничный стол будет самым богатым в Лох-Глассе. Люди тактично выясняли, что ей собираются принести остальные, поэтому блюда не повторялись.

Рита сказала, что принесет ей свежеиспеченный хлеб.

— По крайней мере, я знаю, что хлеб вы съедите сами. Потому что сливовый пудинг достанется цыганам, а индейка — лисенку или тому, кто появился у вас недавно.

— Хромая гусыня, — ответила сестра Мадлен. — С моей стороны было бы крайне невежливо кормить ее индейкой. Но ты права, хлеб я люблю.

— Четверг в нашем доме будет трудный, — заметила Рита.

— Не труднее всех остальных дней. — Как ни странно, сестра Мадлен не проявила ни капли сочувствия.

— Но по сравнению с предыдущими праздниками…

— Хорошо, что ее похоронили. Это приносит людям какое-то подобие успокоения.

— Сестра Мадлен, а вы когда-нибудь думаете о том, где найдете последнее пристанище?

— Нет, никогда. Но ведь я чудачка. Белая ворона. Сама знаешь.

— Как по-вашему, что я должна сделать?

— Не торопи события. Чему суждено быть, то и случится.

— Я хочу, чтобы они наконец заговорили о ней.

— Возможно, на Рождество они так и сделают.

* * *

— Брат Хили! Рада вас видеть. Они говорят, что в церкви Святого Джона нужно выставить рождественские ясли; мол, это укрепляет в вере, — пожаловалась мать Бернард.

— Во всем виноват этот малолетний преступник Кевин Уолл. Наверно, отшельница дала ему растения, сено и все прочее. Пути Господни неисповедимы, мать Бернард.

— Хорошо, что Господь помог найти тело бедной Элен Макмагон как раз вовремя, чтобы ее успели похоронить в освященной земле еще до Рождества.

Монахиня говорила так, словно Бог уладил очередную неприятную проблему, мешавшую достойно встретить праздник. Но брат Хили прекрасно понимал, о чем речь.

— Господь и в самом деле смилостивился над ней, — сказал он.

Учителя всегда слышат больше, чем следует, вот и брат Хили наслушался всякого. Особенно в школьном дворе. Существовала какая-то запутанная история о том, что лодку Макмагонов взял юный Уолл, а это означало, что мать Эммета упала в озеро вовсе не с нее. Потом поползли слухи о том, что у Элен был роман с каким-то цыганом. Может быть, она убежала с ним. Или цыгане спрятали ее в одной из кибиток.

Взваливать дополнительное бремя на плечи Шина О’Коннора из полицейского участка никто не собирался, а потому все обрадовались, когда тело нашлось. Мать Бернард была права: Господь совершил благое дело: многотрудная жизнь Элен Макмагон закончилась так же, как и всякая другая; бедняжку похоронили под пение псалмов, и отец Бейли проводил гроб на церковное кладбище.

— Что Эммет думает о Санта-Клаусе? — спросила Клио накануне Рождества.

— То же, что и мы.

— Может, он ждет какой-нибудь подарок, а твой папа забыл об этом?

— Это всегда делала мама. — Кит защищала свои воспоминания о добрых делах матери.

— Ох, извини!

— Все в порядке. Я сама позабочусь об этом. Положу что-нибудь рядом с камином.

— А кто позаботится о тебе?

— Наверно, папа принесет мне из аптеки кусок хорошего мыла, — нерешительно ответила Кит.

Выходило, что мать делала очень многое, и они принимали это как должное. На Рождество украшала дом веточками остролиста; отец каждый раз смеялся и говорил, что они живут как в лесу. Теперь он этого не скажет. Мать ездила в Тумстоун и покупала подарки задолго до Рождества, но найти их в доме было невозможно. Кит так и не узнала, как мать сумела незаметно пронести в дом велосипеды и проигрыватель. Неужели еще год назад все было хорошо?

Кроме того, мать знала толк в нарядах; в привезенной ею из Тумстоуна коробке для Риты всегда лежала какая-то обновка. Но Кит и ее отец не знали, какой размер у Риты, а спрашивать ее или снимать мерку было неудобно. У матери всегда был запас хлопушек и длинных бумажных гирлянд, которые развешивали на кухне крест-накрест. Кит понятия не имела, где они хранились. Во всяком случае, не на кухонных полках. Наверное, в каком-нибудь укромном уголке материнской спальни.

Но сейчас у них траур; может быть, даже елки не будет. Правда, понадобятся ясли с сеном. Не для праздника, а для встречи Младенца Христа. При мысли об этом Кит устало вздохнула.

Клио подумала о чулках для подарков.

— Знаешь, мы могли бы сделать их для вас. Папа и мама будут рады помочь… — со слезами на глазах сказала она.

Кит покачала головой:

— Нет, большое спасибо, я сделаю это сама. И потом, подарки — это еще не самое тяжелое…

— А что же?

— То, что мама не узнает, как я справляюсь со всем этим.

— Она увидит это с небес.

— Конечно, — тихо ответила Кит.

Несмотря на утешительные слова, которые отец Бейли произнес над гробом, Кит знала, что ангелы не встретят мать и не отведут ее в рай. Мать совершила великий грех. Грех, который не прощается. И ее ждет суровое наказание.

* * *

— Сочельник — это настоящий ад, — сказала Айви Лене. — Все бегают высунув язык и покупают подарки в последнюю минуту. Словно Рождество сваливается на них как снег на голову.

— Мы работаем до обеда… сама не знаю зачем. Кто станет искать работу в канун Рождества?

— Наверное, мистеру Миллару и Джесси Парк просто некуда пойти, — догадалась мудрая Айви.

— Пожалуй, вы правы, — согласилась Лена.

Для некоторых людей самое главное в жизни — это работа. Гостиница, в которой работал Льюис, оставалась открытой на Рождество, потому что ее сотрудникам было больше некуда податься. Мистер Уильямс сказал, что в четыре часа дня состоится праздничный обед для служащих. Он будет рад, если Лена присоединится к ним. Это решало все ее проблемы. Им не придется устраивать унылый праздник для двоих. Квартира была украшена, но торжественный обед, на который их пригласили, сильно упрощал дело.

— А что будете делать вы? — Лена посмотрела на Айви и поняла, что ей сейчас солгут.

— Ох, лучше не спрашивайте. Мне нужно успеть сразу всюду. В Рождество я тружусь как врач… слишком много старых знакомых, перед которыми я в долгу.

Лена сочувственно кивнула. Так было проще.

* * *

— Настоящая страна варваров. Почему у нас на Рождество не закрывают пивные? — сказал Питер Келли на обратном пути из церкви, когда они проходили мимо Лапчатого.

— Ты же сам всегда говорил: «Пивные — это то, что объединяет ирландцев как нацию», — откликнулся Мартин.

— Да, но Рождество — это совсем другое дело.

— Может, сходим куда-нибудь?

Кит видела, что отцу не по себе. Утро, проведенное рядом с людьми, каждый из которых вновь и вновь выражал ему соболезнования, сделало свое дело.

Похоже, доктор Келли считал так же.

— С тебя хватит. Ступай к семье.

— Да, — грустно и безжизненно прозвучало в ответ.

Они сняли пальто и прошли на кухню.

— Вкусно пахнет, Рита.

— Спасибо, сэр.

Они сели за стол вчетвером, как делали последние два месяца: Мартин занял место Элен, Кит передвинулась на место отца, Эммет сел на ее стул, а Рита — на стул Эммета.

При жизни Элен Макмагон они тоже ели на кухне, но Рита занимала место в конце стола; правда, иногда она ела позже остальных. Казалось, смерть хозяйки как-то уравняла их и стерла социальные различия. Но мать тут была ни при чем; Кит хотелось, чтобы это поняли все.

— Рита, ты всегда могла в Рождество обедать с нами, правда? Тебе совсем не обязательно было стоять и подавать соус и все прочее…

— Конечно, — ответила Рита.

— Не нужно говорить такие вещи, — резко сказал отец.

— Но иногда приходится. Сестра Мадлен считает, что мы редко говорим о самом важном и слишком часто болтаем глупости.

— Она права. Совершенно права, — согласился отец.

«Он ужасно старый, — подумала Кит. — Кивает и повторяет одно и то же, как старик». Потом они долго молчали; казалось, никто не мог найти тему для разговора.

— Можно подавать, сэр? — произнесла наконец Рита.

— Да, пожалуйста. Будь добра…

Лицо отца было усталым, под глазами залегли темные круги. Должно быть, он не спал ночью, вспоминая все прошлые сочельники. Тогда все были заняты делом, а теперь день казался пустым и невыносимо долгим.

— Раз так, начнем с грейпфрута, — бодро сказала Рита. — Знаете, хозяйка учила меня резать его фестонами, чтобы он выглядел как узор или что-то в этом роде… и класть на каждую дольку замороженную вишенку. Долька делится на четыре части, как цветок, а стебелек цветка делается из кусочка ангелики… Хозяйка говорила, что не грех делать вещи красивыми… презентабельными, как она выражалась.

Все сосредоточенно изучали грейпфрут, пытаясь придумать, что сказать.

В горле Кит стоял комок.

— Никто в Лох-Глассе и во всем мире не мог бы придумать ничего красивее, кроме… — неестественным голосом произнесла она, словно читала монолог из пьесы.

— Да, верно, верно… — откликнулся отец. — Все обедают не так..

Фраза осталась неоконченной, но дети поняли, что он хотел сказать. Жители Лох-Гласса задернули шторы и сели за праздничные столы, а во второй половине дня будут смеяться, играть или дремать у камина. Они не сидят прямо, словно аршин проглотили, и не пытаются съесть кусок грейпфрута, до того горького, что щиплет язык, а на глазах выступают слезы. А когда на столе появилось блюдо с индейкой, они вспомнили, как мать часто говорила: «Хорошо, что ты аптекарь, а не хирург, иначе ты зарезал бы всех в этом городке». Она сама научилась разрезать мясо и делала это очень ловко.

— Потрясающе! — Отец улыбнулся одними губами, пытаясь развеселить остальных. — Самая потрясающая индейка, которую мне доводилось пробовать!

Эти слова тоже повторялись каждый год, когда говорили, что Хики ездят на рынок, расположенный в пяти милях от Лох-Гласса, и покупают лучших птиц.

— Эммет, правда вкусно?

Бедный отец взмахнул ножом, криво улыбаясь, словно сказал что-то смешное. Он не понимал, что выглядит как убийца из театра, приезжавшего в Лох-Гласс на гастроли раз в два года.

Эммет молчал.

— Скажи что-нибудь, малыш. Мама не хотела бы, чтобы ты вешал нос, а остальные просидели весь день молча. Сегодня мы празднуем Рождество и вспоминаем лучшую маму на свете, которую не забудем до конца своих дней. Разве это не замечательно?

Эммет посмотрел на покрасневшее лицо отца.

— Папа, это совсем не замечательно, — с трудом произнес он. — Это уж-ж-жасно. — Мальчик заикался еще сильнее, чем раньше.

— Эммет, сынок, мы должны делать вид, что у нас все в порядке, — беспомощно выдавил Мартин. — Правда, Кит? Правда, Рита?

— Мама не стала бы так делать. Вряд ли она назвала бы замечательным то, что совсем не замечательно, — спокойно ответила Кит.

Они слышали, как тикали часы на лестничной площадке. В остальных домах люди уже не разбирали слов друг друга, а они слушали мурлыканье старого кота, тиканье часов и бульканье соуса, все еще стоявшего на плите за их спинами.

Лицо отца было мрачным. Серым и мрачным. Кит смотрела на него с болью. Должно быть, он всю ночь проворочался в кровати, пытаясь понять, почему в тот вечер мать так поступила. Уже в сотый раз девочка думала о том, правильно ли она сделала, что сожгла письмо. И в сотый раз повторяла себе, что правильно. Наверное, отец тоже слышал дурацкую историю, которую рассказывал Кевин Уолл: мол, это он отвязал лодку в тот вечер, когда утонула мать. Этому болвану никто бы не поверил, даже если бы он сказал, что сегодня Рождество.

— Отныне я тоже буду говорить правду, как делала ваша мама… — У отца сорвался голос. — И правда заключается в том, что в доме теперь нет никакого порядка, — сквозь слезы продолжал он. — Это ужасно. Я очень тоскую по ней, и меня не утешает мысль, что когда-нибудь мы увидимся на небесах. Мне так одиноко без нее… — Его плечи дрожали.

Настроение за столом сразу изменилось. Кит и Эммет вскочили, обняли его и долго стояли так Рита сидела, как будто оставаясь на заднем плане. Как кухонные занавески, как старый Фарук, спавший на табуретке у плиты. Как серый дождь за окном.

А потом преграды рухнули, словно прошла гроза и очистила воздух. Они заговорили легко и непринужденно: стягивавший их канат притворства лопнул. В этом не было ничего особенного: разве сестра Мадлен не предсказывала, что рано или поздно так и случится?

И в этот момент раздался резкий и хриплый телефонный звонок. В Рождество кому-то звонят только в одном случае: если что-то произошло.

* * *

В гостинице «Драйден» приложили немало усилий, чтобы устроить для сотрудников веселое Рождество. Все работали здесь много лет, большинство исправно служило в ней в годы войны, а у некоторых, как знал Джеймс Уильямс, вообще не было своего дома.

Елку, поставленную в вестибюле, чтобы создать у постояльцев праздничное настроение, теперь перенесли в столовую. Каждому поручили какое-то дело, включая и супругов Грей. Обязанностью Лены стало оформление пригласительных карточек с указанием места за столом.

Льюис дал ей список:

— Идея дурацкая, но ты сама вызвалась.

— Наоборот, очень хорошая. Думаю, это будет неплохой сюрприз. — Лена попросила его принести пачку линованной бумаги с грифом гостиницы. — Это будет настоящее приглашение, — сказала она и тщательно вывела на каждой карточке имена. Барри Джонс, Антонио Бари, Майкл Келли, Глэдис Вуд… Каждое было написано с большим старанием и обрамлено виньеткой в виде листочков остролиста и ягод.

Сначала все стеснялись. Людям было непривычно сидеть за столом, который они обычно накрывали или убирали. Но Джеймс Уильямс то и дело обносил всех пуншем, и вскоре неловкость прошла. Когда стали разрезать индейку, многие уже достали хлопушки, предназначенные для времени выноса сливового пудинга. Сидевшие за столом двадцать девять человек громко переговаривались между собой.

Незаметно выскользнув в туалет, Лена обнаружила у двери маленькую телефонную будку. Была половина шестого. В прошлом году в это время она гуляла с детьми у озера после праздничного обеда. Мартин тоже хотел составить им компанию, но Лена посоветовала ему немного подремать у камина, в то же время испытывая угрызения совести, что лишила мужа простого удовольствия погулять в Рождество с женой и детьми.

Но теперь никакой жалости к Мартину не было. Ведь она просила его в письме только об одном: вести честную игру. Если бы не Мартин, она могла бы поговорить с Кит и Эмметом, послать им подарки, сказать, что любит их и собирается пригласить в гости на Пасху.

Во рту стояла горечь. Не думая, она шагнула в будку и соединилась с оператором междугородной связи.

— В Лох-Глассе ручной коммутатор. По праздничным дням звонки туда осуществляются только в случае крайней необходимости, — пояснил оператор.

— Это и есть такой случай, — сдавленным голосом сказала Лена.

Послышались щелчки, а затем гудок телефона почты на углу Приозерной улицы и Мэйн-стрит. Казалось, гудкам не будет конца. Лене пришло в голову, что на почту может прийти миссис Хэнли, живущая по соседству, и снять трубку. Она любила совать нос в чужие дела не меньше других; конечно, ей интересно узнать, кто звонит в такой неурочный день.

В конце концов она услышала голос Моны Фиц, недовольной тем, что ее оторвали от послеобеденного сна. Оператор продиктовал ей номер домашнего телефона.

— В Рождество осуществляются только неотложные звонки, — предупредила Мона.

Лена стиснула кулаки от нетерпения. Господи, неужели этой тупице трудно вставить провод этой чертовой штуковины в нужную дырочку? Сделать это гораздо быстрее, чем тратить время на пустую болтовню и пререкания.

— Абонент так и сказал.

— Что ж, ладно…

Лена представила себе, как та надевает очки, чтобы позвонить в дом, находящийся всего в нескольких метрах от почты.

Прозвучало еще несколько гудков, а затем Мартин нерешительно ответил:

— Алло…

Интересно, догадывался ли он, что Лена непременно позвонит в Рождество? Что он не сможет вечно ограждать от нее детей, делая вид, что она мертва? Наверное, он испугался и теперь судорожно пытается придумать, как расхлебать кашу, которую заварил.

— Алло, — повторил Мартин. — Кто это?

Проклятый клубок Его можно было бы распутать в мгновение ока, но это стоило бы Лене жизни. Жизни, которая только начиналась. Она молча нажала на рычаг и услышала голос лондонского оператора:

— Абонент, вы меня слышите? Ваш номер ответил.

Затем Мона Фиц проворчала:

— Какой же это неотложный звонок, если абонент не отвечает?

— Алло… Алло… Кто это? — повторял Мартин.

— Мартин, я ни за что не стала бы вас тревожить, но звонит какой-то мужчина из Англии. Из Лондона. Говорит, что дело неотложное, — сказала Мона.

— Мужчина? — Голос Мартина звучал испуганно, но не виновато. Человек, готовый на все, чтобы избежать пересудов, так не говорит. Впрочем, это лишний раз подтверждало, что она его совсем не знала.

— Может, я говорила с оператором… Подождите, я проверю…

Лена слышала, как оператор подтвердил Моне, что кто-то действительно звонил в Лох-Гласс:

— У меня есть номер телефона абонента. Я перезвоню ему и все выясню.

Лена положила трубку. Ее била дрожь. Зачем она сделала такую глупость? Теперь они позвонят в гостиницу и спросят, кто заказывал Лох-Гласс. Монеты в ее руке нагрелись и стали влажными.

Как только зазвонил телефон, она сразу сняла трубку.

— Это вы заказывали Лох-Гласс, Ирландия?

— Нет, — ответила Лена, копируя акцент лондонского кокни.

— Но кто-то с этого номера заказывал Лох-Гласс…

— Нет, я заказывала Лохри… — пробормотала она.

Оператор ответил Моне:

— Перепутали город.

— Не понимаю, как можно перепутать Лох-Гласс и Лохри, — проворчала Мона.

— Ладно, ничего страшного, — промолвил Мартин.

Лена боялась дышать. Внезапно издалека до нее донесся голос дочери, спрашивавшей, кто звонит.

— Никто, Кит. Какой-то человек пытается дозвониться в Лохри.

Ответа Кит Лена не услышала, но Мартин засмеялся. Может быть, дочь сказала что-то вроде «левой рукой чешет правое ухо».

— Абонент, так что, соединить вас с Лохри? — нетерпеливо окликнул Лену оператор.

— Я передумала. Уже слишком поздно.

— Большое спасибо, — ядовито ответил молодой человек.

— Можете больше не перезванивать. — Она хотела убедиться, что может спокойно уйти.

— До свидания.

У Лены кружилась голова. Со дня похорон не прошло и месяца, а ее дочь уже может смеяться. Пришлось сделать несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя и вернуться в столовую.

— Все в порядке? — спросил Джеймс Уильямс. — Вас долго не было.

— Да, в порядке. Я пропустила что-то интересное?

Глэдис Вуд, имя которой она так тщательно выписывала, залихватски нахлобучила на себя бумажный колпак и обнимала Льюиса за шею.

— Прочитайте мое предсказание еще раз! — весело воскликнула она.

— Вы встретите красивого смуглого мужчину, — послушно прочитал Льюис бумажку, которую Глэдис достала из своей рождественской хлопушки.

— Я его уже встретила! — завопила счастливая Глэдис.

— О боже, — прошептал Джеймс Уильямс.

Снисходительная улыбка, с которой он наблюдал за развеселившимися подчиненными, стала слегка напряженной.

— Немного перевозбудилась.

Лена изумилась собственному красноречию, так как была уверена, что после пережитого в телефонной будке вообще не сможет говорить.

— Триста шестьдесят четыре дня в году эта женщина работает в гладильной и ведет себя тихо как мышка. На Рождество регулярно напивается и все остальное время просит за это прощения.

— Как вы думаете, ее будет тошнить? — спросила Лена так деловито, словно речь шла о времени прибытия поезда.

— Очень возможно.

— Может, кто-нибудь проводит ее в туалет… просто на всякий случай?

Она подарила Льюису новый пиджак на Рождество, заплатив за него кучу денег, и не хотела, чтобы вещь оказалась безнадежно испорченной.

— Вряд ли я подхожу для этой роли… Учитывая, что она обнимает именно моего мужа. Могут подумать, что я нарочно увела ее из комнаты.

— Вы и в самом деле поразительная женщина, миссис Грей, — сказал управляющий и щелкнул пальцами, подзывая к себе старшего швейцара Эрика.

— Лена, — поправила она.

— Лена, — повторил мистер Уильямс. — Эрик, скажите кому-нибудь из женщин, чтобы проводили мисс Вуд в туалет. Немедленно.

Льюис поправил свой воротник и уныло улыбнулся им. «Он мог бы избавиться от нее раньше», — с внезапной досадой подумала Лена. Впрочем, женщины всегда бегали за Льюисом, он к этому привык. Но раз это вызывает у него улыбку, она тоже будет улыбаться.

* * *

— Как ты будешь встречать Новый год? — с любопытством спросила Клио.

— Не знаю. Как всегда.

Клио задумалась:

— А я хочу быть красивой. По-настоящему красивой.

— Ты и так красивая. Разве нет?

— Нет. Я хочу выглядеть как красавица из книжки.

— Ты говоришь о платьях?

— Нет. Я имею в виду свое лицо.

— Нам не разрешают пользоваться косметикой.

— Ну, можно намазать веки вазелином. От этого глаза кажутся больше. И слегка втянуть щеки, чтобы лицо не казалось таким круглым.

Они втянули щеки и дружно расхохотались.

— Мы выглядим так, словно собираемся кого-то поцеловать, — сказала Кит.

— Ты могла бы поцеловать Филипа О’Брайена. Он вечно на тебя пялится…

— А ты кого?

— Может быть, Стиви Салливана, — с хитрой улыбкой ответила Клио.

— Но он же целуется с Дейдрой Хэнли! — Кит удивилась тому, что подруга выбрала юношу, сердце которого было уже занято.

— Она старая и некрасивая. Мужчинам нравятся женщины помоложе.

— Ей всего семнадцать.

— Ну да. Но в пятьдесят третьем Дейдре будет уже восемнадцать, и она с каждым годом будет становиться старше.

— Тебе нравится Стиви?

— Нет. Просто он симпатичный.

— А Филип О’Брайен тоже симпатичный?

— Нет. Но он по тебе сохнет. — Клио все нужно было разложить по полочкам.

Январь выдался снежным. Анна Келли бросила снежок в Эммета Макмагона. По традиции он взял пригоршню снега и сунул ее девочке за шиворот, та завопила, а потом оба засмеялись.

— Ты уже пришел в себя? — спросила Анна.

— От чего?

— Ну, твоя мама умерла…

— Нет, не пришел. Наверно, просто стал немного привыкать.

— Можно мне играть с тобой и Кевином Уоллом? — спросила она.

— Нет, Анна. Мне очень жаль, но ты девочка.

— Так нечестно.

— Ничего не поделаешь, — философски ответил Эммет.

— Кит и Клио тоже не играют со мной, хотя они девочки.

— Они уже большие девочки.

— Они обращаются с тобой так же плохо, как со мной? — Анна надеялась найти в Эммете товарища по несчастью.

— Нет, они совсем не плохие.

— Мне хотелось бы быть старой. Совсем старой. Чтобы мне было лет двадцать. Тогда я знала бы, что делать.

— И что бы ты сделала? — с интересом спросил Эммет.

Анна была смешная. Алое пальто с капюшоном и взволнованное красное лицо делали ее похожей на гнома.

— Я бы вернулась сюда, отвела Клио и Кит на озеро, столкнула их в воду и утопила! — с жаром воскликнула она. Но тут же спохватилась: — Ох, Эммет… Эммет, прости меня!

Анна побежала за ним.

— Я дура. Поэтому со мной никто и не играет. Я забыла, вот и все. Просто забыла.

Эммет обернулся:

— Да, конечно. Но это была моя мать. И я ее не забыл.

Слова «мать» и «забыл» он произнес с трудом. По лицу Анны потекли слезы.

В этот миг из гаража вышел Стиви Салливан:

— Эй, Эммет, оставь ее в покое. Она еще маленькая. Не заставляй ее плакать.

Эммет круто развернулся и пошел домой.

Заплаканная Анна посмотрела на Стиви.

— У меня нет друзей, — сказала она.

— Да, это проблема, — ответил Стиви и посмотрел в сторону магазина готового платья Хэнли, надеясь увидеть свою энергичную подружку Дейдру, которая идет по занесенной снегом лох-гласской улице и думает об их следующем свидании.

* * *

Джеймс Уильямс был заинтересован в том, чтобы постояльцев, приезжающих в гостиницу «Драйден», встречал первым именно Льюис Грей. Поэтому он заботился о том, чтобы этот красивый ирландец был ухожен и хорошо одет.

— Мне разрешили отдавать рубашки в прачечную гостиницы, — гордо сказал Льюис Лене. — Ты сэкономишь уйму времени на стирке и глажке.

Времени действительно не хватало, но Лене нравилось заниматься этим: стирка и глажка были частью игры в мужа и жену. В Лох-Глассе она никогда не гладила. Это делала Рита. А ей приходилось ломать голову, на что тратить время в доме, где она чувствует себя чужой.

А Льюис рассказывал ей о своих новых успехах.

Раньше наниматели хотели получить доказательства того, что ты умеешь выполнять определенную работу и находить общий язык с другими. Война все изменила. Теперь в письменных рекомендациях и опыте работы никто не нуждался.

Льюис считал, что стойка регистрации — это сердце гостиницы, и Лена знала, что он не преувеличивает. Все в «Драйдене» должны были держать его в курсе гостиничных дел. Вместе с экономкой и старшими горничными он составлял расписание уборки номеров. Обсуждал с шеф-поваром целесообразность вывешивания копии меню в вестибюле. Именно Льюис предложил, чтобы каждый швейцар носил на груди табличку со своим именем.

— Спасибо, но я и сам знаю, кто я такой, — огрызнулся старший швейцар Эрик, кусавший себе локти из-за того, что в свое время взял на работу этого карьериста.

Льюис не обратил на его тон никакого внимания.

— Конечно, знаете, Эрик. И все остальные тоже. Но как быть с американцами? Им захочется запомнить славного парня, который так хорошо принимал их в «Драйдене».

Эрик признавал разумность довода, но это никак не сказывалось на уровне его чаевых. Потому что большая часть долларов, переходивших из рук в руки, попадала к Льюису Грею. Американцы высоко ценили услуги человека, который помнил их имена и давал ценные советы, как лучше провести отпуск.

Никто не называл Льюиса администратором; он был «мистером Греем со стойки регистрации». Постояльцам советовали по всем вопросам обращаться к нему, и Льюис никогда их не разочаровывал.

— У меня в жизни еще не было такой хорошей работы. Я должен сделать все, чтобы стать здесь незаменимым, — говорил он, и Лена признавала его правоту. Никакие самые блестящие характеристики не позволили бы Льюису занять столь высокую должность в других гостиницах того же класса.

Специального образования у Льюиса не было, но он с успехом заменял отсутствие диплома природным умом и обаянием. Даже в дни дублинской молодости, работая в торговле, он не проявлял нетерпения в общении с людьми, стремился сделать как можно больше и извлечь из происходящего максимальную выгоду. В этом человеке соединилось многое. А лукавая мальчишеская улыбка делала его неотразимым. Его жалованье росло из месяца в месяц. Рос и его авторитет. Как-то Лена заметила, что за стойкой регистрации находится маленький склад, и благодаря ее советам это помещение мало-помалу преобразилось. Все старые коробки, сломанные велосипеды и трехногие стулья вынесли. Их место заняла мебель, слишком старая для спален и приемных. Льюис нашел стойку для зонтиков и вешалку красного дерева с медными крючками для верхней одежды. Теперь он мог не вешать пальто в раздевалке для служащих. Льюис не строил из себя лорда — просто нашел неиспользуемое помещение. И привел его в порядок, сделав своим кабинетом.

Льюису доставляло удовольствие, что люди, занимавшие в гостинице более высокое положение, чем он, относятся к нему с почтением, однако соблюдал осторожность.

— Во время дежурства я не могу работать в кабинете за закрытой дверью, — сказал он Лене.

— Разве нет кого-нибудь в мастерской, кто вставил бы в дверь стеклянную панель, как у Айви? Ты завесишь ее тюлевой шторой и будешь видеть, когда ты нужен.

Льюис так и сделал.

Если Джеймс Уильямс и замечал маленькие завоевания нового клерка, то, видимо, одобрял их, потому что никаких разговоров на эту тему не было. Во всяком случае, теперь никто не входил в кабинет Льюиса Грея без стука.

Шли месяцы. Их любовь становилась крепче. Лена в этом не сомневалась. Они говорили обо всем на свете. Льюис хвалил ее за смелость. «Ты героиня, настоящая героиня, — искренне восхищался он, обнимая ее. — Ты львица, тебе все по плечу».

Временами Лене казалось, что все остальные лондонцы тоже начали новую жизнь. Похоже, тысячи людей расставались с привычным стилем и осваивали новый; и это было не так трудно, как казалось на первый взгляд. Она обзавелась новым мужем (во всяком случае, для окружающих), новым домом, новой работой и новой внешностью. Никто из жителей Лох-Гласса не узнал бы в ухоженной и нарядно одетой женщине, быстро идущей по лондонским улицам, Элен Макмагон, унылую жену жизнерадостного местного аптекаря Мартина Макмагона. Если бы эти люди видели, как она корпит над папками и подыскивает молодым клиенткам рабочие места в больших компаниях, они бы сильно удивились. Миссис Макмагон, любившая уединение и избегавшая долгих бесед, советовала девушкам работать над собой, убеждала их, что не боги горшки обжигают, рекомендовала поступить в вечернюю школу или на специальные курсы, изменить внешность. Откуда миссис Макмагон из Лох-Гласса знала такие вещи и почему люди верили ей?

Вспоминая тринадцать лет, прожитых в маленьком городке на берегу озера, Лена понимала, что она могла бы сделать там очень многое. Могла бы работать у миссис Хэнли и превратить этот чопорный магазин в процветающее предприятие, убедить ее закупать одежду, которая доставляла бы удовольствие жительницам Лох-Гласса, яркие наряды для детей… Посоветовала бы одной из дочерей миссис Хэнли стать портнихой и открыть при магазине ателье.

А Милдред О’Брайен? Лене ничего не стоило помочь ей превратить старомодную гостиницу в такой же современный отель, каким стал «Драйден» при Льюисе.

Если бы она убедила Мартина позволить ей работать в аптеке, то оформила бы такие же витрины и стенды, как в крошечном помещении своего агентства. Особенно если бы у нее были образцы мыла и косметических средств. Она украсила бы витрины растениями, задрапировала их яркими тканями, чтобы ни один человек не мог пройти мимо. Но Мартин не хотел и слышать об этом. «Моей жене работать не придется!» Он говорил это, пыжась от гордости. Так, словно его многочасовое стояние за пыльным прилавком превращало Элен в королеву, которая не ударяет палец о палец.

Все эти годы она была благодарна Мартину — нетребовательному мужу, который увез жену в мирный городок на берегу большого красивого озера, когда она тосковала по Льюису. Он не задавал ей вопросов, избавил от тревоги и обеспечил спокойную жизнь.

Но сейчас ее отношение к Мартину кардинально изменилось. Она вспоминала добродушные шутки и гримасы, которые он корчил, пытаясь насмешить ее. Во всех его поступках она видела сознательное стремление запереть ее, как птицу в клетку. Этот человек не смог смириться с тем, что его жена ушла к другому, и дошел до того, что попросил своего друга Питера опознать чужие останки как ее собственные.

Что за люди там жили? Настоящие варвары. Она родила двоих детей в стране варваров.

Лена тосковала по своим детям. Правда, она редко говорила о них с Льюисом — он не должен был знать, что дети занимают большую часть ее души. Во многих отношениях Льюис и сам был ребенком… он не захотел бы делить Лену с Кит и Эмметом. Она любила Льюиса и нуждалась в нем, а потому было бы непростительной глупостью плакать и ныть, что она скучает по детям. Это означало бы, что одного Льюиса ей мало, что уход к нему был с ее стороны слишком большой жертвой. Что было бы неправдой.

Сестра Мадлен однажды сказала ей, что рано или поздно люди сами принимают то или иное решение, которое меняет их жизнь. Вот она и решила бросить детей. Нужно помнить об этом и смотреть правде в глаза. Хотя Мартин повел себя неожиданно и придумал сложную шараду, но решение оставить детей приняла она. Потому что Льюис ей дороже. Признать это трудно, но необходимо. Надо погрузиться в новую жизнь и оставить сожаления. Жить как можно полнее, делать то, что можешь. Наверное, в Лох-Глассе несказанно удивились бы, узнав, чего она достигла.

Лена практически руководила агентством Миллара. Ни он, ни Джесси Парк не подали ни одной идеи для составленного ею плана реорганизации. Но они были людьми покладистыми и быстро согласились, что дело нужно расширять. Более крупные и известные компании стали изучать их опыт. В одной из газет появилась статья с фотографиями их нового офиса, но во время съемок Лена предпочла держаться на заднем плане.

— Миссис Грей, пожалуйста, подойдите к нам. Вы — наше лучшее украшение, — звал ее мистер Миллар.

Но Лена подготовилась к этому заранее. Она отправила Джесси к парикмахеру и дала взаймы красивый жакет, заменивший старый кардиган.

— Нет, я тут ни при чем. Вы здесь главные, — говорила она, отказываясь позировать фотографу.

Мало ли кому может попасться на глаза этот портрет?

— Вы неважно выглядите, — сказала ей как-то Айви.

— Да, сегодня мне что-то не по себе, — согласилась Лена.

— А вы не беременны?

— Ничего подобного, — резко ответила Лена.

Айви смерила ее задумчивым взглядом. Эти глазки, похожие на пуговицы, замечали все. Похоже, она понимала, что у Льюиса и Лены не будет детей.

Супруги обсуждали этот вопрос, но карьера обоих складывалась слишком успешно. Наверное, с детьми придется повременить. Эта мысль вызывала у Лены кривую усмешку. Ей тридцать девять лет, в следующем году исполнится сорок Скорее всего, момент уже упущен. А детей, которые родились в Ирландии, она бросила сама.

Она — бездетная женщина.

В Лондоне 1953 года таких женщин начали называть деловыми.

Однажды в пятницу Лена пришла в парикмахерскую и спросила Грейс:

— Не станете возражать, если по моей милости у вас прибавится работы?

Как-то Грейс пришла в агентство Миллара и попросила найти ей место секретаря. Девушка была очень хороша собой, умела вести беседу, но Лена поняла, что в офисе ей делать нечего. При такой внешности и характере ей нужно работать с людьми. Высокая и красивая Грейс Уэст, мать которой была уроженкой острова Тринидад, хотела заниматься канцелярской работой, потому что считала ее престижной. К идее Лены она сначала отнеслась недоверчиво. Многие девушки из Вест-Индии осваивали парикмахерское дело; ничего интересного в этом не было.

— А руководить таким делом не престижно? — спросила ее тогда Лена.

И вот Грейс, элегантно одетая, принимала заказы, составляла расписание, ходила по залу, давая советы мастерам и вызывая восхищение у клиенток.

— Я думаю, миссис Джонс следует добавить немного кондиционера, — говорила она. — А волосы мисс Никсон еще раз прополоскать лимонным соком.

Посетительницы думали, что им оказывают особое внимание, и были очень довольны.

— Какой работы? — притворяясь незаинтересованной, спросила Грейс.

Пока Лену причесывали, она стояла за ее креслом. Волнистыми темными волосами миссис Грей позволяли заниматься только лучшему мастеру салона. Причем бесплатно. Грейс умела возвращать долги. Советы Лены Грей позволили ей приобрести уверенность в себе и нужное положение в обществе.

— К нам приходит множество девушек, понятия не имеющих, как подать себя.

— Кому вы это говорите?

Грейс помнила, какой она была, пока Лена не научила ее правильно пользоваться своим ростом, цветом кожи и выигрышной внешностью.

— Вы всегда были красавицей, — улыбнулась Лена. — А они приходят либо с напуганными лицами, без всякой косметики, либо накрашенные, как танцовщицы из дешевого мюзик-холла. Если я буду присылать вам человек десять в неделю, вы сможете дополнительно давать им уроки макияжа?

— Десять в неделю? — Грейс не поверила своим ушам.

— Значит, договорились. Если будет меньше, комиссионных не возьму.

— Какие уроки? В классе?

— Нет. Просто учите их пользоваться косметикой так, чтобы не складывалось впечатления, будто она нанесена малярной кистью.

Грейс засмеялась:

— Забавно вы выражаетесь!

— Ну что, по рукам? Дело того стоит?

— Конечно. В один прекрасный день вы станете знаменитой, и я буду хвастаться, что мы помогли друг другу сделать карьеру.

— Знаменитой? Сомневаюсь.

— А я нет. Скоро агентство Миллара станет вашим, и интервью с вами будут печатать все газеты, вот увидите! — воскликнула Грейс.

— Ничего подобного не случится, — тихо ответила Лена.

Никаких интервью в газетах. Только не сейчас.

* * *

Клио была на месяц старше Кит и весь май хвасталась тем, что ей тринадцать.

— В восточных странах я уже могла бы выйти замуж!

— Дурное дело нехитрое, — откликнулась сестра Мадлен, ставя в кувшины принесенные девочками цветы.

— Разве рано выходить замуж плохо? — спросила Клио, гордившаяся тем, что первой достигла возраста, когда жительницы некоторых дальних стран имеют право вступить в брак.

— Ничего хорошего, — отрезала сестра Мадлен.

— Но если женщина собирается выйти замуж, то какая разница, когда она это сделает? Чем раньше, тем лучше.

— Дурочка, ты можешь выйти замуж не за того человека, — сказала Кит.

— Это можно сделать в любом возрасте, — возразила Клио.

Девочки посмотрели на сестру Мадлен, желая услышать ее мнение.

— Кому как повезет, — бесстрастно ответила та.

— Конечно, у вас все было по-другому. Вы услышали зов Бога и выбрали свое призвание, — сказала Клио.

— Сестра Мадлен, а вы бы хотели выйти замуж? — спросила Кит после небольшой паузы.

— Я была замужем. — Голубые глаза сестры Мадлен безмятежно улыбались.

Девочки от удивления раскрыли рты.

— Замужем? — наконец выдохнула Кит.

— За мужчиной? — уточнила Клио.

— Это было давно, — ответила сестра Мадлен так, словно это все объясняло.

Тут в дверь неуклюже вошла гусыня.

— Гляньте-ка! — Лицо сестры Мадлен сморщилось в улыбке, словно к ней пришла подруга выпить чаю. — Добро пожаловать, Бернадетта. Девочки насыплют тебе пшена в красивую тарелку.

На том разговор о замужестве сестры Мадлен и закончился.

— Она была замужем!

— Да, невероятно!

— За мужчиной. Не за Христом.

— Да. И сказала, что это было давно.

Они сели на замшелый валун у самой воды.

— Это невозможно. Она не могла спать с мужчиной и все такое прочее…

— Но ведь она сама так сказала…

— Интересно, кто-нибудь об этом знает? — промолвила Клио.

— Я никому не скажу. А ты? — внезапно спросила Кит.

Клио была смущена. У нее чесался язык поделиться этой новостью с кем-нибудь.

— Она не просила держать это в тайне.

— Но ведь она нам доверилась, правда?

Клио задумалась. Похоже, они узнали нечто важное. Но если они стали обладателями информации, не предназначенной для всех прочих, то тогда она, Клио Келли, согласна хранить секрет.

— Наверное, правда.

— Надо же, она рассказала нам… Нам с тобой, — недоумевала Кит.

Клио это польстило.

— Она знает, что мы ничего никому не скажем.

Девочки поднялись по тропинке и очутились у пивной Лапчатого. Хозяин стоял в дверях.

— Эй, дамы, когда подрастете, милости прошу ко мне. Жду не дождусь, — пошутил он.

Девчонки захихикали.

— Осталось немножко, — ответила ему Клио.

— Мисс Келли, когда будете готовы, непременно почтите нас своим присутствием.

Они хохотали до самого дома. Это же надо — расти только для того, чтобы иметь право прийти в бар Лапчатого!

— Ты отметишь там свое тринадцатилетие. Мы напишем приглашения: «Мисс Кит Макмагон приглашает вас на свой день рождения в бар Лапчатого 2 июня 1953 года».

Чтобы не упасть со смеху, им пришлось опереться о стену гостиницы «Центральная».

— Весело вам, — с завистью заметил Филип.

— Мы обсуждаем, как отпраздновать день рождения Кит, — ответила ему Клио.

— Позовете гостей? — оживился Филип.

— Конечно, нет. У них траур, — отрезала Клио. — Но никто не может запретить нам смеяться.

* * *

Весь Лондон готовился отпраздновать день восшествия на престол королевы Елизаветы II. На домах вывешивали флаги. Айви тоже делала это. Несколько флагов сохранилось у нее со времен войны как память о незабываемых днях битвы за Англию.

— Это будет великий день, — сказала она Лене.

— Думаю, да.

— Прошу прощения. Я все время забываю, что вам это неинтересно. Вы ведь ирландка.

— Дело не в этом. Конечно, мне интересно. Просто я совсем забыла про этот праздник. В последние дни так много работы…

— Знаю. Вы возвращаетесь домой все позже и позже.

— И Льюис тоже…

— Смотрите не надорвитесь, милочка, — покачала головой Айви.

И она была права. Лена задерживалась на работе допоздна, составляя для больших компаний письма с разъяснением методов, используемых агентством Миллара: мол, они не просто подбирают претендентов на свободные места. У них есть список школ и колледжей, занимающихся подготовкой секретарей. Девушка, приходящая в агентство, получает нечто большее, чем список вакантных мест; компетентные сотрудники определяют ее потенциал и дают советы, позволяющие юной претендентке обрести уверенность в себе, необходимую для успешного прохождения собеседования и начала самостоятельной работы. Не последнюю роль здесь играли макияж, прическа и умение правильно одеваться.

Бизнес рос как на дрожжах. За шесть месяцев мистер Миллар увеличил жалованье Лены вдвое, и она настояла на такой же прибавке для Джесси Парк.

— Мистер Миллар, мы одна команда. Я не смогла бы работать без Джесси, — сказала она.

У мистера Миллара был острый глаз. Он видел, как изменились стиль и характер мисс Парк, до того бывшей самой незаметной из его служащих. Если Лена Грей сумела переделать женщину, которая не стоила ее мизинца, и в то же время сохранить с ней теплые отношения, то она и в самом деле была настоящим сокровищем и заслуживала поощрения. Прибыль, полученная агентством, была очень приличной, и он мог позволить себе повысить оклад и Джесси тоже.

Как-то он познакомился с мужем миссис Грей, потрясающе красивым ирландцем. Оказалось, тот работает менеджером в гостинице. Лена была скрытной и не распространялась о своей личной жизни. В отличие от болтушки мисс Парк.

— Мистер Миллар, — сказала Лена, — мы с мисс Парк подумали, что было бы неплохо ко дню коронации заново оформить витрину агентства.

— И что мы туда поместим?

Джесси смотрела на них во все глаза. В последнее время она стала выглядеть гораздо лучше, особенно в аккуратной блузке с современной брошью-камеей, на которой вместо рисунка красовалась сине-золотая надпись «Миллар». Синий и золотой стали фирменными цветами агентства. Синими с золотом были обивка новых кресел, детали интерьера и даже рамки развешанных на стенах картин. Лена придумала для них красивую униформу, в которую входили белая блузка, синяя юбка и золотистый шарф, а новая прическа и макияж совершенно преобразили Джесси.

После повышения жалованья Лена посоветовала ей нанять человека, который приглядывал бы за ее матерью, и время от времени устраивать себе свободный вечер. Вскоре Джесси весело щебетала о том, как ей понравились «Поющие под дождем». Слушать арии и диалоги из этого мюзикла было куда приятнее, чем в сотый раз внимать рассказам о плохом пищеварении миссис Парк.

Прежняя Джесси призналась бы мистеру Миллару, что понятия не имеет, о чем речь, но сегодня она осмелилась быть первой.

— Понимаете, мистер Миллар, цвета нашего агентства — это королевские цвета. Красивая сине-золотая витрина с портретом новой королевы…

— Идея хорошая, — поддержала ее Лена. — Можно сделать надпись типа «Добро пожаловать в новую елизаветинскую эпоху… вместе с агентством “Миллар”, которое готовит светлое будущее для всех нас».

Предложение приняли на ура. Глядя на радостных коллег, Лена ощущала комок в горле. Неужели англичане проще и нетребовательнее ирландцев? Или все дело в том, что она не могла реализовать свои способности в городишке, где без толку прожила тринадцать лет?

— Как по-твоему, в гостинице во время коронации должен работать телевизор? — спросил Льюис.

— А что, в «Драйдене» нет ни одного телевизора?

— Нет. Гордостью нашей гостиницы является тишина.

— Если так, то вскоре ей придется гордиться тишиной из-за отсутствия постояльцев.

Льюис удивленно посмотрел на Лену: ее тон был непривычно резким.

— Хорошо, больше я тебе вопросов задавать не буду, — поджав губы, ответил он.

— Льюис! — с тревогой воскликнула Лена. — Пожалуйста, не дуйся!

— Я дуюсь? Нисколько. Это ты готова откусить мне голову.

Но он и вправду обиделся.

— Извини, я виновата. — Она помолчала. — У меня был тяжелый день.

— У меня тоже.

Она потянулась к Льюису, но тот отстранился.

— Льюис, пожалуйста, поговорим о телевизоре. Мне это очень интересно. Честное слово, — уговаривала его Лена.

— Нет, Елена, все в порядке. На этот раз «Драйдену» придется обойтись без твоих советов.

— Извини, я поторопилась с ответом. — Тут она по-настоящему испугалась. — Ты ведь тоже так поступаешь, когда устаешь. Наша размолвка не стоит выеденного яйца, правда?

— Да, правда, — ледяным тоном ответил Льюис.

Лена закусила губу. Она отдала бы все на свете, лишь бы Льюис снова стал таким, каким был до того момента, когда она сдуру набросилась на него. Что лучше: еще раз попросить прощения или сменить тему? Она выбрала последнее.

— Мы тоже обсуждали, как лучше отметить этот день, — как можно спокойнее начала она.

— Очень любопытно… — насмешливо ответил Льюис.

Лена еще никогда не видела на его лице такого выражения.

— Милый… — покраснев, пролепетала она.

— Нет, продолжай. Расскажи мне еще несколько баек о мистере Милларе и мисс Парк По-моему, только эти люди и представляют для тебя интерес. В отличие от бедных олухов, которые зарабатывают себе на жизнь службой в гостинице «Драйден».

— Я не хотела быть резкой. Извини меня. — Лена опустила голову.

Она надеялась, что Льюис подойдет, обнимет ее и скажет, что это пустяки, просто они оба слишком устали. Может быть, пригласит ее в маленький итальянский ресторан, после чего они помирятся. Но Льюис медлил, и она начала сомневаться, что это случится.

В этот момент скрипнула дверь, и она подняла глаза:

— Куда ты, Льюис?

— Ухожу.

— Но куда?

— Елена, ты говорила, что самым ужасным в Лох-Глассе были вечные вопросы типа «куда ты идешь». Просто ухожу. Разве этого недостаточно?

— Нет, недостаточно. Мы любим друг друга… Не уходи.

— Не стоит мешать друг другу.

— Ты мне не мешаешь. Пожалуйста… — просила она.

Неужели Мартин умолял ее о том же? Льюис подошел к Лене и взял ее за руки:

— Послушай, любимая. Мы злимся друг на друга. Нам нужно остыть.

— Если хочешь, давай куда-нибудь сходим вместе. Именно так поступают взрослые люди. Ты забыл, что мы взрослые?

Его улыбка была такой чарующей, такой родной! Увидев ее, Лена испытала почти физическую боль и застыла на месте. Зачем она набросилась на него? Чтобы потом извиняться? Она не промолвила больше ни слова. Льюис выпустил ее руки и хлопнул дверью. Нет, плакать нельзя. И спускаться к Айви за утешением тоже…

Она купила в магазине на углу яблоко и кусок сыра и двинулась к агентству Миллара. Войдя в помещение, Лена обвела его довольным взглядом. По крайней мере, здесь она чувствовала: месяцы, прожитые в Лондоне, не прошли даром. Столик, под стеклянной крышкой которого лежат аккуратно напечатанные письма благодарных посетителей. Повсюду синее с золотом — чехлы, которые сшила мать Джесси, тоже нашедшая себе дело… выкрашенный золотой краской поднос с синими кружками, чтобы угощать кофе каждого пришедшего…

Лена села за письменный стол и занялась картотекой. Именно это ей и требуется. Несколько часов в одиночестве, чтобы подумать. Как раз этих часов ей в последнее время и не хватало: нужно было вести домашнее хозяйство и заботиться о Льюисе.

Льюис… Не надо думать о нем, иначе ее затрясет от гнева. Он поступил нечестно.

Время пролетело незаметно. Неужели уже одиннадцать? У Лены сжалось сердце. Она не собиралась засиживаться допоздна. Наверное, Льюис давно дома. Если она скажет, что была в агентстве, это только подольет масла в огонь. Но и притворяться, что все это время она бродила по Лондону, тоже нельзя.

Поднимаясь по лестнице, Лена репетировала свою речь. Но сначала нужно понять, в каком настроении вернулся Льюис. В этом весь секрет. Отвечать ему, держа себя в руках… Она открыла дверь и увидела, что в квартире пусто. Льюиса еще не было. Он не шутил, когда сказал, что уходит.

Когда Льюис вернулся, Лена лежала с закрытыми глазами, но не спала. Было двадцать минут четвертого. Он неслышно лег рядом, но не потянулся к ней, как делал обычно, когда оказывался в постели.

Где его носило? Льюис был слишком горд, чтобы вернуться на работу; в отличие от Лены его все там увидели бы. Значит, он был у кого-то дома. У хорошо знакомого человека, который развлекал его чуть ли не до утра. Лена мерно дышала, притворяясь спящей.

В ту ночь она не сомкнула глаз.

В ее мозгу роились видения, но это были не сны. Она видела свою Кит. Второго июня, в день коронации, ей исполнится тринадцать. Девочке, мать которой мертва. Если бы ей можно было послать весточку… Если бы Мартин сказал детям, что их мать далеко и никогда не вернется, она могла бы писать им письма.

Когда в Лондоне рассвело и желтые шторы на окне, казавшиеся ночью черными, начали бледнеть, Лена поняла, что нужно сделать. Нужно написать дочери. Но от чужого имени. Эта мысль воодушевила ее. Когда Лена встала и оделась, никто не заподозрил бы, что эта женщина не сомкнула глаз всю ночь. Льюис удивился:

— Ну что, сегодня не злишься на весь свет?

Он склонил голову набок, ожидая, что Лена снова станет просить прощения. Но этого не случилось.

— Вчера вечером мы вели себя как пара котов из Килкенни, — сказала она, изумляясь собственной выдержке.

Льюис помолчал. Такого поворота он не ожидал.

— Как ты думаешь, что довело нас до этого?

— Ты же сам сказал, что нам вместе тесно.

По лицу Лены было видно, что ей не терпится уйти. Однако Льюис хотел, чтобы она осталась.

— Но я не говорил, что недоволен этим… — начал он. Это было равносильно капитуляции.

— Нет. Конечно, нет. Увидимся вечером.

— Я не разбудил тебя, когда вернулся?

— О господи, нет. Я спала. Уснула моментально.

Когда Лена поцеловала его в лоб, Льюис привлек ее к себе и усадил на колени.

— Так не целуются. Это для стариков.

— Верно. — Лена ответила на его поцелуй, но потом решительно отстранилась. — Не начинай то, чего не сможешь продолжить. До вечера, ладно? — кокетливо засмеялась она.

— Дразнилка противная, — ответил Льюис.

Они помирились. Но главным для Лены было сейчас другое. Она лихорадочно думала о том, как написать дочери.

Мистер Миллар сделал эту работу за нее.

— Вы напоминаете мне сказку о гномах, — сказал он Лене.

— О каких гномах?

— Которые приходили ночью и делали за прекрасного принца всю работу: вязали, ткали и прочее… Вы ее знаете?

— Кажется, слышала что-то в этом роде, но при чем тут я?

— Похоже, сегодня ночью кто-то пришел и сделал всю вашу работу. В корзине для мусора полно черновиков писем…

— Я заходила вчера вечером на пару часов.

— Не могу понять, какая добрая фея принесла вас к нам. — Он снял очки и протер их. — Всего несколько месяцев назад брат смеялся надо мной и говорил, что я лишен делового чутья. А теперь хочет войти в дело. Что вы думаете об этом?

— А вы, мистер Миллар?

Лена знала, что братья недолюбливают друг друга.

— Миссис Грей, если вы не покините нас, я буду счастлив обойтись без его помощи.

* * *

Все утро Лена пыталась вспомнить, что именно она рассказывала Кит о своей жизни до переезда в Лох-Гласс. У них были такие беседы. Конечно, она не говорила дочери, что вышла замуж только потому, что ее бросили и что каждое утро она просыпалась с мыслью о Льюисе Грее. Но это не имело значения. Рассказывала ли она о девочках, с которыми дружила в колледже, готовившем секретарей? Возможно. Но если этого не может вспомнить она сама, то Кит не вспомнит и подавно.

Нужно написать письмо и посмотреть, что получится.

Дорогая Кит!

Не удивляйся тому, что тебе пишет совершенно незнакомый человек. Некоторое время назад я прочитала в одной ирландской газете о смерти твоей матери, после чего захотела написать тебе и выразить свои соболезнования. Я не знаю твоего отца, потому что мы с твоей матерью дружили в ранней юности, задолго до того, как она с ним познакомилась. Время от времени она подробно писала мне о тебе и твоей жизни в Лох-Глассе. Я помню даже дату твоего рождения и знаю, что скоро тебе исполнится тринадцать.

Твоя мать очень любила свою малышку. Рассказывала о том, что ты родилась с темными волосами и крепко сжатыми кулачками. Не хочу писать тебе на домашний адрес, потому что боюсь огорчить твоего отца. Твоя мать сообщила мне, что в Лох-Глассе есть вторая почта и что люди часто отправляют письма на адрес одной монахини.

Если ты хочешь узнать, какой была твоя мать в пору, когда мы с ней были всего на четыре-пять лет старше тебя, то напиши мне.

Надеюсь получить от тебя весточку, но если этого не случится, я все пойму. У девочек твоего возраста есть дела поважнее, чем переписка с незнакомой жительницей Лондона.

С днем рождения! Прими наилучшие пожелания от старой подруги твоей матери.

Лена Грей.

Когда это письмо вместе с другими упало в длинный красный почтовый ящик на углу улицы, Лена долго стояла, прижав ладонь ко рту. Казалось, она протянула руку и прикоснулась к дочери.

Томми Беннет помогал сортировать письма на почте. Мону Фиц чрезвычайно интересовало происхождение многих из них. Она могла сказать, что в пухлом письме, полученном Хэнли из Америки, наверняка лежит несколько долларов. Иногда она проверяла корреспонденцию, прибывавшую для сестры Мадлен. Хотя эта женщина утверждала, что ушла от мира, однако продолжала широко пользоваться его услугами. Например, почтовыми.

Томми Беннет от комментариев воздерживался. Лично он считал сестру Мадлен святой. Когда пятнадцатилетняя дочь Томми вернулась с новостью о неожиданной беременности (самым страшным известием для ирландской деревни), эта женщина сделала невозможное. Он сидел у камина сестры Мадлен и плакал. Но отшельнице каким-то неведомым образом удалось все уладить. К одной своей подруге она отправила девочку пожить у нее. Другая подруга нашла кого-то, кто усыновил ребенка. А третья подруга устроила девушку на работу. Никто из жителей Лох-Гласса не был посвящен в эту тайну. И даже не видел ничего подозрительного в необычно долгом отсутствии дочери Томми.

Теплым летним утром в конце мая Томми доставил в домик отшельницы три письма. В одном из них лежала пятифунтовая банкнота, которую следовало потратить на какую-то благую цель. Сестра Мадлен протянула банкноту Томми:

— Отдайте ее кому следует.

— Не хотелось бы мне брать эти деньги. А вдруг я неправильно распоряжусь ими?

— А что я буду с ними делать? Вам лучше знать, кому они могут пригодиться.

Томми охватила гордость: сестра Мадден думала, что он человек ответственный. Никто другой так не считал. Жена называла его лодырем, а почтмейстерша Мона Фиц — тюфяком. Собственная дочь, которой он спас жизнь, считала его старомодным и ограниченным, понятия не имея о роли, которую отец сыграл в ее судьбе.

— Сестра, я оставлю вас с миром. Не хочу мешать вам читать другие письма.

— Лучше поставьте чайник Всегда хочется пить после ходьбы.

Сестра Мадлен шуганула собравшийся перед ней зоопарк, села на трехногую табуретку и начала читать адресованное ей письмо.

Дорогая сестра!

Вам пишет подруга покойной Элен Макмагон, которая хотела бы переписываться с ее дочерью Кит.

По ряду причин мне не стоит писать ей на домашний адрес. Я сообщила девочке, что не хочу расстраивать Мартина Макмагона напоминаниями о покойной жене, но правда заключается в том, что я дружила с Элен в ту пору, когда она любила другого человека. Мне бы не хотелось вызывать у него неприятные воспоминания.

Я не напишу девочке ничего плохого. Если Вы считаете, что это может вызвать нежелательные последствия, то имеете полное право читать мои письма. Надеюсь, что это письмо будет первым из многих, которые я отправлю Вам. Чтобы, отличать письма, предназначенные для девочки, я буду ставить в уголке конверта буквы КМ. Не сочтите за труд сообщить, приемлемо ли это для Вас.

Искренне Ваша

Лена Грей.

Письмо было аккуратно отпечатано на машинке. Обратный адрес — Западный Лондон. Заглавными буквами было напечатано напоминание: «ПОЖАЛУЙСТА, УДОСТОВЕРЬТЕСЬ, ЧТО ВЫ НАПРАВИЛИ ПИСЬМО НА ИМЯ МИССИС АЙВИ БРАУН».

Сестра Мадлен устремила взгляд на озеро. Когда Томми заварил чай и принес ей чашку, то увидела маленькую женщину глубоко задумавшейся.

* * *

— Клио, ты умеешь ладить с собаками. Пожалуйста, попробуй найти моего Уискерса, — попросила сестра Мадлен.

— Куда он убежал?

— Точно не знаю. Наверное, лежит в какой-нибудь яме.

Клио убежала, довольная ответственным поручением. Кит с завистью посмотрела ей вслед.

— Лично я лучше лажу с кошками, — сказала она.

— Знаю, — кивнула сестра Мадлен. — Кошки будто разговаривают с тобой, Кит Макмагон. Даже полудикие.

Она протянула Кит письмо, сказав всего несколько слов, но девочка поняла, что письмо следует прочесть в одиночестве. Видимо, рассказывать о нем Клио не надо. И отцу тоже. Потому-то письмо и пришло на адрес сестры Мадлен.

Она прочитала письмо раз сорок и запомнила наизусть каждую фразу. Мать рассказывала о своей дочери, ее темных волосах и сжатых кулачках. Значит, эта женщина могла знать что-то еще. Письмо было напечатано на машинке, поэтому читать его было легко. И выглядело как деловое, которые присылали на адрес аптеки.

Написано оно было очень вежливо, но холодновато. Кто эта Лена Грей, мисс или миссис? Если бы она что-то знала об этой женщине… Когда сестра Мадлен сказала, что мать упоминала при ней имя своей подруги, у Кит полегчало на душе.

— Я не знала, что у мамы были подруги.

— Твоя мать дружила со всеми, — ответила сестра Мадлен.

— Да, конечно! — У Кит засияли глаза. — Люди очень любили ее, правда?

— Очень, — кивнула старая монахиня.

— Вы редко ее видели. Она не так уж часто приходила к вам, верно? — Кит хотелось услышать о своей матери еще что-то хорошее. — Но ведь вам не нужно много времени, чтобы узнать человека. — Это была правда. Каждый сразу понимает, нравится ему кто-то или нет. — О чем вы говорили, когда мама приходила к вам?

— Так, о том о сем.

Содержание бесед с сестрой Мадлен было такой же тайной, как тайна исповеди.

— Но она рассказывала об этой Лене Грей?

— В основном она рассказывала о вас с Эмметом.

Во время редких визитов Элен Макмагон говорила о своих детях с огромной любовью; невозможно было себе представить, что эта женщина могла утопиться, оставив дочь и сына.

Сестра Мадлен свято верила в это.

Кит две недели думала, что написать в ответ. Пару раз она бралась за ручку, но ничего не выходило. Получалось то ли школьное сочинение, то ли слишком дружеское письмо незнакомому человеку. Как поступила бы на ее месте мать? Не стала бы торопиться, а хорошенько подумала.

Вот и она, Кит, сделает так же.

* * *

— Айви, я дала ваш адрес на случай, если мне будут приходить письма, — сказала Лена.

— Но ведь это и ваш адрес тоже, разве не так? — спросила заинтригованная Айви.

— Нет, я имею в виду вашу квартиру.

— Понимаю.

— Едва ли.

— Раз так, объясните.

— Просто иногда мне будут приходить из Ирландии письма, о которых Льюису не следует знать.

— Лена, будьте осторожнее.

— Нет. Это не любовные письма…

— Но письма будут из Ирландии, — уточнила Айви.

— Да. Это что-то вроде спасательного круга для моей дочери.

— Которая думает, что вы умерли?

— Да. Но она не поймет, что это я. Я притворюсь другим человеком. Своей подругой.

— Милочка, я бы так не поступила. И вам не советую.

— Поздно. Я уже сделала это.

— Ты больше не дуешься из-за телевизора в гостинице? — спросил Льюис.

— Конечно, нет. Я и не дулась. Просто у меня в тот момент было плохое настроение. Дулся как раз ты. Не искажай факты.

Глаза Лены смеялись; отношения были полностью восстановлены.

— Вот и хорошо. Ты сможешь прийти к нам и посмотреть…

— Как бы не так Если уж мне посчастливилось быть в Лондоне во время такого исторического события, я хочу наблюдать за ним своими глазами.

— Будешь всю ночь стоять на улице с ковриком и термосом?

— Конечно, нет. Мы с Айви и Джесси уже подыскали себе уголок.

— А как же я? Как же мистер Миллар, мать Джесси и все остальные смертные?

— Ты уже десять раз сказал мне, что будешь работать. Айви не хочет идти в пивную Эрнеста, потому что там будет эта ужасная Шарлотта. Миссис Парк отведут к соседям, и она посмотрит телевизор у них. А мистер Миллар поедет к брату, которого ненавидит… Допрос окончен? — шутливо спросила она.

— Я люблю тебя, — внезапно сказал Льюис.

— Надеюсь. Иначе я не сбежала бы с тобой.

— А разве я сам не сбежал с тобой?

Но это было далеко не то же самое.

— Конечно, — мягко ответила Лена. — Только мы не сбежали, а уплыли за море. Как рыбки.

* * *

— Папа, у мамы была лучшая подруга? Такая же, как у меня Клио?

— Конечно. Она дружила с мамой Клио.

Оба знали, что это неправда: Элен не любила Лилиан Келли.

— Нет, раньше. До встречи с тобой.

— У мамы были подруги по общежитию. Она о них упоминала.

— А как их звали?

— Не помню, моя радость. Это было давно. Кажется, одну из них звали Дороти. А вторую — Кэтлин.

— Может быть, ее звали Лена?

— Не помню. А что?

— Просто интересно, как люди сокращают свои имена. Может быть, Лена — это сокращенное «Кэтлин»? — Щеки Кит раскраснелись, глаза сверкали.

Мартин Макмагон слегка задумался. Кажется, ей хотелось, чтобы так было.

— Вполне возможно. Во всяком случае, Лена — это явное сокращение.

Кит довольно кивнула.

«Интересно, что происходит в голове моей дочери?» — уже не в первый раз подумал Мартин.

С мальчиками было куда проще. Вечерами он ходил с Эмметом на озеро удить рыбу. Сначала Эммет не хотел прикасаться к лодке, но Мартин был настойчив.

— Мы понятия не имеем о том, что случилось в ту ночь, но знаем одно: твоя мать хотела, чтобы ты не боялся озера, которое она так любила.

— Папа, но лодка…

— Сынок, лодка — это средство передвижения по озеру. Мы не знаем, как утонула Элен, но будем плавать с тобой по озеру так же, как она.

Он оказался прав. Сын с удовольствием ходил на рыбалку. Радовался, когда на его удочку попадали окунь или щука.

И не замечал мертвого взгляда отца, сидевшего на веслах.

* * *

— Лена, писем для вас нет.

— Нет? Вот и лады.

— Я вижу, вы освоили многие лондонские словечки, — улыбнулась Айви.

— Если я собираюсь жить в Лондоне, то должна научиться говорить как местная, — ответила Лена.

— А мне казалось, что вы не прочь вернуться.

— Нет, это невозможно.

— А как же спасательный круг? — не отставала Айви.

— Наверное, вы были правы. Это очень глупо и очень опасно.

— Не хмурьтесь, Лена Грей. Я ваш друг… Я не говорила, что это глупо или опасно. Только советовала вам быть осторожнее.

— Айви, вы настоящая подруга.

— При случае могу ею быть, но сейчас не то время, так что замнем для ясности.

Айви вернулась в свою квартиру на первом этаже, однако Лену с собой не позвала. Она знала, что момент истины еще не настал.

Джесси Парк волновало, сумеет ли ее мать во время коронации воспользоваться соседским туалетом.

— Понимаете, в такие моменты она очень возбуждена. — Лена терпеливо слушала. — Ох, Лена, я знаю, что надоедаю вам своими жалобами. Но поделиться мне не с кем, а вы всегда такая спокойная, такая практичная…

Незаслуженный комплимент заставил Лену улыбнуться. Спокойная? Практичная? Это она-то, женщина, сбежавшая с любовником, который уже однажды бросил ее и может сделать это еще раз? Теперь она жила в огромном чужом городе, переживала из-за того, что от Кит нет вестей, и боялась, что ее письмо напугало ребенка. Но Джесси считала ее крепкой, как дуб.

— Давайте подумаем, — сказала она. — Кажется, вы говорили, что квартира соседей находится на одном с вами этаже. Значит, подниматься по лестнице вашей матушке не придется.

— Да, Лена, но она ходит так медленно… А вдруг с ней произойдет маленькое недоразумение? — Джесси закусила губу.

— На прошлой неделе я видела в аптеке прокладки. Она сможет воспользоваться ими, и тогда проблема будет решена, — весело и уверенно сказала Лена.

Джесси благодарила ее так горячо, что Лена чуть не заплакала. Как говорится, чужую беду руками разведу…

Приготовления ко дню коронации в гостинице «Драйден» закончились. Стулья в гостиной расставили полукругом; Лена предложила это Льюису, а он передал ее совет своему руководству.

— Значит, вашей красавицы жены с нами не будет? — Джеймс Уильямс был разочарован. Он думал, что Лена украсит собрание своим присутствием.

— Увы, нет. В агентстве не могут без нее обойтись.

— Это меня не удивляет. Не сомневаюсь, что она прекрасный работник Может быть, она найдет для нас подходящих людей, когда в «Драйдене» появятся вакансии.

— О да! Но первым делом она найдет хорошее место для своего мужа, — пошутил Льюис.

— Мне было бы жаль потерять вас, Льюис. Не принимайте никаких предложений, не обсудив с нами вопрос о жалованье и условиях работы.

— Мистер Уильямс, неужели вы приняли мои слова всерьез?

— Я двадцать раз просил вас называть меня Джеймсом, но вы этого не делаете.

— Мне здесь очень нравится.

— А вашей жене нравится жить в Лондоне? Она не тоскует по иным местам?

— Мистер Уильямс, что заставило вас задать этот вопрос? — Глаза Льюиса сузились.

— Сам не знаю. Кажется, на Рождество она сказала, что каждого человека на свете следовало бы заставить какое-то время поработать в Лондоне. Я принял это за намек.

— Лена — моя жена, но я ни разу не слышал от нее такого намека.

Ответ был безукоризненно вежливым, однако Джеймс Уильямс предпочел за благо оставить этот разговор.

* * *

— Вот было бы здорово съездить в Англию на коронацию! — сказала Клио.

— А где бы мы остановились? — спросила Кит.

— У тети Моры есть там друзья. Она собирается в Лондон.

— А она возьмет нас, если мы попросим?

— Едва ли. Скажет, что занятия в школе еще не закончились и что мы слишком маленькие.

— Я бы с удовольствием съездила куда-нибудь, — сказала Кит.

— Знаю. И я тоже. Но когда нам что-то разрешат, мы будем уже слишком старыми, — мрачно сказала Клио.

— Филип О’Брайен едет с матерью в Белфаст, — выдала секрет Кит.

— Представляю, какое удовольствие ездить куда-то с такой матерью.

— Но сам он ничего. Он мне нравится.

— И ты собираешься за него замуж. Я в этом не сомневаюсь, — заметила Клио.

— Ты всегда так говоришь. Ни за кого я не собираюсь. С чего ты взяла?

— С того, что он по тебе сохнет.

— Ну и что?

— Ты не сохнешь по нему, но это не имеет значения. Рано или поздно люди всегда женятся на тех, кто по ним сохнет.

— Вот и не всегда! — возразила Кит.

— Я имею в виду женщин и девушек.

— Почему? По-моему, мы сами решаем, согласиться нам или отказать.

— Это только в книгах и кино. А в жизни мы выходим замуж за тех, кто хочет на нас жениться.

— Так поступают все женщины?

— Да. Честное слово.

Кит задумалась.

— И наши с тобой матери тоже?

— Да. Да, конечно.

— Значит, твою тетю Мору никто не любил?

— Это другое дело. Она говорила мне, что даром потратила время на одного мужчину, который ее не любил. И что это была ее ошибка.

— Ошибка ли? — засомневалась Кит. — Ты всегда говорила, что тетя Мора счастливая. Самая счастливая из всех, кого мы знаем.

— Да, говорила. Но это только с нашей точки зрения. Может быть, в глубине души она несчастна.

— А как быть с сестрой Мадлен? Она сначала была замужем, а потом стала монахиней.

— Мне этого не понять, — ответила Клио. — До самой смерти.

* * *

— О чем ты думаешь? — спросила Лена.

Льюис лениво улыбнулся:

— О том, какая ты красивая.

— Неправда.

— Тогда зачем спрашиваешь?

— Не знаю. Наверное, иногда мне хочется знать, что происходит в твоей красивой голове. У нас дома был кот по имени Фарук Я смотрела на него и пыталась угадать, о чем он думает.

— По-твоему, я похож на Фарука?

— Да. Только не такой красивый.

— Мне не нравится, когда ты говоришь «у нас дома». Лох-Гласс — не твой дом. Твой дом со мной. В каком-то смысле так было всегда.

Лена задержала на нем взгляд. Несколько недель назад она стала бы просить прощения, умолять, доказывать, что просто неправильно выразилась. Но в тот вечер, когда он обиделся и ушел, в тот вечер, когда она решила, что должна написать дочери, все изменилось. Она не хотела привязывать его к себе мольбами. Разве это любовь, если она куплена такой ценой?

— Ты согласна? — спросил Льюис.

— Нет, милый, не согласна. Я попала туда не по своей воле, но провела там тринадцать тяжелых лет. Другие люди называли это место моим домом, и я действительно жила там. Если я мельком упомянула, что кот, красивый кот по имени Фарук, жил со мной в одном доме, едва ли эта обмолвка должна послужить причиной ссоры.

Льюис посмотрел на нее с благодарностью.

И тут Лена с горечью поняла, что если бы повела себя так много лет назад, Льюис не ушел бы от нее. Но если бы он не ушел… какими были бы Кит и Эммет? Были бы они такими же? Или совсем другими? Или бы их не было вовсе?

Если бы их не было, она заплатила бы за свою любовь слишком дорогую цену.

— На день коронации я хочу сделать перманент, — сказала Джесси Парк.

— Отличная мысль, — ответила Лена.

— Мистер Миллар приглашает нас обеих вечером в гости к его брату, — с уважением добавила Джесси.

— Что ж, надеюсь, вы расскажете мне обо всем. А я встречаюсь с Льюисом. Он немного расстроен из-за того, что я не проведу с ним весь этот день…

У Джесси вытянулось лицо.

— Ох, Лена, неужели? Пожалуйста, пойдемте к мистеру Миллару. С Льюисом вы бываете каждый вечер, а это особый случай.

Лена посмотрела на нее с симпатией. Хотя Джесси все еще называла своего работодателя мистером Милларом, но относилась к нему очень тепло. Во всяком случае, взгляды, которые она на него бросала, не имели ничего общего с тем, как подчиненный смотрит на начальника.

— Увы, Джесси. Пошла бы, но не могу. Да и вам без меня будет лучше. Не хочу быть третьей лишней.

— Он меня в упор не замечает, — с грустью произнесла мисс Парк.

— Откуда нам знать, что думают мужчины? В этом и сотня мудрецов не разберется. Поэтому попробуйте сами лучше узнать его.

— Вы думаете? По-вашему, все будет хорошо?

— Конечно. Он ведь не какой-нибудь незнакомец, с которым вы встретились на вечеринке. У вас очень много общего… — подбадривала ее Лена.

— Но без вас я не соображу, что следует говорить, — заволновалась Джесси.

— Самое время попробовать.

— Надеюсь, я буду прилично выглядеть. Как по-вашему, стоит мне сделать перманент?

— Конечно, стоит. Тем более что он обойдется вам почти даром. Грейс перед нами в долгу. Мы обеспечиваем ее работой и делаем салону сумасшедшую рекламу.

Счастливая Джесси отправилась в парикмахерскую, строя грандиозные планы. Лена сняла трубку:

— Грейс, окажите мне услугу. Сейчас к вам придет Джесси. Сделайте для нее все, что можно. Ногти, лицо, окраска волос… в общем, по полной программе. Сочтемся позже.

— Она ищет новую работу?

— Не угадали, — ответила Лена. — Не работу, а любовь.

* * *

В аптеку зашла Дейдра Хэнли:

— Мистер Макмагон, я пришла узнать, не нужна ли вам помощница или что-то в этом роде.

— Ты собираешься изучать фармакологию? — удивился Мартин.

— Нет. Но ведь это вовсе не обязательно, чтобы у вас работать, правда?

— Если ты хочешь быть полезной, то обязательно, — мягко ответил Мартин.

Дочь миссис Хэнли была девушкой неугомонной. Еще будучи ребенком, она вслух заявляла, что ждет не дождется, когда сможет уехать из Лох-Гласса. Иногда она говорила это Элен и, как казалось Мартину, находила у той слишком горячую поддержку.

— По-моему, тот, кто предлагает людям покупать косметику и все прочее, в этом не нуждается.

— Нет, Дейдра, нуждается. Ты ведь собиралась учиться на косметолога. Я не ошибся?

— Мистер Макмагон, долго учиться этому не нужно. Все, что от вас требуется, это договориться с одной из косметических компаний о небольшой стажировке. А потом вы будете торговать их барахлом. Говорить людям, что это замечательно. Ну, сами знаете…

— Ты хочешь заниматься этим в Лох-Глассе?

— Да. А почему бы и нет?

— И ты думаешь… На минутку предположим, что я возьму тебя на работу. Это сделает тебя счастливой?

— Мистер Макмагон, чтобы оправдать свое существование, человек должен работать с утра до вечера. Именно об этом я и толкую, — сказала Дейдра Хэнли.

— И ты смиришься с жизнью в Лох-Глассе?

Раньше необходимость жить здесь приводила этого ребенка в отчаяние. Странно… Неужели что-то изменилось? Дейдра покосилась на гараж Салливана, расположенный напротив, и Мартин Макмагон вспомнил, что несколько раз видел девушку со Стиви. У озера и в других укромных местечках.

— А что думает об этом твоя мать? — внезапно спросил он.

— Она была бы рада, если бы я уехала отсюда. Говорит: «Сама не знаю почему, но я уверена, что так для тебя будет лучше».

— Уезжай, Дейдра. Если ты станешь девушкой из другого города, то будешь больше волновать его.

— Мистер Макмагон, неужели вы знаете о женщинах и жизни все на свете? — изумилась Дейдра.

— Конечно, знаю, — добродушно ответил Мартин Макмагон. — Эка невидаль!

— Как вы отнесетесь к тому, чтобы работать со мной в аптеке? — спросил вечером Мартин у детей.

— Сейчас? — с удивлением спросил Эммет. Отец никогда не спускался в аптеку после ее закрытия. Разве что в экстренных случаях.

— Нет, в будущем.

— А тебе бы этого хотелось? — спросила Кит.

— Только если бы этого захотели вы. Или как минимум один из вас. Но придется долго учиться. Кроме того, нужно, чтобы фармакология нравилась.

— Мне хочется стать актрисой, — ответила Кит.

— А мне — миссионером, — сказал Эммет.

— Что ж, все ясно. — Мартин окинул их взглядом. — Отец Эммет в длинной белой сутане работает где-нибудь в Нигерии, а потом возвращается, чтобы посмотреть на дебют Катерины Макмагон в Эбби-театре. А я буду трудиться в поте лица… Пожалуй, придется взять в помощь Дейдру Хэнли.

— Дейдру Хэнли? — хором повторили Эммет и Кит. Они не верили своим ушам.

— Сегодня она приходила ко мне.

— Папа, она тебе не нужна! — заявила Кит.

— Мне вовсе не обязательно становиться священником. Я просто только подумал об этом, — быстро сказал Эммет.

— Честно говоря, вряд ли из меня получится актриса…

— Иными словами, если все остальное только мечты, вы согласны стать аптекарями?

— Вот именно, — сказала Кит.

— Дети — это настоящее чудо, — пробормотал себе под нос Мартин Макмагон. — Что бы мы без них делали?

* * *

Утром второго июня Лена проснулась в приподнятом настроении. Сегодня ее дочери исполнялось тринадцать лет, и она надеялась, что Мартин сумеет как следует отпраздновать этот день.

Ей неудержимо хотелось позвонить и подбодрить Мартина. Она непременно расплачется, если станет говорить о том, как трудно ей жить без детей. Но позволить себе такое она не могла. У нее другая жизнь. Своя собственная. И сейчас она в Лондоне, в день коронации.

Проснувшись, все тут же включали радио, словно боялись, что торжества отменят. Людям хотелось знать все подробности. Газеты с жаром описывали каждый шаг процессии, которой предстояло прошествовать в Вестминстерское аббатство, и каждый этап будущей церемонии.

Лена с интересом смотрела на людей, собравшихся отпраздновать этот великий день. Подумать только: когда тринадцать лет назад на свет появилась Кит и Мартин плакал от радости, услышав, что у него родилась красавица дочь, на этих лондонских улицах еще видны были следы страшной войны.

«У бедных англичан не так уж много праздников, — думала Лена. — Ни Дня святого Патрика, ни процессий в честь Тела Христова, ни Благословения Лодок, ни паломничеств в Кроаг-Патрик, ни других достойных предлогов устроить выходной и подумать о чем-то, кроме дома и работы. Приятно видеть, как они, улыбаясь, разговаривают даже с незнакомыми людьми».

Она с трудом добралась до места, забронированного Айви: та была знакома с семьей, которой принадлежал маленький магазин на углу. Дети вышли на улицу задолго до рассвета, чтобы охранять площадку, на которой разместились деревянные табуретки, корзины для пикника, флаги и гирлянды.

Какое-то время Лена чувствовала себя иностранцем, который смотрит на происходящее со стороны. Она не ощущала ни возбуждения, ни нетерпения. Мысль о том, что молодая королева вскоре проедет мимо, не вызывала у нее благоговения. Но собравшиеся здесь люди не были ей чужими. Наоборот, очень похожими на соседей по Лох-Глассу.

Лондон был ей таким же домом, как любое другое место на земле.

Они заняли свой наблюдательный пункт и услышали сообщение об Эвересте. Британия покорила высочайшую вершину мира; ликование было всеобщим. Когда показались кареты с берейторами в парчовых ливреях и лоснящимися лошадьми в парадной сбруе, толпа взревела. А затем показалось улыбающееся, но слегка встревоженное лицо принцессы Елизаветы, как ее называли по старой памяти. Она махала рукой, затянутой в перчатку, охотно отвечая на приветственные крики, доносившиеся с тротуаров.

Казалось, принцесса смотрела прямо на них. Так говорили Айви, Джесси и все, кто стоял вокруг. Лена думала так же. Она глядела на женщину, которой предстояло стать королевой, и тоже махала ей. Женщине, которая не рассталась со своими детьми. С мальчиком и девочкой. Из глаз Лены полились слезы.

Мужчина, стоявший рядом, сжал ее руку:

— Милочка, сегодня великий день, правда? Вы сможете рассказывать о нем своим детям.

Лена ответила на его рукопожатие.

— Великий, великий, — с запинкой пробормотала она.

* * *

— Сестра Мадлен, вы всегда знаете, что нужно делать?

— Нет, Кит, далеко не всегда.

— Но вас это не тревожит.

— Да, верно. Не тревожит.

— Ваша семейная жизнь сложилась неудачно именно из-за этого?

— Я не говорила, что она была неудачной.

— Но иначе вы все еще были бы замужем, а не ушли в монахини.

— Так ты думаешь, что я оставила мужа и ушла в монастырь?

— А разве не так вы сказали нам с Клио? — Бедная Кит уже жалела, что начала этот разговор. Голубые глаза монахини смотрели на нее с живым интересом. — Или нам так только показалось?

— Когда-то я действительно была замужем, но муж оставил меня. И уехал на другой конец света.

— Вы поссорились? — с сочувствием спросила Кит.

— Вовсе нет. Просто мне казалось, что все хорошо. А он сказал, что чувствует себя несчастным. — Она смотрела на другой берег озера с таким видом, словно вспоминала эту сцену.

— А потом монахини взяли вас к себе, потому что он не вернулся?

— О нет. Сначала я жила дома, убиралась, выращивала цветы в саду и всем говорила, что он скоро вернется…

— Где это было, сестра Мадлен?

— О, далеко отсюда. Но прошло несколько недель, и в один прекрасный день я спросила себя, что я делаю. И голос Бога тихо сказал мне, что в то время как я забочусь о бытовых вещах, о чистке серебра и посуды, мне следует заняться чем-то другим.

— И что вы стали делать?

— Я все продала, положила деньги в банк на имя мужа, написала письмо его другу и сообщила, что ухожу в монастырь. Если он вернется, то получит все.

— Он вернулся?

— Не знаю, Кит. Не думаю. — Она была очень спокойна, не проявляя ни печали, ни смущения.

— И вы стали монахиней?

— На какое-то время. А потом снова спросила себя, что я делаю в монастыре. Полирую столы в гостиной. Полирую скамьи в церкви и мраморные плиты у основания алтаря. И снова услышала тихий голос Бога.

— Что он сказал на этот раз?

Кит не верила своим ушам. Неужели сестра Мадлен действительно рассказывает ей о себе?

— То же самое. Что я трачу время на чистку и полировку вещей. Конечно, вещи принадлежат не мне, а монастырю, но это ничего не меняет. Это не то дело, которым мне следует заниматься.

— После этого вы оставили монастырь и пришли сюда?

— Да. Так все и было.

— И Бог больше не говорил про вещи, потому что у вас их почти нет.

Кит обвела взглядом скромный домик.

— Да, думаю, я поступила правильно. Во всяком случае, надеюсь на это.

— Вы уверены, что это был голос Бога?

— Конечно. Бог всегда говорит с нами. Просто нужно быть уверенным в себе и слышать то, что он хочет сказать.

— Но ведь бывает, что душа подсказывает тебе то одно, то другое…

— Вот именно, Кит. Поэтому нужно слушать внимательно и понимать, чего от тебя хочет Бог.

— Это обычный голос, как у вас или у меня?

— Нет. Скорее это чувство.

— Значит, если я не знаю, делать что-то или не делать, нужно подождать и понять, какое из чувств сильнее?

— Обычно это помогает. Но тут нельзя торопиться. Это не похоже на три желания, которые может выполнить фея.

Кит посмотрела на озеро. Его поверхность была гладкой как стекло. Стоял чудесный июньский день.

— Напиши ей, Кит, — сказала сестра Мадлен.

— Что? — вздрогнула девочка.

— Ты не можешь решить, следует ли писать подруге твоей матери. Но это никому не причинит вреда. Напиши ей.

* * *

— Лена?..

— Да, Айви!

Айви не сразу заметила Льюиса.

— Не хотите в пятницу сходить в пивную? Эрнест приглашает вас обоих.

— Неплохо бы, — ответил Льюис. — Но я смогу заплатить за выпивку? Это единственное, что меня смущает. Скажите Эрнесту, он поймет.

— Льюис, Эрнест вполне может угостить моих друзей несколькими кружками пива. Ему это нравится. Не лишайте его удовольствия.

— Что ж, я человек сговорчивый, — сказал Льюис, поднимаясь по лестнице вслед за женой.

— Лена, я достала брошюру, о которой вы говорили… про вечернюю школу… — окликнула ее Айви.

Льюис застонал:

— Тебе что, дня мало? Айви, пожалуйста, сделайте мне одолжение. Не идите у нее на поводу.

— Это не для меня, дурачок, а для наших клиентов. Спасибо, Айви. Я сейчас спущусь, и мы посмотрим ее вместе. — Голос Лены был спокоен. Она вела себя так, словно ничего не случилось, но на самом деле изнывала от нетерпения.

Письмо. От дочери.

Айви ждала ее с письмом в руках.

— Детский почерк, Лена! Вы написали своим детям!

— Вы поняли это.

— Но не надеялась, что они ответят. Я боюсь за вас, честное слово.

— Я сама боюсь.

Они посмотрели друг на друга, а потом Айви придвинула ей стул:

— Садитесь и читайте. А я тем временем налью нам по стаканчику.

И Лена начала читать.

Дорогая мисс Грей!

Или миссис. Вы этого не написали. Я задержалась с ответом, потому что долго думала. Мне было немножко страшно. Я сама не знаю, чего боялась. Наверное, того, что Вы напишете о моей маме что-нибудь грустное. Что она не любила нас или что в Лох-Глассе ей было плохо.

Я хочу, чтобы Вы знали: здесь ей было хорошо. Очень хорошо. У нас чудесный дом и очень добрый папа. Он подходил маме больше всех, потому что не надоедал ей. Он знал, что мама любит гулять одна, и отпускал ее даже тогда, когда ему было одиноко без нее. Иногда он стоял у окна кухни, которое выходит на озеро, и говорил: «Смотрите, она идет к озеру. Она любит Хрустальное озеро и Лох-Гласс». У нее здесь было много друзей. Наши самые большие друзья — это Келли. Моя мама знала всех в нашем городке, и все до сих пор говорят о ней. Я пишу вам это на тот случай, если вы захотите сказать Эммету или мне, что маме здесь жилось плохо или что она жаловалась. Вы должны знать, как все было на самом деле.

Я не говорила Эммету о Вашем письме, потому что он еще маленький и ничего не понимает. Письмо получилось путаное, но я хотела все объяснить.

Искренне Ваша

Кит Макмагон.

Лена смотрела на Айви отсутствующим взглядом. Казалось, из нее высосали всю кровь. Айви испугалась, что Лена вот-вот упадет в обморок она еще никогда не видела такой смертельной бледности.

— О боже, Айви, — пролепетала она. — О боже, что я наделала? Ох, Айви, ради бога, что я наделала?

— Все хорошо. Все хорошо, — утешала ее Айви.

— Скольким людям я сломала жизнь! Лучше бы мне лежать на дне озера, как думают все. Ничего другого я не заслуживаю.

— Прекратите! — сказала Айви тоном, которого Лена никогда не слышала. — Прекратите немедленно! Перестаньте жалеть себя. Подумайте. Наверху находится мужчина, который любит вас. Мужчина, о котором вы мечтали всю жизнь. А теперь у вас еще появилась возможность все уладить. Возместить ребенку…

— Возместить? Разве такое можно возместить?

— Напишите ей, что Элен Макмагон была всегда счастлива, как мальчик на пляже. Наврите с три короба. Пусть она думает о своей матери только хорошее. Это вам по силам.

— Это будет ложью. Я не могу лгать собственной дочери.

— А сказать правду вы ей можете? Черта с два! — отрезала Айви, снова наполняя бокалы.

* * *

Тетя Мора привезла Кит и Клио кружки с надписью в честь дня коронации. И сказала, что прекрасно провела время в Лондоне. Там было замечательно. Все были в восторге.

Она всегда была очень добра к Кит и говорила нужные вещи гораздо чаще, чем миссис Келли. «Хорошо выглядишь, Кит. Ты такая высокая и сильная. Твоя мать гордилась бы тобой». А миссис Келли всегда говорила «твоя бедная мамочка», словно мать Кит было за что жалеть. Тетя Мора говорила: «Она очень любила наши места, знала здесь каждый папоротник, каждую камышинку, которая росла на озере». И Кит соглашалась с ней. А миссис Келли старалась избегать всякого упоминания об озере, что в Лох-Глассе было практически невозможно.

Мама действительно хорошо разбиралась в растениях. Об этом Кит сообщила Лена Грей, мамина подруга из Лондона. Она попросила Кит называть ее Леной, а не мисс или миссис Грей. И печатала на машинке такие длинные и интересные письма, что Кит ужасно хотелось показать их папе. Наверное, он утешился бы, узнав, как мама любила эти места, закаты над озером, первоцветы, подснежники и другие весенние цветы. Но она понимала, что Лена Грей права: эти воспоминания не предназначены для кого-то другого.

А сердце самой Кит утешалось тем, что мама очень любила ее. Любила так, что писала об этом какой-то женщине, жившей в Англии. Странно, что мама никогда не упоминала о ней. Каким же скрытным человеком нужно быть, чтобы хранить от всех в тайне переписку с лучшей подругой?

* * *

Все письма Кит хранились в квартире Айви.

— Это не значит, что я не доверяю Льюису, — говорила ей Лена.

— Понимаю, милочка. — Айви действительно все понимала.

— Просто так мне спокойнее, — объясняла Лена.

— Знаю, милочка, знаю.

— И все же хотите еще раз предупредить меня о чем-то, верно?

— Не рассказывайте ей слишком много. И не подходите слишком близко.

* * *

— Сестра Мадлен…

— Да, Кит.

— Я задаю не слишком много вопросов?

— Ничуть. Это не грех. Потому что каждый может ответить на вопрос так, как ему нравится.

— Я подумала… — Кит запнулась, будто не хотела знать ответ. — Я подумала вот что… Моя мама тоже использовала вас как почтовый ящик?

— Детка, почему ты об этом спрашиваешь?

— Понимаете, ее подруга, эта Лена… говорит, что они с мамой все время писали друг другу, а я никогда не видела в нашем доме писем из Англии. Мы бы обратили внимание на штемпель.

— Понимаю, понимаю, — задумчиво ответила сестра Мадлен. Но не сказала ни да, ни нет.

— Она делала так?

— Что делала, Кит?

— Получала свои письма через вас?

— Ну, конечно, есть множество разных способов… каждый поступает по-своему… — уклончиво ответила сестра Мадлен.

— Что вы хотите этим сказать? — не отставала Кит.

— Почему все люди разные? Об этом можно думать всю жизнь. И о том, чем животные отличаются друг от друга. Например, как утята узнают, что они умеют плавать, а птенцы воробьев — что они умеют летать. Люди могут смотреть на одни и те же вещи совсем по-другому. Возьмем, например, твою мать. Она знала, как зовут каждого ребенка в цыганском таборе, а все цыгане знали ее, хотя жизнь у них была совсем другая. Они сделали бы для твоей матери все.

— По-вашему, она могла получать письма через цыган?

— Но спрашивать об этом мы их не станем, правда, Кит? Верно говорят, что все люди особенные… и что чужая душа — потемки. Я никому не скажу о наших беседах и о том, кто кому пишет. А ты не скажешь Клио о том, как я чистила и полировала вещи. Поскольку мы знаем, что это не предназначено для чужих ушей. Нет, здесь нет никакой тайны. Просто другим об этом знать вовсе не обязательно.

— Ясно.

Кит поняла, что она никогда не узнает, была ли сестра Мадлен почтовым ящиком для ее матери и Лены Грей. Но сомневаться не приходилось: конечно, была. Оставался только один вопрос. Если Лена была самой близкой подругой матери, то почему о ней не знал отец?

* * *

Мать Бернард радостно встретила Риту.

— Ты уверена, что хочешь нам помогать? Конечно, нам нравится твоя работа, но не слишком ли мы злоупотребляем твоей добротой?

— Нет, матушка. Для меня это удовольствие. Я люблю чистить ваши красивые вещи. Таких украшений нет у самой английской королевы…

— Не думаю, что английская королева когда-нибудь посетит лох-гласский монастырь. — Конечно, мать Бернард не одобряла новую английскую королеву, считавшую себя главой церкви. Любой церкви.

— Ей же хуже, матушка. Честное слово. Возвращаться к родителям я не хочу. Я им не нужна, а они меня только злят. К тому же… — Она сделала паузу.

— Может быть, у тебя в Лох-Глассе есть молодой человек? — смущенно спросила мать Бернард.

— Нет, матушка, не бойтесь. Просто я не хочу быть вдали от Эммета и Кит. Моя душа тянется к ним.

— Похоже, Кит держится молодцом. Лучше, чем я думала.

— Да. Кажется, из всех троих только она сумела найти покой. Как будто у нее есть какая-то тайна. Как вы думаете, она молится о матери?

Мать Бернард предпочла замять вопрос.

Говорить об этом вслух было бы грешно и немилосердно, но мать Бернард принадлежала к подавляющему большинству жителей Лох-Гласса, которое считало, что Элен Макмагон могла лишить себя жизни и оказаться вовсе не в том месте, где каждый мог помолиться за нее.

 

Глава пятая

Мора как могла подбадривала свою сестру Лилиан:

— Все они ближе к шестнадцати ведут себя просто ужасно. Это всё гормоны… дело в природе.

— Ни в ком так не бурлит природа, как в Клио. Кончится тем, что я из-за нее повешусь, честное слово.

— Нет, нет. Я вижу это повсюду. Понимаешь, тело требует своего. Они готовы заводить детей и семью, но общество не разрешает, поэтому период для них настает очень сложный…

— Только детей нам и не хватало. Это единственное, чего она еще не сделала. — Лилиан Келли поджала губы.

Клио была настоящим наказанием. А Кит, оставшаяся без матери, беспокойная и буйная от рождения, угомонилась. Хорошенькая светловолосая Клио привлекала к себе внимание молодых людей, но ее родители были строги. Никаких свиданий до окончания школы. Занятия важнее всего. Развлечения могут подождать.

Мора приезжала почти каждый уик-энд, говоря, что от Дублина сюда рукой подать. Ей хотелось повидать всех. За прошедшие месяцы и даже годы у этих уик-эндов сложился определенный порядок Вечером в пятницу устраивали семейный ужин. А следующий день посвящался гольфу. Доктор заверял Мартина Макмагона, что сорокалетнему мужчине физические упражнения просто необходимы. Вечером в субботу они обедали в гольф-клубе.

Мартина пришлось убеждать в том, что оставлять детей на некоторое время без присмотра полезно.

— Не сомневаюсь, Элен хотела бы, чтобы вы поощряли в них самостоятельность, — говорила Мора. И это действовало.

Мартину Макмагону нравилась непринужденность, с которой Мора упоминала имя его покойной жены. Слишком многие люди понижали голос, когда говорили о ней. Если говорили вообще.

Пока другие девочки воевали с матерями, дружба Кит Макмагон с подругой ее матери становилась все крепче и крепче. Письма, напечатанные на машинке, приходили в домик сестры Мадден каждую неделю. Лена делилась с Кит воспоминаниями и отвечала на заданные девочкой вопросы.

Сестра Мадлен лишь однажды затронула эту тему.

— Подруга твоей матери пишет длинные письма?

Кит на мгновение замешкалась.

— Я бы показала их вам, сестра Мадлен, но… не знаю, как сказать… это… э-э… не совсем секрет, но я чувствую, что она пишет только для меня.

— Ох, детка, не думай, что мне хочется их прочитать. Она рассказывает тебе о матери только хорошее…

— Да. Должно быть, они знали друг о друге все. Они ведь часто переписывались. Вам это наверняка известно, ведь письма приходили сюда. — Сестра Мадлен смотрела в огонь камина и молчала. — Я многое узнала о маме. Какой она была в детстве и все остальное. Как будто я нашла ее дневник или что-то в этом роде…

— Для тебя это настоящее благословение, — сказала сестра Мадлен, следя за язычком пламени, лизавшим полено.

* * *

У Лены сложился настоящий ритуал чтения писем.

Это происходило в квартире Айви, за кухонным столом, окруженным битком набитыми полками, среди стен, на которых не было ни одного свободного сантиметра от открыток, шалей, вышивок и плакатов.

Выпив глоток бренди, она переносилась к озеру, над которым дул ветер, и погружалась в сдачу ежегодных экзаменов. Отец Бейли опоздал на час, потому что забыл перевести часы…

Лена читала, что ее сыну удалили миндалины и он ест только бульон и мороженое, что Рита окончила курсы секретарей, но, к счастью, не уехала в Дублин, потому что получила хорошее место в конторе гаража Салливана, расположенного напротив.

Люди, которых она не выносила тринадцать лет, вдруг стали казаться ей симпатичными.

Выяснилось, что Хики не разговаривают друг с другом. Если кто-то входил в мясную лавку и просил три фунта баранины, миссис Хики повторяла фразу тоном христианской мученицы, после чего выходил мистер Хики и отрубал кусок Дни, когда она разговаривала с покупателями и криком звала мужа, прошли. Кит писала, что наблюдать за ними интереснее, чем ходить в театр. Иногда она просила Риту взять ее с собой только для того, чтобы полюбоваться этим зрелищем.

Она читала, что Филип О’Брайен очень славный, хотя мать у него ужасная. Что Клио временами ссорится с Лилиан, а Дейдра Хэнли ругается с матерью постоянно.

Иногда мне кажется, что если бы моя мать была жива, мы бы с ней тоже ссорились. Иначе это было бы противоестественно.

Когда Лена читала эти слова, у нее дрожали руки. После этого она лихорадочно строчила страницу за страницей.

Твоя мать всегда писала о тебе с любовью. Говорила, что ты сильная и смелая. Вы бы никогда не ссорились; ты сумела бы понять все ее недостатки и слабости…

Она останавливалась и рвала написанное. Нельзя было выдавать себя. Не для того она несколько лет соблюдала осторожность, чтобы все пошло прахом.

* * *

Рита вела у Стиви Салливана бухгалтерию.

Его хмурой матери это не нравилось. Она считала, что прислуга живущих напротив Макмагонов слишком задрала нос, и решила вежливо, но твердо положить этому конец.

— Рита, я рада, что ты приходишь к нам по утрам.

— Спасибо, миссис Салливан.

— Я вот что подумала… Не могла бы ты пару раз в неделю гладить у нас белье? — Рита молча смотрела на нее. — Конечно, в удобное для тебя время.

— Кажется, вы что-то сказали, миссис Салливан?

Кэтлин поняла, что потерпела поражение, и начала готовиться к отступлению.

— Но если тебе некогда…

— Все дело во времени. Ваш сын платит мне за три часа в день. Надеюсь, за этот срок мы сможем справиться со счетами и корреспонденцией, хотя это и нелегко.

— А потом будешь возвращаться к домашней работе? — Это была шпилька.

Но Рита сделала вид, что ее не заметила:

— Я всегда считала этот дом своим. У меня и в мыслях не было бросать мистера Макмагона и его детей.

В пивной Лапчатого Питер Келли спросил Мартина, что тот думает о новой работе Риты.

— Кажется, она неплохо справляется. — Мартин гордился Ритой. — Она начала с того, что навела там порядок.

— А то я не знаю! Свежая краска, полки, шкафы с папками… Это у Салливана! Глазам своим не верю…

— По-моему, она не ладит с Кэтлин.

— С Кэтлин никто не ладит, — заметил Питер Келли. — Впрочем, ее понять можно. Бедняжка ничего не смыслит в делах, а ее сыновья — далеко не подарок.

— Стиви — неплохой парнишка. Разве не так?

— Мартин, нам надо держать дочерей под замком. Стиви Салливан знает о женщинах куда больше, чем знали мы с тобой в девятнадцать лет.

— А вот Майкл — настоящий хулиган. Как-то вечером его и Уолла-младшего застали за тем, что они сидели за пивной О’Ши и допивали остатки из пустых бутылок Щенки!

Но Питера Келли поведение «щенков» возмущало совсем не так, как казалось на первый взгляд. Он вообще очень терпимо относился к тому, что другие жители Лох-Гласса называли преступными наклонностями. Например, доктор не видел ничего страшного в том, что Клио как-то пошла в кино, надев черное шелковое платье матери, хотя Лилиан до сих пор не могла оправиться от шока.

— Слава богу, что к нам часто приезжает Мора, — признался он Мартину. — Если бы не она, Лилиан давно задушила бы Клио, так что…

Мартин широко улыбнулся:

— Мора — просто прелесть. Не понимаю, как она умудряется выкраивать время на визиты, но я очень рад ее видеть.

Питер Келли задумчиво пил пиво. Он прекрасно знал, почему Мора приезжает так часто. Интересно, понимает ли Мартин Макмагон, что все дело в нем?

Во всяком случае, Рита понимала. И говорила об этом с сестрой Мадлен.

— Я думаю, что все может устроиться.

— О господи, сестра, откуда вы знаете? Ведь вы никуда не ходите… Как вам становится обо всем известно?

— Просто чувствую, вот и все.

Кит мельком упоминала, что ее отец всегда весел, когда оказывается рядом с теткой Клио, и что игра в гольф стала непременной частью каждого его уик-энда. Когда Эммет приходил к отшельнице читать стихи, он иногда вспоминал тетку Анны Келли. Кажется, Мора тоже любила поэзию и часто просила мальчика почитать ей вслух, потому что забыла очки.

— Она хорошая? — спросила сестра Мадлен.

— Да. Очень, — ответила Рита.

— Может быть, ему стоит пригласить ее на ужин?

— Я сама думала об этом. Наверно, придется позвать и остальных Келли. Как вы считаете?

— Ты права. Во всяком случае, на первый ужин следует пригласить всех.

…И на следующей неделе мы устрашаем ужин для Келли и тети Клио, Моры. Идея сумасшедшая, но Рита сказала, что папа слишком часто обедал в их доме, а у себя обедов не устраивал. Я ответила, что папа всегда платит за обеды в гостинице О’Брайена или в гольф-клубе, но Рита сказала: «Разве у него нет своего дома?» Вот так все и вышло. Ни меня, ни Эммета, ни Клио с Анной там не будет… ужин только для взрослых. Суп, ягненок с трюфелями и вино. Папа доволен, а я не очень. Наверное, я глупая, но мне это кажется изменой. Понимаете, когда мама была здесь, при желании она могла бы приготовить угощение для Келли и тети Моры когда угодно. Она очень хорошо готовила. Смешно: мы суетимся из-за какого-то обеда, на который у мамы ушло бы часа два. Но она этого не делала. Наверное, ей не нравились Келли. Трудно сказать. Мне кажется, что если бы они нравились маме, она бы приглашала их на обед…

На глазах Лены выступили слезы. От зоркого взгляда ребенка ничто не скроется. Она не испытывала к Келли ни любви, ни неприязни; эта семья являлась воплощением спокойствия и скуки Лох-Гласса. Просто сознательно избегала их, желая сохранить свою свободу, словно знала, что Льюис однажды вернется и увезет ее.

А сейчас бремя этого безразличия легло на плечи невинной девочки, которая так любила свою покойную мать, что до сих пор не хотела изменять ее памяти.

Лена ответила немедленно.

Не знаю, права ли ты насчет семьи Келли. Элен всегда говорила в письмах, что эти люди ей нравятся. Она писала, что у вас с Клио очень непростая дружба: то вы не разлей вода, то смертельные враги. Я знаю, что она не хотела играть с ними в гольф, но иногда испытывала угрызения совести из-за того, что лишала твоего отца этого удовольствия. Кажется, она уговаривала его, но он отказывался идти без нее.

Поэтому хорошо, что сейчас он играет. Надеюсь, званый обед пройдет отлично. Мне хотелось бы посмотреть на это хоть одним глазком.

— Что будет, если он снова женится? — однажды спросила Айви.

— Кто?

— Ваш бывший. Мартин.

— О нет. Он не женится. — Вопрос удивил Лену.

— Судя по тому, что вы рассказываете, картина знакомая… Эта Мора появляется там слишком часто.

— Он не женится на Море. — Сама мысль об этом заставила Лену улыбнуться.

— Почему? Он уже долгое время живет вдовцом. Разве это не разумно?

— Мартин потерял разум, когда влюбился. Если бы ему тогда хватило ума жениться не на мне, а на Море, ничего бы не случилось.

— И Кит с Эмметом не появились бы на свет.

— Возможно, и к лучшему. Теперь они существуют для меня только в лимбе.

— У вас что-то случилось, милочка?

— Не знаю, Айви. Не знаю.

Но Лена знала, что случилось.

Льюис нервничал в последнее время. Они уже пять лет жили на одном месте, и он чувствовал, что наступает пора перемен. Говорил, что хорошо бы перебраться в более теплые края. Например, на юг Испании. С каждым годом туда переезжало все больше британцев, и они могли бы найти там партнеров. Теперь он знал о бизнесе практически все. Они добьются твердого финансового успеха. И будут жить в идеальном климате.

— А как же моя работа? — спрашивала Лена.

— Милая, это всего лишь работа. Ты пришла туда в первый же день и осталась там…

— И ты тоже, — возражала она. — Мы остались, потому что эта работа нам понравилась.

— На свете есть миллион профессий…

— Но мы созданы именно для этой. Мы сделали карьеру. Ты практически руководишь «Драйденом», а я — агентством Миллара.

— Ну и что? Мы же не женились на них, — возразил Льюис.

— И сами не поженились тоже, — заметила она.

С женитьбой действительно были проблемы. Официально Элен Макмагон была мертва. И если бы Лена собралась получить свидетельство о рождении, могло бы всплыть и свидетельство о смерти. Лучше было не рисковать и не напрашиваться на неприятности.

Они говорили об этом. Но Лене казалось, что Льюис относится к данному вопросу слишком спокойно. Если бы он и в самом деле любил ее так, как уверял, то предпринял бы более решительные попытки вступить с ней в законный брак.

Роман Джесси Парк и мистера Миллара развивался долго. Лена Грей поощряла его изо всех сил. Часто по субботам мистер Миллар, Джесси и Лена вместе ходили на ленч. Потом Лена под благовидным предлогом оставляла их наедине.

Во время этих ленчей принимались важные деловые решения. Лена вела записи и в понедельник перепечатывала их на машинке. Бизнес все расширялся, и они подумывали взять на работу еще кого-нибудь. Желательно молодого и красивого.

— Может быть, Доун Джонс? — предложила Лена. — Она как раз ищет новую работу. Женщины с более эффектной внешностью нам не найти.

— А ей не будет у нас скучно? — засомневалась Джесси. — У нее другой образ жизни, она любит общение с…

— Пусть общается с нами, — сказал мистер Миллар, не поняв, о чем речь.

— Думаю, она немного устала от того, что на нее смотрят сверху вниз, — возразила Лена. — И обрадуется, если ей предложат более серьезную должность.

Она помнила, что Доун Джонс была одной из ее первых клиенток и напоминала тогда проститутку из Сохо: грубо наложенная косметика, свитер с низким вырезом и ногти, желтые от никотина… «Никто из моих сестер не работал в офисах. А мне хочется говорить людям, что я клерк», — умоляла Доун.

Ее пыл и энтузиазм понравились Джесси и Лене. Они тактично посоветовали девушке сменить наряд, после чего она сделала новую прическу в салоне Грейс. Печатала она вполне прилично, так что найти место для красотки Доун не составляло труда. Беда заключалась в другом: начальники и коллеги так и норовили залезть к ней под юбку. Даже в скромном темно-синем жакете и бледно-голубой юбке Доун выглядела очень аппетитно и заставляла мужчин пускаться во все тяжкие.

Она произвела фурор в конторе управляющего «Драйденом» мистера Уильямса. Однако Льюис считал ее хорошенькой дурочкой. Говорил, что не доверил бы ей составить письмо или перепечатать отчет. Доун ушла из «Драйдена» через три месяца. Джеймс Уильямс взял на ее место симпатичную женщину средних лет, досконально знавшую свое дело. Доун дали прекрасную характеристику, но всюду повторялось то же самое. Девушка была слишком сексуальна, чтобы ее воспринимали всерьез.

Но Лена придумала, как этим можно воспользоваться. Девушки любят подражать тому, кто может стать для них примером. Они с Джесси были для них слишком старыми. При виде Доун клиентки наверняка соглашались бы, что секретарская работа куда более привлекательна, чем кажется на первый взгляд.

Джим Миллар сказал: «Да, в этом есть смысл». А Джесси подтвердила, что Джим абсолютно прав. После этого Доун пригласили на собеседование.

— Честно говоря, мисс Грей, не знаю. Не уверена. Вы думаете, я гожусь для этой работы? — Доун с сомнением осмотрела офис.

— Доун, мы проводим рекламную кампанию. К нам приедут журналисты, фотографы и прочая публика.

Лена поняла, что победила. Она разослала пресс-релизы в местные газеты и деловые журналы. И приложила к ним описание Доун Джонс, которая бросила модельное агентство ради того, чтобы работать в агентстве Миллара. Моделью Доун была очень недолго и не любила об этом рассказывать; выяснилось, что модель — понятие растяжимое. Однако этого было достаточно, чтобы привлечь внимание прессы.

Репортеры приходили фотографировать Доун, но были вынуждены упомянуть и агентство Миллара, для которого внешность и манеры сотрудника имели не меньшее значение, чем скорость печатания и стенографирования. Видимо, такой подход был правильным; во всяком случае, клиентов у агентства прибавилось.

Джесси и Джим были довольны.

— Все складывается так хорошо, что даже не верится, — призналась Джесси.

— Что бы я делал без своих девочек? — сказал Джим Миллар, с гордостью глядя на обеих.

— Лена, как вы думаете, он ко мне неравнодушен? — шепотом спросила Джесси, когда мистер Миллар вышел.

— Конечно, неравнодушен, — заверила ее Лена.

— Ах, если бы я знала, что делать… Я в таких вещах совершенно неопытна. Может, вы что-нибудь подскажете?

— О, тут я бесполезна.

Лена не кривила душой. Она до сих пор не имела представления, чем сумела вызвать у Льюиса такую страсть, и отдала бы все на свете, чтобы понять это.

— Но вы так… ну, такая красивая и у вас такой роскошный муж Может, дадите мне совет? — Невинные большие светлые глаза Джесси были полны надежды.

— Я думаю, он из тех, кто семь раз отмерит, но в конце концов примет правильное решение, — сказала Лена.

— А вдруг у него появится другая?

— Нет. Это не в духе мистера Миллара. Поверьте мне.

И Джесси поверила, потому что Лена была для нее большим авторитетом. «Эх, если бы ты знала, — думала Лена. — Если бы ты знала, у кого просишь совета в вопросах любви и брака…»

Доун радовалась своей известности.

— Лена, вы круто изменили мою судьбу, — признавалась она. — Мне нравится работать с женщинами. Я даже не могла такое предполагать. Они гораздо умнее мужчин, правда?

— Кое-кто действительно умнее.

Лена не могла скрыть улыбку. Доун сделала правильный выбор, хотя ее имя упомянули в рекламной брошюре агентства только ради того, чтобы поместить фотографию.

Лена гордилась своей работой и не могла не говорить об этом с Льюисом. Он все еще хандрил, но, по крайней мере, реже упоминал Испанию.

— Ты тратишь на все это слишком много сил.

— Так же, как ты на «Драйден»… Такие уж мы с тобой люди.

Лена сидела на полу, положив голову ему на колени. Она любила вечера, которые они проводили вместе; их неказистое жилище не казалось ей в такие моменты ни унылым, ни тесным.

— А что толку? — Льюис махнул рукой. — Работать до изнеможения ради того, чтобы жить в такой лачуге?

— Это не лачуга, — сердито ответила Лена.

— Но и не «Камино Реаль», — опустив уголки рта, возразил Льюис, лениво перебирая пряди ее волос.

Он любил прикасаться к Лене во время беседы. Этот человек был не из тех мужчин, которые могут в чем-то убеждать, только сидя за столом. Он всегда или клал ладонь на ее плечо, шею, или гладил по щеке.

— Что такое «Камино Реаль»? — спросила она.

— Роскошная гостиница в Испании… где мы с тобой могли бы без труда получить работу… — Лена молчала. — Без всякого труда, — повторил он. Большие темные глаза смотрели на нее с мольбой.

Комок встал в горле. Надо срочно сменить тему. Ради Льюиса она отказалась от многих других вещей, куда более важных. Правда, ее переписке с Кит ничто не угрожает: достаточно сообщить девочке новый адрес. Проблема заключалась в том, что если бы Льюис решил отправиться в Испанию, он бы уехал один. Ей бы просто не дали паспорт. Потому что Лены Грей не существовало.

* * *

— Как думаешь, не выпить ли нам? — спросила Клио у Кит.

— Сейчас?

Они торопились в школу. Шли последние недели подготовки к выпускным экзаменам.

— Ну, не сию минуту, но потом… Такого мы еще не делали.

— Когда именно? Может быть, свернем к Лапчатому или тяпнем у мистера и миссис О’Брайен по коктейлю, а потом пойдем в школу?

— Тебе все шуточки, — обиженно проворчала Клио.

— Неправда! — разозлилась Кит. — Ты знаешь, я готова на все. Но ты выбрала неподходящее время. Накануне экзаменов… Хочешь, чтобы мы уподобились этим старикам с бегающими глазками и красными носами, которые ждут открытия бара Фоули?

Клио хихикнула. Иногда Кит была очень забавной. Но иногда ни с того ни с сего вспыхивала и обижалась. Некоторые темы буквально выводили ее из себя. Клио ужасно хотелось спросить, не думает ли Кит, что тетя Мора может выйти замуж за ее отца, и не возражает ли подруга против мачехи и того, что они станут двоюродными сестрами. Однако ступать на эту территорию было опасно.

Интересно… э-э… спала ли тетя Мора с мистером Макмагоном? Или они займутся этим только после свадьбы? Обычно лучшие подруги обсуждают такие вещи, но у Кит Макмагон было слишком много запретных тем.

— Ты когда-нибудь напивался до одури? — спросила Кит Стиви Салливана, проходя мимо гаража.

— А что? — Стиви не портил даже замасленный комбинезон. Но положиться на него было нельзя. Это знали все.

— Просто ты делал многое… Мы с Клио решили напиться, когда сдадим экзамены. Вот я и думаю, что пить. Нам нужно что-нибудь недорогое, крепкое и чтобы потом голова не болела.

— Спросите кого-нибудь другого. Я не знаю.

— Держу пари, что знаешь, — упрямо ответила Кит.

— Нет, честно. Я в детстве слишком много от этого натерпелся.

Кит готова была провалиться сквозь землю. Как она могла забыть, что отец Стиви был алкоголиком, которому во время приступов белой горячки мерещились черти? Но просить прощения девочка не собиралась; она ненавидела, когда люди в ее присутствии говорили об утонувших и пропавших без вести, а потом смущались. Это смущение и извинения были хуже самой ошибки.

— Да, думаю, ты прав, — деловито ответила она.

— Но к Майклу это не относится. Говорят, он напивается в стельку.

— О боже! Кто это говорит? — Эта мысль привела Кит в ужас.

— Я общаюсь с разными людьми, Кит Макмагон. В том числе и с отребьем, — сказал он и ушел.

Когда речь шла об аттестатах зрелости, мать Бернард и брат Хили жестоко соперничали друг с другом. Результаты выпускных экзаменов публиковали в местной газете, чтобы все могли их увидеть и сравнить. Брат Хили всегда говорил, что у матери Бернард есть фора. Девочки изучают такие легкие предметы, как искусство и домашнее хозяйство. Поэтому матери Бернард нетрудно ставить им высокие отметки и вручать награды.

Но монахини были уверены, что матери Бернард приходится труднее. Многие мелкие фермеры были заинтересованы в том, чтобы их дочери получили только начальное образование, достаточное для жены фермера. Французский язык и латынь были у них не в чести. Они предпочли бы, чтобы школьниц учили сбивать масло и выращивать кур, и были по-своему правы. Зачем поощрять надежды девочки, которой предстоит оставить родительский дом и переехать в такую же деревню?

— Каков ваш урожай в этом году, брат Хили? — учтиво спросила мать Бернард, тщательно скрывая свой интерес и пытаясь оценить собственные шансы в ежегодном состязании.

— Болваны, мать Бернард. Лодыри и тупицы. А что у вас?.. Наверное, в этом году одни сливки?

— Пустышки, брат Хили. Пустые головы, в которых нет ничего, кроме джаза.

— Да, все они просто помешались на джазе, — подтвердил брат Хили.

Хотя во взглядах на молодежь Лох-Гласса учителя были одного мнения, но музыкальные вкусы своих выпускников оценивали неправильно. На джазе было помешано предыдущее поколение. Звуки, гремевшие в ушах и сердцах юных жителей Лох-Гласса, были звуками зарождавшегося рок-н-ролла.

— Питер, поговоришь с Клио?

— Нет, Лилиан. Честно говоря, не буду.

— Вот до чего дошло… Отец не хочет разговаривать с собственной дочерью.

— Да, это моя дочь, но меня просят поговорить с ней только тогда, когда случается что-то ужасное, за что ей голову оторвать мало… Лилиан, пойми, сегодня у меня был трудный день. Хуже не бывает. И у меня нет настроения говорить ни с дочерьми, ни даже с женой. Я собираюсь сходить к Лапчатому и выпить пинту пива с моим другом Мартином. Ясно?

— Ясно. Вот какова благодарность за то, что я занимаюсь домом и ращу девчонок, которые превращаются в малолетних преступниц!

— Оставь их в покое. Они исправятся, когда поймут, что это бессмысленно.

Питер Келли хлопнул дверью. Он знал, что преступление Анны имело какое-то отношение к духам и косметике. И подозревал, что Клио без спроса проколола уши, как цыганка. Все это было слишком банально. Питер быстро направился к Лапчатому, где его ждали мир и покой.

Однако выяснилось, что мира и покоя у Лапчатого тоже не густо… В углу распевал мистер Хики.

— Джон, я уже как-то говорил тебе, говорил десять раз. Здесь тебе не концертный зал, — увещевал его хозяин.

— Кончай болтать, Лапчатый. Ты в глаза не видал концертного зала.

— Ну, этот зал я вижу. Более того, он принадлежит мне. Можешь быть уверен: если ты сейчас же не прекратишь свой кошачий вой, больше ни пинты не получишь.

— Ты выгоняешь меня? Я не ослышался? Меня, Джона Дж. Хики, мясника высшей категории, выгоняешь из своей паршивой забегаловки?

— Ты меня слышал, Джон, — сказал Лапчатый.

— Что ж, если меня выгонят из твоей дыры, это будет честью! Честью, которую я буду носить с гордостью. — Он шатаясь пошел к двери. — А честь не позволяет пить со всяким сбродом, который здесь собирается.

Мистер Хики любезно улыбнулся соседям, друзьям и клиентам и вывалился на свежий воздух, которым ему предстояло дышать до самого бара Фоули.

Мартин и Питер обменялись взглядами.

— Хорошая работа, Лапчатый, — с одобрением сказал Питер.

— Доктор Келли, не могли бы вы его припугнуть? Сказать, что у него печень не в порядке?.. Тем более что это наверняка правда, — добавил Лапчатый.

— Нет, Лапчатый, не могу. Я не в том положении, чтобы пугать его. Потому что он торчит в этой пивной каждый вечер, сколько я себя помню. И ты тоже не в том положении, потому что продолжаешь продавать ему выпивку. В этом странном мире никто не выполняет свои обязанности.

Лапчатый что-то проворчал и пошел накрывать на стол в другом конце пивной. Но тут дверь открылась, и на пороге возникла миссис Хики, державшая на подносе что-то странное.

— Что это, миссис Хики? — неуверенно спросил Лапчатый.

— Ах, Лапчатый, это овечья голова. Я думала, тебе будет приятно видеть ее, да и всем твоим клиентам тоже…

По пивной пронесся ропот. Это темное помещение с низким потолком, оформлением напоминавшее сарай, не было предназначено для дам, тем более со здоровенной овечьей башкой на белом подносе.

— Да, спасибо, миссис Хики. Большое спасибо.

— Я обнесу голову по кругу, чтобы каждый мог рассмотреть ее как следует. — В глазах женщины горел сумасшедший блеск; никому не хотелось расстраивать миссис Хики и вступать с ней беседу. Когда предмет оказывался в поле их зрения, все кивали и бормотали что-то одобрительное. — Именно так выглядит Джон, когда каждый вечер возвращается домой. Черты и цвет лица у него точь-в-точь такие, как у этой головы. Я подумала, что вы не откажетесь увидеть эту картину сами.

— Ну, в данный момент Джона здесь нет… — неловко начал Лапчатый. — Но когда мы его увидим… ну… — Фраза повисла в воздухе.

— Можете не трудиться, — ядовито ответила миссис Хики. — Я просто хотела показать всем присутствующим, что их ждет.

— Спасибо, миссис Хики, — мрачно ответил Лапчатый, намекая, что представление окончено.

— Ты хотел бы жить в другом месте? — спросил Мартин Питера Келли, когда миссис Хики и ее поднос благополучно покинули помещение.

Питер Келли пришел сюда, чтобы пожаловаться на общество, в котором они живут, и на людей, говоривших ему, что смерть ребенка — к лучшему. К лучшему, потому что у девочки нет отца. Больше всего его возмущала извращенная ханжеская мораль, согласно которой внебрачному ребенку лучше умереть, чем расти окруженным любовью в маленькой горной деревушке. Но рядом был Мартин, мирный, добродушный и воспринимавший все, что происходило в Лох-Глассе, с юмором. Разве можно было вымещать на нем зло?

— Ты прав, Мартин, — с усилием сказал Питер. — Тут есть все, кроме постоянно действующего цирка с тремя аренами. Мора говорит, что в Лох-Глассе больше жизни, чем во всем Дублине.

Придя домой, Кит увидела, что Рита красит забор белой краской.

— Тебе помочь? У нас есть еще одна кисть?

— А разве заниматься тебе не нужно?

— Ох, Рита, и ты туда же… Я начну красить с другого конца.

— Сначала форму сними. — Кит сразу скинула платье, оставшись в лифчике и трусиках. — Я имела в виду не это, — засмеялась Рита. — Надень что-нибудь другое.

— Какой смысл? Пока я поднимусь, переоденусь и спущусь снова, ты уже закончишь. Да и кто меня здесь увидит, кроме Фарука?

Старый кот смерил их сонным и равнодушным взглядом; чем-то заинтересовать Фарука было трудно.

Забор в серую полоску преображался на глазах. Вскоре задний двор стал таким же нарядным, каким был до наступления дождливой осени и слякотной зимы.

— Не знаю, зачем мы этим занимаемся, — сказала Кит. — Забор быстро испачкается, а его все равно никто не видит, кроме нас.

— Твоя мать в таких случаях говорила: «Тем более».

— Серьезно? — Кит опустила кисть.

— Да. Она говорила, что следует поддерживать чистоту и порядок для себя, а не для соседей.

— Она любила, чтобы красиво было всюду?

— Да.

— Если так, то почему у нее не было своего сада, как у Келли? Мы — единственные на этой улице, у кого есть только задний двор.

— Она говорила, что ее сад — озеро, — небрежно ответила Рита, но вдруг спохватилась и прикрыла ладонью рот, вспомнив, что Элен Макмагон утонула в этом озере. — Говорила, что ни у кого нет такого сада.

— Я этого от нее не унаследовала. Мне все равно, в каком состоянии находится наш задний двор.

— Посмотрим, что ты скажешь, когда у тебя появится свой дом, — проворчала Рита. — А теперь иди и надень что-нибудь. Если сержанту О’Коннору придет в голову заглянуть за забор, он арестует тебя за неприличное поведение.

* * *

Лена рассматривала свое скромное жилище, стараясь быть беспристрастной. Почему Льюис назвал его лачугой? Почему сказал, что за долгие годы тяжелой работы они не сумели заслужить ничего лучшего?

За время, прошедшее после их приезда, дом Айви значительно преобразился. Внешнюю стену покрасили, ограду отремонтировали. Во время войны в Лондоне исчезло множество оград — фронту требовался металл. Раньше Лена этого не знала. Коридор застелили ковровой дорожкой, перила лестницы заменили. Честно говоря, единственной квартирой, оставшейся без капитального ремонта, была та, в которой жили они с Льюисом.

Они сами украсили ее картинами, коврами и драпировками. Для Лены это была тихая пристань, место, где она страстно любила мужчину, который был смыслом ее жизни, где она готовила ему еду, разговаривала с ним и смотрела на лондонское небо… Куда ни глянь, всюду свобода. Да, конечно, квартирка была маленькая. Но они не приглашали гостей; гости были им ни к чему. Льюис возвращался поздно, его рабочий день становился все длиннее. Всюду одно и то же: как только ты дорастаешь до мало-мальски ответственной должности, перестаешь принадлежать самому себе.

Но Лене здесь нравилось. Нравилась нетребовательная дружба Айви Браун; никто другой не стал бы с такой жадностью выслушивать ее секреты. Нравилось заворачивать за угол, возвращаясь из агентства. Во время ленча можно было забежать домой и оставить цветок, любовную записку, а иногда миндальное пирожное для Льюиса и проверить, не вернулся ли он в перерыве между сменами.

И Льюис тоже любил это место. Он ходил с Леной по рынкам в поисках заморских цветных покрывал и роскошного зеркала с рамой, украшенной херувимами. Почему Льюис называл его дырой, лачугой и говорил, что гордиться им нечем? Ему нравилась Айви. Отсюда было недалеко до метро. Возможно, не все соответствовало представлениям Льюиса о том, как они должны жить. Квартира без ванной. Но если бы одна из квартир в этом доме освободилась, то…

Впрочем, думать об этом было глупо. Большинство жильцов дома вело оседлую жизнь. Не следует предаваться мечтам.

Но вскоре Лена сказала себе, что Бог услышал ее и это судьба. Как-то вечером Айви сообщила, что новозеландцы со второго этажа уезжают.

— Говорят, соскучились по родине. — Айви недоверчиво покачала головой. — Лично я считаю, что для возвращения этого недостаточно.

Как бы там ни было, но месячную плату они внесли и съехали.

— Помогите мне подобрать новых жильцов, — предложила она Лене. — В конце концов, они будут вашими соседями, так что вам волей-неволей придется искать с ними общий язык.

— В каком виде они оставили квартиру? — спросила Лена.

— Посмотрите сами. — Айви сняла с доски ключи, и они пошли наверх.

Там были высокие потолки и широкие окна. Эту квартиру даже Льюис Грей не назвал бы лачугой. Особенно если ее как следует обставить.

— Сколько она стоит?

— Я не собиралась предлагать ее вам… Думала, вы копите деньги на собственное жилье, — сказала Айви.

— О нет, ничего подобного.

Не стоило говорить Айви, что сбережений у них практически нет. Они тратили все, что зарабатывали. Чтобы платить за эту квартиру, им придется сократить расходы, но дело того стоило.

— Он знает? — спросила Айви.

— Конечно, нет. Я сама решила это только десять секунд назад.

— Тогда дайте мне сначала навести здесь порядок Квартиру покажете ему позже.

— Что вы собираетесь делать?

— А как вы думаете?

У обеих тут же возникло множество идей.

— Эрнест пришлет мне своих парней. Это мастера на все руки. Конечно, днем они работают в пивной, но могут делать шесть разных дел одновременно.

— Может быть, шкаф в спальню…

— Чтобы вешать туда пиджаки и ставить нарядные туфли Льюиса Грея? — подзадорила ее Айви.

— Не осуждайте его.

— Я бы не посмела… Слушайте, дайте мне неделю. Потом я покажу квартиру вам обоим и спрошу, как вы к этому относитесь. Если передумаете, ничего страшного не случится. Я сдам ее кому-нибудь другому.

— Думаю, ему это понравится.

В сердце Лены вновь проснулась надежда. Это поможет заставить Льюиса забыть об Испании. По крайней мере на время.

И ему действительно понравилось. Его восхитила соразмерность комнат. Льюис сказал Айви, что они лучше, чем в «Драйдене». Он танцевал с Леной в больших пустых комнатах и говорил, что наконец-то у них в Лондоне будет достойное жилье. Купил бутылку шампанского, и они втроем обмыли новый дом Греев.

— Не могу дождаться переезда, — говорил Льюис. Он радовался как ребенок, трогал стены, дверные ручки… едва ли не гладил их. — Наконец-то мы будем что-то собой представлять, — довольно мурлыкал он.

* * *

В Скарборо должна была состояться конференция работников гостиниц.

— Мне всегда хотелось там побывать, — сказала Лена.

— Я все расскажу тебе.

— А поехать с тобой нельзя? — Лена могла взять на работе несколько отгулов.

— Увы, в регламенте написано: «Без супруг и супругов».

— Что ж, тогда буду ждать твоего рассказа, — широко улыбнувшись, ответила она.

Лена пошла в универмаг Селфриджа выбирать ткань для новых штор и столкнулась там с Джеймсом Уильямсом.

— Для агентства? Синие с золотом? — Оказывается, он все помнил.

— Нет, обычные тюлевые.

— Замечательно выглядите. — Уильямс всегда смотрел на нее с одобрением.

— Спасибо, Джеймс. — Лена поблагодарила его за комплимент своей обычной улыбкой.

— Желаю вам хорошо провести время в Скарборо, — сказал он.

— Вы тоже туда едете? — спросила она, ощутив, как защемило под ложечкой.

— Нет. К сожалению, меня не отпустили. Конечно, там будут какие-то доклады, но это главным образом отдых для парней, которые работают на износ и нигде не бывают. Возможность развлечь жен, не потратив на это ни пенни.

— И все будут с женами?

— Конечно. Кто же упустит такую возможность? Ну, еще раз желаю вам приятного отдыха.

— Постараюсь, — сказала она, схватившись за прилавок чтобы не упасть.

* * *

Возможно, это мне только кажется, — писала Кит, — но у меня такое чувство, что папа и тетя Клио Мора встречаются. Я понимаю, что выражаюсь старомодно, но другого слова не подберу. Больше поделиться мне не с кем. Пару раз они обедали в гостинице О'Брайена. Филип говорил мне, что они слишком близко наклонялись друг к другу, но Филип говорит такое обо всех. Это его пунктик.

Как Вы думаете, неужели в таком возрасте можно всерьез думать о браке? Надеюсь, папа не сделает этого, не поговорив с нами, но мне ужасно хочется знать Ваше мнение.

На этот раз она получила ответ очень быстро. Видимо, письмо было отправлено в тот же день. Оно было коротким.

Кит, пиши мне обо всем. Как по-твоему, Мора может сделать твоего отца счастливым? Жизнь у него была трудная, и он заслуживает счастья. Сообщи, нравится ли это вам с Эмметом или вы огорчитесь, если в спальне вашей матери поселится другая женщина. Когда ты ответишь на этот вопрос, я выскажу свое мнение.

Кит написала:

Откуда Вы знаете, что у мамы была отдельная спальня? Я никогда не говорила Вам этого. Не могу поверить, что это Вам сказала моя мама. Пожалуйста, объясните.

Лена расхаживала по офису.

Не следовало отвечать второпях. Именно так и совершаются ошибки. Ладно, это поправимо…

Кит, ты очень наблюдательна. Твоя мать действительно писала мне, что у нее отдельная спальня. Что не может уснуть, если в комнате находится еще кто-то. Ей не требовалось просить, чтобы я молчала об этом, потому что я ни с кем о ней не говорила. Наша переписка была тайной для остальных. Примерно такой же, как моя переписка с тобой. Другие люди могли бы счесть это странным и даже трогательным. Но только не я. И надеюсь, не ты. Твоя мать тоже надеялась на это. Ты представления не имеешь, как мне стало одиноко, когда ее письма перестали приходить. Напиши мне, что ты все поняла.

Я все понимаю, — отвечала Кит. — Не понимаю только одного: почему Вы сказали, что прочитали о смерти мамы в газете? Вы должны были понять это сразу, как только она перестала писать Вам.

Я написала это только в первом письме, — объяснила Лена, — потому что должна была как-то представиться тебе. Ты могла не захотеть писать мне и поддерживать связь из-за преданности памяти матери. Тогда я сознательно не упомянула о нашей с ней переписке.

Вы сбиваете меня с толку, — писала Кит. — Вы очень таинственная женщина. Я ничего о Вас не знаю, абсолютно ничего. А Вы знаете обо мне все. Вы писали моей маме о себе? Наверно, она уничтожала Ваши письма. Когда она умерла, ничего не нашли. Ничего, что могло бы сообщить нам о Вас.

Я расскажу тебе все, что захочешь, — ответила Лена. — Пришли мне вопросы, и я постараюсь ответить на них.

Лена понимала, что это рискованно. Коготок увяз — всей птичке пропасть. Придется придумать характер и прошлое человека, который никогда не существовал.

Она боялась вопросов Кит, но те оказались легкими. Наверное, девочка не хотела, чтобы ее сочли невежливой. Но зато там было написано нечто такое, чего Лена никак не ожидала. Нечто надрывающее душу. Впрочем, для подруги матери это было совершенно естественно. Кит приглашала ее в Ирландию.

Вы не могли бы приехать к нам в гости? Денег на такую поездку у Вас хватит. А если Вы захотите, чтобы это оставалось в тайне, то сможете остановиться в гостинице О’Брайена.

В глубине души Кит надеялась, что Лена не приедет. Вдруг эта встреча разочарует ее? Вдруг после долгой жизни в Англии эта женщина говорит, как смешные лондонские кокни? Может, и говорит-то совсем не так хорошо, как пишет?

Но затем она поняла, что все это глупости. Если Лена — ровесница матери, то ей сейчас за сорок Она не так стара и не пишет ирландской девочке-подростку о событиях далекого прошлого. Лена была самой обычной женщиной. Ее муж работал в гостинице, а она сама — в каком-то большом агентстве по трудоустройству. И жила в доме некоей женщины по имени миссис Браун.

Если же эта Лена Грей и чокнутая, как мисс Хэвишем, Кит об этом узнает, когда та приедет.

Дорогая сестра Мадлен!

Вы были моим почтовым ящиком почти пять лет. Хочу поблагодарить Вас за такт и отсутствие любопытства. Кит Макмагон пишет о Вас с таким восхищением и обожанием, что я решила попросить Вас о большом одолжении. Кит пригласила меня приехать в Лох-Гласс. По ряду причин я не хочу делать этого. Это не пошло бы на пользу ни ей, ни всем остальным. В данной ситуации я думаю не столько о себе, сколько о других. Судя по рассказам Кит, Вы умеете находить выход из самых немыслимых ситуаций. Если бы Вы помогли ей понять, что нам лучше не встречаться ни в Лох-Глассе, ни в каком-нибудь другом месте, я была бы перед Вами в неоплатном долгу.

Не стану громоздить горы лжи. Просто скажу еще раз: ничего хорошего из этого не выйдет. Я знаю, Вы мне поверите.

Дорогая сестра Мадлен, вся моя надежда только на Вас. Искренне Ваша

Лена Грей.

Мое дорогое дитя!

Я всегда считала, что воображаемая жизнь страдает при столкновении с реальной. Эти два мира должны существовать отдельно друг от друга. Можно жить параллельно и никогда не пересекаться. Желаю Вам мира и счастья. Знайте, что у Вас здесь есть и всегда были друзья.

Сестра Мадлен,

Лох-Гласс.

— Как по-вашему, она все знает? — Лена протянула письмо Айви.

— Думаю, да, — ответила Айви. — И что дальше?

— Она никому не скажет, — заверила Лена. — Могу дать голову на отсечение.

* * *

— Ты путаешься с Филипом О’Брайеном? — требовательно спросила Клио.

— О господи, Клио! Ну и подруга у меня… Я уже тысячу раз говорила: не путаюсь я с ним.

— Он всегда торчит здесь. Или ты там, — проворчала Клио.

— Ну и что? Мы живем рядом.

— Он целовал тебя?

— Ох, замолчи!

— Значит, он действительно целовал тебя, но вы любите друг друга, а потому ничего не можете мне сказать, верно?

Кит неудержимо расхохоталась.

— Все было не так… Он меня вроде как поцеловал, но промахнулся, потому что я не знала, что это случится. Я смотрела в другую сторону, и он поцеловал меня в подбородок Потом извинился, я тоже извинилась, и мы попробовали поцеловаться снова, но получилось очень неуклюже. Теперь ты знаешь все и можешь оставить меня в покое.

— Ты никогда мне это не рассказывала.

— Сейчас я расскажу тебе кое-что поинтереснее. У Стиви Салливана новая девушка.

— Не может быть! — Казалось, эта новость вызвала у Клио не только интерес, но и досаду.

— Может, может. Она американка и живет в гостинице О’Брайена. Ее родители прибыли сюда искать свои корни. Большую часть времени они проводят на кладбище, а она, перейдя дорогу, мило общается со Стиви.

— Губа не дура…

— Если верить Филипу, она настоящая красотка. Стиви приходил за ней в гостиницу. Девушка сказала папе и маме, что он хочет познакомить ее с ребятами, которые живут на том берегу озера, и они разрешили. Но, конечно, никаких ребят не было. Для Стиви это был только предлог затащить ее в кусты.

— Ну и ладно. Все равно она скоро уедет, — мрачно ответила Клио. — Когда ее родители найдут свои корни, только их тут и видели. И новая подружка сделает мистеру Стиви Салливану ручкой.

— А еще сегодня днем будет собрание по профориентации! — простонала Кит.

— Да, кислое дело, — кивнула Клио. — Надеюсь, нам порекомендуют что-нибудь новенькое.

— Они никогда не говорят ни о чем, кроме профессий учительниц и медсестер. И то в лучшем случае.

— А я ненавижу и то и другое, — сказала Клио.

— Мать Бернард спит и видит, чтобы ты стала врачом.

— Просто ей хочется хвастаться тем, что из монастырской школы вышел врач. И чтобы я на семь лет с головой погрузилась в учебу.

— А чего бы хотела ты сама?

— Получить степень бакалавра искусств. Тетя Мора говорит, что это очень хороший трамплин.

— Трамплин для чего?

— Для прыжка в объятия богатого мужа. Во всяком случае, я на это надеюсь.

— Тебе не нужен богатый муж.

— Богатый, сексуальный и опытный. Я не хочу, чтобы он промахивался и вместо губ целовал меня в нос.

— Странно, ты ничего мне не говорила.

— Ты тоже стала очень скрытной, — прищурилась Клио.

— Ты о чем?

— Во-первых, ты ходишь к сестре Мадлен без меня. — Да.

— Во-вторых, крутишь шуры-муры с Филипом. И шляешься на какие-то таинственные занятия.

— Я действительно занимаюсь. Разве ты забыла, что нам предстоят выпускные экзамены?

— Значит, занимаешься?

— Да.

— Я не видела у тебя никаких учебников. Только листы бумаги.

— Я делаю заметки.

— Сейчас посмотрим. — Клио схватила папку Кит и дернула молнию. Внутри лежали конверт с маркой и незаконченное письмо. — Черта с два ты занимаешься! Ты пишешь письма… любовные письма.

— Отдай! — Лицо Кит побелело от гнева.

— Нет уж, я прочитаю…

— Клио, отдай сейчас же!

— «Дорогой…» Кто дорогой? Я не успела прочитать его имя.

Кит бросилась на нее с криком:

— Эгоистка! Жадина! Ни манер, ни достоинства!

— «Ни манер, ни достоинства», — передразнила Клио и подняла письмо вверх.

Но Кит нанесла ей такой неожиданный удар, что у Клио перехватило дыхание. Кит вырвала письмо и выбежала из класса.

В коридоре ей встретилась мать Бернард.

— Кэтрин, воспитанным девушкам бегать не положено.

— Знаю, матушка. Прошу прощения. Я бегу в библиотеку. Нужно кое-что повторить.

— Это хорошо. Но бегать все же не следует. Ты здорова? Щеки так и пылают.

— Здорова, матушка.

Кит быстро скрылась, боясь, что ее разоблачат и потребуют объяснений.

— Эммет, ты не отнесешь Келли записку?

— Нет.

— Я заплачу тебе.

— Сколько? Три пенса?

— Один.

— За один не пойду.

— Ты ужасный тип.

— Ну и пусть. Все равно не пойду.

— И это за все хорошее, что я для тебя делаю? — укорила его Кит.

— А что ты делаешь?

— Защищаю тебя.

— От кого это?

— От людей, которые тебя ругают.

— Не говори ерунды, Кит. Никого ты не защищаешь. Люди ругают всех.

— Я тебя не ругаю. Даже мысленно.

— А за что меня ругать? Я не такой уж плохой. Так что оставь меня в покое.

— Все остальные плевать хотели на своих младших сестер и братьев. Я такого не делаю.

— Кто это плевать хотел?

— Клио. Стиви. А Дейдре Хэнли плевать на Патси.

— Ну и что? — Эммет пожал плечами: мол, каждый должен нести свой крест.

— Значит, ты такой же, как и все остальные. А я считала тебя особенным.

— Что я должен отнести?

— Записку Клио.

— Почему ты не можешь отнести ее сама? Вы с Клио протоптали тропинку между нашими домами…

— Я с ней не разговариваю.

— И пишешь записку, чтобы помириться?

— Наоборот, пишу, что смертельно обиделась. Она вечно сует нос в чужие дела.

— Это только ухудшит дело, — философски заметил Эммет.

— Мне все равно. Чем хуже, тем лучше.

— А потом ты пойдешь к ней и попросишь прощения. Или это сделает она, и все будет по-прежнему. — За долгие годы Эммет привык к их ссорам и примирениям.

— На этот раз дудки.

— Ты всегда так говоришь, — ответил Эммет. — Ты простишь ее или она тебя, и вы на время помиритесь.

Слова брата заставили Кит задуматься. Вообще-то он был прав. До сих пор так и было. Но теперь Клио чуть не раскрыла ее секрет.

Она действовала из чистого эгоизма и едва не узнала про письма маминой подруги Лены. Случись так, все было бы кончено. В глубине души Кит понимала, что нужно продолжать хранить тайну. Тем более что Лена не могла толком объяснить, почему не может приехать в Лох-Гласс. Одни отговорки.

Но жизнь полна неожиданностей…

— Что дальше? — спросил Эммет, раздумывая, не снизить ли цену.

— Сейчас скажу, — весело ответила Кит и взяла его за руку. — Купить тебе мороженое?

— А что я должен буду за это сделать?

— Ничего. Просто признать, что я самая лучшая сестра в нашем городе и его окрестностях.

— Пожалуй, так оно и есть, — задумчиво промолвил Эммет. А затем со всех ног припустил к магазину, боясь, что Кит передумает.

* * *

— Милая? — Льюис звонил Лене в агентство.

— Она самая, — с улыбкой ответила она.

— Ты еще помнишь про конференцию?

— Да, конечно.

Интересно, насколько непринужденно прозвучал ее голос? Неужели Льюис понял, что в последние недели она только об этом и думала?

— Правила изменились.

— Каким образом?

— Нам разрешили взять с собой жен, подружек или просто знакомых. — Последовала многозначительная пауза. — Следовательно…

— Что, Льюис?

— Разве это не чудесно? Собирай вещички, и едем!

— Не могу.

— Что?

— Не могу, милый. Сам знаешь. Я обещала, что посижу с миссис Парк и подежурю в агентстве… Нельзя подвести столько людей.

— У нас больше никогда не будет такой возможности. Не смей отказываться.

— Если бы я знала заранее, то не стала бы договариваться.

— Черт побери, я сам узнал это только что!

Ах, как ей хотелось совершить поездку в Йоркшир! Она бы взяла карту и стала гадать, пойдет ли поезд через Уош или Хамбер.

Они бы остановились в гостинице. Впервые после той ужасной поездки в Брайтон, где у нее случился выкидыш. У них было бы свободное время… время, чтобы поговорить и отдохнуть. Она могла бы принарядиться для него и быть счастливой. Могла бы блистать в обществе, чтобы он гордился ею. Вызывала бы у Льюиса желание и забыла о сосущей тяжести в животе.

Она молчала до тех пор, пока Льюис не проворчал:

— Ну что, надумала?

— Почему ты не сказал этого раньше? — снова спросила Лена.

— Потому что не знал, — сказал он таким тоном, словно разговаривал с ребенком или идиоткой.

— А вот Джеймс Уильямс знал.

— Что ты имеешь в виду?

— Я встретила его. Он спросил, поеду ли я в Скарборо. Я сказала, что туда едут без жен, а он ответил, что я ошибаюсь.

— И он оказался прав! — ликующе воскликнул Льюис. — Уильямс с самого начала говорил, что так и должны сделать.

Лена ощутила страшную усталость. Как поступила бы на ее месте другая, более умная женщина? Бросила все, поехала и снова штурмом взяла его сердце? Или заставила бы долго уговаривать себя?

— Не могу, Льюис, — сказала она.

Думая, что проведет уик-энд в одиночестве, Лена навалила на себя столько работы, что не оставалось ни одной свободной минуты. И теперь с горечью поняла, что уже ничего нельзя сделать. На ее помощь рассчитывали многие. Льюис считал, что она дуется и ищет повод, чтобы остаться дома. Нет, лучше не извиняться и ничего не объяснять. Просто сказать, что она с удовольствием поехала бы с ним.

— Позволь пригласить тебя на ленч, — шутливо предложила она.

— Не знаю. Если у тебя есть время на ленч с такими мужчинами, как я, то почему нет времени на поездку в Скарборо?

— Потому что ты идиот. Я думала, что ты не можешь взять меня с собой… Все, хватит. Давай пообедаем с тобой, как делают в кино. — Ей удалось уломать Льюиса.

Но когда Лена посмотрела на себя в зеркало пудреницы, то еще раз убедилась, что сильно постарела. Унылый вид, на лбу морщины, тусклые волосы, безжизненный взгляд… Ничего удивительного, что Льюис пригласил в Скарборо кого-то другого. Того, кто подвел его в последний момент. Нет-нет, она не станет думать об этом. Но жена из нее действительно ужасная…

— Джесси, — резко встав, сказала она. — Мне нужно уйти по делам. Увидимся после ленча.

Голос Лены звучал хрипло и неестественно. Доун и две другие помощницы посмотрели на нее с удивлением. Миссис Грей всегда говорила негромко и двигалась изящно. Не хватала сумочку и не бежала к двери, спотыкаясь на каждом шагу.

Доун с изумлением смотрела ей вслед:

— Что это с ней?

Джесси не любила сплетен на работе, особенно если они касались Лены.

— Доун, придержите язык! — резко сказала она.

Но когда Джесси осталась наедине с мистером Милларом, то призналась, что, по ее мнению, Лена Грей слишком много работает.

— Она присматривает за моей мамой, когда мы с вами куда-нибудь ходим, наблюдает за рабочими, сама нашла плотников. Уговорила девушек поработать сверхурочно, чтобы к понедельнику закончить новую систему хранения документов. Просто не знаю…

— Что скажет ее красавец муж, если она будет проводить здесь день и ночь?

— Кажется, он собирался на какую-то конференцию.

— Может быть, именно это и выбило ее из колеи, — догадался Джим Миллар.

— Грейс, можешь заняться мной?

— Конечно. Пройдите в конец зала. — Грейс потянулась за шампунем.

— Я имела в виду не тебя лично. Ты администратор. Может быть, кто-нибудь из девушек…

— Все мастера заняты. Говорю это с удовольствием. — Певучий голос Грейс всегда звучал жизнерадостно, но Лена знала, что жизнь у нее тяжелая. У мужчины, которого любила Грейс, было двое детей от других женщин. Они никогда не затрагивали эту тему.

— Я ужасно себя чувствую и выгляжу никому не нужной старухой.

— Может быть, это усталость? — предположила Грейс.

— Мы с тобой прекрасно знаем, что значит это слово. — Они засмеялись. На языке парикмахеров это означало, что годы берут свое.

— Значит, работа. — Сильные пальцы Грейс массировали голову Лены.

— Нет, — пробормотала Лена в полотенце, склонившись над раковиной. — Нет, работа идет сама собой.

— У меня тоже, — сказала Грейс. — Забавно, правда? Люди переживают из-за работы. А у нас с вами все хорошо.

— У него кто-то есть, — сказала Лена, выпрямившись и посмотрев на свое отражение в тюрбане из полотенца.

— Нет. Этого не может быть, — ответила Грейс.

— Я уверена.

— Я сделаю вам массаж с горячим маслом, заставлю волосы блестеть и нанесу хороший грим.

— Это его не вернет.

— Может, он и не изменял.

— А я думаю, что да. Такое не скроешь.

Грейс поколдовала с теплым оливковым маслом, а затем сменила полотенце.

— Он сам сказал, что у него кто-то есть?

— Конечно нет.

— Ну тогда…

— Я его не спрашивала, — призналась Лена.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась Грейс.

— Но я не могу не думать об этом… Все время. Всюду. Дома, на работе, в постели, даже здесь. Я должна выяснить. Честное слово. Иначе не смогу уснуть.

— Оно и видно, что в последнее время вы плохо спите. — Грейс слегка прикоснулась к темным кругам под глазами.

Лене хотелось заплакать и прижаться к ней. Но кругом были люди, а Лена годами скрывала свои чувства.

— Думайте о чем-нибудь хорошем. О том, в чем уверены.

— Тогда это моя дочь, — сказала Лена.

Грейс вздрогнула и подняла глаза. За все время знакомства они ни разу не говорили друг с другом о своей прошлой жизни.

— Сколько ей лет? — негромко спросила Грейс.

— Скоро семнадцать.

— Хороший возраст. В семнадцать лет все они красавицы. Вы общаетесь с ней?

— Нет. Не прямо.

— Почему?

— Она думает, что я умерла, — сказала Лена. Кажется, еще никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.

— Отлично… Потрясающе выглядишь, — сказал Льюис, когда Лена вошла в ресторан.

Это действительно было так Грейс была волшебницей.

— Хочу оставить о себе хорошее воспоминание, — улыбнулась Лена.

— Одного воспоминания мне мало.

— Мне тоже, но ведь это только один уик-энд… будут и другие. — Раз уж так вышло, она решила извлечь из этого пользу.

Не поднимая глаз, Лена чувствовала на себе его взгляд.

— Ты такая бодрая… — начал он.

— Спасибо, Льюис.

— Давай выпьем по бокалу вина и пойдем домой, а?

— Как? Мы ведь только что пришли.

— Мы будем дома через несколько минут… Я не могу уехать в глушь и оставить незаконченное дело. — Льюис хотел ее. Она еще возбуждала в нем желание.

Лена улыбнулась:

— Я предложила провести ленч, как в кино… но это еще лучше.

Она встала и в сопровождении Льюиса пошла к двери.

Они бежали по улице, как подростки. Может, Айви и слышала, как они вошли, но не окликнула их.

Очутившись в квартире, Льюис крепко обнял ее.

— Лена, ни одна женщина на свете не сравнится с тобой. Господи, как ты мне нужна! Просто нет слов!..

Потом она помогала мужу собирать чемодан.

— Я очень сговорчивый человек, — сказал он, когда Лена укладывала его рубашки.

— Что ты хочешь этим сказать, Льюис Грей?

Она решила, что будет смеяться и шутить. Он не должен уехать с ощущением, что дома осталась мрачная и надутая женщина.

— Моя жена не исполняет свой супружеский долг и не сопровождает меня в деловых поездках, — ослепительно улыбнулся он, глядя поверх чемодана.

— Начнем с того, что я тебе не жена.

— А кто в этом виноват? Наверное, я единственный мужчина на свете, который живет с женщиной, объявленной умершей. Если бы я мог, то женился бы на тебе завтра же. Сама знаешь.

— Ой ли? — вырвалось у нее.

— Ну, если ты этого не знаешь, то не узнаешь уже никогда.

Льюис полез в шкаф за нижним бельем, достал трусы, майки, носки и демонстративно оставил на полке два пакетика с презервативами.

— Зачем они мне без тебя? — сказал он.

— Конечно, незачем! — засмеялась Лена.

Но ее смех был неискренним. Между Лондоном и Скарборо куча аптек, торгующих таким товаром.

Наверное, тому виной моя работа в агентстве по трудоустройству, но я все время думаю о том, что ты будешь делать, когда окончишь школу, — писала Лена Кит. — Понимаешь, девушки обычно начинают с самого низа, потому что некому дать им хороший совет. Ты ничего не говоришь о своем будущем, а мне очень интересно, что ты собираешься делать дальше.

Ты даже не написала, будешь ли работать в аптеке или каком-нибудь другом месте или пойдешь в университет.

Ответа пришлось ждать недолго.

Странно, что Вы задали этот вопрос именно сейчас, когда я поняла, что с удовольствием занялась бы гостиничным делом. Есть доводы за и против. Главный довод против заключается в этом мальчишке, Филипе О’Брайене. Я писала Вам о нем Он очень славный, но я нравлюсь ему больше, чем он мне. Я не из тех девушек, о которых мечтают мужчины, поэтому мне это приятно… Но я не хочу, чтобы он подумал, будто я собираюсь учиться в колледже гостиничного бизнеса на улице Катал Вру га только ради него.

Он много раз говорил о там, как мы будем вместе руководить лох-гласской гостиницей. Честно говоря, я предпочла бы стать компаньоном Дракулы и управлять его замком.

«Кому это знать, как не мне, — грустно подумала Лена. — Лучше не скажешь». Но на этом письмо не кончалось.

Ваш муж работает в гостинице. Не могла бы я приехать и поработать у него летом, чтобы набраться опыта? Конечно, если Вы замолвите за меня словечко.

Лена долго сидела, сжимая письмо в руке. Ей в голову пришла абсурдная мысль: а вдруг ничего не подозревающий Льюис вступит в связь с ее дочерью — красивой темноволосой девушкой с лукавыми глазами? Семнадцатилетние — настоящий подарок для стареющих мужчин. А вдруг жестокая судьба подстроила ловушку и захотела, чтобы мать и дочь обольстил один и тот же мужчина? Чтобы у матери и дочери был один любовник? Да нет, об этом и думать нечего.

Кит не должна приезжать в Лондон. Они не могут встретиться. Она посылала письма на адрес Айви и не знала ничего, кроме имени адресата. А даже если бы она приехала, фамилий жильцов у кнопок звонков все равно нет. Кит не знала названия агентства Миллара. Не знала названия гостиницы, в которой работал Льюис. Слова «Драйден» не было ни в одном письме.

Конечно, она знала фамилию Льюиса, но больше ничего.

Лена написала:

Кит, проблема состоит в там, что здесь все изменилось. Особенно в гостиничном деле. У Льюиса нет специального образования, поэтому сейчас он ищет себе другое место. Он хочет заняться торговлей; похоже, все считают, что будущее за ней. В настоящий момент он находится в Скарборо, пытается определиться и ничем не сможет тебе помочь. Признаюсь, я очень скучаю по нему. Уик-энд кажется бесконечным…

Кит перечитывала письмо снова и снова. Было ясно, что Лена и Льюис поссорились. Может быть, они разойдутся, а то и разведутся. В конце концов, это Англия: там такое возможно.

Жаль, что у нее нет номера телефона Лены. Можно было бы позвонить и сказать что-нибудь утешительное. Но что могла сказать семнадцатилетняя девочка, готовящаяся к выпускным экзаменам? Не знающая о мужчинах ничего, кроме того, что ей не хочется целоваться с Филипом О’Брайеном? Что полезного могла она сказать уверенной в себе Лене Грей, руководившей большим агентством и имевшей красивого мужа?

В письмах Лены было множество намеков на красоту Льюиса. Вроде того, как ему идет новый пиджак как хорошо он выглядел во взятой напрокат машине или в смокинге, надетом по какому-то торжественному случаю. Кит знала, что Лена Грей тоже красивая. Конечно, женой Льюиса Грея могла быть лишь красавица.

В субботу Лена играла с миссис Парк в джин-рами.

— Жаль, что у меня так мало партнеров для игры в карты… Дни слишком длинные, — жаловалась пожилая женщина.

— Почему вы не ходите в клуб, о котором я вам рассказывала? Там есть столовая, где люди обедают, а вечером возвращаются домой. И куча партнеров, с которыми можно играть в карты всю вторую половину дня.

То ли ей показалось, то ли миссис Парк действительно грустно вздохнула.

— Там видно будет, — ответила она.

— Я вас не узнаю, миссис Парк Такая деловая, решительная женщина, как вы, должна жить своим умом.

— Лена, вы не понимаете. У вас нет своих детей. Джесси очень зависит от меня. Она обожает приходить домой и кормить меня ленчем. Весь ее распорядок дня построен на этом. Она может подумать, что не нужна мне…

— Ну не знаю, миссис Парк, — ответила Лена. — Судя по словам Джесси, она была бы рада, если бы вы больше времени общались с другими людьми.

— Лучше бы она больше думала о своей личной жизни.

— Я бы помогла ей, но только зная, что вы способны позаботиться о себе. Как можно куда-то приглашать человека, считающего, что вечером он обязан быть дома?

— Боюсь, вы ошибаетесь, — недоверчиво ответила миссис Парк.

— Едва ли. А впрочем, все возможно. Давайте проверим. Спросите об этом Джесси, когда она вернется.

— Вы считаете, что сможете заставить ее чаще бывать на людях?

— Смогу, миссис Парк Честное слово.

— Лена Грей, вы очень славная, но не разбираетесь в отношениях между матерью и дочерью. С момента рождения мать желает своей девочке только добра. И так продолжается всю жизнь…

— Конечно, вы правы, миссис Парк, — с неискренней улыбкой ответила Лена Грей.

Айви отодвинула занавеску, и Лена остановилась у ее двери.

— Ну что, Флоренс Найтингейл? Не хотите зайти поболтать?

— Не надо меня утешать.

— Не буду, эгоистка. А вдруг я хочу, чтобы кто-то утешил меня?

— Вас? — удивилась Лена.

— Да, меня. — Губы Айви были плотно сжаты. Наверно, впервые в жизни у нее было плохое настроение. — Это все Шарлотта.

— Шарлотта? Что она выкинула на этот раз?

Лена не могла слышать имени этой женщины. Настоящая собака на сене. Эрнест был ей не нужен, но уступать его она никому не собиралась.

— Заболела раком, вот что.

— Не может быть!

— Может. Эрнест сам так сказал. Заскочил ко мне час назад по дороге в больницу. Лена, она оттуда не выйдет.

Лена не знала, что сказать. Она редко лезла за словом в карман, но тут растерялась. Следовало радоваться, что незнакомая женщина, стоявшая между Айви и Эрнестом, больше не сможет мешать их счастью. Но разве можно радоваться тому, что человек заболел раком?

— У нее рак чего?

— Да всего.

— А операция?

— Не поможет.

— Как к этому относится Эрнест?

— Трудно сказать. Он был очень спокоен. Сказал, что хочет посидеть с ней. Мы почти не разговаривали. — Глаза Айви покраснели от слез. — Знаете, Лена, я сидела, думала и в конце концов поняла, что, наверное, нам действительно нечего сказать друг другу. — Лена была сбита с толку. Она не могла уследить за ходом мыслей Айви. — Эта история тянулась уже давно. А теперь слишком поздно.

— Но ведь вы были так близки… виделись почти каждую пятницу…

— Наверное, просто морочили друг другу голову. Со смертью Шарлотты все кончится. Попомните мои слова.

— Нет, не попомню. Дурацкое выражение. Такое же, как «поживем — увидим». Они ничего не значат.

— Это всего лишь поговорка. У вас, ирландцев, тоже много поговорок, которые ничего не значат.

— Хорошо, но что вы имеете в виду? — Тон Лены смягчился.

— Думаю, мы встречались только потому, что другое было невозможно. А сейчас, когда проклятая болезнь сделала это возможным, он боится меня как черт от ладана.

На Айви было больно смотреть.

— Послушайте, конечно, Эрнест расстроен. Он тоже испытывает не только вину, но и облегчение и корит себя за это. Тут целая гамма чувств, так зачем выбирать из них худшее?

— Если бы вы любили кого-то так же долго, как я, то могли бы читать мысли этого человека.

— Вы могли истолковать их неправильно, — парировала Лена.

Она тоже ошибалась в чувствах Льюиса. Думала, что он влюбился в другую женщину, пригласил ее поехать с ним, а потом получил неожиданный отказ. Вполне правдоподобно. Но каким любящим он был вчера днем, перед отъездом на вокзал! Как радовался новой квартире! Как говорил, что будет тосковать по ней и не сможет уснуть, если ее не будет рядом! Может, она просто заработалась и видела опасность там, где ею и не пахло.

Может быть, со стороны виднее. Может быть, права Грейс, а она сама ошибается.

— А вы не думали, что он сказал правду? — спросила ее тогда Грейс. — Он действительно мог не знать, что участников пригласят с супругами.

— Нет, об этом я не думала, — ответила Лена. — Это показывает, до какой степени я ему не доверяю.

Грейс пыталась подарить ей надежду, а она отвергала подарок. Теперь она делала то же самое по отношению к Айви. Пыталась убедить подругу, что та не напрасно любила человека всю свою жизнь.

— Знаете, Айви, женщины — это настоящее чудо. Мне бы хотелось, чтобы именно они правили миром.

— Наверное, вы правы, — слабо улыбнулась Айви.

В воскресенье утром Лена проснулась от головной боли. Она отдала бы все на свете, чтобы проснуться в Скарборо в объятиях Льюиса! Что говорил Джеймс Уильямс, когда описывал это мероприятие? «Просто маленький праздник, подарок служащим за работу в неурочное время, возможность отдохнуть с женами в хороших условиях».

Наверное, она сошла с ума, навалив на себя столько дел. Забота о миссис Парк, присмотр за плотниками, нанятыми в пивной Эрнеста для завершения отделки новой квартиры в доме Айви и мелкого ремонта в офисе. И только полоумная могла попросить девушек поработать в воскресенье за дополнительную плату, чтобы навести порядок в делопроизводстве.

День казался очень длинным. Она все время думала о чем-то другом. Например, о том, как проводят в Лох-Глассе погожее воскресенье. Теперь она знала этот приозерный городок лучше, чем тогда, когда жила там. На основе писем Кит можно написать целую книгу о его нравах. Она думала о Джесси и Джиме Милларе. Может быть, в этот уик-энд они наконец что-то решат. Точнее, решит Джим, потому что Джесси уже приняла решение. Она думала об Айви и ее любви к этому странному и суровому Эрнесту. Думала о незнакомой Шарлотте, лежавшей на больничной койке, с которой ей не суждено подняться. Верит ли эта женщина в Бога и в то, что он возьмет ее на небо?

«А кто вообще верит в Бога?» — подумала Лена.

Как мог Мартин Макмагон, искренне веривший во всемогущего Господа (в этом она готова была поклясться), думать о браке с Морой Хейз?

Мартин знал, что она жива. Знал, что у него есть жена.

Лена недоверчиво покачала головой, представив себе, что Мартин стоит в церкви Лох-Гласса, а отец Бейли объявляет его и Мору мужем и женой и просит присутствующих назвать причину, не позволяющую новобрачным соединиться.

Возможно, Кит тоже представляет себе эту картину. Наверное, девочке одиноко, иначе она не стала бы изливать душу в письмах. Может быть, Кит надеется, что приятная, спокойная, нетребовательная мачеха заменит ей горячо любимую мать. Мать, которой ее лишили подлость и тщеславие отца.

Эти мысли не мешали Лене освобождать полки и советовать девушкам, как правильно расставлять папки. Наконец-то они перестанут путаться в анкетах и документации. Все будет расположено грамотно.

Она даже не забыла прихватить с собой корзину с едой. Когда в половине четвертого все сели перекусить, Лена сказала, что они прекрасно поработали.

— Но вы заплатили нам за работу до шести, поэтому следует поторопиться, — сказала Доун.

Красавицу Доун можно было снимать для обложки журнала. Безукоризненная кожа и сверкающие волосы делали ее моложе своих лет.

— Нет, вы работали как негры, а потому сейчас получите все, что вам причитается. Лучше расслабьтесь и порадуйтесь тому, что мы привели офис в порядок — Лена подняла синюю с золотом кружку. Из таких фирменных кружек пили кофе клиенты, приходившие на собеседование.

Они доели сандвичи и печенье, принесенные Леной, убрали со стола, а потом она вручила каждой по конверту:

— Ступайте и постарайтесь хорошо провести остаток уик-энда.

Они вылетели из комнаты как дети, которых отпустили из школы. Впрочем, две младшие девушки и были детьми. Доун на мгновение задержалась:

— Миссис Грей, нам было весело. Я с радостью поработала… Если бы мне сказали, что можно получать удовольствие от работы в воскресенье, я бы не поверила.

— Ты себя недооцениваешь, Доун. При желании ты можешь стать хорошим менеджером! — засмеялась Лена.

— Нет, я сделана не из того теста. Хочу найти себе богатого мужа и вскоре уже примусь за поиски.

— Муж — не самое главное на свете.

— Вам легко говорить, миссис Грей… У вас роскошный муж.

— Что? — воскликнула Лена, забыв, что Доун какое-то время работала в «Драйдене» и знала Льюиса. — Да, конечно. Мне очень повезло.

— Ему тоже. — Казалось, девушка хотела что-то добавить, но не решалась. Лена ждала. — Очень повезло, — повторила Доун и вышла на жаркую лондонскую улицу.

Лена села за письменный стол и задумалась. Может быть, у Льюиса была интрижка с Доун Джонс? Может быть, он попросил ее поехать с ним на эту конференцию, а она передумала?

Доун Джонс родилась в 1932-м, следовательно, когда Лена шла к алтарю с нелюбимым, та была золотоволосой куколкой. Лена сделала глубокий вдох. Нет, это невозможно. Так можно сойти с ума. Самый верный способ оказаться в психушке. Льюис любит ее. Он сам так сказал. Он вернется сегодня вечером. А Доун — просто безмозглая девчонка. Скорее всего, Льюис был едва знаком с ней; Доун была секретаршей Джеймса Уильямса… Нет, она просто слишком устала и перенервничала.

Внезапно в пустом помещении пронзительно зазвонил телефон. Это была Джесси.

— Ох, Джесси… Все прошло чудесно. Скажите Джиму, что офис в образцовом порядке. Плотники убрали за собой мусор, так что никаких следов ремонта не осталось. — Ей не терпелось сообщить хорошие новости.

— Лена, Лена, мы поженимся! — крикнула Джесси. — Джим попросил меня оказать ему честь и стать его женой. Это его слова. Правда чудесно?

По щекам Лены скатились две непрошеные слезы.

— Прекрасная новость, Джесси. Я так рада за вас!

Слезы упали в синюю с золотым пепельницу.

— Сегодня вечером мы скажем об этом его матери, но я хотела, чтобы вы все узнали первой.

Лена ответила, что никогда не слышала ничего лучшего. После окончания разговора она долго сидела неподвижно, испытывая нестерпимое желание позвонить дочери.

К счастью, ей удалось взять себя в руки.

Прошла целая вечность, прежде чем Лена встала, вытряхнула пепельницу, сложила остатки еды в корзину и заперла кабинеты. Домой она шла долго, потому что на улицу высыпали толпы, жаждавшие насладиться воскресным вечером. Поднявшись по лестнице, она легла на кровать и стала ждать Льюиса.

Он влетел в квартиру в одиннадцать.

— О боже, как я соскучился! Лена, я люблю тебя! — воскликнул он и бросился к ней, как стосковавшийся по ласке щенок. — Я принес тебе розу!

Английской булавкой к розе была приколота веточка папоротника. Какая разница, где он взял эту булавку? Может быть, нашел. Или купил в цветочном магазине и целую вечность ждал, когда веточку подколют к цветку. Может, кто-нибудь оставил ее в поезде…

Льюис принес Лене розу. От Льюиса пахло морем, и она любила его. Все остальное не имело значения.

* * *

— Кит, ты хорошо знаешь вашу с Клио подругу, сестру Мадлен? — нерешительно спросила Мора.

— Да, мисс Хейз, хорошо.

— Не будешь возражать, если я зайду к ней?

— Вы хотите поговорить с ней о нас?

Кит и Клио не разговаривали уже двадцать дней. Это был рекорд. Казалось, об их ссоре знал весь город.

Но Мора засмеялась:

— Нет, вовсе не о вас. О себе. Я слышала, что она прекрасно умеет улаживать дела.

— Да, но некоторые дела уладить невозможно. — Кит твердо стояла на своем. А сестра Мадлен была единственным человеком в городке, который не уговаривал ее помириться с Клио.

— Но если ты считаешь эту территорию своей, я вторгаться не стану.

Кит посмотрела на Мору с уважением:

— Нет, нет. Ей все всё рассказывают, полагаясь на ее молчание. Это что-то вроде тайны исповеди.

— Значит, если я навещу ее, это будет выглядеть совершенно естественно?

— Мисс Хейз, мне приятно, что вы интересуетесь моим мнением.

— Я не хочу доставлять тебе неприятности… Кстати, что скажешь, если я попрошу тебя называть меня Морой?

— С удовольствием, — искренне ответила Кит.

Было бы здорово сделать это в присутствии миссис Келли. А еще лучше — Клио.

— Сестра Мадлен, я — Мора Хейз.

— Конечно, конечно. Я часто вижу вас на воскресной мессе рядом с доктором Келли.

— Я слышала о вас много хорошего.

— Мне повезло, что я живу среди друзей. Хотите чаю с ячменными лепешками? Служанка Макмагонов Рита — хорошая кулинарка. Она часто приносит мне что-нибудь, чем я могу угостить других.

— Рита действительно способная девушка. Она могла бы найти лучшее применение своим талантам.

— Знаю, знаю. Но есть проблема.

Обе понимали, в чем заключается эта проблема: Рита не могла уйти от Макмагонов, пока не найдет себе замену. Кто-то из них должен был первым сказать, что есть иные варианты.

Отшельница решила облегчить Море Хейз задачу:

— Конечно, вам она известна. Вы ведь здесь частый гость.

— Да, я приезжаю почти каждый уик-энд. У моей сестры такой уютный дом…

— В один прекрасный день у вас может появиться такой же.

— Многие считают, что я слишком стара для таких вещей.

— Только не я, Мора. Я никогда не была сторонницей ранних браков — они часто бывают неудачными. Опасность же поздних браков лишь в том, что не всегда можно восполнить потерянное. Она сильно возрастает, если человек пытается слепо копировать прежнюю жизнь. Но вы вряд ли станете это делать.

— Верно. Если бы такое случилось, я действовала бы совсем по-другому.

— Ну что ж… Если так, то я уверена, что у вас все получится.

Чайник, стоящий на плите, забулькал, засвистел, и старая монахиня ловко сняла его с огня.

К концу чаепития им удалось решить многое. Конечно, никаких имен не называлось, однако Мора поняла, что, если Мартин Макмагон решит вступить с ней в союз, его дети и прислуга возражать не станут. Дочь Кит едет в Дублин изучать гостиничное дело. Сыну Эммету, как большинству мальчишек, все безразлично. Служанка Рита спит и видит, как бы передать семью в хорошие руки, переехать в Дублин и устроиться в агентство по прокату автомобилей. Рекомендация лох-гласского гаража Салливана поможет ей получить хорошую должность и начать новую жизнь.

— Я при всем желании не могла бы стать такой, как Элен, — еле слышно сказала Мора.

— Нет. Конечно нет.

Море отчаянно хотелось знать, какой была Элен. О чем она рассказывала отшельнице? Знала ли сестра Мадлен, что не давало этой женщине покоя и заставляло ее кружить по Лох-Глассу? Но спрашивать об этом не имело смысла. Монахиня посмотрит на озеро, в котором Элен нашла свою смерть, и отделается какой-нибудь общей фразой. Мол, чужая душа — потемки… Поэтому Мора заговорила о другом:

— Если бы из этого что-то вышло… и мы с Мартином стали жить вместе… Как по-вашему, Элен Макмагон этому обрадовалась бы или огорчилась?

Казалось, взгляд монахини был устремлен не на озеро, а в вечность. Она долго молчала, а потом промолвила:

— Думаю, обрадовалась бы. Очень обрадовалась.

* * *

Они переехали в новую квартиру через две недели после Скарборо. Льюис был счастлив, больше не упоминал об Испании и не говорил, что все люди поставили на Англии крест и мечтают унести отсюда ноги. Он стал прежним Льюисом и почти забыл свою черную меланхолию.

Почти, но не совсем. Возвращаясь поздно, он страшно злился, если Лена спрашивала, почему он задержался.

— Дорогая, неужели я должен являться домой как на работу? — нетерпеливо спрашивал он.

Конечно, ее подозрения насчет уик-энда оказались беспочвенными. Многие жалели, что ее не было в Скарборо; мероприятие оказалось совершенно невинным. Мысль о том, что у Льюиса была интрижка с Доун Джонс, могла прийти в голову только маньяку. Доун изо дня в день работала с ней бок о бок, в том числе и сверхурочно, чтобы успеть все закончить к официальному открытию нового офиса. Если Льюис звонил, Доун отвечала: «Добрый день, мистер Грей. Сейчас я ее позову». Говорить так и при этом скрывать связь мог бы только выпускник Шекспировской театральной академии. Лена понимала, что ее подозрения беспочвенны, но чувствовала, что рядом с ней совсем не тот Льюис, который так охотно и беспечно сбежал с ней в Лондон.

Она по-прежнему была готова забыть ради него весь мир, но нынешний Льюис на это не был способен. Иногда он засиживался с сослуживцами по «Драйдену» в пивной на углу. Это гораздо веселее, чем пить пиво у себя на кухне.

— Пивная тебе дороже дома, — однажды сердито сказала Лена.

— О боже! Если я говорю тебе, куда пошел, ты обижаешься, а если не говорю, обижаешься тоже. Раз так, давай сходим в хозяйственный магазин и купим гирю с цепью. Это убережет нас от множества неприятностей.

— Не говори глупостей, — наигранно весело ответила Лена, пытаясь замаскировать свой страх.

Льюис смотрел на нее с нескрываемой досадой.

Новый офис торжественно открыли в мае. Доун снова фотографировали, и Лена снова сумела остаться на заднем плане. Теперь у нее было для этого правдоподобное объяснение.

— Наш директор мистер Миллар и главный администратор мисс Парк собираются вступить в законный брак, — сказала она прибывшим на презентацию репортерам.

Никто, кроме коллег Лены, не заметил, что она чего-то недоговаривает и избегает объектива. Разве что некоторые клиенты. Почему она это делает, знали только Льюис и Айви.

Но в конце концов этот вопрос прозвучал.

— Вы, случайно, не в бегах? — спросила Грейс, когда газеты опубликовали биографии всех работников агентства, кроме Лены. Портрет женщины, которая принесла агентству Миллара славу, тоже отсутствовал.

— Вроде того, — сказала Лена. — Но я сбежала не от закона. Тут все в порядке.

— Значит, от мужчины.

— Да. Правда, скорее к мужчине, чем от мужчины.

— Но мужчина все же у вас был. И дочка.

— Плюс очаровательный мальчик.

— Надеюсь, ваш Льюис того стоит.

— Конечно, не стоит. Так что не питайте тщетных надежд. — После чего обе дружно расхохотались.

Больше всего я скучаю по нашим шуткам, — писала Клио. — А наши секреты, наши планы — все равно они у нас теперь разные. Я не должна была заглядывать в то письмо. Честно говоря, я так и не увидела, кому оно было адресовано. Но даже смотреть не следовало. Я подумала, что это Филип, а ты скрываешь это от меня. Если мы сможем снова стать подругами, я буду относиться к твоим письмам как к святыне. И не стану тратить время на пустые уговоры поступить в университет вместе со мной. Ты этого не хочешь — что ж, вольному воля. Я понимаю, что подруга из меня никудышная. Наверное, я для этого слишком высокомерна. Я стыжусь этого письма, но мне очень одиноко. Я тоскую по тебе и не могу сосредоточиться на занятиях. Может быть, нам стоит помириться?

Любящая тебя

Клио.

Дорогая Клио!

Так и быть. Но заруби себе на носу: мы вовсе не обязаны быть подругами. Нет такого закона, который приказывал бы нам вечно ходить парой по Лох-Глассу и всем остальным местам. Я рада, что ты мне написала. От Лонни Донегана меня уже тошнит. Нет ли у тебя пластинки поновее?

Любящая тебя

Кит.

Эммет отнес это письмо к Келли.

— Они чокнутые, правда? — спросила Анна Келли.

— Абсолютно, — подтвердил Эммет.

— Ходят в одну школу, сидят в одном классе, а нас используют как почтальонов.

— Похоже, они здорово поругались, — сказал Эммет.

— Не знаешь из-за чего?

— Нет. Кит не говорила.

— А Клио только об этом и говорит. Кажется, Кит выронила какое-то письмо, Клио подняла его и случайно заглянула, чтобы понять, кому оно написано. И тут Кит просто потеряла голову.

— И кому оно было написано, если не секрет? — спросил Эммет.

— Какому-то парню по имени Лен, — сказала Анна, гордая тем, что может сообщить ему такую важную новость.

— Спасибо, Эммет. Ты настоящий друг.

— Нет, — ответил Эммет. — Я дурак.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что чувствую себя дураком. Я не знал, что у тебя есть парень по имени Лен. Хорошо, Анна Келли сказала.

— Какой еще Лен? — удивилась Кит.

— Тот самый, которому ты писала письмо. В которого ты влюбилась.

Кит сдвинула брови:

— Когда ты пришел к Келли, Клио была дома?

— Нет. Только Анна.

— Принеси письмо назад. Я тебе заплачу.

— Нет, Кит. Это глупо. Ты совсем рехнулась.

— Может быть. Я дам тебе шесть пенсов.

— У тебя нет шести пенсов.

— Я возьму шесть пенсов из статуэтки инфанта Пражского и положу их обратно, когда получу свои карманные деньги.

— Зачем тебе?

— Пожалуйста, Эммет. Пожалуйста.

— Нет, ты просто чокнутая. Это никуда не годится.

— Знаю. Но такая уж я уродилась. Я сделаю для тебя все. Все, что захочешь. И до конца дней буду делать.

— Серьезно? — с сомнением спросил Эммет.

— Честное слово.

— Все, что захочу? — Он все еще колебался.

— Да. Только поскорее.

— А если она вернулась?

— Тогда не считается. Просто прибежишь обратно, и все.

— Ты что, половая тряпка? — спросила Анна Келли.

— Нет, я сделал большое дело, — ответил Эммет.

— Какое дело?

— Теперь она будет передо мной в долгу по гроб жизни.

— И ты поверил? — засмеялась Анна.

— Поверил. На Кит можно положиться. — Эммет сунул письмо в карман и побежал домой.

На следующий день мать Бернард сказала ученицам, что на повторение пройденного с вознесением молитв Святому Духу — у них осталось ровно двадцать три дня. После этого начнутся очень серьезные выпускные экзамены. Поэтому до окончания экзаменов не должно быть никаких глупостей и проделок.

На перемене Клио сказала:

— Я слышала, ты передала мне письмо, а потом забрала его обратно.

— Твоя информационная служба работает как часы, — ответила Кит.

— Почему, Кит? Почему ты передумала?

— Ты не знаешь, что там было написано.

— Знаю. Анна прочитала письмо и пересказала мне. В знак примирения я принесла тебе «Ке сера, сера».

— Клио, ты лжешь. Я не верю ни одному твоему слову.

Клио покраснела:

— Неправда! Пластинка у меня в сумке!

— Ты сказала, что не видела, кому было адресовано письмо. А на самом деле видела.

— Только имя…

— Ты сказала, что я уронила письмо на пол. А на самом деле ты его выхватила.

— Черт бы побрал эту Анну!

И тут Кит впервые улыбнулась:

— Ладно, бессовестная старая врунья. Давай пластинку. А вечером пойдем гулять.

— А как же занятия? — Клио не могла поверить, что их долгая ссора подошла к концу.

— Ну и занимайся. А я пойду гулять.

— И ты мне все расскажешь?

— Ничего я тебе не расскажу, — ответила Кит.

Мартин не мог просто сказать Море Хейз: «Выходите за меня замуж». Эти слова звучали слишком театрально. Он знал, что каждая женщина заслуживает официального предложения, но боялся сделать его не так, как нужно. Боялся, что в его словах нечаянно прозвучит эхо прошлых лет.

Он надеялся, что все как-нибудь получится само собой. Мора была понимающей и нетребовательной. Она поднимала ему настроение и заставляла смеяться. Любила гулять с ним, но не выбирала маршруты вдоль озера, по которым бесконечно бродила Элен. Нет, она находила новые места — например, узкое ущелье, из которого были видны далекие горы и мерцающая полоска с краю. Иногда она брала с собой термос с кофе и кусочек торта от Фуллеров, привезенного из Дублина. Их отношения были дружескими и близкими — именно этого Мартину не хватало в браке.

Он поговорил с детьми по отдельности и сказал, что его дружба с Морой Хейз — нечто большее, чем дружба. Оба ответили, что они за.

Особенно Кит.

— Папа, можешь не объяснять нам, что она — не мама. Мы сами знаем. Мора очень славная. Она всегда нравилась мне больше, чем мать Клио.

Питер Келли каждый вечер выпивал с Мартином пинту в баре Лапчатого. Единство взглядов было полным, но данный предмет никогда не затрагивался. Оба знали: рано или поздно нужные слова будут сказаны. Всему свое время.

Пока что какие-то неоконченные дела мешали Мартину Макмагону произнести слова, которые он считал достойными и нужными. Мартина угнетало то, что со стороны он может казаться слабым, неуверенным и нерешительным. Уверенности хватало, лишь когда дело касалось работы: советы и утешения аптекаря действовали так же исправно, как и составленные им лекарства. Когда-то он был хорошим отцом: дети доверяли ему и делились своими секретами. И друг из него тоже, кажется, был неплохой.

Но не кавалер для хорошей женщины, которая заслуживала лучшего.

— Мора, я думаю, вы даром тратите со мной время.

— Я бы не сказала, что время, которое мы проводим вместе, потрачено даром, — спокойно и уверенно ответила она.

— Я не такой, как вы думаете.

— Вы такой, какой есть.

Мартин посмотрел на нее с благодарностью.

Это было вечером накануне первого экзамена. Мора очень помогла Кит, объяснив, что на выпускных экзаменах нужно всего-навсего продемонстрировать свои знания; никто не заинтересован в том, чтобы задавать тебе каверзные вопросы, ответа на которые ты не знаешь.

Это для Кит стало настоящим откровением.

— Я об этом не думала, — призналась она.

— Здесь есть система, — сказала Мора, просмотрев перечень тем прошлогодних сочинений. — Убедись сама. Вот «Мое любимое место в Ирландии», а вот — «Мое самое раннее воспоминание». Если вспомнишь, что тебе известно о Глендалохе, то сможешь осветить тему «Памятник ирландской истории». Всегда можно выбрать то, что знаешь лучше всего.

Кит выпила у себя в комнате чаю с шоколадным печеньем и решила отдохнуть.

Мартин и Мора сидели рядом на большом диване. Он никогда не сидел так с Элен. Та пристраивалась на стуле у окна или читала в узком кресле с прямой спинкой, которым давно никто не пользовался. За это время спальня жены превратилась в склад. Признаков присутствия Элен почти не осталось, но ее дух еще незримо витал в доме.

Мартин потянулся к руке Моры:

— Это нечестно по отношению к вам. Понимаете, я еще не готов…

— А разве я просила вас к чему-то готовиться?

Она наклонилась и поцеловала его — как обычно, нежно и неторопливо. Тут ее сравнивать с Элен было нельзя. Та ни разу в жизни не потянулась к нему сама — она просто принимала его любовь. Мартин никогда не знал, приятно это ей или нет. Она не проявляла ни удовольствия, ни отвращения, но была пассивна. Даже ни разу не подняла руку, чтобы погладить его по щеке.

Он обнял Мору.

— Можно попросить вас подождать еще немного? — пробормотал он, уткнувшись ей в шею.

От Моры пахло пудрой и мылом «Блю грасс» от Элизабет Арден. Этот запах возбуждал Мартина и вызывал желание познать ее тело. Но это было бы неслыханным предательством. Мора должна стать его женой и подругой на всю жизнь, а не временной партнершей.

Казалось, она поняла это и бережно отстранилась.

— Сколько угодно, Мартин, — сказала она. — Но я не понимаю, что вас удерживает.

Тут на лестнице послышались шаги, а потом в дверь постучали.

— Мне что-то не спится. Чай не помог, — сказала Кит.

— Хочешь поговорить? — осторожно спросила Мора.

— Нет, я хочу на полчасика сходить к сестре Мадлен.

Кит всегда говорила, куда собирается. Вести себя по-другому в доме, где кто-то ушел на прогулку без всяких объяснений и не вернулся, было невозможно.

— Не знаю… Не поздновато ли? — с тревогой спросил Мартин.

— Сестра Мадлен — лучший утешитель на свете. Она всегда даст хороший совет, — сказала Мора.

Кит бросила на нее благодарный взгляд и убежала.

— Ах, если бы она могла утешить и меня… — Мартин никогда не откровенничал с морщинистой старой женщиной, которую большинство жителей Лох-Гласса почитало как святую.

— Наверно, все дело в том, что к ней слишком часто ходила Элен… Вы боитесь, что она чересчур много знает и может подумать, будто вы хотите у нее что-то выведать.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Мартин.

— На вашем месте я не стала бы переживать из-за этого. Все, что ей говорили или не говорили, для других остается тайной. — Мора взяла свой кардиган и сумочку. — Я пойду, Мартин. Не хочу, чтобы Лилиан и Питер волновались. — Она храбро улыбнулась.

Если Мора Хейз и была смертельно обижена его нерешительностью, то не подала виду. Она помахала рукой Мартину, остановившемуся на пороге, и увидела, как колыхнулась занавеска в окне Кэтлин Салливан. Старая сплетница сможет подтвердить, что чокнутая свояченица доктора ушла из дома вдовца во вполне пристойное время. Спасибо и на этом.

— Объясни, почему эти экзамены имеют для тебя такое значение.

— Ох, сестра Мадлен, вы — единственный человек в Ирландии, который не знает, что такое выпускные экзамены. От этого зависит вся моя жизнь.

— Я бы так не сказала.

— Но это так Если я сдам экзамены, то поступлю в колледж на улице Катал Бруга, буду два года изучать там гостиничное дело, а потом пойду работать. Если не сдам, то ничего этого не произойдет и на мне можно будет поставить крест.

— Ты всегда можешь вернуться в школу и проучиться в ней еще год, — мягко ответила сестра Мадлен.

— Провести еще год с матерью Бернард и этими ужасными девчонками из пятого класса, которые будут смеяться надо мной? А Клио тем временем будет учиться в Дублинском университете? Нет, сестра Мадлен, я лучше умру. Мне хочется стать кем-то. Не только для себя.

— А для кого еще?

— Ну, для папы. Чтобы он не чувствовал себя дураком в баре Лапчатого рядом с доктором Келли. Но главным образом для мамы…

— Знаю. — Сестра Мадлен и в самом деле все знала.

— Я обещала ей чего-то добиться. Понимаете… давным-давно.

— Ты уже многого добилась. И добьешься большего.

— А эти экзамены — настоящие вехи. Что-то вроде верстовых столбов.

— Это тебе говорила мать?

— Нет. Это сказала Лена, мамина подруга. Та, которая присылает мне письма.

— Ты так доверяешь ее словам?

— Да. Понимаете, она очень хорошо знала маму… Это почти то же, что…

— Возможно.

— Мне хочется, чтобы она приехала сюда… Я приглашала ее.

— Может быть, она предпочитает жить в своем мире.

— Если так, я подожду, а потом сама поеду к ней.

— Конечно, но всему свое время. Пока что с вас вполне достаточно переписки.

— Ждать осталось недолго, сестра Мадлен. После экзаменов я собираюсь в Лондон.

— В Лондон? — вздрогнула монахиня.

— Да. Папа сказал, что я могу устроить себе каникулы…

— Но в Лондон? Одна?

— Нет, не одна. С Клио и другими девочками из нашего класса. Мать Бернард хочет договориться, чтобы мы остановились в лондонском монастыре. Поэтому никто из родителей не боится, что нас продадут в рабство, — пошутила Кит.

— О боже… И что ты собираешься там делать?

— Ну, повидаться с Леной.

— Ты сообщишь ей, что приедешь в гости?

— Нет. Я хочу преподнести ей сюрприз.

Взгляд сестры Мадлен устремился, минуя озеро, куда-то вдаль. Наконец она сказала:

— Если так, то ты должна обязательно сдать выпускные экзамены. Сегодня ночью я буду молиться за тебя.

— Вы будете всю ночь стоять на коленях и читать молитвы? — Кит очень хотелось знать, на какую поддержку она может рассчитывать.

— Перестань, Кит. Тебе семнадцать, ты уже взрослая и знаешь, что Господь выслушивает просьбы, понимая причины, из-за которых их нужно удовлетворить. И ему не нужна куча молитв. Это делается совсем не так.

Конечно, сестра Мадлен совершенно права, но Кит была уверена, что та знает и другие молитвы, поэтому отец Бейли, брат Хили и мать Бернард так настороженно относятся к ней. За такие молитвы в другие времена сжигали на костре.

Когда Кит ушла домой, сестра Мадлен достала лист бумаги.

Дорогая Лена Грей!

Хочу предупредить, что по окончании выпускных экзаменов Кит Макмагон собирается посетить Лондон и нанести Вам неожиданный визит. Я знаю, что после определенного возраста такие сюрпризы теряют привлекательность, и думаю, что Вам следует учесть такую возможность.

Пожалуйста, сообщите, могу ли я чем-то помочь Вам. Я считала, что может существовать связь, основанная исключительно на письмах, но не учла одного: девочку слишком влечет к Вам и Вашим воспоминаниям о том, как Элен представляла себе будущее дочери, чтобы она могла оставить все как есть.

Она очень решительная юная особа… вся в мать.

Искренне Ваша сестра во Христе

Мадлен.

— Она не знает, в какой квартире я живу, — сказала Лена Айви.

— Да, но все, что от нее требуется, — это спросить кого-нибудь из соседей.

— Она обратится к вам. А вы скажете, что мы уехали.

— Она спросит, когда вы вернетесь, и придет опять.

— Я напишу ей и сообщу, что мы уезжаем на все лето.

— Вы не сможете бегать от нее всю жизнь.

— Вы прекрасно знаете, что я не могу встретиться с ней.

— Может быть, вам перекрасить волосы и надеть темные очки? — серьезно спросила Айви.

— О господи, я же ее мать!

— Не знаю, чем вам и помочь.

Айви расстроилась. В последнее время у нее все шло через пень-колоду. Эрнест каждый вечер проводил в больнице, где быстро угасала Шарлотта. На обратном пути он забегал к Айви, чтобы выпить и облегчить душу: мол, он всю жизнь плохо обращался с женой и теперь чувствует себя виноватым. Вынести это было невозможно.

Лене стало стыдно за свою резкость.

— Простите, я в ужасе, потому и набросилась на вас. Вы моя единственная подруга на этом свете.

— Нет, не единственная… у вас есть десятки подруг. Есть Льюис и сослуживцы, которые обожают вас и зависят от вас. Есть дочь, которая любит вас, хотя и не знает, что это вы… Так что не морочьте мне голову.

— Ох, Айви… Знаете, что бы мне хотелось сделать для вас? Свозить в Ирландию на отдых.

— Так свозите, — пожала плечами Айви.

— Не могу. Сами знаете. Меня увидят и все поймут.

— Да, конечно. В аэропорту вас будут ждать вооруженные полицейские с собаками, — фыркнула Айви. — Именно так поступают, когда находят в озере чей-то труп и хоронят его, — язвительно добавила она.

— Когда-нибудь мы туда съездим. Сейчас я слишком растеряна. Все пошло вкривь и вкось, — сказала Лена.

— Не надрывайте и мне душу… Жить Шарлотте осталось не больше недели.

* * *

— А мне можно в Лондон? — спросила Анна Келли.

— Папа, скажи ей! Пусть даже не заикается! — воскликнула Клио.

— Успокойся, Клио. Анна, ты непременно поедешь в Лондон. Когда сдашь выпускные экзамены.

— Папа, но ведь такую возможность посылает само Небо! За мной будет присматривать старшая сестра. Мне ничто не будет угрожать, а я смогу расширить свой кругозор.

— Анна, не трать время даром, — предостерегла ее Клио.

— А другие не возражают. Я спрашивала Кит Макмагон, Джейн Уолл и Эйлин Хики, и они сказали, что им все равно.

— Черт побери, конечно, им все равно. Ты им не сестра.

Неожиданно в разговор вмешалась тетя Мора:

— Анна, надеюсь, ты не поедешь.

— Почему это? — подозрительно спросила девочка.

— Понимаешь, я приехала на турнир по гольфу. Нам понадобятся кэдди, но в клубе их не хватает. Мы с Мартином Макмагоном рассчитывали, что вы с Эмметом поможете нам.

— Но я…

— Эта работа очень хорошо оплачивается, — сказала тетя Мора. — И это куда интереснее, чем в жару таскаться по Лондону с людьми, которые тебе вовсе не друзья. Я хочу просить тебя, потому что нам с Мартином нужна поддержка родных. Кроме того, там будут приемы… и танцы с молодыми людьми.

— В ее возрасте мне ни с кем танцевать не разрешали, — обиженно сказала Клио.

— Но со времен твоей молодости мир сильно изменился, — колко ответила Анна.

Клио и тетя Мора посмотрели друг на друга и едва заметно улыбнулись. Клио поняла, что ее тетка одержала победу. Никто другой не смог бы положить конец нытью Анны. Настырность становилась главной чертой характера младшей из сестер Келли.

— Как по-твоему, это чем-нибудь закончится или будет продолжаться всю жизнь? — спросила Лилиан.

— Не знаю, — ответил Питер.

— Ты должен знать. Он твой друг.

— А она твоя сестра, — парировал муж.

— Есть вещи, которые сестрам не говорят. Особенно если они старые девы, — объяснила Лилиан.

— Есть вещи, которые не говорят друзьям. Особенно если они вдовцы, — сказал доктор Питер Келли.

— Я рада, Мора, что вы навещаете меня, — сказала сестра Мадлен.

— Сестра, я буду приходить к вам, пока он не станет возражать.

— Не станет.

— Откуда вы это знаете? Ради бога, не сочтите за грубость…

— Думаю, что знаю, Мора. Сужу по тому, что говорят люди.

Конечно, люди говорили много чего, а слух у сестры Мадлен был хороший. Видимо, она действительно все знала.

— Вы такой чудесный человек Мне хотелось бы что-нибудь сделать для вас.

Сестра Мадлен задумалась.

— Есть одна просьба. Правда, сложно объяснить, почему она так важна для меня.

— Мне вовсе не обязательно это знать.

— Благослови вас Господь, я тоже так думаю. Ладно, я попрошу. Скорее всего, из этого ничего не выйдет, но если вы сможете…

— Пожалуйста, сестра. Я буду рада сделать все, что в моих силах.

— Вы слышали, что Клио, Кит и другие девочки из шестого класса собираются в Лондон после выпускных экзаменов?

— Еще бы! Они ни о чем другом не говорят.

— Да, конечно. Вы не могли бы убедить Кит и Клио отказаться от поездки?

— О господи, почему? Ох, извините, я забыла… — Мора запнулась, а потом сказала: — Думаю, это невозможно.

— Этого я и боялась.

— А причина серьезная?

— Очень.

— Не знаю, как это сделать. Я не могу сказать им, что в Лондоне эпидемия тифа. Не могу свозить их во Францию или какую-нибудь другую страну. Мне с трудом удалось отговорить от этой поездки Анну. Пришлось предложить ей стать моим кэдди на турнире по гольфу. — Мора помолчала. — А больше вам обратиться не к кому?

— С такой просьбой — нет.

Мора почувствовала прилив гордости: оказывается, она входит в число приближенных.

— Кажется, эту поездку организует мать Бернард. Если она скажет…

— Нет. К сожалению, она потребует объяснений, а я не могу их дать.

Снова наступила пауза.

— Хорошо, я сама попробую. Но вряд ли чем-то можно их отвлечь. Во всяком случае сейчас.

— Спасибо. Я знаю, вы постараетесь.

— А что будете делать вы?

— Молиться, чтобы Господь все устроил и чтобы вы не слишком задумывались над моей странной просьбой.

— Я немедленно выкину это из головы и забуду, что вы вообще обращались ко мне за помощью, — улыбнулась Мора Хейз.

Сестра Мадлен положила ладонь на ее руку. Эта славная женщина была бы бедному Макмагону прекрасной женой и другом, если бы…

* * *

Шарлотта умерла в четверг утром.

Айви хотела поехать в больницу и побыть с Эрнестом, но он сказал, что этого делать не нужно.

— Я посижу в приемной на случай, если понадоблюсь тебе, — умоляла Айви.

— Нет, милая. Не надо суетиться и создавать всем лишние хлопоты. Побудь дома. Я заеду к тебе позже.

Четверг прошел, а Эрнест так и не приехал. Перед закрытием пивной Айви позвонила туда и поговорила со знакомым барменом.

— Айви, он сейчас с родными в гостиной. Наверное, лучше не трогать его.

— Ты совершенно прав, — ответила Айви.

Она просидела в своей комнатке всю ночь, уверенная, что Эрнест приедет, когда родственники разойдутся.

В три часа ночи у дверей остановилось такси. Она отодвинула штору и выглянула наружу. Но это был не Эрнест, а женщина в белом свитере. У нее были светлые волосы, алые губы и туфли на очень высоких каблуках. Она вышла из машины, чтобы поцеловать на прощание Льюиса Грея. Блондинка обнимала его, поднимала ножку и постанывала, не обращая внимания на просьбы вести себя тише. Льюис расплатился с шофером и попросил его увезти женщину как можно скорее.

— Пойти с вами на похороны? — спросила Лена.

— Что?

— Нужно, чтобы кто-то был с вами рядом. Вряд ли вы сможете оплакивать покойницу вместе с родными. Я буду служить вам прикрытием.

— О боже, Лена, вы просто чудо.

— Значит, я иду с вами. Где и когда?

— Милая, мы никуда не пойдем. Как выражается Эрнест, это неприемлемо. Надо же, он знает такие высокопарные слова, как «неприемлемо»…

— Но почему? На похороны может прийти каждый.

— Может быть, в Ирландии. Но не здесь.

— Там что, продают билеты?

— Он не хочет этого, так зачем навязываться?

— Ладно, ладно. Может, на кладбище будут только ее родственники. Похороны в узком кругу и так далее… Наверное, он прав, что не хочет видеть вас там.

— Он не хочет видеть меня нигде. Я оплакиваю именно это, а вовсе не Шарлотту, — ответила Айви.

* * *

— Ты твердо решила изучать гостиничное дело? — спросил Филип О’Брайен.

— Конечно. Сам знаешь.

— Значит, в Дублине мы будем вместе.

— Не совсем вместе. Только в аудитории. Я буду жить в общежитии на Маунтджой-сквер. Оно как раз за углом. Правда, там мрачновато.

— А мне предстоит жить у дяди и тети. Там еще мрачнее.

Все эти дни у Филипа было плохое настроение. Кит говорила, что не хочет целоваться и обниматься с ним из-за экзаменов.

— Это меня отвлекает, — лгала она.

Когда закончился последний выпускной экзамен, Филип вернулся к разговору:

— Теперь тебе не от чего отвлекаться. Настойчивостью Филип не уступал двум джек-рассел-терьерам, терроризировавшим постояльцев гостиницы «Центральная».

Кит пришлось придумать другую причину.

— Семнадцатилетние девушки — создания странные. Пожалуйста, пойми меня. Я обещаю не увлекаться никем другим, но пока не хочу серьезных отношений.

— Значит, ты меня не любишь? — спросил Филип.

— Очень люблю.

— И что из этого следует? — не сдавался он.

— То, что ты должен меня понять.

— Значит, мы будем ждать друг друга? Ради бога, ответь мне! — умолял Филип.

— Скажем так мы не будем искать кого-то другого. Но если тебе кто-то понравится, это не будет изменой. Я пойму, — сказала Кит.

— А если это случится с тобой?

— У меня не будет на это времени. Я слишком занята.

— Неправда. У тебя сейчас каникулы.

— Я уезжаю в Лондон. Кто мне там может понравиться?

— Ты пробудешь там десять дней.

— А потом вернусь. Филип, пожалуйста…

И Филип, не желавший быть назойливым, отступил. Подруги ходили в кино, иногда с Эмметом, иногда с Анной. Клио была права: сестрица у нее была ужасная. Поэтому приходилось выбирать меньшее из зол и брать Анну туда, где она не могла особенно надоедать. Например, в кино; там с ней можно было не разговаривать.

* * *

Дорогая Кит!

Мне очень хочется узнать, как ты сдала экзамены. Должно быть, ты с нетерпением предвкушаешь начало занятий в колледже. Расскажи об этом подробнее. Как ты собираешься провести каникулы? Мы уезжаем в долгое путешествие, но твои письма будут мне пересылать, так что я смогу всегда ответить тебе. Очень жаль, что летом меня не будет в Лондоне, потому что в отличие от всех остальных я люблю, когда город наполняют туристы. Если сестра Мадлен молилась за тебя, подруга твоего отца Мора Хейз оказывала тебе моральную поддержку, а ты сама сделала все, о чем писала, то моя помощь была тебе ни к чему. И все же я держала пальцы скрещенными.

Как всегда, любящая тебя

Лена Грей.

— В Лондоне летом полно народу, — сказала Мора Хейз через день после того, как Кит получила это письмо.

— Вот и хорошо. Так и должно быть во время каникул, — ответила Кит.

— И все же это не лучшее время для поездки.

— Пожалуйста, Мора, не присоединяйтесь к тем, кто не советует мне ехать в Лондон.

— Разве я советую не ехать?

— А что же тогда?

— Сама не знаю, — честно ответила Мора, после чего обе рассмеялись.

Мартин Макмагон пришел на кухню и спросил, что их так развеселило.

— Если я перескажу всю беседу, выяснится, что ничего смешного в ней не было, — вытирая глаза, ответила Мора.

— Нас отправят в психушку, — подтвердила Кит.

Рита заканчивала гладить. Она слышала весь разговор и пришла к выводу, что мистеру Макмагону пора сделать решительный шаг. Мисс Хейз была очень славная. Никто не мог бы поладить с его детьми лучше, чем она.

Мать Бернард позвали к телефону. Звонила какая-то дама из Лондона, желавшая знать, когда объявят результаты выпускных экзаменов.

— Они уже известны, — довольно сказала мать Бернард.

По ее мнению, результаты были очень приличные. После этого дама поинтересовалась, кому повезло, а кому не очень.

— А с кем я разговариваю? — Матери Бернард не хотелось говорить незнакомому человеку, что девочки Уолл и Хики сдали экзамены плохо. Тем более по телефону.

— Я дальняя родственница Клионы Келли.

Если мать Бернард и сочла странным, что эта женщина не позвонила Келли, то виду не подала. Вместо этого она с гордостью перечислила отличные оценки, полученные Клио на экзаменах.

— А ее подруга, Кит Макмагон?

— Мэри Кэтрин Макмагон тоже сдала экзамены прекрасно. Средний балл очень высок.

— Я слышала, что девочки собираются приехать в Лондон и остановиться в монастыре.

— Да, но…

— Я хочу отправить туда письмо… и договориться с Клионой о встрече. Вы не скажете, когда они приезжают? И на чье имя писать?

— Настоятельницу нашей лондонской обители зовут мать Люси. Девочки действительно остановятся там. Они прибудут девятого августа и проведут в городе полных девять дней. А вы?..

— Большое спасибо, мать Бернард. — На этом связь прервалась. Монахиня задумалась. Откуда эта женщина знает ее имя?

После воскресной мессы мать Бернард подошла к родителям Клио:

— Звонила ваша родственница из Англии и интересовалась результатами выпускных экзаменов.

— Из Англии? — переспросил Питер Келли.

— Родственница? — удивилась Лилиан.

— Так она сказала, — стала оправдываться мать Бернард.

«Что бы это значило?» — спрашивали себя Келли по дороге домой.

— Может, у нее старческий маразм? — предположила Лилиан.

— Да нет, она вполне в своем уме, — задумчиво ответил Питер.

— Будем надеяться, что она успеет выпустить класс Анны, — немного подумав, сказала Лилиан.

…Итак, мы уезжаем из Лондона восьмого августа. Я уже писала тебе, что наше путешествие продлится две недели. Вряд ли мне представится вторая такая возможность. Надеюсь, лето у тебя пройдет хорошо и ты начнешь новую жизнь в Дублине.

Еще раз спасибо за скорый ответ. Я рада, что ты написала мне сразу же, как только узнала результаты экзаменов. Я держала за тебя пальцы даже на работе. А вчера вечером выпила за твое здоровье с моей подругой Айви Браун.

Так волнительно осознавать, что наконец-то дорога перед тобой открыта.

— Что будет, если в это время придет Льюис? — спросила Айви.

— Не придет, — мрачно ответила Лена. — Вы прекрасно знаете, что дома он почти не бывает.

— А ночью? — Айви была в ужасе.

— Если Кит будет искать меня, то наверняка не ночью. Они не встретятся.

— А как же вы? Вдруг она случайно увидит вас на улице?

— В Лондоне восемь миллионов жителей.

— Но не все они живут в нашем районе.

— Кит не знает, что я прячусь от нее. Она вообще не знает, что я — это я, так что успокойтесь.

— Вы сами волнуетесь.

— Только потому, что моя дочь собирается приехать в Лондон, а мне хочется ее увидеть.

— У меня плохое предчувствие. Очень плохое.

— Глупости, Айви. Эти дни я просижу у вас на кухне, только и всего.

— Откуда вы знаете, что она будет вас искать?

— Интуиция подсказывает.

* * *

Путешествие на пароходе оказалось удивительно интересным. Девочки познакомились со строителями-ирландцами, возвращавшимися из отпуска в полюбившуюся им Англию.

— Они сознательно покинули Ирландию, так чего ради воспевают ее красоты? — удивлялась Кит.

— Это главный смысл ирландских песен. Они хороши только тогда, когда ты поешь их за границей. — Клио могла объяснить все на свете.

— Надо же, мы за границей! — воскликнула Кит.

— Почти, — уточнила Клио.

— Это середина Ирландского моря, а граница проходит по ней. Мы уже миновали трехмильную зону.

Мужчины попросили их послушать, как они поют «Розу Трейли». Приятно, когда твое пение слушают красивые девушки.

— Когда приплывем в Лондон, — шептала Клио, — увидим настоящих гвардейцев в медвежьих шапках, настоящие кофейни и все остальное…

— Знаю, — отвечала Кит. — Знаю…

Она думала о том, что непременно найдет в Лондоне Лену — женщину, которая знала маму намного лучше, чем все остальные. Придет к ее дому и спросит миссис Браун, где ее квартира. Она хотела сделать Лене сюрприз, если та вдруг никуда не уехала.

Они считали мать Бернард настоящим драконом в рясе, но вскоре выяснили, что по сравнению с матерью Люси та была оплотом либерализма и свободомыслия. Мать Люси считала, что девочки хотят видеть только памятники культуры, по вечерам играть в настольный теннис, пить какао и ложиться спать сразу после вечерней молитвы, прочитанной в монастырской часовне.

Хотя посещения Вестминстерского аббатства, Тауэра, планетария и Музея мадам Тюссо им понравились, девочки были сильно разочарованы тем, что на экскурсии их сопровождали монахини. Господи, какое мучение быть так близко и одновременно так далеко от того, что тебя интересует больше всего на свете!

— Мы всегда можем сбежать, — сказала Джейн Уолл.

— Овчинка выделки не стоит, — ответила Клио. — Нас обвинят во всех смертных грехах. Выпьешь чашку кофе в Сохо, а дома решат, что ты занималась черт знает чем.

— Клиона, твоя тетя звонила снова, — сказала на третий день мать Люси.

— Моя тетя? — встревожилась Клио. — Дома что-то случилось?

— Нет, она просто хотела знать твои планы и интересовалась, будет ли у тебя свободное время.

Клио посмотрела на Кит и пожала плечами:

— Зачем ей это?

— Не знаю. Кажется, она хочет с тобой повидаться и пытается найти окно в твоем расписании.

Это какое-то недоразумение. Тетя Мора в Лондоне?

— Она будет звонить еще? — поинтересовалась Клио.

— Не уверена. Но если она захочет тебя куда-то сводить, думаю, это можно будет устроить.

Клио хитро подмигнула Кит.

— Если тетя позвонит еще раз, я буду рада встретиться с ней, — ханжеским тоном произнесла она.

— Да, конечно.

— Моры нет в Лондоне. Она играет в гольф в Лох-Глассе, — позже прошептала Кит.

— Знаю. Но это какая-то замечательная ошибка, посланная Богом, святым Патриком и покровителем отчаявшихся, святым Иудой. Выйди, позвони и позови меня.

— Откуда?

— Откуда угодно. Телефоны-автоматы стоят на каждом углу. Я скажу, что ты в ванной.

Кит нашла красную телефонную будку и кинула монетку.

— Могу я поговорить с Клионой Келли? Это ее тетя, — попросила она сестру-привратницу.

Через мгновение ее соединили с Клио, ждавшей в гостиной.

— Алло, — прошептала Кит, боясь, что их сейчас разоблачат.

— Ах, тетя Мора, как я рада, что ты позвонила. Мама и папа очень надеялись, что мы с тобой увидимся.

Она с удовольствием встретится с тетей Морой в пять часов. Нет, нет, мать Люси возражать не станет и отпустит ее и Кит на несколько часов.

— Везет тебе, — сказала Джейн Уолл. — Надо же, твоя тетя приехала в Лондон!

— Знаю, — ответила Клио. — Как тут не поверить в судьбу?

— Что мы будем делать? — спустя несколько минут спросила Клио Кит. — Куда поедем?

— Ты можешь ехать куда хочешь. Я поеду одна.

— Ты что, Кит? Мы должны быть вместе.

— А кто говорил: «Как ужасно, что нас, взрослых женщин, держат на привязи в монастыре»?

— Ну да, конечно, но это не значит, что ты можешь меня бросить. В конце концов, это я выкроила для нас свободное время. Это моя тетя приехала в Лондон.

— Ты прекрасно знаешь, что никакой твоей тети в Лондоне нет. Просто бедная сестра-привратница ошиблась.

— Зато я придумала, как этим воспользоваться.

— Неправда! Кто звонил тебе из автомата?

— Куда ты собираешься? — требовательно спросила Клио.

— Не скажу. Никуда. Просто попробую воспользоваться своей свободой.

— Давай воспользуемся ею вдвоем.

— Нет. И перестань ныть, Клио. Делай что хочешь. Встретимся в десять, и ты мне расскажешь, где была.

— Иногда я тебя ненавижу.

— Я тебя тоже, но большую часть времени мы неплохо ладим, — примирительно сказала Кит.

— Не понимаю почему, — проворчала Клио.

У Кит была карта Лондона, и она знала, как доехать на метро до Эрлс-Корта. Но сначала нужно было избавиться от Клио.

— Ты талдычила о Сохо с пятнадцати лет. Сядешь на автобус и доедешь до Пикадилли-Серкус.

— Я знаю, ты хочешь с кем-то встретиться, — сказала Клио.

— Клио, время идет. Ты садишься на автобус или нет?

Удостоверившись, что автобус, увозивший Клио, скрылся из виду, Кит спустилась в метро и села на кольцевую линию. По крайней мере, она увидит дом, в котором живут Лена и Льюис Грей. Оставит записку и, может быть, поговорит с этой миссис Браун. Пару раз она спрашивала в письмах, что собой представляет эта женщина, но точного ответа не получила. Кит проглотила комок в горле. Через двадцать минут она будет там.

Улица оказалась не такой фешенебельной, как она думала. Почему-то ей представлялись большие дома, к которым ведут подъездные аллеи. Она думала, что миссис Браун — это либо тетя, либо родственница Греев, богатая женщина, за которой они иногда присматривают. Но увидела самую обычную проезжую улицу и самый обычный дом. Дом двадцать семь, куда она отсылала письма почти четыре года.

Лена никогда не говорила, что живет в роскошном доме, но этот оказался слишком непрезентабельным. На некоторых дверях облупилась краска, ограда местами заржавела. У подъездов и на улице стояли мусорные баки. В общем, место для маминой подруги было неподходящее.

Кит посмотрела на свое отражение в окне. Она принарядилась: надела юбку из шотландки, желтую блузку и завязала на шее подаренную Морой клетчатую косынку. Конечно, как только Кит вышла из ворот монастыря, она накрасила губы и повесила на плечо черную сумку на ремне. Волнистые темные волосы были прихвачены аккуратной черной ленточкой. Если бы Лена была в Лондоне, то, увидев Кит, поняла бы, что та не пожалела усилий. Может быть, эта миссис Браун скажет потом ей, что Кит очень симпатичная.

С чувством смертельной тревоги, причины которой она не понимала, Кит Макмагон постучала в дверь дома двадцать семь.

Льюис пришел в агентство Миллара во время ленча.

— Не хочешь выпить по кружечке? — спросил он Лену.

Джесси Парк всегда радовалась встречам с красавчиком Льюисом. Она погрозила ему пальцем и делано сурово сказала:

— В последнее время мы слишком редко вас видим.

С годами Джесси явно похорошела. Ее прическа давно уже не напоминала воронье гнездо. Она носила нарядное серое платье и синюю с золотом шаль, ногти были с маникюром. Короче, посетители видели перед собой идеальную лондонскую деловую женщину.

— Джесси, вы сегодня чудесно выглядите, — сказал Льюис.

Ее улыбка и румянец на щеках были предсказуемы. Лена видела эти знаки на лицах многих женщин при встрече с Льюисом. Каждому лестно, когда им восхищаются. Почему бы не позволить себе невинное удовольствие?

Лена извинилась перед клиентами. Судя по всему, случилось что-то важное. Льюис давно не приходил к ней на работу. Внезапно она ощутила страх. Вдруг Кит приехала и встретила Льюиса? Нет, это невозможно. Она звонила в монастырь, где остановились девочки. Кит просто не могла освободиться днем: культурная программа была слишком насыщенная.

Они вместе дошли до ближайшего паба. Лена села за столик, а Льюис принес пиво.

— Помнишь, ты уговаривала меня взять недельный отпуск? — спросил он.

— Да…

Она умоляла его, убеждала, предлагала забронировать номер в любой гостинице, даже поехать туда, куда ему хочется. Но Льюис отвечал, что это невозможно, без него в «Драйдене» не обойдутся. Просьбы его раздражали; по мнению Льюиса, Лена не считала его работу достаточно ответственной. Ей пришлось отступить.

— Если ты так нуждаешься в отпуске, поезжай одна, — говорил он.

Но Лена не могла оставить дом двадцать семь, зная, что Кит Макмагон хочет сделать ей сюрприз. Рисковать было нельзя. Вдруг Кит встретится с Льюисом и тогда все раскроется?..

Он подарил ей одну из своих самых обворожительных улыбок.

— Ты не представляешь, как хорошо, что я не проявил тогда слабость и не взял его!

— Почему? — спросила Лена, стараясь держаться непринужденно.

— Меня посылают в Париж! — торжествующим тоном сказал он.

— В Париж? — У нее упало сердце.

— Не навсегда. Всего на десять дней. Ознакомиться с опытом работы одной французской гостиницы. По обмену. Я — туда, а француз — сюда. Думаю, у многих в «Драйдене» участится пульс.

— Не так сильно, как тебе кажется. — В ответе слышались горечь и обида.

— Тем не менее я уезжаю.

— Один?

— Но ты же не можешь поехать со мной…

— Ну, я бы взяла несколько дней…

— У тебя нет паспорта, — не моргнув глазом ответил Льюис.

Конечно, как может покойница иметь паспорт? Зато Льюис мог уехать за границу когда угодно. Но без нее.

— Когда ты едешь?

— Сегодня, — ответил Грей.

Лена с трудом подняла словно налившуюся свинцом голову и посмотрела ему в глаза:

— Льюис, ты меня любишь?

— Очень. — Наступила пауза. — Ты мне веришь?

— Не знаю, — мрачно ответила Лена.

На лице Льюиса отразилось недовольство. Он ненавидел такие разговоры, но Лена слишком устала, чтобы обращать на это внимание. Он все равно уедет, так зачем притворяться веселой и жизнерадостной?

— Все ты прекрасно знаешь, — огрызнулся Грей. — Не люби я тебя, только бы меня здесь и видели!

— Ты прав, — покорно ответила она.

— Лена, не заставляй меня испытывать чувство вины. Это шанс, та самая возможность, о которой мы мечтали. А ты скулишь, как брошенная жена. Это не в твоем стиле.

— Ты опять прав. В моем стиле радоваться, улыбаться и закрывать глаза на то, что происходит.

— И что же, по-твоему, происходит? — ледяным тоном спросил Льюис.

— То, что ты вытираешь об меня ноги. Возвращаешься домой ночью…

— О господи… Что угодно, только не сцена в общественном месте! — Он прикрыл лицо руками.

— Черт побери, ты делаешь все, что тебе хочется. Ты не женишься на мне, потому что я мертва. Не везешь меня за границу, потому что я мертва. Когда я умру, тебе даже не придется меня хоронить, потому что я мертва и уже похоронена. Ты не думал об этом, нет? — В ее смехе слышалась истерическая нотка.

— О боже, Лена, возьми себя в руки! — Льюис тревожно огляделся по сторонам.

— Я держу в руках себя, но не тебя. Нас ничто не связывает. Ничто.

Тут он не выдержал:

— А что нас должно связывать? Мы же не верим в брачные узы, мы выше этого. Любовь не признает правил. Она либо есть, либо ее нет.

— Какая уж тут любовь, если ты везешь во Францию какую-то горничную, с которой спишь в последнее время?

— Лена, мне противно тебя слушать. Позвони в «Драйден» и спроси, путаюсь ли я с кем-нибудь. Спроси, спроси!

— Проклятие, оставь мне хоть каплю гордости! Думаешь, я унижусь до таких расспросов?

— Ты и так меня проверяешь. Требуешь доказательств, а когда я их привожу, злишься.

— Езжай в Париж, Льюис. Я сыта тобой по горло. Езжай и не возвращайся.

— Хорошо, — ответил он. — Но если я не вернусь, помни: ты сама меня об этом попросила.

Вторая половина дня выдалась напряженной. Джесси иногда взглядывала на Лену, но та отмахивалась от вопросов и проявлений сочувствия.

— Что, плохие новости? — спросила ее Доун.

— Ничего подобного! Льюис едет во Францию. Я смогу присоединиться к нему на уик-энд.

— Какие же вы счастливые! — с искренним восхищением воскликнула Доун.

В шесть часов Лена с громадным облегчением надела чехол на пишущую машинку, заперла ящики письменного стола и ушла из офиса. К этому времени Льюис уже должен был уехать. Наверное, после ленча он отправился прямо домой и собрал чемоданы. Единственная проблема заключалась в количестве вещей. Он взял вещи на десять дней или на более долгий срок? Хуже всего, что Льюис был прав: она сама его отпустила.

Желая оттянуть возвращение в пустую квартиру, Лена зашла в паб.

— Вы слишком красивы, чтобы пить в одиночку, — сказал бармен, когда Лена заказала джин с тоником.

— Последствия непредсказуемы, — ответила она.

Он засмеялся, но тут же отошел. Выражение глаз Лены говорило, что она не шутит.

Айви поила чаем поразительно красивую ирландскую девушку в желтой блузке и юбке из шотландки. Она была молодой копией Лены: те же сверкающие волнистые волосы и большие голубые глаза.

— Миссис Браун, я представляла вас по-другому. Столько лет посылала вам письма, а не знала, что вы такая… — Она запнулась.

— Какая? — с насмешливой угрозой спросила Айви.

— Ну, такая молодая и веселая. Мне казалось, что вы старая и сердитая.

— Это Лена писала обо мне такое?

— Нет. Она ничего о вас не писала. Я очень мало знаю о ее теперешней жизни, но зато все знаю о времени, которое она провела с моей мамой. Она так интересовалась моими делами, что я стала немножко эгоисткой. Боюсь, что…

— Она обожает ваши письма. В этом вы можете не сомневаться.

— Как жаль, что ее сейчас нет…

Голос Кит был таким грустным, что у Айви сжалось сердце.

— Да… Но вы не сообщили, что приедете. Думаю, если бы она знала, то осталась бы.

— Я хотела сделать ей сюрприз.

— Так вы не знали, что она уезжает? Она вам не сообщила?

— Сообщила. Но… Знаете, у меня возникло странное чувство, что она не уедет, что это еще не решено. Я надеялась застать ее.

— Выходит, вы даром потратили время.

— О нет! Я познакомилась с вами. Узнала, где она живет. Лена — единственный человек на свете, который рассказывает мне о маме. Они были близкими подругами. И я понимаю, почему. Лена пишет замечательные письма и превращает переписку в настоящую беседу.

— Не сомневаюсь, — сказала Айви.

— Не могли бы вы показать мне ее квартиру? Держу пари, она не стала бы возражать.

— Нет, милочка, лучше не надо. Люди, которые снимают у меня жилье, хотят уединения. Это было бы неправильно.

— У вас на доске висят ключи от всех квартир.

— Да, но пользоваться ими можно только в крайнем случае.

— А я — не крайний случай?

— Нет, дорогая. Она ужасно расстроится, что разминулась с вами, но… — Слова Айви прервал стук в дверь.

— Извините, милочка, я на минутку.

Айви устремилась к двери с неожиданной прытью. Однако Кит успела увидеть очень красивого мужчину в белой рубашке с расстегнутым воротником и серых фланелевых брюках, похожего на кинозвезду.

— Айви… — начал он.

— Если не возражаете, поговорим в коридоре.

— Что за дела? — успел сказать мужчина, исчезая из виду.

Кит осматривала необычную комнату Айви. Все стены были покрыты репродукциями, плакатами, программками, подставками для пивных кружек и маленькими вырезками из газет. «Здесь не соскучишься, — подумала Кит. — Уютное местечко». Но злоупотреблять гостеприимством хозяйки не следовало. Она допьет чай и уйдет. Только оставит письмо Лене.

Голоса в коридоре стали громче. Казалось, красивый незнакомец был недоволен.

— Послушайте, я не могу оставить ящик посреди дороги! Хотите, чтобы люди о него спотыкались? Если кто-нибудь свернет себе шею, на вас подадут в суд.

— Все в порядке. Я уже сказала, что уберу его позже.

Но он ничего не желал слушать. В коридор вынесли большой деревянный сундук Дверь приоткрылась, мужчина поднял глаза и увидел Кит.

— Вот это да… — пробормотал он.

— Добрый день, — улыбнулась ему девушка.

Похоже, Айви не терпелось его спровадить.

— Ну, если это все… — начала она.

— Айви, вот мой ключ. Повесьте его вместе с остальными. Сундук заберут позже.

— Хорошо, хорошо, — оборвала его Айви. — Да, я все поняла. Счастливого пути.

— А это кто? — обворожительно улыбнулся мужчина.

— Это моя подруга, ее зовут Мэри Кэтрин.

— Рад познакомиться с вами, Мэри… — сказал он.

— А вас?.. — Кит хотела спросить, как его зовут.

Но тут с улицы донесся требовательный сигнал.

— Такси не станет ждать вас вечно, — быстро вмешалась Айви.

Стоя у стеклянной двери, Кит увидела, что мужчина попытался поцеловать Айви в щеку, но та шарахнулась от него. И он ушел.

— Кто это? Какой красивый…

— Не обращай внимания, Кит. Он еще тот тип. От него одни неприятности.

— А почему вы назвали меня Мэри Кэтрин?

— Твоя мать… — начала Айви, но тут же поправилась: — Лена мне говорила, что это имя дали тебе при крещении и что так тебя называют в школе.

— Похоже, в Лондоне обо мне знают всё! — Кит захлопала в ладоши от радости.

У Айви не хватало духу спровадить ее. Если Лена еще не вернулась домой, значит, она задерживается. Они заранее договорились, что на всякий случай у ее дверей Лена останавливаться не будет.

— Кит, милочка, посидите минутку, хорошо? Мне нужно сходить наверх. Я сейчас вернусь.

Айви взяла бумагу, карандаш и поднялась по лестнице. «Она здесь», — написала Айви, подсунула листок под дверь и спустилась обратно, перешагивая через две ступеньки. Кит была в комнате. Слава богу, она не прочитала ярлык на сундуке, оставленном Льюисом. Ярлык, подписанный его фамилией.

— Выпьем еще по чашечке, — сказала Айви.

— А я вас не задерживаю?

— Нет, милочка. Я вам рада.

Поскольку Льюис уехал и Лена вернется в пустую квартиру, пусть ее утешит подробный рассказ о визите дочери.

Когда входная дверь открылась, Айви подняла глаза. В ее взгляде были тревога и беспокойство, заставившие Кит посмотреть в ту же сторону. За стеклянной дверью квартиры Айви появилась темноволосая женщина. Рассмотреть ее как следует мешала штора.

— Все в порядке! — неестественно высоким голосом воскликнула Айви. — Я оставила вам записку, так что можете не входить! — Кит не слышала, что ей ответили. Голос женщины звучал приглушенно. — Я поднимусь к вам позже. Сейчас у меня гость. — Все это напоминало слова из роли в исполнении плохой актрисы.

Кит так и не поняла, что заставило ее сделать это, но она подошла к двери. Ей почудилось, что Лена неожиданно вернулась домой. Когда дверь открылась, женщина, поднявшаяся по лестнице, инстинктивно обернулась.

Там стояла она. Женщина в белом платье и просторном белом жакете, с желто-синей косынкой на шее. Ее лицо обрамляли волнистые темные волосы.

Крик застрял у Кит в горле. Казалось, время остановилось. Все застыли на месте: женщина на лестнице, Айви Браун в дверном проеме и Кит, прижавшая руку к горлу.

— Мама! — крикнула она. — Мама!

Ответа не было.

— Мама…

Лена протянула руку, но Кит попятилась.

— Ты не умерла. Ты сбежала. Не утонула… Просто бросила нас… Ты нас бросила…

Белая как мел, она не сводила глаз с женщины, стоявшей на лестнице.

— Ты заставила нас думать, что умерла!

Кит заплакала, толкнула входную дверь и опрометью выскочила на улицу.

 

Глава шестая

Айви догнала ее у перекрестка.

— Пожалуйста, — начала упрашивать она. — Пожалуйста, вернитесь.

Лицо Кит было пепельным; казалось, из него ушла жизнь. Она ничем не напоминала смышленую девушку, сидевшую в комнате Айви несколько минут назад. Однако та девушка не могла знать, что встретится с призраком.

— Умоляю вас, вернитесь! — Айви потянулась к ней, но Кит съежилась и сделала шаг назад. — Это для вас страшное потрясение. Не надо оставаться на улице.

— Я должна идти… должна идти.

Кит с ужасом смотрела на машины, сновавшие во все стороны, на непривычно большие красные автобусы и людей, так не похожих на жителей Лох-Гласса. Стоял шумный и суетливый лондонский вечер.

— Мать очень любит тебя, — сказала Айви, надеясь найти нужные слова.

— Моя мать умерла! — выпалила Кит.

— Нет, нет.

— Она умерла. Утонула в озере… утопилась… Я знаю, что… Я единственная, кто знает это. Это не она. Моя мать утопилась! — У Кит началась истерика.

Айви поняла, что надо делать. Ее маленькая жилистая рука обняла девушку за плечи.

— Мне все равно, что ты говоришь, но одну я тебя не оставлю. Идем со мной.

Она то вела, то тащила Кит к дому двадцать семь, к двери собственной квартиры.

Лены там не было. Казалось, этих десяти минут не существовало; стены комнаты покрывали те же дурацкие картинки. Кит упала на тот же стул, на котором сидела, когда услышала шаги на лестнице и встала, чтобы посмотреть, кто там.

Что ее дернуло? Что было бы, если бы она не встала? Кит испытывала странное ощущение: казалось, голова стала бумажной. Появился звон в ушах, а пол стремительно поднялся навстречу. Издалека доносились какие-то крики.

Затем ей ткнули что-то в лицо, и Кит ощутила отвратительный удушливый запах. А потом прямо перед ней возникло встревоженное лицо Айви. Она держала в руке флакончик.

— Ничего не говори. Просто нюхай.

— Что? Что?

— Это нюхательная соль. У тебя был обморок.

— У меня никогда не бывает обмороков! — ответила Кит.

— Ну теперь теперь все в порядке. Пойдем, я отведу тебя на диван…

— Где она? — спросила Кит. Вместе с ощущением реальности к ней вернулось и ощущение невозможности случившегося.

— Наверху. Она не придет, пока я не позову.

— Я не хочу ее видеть.

— Тс-с, тс-с… Ладно. Наклони голову к коленям, чтобы восстановить кровообращение.

— Я не хочу…

— Ты слышала? Я сказала, что не пойду за ней, пока ты не будешь готова.

— Я не буду…

— Ладно. А теперь выпей сладкого чаю.

— Я не пью сладкий… — начала Кит.

— А сегодня выпьешь, — властно сказала Айви.

Крепкий сладкий чай сделал свое дело — щеки девушки слегка порозовели.

Наконец Кит сказала:

— Она здесь давно?.. С тех пор, как мы решили, что она умерла?

— Она все расскажет тебе сама.

— Нет.

— Еще чаю… и печенья. Пожалуйста, Кит. Так поступали в войну, когда у человека был шок Это помогало тогда, поможет и теперь.

Бедная женщина старалась изо всех сил.

У Айви было морщинистое лицо и яркие глаза, напоминавшие пуговицы. Она была похожа на дружелюбную любопытную обезьянку, которую Кит видела в зоопарке. Когда они там были? Еще при маме или в следующем году, когда отец повел их с Эмметом в зоопарк, чтобы отвлечься от трагедии, которую все они пережили?

Кит хотела отказаться от второй чашки, но вдруг поняла, что Айви больше нечего ей предложить, и согласилась.

— Почему она приехала именно к вам?

— Что ты имеешь в виду?

— Вы уже были подругами?

— Я сдаю жилье. Вот и все.

— Но теперь вы с ней дружите?

— Да, дружу.

— Почему? — Лицо Кит сморщилось от горя и непонимания.

— Почему? Она очень хороший человек С кем и дружить, как не с ней? — жизнерадостно ответила Айви, сделав вид, что не поняла вопроса. Потому что ответить по существу было невозможно.

Они слышали тиканье настенных часов и отдаленный шум уличного движения. С лестницы донеслись шаги, но это была не Лена, а пара с третьего этажа, решившая куда-то выйти. Кит и Айви напряглись, уставившись в тюлевую штору.

Когда дверь хлопнула, Айви воскликнула:

— Ну вот, я же говорила, что она не спустится, пока ты не захочешь ее видеть!

Ответом ей стало молчание.

— Может, сама поднимешься?

— Не могу.

— Ладно, всему свое время.

— Такого времени не будет.

После минутной паузы Айви спросила:

— Не возражаешь, если я поднимусь и скажу ей, что ты пришла в себя?.. Честное слово, я не буду звать ее вниз. Просто она должна знать…

— Какое ей дело до меня и всех нас!

— Пожалуйста, Кит… Она сидит там одна и ничего не знает. Я только на минутку. — Кит молчала. — Не убегай, ладно?

— Я не из тех, кто убегает, — ответила Кит.

— Она все тебе расскажет.

— Нет.

— Когда ты захочешь слушать, — добавила Айви и ушла.

Кит подошла к двери.

Сюда все эти годы приходили ее письма, письма Лене Грей, в которых она делилась личными воспоминаниями о матери, описывала могилу, на которой они посадили цветы. Рассказывала этой Лене Грей то, чего не рассказывала никому, а все это время ее обманывали. Ее накрыла волна гнева и стыда. Нет, она не улизнет из этого дома, делая вид, что ничего не было! Мать жива. Об этом должны узнать отец, Эммет и все остальные.

Эта новость будет для всех шоком. Снова закружилась голова, как перед обмороком, но девушка переборола себя. Она поговорит с матерью. Выяснит, что случилось и почему. Почему мать бросила их и сбежала в Лондон, в то время как все в поисках ее метались по берегу озера.

Кит вышла из комнаты и поднялась по лестнице, решив стучать во все двери, пока не найдет нужную. Но это не понадобилось. На площадке второго этажа она услышала голос Айви:

— Лена, я вернусь к ней. Девочка испытала такое потрясение, ее нельзя оставлять одну…

Тут Айви увидела Кит и молча посторонилась, пропуская ее в комнату.

— Кит?

Мать сидела в кресле, зябко кутаясь в шаль. Видимо, подруга заметила, что Лену трясет, и укрыла ее. В руке она сжимала стакан с водой.

Айви тихо вышла, закрыв за собой дверь, и они остались одни.

Мать и дочь.

— Почему ты это сделала? — спросила Кит. Ее взгляд был мрачным, голос — ледяным. — Почему заставила нас думать, что ты умерла?

— У меня не было другого выхода, — без всякого выражения ответила Лена.

— Нет, был! Если ты захотела уйти от нас — от папы, Эммета и меня, — то могла сделать это… могла сказать нам, что уходишь, а не заставлять искать тебя, молиться за тебя и думать, что ты в аду… — У Кит сорвался голос.

Лена не ответила. Ее широко раскрытые глаза были полны ужаса. Все обернулось так, что хуже некуда. Дочь нашла ее и теперь испытывала гнев и презрение. Что ответить? Сказать девочке, что настоящее предательство совершил ее отец? Или защищать его? Пусть Кит думает, что по крайней мере один из родителей достоин ее доверия.

В девочке была сила и решительность. Лена знала все тайны ее сердца из ее писем. Но больше она не узнает ничего. Это причиняло такую же острую боль, как пустой шкаф, в котором прежде хранились костюмы Льюиса Грея.

Лена показала на стул, но Кит не стала садиться. Она осматривала комнату, пытаясь взять себя в руки. Лена не сводила с дочери глаз, стараясь угадать ее мысли.

Кит сделала глубокий вдох, собираясь что-то сказать, но передумала. Подошла к окну, отодвинула плотную штору и выглянула на улицу. Казалось, девушка собиралась с силами.

Лена дрожащей рукой поставила на стол стакан воды. Как в замедленной съемке.

— Скажи что-нибудь…

— Почему я должна что-то говорить? — спокойно ответила Кит. — Что я могу сказать? Говорить должна ты.

— А ты будешь слушать?

— Да.

— Я приняла решение. Я любила другого человека. Очень любила. И ради этой любви бросила тебя, Эммета… и всю свою прежнюю жизнь.

— И где он, этот человек, которого ты так любила? — В голосе Кит звучала издевка.

— Его здесь нет, — ответила Лена.

— Но почему ты заставила нас думать, что умерла? — Голос Кит был натянуто спокойным, словно она держалась за соломинку.

— Я не делала этого. Произошла какая-то ошибка.

— А теперь послушай меня! — не выдержала Кит. — Я считала тебя умершей с двенадцати лет! Мы с братом ходили на твою могилу каждую годовщину смерти, молились за тебя! Когда папа говорит о тебе, у него такое грустное лицо, что даже статуя заплакала бы. А ты здесь, в этом городе… потому что любила какого-то другого человека… человека, который тебя не любит. И ты еще говоришь, что люди считают тебя мертвой по ошибке? Наверно, ты сошла с ума. Просто сошла с ума!

Гнев Кит заставил Лену прийти в себя. Она сбросила шаль, встала и посмотрела дочери в глаза:

— Я не участвовала в этом заговоре. Я сообщила твоему отцу, что ухожу от него. Позволила ему самому решать, что сказать соседям и друзьям. Это самое меньшее, что я могла для него сделать. Позволить ему сохранить достоинство… Я ничего не требовала, — сделав глубокий вдох, продолжила она. — Я была не в том положении. Просто сказала, что надеюсь увидеть вас через несколько лет.

— Неправда, ты не сообщила папе, что уходишь. Ты ничего ему не сказала. Мне все равно, как ты лгала себе, но не лги мне. Я слышала, как он по ночам плакал у себя в спальне. Я сама ходила с ним к озеру, пока тебя искали. Я была там, когда тело нашли. Он обрадовался и сказал, что теперь ты будешь с миром покоиться в земле. Не говори мне, что папа знает об этом… спектакле. Я все равно не поверю.

Они стояли в метре друг от друга; лица обеих пылали от гнева.

— Если он сумел одурачить даже тебя, значит, он лучший актер, чем я думала, — с горечью ответила Лена. — Я никогда не прощу себя за горе, которое причинила вам с Эмметом, но на нем тоже лежит доля вины. Он все знал. Я оставила ему письмо.

— Что?

— Я оставила ему длинное письмо, в котором все объяснила. И не просила ничего. Даже понимания.

Кит пошатнулась:

— Письмо… О боже! — Она схватилась за горло. Ее лицо побелело.

До сегодняшнего дня Кит Макмагон не знала, что такое обмороки, но сейчас опять была близка к нему. Усилием воли она справилась с головокружением и тошнотой.

— Я понимаю, ты мне не веришь, — заволновалась Лена.

— Верю, — сдавленным голосом сказала Кит.

— Ты знала о нем?

— Я нашла его… и бросила в огонь.

— Что?

— Я сожгла его.

— Сожгла? Письмо, адресованное другому человеку? О господи, зачем ты это сделала?

— Хотела, чтобы тебя похоронили на церковном кладбище, — ответила Кит. — Если бы узнали, что ты покончила с собой, этого бы не случилось.

— Но я не собиралась покончить с собой. О боже, зачем ты вмешалась?

— Я думала, что ты…

— С чего ты взяла? У тебя не было на это никакого права! Не могу поверить… Это невозможно!

— Там была перевернувшаяся лодка… Все искали тебя. И сержант О’Коннор тоже…

— О господи, если бы ты отдала это письмо отцу…

— Но ты была такая странная в те дни… такая чужая… Разве ты не помнишь? Вот мы и подумали…

— Не говори за всех. Это пришло в голову только тебе!

— Нет. Оказалось, что так думали многие.

— Откуда ты знаешь?

— По городу поползли слухи…

— А как же расследование? Твой отец договорился с Питером Келли, чтобы тот принял чужие останки за мои?

— Они решили, что это ты. Все так подумали.

— Но кто это был? Чье тело лежит в моей могиле?

Кит посмотрела на нее с изумлением:

— Не знаю. Наверное, того, кто утонул когда-то.

Но Лена отмахнулась:

— Чушь! Он пошел бы на все, лишь бы скрыть, что я ушла от него.

— Отец не знает, что ты бросила его, — очень спокойно ответила Кит. — Благодаря мне. Он уверен, что произошла трагедия.

Лена была в ужасе. Значит, долгие годы Мартин думал, что она утопилась в озере, в нескольких шагах от их порога. Как такое могло случиться?

— Но даже если он знал… Если подозревал, что я собираюсь уйти от него, зачем мне лишать себя жизни?

— Нет, он вовсе не думает, что ты лишила себя жизни. Он считает, что это был несчастный случай. Он всегда говорил об этом нам с Эмметом.

Лена взяла пачку сигарет и машинально протянула ее дочери, но Кит покачала головой. Теперь в комнате было так тихо, что треск спички о коробок прозвучал словно щелчок кнута.

Прошла целая вечность, прежде чем Кит сказала:

— Прости, что я сожгла письмо. Тогда мне казалось, что по-другому поступить нельзя.

Собравшись с духом, мать ответила:

— Ты не знаешь, как я жалею, что была вынуждена бросить вас, но тогда… тогда… — Она опустилась на стул, однако Кит продолжала стоять.

— Ты могла приехать к нам, сообщить, что жива, что произошла ошибка. — Лена молчала. — Я ведь могла не сжечь письмо. Во всяком случае, тогда я сама не понимала, что делаю. Но ты не хотела этого, правда? Ты позволила нам думать… думать, что…

— Я была в ловушке, — ответила Лена. — Я обещала твоему отцу…

— Ты сама подстроила эту ловушку, — сказала Кит. — Не говори о том, что ты обещала папе. Когда ты выходила за него замуж, то поклялась его любить, почитать и слушаться. Но это тебя не остановило.

— Кит, сядь, пожалуйста.

— Не сяду! Я не хочу здесь сидеть.

— Ты очень бледная… у тебя больной вид.

— У нас дома говорят «хворый». Ты даже наши слова забыла.

— Сядь, Кит. У нас не так много времени… может быть, это наш последний шанс.

— Я не нуждаюсь в светских беседах.

— Я тоже.

И все же Кит последовала совету: ее не держали ноги.

— Как по-твоему, что в этой истории хуже всего? — наконец спросила Лена.

— Горе, которое ты причинила папе.

Наступило молчание, а потом Лена очень мягко сказала:

— Точнее, то горе, которое ему причинила ты.

— Так нечестно. Я в этом не виновата.

— Я и не виню тебя. Просто хочу спросить… спросить, что нам теперь делать…

— Откуда я знаю? Я не видела тебя с двенадцати лет. Не знаю, какая ты. Ничего о тебе не знаю. — Казалось, Кит мечтала оказаться от нее как можно дальше.

Лена боялась открыть рот. Каждое ее слово только отталкивало девочку. Поэтому она сидела и ждала. Когда молчание стало невыносимым, она сказала:

— Ты знаешь обо мне… мы писали друг другу много лет…

Взгляд Кит остался холодным.

— Неправда. Это ты знаешь обо мне все. Даже то, чего не знает больше никто на свете. Я рассказывала об этом, потому что верила тебе. А про тебя я не знаю ничего. Ничего, кроме лжи.

— Я писала правду! — воскликнула Лена. — Все время писала, что мать любила тебя и гордилась тобой… Разве не так?

— Не так Ты не писала, что мать бросила нас… сбежала…

Глаза Лены вспыхнули.

— А ты не писала, что сожгла письмо, которое все объясняло!

— Я сделала это, потому что хотела сберечь ее репутацию.

Лена с горечью заметила, что дочь говорит о ней в третьем лице. Словно ее мать действительно умерла.

— Ты говорила, что дорожишь моими письмами, — сделала она еще одну попытку. — А кто их писал, разве не я? Все в этих письмах было правдой. Я действительно работаю в агентстве по трудоустройству, а Льюис — в гостинице…

— Мне нет до этого дела… не думай, что мне это интересно. Я пойду.

— Не уходи, прошу тебя. Как ты будешь жить, узнав такую ужасную новость?

— Я уже узнавала ужасные новости и выжила, — с горечью ответила девушка.

— Ну посиди еще немножко. Если мои слова раздражают тебя, я буду молчать. Но я не хочу, чтобы ты осталась одна после такого потрясения.

— Раньше тебе не было до этого дела… когда ты бросила нас…

Кит поднесла кулачок ко рту, пытаясь справиться со слезами. Лена знала, что лучше не трогать ее. А Кит не терпелось уйти, но ей надо было собраться с духом. Она кусала пальцы, стараясь не заплакать.

Подперев щеку ладонью, Лена глядела в окно, за которым люди жили обычной жизнью.

Кит взглянула на нее.

Мать всегда была такой. Могла сидеть молча до бесконечности. Когда они ходили на озеро, все остальные бегали туда-сюда и что-то показывали друг другу, а мать безмятежно сидела, не испытывая желания ни говорить, ни двигаться. Когда вечерами семья собиралась у камина, отец показывал детям карточные фокусы, разучивал скороговорки или играл в «лудо», а мать просто смотрела в огонь, иногда гладила Фарука и молчала.

Тогда эта картина казалась такой мирной! Зачем этот человек пришел и увел от них мать? Злоба на Грея, который сломал им жизнь, помогла Кит справиться со слезами. К ней вернулась способность говорить.

— Он знает о нас? — в конце концов спросила она.

— Кто? — искренне удивилась Лена.

— Этот человек... как его… Льюис.

— Да, его зовут Льюис. Конечно, знает.

— И это не помешало ему увести тебя? — В голосе Кит звучало отвращение.

— Я ушла сама. Потому что хотела этого. Ты должна понять, что я очень хотела этого. Иначе мне не хватило бы сил бросить вас.

Кит заткнула уши:

— Я не хочу это слышать! Не хочу думать о том, чего ты хотела! Когда я думаю об этом, меня тошнит! — Ее лицо покраснело от гнева.

Девочкам бывает неприятно думать о том, что их родители занимаются сексом. А тут речь шла о желании, которое вызывал у матери другой мужчина. И Лена поняла это.

— Я сказала так, потому что не снимаю с себя вины.

— Вины! — Это слово прозвучало, как звук пощечины.

Лена испугалась, что Кит сейчас встанет и уйдет навсегда.

— Что мы будем делать? — быстро спросила она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты скажешь Эммету и… ну, твоему отцу, что… что все обстоит не так, как они думали?

— Ты всегда знала, что все обстоит не так, как мы думали.

— Кит, пожалуйста… Ведь я этого не хотела. Так вышло по ошибке.

— О чем ты собираешься меня попросить? — холодно сказала Кит.

Помолчав, Лена подняла голову и посмотрела дочери в глаза:

— Чего хочешь ты? Чтобы все узнали правду — что я жива?

Последовала еще одна долгая пауза, а затем Кит медленно сказала:

— Раз уж ты пять лет хотела, чтобы тебя считали мертвой… пусть все так и останется.

Эти слова прозвучали для Лены как стук молотка, забивавшего гвозди в крышку ее гроба.

Она осталась одна.

Айви видела, как девушка спустилась по лестнице и пошла к двери. Теперь она уже владела собой. Ей не потребуется помощь, чтобы перейти на другую сторону улицы. Она выглядела как человек, который сам справится со своими проблемами. Но ее лицо словно окаменело. Такого пустого и холодного выражения на нем раньше не было.

Айви очень хотелось подняться к Лене. Хотелось утешить женщину, которая в один день потеряла и любовника, и дочь. Но она понимала, что этого делать не следует. Лена знает, где живет ее хозяйка. Когда она будет готова к разговору, то спустится сама. Но не раньше.

Кит зашла в кафе. Там стоял музыкальный автомат, и несколько девушек ее возраста слушали пластинки. Она им позавидовала. О господи, как хорошо жить в нормальных домах, из которых матери не убегают… и не воскресают из мертвых! Никто из этих девушек не сталкивался с призраком. И у них было достаточно денег, чтобы крутить пластинки одну за другой. Они говорили о парнях, с которыми встречались. Две из них были негритянками, но говорили с лондонским акцентом. Похоже, жизнь изменилась: люди разных цветов кожи сидят в кафе на одной улице, и никто из них не знает друг друга.

Именно здесь жила мать с тех пор, как бросила их.

Мама жива. Что скажет на это Эммет? Он успокоился, только когда нашли тело… А папа? Что подумает папа? Снова впадет в черную меланхолию? Им не надо это знать. После стольких лет эта новость причинит им слишком сильную боль и принесет несчастье.

А во всем виновата она, Кит.

За прошедшие годы Кит часто винила себя, задавая один и тот же вопрос: правильно ли она поступила, что сожгла письмо? Но всегда говорила себе: Господь знает, что она сделала это, как ей казалось, из лучших побуждений. Из любви к матери. Но кому интересны ее благие намерения? Правильно говорят, что ими выложена дорога в ад.

Кофе обжег ей горло.

Нет, никто не должен ни о чем узнать. Тем более что этого хотела она сама… Кит не могла назвать матерью эту стройную женщину, жившую в современной квартире и говорившую о своем физическом влечении к Льюису или как там это называется… Зачем подвергать Эммета пытке, которую с трудом выдержала она сама? И папу тоже. Что будет с папой, если он узнает, что его любимая Элен, по которой он пролил столько слез, бросила его, потому что хотела спать с мужчиной по имени Льюис?

Кстати говоря, а где он, этот Льюис? Если мать сходила по нему с ума, то почему в квартире нет и следа его пребывания? Кит вспомнила мужчину, который разговаривал с Айви. Красивого темноволосого мужчину, похожего на актера. Нет, вряд ли это был Льюис; он куда-то уезжал. И оставил большой сундук со своими вещами, который должны были забрать. Нет, это не любовник матери. Он слишком молод…

Кто-то тронул ее за руку. Она вздрогнула и подняла глаза. Неужели мать или миссис Браун следили за ней?

Но это оказался юноша лет восемнадцати.

— Ты одна? — спросил он.

— Да, — глядя на него с опаской, ответила Кит.

— Не хочешь присоединиться к нам? — Он показал рукой на столик, за которым сидели лукаво улыбавшиеся парни и девушки.

— Нет, спасибо… Большое спасибо.

— Да брось ты. Человек не должен сидеть один, когда играет такая музыка, — сказал парнишка.

Кит заколебалась. Молодые люди пели и хлопали в такт музыке. На их месте они с Клио вели бы себя так же. Но теперь все было по-другому. Она не сможет сидеть с ними, смеяться и делать вид, что ничего не случилось. Но сидеть одной и гонять по кругу одни и те же мысли, доводя себя до белого каления, тоже нельзя.

— Спасибо, — улыбнулась ему Кит.

Парень обрадовался тому, что сумел подвести к столику такую хорошенькую и нарядную девушку. Она широко улыбалась и кивала каждому, кто называл свое имя. Должно быть, она отвечала, что ее зовут Кит, потому что все так назвали ее, когда она сказала, что ей пора. Кит вышла из кафе и побежала на автобус.

Клио не находила себе места и ворчливо заметила:

— Ты опоздала.

— Нет, это ты пришла слишком рано.

Началась их обычная перепалка. Но когда Кит видела Клио в последний раз, она еще не знала самого ужасного. Что мать не умерла, а сбежала. И что дочь невольно помогла ей обмануть всех, когда сожгла письмо.

— Что делала? — Клио все еще дулась на то, что они не поехали в город вместе.

— Посидела в кафе, — пожала плечами Кит.

— И все? А я побывала в сотне мест.

— Рада за тебя.

— Ты с кем-нибудь познакомилась? — жадно спросила Клио.

— Да, с целой компанией. Они слушали музыку.

— А мальчики там были?

— Полным-полно.

Мысли Кит были далеко отсюда. Далеко от Клио и от кафе.

— Симпатичные?

— Да. Вполне… А ты? — Кит понимала, что должна держаться как обычно.

Однако с приключениями Клио не повезло.

— Да так, видела кое-что… А как их звали?

— Кого?

— Мальчиков, с которыми ты познакомилась?

— Не помню. — Кит говорила чистую правду.

Когда они поднимались по ступенькам монастырской лестницы, Клио забеспокоилась.

— Кит, ты не переспала с кем-нибудь из них? — внезапно спросила она.

— О господи… Ты соображаешь, что говоришь? — Нет, Клио никогда не перестанет изумлять ее.

— Ну, ты как-то изменилась… Сама знаешь, всегда можно отличить человека, который делал это, от человека, который не делал.

— Жаль тебя разочаровывать, но ничего подобного не было. В кафе такими вещами не занимаются. Наверное, там слишком людно.

— Ох, Кит, замолчи! Ты какая-то другая. Понятия не имею почему, но я слишком хорошо тебя знаю. С тобой что-то произошло.

— Могу сказать тебе только одно: я не лишилась девственности на столике кафе.

— А что же тогда?

— Ничего. Просто я оказалась в чужом городе, но не стала его частью.

Похоже, она нашла правильные слова. Во всяком случае, Клио они убедили. Она потерпела обидную неудачу и утешилась тем, что Кит Макмагон не повезло тоже. Но выглядела Кит странно. Так, словно с ней произошел несчастный случай или что-то в этом роде.

В ту ночь Кит так и не смогла уснуть. Она сидела и смотрела в окно, наблюдая за лондонским рассветом. Интересно, мать тоже не сомкнула глаз? Да нет, наверняка спит со своим Льюисом, к которому ее так тянуло. Если только это не тот красивый мужчина, который выносил свои вещи.

И тут ей в голову пришла мысль, пронзительная, как ледяной ветер. Что, если Льюис действительно уехал? Теперь мать знает, что ее разоблачили, и может вернуться домой. Может приехать в Лох-Гласс после стольких лет и попытаться начать жизнь сначала. Вернуться как привидение к бедному папе, который по-прежнему считает ее святой. К Эммету, который был совсем маленьким, когда она «утонула». И помешать папе снова жениться. Конечно, Мора Хейз теперь не сможет выйти за папу.

Никто не сумеет простить мать.

Кит бросало то в жар, то в холод. Когда настало утро, она была не в состоянии принять участие в пешеходной экскурсии по диккенсовским местам Лондона.

Мать Люси встревожилась:

— И часто с тобой такое?

У девочки действительно поднялась температура.

— Все будет в порядке, если я немного полежу, — ответила Кит.

— Я буду навещать тебя каждый час, — сказала мать Люси.

— Это умерит твою прыть, — прошептала Клио.

— Никакой прыти у меня нет. Ох, Клио, до чего же ты вредная!

— Если я найду твое кафе, сказать им, что ты придешь снова?

Клио расстроилась, что Кит не пошла с ними. С ней было бы намного веселее, но подруга действительно выглядела больной.

Кит лежала на узкой койке в дортуаре, рассчитанном на восемь девочек Во время учебы здесь спали восемь англичанок. А теперь — девочки из Лох-Гласса. Каждая из них ложилась на эти подушки, не ощущая страха, который обвивал душу, как колючая проволока.

Кит лежала с открытыми глазами. Когда монахиня заглядывала в дверь, она притворялась спящей. Это избавляло от необходимости объяснять причину ее лихорадки.

Лена не спала. В шесть часов она поняла, что пытаться заснуть бесполезно. Поэтому она встала, оделась, спустилась вниз и подсунула под дверь Айви записку со словами «Поговорим вечером». Ничего другого не требовалось. Вчера Айви хватило такта оставить ее в покое. Она поймет, что Лена не станет ее сторониться и хранить секреты, которыми однажды уже поделилась.

Придя в агентство Миллара, она принялась за письмо дочери. Но ничего не получалось. Лена с треском вытаскивала из машинки страницу за страницей и комкала их. Когда хлопнула дверь и в офис вошла Доун Джонс, Лена сдалась. Написать нужно было о многом, но где взять подходящие слова? Она порвала черновики на мелкие кусочки, напоминавшие конфетти. Теперь ни один человек не смог бы их прочитать.

Впрочем, никому и в голову не пришло, что превосходно владеющая собой миссис Грей всю ночь не сомкнула глаз. Что в один и тот же день она нашла дочь, снова потеряла ее и рассталась с человеком, с которым прожила как с мужем пять лет.

Бессонная ночь убедила Лену в том, что дочь права. Ей следует остаться для всех умершей; она уже и так причинила людям слишком много зла. Однако утром ей в голову пришла пугающая мысль. А вдруг Кит передумает? Когда ужас, отвращение и чувство вины за сожженное письмо пройдут, она может изменить свое решение. Посчитать, что обязана все рассказать сначала Эммету, а потом Мартину.

Вина Лены перед Мартином не имела границ. Она была несправедлива к нему. Этот человек много лет жил в страхе, подозревая, что она покончила с собой. Кит сказала, что по городку ходило множество слухов. Мартин пережил это, затыкал уши, чтя ее память. Разве можно выставить его на позор? Объявить на весь свет, что его жена просто сбежала с другим? Мартин этого не заслужил. Он имеет право на счастье. Следует предупредить Кит, что она должна молчать.

Ночью Лена думала, что сумеет найти нужные слова, если окажется у письменного стола. Того самого стола, за которым она писала длинные письма дочери от имени подруги покойной. Письма, которых она больше никогда не напишет и не получит на них ответа.

Но нужные слова не приходили.

И тут явилась Доун, свежая, как маргаритка.

— Надо же, я считала себя ранней пташкой… но вы снова меня опередили. — Ее голос напоминал чириканье.

Синяя с золотом форма, сверкающие волосы и безукоризненно наложенная косметика делали Доун похожей не то на канарейку, не то на волнистого попугайчика.

Лена почувствовала себя старой и усталой.

— Мне нужно ненадолго уйти. Пожалуйста, возьми блокнот. Я продиктую список дел, которые вы поделите с Джесси.

— Конечно, миссис Грей. — Доун обратилась в слух.

«Счастливая ты, Доун, — думала Лена. — Спишь ночью, имеешь дюжину поклонников, и твоя единственная забота — решить, с кем из них провести вечер».

Лена вернулась в дом двадцать семь и постучала в дверь подруги.

— Айви, когда у вас выдастся свободная минутка, поднимитесь ко мне, пожалуйста.

Она выглядела так скверно, что та встревожилась:

— Может, вызвать врача?

— Нет. Мне будет вполне достаточно дружеской поддержки.

Айви помогла Лене раздеться и лечь в кровать. Большое супружеское ложе, которое они делили с Льюисом, теперь было слишком пустым и просторным. Айви сложила одежду и положила ее на кресло, а потом протянула Лене ночную рубашку так, словно была служанкой знатной дамы.

Обе молчали.

Наконец Айви сказала:

— Лена, она очень красивая девочка. Такой чудесной дочерью можно гордиться…

После этих слов плотина рухнула. До сих пор Лена сдерживалась, но когда Айви Браун похвалила дочь, которую она потеряла навсегда, слезы хлынули наружу. Она плакала как младенец и не могла успокоиться. Прошло немало времени, прежде чем она смогла высморкаться и рассказать Айви обо всей глубине постигшей ее трагедии… Самое худшее заключалось в том, что ее дочь по простоте душевной сделала в свое время все, чтобы Элен Макмагон не смогла вернуться и снова увидеть своих родных.

* * *

— Что, тебе не очень понравилась поездка? — спросил Мартин Макмагон.

— Нет, папа, понравилась. Она ведь стоила кучу денег и…

— Это неважно. Иногда мы тратим кучу денег, а толку никакого. Все было слишком по-школьному, да?

— Нет, я же писала, все нормально. Я отправляла тебе открытки; мы всё посмотрели.

— И что тебе понравилось больше всего? — спросил Эммет.

Кит искоса посмотрела на брата. Ей вспомнилась мать, которая спросила: «Что в этой истории хуже всего?» Она проглотила комок в горле и постаралась найти ответ.

— Наверно, Тауэр, — наконец сказала она.

— А как твоя лихорадка?.. — Отец тревожился за нее.

— Температура у меня была всего день-другой. Ты же знаешь, эти монахини вечно делают из мухи слона.

— Клио сказала Питеру, что ты пролежала в постели два дня.

— Папа, Клио еще хуже монахинь.

— Не вздумай сказать это при матери Бернард. Бедняжка потратила столько сил на то, чтобы научить вас обеих уму-разуму.

Итак, ей удалось отвлечь отца. Что ж, спасибо Клио.

— А вот и ты, Кит Макмагон. — Именно так отец Бейли обычно здоровался с людьми. Это было чем-то вроде позволения существовать.

— А вот и я, отец, — в тон ответила Кит.

Священник смерил ее пристальным взглядом, решив, что над ним потешаются, но подтверждения этому не нашел.

— Ну, как вы съездили в Лондон?

— Было очень интересно. Нам повезло. Такая возможность предоставляется не каждому. — Она говорила чопорно, как маленькая девочка, цитировавшая чужие слова.

Клио хихикнула.

— Место по-своему неплохое, — сказал отец Бейли. — Если смотреть на него под нужным углом зрения.

Под каким еще углом зрения? Кит захлопала ресницами, но не стала спорить с пожилым священником.

— Вы сами там бывали, отец?

— Пару раз проездом по пути в Святой Город, — ответил он.

— А кафе там уже были? — спросила Клио.

— У нас не было времени на кафе.

— В том-то и дело, — прошептала Клио, когда они отошли на почтительное расстояние. — Интересно, что бы он там увидел, будь у него больше времени.

— Надо же, какое совпадение. Оказывается, вы были в Лондоне одновременно с нашими выпускницами! — сказала мать Бернард Море Хейз.

— Я, мать Бернард?

— Клио и Кит отпускали из монастыря, чтобы встретиться с вами. Мне сказала об этом мать Люси.

— Ах, мать Люси… — Мора была сбита с толку, но не хотела, чтобы монахиня поняла это.

— Какое совпадение! — повторила мать Бернард.

— Да уж, — насупившись, подтвердила Мора.

— Клио, можно тебя на минутку?

— Да, тетя Мора.

— Матери Бернард привиделось или ей действительно кто-то сказал, что я была в Лондоне одновременно с вами?

— Я ничего ей не говорила. Честное слово.

— А кто?

— Понятия не имею. Какая-то чокнутая монахиня сказала, что звонила наша тетя, вот мы и воспользовались возможностью, которая свалилась на нас с неба… — Клио хихикнула. — А от небесной возможности не отворачиваются, правда?

— И как вы с Кит воспользовались ею?

— Куда ходила Кит, я не знаю. Она изо всего делает тайну. А я скучала. Рассматривала витрины, заходила в кафе и бары, делая вид, что кого-то ищу.

— И ты не задавала вопросов об этой неизвестно откуда взявшейся тете, которая о вас спрашивала?

Клио пожала плечами:

— Нет. Я просто подумала, что нам редкостно повезло. Но ошиблась.

* * *

Орла Диллон — теперь Рейли — пришла к матери.

— Мама, могу я тебе помочь? Ты всегда жаловалась, что я тебе не помогаю.

— Это было тогда, когда ты жила здесь. Теперь ты живешь с мужем и возвращайся к нему.

— О господи, мама! Тебе же нужно хоть иногда выходить из дома. Я сказала ему, что должна немного помочь тебе в магазине.

— Ты сказала ему неправду. А кто присматривает за ребенком?

— Ма Рейли. Пусть старая карга хоть раз в жизни займется делом.

— Орла, я уже сказала и повторять не буду. Здесь тебе делать нечего.

— Мама, пожалуйста…

— Нужно было думать об этом раньше.

Скоропалительная свадьба Орлы не доставила ее родным никакого удовольствия.

Клио и Кит читали журналы. Обычно они успевали прочитать пять, прежде чем купить один. Тем не менее разговор Орлы с матерью не ускользнул от слуха Клио.

— Оказывается, быть замужем вовсе не сахар, — шепнула она Кит.

— Что?

— Ты оглохла?

В последнее время общаться с Кит Макмагон было все равно что говорить со стеной. Она ничем не интересовалась. Проспект колледжа Святой Марии, что на улице Катал Бруга, пролежал на столике в коридоре три дня.

— Кит, ты что, не будешь его читать? — спросила Рита. — Там описывается форма и все остальное…

— Конечно, буду, — ответила Кит.

Но конверт так и остался нераспечатанным.

— Колледж Святой Марии? — спросила миссис Хэнли из магазина готового платья. — Что ж, это неплохо. Значит, ты не станешь поступать в университет, как Клио?

— Нет, миссис Хэнли. Я хочу изучать гостиничное дело. Там можно научиться многому. Не только бухгалтерии, но и кулинарии и всему остальному.

— А как твой отец относится к тому, что ты не поступаешь в университет? По-моему, он мечтал об этом всю жизнь.

Кит посмотрела на миссис Хэнли:

— Серьезно? Он никогда об этом не говорил. Ни словом не обмолвился. Пойду-ка я домой и спрошу его… Я не догадывалась об этом, пока вы не сказали.

— Может, я ошиблась? Не стоит зря расстраивать людей… — встревожилась миссис Хэнли.

Во взгляде Кит чувствовалось раздражение. Она не знала, что миссис Хэнли так стыдилась собственной дочери, работавшей в низкопробном дублинском кафе даже не официанткой, а простой уборщицей, что делала все, чтобы унизить остальных девушек Лох-Гласса.

А миссис Хэнли не знала, что стоявшая перед ней сердитая девушка толком не слышала ее слов. Чтобы вызвать бурю, достаточно было просто произнести имя ее отца.

В ту ночь Кит плохо спала. Она уже несколько дней ни на чем не могла сосредоточиться. Вдруг мать напишет из Англии или, хуже того, приедет? Неужели счастливое будущее отца растает у нее на глазах?

— Эммет, от тебя пахнет спиртным, — заметила Кит.

— Серьезно? Я думал, все уже выветрилось.

— О чем ты думаешь?

— А ты не наябедничаешь?

— Разве я когда-нибудь ябедничала?

— Ну, мы с Майклом Салливаном и Кевином Уоллом… выпили по коктейлю.

— Не верю.

— Точнее, слили остатки из бутылок, лежавших в баре Фоули, в кувшин и перемешали.

— Эммет, ты рехнулся. Совершенно рехнулся.

— Честно говоря, это было ужасно. Одна вода. Потому что в бутылках из-под виски и бренди почти ничего не осталось.

— Как тебе не стыдно!

— Ладно, спасибо, что сказала. Надо будет почистить зубы.

— Ради бога, зачем ты это делаешь?

— Ну, нужно же чем-то заняться. Иногда здесь бывает тоскливо. Скажешь, неправда?

Кит посмотрела на Эммета и закусила губу. Что она могла ответить?

— Как дела, Кит? — окликнул ее Стиви Салливан.

— Паршиво, — ответила Кит.

— Терпеть не могу, когда у хорошеньких девушек бывает плохое настроение, — обольстительно улыбнулся Стиви.

Но на Кит Макмагон его улыбка не подействовала.

— Мне было бы куда лучше, если бы ты помешал своему братцу устраивать коктейли на задах Фоули и Лапчатого.

— Ты что, решила податься в Общество трезвости? Не дают спать лавры отца Мэтью, апостола воздержания? — спросил Стиви.

— Просто не хочу, чтобы от моего брата несло перегаром.

— О’кей, — кивнул Стиви.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что приму меры.

— Спасибо, — сказала Кит и вошла в дом.

Поднимаясь по лестнице, она уже ругала себя за то, что так строго отнеслась к обычной мальчишеской игре. Они не были пьяными. Просто притворялись взрослыми.

Наверное, сказала она себе, это из-за отца. Ему приходится нелегко. А будет еще тяжелее, когда он узнает, что его жена не утонула в озере. Потому что у Кит больше нет сил. Она не сможет молчать об этом так же, как молчала о сожженном письме. Теперь тайное станет явным и все рухнет.

Ей приснилось, что мать вернулась домой и вся семья пьет чай на кухне.

«Не надо сердиться на Кит», — говорит мать. Все сидят вместе, за их спинами стоит Рита. Только Кит, как отверженная, притулилась на дальнем конце стола. И откуда-то доносится громкий плач Моры.

— Кит, я хочу сделать тебе подарок в честь окончания школы. — Миссис Хэнли протянула Кит плоскую коробку.

— Большое спасибо, миссис Хэнли. Очень любезно с вашей стороны.

— Открой и посмотри. Может, тебе не понравится.

В коробке лежал ярко-желтый свитер с короткими рукавами. Кит никогда не носила таких вещей. Ладно, под жакет сойдет.

— Красивая вещь, миссис Хэнли. Вы очень добры.

— Детка, вчера я наговорила лишнего. Не обращай внимания, ладно?

Кит удивленно посмотрела на нее. Она представления не имела, о чем говорит эта женщина. События последних дней от нее ускользали. Она с трудом помнила, что было после возвращения из Лондона. Все казалось нереальным.

* * *

Дни и ночи стали для Лены бесконечными. Она спала — точнее, пыталась спать — в уголке огромной кровати, которую когда-то делила с Льюисом.

В офис она ходила как на автомате; работа потеряла для нее всякий смысл. Уже не надо было ни бежать домой во время ленча, чтобы побыть с Льюисом лишний час, ни торопиться к ужину.

Прошел день ее рождения, но никто об этом и не вспомнил. Ни Льюису, ни Кит не было до этого дела, а для остальных она умерла. Может быть, Айви помнила, но она была тактична и понимала, что праздновать в этом году Лене нечего.

Иногда во время субботнего ленча, когда закрывалась дверь агентства, Лена поздравляла себя с тем, что сумела прожить еще одну неделю. Возможно, так будет продолжаться до конца ее жизни — конечно, если дочь сумеет это вынести. До тех пор она будет скрываться в Лондоне и спать в постели мужчины, который бросил ее так же, как она бросила собственного мужа.

Некоторые дни были труднее остальных. В агентство обратилась одна вдова, просившая подыскать ей работу на неполный рабочий день. В четыре часа пополудни ей нужно быть дома: в это время возвращается из школы ее сын.

— Понимаете, ему тринадцать лет, а в этом возрасте они особенно нуждаются в матерях, — поделилась она с Леной.

К ее удивлению, глаза миссис Грей наполнились слезами.

— Да, очень нуждаются, — серьезно сказала Лена. — Мы сделаем все, чтобы найти для вас что-нибудь подходящее. — И посвятила себя решению этой задачи. Как будто помощь этой женщине извиняла ее перед сыном.

Она много думала об Эммете. Может быть, он более добросердечен и не торопится осуждать людей, как Кит. Тем более что сам он ни в чем не виноват. Он не сжигал письмо, адресованное другому. Может быть, она сумеет найти способ написать ему и сообщить, что жива? Или это чистое безумие?

А как же быть с Мартином? С Мартином, к которому она была так несправедлива? Как быть, если Кит изменит свое решение? Вдруг она во всем признается? Что честнее — сказать Мартину правду самой или позволить ему узнать эту правду из вторых рук?

Она обещала, что не уйдет от него без объяснений, но до него эти объяснения не дошли. Может быть, она хочет вернуться только потому, что Льюис ушел? Во всяком случае, Мартин подумает именно так…

Эти мысли скреблись в мозгу бодрствовавшей Лены как мыши. А ночью ей снилось, что Льюис вернулся. Она просыпалась в холодном поту и понимала, что ошиблась. Однажды ночью Лене приснилось, что она вернулась в Лох-Гласс, вышла из автобуса у монастыря и пошла через городок пешком. Мимо Приозерной улицы, которая вела к дому Келли, мимо почты, дверь которой Мона Фиц захлопнула у нее перед носом. Почтальон Томми хотел выйти и поговорить с ней, но Мона позвала его обратно. Шторы в окне полицейского участка колыхнулись; ее заметили, но никто не вышел поздороваться. Чтобы не встречаться с ней, миссис Хэнли вывесила на двери своего магазина объявление «ЗАКРЫТО ПО ТЕХНИЧЕСКИМ ПРИЧИНАМ».

У дверей бара Фоули стояла мрачная толпа. Гараж Салливана был пуст, посетители хозяйственного магазина Уолла свернули в другую сторону, а отец Бейли торопливо пошел к церкви, лишь бы не видеть ее. Когда она вернулась на перекресток и перешла на другую сторону улицы, надеясь встретить кого-нибудь, двери бара Лапчатого оказались закрытыми, а миссис Диллон не захотела с ней разговаривать. Дэн и Милдред О’Брайен из гостиницы «Центральная» старательно избегали ее взгляда.

А потом она очутилась в аптеке, подняла голову и крикнула: «Я дома!»

Но ответа не дождалась.

На лестничную площадку вышла Рита, одетая в черное.

«Боюсь, мэм, вы не можете войти. Хозяйка умерла», — мрачно сказала она.

«Хозяйка — это я!» — воскликнула Лена.

«Знаю, мэм, но войти вы не можете».

И тут она проснулась мокрая от пота. Это была правда. Никакой новой жизни у нее не будет. Можно по-прежнему оставаться для всех женщиной, утонувшей в озере.

Лена ужасно скучала по письмам. Но заходить за ними к Айви не имело смысла: Кит больше никогда не напишет ей. Подруга матери больше никогда не получит писем, переполненных новостями.

Кит тоже скучала по письмам. Писать было некому, некому рассказывать о том, что ждет ее впереди, о колледже, о собачьей преданности Филипа О’Брайена и растущем высокомерии Клио. Лена Грей, которой она писала, могла найти выход из любого положения. Конечно, за исключением того, в котором обе оказались сейчас.

Письма были для нее тогда настоящим благословением. Но, увы, прошли те времена, когда сестра Мадлен тайком передавала ей конверт с английским штемпелем, который она уносила домой и вскрывала у себя в спальне. Понимание того, что все в этих письмах было ложью, превращало их в ничто. Кит не могла вспоминать о них без дрожи. Она больше не верила Лене Грей. Ни на грош.

Пришла открытка от Филипа. Он был в Килларни.

Дорогая Кит!

Я устроился поработать в гостиницу, которую ты видишь на открытке, на время каникул. Представь себе, что на открытке изображена твоя собственная гостиница. Было бы, чем похвастаться.

Не могу дождаться начала занятий, а ты? У нас большое преимущество перед остальными. Мы будем вместе, а им придется искать новых друзей.

С любовью,

Филип.

Дорогая Кит!

Твой отец сказал мне, что ты будешь жить в общежитии на Маунтджой-сквер. Уверена, что тебе будет удобно там во время учебы в колледже.

Конечно, одним из самых больших преимуществ жизни в Дублине будет для тебя ощущение свободы от дома и всего, что с ним связано. Хочу сообщить тебе, что у меня есть квартира в Рэтмайнсе, и я буду рада, если ты навестишь меня. Но только не подумай, что я буду сидеть дома и ждать тебя. Я ухожу с работы в половине шестого и в случае хорошей погоды около часа провожу на поле для гольфа. Часто хожу в кино или в гости. Иногда люди приходят ко мне на ужин.

Я пишу тебе об этом, чтобы ты не подумала, будто я изнываю от одиночества или хочу следить за твоим поведением в Дублине. Сообщаю номер своего телефона на случай, если ты решишь как-нибудь зайти ко мне поужинать.

Искренне любящая тебя

Мора.

Дорогой Майкл Салливан!

Тебе пишет доброжелатель. Люди видели, как ты допиваешь остатки из бутылок на задворках пивных Лох-Гласса.

Это нужно прекратить.

Немедленно.

Иначе об этом узнает сержант О'Коннор.

И отец Бейли.

А самое главное — твой брат, который выбьет из тебя дурь.

Предупреждаю в последний раз!

Дорогой Филип!

Как бы, мы ни жили в Дублине, но вместе мы не будем. Я хочу, чтобы ты знал это с самого начала во избежание недоразумений.

С любовью (но только если ты поймешь это правильно), Кит

— Стиви, в Дублине ждут, чтобы я как можно скорее приступила к своим обязанностям, — сказала Рита.

— О боже! Скоро ты забудешь Лох-Гласс как кошмарный сон.

— Да, осталось немного.

— Но эта женщина еще не переехала к Мартину.

— Если ты говоришь о Море Хейз, то они — очень близкие друзья. Но ты прав… Помолвки еще не было.

— Я думал, ты останешься со мной и будешь вести бухгалтерию.

— Стиви, твоя мать этого не одобряет.

— Не обращай на нее внимания. Бери пример с меня.

— Не очень приятно, когда тебя просят выносить мусор, скрести кастрюли или мыть посуду…

— Брось, Рита. Просто не делай этого, и все. Она попросит, а ты откажи. Это как в игре.

— Только не для меня.

— Не верю. Это всего лишь предлог… Ты нашла работу получше?

— Да нет.

— А что тогда?

— Я была никем. Сумела выбиться в люди. И хочу жить там, где со мной будут считаться.

— Я тебе хорошо плачу.

— Если бы я пошла на панель, то получала бы больше. Деньги — еще не все.

— О’кей, согласен, я человек грубый. У меня нет времени на обходительные разговоры.

— Но с клиентами ты ведешь себя вежливо. И с людьми, которые могут обратиться не к тебе, а в агентство Форда…

— Это правда.

— С девушками, на которых ты положил глаз. С теми, у кого ты можешь получить кредит. И с людьми, которые могут позволить себе купить новую машину.

— У тебя цепкий взгляд.

— Да. И мне нравится далеко не все из того, что я вижу.

— О боже, Рита, ты меня пристыдила. Больше мне сказать нечего.

— Странно… Кажется, ты говоришь правду, — усмехнулась Рита.

— Значит, мир? Я получил урок, и теперь все в порядке? — Он чарующе улыбнулся.

— Стиви, ты ведешь себя как мальчишка. Это на меня не действует! — засмеялась Рита.

— Что я могу для тебя сделать?

— Ничего. Разве что дать хорошую рекомендацию. С завтрашнего дня я у тебя не работаю. Дела в полном порядке.

— Неужели ты уйдешь от меня?

— Не столько от тебя, сколько от твоей матери.

— Моя мать здесь ни при чем.

— Она была бы ни при чем, если бы не показывалась в офисе.

— Кто научил тебя такому упрямству?

— Миссис Макмагон, благослови ее Господь.

— Сомневаюсь, что он это сделает. Она ведь утопилась.

— Стиви Салливан, ты слишком много болтаешь.

— Я повышу тебе жалованье. Останься, Рита. Пожалуйста.

— Нет, но за предложение спасибо.

— Кем я тебя заменю?

— Пожилой женщиной. Еще старше меня.

— Рита, сколько тебе лет? Ты ведь совсем девчонка.

— Я на добрых пять лет старше тебя.

— В наши дни это ничто.

— Возьми на мое место опытного человека. Женщину, которая сможет выстоять перед твоей матерью.

— Что мне написать в рекомендации?

— Я уже сама ее написала, — улыбнулась Рита.

— Рита, я не могу в это поверить. Просто не могу, — промолвил Мартин Макмагон.

— Да, сэр, я ухожу.

— Я могу сделать что-то, чтобы ты осталась?

— Сэр, вы все делали для моего блага, и я подыщу вам кого-нибудь. Того, кто займет мое место.

— Рита, тебе нет равных.

— Я хочу порекомендовать вам свою двоюродную сестру. Она будет работать по утрам, стирать, гладить, мыть овощи… Возможно, вы захотите установить новый порядок и вести домашнее хозяйство по-другому. — Так она намекала, что Мартину пора жениться.

* * *

Мора Хейз вскрыла конверт со штемпелем «Лох-Гласс». Письмо было напечатано на машинке.

Мисс Хейз, прошу прощения за столь необычное письмо. Если Вы обидитесь, это будет означать, что я совершила ошибку…

Мора быстро посмотрела, от кого оно. Подпись «Рита Мур» сначала ничего ей не сказала, но потом она вспомнила. Девушка, работавшая в доме Мартина, извещала ее о своем уходе. И о том, что освобождаются два рабочих места. Администратора и бухгалтера в гараже напротив.

— Ну что, ты нашел общий язык с юной Кит Макмагон? — спросил сына Дэн О’Брайен накануне начала занятий в колледже на улице Катал Бруга.

— Что ты имеешь в виду?

— Сам знаешь.

— Понятия не имею, — ответил Филип.

— Если так, выражусь прямо. Вы собираетесь жить вместе?

— А если и так?

— Тогда я хочу предупредить тебя. Она может оказаться такой же ветреной, как и ее мать, а я не хотел бы, чтобы ты женился на подобной женщине.

— Спасибо, отец.

— Не говори со мной таким тоном.

— Каким тоном?

— Милдред, поговори с ним.

— По-моему, это бесполезно. Он решил вести себя так же, как вся современная молодежь.

— Сестра Мадлен, я хотела вас предупредить насчет писем из Лондона, — промолвила Кит.

— Что-то случилось?

— Думаю, теперь подруга моей матери будет писать мне в Дублин, на адрес общежития.

— Да, конечно…

— Я просто не хотела, чтобы вы сочли меня неблагодарной или решили, что я что-то от вас скрываю.

— Конечно нет. Простые вещи часто кажутся сложными. — Сестра Мадлен относилась к своей должности альтернативной почтовой службы не слишком серьезно. — Кит, когда ты доживешь до моих лет и станешь разговаривать с бабочками, птицами и лисами, которые приходят к дому в конце лета, то тоже не будешь знать, что происходит на самом деле, а что тебе только снится…

— Иными словами, у всех есть свои секреты?

— Конечно. Просто у кого-то они важные, а у кого-то — не очень.

Кит посмотрела на сестру Мадлен. Ей хотелось задать еще один вопрос, но где взять нужные слова?

— Предположим, вы что-то знаете… то, что может остановить… — Голубые глаза монахини оставались безмятежными. — Я вот что подумала… Если бы с кем-нибудь могло что-то случиться… кто-то должен попытаться помешать этому или лучше не вмешиваться?

— Действительно, вопрос трудный, — посочувствовала ей сестра Мадлен.

— Для ответа нужны подробности, да?

— Нет, нет. Ничуть. Просто каждый находит решение сам. Заглянув в собственную душу.

— Допустим, человек так и сделал. Но для правильного ответа этого может оказаться недостаточно.

— Правильно то, что помогает людям и делает их счастливыми…

И Кит уже не в первый раз подумала о том, что такой простой взгляд отшельницы на законы Господа вряд ли получил бы одобрение официальной Римско-католической церкви.

* * *

Лена покупала газету каждую неделю и прочитывала ее от корки до корки, мечтая, чтобы там больше писали о Лох-Глассе, а не об окрестных городках.

Сначала она читала ее со страхом. Боясь сообщений о грандиозном местном скандале. Но через несколько недель поняла, что тяжесть нового знания не сломила Кит. Так что появления статьи, разоблачающей старую ошибку с идентификацией тела, можно было не бояться.

Лена прочитала, что два выпускника лох-гласской школы поступили в колледж Святой Марии. Кит назвали дочерью известного аптекаря Мартина Макмагона и его покойной жены, миссис Элен Макмагон.

Она читала о новой канализационной системе, усовершенствовании дорог и кампании за улучшение уличного освещения. Видела фотографию автобусной остановки и читала возмущенную статью о том, что с нее сорвали вывеску.

А в один прекрасный день неожиданно прочитала объявление о предстоящем бракосочетании лох-гласского аптекаря Мартина Макмагона и мисс Моры Хейз. Лена долго сидела неподвижно, а потом прочитала заметку еще раз.

Кит Макмагон должна была быть очень сильной девушкой, чтобы смириться с этим и позволить отцу стать двоеженцем. Она ведь знала, что ее мать жива. Какой же нужно было обладать смелостью, чтобы стоять в церкви и следить за венчанием, зная, что это блеф, и рискуя в случае разоблачения навлечь на себя гнев церкви и государства?

Либо смелостью, либо ненавистью, которая заставляла ее верить, что для нее мать действительно мертва.

Кит знала, что права. Сестра Мадлен не ошибалась: нужно следовать велению души.

И все же она волновалась. А вдруг Лена узнает о венчании и захочет сорвать его? Вдруг приедет в последний момент? Если бы Кит позволила испортить торжество ее отца и превратить его и Мору в посмешище, это было бы непростительно. Но написать Лене и попросить ее об услуге она не могла.

Тогда в Лондоне она ушла с уверенностью, что поступает правильно. Мать для них больше не существовала. Разве можно теперь умолять ее не приезжать и не разрушать счастье, которое так медленно возвращалось в их семью? Оставалось лишь надеяться и молиться, чтобы Лена не узнала о предстоящем бракосочетании. Да и откуда? Она не поддерживала отношений ни с кем из жителей Лох-Гласса. А в новостях вряд ли станут упоминать о таком незначительном событии.

Найти подходящие слова для обращения к Богу было трудно, поэтому Кит читала все молитвы, в которых говорилось о ритуале венчания.

Господь ведь милостив, правда?

Лена пыталась представить себе это.

Мартин держит руку Моры Хейз и произносит слова, которые говорят венчающиеся во всем мире. Мартин приводит Мору домой и ложится с ней в постель. Мора занимает почетное место за кухонным столом, следит за успехами Кит в учебе, покупает Эммету одежду…

В разгар ночи она закурила сигарету. Но что значит еще одна бессонная ночь? Их было много.

Утром она приняла решение. Во время ленча села на автобус, поехала в район модных магазинов и потратила два часа на выбор платья. Потом положила его в коробку, упаковала и отнесла на почту. На посылке она написала: «Кит Макмагон, студентке первого курса колледжа Святой Марии, Дублин». А потом вложила в посылку записку: «Надеюсь, ты с удовольствием наденешь это платье на свадьбу. Л.»

И тут же отдала коробку на отправку, чтобы не передумать.

Она не рассказала Айви ни о платье, ни о бракосочетании, почему-то решив, что так будет лучше.

Дети снились Лене каждую ночь. Эммет, ищущий ее повсюду — за прибрежными скалами, за деревьями в роще — и причитающий: «Я знаю, ты здесь. Вернись, пожалуйста, вернись». Кит в новом платье, стоящая как статуя у ворот церкви. «Ты не можешь войти, ты не должна присутствовать на венчании, ты похоронена на погосте. Помни об этом и уходи».

* * *

Мора Хейз тщательно обдумывала свадьбу.

Это будет не пир на весь мир, но и не тайный брак Венчание пройдет в Дублине, подальше от слишком любопытных глаз жителей Лох-Гласса. Лилиан будет ее посаженой матерью, а шафером — Питер. Или это неправильно? Ведь Питер был шафером на первой свадьбе Мартина, когда тот женился на Элен. Но если не Питер, то кто? У Мартина не было более близкого друга ни в Лох-Глассе, ни в другом месте. Нет, отказывать Питеру было бы неверно.

Мора наденет белый костюм и синюю шляпку с белой лентой.

Матримониальные планы Моры стали сюрпризом для ее дублинских друзей, которые уже не видели в этой здравомыслящей любительнице гольфа потенциальную невесту. Конечно, они слышали о некоем вдовце, провинциальном аптекаре с двумя детьми, которых Мора очень любила и которые, как ей казалось, были бы довольны, если бы она вышла замуж за их отца. Но тут они с изумлением узнали, что Мора уже нашла себе работу в этом городке. Пост бухгалтера-администратора в быстро развивающейся фирме по ремонту автомобилей, которая находится в двух шагах от ее будущего дома.

Ее сестра там замужем за местным врачом; кроме того, там хорошее поле для гольфа. Коллеги и друзья ворчливо одобрили ее выбор. Отец Бейли из Лох-Гласса должен был присутствовать на свадьбе как гость, но венчание было решено поручить священнику дублинского прихода, к которому принадлежала Мора. На ленче в ресторане ожидалось человек двадцать.

Мора разглядывала фотографии первой свадьбы Мартина, сделанные в 1939 году. На той свадьбе присутствовало человек шестьдесят. Мора узнала брата и сестер Мартина. Семья была не слишком дружной и встречалась только на похоронах и свадьбах.

В список гостей его родных не включили. Это выглядело бы попыткой получить свадебный подарок во второй раз. Мора видела на фотографиях свою сестру Лилиан, юную и невинную, и Питера, строгого, как подобает шаферу. Видела подружку невесты, девушку по имени Дороти, но не сводила глаз с прекрасного лица Элен Хили, женщины, которую Мартин Макмагон любил отчаянно и безрассудно.

Он сам рассказал об этом однажды на озере. Мартин был правдив и справедлив по отношению ко всем — к Элен, к самому себе и к Море. Сказал, что любовь к Элен накрыла его с головой, как песчаная буря.

Мора изучала ее лицо. О чем думала эта женщина в день, когда стояла перед объективом фотоаппарата? Надеялась ли, что долгая жизнь с хорошим, добрым человеком вроде Макмагона излечит рану, нанесенную другим мужчиной, мужчиной, который бросил ее, которого она любила и чьей женой она хотела стать? Лицо было овальным, глаза — большими и темными, улыбка — приветливой. Но даже тот, кто не знал всей истории, мог сказать, что невеста на собственной свадьбе должна выглядеть по-другому. Или нет? Если так, то человек, стоявший за камерой, видел то, чего не видел никто другой.

Мора прогнала от себя грустные мысли и вернулась к списку гостей. В него вошли О’Брайены — главным образом в компенсацию за то, что свадьба пройдет не в ресторане их гостиницы. Юный Филип, который учится с Кит в колледже, тоже сможет прийти. Глупо считать, что все молодые люди должны нравиться друг другу на том основании, что они выросли по соседству.

* * *

Айви позвонила в агентство Миллара.

— Боюсь, у нее клиент, миссис Браун, — ответила Доун. — Я могу вам помочь?

— Нет, милочка, скажите ей, чтоя звоню. Это займет всего полминуты.

— Миссис Браун, я знаю, что вы ее подруга и все такое, но сейчас она беседует с крупным бизнесменом, который может оказаться очень полезным для нашего агентства. Не знаю, скажет ли она спасибо мне или вам за то, что ее прервали.

— Она скажет вам спасибо, — ответила Айви.

— Миссис Грей, звонит миссис Айви Браун. Она очень настойчива. Можно оторвать вас на минутку?

— Да, Доун, благодарю вас, — недрогнувшим голосом ответила Лена.

Айви знала, что Доун услышит их разговор.

— Ох, Лена, прошу прощения, что отвлекаю вас, но пришел мистер Тайрон и просит свой ключ. Я сказала, что отдала его вам.

— И правильно сделали, — весело ответила Лена.

— Наверное, я должна сказать мистеру Тайрону, когда вы вернетесь.

— Вечером. Самое раннее в восемь. Большое спасибо за звонок, Айви.

Но Айви оставалась на проводе до тех пор, пока не услышала щелчок, означавший, что Доун тоже положила трубку. Миссис Браун мрачно усмехнулась. Они никогда раньше не пользовались кодом, но Лена все схватывала на лету. Они часто хихикали над тем, что красавчик Льюис напоминает какую-то кинозвезду. Скорее всего, Тайрона Пауэра.

Айви не хотела, чтобы Доун узнала о возвращении беглого мужа миссис Грей. Тем более Доун не следовало знать, как жадно Лена ждала этого возвращения.

Восемь часов. Это означало, что Лена пойдет в салон красоты.

Грейс была настроена философски.

— Конечно, я не считаю вас дурой. Думаю, вы правы. Необходимо выглядеть как можно лучше… Если он останется, вы обрадуетесь, что не пожалели для этого усилий. Если нет, то сможете без труда найти себе другого.

— Другой мужчина мне не нужен, — ответила Лена.

— Конечно, — согласилась Грейс. — В том-то и дело. Это самая большая проблема на свете, не так ли?

Айви была наверху и наводила порядок в квартире. Она вытерла пыль со столика у окна и поставила на середину стеклянную вазу с желтыми розами. Выгладила несколько блузок Лены и постелила чистые простыни. Выкинула остатки старых полуфабрикатов, пакеты с зачерствевшим печеньем и положила на их место свежий хлеб, ветчину, помидоры и бутылку вина. Это не создавало впечатления, что Льюиса тут ждали, но и не свидетельствовало о полном отчаянии.

В последнее время Айви молилась не слишком часто, но сегодня весь день молила Всевышнего, чтобы возвращение Льюиса прошло удачно. Чтобы он увидел то, что заставит его остаться.

Напротив было кафе, где рабочие ели сандвичи и пили чай. Льюис Грей сидел там, среди них, выделяясь одеждой и загаром, но это компенсировалось его непринужденностью, общительностью и желанием выяснить шансы лошадей на завтрашних скачках. Уголком глаза он следил за домом номер двадцать семь.

Он провел здесь уже час. Айви сказала, что Лена вернется в восемь. Увидев ее, Льюис извинился перед собеседником, перебежал на другую сторону улицы и нагнал Лену уже на площадке второго этажа.

— Лена!

Обернувшаяся к нему женщина была красива и уверена в себе. Каждый мужчина остановился бы, чтобы посмотреть на нее. Волосы, которыми всегда восхищался Льюис, сияли, косметика была безукоризненной. Так не выглядела ни одна женщина, возвращавшаяся домой после долгого трудового дня. Льюис поднялся по ступенькам и остановился рядом. От Лены пахло духами; большие глаза смотрели на него с интересом и удивлением.

— Вот это сюрприз… — медленно сказала она.

— Ты не зашла к Айви.

— Я делаю это не каждый вечер. — Они беседовали как старые друзья.

— Можно войти? — Он показал на дверь их квартиры.

— Льюис, это твой дом. Конечно, можно.

Ай да актриса! Лена изумлялась собственному искусству.

— Айви сказала, что мой ключ у тебя.

— Верно.

Лена вошла в отполированную до блеска квартиру, чувствуя несказанную благодарность к этой женщине. Все было готово для примирения, обещаний, клятв и ночи любви. А на каминной полке, мимо которой нельзя было пройти, стояло стеклянное блюдечко с ключом. Лена подошла к камину, взяла ключ и отдала его Льюису.

— Я принес шампанское, — сказал Льюис.

— Отлично. — Лена весь день твердила себе, что нужно сохранять спокойствие.

— Я подумал, что, если ты позволишь мне остаться, у нас будет праздник А если нет, то я смогу напиться в утешение. — Его улыбка как была, так и осталась мальчишеской.

Лена улыбнулась в ответ. Для него шампанское было тем же, чем для нее прическа и маска для лица. Грейс права: если Льюис останется, это будет и праздником, и утешением. Так что разницы никакой.

— Тогда давай праздновать, — сказала она и слегка отвернулась, когда Льюис подошел обнять ее. Он не должен был догадаться, что ей не терпится стиснуть его в объятиях, от которых у него перехватит дыхание. Хочется целовать его губы, глаза, шею, медленно раздеть и пойти с ним в спальню. Но признаваться в этом не следовало.

Льюис повернул ее лицо к себе и поцеловал в губы.

— Лена, я дурак.

— Такой же, как и все мы, — ответила она.

— Здесь мой дом. Я понял это через пять минут после своего ухода.

— А теперь вернулся.

— Ты не хочешь узнать… услышать…

— Нет, не хочу. А теперь налей мне шампанского. Или это только пустые обещания?

— Лена, с пустыми обещаниями покончено, — сказал он. — Я буду любить тебя вечно и больше никогда не оставлю.

* * *

Кит вела себя безукоризненно.

— Как по-твоему, что мне надеть? — спросила она Мору.

— Ох, Кит, что хочешь. Что сама считаешь подходящим для такого случая.

— Нет, это твой день, тебе и решать.

Глаза Моры наполнились слезами. Она пыталась что-то сказать, но не могла найти слов.

— И папин, — добавила Кит. — Но мужчины никогда не замечают самого важного. Скажи, что я могу для тебя сделать?

— Мне вполне достаточно того, что ты рада нашей свадьбе, — промолвила Мора, когда к ней вернулся дар речи.

— И Эммет тоже. Но ждать от него таких слов бесполезно.

— Наверное, мальчики относятся к матерям по-другому.

— Нет, дело не в этом. Просто тогда ему было девять лет. А я всегда была ей ближе. Я хорошо ее понимала, а он был еще несмышленышем. Он видел в ней только свою маму… а не личность, как я.

— Надеюсь, она была бы рада тому, что Мартин женится снова. Понимаешь, я совсем другой человек, так что пытаться стать второй Элен…

— Конечно, она была бы рада.

Кит спрашивала себя, как она позволит совершиться этому греховному браку. В обряде венчания есть момент, когда священник спрашивает присутствующих, известно ли им какое-нибудь препятствие, мешающее новобрачным соединиться. Когда этот момент настанет, Кит, зная, что жена ее отца жива, промолчит. В конце концов, когда она спросила об этом сестру Мадлен, та посоветовала ей поступить так, как подскажет сердце.

Ответственность огромная, но она взвалит ее на свои плечи.

Кит освоилась в колледже Святой Екатерины удивительно легко.

В первую же неделю она познакомилась с девушкой по имени Фрэнки Барри, бунтовщицей с насмешливыми глазами. Фрэнки собиралась со временем уехать в Америку и исколесить всю страну, работая в разных гостиницах.

— Думаешь, нам это удастся? — с сомнением спросила Кит.

— Конечно, удастся. Мы же станем членами дублинской гильдии работников гостиниц и ресторанов, а более высокой квалификации на свете нет, — уверенно ответила Фрэнки.

Ее слова обрадовали Кит. Теперь можно было не бояться остаться без работы после двух с половиной лет учебы, не возвращаться безропотно в гостиницу «Центральная» к ужасным родителям Филипа и даже не выходить за него замуж для всеобщего спокойствия.

Филипу тоже нравилось в колледже. Он с гордостью показывал Кит ленточки, на которых вышил собственное имя.

— Можно подумать, что ты маленькое сокровище, — поддразнивала его Кит. — Желанная цель для любой девушки.

Филип покраснел, и она почувствовала угрызения совести. Вот было бы здорово, если бы он влюбился во Фрэнки! Она попыталась свести их, но ничего не вышло. Фрэнки снимала квартиру вместе с двумя девушками, Филип жил у дяди, а Кит — в общежитии.

Работы в Дублине хватало, так что проблема заключалась в выборе. Кит собралась навестить Риту. Филип терпеливо ждал ее после лекций, и она прекрасно знала, что так и будет.

— Нет, Филип. Я должна кое с кем встретиться. Честное слово.

— С кем?

— Прости, не поняла.

— Может, я знаю этого человека? — Филип понял, что перешел границу.

— Да, знаешь. Это Рита Мур.

— Рита? Ваша служанка из Лох-Гласса?

— Да. — Кит не понравился его высокомерный тон. Филип говорил так же, как его мать.

— Ты встречаешься с ней в кафе? — спросил Филип, потрясенный фамильярностью отношений с бывшей прислугой.

— Конечно, нет. Сначала я попрошу Риту прислуживать мне за столом, а только потом позволю ей поесть самой.

— Я только спросил.

— А я ответила, — отрезала Кит.

Рите не терпелось узнать новости и подробности того, как справляется с работой Пегги — девушка, которая приходила на несколько часов выполнять ее прежние обязанности.

— Как ты думаешь, мисс Хейз что-нибудь изменит?

— Надеюсь, да… — ответила Кит. — Понимаешь, мне хочется, чтобы она не просто переехала в наш дом, а сделала его своим.

— Она пригласила меня на свадьбу, — сказала Рита.

— Я знаю… Что ты наденешь?

— Я видела один костюм у Клери. Очень подходящий. И туфли в тон. Светло-зеленые. А что ты наденешь?

— Не знаю. Папа дал мне деньги, но я еще не нашла ничего подходящего.

На следующее утро Кит сказали в колледже, что ей пришла посылка.

Увидев, что посылка из Лондона, Кит отнесла коробку в туалет и открыла; при этом ее сердце колотилось, как паровой молот. Что в очередной раз придумала Лена Грей? Какая страшная тайна, способная уничтожить их всех, лежит внутри?

Она с изумлением достала платье из серо-белого шелка и прочитала записку. Платье не очень понравилось ей, но это не имело значения. Значение имела только записка.

Надеюсь, ты с удовольствием наденешь это платье на свадьбу. Л.

Кит перечитывала ее снова и снова.

Записка означала, что Элен Макмагон дает благословение на этот брак Что она знает про предстоящее венчание и не собирается ему мешать. По лицу Кит покатились слезы. Она почувствовала неимоверное облегчение.

Девушка снова посмотрела на платье. Оно было сшито из шелка. Может быть, даже чистого шелка. Если так, то платье стоило целое состояние. Нужно будет примерить его вечером и подумать, что написать в ответ.

Если она вообще решит написать.

Но за такие подарки принято благодарить. Возможно, именно на это Лена и рассчитывала.

Общежитие Клио было неподалеку от университета. Там жили девушки со всей Ирландии, в том числе из самых аристократических семей. Большинство из них никогда не слышали о Лох-Глассе. Многие учились в закрытых школах и знали друг друга. Обзавестись подругами оказалось не так легко, как думала Клио. В аудиториях было то же самое. Создавалось впечатление, что все остальные студенты каким-то таинственным образом знакомы между собой.

Первые дни учебы в Дублинском университете оказались совсем не такими веселыми, как она надеялась. Впервые в жизни она чувствовала себя одинокой. И впервые в жизни поняла, что она — маленькая рыбка в огромном море, берегов которого не видно.

Клио подбадривала мысль, что если ей так скверно, то Кит еще хуже. Живет с какими-то ужасными будущими гостиничными работниками, приехавшими неизвестно откуда, да еще на другом конце О’Коннелл-стрит, в нескольких милях от центра.

Кит собралась поужинать с Филипом О’Брайеном. Сама пригласила его и сказала, что угощает.

— С чего это вдруг? — подозрительно спросил Филип.

— Я приглашаю тебя по всем правилам. Ты сделал бы так же, если бы я была твоей гостьей и мы пошли бы куда-нибудь.

— Ты приглашаешь меня, так какая разница?

— Разница есть, — решительно ответила Кит.

Филип был высоким, веснушки ему шли, волосы перестали торчать вихрами, а лицо утратило слегка растерянное выражение, свойственное ему в подростковом возрасте. Кроме того, у него было чувство юмора. В большинстве случаев он вел себя как отличный друг. Если не считать одного обстоятельства, о котором Кит и хотела с ним поговорить.

— Пожалуй, я закажу спагетти, — сказала она, изучив меню.

— Они могут оказаться консервированными, — предупредил Филип.

— Вот и хорошо. Я люблю консервированные спагетти. Их намного удобнее есть.

— Только не брякни этого в колледже. Нас с тобой примут за деревенщин.

— О том и речь, — сказала Кит.

— О чем? О спагетти?

— Нет. О нас с тобой, деревенщинах.

— Многие студенты родом из Дублина и других больших городов. Они считают деревенщиной любого, кто приехал из мест, подобных Лох-Глассу.

— Я имею в виду не слово «деревенщина», а слова «мы с тобой».

— Так говорят о двух людях, — обиделся Филип.

— Я не о том. У меня своя жизнь и свои заботы. Я не могу вступить с тобой в отношения, о которых ты мечтаешь…

— Не понимаю, что в этом ужасного… — начал он.

— Ничего ужасного в этом нет. Просто для таких отношений нужно согласие обоих, а не предложение с одной стороны и бездумное принятие его с другой.

— Скажи прямо, ты будешь моей гёрлфренд? — спросил он.

— Нет, Филип.

— Почему?

— Потому что хочу быть самой собой. Хочу жить без бойфренда.

— Всегда?

— Нет, не всегда. Только до тех пор, пока не встречу подходящего парня. Им можешь оказаться ты, и тогда мы придем к согласию.

— Но ты уже встретила меня, — возразил окончательно сбитый с толку Филип.

— Филип, я твой друг, а не гёрлфренд. И если ты скажешь, что я «гёрл», я ткну вилкой тебе в глаз.

— Я всегда хотел, чтобы ты стала моей гёрлфренд, — просто сказал он. — Ты можешь встречаться с кем хочешь, но я всегда буду ждать тебя в лох-гласской гостинице. Может быть, мы даже поженимся.

— Филип, тебе восемнадцать лет. В таком возрасте не женятся. — Рядом с ними остановилась официантка.

— Люди, которые любят друг друга, женятся и в восемнадцать, — сказал Филип, не обращая внимания на девушку с блокнотиком в руках.

— Только если у них должен родиться ребенок! — с жаром ответила Кит.

— Мы можем завести ребенка. Отличная мысль, — подхватил Филип.

— О боже! — воскликнула официантка. — Я вернусь, когда речь зайдет о чем-нибудь попроще. Например, о том, что вы будете заказывать на ужин.

— Что представляют собой ваши студенты? Толпу деревенщин? — спросила Клио.

— Перестань так говорить. В основном это очень симпатичные ребята. Учиться там трудновато, но, думаю, я справлюсь.

— А что ты будешь делать после окончания? Где окажешься?

— О боже, Клио, откуда я знаю? Я проучилась там всего неделю. А где окажешься ты со своим дипломом бакалавра искусств?

— Тетя Мора сказала, что это хорошая база для знакомства с нужными людьми.

— Она никогда тебе такого не говорила.

— Мне не нравится, что ты обсуждаешь с ней мои слова. В конце концов, это моя тетя.

— И моя будущая мачеха.

Обе рассмеялись. Они препирались с семи лет.

— Наверное, так будет всегда, — сказала Клио.

— О да. Когда мы станем старыми дамами и переедем на юг Франции, то будем ссориться из-за наших пуделей или лучшего места для шезлонга, — согласилась Кит.

— Ты уйдешь от Филипа О’Брайена, ворчливого старого владельца гостиницы «Центральная».

— Неправда. Я буду владелицей сети гостиниц.

— Это не для женщины, — возразила Клио.

— А кем будешь ты? Выйдешь замуж за какого-нибудь подходящего парня из «Ферст Артс»?

— Не дай бог! Там нет никого подходящего. Я буду искать мужа среди адвокатов и врачей.

— Станешь женой врача? Клио, на это у тебя не хватит терпения. Посмотри на свою мать.

— Женой хирурга или какого-нибудь другого специалиста… Я все тщательно обдумаю… Кстати, что ты наденешь на свадьбу?

— Платье. Серое с белым, — ответила Кит.

— Из какой ткани?

— Из шелка.

— Не может быть! Где ты его купила?

— В маленьком магазине. Не на главной улице, — уклончиво ответила Кит.

— Ты уверена, что оно тебе пойдет?

— Конечно! Оно довольно нарядное и вполне годится для свадьбы.

— Серое и белое… Как у постящейся монахини.

— Ладно, поживем — увидим.

— Правда, странно, что твой отец снова женится? — спросила Анна Келли Эммета, когда они встретились у кондитерского прилавка в бакалее Диллонов.

— А что здесь странного? — спросил Эммет.

Анна превратилась в очень хорошенькую девушку. У нее были светлые кудри и ослепительная улыбка. После свадьбы Мартина и Моры они станут друг другу родней.

— Ты будешь называть ее мамой? — поинтересовалась Анна.

— О боже, нет. Мы уже зовем ее Морой.

— Она будет спать в комнате твоего отца или твоей матери? — Анну интересовали подробности.

— Не знаю, не спрашивал. Наверное, в папиной. Как все женатые люди.

— А тогда почему этого не делала твоя мать?

— Она была простужена и не хотела заражать отца.

— Простужена? Всегда?

— Так мне говорили, — простодушно ответил Эммет.

— Да, такое бывает, — согласилась Анна и тут же переключилась на другую тему. Они стали обсуждать достоинства сливочных тянучек «Кливс» и «Скотс Клан».

Миссис Диллон следила за ними. Вряд ли эти двое исподтишка стали бы набивать карманы сладостями, но береженого Бог бережет.

Мора отказалась от кольца с бриллиантом, которое жених вручает невесте во время помолвки.

— Для этого мы слишком взрослые, — сказала она Мартину.

— Не говори так. Мы совсем не старые.

— Я не сказала «старые». Просто официальная помолвка нам не нужна… мы и так обо всем договорились.

— Не знаю, как ты могла так долго и с таким пониманием терпеть мою трусость, — сказал Мартин.

— Тс-с… Все в прошлом. Тебе было труднее, чем мне.

Теперь Мора могла быть щедрой. Долгие месяцы, в течение которых она терпела нерешительность Мартина, подошли к концу. И он был всецело поглощен приближавшейся свадьбой. Их брак будет счастливым. Он знал это. А что касается Моры, то она не могла поверить в свою удачу. Ей удалось прогнать призрак прекрасной и беспокойной женщины, которая была ее предшественницей. Теперь Мартин и Мора гуляли осенними вечерами у озера, не вспоминая о том, что именно там закончилась земная жизнь Элен.

— Я хочу, чтобы день свадьбы стал самым счастливым в твоей жизни.

— Так и будет, — ответила Мора.

— Ну, если тебе не нужно кольцо с бриллиантом, то позволь подарить тебе какое-нибудь другое украшение. Мне хочется, чтобы у тебя было что-то кроме простого обручального кольца. Хочешь бриллиантовую брошку?

— Нет, милый. Правда.

— В шкатулке Элен сохранились драгоценности. Может, я отнесу их местному ювелиру и попрошу его сделать из них что-то совершенно другое? Это будет недорого. — Теперь Мартин мог говорить об Элен непринужденно, не испытывая боли.

— Нет, Мартин. Эти драгоценности принадлежат Кит. В один прекрасный день она должна их получить. Может быть, в день совершеннолетия ты отдашь их ей. Девочка будет носить их с удовольствием. Не переделывай их для меня. У меня и без того хватает побрякушек.

— Я давно на них не смотрел.

— Вот и отлично. Пускай полежат до совершеннолетия Кит.

Мора их недавно видела и даже подержала в руках брошку из марказита, браслет, клипсы из синтетических алмазов и пару сережек с рубинами — не то настоящими, не то искусственными.

Но больше всего ее заинтересовали два кольца — обручальное и свадебное. Элен Макмагон не надела их в тот вечер, когда вышла на лодке в озеро. «Обратили ли на это внимание сержант Шин О’Коннор и детективы из Дублина?» — подумала Мора. Это явно указывало на душевное состояние женщины, которую подозревали в том, что она наложила на себя руки. Элен сняла с себя все драгоценности и оставила их в шкатулке.

— Ты пригласишь на свадьбу Стиви Салливана? — спросила Клио Мору.

— Нет. Из-за этого было много споров. Доводом за было то, что он — мой будущий босс. А доводом против — его родня. Конечно, он наш сосед, но подумай о его ужасном младшем брате.

— Зато он холостой и очень симпатичный, — возразила Клио.

— Что и снискало ему репутацию ловеласа. — Мора прекрасно изучила Лох-Гласс. — Мы с Мартином все учли и решили его не звать.

— Тетя Мора, как ты будешь с ним работать? Он же вышел из грязи…

— Клио, выбирай выражения!

Взгляд Моры стал ледяным. Клио с опозданием поняла, что недооценивала тетку. Тетя Мора сильно отличалась от ее матери. Она не любила сплетен и не считала, что некоторые люди от рождения выше других.

За неделю до бракосочетания в аптеку стали поступать свадебные подарки. Но для Мартина и Моры были дороже сопроводительные открытки, в которых им желали всего хорошего и писали, что два таких замечательных человека заслуживают счастья. В последние годы Мора часто приезжала в Лох-Гласс, а детство провела в нескольких милях отсюда. Поэтому никто не считал, что Мартин Макмагон женится на чужеземке.

В отличие от прошлого брака.

Мона с почты прислала фарфоровый сервиз и написала, что он такой же симпатичный, как новая миссис Макмагон. Милдред О’Брайен — набор серебряных кофейных ложечек Уоллы — стеклянное десертное блюдо с серебряной ручкой. Хики, которые рассчитывали доставить к столу мясо, как всегда было, если свадьбу отмечали в Лох-Глассе, обиделись и подарили что-то, подозрительно напоминавшее коврик для ванной.

Лапчатые прислали четыре бутылки бренди и четыре бутылки виски, написав, что такого количества спиртного хватит жениху и зятю новобрачной на целый год. Тут были вышивка от матери Бернард и общины, история графства от брата Хили и коллектива школы для мальчиков, а также набор кастрюль от миссис Хэнли. Сестра Мадлен прислала охапку белого шиповника и ящик, в который можно было посадить черенки. В приложенной записке говорилось, что хотя это и суеверие, но белый шиповник символизирует счастливый брак; каждый год на нем будут появляться цветы и напоминать супругам, как им повезло.

Кит задумчиво смотрела на шиповник Сестра Мадлен знала, что никакая Лена Грей писем Элен Макмагон не присылала. Следовательно, она подозревала, что предстоящий брак с точки зрения церкви законным не будет, но примирилась с этим.

Иногда Кит казалось, что мир встал с ног на голову.

* * *

— Ты никогда не рассказывала мне о Лох-Глассе, — сказал Лене Льюис в субботу утром.

— Пыталась, милый, но ты говорил, что все это очень банально.

— Ну, кое-что… всякие дорогие тебе мелочи… Я ведь не совсем бесчувственный. Ты наверняка думала о детях и Мартине.

— Иногда да, — согласилась Лена.

— Не надо таиться от меня… Мне интересно все, что связано с тобой. Я ведь люблю тебя, — начал оправдываться он.

— Знаю.

— Откуда? — Казалось, Льюиса смутил ее бесстрастный тон.

— Потому что ты вернулся. — И снова это прозвучало равнодушно. На самом деле Лена просто повторяла слова, сказанные ей Льюисом: «Разве я вернулся бы к тебе, если бы не любил?»

— Ну, если так, то все в порядке. — Но Льюис продолжал наблюдать за ней. Сегодня Лена не была похожа сама на себя.

— Как по-твоему, что там сейчас делается?

Лена долго смотрела на него. Сказать, что сегодня в одиннадцать часов утра ее муж венчается с Морой Хейз и что она потратила недельное жалованье на платье, которое ее дочь Кит наденет на церемонию? Или не говорить? Может, узнав о столь важных событиях в ее жизни, Льюис почувствует себя вовлеченным в ее проблемы до такой степени, что забудет об остальном мире? Но через мгновение Лена поняла, что это невозможно. Льюис ее не поймет. Наоборот, осудит за то, что она скрывала от него свою многолетнюю переписку с дочерью и встречу с ней в Лондоне.

— Наверное, там все как обычно, — ответила она. — Как бывает каждую субботу.

* * *

Стиви Салливан сказал, что раз уж он все равно будет в Дублине, то отвезет невесту в церковь, а потом доставит новобрачных в ресторан.

— Стиви, мы не можем принять такое… — начал возражать Мартин.

— О боже, Мартин, это же пустяк! Позвольте сделать вам маленький свадебный подарок.

Стиви был красивым молодым человеком двадцати одного года; длинные темные локоны украшали его смутлый лоб. Когда Стиви был мальчиком, то часто слышал пьяную ругань отца, подозревавшего, что его жена переспала с каким-то цыганом. Иначе откуда у нее взялся сын, настолько не похожий на своего законного папашу? Мать в ответ говорила, что и своим мужем сыта по горло, а потому ни за что не стала бы спать с кем-то другим, тем более с цыганом. Собственный сексуальный опыт подсказывал Стиви, что если мать говорила правду, то она упустила в жизни очень многое. Но это мнение он предпочитал держать при себе.

— Мора, можете рассчитывать на меня. Неужели вы хотите отправиться на собственную свадьбу в одном автобусе с этими дублинцами?

Мора была благодарна ему. Действительно, было бы приятно по дороге в церковь видеть рядом лицо друга. Она заранее собрала вещи, стоявшие в ее дублинской квартире, и отвезла их в Лох-Гласс. Квартиру отремонтировали и сдали молодой паре, которая уже въехала туда. Мора надеялась, что со временем там смогут жить Кит и Клио. Квартира была словно создана для них: две спальни, центральное отопление… Однако этому могла помешать несовместимость их характеров. Между девушками не было настоящей дружбы; их отношения больше напоминали соперничество. Оставалось надеяться, что со временем они поумнеют…

Когда Стиви заехал за Морой в гостиницу, на нем был темный костюм, который было легко принять за форму.

— Чудесно выглядите, Мора, — сказал он.

Стиви увидел ее первым; то, что он был почти мальчиком, не помешало Море ощутить удовольствие. Лицо и шею залила краска.

— Спасибо, Стиви.

— Я рад, что моя служащая умеет следить за собой…

В большой церкви Кит и Клио стояли бок о бок С момента встречи Клио не отрывала взгляда от платья подруги.

— Так в каком магазине ты его купила?

— Я уже говорила, не в центре.

— Врешь и не краснеешь.

— Почему это?

— Потому что ты такой родилась.

— Спроси кого хочешь. Папу. Мору…

— Ты соврала и им тоже. Это платье из чистого шелка. Оно стоит целое состояние. Ты его не украла?

— Совсем рехнулась… А теперь помолчи и не мешай мне получать удовольствие от отцовской свадьбы.

И тут начался ритуал. Мора Хейз шла по проходу под руку с братом. Широко улыбавшийся Мартин Макмагон ждал ее у алтаря.

— Она потрясающе выглядит, — прошептала Клио. — И платье у нее тоже потрясающее.

— Она его украла. Как и большинство присутствующих, — язвительно ответила Кит.

Стиви, стоявший у выхода, открыл новобрачным дверь машины.

— Я не знал, что он придет, — сказал Филип Клио.

— О, этот тип проберется куда угодно, — ответила Клио. — Для человека со смазливой и бесстыжей физиономией все двери этого мира открыты настежь.

Похоже, Филип ощутил досаду.

— Это его машина? — спросил он.

— Да, — мрачно ответила Клио. — Салливаны рассчитывают на то, что когда-нибудь люди разбогатеют и начнут покупать дорогие вещи. А Стиви показывает им пример.

— Он нравится женщинам?

— Да, но только в определенном смысле. Лично я и удочкой бы к нему не прикоснулась. Он спал со всеми служанками и уборщицами от Дублина до самого Лох-Гласса.

— Серьезно? — Филип оторопел.

— Так я слышала.

— И ни одна из них… э-э… не забеременела?

— Наверное, нет. Иначе мы бы об этом узнали.

Мора удачно выбрала ресторан. Они сидели в просторном зале с диванами и креслами, обтянутыми ситцем. Шустрые официантки следили за тем, чтобы бокалы были полными. Когда гости расселись, на них упали лучи позднего осеннего солнца.

Места за столом были тщательно продуманы. Кит и Эммет разместились по обе стороны от Риты. О’Брайенов разделили так, чтобы они не могли видеть друг друга. Лилиан Келли посадили между двумя коллегами Моры, которые должны были развлекать сестру невесты разговорами о дублинских магазинах и скачках.

Им подали грейпфрутовый коктейль, затем жареную курицу и ветчину, а на десерт — мороженое с горячей шоколадной подливкой. Свадебный торт был небольшим и одноярусным.

— Многоярусный торт заказывают тогда, когда есть надежда на скорые крестины, — объяснила Милдред О’Брайен своему удивленному соседу.

Тосты были очень простыми. Питер Келли сказал, что сегодняшний день — самый счастливый за долгие годы. И что он рад за своего лучшего друга, который нашел себе спутницу до конца жизни. Все захлопали.

Мартин поблагодарил всех, кто оказал ему моральную поддержку и пожелал счастья. Ему особенно приятно, что Мора уже обзавелась в Лох-Глассе множеством друзей, а потому переедет в городок как к себе домой. Когда все решили, что с речами покончено, с места поднялась Мора Макмагон. Собравшиеся зашептались. Женщины редко говорили на публике. А невесты — вообще никогда.

— Я хочу присоединиться к Мартину и сказать, что это самый счастливый день в моей жизни. Но моей особой благодарности заслуживают Кит и Эммет Макмагоны, которые проявили неслыханную щедрость и согласились поделиться со мной их отцом. Они — дети Мартина и Элен и всегда останутся ими. Я надеюсь, что память об их матери никогда не исчезнет. Элен будут помнить и они, и все мы. Без Элен Макмагон не было бы ни Кит, ни Эммета. Без Элен Мартин не узнал бы счастья, которое ему дал первый брак. Я благодарю Элен за все, что она дала нам. Надеюсь, дух Элен слышит, как тепло о ней говорят сегодня. И я даю слово всем присутствующим, что изо всех сил постараюсь подарить Мартину счастье, которого он заслуживает. Он очень хороший человек.

Ощутив глубину чувства, которое скрывалось за этими словами, гости на мгновение умолкли, потом захлопали и подняли бокалы. Затем в углу негромко заиграл пианист, и гости спели несколько песен. Об этом позаботилась Мора. На свадьбе Мартина и Элен песен не пели.

У дверей ресторана их ждал Стиви Салливан. Мора не стала переодеваться. Свадебное платье и жакет вполне годились для путешествия. Чемоданы были собраны и уложены в багажник.

— Кит, ты просто ослепительна, — сказал Стиви.

— Тогда побереги глаза, — отрезала Кит. — А то еще разобьешь машину новобрачных по пути на вокзал.

— Я слышал другое, — возразил Стиви.

— Разве ты не доставишь их к поезду? Они едут в свадебное путешествие.

— Доставлю. Только не на вокзал, а в аэропорт.

— В аэропорт? — Кит думала, что Мартин и Мора едут в Голуэй.

— Они летят в Лондон, — ответил Стиви. — Разве тебе не сказали?

 

Глава седьмая

Увидев письмо с ирландским штемпелем и маркой, надпись на которой было невозможно произнести вслух, Айви не поверила собственным глазам. Когда Лена, спешащая на работу, спустилась по лестнице, Айви отодвинула штору.

На такое Лена и надеяться не смела. Она села у Айви на кухне и прочитала письмо, написанное на одной странице. Там не было ни обращения, ни приветствия. Как, впрочем, и на записке, посланной ею Кит.

Большое спасибо за красивое платье. Все им восхищались. Оно пришло на адрес колледжа больше недели назад, но я не торопилась с ответом.

Теперь могу сообщить, что церемония состоялась. Все прошло очень хорошо, и сегодня они улетели в Лондон. Я думала, что они поедут в Голуэй, но оказалось, что у них заказан номер в лондонской гостинице «Риджент Пэлис».

Я знаю, Лондон огромный город, но все же хочу предупредить. Просто на всякий случай.

Еще раз спасибо за платье.

Кит.

Лена сидела, сжимая письмо в руке.

— Плохие новости? — спросила Айви.

— Нет. Не плохие.

— Значит, она общается с вами?

— Нет, не общается. Во всяком случае пока.

— Ох, Лена, перестаньте! Не заставляйте себя просить… Что все это значит?

— Она предупреждает меня о… Но я не рассказала вам предысторию. Отложим до первого длинного одинокого вечера, ладно?

— Таких вечеров нам предстоит множество, — согласилась Айви.

Придя в агентство, Лена увидела, что ее дожидается Джесси Парк Нынешняя Джесси давно не напоминала усталую, запыхавшуюся женщину в кардигане, которую Лена встретила в первый день. Эта ухоженная сорокасемилетняя дама излучала уверенность в себе. Ее мать играла в карты с членами клуба пожилых людей и напрочь забыла о своих проблемах с пищеварением.

Джесси и мистер Миллар договорились о дате венчания и собирались устроить небольшой ленч на восемь персон в ресторане гостиницы. Сможет ли Лена стать свидетельницей невесты? Свидетелем Джима Миллара будет его брат. Конечно, они будут счастливы, если на свадьбу придет и Льюис. Лена обняла Джесси и сказала, что сделает это с удовольствием. Она очень надеется, что Льюис сможет освободиться, но у него очень плотный график Лена все говорила, но мысленно была далеко отсюда.

Господи, как вовремя Кит предупредила ее, что Мартин и Мора прилетают в Лондон! А вдруг свадьбу Джесси будут праздновать в гостинице «Риджент Пэлис»? Бывают совпадения и похуже. Как говорится, чем черт не шутит…

Она знала, что Льюис не захочет идти на свадьбу.

— Милая, я по горло сыт этим на работе, — сказал он, огорченно улыбнувшись и разведя руки в стороны: это должно было означать, что стоит Льюису двинуться, как свадьбы посыплются на него дождем.

Действительно, прибыли «Драйдену» от таких свадеб не было никакой. Но Лена не стала делать из этого никаких выводов.

— Я просто хотела сказать, что они будут рады твоему приходу. Вот и все.

— Так ты сможешь избавить меня от этого? — обрадовался Льюис.

— Легко, — ответила она.

Морщинки вокруг его глаз тут же разгладились. Наверное, Льюису Грею не улыбалось идти на свадьбу вместе с Леной и наблюдать за тем, как другие люди дают клятву прожить друг с другом до самой смерти. В последнее время он был беспечен и счастлив, а устраивать ссору из-за его нежелания принимать участие в торжестве по меньшей мере глупо. Льюис терпеть не мог таких сцен.

Лена не заставляла его идти на свадьбу, не жаловалась, что ее бросают, и за это Льюис любил ее еще больше. Вскоре он неожиданно пришел к ней на работу и принес счастливой паре бутылку шампанского.

— Сожалею, что не смогу присутствовать на вашем бракосочетании, — сказал он.

Во взгляде и голосе Льюиса читалось такое искреннее сожаление, что Лена и сама едва не поверила ему.

Конечно, Джим Миллар и Джесси Парк были очарованы.

— Ваш муж замечательный человек И прекрасный специалист, — сказал Джим Миллар.

— Странно, что он еще не стал владельцем собственной гостиницы, — добавила Джесси.

— В один прекрасный день так и будет, — ответила Лена. Но так далеко она не загадывала. Опыт подсказывал ей, что лучше жить одним днем.

Пока Лена одевалась, Льюис лежал в постели и одобрительно хмыкал. Сегодня у него было свободное утро.

— Ты слишком хороша для этой толпы, — сказал он. — Давай куда-нибудь закатимся и потрясем мир.

— Увидимся позже. — Лена послала ему воздушный поцелуй.

— Смотри не напейся! — крикнул он вслед.

— Можешь не бояться, — засмеялась она.

Как и следовало ожидать, торжественный ленч прошел чинно и закончился быстро. Миссис Парк доставили обратно к ее новым друзьям, а Джесси и Джим сели на поезд и поехали в Сент-Ив. Они возвращались в Корнуолл, где начался их роман. Лена сказала новобрачным, что у нее много дел, и ушла, не дожидаясь последнего гудка.

Ноги сами понесли ее к «Риджент Пэлис». Лена остановилась и посмотрела на свое отражение в витрине. На ней был белый костюм с сиреневой отделкой и бархатная шляпка в тон. Ансамбль дополняли черная сумочка, черные перчатки и нарядные туфли на очень высоком каблуке. Макияж был наложен безукоризненно. Конечно, она ничем не напоминала женщину в длинной юбке или просторном платье, которые носила несколько лет назад.

Но ее могли выдать глаза. Люди часто узнают друг друга только по глазам. Она зашла в универмаг «Бутс» и купила темные очки.

— Несезонный товар, — сказала ей продавщица.

— Я собираюсь ограбить банк, — объяснила Лена.

— Помощники не требуются? — засмеялась девушка.

Льюис был прав: все англичане умирали от желания поболтать и только ждали предлога.

Лена надела очки, посмотрела на себя в зеркало, убедилась, что стала неузнаваемой, и заняла место в гостиной отеля «Риджент Пэлис». Планов на вторую половину дня у нее не было. Она будет сидеть здесь, пока не увидит, как Мартин и Мора войдут или выйдут.

Джеймс Уильямс не верил собственным глазам. Он не сомневался, что эта хорошо одетая женщина в темных очках — жена Льюиса Грея. Такие волосы и ноги встречаются редко. Но что она делает в вестибюле огромного отеля? Похоже, кого-то ждет. Возможно, своего красивого, но ветреного мужа.

Интересно, знает ли миссис Грей, каким успехом у дам пользуется ее Льюис? Уильямс не хотел прислушиваться к местным сплетням, считая это ниже своего достоинства. Но только глухой не слышал, что Льюис Грей недавно ездил в Париж с одной избалованной молодой американкой. Возможно, миссис Грей мирилась с этим.

Он не сводил глаз с элегантной женщины, изучавшей бокал с напитком сквозь темные очки. Может, она пришла сюда, чтобы утешиться? Мысль была соблазнительной, но Джеймсу Уильямсу предстояло деловое совещание в одном из здешних конференц-залов.

Когда он снова спустился в вестибюль, Лена сидела на том же месте.

— Что пьет дама? — спросил он официанта.

— Я предлагал ей разные напитки, но она от всего отказывается.

— От моего угощения она не откажется. Я ее вкусы знаю.

Уильямс помнил, что Лена любит джин с апельсиновым соком. Он заказал два бокала, дождался официанта с подносом и подошел к столику.

— Ба, да это мистер Уильямс! — сказала Лена.

— Ба, да это миссис Грей!

Это было их обычное шутливое приветствие.

— Вы случайно не меня ждете? — игриво спросил Джеймс.

— К сожалению, вынуждена вас разочаровать. Просто зашла немного посидеть. Ноги устали, — объяснила она.

— Просто зашли? Надо же, как мне повезло!

— Всего лишь на минутку, — сказала Лена Грей.

Уильямс посмотрел на нее с любопытством. Она провела здесь больше двух часов. Какого дьявола ей понадобилось лгать?

Лена и Джеймс беседовали обо всем понемногу, в том числе и о гостиничном бизнесе. Никто из них не произнес имени Льюиса Грея — единственного, что их связывало. Выпили по бокалу и заказали еще.

Три порции джина с апельсиновым соком (не считая выпитого перед этим) сделали свое дело. Джеймс решил, что ему следует попытать счастья с этой привлекательной ирландкой. Язык у Лены не заплетался. Дурацкие темные очки мешали Уильямсу видеть выражение ее глаз. Она сказала, что страдает конъюнктивитом. Ее поведение казалось Джеймсу немного странным и легкомысленным. Внезапно Лена встала и извинилась, но пошла не в туалет, как ожидал Уильямс, а к лифту. Рядом с ней оказалась пара средних лет, нагруженная пакетами. Это были типичные туристы из дальнего захолустья, приехавшие за покупками. Сначала Джеймс Уильямс подумал, что элегантная Лена Грей решила подслушать их разговор, но это было бы глупо.

* * *

Лена не видела их пять лет. У нее слегка закружилась голова. Этот миг она запомнит на всю жизнь.

На Мартине был мешковатый костюм, новый, но явно купленный в магазине готового платья. Ему было сорок пять, на год больше, чем Льюису, но выглядел он лет на десять — пятнадцать старше. Его сутуловатая фигура и добродушная улыбка остались прежними. Под мышкой Мартин держал фирменные пакеты «Бритиш хоум сторс», «Си энд эй» и даже «Либерти». А что изменилось? Он выглядел счастливым — таким, каким был, когда играл с детьми или сидел на веслах в лодке. И спокойным.

А Мора Хейз? Мора, которую Лена ненавидела за то, что она была сестрой Лилиан и делала приглашения так, что их было невозможно отвергнуть? Она старше или младше Лилиан? Конечно, Лене это говорили, но она не слушала. Мора казалась запыхавшейся и счастливой.

— Я бы с удовольствием выпила чаю, — услышала Лена ее голос. — Это очень по-деревенски?

— И это говорит женщина, много лет прожившая в Дублине? — со смехом спросил Мартин. — Думаю, им не составит труда принести поднос в номер.

— Серьезно? — Мора обрадовалась так, словно это решало все ее проблемы.

— Знаешь, это тебе не лох-гласская гостиница «Центральная».

Лена стояла так близко, что до них было рукой подать. Призрак покойной жены мог бы испортить жизнь очень многим. Она ощутила жалость к себе, которую часто вызывает джин, и заплакала. Наверное, было бы лучше, если бы в ту ночь она действительно утонула в озере…

Она вернулась, с трудом переводя дух. Джеймс Уильямс перегнулся через столик.

— Домой не торопитесь? — спросил он. Тон Джеймса был вежливым и ничем не напоминал непристойное предложение.

— А если нет, мистер Уильямс?

— Если так, мы могли бы… — Фраза повисла в воздухе; Джеймсу показалось, что по щекам Лены текут слезы. — Может быть, отвезти вас куда-нибудь на такси?

— Куда?

— Куда скажете. Туда, где можно еще выпить. Или поесть. Домой. В «Драйден»…

— Куда угодно. — Лена сняла очки и посмотрела на него. Она плакала, но ее веки не были воспаленными. — Джеймс Уильямс, вы человек очень умный, утонченный и воспитанный. Я вам не пара. Да, я умею владеть собой, но в глубине души я деревенщина. Именно этим словом воспользовались два человека несколько минут назад. Все верно. Как была деревенщиной, так ею и осталась.

— Нет, нет, — возразил он. — Пожалуйста, скажите, что я могу для вас сделать.

— Помочь дойти до двери, пока мне не отказали ноги, — ответила она.

Лена снова надела очки. Она была очень привлекательной женщиной. Если кто-то сейчас и нуждался в жилетке, в которую можно выплакаться, то это именно Лена Грей. Она выплачется, а потом почувствует к нему благодарность… Джеймс на мгновение задумался, но тут же одернул себя.

— Пойдемте. Я найду вам такси. — Он взял Лену под руку и вывел на Пикадилли-Серкус.

— Я вижу, ты не исполнила мою просьбу, — сказал Льюис, когда Лена с трудом добрела до двери.

— К-какую п-просьбу? — У Лены заплетался язык.

— Я просил тебя не напиваться, а ты ответила, что это тебе не грозит. — Льюис с удивлением смотрел на нее.

Лена сбросила туфли. Шляпа висела у нее на затылке.

— Д-да, — пьяно улыбнулась она. — Я так думала. Но ос… ошиблась.

— Ты прелесть, — сказал Льюис, снял с нее костюм, аккуратно повесив его на вешалку, и повел к кровати.

За ночь ее дважды стошнило.

Если Льюис и слышал это, то не подал виду. Он лежал и тихонько посапывал. Льюис никогда не видел снов — точнее, не помнил их. Ему и так было что помнить.

А Лене без конца снился Джеймс Уильямс и то, что могло случиться, если бы она приняла его недвусмысленное предложение. Мысль о том, что она едва не сказала «да», заставляла ее вздрагивать.

Льюис работал в первую смену.

Я не стал будить тебя, — написал он. — Ты так сладко похрапывала, что это было бы преступлением. До вечера.

Ей еще никогда не было так плохо. Зачем люди пьют, если знают, что им предстоит утром? Лена сомневалась, что сможет добраться до офиса.

Она зашла к Айви.

— Как прошла свадьба? — спросила та, наливая ей кофе.

— Похоже, они счастливы. Накупили кучу всего на Оксфорд-стрит, вернулись в отель и велели подать им чай в номер.

— Вы что, провожали их до самой спальни? — ахнула шокированная Айви.

— Нет, дело не в этом… Айви, может, мне стоит проглотить «сухопутную устрицу»?

— Что это?

— Средство от похмелья.

— Какое?

— Вам лучше знать. У вас есть знакомые в пабе.

— Больше нет.

— Но Эрнест знает?

— Думаю, да.

— Как ему позвонить?

— Лена, вы с ума сошли. Сейчас всего половина десятого.

— Да. Мне следовало быть на работе еще полчаса назад. Но я туда просто не дойду. Дайте мне номер его домашнего телефона, иначе я позвоню в справочную.

— Я всегда говорила, что вы чокнутая.

— Алло, Эрнест? Это Лена Грей.

— Да, — осторожно ответил он.

— Вы меня помните?

— Ну да…

— Эрнест, я просто хотела спросить у вас рецепт «сухопутной устрицы». Только на самом деле это средство делается из сырых яиц, а вовсе не из устриц.

— Нужно разбить в стакан два сырых яйца, добавить столовую ложку хереса, немного «Ли и Перрен», как следует потрясти и выпить залпом.

— Спасибо, Эрнест.

— У вас есть все необходимое?

— Думаю, да. Спасибо.

— Как вы думаете, с ней все будет в порядке?

— С кем?

— С Айви. Догадываюсь, что она позволила себе лишнего.

Лена сделала паузу. Похоже, у нее появилась возможность помирить Айви с Эрнестом.

— Надеюсь, Эрнест. Она вам не скажет, но вся эта история причинила ей сильную боль.

— Не могли бы вы… э-э… сказать ей…

— Да?

— Сказать… чтобы она берегла себя.

— Эрнест, может быть, вы скажите это сами?

— Это трудно.

— Нет. Наоборот, очень легко.

— Она всегда ненавидела спиртное.

— Да, но вчера вечером был особый случай. Какая-то ваша годовщина, точно не знаю. Но переживала она сильно. — Лена не смела смотреть Айви в глаза.

— Да. Как раз в это время года мы с ней… Но вам это неинтересно.

— Конечно, это не мое дело. Я знаю одно: она давно ничего о вас не слышала. Бог свидетель, я пыталась замолвить за вас словечко, но она не желала слушать.

— Лена, вы замечательная подруга. Даром что ирландка, не знающая наших обычаев, — сказал он.

— Спасибо, Эрнест, — скромно ответила она и положила трубку.

— Я задушу вас собственными руками! — возмутилась Айви.

— Нет, лучше дайте мне два яйца, херес, вустерширский соус и блюдечко, чтобы накрыть стакан.

— Зачем?

— Чтобы не пролилось, когда я буду трясти эту адскую смесь.

— Нет, зачем я все это для вас делаю?

— Затем, что я спасла ваш роман века. Скорее, Айви. Еще немного, и мне конец.

— Ну что, пышная была свадьба? — спросила Доун.

— Нет. Очень скромная.

— Я надеялась, что меня пригласят.

— Гостей было совсем немного. Это называется «торжество в узком семейном кругу».

— Миссис Грей, а ваш муж был там?

— Нет. К сожалению, Льюис прийти не смог.

Доун вернулась к работе.

Лена смотрела на светловолосую голову, склонившуюся над письменным столом. Доун была девушка видная. Лена и Джесси направили ее на курсы ораторского искусства, и вложение капитала оказалось очень выгодным. Сейчас Доун могла выступать перед группой старшеклассниц любой численности. Лена знала, что школьницы прислушаются к словам красивой девушки, которая всего на несколько лет старше их самих. Если Доун будет говорить о необходимости высокой скорости машинописи, точности стенографии и соблюдении порядка хранения корреспонденции, они воспримут это, тогда как советы Джесси или самой Лены пропадут даром.

Голова была тяжелой; Лена ощущала страшную жажду. Во время ленча она выпила целых шесть стаканов воды. Неужели так страдают все пьяницы? Завсегдатаи лох-гласских пивных Лапчатого и Фоули? Постоянные посетители бара Эрнеста? Неужели все они наутро борются с обезвоживанием организма? Боже, какое ужасное чувство. Она больше никогда не будет пить…

— Сегодня вечером придет Эрнест, — сказала Айви.

— Отличная новость. Не слышу благодарности.

— И не услышите. Не понимаю, почему мне отвели роль страдающей алкоголички.

— Допустим, вы — излечившаяся алкоголичка. Мужчинам это нравится, — предложила Лена.

— Вообще-то я рада, — призналась Айви.

— Знаю.

— Но не хочу возлагать на это слишком большие надежды.

— Нет, конечно, нет.

Лена ушла к себе и легла спать.

Когда она проснулась, рядом стоял Льюис.

— Как себя чувствует моя бедная пьяная малышка? — В его голосе слышались сочувствие и любовь.

— Прости меня, Льюис. Наверное, я выглядела отвратительно.

— Нет, это было очень мило. Ты напоминала мягкую игрушку. Не могла ни стоять, ни сидеть… — Льюис протянул ей чашку чая, и Лена выпила его с жадностью.

— А что я говорила? — Она была на девяносто процентов уверена, что не упомянула «Риджент Пэлис» и свой поход туда с целью пошпионить за новобрачными.

— Что-то неразборчивое. Особенно трудно тебе давались шипящие. — Льюис погладил ее по лбу. — Еще чаю, а потом я сварю пару яиц всмятку. Больше тебе не съесть. Поверь дяде Льюису.

Лена закрыла глаза. Как странно… Она лежит в постели, а Льюис поит ее чаем. В паре миль отсюда Мора Хейз тоже лежит в постели, а Мартин просит подать им чай в номер.

Лена начала вспоминать, как они выглядели… Мартин и Мора. Они держались просто, как люди, которые дружили и любили друг друга много лет, но поняли это только сейчас. Мартин не напрягался и не старался доставить Море удовольствие, как было с Элен. А Мора вела себя очень естественно.

Они были хорошей парой.

Испытывали ли они влечение друг к другу? Конечно, испытывали. Иначе вряд ли стали бы вступать в брак.

Но Лена не могла себе это представить.

Она плохо помнила, как отдавалась Мартину. Секс у нее всегда ассоциировался с Льюисом. После первого же раза она поняла, что это мужчина ее мечты. Нет, мысль о том, что Мартин и Мора занимаются любовью в свой лондонский медовый месяц, не была ей неприятна. Как и мысль о том, что Мора Хейз будет спать рядом с Мартином в спальне, которую покинула Элен Макмагон.

Просто она не могла себе этого представить.

Джесси и Джим вернулись из свадебного путешествия. Их волновало, удачным ли было торжество.

— По-моему, гости остались довольны, — сказала Джесси.

— Да, все прошло прекрасно, — заверила ее Лена.

— Мой брат мало говорил об этом, но он вообще молчун, — промолвил Джим Миллар.

Это было явное преувеличение: от начала венчания и до конца последовавшего за ним ленча брат Джима не проронил вообще ни слова.

— Но зато моей матери все очень понравилось. — Джесси хотелось думать, что их бракосочетание, как любое событие большого общественного значения, останется в людской памяти.

— Свадьба была замечательная, — сказала Лена. — Просто чудо. Мы никогда не забудем этот день.

Наградой ей стал благодарный взгляд Джесси. После этого новобрачная с ликованием посмотрела на Джима.

Но на самом деле Лена помнила об этом дне только одно: как она стояла рядом с Мартином и Морой у лифта.

Иногда Айви ворчала, что Эрнест слишком хорошо запомнил историю с «сухопутной устрицей». Он говорил, что похмелье может стать началом конца. Но это была слишком маленькая цена за его возвращение.

Эрнест часто навещал Айви. Иногда Лена беседовала с ним.

— Я перед вами в большом долгу, — однажды тоном заговорщика сказал он. — Я всегда думал, что Айви из тех женщин, которые сами себе хозяйки. Мне и в голову не приходило, что она может дать слабину.

* * *

Время в Лох-Глассе шло так же незаметно, как и во всех других местах на земле. Через несколько месяцев люди настолько привыкли видеть Мартина Макмагона и его жену Мору гуляющими вместе и обменивающимися счастливыми улыбками, что многие забыли об Элен, но не все.

— Она намного глупее своей предшественницы, — заметила Милдред О’Брайен, глядя из окна гостиницы на Макмагонов, гулявших с Расти, щенком рыжего сеттера. Милдред не любила покойницу, но вторая миссис Макмагон ей тоже не нравилась.

Дэн вздохнул.

— Да, ты права, до Элен ей далеко, — сказал он, с тоской вспоминая шелестящую юбку, развевающиеся волосы и тревожный взгляд Элен Макмагон, спускавшейся к озеру по переулку, который начинался за гостиницей.

Частенько Мора навещала сестру Мадлен. Однажды она принесла с собой кусок стекла и замазку.

— Уж от этого вы отказаться не сможете, — сказала она, выбила треснувшее стекло молотком, и осколки посыпались на заранее подстеленные старые газеты.

— Не знаю, не знаю. Многие люди живут хуже моего, — возразила отшельница.

— Это первое стекло, которое я вставляю. Вы же не подорвете мою веру в себя, отдав его какому-нибудь бедолаге.

— Мора, я вижу, вы счастливы.

— Да. Очень. Эти двое детей — настоящее благословение.

— Просто вы сами хорошо к ним относитесь.

— Я подумала… — Мора укрепляла раму замазкой. — Я подумала, что вы сможете меня успокоить…

— Ох, Мора, мысли в моей голове так часто путаются! Советчица из меня никудышная.

— Конечно, вещие сны и видения — это суеверие…

— Продолжайте.

— Как вы думаете, это отражает реальность или бывает просто от усталости?

— Если вы расскажете, в чем дело, может, я сумею вам ответить.

— Это прозвучит очень глупо.

— Как все на свете.

Мадлен подошла к камину и поставила на огонь закопченный чайник.

Мора вставила стекло в раму.

— Ну вот, просто мечта!

Она сделала шаг назад и полюбовалась своей работой. Стекло было чуть кривоватое, но все же лучше прежнего, треснувшего в нескольких местах.

— Чудесно, Мора. Большое вам спасибо, — сказала сестра Мадлен, с восхищением глядя на окно.

— В верхнем углу осталась небольшая щель, но я ее замазала. Наверное, вы этого не заметили… — Мора закусила губу.

— Я вижу только одно: сверкающее чистое стекло, через которое не проникнут ни дождь, ни ветер. Еще раз спасибо, Мора. — Она наполнила чашки. — Так что вы там говорили про сны и видения?

— Все это очень странно. Когда мы были в Лондоне… к нам подошла женщина и остановилась рядом…

— И что же?

— Я абсолютно уверена, что это была Элен.

В тот день они обедали в гольф-клубе вчетвером, как бывало каждую субботу. Иногда к ним присоединялись и другие пары. Речь зашла об отшельнице.

— Она не позволила мне прослушать ее легкие, — сказал Питер Келли. — Похоже, она не верит в современную медицину. Мнение какой-нибудь цыганки или знахарки значит для нее гораздо больше.

— У нее в доме довольно тепло и даже уютно, — заметила Мора.

— Да, тепло, но чем она дышит? Торфяным дымом. А простыни у нее наверняка влажные. Но говорить с ней бесполезно. Горбатого могила исправит.

— В прошлом году я пытался дать ей противовоспалительную мазь. Она поблагодарила и сказала, что всему свое время, — покачал головой Мартин.

— Мне кажется, она сама неплохо разбирается в медицине, — возразила Мора.

— Да, она вылечила Эммета от заикания, — подтвердил Мартин.

— И успокоила Клио, когда девчонка вела себя так, словно хотела угодить на виселицу, — добавила Лилиан.

— Она не поощряет глупые фантазии. Так же, как мать Бернард, — сказала Мора.

Они заговорили о матери Бернард, мечтавшей пристроить к монастырю новое крыло; ее лихорадочная деятельность по сбору средств сводила с ума весь Лох-Гласс.

Но Мора их уже не слышала.

Почему отшельница так решительно заявила, что никакой Элен Макмагон в Лондоне не было? Мол, это всего лишь разыгравшееся воображение. Так дерево кажется испуганному человеку чудовищем. А тень на подоконнике, отброшенная колышущейся веткой, — взломщиком. Просто Мора думала об Элен Макмагон и машинально приняла за нее какую-то женщину того же роста и возраста.

— Но я о ней вовсе не думала, — возразила Мора.

— Как она была одета?

— На ней были темные очки и шляпка с фиолетовыми перьями. Сестра Мадлен, это совершенно не в ее стиле! — Отшельница откинула голову и засмеялась. — Вы мне не верите?

— Элен Макмагон в темных очках и шляпке? В помещении? Я знала ее много лет. Она никогда не носила ни очков, ни шляп. Даже в бурю.

— Но если предположить, что…

— Наверное, вы подсознательно придали ее черты совершенно незнакомой женщине, остановившейся рядом. — Сестра Мадлен широко улыбнулась. Объяснение оказалось очень простым.

Конечно, отшельница была совершенно права.

* * *

Занятия в колледже были напряженными, но свободное время все же оставалось. Кит часто ходила в кино с Фрэнки, которая была неистощима на выдумки и всегда находила предлог, чтобы ее подругу Кит вечером отпустили из общежития.

Фрэнки была жизнерадостной и беспечной. Она не обладала придирчивостью Клио и не возмущалась, если Кит делала не совсем то, что ей хотелось. Как-то она пригласила Кит на уик-энд в Корк, где жила ее семья. Кит с удовольствием поехала бы, но был конец месяца, и денег на билет у нее не осталось. Фрэнки только пожала плечами. Ладно, в другой раз. Это было большим облегчением. Кит подумала, что, окажись на месте Фрэнки Клио, она устроила бы ей допрос с пристрастием.

Устраивались и вечеринки на квартирах. На некоторых пели и смеялись всю ночь напролет; другие были всего лишь предлогом для занятий любовью. Кит и Фрэнки считали, что заниматься сексом на глазах у других неприлично. Такие вещи нужно делать наедине, говорили они, стыдливо опускали глаза, притворяясь монахинями, а потом разражались смехом.

— Чем ты занимаешься? Я тебя совсем не вижу, — жаловалась Клио. Кит пыталась рассказывать, но Клио все воспринимала в штыки. — Это ужасно, — говорила она.

— Тогда не спрашивай, — небрежно отвечала Кит. — И все же я бы хотела иногда видеться с тобой где-нибудь. Как-никак мы подруги.

Клио тут же переставала вести себя как четырнадцатилетняя девочка.

— Давай завтра встретимся в «Бьюли» на Графтон-стрит.

— Ну как, ты уже рассталась с девственностью? — спросила Клио у Кит.

— Ты рехнулась?

— «Ты рехнулась, да» или «ты рехнулась, нет»? — лукаво улыбнулась Клио. Именно поэтому их детские ссоры кончались так быстро. Теперь они не ссорились. Для таких глупостей они были слишком взрослыми.

— Конечно, нет. Сама знаешь, — ответила Кит.

— Я тоже, — стыдливо призналась Клио.

— Я тебя и не спрашивала. Я уже достаточно созрела для того, чтобы понимать, что это личное дело каждого.

— По-моему, мы с тобой белые вороны. Все остальные занимаются этим, становятся женщинами, и им все сходит с рук, — неуверенно сказала Клио.

— Ну, Дейдра Хэнли спит со всеми подряд. Орла Диллон из бакалеи переспала с парнем из горной деревушки. Потом ей пришлось выйти за него замуж, а хуже этого нет ничего на свете.

— Я говорю не про них, — ответила Клио. — А про таких людей, как мы.

— Они и есть такие, как мы. Тоже из Лох-Гласса.

— Нет, я имею в виду представителей среднего и высшего класса.

— Клио, ты говоришь как Маргарет Резерфорд в том фильме! — Кит рассмеялась.

— Я серьезно. Как нам быть?

— Думаю, такие люди, как мы, делают что хотят и не делают того, чего не хотят.

— Мы не делаем этого, потому что боимся ада или того, что другие люди подумают о нас.

— По-моему, все не так просто.

— Не так просто? Я перечислила тебе все варианты и возможности.

— Для чего ты затеяла этот разговор?

— Помнишь, я рассказывала тебе про Майкла О’Коннора?

Кит помнила. Высокий, очень непривлекательный студент экономического факультета с неприятным смехом, брат-близнец ее однокурсника Кевина О’Коннора. Они были из богатой семьи. У каждого имелась своя машина, что для Дублина было неслыханной роскошью. Клио упоминала имя Майкла уже несколько раз.

— И что этот Майкл?

— Майкл говорит, что этим занимаются все и что я — глупая провинциалка. Не от мира сего.

— И что он не станет общаться с тобой, пока ты не переспишь с ним?

— Он называет это «заниматься любовью».

— Никакой разницы.

— Ну, он выражался не совсем так, но смысл был ясен.

— Это уже шантаж.

— Он говорит, что без этого настоящей любви не бывает…

— Еще бы! — саркастически ответила Кит.

У Клио вспыхнули глаза.

— А еще он говорит, что его брат Кевин уже проделал это с тобой.

— Что?

Ее реакция заставила Клио встревожиться.

— Он говорил, что это случилось на какой-то вечеринке…

Кит вскочила, красная от гнева.

— Клио, скажу тебе, что о них думаю, а там поступай как знаешь. Все это наглая ложь! Однажды вечером его тупой братец пытался стащить с меня трусики, а я ему отказала, потому что если кто-то и лишит меня девственности, то уж никак не один из этих наглых свиней О’Конноров с их дурацким смехом и ложью, которые считают себя всемогущими, потому что имеют возможность носиться на своих машинах туда-сюда!

Люди, сидевшие за другими столиками, с интересом следили за хорошенькой девушкой с волнистыми черными волосами, которая бросила на стол несколько монет и опрометью выскочила из ресторана. Не каждый день удается услышать разговор о лжи, девственности, трусиках и всемогуществе.

Дублин менялся на глазах.

* * *

Лена изнывала от желания написать Кит письмо или хотя бы открытку, но отвергала эту мысль как слишком нереальную. Попытка пойти на контакт могла отпугнуть девочку. В конце концов, записка Кит была всего-навсего запоздалой благодарностью за платье и предупреждением о присутствии в Лондоне Мартина и Моры. Там не было и намека на теплоту и намерение восстановить дружбу.

И все же что-то нужно было сделать. Можно было найти повод. Лена рылась в местной газете, пытаясь отыскать интересную тему, которая позволила бы ей восстановить связь с дочерью. Толчок дала статья о безработице в гостиничном бизнесе. Она вырезала заметку, наклеила ее на лист бумаги, добавила брошюру агентства Миллара о вакансиях в гостиницах и послала бандероль на адрес колледжа Кит.

Кит уже на втором курсе. Пора подумать о будущем. Конечно, она не обидится.

Лена переписывала письмо снова и снова, пока не осталась довольна. Обратный адрес остался прежним — «миссис Айви Браун». Ни Льюис, ни его коллеги не должны были знать о ее письмах в Ирландию. В конце она написала:

Это интересно будет тебе и твоим однокурсникам.

Надеюсь, учеба идет хорошо.

С искренним пожеланием успехов и счастья.

И подписалась: Л.

* * *

Именно Мора первой заметила, что с Эмметом что-то неладно.

Он сказал, что не хотел поднимать шум. Тем более что их школьная команда готовится к матчу. Брату Хили не понравится, если он не примет в нем участия.

— Если не возражаешь, я попрошу Питера осмотреть тебя, — стояла на своем Мора.

— Мора, я уже большой. Если бы это было серьезно, я бы понял сам. — Они смотрели друг другу в глаза. Это была их первая размолвка.

Эммет был красивым мальчиком, стройным и даже немного хрупким. Он играл крайнего нападающего и был очень нужен команде. Мора знала, что пропустить встречу он сможет только в чрезвычайном случае. Но Эммет мучился от боли, его кожа была потной, а белки глаз пожелтели.

Она не могла отступить.

— Эммет, поверь, я знаю, что ты уже большой. Если бы пришлось везти тебя в больницу, ждать очереди и терять время, я не стала бы тебя заставлять. Но Питер — мой зять… Если я попрошу его вечером осмотреть тебя, в этом не будет ничего страшного.

Эммет улыбнулся:

— Мора, ты слишком рассудительна. В этом все дело.

Питер Келли обнаружил у Эммета острый приступ желтухи и сказал, что болезнь можно лечить в домашних условиях. Темная комната, побольше ячменного отвара, лошадиная доза таблеток и регулярный осмотр мочи, красной, как портвейн.

По утрам Мора дважды приходила домой из гаража Стиви Салливана. А Мартин дважды поднимался из аптеки. Анна Келли, выздоравливавшая после ветрянки и не ходившая в школу, тоже навещала Эммета.

— Что тебе почитать? Хочешь «Дезире»? Отличный роман про подружку Наполеона.

— Нет. Если не возражаешь, я бы предпочел что-нибудь другое. Например, стихи.

— Из учебника? Для подготовки к экзаменам?

— Нет. В моей болезни только и хорошего, что она позволяет не думать о школе и уроках. Ты помнишь наизусть какие-нибудь смешные стихи?

— Честно говоря, нет, — расстроилась Анна. — Но у меня дома есть Огден Нэш… Годится?

— Годится.

— Сейчас сбегаю, — сказала она.

— Я не хочу, чтобы ты тратила на меня все свое свободное время, — встревожился Эммет.

— Да ну, пустяки. Это ведь ты болеешь по-настоящему. У меня была всего-навсего ветрянка.

Эммету польстило, что ради него Анна побежала на Приозерную улицу за книгой.

Огден Нэш им понравился. Они по очереди читали друг другу его стихи, и дом дрожал от хохота.

Вернувшись из Дублина, Кит обнаружила, что ее брат Эммет, пожелтевший за время болезни, и Анна Келли с темно-красными следами ветрянки неплохо ладят между собой.

Она долго раздумывала, стоит ли писать Лене. Конечно, о получении брошюры надо сообщить. Но нужно ли говорить, что Эммет выздоравливает после тяжелой болезни? После ухода из семьи мать утратила все родительские права. Перед побегом она оставила письмо… чтобы время от времени узнавать, как поживают ее дети. Но если бы Кит не сожгла письмо… отец и Мора не смогли бы пожениться.

Мысли вращались по кругу — продвинуться не удавалось ни на шаг. В конце концов Кит сдалась и написала:

Большое спасибо за брошюру. Интересно знать, какие вакансии предлагают в Британии. Учебные программы у нас практически одни и те же, так что диплом дублинского колледжа действителен и в Англии. Мы все время слышим, что в Ирландии бурно развивается туризм, а потому перед нами открываются большие перспективы, но читать о том, что уже произошло в Англии, очень интересно.

Эммет выздоравливает после приступа желтухи. За ним хорошо ухаживают, и через две недели он вернется в школу.

Я решила, что об этом следует сообщить.

Тоже с наилучшими пожеланиями,

Кит.

Так Лена узнала, что ее сын был болен желтухой, можно себе представить, как беспокоился Мартин.

И испытала ревность. Ревность к Море Хейз, которая варила ему мясные и куриные бульоны и накрывала марлей кувшин с ячменно-лимонным отваром. Лена делала бы все это сама и даже больше: она могла бы щупать сыну лоб и менять пижаму. Могла бы сидеть рядом, что-нибудь рассказывать или читать стихи. Ее мысли были далеко…

Льюис прикоснулся к ее руке. Они завтракали вдвоем. Кофе, теплые булочки и мед. Она накрыла стол розовой скатертью — это помогало ему настроиться на работу.

— О чем мечтаешь? — спросил он.

— О том, что у моего сына желтуха… Надеюсь, обойдется без осложнений, — не успев подумать, ответила Лена.

— О господи… Откуда ты это знаешь? — с тревогой спросил Льюис.

Но Лена уже опомнилась:

— Ты спросил, о чем я мечтаю. Это всего лишь мои фантазии, — с улыбкой ответила она.

Льюис посмотрел на нее с сочувствием:

— Я не затрагиваю этот предмет, потому что ничего не могу поделать. Но знаю, как тебе тяжело.

— А я знаю, что ты знаешь.

— Как жаль, что у нас с тобой нет детей.

— Да, жаль, — безжизненным тоном ответила она.

— Конечно, ты думаешь о сыне и дочери… Я понимаю. — Казалось, он прощает ей мысли о детях.

— Да. Иногда.

— Ты не жалеешь, что ушла? — Ответ был известен заранее.

Лена заговорила не сразу. На лице Льюиса отразилась тревога, тут же сменившаяся широкой улыбкой.

— Льюис, ты знаешь, что я любила тебя всю жизнь. Время, проведенное вдали от тебя, было потеряно напрасно… Разве я могу жалеть о том, что позволило нам соединиться?

Грей был тронут. Чувствовал ли он вину за то, что бросил ее много лет назад и постоянно изменял сейчас? Льюис снова и снова повторял, что Лена — единственная женщина, которая может его удержать. Но это могло значить и другое: она единственная дура, которая соглашается жить с ним, несмотря на бесконечные унижения. Может быть, именно это его и удерживало?

Когда много лет назад Лена сказала Мартину Макмагону, что не может выйти за него, потому что никогда не забудет человека, которого любила, он сильно удивился и ответил, что это не любовь, а слепое увлечение. Тогда Лена страшно разозлилась. Все это только слова, сказала она. Увлечение, одержимость, страсть — это и есть любовь. На нее нельзя навесить ярлык.

Она верила в это до сих пор. Лена смотрела на подбородок Льюиса, на его темные ресницы и думала, как сложилась бы ее жизнь, если бы она сумела забыть его после первой измены или сказала «нет», когда он вернулся за ней.

— Как бы ты хотела провести этот уик-энд? — спросил Льюис.

Как? Прилететь в Дублин, надеть платок, темные очки, поездом и автобусом добраться до Лох-Гласса, войти в дом и подняться в комнату сына. Сделать это во второй половине дня, когда Эммет будет спать, потрогать его лоб, шепнуть, что мать любит его и знает о нем все до… каждого биения сердца… а потом поцеловать. Когда мальчик проснется, то все вспомнит, но подумает, что это ему приснилось.

Потом она спустилась бы к домику сестры Мадлен и поблагодарила ее за многолетнюю помощь. Сказала бы старой монахине, что нашла свое счастье. Встретила бы Кит и немного погуляла с ней у озера. Это позволило бы ей избавиться от тяжести на душе. Мысль была бредовая и опасная. Поступив так, она предала бы еще больше людей, чем в прошлый раз.

— Знаешь, куда бы я с удовольствием съездила? В Оксфорд или Кембридж С ночевкой. — Она говорила как ребенок, мечтающий об игрушке.

Льюис задумался:

— Это не так уж далеко. Можно поехать на поезде.

— Мы могли бы совершить экскурсию и посмотреть, как там живут…

— А потом болеть за команду этого города на ежегодной регате, — подхватил Льюис.

Они выбрали Оксфорд. Льюис нашел по своим каналам приличную гостиницу. Быть единственной женщиной на свете, способной удержать Льюиса Грея, оказалось удивительно легко. Все, что от тебя требовалось, это закрыть глаза и дать волю воображению. Оксфорд и Кембридж — единственные места, куда он не ездил по делам. Следовательно, там было безопасно.

* * *

— Как себя чувствует парнишка? — спросил Стиви.

— Худшее позади. Желтый, как утиная лапа, но пошел на поправку, — сказала обеспокоенная болезнью Эммета Мора.

— Вот и отлично… Мора, мне сейчас придется отлучиться на несколько часов. Могу и не вернуться. У нас все в порядке?

— Если говорить о гараже, то да.

— Ради бога, что вы хотите этим сказать?

Она хотела сказать, что личная жизнь Стиви Салливана далеко не в порядке. Мора Макмагон не была слепой и прекрасно знала о его шашнях с хорошенькой Орлой из бакалеи. С Орлой, которая спешно вышла замуж пару лет назад и жила у мужа в отдаленном приходе.

Пару раз Орлу заметили со Стиви в местах, мягко говоря, не слишком презентабельных. Сегодня утром она звонила по телефону, назвалась другим именем, но Мора узнала ее голос. Было ясно, что во второй половине дня состоится свидание.

— Ничего, Стиви. — Мора опустила глаза.

— Вот и ладно. Тогда я пошел. Если вы захотите навестить Эммета, то трубку снимет кто-нибудь из парней, работающих во дворе…

Красивый молодой человек стоял у дверей, поигрывая ключами. Слишком умный и многообещающий, чтобы влипнуть в историю из-за какой-то малышки Орли и ее родственников-горцев.

— Конечно, я вам не мать… — начала она.

— И слава богу, Мора. Вы моложе, умнее и рассудительнее…

Она посмотрела на Стиви с отчаянием.

Вряд ли его мать могла бы дать сыну толковый совет. Кэтлин была хмурой женщиной, прожившей нелегкую жизнь и неспособной понять, что мир изменился. Она постоянно старалась уколоть Мору. Наверное, считала, что аптекарь способен сам содержать жену. И много раз намекала, что первая миссис Макмагон не обременяла себя работой, если не считать домашней. Мора не обращала на это внимания. Миссис Салливан можно было только пожалеть. Кэтлин была несчастной женщиной, что бы о ней ни говорили.

Дом был совсем рядом, так что пятнадцати минут Море хватило. За это время она успела сменить пасынку пижаму, дать ему влажную салфетку протереть лоб, шею и руки и плитку «Кит-Кэт» для утешения. Мальчик быстро поправлялся. Мора тихо вышла и даже не забежала к Мартину в аптеку.

Войдя в контору, она тут же заметила, что дверца сейфа открыта, а содержимое полок и ящиков письменного стола валяется на полу. Мора часто слышала, что шок пригвождает людей к месту. Теперь она поняла, что это очень точное описание. Но когда из-за двери в дом Салливанов донесся слабый стон, силы вернулись к ней. Вбежав в комнату, Мора увидела, что Кэтлин лежит на полу и протягивает к ней руки. Женщину зверски избили: ее лицо и волосы были в крови. Кто-то набросился на нее и чуть не убил.

Все хвалили Мору за то, что она не потеряла в тот момент головы, но это было нетрудно. Муж-аптекарь всего в нескольких метрах, зять-врач — на другом конце провода. Она лишь не могла простить себе, что ушла из конторы. Тогда на Кэтлин не напали бы.

— Не говори так, — прошептал Мартин. — Тогда напали бы на тебя. Не приведи бог…

Отсутствие Стиви Мора объяснила очень тактично: он отправился на деловую встречу. С консультантами по финансовым вопросам. Нет, не из банка. Скоро вернется.

Она решила дождаться возвращения хозяина. Кэтлин отвезли в больницу Тумстоуна. Бедная женщина потеряла много крови; кроме того, нужно было проверить, нет ли у нее переломов. Ее раны были слишком глубокими, чтобы накладывать швы без наркоза.

Питер помрачнел.

— Мора, ты и сама неважно выглядишь. Возвращайся домой, — посоветовал он.

— Именно это я ей и говорю, — поддержал Мартин.

Мора понимала, что должна успокоиться, чтобы взять ситуацию под контроль.

— Позвольте мне подождать здесь. Пожалуйста. Я оставалась за Стиви Салливана и должна его встретить.

Сержант О’Коннор сказал, что тоже останется.

— Шин, ради бога, возвращайтесь в участок Я передам Стиви, чтобы он позвонил вам.

— Нет, я останусь, — упрямо ответил сержант.

— Я сама могу сказать вам, что пропало…

— Мора, я буду ждать его возвращения.

— На это может уйти много времени.

— Он с дочкой Диллонов?

— Понятия не имею, с кем он встречается. Он сказал…

— Ладно, Мора, оставим эту тему, — устало сказал сержант. — Просто если это Орла, то я слышал, что они встречаются в пустом доме за церковью.

— Где вы это слышали?

— Работа такая.

— Нет, это не работа, а сбор сплетен. Злобных сплетен!

— Хотите сказать, что если я пойду туда, то даром потрачу время?

— Если вы думаете, что…

— Ничего я не думаю. Просто хочу сэкономить время и пораньше вернуться домой.

— Ну, если так, то…

Шин встал и вынул ключи от патрульной машины.

Никто не знал, откуда они взялись. Случаев ограбления со взломом в Лох-Глассе никогда не было. Отпечатки пальцев отсутствовали.

Может быть, тут действовала банда профессионалов? Шин О’Коннор в этом сомневался. Профессионалы могли перевернуть все вверх дном, но не оставили бы документы на машины, которые было легко обратить в деньги: регистрационные удостоверения, банковские чеки и даже таблички с номерами. Почерк был не тот.

Очнувшаяся в больнице Кэтлин Салливан не могла вспомнить, сколько человек на нее напало. Иногда она говорила, что это был здоровенный парень с густыми черными бровями, от которого разило потом. А иногда — что их было двое, потому что кто-то ударил ее сзади, а смуглый парень стоял перед ней.

— Это мог быть стол, — предположил сержант. — Она ударилась головой о стол.

— Да, но стол не мог подняться в воздух и ударить ее.

Интуиция подсказывала Море, что нападавших было двое. Они не могли приехать на машине, иначе это заметили бы мальчики, работавшие на заправке. Они видели всех, кто приезжал и уезжал. Никто из этих людей в дом не входил. Должно быть, кто-то дождался ухода Моры, а затем забрался в контору с черного хода. Но он не рассчитывал, что там окажется Кэтлин.

Кстати говоря, что она вообще там делала? Вопрос был риторический. Все — от Моры до Стиви и сержанта О’Коннора — знали, что Кэтлин не может дождаться ухода Моры, чтобы устроить в конторе обыск и даже порыться в ее сумке. Упаси бог, не для воровства, а чтобы добыть информацию. Заглянуть в сберегательную книжку, в водительское удостоверение с целью выяснить возраст Моры, посмотреть, от кого она получает письма…

Спрашивать об этом ее не стали. Для бедняжки было большим утешением, что она лежит в больнице, лечит свои раны и вызывает сочувствие у всех жителей Лох-Гласса.

— Я не должна была уходить, — сказала Мора Стиви.

— А я не должен был находиться там, где находился, — усмехнулся он.

— Они могли бы и не ворваться в контору, если бы увидели меня, сильную и здоровую женщину. — У нее все еще дрожал голос.

— Мора, мне и так тяжело. Если бы они напали на вас, я не смог бы смотреть в глаза Мартину Макмагону до конца своей жизни. Я бы этого не вынес. Особенно когда человек наконец нашел свое счастье.

Эта фраза заставила Мору улыбнуться.

— Вы знали Элен?

— Вообще-то нет. Да и кто ее знал? Все говорили, что она настоящая красавица, но я, при всей своей любви к дамам, был для нее маловат.

— Стиви Салливан, мне жаль женщину, на которой вы женитесь.

— Неправда. Людям, которые так говорят, на самом деле нравятся такие мужчины, как я.

— От скромности вы не умрете… Ну что, начнем уборку? Шин уже все закончил.

— О боже, только не это! Давайте сходим к Лапчатому. Я угощаю. Нам обоим нужно прийти в себя.

— Нет, Лапчатый не любит женщин. Они подрывают его бизнес.

Стиви засмеялся.

— Тогда в «Центральную»?

— Нет. Честное слово, мне нужно домой. Бедный Эммет не знает о случившемся. Пойдемте со мной. Мартин будет рад.

— С удовольствием. А то у меня коленки дрожат.

Коленки у Стиви дрожали главным образом от страха, который он испытал, когда в их любовное гнездышко внезапно ворвался сержант. Стиви решил, что ему придется иметь дело со всей родней мужа Орлы. Откупиться свадьбой тут было нельзя, поэтому дело могло дойти до убийства.

Ему требовалось выпить. Все равно где.

У постели Эммета сидела Анна Келли. Девочка надела голубое платье и белый кардиган. У нее были такие же, как у Клио, великолепные светлые волосы цвета кукурузы.

Стиви не понимал, когда эта пигалица успела стать такой хорошенькой.

— Ай да Эммет! Ты просто счастливчик Завел собственную маленькую Флоренс Найтингейл, — с восхищением сказал он.

— Мы играем в «старую деву», — объяснила Анна.

— Ну, эта участь тебе не грозит, — улыбнулся Стиви.

— Есть вещи и похуже. Например, выйти замуж за кого-нибудь из местных.

— Тебе совсем не обязательно выходить за местного, — сказала ей тетя Мора.

— Ты же вышла! — дерзко ответила Анна.

— Да, но я сделала это уже в зрелом возрасте и совершенно сознательно… Эммет, я думала, ты один, но рада, что это не так.

— Их поймали? — Глаза Эммета горели от любопытства.

— Еще нет, — ответил Стиви. — Но не бойся, их и след простыл. Полиция считает, что они ушли через задний двор, так же как и пришли. По переулку и к церкви. Сейчас они уже на полпути к Дублину.

— Почему они забрались именно к тебе? — спросила Анна.

— Потому что это самое процветающее предприятие в нашем округе, — ответил Стиви.

Анна посмотрела на тетку, ожидая подтверждения.

— Иначе я бы там не работала, — сказала Мора. — Пойдемте, Стиви. Я обещала вас угостить.

Они прошли в гостиную. Мартин разговаривал по телефону с Кит. Об ограблении сообщили в новостях Она услышала слово «Лох-Гласс» и решила узнать, все ли в порядке.

— Поговори с ней. — Мартин махнул рукой Море.

— Ох, Мора! — Кит ударилась в слезы. — Я боялась, что это случилось с тобой. Но, слава богу, это оказалась старая дура Кэтлин…

Мора молча подержала трубку в руке, прежде чем положить ее на рычаг. У нее перехватило дыхание. Кит плакала, потому что испугалась за нее. О таком она и не мечтала. Как и о любви и облегчении, которые читались в глазах Мартина, пока Мора наливала три больших порции бренди. С чисто медицинской целью.

Сестра Мадлен налила миссис Диллон чаю.

— Жизнь — вещь сложная, — сказала она.

— Сестра Мадлен, я пришла к вам, потому что вы знаете о людских недостатках, но не торопитесь осуждать их с амвона. — Миссис Диллон, как обычно, кивала головой в такт своим словам.

Для отшельницы это было высшей похвалой, и она приняла ее с благодарностью. Она не стала говорить, что в ее обязанности не входит ни громогласное обличение грешников, ни их прощение. Пусть люди думают, что у них есть вторая линия обороны. Альтернативное отпущение грехов, если можно так выразиться.

Миссис Диллон очень тревожило поведение ее беспутной дочери Орлы.

— Наверное, девочке не следовало выходить замуж за человека из этого клана. Но отец Бейли очень настаивал, чтобы свадьба состоялась как можно раньше — во избежание скандала или «чего-нибудь еще худшего», как он выразился.

Как всегда, сестра Мадлен пробормотала что-то неразборчивое и вздохнула: обычно люди приходили сюда просто за утешением, желая выговориться. Но когда им требовался полезный совет, она всегда находила что сказать.

— Боюсь, Орла уделяет недостаточно внимания ребенку, а я ничего не могу с этим поделать, — продолжала миссис Диллон, кивая головой. — С современными молодыми людьми говорить бесполезно. Мы побаивались своих родителей, а они — нет.

— Она может опасаться братьев своего мужа, — в конце концов промолвила сестра Мадлен. — Намекните, что они пьют в тех барах, где до них могут дойти нежелательные слухи. Знаете, иногда такие вещи делают чудеса.

Миссис Диллон ушла, благодаря монахиню так, словно та сразу решила все ее проблемы, указав нужный путь. Никто из обеих не упомянул, что это будет прямая ложь. Но цель оправдывает средства.

Оставшись одна, сестра Мадлен налила блюдечко молока слепому котенку, которого ей принесли какие-то дети. Ветеринар сказал, что было бы гуманнее усыпить животное, но она пообещала заботиться о нем, кормить и ограждать от опасностей. Этот хрупкий зверек постоянно дрожал от того, что ему пришлось вытерпеть за свою короткую жизнь. Но наградой отшельнице стало мурлыканье, которое издал котенок, когда его ткнули мордочкой в благодатные хлеб и молоко.

И тут она услышала какой-то звук Кто-то громко и хрипло дышал у самых дверей. Сначала она подумала, что это какое-то животное; однажды к озеру пришел олень и остановился прямо перед ее домиком.

Сестра Мадлен никогда не поддавалась страху. Когда на пороге возникла крупная фигура, она сохранила спокойствие. Более взволнованным был человек с густыми бровями и окровавленной рукой, пораненной в какой-то драке. У мужчины были безумные глаза. Он испугался ее больше, чем она его. Он думал, что в домике никто не живет.

— Не двигайтесь, и я не причиню вам вреда! — крикнул он.

Сестра Мадлен стояла неподвижно, прикоснувшись пальцем к простому крестику на цепочке. Как всегда, ее волосы были собраны в короткий седой пучок. Одежда выдавала в ней монахиню, не обязательно живущую в монастыре: серая юбка, кардиган, удобные туфли на шнурках… Она просто не могла быть никем иным. Но самым монашеским в сестре Мадден было то, что, когда ее попросили не двигаться, она не потеряла самообладание.

Отшельница не сводила с него глаз.

Казалось, прошла целая вечность. А затем лицо мужчины сморщилось:

— Помогите мне, сестра. Пожалуйста, помогите. — По его лицу побежали слезы.

Сестра Мадлен осторожно подошла к нему, чтобы не напугать, и повела к креслу.

— Сядьте, друг, — неторопливо и тихо сказала она. — Сядьте и позвольте осмотреть вашу бедную руку.

— Во всяком случае, это не цыгане, — сказал жене Шин О’Коннор.

— При чем тут они? Как что, так сразу цыгане! — принялась защищать их Мэгги.

— А я что говорю? Обвинить их нельзя. Все уехали не то на праздник, не то на конскую ярмарку или как там у них это называется…

— Если бы ты разговаривал с ними по-человечески, а не запугивал до потери сознания, то знал бы, как у них это называется, — проворчала Мэгги О’Коннор.

— О господи, что за времена настали! Все мои слова выворачивают наизнанку, — ответил уязвленный сержант.

Они понятия не имели, кто ограбил Салливанов и жестоко избил Кэтлин. Это казалось делом рук сумасшедшего. Но как ему удалось ускользнуть? Вряд ли его стал бы прятать кто-нибудь из жителей городка.

— До этого никому нет дела, — сказала сестра Мадден, промывая рану.

Мужчина просил отшельницу не подходить к двери, боясь, что она убежит и выдаст его.

— Стойте там, где я смогу вас видеть, — нахмурившись еще сильнее, велел он.

— У меня мало воды, — просто сказала сестра Мадлен. — Ее можно набрать в колонке. А потом я вернусь и поставлю чайник.

Он откинулся на спинку кресла. В этой монахине было что-то внушавшее доверие.

— Я попал в беду.

— Конечно, — ответила сестра Мадлен так спокойно, словно человек сказал, что он из Донегала или Голуэя: эка невидаль. По ее мнению, зашивать рану было не обязательно — вполне достаточно простой перевязки. — Вы можете умыться у колонки. Только помните о больной руке и старайтесь не замочить ее… После этого вам полегчает, а потом мы будем пить чай.

— Чай? — Он не верил своим ушам.

— Я положу в него побольше сахару. Это поможет вам восстановить силы после несчастного случая.

— Это не несчастный случай.

— Неважно. У меня есть свежий хлеб, который принесла миссис Диллон…

— Сюда приходят люди? — вскинул голову мужчина.

— Только не ночью. Вставайте. — Голос ее был мягкий и решительный одновременно.

Вскоре наполовину умытый и успокоившийся мужчина сидел за столом, глотал сладкий чай чашку за чашкой и жадно жевал куски хлеба с маслом.

— Вы хорошая женщина, — в конце концов сказал он.

— Такая же, как и все остальные.

— Нет, будь вы как все остальные, то не впускали бы в дом таких людей, как я, и не делились бы с ними последней буханкой. Далеко не все из нас умеют вести себя прилично.

Если сестра Мадлен и улыбнулась, то он этого не заметил.

— Я считаю, что все люди бывают щедрыми и порядочными, если им не мешают.

В знак согласия он постучал по столу ложкой:

— Точно! В том-то и дело, что им мешают. Тут вы правы.

— Может быть, переночуете у камина? Я дам вам плед и подушку.

Его широкое лицо снова сморщилось.

— Вы не понимаете… Дело в том…

— Тут нечего понимать. Спать у камина лучше, чем под открытым небом.

— Сестра… Возможно, меня ищут.

— В моем доме, а тем более ночью вас искать не станут.

— Я все равно не усну. Честное слово.

Сестра Мадлен вздохнула и проводила его до дверей.

— Видите вон то большое дерево, которое стоит отдельно от остальных?

— Да. — Он прищурился и посмотрел в темноту.

— На нем есть домик. Несколько шагов вверх по стволу, и вы окажетесь там. Когда-то этот домик сделали дети.

— А вдруг они придут туда?

— Они давно выросли и забросили его.

По городку ходили разные слухи. Мона Фиц несколько дней говорила, что до смерти боится бандитов. Она читала, что такие шайки возвращаются и нападают на почтовые отделения. В хозяйственном магазине Уолла навесили замки на все двери. Если бандиты действительно уходили задами, то они могли видеть их склад и прийти на другой день.

Дэн и Милдред О’Брайен из гостиницы «Центральная» совсем приуныли. Дела идут и так хуже некуда, а теперь у городка появится репутация места, где рыщут вооруженные разбойники, говорили они. Тем более если местная пресса раструбит об этом на всю страну.

* * *

В газете, которую Лена покупала каждую неделю, этому событию уделялось большое внимание. Она узнала обо всех подробностях жестокого и бессмысленного преступления. Было ясно без слов: горожане испытали большое облегчение, что Мора Макмагон ушла навестить больного и отсутствовала на рабочем месте. А между строк можно было прочитать, что в контору сунула нос Кэтлин Салливан.

Новости были неприятные, но это давало ей повод снова написать Кэт.

Я с тревогой прочитала о событиях в гараже напротив вашего дома. Хочу, чтобы ты знала: я вам от души сочувствую и надеюсь, что все уже оправились от шока. Не думай, что ты должна отвечать на каждое мое послание. Просто мне хотелось, чтобы ты знала, как близко к сердцу я принимаю все, что имеет к вам отношение. Надеюсь, ты простишь меня за это письмо.

Лена.

* * *

— Кит, я хочу с тобой кое о чем договориться… Скажи дома, что этот уик-энд мы проведем вместе, — пропела по телефону Клио.

— Почему?

— Потому что я собираюсь уехать.

— И что?

— Ну, тетя Мора вечно сует нос не в свое дело и спрашивает, как я поживаю…

— Да, — ответила Кит, хотя вовсе так не считала. Мора задавала вопросы только для того, чтобы убедиться, что им хватает денег на развлечения и прачечную. Про друзей она не спрашивала. Но, возможно, Клио считала лишним и это; она чувствовала угрозу даже там, где ею и не пахло.

— Поэтому скажи, что мы вместе поедем в Корк Мы вполне могли так сделать.

— Ничего подобного.

— Трудно тебе, что ли?

— Клио, куда и когда ты едешь?

— Точно не знаю.

— Прекрасно знаешь. Ты едешь туда, чтобы этот ужасный Майкл О’Коннор лишил тебя девственности, верно?

— Кит, перестань!

— Что, не так?

— Ну может быть…

— Какая же ты…

— Прошу прощения, сестра Мэри Кэтрин, я не знала, что вы подались в монахини.

— Я говорю не про девственность, а про Майкла.

— Только потому что тебе не нравится его брат…

— Мне не нравится ни тот ни другой. И тебе тоже. Тебя привлекают лишь деньги.

— Неправда! Я познакомилась с его родными, и они мне понравились. Мне все равно, богатые они или нет.

— Я тоже знакома кое с кем из его родных Точнее, с Кевином. И он мне совсем не нравится. А особенно не нравится то, что он говорит обо мне. Ну ничего, я ему отплачу… Придумаю что-нибудь.

— Ох, не делай из этого трагедию, — жалобно сказала Клио. — На самом деле они очень симпатичные. Особенно их старшая сестра Мэри-Пола. Видела бы ты, как она одевается! И была всюду… гостиницы в Швейцарии, во Франции… везде.

— Она что, училась гостиничному делу? Получила диплом администратора?

— Нет, думаю, она просто пользуется ими. Была на всех горнолыжных курортах.

— Ну, в Ирландии горнолыжных курортов пруд пруди! — саркастически ответила Кит.

— Ох, перестань… Кстати, а ты сама что собираешься делать в этот уик-энд?

— Как ни странно, отправиться в Корк вместе с Фрэнки, — ответила Кит. — Но ведь тебе не до этого…

— Ладно. Я скажу, что была с вами. Это послужит дымовой завесой. Кстати, как ее фамилия?

— Кого?

— Фрэнки.

— Не знаю. Никогда не спрашивала.

— Ох, Кит, не будь занудой… Ладно, фамилию я придумаю. Господи, как с тобой трудно! Иногда я думаю, что ты такая же ненормальная, как твоя мать… — Возникла долгая пауза.

Кит положила трубку.

* * *

Фрэнки и Кит веселились всю дорогу до Корка.

В поезде толстый старик купил им апельсиновый сок и шоколадное печенье. Сказал, что любит смотреть, как девушки едят, пьют и смеются.

— Конечно, только смотреть. Ничего другого ему не остается, — прошептала Фрэнки подруге.

— Нет, спасибо, больше не надо… Фрэнки, перестань. Это уж слишком.

Кит чувствовала себя виноватой. Старик смотрел на них так, словно на что-то надеялся. Может быть, на рукопожатие… в благодарность.

— Он сам напросился, — сказала Фрэнки.

До городка в графстве Корк, где жила Фрэнки, девушки доехали на автобусе. Городок был больше Лох-Гласса, но ненамного. Отец Фрэнки был хозяином пивной и говорил, что когда его дочь станет администратором гостиницы, а сын адвокатом, он уйдет на пенсию, а пивную продаст. Во всяком случае, таков был его план. Но мать Фрэнки считала, что он никогда не уйдет на пенсию. Вытащить ее мужа из пивной можно будет только силой, но при этом его рука все равно будет протянута к крану. Он наполнял кружки с восемнадцати лет и другой жизни не знал.

Эта семья жила счастливо и беспечно. Кит не задавали дурацких вопросов о ее происхождении, как поступили бы Келли. Правда, ее мать лучше подготовилась бы к приему гостей. Кит удивила эта внезапная мысль. Мора хозяйничала в их доме уже довольно давно. Если так, то почему она, Кит, все еще думает о нем как о материнском?

Наверно, следовало написать Лене, но не было повода. Возобновлять регулярную переписку в ее планы не входило. Все в письмах матери было ложью. Сплошным обманом.

Брат Фрэнки, Падди, тоже приехал из Дублина. Его подвозил приятель, но по дороге машина несколько раз ломалась, и Падди оказался дома только к полуночи.

— Вот это да! — сказал он, увидев Кит. — Славная птичка для уик-энда.

— Вовсе нет, — надменно ответила Кит.

— Ты прекрасно поняла, о чем я говорю. Это всего-навсего выражение восхищения.

— Ну, если так, то спасибо, — тут же оттаяла она.

Падди изучал право. Говорил, что ходит на лекции в Фор-Кортс. И что только там ощущает относительную свободу, потому что все остальное время трудится на брата своей матери как негр.

— Он не такой уж плохой, — принялась защищать дядю Фрэнки.

— Тебе легко говорить, ты на него не пашешь… Впрочем, это неплохая школа.

Они дружески сидели в пивной отца Фрэнки. Падди пил темное пиво, а девушки — горький лимонад. Несколько завсегдатаев, не считавших себя обязанными соблюдать ограничения по времени, сидели с видом людей, которые имеют полное право находиться здесь и никому не причинят хлопот, если их оставят в покое.

Падди рассказывал девушкам о своей работе.

Больше всего он ненавидел сбор долгов. Для этого нужно было ходить по домам, где женщины с детьми на руках пытались объяснить, что не оплачивают счета, потому что отсутствующие неизвестно где мужья не присылают им денег.

В адвокатской конторе сталкиваются со всеми сторонами жизни, говорил он. К ним обращаются оштрафованные за отсутствие фонаря на велосипеде, желающие получить разрешение на открытие пивной, женщина, подавившаяся в ресторане неправильно отрезанным куском курицы. Когда девушки станут администраторами гостиниц, пусть следят за такими вещами в оба: эта женщина получила очень большую компенсацию.

Еще одна дама подала в суд, потому что в результате какого-то несчастного случая у нее на лице остался шрам. Поскольку это уменьшило ее шансы на замужество, она потребовала от гостиницы очень внушительную сумму.

— Такие деньги платят только женщинам или и мужчинам тоже?

— Только женщинам, потому что они теряют возможность выйти замуж, — весело ответил Падди. — Мужчины могут жениться даже в том случае, если их лица изрезаны вдоль и поперек Это нисколько не уменьшает их шансов.

— Это очень несправедливо, правда? — сказала Кит. — Получается, что женщины могут выйти замуж, только если хорошо выглядят.

— Верно, — ответил Падди. — Пострадавшая наверняка получит приличную компенсацию. Что может предложить женщина, кроме своей внешности и репутации?

Фрэнки засмеялась:

— Ты говоришь в точности как монахиня.

— Ничуть. Так гласит закон, — ответил Падди. — Если ты лишил женщину репутации обманным путем, то обязан заплатить.

— А вот с этого места подробнее, пожалуйста. — Глаза Кит загорелись от возбуждения. — Как можно подробнее. Это очень интересно.

Они хохотали весь уик-энд, составляя письмо. Падди сказал, что шансы урвать солидный куш пропорциональны количеству угроз.

— Мы потребуем максимальной компенсации, — сказал он. — Этот малый — сын Фингерса О’Коннора, человека очень известного. Тот не захочет скандала и заплатит как миленький.

— Не нужны мне его деньги, — ответила Кит. — Я просто хочу проучить мерзавца.

— Но ведь ты еще не адвокат, — заметила Фрэнки.

— Если письмо будет на бланке конторы, он этого не узнает, — заметил Падди.

Кит послала Лене открытку с изображением коркской достопримечательности — Камня Бларни, который нужно поцеловать, чтобы навеки получить дар красноречия. Во всяком случае, так говорили туристам.

Я хорошо провела уик-энд у друзей. Спасибо за интерес к драме, разыгравшейся в Лох-Глассе. Все уже позади, но никто понятия не имеет, кто это сделал и почему.

Береги себя.

Кит.

— У тебя в Лондоне родня? — спросила Фрэнки, когда Кит опускала открытку в почтовый ящик.

— Нет, просто знакомая. С ней приятно переписываться. Вот я и решила отправить ей открытку. Тем более что места здесь интересные.

— Да, и писать много не нужно, — кивнула Фрэнки.

Дружить с Фрэнки было легко. Не то что с Клио.

В домике на дереве было очень уютно. Место тихое, и ему нравились плеск раскинувшегося внизу озера и пение птиц. Монахиня оказалась очень разумной женщиной. Сказала, что она сама своего рода отверженная и все понимает. Он пытался рассказать все еще в первую ночь, но она не слушала. Однако на следующий день отшельница его услышала — это было ясно по выражению ее лица.

— А где второй? — спросила она. — Люди говорили, что вас было по меньшей мере двое. Может быть, даже целая шайка.

Услышав это, он сильно разволновался. Теперь за ним начнут охотиться. Может быть, даже с собаками. Он сказал, что сделал это один. Ему были нужны деньги. Он ждал в переулке, пока та женщина не ушла. Откуда ему было знать, что старуха сразу же шмыгнет в контору? Она кричала, вопила и… ну, ему пришлось стукнуть ее. Просто чтобы заставить замолчать. Он не хотел бить ее.

— Как вас зовут? — спросила сестра Мадлен.

Она сидела на пне, а мужчина — в домике, закутанный в плед.

— Зачем вам мое имя?

— Ну, должна же я вас как-то называть. Меня, например, зовут Мадлен, — сказала отшельница.

— А меня Фрэнсис, — ответил он. — Фрэнсис Ксавьер Берн.

Оба замолчали. Монахиня думала о дне, когда он был крещен, и о том, кто придумал ему такое красивое имя.

— И где вы живете… э-э… в обычное время?

— Я живу… живу… — Он умолк Сестра Мадлен ждала. — Я живу в одном доме, но сейчас ушел оттуда. Беда в том, что мне нужны деньги. Я ненавижу тот дом… если его можно так назвать. Здесь я чувствую себя дома гораздо больше.

— Тогда оставайтесь, — бесхитростно сказала она.

— Вы серьезно? После того, что я сделал?

— Я не судья и не присяжный. Просто человек, живущий на этой же земле, — сказала она.

Большую часть дня он проспал на дереве.

Позже к сестре Мадлен зашел сержант О’Коннор и сообщил, что они прочесывают местность.

— Вы бы сказали нам, если бы что-нибудь услышали, правда? — Он посмотрел в ее ясные глаза.

— Сержант, я ведь не хожу в город. И вижу только друзей, которые ко мне заходят.

— Ну, если бы вы увидели кого-нибудь незнакомого, то сообщили бы… вашим друзьям, верно? — нерешительно спросил сержант.

Сестра Мадлен смотрела на него в упор.

— Шин, вы видите мой дом насквозь. Тут всего две комнаты.

Дверь в ее скромную спальню была открыта. Белое покрывало, распятие на стене… Похоже, раньше эта дверь всегда была закрыта. Или нет? Наверное, от усталости разыгралось воображение. Неужели она показывает, что здесь никого нет?

— Ладно, сестра, я ухожу… О боже, чуть не наступил на вашего котенка! Он болен?

— Этот бедный малыш слеп. — Сестра Мадлен взяла его на руки и погладила.

— Вряд ли котенок выживет, если не видит, куда идет. Правильнее было бы его усыпить.

— Мы не всегда знаем, что правильнее, — ответила сестра Мадлен.

— Не всегда? Ну, когда в город врываются бандиты, правильнее всего сообщить, где их искать, а не угощать их чаем с сандвичами.

— Значит, это была банда, а не один человек? — спокойно спросила сестра Мадлен.

— Да, банда. Я еще зайду.

Он задумчиво шел по тропинке вдоль озера, осматриваясь по сторонам. Но не видел ни лодки, ни следов крови, хотя было известно, что по крайней мере один из них (если их и в самом деле было несколько) был ранен и истекал кровью.

Сестра Мадлен улыбнулась и погладила котенка. Она была рада, что сожгла рваную рубашку и простыню, с помощью которой остановила кровь.

Монахиня долго сидела, глядя на озеро и раздумывая, правильно ли все сделала. Она прекрасно знала главное: никому не причинять вреда. Но этот мужчина избил несчастную Кэтлин Салливан и чуть не убил ее. Может, он опасный человек и ему следует сидеть в тюрьме? Конечно, она так не думала, но в первый раз за долгое время испытывала сомнения.

— Ну вот, желтизна прошла! — Анна смотрела на Эммета с такой гордостью, словно это было исключительно ее заслугой.

— Знаю. Я больше не выгляжу как крыса.

— Ты никогда не выглядел как крыса. — Анна взъерошила ему волосы. — Наоборот, ты очень симпатичный… — Она помолчала. — Честное слово.

— Ага, как же…

— Если бы было по-другому, я бы не говорила.

— Ну, если так, я бы хотел… ну, быть рядом с тобой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Сама знаешь. Кино, прогулки и все прочее…

— Значит, ты хочешь встречаться со мной? — Ее глаза загорелись.

— Знаешь, когда я сильно нервничаю… как сейчас… то снова начинаю заикаться.

— Ты испытываешь ко мне какие-то чувства? — Анна смерила его удивленным взглядом.

— Причем очень сильные. — Эммет сделал вид, что подшучивает над собой. Теперь все зависело от ее ответа.

— Ну, это было бы очень неудобно, — после долгой паузы сказала Анна.

— Что именно?

— А вдруг твое заикание вернется, когда ты попытаешься сказать, что я красивая или что-нибудь в этом роде? «К-к-к-к-к…» Я чувствовала бы себя очень неловко.

— С чего это я буду говорить, что ты красивая? — Эммет все еще не верил, что его слова могут принять всерьез.

— С того, что я назвала тебя симпатичным. Теперь самое время вернуть комплимент. — Улыбка Анны была насмешливой, но Эммет видел, что девочка довольна.

— Ты очень красивая, Анна, — сказал он.

— Ну вот, ни заикания, ни заминки… Наверно, это все-таки не очень сильное чувство.

Она крепко поцеловала его, а потом стремглав скатилась по лестнице и выбежала на улицу.

Эммет Макмагон обхватил себя руками. Он еще никогда не был так счастлив.

Эммет мог приступить к занятиям, но все еще ощущал слабость. Поэтому Мора решила съездить в отпуск всей семьей и провести неделю на одном из больших приморских курортов, которые сейчас пустовали, потому что лето прошло.

Она узнала цены и поделилась этой идеей с Мартином.

— Может, нам удастся уговорить Кит приехать на длинный уик-энд? В понедельнику нее занятий нет, а если отпроситься на пятницу…

Мора так заботилась о своей новой семье, что ей было невозможно отказать.

— Думаю, она будет рада, — сказал Мартин. — Но как ты уговоришь нашего Ромео расстаться со своим завоеванием? — Они пристально наблюдали за романом Эммета и Анны, но не вмешивались.

— А что, если это завоевание поедет с нами? — засмеялась Мора. — Питер и Лилиан говорят, что тоже не прочь отдохнуть. Там есть два домика, стоящие бок о бок Все будет просто чудесно.

Эммет сказал, что ему очень жаль, но он не хочет уезжать из Лох-Гласса. Он с серьезным видом говорил о необходимости наверстать упущенное в школе и не понимал, что его видят насквозь. Все знали, что он не хочет расставаться с Анной Келли.

Мартин слегка поддразнил его:

— Знаешь, это будут отличные каникулы, Тебе предоставляется последняя возможность отдохнуть за счет родителей.

— Я знаю, папа, и очень тебе благодарен… Но в данный момент… — смущенно пролепетал мальчик, отказываясь от щедрого подарка.

— Перестань, Эммет. Если ты не поедешь, меня не возьмут тоже. — Мартин часто делал вид, что никто в семье с ним не считается.

— Придется взять. Когда мы обсуждали эту поездку с Питером и Лилиан, я сказала, что заставлю тебя отдохнуть, сама взяла отпуск у Стиви и договорилась с этим симпатичным парнишкой, что он тебя заменит…

— Так Келли тоже едут? — с жаром спросил Эммет.

— Да, конечно. Я уверена, что Анна очень расстроится, если ты не поедешь с нами.

— Думаю, больше всех расстроишься ты, — сказал он Море.

— Конечно, — призналась она.

Лицо мальчика засияло.

— Если так, я сбегаю к Келли и обсужу этот вопрос!

— Надень куртку, — сказал отец. — Ты еще не совсем выздоровел.

— Выздоровел, выздоровел! Мне намного лучше!

* * *

— Я очень удивилась, когда Клио заявила, что едет с нами, — сказала Лилиан Келли мужу.

— Дареному коню в зубы не смотрят. — Питера Келли радовало, что его старшая дочь проявила интерес к тихому семейному отдыху после окончания курортного сезона.

— Особого блеска не жди, — предупредил он Клио во избежание недоразумений.

— Чего-чего, а блеска будет достаточно, — таинственно ответила Клио.

Филип узнал про эту поездку.

— Я тоже мог бы оказаться там. Причем в то же время.

— Ничего подобного, — ответила Кит. — И думать не смей. Если я увижу, это станет доказательством того, что ты преследуешь меня.

— Я делаю это для твоей же пользы, — возразил он.

— Что?

— Слежу за тобой.

— Ты следил за мной? Когда?

— Когда ты ездила в Корк.

— В Корк? Ты ездил за мной в Корк? — Ее лицо побелело от гнева.

— Нет, только до вокзала. Чтобы удостовериться, что ты едешь не с той здоровенной гориллой…

— Какой еще гориллой? Таких много.

— Я имею в виду Кевина О’Коннора. Он всем нам говорил, что спал с тобой и что тебе не терпится сделать это снова… Я знал, что это неправда, но думал, что если он так говорит, то у него есть кое-какая надежда. — Филип был очень расстроен.

— Зачем ты мне рассказываешь обо всех этих гадостях и мерзостях? — воскликнула Кит.

— Ты сама спросила.

— И не думала. Я только попросила тебя не ездить с нами на взморье. Я и представления не имела о таком нагромождении лжи. Я хотела попросить адвоката написать этому Кевину О’Коннору письмо… Когда кто-то говорит, что ты что-то сделал, а этого не было, он совершает преступление. Ну, он за это поплатится! Я думала, что Клио просто преувеличивает.

— Только не говори ему…

— Нет, скажу, подлый трус! Эта горилла еще пожалеет, что знакома со мной.

Клио и Кит шли по пляжу. Наступило самое приятное время года. Купаться в холодной Атлантике рискнул бы только спартанец, но для спокойных прогулок по плотному и влажному песку было достаточно тепло.

— Сейчас ты расскажешь мне все подробности, но сначала я сама кое-что расскажу тебе об этой семейке, — промолвила Кит.

— С какой стати я должна что-то рассказывать? Ты не захотела помочь мне с уик-эндом, — проворчала Клио.

— Это были только цветочки, — злорадно ответила Кит.

— Ты о чем?

— Я собираюсь подать в суд на его братца. — Она отошла на шаг, чтобы полюбоваться выражением лица Клио.

— В суд? О господи, за что?

— За обвинение женщины в нарушении целомудрия. На юридическом языке это называется так.

— Что?

— Ты сама говорила, что он рассказывал брату и его приятелям, будто спал со мной. Но это неправда. Я незамужняя женщина, и слова о том, что я с кем-то спала, являются обвинением в нарушении целомудрия. Это уменьшает мои шансы на брак Ему придется заплатить.

— Иисусе… — начала Клио.

— Не паникуй. Ты не единственная, кто это слышал. То же самое он говорил Филипу О’Брайену, а это все равно что сделать объявление в вечерних новостях ирландского радио. — Когда Кит подумала о несправедливости случившегося, у нее загорелись глаза.

— Дело дойдет до суда?

— Надеюсь.

— О господи! Когда?

— Ну, если он не извинится и не выплатит денежную компенсацию за ущерб, нанесенный моей репутации…

— Никто не посягал на твою репутацию.

— Неправда. Если его гнусный братец говорил об этом тебе и Филипу, то что же это еще такое?

— Нет, Кит, не надо. Прошу тебя.

— Слишком поздно. Дело уже сделано.

— Ты подала в суд? Подала в суд на брата Майкла О’Коннора?

— Я отправила ему письмо адвоката.

— Ты не можешь это сделать. Тебе еще нет двадцати одного года.

— Это не требуется.

— По почте?

— Да, а что в этом особенного? Самое обычное дело.

— Не может быть. Я никогда не слышала о таком. И ты тоже.

— Все очень просто. Мне сказали, что, если он называет меня потаскушкой и так далее, я должна буду это опровергнуть. Я ответила им, что я девушка и могу это доказать. Вот и выходит, что он лжец.

Клио бессильно опустилась на скалу. Ее лицо было зеленее водорослей.

— Ты все разрушила… Между мной и Майклом все кончено…

— Нет. Скорее наоборот. Ты можешь предупредить Майкла, что, если Кевин не согласится, я пойду на все. Я буду счастлива лечь в постель с мужчиной, когда для этого придет время, но с этой тупой, злобной, пьяной гориллой я не стала бы спать даже в том случае, если бы он был последним мужчиной на земле. Я чуть не умерла, когда узнала, что он всем говорит, будто переспал со мной. Можешь сама сказать ему. Это доставит мне огромное удовольствие.

— Кит, твой отец, тетя Мора… что они скажут?

— Скажут, что я молодец, потому что сумела постоять за себя. А теперь расскажи, как прошел твой уик-энд с Майклом.

* * *

Келли и Макмагоны сняли два соседних домика. В каждом из них были три спальни и маленькие веранды с видом на море. Они видели, как Эммет и Анна гуляли вместе, не прикасаясь друг к другу; те брались за руки только тогда, когда сворачивали за угол.

И видели, как Кит и Клио вели какой-то важный разговор.

— Похоже, их дружба продолжается, несмотря на все взлеты и падения, — сказала Лилиан.

— Да, похоже, — откликнулась Мора, внимательно следя за обеими. Это была не обычная девичья болтовня о чем-то забавном, а нечто куда более серьезное.

* * *

Зарядили дожди, и в домике на дереве стало очень сыро. Требовалась более надежная крыша. Почтальон Томми Беннет никогда не отказывал сестре Мадлен в помощи.

— Томми, вы оказали бы мне большую услугу, если бы раздобыли пару кусков клеенки или брезента, чтобы защитить повозку от дождя.

— Сестра, я тысячу раз предупреждал вас, что эти цыгане купят и продадут нас не моргнув глазом.

— Я говорю не о таборе на другом берегу озера, в котором живут наши хорошие друзья, а о другом человеке, у которого есть повозка. Вы часто спрашивали, что можете для меня сделать. Этим вы заслужите мою вечную благодарность.

— Ни слова больше. — Томми Беннету не нравилось, что люди злоупотребляют добротой монахини. — Я все принесу вам через день-другой. — Он вышел на порог и надел фуражку. В дверь хлестали струи дождя. — Гляньте-ка… Этот несчастный котенок тонет в лоханке.

— Что? Где? — Сестра Мадлен выбежала на дождь, не боясь намокнуть.

Почтальон не ошибся. Котенок изо всех сил боролся за жизнь, но силы уже заканчивались.

— Позвольте мне прекратить его мучения. Бедняжка все равно не выживет. — У Томми было доброе сердце.

— Нет! — крикнула сестра Мадлен.

— Сестра, посмотрите сами, он уже еле дышит. Не следует возвращать его к жизни. Это было бы нечестно. Котенок слепой, на все натыкается… Наверное, следовало утопить его сразу.

На лице сестры Мадлен слезы смешивались с каплями дождя.

— Тогда утопите его, Томми, — сказала она и отвернулась.

Через несколько секунд мокрые маленькие лапки перестали двигаться.

— Все, сестра. Он отмучился, — сказал почтальон.

Монахиня взяла тельце и положила его в коробку из-под кукурузных хлопьев:

— Позже я похороню его.

У нее было собственное кладбище животных. Отшельница знала, где похоронены лисы, ручные зайцы и старые собаки, по особым приметам. Зачем так переживать из-за бедного слепого котенка, подбирать которого все равно не имело смысла? Но Томми не следовало знать, что для сестры Мадлен смерть котенка стала знамением. Знаком того, что она не всегда поступает правильно.

— Я давно перестал читать молитвы, но такая женщина, как вы, может заставить меня вернуться к ним, — сказал Фрэнсис Ксавьер Берн, обсасывая баранье ребрышко.

Сын мясника Хики был благодарен сестре Мадлен за письменную рекомендацию и горел желанием что-нибудь сделать для нее. «Если так, принеси мне кусочек мяса, который не пригодится твоим родителям. Я не хочу, чтобы ты лишал их заработка», — попросила она. Мальчик понял, что родителям об этом говорить не следует. «Это для цыган?» — спросил он. «Для того, кто нуждается в мясе, чтобы окрепнуть».

— Мы можем молиться вместе, Фрэнсис, — предложила сестра Мадлен.

— И о чем мы станем просить Господа?

— Сначала мы поблагодарим его за то, что Кэтлин Салливан выписалась из больницы и вернулась домой.

— Честно говоря, эта старуха не вызывает у меня сочувствия. Она набросилась на меня как дьявол.

— Нет, вы сами напали на нее и ограбили контору ее сына. Я позволила вам остаться здесь, но не думайте, что я одобряю ваши поступки.

— Вы же знаете, почему я это сделал.

— Серьезно?

— Я не собирался причинять ей вред. Просто мне хочется странствовать, а для этого нужны деньги. Я не могу жить как в клетке. Вы сами говорили, что ненавидите чувствовать себя взаперти.

— Но я не воровала, не грабила и не избивала людей до полусмерти.

— Сестра, вам этого и не требовалось, — ответил он.

И тут к отшельнице вернулась уверенность в том, что она поступила правильно.

— Похоже, ты умудрилась загореть даже в плохую погоду, — с восхищением сказал Стиви Анне.

— Говорят, некоторые загорают от ветра, — засмеялась она.

— Еще год, и ты станешь свободной женщиной. — Он смерил взглядом высокую светловолосую девушку с ровными зубами и лучезарной улыбкой.

Анне нравилось, что ею восхищаются.

— Свободной от школы, но не от того, что ты имеешь в виду, Стиви Салливан, — ответила она.

— А что я имею в виду?

— То, чего у меня нет.

Анна шла домой, довольная собой. На нее засматривались два самых симпатичных парня в Лох-Глассе. Впрочем, до Стиви ей не было никакого дела. Все знали, что он за тип.

* * *

Теперь они были достаточно взрослыми, чтобы снять в Дублине квартиру. Весь Лох-Гласс думал, что Кит и Клио будут жить вместе. Может быть, за исключением Моры.

— Тебе не будет одиноко в тесной однокомнатной квартирке? — спросил дочь Мартин.

— Нет, папа. Она рядом с колледжем и всем остальным…

— Если бы ты скооперировалась с Клио, вы сняли бы что-нибудь получше.

— Это повредит учебе. Все время будет уходить на болтовню и смех. Кроме того, у каждой из нас в Дублине своя компания.

Мора красноречиво посмотрела на Мартина, и он оставил эту тему.

Фрэнки помогала Кит переезжать.

— Мы могли бы жить вместе, — сказала она. — Но в нашей квартире нет лишней комнаты. А я въехала последней, поэтому не могу бросить остальных девочек.

— Ничего. Я люблю одиночество.

Чаще всего так оно и было. Никто не мешал Кит заниматься, а если она скучала по подругам, то могла прийти в квартиру Фрэнки или к Клио, которая тоже жила отдельно. Но там почти всегда торчал Майкл О’Коннор. Нежелание Клио жить с подругами вызывалось представлениями Майкла О’Коннора о том, что такое веселая жизнь. А Клио не могла позволить ему остаться наедине с кем-то другим.

— Красота! — восхитилась Фрэнки, повесив на стену яркое покрывало и накрыв клеенкой полку для разной кухонной утвари, заботливо собранной Морой.

При этом присутствовал и Падди, учившийся на юридическом.

— Я сделал вид, что пошел разносить повестки, — сказал он.

— В один прекрасный день тебя выгонят. — Кит удивляло, насколько несерьезно Падди относится к своей работе.

— Меня, племянника босса? Ни под каким видом! — весело ответил он.

— Да, ты у нас большой человек, — засмеялась Кит.

— Слушайте, девчонки, я забегу в контору, покажусь им, а потом заскочим куда-нибудь перекусить, идет?

Кит и Фрэнки ответили, что это самое лучшее предложение за неделю.

Через пятнадцать минут он бегом поднялся по лестнице, размахивая какой-то бумагой и заикаясь от волнения:

— Хотите — верьте, хотите — нет, но он заплатил!

— Кто заплатал?

— Фингерс О’Коннор. Прислал чек Он ответил… принял все наши условия…

Девушки смотрели на него во все глаза.

— Но это же незаконно… Я имею в виду, это было требование… не от настоящего адвоката, — пролепетала Кит.

— Ты что, хочешь отказаться от денег? — удивилась Фрэнки.

— Нет, все законно… Посмотри, что он пишет… — Письмо было адресовано Падди.

Дорогой мистер Барри!

Я уверен, что могу положиться на Вашу сдержанность в этом деле. Я согласен, что утверждения, сделанные моим сыном Кевином, абсолютно ложны и больше не должны повторяться. Прилагаю чек на имя мисс Макмагон и заверяю ее, что мой сын больше никогда не позволит себе таких высказываний в ее адрес и в адрес других людей.

Если по этому делу есть дополнительные судебные издержки, буду рад оплатить их. Прошу ставить на письмах, посвященных этому делу, пометку «Только в собственные руки».

Надеюсь вскоре получить от Вас ответ.

Ваш Фрэнсис О’Коннор.

Когда Падди закончил чтение, они заулюлюкали от восторга.

— Как ты думаешь, я могу сохранить это письмо? — спросила Кит.

— Можешь… Ты его заслужила. Клеветник, опорочивший твое доброе имя, получил по заслугам.

— Раз так, я приглашаю вас туда, где подают не только фасоль и чипсы, — сказала Кит.

— Сначала нужно получить наличные, — ответила Фрэнки.

— Чек Фингерса не опротестуют, — заверил Падди.

— А как быть с судебными издержками? Ты же не можешь заставить свою контору отправить ему счет, если там даже не знают, что они посылали это письмо. — Кит до сих пор не могла поверить, что это правда.

— О, я напишу ему любезное письмо. Мол, поскольку он ответил так быстро и поскольку ты являешься моей личной подругой, я отказываюсь от гонорара. Это рассеет все его подозрения.

— Падди, ты прелесть, — сказала ему Кит.

Веснушчатый Падди смутился и покраснел, не зная, как реагировать на комплимент.

— Кажется, ты нас куда-то приглашала, — наконец нашелся он.

— Куда угодно, — ответила Кит.

Письмо Падди Барри принесло девушке сумму, о которой она и не мечтала. Такие деньги на карманные расходы Кит получала от отца за целый год. Нет, эти старомодные законы о защите женской репутации — настоящее чудо!

— Привет, Филип. Это Кит.

— Да? — слегка испуганно ответил О’Брайен, не зная, какого подвоха от нее ожидать.

— Я хочу пригласить тебя в какое-нибудь шикарное место.

— Что?

— Куда бы ты хотел сходить?

— Кит, не смейся надо мной. Пожалуйста.

— Клянусь, я хочу тебя угостить. Что бы ты сказал, если бы тебя куда-нибудь пригласили? Думай не о том, чего хочу я, а чего хочешь ты.

— Ну, сначала я сходил бы в кино. Посмотрел французский фильм «Мой дядя». Он того же типа, что «Каникулы мсье Юло», который мы видели. А потом пошел бы в «Джамметс» и съел там фирменное блюдо вместо обеда. Интересно посмотреть, как они его подадут.

— Договорились, — сказала Кит. — Где встречаемся? Нужно только посмотреть расписание сеансов.

— Но почему, Кит?

— Потому что мы друзья.

— Нет. Правда, почему?

— Потому что благодаря тебе я получила от этого противного Кевина О’Коннора целое состояние.

— Сколько?

— Не скажу. Но вполне достаточно, чтобы куда-нибудь пригласить тебя.

Кит пошла в магазин Суитцера на Графтон-стрит, купила Клио ночную сорочку и принесла ей коробку, завернутую в бумагу.

— Что это? — подозрительно спросила Клио.

— Подарок от одной мерзкой гориллы. Он заплатил. Я перед тобой в долгу.

— Знаешь, они говорят, что ты спятила. Что у тебя винтиков не хватает.

— Вот и отлично. Значит, мне не придется быть подружкой невесты.

— Перестань шутить. Что он сказал, когда отдавал тебе деньги?

— Ничего. Все было сделано через адвокатов со взаимными обязательствами соблюдать конфиденциальность.

— И сколько ты получила?

— Я же тебе сказала, с обязательствами соблюдать конфиденциальность.

— Мы же подруги. Это я навела тебя на эту мысль.

— Ты получила ночную рубашку. Вот и радуйся. Хотя я не понимаю, как ты могла на такое пойти.

— Ты для меня не авторитет.

— Знаю. Можешь не повторять.

— Почему бы Эммету не приехать в Дублин на уикэнд? Я покажу ему местные достопримечательности, — сказала Кит.

— Мы можем приехать все вместе, — предложила Мора.

— Нет, я сама хочу показать Дублин младшему брату. Мора, дай мне почувствовать себя важной персоной! — взмолилась Кит.

Улыбка Моры была такой доброй и понимающей, что у Кит встал комок в горле.

Мора согласилась сразу же. Эммет должен увидеть большой город.

Филип тоже снимал квартиру, поэтому мальчик мог переночевать у него.

— Только чур не таскаться за нами и не подглядывать! — предупредила его Кит.

— Я говорил тебе, что этот этап моей жизни закончился, — ответил Филип.

Теперь он вел себя совсем по-другому. Вечер в «Джам-метсе», самом шикарном ресторане Дублина, прошел успешно. Филип обсуждал с официантами достоинства вин, как местный завсегдатай.

— Куда ты хочешь его сводить? — спросил Филип.

— Я же сказала, не шпионить!

— Какое мне до этого дело? Даже если мой будущий шурин не увидит ни одной столичной достопримечательности, я и слова не скажу.

— Вот и молодец, — похвалила его Кит.

* * *

Получив открытку с Камнем Бларни, Лена поняла, что лед тронулся.

Особого повода для нее не было — открытка не стала выражением благодарности… во всяком случае, за что-то конкретное. И Кит попросила ее беречь себя. Разгневанная девушка, которая убежала от нее несколько месяцев назад, смягчилась до такой степени, что попросила мать беречь себя. Это давало надежду. Все письма дочери Лена тщательно хранила в ящике комода, стоявшего на кухне Айви. Иногда она вынимала их и перечитывала. Последняя открытка окрылила ее.

Лена отправила письмо, когда уехала из Лондона. Они с Доун должны были провести встречи с шестиклассницами в четырех разных городах. Это означало ночевку в Бирмингеме. Лена купила открытку с изображением Бычьего Кольца и написала:

Я приехала сюда, чтобы рассказать школьницам о нашем агентстве. Очень утомительно, но приятно. Наверное, мне следовало стать школьной учительницей. Могу сказать только одно: надолго отказавшись от карьеры, я совершила большую глупость. Когда у тебя экзамены? Конечно, мне хотелось бы как можно больше узнать и про твоего брата.

Надеюсь, что у тебя все хорошо.

Лена

Сначала она хотела написать «с любовью», но потом раздумала.

— Вы посылаете открытку мистеру Грею? — спросила ее Доун.

— Зачем, если я увижу его завтра вечером?

— Миссис Грей, он ужасно славный. Такой шутник… и все прочее. Он был душой и сердцем «Драйдена».

— Я уже забыла, что он твой старый знакомый.

Она не кривила душой. Доун так давно трудилась в агентстве Миллара, что Лена почти запамятовала, сколько гостиниц и офисов перед этим сменила девушка, обладавшая талантом привлекать к себе внимание самых неподходящих мужчин. Насколько ей было известно, в «Драйдене» этого не произошло: Джеймс Уильямс ловеласом не был.

— А мистер Уильямс тебе нравился? — спросила Лена.

— Я его плохо помню, миссис Грей. — Большие голубые глаза Доун не замечали большинства людей, с которыми ее сталкивала судьба.

— Да, конечно. Это было давно.

— Вы правы.

Доун обвела глазами столовую. Молодая блондинка и красивая брюнетка средних лет привлекали к себе всеобщее внимание. Никто не мог понять, что они здесь делают. Женщины выглядели слишком респектабельно, чтобы к ним можно было подсесть просто так, но глаза Доун обещали многое.

Лена слегка улыбнулась, подумав, что почувствовал бы великий Джеймс Уильямс, если бы узнал, что хорошенькая секретарша Доун Джонс мгновенно забыла его.

И тут у нее сжалось сердце. Шутника Льюиса Грея Доун почему-то не забыла. Как она его назвала? Душой и сердцем «Драйдена»?

Вернувшись в офис, Лена стала внимательно приглядываться к светловолосой молодой женщине, которую считала хорошим приобретением для агентства Миллара. Да, конечно, Лена была права, настаивая на том, что привлекательная девушка станет живым примером для подрастающего поколения. Следовало забыть о своих абсурдных и опасных подозрениях. Нельзя же ревновать Льюиса к каждой одинокой женщине, с которой он работал.

Как-то она зашла за документами в другую комнату и услышала разговор Доун с секретаршей Дженнифер:

— …она такая славная и так много для меня сделала. Иногда я чувствую себя виноватой, ужасно виноватой перед ней из-за ее мужа.

Доун заметила испуганный взгляд Дженнифер, смотревшей ей за спину, обернулась и увидела Лену.

— Ох, миссис Грей… — Доун покраснела. Лена стояла и молча улыбалась. — Миссис Грей, вы знаете, что я имею в виду. Это была всего лишь шутка. Ничего серьезного…

— Знаю, Доун. Маленькая шутка, только и всего.

— И вы не сердитесь?..

— Из-за того, что Льюис — большой шутник? Господь с тобой, Доун, за кого ты меня принимаешь? — Она повернулась и ушла.

Лена едва успела добраться до ванной. Там ее вырвало в раковину. Льюис и эта девушка… Он знал, что Доун пришла в «Драйден» по рекомендации Лены… Она сполоснула лицо, поправила косметику, вернулась к своему письменному столу и до конца дня старательно избегала Доун.

Вечером она зашла в кабинет Джесси и намекнула, что с удовольствием избавилась бы от Доун Джонс.

— Я скучал по тебе, когда ты была в Бирмингеме, — сказал ей вечером Льюис.

— Я ведь уезжала ненадолго.

— Но это время показалось мне вечностью.

— Работа была тяжелая, — сказала она. — К концу мы с Доун едва не охрипли.

— Доун? — переспросил он.

Лена подняла взгляд. Похоже, он не помнил Доун. Искренне. «Шутка» была такой ничтожной, что не оставила и следа в его памяти.

— Доун Джонс. Ты должен ее помнить. Когда-то она была секретаршей Джеймса Уильямса.

— Ах да. — Теперь он вспомнил. — Ну и как вы с ней ладите?

— Хорошо ладим. Но мне кажется, она увольняется из агентства.

— Серьезно? Почему?

— Я еще в этом не уверена, — ответила Лена и переменила тему.

* * *

Рита удачно устроилась в дублинское агентство по прокату автомобилей. Она встречалась с одним из своих коллег родом из далекого Донегала и постоянно вспоминала цыганку, которая сказала, что она выйдет замуж за человека издалека. Коллегу звали Тимоти, и он собирался познакомить Риту со своей матерью.

Рита не скрывала от него, что она родом из простой семьи и родители потеряли к ней интерес, когда она стала работать служанкой у Макмагонов. Она не хотела, чтобы у Тимоти сложилось ложное впечатление. Тимоти ответил, что это его ничуть не волнует. Все это предрассудки; Ирландия изменилась и время тоже.

Пару раз Рита хотела познакомить Тимоти с Кит. Если бы она могла назвать подругой красивую и уверенную в себе студентку колледжа, это повысило бы ее шансы. Но Кит и без того хватало дел, а злоупотреблять их дружбой Рита не хотела. Когда-нибудь Кит познакомится с Тимоти. Всему свое время.

Эммет шел к Келли, чтобы рассказать Анне о предстоящей поездке в Дублин. Кит встретит его на вокзале, а остановится он у Филипа О’Брайена, который, похоже, стал совсем другим. Они сходят в кино, а потом отправятся в парк Брей на аттракционы. У Кит есть подруга, и брат этой подруги, студент-юрист, покажет им тюрьму и человека, который умеет делать татуировки.

Уик-энд будет просто потрясающий. Он давно мечтал об этом. Конечно, ему не хочется уезжать из Лох-Гласса и оставлять Анну, но ведь она сама недавно была на школьной экскурсии, затем участвовала в каком-то собрании по профориентации, и он не видел ее целую вечность.

Дверь открыла Лилиан Келли.

— Привет, Эммет, — удивилась она. Что-то в ее голосе насторожило мальчика. Но он ничего не сказал, только улыбнулся. — Я думала, что Анна с тобой, — объяснила Лилиан.

Кит не знала, как сказать отцу и Море, что она будет развлекать Эммета в Дублине на свои деньги. Она с удовольствием купила бы подарки и им тоже, но объяснить, откуда на нее свалилось такое богатство, будет трудно.

Она помахала рукой, и Эммет увидел ее.

— Видишь вон тот автобус? Бежим! Сядешь на переднее сиденье. — Кит схватила его за руку, и они побежали к автобусу, который шел в центр города.

— Надо же, оказывается, ты хорошо знаешь Дублин, — с завистью сказал Эммет.

— В следующем году ты и сам его узнаешь. Разве не так?

— Так. — Тон у него был не слишком веселый. Ну и что? Человек устал с дороги.

— Сначала я покажу тебе мою квартиру, — сказала Кит, решив не забивать себе голову пустяками.

Эммет сказал, что это здорово. Невозможно представить себе, что такая большая квартира принадлежит ей одной. Кит это тронуло.

На самом деле квартирка не отличалась большими размерами. Одна ее лох-гласская спальня была больше комнаты, в которой Кит спала, сидела, ела, занималась и умывалась над раковиной. Но зато она находилась в самом центре, никуда не нужно было ездить на автобусе, а кинотеатр располагался так близко, что она могла из окна следить, как продвигается очередь.

— По пятницам мы обычно ходим на танцы, — сказала Кит. — Я с удовольствием отвела бы тебя туда, где мы обычно бываем, но там слишком жарко и шумно. Наверное, в первый вечер тебе нужно что-нибудь поспокойнее.

— Да, наверное, — ответил Эммет.

Кит поняла, что ей не почудилось: он действительно чем-то расстроен.

— Как насчет индийского ресторана на Лисон-стрит? — предложила она. — Отличное место. Я была там пару раз и знаю, что нужно заказывать. А потом мы встретимся с Филипом, и он отвезет тебя к себе.

Они шли по О’Коннелл-стрит, на которой было яблоку негде упасть.

— Я никогда не бывал здесь вечером, — сказал Эммет.

— Тут все изменилось.

Они стояли на мосту О’Коннелла и смотрели на реку Лиффи.

— Ничем не воняет, — удивился мальчик. — А люди говорили, что тут не продохнуть.

— Ну, летом иногда бывает. Но не сейчас, — согласилась Кит.

Они дошли до Тринити-колледжа, и Кит показала ему на студентов, входивших и выходивших через главные ворота.

— Они очень богатые? Сплошные англичане и представители высшего класса? — спросил Эммет.

— Вряд ли. Сначала я тоже так думала, но потом поняла, что большинство здешних студентов составляют иностранцы и некатолики. А все остальные — самые обыкновенные.

— Католиков возмущало, что их сюда не принимают. Брат Хили говорит, что так продолжалось много лет.

Они дошли до Графтон-стрит и стали рассматривать дорогие вещи, выставленные в витринах. Затем миновали фешенебельный парк Сент-Стивенс-Грин, вечером казавшийся темным и зеленым, и направились к Лисон-стрит.

— Здесь на углу есть пивная для студентов. Именно там мы встретимся с Филипом, — объяснила Кит.

— Я рад, что он не будет с нами обедать, — неожиданно сказал Эммет.

— Да. Он, конечно, изменился к лучшему, но не так сильно, как хотелось бы. Сказывается влияние родителей…

Они зашли в индийский ресторан. Кит выбрала столик в углу и стала советовать Эммету, что следует выбрать.

— Давай ты возьмешь баранину, а я — кофта-карри. Это тефтели.

Эммет кивнул. Он смотрел в меню с таким видом, словно хотел набраться смелости.

— Кит, тут все очень дорого. Мы можем себе это позволить? — наконец спросил он.

— Нет проблем, — ответила Кит.

— Сегодня ресторан, завтра кино и татуировщик..

— Все это мелочи, так что можешь не беспокоиться. — Кит похлопала брата по плечу и с ужасом увидела, что его глаза полны слез. — Ох, Эммет, что случилось? — воскликнула она.

— Кит, я хочу попросить тебя о большой услуге. Ты мне поможешь?

— В чем?

— Сначала пообещай.

— Я не могу обещать заранее. Это нечестно. Но если это в моих силах, попробую. Сам знаешь.

— Ты должна пообещать…

— В чем дело?

— В Анне. Она влюбилась в Стиви Салливана и встречается с ним. Я ей больше не нужен.

— Это всего лишь увлечение, которое скоро пройдет.

— Нет. Они встречаются каждый день. Она сходит по нему с ума.

— Он слишком стар для нее.

— Знаю, но это ему только на пользу.

— Неужели Стиви относится к ней так же? Это невозможно.

— Он влюблен в нее по уши.

— А что скажут Питер и Лилиан? Держу пари, они будут вне себя от злости.

— Да, конечно, но это только… подольет масла в огонь.

— Что я могу для тебя сделать? Какую услугу оказать? Загипнотизировать ее? Убить Стиви Салливана? — Кит смотрела на брата и гадала, какую роль он отвел ей.

— Кит, ты красивая. Все парни не сводят с тебя глаз. Не могла бы ты отвлечь Стиви от Анны?.. А она со временем снова вернулась бы ко мне.

Она едва не рассмеялась. Кит Макмагон в роли Маты Хари, способной соблазнить любого мужчину и отбить его у маленькой белокурой красотки Анны Келли!

Но потом увидела лицо брата и передумала. Эммет был близок к отчаянию и действительно верил, что она способна на такое. Бедный, бедный Эммет! Боже, какие сильные чувства…

Кит еще не довелось испытать ничего подобного. Такая любовь встречалась ей только в книгах. И тут она с удивлением поняла, что единственным человеком, способным любить слепо и самозабвенно, была Элен Макмагон. Их мать.

Она не сводила глаз с брата.

— Кит, ты поможешь мне? Пожалуйста!

— Попробую…

Это было самое меньшее, что она могла для него сделать.

 

Глава восьмая

Падди Барри принес свои извинения. Человека, которого он должен был посетить в тюрьме, выпустили.

— Вот невезение! — снова и снова повторял он.

— Зато ему повезло, — сказала Кит.

— Да, но не повезло твоему брату.

— Неважно, — сказал Эммет. — А татуировщик на месте?

Веселое веснушчатое лицо Падди засветилось.

— Эммет, малыш, он на месте, и сейчас мы к нему отправимся.

— А нам можно будет сделать татуировку на предплечье? — с тревогой, почти с суеверным страхом спросила Кит. Человек, который заставил заплатить самого Фингерса О’Коннора, обладал влиянием, с которым следовало считаться.

— Ну, он выколол мне маленький якорь… Ладно, попробую, — ответил Падди. — Но ничего не обещаю.

— Это больно? — спросил Эммет.

— Зверски, — ответил Падди.

Татуировщик оказался маленьким человечком с тревожным лицом.

— Друзья мистера Барри здесь желанные гости, — сказал он, с сомнением глядя на Кит и Эммета.

— Ну вот, я же говорил! — возликовал Падди.

Какую именно услугу оказал Падди Барри татуировщику, было тайной. Да Кит и не хотелось это выяснять. Скорее всего, услуга находилась за гранью закона, соблюдение которого он должен был охранять. Может, он предупредил татуировщика о контрабандных сигаретах, которые привозили моряки. Во всяком случае, это было дело, заслуживавшее большой благодарности.

— Хотите чаю? — предложил татуировщик и принес темные эмалированные кружки.

Он показал гостям иголки, жидкости, альбом рисунков и письменные отзывы довольных клиентов.

Кит посмотрела на Эммета. Мальчик был в восторге от увиденного. Идея оказалась замечательной. Неужели еще вчера вечером расстроенный Эммет сидел в индийском ресторане, ковырял еду вилкой и умолял ее о помощи? Они договорились, что Кит постарается сделать все, что будет в ее силах. Но время и способ выберет сама. Эммет не будет расспрашивать, как продвигается дело, и не станет пытаться помогать ей. Они пожали друг другу руки, и к моменту встречи с Филипом в пивной настроение у Эммета заметно улучшилось.

Филип тоже хотел пойти к татуировщику, но Кит сказала, что народу там как в цирке. Скоро придется продавать входные билеты. Тогда Филип поинтересовался их планами на ленч. Однако из этого тоже ничего не вышло: Эммет и Кит собирались встретиться с Ритой и ее бойфрендом.

— С Ритой, которая у вас работала?

— С той самой.

— Разве можно с ней разговаривать? — спросил Филип тоном своей матери.

Кит тут же представила себе лицо Милдред.

— Нам есть что сказать друг другу. Рита вырастила нас, — сухо ответила она.

Филип почувствовал ее неодобрение и пожалел о сказанном, но было уже поздно. Он увидит Кит и Эммета только вечером, когда они пойдут в кино.

Кит прислушалась к беседе, которая велась в гостиной татуировщика. Похоже, Эммет хотел выколоть сердечко с четырьмя буквами внутри.

— И думать не смей, Эммет! — воскликнула она.

— Рисунок будет незаметным, — сказал татуировщик.

— И станет знаком моего чувства, — добавил Эммет.

— Вряд ли стоит связывать себя с чьим-то именем на всю жизнь, — промолвил мудрый Падди Барри.

— Мне никогда не понадобится другое имя, — ответил Эммет таким тоном, что у Кит побежали мурашки по коже.

— Это мой друг Тимоти, — сказала Рита, представляя им молодого человека из фирмы по прокату автомобилей.

Рита хорошо выглядела. Она сделала прическу и подкрасилась. На обоих были яркие фирменные куртки. В субботу они работали и освободились только на время ленча. Рита расспрашивала Кит о Лох-Глассе, а Тимоти рассказывал Эммету о машинах.

— Ни намека на заикание. Просто чудо, — шепнула Рита, убедившись, что их не слышат.

— Он начинает заикаться, когда расстроен, — ответила Кит.

— Надеюсь, это бывает не так часто… Как Мора справляется с домом? Пегги ей помогает?

— При тебе было намного лучше! — засмеялась Кит.

Обе знали, что это всего лишь дань вежливости. Мора Макмагон вела домашнее хозяйство великолепно.

— Это серьезно? — Кит кивком показала на Тимоти.

— Надеюсь. Он очень хорошо ко мне относится. Несколько раз говорил о том, что нам нужно пожениться. — Рита выглядела счастливой.

— На свадьбу пригласишь? — прошептала Кит.

— Конечно. Но до этого еще далеко. Нужно накопить немного денег. Может быть, твоя свадьба состоится раньше.

— Сомневаюсь. Мне не слишком везет с парнями.

— Просто ты слишком разборчивая. Все тобой восхищаются.

Кит надеялась, что это правда. Если она сумеет вызвать восхищение у Стиви Салливана, это поможет ей выполнить обещание, данное Эммету. Интересно, до каких пределов ей придется дойти? Конечно, обещание, данное брату, не предполагает, что она должна лечь с мужчиной в постель…

— По воскресеньям я часто вижусь с Клио, — сказала она Эммету. — Хочешь встретиться с ней?

У мальчика загорелись глаза. Возможность оказаться рядом с сестрой Анны его обрадовала.

— Только не забудь, ее родители не знают, что Анна встречается со Стиви…

— Так пусть узнают. Тебе же лучше. Клио нам поможет.

— Нет, ты не понимаешь. — Лицо Эммета снова помрачнело. — Она пришла, все честно сказала как другу и взяла с меня обещание никому не рассказывать.

— И ты пообещал?

— Конечно.

— Тьфу!

— Надеюсь, моя мать не слышала, что ты пригласила Эммета на уик-энд, — проворчала Клио, когда Кит позвонила ей.

— Конечно, слышала. В Лох-Глассе знают друг о друге всё, — ответила Кит.

— Теперь она решит, что я обязана пригласить эту зануду Анну.

— А почему бы и нет? Это пойдет ей на пользу. — Кит старалась действовать очень осторожно. Появлялась возможность выманить Анну из Лох-Гласса и отвлечь от Стиви.

— Мы с тобой всегда говорили, что Анна и Эммет сделаны из разного теста… Кстати, они все еще влюблены друг в друга?

— Трудно сказать, — солгала Кит. — Сама знаешь, мальчишки не любят таких разговоров.

— Сейчас Анне не до того. Зубрит как проклятая. У этой паршивки в аттестате больше пятерок, чем у меня. Все время уходит на учебу.

Кит лишь кивнула. Она прекрасно знала, чему и как учится Анна.

Клио с порога объявила, что пришла ненадолго. Она идет к О’Коннорам. У сестры Майкла день рождения, и по этому поводу там устраивают семейный ленч.

— У них все очень привязаны друг к другу, — гордо сказала она Кит. Клио любила участвовать в семейных праздниках О’Конноров. — Мэри-Поле позволили выбрать на ленч то, что она захочет. Еду приготовят в одном из ресторанов.

— А шампанское будет? — Эммету хотелось рассказать Анне новости о сестре.

— Нет, едва ли. Недавно мистеру О’Коннору пришлось ввести режим экономии. Он понес серьезные непредвиденные расходы.

Клио злобно посмотрела на Кит, которая только улыбнулась. Ничего, придется проглотить. Клио не захочет, чтобы эта история, отнюдь не самая приятная для семьи О’Конноров, дошла до ее родителей.

Филип и Кит решили, что Эммету нужно сесть на поезд пораньше, иначе его затопчут толпы возвращающихся из Дублина. Но сначала они зашли в кафе.

За кассой сидела девушка в фирменном платье из ярко-зеленой парусины. Все трое посмотрели на нее с любопытством.

— Это же Дейдра, — воскликнула Кит.

— Дейдра Хэнли, — уточнил Филип.

— Она беременна, — заметил Эммет.

Дейдра им обрадовалась.

— Надо же, вы уже так выросли, что можете ходить в кафе самостоятельно! — удивилась она. — Сейчас я скажу, чтобы вам принесли побольше чипсов. — Она окликнула мужчину в белом переднике: — Джанни, это мои друзья. Сделай им большие порции.

— Molto grande! — тут же с жаром крикнул Джанни.

— Это мой Джанни, — с гордостью сказала она Кит. — Он хозяин этого кафе.

— Очень симпатичный!

— Да, ничего.

— Эммет приехал на уик-энд. А мы с Филипом изучаем гостиничное дело. — Кит догадывалась, что Дейдра могла не знать подробностей их нынешней жизни.

— Эммет, вы ведь с Патси ровесники, верно? — спросила Дейдра.

Ее младшая сестра Патси была совсем другой. Миссис Хэнли учла ошибки, которые допустила при воспитании Дейдры, и следила за Патси как коршун.

— Да, верно. Я часто ее вижу.

Честно говоря, он едва замечал Патси, но требовалось соблюдать вежливость.

— Вы с Джанни поженились? — поинтересовалась Кит. В Лох-Глассе она об этом не слышала, хотя миссис Хэнли обожала делиться новостями. А известие о том, что ее непутевая дочь вышла замуж за итальянца, владеющего собственным рестораном, стоила упоминания.

— Вообще-то еще нет, — ответила Дейдра. — Понимаешь, тут такое дело… Сначала Джанни нужно расторгнуть его первый брак. Конечно, мы поженимся, но придется подождать.

— Понимаю, — с сочувствием ответила Кит. Она уже жалела, что начала этот разговор.

Но Дейдра ничуть не смутилась.

— Зато бамбино сможет присутствовать на нашей свадьбе! — засмеялась она.

Изумленные Эммет и Филип только хлопали глазами.

Джанни пришел пожать им руки.

— Дейдра говорит, что в Лох-Глассе все старомодные, — сказал он, поглаживая ее живот. — Но я вижу, что это не так.

— Конечно! — возмутился Филип.

Когда они пришли на вокзал, Кит сказала Эммету:

— Наверное, не стоит упоминать…

— О Дейдре? Я и не собираюсь, — ответил он.

— Да уж, лучше не надо, — подхватил Филип.

Но Кит понимала, что Милдред и Дэн О’Брайены все узнают.

* * *

— «Слау»… Странное слово, правда? — сказала Лена Льюису, раскладывая на столе документы. Обычно она не брала работу на дом — Льюису это не нравилось.

— А что в нем странного?

— Я думала, название этого города произносится «Слаф». Как «шкаф».

— Почему ты о нем вспомнила?

— Я еду туда в субботу беседовать с выпускницами двух школ.

— Доун поедет с тобой?

— Нет, она же уволилась. Разве ты забыл?

— Ах да…

Видимо, он не помнил. Или, скорее всего, Доун не виделась с ним и не рассказала, что ей пришлось уйти.

«Доун выше этого», — огорченно подумала Лена. Конечно, уход девушки стал для агентства большой потерей. Пришлось срочно заменить ее Дженнифер, но та была не так привлекательна.

— Нет, я буду одна… Но у тебя в субботу выходной. Может быть, съездишь со мной?

— Целый день ходить по школам? Нет, это не по моей части.

— На самом деле это займет всего часа два. А потом мы сможем куда-нибудь съездить.

— Поезда, автобусы… — проворчал Льюис, мечтавший о собственной машине.

— На свете много приличных мест… Мы с тобой заслужили отдых и можем позволить себе пожить пару дней в гостинице.

— Ладно, я что-нибудь подыщу. Спрошу Джеймса. Он знает всех и вся.

В последние дни Льюис был сам не свой. Лена надеялась, что смена привычного уклада жизни порадует его, но Льюис воспринял это как еще одну утомительную обязанность. Она жалела, что вынуждена отправиться в захолустный Слау, а не в какой-нибудь другой, более известный город.

Она уже забыла, насколько непредсказуем Льюис. На следующий день он позвонил в офис:

— Джеймс знает отличное место. Он дает нам взаймы свою машину, так что мы проведем великолепный уикэнд.

— Где вы остановитесь? — спросила у Лены Грейс.

— Еще не знаю. Льюис нашел гостиницу. Мы проведем там две ночи.

— Настоящий отпуск!

— И совсем недалеко.

— Почему вы не ездите за границу? — поинтересовалась Грейс.

— Слишком много сложностей.

— Что ж, Бекингемшир тоже неплохое место.

— Надеюсь, — не очень уверенно ответила Лена.

— Выглядите вы отлично. Впрочем, как всегда.

— Ах, Грейс… — Лена перехватила ее взгляд в зеркале.

— Посмотрите на себя, мадам, — нетерпеливо ответила Грейс. — Стройная как тростинка, роскошная женщина. Но если вы в это не поверите, все мои старания окажутся напрасными.

— Спасибо за совет, мисс Уэст! — Лена фыркнула и скорчила смешную гримасу.

Они обедали в элегантной сельской гостинице; Джеймс Уильямс добился для них пятидесятипроцентной скидки за ночлег и завтрак Как только они сели за столик, на нем появилось ведерко с бутылкой вина.

— Мы еще ничего не заказывали, — сказал Льюис.

— Вино заказали заранее, — ответил официант. Джеймс Уильямс хотел, чтобы они отдохнули как следует.

В ресторане была небольшая танцплощадка; для посетителей играли пианист и саксофонист. Время от времени сюда выходили две-три пары. Лена и Льюис последовали их примеру. Они хорошо смотрелись вместе. Все любовались ими и гадали, что это — годовщина свадьбы или романтический уик-энд? На обычную супружескую пару, решившую провести вечер вне дома, они не были похожи.

После ночи любви Лена чувствовала себя разбитой. Больше всего на свете ей хотелось заказать завтрак в постель, но работа есть работа.

Она бесшумно встала с кровати, стараясь не разбудить Льюиса. Он лежал, подложив руку под голову, длинные ресницы отбрасывали тень. Льюис был поразительно красив, и Лена безумно любила его. Эту любовь ничто не могло убить. Что бы он ни сделал.

Когда Лена вернулась на такси после двух утомительных, но полезных встреч со школьницами, Льюис ждал ее в кафетерии.

— Что же ты меня не разбудила? Я бы встретил тебя, но я понятия не имею, где находятся эти чертовы школы.

Ну да, как же… Если бы он действительно хотел этого, то позвонил бы в агентство Миллара.

— Пошли, — сказал он. — Я выбрал маршрут.

Они ехали по сельской Англии, оставляя позади поселки и фермы, но не сравнивали английскую деревню с ирландской. Это означало бы путешествие в давно забытое прошлое.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Увидишь, — ответил Льюис и положил руку ей на колено.

Он отлично смотрелся в машине Джеймса Уильямса. Каким бы ни было его происхождение, Льюис Грей был рожден для роскошной жизни.

— Стоук-Поджес, — прочитала она название деревни. — Постой… Но это же…

— Да… Я хотел показать тебе красу и гордость нашего рода.

— Что?

— «Уже бледнеет день, скрываясь за горою…» Кажется, так говорится в «Элегии, написанной на сельском кладбище» моего предка Томаса Грея? — Он остановил машину у ворот удивительно красивой церкви.

— Но ты ему вовсе не родственник! — засмеялась Лена, наполовину веря, что так могло быть.

— Конечно, родственник.

— Ты никогда не говорил этого.

— Потому что ты никогда не спрашивала.

— Ты серьезно?

— Мы — те, кем себя называем. Ты мне не веришь? Очень обидно.

— Льюис, но ведь ты совсем не из этих мест… Ты из Уиклоу, а не из английского Бекингемшира.

Лена плохо знала его родословную. Льюис потерял отца в раннем детстве; все его старшие братья и сестры эмигрировали из страны в поисках работы. На родину они не писали, а разыскать их Льюис не пытался.

Поскольку у Лены тоже не было никакой родни, она всегда считала, что одинокие люди должны как-то особенно ценить родственные отношения. Но Льюис думал по-другому. Он мало рассказывал о своем детстве, никогда не ругал его, но и не хвалил. Говорил, что значение имеет только настоящее, а не прошлое.

Они прошли к могиле поэта, погладили плоскую плиту и прочитали друг другу несколько отрывков из стихотворения, которое учили в школе.

— «В туманном сумраке окрестность исчезает…» — процитировала Лена.

— Ты был прав, дядя Томас, — сказал Льюис.

— Какой он тебе дядя?

— Мы те, кем себя считаем, — повторил он.

— Я люблю тебя, Лена, — поздно ночью сказал Льюис. Он проснулся и увидел, что Лена сидит в халате, курит и смотрит в темное окно.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что это правда. Но иногда ты выглядишь печальной, и мне начинает казаться, что ты забыла об этом.

* * *

Мать Стиви Салливана Кэтлин выписалась из больницы и вернулась в Лох-Гласс.

— Мора, не вздумай ухаживать за ней, — предупредил свояченицу Питер Келли. — Они вполне могут нанять сиделку.

— Да, они могут себе это позволить, — ответила Мора.

Она вела бухгалтерию и прекрасно знала, в каком состоянии находится бизнес Салливанов, бурно развивающийся благодаря упорной работе Стиви. Он объезжал фермы и объяснял тугодумам выгодность обновления транспорта и сельскохозяйственной техники. Потом забирал их старье и продавал его другим. При этом он ни в чем не нарушал закон и не обманывал клиентов. Причиной успеха было умение опережать спрос и делать выгодное предложение, Стиви не ждал, пока яблоко само упадет к нему в руки.

— Как вы думаете, не нанять ли кого-нибудь для ухода за вашей матерью? — спросила его Мора.

— Не знаю. Вряд ли она согласится. Сами знаете, мать все время повторяет: «У нищих слуг не бывает».

— Какие же вы нищие? Благодаря вам все изменилось.

— Да, мы с вами это знаем, а вот мать — нет.

— Так пусть узнает. У Пегги есть подруга, которая может взяться за это дело.

— Договоритесь с ней, Мора. Если вы уже не договорились.

Мора улыбнулась. Они нравились друг другу.

— Так ничего и не выяснилось? — Мора знала, что утром Стиви разговаривал с сержантом О’Коннором.

— Нет. Эти типы не оставили следов, словно смылись на летающей тарелке. Шин говорит, что, может, это и к лучшему. Если бы мать узнала, кто на нее напал, это могло бы нанести ей душевную травму… На мой взгляд, очень удобная позиция.

— Во всяком случае, очень гуманная, — ответила Мора. — Может быть, Шин О’Коннор слишком добр, но он не глуп.

— О да. Он о многом догадывается. Понятия не имею, кто дал ему наводку.

Стиви смотрел на Мору так, словно подозревал ее в наушничестве. Кто еще мог наябедничать сержанту, что он с Орлой?

— Стиви, ему это было уже известно. Я бы ничего ему не сказала, но он уже знал, где вас искать.

— И как напутать меня до полусмерти, — уныло добавил Стиви.

— Да уж… — Мора поджала губы.

— Как ни странно, мать Орлы привела тот же довод. «Берегись горцев». Орла так испугалась своих деверей с вилами и косами, что теперь боится встретиться со мной взглядом. Так что с этим приключением покончено.

Стиви оттопырил нижнюю губу и стал похож на мальчишку, которому сказали, что сегодня он играть в футбол не будет.

— Свято место пусто не бывает, — с ноткой осуждения в голосе ответила Мора.

— Надеюсь. — Вряд ли следовало говорить Море Макмагон, что это место уже заняла дочь ее сестры, маленькая Анна Келли.

— Фрэнсис, вы не можете оставаться здесь вечно, — сказала сестра Мадлен.

Он сидел у камина, стараясь согреться. Домик на дереве, накрытый мокрым брезентом, больше не защищал от сырой лох-гласской зимы.

— Куда я пойду, сестра? — Его лицо было худым и бледным, тело сотрясал кашель.

Она попросила Эммета Макмагона взять у отца микстуру от кашля. К ее досаде, Мартин Макмагон прислал записку. Мол, зима предстоит суровая, а потому он предпочел бы, чтобы сестра сходила к доктору Келли, который прослушает ее легкие и даст рекомендации. У отшельницы были таблетки, но Фрэнсис кашлял так, что его было впору класть в больницу.

— Ложитесь в кровать, Фрэнсис, — приказала она.

— А как же вы?

— Я буду спать у камина.

— Не могу. Я слишком грязный. А ваша постель чистая, как снег. — Но ему отчаянно хотелось провести ночь в тепле, и сестра Мадлен это понимала.

— Я согрею вам воду.

— Нет. Вы и так делаете это слишком часто. С меня хватит.

— Тогда я застелю кровать и дам вам кусок ткани, в который можно завернуться.

— И что-нибудь под голову, сестра.

Она нашла старое покрывало, согрела его у камина и накрыла безукоризненные наволочки кухонными полотенцами. Он уснул через несколько минут, тяжело дыша. Из его груди вырывались хрипы, которые бывают при воспалении легких. Она сидела у открытой двери и долго смотрела на него. Фрэнсис Ксавьер Берн, чей-то сын. Человек не вполне нормальный, но заслуживавший свободы не меньше, чем дикие животные. Его не следовало сажать в клетку и держать на цепи. Но теперь он больше никому не причинит вреда — его научили здесь снова доверять людям. Когда он поправится, она даст ему денег на автобус, и он уедет отсюда.

Говорили, что Кэтлин Салливан выздоровела. После выписки из больницы за ней стала ухаживать сиделка. Конечно, милосердный Господь не станет мстить бедному Фрэнсису, который дрожит, кашляет и мечется в ее постели.

Спору нет, нужно что-то делать с сумкой, в которой Фрэнсис хранил свои так называемые пожитки. Обычно он с ней не расставался, но сегодня вечером сумка лежала на ее простом деревянном комоде. Это был знак доверия. А она ясно дала ему понять, что деньги, украденные из гаража Салливана, придется вернуть, и она вполне может это сделать сама.

— Что вы ели в индийском ресторане? — спросила Мора у Эммета.

— Извини, Мора, не помню.

— Рыбу, мясо… или что-то еще?

— Не знаю. Кажется, мясо.

— О боже, и эта девушка копила деньги на то, чтобы сводить тебя в ресторан! — с насмешливым отчаянием воскликнула Мора.

— Зато у Кафоллы мы ели чипсы «Слава Никербокера», — начал защищаться Эммет, решив, что его обвинили в неблагодарности.

— Спасибо и на этом. Теперь мы знаем, что осталось у тебя в памяти, — засмеялась Мора.

— Просто нам было о чем поговорить, и я не обращал внимания на еду.

— Ясно, ясно.

Мора сочувствовала пасынку. Что-то тревожило Эммета Макмагона, но лезть к нему в душу она не собиралась.

Возможно, причиной этого была Анна Келли. Но Эммет ушел сразу после еды; наверное, на свидание с ней. Мора надеялась, что их отношения не зайдут слишком далеко, и раздумывала, не стоит ли поговорить об этом с Лилиан. Правда, та плохо разбиралась в любовных увлечениях своих дочерей. В конце концов Мора решила, что лучше промолчать.

— Привет, Эммет…

Анна Келли еще никогда не была такой хорошенькой. Она надела зеленое пальто с белым мохеровым шарфом, который лишь подчеркивал румянец на щеках. Ее светлые волосы, собранные в конский хвост, скрепляла зеленая заколка. Анна напоминала кинозвезду, хотя и жила в захолустном Лох-Глассе. Всего несколько недель назад она целовала его и позволяла себя ласкать, а теперь говорила, что это невозможно, но ей очень хочется, чтобы они остались друзьями. Она и не догадывалась, чего ему стоило согласиться на это.

Но что бы он выиграл, если бы стал обижаться?

— Привет, Анна. Как дела? — с наигранной веселостью спросил Эммет.

— Ужасно. Живу, как в немецком лагере для военнопленных, — проворчала Анна.

— Что так?

— Куда я иду, что делаю, где буду, с кем встречаюсь, когда вернусь… — Анна застонала. — Иисус, Мария и Иосиф, от этого можно броситься в озеро! — Затем наступила тишина. — Ох, Эммет, извини… — пролепетала Анна.

— За что?

— За то, что я сказала… ну, твоя мать и все такое…

— Моя мать утонула, а не бросилась в озеро, из-за того, что люди задавали ей всякие вопросы, — ответил он.

Анна густо покраснела.

Эммету хотелось привлечь ее к себе и сказать, что он знает про эти сплетни, понимает причину ее смущения и не придает этому никакого значения. Но Анна сказала ему, что теперь они только друзья. Поэтому он засунул руки в карманы и отвернулся.

Она положила ладонь на его руку и вполголоса сказала:

— Эммет…

— Да?

Анна хотела, чтобы ей оказали какую-то услугу; мальчик понял это по тону ее голоса. Их взгляды встретились, и Анна Келли решила, что просить об услуге еще нельзя.

— Нет, ничего…

— Ладно. Тогда я пошел. Надеюсь, еще увидимся.

У Эммета ныло сердце. Хотелось сказать, что он сделает для нее что угодно, но это было бы неправильно. Анна сама говорила, что ненавидит хлюпиков. Что ж, он будет сильным.

Эммет увидел Кевина Уолла и окликнул его. Кевин ему обрадовался.

— Чего это она? — спросил он, кивнув в сторону Анны, уныло стоявшей посреди улицы.

— Анна? Мы с ней немного поболтали.

— Я думал, ты по ней сохнешь.

— Рехнулся, что ли? Мы просто друзья, — сказал Эммет Макмагон и ушел со своим одноклассником, даже не оглянувшись.

Кит проходила практику в одной из дублинских гостиниц. Первую неделю она работала за стойкой регистрации, а вторую — в баре. Затем ей предстояло либо накрывать столы, либо наблюдать за горничными. Это будет нелегко, но она знала, что справится.

— Нет, ты просто чокнутая, — сказала Клио, когда зашла к ней.

— Ты говоришь это всякий раз, что бы я ни сделала.

— И повторяю снова. — Клио села на высокую табуретку у бара. — А барменша может угостить знакомую выпивкой? — с надеждой спросила она.

— Ни под каким видом.

— Ладно, тогда дай мне джин с лаймом.

— Джин! Клио, ты что, шутишь?

— А что? Ты у нас апостол трезвости, замаскировавшийся под барменшу?

— Нет. Просто мы не пьем джин.

— Это ты не пьешь. А я пью.

— Как хочешь. Покупатель всегда прав.

Кит отвернулась, наполнила мензурку и увидела в зеркале несчастное лицо закусившей губу Клио. Кит серебряными щипцами положила в стакан кубики льда, налила джин и поставила его перед подругой вместе с соком лайма и кружкой с водой.

— Угощайся, — с улыбкой сказала она.

— А ты не будешь? — спросила Клио.

— Спасибо, Клио. Я выпью «Апельсиновый клуб».

Какое-то время они молча пили, а затем Клио сказала:

— Тетя Мора становится чересчур любопытной.

— Это всего лишь светская беседа. Ей хочется знать, как мы поживаем, — стала защищать мачеху Кит.

— Я думаю, она знает про нас с Майклом.

— Конечно, знает. Ты трещишь о нем без умолку.

— Нет, я про другое. Что я сплю с ним и все прочее…

— Откуда?

— Понятия не имею. — Клио снова закусила губу.

— Можешь на меня не смотреть. Я ничего ей не говорила.

— Знаю. — В этом Клио не сомневалась.

— А почему ты решила, что она знает?

— Ну, она говорит… о недостатке самоуважения, о том, что девушки не должны делать то, чего им не хочется… пытаясь удержать мужчин.

— Так не делай того, чего тебе не хочется, — парировала Кит. — Ты же сама говорила, что делаешь только то, что тебе нравится.

— Да, верно, но тете Море так не скажешь… По-моему, она знала отца Майкла.

— Ну и что? Мора — человек общительный.

— Похоже, он ей не нравится.

— Серьезно?

— Когда я была в доме Майкла, мистер О’Коннор сказал, что, кажется, помнит ее.

— Без особого удовольствия?

— Нет. Наоборот, с намеком, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Может, у них был роман.

— Сомневаюсь. Отец и мать Майкла женаты целую вечность.

— Я уверена, что тебе все это только кажется, — попыталась утешить ее Кит.

— Мне бы хотелось вернуться в детство. Тогда все было проще.

— Тебе еще и девятнадцати нет. Многие считают это младенческим возрастом.

— Нет, ты знаешь, о чем я говорю. Тебе легко, Кит. Так было всегда. Ты выйдешь замуж за Филипа О’Брайена, будешь управлять «Центральной», спровадишь старых Милдред и Дэна в богадельню и станешь кем-то вроде пчелиной матки.

— Я тысячу раз говорила, что этого не будет. Почему ты мне не веришь?

— Потому что в конце концов мы делаем то же, что делали наши родители. Твоя мать была красавицей. Она могла поехать куда угодно и делать что угодно, но предпочла спокойную жизнь, вышла замуж за твоего отца и переселилась в тихий Лох-Гласс. И ты сделаешь то же самое.

— А ты, Клио? Ты любишь Майкла?

— Не знаю. Честное слово, не знаю. Что такое любовь?

— Я бы тоже хотела это знать, — рассеянно промолвила Кит.

Может быть, Клио права? Может быть, девушки действительно повторяют судьбу своих матерей? Если так, то ей, Кит, предстоит бурное будущее.

Кевин О’Коннор привел друзей в бар, где работала Кит. Когда она обслуживала их столик, один малый фамильярно положил ей ладонь на бедро. Кит тут же напряглась и посмотрела ему в глаза.

— Убери руку, — громко и отчетливо сказала она.

Парень тут же послушался, а Кевин О’Коннор ужасно смутился:

— Кит, извини… Честное слово… Клянусь… Мэтью, если ты не умеешь относиться к женщинам с уважением, убирайся отсюда к чертовой матери!

Обидчик посмотрел на него с изумлением. Такого он не ожидал.

— Это был чисто дружеский жест… — пробормотал он.

— Пошел вон отсюда! — велел Кевин.

— Слушай, О’Коннор, ты совсем охренел! — разозлился Мэтью.

— Еще одно такое слово, и я вас обслуживать не буду, — веско добавила Кит. Она была уверена в себе: Кевин не только отнесся к ней с уважением, но и заставил сделать это своих горластых дружков.

— Извини, Кит, — виновато сказал он, когда ошеломленный Мэтью вышел из бара.

— Все в порядке, Кевин. Спасибо. — Кит тепло улыбнулась, и он почувствовал себя польщенным. Практиковаться на нем не стоило, но она должна была прорепетировать обольщение Стиви Салливана. Слово, данное Эммету, надо было сдержать.

Дорогая Кит!

Я с большим интересом прочитала открытку, в который ты пишешь, что работаешь в баре. Посылаю тебе книгу с рецептами коктейлей — вдруг пригодится. Понимаю, что подарок странный. Будь на моем месте кто-нибудь другой, он предупредил бы тебя о вреде алкоголя, вместо того чтобы посылать книгу с советами, как увеличить содержание спирта в смеси. Но из всякого правила есть исключение. Я хочу поблагодарить тебя за все.

С любовью,

Лена.

Кит десять раз перечитала письмо, которое пришло вместе с книгой. Интересно, за что ее благодарят? За то, что она никому ничего не сказала? Возможно, Лена тоже тосковала по счастливым и беспечным письмам, которыми они обменивались раньше. Во всяком случае, Кит их не хватало. Она о многом написала бы Лене, если бы продолжала считать ее своей подругой.

А не матерью, которая лгала ей.

* * *

— Стиви? Это Кит Макмагон. — Она специально позвонила в то время, когда Мора обычно уходила на ленч с папой.

— Кит, мне очень жаль, но Моры нет. Она вернется в два часа.

— Нет, мне нужен ты.

— Отлично. Ты накопила на машину?

— Не угадал. Я не о работе. Скорее об отдыхе.

— Отдых — дело хорошее.

Кит представила себе, что он лениво улыбается, держит трубку плечом и тянется за пачкой сигарет.

— В субботу приезжай в Дублин на танцы, ладно?

— Скажи еще раз.

Если бы Кит действительно была влюблена в него и со страхом ждала ответа, это было бы ей не по силам. Но сейчас она небрежно повторила свои слова.

— Какие танцы?

— А тебе не все равно?

— Интересно, что сказала бы ты на моем месте, если бы кто-то внезапно сделал тебе такое предложение?

— Наверное, то же самое, — честно призналась Кит. — Какие танцы? Да самые обыкновенные. Те, которые устраивают в ресторане гостиницы «Грэшем» каждую субботу. Вход по билетам. Там хороший оркестр и угощение.

— Я ни разу не был на таких танцах.

— Я тоже. Собирается компания, но пары кавалеров не хватает. Вот я и подумала…

— Почему бы тебе не пригласить Филипа О’Брайена? Он прилетит мигом, только свистни.

— Если я приглашу Филипа, он подумает, что я в него влюбилась.

— А я? Что должен подумать я?

— О господи, Стиви, ты знаешь меня с рождения и все поймешь правильно.

— Думаешь, мне понравится?

— Еще как Красивые девушки, музыка, даже напитки. Конечно, понравится.

— Значит, я должен выручить тебя?

— Дело не в этом. Просто соберутся хорошие люди. Они понравятся тебе, а ты наверняка понравишься им. Ты ведь большой шутник.

Шутник? Она пыталась вспомнить, так ли это. Стиви всегда выглядел таким измученным и циничным и всегда смотрел на других людей сверху вниз. Но чувство юмора у него было.

— О’кей, договорились, — сказал он.

— Спасибо, Стиви. — Кит назначила ему место встречи и сказала, сколько это будет стоить.

— Можно поставить в известность твою мачеху?

— Решай сам.

— Зададим вопрос по-другому. Ты сама будешь ей говорить?

— Может, как-нибудь упомяну, что мы организуем вечеринку, но сообщать людям лишние подробности не стоит, правда?

— Намек понял, — ответил он.

Кит положила трубку и облегченно вздохнула.

— Ну, Эммет, твоя старшая сестра приступила к выполнению задания, — пробормотала она.

Во всяком случае, противная маленькая Анна Келли в эту субботу останется с носом. Но говорить об этом Эммету рано; он тут же бросится к Анне и все испортит.

Стиви Салливан положил трубку и с удивлением уставился на аппарат. Эта девчонка в последнее время стала настоящей красавицей. Неужели она пригласила его на вечеринку? Ему всегда хотелось попасть в дублинский ресторан, куда положено являться в выходном костюме. Придется сказать Анне Келли, что субботний поход в кино отменяется. Он сделает это тактично, и она поймет.

Но Анна Келли ничего понимать не хотела.

— Родители уже разрешили мне поехать в Тумстоун. Я сказала, что нас будет много.

— Раз так, поезжай. Лично я еду в Дублин по делам, — сказал Стиви.

— Нет. Если я поеду, то даром потрачу выходной, который хотела провести с тобой. — Неужели он этого не понимает?

— Что ж, мне очень жаль. — Стиви чарующе улыбнулся ей, но это не помогло.

— Ты не можешь отменить эту поездку? — жалобно спросила она, но увидела нетерпеливую гримасу Стиви и тут же пошла на попятный: — Вижу, что не можешь. Что ж, тогда в другой раз, ладно?

— Ладно, — улыбнулся Стиви.

С девушками нужно обращаться бережно, и тогда от них можно добиться чего угодно. К сожалению, большинство мужчин этого не понимает.

— Эммет, если хочешь, в этот уик-энд я могу съездить с тобой в кино…

— Спасибо, Анна. Нет.

— Ты на меня дуешься?

— Ничего подобного. Я же сказал, что не в обиде. А ты считала, что мы должны остаться друзьями. Именно это я и делаю, — широко улыбнулся он.

— Друзья тоже ходят в кино, — жалобно сказала Анна.

— Я говорил тебе то же самое, но ты сказала «нет». Мол, это помешает твоим отношениям со Стиви. — Его взгляд оставался невинным.

— Да, но в этот уик-энд Стиви не будет. Он уезжает в Дублин по делам.

Эммет мечтательно улыбнулся: Кит взялась за работу.

— Но ведь он вернется, — с фальшивым сочувствием сказал мальчик.

— Да, конечно! — выпалила Анна. — Но я подумала, что…

— Значит, ты приглашаешь меня, потому что тебя внезапно оставили с носом? — Эммет недоверчиво покачал головой. — Мы с тобой друзья. А с друзьями так не поступают. Пригласи кого-нибудь другого.

Анна повернулась и быстро ушла.

— Фрэнсис, я могла бы вернуть в гараж вещи, которые лежат в вашей сумке, — напомнила сестра Мадлен.

— Сестра, я не хочу их возвращать! — Он вцепился в сумку.

— Но так будет лучше, — мягко сказала она.

— Теперь они мои. Они помогут мне уехать отсюда и начать новую жизнь.

— Если мы отдадим их, вас перестанут искать и вам не придется жить на дереве… — Фраза осталась неоконченной. Какой смысл говорить с тем, кто тебя не слушает?

— Это все, что у меня есть, — повторил Фрэнсис и прижал к себе сумку.

— Что мне с вами делать? — пробормотала она.

— Вы говорили, что позаботитесь обо мне, — захныкал он.

— Да, говорила. И позабочусь.

Сестра Мадлен постепенно теряла свою обычную уверенность. Раньше она все делала правильно и ни на секунду не сомневалась в своей правоте. Но в последнее время… видимо, она совершила ошибку, когда спасла того маленького слепого котенка. Или когда спрятала душевнобольного в домике на дереве. Может быть, в ту первую ночь следовало, перевязав Фрэнсису руку, сообщить о нем в полицию? Но сестра Мадлен не выносила неопределенности. Она должна верить, что служит добру, иначе ее жизнь потеряет смысл.

— Ладно, не буду вас заставлять, — отступилась она.

— Вы не сердитесь на меня? — спросил он, как пятилетний ребенок.

— Не сержусь.

Она зачерпнула жестяной кружкой бульон из стоявшего на окне котелка и протянула ему.

— Значит, вы хотите уехать, осмотреться… и начать новую жизнь?

— Да, — подтвердил он.

— Наверное, нужно подстричь вас. Сделать более… — Сестра Мадлен запнулась. Как сказать? «Нормальным»? «Не похожим на преступника»?

Он энергично закивал:

— Пожалуйста, сестра. Это будет здорово.

Она завязала на шее Фрэнсиса кусок ткани, как парикмахер, и укоротила ему волосы, брови и бороду. Теперь он казался менее страшным и почти нормальным.

— Фрэнсис, когда вы выйдете на улицу, люди увидят сумку и все быстро поймут.

— Сестра, я могу на время оставить ее здесь.

— Значит, вы вернетесь?

— Да. Вернусь, расскажу вам, как устроился, и заберу деньги.

— Фрэнсис, не лучше ли?..

— Сестра, я доверяю вам так же, как вы мне. Вы не боитесь меня, а я — вас.

Монахиня сжала ему руку, хотя сердце у нее было не на месте.

— Все верно, Фрэнсис. Вы можете доверять мне. Так делают очень многие люди, которых вы не знаете. — Наградой ей стала блаженная улыбка умственно отсталого ребенка. Ребенка в образе большого, сильного мужчины.

* * *

— Жаль, что у нас нет машины, — проворчал Льюис, когда они одевались.

— Так давай купим.

— Легко сказать… — Он возился с галстуком.

— Легко сделать. Дом мы не купили, долгов у нас нет, детей тоже. Ради чего нам копить деньги?

— Не так уж много мы накопили.

Насчет себя Льюис был прав. Но он не знал, как умело Лена обращалась с деньгами. Ее счет в Строительном обществе и доля акций в агентстве Миллара росли с каждым годом.

— Давай прикинем, какую сумму ты сможешь вносить ежемесячно… — начала Лена.

— Очень небольшую.

— Может быть, мне удастся взять ссуду на покупку автомобиля. И договориться, что выплачивать ее будет агентство. Вместо прибавки к жалованью.

— Серьезно? — У Льюиса загорелись глаза.

Льюис умел умасливать и завлекать людей, знал, чего хотят постояльцы, но во всех остальных сторонах жизни был поразительно наивен. Ему и в голову не пришло спросить, зачем мистеру Миллару оплачивать ссуду на приобретение машины, если Лена живет в пяти минутах от работы и каждое утро ходит туда пешком.

— Да, пожалуй, это реально, — согласился он.

— Значит, мы в последний раз едем за город на поезде! — засмеялась Лена.

— Я люблю тебя, Лена.

Он подошел и поцеловал жену, которая сидела у маленького зеркала и надевала серьги. Льюис не заметил, что Лена сменила цвет волос. Только сказал, что она замечательно выглядит. Салон Грейс, как всегда, был на высоте.

Они вышли на станции и взяли такси. Шофер знал дорогу.

— Там живут важные шишки, — заметил он.

— Вот и отлично, — кивнул Льюис. — Разве мы поехали бы в какую-нибудь дыру? — Его снобизм был неподражаем.

Пальцы шофера, облаченного в потертое пальто, были желтыми от никотина. В таком виде его не пустили бы и на порог подобного дома. Тем не менее он с жаром закивал. В этом и заключался секрет Льюиса: в его присутствии у других людей поднималось настроение.

Лена знала, что Джеймс Уильямс разведен. Но Льюис сказал, что у Джеймса есть подруга — дама, которая очень стремится стать новой миссис Уильямс.

— И ей это удастся? — поинтересовалась Лена.

— Нет. Для этого он слишком умен, — улыбнулся Льюис.

Лена улыбнулась тоже. Только что Льюис наивно признался, что умный человек избегает брака и прочной связи. Впрочем, она давно знала его взгляды на этот счет.

Увидев их, Джеймс Уильямс обрадовался и расцеловал Лену в обе щеки:

— Вы молодеете с каждым днем.

— Вы слишком добры.

— Ничуть. Входите, входите и знакомьтесь… Лора, иди сюда. Познакомься с Леной Грей.

Лора была холодной как сталь. Ярко-красная губная помада, черные волосы металлического оттенка, белая шелковая блузка, черная юбка с отливом и кожаные туфли на высоком каблуке. Женщина выглядела так, словно ее предварительно долго полировали.

— Знаменитая миссис Грей… — протянула Лора, смерив ее взглядом.

— О нет, это мой муж знаменит в гостиничных кругах.

— Джеймс то и дело упоминает ваше имя. Не знай я, что к чему, то подумала бы, что он влюблен в вас…

Джеймс Уильямс отвернулся, чтобы поздороваться с Льюисом, и Лена пристально посмотрела на Лору:

— А вы знаете, что к чему.

— Несомненно. — Лора бросила взгляд на Льюиса, а потом снова посмотрела на Лену. Видимо, это означало, что при таком красивом муже другие мужчины женщине ни к чему, но Лена придерживалась своих взглядов. — Несомненно, потому что, если бы Джеймс был влюблен в вас, он предпринял бы какие-то шаги.

— Лора, а как ваша фамилия?

— Почему вы об этом спрашиваете? — сказала Лора таким тоном, словно Лена совершила величайшую бестактность.

Но годы общения с людьми в агентстве Миллара не прошли даром. Лена и глазом не моргнула.

— Потому что мне ее не назвали, — спокойно ответила она.

Их взгляды встретились.

— Ивенс, — наконец ответила Лора.

Джеймс Уильямс не то что-то почувствовал, не то это было простым совпадением. Во всяком случае, он обернулся и обнял обеих за плечи:

— А теперь, дорогие дамы, позвольте познакомить вас с остальными гостями.

Лена не смотрела на Лору, но знала, что в этом неожиданно вспыхнувшем и в конечном счете незначительном поединке безоговорочная победа осталась за ней.

Раньше они никогда не бывали на таких приемах, но Лена заранее знала, чем это обернется. Парочка дам попытается привлечь к себе внимание Льюиса, и она уже сейчас знала, кто победит. Пускай себе соперничают. Пускай он подносит одной тарелки с крошечными сосисками на цветных шпажках, а другой наполняет бокал. Пусть довольно улыбается обеим. Это всего лишь часть развлечения. Возможно, для него самая главная.

Лена представила себе, что находится на совещании. Она говорила биржевым брокерам и их женам, что работает в агентстве по трудоустройству. Визитных карточек не вручала, поскольку это была домашняя вечеринка. Но название «агентство Миллара» повторяла так часто, что его невозможно было забыть. Давала советы о том, как им быть с дочерьми, ругала их пожилых, незамужних, безграмотных секретарш, не знающих, как пишется слово «искренне», а потому печатающих в конце письма просто «ваши».

Она неторопливо переходила от одной группы к другой, вела непринужденную беседу и знала, что вызывает у людей интерес. Красивая воспитанная женщина, сама себе хозяйка, равнодушная к тому, что ее пригожий муж безбожно флиртует сразу с двумя гостьями. Лена чувствовала, что Джеймс Уильямс весь вечер не сводит с нее глаз. И что Лора Ивенс, которой вряд ли суждено стать миссис Уильямс, слишком много пьет и слишком быстро пьянеет. На блестящей шелковой блузке красовалось уродливое пятно, абсолютно не сочетающееся с обликом элегантной женщины, игравшей роль хозяйки дома.

Лора вспомнила о своих обязанностях только когда все ушли.

— Надо убрать весь этот беспорядок, — пробормотала она и нетвердой походкой направилась к столу с бокалами.

— Брось, Лора. Все сделают без тебя.

— Нет. Я остаюсь здесь и не хочу, чтобы это место выглядело как сумасшедший дом. — Она посмотрела на Лену, желая убедиться, что та приняла к сведению ее слова.

— Да. Здесь остаются все… — небрежно ответил Джеймс. — Давайте-ка выпьем по глоточку на ночь.

Но Лору это не остановило. Она взялась за бокалы, но оступилась. На пол посыпались осколки и полились остатки вина.

— Лора, оставь это! — беззлобно, как на ребенка, прикрикнул на нее Джеймс.

— Сейчас я все подберу…

— Наверное, лучше отложить до утра, — мягко предложила Лена. — При естественном освещении собирать осколки легче.

— У меня прекрасное зрение, — ответила Лора, но тут же порезала обе ладони битым стеклом.

Лена отвела ее на кухню, молча вынула осколки и смазала порезы йодом.

— Ну вот, теперь все в порядке.

— Черт побери, нечего меня опекать! — огрызнулась Лора.

— Она хочет сказать «большое спасибо», — перебил ее Джеймс.

— Я сказала, чтобы она прекратила меня опекать! — настаивала Лора.

— Порезы неглубокие, но могут оказаться болезненными, — сказала Лена, указывая ей на ладони.

— Вы как чирей на заднице! — выпалила Лора, устремляясь к двери. — Ничего удивительного, что он не предпринимает определенных шагов, Лена Грей. Вы отпугиваете его своим занудством.

— Спокойной ночи, Лора… — холодно сказал Джеймс Уильямс.

Они сидели у камина втроем, говорили о вечеринке, о соседях, о недавно появившемся бестселлере «Путь наверх». Одни считали его вульгарным, другие утверждали, что кто-то наконец написал об Англии правду. Говорили о Клиффе Ричарде и Иве Сен-Лоране.

— Наверное, многие из ваших гостей знакомы с ними? — учтиво спросил босса Льюис.

Конечно, и Льюис и Лена понимали, что никто из гостей этого дома и рядом не стоял ни с Клиффом Ричардом, ни с Ивом Сен-Лораном, который недавно снова укоротил юбки. Но Лена помалкивала. Напускная наивность была неотъемлемой частью обаяния Льюиса.

Однако пристальный взгляд Джеймса Уильямса заставлял ее слегка нервничать. Похоже, он правильно оценивал не только невоспитанность Лоры, которая после этого вечера ни за что не станет миссис Уильямс, но и природу наивности Льюиса, который и через миллион лет не станет умнее своей жены Лены.

Момент был неловкий. Лена опустила глаза.

— Ну что, на боковую? — предложил наконец Льюис.

— Джеймс, должно быть, вы устали… Я была счастлива познакомиться с вашими друзьями, — быстро отозвалась Лена.

Он показал им спальню со смежной ванной. Лена и Льюис жили во многих гостиницах, но ничего элегантнее не видели. Из открытой двери соседней комнаты доносился храп. Заглянув туда, Лена заметила лежавшую на кровати Лору Ивенс. Одна туфля валялась на полу, другая болталась на ноге. Вряд ли Джеймс Уильямс собирался спать рядом с ней.

Когда дверь закрылась, Льюис потянулся к Лене. Она знала, что так и будет. Конечно, его возбуждало то, что две женщины неохотно ушли с вечеринки. Обе отдали бы все на свете, лишь бы провести сегодняшнюю ночь с Льюисом Греем. Но желал он только ее, Лену.

— Ты прекрасна, — прошептал он ей на ухо.

— Я люблю тебя, — искренне ответила она.

— Сегодня вечером ты была королевой.

Лена закрыла глаза. Да, она не храпит, как пьяная Лора Ивенс, которая надеялась стать здесь хозяйкой и не поехала домой, как сделали дамы, которых обхаживал Льюис. Она трезва и выглядит моложе своих сорока пяти лет. Да, конечно, сегодня она была королевой бала.

— Я подумала… нет, мы подумали, не окажете ли вы нам честь стать нашим свидетелем…

— Свидетелем в суде?

— В мэрии. Я прошу вас стать подружкой невесты.

— Так вы женитесь!

— Да. Я все сделала так, как вы сказали.

— Ох, Айви, я так рада за вас! Когда вы это решили?

— Вчера вечером.

— Эрнест доволен?

— Конечно, нет. Во всяком случае, не пляшет от счастья. Но говорит, что это нужно. Главное, что этого хочу я. И хотела всегда. — У Айви горели глаза.

— Поздравляю! — Лена крепко обнимала подругу, глядя на стену, увешанную почтовыми открытками, газетными вырезками, репродукциями, и думала, что Айви заслужила свое счастье.

* * *

— Держите, Мона. — Мартин Макмагон протянул ей пузырек с таблетками.

У Моны Фиц было повышенное давление, но Мартин мог прописать лекарство каждому жителю городка даже без помощи Питера Келли: он слишком хорошо знал их жалобы и симптомы болезней.

— Только ими и спасаюсь. Иначе давно бы ноги протянула. — Мона любила все преувеличивать.

— Конечно, — серьезно ответил Мартин.

Почтмейстерше нравилась эта игра. Не было смысла говорить ей, что это лекарство слабенькое, а потому один или несколько пропущенных дней значения не имеют. Процедура вынимания таблеток из пузырька или вытряхивания их в ложечку обладала магической силой. Никто не знал это лучше, чем местный аптекарь.

— Как порез Томми, заживает? — Он имел в виду почтальона, купившего кучу бинтов, липкий пластырь и дезинфицирующее средство.

— Я не знала, что он порезался, — ответила Мона.

Мартин Макмагон часто жалел о своих невинных репликах. Это приводило к недоразумениям. Он видел, что почтмейстерша сбита с толку.

— Он мог повредить ногу и даже не заикнуться вам об этом. Впрочем, я частенько ошибаюсь. — Он принял виноватый вид.

Но Мона ему не поверила.

— Ничего подобного. Иначе люди не покупали бы у вас препараты, — укоризненно сказала она. И ушла, ломая себе голову, зачем Томми Беннету понадобились бинты.

Фрэнсис Берн ушел, и избушка сразу опустела. В тот вечер сестра Мадден не стала растапливать камин. Высматривать с порога домик на дереве и дружески махать рукой больше не имело смысла. Когда люди приносили ей пирог или хлеб, она знала, что Фрэнсис Ксавьер Берн съест целую буханку, из которой ей самой достанется лишь кусочек.

Этот человек доставлял ей множество хлопот, но с ним сестра Мадлен не чувствовала одиночества. Теперь ночи стали казаться ей чересчур длинными. Она молилась, чтобы ему повезло. Тогда через несколько месяцев он вернется за вещами. Скажет, что хорошо устроился под другим именем и работает у фермера. Или рубит дрова в большом монастыре, где его приютили радушные монахи. Ах, если бы он прислал письмо и сообщил, что сестра Мадлен может вернуть украденное им в гараже! Конечно, писать он не умел, но кто-то мог бы сделать это за него. Какой-нибудь добрый человек, который присматривал бы за ним так же, как это делала она.

Филип ехал домой на автобусе, везя с собой грязное белье.

— С этим узелком ты похож на Дика Уиттингтона, — усмехнулась Кит.

— А ты разве не возишь белье домой?

— Нет, я стираю его сама.

— Ты женщина.

— Верно. Но если бы я была мужчиной, то все равно стирала бы.

— Это только слова.

— Неправда!

— Тебе лишь бы поспорить со мной.

— И это неправда. — Она положила ладонь на его руку. — Ты очень славный. Когда ты перестал распускать сопли, мы стали большими друзьями. Разве не так?

— Я перестал распускать сопли только для виду, — грустно ответил Филип.

Кит тут же вспомнила Эммета и то, как брат говорил об Анне Келли. Откуда у людей берутся такие сильные чувства?

— Чушь. Все уже прошло, — попыталась она убедить Филипа.

— Нет, Кит. Это грызет меня изнутри, как зубная боль, и заставляет задавать вопросы.

— Какие вопросы? — Кит смягчилась: Филип слишком напоминал Эммета.

— Ну, например, почему ты не пригласила меня на танцы, которые устраиваешь в субботу. — Он не скрывал обиды.

— Я ничего не устраиваю. Это делают другие.

— Если бы ты хотела, чтобы я был там, то позвала бы.

— Но ты же едешь домой…

— Я уезжаю, потому что не могу остаться в Дублине. Если бы ты пригласила меня, я бы не поехал.

Кит очень не хотелось причинять ему боль, но другого выхода не было. Если бы Филип увидел, как она кокетничает со Стиви Салливаном, ему было бы еще хуже.

— Филип, рано или поздно это пройдет, — сказала она.

— Хочется верить, — вздохнул юноша. — Но пока не прошло.

Когда Филип вышел из автобуса в Лох-Глассе, было уже темно. Он не знал, зачем приехал домой. Мать будет ныть, что они его почти не видят. Отец станет говорить, что он выбрал самое плохое занятие на свете, потому что на гостиницах можно поставить крест. А Кит собирает в Дублине друзей, к числу которых он, Филип, явно не относится.

Швейцар гостиницы радушно поздоровался с ним. Филип знал, что Джимми встретил бы так каждого: сына хозяина, завсегдатая или нового американского гостя. Главными приветствиями в гостинице «Центральная» были разведение рук в стороны, невнятное ворчание и слабые вздохи.

— Я оставлю вещи и пройдусь вдоль озера. — Внезапно Филипу расхотелось входить в родительский дом.

— Милости прошу, — ответил Джимми.

Филип спустился по тропинке и посмотрел на гостиницу снизу. Дом был, наверное, одним из самых красивых в Ирландии, только использовался плохо… Он вздохнул и побрел вдоль берега, следя за рябью на воде. Именно в такую ночь умерла мать Кит. Филип пытался говорить об этом с Кит, стремясь доказать, что он не такой бесчувственный чурбан, как остальные. Но она не хотела поддерживать разговор.

Ноги сами привели Филипа к домику сестры Мадлен. Конечно, он знал ее, как и все остальные, но никогда к ней не заходил. Юноша был готов повернуться и уйти, как вдруг заметил, что монахиня стоит на пороге, накинув шаль на худые плечи и обхватив себя руками. Почему-то Филип понял, что она расстроена.

Может быть, незаметно улизнуть? В конце концов, сестра Мадлен его не видела. Она сама выбрала такую странную жизнь. Наверное, ему это лишь показалось. Однако что-то заставило его спросить:

— Сестра Мадлен, у вас все в порядке?

Она прищурилась:

— Кто там? Слишком темно.

— Филип О’Брайен.

— Надо же, на ловца и зверь бежит, — сказала сестра Мадлен. У Филипа сжалось сердце: она наверняка даст ему какое-то поручение. — Хочешь чаю? Не имеет смысла ставить чайник только для себя.

Фраза прозвучала странно. Отшельница наверняка привыкла пить чай в одиночку. Ну что ж… Он замерз и устал после поездки. Юноша последовал за ней.

— Как поживает слепой котенок? — спросил он.

Филип помнил рассказ Кит о том, что отшельница ухаживает за ним.

— Он умер. Утонул в лоханке, стоявшей у двери. Там и воды-то было на донышке… — бесстрастно ответила она.

— Ох… Мне очень жаль.

— Его следовало утопить в первый же день. Ветеринар был прав.

— Может быть, он прожил хорошую жизнь.

— Нет, плохую. Колотился обо все своей маленькой глупой головой.

Филип, понятия не имевший, как поддерживать столь необычную беседу, решил промолчать. Он сел на трехногую табуретку и стал ждать, когда вскипит чайник.

Сестра Мадлен отрезала ему кусок хлеба и намазала маслом.

— Ты серьезный мальчик, Филип. Это очень пригодится тебе в будущем.

— Если будущее когда-нибудь наступит, — мрачно ответил он.

— Тебе плохо живется?

— Я хочу жениться на Кит Макмагон, — вдруг сказал Филип. — Не сейчас. Через пару лет. Я всегда знал это. С той ночи, когда умерла ее мать.

— Да, — кивнула сестра Мадлен, глядя на огонь.

— Но одного терпения недостаточно. Наверное, Кит нравится кто-то другой, но мне она не говорит.

— Почему ты так думаешь? — мягко спросила старая монахиня.

Он рассказал про танцы. Если бы у Кит никого не было, она не стала бы так решительно избегать Филипа.

— Только я не знаю, кто это, — уныло сказал он.

— Может быть, такого человека не существует в природе.

— Нет, она все время о ком-то думает.

— Я хочу тебе кое-что сказать… Я очень хорошо знаю Кит. Ей действительно есть о чем подумать, и это занимает все ее мысли. Но молодой человек тут ни при чем. У тебя нет соперника. Просто она еще не готова думать о мужчинах Поверь мне. — Ярко-голубые глаза монахини горели так, словно хотели просверлить его насквозь. Филип поверил, и у него сразу полегчало на душе. — Возвращайся в гостиницу, Филип. Иначе родители пойдут искать тебя.

— Они знают, что я вернусь. Я оставил вещи у Джимми. Смешной малый этот Джимми. У него на лбу написано: «Тысячу раз добро пожаловать в Лох-Гласс».

— Если бы ты прожил такую жизнь, как он, у тебя на лбу было бы написано то же самое, — ответила сестра Мадлен.

Филип так и не узнал, что ей было известно о жизни Джимми, но вдруг почувствовал к бедняге симпатию. Работа у О’Брайенов — не сахар. Таскать вещи, колоть дрова, заполнять ящики с углем в жару и в холод…

— Знаете, люди очень хорошо к вам относятся, — сказал он на прощание.

— Я привыкла так думать, Филип. А вот сейчас сомневаюсь. — Она дрожала, хотя в комнате было тепло.

— До свидания. Спасибо вам. Большое спасибо.

Сестра Мадлен не ответила. Она сидела и молча смотрела на огонь. Филип закрыл за собой дверь, застегнул воротник и быстро пошел вдоль берега. Кит никого не любит. Иначе она рассказала бы об этом отшельнице, с которой очень дружила. Новость была хорошая. Просто замечательная.

В ту ноябрьскую субботу Мартин Макмагон сказал Море, что они покупают новую машину. Он уже обсудил этот вопрос со Стиви Салливаном, но до сегодняшнего дня помалкивал, потому что хотел сделать ей сюрприз.

— Это та самая, над которой столько колдовали? — догадалась Мора. — Могу сказать: ни одну машину не драили так, как эту. Стиви лазил под капот, лежал под шасси и осмотрел каждый дюйм.

— Ты довольна? Теперь мы сможем выезжать из дому, не боясь, что мотор заглохнет и больше не заведется. — Мартин был счастлив как ребенок.

— Ты — лучший муж на свете, — сказала она.

— Я не всегда был хорошим мужем. — Лицо Мартина потемнело.

Море не понравилась его меланхолия.

— Мне ты всегда был хорошим мужем и остаешься им.

— Да, но… — Он изо всех сил пытался справиться с собой.

Мора, видевшая эту борьбу, положила ладонь на его руку.

— Мартин, где бы сейчас ни находилась душа Элен, она обрела покой. Мы часто говорили об этом друг с другом… и верим в это. В прошлое вернуться нельзя, и слава богу. Мы это пережили. Время, потраченное на сожаления, потеряно зря.

Мартин кивнул, и Мора увидела, что тень на его лице стала исчезать.

* * *

Лена Грей объяснила Джиму и Джесси Милларам, что хочет купить машину на имя агентства.

— Вы можете получить машину бесплатно, — сказал мистер Миллар. — Я десять раз предлагал вам принять что-нибудь от фирмы, в которую вы вложили столько сил.

— Это не для меня, Джим. Машиной будет пользоваться муж, поэтому я хочу заплатить за нее.

— Никакой разницы.

— Вы не пользуетесь имуществом фирмы в личных целях, и я тоже не буду.

* * *

Кит решила устроить маленькую вечеринку на квартире Фрэнки. Девушки должны были купить вино, печенье и сыр. Позже молодые люди заплатят за напитки в ресторане, так что все будут квиты.

— Но пить кофе они не вернутся, — решительно заявила Фрэнки. — Если парень придет к нам после десяти часов вечера, хозяйка тут же позвонит нашим родителям.

Остальные согласились. Приводить парней в квартиру после танцев означало напрашиваться на неприятности. Это был дурной тон.

Клио узнала про вечеринку и обиделась.

— Почему меня исключили? — спросила она у Кит.

— Тебя просто не включили, а это совсем другое дело. Мы собираем однокурсников.

— Кевина О’Коннора ты пригласила.

— Да. Это могло ускользнуть от твоего внимания, но он тоже с нашего курса.

— А от твоего внимания ускользнуло, что я встречаюсь с его братом.

— Клио, вы с Майклом можете ходить в «Грэшем» на танцы хоть каждый вечер, — ответила Кит.

— Хотела бы я знать, как ты собираешься распорядиться своей жизнью, Кит Макмагон, — сказала Клио.

— Я тоже, — кивнула Кит.

В Тумстоуне шла «Голубая лагуна». было заманчиво пригласить в кино Анну Келли, но Эммет знал, что не имеет права проявлять слабость. Он увидел Патси Хэнли, уныло тащившуюся по главной улице Лох-Гласса.

— Хочешь сегодня вечером сходить в кино? — быстро спросил он, боясь передумать.

Патси вспыхнула от радости:

— Я? С тобой? Это что-то вроде свидания?

— Конечно.

— С удовольствием! — И она со всех ног побежала домой переодеться.

Анна Келли хотела посмотреть «Голубую лагуну» с кем-нибудь из одноклассниц но, к счастью для себя, вовремя услышала, что Эммет пригласил в кино Патси Хэнли. Они ехали бы в одном автобусе. Ни за что на свете она не будет играть в игру «третий лишний». Она останется дома. Причем одна, потому что отец с матерью будут обедать в гольф-клубе. Ничего себе субботний вечер…

Филип сидел с родителями в столовой. Стены унылого цвета, скатерти в пятнах от бутылок с соусом, освещение тусклое, обслуживание медленное…

Филип знал, что в такую гостиницу никто не захочет вернуться; приезжавший по делам ни за что не привезет сюда свою семью. Чтобы изменить здешний уклад, придется потрудиться. Он надеялся сделать это с помощью Кит Макмагон. И возможно, его надежда не была тщетной. Сестра Мадден сказала об этом очень уверенно. Монахине можно было верить: она видела людей насквозь и не сомневалась, что Кит Макмагон не любит другого. Какие же проблемы занимают все мысли Кит?

Родители встретили его без особого удовольствия.

— Ты отсутствовал несколько недель и приехал без предупреждения, — ныла мать.

— Знаешь, сынок, чтобы получать прибыль от гостиницы, тебе придется самому встречать гостей и здороваться с ними, — завел обычный разговор Дэн О’Брайен, беседы которого с постояльцами не представляли собой ничего, кроме вздохов и жалоб.

— Ты прав, — кивнул Филип. — Мне повезло больше, чем большинству однокурсников. Я могу учиться у родителей, которые сами владеют гостиницей.

Он что, издевается? Дэн и Милдред смерили сына подозрительными взглядами, но не обнаружили и следа насмешки.

Филип глупо улыбался, а сам думал, есть ли на свете еще один человек его возраста, который так бездарно проводит субботний вечер.

* * *

— Кто будет у тебя первым? — спросила Фрэнки, пока все восхищались накрытым столом.

Разноцветные свечи, салфетки и блюда с едой выглядели очень нарядно. В дольки апельсина были воткнуты шпажки с наколотыми на них кубиками сыра и ломтиками ананаса. Фаршированные желтками с майонезом яйца, бутылки темного пива и бокалы с белым и красным вином дополняли цветовое разнообразие.

— Черт бы побрал этого Кевина О’Коннора… — проворчала в ответ Кит.

— Он не так уж и плох, — заметила Фрэнки. — Ты совсем запугала его, а тебе все мало.

— Но он вел себя отвратительно, а такие вещи не забываются.

— Придется забыть. — Фрэнки пожала плечами, чего делать не следовало: ее платье из тафты, не имевшее бретелек, чуть не свалилось.

— А ты? — спросила Кит.

— Что «ты»?

— Ты бы забыла?

— О боже, Кит, нельзя помнить обиды вечно. Иначе войны длились бы без конца, а все девушки заканчивали бы жизнь самоубийством из-за парней, которых любили.

— Но тогда какой смысл в происходящем, если его можно забыть, стереть и все начать сначала? — спросила Кит.

— Послушай, у нас вечеринка, а не диспут, — отмахнулась Фрэнки. — Кого ты сегодня будешь кадрить?

— Не знаю. Может быть, парня из нашего городка. Этот Стиви очень симпатичный.

Кит говорила так не столько для Фрэнки, сколько для того, чтобы убедить саму себя. В глубине души она считала, что ничего особенного в Стиви нет.

Раздался звонок.

— Я открою!

Фрэнки бросилась к двери и тут же вернулась, закатив глаза. За ней шел самый красивый мужчина, которого им доводилось видеть.

Вечерний костюм, волосы длинноватые, но чистые и блестящие, загар от пребывания на свежем воздухе в любую погоду, которому позавидовал бы любой студент-спортсмен, улыбка, способная заставить оцепенеть сотню женщин… Стиви Салливан словно сошел с афиши кинотеатра.

— Ты потрясающе выглядишь! — невольно ахнула Кит.

— Но ты меня перещеголяла, — сказал он, с восхищением глядя на ее обнаженные плечи и шелковое платье цвета персика.

Кит тревожило, что под него нельзя надеть лифчик, но продавщица заверила ее, что лиф платья очень хорошо подогнан, а потому никакого нижнего белья не требуется. Стиви Салливан внимательно изучил лиф с таким видом, словно подозревал нечто подобное, но Кит решила, что это ей только показалось.

В этот момент снова прозвучал звонок, и вошло еще несколько гостей. Одним из них был Кевин О’Коннор, с порога устремившийся к Кит.

— Я хочу предупредить, что Мэтью тоже здесь. Но мы с него глаз не спустим. Если что, он тут же отправится домой. Так что можешь не волноваться.

— Мэтью? — спросила сбитая с толку Кит.

— Да, тот самый, который допустил глупую выходку по отношению к тебе в баре. Он стоит за дверью. Я сказал ему, что войду первым и обсужу этот вопрос с тобой. Понимаешь, он заменяет Гарри.

— Все в порядке. Пусть остается, — снисходительно сказала Кит. — Конечно, если будет вести себя прилично.

— Даю слово, — заверил ее Кевин.

— О боже, Кит Макмагон, ты уже заставила весь Дублин плясать под твою дудку! — изумился Салливан.

— Стиви, ты не знаешь и половины.

Она дружески взяла его под руку и повела знакомить с гостями. Судя по взглядам девушек, Стиви произвел впечатление не только на нее. Конечно, он слишком хорош для младшей сестры Клио. Кит помнила, ради чего она затеяла эту вечеринку. Нужно отбить Стиви у Анны, чтобы та покорно вернулась к Эммету. Во время танцев следует вскружить ему голову. Конечно, из этого может ничего не выйти, но она постарается. Изо всех сил.

* * *

Стоял обычный субботний вечер. Келли и Макмагоны обедали в гольф-клубе, как делали почти каждый уик-энд. Никто уже не поверил бы, что так было не всегда.

Они говорили о детях. Видимо, Клио много занималась. Когда она приезжала домой, то почти все время спала.

— По-моему, в Дублине она не спит вообще.

Лилиан волновалась за старшую дочь. Мору Макмагон больше волновало, где именно спит Клио, но затрагивать эту тему было не время и не место.

— Кажется, сегодня Кит идет на танцы, — сказал Питер Келли. — Клио сказала об этом по телефону. Завидует, потому что ее не пригласили.

— Все верно. Перед этим они устраивают вечеринку на квартире у одной девушки. Кажется, там собираются только студенты колледжа. — Как всегда, Мартин выступал в роли миротворца.

— Да, конечно. Клио сказала, что если ее кто-нибудь подвезет, то сегодня вечером она приедет домой.

— Это было бы неплохо, — не слишком искренне сказала Мора. Ее племянница была чересчур беспокойной; присутствие Клио создавало скрытое напряжение.

— Я оставила ей тарелку с сандвичами, — неловко сказала Лилиан. — Анна сказала, что больше не съест ни куска: она считает себя толстой как свинья. О боже, как с ними тяжело!

— Филип тоже приехал домой, — сказал Мартин. — Они могут составить друг другу компанию.

— О, Клио без ума от какого-то молодого человека с шикарной машиной. Возможно, он ее и привезет, — беспокойно сказала Лилиан.

— А на уик-энд он не останется? — спросил Питер.

— Об этом разговора не было. Ты же знаешь Клио. Если ее о чем-то спросить, она может откусить человеку голову. Поживем — увидим. На всякий случай я приготовила чистые простыни и наволочки.

Мора промолчала. Она знала, что молодой человек с шикарной машиной является сыном Фингерса О’Коннора.

Фрэнсис Финглтон О’Коннор был легендарным владельцем сети гостиниц, нажившим состояние с помощью четырех крупнейших отелей Ирландии. Но еще более легендарным Фингерса делала вера в то, что он может завоевать любую женщину с помощью нескольких комплиментов, позволяющих ей почувствовать себя женственной и желанной. Мора не раз встречалась с ним по делам службы, но не выносила его присутствия. Она сдерживала свою враждебность, но однажды, оставшись с Фингерсом наедине, отвергла его ухаживания так решительно, что дошло даже до О’Коннора. О случившемся Мора предпочитала помалкивать, впрочем как и о многом другом.

Кит упоминала, что учится с его сыном Кевином в колледже на улице Катал Бруга. Неприятный тип, говорила она, и Мора была рада это слышать. Правда, Клио была сильно увлечена братом-близнецом Кевина. Мора не сомневалась, что приманкой для племянницы стали его богатство и шикарный автомобиль.

Она перевела разговор на Эммета, с которым было намного проще.

— Он поехал в кино. Надо же, как быстро выросли эти четверо. У каждого из них теперь своя личная жизнь, — непринужденно сказала Мора.

Похоже, Келли не были уверены, что личная жизнь их дочерей складывается удачно. Одна возвращалась из Дублина недовольная и спала целыми днями. Вторая сидела на кухне и отказывалась от кино и еды. «А ведь такие красивые девушки», — думала Мора.

Впервые за долгое время она подумала об Элен Макмагон. Красота ничего не дала этой женщине. Только привела к трагедии.

* * *

— Разве в таком возрасте женятся? — презрительно сказал Льюис, узнав о предстоящей свадьбе Айви и Эрнеста.

— А почему бы и нет? — Лена заранее знала, что Льюис займет такую позицию, и готовилась к этому. Оправдываться она не собиралась.

— Брось, это смешно. Все знают, что их связь продолжается много лет. Она могла бы переехать к нему или он к ней. Для чего все эти церемонии, клятвы и обеты?

— Это всего лишь ритуал. — Которого она, Лена, никогда не дождется.

— Ритуал, который ничего не значит.

— Он ничего не значит только для таких людей, как мы, — сказала она так, словно это разумелось само собой. — Мы с тобой в таких вещах не нуждаемся, а вот другим они нужны. Тебе часто приходится терпеть то, чего ты не понимаешь. Почему бы не порадоваться за Айви и Эрнеста, если это доставит им удовольствие? — Надо же, она сумела найти нужные слова.

— Ну, если ты так ставишь вопрос… — Казалось, с его души свалился камень. — Что ж тогда давай купим бутылку вина и вечером спустимся к ним. Устроим что-то вроде вечеринки. Напомним, что эта суббота — последняя, которую они проводят как свободные люди. — Льюис широко улыбался, готовясь очаровать всех и вся.

Лена оказалась права. Льюис был душой компании. Он пригласил на вечеринку всех жильцов и предложил им пожелать новобрачным счастья. Каждый принес маленький подарок Эрнест и Айви были тронуты до глубины души.

— Как вы узнали? — шепотом спросила Айви кого-то из новозеландок.

— Мистер Грей сказал. Он хотел устроить что-то вроде праздника, — ответила женщина.

— Льюис — очень добрый человек, — сказала Айви Лене.

— Да, — кивнула та.

Айви смерила ее пристальным взглядом и добавила:

— В глубине души.

Если Льюис сумел обвести вокруг пальца даже Айви, знавшую о неверности Льюиса, о том, с каким трудом Лене удается его удерживать, единственную, кому было известно, что они не женаты, то что говорить о других?

Лена понимала, что вся ее жизнь — сплошное притворство.

— Знаю, — бесстрастно кивнула она.

Казалось, Лена следила за происходившим со стороны, не являясь его участницей. Именно она придумала этот праздник, подавив ревность и зависть к Айви, на которую внезапно свалилось счастье. Айви заслужила его, и Лена была искренне рада за свою хозяйку и подругу.

Она следила за людьми, которые смотрели на красивого оживленного Льюиса, находившегося в центре внимания. «Шулер, — с внезапной злобой подумала Лена. — Мошенник Фокусник Зачем я потратила на него жизнь? Почему не вернулась в Лох-Гласс, к мужу и детям, которым я была нужна?»

Что она делает в этом дурацком Лондоне? Зачем выбивается из сил в агентстве по трудоустройству? Зачем произносит тосты за здоровье Айви и Эрнеста в комнате, забитой едва знакомыми людьми? Этот субботний вечер ей следовало провести дома, в Лох-Глассе.

И тут Лена ощутила сосущую пустоту внутри. Дома? В Лох-Глассе? Интересно, что бы она там делала?

* * *

Вечером Майкл О’Коннор и Клио ехали в Лох-Гласс.

— Знаешь, дома мы не сможем спать вместе, — сказала Клио.

— Ты твердишь это каждые пять минут.

— Я не стала бы это твердить, если бы ты принимал мои слова всерьез.

— Ладно, ладно. Мы ляжем в разных комнатах, а потом ты незаметно проберешься ко мне. Так?

— Нет, Майкл, не так Я родилась и выросла в этом доме. Родители будут держать ушки на макушке и слышать каждый скрип половицы.

— Мы найдем способ обмануть их.

— Нет! — сердито крикнула она.

Он остановился на обочине.

— В чем дело? Из-за чего мы ссоримся?

— Я еще перед выездом из Дублина сказала тебе, что ничего не выйдет, и не хочу, чтобы ты тешил себя иллюзиями.

Взволнованная Клио казалась совсем девочкой. Волнистые светлые волосы и дрожавшая нижняя губа делали ее похожей на малышку.

Он смягчился:

— Ладно, ладно, я тебя понял.

— А как ты себя поведешь, если окажешься в соседней комнате?

— Не знаю. Зависит от моих чувств.

— Пока ты не поймешь, что твои чувства тут ни при чем, мы никуда не поедем. Будем стоять здесь, — сказала она.

— Да? И что ты будешь делать в этой дыре?

— Либо вылезу и проголосую, либо вернусь с тобой в Дублин. — Клио говорила решительно, но уверенности в себе не ощущала.

— Черт побери, мы находимся на полдороге. Я отвезу тебя в Лох… как его там, а потом вернусь к цивилизации.

— Это больше того, на что я рассчитывала.

— Желание дамы — закон.

— Честное слово, Майкл…

— Нет, я должен увидеть это место и понять, ровня ты мне или нет. — Клио решила, что он шутит, и засмеялась. — Я говорю совершенно серьезно, — сказал Майкл. — Отец то и дело спрашивает, что собой представляет племянница Моры Хейз. Похоже, твоя тетушка была изрядной оторвой.

— Оторвой?

— Ветреной особой.

— Тетя Мора? Это что, шутка?

— Отец говорит — точнее, намекает, — что она была девушкой для вечеринок.

— Это хорошо или плохо?

— Это здорово. Она такая же веселая, как и ты. — Майкл подмигнул, но тут же вспомнил, что рассчитывать не на что. Незачем заводить себя, если ничего хорошего дальше не предвидится.

Они ехали по темной сельской местности, мимо деревушек и фермерских домов с освещенными окнами, мимо стад коров, смотревших на них из-за живых изгородей, мимо плакатов, призывавших совершить паломничество в Лурд. Ехали и молчали. Клио понимала, что их отношения дружеских бесед не предусматривают.

Но зато они предусматривали нечто более важное: страстную любовь. Мало кому так везет. Честно. Клио знала, как трудно описать любовь в стихах, живописи или музыке. Ее интимную сторону… близость…

Она смотрела на Майкла, сидевшего за рулем, и гадала, чувствует ли он то же самое. Потом положила руку на его колено:

— Мы очень счастливы, правда?

— Черта с два. Твои родители похожи на медведей гризли. Так и ждут, чтобы наброситься на нас.

— Их еще нет дома. Они в гольф-клубе.

Лицо Майкла просветлело.

— Может быть, успеем?

Клио посмотрела на часы. Сейчас десять, до Лох-Гласса полчаса езды, а родители вряд ли вернутся из гольф-клуба раньше полуночи.

— Прибавь газу, — сказала она.

Майкл довольно присвистнул.

Сестра Мадлен не находила себе места. Каждый вечер казался ей все более длинным и одиноким. Как она позволила этому случиться? Бесконечная болтовня и дела других людей теперь наводили на нее скуку. Монахиня всегда гордилась тем, что жила в мире с собой. Но это было тогда, когда она верила в собственную правоту В последнее время она сомневалась во всем, а вместе с сомнениями приходило беспокойство.

Теперь вечерние тени, падавшие на озеро, шелест деревьев и шорох кустов казались ей угрожающими. Она видела костры, горевшие в таборе. Цыгане приняли бы ее радушно, но в присутствии отшельницы стали бы вести себя по-другому. Менее непринужденно… Сквозь деревья она смотрела на Лох-Гласс и видела длинную улицу, освещенную фонарями. В этих домах жили не цыгане и не отшельники, а обычные люди. Она знала их жизнь и их секреты. Не было дома, где бы ей отказали в гостеприимстве.

И все же что-то удерживало сестру Мадден. Если бы она пришла к кому-то и отреклась от независимости, ее жизнь потеряла бы смысл. Монахиня твердила себе, что все это ей только кажется. Будь она одной из тех, кто приходил в ее избушку за советом, что бы она сказала самой себе?

«Самая большая наша беда заключается в том, что мы слишком много думаем о себе. Поэтому наши проблемы кажутся нам более важными, чем они есть на самом деле. Если бы мы больше думали о других…» Совет хороший, но единственным человеком, о котором она могла думать, был бедный полоумный Фрэнсис, бредущий в ночи. Сестре Мадлен хотелось верить, что он сумел где-то устроиться и находится в безопасности. Он ушел три дня назад. Она волновалась, пытаясь представить себе, где Фрэнсис нашел себе приют в эту субботнюю ночь. Уж лучше бы он спал у камина в ее маленьком домике.

* * *

В квартире Фрэнки не смолкали веселые голоса. Вечеринка удалась на славу. Фрэнки и Кит только радовались. На такой успех они и не рассчитывали. Кевин О’Коннор стоял рядом с болтуном Мэтью как часовой, и Кит едва удерживалась от смеха. По сравнению с девушками парни — настоящие несмышленыши. Эти двое вели себя так, словно были ровесниками Эммета.

Вспомнив Эммета, она поняла, что отвлеклась от своей основной миссии. Выманить Стиви в Дублин на одну субботу было недостаточно — требовалось сделать так, чтобы он забыл Анну и уделил все свое внимание Кит.

«Эти девчонки Келли — настоящие занозы», — подумала Кит. Клио вела себя как раненая лань, потому что ее не пригласили, но позвать ее было невозможно. Тогда весь Лох-Гласс узнал бы, что Кит бессовестно кокетничает со Стиви Салливаном.

Она нанесла на помаду немного вазелина, чтобы губы казались ярче, и пошла к Стиви. Тот разговаривал с гостями о машинах, причем делал это так непринужденно, словно каждый субботний вечер проводил в компании людей, облаченных в вечерние платья и костюмы. Он был более уверен в себе, чем большинство гостей. Кит решила, что Стиви либо не такой неотесанный, как ей казалось, либо очень хороший актер.

— Мы не знаем, кто повезет нас в «Грэшем», — сказала Кит. — В твоей машине найдется место?

— Конечно, — небрежно улыбнулся он.

Кевин был тут как тут:

— Кит, поедем со мной! Я сегодня на «моррисе», там полно места. На заднем сиденье легко уместятся четверо.

— Я должна помочь Фрэнки и присмотреть за порядком, — улыбнулась ему Кит.

Кевин был счастлив: его простили. Она положила ладонь ему на руку.

— Послушай, будь добр, посади Мэтью рядом с собой и присматривай за ним, а на заднем сиденье поедут вот эти четыре девушки.

Кевин повиновался с радостью. Кит быстро сосчитала в уме и поняла, что Стиви повезет ее одну. Запирая дверь, она увидела, как Падди и Фрэнки садятся в одну из машин. Стиви и Кит остались вместе.

— Выходит, никто не захотел ехать с нами? — лукаво улыбнулся Стиви.

— Так вышло, — ответила она.

Он открыл дверь шикарной машины.

— Что это? — с удивлением спросила она.

— «И-тайп», — небрежно бросил Стиви.

— Если бы они увидели это, нас бы тут же убили, — рассмеялась Кит.

— Ну, из-за машины нас убивать не стали бы. А вот из-за тебя самой — возможно.

Со Стиви было легко. Он не столько флиртовал, сколько восхищался ею. Игра давалась Кит без всякого труда.

— Ну, с этим у тебя проблем нет, — сказала она.

— С чем?

— С тем, кто хотел бы иметь дело с тобой. Я слышала, что они становятся в очередь.

— Брось. Ты же моя соседка. У гаража никогда не было очереди.

— Рассказывай! — засмеялась Кит.

Стиви посмотрел на нее, и Кит улыбнулась так, как это делают в фильмах. На душе у нее скребли кошки, но Стиви понравилось.

— Ты сильно изменилась в последнее время, — сказал он.

— В самом деле? Я что-то не заметила.

— Изменилась, изменилась. Совсем недавно вы с Клио вели себя как школьницы. Только и знали, что хихикать.

— А теперь я стала ужасно серьезной, да?

Кит бросила на него взгляд из-под ресниц и почувствовала, что переигрывает. Стиви не был дураком и мог понять, что его водят за нос. Но этого не случилось.

— Симпатичные у тебя друзья, — сказал он. — В этом и состоит главное достоинство Дублина, верно? Всегда можно знакомиться с новыми людьми. Этот высокий блондин — твой бойфренд? — напрямик спросил он.

— А что? — Кит выгнула бровь. Сейчас Стиви поймет, что она лишь играет роль. Он очень сообразителен… — Он мой однокурсник Мы вместе учимся в колледже.

— Он из тех самых О’Конноров, гостиничных королей?

Да, он узнал фамилию Кевина и к двум прибавил два…

— Из тех самых.

Кит едва не сказала, что Кевин О’Коннор всем трепался, что спал с ней, дорого заплатил за это и теперь смертельно боится ее. И что после окончания колледжа почти наверняка будет руководить если не всеми, то по меньшей мере одной из отцовских гостиниц. Но это правилами игры предусмотрено не было. Нужно заставить Стиви слегка поревновать. Поэтому рассказывать подробностей о Кевине не стоит. В конце концов, Стиви ей не приятель.

— А тот, рыжий?

— Брат Фрэнки, студент с юридического? Нет, мы просто приятели. Но ты прав, он обращает на меня внимание.

— Плюс Филип О’Брайен из гостиницы… О господи, Кит, да ты поклонников в штабеля складываешь!

— О нет. Мы с Филипом всего лишь друзья.

— Если так, то почему его здесь нет?

— Кажется, ему понадобилось домой, — солгала Кит, не сомневаясь, что Стиви видит ее насквозь.

— Что ж, спасибо за приглашение. Я прекрасно провожу время.

Стиви свернул за угол и припарковался в месте, которое было зарезервировано для приезжих знаменитостей. Но вряд ли можно было предположить, что у кого-то из сегодняшних посетителей окажется более роскошная машина. Во всяком случае, швейцар не сказал им ни слова.

Затем Стиви Салливан взял Кит под руку и провел в вестибюль гостиницы, где собрались остальные участники вечеринки. Все раскрыв рот смотрели на машину, которую так небрежно припарковал Стиви.

— Классная тачка, — с нескрываемой завистью сказал Кевин О’Коннор.

— Вряд ли. Слишком броская. Платишь не столько за двигатель, сколько за хромовую отделку. У вас, кажется, «моррис»? По-моему, это лучшее, что ездит по нашим дорогам. Машина быстрая и надежная.

Кевин тут же успокоился:

— Да, ты прав.

Они пошли к танцевальному залу, откуда доносились звуки оркестра.

— Кит, можно пригласить тебя на первый танец?

Звучал оглушительный рок-н-ролл. Для обольщения Стиви требовалось что-нибудь более медленное.

— С удовольствием, Кевин, — негромко и ровно ответила она. Кевин поправил бабочку, взял ее за руку и повел на площадку.

«Мужчины — полные идиоты», — сказала себе Кит. И тут ей почему-то вспомнилась мать.

* * *

— Это море огней впереди и есть Лох-Гласс? — спросил у Клио Майкл О’Коннор.

— Не издевайся над моей малой родиной! — засмеялась она.

— Нет, я понимаю, что ею можно гордиться, — сказал Майкл.

— Я знаю, что ты родился в Дублине, но твои отец и мать родом из других мест. Все приезжают в столицу из деревни. Это вопрос времени.

— Я люблю, когда вы злитесь, мисс Келли.

— Я не злюсь, — ответила Клио.

— Вот и отлично. Раз так, мы поладим.

— Да, но придется поторопиться.

Они припарковались на подъездной аллее. Как и ожидала Клио, машины ее родителей не было. Они проторчат в гольф-клубе еще минимум час.

Клио открыла дверь и увидела, что Майкл внимательно осматривает интерьер. Дом был удобный, и она им гордилась. Мать потратила много времени и денег на обивку мебели. В коридоре стояли старинное зеркало и два элегантных столика. На кухне горел свет.

Клио увидела младшую сестру, с мрачным видом сидевшую за кухонным столом и читавшую книгу.

— Тьфу, дерьмо, — прошептала она. — Анна здесь.

— И что это значит? — спросил Майкл, выглядывая из-за ее плеча.

— Догадайся с трех раз, — плотно сжав губы, ответила Клио.

Анна оторвалась от книги:

— О, привет! А я думала, это родители вернулись раньше обычного.

— Почему ты дома? — выпалила Клио. — Сегодня же суббота!

— А почему ты дома? — парировала Анна.

Майкл молчал.

— Потому что я приехала из Дублина, — неловко ответила Клио.

— С чем вас и поздравляю. — Анна снова уткнулась в книгу.

— Анна, это Майкл О’Коннор, мой дублинский друг. А это моя младшая сестра Анна, школьница.

— Но не в данный момент, — сказала Анна. — В данный момент я самая страшная преступница на свете. Сижу в собственном доме, читаю книгу и почему-то злю этим свою старшую сестру.

— Ох, замолчи, Анна. Ты невыносима, — буркнула Клио.

— Ну, я думаю, мне лучше… — Майклу хотелось оказаться как можно дальше от кухни.

— О нет, давай выпьем кофе или еще что-нибудь. Ты вез меня в такую даль и хочешь тут же…

— Да, привез и тут же… — На его лице была написана досада.

— Анна, если ты почитаешь у себя, мы с Майклом сможем… э-э… нам нужно поговорить, — без особой надежды сказала Клио.

— Здесь шесть стульев. — В подтверждение своих слов Анна обвела глазами кухню. — Есть еще гостиная и столовая. Никто не говорил, что я должна читать только у себя в спальне.

— О боже, — вздохнула Клио и смерила младшую сестру испепеляющим взглядом.

— Я в восхищении, — ледяным тоном сказал Майкл, выходя из дома.

— Послушай, останься. Жаль, что так вышло…

— Ради чего оставаться? Ради обмена колкостями на кухне? Нет, я немедленно возвращаюсь в Дублин. Мое любимое субботнее развлечение — ехать черт знает куда, а потом обратно. — Дверца машины хлопнула, и Майкл скрылся из виду.

Клио вернулась на кухню с выражением ненависти в глазах.

«Голубая лагуна» показалась Эммету слишком сентиментальной, но Патси Хэнли картина понравилась. Говоря о фильме, она то и дело хихикала и повторяла «знаешь» и «я забыла, что хотела сказать». Наверно, она стеснялась и поэтому слишком много болтала. Эммет понимал, как трудно говорить одно, а думать другое. Но Патси действительно была глуповата. Вот если бы на ее месте была Анна… Ах, если бы на ее месте была Анна, они говорили бы совсем по-другому. Анна такая умная, такая сообразительная…

Сидя в автобусе с трещавшей без умолку Патси, он думал об Анне. Очень хорошо, что она не поехала с этим сальным типом Стиви. Но правильно ли поступил он сам, не воспользовавшись возможностью пригласить ее в кино? Стоило ли звать с собой Патси, чтобы заставить Анну ревновать? Почему жизнь должна представлять собой цепь интриг?

Когда автобус остановился у бара Лапчатого, Эммет и Патси вышли и побрели по главной улице.

— Жаль, что у нас в городке нет места, где можно было бы выпить кофе и съесть мороженое, правда? — сказала Патси.

— Да.

На самом деле Эммет был сыт Патси по горло и испытывал облегчение при мысли о том, что в Лох-Глассе больше некуда пойти. Они дошли до гостиницы «Центральная» и посмотрели на нее без всякого интереса.

— Настоящий мавзолей, правда?

— Что? — переспросила Патси.

Эммет стиснул руки в карманах.

— В кино были? — спросил увидевший их Филип О’Брайен.

— Смотрели потрясающую картину. Называется «Голубая лагуна», — похвасталась Патси.

Филип всегда хорошо относился к Эммету. Если в один прекрасный день этот мальчик станет его шурином, они поладят.

— А Анна Келли не с вами? — непринужденно спросил он.

Эммету должно было польстить, что Филип, человек намного старше его самого, знает, с кем он дружит. Но такой реакции он не ожидал.

— Н-нет, н-не с н-нами! — Эммет снова начал заикаться.

Он с трудом выдавил, что люди могут ходить куда им хочется, покраснел и двинулся дальше. Патси Хэнли посмотрела на Филипа, пожала плечами и пошла следом за Эмметом, не догадываясь, что совершила очередную ошибку.

— Ну вот, я пришел, — проворчал Эммет, когда они оказались у аптеки.

— А разве ты не проводишь меня до дома? Это же ты пригласил меня в кино…

Эммет уже открыл дверь, но вовремя сообразил, что нельзя давать волю досаде и плохому настроению. Конечно, нужно проводить Патси до магазина готового платья.

— Извини, — буркнул он.

Они шли по тихому городку. Бар Фоули в это время уже закрывался. Так же, как пивная Лапчатого.

Миссис Хэнли ждала у дверей.

— Я слышала, как пришел автобус, — сказала она. Миссис Хэнли не могла позволить, чтобы ее младшая дочь пошла по стопам Дейдры и стала для кого-то легкой добычей. — Входи, Эммет. Я сварю какао.

— Спасибо, миссис Хэнли. Я лучше пойду.

— Да не стесняйся. У меня есть шоколадное печенье.

Эммет поднялся на второй этаж. Дома все равно никого нет. Отец и Мора были в гольф-клубе, а ему не хотелось сидеть одному и думать об Анне. На людях было легче.

Кит убедилась, что Стиви прекрасно танцует. Интересно, где он этому научился? Сама Кит посещала факультатив, который по пятницам проходил в монастыре матери Бернард. Тогда они посмеивались над учительницей, но теперь вспоминали ее с благодарностью.

А Стиви? Он всю жизнь возился с машинами, облаченный в промасленный комбинезон. Жил с вечно ноющей матерью и хулиганистым младшим братом. Как ему удалось стать таким искусным в танцах? Когда они танцевали под «Дым в глазах», Стиви прижался щекой к ее щеке. Кит слегка отстранилась, но только слегка, чтобы он мог последовать за ней.

— Слышишь?

— Что? — игриво спросила Кит. Кажется, ее чары на него действовали.

— Слова в этой песне дурацкие. О каком-то парне, над которым смеются друзья. Послушай сама… — Она прислушалась. Стиви был прав. — Что же это за друзья такие?

Кит охотно согласилась. Она хотела сказать что-то еще, но вспомнила свою роль. Нужно его соблазнять. Если так, то лучше держать свое мнение при себе и говорить только о нем.

— А у тебя есть друзья? — спросила она, глядя на Стиви снизу вверх.

— Черт побери, тебе хорошо известно, что никаких друзей у меня нет. Ты же знаешь меня всю жизнь. Откуда у меня время на друзей? Где я их возьму? — В его голосе звучала горечь.

— Я знаю тебя вовсе не всю жизнь, — с жаром ответила она. — Я тебя вообще почти не знаю. Сегодня ты совсем другой. Этакий незнакомец. У такого человека могут быть друзья в Голливуде или на юге Франции, — добавила она.

Стиви это понравилось.

— Спасибо.

Кит хотелось поговорить с ним еще, но танец кончился.

— А у тебя много друзей? — спросил Стиви.

Они не стали возвращаться к столу с вином и закусками, так как знали, что будут танцевать еще.

— Не так уж, — задумчиво ответила Кит.

— Вы с Клио по-прежнему неразлучны, как сиамские близнецы.

— Ничего подобного. Разве ты не заметил, что сегодня ее нет?

— Анна говорит, что вы с ней одна шайка.

— Анна! — Нужно показать ему, что эта девчонка — набитая дура. — Анна ничего не знает, — презрительно сказала она.

— Эта малышка умнее, чем ты думаешь. У нее есть мозги, — вступился за девочку Стиви.

Кит знала, что он прав. Анна обладала умом и воображением. Она доказала это, когда сидела с больным Эмметом. Протестовать слишком решительно не стоило.

— Да, она хорошенькая, — сказала Кит с несвойственным ей кокетством. — Ее можно считать привлекательной, но умной?.. Сильно сомневаюсь.

— Для школьницы она очень хорошенькая, — сказал Стиви.

Тут оркестр заиграл «Ну и дурак же я». Он привлек Кит к себе и стал медленно покачиваться в такт музыке. Потом слегка отстранился и посмотрел в ее разрумянившееся лицо и искрящиеся глаза:

— А вот ты, Кит Макмагон, настоящая красавица.

В этот момент Кит поняла, почему люди считают его сексуальным и притягательным, почему даже замужние женщины теряют голову и смертельно рискуют ради того, чтобы переспать с ним. Но влюбляться в такого человека абсурдно. Слава богу, она делает это только ради младшего брата. Когда начался новый танец и Кит снова очутилась в объятиях Стиви, ей пришлось для большей уверенности мысленно повторить эти слова еще раз.

* * *

— Ты вела себя как последняя тварь! Можешь не сомневаться, я не прощу тебе этого до конца жизни!

— Я нарушила твои планы? — спросила Анна.

— Ты проявила вопиющую бестактность по отношению к человеку, который по доброте душевной вез меня от самого Дублина.

— И довез бы даже до кровати, если бы младшая сестра не была на страже твоей репутации.

— Не смей говорить такие вещи! — Клио побелела от гнева.

— Теперь мы квиты, — спокойно ответила Анна. — Ты не говоришь о моих плохих манерах, а я не говорю о твоих намерениях. — Она снова уткнулась в книгу.

Клио увидела название: «Выжженные вершины».

— Кривляка! Притворщица! Делаешь вид, что читаешь такие книги для собственного удовольствия!

— Так и есть, — ответила Анна. — В этой книге есть настоящая страсть, а не траханье в автомобилях. Кстати говоря, это ведь ты у нас пишешь диплом по английской литературе. Я думала, ты читаешь по классическому роману в день, причем исключительно для собственного удовольствия.

— Я могу пырнуть тебя хлебным ножом и сказать, что это сделал грабитель, — пригрозила Клио.

— Можешь. Но дело того не стоит, — ответила Анна и снова погрузилась в чтение.

* * *

Придя домой, Мартин Макмагон расстроился, увидев, что дверь открыта.

— Эммет очень беспечен, — проворчал он. — Входная дверь настежь.

— Наверное, он наверху, — ответила Мора, стараясь найти какое-нибудь оправдание.

— Я проверю аптеку.

Мартин вечно боялся, что кто-нибудь вломится в его святая святых за микстурами и таблетками.

Мора поднялась по лестнице без него. Эммета в комнатах не было, однако на кухне горел свет, и Мора пошла туда.

Но там был не Эммет. На стуле развалился человек в рваном пальто, мокром насквозь. Его ботинки выглядели так, словно неделю пролежали в луже. Он был небрит и страшен на вид, несмотря на то что дремал, склонив голову набок.

Мора схватилась за горло.

— О боже! — не успев подумать, воскликнула она.

Бродяга тут же проснулся и вскочил. Мора увидела его безумные глаза и сжалась от страха.

— Пожалуйста, — промолвила она. — Пожалуйста…

Человек озирался по сторонам в поисках какого-нибудь оружия.

Мора с облегчением подумала, что ножи лежат в задней части ящика. Найти их бродяге будет нелегко. Она удивилась собственному здравомыслию. Мора молила Небо, чтобы Мартин поднялся наверх, и в то же время не хотела этого. Этот человек напоминал дикое животное; если он окажется зажатым между двумя людьми, то станет еще опаснее.

— Я не причиню вам вреда, — стараясь быть спокойной, сказала она.

Он издал нечленораздельный сдавленный крик, схватил стул и бросился на Мору. Она метнулась в сторону, освобождая бродяге проход. Господи, только бы Мартин не поднимался по лестнице…

— Ступайте. Бегите. Я ничего не скажу, — услышала она собственный голос, скорее напоминавший шепот.

Сбитый с толку бродяга был готов снова броситься на нее. Она опустилась на колени.

Услышав снизу шум, Мартин через минуту уже был в дверях и на миг застыл на пороге.

— Руки прочь! — прорычал он и бросился вперед.

Бродяга поднял стул и ударил Мартина. Мора, поднявшись на ноги, попыталась остановить бандита. Но безжалостные удары прекратились только тогда, когда на лестнице послышался топот и взволнованный голос Эммета:

— Что случилось? В чем дело?

Теперь их было трое. Поняв, что ему придется туго, растрепанный мужчина в мокром пальто схватил свою сумку, проскочил мимо Эммета и скатился по лестнице.

— П-папа, п-папа! — заикаясь, кричал Эммет.

— Вызови Питера! Позвони ему! Сейчас же!

Мора выбежала на лестницу и пустилась в погоню за бродягой.

— Мора, вернись! — закричал Эммет.

— Он не уйдет… После того, что сделал с Мартином… — Через секунду она очутилась на тихой темной лох-гласской улице и закричала: — Помогите! Помогите! Держите его! Он напал на Мартина!

Тут же в домах зажегся свет и захлопали двери. Мора увидела, как из гаража напротив выбежал Майкл Салливан. За ним последовали Уоллы из хозяйственного магазина.

— Куда он побежал? — спросил мистер Уолл.

— К мужскому монастырю!

Уоллы подняли крик, на который отозвались мясники Хики. Когда шум донесся до пивной Фоули, на улицу выскочили люди и погнались за бродягой, спотыкавшимся на каждом шагу.

Когда на место происшествия прибыл сержант Шин О’Коннор, человека с дикими глазами и нечленораздельной речью уже схватили. Кстати говоря, сделали это полуночники из бара Фоули, к которым присоединились полуночники из пивной Лапчатого. Но сейчас мелкие нарушения закона об ограничении времени торговли спиртными напитками значения не имели.

— Один из этих чертовых цыган! Они всегда мутят воду, — сказала миссис Диллон из бакалеи. Она много лет не испытывала такого возбуждения. Еще бы, преступника схватили у самых ее дверей!

— Нет, это не цыган, — ответил Лапчатый.

Сержанта Шина О’Коннора не интересовало, кто этот человек. Он быстро запихнул бродягу в машину, оставив его под охраной молодого полицейского, и дал собравшимся понять, что дело окончено.

— Отправляйтесь по домам, — мирно сказал он, глядя на ярко освещенные пивные, не имевшие права работать по ночам.

Люди неловко переминались с ноги на ногу.

— Как там Мартин Макмагон? — спросил Дэн О’Брайен, прибежавший из гостиницы.

— Сейчас с ним доктор, который не хочет, чтобы у него за спиной собралась толпа. Так что идите спать, — сказал Шин О’Коннор и повез пленника в участок.

— Рана не очень глубокая, Мора, — сказал Питер Келли, стоя на коленях рядом с Мартином.

— Но он без сознания.

— Потому что ударился головой об пол…

— Сотрясение есть?

— Не знаю. Мы отвезем его в больницу.

— О боже, Питер, что нам делать? Если этот сумасшедший тяжело ранил Мартина, я убью его собственными руками!

— Нет, пульс нормальный. Он поправится.

— Ты действительно так думаешь? Или только утешаешь меня?

— Мора, все будет в порядке.

— Он может меня слышать? — спросила Мора.

— Не думаю. Еще рано. Но скоро он придет в себя.

Тем не менее Мора поцеловала мужа в окровавленный лоб:

— Мартин, ты поправишься! Судя по глазам Питера, он не лжет. Я люблю тебя, люблю всем сердцем и готова петь от счастья!

Эммет Макмагон и Питер Келли обменялись взглядами, понимая, что это объяснение в любви не предназначено для их ушей. Дело было слишком личное, и упоминать о нем не следовало.

Ночь выдалась длинная. Шин О’Коннор раздобыл для дрожавшего бродяги сухую одежду и даже дал ему чаю, хотя и неохотно. Он видел кровь на полу кухни Макмагонов и ждал звонка из больницы о самочувствии Мартина.

Бродяга был явно не в себе и нес какую-то чушь о своей сестре. Мол, сестра хочет знать, где он и что с ним случилось. Он очень торопился и, не успев закончить одну бессвязную фразу, начинал другую. «Его нужно отправить в психушку, — думал Шин О’Коннор. — Наверное, оттуда он и удрал». Уходя из камеры, он заметил, что арестованный съежился на койке и бормочет какие-то имена. Но эти имена сержанту ничего не говорили.

Когда Питер Келли вернулся из больницы, Лилиан еще не ложилась.

— Все в порядке, — с порога заверил он. — Все в порядке. Он пришел в себя. Сейчас проверяют, нет ли у него сотрясения мозга. Рентген уже сделали. Нет, он быстро поправится.

Лилиан шумно вздохнула.

— А Мора?

— Настояла на том, что останется в больнице. Привезла с собой Эммета. Им нашли койки.

— Это необходимо?

— Ей так хотелось, — ответил Питер и налил себе бренди.

— Чай готов.

— Не хочу. — Он сел за кухонный стол. — Девочки дома? Клио приехала?

— Да. Грызутся как собаки. Ты мог бы разрядить атмосферу. Они крупно повздорили и никак не успокоятся.

— Какие еще новости? — устало спросил Питер.

— Кто он? Цыган?

— Нет. Почему люди сразу винят их во всех бедах?

— Потому что они другие, вот почему. Так кто же он?

— Бог его знает… какой-то бродяга.

— В Лох-Глассе нет бродяг. Как он залез в дом?

— Эммет оставил дверь открытой. Бедный парнишка чуть не умер от горя. Думает, что это его вина. Именно поэтому Мора взяла его с собой.

Оба умолкли. Лилиан считала, что Мора ладит с пасынком и падчерицей куда лучше, чем она с родными детьми. Похоже, на уме у Питера было то же самое.

Кевин О’Коннор танцевал с Кит.

— Наконец-то я сумел оторвать тебя от этого светского хлыща, — сказал он.

— Он кто угодно, только не светский хлыщ, — ответила Кит.

— Серьезно? Вид у него такой, словно он сошел со страниц журнала мод. Лощеный тип, годами водивший дам на танцы…

— Нет, он годами счищал ржавчину с машин, регулировал двигатели и продавал тракторы.

— Откуда ты знаешь?

— Это мой лох-гласский сосед.

— О боже, складывается впечатление, что половина Дублина родом из этого захолустья. И Клио тоже… Надо отдать вашему Лох-Глассу должное: там рождаются красивые девушки. — Объятия Кевина стали немного крепче.

Кит хотела отстраниться, но увидела, что на нее смотрит Стиви Салливан, танцевавший с Фрэнки, и передумала.

— Будешь распускать руки, получишь коленом в пах, — очаровательно улыбаясь, прошептала она.

— Что? — испугался Кевин.

— Не сможешь ходить неделю, — не меняя выражения лица, предупредила она.

Стиви следил за ними с интересом, хотя не имел представления, о чем идет речь. Оказывается, обольщать мужчин не так уж трудно, решила она.

Танцы закончились около полуночи. В это время закрывались все дублинские танцплощадки: подобные развлечения в воскресенье считались греховными. Прозвучал национальный гимн, и все пошли за своими пальто. Кевин О’Коннор и его друг, непутевый Мэтью, предложили желающим поехать к ним выпить пива или кофе. И послушать пластинки. При этом Мэтью умудрился произнести слова «послушать пластинки» так скабрезно, что никто не сомневался, о чем идет речь.

— Я провожу тебя до общежития, — предложил Стиви.

— Вообще-то я живу не в общежитии, а в однокомнатной квартире, — ответила Кит.

— Жаль, не знал. А то попросил бы разрешения приклонить усталую голову, — улыбнулся Салливан.

— Никаких усталых голов, кроме моей собственной. — Кит расслабилась. Все шло как по нотам.

— А если попробую переубедить тебя?

— И не думай. Тебе следовало забронировать номер в гостинице.

— Какая там гостиница? Я возвращаюсь на свое ранчо.

— Как, ночью?

— Владельцам собственного дела отдыхать некогда.

— Но ведь завтра воскресенье.

— Именно в этот день я встречаюсь с фермерами, приехавшими на мессу, и рассказываю им о новой сельскохозяйственной технике.

— Значит, ты действительно решил добиться успеха?

— Да. Если вспомнить, какое мне досталось наследство… — В его голосе прозвучала горечь.

— Наверное, мать очень гордится тобой.

— Ты же ее знаешь. Она уверена, что гордиться нечем. О боже, ты мне напомнила… Подожди минутку, ладно? Я должен позвонить. — Они стояли у дверей гостиницы. Стиви порылся в карманах, нашел мелочь и сказал: — Я совсем забыл, что мать уехала к сестре и оставила на мое попечение этого хулигана Майкла.

— Как ты можешь заботиться о нем отсюда?

— Хороший вопрос. Я предупредил Майкла, что позвоню около полуночи и надеру задницу, если его не будет дома.

Кит засмеялась. Конечно, на брата он сослался для отвода глаз, но было приятно думать, что у Стиви Салливана полно номеров телефонов, которые можно набрать даже посреди ночи.

Она следила за расходившимися любителями танцев и радовалась, что одержала победу. Сумела отвлечь Стиви от этой куколки Анны. Теперь Анна побежит за утешением к Эммету. Все идет по плану.

Стиви вернулся, но выражение лица его было странным.

— Давай присядем. — Он показал на кресла.

— Может быть, все-таки пойдем? Они уже закрывают…

— Это не займет много времени.

— Майкла нет? — Кит поняла: что-то случилось.

— Он дома, но…

— Что?

— Он сказал, что произошел несчастный случай. Твой отец ранен.

— Это все новая машина! Они не справились с ней и разбились, да?

— Ничего подобного. Взломщик Майкл сказал, твой отец поправится. Он в больнице, где пробудет день-другой.

Но мнение безалаберного Майкла Салливана для Кит ничего не значило. У нее закружилась голова; побледнев, она чуть не упала в обморок Отец, несчастный случай, взломщик… что все это значит?

— Послушай, все будет в порядке. — Стиви все понимал без слов. — После Майкла я поговорил по коммутатору с Моной Фиц. Это был какой-то полоумный. Его поймали. Он напал на твоего отца, но тот поправится…

— Наверно, это тот же бандит, который напал на твою мать.

— Да, наверное.

— Когда я думаю о бедном папе, мне становится плохо, — пролепетала Кит.

— Ладно. Сейчас мы поедем к тебе, ты оденешься потеплее, а потом я отвезу тебя к нему.

— Серьезно? — Кит с надеждой посмотрела ему в глаза. С флиртом было покончено. Стиви обнял ее за плечи и повел к машине. — Не будем задерживаться. Поеду в чем есть, — сказала она.

— Нет, не поедешь. В больнице перепугаются насмерть, если увидят тебя в таком наряде. — Конечно, он был прав. — Да и я не смогу проехать столько миль, не прикасаясь к тебе. Это выше человеческих сил.

— Тогда я переоденусь, — еле слышно ответила Кит.

Стиви тут же пожалел о своих словах. Кит переживала из-за отца, а он сморозил глупость.

— Извини, Кит, — просто сказал он. — Иногда я веду себя как последняя свинья.

— Это неважно.

Они говорили как друзья. Настоящие друзья, хорошо знающие друг друга. Пока Кит переодевалась, Стиви сидел в машине.

Кит повесила в шкаф платье, совершившее множество чудес, и увидела в зеркале свое бледное лицо. После случившегося с отцом все казалось неважным. Что же все-таки произошло? Какое счастье, что Стиви позвонил домой. Она и не догадывалась, что такой человек способен искренне заботиться о младшем брате. За сегодняшний вечер она узнала о Стиви очень много.

Мимо мелькали городки, поля, леса, перекрестки и сельские дома. Но все это казалось Кит нереальным.

— Попробуй уснуть, — предложил Стиви. — Там есть плед. Можешь подложить его под голову.

На Кит были черный свитер под горло и красночерная юбка. Она взяла с собой жакет и теплый шерстяной шарф, но не надела их. В комфортной машине было очень тепло.

— Что еще сказала Мона Фиц? — спросила она.

— Ничего. Я не стал ее задерживать. Решил, что лучше привезти тебя в больницу.

— Да, так лучше, — еле слышно ответила она.

— Тебе сразу станет легче, — сказал Стиви.

— Знаю.

— Такого не должно быть.

Кит посмотрела на Стиви. При лунном свете его лицо казалось особенно красивым.

— Чего не должно быть?

— На свете есть справедливость, — промолвил Стиви Салливан. — Нельзя, чтобы человек потерял и мать, и отца. Он поправится.

* * *

Сержант О’Коннор внезапно проснулся. Была половина восьмого. Мешанина имен и разговоры о сестре вдруг приобрели смысл.

Он вошел в камеру, пнул ногой койку, и испуганный бродяга сел.

— Расскажи мне о сестре, — сказал Шин.

— Что, что?

— О сестре Мадлен. Ты причинил ей вред? Поднял на нее руку? Если ты прикоснулся к ней, я изобью тебя до смерти.

— Нет, нет! — перепугался пленник.

— Сейчас я пойду к ней, а ты моли своего бога, чтобы с ней ничего не случилось. Эта женщина — святая.

— Нет, нет! — Бродяга согнулся пополам и затрясся всем телом. — Она была добра ко мне. Я жил у нее. Понимаете, она прятала меня. Сначала в домике на дереве, а потом у себя. Я бы ни за что не обидел сестру Мадлен! Она единственный человек, который всегда был добр ко мне.

Сержант оставил машину у пивной Лапчатого, по узкой тропинке спустился к избушке отшельницы, остановился у окна и заглянул внутрь. Маленькая сутулая старушка снимала с крючка тяжелый закопченный чайник Что ж, он пришел вовремя. Можно будет поговорить за чашкой чая.

Сестра Мадден обрадовалась гостю.

— Вот это подарок! Я как раз думала: хорошо бы кто-нибудь пришел и выпил со мной чаю. Завтракать в одиночку неинтересно.

— Разве вы не сами выбрали одиночество? Вы же отшельница, — прищурившись, сказал сержант.

— Да, но одиночество одиночеству рознь. — Наступила пауза. В конце концов монахиня спросила: — Шин, вас что-то тревожит?

Казалось, глаза сестры Мадлен видели все на свете, от края озера до тюремной койки, на которой лежал испуганный сумасшедший и бормотал ее имя.

— Вы нашли Фрэнсиса, верно?

— Я не знаю, как его чертово имя, но он сказал, что жил здесь и что вы заботились о нем.

— Я исполняла свой долг.

— Пряча сумасшедшего?

— Я не могла бросить его на произвол судьбы. Он был ранен. И напуган.

— Чего же он боялся?

— Что вы схватите его и накажете.

— Но он же тогда еще ничего не сделал, верно?

— Гараж, Кэтлин Салливан… Шин, вы и так всё знаете.

Внезапно в голове Шина О’Коннора что-то щелкнуло.

— Вы знали, что он избил эту женщину, и все равно прятали его. Скрывали преступника!

— Ну это уже слишком.

— Ради бога, из-за него два человека оказались в больнице. По-вашему, это ничего не значит?

— Два человека?

— Да. Вчера вечером он до полусмерти избил Мартина Макмагона.

Сестра Мадлен закрыла руками лицо; ее плечи затряслись.

— Бедняга, бедняга…

Сержант Шин О’Коннор нахмурился. Ему хотелось верить, что беднягой, которому так сочувствовала сестра Мадлен, был Мартин Макмагон, мирно поднявшийся по лестнице на кухню и увидевший, что на его жену напали. Но он боялся, что речь идет о сидящем в камере сумасшедшем, которого отшельница называла Фрэнсисом.

— Расскажите мне об этом Фрэнсисе, — негромко сказал он.

— Вы не причините ему вреда?

— Нет. Мы о нем позаботимся.

— Честное слово?

Шина охватило нетерпение. Какого черта?

— Сестра, он сказал вам, куда пойдет? — жестко спросил он.

— Нет, но сказал, что вернется, когда устроится на новом месте. Вернется за своими вещами.

— Сколько он отсутствовал?

— Всего три дня.

— Ну, далеко он не ушел. Добрался до главной улицы и залез на кухню Макмагонов, чтобы избить их стулом.

— Не могу в это поверить!

— Как вы думаете, куда он направился?

— Не знаю. Он сказал, что хочет быть свободным человеком.

Сестра Мадлен была очень расстроена, и Шин О’Коннор заставил себя изменить тон:

— Будьте добры ответить, сколько времени он провел у вас.

— Около шести недель… Кто знает? Время не имеет значения.

— Он попал к вам сразу после кражи в гараже и отправки Кэтлин в больницу?

— Должно быть, так, — безжизненно ответила отшельница.

— И вам не пришло в голову сообщить об этом?

— Нет, конечно.

— Сестра Мадлен, должен сказать, вы очень странно понимаете свою ответственность перед обществом.

— Я знала, что он не сможет причинить зла людям, пока будет здесь. — Ее ясные глаза смотрели искренне.

— Да, но стоило ему уйти от вас, как это случилось.

— Я не думала… — Затем последовало долгое молчание. — Я отдам вам его вещи.

Она достала синий пакет с ручками, в котором лежали деньги, чеки, регистрационные книги и несколько дешевых репродукций, взятых в конторе «Салливан моторе».

Шин О’Коннор уставился на них, не веря собственным глазам:

— В поисках этого мы обшарили полстраны. — Отшельница молчала. — Как вы его прятали? К вам постоянно приходили люди. О господи, я ведь и сам был у вас!

— Днем он жил в домике на дереве, — сказала сестра Мадлен таким тоном, словно это разумелось само собой.

Сержант встал:

— Сестра, вы поступили неправильно. Он не лисенок, не кролик и не бедный утенок со сломанным крылом. Он умалишенный, который жестоко покалечил других людей, а мог и убить. Вы оказали ему плохую услугу, предоставив для жилья домик Алисы в Стране Чудес.

— Он был там счастлив, — ответила она. Шин О’Коннор закусил губу, боясь дать волю гневу и сказать то, о чем впоследствии будет жалеть. — Шин…

— Да, сестра?

— Можно мне навестить его? Прийти в участок? — Наступила долгая пауза. — Это никому не причинит вреда. Наоборот, может принести пользу.

Стиви Салливан высадил Кит у дверей больницы.

— Ты со мной не пойдешь?

— Нет. Я уже сказал, он в порядке. Разве иначе я бы бросил тебя?

— Большое спасибо, Стиви. Ты просто ангел.

— Рад был помочь, — ответил он. Кит не хотелось, чтобы он уходил, и она чувствовала, что Стиви тоже не хочется расставаться с ней. — Увидимся позже.

— После мессы, когда ты убедишь прихожан покупать тракторы, — слабо улыбнувшись, сказала она.

— Отлично! — воскликнул Стиви, и его «и-тайп» лихо сорвался с места.

— С ним ваша мать и брат. Он уже разговаривает, — сказала медсестра.

Кит застыла на месте. На мгновение она подумала, что из Лондона прилетела Лена, но тут же опомнилась.

— Он поправится? — спросила девушка, глядя в лицо медсестре.

— Конечно, — ответила та. — Пойдемте. Я вас провожу.

При виде Кит Мора и Эммет подпрыгнули от изумления и радости. Но она прошла прямо к отцу. Его лицо было обезображено синяками, голова забинтована.

— Я выгляжу ужасно, но чувствую себя неплохо, — сказал он.

— На мой взгляд, выглядишь ты чудесно, — ответила она, уронила голову на кровать и дала волю слезам.

Они знали, что Мартин вне опасности, но хотели быть рядом. В больнице им отвели койки. Кит лежала под одеялом и пыталась уснуть, но перед глазами вставали все новые и новые картины. Танцы. Лицо отца в синяках и ссадинах. Эммет, который чувствовал свою вину: если бы он закрыл дверь, ничего бы не случилось. Мора, державшая отца за руку и смотревшая на него с такой любовью, что Кит хотелось отвести взгляд.

И красивое лицо Стиви Салливана, опершегося на машину. Он по-прежнему был в вечернем костюме, но расстегнул воротник белой рубашки. «Увидимся позже», — сказал он. Сегодня. После мессы.

В конце концов ей удалось уснуть.

Вернувшись в Лох-Гласс, Макмагоны долго стояли у дверей, боясь подняться туда, где вчера вечером было совершено жестокое преступление.

Сержант О’Коннор сказал, что там слегка прибрались. Так оно и было. Сломанный стул убрали. Кто-то смыл с пола кровь. На сизалевом покрытии осталось темное влажное пятно — слава богу, не красного цвета. Дом казался серым и пустым.

Мора развернула записку, просунутую под дверь.

— Как мило! — воскликнула она. Филип О’Брайен из гостиницы приглашал их по возвращении прийти на завтрак вряд ли им захочется что-то готовить. — Ну что, пойдем? — спросила она Эммета и Кит. — Это придаст нам сил на весь день.

Они поняли, что Море этого хочется, и согласились.

Филип, не ожидавший приезда Кит, очень обрадовался.

— Значит, ты пропустила танцы? — не скрывая удовлетворения, спросил он.

— Нет, я узнала о случившемся уже после, — ответила девушка.

— На чем ты приехала?

— Филип, большое спасибо за то, что пригласил нас позавтракать, — вместо ответа быстро сказала Кит.

Мора была согласна на все, и вскоре с кухни донесся запах жарившегося бекона и сосисок Они сели у окна, откуда открывался чудесный вид на озеро, освещенное утренним солнцем.

— Великолепная панорама, правда? — небрежно сказала Кит, пытаясь отвлечь Филипа от двух неудобных тем: состояния отца и того, как она добралась до дома.

— Да… Похоже, мы, здешние, слишком привыкли к этому зрелищу. А сейчас мы с тобой сумели оценить его только потому, что оба живем в Дублине.

— Ты прав, Филип, — мягко ответила она. — Знаешь, если бы вы подстригли вон те кусты, вид был бы еще красивее.

Филип предлагал это родителям еще полгода назад, но те, как всегда, сопротивлялись любым переменам. Он тепло улыбнулся Кит, радуясь взаимопониманию. Они и в самом деле были родственными душами. Наверное, сестра Мадлен была права, когда говорила, что сердце Кит свободно. Видимо, вечеринка или танцы ничего для нее не значили, иначе она вряд ли ушла бы с них так быстро.

— Ну, не стану отвлекать вас своей болтовней. Завтракайте спокойно, — сказал Филип Макмагонам, и те посмотрели на него с благодарностью.

Перед уходом он услышал, как Кит сказала Море:

— Когда что-то случается, на Филипа всегда можно положиться. Я помню это с детства.

Если Мора и поняла, о каком давнем происшествии говорила Кит, то не подала виду.

— Я обещала твоему отцу, что все будет, как всегда. Но роскошный завтрак в гостинице обычным не назовешь, правда?

В голосе Моры слышались радость и облегчение. Она была счастлива, что Мартин скоро вернется домой.

Сестра Мадлен неторопливо шла вдоль берега озера. Она не стала подниматься по переулкам, которые вели к бару Лапчатого и гостинице О’Брайенов, а добралась до полицейского участка в обход. Этот маршрут был менее многолюдным.

Отшельница скромно стояла у стола, держа в руках пакет.

— Шин, он любит подовый хлеб, — неуверенно сказала она.

— Учту, — равнодушно ответил сержант.

— Может быть, мы с ним выпьем чаю и я за ним поухаживаю? Как в старые времена.

— Вы хотите оказаться с ним в одной камере? — усмехнулся О’Коннор. — Но он не такой, как прежде. Теперь он ведет себя как зверь в клетке. Бросается на всех и каждого.

— Все наладится, — промолвила сестра Мадлен.

Шин дал ей две кружки с чаем и положил на поднос куски хлеба с маслом.

— Послушай, ты, — сказал он арестованному, не называя его по имени. — Я привел твою подругу. Она хочет войти и посидеть с тобой — одному богу известно почему. Но если ты тронешь ее хоть пальцем, получишь так, что придется отскребать от стены.

Казалось, человек ничего не понял, но при виде сестры Мадлен его глаза наполнились слезами.

— Вы пришли забрать меня домой?

— Я принесла вам завтрак.

Монахиня и умалишенный сидели в камере, пили чай и ели толстые ломти хлеба с маслом. Шин О’Коннор следил за ними издалека. Они говорили о деревьях у озера, о том, что часть домика обрушил ветер. Сестра Мадлен сказала, что птицы улетели на зиму, но весной, как всегда, вернутся обратно.

Она произносила имя «Фрэнсис» с таким уважением, что Шин, обращавшийся к нему «эй, ты», почувствовал угрызения совести.

Фрэнсис отвечал ей, на сей раз внятно и членораздельно. Спрашивал про старую собаку, про то, есть ли у нее дрова для камина. Говорил, что очень промок и хотел бы посидеть у огня.

— Куда вы отправились, когда ушли от меня? — с интересом спросила монахиня. Она не собиралась отчитывать его или допрашивать, но знала, что сержант все слышит.

— Сестра, я спал в полях. Было холодно и мокро. Я не мог найти дорогу. Голова болела.

— А почему вы не вернулись ко мне? Для вас всегда нашелся бы кров.

— Теперь вернусь, — как ребенок, ответил он.

— Значит, ночью вы спали под дождем?

— Сначала я нашел сарай, но там были животные, и я испугался. А вторую ночь провел под деревом. Далеко я не ушел. Устал от ходьбы.

— А потом вы нашли кухню с плитой, верно? Здесь, в городке?

— Да, — понурился он.

— Зачем вы били добрых людей, которые не сделали вам ничего плохого?

— Они хотели снова посадить меня под замок.

— Вы причинили вред очень хорошему человеку. Мистеру Макмагону, который передал для вас бинт и полоскание для горла. А вы его ударили.

— Я испугался, — ответил Фрэнсис.

— Не надо бояться, бедный Фрэнсис. — Она взяла его за руку. — Страх только у нас в голове.

— Правда?

— Правда. Я знаю это, потому что тоже чувствую его.

— Я пойду с вами?

— Нет, вас отвезут туда, где люди присмотрят за вами и избавят от страха. Я этого не умею. — Сестра Мадлен встала.

— Не уходите! — взмолился он.

— Не могу. У меня еще много дел.

— У вас осталась моя сумка.

— Она у сержанта О’Коннора. Он обнаружил ее, когда пришел сказать мне, что вы здесь.

«Сестра Мадлен слегка искажает истину, — подумал Шин О’Коннор. — Она сама отдала мне сумку». Но он понимал отшельницу: Фрэнсис не должен был сомневаться в ее верности.

— Вы придете еще? — спросил бродяга.

— Я буду думать о вас и молиться за вас. Каждый день, Фрэнсис Ксавьер Берн. Где бы я ни была.

— Вы будете у себя в домике, правда? Тогда, когда я поправлюсь?

— Я буду думать о вас, где бы я ни была, — повторила сестра Мадлен.

После мессы Макмагонов окружила толпа. Все слышали, что случилось накануне вечером, и желали Мартину скорейшего выздоровления.

Кит заметила Стиви Салливана. В коричневом пальто с поясом и в твидовой кепке он выглядел совсем по-другому. Стиви разговаривал с группой мужчин. Минут через пять они спустятся по Церковной улице, свернут на Мэйн-стрит и отправятся к Фоули, О’Ши и даже к Лапчатому беседовать о делах, про которые ей рассказывал Стиви. Если сейчас она присоединится к ним, он этого не одобрит… Их взгляды встретились. Кит улыбнулась, помахала ему, но подходить не стала. Салливан извинился перед собравшимися и сам подошел к ней.

— Он в порядке?

— Ты был прав. В полном. А теперь возвращайся. Сам сказал, что владельцам собственного дела отдыхать некогда. Еще раз спасибо. Я никогда этого не забуду.

Возвращаясь к Море, Кит чувствовала на себе его взгляд. А затем прозвучал автомобильный гудок Питер и Лилиан Келли приехали, чтобы отвезти их на ленч.

— Я хочу проведать Мартина, — сказала Мора.

— Я только что из больницы. Ему сделали укол снотворного, так что пусть отдохнет. Ты съездишь к нему днем. Садитесь в машину. Все, — приказал Питер.

— Как, всемером? — засмеялась Мора.

— А по-твоему, зачем врачам «универсалы»?

Эммет и Анна исподтишка наблюдали друг за другом.

— Тебе понравилось кино? — наконец спросила Анна.

— Да, но после случившегося я о нем забыл, — ответил Эммет.

Анна смягчилась:

— Извини. Глупо было спрашивать. Должно быть, вы пережили страшное потрясение. Ты испугался? — с сочувствием спросила она.

Кит не слышала ответа Эммета, но поняла, что Стиви Салливан снова оказался прав: Анна Келли вовсе не была хорошенькой дурочкой с копной светлых волос.

После ленча Кит поднялась в комнату Клио.

— Что стряслось? — спросила она.

— Ты о чем? Я не нуждаюсь в твоем сочувствии. Ничего не стряслось.

— У тебя расстроенный вид.

— Потому что я действительно расстроена. Лучшая подруга не приглашает меня на вечеринку. Вчера вечером Майкл привез меня домой, а эта чертова Анна оказалась дома. Она изрыгала пламя как дервиш, и Майклу пришлось уехать без… ну, даже не поднявшись наверх.

— О боже, Клио, неужели ты хотела переспать с ним у себя дома?

— Да, до возвращения родителей из гольф-клуба.

— Ты с ума сошла! Слава богу, что Анна была здесь. Последние мозги потеряла…

— Я потеряла не мозги, а бойфренда.

— Если ему от тебя нужна только постель, то потеря невелика.

— Дело не в постели. Майкл может спать хоть со всей Ирландией. А меня он любит! — разозлилась Клио.

— Любит до тех пор, пока ты можешь с ним спать. А что будет потом?

— О, ты говоришь, как мать Бернард.

— Нет. Я только надеюсь, что ты не залетишь. И думаю только о твоей пользе! — с жаром ответила Кит.

Клио слегка остыла:

— Может быть, ты и права… Не знаю, Кит. Все это ужасно сложно. Что делать? Забыть про гордость, позвонить ему и извиниться за случившееся? Или молчать и надеяться, что он вернется?

— Да, это вопрос… — Кит мучила та же проблема. Следует ли предоставить инициативу Стиви Салливану? А если он ее не проявит?

— В старые времена мы ходили к сестре Мадлен и просили у нее совета, — сказала Клио.

— Не в таких ситуациях.

— Да, но она всегда умела найти ответ.

«А это идея, — подумала Кит. — Когда Мора поедет к отцу, нужно будет сходить к отшельнице и поговорить с ней».

Видимо, что-то случилось. У двери стояла груда старых коробок, в которых раньше лежали выздоравливавшие животные. В доме тоже произошли изменения. Почти все немногочисленные пожитки сестры Мадлен лежали на кухонном столе. Старый чайник, три чашки, жестянка с печеньем, молочная банка, несколько тарелок, пара бутылочек…

Сестра Мадлен стояла в спальне и осматривалась по сторонам.

— Сестра, вы в порядке? — окликнула ее Кит.

— Кто там? — Голос казался безжизненным и ничем не напоминал горячее приветствие, с которым сестра Мадлен встречала каждого пришедшего.

— Кит Макмагон.

— О, мне очень жаль, Кит! — Сестра Мадлен протянула к ней руки. — Теперь я до конца жизни буду молиться за тебя и твою семью, чтобы вы поняли и простили…

— Сестра Мадлен, папа поправится. Я видела его вчера вечером и сегодня утром. Через два дня его выпишут.

— Вот и хорошо. Очень хорошо. — Невероятно… Все выглядело так, словно сестра Мадден собирала вещи перед отъездом. — Знаешь, этот бедняга был не в себе. Ему следовало находиться в психиатрической лечебнице. Именно туда его теперь и отправят.

— Знаю, знаю. Питер нам сказал.

— Он не знал, что делает. Ни твоему бедному отцу, ни Кэтлин Салливан от этого не легче, но ничего другого нам не остается… Он не в своем уме.

— Это тот же человек, который избил миссис Салливан и обокрал гараж?

— Да. Разве сержант О’Коннор тебе не сказал?

— Нет. Он ничего не говорил нам…

— Скажет. И все узнают.

— Но где он был все это время? Прошло несколько месяцев…

— Здесь, Кит. В вашем домике на дереве.

— Что? — Кит не поверила своим ушам.

— Понимаешь, я ухаживала за ним, потому что он был болен. Так же, как за бедным Джерардом со сломанным крылом. — Она показала на птицу, которая пыталась перебраться через порог.

— Значит, все это время он был здесь?

— Именно об этом я и жалею. — Глаза отшельницы были полны слез. — Здесь он был в безопасности и никому не мог причинить вреда. В том числе и себе. Но ему хотелось уйти, а я никогда не удерживаю тех, кто этого хочет. — Она посмотрела на небо, вспоминая птиц, улетавших, когда приходило время.

— Ох, сестра Мадлен…

— Если бы я не дала ему кров, не ухаживала за ним, не была бы добра к нему, все сложилось бы по-другому. Он не напал бы на твоего отца, вернулся бы в больницу, Салливаны получили бы назад свои вещи… Зачем я вмешалась? — Она казалась очень старой, хрупкой и неуверенной в себе…

— Вы делали то, что считали правильным, — пыталась успокоить ее Кит.

— И чем это кончилось? Тем, что твой отец попал в больницу. А если бы тот убил его? Если бы твой бедный отец сейчас был мертв, это была бы моя вина.

— Но этого не случилось.

— Ты, наверное, ненавидишь меня. Я возомнила себя богом и решила, что знаю все на свете.

— За что мне вас ненавидеть? Вы так много сделали… и для меня, и для других.

— Я думала, что знаю, в чем заключается добро. А теперь оказалось, что это не так. — Голубые глаза сестры Мадлен потускнели.

— Что вы собираетесь делать? — едва прошептала от волнения Кит.

— Уйти. Туда, где за мной будут присматривать. Где я никому не причиню вреда, буду подчиняться правилам и не смогу принимать неверные решения.

— Что это?

— Монастырь. Я знаю место, куда принимают таких, как я. Буду мыть там полы, помогать на кухне, а взамен мне дадут еду и маленькую келью.

— Но вы говорили, что не любите жить рядом с другими людьми и подчиняться их правилам.

— Так было раньше.

— Как они узнают об этом? Вы им позвоните или напишете?

— Нет, Кит. Просто приеду на автобусе.

— Сестра Мадлен, вы не можете уехать. Здесь вас любят.

— Теперь разлюбят. Я прятала злодея, который напал на Кэтлин Салливан, и никому ничего не говорила. А потом позволила ему напасть на Мартина Макмагона. От любви до ненависти один шаг.

— Пожалуйста, не уезжайте!

— По-другому нельзя, Кит. Я очень рада, что смогла с тобой попрощаться.

— Если бы люди знали, что вы уезжаете, они выстроились бы в очередь, чтобы попрощаться… Нет, они просто не дали бы вам уехать. — В глазах Кит блестели слезы.

— Кит, если ты мне друг, то ничего им не скажешь.

— У вас есть деньги? Чтобы хватило на первое время?

— Да. Твоя мать иногда присылает мне пять английских фунтов.

Кит обомлела. Сестра Мадлен никогда не говорила, что знает, кто такая Лена Грей.

— Моя мать… — начала она.

Сестра Мадлен как будто ее не слышала:

— Она не признается, что это от нее, но я знаю. В квитанции значится: «На непредвиденный случай». А это и есть непредвиденный случай.

— Сестра, но это причинит людям боль. Они приходили сюда, делились своими бедами, а вы уезжаете, не простившись с ними.

— Так лучше.

— Нет, не лучше! Взять хоть Эммета. Вы учили его говорить, читать, любить поэзию. А что скажет Рита, когда вернется в Лох-Гласс, придет к вам и увидит пустой домик? Я знаю, Мора готова на вас молиться. Она не осудит вас за то, что случилось с папой. И даже миссис Диллон, которая ни о ком не сказала доброго слова, говорит, что вас надо канонизировать… Разве можно уйти от них просто так?

Но Кит понимала, что говорит впустую.

— Когда вы уезжаете? — спросила она.

— Сегодня вечером. На шестичасовом автобусе. Кит, у меня еще много дел. Пусть Бог благословит и направит тебя… — Сделав паузу, она продолжила: — И пусть твоя мать найдет покой и мир. Ей хорошо живется?

— Наверное.

— Если так, она получила то, чего хотела. — Взгляд сестры Мадлен затуманился.

— Если бы вы остались, я бы рассказала вам о ней… — взмолилась Кит.

— Нет. Я не хочу слышать о том, как живут другие. Люди должны рассказывать только о себе. Бог с тобой, Кит Макмагон! — И она отвернулась.

Кит вылетела из домика вся в слезах и бежала по берегу, пока не добралась до тропинки, которая вела к гостинице. Обведя взглядом запущенный гостиничный сад, она увидела Филипа, сидевшего в беседке. Прогнившая беседка требовала ремонта и покраски. Филип надел толстое пальто, но сидеть и читать здесь все равно было холодно.

— Можно к тебе? — спросила она.

Филип закрыл книгу.

— А не замерзнешь? — заботливо спросил он.

— Надо же, читаешь учебник… А этот тупица Кевин О’Коннор даже не раскрывал его.

— Тому, у кого есть свои гостиницы, учебник не нужен.

— Нет в жизни справедливости, верно?

— Ты ходила к сестре Мадлен?

— Как ты догадался?

— Ты пришла с той стороны. Куда еще можно было пойти днем в воскресенье?

— Она уезжает, — грустно промолвила Кит. И рассказала ему все.

Было без десяти шесть. У пивной Лапчатого стоял автобус. Сестра Мадлен поднялась по тропинке, держа в руках рваную сумку, сложенную вдвое. Это была одна из немногих вещей, которые она не смогла передать никому другому.

На широкой обочине стояло множество людей. Гораздо больше тех, кто собирался сесть в автобус, зайти в пивную Лапчатого, постучать в заднюю дверь миссис Диллон и попросить ее продать в неурочное время баночку фасоли или коробку хлопьев. Эти люди пришли проверить, правда ли, что отшельница уезжает.

Здесь были Клио и Анна. Рядом с Эмметом стояли Майкл Салливан, Патси Хэнли и Кевин Уолл. Патси Хэнли, засунув в рот палец, пыталась понять, что происходит. Были и взрослые: почтальон Томми Беннет и Джимми, швейцар гостиницы. Они стояли молча и переминались с ноги на ногу, как будто ждали чьих-то слов. Слов, которые помешают отшельнице уехать из городка.

Казалось, сестра Мадлен никого не замечала.

Вперед шагнул Томми Беннет:

— Сестра, куда вы едете? Я был бы рад заплатить за ваш проезд.

— Девять шиллингов, Томми, — еле слышно ответила сестра Мадлен. Она не хотела произносить вслух название места, в которое ехала.

— Сестра, но вы ведь вернетесь? — сказал почтальон, отдав названную сумму кондуктору и взяв у него билет.

Сзади маячили неясные фигуры, тоже пришедшие посмотреть на отъезд отшельницы.

— Она сама могла бы заплатить! Из денег, украденных в гараже Салливана! — крикнул кто-то.

Раздался смешок. Кит оглянулась. Она не верила своим ушам. Люди любили сестру Мадлен. Неужели они могли от нее отвернуться?

Водитель, который был не местным, только пожал плечами. Он не понимал, что происходит, но это ему не нравилось. Какие-то подростки подходили и пожимали руку маленькой женщине — судя по виду, монахине. А другие стояли поодаль и наблюдали за этой сценой, словно в театре.

Не успел церковный колокол пробить шесть раз, как кондуктор вошел в автобус и дал сигнал к отправлению. Водитель обвел взглядом длинную главную улицу Лох-Гласса. Он не хотел упустить припозднившихся пассажиров, но чувствовал непреодолимое желание уехать поскорее. Автобус покатил по темной улице.

Никто не махал ему вслед.

 

Глава девятая

Джеймс Уильямс долго думал, как лучше пригласить миссис Грей на ленч. Если позвонить и попросить назначить день, она наверняка ответит отказом. Надеяться на новую случайную встречу не приходилось.

Он решил зайти в агентство. Сказать, что нечаянно оказался в этих краях и решил на часок оторвать ее от дел. Если она ответит «нет», придется поискать другую возможность. Уильямсу действительно очень хотелось поговорить с ней, и самым подходящим временем для такого разговора был ленч.

Офис оказался намного больше и роскошнее, чем он ожидал. Почему Льюис живет в убогом Эрлс-Корте, если его жена руководит такой престижной фирмой? А в том, что она действительно руководит агентством, сомневаться не приходилось.

Ее надежно охраняли от случайных посетителей. Уильямсу показали расписание. Если он подождет полчасика, миссис Миллар освободится. Но возможности увидеться с миссис Грей нет. Ему повторили это несколько раз.

— Только на минутку! — с напускным отчаянием взмолился он.

— По какому вопросу? — спросила секретарша.

— Я хочу пригласить миссис Грей на ленч, — пустив в ход все свои чары, ответил Джеймс. — Можно попросить вас зайти к ней и замолвить за меня словечко?

— Мистер Уильямс, она знает вас?

— Да, конечно. Но этого может не хватить, чтобы она сказала «да».

Он придал лицу выражение робкой надежды и обвел взглядом сине-золотую приемную, восхищаясь профессионализмом, с которым был создан фирменный стиль. И все это благодаря Лене. До ее поступления на работу Миллар не ударил палец о палец, чтобы предпринять что-либо в этом направлении. Объяснить успех агентства можно было только приходом миссис Грей.

Лена вышла в приемную.

— Джеймс! Вот это сюрприз! — воскликнула она, протянув ему обе руки.

Уильямсу показалось, что за время, прошедшее с их последней встречи, она похудела. И побледнела. Возможно, в этом был виноват темно-красный костюм. Платье и жакет в черно-красную клетку, черно-красные туфли… она была образцом для молодых сотрудниц офиса. Если бы в возрасте миссис Грей они выглядели столь же эффектно и уверенно, то могли бы считать, что жизнь удалась.

— Сейчас двенадцать сорок пять. Я как раз проходил мимо ваших дверей…

— Вы никогда не проходите мимо дверей, — рассмеялась Лена.

— Особенно ваших. Хочу пригласить вас на небольшой ленч. Даю слово, к двум часам вернетесь.

— Ну, разве что так В агентстве Миллара не такие долгие перерывы на ленч, как в вашем мире.

Ни она, ни он не стали уточнять, что значит выражение «ваш мир».

Изучая меню, Джеймс и Лена перекинулись парой вежливых фраз. По мнению каждого, собеседник разбирался в винах лучше, чем хотел показать. Когда они заказали рыбу, светская беседа закончилась и наступила недолгая пауза.

— Вы знаете, почему я хотел увидеться с вами? — спросил Уильямс.

Лена задумалась. Насмешливая галантность Джеймса исчезла; похоже, теперь он говорил серьезно. Она решила ответить тем же.

— Думаю, дело в Льюисе.

— Да, но это нелегко. Не догадываетесь, о чем пойдет речь?

— Он потерял ваше доверие? Плохо выполняет свои обязанности? — Ее взгляд стал тревожным.

— О нет. Напротив, он слишком много работает. Конечно, вы должны были это заметить.

— Да, вы правы. Он почти не бывает дома. — Она говорила без горечи, с видимой покорностью судьбе.

— Он сказал вам о новом назначении?

— Нет. Ни слова. — Лена посмотрела на него с изумлением.

Льюис всегда говорил с ней о работе. Делился безумными идеями, которым она тактично придавала нужную форму, после чего Льюис считал, что все так и было им задумано. Злобно рассказывал о своих конфликтах со служащими, после чего они до глубокой ночи ломали голову, как быть. Лена пыталась доказать Льюису, что это противостояние чревато катастрофой. Дипломатия требует осторожности.

Какое еще новое назначение? Льюис управляет «Драйденом». Более высокой должности там нет. Должно быть, его переводят в другое место. Неужели Льюис начал переговоры, не предупредив ее? Наверное, его хотят отправить в Шотландию, а он решил ничего не говорить, боясь, что Лена будет вставлять ему палки в колеса…

Она смотрела в глаза Джеймсу Уильямсу и пыталась понять их выражение. Понять выражение ее глаз не составляло труда: в них стояли непонимание и боль.

Но лицо Уильямса было непроницаемым. На губах вновь играла чуть насмешливая улыбка. Серьезность сменилась восхищением, с которым он всегда относился к ней.

— Думаю, он абсолютно прав, что не тащит в дом наши скучные внутренние дела… — Его улыбка стала шире.

Но Лена решила, что он намеренно сменил тему.

— О каком именно назначении идет речь?

— В гостиницах всегда обсуждают, спорят, беспокоятся об этой должности или той… Собственная карьера волнует всех до такой степени, что не остается времени на обслуживание клиентов.

Лена посмотрела на него с уважением. Джеймс Уильямс очень тактичен. Догадавшись, что Лена ничего не знает о новом назначении, он безо всяких усилий перевел разговор на другую тему. Что ж, она подыграет ему.

— Как поживает Лора Ивенс, ваша подруга, с которой мы познакомились у вас? — Собственные слова эхом отдавались в ушах. Она не могла поверить, что рискнула задать такой вопрос.

— Лора? — сделав вид что удивлен, переспросил Джеймс.

Но Лена не отвела взгляд.

— Да, верно, — непринужденно ответила она.

— Думаю, неплохо. Я ее давно не видел.

— Ясно.

Уильямс положил ладонь на ее руку:

— Жизнь — странная штука…

— Что вы имеете в виду?

— Вы могли встретить мужчину, похожего на меня, а я — женщину, похожую на вас.

Теперь уже Лена решила направить беседу в другое русло:

— Да, но мир тесен. В конце концов мы встретились… Я вижу, что нам несут заказанную камбалу. Давайте отдадим ей должное.

Глаза Лены ярко блестели. Но Уильямс понял, что ее лицо и в самом деле осунулось. Интересно, что чувствует человек, которого любят так же страстно и беззаветно, как Лена Льюиса?

Вторая половина дня казалась очень долгой. Такое бывало редко. Обычно время летело стрелой.

— Я уже два раза ответила, что мы ходили к Джулио и ели камбалу по-флорентийски. Займись делом и не мешай мне работать.

Секретарша Дженнифер посмотрела на нее с беспокойством-.

— Что, плохие новости, миссис Грей?

— О господи, с чего ты взяла? Позволь напомнить, что агентство Миллара издает руководства для клиентов. Там служащим рекомендуют не задавать начальству вопросов о его личной жизни и не отвлекаться от работы.

Она знала, что ведет себя неправильно. Нужно было потратить всего две минуты на то, чтобы сказать, что мистер Уильямс — ее друг и начальник ее мужа и что они вкусно поели в ресторане, где официанты называли ее «синьора». Тогда Дженнифер, которая не имела в виду ничего плохого, успокоилась бы и вернулась к своему письменному столу. Лене часто приходилось притворяться бесстрастной, так почему она не сделала этого сейчас?

Потому что ничего подобного не ощущала.

— К сожалению, наш субботний ленч не состоится. Я буду свидетельницей на свадьбе Айви, — сказала Лена Джиму и Джесси Милларам.

— Свадьба — это прекрасно, — промолвила Джесси, с удовольствием вспоминая день собственного венчания.

То же воспоминание заставило Лену вздрогнуть.

— У вас усталый вид, — заметил Джим Миллар. — Ей-богу, вы слишком много работаете. Возьмите несколько отгулов и отпразднуйте свадьбу подруги.

— Нет, Джим. На работе мне легче.

— Вы действительно устали. Я уже говорил вам об этом. И Джесси тоже.

Лена знала, что слово «усталый» на самом деле означает «старый». Иногда люди сами не понимали, что имеют в виду, но суть от этого не менялась. Что ж, ей было за сорок, хорошо за сорок Ничего другого ждать не приходилось. Возможно, на эту свадьбу она в последний раз наденет что-нибудь модное и яркое. А затем станет носить спокойную одежду серо-голубых оттенков или темносинее с белым. Как положено матери новобрачной…

Внезапно она поняла, что не сможет присутствовать на свадьбе Кит хоть в каком наряде. А плотная и дебелая Мора Хейз приедет в Дублин со своей сестрой Лилиан и купит что-нибудь практичное. То, что пригодится ей и впоследствии… На глазах выступили слезы.

— Вам нездоровится? — всполошилась Джесси.

— Я прекрасно себя чувствую. Лучше не бывает, — широко улыбнувшись, заверила ее Лена.

— Что мы подарим Айви и Эрнесту? — забежав домой на часок, чтобы переодеться, спросил Льюис.

В «Драйдене» дым стоял коромыслом. Вечером там устраивался прием, на котором ему нужно было присутствовать.

— Наверное, тебе не нужно было приезжать, — заметила Лена, озабоченная его усталым видом.

— Я хотел увидеть тебя и пожелать всего хорошего.

— Поздно вернешься?

— Не имеет смысла возвращаться, дорогая. Я освобожусь не раньше четырех ночи, а в восемь утра начнется новая смена. Посплю на работе.

Знакомая тупая боль сковала сердце.

— Конечно, — весело ответила она.

Льюис посмотрел на нее с улыбкой, потом снял рубашку и похлопал себя по животу.

— Вот он, бич среднего возраста… Отвратительное брюхо.

— Брось, живот у тебя плоский, как доска. Можно подумать, что ты целыми днями играешь в теннис. — Ей нравилось хвалить Льюиса и видеть довольный блеск его глаз.

— Не знаю, не знаю… Во всяком случае, на пляже с такой фигурой делать нечего.

— Может быть, в следующем году съездим куда-нибудь на море? — неожиданно сказала она.

Казалось, это предложение застало его врасплох.

— Кто знает, где мы будем в следующем году…

— Я серьезно. Давай куда-нибудь закатимся. Я посмотрю путеводители.

— Поговорим об этом позже. А сейчас скажи, что мы подарим нашим юным новобрачным с первого этажа.

Льюис напрасно посмеивался над Айви и Эрнестом. Когда в один прекрасный день Лена и Льюис поженятся, они тоже будут старыми. Если такой день настанет вообще…

Он застегивал рубашку и критически смотрел на свое отражение в зеркале. Лена прекрасно знала, что они не поженятся никогда. Так зачем лелеять в мозгу эту глупую мысль? Тем более что сегодня вечером Льюису предстоит новое любовное приключение. Или продолжение старого. Сомневаться в этом не приходилось.

— Думаю, мы подарим им наше зеркало. Красивое старинное зеркало, — издалека донесся до Лены собственный голос.

Льюис улыбнулся:

— А место для него найдется? У Айви все стены увешаны хламом.

— О да. Они все переделали. Разве ты не заметил?

— Нет. По-моему, никакой разницы. — После устроенного Льюисом праздника он к Айви не заходил.

— Надеюсь, им понравится.

— Конечно, бери. Если оно тебе не слишком дорого.

Льюис никогда не считал деньги до пенни. Но он ни за что не узнает, что Лена уже подарила Айви коричневый бархатный костюм и такую же шляпку и записала на прием в салоне Грейс, где новобрачной должны были сделать макияж и прическу. Это стоило в десять раз дороже какого-то зеркала.

Что бы это значило? Льюис всегда казался воплощением щедрости. Когда-то он мог потратить последние шесть пенсов на букет фиалок Нет, он не скупой. Что угодно, только не это!

— Так ты сможешь освободиться в субботу и прийти на свадьбу? — спросила она.

— Да. Разве можно пропустить хорошую выпивку и угощение? Странно, что он не устраивает свадьбу у себя в пивной.

— Это было бы неэтично по отношению к его сыновьям и людям, которые еще помнят Шарлотту. Тактичнее отпраздновать это событие в другом месте.

— В пивной рядом с вокзалом? Черт побери, это не лезет ни в какие ворота! — презрительно бросил Льюис.

Но Лена знала, что Айви и Эрнесту он этого не скажет. Наоборот, похвалит за удачную мысль: прямо с бала на корабль, который увезет их в свадебное путешествие. Насмехаться над кем-то он мог только с ней. На людях Льюис вел себя безукоризненно.

— Регистрация начнется в двенадцать, — напомнила она.

— Знаю, знаю. Приду вовремя. Я договорился, что разобью смену надвое.

— Хочешь сказать, что после этого ты вернешься в гостиницу?

— Кому-то приходится работать, когда другие отдыхают, — обиженно ответил Льюис.

Лена вспомнила Джеймса Уильямса, говорившего, что Льюис трудится в поте лица, и почувствовала неловкость.

— Сегодня я встретила Джеймса Уильямса, — неожиданно сказала она.

Льюис действительно напрягся или это ей только показалось?

— И что он тебе сказал?

— Не очень много. Это была обычная светская беседа за вином и рыбой. Сказал, что Лора Ивенс последовала примеру многих дам, которые были до нее и, скорее всего, будут после.

— Пьяная потаскушка, — сказал Льюис. — Не понимаю, зачем она вообще понадобилась такому человеку, как Джеймс.

— Наверно, он страдал от одиночества.

— С его-то деньгами! Ты видела его дом. Как он может страдать от одиночества?

Лена была с ним не согласна. Но Льюис уже уходил, а устраивать спор из-за пустяков не имело смысла.

— Зачем Джеймсу вообще понадобилась эта беседа за вином и рыбой?

— Мы пообедали в ресторане. Он проходил мимо и пригласил меня на ленч.

— Когда это Джеймс проходил мимо?

— Забавно. Именно это я ему и сказала.

— И ради чего он это сделал? — Похоже, Льюис действительно нервничал.

— Я сама хотела бы это знать, — непринужденно ответила Лена. — Кажется, он хотел мне что-то рассказать, но передумал.

— Что именно?

— Понятия не имею. Может быть, он нашел замену Лоре Ивенс. Кто знает?

— А обо мне он не говорил? — небрежно спросил Льюис, но от Лены не укрылось, что он уязвлен.

— Только то, что ты трудишься круглые сутки.

Льюис подошел к Лене, обнял за плечи и поцеловал в лоб. Это напоминало торжественную церемонию или сцену из пьесы.

— Увидимся завтра на регистрации, — сказал он.

— Постарайся выспаться! — крикнула Лена вслед Льюису, легко сбегавшему по лестнице.

А потом, выполняя обещание, пошла к Айви.

— Он пришел или ушел? — спросила та.

— Ушел.

— Вот и хорошо. Значит, вы сможете посидеть у меня подольше. — Айви достала бархатный костюм, полюбовалась на него и еще раз поблагодарила подругу. — Без вас ничего этого не было бы. Ничего, — сдавленным голосом сказала она.

— Перестаньте, а то я сама зареву.

— Эрнест ушел с каким-то приятелем, так что мы можем позволить себе выпить по глоточку.

— Хотите сказать, что собираетесь придерживаться трезвого образа жизни? — засмеялась Лена.

— Пока да. Но когда я войду в роль и снова стану замужней дамой, то постепенно опять начну выпивать. — Они подняли бокалы с пивом за счастливое будущее.

— Лена, а каковы ваши собственные планы? Не все же вам устраивать будущее других людей.

— Не знаю. Мы с Льюисом, может быть, в следующем году проведем отпуск на море.

— Это было бы здорово! — Айви порадовалась за подругу.

— Конечно, но пока это только наметки.

— Да, понимаю.

Лене хотелось поплакаться подруге в жилетку и поделиться с ней своими страхами. Джеймс Уильямс явно хотел о чем-то ее предупредить, но в последний момент передумал. Когда она заговорила об отпуске, взгляд мужа принял странное выражение. С тем же взглядом Льюис обнял ее. Лена не понимала, что это значит. Неужели ей предстоит нечто худшее, чем тайные романы, которые Льюис скрывал от нее годами? Но завтра должна была состояться свадьба Айви, и время жаловаться на мужское непостоянство было неподходящим.

— Вы не считаете, что устраивать свадьбу рядом с вокзалом нелепо? — спросила Айви.

— Нет, я считаю, что это прекрасная мысль. Вы сами говорили, что Эрнест не хочет пышного застолья. Соберутся все свои, выпьют понемножку… На закуску я заказала сандвичи. — Про свадебный торт Лена промолчала: это был сюрприз.

— Когда я выходила замуж за Рона, — сказала Айви, — моей свидетельницей была девушка по имени Элси. Понятия не имею, где она теперь и что с ней случилось.

— Я тоже не знаю, что случилось с моей свидетельницей, — ответила Лена. — Наверное, она приезжала на мои похороны. Забыла узнать, — грустно улыбнулась она.

Когда Лена начинала посмеиваться над событиями далекого прошлого, Айви становилось не по себе. Она не могла понять, как можно притворяться умершей, вместо того чтобы просто развестись.

— Но вас, Лена, я не забуду никогда. Такой подруги у меня еще не было.

— Это на вас портер так действует, — ответила Лена. — Нужно будет поговорить с вашим мужем и предупредить его.

— С моим мужем… — удивленно повторила Айви. — Неужели завтра я стану женой Эрнеста?

— Вы это заслужили, — сказала Лена.

Ее сердце превратилось в холодный тяжелый камень.

* * *

Письмо от Кит было на трех страницах. Сначала Лена встревожилась. Почему так много? Наверное, случилось что-то из ряда вон выходящее… Но когда она пробежала письмо глазами, то не нашла там ничего страшного.

Кит писала о некоем Фрэнсисе Ксавьере Берне, единственном виновнике того, что произошло в гараже Салливана. Оказалось, что сестра Мадлен дала ему приют, как убежавшему лисенку. Она вскользь упомянула, что Мартина избили, но он уже полностью поправился.

Тебе будет приятно узнать, что Мора хорошо ухаживала за ним. Теперь он снова как новенький. Смеется и подшучивает, как обычно.

Если ты прочитала об этом в газетах, то могла решить, что все было намного хуже. Странно, что ты все еще интересуешься происходящим в Лох-Глассе. Не знаю, о каких городских новостях тебе писать.

Хики расширяют дело. Мистер Хики получил ссуду, и миссис Хики говорит, что если прибавить эти деньги к сэкономленным, то они смогут открыть сеть мясных лавок по всей стране. Домик сестры. Мадлен стоит пустой, дверь нараспашку. На прошлой неделе я ходила туда. Внутри живут кролики и пара ручных птиц. Наверное, они думают, что сестра Мадлен вернется и накормит их. Хуже всего разговоры о том, что в ней никогда не было никакой святости и что все это предрассудки. Но я всегда любила ее и не собираюсь менять свое мнение.

И Клио тоже. Правда, в последнее время я ее почти не вижу. По ее словам, у нее «любовь» с этим противным малым по имени Майкл О'Коннор, отцу которого принадлежит сеть гостиниц. Он очень богатый. Брат Майкла Кевин, который учится со мной на одном курсе, еще хуже. А вот у меня еще никакой «любви» нет.

Стиви Салливан из гаража оказался намного лучше, чем можно было подумать. Хотя его брат — настоящее чудовище.

Многое осталось прежним. Например, отец Бейли, мать Бернард и брат Хили. Они такие, какие есть, и вряд ли изменятся. И Фарук тоже. Он не обращает внимания на собаку Моры, просто надменно уходит из комнаты, когда та входит. Не знаю, зачем я все это пишу. Просто мне показалось, что если ты каждую неделю ездишь за газетой, то тебе все еще интересно, что у нас происходит.

Желаю всего наилучшего.

Кит.

Кит была довольна своим письмом, хотя и не знала, что заставило ее отказаться от обычных коротких заметок Наверное, она чувствовала, что Лене одиноко. Написать несколько лишних строчек труда не составляло.

Дорогая Кит!

Ты не представляешь себе, как я люблю узнавать о том, что происходит в Лох-Глассе. Мне интересно все, что ты пишешь, не жалея на это сил и времени. Специально пишу коротко, чтобы ты не подумала, будто я хочу обременять тебя перепиской.

Ты была совершенно права, когда написала, что мне будет приятно знать о том, как хорошо Мора ухаживала за твоим отцом. Я очень обрадовалась, узнав об этом и о его выздоровлении.

С любовью,

Лена.

Лене не спалось. Два часа ночи, а сна ни в одном глазу… Она встала и выпила чаю, но это не помогло. Она где-то читала, что от бессонницы помогает физический труд — вроде чистки столового серебра. Но никакого серебра у них не было. Квартира всегда прибрана; Лена неукоснительно заботилась о том, чтобы Льюис не считал, будто они живут в хлеву. Она ходила по квартире, открывая буфеты и выдвигая ящики. Все было в идеальном порядке.

Лена невольно вспомнила то время, когда собиралась уехать из Лох-Гласса и потратила несколько дней на наведение порядка в доме. Она рассчитывала тогда, что Рита позже перешлет ей одежду. И даже заранее отдала в мастерскую всю обувь. Откуда она знала, что все так сложится? Почему Кит взбрело в голову сжечь письмо?

Она посмотрела на шкаф с одеждой Льюиса. Там висели купленные ею пиджаки, рубашки, которые она каждую неделю сдавала в китайскую прачечную, туфли, которые она чистила, пока те не начинали сиять.

— Глупости. Это моя забота, — сказала Лена, когда Льюис попытался возразить. С тех пор так и повелось.

Конечно, она делала для него слишком много. Но если бы она делала меньше, их отношения закончились бы давным-давно. Задолго до сегодняшнего дня… По спине побежали мурашки. Почему она решила, что все кончилось?

На лестничной площадке стоял телефон. Общий телефон для всех жильцов. Если говорить тихо, никто не услышит ее. Она набрала номер гостиницы «Драйден» и услышала голос ночного портье.

— Я хотела узнать насчет сегодняшнего приема, — сказала она.

— Простите, не понял.

— Только один вопрос… Вы не знаете, когда он закончится?

— Прошу прощения, мадам. Сегодня у нас никакого приема нет.

— Большое спасибо.

Над городом занимался рассвет. Конечно, косметика способна делать маленькие чудеса, но не может скрыть глубокие горестные морщины и заставить блестеть и искриться ввалившиеся глаза.

Она вспомнила шахтера, сумевшего выйти на поверхность из-под обвала. Он рассказывал по радио: «Я пытался думать о всяких мелочах. Просто не допускал мысли, что могу умереть. Думал о навесе в саду, который нужно построить, о необходимых для этого досках, гвоздях и шифере. И это мне помогло».

Так и нужно поступить, решила Лена. С головой погрузиться в подготовку свадьбы Айви. Чтобы не осталось времени на мысли о том, что ее собственная жизнь, похоже, подошла к концу.

Она выпила чаю, съела гренок с медом и спустилась к Айви.

— Глазам не верю! — Айви так обрадовалась, что не заметила бороздки и морщинки на лице своей свидетельницы. Все равно в день бракосочетания люди смотрят только на невесту.

— Сегодня исполнятся все ваши желания, — ответила Лена, стараясь улыбнуться как можно искреннее.

Она проводила Айви в салон и поручила ее заботам Грейс.

— Вернусь за вами в половине одиннадцатого, — пообещала Лена.

— Надеюсь, Льюису Грею понравится результат. Я отняла у вас столько времени… — сказала Айви.

— При чем тут Льюис? Не обращайте на него внимания.

Грейс пристально посмотрела на Лену.

— Вам что-нибудь нужно? Причесаться? Подкраситься? — негромко спросила она.

— Не поможет, — мрачно ответила Лена.

— Раньше помогало.

— Но не в этот раз.

Они отошли подальше от Айви.

— Не верю. Хотите пари? Пять против одного.

— Я не играю.

— Нет, играете. Ставите на кон своего мужчину.

— Если бы я это сделала, то наверняка проиграла бы.

Грейс промолчала.

— Кстати, Айви ничего не знает, — сказала Лена.

— Никто ничего не знает. Вы просто переутомились и придумываете всякие небылицы.

— Да, конечно.

Она пришла домой, переоделась, но не стала звонить в «Драйден» и уточнять время пересменки. Вставила пленку в фотоаппарат и приготовила четыре пакета риса на случай, если гости захотят обсыпать им новобрачных.

Потом начала вытряхивать содержимое мусорной корзины в бумажный пакет, который следовало отнести вниз и бросить в контейнер. И тут увидела смятый и порванный листок с расписанием авиарейсов в Ирландию. Листок был не ее. Она много раз мечтала слетать туда, но никогда не покупала брошюру с указанием времени вылета и стоимости билета.

Льюис не полетел бы в Ирландию тайком от нее. Правда, это вовсе не значило, что его последняя пассия прилетела из Ирландии. Представить себе такое было не менее больно, чем вообразить, что он собрался с кем-то в романтическое путешествие. С девушкой, на которую произвели сильное впечатление его рассказы об Изумрудном острове… Лена оставила листок в корзине и резко выпрямилась. Похоже, день ей предстоял трудный и долгий.

Пора было идти за Айви.

Эрнест тоже нервничал, и свидетель Сэмми ничем не мог ему помочь. Поток доморощенных шуток не достигал своей цели.

— Перед этими людьми я буду чувствовать себя полным дураком, — бормотал он.

Лене хотелось его встряхнуть.

На регистрацию пригласили шестнадцать человек. Друзей, которые хотели пожелать им всего хорошего. Двух взрослых сыновей Эрнеста, не возражавших против того, чтобы Айви стала его женой. Ему ничего не нужно было делать, ничего организовывать. От него требовалось только одно: прыгать от радости, что Айви согласилась выйти за него замуж.

Может быть, она становится мужененавистницей? Да нет… Мистер Миллар — настоящий ангел. Джеймс Уильямс — джентльмен. Мартин — святой. Питер Келли — верный и преданный друг. Ее окружает множество порядочных мужчин. Да и Эрнест совсем не так плох. Конечно, грубоват и косноязычен, но не всем же быть такими хорошими ораторами, как Льюис Грей.

Льюис придет, присоединится к собравшимся и очарует всех. Когда этот день закончится, молодожены запомнят подаренное им красивое зеркало, его шутки и то, как он веселил гостей.

Она видела, что Сэмми вспотел. Он тоже нервничал. Есть на свете робкие натуры, которые боятся церемоний и не понимают, что не ритуалы руководят людьми, а люди руководят ритуалами.

— Ну что, в дорогу? — спросила Лена. — Такси ждет.

Такси вызвала она и заранее заплатила шоферу. Иначе они искали бы нужную улицу до посинения и опоздали на регистрацию.

— А где невеста? — спросил Сэмми с таким видом, словно только что вспомнил про главное действующее лицо предстоящей церемонии.

— В спальне. Она спустится, когда все будут готовы.

— Потрясающе выглядите! — воскликнула Лена, придя за невестой. — Как никогда!

Морщинистое лицо Айви вспыхнуло от удовольствия. Ее шляпка сбилась на затылок, бело-коричневая косынка была завязана небрежно. Но она смотрелась на несколько лет моложе и на четыре ступеньки выше по общественной лестнице, чем обычно. Такую даму можно увидеть выходящей из отеля «Риц».

Эрнест и Сэмми раскрыли рты. Это искреннее и непритворное изумление, радость от того, что их Айви выглядит настоящей красавицей, и легкая боязнь оказаться ей неровней стали для Лены наградой.

— А где Льюис? — удивилась Айви. Так спрашивал каждый, кто был с ним знаком.

— Он еще не освободился. Приедет прямо на регистрацию. — Она взяла Айви за руку и повела к такси. — В Кэкстон-холл, пожалуйста, — громко сказала Лена, чтобы никто не мог сомневаться в том, куда они едут.

Льюис подошел к Лене за несколько минут до начала церемонии. От него пахло лавандовым мылом. Конечно, лавандового мыла в «Драйдене» хватало.

— Замечательно выглядишь, — тепло улыбнувшись, сказал он.

Бело-желтый костюм стоил кучу денег, но его можно было надевать во время выступлений с лекциями или встреч с важными клиентами. Во время многих мероприятий, предстоявших ей в будущем.

— Чудесная шляпка.

Судя по всему, прием закончился поздно, так что ехать домой Льюису не имело смысла. «Не задавай вопросов, — сказала себе Лена. — Не отрезай себе путь к отступлению. В неведении благо».

— Как прошел прием? — услышала она собственный голос.

— Лучше не спрашивай, — ответил он, подняв глаза к небу. — Я думал, это никогда не кончится.

— Что это было? Совещание? Золотая свадьба?

— Толпа злобных торгашей.

— Зато хорошая прибыль для гостиницы.

— Меня уже тошнит от того, что приходится делать для получения прибыли.

Лена посмотрела на него. Ей предоставлялась возможность успокоить Льюиса, напомнить о его высоком положении, о том, как его ценят, и доказать, что он сделает глупость, если уйдет.

Но она поступила наоборот:

— Льюис, тебе нужно уволиться.

— Что?

— Не позволяй эксплуатировать себя. Воспользуйся своим преимуществом. Я знаю, что у них появились новые должности. Ты должен серьезно подумать.

Он заколебался:

— Но я думал, что ты…

— Не пытайся предугадывать мои мысли и поступки… О господи, я чуть не забыла, что являюсь свидетельницей!

Точно ко времени начала регистрации актов Лена уже стояла рядом с Айви, Эрнестом и Сэмми. Она участвовала в церемонии, проходившей, казалось, за миллионы миль отсюда.

Когда официальная часть закончилась, Эрнест и Сэмми наконец расслабились. Лена даже испугалась, что но вобранные не доберутся до поезда. В отведенном им углу пивной мелькали кружки, рюмки с бренди и тарелки с сандвичами. Соседей, которые подходили пожелать жениху и невесте счастья, угощали не только сандвичами, но и выпивкой.

Потом принесли маленький свадебный торт, и Лена сфотографировала, как новобрачные его разрезали. Она попросила их немного попозировать. Поправила Айви шляпку, а Эрнесту — галстук Велела им вместе взяться за ручку ножа, чтобы снимок выглядел по-настоящему свадебным.

— На твоем месте я сфотографировал бы ее в белом платье со свитой из дюжины носильщиков, — буркнул себе под нос Льюис.

Лена улыбнулась так, словно он не издевался над Айви, а сказал что-то дружелюбное. Айви была очень наблюдательна и сразу заметила бы, если бы Лена нахмурилась.

Потом они попросили бармена щелкнуть всю группу, и жених с невестой побежали к поезду под дождем из риса. Им предстояло провести три ночи в городке, находившемся в часе езды от Лондона. Друзья махали молодым с перрона. Когда они вышли с вокзала, пивные уже закрылись до вечера.

Прощание оказалось долгим. Сэмми приглашал всех в клуб в Сохо, но ни у кого не было настроения. Лена могла бы позвать всех к себе домой; пары бутылок вина хватило бы, чтобы продержаться до открытия пивных. Но такого намерения у нее не было. Хмурые сыновья Эрнеста, Сэмми и другие типы, которые ничего не могли организовать сами, того не стоили.

Со словами сожаления, что должна вернуться на работу, она увела с собой и Льюиса.

— Тебе что, действительно нужно на работу? — спросил он.

— Мне нет, а вот тебе — да. Просто я не хотела, чтобы они потащились за тобой в «Драйден».

— Мне не нужно возвращаться на работу, — возразил Льюис.

— А кто говорил, что придет во время пересменки?

Он задумчиво посмотрел на Лену, а потом хлопнул себя по лбу:

— О господи, ну конечно!

— Что бы ты делал без своей секретарши? — лукаво спросила она.

— Совсем заработался.

— Знаю. — Прозвучало это фальшиво, но Льюис ничего не заметил.

— Наверное, ты права. Наверное, мне действительно следует уйти из «Драйдена».

— Но не в субботу, да еще во время пересменки. Дождись, когда тебе предложат что-нибудь приличное. Ты справишься с чем угодно.

Они дошли до станции метро.

— Тебе куда? — спросил Льюис.

— Ну, если ты поедешь на работу, то и я тоже. Без тебя в доме пусто.

— Ты действительно так думаешь? — нахмурился он.

— Не притворяйся, красавчик. Сам знаешь!

Лена поцеловала Льюиса в нос, сбежала по лестнице и обернулась. Он стоял с таким видом, словно хотел что-то сказать, но не нашел подходящих слов.

Лена забрала почту. Доставка писем по субботам всегда казалась ей непозволительной роскошью. Если бы такое предложили Моне Фиц и бедному Томми Беннету, их бы хватил удар.

Она умело рассортировала письма, как часто это делала на первых порах. Когда Лена пришла в агентство, делопроизводство находилось в плачевном состоянии. Сбитая с толку Джесси уныло смотрела на забитые бумагами ящики; чтобы разобрать их, потребовалось несколько часов. За годы жизни в Лондоне Лена сделала многое, но хватило бы и этого. Она создала настоящий памятник трудящимся женщинам, их потребностям, надеждам и свершениям.

Лена сняла свадебную шляпку с желтым пером, скинула туфли и выпила чаю. Потом снова села за письменный стол и, подумав, какое занятие доставило бы ей удовольствие, решила написать Кит. «Будь осторожной», — напомнила она себе. Перемирие между ними было хрупким — напористость могла все испортить.

Но сегодня ей в первый раз за день предоставлялась возможность пережить несколько приятных минут, и не воспользоваться ею было бы грешно. Она несколько часов подбадривала Айви, успокаивала Эрнеста, беседовала с его сыновьями, фотографировала, обсыпала новобрачных рисом, улыбалась каждому, напоминала Льюису, что ему нужно вернуться на работу, и честно заслужила право побаловать себя.

Она написала дочери о свадьбе, с которой только что вернулась. О том, как хорошо выглядела Айви, как нервничал жених, о гостях, собравшихся в пивной, и посторонних людях, которые махали руками счастливой паре, садившейся в поезд. Письмо получилось веселое. Лена несколько раз перечитала его, боясь обнаружить в нем нотку горечи или жалости к себе. На трех страницах, напечатанных через один интервал, имя Льюиса Грея не встретилось ни разу.

Как будто такого человека не существовало на свете.

* * *

— Привет, Мора.

— Ох, Кит!.. Мне очень жаль, но твой отец только что ушел с Питером к Лапчатому. Он будет ужасно жалеть, что ты даром потратила деньги на телефон.

— Перестань, злая мачеха. Я не потратила деньги даром. Разве я не могу поговорить с тобой?

— У нас все в порядке. Отец стал таким же, как прежде. Эммет тоже повеселел. С головой ушел в учебу. Ты не узнаешь этот дом, когда приедешь на Рождество.

— Мора, а Эммет дома?

— Нет, милая, его ты тоже не застала. Он уехал в кино с Анной. Кажется, они снова подружились. Та же история, что у вас с Клио: вместе тесно, врозь скучно. Кстати, как она там?

— Я ее редко вижу. Кажется, неплохо.

— Попроси ее чаще звонить домой, ладно? Мне стыдно говорить Лилиан, что ты звонишь дважды в неделю. Получается, что я хвастаюсь.

— Имеешь право. Ты намного лучше Лилиан, — ответила Кит.

— Перестань… Что-нибудь передать нашим?

— Да. Скажи папе, что единственная дочь недовольна его пьянством. А Эммету — что я выполняю обещание.

— Какое обещание?

— Неважно. Он поймет.

— Кит, ты чудесная девочка.

— Ты не хуже.

— Ну что, Клио, ударим по чипсам?

— О господи, с чего это ты решила позвонить мне?

— Ты окончила курсы по этикету или вычитала это в книжке?

— Извини. У меня плохое настроение.

— Может, чипсы помогут?

— Спрашиваешь!

— Кит, это Филип. Не хочешь сходить в кино? Без дураков. Как нормальные люди.

— Филип, я знаю, как нормальные люди ходят в кино. Но не могу. Только что договорилась с Клио поесть чипсов.

— Ох… — Он был очень разочарован.

— Если хочешь, пойдем с нами, — предложила она.

— Опять будете насмехаться и ерничать?

— Нет, мы уже вышли из этого возраста. Пошли.

— Все было бы намного проще, если бы ты влюбилась в Кевина О’Коннора, — сказала Клио.

— Я уже говорила, что терпеть его не могу. И даже рассказала ему про письмо адвоката. Так что на этой фантазии можно поставить крест.

— Мечтать не вредно, — ответила Клио.

— Я сказала Филипу О’Брайену, что он может присоединиться к нам. Похоже, ему одиноко.

— Филипу не будет одиноко только тогда, когда он купит тебе малюсенький бриллиант, отведет в мэрию и прикует к себе цепью.

Кит засмеялась:

— Боже, где Майкл? Чем он вызвал такой припадок мизантропии?

— Он хочет, чтобы я на Рождество и Новый год поехала с ним в Англию. Его сестра устраивает там грандиозный прием.

— Что ж, прекрасно.

— Но родители меня не пускают.

— Так попроси их как следует.

— Бесполезно. Стоят насмерть. И тетя Мора тоже подливает масла в огонь.

— Им придется понять, что ты уже взрослая.

— Не хотят. Это настоящий ультиматум. «Клио, мы считаем, что ты, как хорошая девочка из хорошей семьи, должна встречать Рождество и Новый год с нами». — Лицо Клио приняло трагическое выражение.

— Другую Майкл с собой не возьмет, — утешила ее Кит.

— Но я в его глазах буду выглядеть последней дурой. Когда Майкл приезжал к нам, эта вредина оскорбила его на кухне, а теперь он еще узнает, что эти тюремщики не разрешают мне съездить к друзьям.

— Ты уже сказала ему, что тебя не отпускают?

— Нет. Мне стыдно. Сделаю вид, что заболела. Или поеду без разрешения.

— Никуда ты не поедешь. — Кит слишком хорошо знала Клио и понимала, что с родителями она не порвет.

— Конечно. Должен же кто-то присутствовать на моем обручении…

— Ты действительно собираешься обручиться с Майклом? — удивилась Кит.

— Когда-нибудь. Но не сию минуту.

И тут появился Филип.

— Мы говорим о нашем будущем, — сообщила ему Кит.

— Замолчи! — прошипела Клио.

— Ну вот, я так и знал, что вы всегда найдете над чем поерничать, — обиженно сказал Филип.

— Что? — переспросила Клио. — Я ни над кем не хихикала уже тысячу лет. Ну что, возьмем двойную порцию чипсов?

— И капучино, — сказала Кит.

— Мне нужен ваш совет.

Раньше Филип никогда не спрашивал у них совета. Наоборот, советовал сам. Заинтригованные девушки наклонились к нему.

— Пол в гольф-клубе угроблен, — наконец сказал он. Клио и Кит удивились. — Угроблен вдрызг, — подтвердил он. — Поэтому они не смогут провести у себя новогодний бал. Вот я и подумал… Ну, я подумал, что его можно устроить у нас. В «Центральной».

— В «Центральной»? — воскликнули Кит и Клио так, что Филип тут же скис.

— По крайней мере, пол там целый, — обиженно ответил он.

— Да, конечно. — Кит поняла, что они перегнули палку. — Но бал? Бал с обедом?

— Столовая у нас очень большая.

И он был прав: это помещение напоминало огромный мрачный сарай. Кит ела там только однажды — когда Филип пригласил их на завтрак. Как Мора ни старалась, все там выглядело очень уныло.

— Оркестр можно разместить в нише. А если раздвинуть шторы, откроется прекрасный вид на озеро. Особенно если будет светить луна.

— От такого вида зуб на зуб не попадет, — ответила Клио.

— Филип включит отопление, — вступилась за него Кит.

Филип посмотрел на нее с благодарностью.

— Да, но у меня всего несколько недель. Нужно предложить этот вариант комитету гольф-клуба и заверить его, что все будет в порядке…

— Их придется убеждать, — промолвила Клио.

— Помогут ваши отцы. Они пользуются там влиянием. — Девушки молчали. В их семьях «Центральную» не жаловали. — Все равно в гольф-клубе танцевать негде.

— Можно не переносить бал в другое место, а просто починить пол, — сказала Клио.

— Нет. Там дело подсудное. Парни, которые настилали пол, давали гарантию, а он рассыпался еще до истечения срока…

— А что думают об этом твои родители? — задала главный вопрос Кит.

— Родители еще ничего не знают.

— Наверняка откажутся, — сказала Клио.

— Ну, сначала да, но потом согласятся.

— Через шесть недель после Нового года, — пошутила Клио.

— Мы должны заставить их понять, что это будет здорово, — не отступал Филип.

— Кто это «мы»? — подозрительно спросила Кит.

— Ну, ты, Кит. Ты поможешь мне? Мы скоро получим дипломы, но отметки у тебя лучше моих… Если ты скажешь им, что это возможно, они поверят тебе быстрее, чем мне. Понимаешь, чужие дети растут быстрее…

Кит задумалась. Стоит ли ввязываться в эту авантюру? Кто захочет иметь дело с мистером и миссис О’Брайен?

Филип смотрел на нее с надеждой.

А вдруг выгорит? Это было бы чудесно. Настоящий шикарный бал, причем совсем рядом. Бал, на котором они со Стиви Салливаном будут кружиться под разноцветными гирляндами. На котором Эммет сможет окончательно помириться с Анной Келли. А Филип докажет своим ужасным родителям, что он взрослый человек с собственными идеями.

— Ну? — едва дыша, спросил юноша.

— Я слышу, как в мэрии несут на подносе кольца с малюсенькими бриллиантами, — шепнула ей Клио.

— Филип, по-моему, это отличная мысль! — воскликнула Кит. — Кстати, Клио, она решает и твои проблемы.

— Как это? — подозрительно спросила Клио.

— Если мы сумеем устроить настоящее гала-представление, то ты сможешь пригласить на него Майкла, и никакая поездка в Англию вам не понадобится.

— Ничего не выйдет.

— Выйдет! — Кит уже загорелась. — Особенно если я приглашу этого противного Кевина. Просто для компании. Перестань хмуриться, Филип! Ты прекрасно знаешь, что я его терпеть не могу и делаю это только для приманки. И ради Клио.

Клио начала понимать.

— А где они остановятся?

— В гостинице, — ответила Кит.

— Не думаю, что им…

— Там все изменится.

— Но осталось всего несколько недель! — испугался Филип.

— Раз так, придется поработать. Поработать с людьми.

— С людьми?

— Да. Клио поговорит со своими родителями, я — со своими. Убедим твоего отца и эту ужасную миссис Хики. Она отличный организатор.

— Она не член гольф-клуба, — усомнилась Клио.

— Нет, но мечтает туда попасть, а потому будет работать как дьявол.

— Когда начнем? — У Филипа засияли глаза.

— В этот уик-энд. Выезжаем на поезде вечером в пятницу. Они еще не знают, что их ждет!

— Сомневаюсь, что Дэн сумеет провести ежегодный бал гольф-клуба, — сказал Мартин. — Ты же сама говорила, что там воняет протухшей подливкой.

— За несколько недель гостиница преобразится, — ответила Кит. — Папа, соберись с силами. Мы очень рассчитываем на тебя и отца Клио.

— Я что, местное начальство?

— Нет, но ты пользуешься большим авторитетом у членов гольф-клуба… Иначе бал придется проводить в гостинице Тумстоуна, и бедная старая «Центральная» никогда не покажет, на что она способна.

— Ты же всегда говорила, что ее следует снести. — Мартин покачал головой, удивленный такой резкой переменой.

— С тех пор я выросла. Хочу принести пользу Лох-Глассу. И Филипу тоже. Он мой старый друг.

— Мартин, провести бал по соседству очень удобно, — вмешалась Мора. — Мы все сможем на нем присутствовать — и Эммет, и Клио, и Анна… Получится настоящий семейный вечер. А в клубе нас было бы только четверо.

— Тем более что в клубе нет пола, — подхватила Кит.

— Что ж, я буду рад дать шанс Дэну и Милдред. Но боюсь, что они не согласятся. До сих пор О’Брайены сопротивлялись всему новому.

— Если они будут уверены, что к ним придут все сливки местного общества, то согласятся.

— Мы — не сливки общества, — возразил Мартин.

— В Лох-Глассе других нет, — вздохнула Кит.

— Поможем Филипу, Кит и Клио? — спросил Эммет Анну.

— Ради Клио я не ударю палец о палец. Наоборот, сделаю все, чтобы ей навредить.

— Ты шутишь.

— Нисколько. Ты ладишь с Кит, но это исключение, которое только подтверждает правило.

— Знаю.

Эммет не кривил душой. Вторую такую сестру трудно было найти. Она обещала помочь ему и сдержала слово. Очень успешно отвлекла Стиви Салливана от Анны. Эммет считал Кит довольно симпатичной. Конечно, брату трудно быть объективным, но он не понимал, почему Стиви бросил ради нее красавицу Анну. Впрочем, какая разница? Главное, что Кит это удалось.

— Надеюсь, тебе было не очень противно, — сказал он сестре.

— Нет, — заверила его Кит. — Это было даже приятно. Но не думай, что все уже закончилось. На твоем месте я не стала бы бежать к Анне с распростертыми объятиями.

— Ты права, — согласился он.

Но надо быть осторожным. Эммет понимал, что Анна мечтает вернуть Стиви, но тот все время пропадал в Дублине. Во всяком случае, она на это жаловалась.

— Не бери в голову. Я уверен, что Новый год он будет встречать здесь, — заверил ее Эммет.

— Да? Что ж, будем надеяться.

— Если так, то помоги устроить бал. Ты сможешь пойти на него со Стиви.

Об этом Анна не подумала. Бал по соседству с домом… Второй такой возможности не будет. Она сразу стала гадать, что надеть.

— Спасибо тебе, Эммет. Ты ужасно добрый и самоотверженный. Несмотря ни на что…

— Все в порядке, — галантно ответил Эммет. — В конце концов, я тоже какое-то время нравился тебе. Может быть, наши отношения восстановятся, но я понимаю, что этот момент еще не настал.

— Ты заслуживаешь лучшего, — сказала Анна. — Во всяком случае, Патси Хэнли тебе не пара.

— Если присмотреться, она очень даже ничего, — солгал Эммет.

Клио знала, как взяться за дело. Она не стала просить родителей помочь превратить «Центральную» в местную достопримечательность. Вместо этого она прикинулась христианской великомученицей.

— Клио, милая, пожалуйста, не грусти. Мы очень ждали твоего приезда, а ты сидишь с таким видом, словно завтра наступит конец света.

— Я бы не возражала, папа.

— Мы не можем отпустить тебя в Англию с незнакомыми людьми.

— Ты сказал — я послушалась. Можешь радоваться. Но мне радоваться нечему.

— Клио, жизнь продолжается. Мать очень обижается на тебя.

— А я очень обижаюсь на нее и на тебя. Таковы факты.

— У нас будет замечательное Рождество.

— Не сомневаюсь.

— Может быть, приедет твой друг Майкл и познакомится с нами.

— Я не могу пригласить его к нам. В Лох-Глассе не бывает ничего интересного. Ради чего человеку тащиться сюда из Дублина?

В тот вечер Питер Келли услышал у Лапчатого о предстоящем бале.

— Наверное, нам следует их поддержать, — сказал Мартин Макмагон.

— О Господи, похоже, Ты услышал наши молитвы! — возликовал доктор Келли. — Мартин, можешь рассчитывать на нас. Если это не заставит Клио улыбнуться, значит, ей уже ничто не поможет.

Но у Клио эта идея энтузиазма не вызвала.

— Я думал, ты обрадуешься. — Отец был разочарован.

— Я бы обрадовалась, но из этого вряд ли что-нибудь получится. Сам знаешь, эти чванливые типы из гольф-клуба не считают «Центральную» достойной того, чтобы провести там их драгоценный новогодний бал.

— Да, гостиница так себе… Вы с Кит всегда считали ее убогой и кричали об этом громче всех. — Питер был сбит с толку.

— Вещи становятся ужасными, если старики не ударяют палец о палец, чтобы как-то их изменить, — ответила Клио.

— Твоя точка зрения мне знакома. Мы испортили тебе жизнь, но что ты предлагаешь? Только и знаешь, что сидеть, кукситься и жаловаться.

— Я бы помогла Филипу привести гостиницу в божеский вид, если бы его ужасные старые родители и ужасные старые родители всех остальных не качали лысинами и не говорили, что все должно оставаться по-прежнему.

Питер Келли пригладил свои редеющие волосы.

— С твоей стороны очень любезно говорить о лысине, — сказал он, надеясь заставить дочь улыбнуться.

Клио слегка усмехнулась:

— Ты — не худший случай.

— Значит, ты хочешь, чтобы мы устроили там бал, хотя являемся, по-твоему, лишь старыми маразматиками?

— Да. Потому что остальные будут нормальными людьми.

— Надеюсь, когда-нибудь у тебя будет своя дочь. Тогда ты сама поймешь, насколько приятнее, когда дети тебя о чем-то просят, а не выискивают в тебе недостатки, — сказал Питер, в кои-то веки признавшись в любви к ней. Обычно они только шутливо пикировались.

— Когда придет время, я буду прекрасной матерью, — ответила Клио.

При этом она ощутила холодок под ложечкой. Задержка длилась уже пять дней, и Клио из последних сил надеялась, что время материнства для нее еще не наступило.

— Они к нам не пойдут, — шмыгнув носом, сказал отец Филипа.

— Они могли прийти к нам давным-давно, но предпочитали свой уродливый железобетонный сарай, — добавила Милдред.

Филип заскрежетал зубами, но не дал воли гневу. Будущих администраторов гостиниц учили оставаться спокойными, даже если все внутри кипит от злости. И повторяли это на каждом шагу. Ему часто приходилось применять эти знания на практике.

— Им больше некуда пойти, — сказал он.

— А если мы дадим им пристанище один раз, в следующем году они все равно вернутся в свое старое логово. — Милдред с трудом мирилась с тем, что не принадлежит к лох-гласским гольфистам. Неумение играть в гольф заставляло ее чувствовать себя отверженной.

— Если бал пройдет успешно, они придут к нам и через год. А вместе с ними — другие люди.

— Как они это поймут? — спросил Дэн О’Брайен. — Как поймут, что бал прошел успешно?

— Мы сделаем фотографии и пошлем их в газеты. Даже в журналы.

— Ты уедешь в Дублин и свалишь всю работу на нас.

— Нет. Я буду приезжать каждый уик-энд и все рождественские каникулы проведу дома.

— А откуда ты знаешь… — начал отец.

Филип уже устал, но его утешало, что Кит и Клио ведут такие же переговоры со своими родными.

— Отец, я ничего не знаю, но мы — владельцы гостиницы. Все трое, правда, мама? Если нам представится возможность что-то изменить, никто не поднесет нам это на блюдечке.

Филип не понял, какие именно слова подействовали на его родителей, но это помогло. Они посмотрели друг на друга и слегка воспрянули духом. Заметить блеск в их глазах было трудно, но все же он там был.

— Как мы натопим помещение? — спросил отец, и Филип понял, что этот бой он выиграл.

* * *

Они организовали небольшой комитет и встретились в гостинице. Кит вела протокол совещания в большом блокноте; затем она собиралась перепечатать его на машинке, размножить и раздать по экземпляру каждому, чтобы все помнили, о чем договорились. Они сидели в ледяной комнате для завтраков — непривлекательном квадратном помещении, которое невозможно было натопить с помощью маленького, да к тому же постоянно дымящего камина, так как все тепло уходило в трубу.

Они вели себя очень по-деловому, хотя и не сняли верхнюю одежду, чтобы не замерзнуть. Кит была в синей стеганой куртке и белом пуховом шарфе, Клио — в серой фланелевой куртке, из-под которой была видна блузка персикового цвета (она читала, что персиковый выгодно оттеняет цвет лица). На Патси Хэнли был габардиновый плащ с поясом; он был ей мал и давно вышел из моды. Поглядев на остальных, Патси решила сказать матери, что сапожник ходит без сапог. Какой смысл быть дочерью хозяйки магазина готового платья, если ты одета хуже всех в городке? Эммет надел толстый шерстяной свитер и коричневую куртку с поясом. Дорогое серое пальто Майкла Салливана выгодно подчеркивало его фигуру. Он был не так красив, как старший брат, но уже с первого взгляда становилось понятно, что в один прекрасный день, когда ямочки на щеках исчезнут, а плечи нальются, он может стать таким же сердцеедом.

Молодежь Лох-Гласса решила, что их новогодний бал будет таким, как в кино. Если подобные мероприятия проводятся в других местах, то их город ничем не хуже.

Филип решил обойтись без верхней одежды, подчеркивая, что он верит в свою гостиницу. Если бы он, как все остальные, нарядился в подобие спасательного жилета, это означало бы, что здесь царит невыносимый холод. Из него получился неплохой председатель. Во всяком случае, он сумел создать впечатление, что гостиница и обед с танцами — их общее дело.

— Кто-нибудь из вас был в гольф-клубе? — спросил он.

Оказалось, что нет. Первым делом нужно было выяснить, что в гостинице хорошо, а что нуждается в улучшениях. Каждому дали задание.

Филип сумел найти дело даже для Патси Хэнли, мать которой тоже ни разу не была в гольф-клубе. Патси поручили выяснить, что должно быть в дамской раздевалке: сколько там зеркал и туалетов, вешают ли женщины пальто на крючки самостоятельно или кто-то выдает им номерки. Может быть, следует отвести под раздевалку одну из гостиничных спален? Патси должна была представить отчет во второй половине воскресенья.

— Но как я это узнаю? — спросила она.

— Проведешь расследование, — ответил Филип.

— Расспрашивая всех обо всем, — добавил Эммет. — Ты умеешь беседовать с людьми.

Он заметил, что эти слова заставили Анну Келли поднять голову. Самого Эммета назначили ответственным за переговоры с джентльменами. Он должен был опросить своего отца, доктора Келли, отца Бейли и всех, кто регулярно посещал гольф-клуб.

Клио предстояло разработать проект оформления зала. Первое впечатление имело огромное значение. Она должна была представить группе свои соображения, а остальные с помощью голосования решить, что им по силам, а что нет. Клио хотела просмотреть журналы и как следует изучить предмет.

Майклу Салливану и Кевину Уоллу поручили придумать, как изменить фасад гостиницы, чтобы он выглядел более роскошно. Майклу — потому что гараж идеально украшали горшки с цветами и различными растениями. А Кевину — потому что его брат был профессиональным строителем; кроме того, все материалы предстояло покупать в их магазине. От этой пары требовалось составить список всего необходимого для отделки и прикинуть расходы.

Анна Келли должна была заняться шторами и освещением. Поскольку общий замысел принадлежал Клио, на долю ее младшей сестры приходилась практическая реализация.

— Интересно, как можно заниматься частностями до того, как наш художник составит генеральный план оформления гостиницы?.. — саркастически заметила она.

Казалось, Филип не обратил на ее реплику никакого внимания.

— Анна, это самая трудная часть работы. Нужно быть настоящим гением, чтобы свести концы с концами. Никто не сумеет сделать это лучше, чем ты, — сказал он, польстив девочке.

Кит посмотрела на него с восхищением. Филип все держал под контролем и демонстрировал чудеса дипломатии.

— А что буду делать я? — услышала она собственный голос, звучавший почти жалобно. В конце концов, кто подал идею? — Только вести протокол, и все?

— Мы с тобой займемся едой, — ответил Филип. — В конце концов, мы квалифицированные специалисты. Нужно закатить такой обед, чтобы они помнили эту ночь до самой смерти.

— Они и так ее не забудут, — уронил Кевин Уолл. — Большинство к утру простудится и отправится в окружную больницу.

— Отец обещал к воскресенью сказать, сколько мы сможем потратить на отопление и дополнительные нагреватели, — не моргнув глазом парировал Филип. — Ну что, встретимся в три часа?

Они возвращались домой, погрузившись в мечты. Клио испытывала неимоверное облегчение оттого, что материнство откладывается, и была в хорошем настроении. Она думала о новогоднем бале. По крайней мере, одно из унылых помещений «Центральной» изменится до неузнаваемости.

Патси Хэнли прыгала от радости. Она нравится Эммету Макмагону больше, чем эта воображала Анна Келли!

Кевин Уолл и Майкл Салливан не признались бы в этом никому, но мальчишкам льстило, что они приложат руку к чему-то новому. Совсем недавно их считали малолетними хулиганами, по которым тюрьма плачет, а теперь просят принять участие в подготовке важного общественного мероприятия.

Филип был доволен прошедшим совещанием. Никто не отказался помогать. Теперь Кит окажется на его стороне, чем бы ни кончилось дело.

Эммет Макмагон знал, что бал поможет ему вернуть Анну Келли и что диктовать условия будет он.

Кит Макмагон и Анна Келли с тоской смотрели на гараж, где Стиви Салливан разговаривал с клиентом. Им и в голову не приходило отвлекать Стиви от работы, но обе отчаянно надеялись танцевать с ним на новогоднем балу.

* * *

Лена сама не знала, как она сумела пережить дни, наступившие после свадьбы Айви, делая вид, что все нормально. Кто-то говорил ей, что так поступают куры: когда этим птицам отрубают голову, они какое-то время продолжают бежать по инерции. Но никто не говорил, что с ними случается потом. Они падают и умирают.

За последнюю неделю она сделала множество открытий, среди которых не было ни одного приятного. Лена узнала то, чего не хотела знать. Что Льюис готов уйти из «Драйдена». Что он собирается бросить ее и уехать. Иногда она подозревала, что Грей собирается в Ирландию. Он приходил редко — главным образом чтобы забрать почту, которая ни с того ни с сего стала приходить ему на домашний адрес, а не на адрес гостиницы. Раньше он никогда не получал писем на дому. В беседах он начал упоминать Ирландию. Причем не страну их далекого прошлого, а сегодняшнюю. Он никогда не оставался на ночь. Она никогда не спрашивала о том, чем заполнены его ночные смены. Казалось, оба ждали. Ждали дня, когда Льюис поставит ее в известность.

Лена чувствовала, что висит на волоске, который вот-вот порвется. При виде письма Кит, неожиданно быстро ответившей на ее послание, у Лены сжалось сердце. Боже, пусть там не будет ничего ужасного! Не сейчас, только не сейчас…

— Господи, спаси и помилуй, — прошептала Лена, вскрывая конверт.

Она поняла, что уже давно ни о чем Его не просила. Так почему Господь должен был сделать это именно сейчас?

Дорогая Лена!

Судя по всему, свадьба была потрясающая. Как в кино. Я живо представляла себе каждого, особенно этого ужасного шафера.

Только теперь я поняла, как скучала по письмам, которые приходили от имени Лены, подруги моей матери. И скучала по письмам, которые писала сама. Правда, в последнее время даже дышать некогда, не то что писать. Мы придумали такое, что ты не поверишь. Лучше сначала сядь… Мы хотим устроить в гостинице О’Брайенов шикарный новогодний бал!

Лена, не веря своему счастью, со слезами на глазах читала о работе комитета, взявшегося за переделку «Центральной».

В этом принимает участие даже Клио, — писала Кит. — Только потому, что на бал собираются приехать ужасные О'Конноры, которыми она так увлечена. Она думала, что эти типы поедут в Лондон и пропустят бал, но когда всемогущий Майкл сказал, что будет на нем присутствовать, Клио готова свернуть горы.

Лена, обхватив себя руками, громко рассмеялась. Она слышала живой голос Кит, каким тот был в девять, десять, одиннадцать, двенадцать лет, когда девочка жаловалась на зазнайство Клио и тем не менее продолжала дружить с ней. Письмо дышало жизнью и восторгом. Но в последних строчках тон менялся.

Ты не пишешь, был ли на свадьбе Льюис. Не считай, что упоминать о нем не следует. Я не хочу, чтобы ты думала, будто мне это неприятно.

Как всегда, с пожеланиями всего наилучшего,

Кит.

Но писать Кит о Льюисе Лена не могла. Кроме Кит, у нее не оставалось никого на свете, и Лене хотелось выглядеть в глазах дочери достойной женщиной, а не старой, усталой, брошенной дурой, какой она была на самом деле.

Она снова и снова читала о планах, связанных с гостиницей. Некоторые были абсурдными, но большинство казались вполне достижимыми. Интересно, сколько у них средств? Лена была бы счастлива вложить деньги в перестройку лох-гласской гостиницы «Центральная». Тем более что туристический бизнес в Ирландии бурно развивается. Приходит время первоклассных отелей.

Кому это и знать, как не ей?

* * *

— В следующий уик-энд нам придется снова приехать домой, — сказала Кит Филипу.

— Я не могу просить об этом всех.

— Просить нужно только нас с Клио. Остальные и так на месте.

Они по-дружески сидели в беседке, которую решили покрасить и обвить гирляндами разноцветных лампочек.

— Но ведь это отвлечет вас от того, что удерживает в Дублине, — слегка смущенно сказал Филип. Это шло ему гораздо больше, чем уверенность в том, что они принадлежат друг другу с рождения, как заморские принц и принцесса.

— Знаешь, приезд домой пойдет Клио только на пользу. Этот подонок, которому она вешается на шею, будет дорожить ею намного больше, если она уедет из Дублина, а не будет ждать, пока он проявит инициативу.

— А тебе?

— Я уже говорила, что никого не люблю. Говорю честно: в Дублине меня ничто не удерживает.

Она не кривила душой. Стиви Салливан каждый уикэнд проводил дома, управляя своей фирмой. Она не делала попыток увидеться с ним, но зорко следила за тем, чтобы Стиви не вернулся к Анне Келли.

Во всех гостиницах О’Конноров устраивались рождественские вечера. Для многих семей участие в них становилось делом чести. Люди говорили, что там создана чудесная атмосфера. Рождественского настроения не было только у тех, кто не мог себе этого позволить.

— А тебе не придется присутствовать в этот вечер в одной из ваших гостиниц? — спросила Кит Кевина.

— Слава богу, нет. Я и так пашу весь семестр как проклятый и имею полное право отдохнуть хотя бы в каникулы.

Кит только плечами пожала. Как же нужно было воспитать двух мальчиков, чтобы они ни капли не интересовались тем, что когда-то станет их личным бизнесом?

— И где ты их собираешься провести?

— У моей сестры появился в Англии новый парень. Точнее, жених. Конечно, все держится в строжайшей тайне, но до меня дошел слух, что они уже купили кольца, и поэтому нам всем придется туда отправиться.

— Он англичанин?

— Не знаю. Думаю, да. — О’Конноры не слишком интересовались личными делами друг друга.

— Твои родители одобряют это?

— По-моему, они были бы счастливы выдать Мэри-Полу за первого встречного. Лишь бы охотник нашелся.

— Думаю, ты ошибаешься…

— Да нет же. Она и так в девках засиделась.

— Сколько ей лет?

— Подожди, сейчас сосчитаю… Дело темное, но ей около тридцати. Мы с Майклом намного младше.

— Поздние близнецы… Какая прелесть, — улыбнулась Кит.

— А у тебя большая семья?

— Только брат. — Кит уже говорила это, но Кевин не запомнил.

— Здорово… Такие маленькие семьи бывают только у протестантов.

— У Клио тоже только одна сестра.

— Да, Майкл говорил, что сестра у нее еще та штучка.

— Ты прав, она настоящая заноза, — подтвердила Кит. — Правда, очень хорошенькая. А ты любишь Мэри-Полу?

— Я плохо ее помню, — признался Кевин. — Она уже давно живет в Англии. Вообще-то она была ничего. Ее постоянно окружали какие-то друзья. Думаю, она считала нас ужасно скучными. И приглашает нас в Англию только потому, что хочет казаться членом семьи.

— По-моему, ты не горишь желанием ехать на ее помолвку.

— Не горю. Ничуть. А что? Ты хочешь пригласить меня куда-то? — Кевин придвинулся к ней.

— Честно говоря, да. Будет потрясающая вечеринка. Мы сняли гостиницу Филипа и остановимся там.

— Но ведь это же на краю света! — Энтузиазма у него тут же поубавилось.

— Это наш родной город. Мой, Клио, Стиви и Филипа. Гостиница расположена в красивом старинном особняке георгианской эпохи, а не в уродливом современном кубе из железобетона. Мы устроим там фантастический новогодний бал. Я собиралась пригласить тебя, но если ты не хочешь…

— Почему? Очень хочу! — тут же раскаялся Кевин.

— Наверное, уже слишком поздно…

— А Майкл поедет?

— Про Майкла не знаю. Если он ответил на приглашение Клио так же, как ты на мое, то вряд ли. Но не беспокойся, желающих хватает.

— Ты меня не так поняла…

— Послушай, новогодний бал прекрасно пройдет и без братьев О’Коннор.

Он слегка замялся, а потом пошел звонить по телефону. Кит еле заметно улыбнулась. Она прекрасно знала, к кому Кевин обратится за советом.

— Привет, Майкл, это Кевин. Клио говорила тебе, что они устраивают бал в своем богом забытом городишке? Нет? Так спроси ее. Только, ради бога, повежливее. Скажи, что хочешь на него попасть. Мы остановимся в гостинице. Все будет не так, как в прошлый раз… — Он сделал паузу. — Мэри-Пола не узнает. Ей-богу, здесь будет намного веселее.

— Нужно приготовить какие-нибудь призы для беспроигрышной лотереи, — сказал Филип.

— Конечно. Поручи их сбор Анне.

— Почему Анне?

— Она хорошенькая. Настоящая очаровашка. Люди не смогут ей отказать.

— Ты тоже хорошенькая. Тебе тоже никто не сможет отказать.

— О господи, Филип! У меня и без того дел выше крыши. Пусть этим займется Анна. Она все время торчит здесь, а я нет. Сделай вид, что это большая честь, что ты поручаешь ей самое трудное, и она из штанов выпрыгнет.

— Ты ее недолюбливаешь, верно?

Кит смерила его задумчивым взглядом. Нужно быть осторожнее, иначе все подумают так же.

— Временами я все еще считаю ее приставучей младшей сестрой Клио. Но вообще-то она молодец и лучше всех справится со сбором призов для лотереи.

— Стиви Салливан от нее без ума.

— Брось, она для него слишком мала.

— Во всяком случае, я так слышал. — Филип поджал губы, как классический деревенский сплетник, и тут же стал похож на свою мать.

— А я слышала, что Стиви без ума от каждой юбки, — ответила Кит. — Но не будем спорить. Нам нужно организовать банкет.

Она взяла его за руку, и Филип гордо выпрямился. Похоже, все шло как нужно. Он был прав, что не торопил события. Теперь они с Кит сидят в Дублине, взявшись за руки, и обсуждают планы, связанные с его… нет, с их гостиницей. Именно на это он и надеялся.

— Я слышала, что в город на Новый год приедут мальчики О’Конноров, — сказала Мора делано беспечным тоном, которым пользовалась только тогда, когда ее что-то сильно тревожило.

— Да, верно. Они остановятся в гостинице. Из Дублина приедет довольно много народа. Филип сказал, что сделает нам большую скидку.

— За такую работу он вообще должен предоставить тебе бесплатный номер. — Мора была свидетелем лихорадочной деятельности падчерицы.

— Все будет замечательно. Каждый вкладывает в это всю свою душу, — сказала Кит.

— И О’Конноры тоже? — спросила Мора.

— Ты о чем?

— Клио встречается с одним из них, верно?

— Ну ты же знаешь Клио. От нее без ума половина Дублина.

— Кит, это не праздное любопытство. Я никогда не расспрашиваю тебя о твоих друзьях или друзьях Клио.

— Но об О’Коннорах спрашиваешь.

— Да, спрашиваю. И объясню почему.

Мора слегка покраснела. Стоя в дверях, она чувствовала себя неуверенно.

— Проходи, садись. — Кит убрала со стула свои папки и заметки.

— В былые времена я знала их отца и никогда его не любила, но дело не в этом. Бедная Милдред О’Брайен — настоящая мокрая курица, а вот Филип — совсем другой человек.

— Да, знаю. — Кит ждала продолжения.

— Так вот, на прошлой неделе я была в Дублине…

— Ты мне ничего не говорила…

— Я приезжала на обследование. Сдавала анализы.

— Ох, Мора! — Кит остолбенела.

— Нет, Кит. Именно поэтому я и молчала. Я женщина средних лет, все у меня работает не так, как прежде, и я решила, что лучше сделать это без шума.

— И что они обнаружили?

— Еще ничего. И скорее всего, ничего не найдут. Но дай мне закончить…

— И что они искали?

— Кажется, опухоль; может, понадобится удаление. Операция серьезная, но до нее еще далеко. Я не собиралась говорить тебе об этом. Даже твой отец еще ничего не знает.

— Ты должна была поделиться с нами. Мы — одна семья.

— Знаю. Никто не благодарен за это Небу больше, чем я. Но поверь, я хотела поговорить совсем о другом. Перейдем к делу?

— Да, продолжай.

— Так вот, первым, кто попался мне в больнице Святого Винсента, был Фингерс.

— Фингерс?

— Ну, Фрэнсис О’Коннор, отец близнецов.

— Он был в больнице?

— Или приходил кого-то навещать. Во всяком случае, Фингерс был последним человеком, которого мне хотелось бы встретить. Он рассыпался в любезностях и пригласил меня в «Шелбурн» выпить кофе.

— Такие вещи хорошо отвлекают от мыслей о болезни.

— Я пыталась уйти, но он настоял, чтобы мы посидели и поболтали о старых временах…

— И?..

— Кит… Он всегда был очень вульгарным типом, таким и остался. Ну… в общем, он намекнул… — Кит ждала. — Я плохо запомнила его слова… наверное, потому что не хотела запоминать. Я вообще не хотела с ним разговаривать, у меня были свои проблемы… — Мора запнулась.

— Бедная Мора, — посочувствовал ей Кит.

— В общем, он сказал…

— Ну же!

И Мора решилась:

— Он сказал, что два его сына состоят в близких отношениях с тобой и Клио и что вы пригласили их провести в Лох-Глассе рождественские каникулы. Он очень расстроился, потому что хотел, чтобы вся семья поехала в Англию, где его старшая дочь должна обручиться с человеком, который будет руководить одной из его гостиниц…

— Что?!

— Я запомнила не дословно, но смысл был такой.

Лицо Кит побелело от гнева.

— Мора, сейчас я скажу то, что тебя очень порадует. Я по-прежнему девственница, никогда ни с кем не спала и не легла бы в постель с этим недоделанным олухом Кевином О’Коннором даже в том случае, если бы от этого зависела судьба человечества!

Реакция Кит напугала Мору.

— Лучше бы я ничего не говорила… — начала она.

— Напротив, я очень рада, что ты начала этот разговор. — В глазах Кит горела злоба.

— Наверное, его следует побыстрее закончить. — Мора поняла, что открыла шлюз.

— Зачем же? Эти подлые, мерзкие О’Конноры подписали юридический документ, что больше не будут повторять свою наглую ложь, а теперь нарушили его!

— Какой документ? — опешила Мора.

— Адвокат направил Кевину О’Коннору письмо, потому что тот обвинил меня в нарушении целомудрия. Он и его отец извинились и заплатили мне компенсацию за слухи, порочащие мою репутацию, поскольку это бросило на меня тень и, возможно, уменьшило мои шансы на брак.

Мора вытаращила глаза:

— Не может быть!

— Я покажу тебе письмо Фингерса, — широко улыбнувшись, ответила Кит.

— Письмо адвоката! Ты советовалась с юристом? — Мора была на грани обморока.

— Ну да… Честно говоря, это был Падди Барри, брат Фрэнки, но оно было написано на бланке адвокатской конторы и выглядело как официальное… Во всяком случае, О’Конноры до смерти перепугались и заплатили. — Это воспоминание доставило Кит огромное удовольствие.

— Друг… студент… угрожает О’Коннорам и требует у них деньги… Ушам своим не верю…

— Знала бы ты, что говорил этот Кевин О’Коннор! Будто я спала со всеми подряд и с ним тоже. Он говорил об этом своему брату, говорил Филипу О’Брайену и разве что не опубликовал рекламное объявление в «Ивнинг геральд»… По-твоему, я должна была не обращать на его слова внимания и делать вид, что это всего лишь шутка?

Мора никогда не видела Кит такой.

— Нет, конечно, нет, но…

— Что «но»? Его отец заплатил мне приличную сумму, но, оказывается, счел историю настолько забавной, что решил рассказать ее моей мачехе даже после подписания соглашения! — Лицо Кит выражало решительность.

— Что ты собираешься делать? — тревожно спросила Мора.

— Попросить своего адвоката напомнить мистеру О’Коннору о его обязательствах, — громко заявила Кит.

— Вас обоих разоблачат, — предупредила Мора.

— Наверное, ты права. Я скажу Фингерсу, что хочу встретиться с ним лично, прежде чем снова передать дело в руки адвокатов.

Кит ехидно улыбнулась. Ее желание отомстить оказалось заразным. Мора тоже почувствовала прилив энтузиазма.

— Это отвратительно! Он не имеет права говорить такие вещи о вас с Клио… — Она пристально посмотрела в глаза Кит.

— Мора, это только моя битва, — уточнила падчерица. — Клио, если захочет, может начать свою.

Намек был слишком прозрачным. Мора без слов поняла, что дочь ее сестры не стала бы посылать Фингерсу письмо адвоката.

Она написала на конверте «ТОЛЬКО В СОБСТВЕННЫЕ РУКИ».

Дорогой мистер О'Коннор!

Возможно, мой адвокат не одобрит, что я связываюсь с Вами лично, но я делаю это по семейным обстоятельствам. Напоминаю о письме, которое Вы мне прислали (копию прилагаю), и Ваших обязательствах, которые из него следуют. К несчастью, до меня дошла неприятная новость, что Вы снова повторили заведомую ложь, вынудившую меня искать защиты моей мачехи, миссис Море Макмагон (урожденной Хейз).

Я требую, чтобы Вы немедленно написали моей мачехе письмо, взяли свои слова назад и дали гарантии того, что мне не придется снова прибегать к услугам адвокатов.

Я бы сделала это не задумываясь, но моя подруга Клиона Келли дружит с Вашим сыном Майклом, и я не хочу осложнять отношения между Вашими семьями.

Надеюсь получить от Вас ответ завтра же.

Искренне Ваша

Мэри Кэтрин Макмагон.

— Кевин…

— Это ты, па?

— Если выключишь свой чертов рок-н-ролл, то поймешь, кто звонит! Ты занимаешься или слушаешь свою пещерную музыку?

— Па, ты не часто звонишь мне, — неловко ответил Кевин.

— Ничего удивительного. Ты знаешь девушку по имени Мэри Кэтрин?

— Кого?

— Ее фамилия Макмагон. Она из Лох-Гласса.

— Кит? Да, конечно. А что?

— «Что, что»! Разве я не заплатил ей изрядную сумму за молчание, когда ты сказал, что трахал ее так, словно ковер выбивал?

— Да, па, но это в прошлом. Я же сказал тебе, что произошло недоразумение.

— Я тоже говорю, что это недоразумение… Она что, чокнутая?

— Нет, Кит — отличная девчонка. А что? — Наступила тишина. — Что, па? Мы извинились. Точнее, я извинился, ты заплатил, Кит приняла извинения и деньги, и на этом все кончилось. Теперь мы с ней дружим…

— Да. Все верно.

Теперь Фингерс О’Коннор понял, что винить ему следует только самого себя. Он поверил, что эта история сделает симпатичную толстушку Мору Хейз более податливой, но совершил ошибку.

— Твоя Кит и ее подружка… Это ведь из-за них вы с Майклом отказываетесь ехать на Рождество в Лондон и собираетесь в Болли-мак-Флэш или как его там?..

— В Лох-Гласс, и только на Новый год. Ма говорила тебе. Рождество мы встретим в Лондоне.

— Ладно, у меня мало времени, — сказал отец и положил трубку.

— Кит, это Мора. Не могу долго говорить, звоню с работы.

— Привет, Мора. Скажи Стиви, что ты стоишь своего жалованья и имеешь право на один личный звонок.

— Его нет в конторе.

— Ты получила результаты анализов?

— Все в порядке. Я говорила тебе, что так и будет.

— Слава богу!

— Но я звоню не поэтому. Я получила совершенно удивительное письмо от Фингерса О’Коннора.

Кит хихикнула:

— Я так и думала. Мне он тоже написал.

— Кит, ты не… ты не…

— Нет, Мора, нет. И будь я проклята, если этот полоумный теперь попробует что-нибудь сказать…

— Клио?

— Привет, Майкл.

— Можно к тебе приехать?

— Нет, у меня куча дел. Пытаюсь придумать, как украсить большой сарай и превратить его во что-то приличное.

— Ты имеешь в виду лох-гласскую гостиницу?

— Да. Как ты догадался? — Она еще ничего не говорила Майклу: сначала нужно было убедиться, что из этого что-то получится.

— Кевин сказал. И отец тоже.

— Будет здорово.

— Почему ты меня не пригласила? — обиженно спросил Майкл.

— Ты же уезжаешь в Англию на помолвку Мэри-Полы.

— Никуда я не еду. И Кевин тоже.

— Ну что ж..

— Что «ну что ж»? Почему ты меня не пригласила?

— Кажется, когда ты был в Лох-Глассе, он тебе не понравился.

— Потому что все пошло не так, а твоя сестра набросилась на меня, как дикий эльзасец.

Клио засмеялась:

— Хорошее выражение. Надо будет запомнить.

— Так что, можно приехать в Лох-Гласс?

— Я была бы счастлива. Просто не хотела, чтобы ты скучал, вот и все.

— Клио, еще один вопрос… Ты знаешь Кит?

— Еще бы. С шести месяцев.

— Кажется, я ошибался насчет нее и Кевина…

— Конечно, ошибался.

— Наверное, лучше не говорить о том, что у них что-то было.

— Я никогда этого и не говорила. И ты тоже, правда?

— Наша Ирландия превращается в полицейское государство, — с горечью промолвил Майкл.

— Кому ты это говоришь… — ответила Клио.

Питер Келли и Мартин сидели в пивной Лапчатого.

— Я слышал, что Фингерс О’Коннор купил новую гостиницу. Уже пятую, — сказал доктор Келли.

— Интересно, почему его так прозвали… — задумчиво промолвил Мартин.

— Не слишком хорошее прозвище для бизнесмена. Звучит так, словно он занимается темными делишками.

— Но клички прилипают к людям. Ты помнишь Задницу Армстронга?

Они расхохотались как мальчишки.

— Где он сейчас? Получил сан?

— Кажется, стал епископом где-то в Африке. Представь себе, он — и в длинной белой сутане. Никто уже не вспомнит, за что он получил свою кличку.

— Ну, с Фингерсом все было по-другому. Похоже, этот малый получил свою кличку за то, что все, к чему он прикасался, превращалось в золото. Кажется, наша Клио дружит с его сыном. Мы с этим мальчиком еще не познакомились, но он собирается приехать на версальский бал у Дэна О’Брайена.

Мартин Макмагон улыбнулся:

— Замечательно, что все они приедут домой. Надо же, как увлеклись… Наш дом завален кулинарными рецептами и украшениями для столов…

— Тебе еще повезло. У нас некуда деваться от веток, — сказал Питер.

— О боже, а это еще зачем?

— Спроси что-нибудь полегче. Клио называет это словом «декор». Я рад, что она не едет с этим молодым О’Коннором. Мора вечно намекает, что его отец — большой ходок, а яблоко от яблони недалеко падает.

— Ну, Клио может за себя постоять, — сказал Мартин.

— Надеюсь. Знаешь, я бы не вынес, если бы какой-нибудь парень обманул одну из моих девочек Я человек не воинственный, но задушил бы этого гада собственными руками.

— Кит, когда я смогу тебя увидеть?

— А разве сейчас ты меня не видишь, Стиви?

— Это не в счет. Через две минуты ты убежишь на собрание своего комитета в мавзолей Дэна О’Брайена.

— Не называй его так Там все изменилось. Изменилось полностью.

— Так куда и когда мы идем?

— Можешь пригласить меня в ресторан гостиницы «Замок».

— Ты шутишь?

— Я сама за себя заплачу.

— Дело не в деньгах. Зачем нам идти именно в «Замок»?

— Посмотреть, сможем ли мы с ним конкурировать.

— Смешно. Это будет обычный субботний вечер, а не новогодний бал. Тут нечего сравнивать.

— Но посмотреть все же стоит.

— Ты так думаешь?

— А заодно повеселиться… — Кит улыбнулась ему. — Не могу забыть, как чудесно ты выглядел тогда в Дублине.

— Хочешь, чтобы я напялил костюм обезьяны?

— Нет, но когда ты принарядишься, от тебя просто глаз не оторвать.

— От тебя тоже. Я не могу забыть то платье с открытой спиной.

— Ну, здесь я такое платье не надену. Мы же не хотим… — Она осеклась.

— Ты права, не хотим. Но в «Замок» мы все-таки съездим. На разведку.

— Если нас застукают… — начала Кит.

— Да, а это нам ни к чему. — Оба понимали, что их свидание должно остаться тайной для окружающих.

Воскресное совещание комитета прошло удачно.

Все явились с новостями. Майкл Салливан и Кевин Уолл изложили технические подробности, но оценка стоимости работы заставила всех приуныть.

— Мы не можем себе этого позволить, — решительно сказал Филип.

— Жаль. Если бы мы поставили кусты в горшках и оформили новую вывеску, фасад смотрелся бы совсем по-другому. — Клио расстроилась. Ей не хотелось, чтобы гости увидели заштатную гостиницу.

— Мы можем посадить растения сами, — предложил Майкл Салливан.

— Во что? — дружно спросили остальные. Они не отвергали идею — просто проявляли интерес.

— В бочонки, — ответил Майкл.

Проблема была решена. Каждому следовало принести по крайней мере два бочонка. Они разделили между собой пивные, чтобы не приставать к одним и тем же людям. Это сочли мужской работой. Кусты и растения предстояло выкопать на берегу озера.

— А нам можно? — спросила Анна Келли.

— Если понадобится помощь, позовем, — ответил Эммет.

Подруга Клио училась в художественном колледже и могла бы написать новую вывеску. Платить ей пришлось бы только за материалы. Кевин Уолл сказал, что краску можно взять у них в магазине. Никто не стал спрашивать, как Кевин договорится с отцом. Согласились на том, что он принесет краску к дому Клио, а подруга приедет и оформит вывеску перед Рождеством.

Анна Келли нарисовала шторы. Они были свиты в жгуты и подвязаны красными и белыми лентами. К лентам предстояло прикрепить огромные охапки остролиста. Анна сказала, что рамы нужно будет выкрасить белой краской. Если найдутся добровольцы, она сможет создать бригаду маляров. В качестве светильников она предложила использовать винные бутылки со вставленными в них свечами. Стоять импровизированные подсвечники будут на каминных полках, откуда их никто не сможет смахнуть. К каждой бутылке нужно будет прикрепить веточку остролиста. Люстру зажигать не будут; наоборот, Филип вывернет из нее лампочки, чтобы кто-нибудь не нажал на выключатель и не испортил эффект.

Идея Анны всем понравилась. Кит следила за тем, как эта девчонка принимала похвалы. Она была поразительно хороша собой, намного красивее Клио, и вела себя как опытная кокетка: смотрела на человека, слегка отворачиваясь. Это создавало видимость стыдливости и беззащитности, хотя ни того ни другого у Анны не было. Кит замечала все ее уловки и мотала на ус.

Патси Хэнли таким искусством не обладала, но зато бойко прочитала сделанную в блокноте заметку: если на мероприятии присутствует больше шестидесяти женщин, им требуется по меньшей мере пять туалетов. Все задумались.

— Понимаете, им всем хочется в туалет одновременно, — объяснила Патси. — Так мне сказали.

— Почему они не могут делать это в разное время, как все нормальные люди? — жалобно спросил Кевин Уолл.

— Потому что если они будут стоять в очереди, терпеть и отбивать чечетку, то это испортит всю атмосферу! — отрезала Патси.

— Ладно, мы все равно собирались менять сантехнику, — сказал Филип. — Предоставьте это мне.

— Ты не сможешь уговорить отца сделать пять новых туалетов за оставшиеся недели, — усомнилась Кит.

— Ну, это моя проблема. Патси, большое спасибо, ты хорошо выполнила поручение.

Эммет выяснил, что в этом отношении с мужчинами намного легче: достаточно двух кабинок и одного писсуара. Кроме того, он узнал, что мужчинам нравятся места, где можно пропустить кружку-другую, так что имеет смысл немного продлить работу бара и нанять пару дополнительных барменов. Это окупит себя, иначе гости будут тайком удирать к Лапчатому или через дорогу, к О’Ши.

— В клубе они себе такого не позволяют, — сказала Клио.

— Поэтому там так же безлюдно, как в Алленовом болоте, — ответил ей Эммет.

Анна Келли восхищенно смотрела на него, и он покраснел от удовольствия.

Клио рассказала о внешнем облике гостиницы. Она обрадовалась тому, что вопрос с новой вывеской решен, и предложила выделить деньги на ее подсветку.

— Все и так знают, где расположена гостиница и что она называется «Центральная», — проворчал Кевин.

Но Филип поддержал Клио:

— Это ведь самое главное, правда?

— Да, конечно, — подхватила она.

Кроме того, Клио считала, что потемневшие старинные картины в холлах следует завесить гирляндами плюща. Лучшего украшения не придумаешь, а у озера этого плюща навалом. Прибывающих можно встречать в вестибюле бокалом подогретого вина с корицей. Так они быстрее ощутят здешнее гостеприимство.

— Надеюсь, что не вторгаюсь на территорию Кит, — неуверенно сказала она. — Я знаю, за еду и напитки отвечаешь ты… Но это часть имиджа. Внешнего облика.

— Прекрасно, — сквозь зубы подтвердила Кит.

Мысль действительно была замечательная. Клио одним махом нашла способ замаскировать худшие стороны гостиницы — уродливый вход, мрачные картины в безобразных рамах — и одновременно создать впечатление комфорта с помощью горячих напитков.

— А теперь о еде. — Филип жестом указал на Кит.

Кит сделала глубокий вдох. Ее идея заключалась в том, чтобы организовать буфет. Она знала, что встретит сопротивление сторонников обеда, а потому решила сначала опробовать предложение в присутствии всех. Это будет шведский стол: каждый возьмет то, что ему понравится, вернется к себе, а потом сходит за второй и даже третьей порцией. Она показала расчеты. Буфет получался дешевле традиционного обеда за столиком. Можно сэкономить на официантах. Обслуживать столы не придется, а убрать посуду может кто угодно.

— Например, девочки из монастырской школы, — предложила она.

— Или мальчики, — сказал Кевин Уолл.

— Да, возможно. — На этот счет у Кит были большие сомнения.

Она сказала, что при обычном обеде на первое подают суп или дыню, а на второе — курицу и ветчину. Понадобится картошка, подливка и два вида овощей. Возни с буфетом не в пример меньше.

— А как они поймут, что это обед? — поинтересовался Эммет.

— Они смогут выбрать свои три блюда. То, что захотят, — заверила его Кит.

— А вдруг какого-то блюда не хватит? Вдруг все будут есть курицу в винном соусе и никто не захочет холодный язык? — Патси Хэнли говорила с жаром человека, который терпеть не может холодный язык и боится, что когда очередь дойдет до него, ничего другого не останется.

Кит, предвидевшая возражения, начала терпеливо объяснять свою точку зрения.

— На шведский стол переходят все дублинские рестораны, — сказала она.

— Но здешние жители к этому еще не привыкли, — возразила Анна.

Остальные дружно закивали. Провинциалы куда консервативнее столичных жителей.

— В ресторане гостиницы «Замок» тоже устраивают буфет, — сказала Кит.

— Ты уверена? — Для Филипа «Замок» был высшим авторитетом.

— Да. Я была там вчера вечером.

Если бы Кит сказала, что вчера слетала на Марс, это вызвало бы куда меньшее изумление.

— Не может быть! — Клио позеленела от зависти.

— Может. Там считают, что такой буфет прекрасно окупает себя. Я специально понаблюдала. Все выглядит куда роскошнее, чем на самом деле, если вы понимаете, что я имею в виду… — Кит хотела объяснить, как выглядит шведский стол, но мысли всех были заняты другим.

— Ты ходила обедать в «Замок»? — переспросил Филип.

— Ну да. Чтобы посмотреть. — Кит изобразила удивление. — Мы же говорили, что нужно сходить на разведку, правда?

— Да, но сколько это стоит?

— Не так уж много. Я ничего не пила, а именно цена крепких напитков составляет львиную долю счета. И кофе на десерт. Я не пила ни того ни другого. Понимаете, они приносят кофе в гостиные, чтобы выманить вас из зала и успеть за это время убрать столы.

— В «Замке» одинокие женщины не обедают, — подозрительно прищурилась Анна Келли.

Кит улыбнулась.

— Чего не сделаешь ради общества… Взять хотя бы тебя, Анна. Ты придумала, как собрать призы для лотереи, и про бутылки со свечками и остролистом… — Она показала на украшенную бутылку из-под кьянти, которую Анна принесла в качестве примера.

— Как ты туда попала? — не отставал Филип.

Кит заметила взгляд Эммета. Брат оказался сообразительнее всех.

— Меня интересует, кто туда ходит. Обычные люди или лорды и леди? — продолжал Филип.

— Никакие не лорды. Я разговаривала с официантами. Типичный средний класс. Точно такие же люди, как те, кто приходит к нам.

Филипа так обрадовало слово «к нам», что он и думать забыл о том, кто возил Кит за пятнадцать миль в гостиницу «Замок».

— Давайте составим список возможных возражений. Пусть каждый скажет, почему он против буфета, а мы решим, важно это или нет.

Когда приступили к списку, Кит снова покосилась на Эммета. Брат смотрел на нее со священным страхом. Если Кит и Стиви Салливан вместе ездят в «Замок», значит, дела у них продвигаются. Скоро Анна получит от ворот поворот, вернется к нему и все пойдет по-прежнему.

— Как поживаете, Мартин?

— Стиви? Заходи, заходи.

— Увы, спешу. Кит еще не уехала?

— Нет. Собиралась отбыть шестичасовым автобусом. Зачем она тебе понадобилась?

— Просто мне нужно отогнать машину в Дублин, и я хотел предложить ее подвезти.

— Думаю, она обрадуется. Полная машина тебе обеспечена. Клио и Филип возвращаются тоже.

— Машина спортивная, двухместная. Я решил взять Кит, потому что она дочка моего соседа. — Стиви чарующе улыбнулся, и тут на лестничную площадку вышла Мора.

— Думаю, они захотят ехать вместе. Эти ребята думают только о своем бале.

Их взгляды встретились. Мора прекрасно понимала, чего хочет Стиви. И отказывала ему ради блага Кит. Что ж, придется привлекать Мору Макмагон на свою сторону. Без этого не обойтись.

Возвращение в Дублин было долгим. Сначала на автобусе до Тумстоуна, затем на поезде до Кингсбриджа, а потом снова на автобусе до моста О’Коннелла.

— Может быть, зайдем куда-нибудь и съедим чипсов? — с надеждой спросил Филип.

— Филип, я слишком устала. — Кит действительно выглядела усталой и бледной.

— Ах, если бы у нас была машина… — вздохнул юноша.

— Когда-нибудь она у тебя будет. Нужно только дождаться дня, когда мы сделаем твою гостиницу лучшей в Ирландии.

Он ненавидел, когда Кит говорила «твоя гостиница». Недавно это была «их гостиница» и «их дело». Но упоминать об этом не следовало.

— Отец Кевина О’Коннора купил еще один отель.

— Потому что его дочь выходит замуж Он купил отель своему зятю. Для него это что-то вроде игры… Такие люди нам не чета.

Садясь на свой автобус, Филип помахал ей рукой, и Кит побежала в другую сторону О’Коннелл-стрит.

У дверей ее дома стояла красная спортивная машина, в которой сидел Стиви Салливан.

— Глазам своим не верю, — удивилась Кит.

— Меня потянуло на китайскую кухню. Залезай. — Кит села в машину, и они поехали в ресторан.

— Этак ты скоро станешь настоящим гурманом. Добрый лох-гласский сандвич с ветчиной тебя уже не устраивает?

— Нет. Теперь мне подавай цыпленка в кисло-сладком соусе. Если накануне ты был с красавицей Кит Макмагон в «Замке», на следующий вечер тебе поневоле захочется чего-то большего.

Китайский ресторан был скромен и прост. Кит огляделась по сторонам.

— Если тебя услышит кто-нибудь из «Замка», его кондрашка хватит.

— При чем тут «Замок»? Я хочу тебя.

— Меня ты не получишь. И не мечтай.

— Фу, как грубо.

— Не грубее твоего.

Она вдруг поняла, что ведет себя со Стиви вполне естественно, а не притворяется и не кокетничает.

— А как мне следовало об этом сказать?

Он тоже был серьезен. Флиртом здесь и не пахло. Это был совсем не тот Стиви Салливан, которого она знала с самого рождения.

— Дело в том, что хотеть должны оба. «Я хочу тебя»… Так выражаются ковбои, которые хотят получить корову, ранчо или женщину из салуна.

— О’кей, но в красивые слова я не верю. Я проделал такую дорогу, чтобы сказать, что хочу тебя, хочу быть с тобой. По-настоящему, а не целоваться и гладить в машине, как вчера вечером.

— Всего-навсего вчера вечером? А мне казалось, что прошла целая вечность. — Кит посмотрела на него с удивлением.

— Да, мне тоже показалось, что это было давным-давно, — ответил Стиви.

Она видела, что его взгляд был абсолютно искренним. Но именно в этом и заключался секрет обаяния Стиви Салливана. Все считали, что он абсолютно искренен. Анна Келли, Дейдра Хэнли, Орла Диллон, десятки других, имена которых она знала, и сотни тех, о ком не слышала.

Возможно, он никогда не кривил душой. Просто был не слишком разборчив и легко одерживал победы. И он желал женщину, которая была сейчас рядом с ним.

— Я не хотел тебя обидеть, — сказал он.

— Да, — кивнула Кит.

— Думал, все будет по-другому.

— Да, конечно.

— Кит, перестань поддакивать. Ты чувствуешь то же самое или нет? — сердито спросил Стиви.

— Ты мне очень нравишься… — начала она.

— Нравишься! — фыркнул он.

— Если бы ты мне не нравился, я бы не вела себя так вчера вечером.

— Не верю.

— Чему ты не веришь?

— Тому, что ты сидишь здесь, холодная как огурец, и оправдываешься, словно кто-то этого требует. Но лишь вчера вечером мы обнимались, потому что хотели этого и даже большего. Признайся честно. — В его взгляде читались боль и обида.

Выходит, это было для него в новинку. Наверное, все остальные, включая куколку Анну в школьном платье, сдавались ему без боя. Стиви не привык к тому, что его отвергают. Ничего удивительного, что он расстроился. Приехать из Лох-Гласса в Дублин, обогнать автобус и поезд, а затем получить от ворот поворот. Но поступить по-другому Кит не могла.

— Из-за чего мы ссоримся? — спросила она.

— Из-за твоей чопорности и нечестности.

— Может быть, я действительно выражаюсь слишком чопорно, но я с тобой честна.

— Ты сидишь рядом и делаешь вид, что я ничего для тебя не значу.

— Я этого не говорила.

— Я сказал тебе о своих чувствах Ты нужна мне.

— Неправда.

— Перестань! Я лучше знаю, что мне нужно, а что нет.

— Я пытаюсь вежливо сказать, что на твоем месте так говорил бы каждый.

— А я вежливо говорю, что ты настоящая кокетка.

Ее куртка висела на спинке стула, и она стала одеваться.

— Я ухожу. Не буду мешать тебе есть.

Ее лицо побледнело от гнева. Гнева на его слова и на то, что она подвела Эммета. Не пройдет и суток, как Стиви вернется к Анне Келли. Но главным образом на то, что она слишком сильно желала его. Нуждалась в нем. И отчаянно хотела, чтобы он провел эту ночь в ее однокомнатной квартирке. Почему все вышло именно так?

Закрыв лицо руками, Стиви глухо пробормотал:

— Не уходи.

— Так будет лучше…

У нее сорвался голос. Он заставил себя поднять глаза и увидел ее дрожавшие губы.

— Мне очень жаль. Я отдал бы все на свете за возможность взять свои слова обратно. Извини!

— Я понимаю…

— Ничего ты не понимаешь, Кит! — В его глазах стояли слезы. — Такого со мной никогда не было. Это невыносимо. — Кит замерла. — Послушай, это самое худшее, что могло случиться. Я собирался поразвлечься с тобой, поухаживать, если бы ты была не прочь. Но на такое не рассчитывал.

— На что? — Кит поразилась собственному спокойствию.

— На такое чувство. Я думаю, это любовь. Раньше я никого не любил… но мне так хочется видеть тебя, знать, что ты скажешь… прикасаться к тебе, слышать твой смех… — Слова сыпались из него как горох. — Это так? — Было видно, что ответ нужен ему как воздух.

— Что так?

— Это любовь? До сегодняшнего дня я никого не любил, так что не знаю…

— Я тоже не знаю, — честно ответила Кит. — Если ты действительно испытываешь такие чувства, то может быть…

— А что испытываешь ты?

Она забыла про куртку; теперь они разговаривали на равных.

— Наверно, то же самое. Я тоже не рассчитывала, что так получится. Я думала… думала…

— Что ты думала? Ты сама начала это, когда пригласила меня на танцы.

— Ты прав.

Кит мучило ощущение собственной вины. Разве можно сказать Стиви, почему она это сделала? Они слишком далеко зашли.

— На что ты рассчитывала? Чем это должно было кончиться?

— Я решила, что ты годишься для нашей вечеринки… И не ошиблась… Но не ожидала, что увлекусь тобой. Причем так сильно.

— Но это не любовь?

— Не знаю. Я тоже еще никого не любила, — ответила она.

— Мы с тобой два сапога пара. Большинство наших ровесников влюблялись уже десятки раз.

— Или называли эти отношения любовью, — сказала Кит.

— Или думали, что это любовь… Я жалею о своих словах, — наконец сказал Стиви.

— А я жалею о своих. Это было грубо, — смягчилась Кит.

— У меня даже пропал аппетит. — Он демонстративно отодвинул тарелку.

— У меня тоже…

Стиви весело извинился перед официантом-китайцем, который бесстрастно наблюдал за происходившим.

— Они ужасно удивились бы, если бы узнали, из какой дали мы сюда приехали, — заметила Кит.

— Все ужасно удивились бы, — ответил Стиви, помогая ей сесть в маленькую низкую машину.

Он довез Кит до дверей ее дома и поцеловал в щеку.

— Надеюсь, на этой неделе мы увидимся. — На его лбу был написан вопросительный знак.

— Я буду рада, если ты снова окажешься в Дублине.

— Как насчет завтрашнего вечера?

Кит растерялась. Может быть, обратить все в шутку?

— О боже, ты совсем вымотаешься, если будешь каждый день ездить туда и обратно.

— Я не стану возвращаться. Уеду завтра.

— А кто будет вести дела?

— Твоя мачеха. Завтрашний день мы начнем с чистого листа.

Стиви смотрел на нее, как нашкодивший школьник Он напоминал Кит Эммета, который надеялся и отчаянно старался выговорить фразу без запинки. Неужели рядом с ней сам великий Стиви Салливан?

— Да, с чистого листа, — сказала она.

— Я люблю тебя, Кит, — промолвил он, включил двигатель и уехал.

Кит не спала всю ночь. Церковные часы отбивали каждую четверть. Почему раньше она не обращала на это внимания? Кит встала и включила чайник Потом обвела взглядом комнату — маленькую, неопрятную, но уютную. Выходные платья, висящие на крючках, вбитых в стену, потому что в шкафу не хватает места. Книжные полки, самодельный письменный стол с красной лампой. Белоголубые наволочки… Если бы она привела к себе Стиви Салливана, ему бы здесь понравилось.

Часы били, а Кит сидела, обхватив колени, и пыталась понять причину своей непреклонности. Подумаешь, великое дело… Когда Клио переспала со своим Майклом, небо на нее не рухнуло… Сбитая с толку и одинокая, она думала, стоит ли написать об этом Лене. Наверное, стоит. Лена сама прошла через такое и поймет ее чувства.

* * *

Лена всегда организовывала корпоративные вечеринки сама. Так было проще. Предоставлять это дело легкомысленным девицам и даже Дженнифер было опасно: они могли выбрать место с неподходящей обстановкой. Лена обычно находила ресторан, где итальянские, греческие или испанские официанты могли присоединиться к общему веселью, но не позволяли себе лишнего.

Она знала, чем иногда кончаются такие сборища. Слышала рассказы о девушках, которым приходилось увольняться только потому, что они неправильно вели себя или были скомпрометированы во время таких ежегодных праздников.

— О боже, мне не по себе… — сказала она Грейс.

— Бояться вам нечего. Для этого вы слишком хорошо выглядите. — Лена посмотрела на отражение Грейс в зеркале. Они дружили так давно, что ложь тут же вышла бы наружу. Одного укоризненного взгляда оказалось достаточно: Грейс тут же пошла на попятный. — Конечно, вы похудели, устали, но все равно выглядите вполне прилично.

— Грейс, я тощая старая индейка. В Лох-Глассе таких жалких жилистых перестарков было много. Ни у кого не поднималась на них рука, чтобы зарезать к Рождеству. Они годами избегали духовки.

— И вы избежите, — нежно сказала ей Грейс.

— Не в этом году. Сколько веревочке ни виться, а концу быть. Для каждой старой индейки приходит свой срок. Даже если она годится только в суп.

— Вы и Льюис будете встречать Рождество с нами? — спросила Айви, увидев Лену, поднимавшуюся по лестнице.

— Айви, вы очень добры.

— Иными словами, нет. — Айви смерила ее пристальным взглядом.

— Почему вы так говорите?

— Потому что слишком хорошо вас знаю.

— Это значило не «нет», а «не знаю»… — Помолчав, Лена сказала: — Извините, мои слова прозвучали слишком грубо.

— Нет, милочка. Они прозвучали слишком печально.

— Вы правы, Айви. Слишком печально.

Лена с трудом поднялась по лестнице.

Джесси Миллар проводила вечер с матерью. Каждый четверг, пока Джим Миллар был в Ротари-клубе, она навещала миссис Парк, а по воскресеньям они возили ее на ленч.

Благодаря Лене Грей жизнь Джесси изменилась к лучшему. Она сделала бы все, чтобы помочь Лене выйти из любой тяжелой ситуации. Но Лена была такой скрытной, что заморозила бы каждого, кто позволил бы только предположить, что с ней творится что-то неладное.

— Думаю, в этом виноват ее муж, — поделилась Джесси с матерью.

— Обычно так и бывает, — мудро кивнула миссис Парк.

— Нужно что-то сделать. Предложить свою помощь.

— Джессика, как ты можешь повлиять на ее мужа? Встретиться с ним и сказать: «Немедленно прекратите расстраивать миссис Грей»?

— Нет, но я могла бы как-то утешить ее.

Миссис Парк покачала головой:

— Ты можешь сказать только одно: что тебе ее жалко. А она — гордая, уверенная в себе женщина и не захочет, чтобы ее жалели.

— Она иногда навещает тебя… Ты не заметила ничего особенного?

Старуха задумалась. Действительно, Лена Грей навещала ее хотя бы раз в месяц. И всегда приносила какой-нибудь маленький подарок — коробку печенья, подушечку для ног, обложку для «Радио таймс». Поразительно, что такая занятая деловая женщина, как Лена, находила время для подобных визитов. Но тут миссис Парк напоминала себе поговорку ее молодости: «Если хочешь, чтобы дело было сделано, обратись к самому занятому человеку».

— Она никогда не говорит о себе, — в конце концов промолвила миссис Парк.

— Знаю, но что ты сама об этом думаешь?

— Думаю, что у нее есть дети. Взрослые дети от первого брака.

— Это невозможно, — возразила Джесси.

— Почему?

— Если эти дети есть, то где они? Ни одна нормальная женщина не бросила бы своих детей на произвол судьбы.

— Жаль, что у нас будет официальный обед, а не ленч, — пожаловалась Дженнифер.

— Ленч может растянуться на целый день, — ответила Джесси.

— О том и речь. Мы бы веселились, дурачились, подсматривали, что едят за соседними столиками.

Именно этого Лена всеми силами старалась избежать. Слава богу, у обеда имеется конец. Людям нужно успеть на поезда и автобусы. Они не станут ждать пяти часов, когда откроются пивные, и не наделают глупостей.

— Нам повезло, что за обед платит фирма, — подала голос новая секретарша. — На моей последней работе вечеринку устраивали в складчину.

Лена установила такой порядок сразу после своего прихода в агентство. Именно она предложила регулярно класть небольшие суммы в копилку под названием «Корпоративная вечеринка». Сейчас Джесси вспомнила об этом с благодарностью.

— Миссис Грей работает в агентстве с самого основания? — спросила секретарша.

— Нет, всего лет восемь-девять. Но я с трудом вспоминаю, что здесь было до нее.

— Значит, молодой вы ее не помните? — сказала Дженнифер.

— Нет, не помню. — Джесси заерзала на месте, раздосадованная бесцеремонностью нынешней молодежи.

— Думаю, когда она выходила замуж, то была красоткой хоть куда.

Джесси почувствовала, что они вступают на минное поле, и решила сменить тему.

— Да, пожалуй, у нее был свой шарм, — сказала она таким тоном, что болтовня сразу прекратилась.

— Льюис, можно как-то убедить вас остаться? — спросил Джеймс Уильямс.

— Нет, Джеймс. Огромное вам спасибо. Почти десять лет назад я пришел сюда никем, а теперь весь мир лежит у моих ног.

— «Драйден» тут ни при чем. Вы сами себя создали. Мы будем сожалеть о вашем уходе.

— Ну, мы еще увидимся. Я уйду только после Нового года.

— Рад слышать. Вы очень добры.

— Бросьте, я ни за что бы не подвел вас.

— Наверное, Лена очень довольна, что возвращается в Ирландию… Думаю, ее сердце осталось там, несмотря на все ее здешние успехи.

Допрос велся мягко, с невинным видом.

Льюис Грей тяжело вздохнул:

— Ах, Джеймс, именно об этом я и хотел с вами поговорить…

Лена несколько недель брала работу на дом и старалась не упустить момент, когда Льюис вставлял ключ в замок Она быстро снимала старившие ее очки, убирала папку с документами и приветствовала его свежая и благоуханная, как роза. Иногда она предлагала Льюису принять ванну и приносила ему туда какой-нибудь напиток.

Лена никогда не спрашивала, где он был или почему пришел так поздно. Она знала, что однажды вечером Льюис все расскажет. И внутренний голос подсказал ей, что это случится именно сегодня.

Не изменяя привычке, она надела нарядную белую блузку и прямую узкую красную юбку. Нацепила бусы из красного стекла и прикрыла их красным шейным платком. Платок скрывал морщины, а красные бусы были куплены в Брайтоне. В тот день он сказал, что когда-нибудь будет дарить ей рубины.

Она просидела за столом три часа. Глаза слишком устали, голова была чересчур тяжелой, и это мешало ей сосредоточиться на работе. Она прислушивалась к звукам на лестнице. В холодильнике стояла бутылка вина, кофе тоже был наготове. Ночь предстояла длинная, и им могло понадобиться и то и другое.

Когда Льюис вошел, она встала. Ноги приросли к полу, и Лена не смогла пойти ему навстречу, как делала всегда. Вместо этого она стала теребить красный платок.

— Извини, что так поздно, — сказал он.

Эта фраза вошла у него в привычку. Обычно Лена отвечала ему: «Рада видеть тебя». Но сегодня она молчала, только смотрела на него сияющими глазами, словно видела впервые в жизни, и пыталась придать лицу, которое ей не подчинялось, спокойное выражение.

— Лена… — пробормотал Льюис. — Лена, я должен тебе кое-что сказать.

Айви и Эрнест смотрели внизу телевизор, но Айви то и дело поглядывала на затянутую тюлевой шторой стеклянную дверь, чтобы знать, кто пришел и ушел. Она не могла отказаться от этой привычки, хотя теперь ее квартиросъемщиками были респектабельные семейные люди, которые не стали бы сбегать под покровом ночи.

Она видела Льюиса Грея, как обычно, вернувшегося поздно. Но сегодня вечером Льюис долго стоял на лестнице, думая, что его никто не видит, и тяжело дышал, как будто ему не хватало воздуха. Потом он сел на ступеньку и опустил голову. «Наверное, ему плохо», — подумала Айви. Может, выйти и помочь? Но тут она вспомнила холодное, мертвое лицо Лены, которое видела днем, и поняла, что между ними все кончено. Наконец Льюис взял себя в руки и поднялся по лестнице. Эрнест по-прежнему смотрел телевизор.

— Я принесу тебе чаю, — сказала Айви. Ей было тревожно, и она не могла сосредоточиться на передаче.

— О боже, как приятно, когда тебя балуют, — ответил Эрнест.

Казалось, еще совсем недавно Айви завидовала паре с верхнего этажа, красивым молодым мужу и жене, которые не могли надышаться друг на друга. Она думала, что ее жизнь прошла напрасно; по сравнению с такой страстью все казалось скучным и тусклым. Теперь же Айви отчаянно хотелось подарить лучшей подруге частичку мира и покоя, обретенных с человеком, которого она любила всегда.

Лена сидела у стола, когда Льюис подвел ее, обняв за плечи. Она боролась с желанием сказать ему, что ничто не имеет значения; пусть он продолжает спать с другой женщиной, кем бы она ни была. Пусть это будет ирландка, с которой он собирается управлять гостиницей. Он может встречаться с ней сколько хочет, только пусть не уходит из дома и не бросает Лену, свою жену. Потому что она действительно его жена. Он повторял это много раз. В глазах других людей они были мужем и женой. Законными супругами. Но нужные слова не приходили Лене на ум. Она сидела и ждала.

— Лена, я не хотел, чтобы так вышло, — наконец произнес он.

Она слегка улыбнулась ему, как всегда делала на работе. Для этого требовалось лишь слегка приподнять уголки рта. «Странно, что этому не учат в школе, — думала Лена. — Такая улыбка показывает, что ты внимательно слушаешь и интересуешься тем, что тебе говорят».

— Мы всегда были предельно честны друг с другом. — Он потянулся к руке Лены, которая была холодной, впрочем как и его собственная. Похоже, Льюису тоже приходилось несладко.

— Да, конечно.

Что она хотела этим сказать? Честными друг с другом они уже давно не были. Льюис изменял ей с женщинами, количество которых знал один бог. Лгал ей о своей работе. Лена скрывала от него свою переписку с Кит и интерес к Лох-Глассу. Но они сидели в лондонской квартире и делали вид, что никогда друг друга не обманывали.

— Поэтому я должен тебе сказать… что нашел другую женщину. Женщину, которую по-настоящему люблю.

— По-настоящему ты любишь только меня, — еле слышно напомнила ему Лена.

— Да, конечно. Чувство, которое я испытываю к тебе, неповторимо и никогда не изменится.

— Мы любили друг друга всю жизнь. — Это не было доводом в споре или способом защиты. Она просто констатировала факт.

— О том и речь. Никто не сможет заменить мне тебя. Нас связывало большое и сильное чувство.

Казалось, Льюис читал монолог из какой-то пьесы.

— Но… — подсказала она, помогая ему вспомнить следующую реплику.

— Но я встретил эту девушку… — Пауза должна была длиться всего несколько секунд. Однако прошла целая минута, прежде чем Льюис заговорил вновь. — Я не хотел этого. Я хотел, чтобы между нами все было по-прежнему… Но такие вещи происходят неожиданно, сами собой. Они просто… — Ему не хватало слов.

— Случаются, — подсказала Лена. Она не иронизировала. Всего лишь хотела, чтобы Льюис скорее перешел к той части, в которой скажет о своем уходе. Остальное было слишком мучительно.

— Случаются, — повторил он, не сознавая, что сам слишком часто пользовался этим словом. — Сначала это было увлечением… понимаешь, безобидным увлечением… А потом мы поняли, что это для нас значит.

— Значит… — Лена повторяла его слова без всякого выражения. Как человек, который пытается понять их смысл.

— Да. Она никого не любила до меня… и ей понадобилось время, чтобы понять, что это такое.

— А ты, Льюис?

— Ну, мне это было проще и одновременно сложнее, если ты понимаешь, что я имею в виду…

Лена лишь кивнула.

— А что было дальше?

— Дальше? Это чувство развивалось и крепло. А когда мы это поняли, стало слишком поздно…

— Слишком поздно?

— Да. Теперь мы оба знаем, что хотим быть вместе и не можем жить друг без друга. Ей некому сказать об этом, кроме родителей. А мне — кроме тебя.

Лена смотрела на его грустное лицо. Красивое, любимое лицо. И вдруг поняла, почему он говорит об этом, вместо того чтобы сбежать с любовницей, а после очередной неудачи вернуться и попросить прощения. От этой мысли ее бросило в дрожь.

— Она беременна, верно?

— Да, и мы этому очень рады.

Он надменно вздернул подбородок, словно предлагая Лене сказать что-нибудь порочащее его любовь.

— Вы рады? — Она схватилась за горло.

— Очень горды и счастливы. Я всегда хотел ребенка… Лена, у тебя были дети. Ты знаешь, что испытывает человек, который смотрит на маленькое существо, являющееся его продолжением… новым поколением. Я старею и хочу сына… или дочь. Хочу остепениться и стать кем-то у себя на родине, а не вечно жить в бегах. Сама знаешь. Мы всегда мечтали об этом.

Внезапно туман в голове рассеялся. Лена смотрела на него и не верила своим ушам. Что она должна знать, с чем согласиться? Ради него она бросила мужа и детей, любимых детей, по которым тосковала все эти годы. Она вынашивала ребенка Льюиса, но потеряла его. Хотела родить другого, но Льюис сказал, что время для этого неподходящее.

А теперь, когда она больше не может рожать, Льюис сделал открытие: оказывается, он хочет быть отцом. И ждет, что она его поймет. Может быть, даже порадуется за него. У этого человека нет ни капли такта. И мозгов тоже. Может, он просто валял дурака. А его лукавая улыбка и бездонные глаза — ничего не значащий шарм, отнюдь не свидетельствующий о наличии души.

Может быть, он лишь пустая раковина, а она до сих пор этого не замечала?

— Лена, пожалуйста, скажи что-нибудь. Пожалуйста… — донеслось откуда-то издалека.

— Что я должна сказать?

— Наверное, это невозможно, но мне хотелось бы услышать, что ты меня понимаешь.

— Понимаю?

— И даже прощаешь.

Лена удивлялась странной ясности своих мыслей. Ей чудилось, что она смотрит на Льюиса с обратной стороны телескопа. Он казался очень далеким, а его голос был еле слышен.

— Хорошо, — промолвила она.

— Что хорошо?

— Я скажу.

— Что ты скажешь?

— То, что ты хочешь услышать. Я понимаю и прощаю тебя.

— Но ты так не думаешь. Только повторяешь то, о чем я тебя попросил.

— Брось. Ты требуешь слишком многого. Откуда нам знать, что у людей на уме? Сегодня утром ты сказал мне на прощание: «Я тебя люблю». Сегодня утром. Но сам так не думал. — Как ни странно, она говорила спокойно.

— Нет, думал. В какой-то степени.

В какой-то…

— Вот и я думаю об этом в такой же степени.

— Лена, но ты понимаешь, что между нами все кончено? Я обещал Мэри-Поле, что расскажу тебе обо всем сегодня вечером. Дело в том, что на Новый год мы женимся.

— Женитесь? — повторила она.

— Да, здесь, в Лондоне. И должен представить письменное свидетельство священника.

— Свидетельство священника?

— Да. В котором говорится, что я не был женат на другой.

— Представляю, — сказала она.

— Ты не станешь возражать?

— Не стану. Повтори ее имя.

— Мэри-Пола О’Коннор. Ее отец владеет сетью гостиниц. Они открывают в Ирландии новый отель. И я буду им управлять.

— Мэри-Пола О’Коннор? Дочь Фингерса О’Коннора?

— Да. Я не знал, что ты о нем слышала.

— И он хочет, чтобы на свадьбу приехала вся семья?

— Они приедут на Новый год.

Льюис без стеснения рассказывал ей о своей новой жизни. Неужели он не понимал, что эта жизнь построена на осколках ее собственной?

— Ты уйдешь сегодня?

— Как только мы закончим разговор.

— Мы его уже закончили. Разве не так? — Она говорила вежливо, но отчужденно.

— Но я не вернусь. Сама знаешь, раньше я уходил и возвращался…

— Серьезно?

— Ты все помнишь. Мне очень жаль, что я стою здесь и говорю тебе это… Ты была такой доброй, такой понятливой и всегда прощала меня…

— Мы прощали друг другу все, верно? — наигранно легко спросила Лена.

— Да, это правда.

«Неправда!» — хотелось крикнуть Лене. Льюису Грею нечего было ей прощать. Он пришел к ней без гроша в кармане, когда остался один на всем белом свете и не знал, куда податься. Как он смеет говорить, что верит в эту выдумку?

— Тогда тебе нужно собрать вещи.

— Я не думаю, что…

— Или ты предпочитаешь прийти завтра и забрать их, когда я буду на работе?

— Наверное, так будет лучше… У тебя появится время подумать.

— О чем?

— Ну, о том, что ты хочешь оставить себе.

— Я считала, что ты заберешь свою одежду и вещи. Мне они не нужны.

— Я оставлю все, что было нашим общим. Картины, книги, мебель…

— Да. Вряд ли они тебе понадобятся.

— И конечно, машину.

— Нет, Льюис. Я ее тебе подарила.

— Машина служебная.

— Нет. Я купила ее для тебя.

В его глазах стояли слезы.

— Оставь ее себе.

— Зачем мне машина? Я хожу на работу пешком.

Наступила тишина.

— Я отдам тебе ключи, — наконец сказал он. — Когда уйду.

— Можешь оставить их у Айви.

— Нет, мне придется объяснять…

— Ну, кто-то должен будет это сделать. Она захочет с тобой проститься. Ты всегда ей нравился.

— Думаю, будет лучше, если я положу их на каминную полку.

— Поступай как знаешь.

— Но я не могу уйти так.

— Почему?

— Мы ничего не выяснили.

— Выяснили.

Льюис ждал чего-то еще: это было видно по его глазам. Хотел, чтобы она подбодрила его, сказала, что не будет думать о нем плохо, что их совместная жизнь была чудесной, возможно, она тоже найдет свою любовь, переедет в другой город и начнет новую жизнь… Но она молчала.

— Надеюсь, что ты… — Льюис осекся.

— Я тоже надеюсь, — кивнула Лена.

Он пошел к двери.

Лена долго смотрела прямо перед собой. И мечтала умереть еще до того, как Льюис Грей женится на своей подружке Мэри-Поле О’Коннор, которая собирается родить ему сына.

Айви видела, как уходил Льюис Грей. По его бледному лицу катились слезы.

В ту ночь она так и не смогла уснуть: мешали мысли о женщине наверху. Сколько бы Айви ни твердила себе, что нужно подняться к Лене, ответ был тем же: Лена Грей храбрилась всю жизнь. И только она, Лена, может решить, носить ли эту маску дальше или сбросить ее.

* * *

На следующее утро пришло письмо от Кит, и Айви обрадовалась. Это означало, что у нее есть повод отвлечь Лену от грустных мыслей. Но лицо Лены потрясло ее. Оно казалось мертвым.

— Спасибо, Айви. — Лена положила письмо в сумочку. Даже ее голос был мертвым.

— Вы знаете, где меня искать, — сказала Айви.

— Да, знаю.

Айви стояла у дверей и смотрела ей вслед. Лена с трудом передвигала ноги. Вот она остановилась на перекрестке и прижалась лбом к фонарному столбу.

В офисе царило оживление, естественное для дня корпоративной вечеринки. Девушки принесли с собой платья, чтобы переодеться после работы.

— Надо будет поесть как следует, — поделилась с Леной Дженнифер. — В прошлом году я слегка перебрала и наделала глупостей. На этот раз я собираюсь заложить хорошую основу для возлияний.

— Отличная мысль, — одобрила ее Лена.

— Миссис Грей, некий мистер Джеймс Уильямс оставил для вас сообщение. Просил позвонить.

— Спасибо.

— Вчера вечером я была у мамы. Она передает вам привет, — сказала Джесси.

— Очень мило с ее стороны. Как она себя чувствует?

Ответы Лены были адекватными, но словно безжизненными. Вскоре весь офис решил, что у миссис Грей начинается грипп. Народ всполошился.

— Неужели она пропустит вечеринку? — с ужасом воскликнула Дженнифер.

В прошлом году за Леной заезжал Льюис. Он пробыл на вечеринке ровно пять минут, но этого времени хватило, чтобы каждый захотел узнать его получше.

Лена все утро провела в своем кабинете, не отвечая на звонки и никого не принимая. Наконец на пороге появилась секретарша:

— Мистер Уильямс звонил снова. Я сказала, что передала вам его сообщение. Может быть, не следовало?

— Следовало. Спасибо, милая. — Реплика была вежливая, но означала, что аудиенция окончена.

— Миссис Грей, все думают, что вы заболеваете, — внезапно сказала девушка.

— Не знаю. Надеюсь, нет. Но за внимание спасибо, — заставив себя улыбнуться, ответила Лена.

А потом позвонила Айви. Было несколько человек, которых соединяли с миссис Грей сразу. В число избранных входила и Айви.

— Лена, это всего лишь я, Айви. Извините, что отрываю, но я хотела сказать, что мистер Тайрон приходил и уже ушел. Это на случай, если вы устали и хотите отдохнуть.

— Спасибо, Айви, вы настоящий телепат. Мне нужно закончить кучу дел, но я надеюсь справиться с ними во второй половине дня.

— Дай вам бог сил для вечеринки.

— Кажется, я заболеваю гриппом. Придется пропустить.

— К четырем часам в вашей постели будет лежать бутылка с горячей водой.

— Благослови вас Бог, Айви.

— И вас, милая Лена.

Миссис Грей попросила послать кого-нибудь в аптеку за лекарством и принести ей кружку чая с лимоном.

— Может быть, что-нибудь съедите? — с сочувствием спросила Дженнифер.

— Нет, но будьте другом, никого ко мне не пускайте. Я должна закончить дела на случай, если придется пару дней пролежать в постели.

Дженнифер облегченно вздохнула, поняв, что все объясняется чисто физическими причинами. В тот день она с тревогой поглядывала на Лену, лицо которой было чужим и отсутствующим, как у душевнобольной. Слава богу, это всего лишь грипп.

Лена работала очень методично. К каждой папке с делами она прикрепила бумажку, написанную четким каллиграфическим почерком. В одной записке предлагалось сделать крупную скидку старому другу агентства, в другой — принять меры против клиента, который поздно оплачивал счета, в третьей — отменить все ее публичные выступления и лекции, назначенные на ближайшие два месяца. Тут же лежали напоминания, заимствованные из ее дневника. О счетах, которые следовало оплатить. О рождественских подарках, сделанных в прошлом году и намеченных на этот.

Потом она составила длинную памятку для Джесси с перечислением всего сделанного.

В три часа Лена вышла из кабинета и сказала, что она пыталась, но, к сожалению, грипп ей не побороть.

— Буду держаться от вас подальше, чтобы не заразить, — сказала она.

Все огорчились и подтвердили, что она действительно ужасно выглядит.

— Можно будет вас навестить? — спросила Джесси.

— Нет, не нужно. За мной есть кому поухаживать.

Они видели элегантную миссис Грей с затуманенными и ввалившимися глазами. Никто не помнил, чтобы она хотя бы раз взяла отгул. Какая жалость, что она пропустит вечеринку!

В банке Лену хорошо знали.

— Прошу прощения, что выбралась только к закрытию, — обратилась она к молодому управляющему.

— Таким клиентам, как вы, позволено все, — ответил он.

— Ну, если так, я отниму у вас немного времени. Я уезжаю на несколько недель и хочу снять со своего счета часть денег наличными.

— Нет проблем, миссис Грей.

— Кроме того, я хочу на несколько недель отменить распоряжение, по которому я скрепляю подписью чеки от имени офиса.

— Мистер и миссис Миллар должны дать согласие.

— Я оставила соответствующее письмо.

— Скрупулезны, как всегда, — с одобрением пробормотал он.

— Да, но я еще не предупредила мистера и миссис Миллар о своем намерении взять отпуск, потому что не знаю, сколько времени мне понадобится, чтобы… прийти в себя.

— Вам предстоит операция?

— Нет, нет. Всего лишь болезнь, с которой я должна справиться. Поэтому я хочу, чтобы в мое отсутствие все шло нормально.

— Конечно… Я все понял.

На самом деле управляющий понял далеко не все, кроме одного: женщина, которая практически в одиночку руководила агентством, дает ему деликатное поручение. Пытается сказать, что через какое-то время вернется, и надеется, что он не даст Милларам разрушить агентство до основания.

Очень сложное поручение для банкира.

Но миссис Грей и сама была дамой сложной. Он всегда так думал. С одной стороны, она никогда не пользовалась служебным положением в личных целях. С другой — купила мужу машину, хотя имела полное право получить ее от агентства в качестве дополнительной льготы. Иметь дело с такими женщинами приятно, но, что бы ни говорили, понять их очень трудно.

— Выпить не хотите? — с надеждой спросила Айви.

— Нет, Айви. Но это неважно. Пойдемте. Поболтаем немного, идет?

Они вошли в квартиру, и Лена посмотрела на каминную полку. Ключ лежал на маленькой стеклянной тарелочке. Тарелочка была новой, сделанной из красивого резного стекла. Один из немногих подарков, которые делал ей Льюис. Рядом с ключом лежала открытка. Простая белая открытка с написанным на ней словом «Спасибо».

Она разорвала открытку пополам и протянула тарелочку Айви:

— Нравится?

— Я не могу ее принять.

— Тогда она отправится в мусорное ведро.

— Красивая вещь, жалко. Хорошо, я возьму. Оставлю внизу на случай, если вы передумаете.

— Вряд ли. — Лена открыла шкаф и достала оттуда два чемодана.

— О господи! И вы тоже? — воскликнула Айви.

— Только на время. Я вернусь, а Льюис нет.

— Конечно, вернется. Он всегда возвращается.

— Нет.

— Не уезжайте. Куда вы поедете перед самым Рождеством? У вас нет никаких друзей. Останьтесь с нами.

— Я вернусь. Честное слово.

— Вы нужны нам на Рождество. Нам с Эрнестом.

— Нет, вы просто боитесь, что я покончу с собой. Я думала об этом сегодня ночью, но поняла, что это бессмысленно.

— Когда-нибудь вы вспомните этот день с… — начала Айви.

— Знаю.

Она тщательно складывала одежду и клала туфли в мешочки. Этому Лену научили частые деловые поездки для переговоров и чтения лекций.

— Куда вы едете?

— Еще не решила.

— Как бы вы вели себя, если бы я сказала, что уезжаю, но не знаю куда? Вы бы меня отпустили?

— Я вам позвоню.

— Когда? Сегодня?

— Нет. Через несколько дней.

— Я вас не отпущу.

— Айви, я знаю, вы желаете мне добра, но…

— Никаких «но». Черт побери, ну разве я не чудо? Не задаю ни одного вопроса о вашей личной жизни. Вчера вечером не поднялась к вам, хотя видела, как он уходил. Где еще вы найдете такую преданную подругу?

— Хорошо, я позвоню вам вечером.

— И скажете, где остановились?

— Клянусь.

— Ладно, тогда ступайте.

— Вы понимаете, почему я не могу остаться?

— Потому что вам нужно выбраться из этих четырех стен… которые еще хранят память о Льюисе. Если я буду знать, когда вы вернетесь, то к этому дню переклею обои.

Лена слабо улыбнулась:

— Это уже лишнее.

— Я все равно сделала бы это, если бы была уверена, что Льюис не вернется. Не хочу, чтобы он оставил свой след на новеньких обоях.

— Этого не будет. Скажу вам честно: он женится.

Айви не могла смотреть Лене в глаза и уставилась в пол.

— Ну что ж, — пробормотала она. — Значит, новые обои… Что вам больше нравится, набивной рисунок или полоски эпохи Регентства?

— Полоски, — сказала Лена, вспомнив огромные подсолнухи и райских птиц, украшавших стены Айви.

— Сегодня вечером. До полуночи. Договорились?

— Да, мамочка, — ответила Лена.

Она поехала на вокзал Виктория. Сама не зная почему. Впрочем, выбор был невелик. Либо Виктория, либо Юстон.

Юстон привел бы ее в Ирландию. Лена понимала, что сейчас это опасно. В Ирландию она поедет, когда успокоится и будет готова ко всему, что может случиться. Она посмотрела расписание поездов. Через полчаса отправлялся поезд в Брайтон. Вот куда ей следует поехать. Она прогуляется по молу, пляжу и набережной. Почувствует прикосновение капель дождя к лицу вспомнит их планы и надежды, связанные с ребенком, которого она тогда носила. Может быть, сумеет осмыслить случившееся и составить план на всю оставшуюся жизнь.

Она была наставницей многих девушек, прошедших через агентство Миллара, учила их принимать решения, управлять собственной жизнью, создавать судьбу своими руками. Теперь легендарной миссис Грей предстояло сделать то же самое для себя.

Она сидела в кафе и следила за предпраздничной суетой. Тут были люди, направлявшиеся на корпоративные вечеринки и возвращавшиеся с них. Были любители шопинга, приехавшие из провинции на один день. Бизнесмены, возвращавшиеся домой после трудового дня. У каждого из них была своя жизнь, жизнь, полная надежд и разочарований.

Когда Лена вынимала кошелек, чтобы заплатить за кофе, то с изумлением увидела в сумочке нераспечатанное письмо Кит. Раньше она прочитала бы долгожданное письмо от дочери при первой возможности. Но сегодняшний день был особенным. В мир Кит можно было погрузиться, только сбежав из своего собственного. Огромный многолюдный вокзал был для этого самым подходящим местом.

Дорогая Лена!

Я никогда не думала, что буду с такой грустью читать о Льюисе. О твоем предчувствии, что между вами все кончено и он уходит. Когда-то я мечтала об этом. Хотела, чтобы ты была наказана, чтобы он бросил тебя так же, как ты бросила нас. Но сейчас я не ощущаю никакого удовлетворения. Я бы предпочла, чтобы он остался и вы счастливо жили вместе.

Может, ты ошибаешься, и он вовсе не собирается уйти? Понять мужчин очень трудно. В таких вещах я не знаток, но на квартире у Фрэнки, в кафе и после лекций девушки часами говорят о том, что думают и замышляют мужчины. А потом выясняется, что они вообще ни о чем не думают и ничего не замышляют. Я пишу тебе об этом на всякий случай. Просто чтобы утешить.

Она сидела в вокзальном кафе. Со всех сторон ее окружал мир, полный своих забот. По лицу Лены текли слезы, но она не собиралась вытирать их и читала дальше.

Кит писала о бале, о бесконечных препятствиях, которые им чинят Дэн и Милдред О’Брайены, о своих опасениях, что гости, не дождавшись начала вечера, потратят все деньги в пивной Лапчатого. В результате бар «Центральной» останется без выручки, а пьяные гости начнут дебоширить.

А еще Кит писала о детстве Стиви Салливана, о том, каково ребенку обходиться без ботинок, потому что отец пропил деньги, отложенные на эту покупку. Теперь Стиви Салливан носит модельные туфли из лучшей кожи и всегда будет их носить. Стиви не пьет, не играет в азартные игры, упорно работает, хотя, конечно, все знают, что в прошлом у него были грешки.

Увы, самая ужасная черта ирландского захолустья состоит в том, что никто не может избавиться от своего прошлого. Оно сковывает человека по рукам и ногам. Люди продолжают называть Стиви сыном старого пьяницы Билли Салливана, кобелем, который перепортил всех девушек в округе. Неужели они не видят, как он изменился?

Эти строчки звучали как громкое эхо. Кит защищала Стиви Салливана так же яростно, как сама Лена в свое время защищала Льюиса Грея, не видя в своем любимом никаких недостатков. Дочь своей матери, она была готова пойти по той же дорожке.

Лена долго сидела в кафе, потом с трудом поднялась и купила билет на юг Англии.

— Айви?

— Где вы, Лена?

— В Брайтоне. Тут тихо и тепло.

— Назовите номер вашего телефона.

— Послушайте…

— Нет, это вы послушайте. Я не буду зря вам звонить. Просто успокойте мою душу.

Лена продиктовала ей номер, записанный на стене рядом с телефоном.

— Тут вас разыскивает какой-то мистер Джеймс Уильямс.

— Вы ему ничего не сказали?

— А вы как думаете? Но он очень просил передать вам, что на Рождество остается совсем один и будет рад, если вы сможете…

— Правильно, Айви… Вы очень добры.

— Вам есть с кем поговорить?

— Мне никто не нужен. Я слишком устала.

— Ладно. Когда вы позвоните мне снова?

— Через три дня.

— А что сказать этому Джеймсу Уильямсу?

— Чтобы он поискал себе другого Санта-Клауса.

— На вид он очень симпатичный.

— Спокойной ночи, Айви.

— Спокойной ночи, милая. Жаль, что вы не наверху.

— Льюис, на минутку.

Льюис оторвался от своих заметок по организации визита О’Конноров. Семейка была капризная, к тому же постоянно меняла планы. Сначала их было пятеро, затем четверо, потом двое, а теперь на Рождество приезжало пятеро, но на Новый год оставались лишь трое. С заказом номеров творилась настоящая чехарда. Как будто он и так не нервничал из-за приезда мистера О’Коннора…

Этот господин еще не догадывался обо всех подробностях приближавшегося события. Вряд ли он обрадуется, увидев Льюиса второй раз в жизни и узнав, что это его будущий зять. Но Мэри-Пола уверяла Льюиса, что она сама себе хозяйка. Эта девушка уже давно жила отдельно от родителей. Двадцать восемь лет — возраст солидный.

Конечно, Льюису хотелось, чтобы все было по-другому. Чтобы он был по возрасту ближе к Мэри-Поле, чем к ее отцу. Чтобы сначала успел зарекомендовать себя в новом отеле, а уже потом сам стал отцом. И все же он верил, что Мэри-Пола сумеет справиться с ситуацией.

— Извините, Джеймс, — сказал он. — Сегодня меня буквально рвут на части.

Джеймс Уильямс выглядел суровым и неулыбчивым.

— Сегодня Лена не вышла на работу.

— Что?

— И дома ее тоже нет. Я приходил к ней и разговаривал с домовладелицей.

— Джеймс, я не понимаю…

— Где она, Льюис?

— Понятия не имею. Я разговаривал с ней вчера вечером. Рассказал ей все, вернулся утром, забрал свои вещи и оставил ключ. Как мы договорились.

— Что она сказала?

— По-моему, вас это не касается.

— А по-моему, касается. Мой управляющий решает перейти на другую работу, переехать в другую страну, а потом встает на дыбы, когда его спрашивают, как к этому отнеслась его жена, которую он не удосужился предупредить заранее.

— Я вчера сказал, что она мне не жена.

— Черта с два! Вы жили с ней много лет и всем говорили, что она ваша жена.

— Вы не знаете всей истории. Лена не могла выйти замуж Она была несвободна.

— Выходит, ей крупно повезло.

— Послушайте, я не понимаю, к чему весь этот разговор.

— Сейчас объясню. Вы ведете себя как эгоистичный ублюдок Льюис, вы всю жизнь не думали ни о ком, кроме себя. «Я, я, я…»

— Я не собираюсь оставаться здесь и выслушивать оскорбления.

— Вы чертовски правы. Можете забрать свои документы и уйти сегодня.

— На каком основании?

— На том основании, что я больше не желаю видеть вас в «Драйдене».

— Джеймс, вы шутите…

— Нисколько.

— Вы даете волю своим чувствам. Вас всегда влекло к Лене. Но это не должно мешать бизнесу.

— Льюис, вы получили рекомендации, позволившие вам стать не только управляющим этого ирландского воротилы, но и его зятем. А теперь убирайтесь отсюда.

Красивое лицо Льюиса напряглось и стало ледяным.

— Это ничего вам не даст. Лена не станет думать о вас лучше. Она и так считает вас холодной скучной рыбой, а теперь решит, что вы рыба ручная.

— Со второй половины дня, Льюис. — Джеймс Уильямс повернулся и ушел.

Понадобилось немало времени и изобретательности, но в гостиничном бизнесе у Льюиса Грея было много друзей и знакомых. Он нашел люкс в другом отеле, где мог принять О’Конноров с подобающей роскошью. И даже остался в выигрыше: можно будет сделать вид, что он ушел из «Драйдена», чтобы полностью посвятить себя новому делу.

Конечно, им придется самим организовать рождественскую и новогоднюю культурную программу. Нужно что-то придумать. На какое-то мгновение он вспомнил Лену, которая всегда могла предложить что-нибудь хорошее.

Боже, что за абсурд! Впрочем, это было вполне естественно: они прожили вместе много лет и еще долго будут по привычке хотеть посоветоваться друг с другом. Может быть, Джеймс Уильямс был прав, что встревожился из-за ее исчезновения с работы и из квартиры в Эрлс-Корте?

Невероятно… Лена всегда казалась такой спокойной. Словно знала, что это неизбежно. Что бы ни случилось, ее всегда можно было найти за письменным столом в этом чертовом офисе. Она была замужем скорее за агентством Миллара, чем за каким-то мужчиной.

Брайтонские магазины ломились от рождественских подарков. Лена смотрела в витрины и видела вещи, которые с удовольствием купила бы для своей дочери. Сумочка была набита деньгами. Можно было купить гарнитур — ожерелье и серьги в виде крошечных музыкальных шкатулок Красивую куртку в тон ее волосам и глазам. Маникюрный набор в футляре из настоящей кожи. Чемоданчик с изящной двухцветной полоской, идеально подходивший для постоянных разъездов между Дублином и Лох-Глассом.

Но зачем мучить себя? Она ничего не пошлет дочери.

На это Рождество она никому не будет дарить подарки и ни от кого их не получит. Постарается держаться подальше от церкви, чтобы не зарыдать от звуков рождественского псалма. Не слушать радио, чтобы поздравления с праздником и пожелания счастья не заставили ее вспомнить потерянное.

На пляж обрушивались высокие волны.

Не по этому ли пляжу она шла с Льюисом, когда ждала от него ребенка? Казалось, это было в другом веке, с совсем другими людьми. В тот раз она готовилась получить от Мартина гневное письмо с потоком оскорблений и угроз. И не знала, что в поисках ее тела люди обшаривают дно Хрустального озера.

Что было бы, если бы она могла повернуть время вспять?

Досужие домыслы. Повернуть время вспять невозможно. Бесполезно думать, что было бы, если бы… Нужно думать о будущем. Она шла, ощущая, как к лицу прикасается соленый ветер, а волосы завиваются от влаги. Не видя взглядов людей, недоумевавших, почему красивая женщина без конца бродит взад и вперед, засунув руки в карманы и не обращая внимания на окружающее, погоду и время года.

Потом она нашла кров и села писать письмо Кит. На листочках, вырванных из записной книжки. Это было не в ее стиле. Лена не стала перечитывать написанное, как делала обычно. Вернувшись в гостиницу, она купила конверт, марку и пошла искать почтовый ящик Ей стало немного легче, словно после разговора с близкой подругой.

* * *

Когда Кит увидела конверт, лежавший на столе в коридоре, у нее сжалось сердце. Адрес был написан характерным почерком матери. Неужели отец не узнал его? Видимо, нет.

Был канун сочельника. Кит и Филип только что приехали из Дублина. Мора украсила дом. Мама сделала бы это по-другому: она использовала бы только листья, плющ и остролист. Мора же купила украшения из бумаги и фольги.

Дом выглядел празднично. На каминной полке и у зеркала лежало множество рождественских открыток Мора посылала и получала столько поздравлений, сколько Элен Макмагон и не снилось.

Кит ощутила тревогу. Почему мать так торопилась, что написала ей в Лох-Гласс? Кит хотелось прочитать письмо в одиночестве, но об этом нельзя было и мечтать: родные встретили ее с распростертыми объятиями.

Эммет принес ее багаж, включая коробку с экстравагантным новым платьем, купленным на деньги, полученные еще в качестве компенсации за досужие сплетни. Кит потратила на это платье целое состояние и не хотела, чтобы кто-то увидел его до бала; ей пришлось бы отвечать на неприятные вопросы. Когда она сказала Клио, что приобрела платье на предрождественской распродаже, та проницательно отметила: «Такого на предрождественских распродажах не купишь. Ты стала настоящей лгуньей».

Мора предложила ей тарелку горячего супа, отец рвался рассказать, какие дебаты по поводу предстоящего новогоднего бала разыгрались в правлении гольф-клуба. Кит не могла от них отбиться. В конце концов она сбежала в ванную комнату, села на край ванны и начала читать.

Дорогая Кит!

Желаю тебе самого счастливого Рождества как в этом году, так и во всех последующих.

Я очень обрадовалась твоему письму, которое прочитала на вокзале. Вокруг были люди, жившие своей жизнью, ехавшие к другим людям или сбегавшие от них, а я сидела и раз за разом перечитывала твое письмо.

Рада слышать, что Стиви Салливан сумел преодолеть последствия трудного детства и юности. Это должно было закалить его. Конечно, то же самое относится и к тебе. В твоей юности тоже было много тяжелого, но ты справилась. Справилась со смертью матери и слухами, ходившими насчет этой смерти. Ты думала, что твоя мать покончила с собой и отправилась в ад. Потом ты встретила ее призрак, но пережила и это.

Знаешь, мне кажется, вы очень подходите друг другу. Конечно, я переживаю за тебя, как каждая мать, но вряд ли имею право на такие чувства. Наверное, это право было потеряно много-много лет назад.

Спасибо за предположение о том, что Льюис не думает об уходе. Но он ушел. Он собирается жениться на другой. Она намного моложе, и у них будет ребенок Так что эти глава моей жизни закончилась.

Я хотела заверить тебя, что больше не причиню хлопот людям, которым и без того нанесла много вреда. Ты могла подумать, что после ухода Льюиса я стану кораблем без руля и ветрил. Поэтому спешу тебя успокоить: ворошить прошлое я не собираюсь.

Хотя должна признаться, что мне мучительно хочется приехать в Лох-Гласс и увидеть бал, который вы готовите с таким увлечением. Мне казалось, что я смогу наблюдать за ним со стороны. Но пока я писала, поняла, что приезжать не следует. Это может помешать твоему величайшему успеху.

Кит, я желаю тебе счастья! Счастья, мира и спокойствия. Разве не об этом мечтает каждый, когда все сказано и сделано?

Твоя любящая мать

Лена.

Кит сидела в ванной и смотрела на письмо, не веря своим глазам. Оно не было похоже на прежние письма Лены. Короткие рваные фразы, упоминание о вокзале, адрес аптеки и подпись «Твоя любящая мать»…

Льюис бросил ее и собрался жениться на другой. Пережить это Лена не могла.

Кит вела себя как обычно. И была уверена, что никто ни о чем не догадывается. Она заворачивала подарки, разносила рождественские открытки, часами сидела в «Центральной», следила за своим голосом и вежливо улыбалась родителям Филипа, составляя меню. Слушала ворчание Клио, жаловавшейся на Анну, родителей, тетю Мору и Майкла, который даже не позвонил ей перед отъездом в Лондон.

Работа была ее единственным спасением. Когда все будет позади, она подумает, чем можно помочь Лене. Но в данный момент Кит была бессильна. И чувствовала себя совершенно одинокой.

В сочельник она долго не могла уснуть. Мешали мысли о матери, которая лежала одна в своей лондонской квартире. Ах, если бы туда можно было позвонить! Но в Рождество легче соединиться с Марсом, чем с Лондоном. К тому же Лена так расстроена, что может не сдержаться. Телефонный звонок выбьет мать из колеи, и Мора с отцом узнают, что она жива. А вдруг ее услышит Эммет?

Кит лежала в постели и мечтала с кем-нибудь поговорить. Единственным, кому она могла бы рассказать о случившемся, был Стиви Салливан.

Но это была не ее тайна.

* * *

Чувство тревоги не исчезло и в Рождество. Ни с того ни с сего Кит заплакала, причем в самое неподходящее время. Все собирались к Келли пить херес и дарить подарки.

В доме царило радостное оживление. Море хотелось увидеться с сестрой, отцу — со своим другом Питером, Эммету — с его ненаглядной Анной… Идти в гости не хотелось только Кит.

Но другого выхода не было.

— Я догоню! — крикнула Кит, поняв, что родные собираются уходить. Ей требовалось время, чтобы справиться с собой и пойти к Келли.

Она плеснула в лицо холодной водой и вышла из дома. В это рождественское утро ее сердце было тяжелым, как свинец.

— Кит, подожди! — Стиви Салливан увидел, что она вышла из дома, и побежал следом. Кит обернулась. Лицо Стиви светилось от улыбки. — Даже не зашла поздравить меня с Рождеством, — заметил он.

— Я думала, что увижу тебя на мессе.

— Я человек скромный, поэтому держался сзади.

— И обделывал свои делишки, — пошутила Кит.

Стиви присмотрелся к ней:

— Ты плакала.

— Неужели это так заметно? Я не вынесу, если Клио устроит мне допрос третьей степени.

— Заметно только мне. Я знаю каждую твою черточку. Что случилось?

— Не могу сказать.

— Чем-то помочь?

— Нет, Стиви. Спасибо, но нет.

— Когда-нибудь расскажешь?

— Наверное.

— Забудешь ведь…

— Нет. То, из-за чего я сегодня плакала, не забывается, — обреченно ответила она.

— Майкл и Кевин встречают Рождество в лондонском «Рейли». Он звонил вчера вечером! — радостно сообщила Клио.

— Что собой представляет их сестра? — спросила Кит.

— Не знаю. Я видела ее всего один раз.

— А молодой человек, за которого она выходит?

— Молодой человек? Старикан! Майкл говорит, что он годится ей в отцы.

— Но он симпатичный?

— Кажется, да.

— Папик, что ли?

— Совсем наоборот. Если верить Майклу, у него ни гроша за душой.

— Если так, то почему его принимают в семью?

— Похоже, он большая шишка в лондонском гостиничном бизнесе.

— Тогда почему он не богат?

— Спроси что-нибудь полегче, — ответила Клио. — Но Мэри-Пола без ума от него. Майкл думает, что она беременна.

— Не может быть! — У Кит округлились глаза.

— По-моему, они торопятся со свадьбой. Брак чересчур скоропалительный.

— Как его зовут? — Кит это совсем не интересовало, но ей хотелось побыстрее избавиться от Клио.

— Льюис. Льюис Грей. Звучит очень романтично, правда?

На следующий день после Рождества Кит попросила Стиви отвезти ее в Тумстоун.

— Но там все закрыто, — удивился он.

— Это неважно.

— Как так неважно? Какой смысл мокнуть там под дождем, если то же самое можно делать и у нас?

— Пожалуйста, Стиви. Я редко прошу тебя о чем-нибудь.

Стиви согласился, что она права.

— Что ж, ладно, — ответил он.

Стиви не спрашивал, зачем ей понадобилось звонить по автомату из городской гостиницы. Он сидел в баре, пил пиво и следил за Кит, стоявшей в дальнем конце холла. Кит Макмагон без конца приглаживала волосы и говорила очень серьезно. Все встало на свои места: они приехали сюда в дождь, чтобы Кит могла поговорить с человеком, которому не могла позвонить из дома. Конечно, была возможность позвонить и из «Центральной», но только с помощью Моны Фиц.

Он ни о чем не станет ее спрашивать. Кит сама расскажет, когда придет время.

— Айви Браун?

— Да. Кто это?

— Миссис Браун, это Кит Макмагон. Мы однажды встречались. Вы помните меня?

— Да. Да, конечно. — Айви встревожилась. — Что-нибудь случилось?

— Можно поговорить с Леной? Мне дали ваш номер в справочной…

— Милочка, ее здесь нет, — ответила Айви.

— Послушайте, Айви, я должна поговорить с ней. Просто обязана. Мне нужно сообщить ей плохую новость.

— По-моему, плохими новостями она сыта по горло.

— Я знаю, что он женится на другой. И знаю, на ком. Чертов ублюдок!

— Кит, перестаньте…

— Не могу. У меня мало мелочи. И времени тоже. Дел по горло. Я не могу их бросить, но поговорить с Леной мне необходимо. Скажите, где она.

— В Брайтоне. Она звонила мне оттуда из автомата. Обещала снова позвонить в Новый год.

— Где она остановилась?

— Этого она не сказала.

Столики заказали сто пятьдесят восемь человек В гольф-клубе никогда не собиралось больше восьмидесяти шести. Филип О’Брайен сказал Кит, что после сочельника он спал максимум по два часа в сутки.

— Все будет прекрасно, — ответила Кит.

— Ты сама в этом не уверена. И говоришь так только из вежливости. Чтобы подбодрить меня.

— О боже, Филип, не зли меня! Я говорю то, что думаю. Почему ты считаешь, что я делаю это из вежливости?

— Потому что мысленно ты за тридевять земель отсюда. С самого Рождества ты думаешь о чем-то другом. — Кит молчала. — Что, разве не так?

— Мне действительно есть о чем подумать. И все же я считаю, что обед пройдет прекрасно.

— Не скажешь, что тебя беспокоит? Может, я чем-то помогу…

— Не знаю, — честно ответила Кит. — Не знаю, стоит ли рассказывать.

Почему она считает, что ветреному Стиви Салливану можно рассказать о трагедии матери, а доброму и преданному Филипу О’Брайену нельзя?

— Я всегда буду рядом, — сказал он.

— Ты настоящий друг, — искренне ответила она.

— Но ведь это не катастрофа?

— Филип, если здесь об этом узнают, то будут мусолить целый год… А теперь вернемся к делу. — Она взяла бумаги и погрузилась в расчеты.

Они договорились, что поставят в столовой большие столы, рассчитанные на шестнадцать — двадцать человек. Поскольку должны были приехать гости из Дублина — братья О’Конноры, Мэтью (за которым Кевин О’Коннор клялся присматривать всю ночь), Фрэнки и кое-кто еще, — комитету предстояло следить в оба, чтобы не ударить лицом в грязь.

Кит отвечала за еду и подготовку школьниц, которые должны были выполнять обязанности официанток Филип был ответственным за напитки — открывание бутылок, наполнение бокалов и кружек — и быструю доставку подносов к столам. Эммет отвечал за мебель. Столы и стулья не должны были мешать официанткам и людям, желавшим присоединиться к знакомым. Он должен был улаживать эти проблемы.

Анна следила за оформлением. Если ветки остролиста начнут отваливаться от штор и бутылок-подсвечников, она их заменит. От нее требовалось быть на страже и все время обходить столики. Анне это нравилось: у нее появлялся предлог подходить к столику, где будет сидеть Стиви Салливан.

Патси приглядывала за дамской комнатой и должна была заботиться о том, чтобы там всегда были чистые бумажные салфетки и мыло. Одно из помещений под лестницей преобразили с помощью розовых драпировок, мебельных чехлов с бело-розовыми полосками в стиле Регентства и цветочного одеколона, где оборудовали два новых туалета, которых в гостинице отчаянно не хватало. Это сделал брат Кевина Уолла, работавший даже в сочельник, чтобы успеть к сроку.

Родители Филипа смертельно боялись лишних расходов, но были так довольны вниманием, проявленным к гостинице жителями Лох-Гласса и всего округа, что протестовали не слишком сильно.

— Похоже, пришло время, когда нас стали воспринимать всерьез, — фыркнула Милдред, узнав, что у них заказывают столики все местные землевладельцы, которые раньше не баловали гостиницу своим вниманием.

— Я всегда говорил, что в конце концов так и будет, — заверил ее Дэн О’Брайен, ни словом не упомянув о своем сыне и его друзьях, которые сделали это возможным.

У Клио не было своего участка; все согласились, что она будет присматривать за гостями из Дублина, следить, чтобы за их столом все шло гладко, и закрывать глаза на то, что некоторые будут бродить туда-сюда.

— Нам ведь не обязательно танцевать только с соседями по столику, правда? — спросила Анна.

Кит не могла вынести страдальческого взгляда Эммета.

— Нет, у всех будет полная свобода, — сказала она.

Конечно, это входило в их планы. Стиви Салливан заказал столик для своих клиентов. Поэтому кавалеров на вечеринке ожидалось больше, чем дам.

Во второй половине дня Кит и Филип перевели дух и осмотрелись.

— Мы справились, — сказала она.

Столы были нарядными, а стены, украшенные зеленью, создавали впечатление, что все происходит под открытым небом. Перед приходом гостей следовало зажечь свечи. Девочки из монастырской школы продемонстрировали свою форму. На каждой была синяя юбка и белая блузка с вышитым на ней вензелем ЦГЛ, что означало «Центральная гостиница Лох-Гласса». Кит позаботилась о том, чтобы девочки, носившие распущенные волосы, прихватили их лентами или надели береты.

Она снова и снова учила их, как поступать, если произойдет что-нибудь неожиданное. Если кто-нибудь уронит тарелку, нужно не хихикать, а быстро сходить за совком и веником, которые будут лежать под столом, накрытым длинной скатертью. Велела повторять названия каждого блюда и вдалбливала им, что закуски по-французски называются hors d’oeuvres.

— Пусть каждая повторит за мной: hors d’oeuvres… Как по-французски «закуски»?

— Hors d’oeuvres…

— Ну вот, уже лучше.

— Ступайте по домам, — сказал им Филип. — Вы все выглядите замечательно. Явитесь в таком же виде к половине седьмого.

Девчонки захихикали и пошли к дверям.

— Как по-французски «закуски»? — внезапно крикнула им вслед Кит.

— Hors d’oeuvres, — пропели в ответ шесть голосов.

— А какое блюдо главное?

— Курица с эстрагоном или мясо в винном соусе.

— Отлично. Что на десерт?

— Бисквиты, пропитанные хересом, или яблочный торт и мороженое.

— Могут люди подходить за новыми порциями?

— Да, сколько захотят.

— Когда будете говорить им это, не вздумайте хихикать, — сказала им Кит. — Люди хотят, чтобы их принимали радушно, а не высмеивали. — Школьницы посмотрели на нее с уважением. — Мы с Филипом учились в колледже и потратили на усвоение этих правил кучу времени. — Кит хотела, чтобы они отнеслись к ее словам всерьез.

— А вы получаете эти знания даром, — добавил Филип.

Школьницы дружно улыбнулись.

Филип знал, что он перед Кит в неоплатном долгу.

— Я купил тебе букетик для корсажа, — сказал он. — И положил в холодильник, чтобы он не завял. Просто в знак дружеской благодарности.

— Ты замечательный друг, — ответила Кит и обняла его за шею.

Ощутив прикосновение к ее груди, Филип едва справился с желанием прижать Кит к себе и поцеловать в губы.

— Ты тоже, — с трудом выдавил он.

Дублинцы прибыли на трех машинах около шести часов вечера. В баре было светло и уютно. Филип принес им на пробу по бокалу подогретого вина с корицей.

— Если вам не понравится, мы поймем, что подавать его гостям не следует, — сказал он.

Кевин О’Коннор смотрел на него с любопытством. Это был уже не тот незаметный Филип, с которым он учился в колледже. А гостиница не была дырой, как ее презрительно назвал Майкл, проезжая мимо. Элегантное здание обвивал плющ, у входа стояли кадки с красивой зеленью. Новогоднее убранство тоже выглядело вполне стильно.

Комнаты оказались намного удобнее, чем он предполагал. Кевин делил номер со своим другом Мэтью, за поведением которого обещал следить. Брать в напарники брата-близнеца не имело смысла: Майкла О’Коннора должна была всю ночь ублажать Клио Келли. Везет же некоторым с девушками из Лох-Гласса…

— Чертовски симпатичное место, Филип, — сказал Кевин. Его спутники дружно закивали.

— Спасибо.

Филип выглядел уверенно. Он удалил со сцены родителей, сказав, что те должны будут приветствовать гостей в баре в половине восьмого, когда все начнется. Но не раньше. Он чувствовал небывалое возбуждение. Кажется, все сбывалось. От сегодняшнего вечера зависела не только его карьера, но и успех долгосрочного плана женитьбы на Кит Макмагон.

Кит попросила отца и Мору выехать пораньше.

— Но я хотел выпить с Питером по пинте у Лапчатого, — сказал Мартин.

— Нет. Сделаете это в баре.

— Там так мрачно… — начал он.

— Сегодня ты его не узнаешь, — пообещала Кит.

Мора выглядела замечательно. Черное платье с рукавами из черного шифона очень шло ей.

— Ужасно не хочется надевать на него пальто, но я боюсь замерзнуть…

— Тут всего несколько метров, — сказала Кит. — Жалко мять такое красивое платье.

— Мора, надень пальто, как положено порядочной женщине, иначе схватишь пневмонию.

— У Лилиан есть боа, а я в своем выгляжу как уборщица, — с досадой ответила Мора.

— Папа, можно задать тебе один вопрос? — Мартин поднял брови. — Ты помнишь тот меховой палантин, который был у мамы? Похожий на пелеринку?

— Кажется, помню. А что?

— Вряд ли, потому что она его почти не надевала. Он лежит в коробке в моем шкафу на случай, если я когда-нибудь стану его носить. Сомневаюсь, что он мне пойдет. Может быть, отдадим палантин Море? — Она знала, что рискует. Имя матери в их доме давно не упоминалось.

— Кит, это очень мило с твоей стороны, но я не думаю…

— Папа, мне очень хочется… Можно, правда?

— Детка, палантин твой, и ты имеешь полное право им распоряжаться. Я буду доволен, если он понравится Море. Очень доволен.

Кит вернулась через минуту. Палантин лежал в коробке, завернутый в бумагу. От него слегка пахло нафталином. Это была маленькая пелеринка с застежкой впереди. Вещь была старомодная, почти антикварная, но на Море должна была смотреться хорошо. Кит накинула ее на плечи мачехе и сделала шаг назад, чтобы полюбоваться эффектом.

— Потрясающе!.. Полюбуйся на себя в зеркало.

Зрелище и вправду было роскошное. Палантин был сшит словно для Моры, но застежка не сходилась.

— Нужно скрепить его черной лентой, — тут же нашлась Кит. — Сейчас принесу из комода.

Когда она вернулась, отец и Мора держались за руки и в глазах Моры стояли слезы. Оставалось надеяться, что ничего плохого не случилось.

— Наверно, мне не стоит его надевать… Кто-нибудь может вспомнить, что его носила Элен.

— Я ни разу в жизни не видел, чтобы она его надевала.

— Папа, это ты его купил?

— Не помню… Нет, наверное, палантин у Элен уже был, но я не могу припомнить, что видел его на ней. Мора, дорогая, я буду рад, если ты станешь его носить.

— Может быть, он был ей дорог… — все еще колебалась она.

— Едва ли. Иначе она бы… — Кит в ужасе остановилась. Она чуть не сказала, что иначе мать взяла бы его с собой в Лондон.

— Что «иначе»? — посмотрела на нее Мора.

— Иначе мы видели бы, что она его надевала… Дай мне продеть ленту… Ну вот, теперь ты будешь королевой бала.

— А когда ты наденешь свое платье?

— Оно в гостинице. Я не хочу надевать его, пока не закончу дела на кухне.

— А шеф-повар не возражает, что ты забрала у него бразды правления?

— Назвать Кона Дейли шеф-поваром может человек только с очень богатым воображением. С него и повара-то много. Кон так рад, что мы избавили его от хлопот, что готов лизать нам пятки.

Вошел Эммет и попросил завязать ему галстук-бабочку.

— Это должна делать твоя подружка, — сказала Мора, ловко справившись с заданием.

— Я не буду интересоваться девушками еще несколько лет, — ответил Эммет.

Кит перехватила его взгляд и улыбнулась.

— Очень разумно, — промолвил Мартин Макмагон. — Если бы все думали так же, это пошло бы стране на пользу.

— Увидимся в гостинице, — бросила Кит и убежала.

Стиви Салливан увидел ее в окно второго этажа и постучал в стекло:

— Не хочешь подняться и помочь мне одеться?

— К сожалению, нет, — ответила она. — Я должна была принять вахту еще пять минут назад, а законы войны очень суровы. Я сама их составляла.

— И не прифрантилась… — разочарованно сказал Стиви.

На Кит была обычная стеганая куртка, из-под платка выбивались растрепанные волосы.

— «Прифрантилась»… Хорошее слово. Ладно, скоро увидимся.

Стиви наблюдал из окна за тем, как она вбежала в гостиницу.

«Центральную» было невозможно узнать. Кадки с зеленью, тщательно подстриженный плющ, яркая новая вывеска с лампочками, заодно подсвечивавшими и красивый старый дуб.

Странно, что Кит не заметила голодного взгляда Филипа. Она не была жестока и не стала бы дразнить его. Просто не понимала, что сын владельца гостиницы влюблен в нее по уши.

Кит прошмыгнула на кухню. Она не хотела слышать громкие голоса, доносившиеся из бара, среди которых выделялся зычный бас Мэтью. Нужно будет еще раз предупредить Кевина, чтобы он не спускал глаз со своего приятеля.

На кухне было слишком жарко. Она открыла окно, но сквозняк начал сносить вещи с полок.

— Подоприте заднюю дверь стулом, — велела она.

— Сейчас сделаю, — откликнулся Кон Дейли, облаченный в белоснежный халат. В прежнее время он выглядел так, словно кто-то вылил на него содержимое тридцати пяти глубоких тарелок.

Юные официантки стояли кучкой и возбужденно хихикали. Кит нахмурилась. Сколько раз им говорить… Впрочем, когда они с Клио были в их возрасте, то тоже над всеми подсмеивались. Так продолжалось целых три года. Интересно, как бы они сами вели себя, если бы их попросили поработать официантками в гостинице О’Брайенов?

— Послушайте, — обратилась она к девочкам. — Я знаю, вы считаете всех нас старыми и малость чокнутыми, но хочу объяснить вам, что мы делаем. Мы пытаемся доказать, что можем справляться с делом не хуже взрослых. И даже лучше. А взрослые продолжают считать нас детьми… Поэтому нам нужно, чтобы все было идеально. И нужно правильно произносить слово «закуски»…

— Hors d’oeuvres.

— Знать, что такое эстрагон…

— Трава для соуса, — ответили они.

— Но больше всего нам нужно, чтобы вас считали настоящими официантками, а не школьницами. А беспричинные смешки этому сильно мешают. Поэтому на сегодня они запрещаются. Когда все кончится, можете хохотать сколько влезет. Филип сказал, что, если вы не будете пересмеиваться, каждая получит лишних четыре шиллинга. — Деньги были нешуточные. Девочки посмотрели на нее с недоверием. — Но это требуется от каждой. Один смешок, и никто не получит ничего. Договорились?

Они кивнули, стараясь не смотреть друг на друга.

— Вот и отлично, — сказала Кит. — Что еще мне осталось сделать?

— Наверное, одеться, — сказала одна из девочек.

Остальные покраснели, но постарались не расхохотаться. Кит дала им понять, что лишних четыре шиллинга еще нужно заслужить.

Она сняла с вешалки алое платье. Филип сказал, что она может переодеться в его комнате. Он прибрался там и оставил вещи, которые могли произвести на Кит впечатление. Книги, которые он не читал, чистые полотенца и дорогое мыло, которым сам никогда не пользовался.

Платье будет сидеть на ней как влитое. Корсаж идеально подогнан по фигуре, так что ни о каком лифчике не может быть и речи. Она стояла в одной комбинации, умываясь над раковиной и разглядывая свое лицо в зеркале. Сегодняшний праздник был ей не в радость. Ах, если бы можно было позвонить Лене и поговорить с ней!

Кит устала от работы и выглядела бледной, но не могла упустить возможности, которые ей сулил предстоящий праздник Ради этого все и делалось. Она не уступит ни дюйма вредной маленькой Анне, которая купила в «Браун Томасе» платье лимонно-зеленого цвета. Ходили слухи, что платье сногсшибательное. Кит не стала бы убиваться ради того, чтобы гостиница «Центральная» воскресла из пепла, а родители Филипа, не ударившие для этого палец о палец, приписали всю заслугу себе. Ей просто нужна была сцена, где все увидели бы, что Стиви Салливан влюблен в нее.

Нужно было утереть нос Анне Келли и заставить эту хитрую маленькую бестию с плачем вернуться к бедному невинному Эммету, который, без сомнения, примет ее. Кит пообещала ему, что попробует. Но сейчас речь шла о чем-то большем. О том, чего она сама хотела до боли.

Когда Кит спустилась в бар, там уже собралась изрядная толпа, однако Стиви и его клиенты еще не прибыли. Девушка обвела зал взглядом, но их не увидела. Кит пошла к отцу и Море, которые стояли рядом с Келли. Мора еще не успела снять свою пелеринку.

Лилиан восхищалась ею.

— В самом деле, очень красивая вещь, — не без зависти сказала она.

— Да. Пожалуй, я погожу ее снимать. Не могу представить себе, что у О’Брайенов может быть тепло, — прошептала Мора.

— Я никогда ее раньше не видела.

— Не было случая, — ответила Мора.

Она решила не говорить сестре, что когда-то палантин принадлежал Элен, было ясно, что Лилиан действительно его не видела. Элен Макмагон была странной женщиной. Иметь такую чудесную вещь и ни разу не надеть…

— Кит, я не верю своим глазам. — Отец с изумлением осматривался по сторонам. — В следующий раз ты займешься аптекой.

— Только если ты не будешь возражать против дырок в стене. Милдред О’Брайен делала это каждые две минуты, — шепотом ответила Кит. — Ее чертовы стены рушатся, из плесени можно пенициллин добывать, а она талдычит: «Не надо забивать в стену столько гвоздей!»

Милдред стояла у камина с видом королевы и принимала поздравления.

— Что ж, у старых гостиниц действительно есть свой шарм, — скромно отвечала она. Как будто ее старая гостиница выглядела так всегда…

Затем Кит присоединилась к Клио и О’Коннорам. Клио надела белое платье с вырезом в форме розового бутона. Симпатичное, но ничего особенного. Оно не выделяло ее из толпы, как алое платье выделяло Кит. Или лимонное — Анну Келли. Казалось, Клио чувствовала это; уголки ее губ были опущены.

— Добро пожаловать в Лох-Гласс, — сказала гостям Кит.

— Потрясающе выглядишь, — заметила Фрэнки Барри.

— Пожалуй, даже чересчур. В Лондоне меня спутали бы с почтовым ящиком.

— Или с автобусом, — ввернула Клио. Все посмотрели на нее с удивлением. — Они тоже красные, — неловко добавила она.

— Да, конечно, — ответила Кит. — Кстати, расскажите, как прошла ваша поездка в Лондон, — попросила она близнецов О’Конноров.

— Замечательно… — протянул Майкл.

— Но никто из тамошних девушек не годится тебе в подметки, — добавил Кевин.

От этих слов Клио позеленела еще больше. Но Кит, казалось, этого не заметила.

— Расскажите мне о женихе вашей сестры. Как он, ничего?

Клио отчаянно думала, какой бы вопрос задать. Сегодня Кит сражала всех наповал. Даже Кевин, которого она терпеть не могла, смотрел ей в рот.

— Ничего, — ответил Кевин. — Конечно, староват, но малый симпатичный. Понятно, почему она в него влюбилась. Он возил нас в своей машине по всему Лондону... на верфь, в Ковент-Гарден… был нашим экскурсоводом… в некотором роде.

— А на работу он разве не ходил? — спросила Кит.

— Как, в Рождество?

— Самое ужасное в нашей профессии — то, что приходится работать и в праздники.

Кевин посмотрел на Майкла:

— Верно. Я думаю, он взял отгул.

— А я думаю, что он уже уволился из своего отеля. Тем более что они скоро поженятся. Очень скоро. Раз-раз, и готово. — Майкл подмигнул Клио.

Казалось, Клио скучала, но Кит заинтересованно продолжала:

— Значит, скоро вы снова уедете? На этот раз на свадьбу?

— Нет, они приедут сюда. Свадьба будет в Дублине.

Кит хотелось спросить, познакомились ли они с родными жениха и что он делает сейчас. Хотелось прижать обоих тупоголовых О’Конноров к стене и выбить из них ответы. Хотелось сказать, что Мэри-Пола попалась на крючок мошеннику и аферисту международного масштаба. Хотелось рассказать об их будущем зяте такое, чтобы их жирные светлые волосы встали дыбом.

— Клио, у тебя новые часы? — сменила она тему.

Клио подняла запястье, радуясь, что привлекла к себе внимание.

— Да. Это подарок Майкла, — самодовольно улыбнулась она.

— Красивые, — сказала Кит, после чего все стали восхищаться часами.

В следующем году это будет обручальное кольцо. Стало быть, игра закончилась удачно. Часы — только предисловие. Кит смотрела на Клио так, словно впервые ее видела. Клио собирается замуж за Майкла О’Коннора. И скоро станет свояченицей Льюиса Грея.

Миссис Хэнли громко хвалила молодых людей.

— Моя Патси тоже участвовала во всем этом, — сказала она миссис Диллон. — Странно, что ваша Орла не приложила к этому руку.

— У Орлы своя жизнь. Она ведь замужем и живет в деревне.

— Разве сегодня ее здесь не будет? — спросила миссис Хэнли.

— Кто знает? — пробормотала миссис Диллон и ушла.

Она сказала дочери, чтобы та и не думала приезжать на новогодний бал гольф-клуба в одиночку. Либо с мужем и его родней, либо никак.

— Но эти люди понятия не имеют, что такое бал, — ответила Орла. — Если я захочу, то приеду одна. Найдется множество мужчин, которые пожелают со мной танцевать.

Миссис Диллон, ужасно боявшаяся, что с ней будет танцевать один Стиви Салливан, только поджала губы.

Когда голоса гостей слились в сплошной гул, Филип и Кит решили, что пора предоставить слово Бобби Бойлану и его оркестру. Они ждали, пока шум достигнет определенного уровня.

— Сыграйте для начала что-нибудь мелодичное, а не «ба-бах», — предложил Филип.

— «Ба-бах»? Что это значит? — сердито спросил Бобби Бойлан.

— Я думаю, он имеет в виду раскатистые звуки ударных, — примирительно сказала Кит.

— Твой парень выбирает очень странные выражения.

— Он не мой парень. — Кит не хотела, чтобы даже у Бобби Бойлана, которого она, даст бог, больше никогда не увидит, сложилось неправильное впечатление.

Это был квинтет. На всех — бледно-розовые пиджаки, либо купленные в ту пору, когда музыканты были более стройными, либо взятые взаймы у оркестра, состоявшего из одних дистрофиков.

— «Алые паруса на закате» подойдут? — хмуро спросил Бобби Бойлан, ненавидевший играть в ресторанах. Он предпочел бы на Новый год выступать в большом дансинг-холле, но времена изменились. Теперь приходилось подчиняться приказам подростков в вечерних костюмах и платьях.

Бойлан вздохнул и махнул дирижерской палочкой оркестру, носившему его имя.

— Когда мы пригласим гостей к столу? — спросил Филип.

— Пока что все наслаждаются музыкой. Во всяком случае, на часы еще никто не смотрит, — ответила Кит.

— Клио показывала тебе свои часы?

— Да. Я думала, она прикажет Бобби Бойлану исполнить барабанную дробь и под эти звуки продефилирует по залу.

Филип рассмеялся:

— Приятно знать, что ты можешь быть такой же язвой, как и все остальные.

— Кто, я? Да я по-другому и не разговариваю… Ладно, давай подождем еще десять минут.

Стиви Салливан и его друзья задерживались. А Кит не хотелось начинать бал без его первой звезды.

Внезапно Анна осеклась на полуслове.

— Простите, мне нужно кое-что сделать, — сказала она.

Кит проследила за ней. Нет, украшения еще не падали. Просто Анна Келли увидела Стиви Салливана и устремилась к нему.

Кит смотрела на безупречную кожу Анны, ее светлые волосы, красивыми волнами лежащие на спине, узкие ленточки, скреплявшие прическу, того же цвета, что и платье. Девчонка напоминала фею. Наверное, по сравнению с ней сама Кит казалась приземленной. Наверное, алый цвет не идет ей. Он слишком яркий. И для Лох-Гласса слишком броский.

Стиви Салливан и его друзья успели побывать у Лапчатого, но на ногах держались крепко.

— О боже, я не узнаю это место, — сказал один из торговцев автомобилями. — Раньше о «Центральной» было страшно упомянуть. Человека могла кондрашка хватить.

— Стиви, ты только послушай, какой оркестр! Правильно сделал, что пригласил нас сюда. Ты просто молодчина!

Это были краснолицые мужчины, возможно холостые, люди, много лет делавшие крупные заказы на тракторы, пикапы и грузовики. И даже сельскохозяйственную технику они покупали с помощью молодого Стиви Салливана, который действовал как брокер, но всегда поставлял им хороший товар и отвечал за его качество. Они были польщены, что их пригласили на такое пышное мероприятие, как новогодний бал гольф-клуба Лох-Гласса. В такие места фермеров обычно на порог не пускали.

Кит напомнила себе, что понадобится дополнительный запас теплых булочек Если эти парни проголодаются, то начнут есть украшения.

На столах лежали карточки с написанными крупными буквами именами гостей: просто «Макмагон» или «Уолл», — и те суетились в поисках своих мест.

Эммет внимательно следил за происходящим. Он отвечал за стулья и при необходимости мог сбегать за ними.

Корзины с теплыми булочками ставили на столы серьезные девочки со скромно опущенными глазами. Кит поняла, что перестаралась. Им было приказано не хихикать, но запрета на улыбки не было. В следующий раз нужно будет это учесть.

Они много раз репетировали, как выстраивать людей в очередь. Первыми должны были подходить к буфету люди, сидевшие за дальними столами. Все работало как часы. Каждая девочка быстро запомнила, что нужно делать.

Вскоре у Кит отлегло от сердца: еды было достаточно.

— Пожалуйста, возвращайтесь сколько хотите, — говорили гостям мрачные девочки в белых блузках.

Кон Дейли, который никогда не выглядел прилично, а теперь был облачен в белый халат и поварской колпак, стоял в дверях кухни и блаженно улыбался, словно все сделал своими руками, а не выполнял самые элементарные указания Кит и Филипа.

Краем глаза Кит увидела появившуюся в дверях Орлу Рейли. Она выглядела маленькой и убогой, словно долго стояла под дождем, раздумывая, войти или нет. Ее платье обвисло, волосы намокли. Всего несколько лет назад Орла пользовалась большим успехом у мужчин, но теперь производила жалкое впечатление.

Было ясно, что за столом Диллонов ее не ждали. Там сидели шесть человек, которые явно не собирались приветствовать блудную дочь, которая бросила свой дом в горах ради веселой ночи в городке.

Кит направилась к ней.

— Привет, Кит. — Глаза Орлы были тусклыми.

— А вот и ты, Орла. С кем предпочитаешь сидеть?

— Роскошное платье. В Дублине покупала?

— Да, — насторожилась Кит.

— Я тоже хотела бы жить в Дублине. И даже работать. — От нее пахло спиртным.

Кит поняла, что ситуация складывается неловкая. Она не могла прогнать Орлу. Но куда ее посадить? Она прекрасно знала о шашнях Орлы со Стиви. Наверное, поэтому Орла и явилась сюда. И вошла с черного хода, желая получить свою долю новогоднего волшебства.

— Орла, где ты хочешь сидеть?

— Я слышала, что все столы ты накрывала сама.

— Да, конечно.

— Если так, то какая мне разница?

— Я не хочу, чтобы ты осталась без места.

— Можешь не волноваться, я найду себе место.

«Только этого нам и недоставало, — подумала Кит. — Появления пьяной бывшей подружки Стиви Салливана, за которой гонятся грубые девери с топорами».

Когда Орла устремилась к стойке с закусками, к Кит подошел Филип:

— В чем проблема?

— Как сапожник, — лаконично сказала Кит, показав на Орлу.

— О боже, что мы будем с ней делать?

— Можно влить в нее еще виски. Она рухнет, и мы запихнем ее в какой-нибудь буфет.

Филип посмотрел на нее с благодарностью: Кит не видела в случившемся трагедию.

— Можно отправить ее к матери. Помнишь старую поговорку о том, что каждый теленок должен идти к своей корове?

— Это не доставит миссис Диллон никакого удовольствия. Думаю, нужно посмотреть, где она закачается, и там ее и посадить. Эммет принесет ей стул.

Они видели, как Орла доверху наполнила свою тарелку и заковыляла к столу Стиви Салливана. Появился Эммет с дополнительным стулом и стоял с ним, пока не увидел жест Филипа.

— Что ж, по крайней мере, она сидит, — сказала Кит.

Ее огорчало, что Стиви столкнулся с пугающим призраком из своего прошлого. Но это чувство не имело ничего общего с ревностью к Орле с осунувшимся лицом и неразборчивой речью. Орла знала Стиви совсем с другой стороны. В отличие от Кит она чопорностью не отличалась.

— Нечестно сваливать ее на бедного Стиви. Она испортит ему весь вечер. А он нам так помог… Посмотри, какую толпу привел.

Кит ощутила чувство вины. Если бы события шли по намеченному плану, после танцев она провела бы всю ночь в объятиях Стиви. И тогда Филип не стал бы называть его «бедным Стиви»…

Она видела, как Стиви подошел к столу, за которым сидела вся их команда, поговорил со своим братом Майклом и дал ему ключи от машины. Майкл серьезно кивнул и надулся от гордости. Затем Стиви вернулся за свой стол. Оркестр играл мелодии, не мешавшие пищеварению; очередь тяжелого рока должна была наступить позже. Перед началом танцев Бобу Бойлану и его музыкантам нужно было отдохнуть и подкрепиться в соседнем помещении.

— Филип, все в порядке, — сказала Кит. — Получилось даже лучше, чем мы надеялись.

— И уже не в первый раз.

— А что я тебе говорила?

Они стояли и гордо следили за происходящим. Неулыбчивые официантки начали убирать посуду. Как было приказано, они составляли тарелки в стопки и уносили на кухню. Десерт стоял на длинном столе. Никакой суеты не было; все видели ряды корзин с бисквитами. Скоро настанет момент, кода дамам захочется попудрить носики, а потом начнутся танцы.

Кит твердила себе, что за Орлу можно не беспокоиться: Стиви справится со всем. Он знает, как избегать неприятных сцен. Стиви Салливан может справиться с чем угодно.

К Кит подошел Майкл Салливан.

— Мне поручено убирать столы, стулья и освобождать место для танцев, но произошло кое-что непредвиденное.

— Что именно?

— Стиви хочет, чтобы я кое-кого кое-куда отвез. Похоже, ей немного нездоровится.

— А почему он не отвезет ее сам?

— Я говорил ему то же самое, но он не хочет. Ты понимаешь, что я имею в виду.

— Прекрасно понимаю, — довольно сказала Кит.

Все было сделано очень умно. Стиви проводил шатавшуюся Орлу до дверей и что-то шепнул ей на ухо. После этого она пошла к его машине, кроткая как ягненок Майкл последовал за ней.

— А где Ш-штиви? — прошепелявила Орла.

— Я отвезу тебя в более укромное место, а он тебя там встретит.

— Г-где это?

— Скоро узнаешь, — ответил Майкл Салливан и поехал по дороге, откуда открывался великолепный вид на озеро.

Он проехал одиннадцать миль, пока не добрался до дома, в котором жила Орла. С кухни доносилось нестройное пение.

— Эй, это совсем не то место, куда я собиралась, — сказала Орла.

— Зато самое для тебя подходящее. Скажешь, что ездила в город и купила бутылку виски для праздника.

— Но у меня нет никакой бутылки. — Орла протрезвела от страха.

— Есть. Стиви купил. Я подожду. На случай, если они подумают, что ты была со Стиви или с кем-то еще.

— Но они узнают, что ты его брат.

— Не узнают. Я для них всего лишь ребенок Школьник А ты ведь не станешь иметь дело со школьником.

— Не знаю…

Орла взглянула на него, потом вышла из машины и нетвердо пошла к двери. Майкл молился, чтобы она не уронила бутылку.

Дверь открыл кто-то из мужчин. Майкл услышал грубые голоса.

— Кто это там в машине? — спросил мужчина, протиснувшись мимо нее.

— Мальчишка, — неуверенно ответила Орла.

Мужчина подошел проверить.

— Добрый вечер, мистер Рейли, — тревожно сказал Майкл. — Миссис купила вам в подарок бутылку виски, а поскольку попутной машины не было, Лапчатый попросил меня подвезти ее.

— Почему именно тебя? — спросил мужчина.

— Потому что я знаю вашу тещу, миссис Диллон, — ответил Майкл.

— Раз так, ладно. Спасибо, — проворчал мужчина.

— С Новым годом! — крикнул Майкл, развернув машину.

— И тебе того же, парень, — ответил Рейли.

Майкл возвращался в Лох-Гласс в приподнятом настроении. Все прошло лучше некуда. Он согласился оказать Стиви услугу только при одном условии: брат купит ему машину, пусть самую дешевенькую. Деваться Стиви было некуда.

К его возвращению танцы были в самом разгаре.

— Я ничего не пропустил? — спросил Майкл Эммета.

— Только уборку стульев и столов. Да еще пришлось открыть окна, чтобы немного проветрить помещение.

— И как, проветрилось? — полюбопытствовал Майкл.

— Думаю, да. Во всяком случае, свечи задуло, и их пришлось зажигать заново.

Бобби Бойлан объявил начало танцев с «Каролинской луны».

— Потанцуем, Кит? — спросил Филип.

Это было самое меньшее, что она могла для него сделать. Они чудесно работали вместе несколько недель и добились успеха. Все вокруг говорили, что им не хочется уходить из «Центральной». Отец Кевина Уолла сказал ей, что планируется большой обед, на который он приглашен. Они написали в «Замок», чтобы им забронировали места, но теперь он уверен, что банкет пройдет только в «Центральной».

Дэн О’Брайен пожал ей руку и сказал, что она сыграла главную роль в организации праздника; он не хочет, чтобы Кит считала его неблагодарным. Фраза была запутанной и включала двойное отрицание, но Кит поняла, что хозяин гостиницы вне себя от радости и просто не находит нужных слов.

Мать Орлы обняла Кит в дамской комнате, сказав, что ей цены нет и она никогда не забудет, с каким тактом Кит отнеслась к бедной Орле.

— Никогда не забуду, — несколько раз повторила миссис Диллон.

Кит ничего не понимала: она не ударила для Орлы палец о палец. Это брат Стиви отвез бедняжку к ее диким горцам.

Стиви… Что же он ей сказал?

Оркестр Бобби Бойлана заиграл «Каролинскую луну», и первыми на площадку вышли сияющие Кит и Филип. Когда они начали танцевать, вся их команда встала и захлопала в ладоши:

— Молодец, Филип! Молодец, Кит!

К ним присоединились остальные. Весь зал аплодировал хорошенькой девушке в алом платье и сыну хозяина гостиницы. Кит была поражена. Вдруг Стиви подумает, что она сделала это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание и всем продемонстрировать свои особые отношения с Филипом? Но выхода не было: оставалось только улыбаться и благодарно кивать тем, кто ее приветствовал.

Из-за туч вышла луна и высветила на поверхности озера длинный узкий треугольник.

— Глянь-ка, Филип. Это настоящее волшебство…

Кит показала на озеро только для того, чтобы разомкнуть его объятия. Она знала, что Стиви наблюдает за ней. Ничего не подозревающий Филип повернул голову. Он был счастлив. Его мечта сбывалась.

— Тут у вас самый чудесный вид на свете! — воскликнула Кит.

— У нас, — просто ответил он.

— Сегодня я так горжусь Лох-Глассом, что могу кричать об этом с самой высокой крыши. Когда я говорю, откуда родом, люди почти всегда спрашивают: «А где это?»

— Здесь есть человек из «Замка»… Наверное, приехал на разведку.

— Что ж, ему будет о чем рассказать. — Кит сумела снова придать разговору чисто дружеский характер.

— Он очень заинтересовался нашей беседкой. Сказал, что это настоящее сокровище. Его хозяева будут сражены наповал. Ну разве мы не молодцы? — спросил Филип. Они смотрели через большое окно на залитую лунным светом беседку и раскинувшееся за ней озеро. — Лучшего зрелища на Новый год просто не придумаешь.

Кит посмотрела на часы. Было без четверти одиннадцать. Через семьдесят пять минут Стиви Салливан поцелует ее и поздравит с Новым годом на глазах у всего городка. Она не могла дождаться этого момента.

Мартин и Мора танцевали под «Мою улицу».

— Наверно, Лох-Гласс — единственный город на свете, где почти все живут на одной улице, — сказал Мартин.

— Но какие же они молодцы! Здесь намного лучше, чем в клубе. В двадцать раз лучше.

— Мора, ты сегодня чудесно выглядишь.

— И ты тоже. Молодой и красивый.

— Ну, это уже чересчур! — рассмеялся он.

— Но для меня ты такой, — искренне ответила Мора.

Мартин привлек ее к себе.

Рядом танцевали Питер и Лилиан, но очень скованно, слегка отстранившись друг от друга. Было ясно, что Питер всего лишь выполняет свой долг. На самом деле ему хотелось поскорее в бар.

Филип О’Брайен танцевал со своей матерью.

«Этот мальчик знает, как нужно делать дела», — подумал Мартин. Потом он поискал взглядом свою красавицу дочь в ослепительном алом платье и увидел, что ей подает руку Стиви Салливан. Смуглый и породистый, он был похож на кинозвезду. Когда Кит и Стиви начали танец, Мартину показалось, что они делали это много лет. Чушь, конечно. Эти двое едва знакомы друг с другом.

— Не сейчас, Эммет. Я должна смотреть за гирляндами, — ощетинилась Анна Келли.

— Конечно. — Он сделал вид, что не заметил грубости. — Я только должен убедиться, что потанцевал со всеми, кто сидел за нашим столом… Патси! — громко окликнул он. — Ты не окажешь мне честь?

Лицо Патси Хэнли озарилось. На девочке было красивое платье из тафты, перехваченное широким поясом. Ее мать, сидевшая за другим столом, гордо улыбнулась, когда ее дочь пошла танцевать с красивым юным Эмметом Макмагоном из аптеки.

Этот вечер должен был запомниться жителям Лох-Гласса на всю жизнь. Кевин О’Коннор танцевал с Фрэнки Барри.

— Замечательное место, правда? — спросил он.

— Ты только посмотри, какой вид, — ответила Фрэнки. — С таким отелем за поясом Филип О’Брайен станет миллионером.

— Раз так, не теряйся! — засмеялся Кевин.

— Нет, он смотрит только на мисс Макмагон… как и все остальные.

— С мисс Макмагон ему следует держать ухо востро. Эта девушка может дать под дых каждому, кто позволит себе лишнее.

— Похоже, парню, которого она называет «мальчиком из соседнего дома», это не грозит, — заметила Фрэнки.

Они посмотрели на Кит Макмагон и Стиви Салливана, которые танцевали так, словно забыли не только о пространстве, но и о времени.

— Клио, ты чудесно выглядишь, — сказал Майкл О’Коннор.

— Почему ты это говоришь?

— Потому что так оно и есть.

— А еще почему?

— Потому что ты выглядишь очень мрачной.

— А еще?

— Потому что мне хочется подняться с тобой в номер.

— Как, на глазах у всех? Ты с ума сошел!

— Клио, девушка моей мечты, это может оказаться для тебя сильным ударом, но никто здесь не наблюдает за нами. У каждого свои дела.

Похоже, он был прав. Клио посмотрела на танцующих. Кажется, Кит малость рехнулась: она вцепилась в Стиви Салливана так, словно не собиралась его отпускать. В Стиви Салливана, который переспал со всей округой. Нет, она явно рехнулась.

— Я выйду первой, как будто отправилась в дамскую комнату. А ты подождешь три минуты. О’кей?

— Конечно. — Майкл думал, что уговорить Клио будет намного труднее.

В этот момент за стол вернулась Анна Келли.

— Не хочешь потанцевать? — спросила она Майкла.

— Чуть позже, ладно? — ответил тот и увидел, что ее лицо залилось краской.

— Майкл, я не стала бы танцевать с тобой даже в том случае, если бы ты был единственным мужчиной на свете! — отрезала она и устремилась к столу, за которым сидели другие мужчины. — Я хорошо танцую, — услышал ее слова О’Коннор.

Эта девушка в платье лимонно-зеленого цвета не только хорошо танцевала, но была поразительно красива. Поэтому он не удивился, когда сразу пятеро нетвердо державшихся на ногах мужчин встали и начали соперничать за честь потанцевать с ней. И слава богу: это ее отвлекло.

Майкл незаметно выскользнул из зала и поднялся по лестнице.

— Я включила электрокамин, — сказала Клио.

Она уже лежала в постели, аккуратно повесив платье на спинку стула. Майкл быстро последовал ее примеру.

— Запри дверь, — прошептала она.

— Ты очень опытна в таких делах, — заметил Майкл.

Клио посмотрела на него с тревогой:

— Сам знаешь, что нет. У меня не было никого, кроме тебя.

— Судя по твоим словам, да.

— Ты ведь знаешь, что это правда, верно?

— Как скажете, леди. — Он обнял ее.

Клио нахмурилась. Если Майкл подумает, что она готова спать с кем угодно, то перестанет ее ценить.

— Я люблю тебя, Майкл, — сказала она.

— И я тебя, — ответил он машинально, как отвечают на приветствие. Невозможно понять, когда мужчины говорят серьезно, а когда нет.

Мужчина, танцевавший с Анной, был дилером компании «Форд». Он работал на большой территории, и Стиви Салливан являлся одним из его лучших клиентов. Этот парнишка был настоящим гением бизнеса. И хорошо знал здешние места. Джо Мэрфи был доволен, что принял его приглашение. Стиви спрашивал, не приведет ли он с собой жену, но Джо ответил, что нет. Это могло вызвать лишние неудобства. Сейчас, держа в объятиях этого маленького ангела, он еще раз порадовался, что поступил правильно. Конечно, в праздники трудно найти человека, который согласился бы присматривать за детьми. Кроме того, Кармел была стеснительна и не любила общество незнакомых людей.

— Вы потрясающе танцуете, — сказала ему Анна.

Джо крепко прижал ее к себе. Нет, отличное местечко, ей-богу. Подумать только: еще сегодня утром он думал, что стареет, толстеет и теряет юный пыл.

— Если так, я готов танцевать с вами до упаду, — ответил он, сделав сложное па. Правду говорят, что тучные мужчины легки на ногу. Кажется, девушка им довольна.

— Не уходи, — попросил Стиви.

— Кажется, танец закончился, — ответила ему Кит.

— Да, но только на время.

— Я люблю тебя, — просто сказала она.

— Такие фразы люди могут прочесть по губам.

— Тебя это пугает?

— Нет. Я люблю тебя, Кит Макмагон. Люблю до боли. Не могу и минуты прожить без тебя. Ты — моя женщина… Я говорю это не как собственник, а потому что я — твой мужчина. Я имел в виду именно это. — Он лукаво улыбнулся ей уголком рта.

Они стояли у окна. Музыка зазвучала снова, так что размыкать объятия не понадобилось.

— Посмотри на эту луну, — сказала Кит. — Она светит так, словно над ней поколдовал какой-нибудь электрик.

— И озеро выглядит чудесно. Может быть, позже мы к нему спустимся… пробежим мимо беседки и окажемся на берегу.

— Наверное, это худшая мысль на свете.

— Да, — согласился он. — Верно. Но я бы с удовольствием жил там. У самой воды.

— Как сестра Мадлен.

— Да. Знаешь, мы могли бы построить там домик и вместе жить в нем.

— Этого не будет.

— Почему? — искренне огорчился он.

— Потому что мы просто морочим друг другу голову. И хватит об этом.

— Маленький домик, куда будут приходить птицы и где можно будет слышать плеск воды так же, как его слышала сестра Мадлен.

— Я тоскую по ней, — сказала Кит.

— Я тоже.

Казалось, они были единственными жителями Лох-Гласса, имеющими вескую причину невзлюбить отшельницу. Сестра Мадлен долго прятала человека, который причинил горе их родным. Но оба знали, что она сделала это по доброте душевной.

— Интересно, где она сейчас.

— Наверняка крепко спит в своей келье у Святой Бригид.

— У Святой Бригад? Тебе известно, куда она уехала? Этого не знал никто. Где она укрылась, так и осталось тайной для всех.

— Да. Я видел ее там.

Кит чуть не шлепнулась от удивления:

— Не может быть!

— Правда. Я пытался убедить тамошнюю настоятельницу, что, если они купят вместо пикапчика микроавтобус, старый садовник сможет возить их на станцию и делать кучу других вещей. И тут я увидел сестру Мадлен. Она стояла рядом, и глаза у нее были такими же голубыми и странными, как всегда.

— И ты говорил с ней?

— Конечно.

— Стиви, ты меня изумляешь.

— Когда-нибудь я отвезу тебя к ней. Она будет рада.

— Может быть, она прячется от людей.

— Может быть, но не от нас.

Слово «нас» заставило ее вздрогнуть от удовольствия.

Между тем танцы продолжались. Бобби Бойлан и его команда подкрепляли силы пивом, которое Филип регулярно приносил им раз в час.

На кухне царил образцовый порядок Кит и Филип настояли на том, чтобы плиты выскребли добела, а кастрюли и сковородки вымыли изнутри и снаружи до блеска. Выстиранные тряпочки для мытья посуды и кухонные полотенца висели на веревке. Остатки еды завернули и положили в холодильник; объедки сложили в два ведра с надписями на крышках «Для собак» и «Для свиней» и отнесли в посудомоечную. Филип позаботился о том, чтобы после бала любопытных пустили на кухню; до нынешнего дня такая мысль никому и в голову не приходила.

Однако и там существовала определенная демократия. Кону Дейли и всем остальным работникам кухни позволили праздновать вместе с гостями. У дверей для них поставили отдельный стол. В перерывах между подачей блюд и уборкой посуды мрачным как смерть официанткам и чуть более веселым официантам разрешалось садиться за столики и участвовать в танцах — самых чудесных из всех, на которых они бывали.

— Можно пригласить вас на следующий танец? — спросил Анну Келли Кевин О’Коннор. Эта девушка была настоящей красавицей; Кевин не мог понять, почему брат называл ее чудовищем и бешеной собакой.

— Простите, что? — переспросила Анна таким тоном, будто ей сделали чрезвычайно непристойное предложение.

— Я пригласил вас на танец.

— С чего вы взяли, что я буду танцевать с вами? — Анна продолжала злиться на Майкла, посмевшего ей отказать. Его брат-близнец был ничем не лучше.

— Но ведь мы на танцах… — неуверенно ответил Кевин. Неужели он поторопился и допустил грубость? Бедняга вспомнил о письме адвоката и вздрогнул. — Я не хотел вас обидеть.

— Рада слышать, — сурово сказала Анна Келли и отошла.

Джо Мэрфи оказался худшим из ее возможных партнеров. Он бесстыдно лапал Анну и даже предложил показать ей свою новенькую машину. По его словам, в Ирландии было только пять таких автомобилей. Анна поняла, что от него нужно как можно скорее избавиться. Но Стиви видел, как она танцевала с дилером. Она позаботилась, чтобы Стиви видел ее все время. Ради бога, что он привязался к этой Кит? Один танец еще туда-сюда, но два — это уже смешно…

Она поискала взглядом сестру. Клио не было уже целую вечность. Зоркие глаза Анны заметили, что Майкла О’Коннора тоже нет в зале. Сначала она пошла искать их в беседку. Во время подготовки бала все говорили, что это идеальное место для влюбленных парочек: свет горит только снаружи, поэтому никто не увидит, что происходит внутри. Там была длинная скамейка со спинкой. Конечно, холодно, но…

Анна встала на цыпочки, заглянула внутрь, но не увидела ни сестры, ни Майкла О’Коннора. Она задержалась, чтобы взглянуть на озеро. Оно было красивым, как никогда. Почему до Стиви Салливана никак не дойдет, что она стоит здесь, нарядная, взрослая, и ждет его? Сейчас он мог бы стоять рядом с ней и любоваться луной. Или сидеть в беседке.

Она уже хотела выйти на тропинку, как вдруг увидела фигуру. Вокруг было темно, и сначала Анне показалось, что это часть живой изгороди. Но тут она поняла, что в тени кто-то прячется. Фигура выпрямилась — это была женщина. Женщина в длинной шерстяной юбке и плаще. Поняв, что Анна может ее увидеть, женщина натянула плащ на голову и побежала по тропе, которая вела к озеру.

Анна так испугалась, что даже не смогла вскрикнуть. У нее перехватило дыхание. Эта женщина стояла недалеко от нее минут пять, но ничего не говорила и не выдавала своего присутствия. Кто это? И за кем она следила?

Наверное, цыганка. Все они воровки, что бы ни говорил ее отец. Пришла посмотреть, нельзя ли украсть что-нибудь ценное. Шубу или что-нибудь еще. Анна считала, что Кит и Клио сделали глупость, настояв на том, чтобы кто-то дежурил в раздевалке, но теперь поняла, что они были правы. Цыгане, путешественники, бродяги… Как их ни называй, они отличаются от других людей. Прячутся по садам, вместо того чтобы заниматься своими делами…

Когда Анна вернулась в гостиницу, ее сердце все еще стучало, как паровой молот.

Первым, на кого она наткнулась в зале, был Стиви Салливан.

— Да ты просто красотка, — изумился он.

— Спасибо, Стиви. Ты тоже очень красивый. Я никогда не видела тебя таким нарядным.

— Малышка Анна… — Он восхищался ею.

— Не такая уж малышка, — злобно ответила Анна. — Ты привел с собой интересных людей.

— Ага. Взять хоть Джо Мэрфи. У него есть жена и дети.

Анна пришла в бешенство. Она хотела заставить Стиви ревновать, а он вместо этого по-дружески предупреждает, что мужчина, который ее щупает, женат.

— Если так, я им сочувствую, — надменно сказала она.

— Я иду в бар выручать своих приятелей, — сказал Стиви. — Иначе пригласил бы тебя потанцевать. Но боюсь, что они меня опозорят.

— К сожалению, у меня нет ни одного свободного танца.

— Что ж, если так, то все к лучшему, — улыбнулся он.

Анне захотелось схватить стул и стукнуть его по башке.

Зайдя в бар, Стиви увидел, что его дружки, заказав по большой порции бренди, потчуют Питера Келли и Мартина Макмагона разными байками. Джо Мэрфи рассказал им про свою машину, которых в Ирландии всего пять штук Гарри Армстронг — о путешествии в Африку. Это было самое интересное событие в его жизни. Он то и дело тыкал Мартина Макмагона пальцем в грудь и спрашивал:

— Вы не были в Африке?

Мартин неизменно отвечал, что он был только в Англии и Бельгии, но до Гарри Армстронга это не доходило.

— Африка — это вещь, — как заезженная пластинка, повторял он.

— И что вы там делали? — спросил Питер Келли.

История была сложная. Перед Гарри открывались кое-какие возможности, но парень, с которым он должен был встретиться, так и не появился. Впрочем, Гарри было на это наплевать: он наслаждался самим пребыванием в Африке. А когда остался без гроша, то поехал к своему дяде, который служил там священником. Нет, не просто священником, а епископом; хотите — верьте, хотите — нет.

— Настоящий епископ. В Африке это большая шишка.

— Задница Армстронг? — в один голос вскричали Питер Келли и Мартин Макмагон. — Вы знакомы с Задницей?

— Что? Что?

— Вы племянник Задницы?

— Не понимаю…

Гарри Армстронг действительно ничего не понимал. Люди, которые до этого ничуть не интересовались ни его путешествием, ни им самим, теперь смотрели на него с восхищением.

— Большую порцию бренди для племянника Задницы Армстронга! — крикнул доктор Келли.

Стиви недоуменно покачал головой. По какой-то никому не известной причине — если не брать в расчет градусы выпитого — незнакомые люди внезапно прониклись друг к другу теплыми чувствами…

Клио и Майкл так и не вернулись за столик Анна обшарила все. Их не было ни в баре, где ее отец напивался с гнусными дружками Стиви, ни в гостиной, где сидели и ворковали какие-то парочки. Клио не было ни в дамской комнате, ни на блистающей чистотой кухне.

Анне Келли, которая, чтобы стать королевой бала, потратила целое состояние на платье из «Браун Томаса», было жалко себя до слез. Стиви Салливан даже не посмотрел в ее сторону. А все кавалеры не проявили ни капли галантности. Единственным завоеванием Анны был толстый женатый мужик с жадными лапами. Кроме того, ее до полусмерти напугала какая-то цыганка.

Ей хотелось выплакаться. Но только не в заново обставленной дамской комнате, на глазах у всех. На одной из лестничных площадок стоит диван. Она поднимется туда и немного посидит в темноте. Там ее никто не увидит.

Глупышка Анна оплакивала несправедливость жизни, непостоянство мужчин, безнадежность существования в таком аквариуме с золотыми рыбками, как Лох-Гласс, где о тебе знают всё, вульгарность фасона красного платья Кит Макмагон, которым восхищались все подряд…

Где-то неподалеку щелкнул замок, и ее сердце снова сжалось от страха. Здесь было некуда деваться от странных звуков, теней и фигур. Затем она увидела свет и собственную сестру, тайком выбиравшуюся из номера. Анна ахнула. Клио была в номере Майкла О’Коннора! Они действительно делали это. Занимались любовью. О боже! Должно быть, ахнула она громко, потому что Клио тут же метнулась обратно. Анна подкралась к двери.

— Говорю тебе, там кто-то есть! — сдавленным от страха голосом шептала Клио.

— Не смеши меня. Кто там может быть?

— Не знаю. Кто угодно.

— И кто же этот страшный человек? — Голос Майкла тоже слегка дрожал.

— Моя мать или миссис О’Брайен. Скорее всего, миссис О’Брайен. Она расскажет и матери, и всем… О боже, Майкл, что нам делать?

Анна коварно хихикнула, властно постучала в дверь и громко сказала:

— Немедленно откройте! Это Милдред О’Брайен! Откройте дверь, или я позову сержанта О’Коннора!

Дверь открылась. Увидев сладкую парочку, Анна зажала рот, чтобы сразу не расхохотаться. Она влетела в комнату и бросилась на кровать, умирая со смеху. В конце концов она высморкалась, вытерла слезы и посмотрела, не смеются ли они.

Они не смеялись, но слегка успокоились. Да, Анна застала их с поличным, однако могло быть и хуже.

— Очень смешно, — процедила Клио.

— Приятно познакомиться с человеком, обладающим таким чувством юмора, — с трудом отдышавшись, сказал Майкл. — Если представление окончено, может быть, спустимся в зал?

— Я уже закончила, — сказала Анна, оглядывая парочку. — А вы? — И снова рассмеялась.

В конце концов они спустились по лестнице втроем. Так было безопаснее. И это выручило их. Внизу стояла миссис О’Брайен.

— Можно спросить, где вы были?

— Я показывала им вид на озеро, который открывается из коридора верхнего этажа, — не моргнув глазом объяснила Анна.

— Да, этот старинный особняк очень красив, — сказала миссис О’Брайен. — Мало кто его ценит, но мы всегда это знали.

Гости постепенно собирались, чтобы вместе спеть традиционную «Шотландскую застольную».

— Что, уже пора? — спросил Стиви.

— Слава богу, последние часы все шло само собой, — сказала Кит. — Я даже не делала ничего из того, что должна была сделать.

— Ты сделала все, что нужно, — заверил ее Стиви.

Бобби Бойлан и его парни подали сигнал, предупреждавший, что пора образовать круг. Двери были открыты, чтобы все могли слышать звон церковных колоколов. Кто-то включил радио, чтобы не пропустить, когда наступит двенадцать.

Стиви и Кит стояли бок о бок, словно так было всегда. При виде этого у Моры сжалось сердце, Анна поняла, что проиграла битву, но не войну, Клио снова подумала, что у Кит не в порядке с головой, Фрэнки решила, что Кит любила Стиви с пеленок, но почувствовала это только на вечеринке в Дублине, а Филип понял, что все кончено.

Потом все взялись за руки, дружно крикнули «С Новым годом!», воздушные шары взлетели к потолку, оркестр заиграл, люди высыпали в сад над озером и запели «С Новым годом».

На дальнем берегу горели цыганские костры. Озеро еще никогда не было таким прекрасным.

Стиви Салливан целовал Кит Макмагон так, словно они были одни на всем свете. Они стояли в саду гостиницы «Центральная», а перед ними раскинулось озеро с лунной дорожкой, тянувшейся до лесистых холмов соседнего графства. Все это принадлежало только им двоим.

В саду стало пусто, когда все вернулись в зал, где Бобби Бойлан организовал латиноамериканскую конгу. Извилистая цепь растянулась по всем помещениям нижнего этажа. Возглавлял ее Кон Дейли, которого провозгласили поваром столетия.

Крепко обнявшиеся Стиви и Кит слышали плеск воды, доносившийся снизу, но не слышали, как падали на землю слезы стоявшей там женщины. Женщины, прятавшейся в темноте и следившей за происходящим всю ночь.

Анна видела, что происходит между ними. И ей было очень больно. Казалось, кто-то вонзил острый нож под ребра, туго обтянутые неудобным платьем. Вид у нее был несчастный.

Эммет тоже наблюдал за ними. Похоже, приближалось его время. На глазах всего городка Кит объявила Стиви Салливана своим. Конечно, отец и Мора станут высказывать недовольство. Но он сам будет перед Кит в неоплатном долгу. Если он не сможет вернуть Анну сейчас, то не вернет ее никогда.

— Знаешь, чего мне сейчас хочется? — спросил он Анну.

— Нет, — буркнула она, уверенная, что речь идет о танцах, выпивке или объятиях. Но человеку с разбитым сердцем не до этого.

— Я устал, и мне хотелось бы просто посидеть с тобой в беседке.

— Ну да. Чтобы целоваться, обниматься и задирать платье.

— Вовсе нет, — парировал Эммет. — Послушай, мы же заключили договор. Ты любишь другого, но мы продолжаем оставаться друзьями.

— Не думаю, что он меня любит. По-моему, твоя чертова сестра сумела помешать этому.

— Но ведь к нам с тобой это отношения не имеет, — гладко соврал Эммет. — Мы друзья. Вот я и подумал, что мы можем отдохнуть в беседке и почитать друг другу, как раньше. Никто не читает стихи лучше тебя, Анна.

— Ты действительно хочешь только этого? — подозрительно спросила она.

— Да, очень.

— Это ты здесь так говоришь, а там…

— Нет, речь только о стихах. Я на всякий случай взял с собой книгу.

Их взгляды встретились.

— Ладно, пошли, — вздохнула Анна. Все же это лучше, чем страдать из-за праздничного вечера, закончившегося полной катастрофой.

Эммет все продумал. Он принес с собой плед, чтобы им не было холодно, и термос с горячим какао.

— А тут неплохо, — сказала Анна, впервые за несколько часов вдруг почувствовавшая себя счастливой.

Книгу они пока не открывали. Просто слушали музыку, доносившуюся из окон гостиницы и эхом отдававшуюся на другом берегу озера.

— Знаешь, я хочу сказать тебе просто так, по-дружески… что ты очень красивая, — промолвил Эммет.

— Спасибо. — Анна смотрела на него с подозрением.

— Не как человек, который имеет на тебя виды… просто как обычный человек… так могла бы сказать и девушка… У тебя чудесное платье. Ты выглядишь в нем лучше любой кинозвезды.

— Что ж, очень мило с твоей стороны.

— Плохая это была бы дружба, если бы я не мог делиться с тобой своими мыслями! — с жаром ответил он.

На глазах девушки заблестели следы.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — вдруг брякнул он.

— Ох, Эммет! — заплакала Анна Келли. — Эммет, я люблю тебя. Я была такой слепой, такой глупой! Спасибо за то, что ты ждал меня. За то, что понимал…

Они обнялись и начали целоваться.

В нескольких метрах от беседки стояла женщина в плаще, накинутом на голову. Женщина, которая тоже плакала.

В эту праздничную ночь Кевин О’Коннор и Фрэнки сблизились больше, чем за все предыдущие годы. По-новому оценили свои чувства. Они шли вдоль берега, то и дело останавливаясь, чтобы узнать друг друга еще лучше. Так это у них называлось.

А когда они шли мимо причала с лодками, то увидели длинноволосую женщину в белой блузке, закрывшую лицо руками и плакавшую так горько, словно у нее разрывалось сердце. На танцах ее не было.

Казалось, женщина просто умирала от горя. Когда они подошли ближе, чтобы заговорить с ней, женщина схватила лежавший рядом длинный плащ, быстро накинула его на себя и скрылась в темноте.

Вернувшись в гостиницу, они рассказали об этом остальным. Взрослые уже ушли, а в гостиной собралась молодежь, не желавшая, чтобы эта ночь кончалась. Кевина и Фрэнки сильно напугала эта встреча, словно в ней было что-то зловещее.

— А я уже видела ее, — сказала Анна. — Это цыганка. Она потом побежала к табору. А до этого пряталась в саду, наблюдала за гостиницей, шпионила и высматривала, что можно украсть. — От этого воспоминания Анну бросило в дрожь, и Эммет обнял ее, словно пытаясь защитить.

— Нет, это не цыганка, — уверенно возразила Фрэнки.

— Да. Я видел ее лицо, — добавил Кевин. — У цыганок лица совсем не такие.

— И одежда на ней была дорогая.

— Она что-нибудь сказала? — спросила Кит, ощутив холодок в животе.

— Нет, ничего.

— Может быть, это был призрак? Помните, много лет назад в озере утопилась женщина, а потом по берегу бродил ее дух и плакал? — начала Клио. И увидела устремленные на нее глаза Стиви, Эммета, Анны, Кевина Уолла, Патси Хэнли и всех детей Лох-Гласса, помнивших, кто еще утонул в этом озере. — Я не имела в виду… — пробормотала Клио.

И тут Кит сорвалась с места, пулей вылетела в дверь и побежала по тропинке к озеру.

— Лена! Лена, вернись, Лена! Не уходи больше! Лена, вернись! Это я, Кит!

Все столпились в дверях и с ужасом смотрели вслед девушке, которая убегала в ночь и кричала сквозь слезы:

— Вернись, Лена, вернись!