Магазин на углу, конечно, был дороже любого супермаркета. Переплачивать приходилось за его расположение, а еще за то, что он работал круглосуточно. Десмонду нравилось заходить туда. Что-то волшебное было в том, как Суреш Патель раскладывал такое количество продуктов на полках, чтобы они не падали. Десмонд часто повторял, что у мистера Пателя есть свой секрет. В больших сетях супермаркетов, таких как «Палаццо Фудс», где работал Десмонд, принцип раскладки товаров был совсем иной. Самое главное — предоставить покупателю возможность выбрать то, что в обычных магазинах отсутствовало.

Магазин мистера Пателя был совсем другой. Сюда приходили, потому что дома неожиданно закончился сахар или потому что на ужин нечего есть, а остальные магазины уже закрыты. Иногда сюда заходили за вечерней газетой или банкой фасоли. Мистер Патель всегда говорил, что, если бы кто-нибудь знал, как много людей проводят вечер в одиночестве, ему бы не поверили. Он всегда был готов побеседовать с любым посетителем.

Жена Десмонда говорила, что лично против мистера Пателя ничего не имела, он всегда был очень вежливым, но продукты у него дороже, там все навалено, и заходить туда просто нет желания. Это такой магазин, в который забежишь, когда все остальные уже давно закрыты, но покупаешь там без охоты, потому что продукты попахивают.

Она никогда не понимала, зачем Десмонд покупает в угловом магазине свежую газету рано утром, когда он всегда может купить такую же около офиса и почитать ее вечером по пути домой.

Десмонд не мог объяснить этого. Он говорил, что в магазине есть что-то особенное. Дело не в том, откуда доставлялись продукты и каких размеров магазин. Если мистер Патель видел, что покупатель ищет что-либо, он сразу относился к этому со всей серьезностью. Например, как в тот день, когда Десмонд попросил изюмовый джем.

— Это точно джем или это добавка? — с интересом спросил мистер Патель.

— Думаю, и то и другое. — Десмонду тоже было интересно, что это такое. Они решили, что как только он купит джем, то поставит его на полку с горчицей, ментоловым сиропом и прочими баночками.

— Когда я окончательно изучу пристрастия и вкусы британских гурманов, я напишу книгу, мистер Дойл.

— Я думаю, вы и так уже разбираетесь, мистер Патель.

— Нет, только начинаю, мистер Дойл, но это так интересно. Как вы говорите, центр жизни — здесь… именно это я и чувствую.

— Центр жизни и в моей работе тоже, но я совсем не радуюсь этому, как вы.

— Это потому, что ваша работа куда важнее моей.

Дейдра Дойл согласилась бы с ним. Мистер Патель с уважением смотрел на Десмонда, которому было чуть менее пятидесяти, и он заведовал в «Палаццо» специальными проектами. Название «Палаццо» было так же известно, как «Сейнсберри» или «Вейтроуз». Может, конечно, не настолько известно, но в Ирландии, где никаких других названий не слышали, «Палаццо» пользовался большой популярностью.

Конечно, Патели не жили на Розмери-Драйв. Они жили в местах, более подходящих для выходцев из Индии или Пакистана, заявляла Дейдра, когда кто-нибудь начинал говорить о них.

Десмонд знал, что Суреш Патель, его жена, брат и двое детей жили в маленьких кладовках за магазином. Миссис Патель не говорила по-английски, а его брат мало говорил и почти не помогал по магазину. Вероятно, у него было какое-то заболевание. Обычно он просто сидел и мило улыбался.

По какой-то причине Десмонд никогда не рассказывал, что Патели живут в кладовых, что каждое утро их дети, одетые в синие свитера и с очками на носах, выходили из этого крошечного жилища и шли в школу. Десмонд полагал, что Патели и должны жить в таком маленьком помещении. Дейдра считала, что окружающие неодобрительно отнеслись бы к ним, узнав, что их соседи — пакистанцы.

По утрам в магазине было много народу: люди покупали газеты, соки, шоколадки и бутерброды в пластиковых коробках. Все это давало силы и заряд бодрости представителям рабочего класса. Все это было топливом, на котором работала британская промышленность.

Не то чтобы Десмонд переоценивал свой вклад в развитие британской промышленности. Он шел на работу в «Палаццо Фудс», огромный магазин, сеть которых сейчас стала девятой по величине в Британии. Десмонд начал работать в этом магазине в 1959 голу, когда он еще назывался «Принц». Это был тот самый год, когда он вместе с Фрэнком Квигли проделал длинный путь: на поезде, потом на корабле и снова на поезде. Когда они приехали в Лондон, то решили, что попали в рай.

Пока Десмонд шел на работу от Розмери-Драйв до Вуд-роуд, он часто вспоминал, насколько все было проще, когда они с Фрэнком стояли за соседними кассами в магазине «Принц». Сегодня они могли резать бекон, а завтра — вешать шторы. Каждый день они встречали покупателей и сотрудников магазина, которых хорошо знали.

Фрэнк понял быстро, что это компания, в которой он может постоянно идти вверх, не останавливаясь. Сеть «Принц Фудс» разрасталась, и со временем Фрэнк станет менеджером в одном магазине, а Десмонд — в другом, если будут играть по правилам. Фрэнк усвоил правила очень быстро. Десмонд медленнее оценивал возможность нужных ходов. Зато хорошо видел, как все менялось. Он с грустью наблюдал, что чем выше ступень, на которую тащил его за собой Фрэнк, тем больше он отдалялся от людей, с которыми раньше так близко общался, что привлекало его в этой работе больше всего.

Десмонд Дойл тогда был худым молодым человеком с копной темных волос. Его дети потом часто дразнили его, рассматривая фотографии, где он был похож на пай-мальчика. Но мама никогда не позволяла им заходить в своих шутках слишком далеко. Так выглядели все молодые мужчины того времени, уверенно говорила она. Сейчас он выглядел иначе. Теперь он расчесывал волосы так, чтобы они покрывали голову полностью, а размер его рубашки стал гораздо больше. Когда-то у него было только две рубашки, и одна всегда сохла на спинке стула.

Он думал, что многие люди вспоминали о прошлом с добрым чувством, хотя жили гораздо беднее. Он правда так думал.

Десмонд никогда не понимал, за что люди так любят здания Палаццо. Считалось, что это идеальный образец архитектуры тридцатых годов. Ему казалось, что это здание очень грубое, как в фильмах про Восточную Европу. Оно выглядело устрашающе, но почему-то в статьях о нем отмечали идеальное соблюдение пропорций и выдержанность стиля.

Фрэнк, выбрав это здание, старался быть практичным. Раньше оно служило головным офисом автомобильной компании, которая разорилась. Фрэнк, который всегда все знал, говорил, что необходимо помещение для кладовой, сервис-центр для грузовиков и офисное помещение. Так почему бы не организовать это все здесь?

На первом этаже была шикарная лестница и просторная приемная, наверху — полно комнат-клеток, комнат-аквариумов. Бухгалтерию быстро обновили и компьютеризировали, а затем перевели в отдельное помещение. На третьем этаже была особая зона. Там на каждом кабинете висела табличка с именем, и все постоянно извинялись. Еще там была огромная кладовая, где доживали свои дни оконные рамы, не подошедшие по размеру, или ждали своей участи пластиковые дисплеи, которые оказались не к месту.

В центре этого хаоса, в отделе специальных проектов, работал Десмонд Дойл. Официально в этом отделе рождались новые идеи и концепции, которые должны были нагонять страх на конкурентов. В реальности же это было место, где отрабатывал свою зарплату Десмонд Дойл, потому что он был другом детства Фрэнка Квигли. Потому что они вместе прошли долгий путь, начиная с того дня, когда четверть века назад приехали сюда.

Фрэнк Квигли был спокойным и очень могущественным управляющим директором, который почувствовал время, когда надо было прыгать вверх, и прыгнул. Это произошло с приходом итальянцев. Человек, женившийся на дочери босса. Человек, благодаря которому офис Десмонда, дверь в который Десмонд открывал с таким тяжелым сердцем, располагался именно на третьем этаже.

Отдел специальных проектов проверяли. Поползли слухи, что грядет огромная проверка. Десмонд Дойл почувствовал дискомфорт, когда скрутило желудок от страха. Что все это могло означать? Обвинения в том, что отдел не выполняет своих задач? Отчет о том, как выполнялись последние проекты?

Успокоительные таблетки уже не помогали, он глотал их, как конфеты. Ему не нравились конфликты и не нравилась необходимость изображать из себя умного. Однажды он уже изображал умного, и это закончилось плачевно. Все, хватит. В возрасте, когда многие снова начинают чувствовать себя молодыми, Десмонд ощущал себя стариком. В его кабинете, в отличие от дома, фотографий не было. На стене висела фотография с пейзажем Коннемары. На снимке все выглядело более голубым и красивым, чем оно было в реальности, но Дейдра говорила, что это самая настоящая Западная Ирландия и ему нужно обязательно повесить фотографию у себя в кабинете, чтобы она была поводом для разговора. Он мог бы говорить своим посетителям, что это его родина, и рассказывать про нее.

Бедняжка Дейдра, она думала, что в таком офисе люди говорят на такие темы. Ему еще повезло, что у него нормальные стены, а не стойки из стекла, что у него есть стол, телефон и два шкафа. Позволить себе вспомнить о корнях было роскошью, которой он не знал и вряд ли узнает.

Он больше не считал, что слова на бумажках, прикрепленных к пробковой доске в его кабинете, были такими уж важными. Не было никаких специальных проектов, как раньше, осталось одно название. Настоящей работой была, например, должность менеджера по развитию магазинов. Эти люди делали бизнес. Специальные проекты ничего не значили для Десмонда Дойла, потому что в его случае эта деятельность не была востребована. В других странах такая работа ценилась, он знал это, потому что читал специальные журналы, но в «Палаццо Фудс» он считался пятым колесом.

Десмонд вспомнил, как однажды прочитал в рекламе: «Ваше имя на двери значит „Биглоу“ у порога». «Биглоу» — это марка ковра. Такая невинная реклама заставляла молодых работников задумываться о своем месте в обществе. Он рассказал об этом Дейдре, но она не поняла, к чему он клонит. Почему бы ему тоже не постелить ковер, спросила она тогда. Может, они вырежут кусок из старого ковра и постелют его в офисе на выходных, тогда никому не придется ссориться и начинать войну, которую они могут проиграть. Этот вырезанный кусок ковра он спрятал у себя под столом, чтобы никто не увидел, но сказал Дейдре, что теперь его кабинет стал выглядеть совсем иначе, соответствующе его высокому положению.

Десмонд не потеряет работу, даже если весь отдел специальных проектов будет признан палкой в колесе. Да и отделом-то его можно было назвать с трудом. В подчинении у Десмонда был молодой стажер, и иногда он пользовался услугами Мэриголд, красивой крупной австралийки, которая работала по программе стажировки за рубежом. Она раньше работала секретарем в стоматологической клинике и в компании, которой принадлежал парк развлечений. Делала она это для того, чтобы понять, что представляет собой этот мир, чтобы потом вернуться в Австралию и выйти замуж за миллионера, что всегда было ее заветной мечтой.

Она спрашивала Десмонда, не надо ли напечатать письма или меморандумы. Она думала, что если научится печатать, то постигнет суть мироздания.

— Научи своих девочек печатать, Диззи, — часто говорила она. Мэриголд не хотела верить в то, что одна из девочек работала в книжном магазине, закончив бакалавриат, а другая была монахиней.

Если бы отдел специальных проектов закрыли, то Мэриголд посочувствовала бы Десмонду. Она бы сказала, что Квигли — старый хрен, что он постоянно пытался схватить ее за грудь. Она бы предложила сходить за пивом и сказала бы, что «Палаццо» не слишком хорошее место для него и ему стоит поискать для себя что-нибудь получше. А молодой стажер даже и не заметит изменений, он гордо задерет нос и пойдет искать работу в каком-нибудь другом отделе. Отец стажера был важным поставщиком, так что его оставят в любом случае, что бы ни случилось. Как оставят и Десмонда. Однажды ему уже дали уйти, но больше такого не повторится. Об этом побеспокоится Фрэнк Квигли. Его работа, или эта псевдоработа, была дана ему на всю жизнь. Ему еще надо прожить четырнадцать лет с «Палаццо». Хотя теперь только тринадцать с небольшим. А потом они придумают, что с ним делать.

Десмонду Дойлу не придется объяснять свою значимость старому приятелю Фрэнку. Нет, теперь даже если Фрэнк будет далеко или не сможет отменить важную встречу, то он сам поговорит с Карло Палаццо. Он, конечно, был Фрэнку тестем, но не являлся же он крестным отцом мафии.

Карло Палаццо думал о двух вещах: о своей семье и о своей кожаной куртке. Он всегда хотел работать в модной индустрии, и вот теперь на те доходы, которые получал, мог устраивать закрытые показы в собственном кабинете. Карло Палаццо, с мягкой внешностью и сильным акцентом, который только становился сильнее с каждым днем, проведенным им в Лондоне, не принял ни одного стратегически важного решения. Он все оставлял этому умнику Квигли, чей проницательный ум оценил сразу. Именно он сможет стать достойным мужем для его дочери.

У них пока не было детей, и это очень расстраивало всех. Но никто не терял надежду. Хотя с каждым годом она угасала, ведь даже если после пятнадцати лет брака… А ведь Ренате было уже за тридцать. Однако Карло оптимистично смотрел на возможность увидеть внуков.

Он был очень практичным человеком, поэтому Десмонд всегда вздыхал, думая, что если бы расследование о прибылях проводил он, то давить на жалость было бы бесполезно: только холодный расчет и прямолинейные вопросы. Сколько денег принес в казну Палаццо отдел специальных проектов за последние шесть месяцев? Ну-ка, Десмонд?

Десмонд с трудом попытался составить список своих достижений, но не смог. Дело не в том, что у него не было идей. Напротив, они били фонтаном, только потом терялись под бумажной волокитой других отделов. Например, как в тот раз, когда он предложил организовать пекарню у них в помещении и выпекать черный хлеб и булочки. Он так сумел аргументировать свое предложение, что к нему отнеслись серьезно, чего он даже не ожидал. Он сказал, что запах свежей выпечки заманивал бы покупателей, а еще это было бы подтверждением того, что хлеб испечен именно сегодня. К тому же, увидев, что он был испечен при соблюдении санитарных норм, покупатель уже не сомневался бы, что при остальной работе гигиенические стандарты соблюдались так же аккуратно.

Но как-то получилось так, что в результате никто не отнесся к этому предложению, как к идее Десмонда Дойла или инициативе отдела специальных проектов. Вначале это стало частью проекта развития, потом переросло в отдельный отдел выпечки. О нем писали в газетах, и о «Палаццо» пошли легенды.

Десмонд не слишком горевал. В конце концов, идея твоя, пока ты не рассказываешь о ней остальным. Конечно, если ты успел получить на нее права, если ты носишь звание Генератор идей, тогда вся твоя жизнь окрашивается в другой цвет. Тогда у тебя будет кабинет попросторнее и даже появится ковер у порога. Тогда мистер Палаццо попросит тебя называть его просто Карло и пригласит с женой на летний праздник в свой большой белый дом, где у него есть бассейн и барбекю. И еще он будет умолять Дейдру примерить куртку из мягкой синей кожи, которую он только что получил из Милана. Потом он скажет, что куртка так идет ей, что она непременно должна получить ее в подарок, чтобы отметить, какой золотой человек ее муж, человек — генератор идей.

Список достижений Десмонда не увеличился. Мэриголд сказала, что мистер Палаццо встал на тропу войны. Первой под, удар попала бухгалтерия — теперь у мистера Карло не будет карманных денег на лишнюю кожаную куртку из Милана. Старый парафиновый болван! Если бы он приехал в Австралию, то там ему вмиг бы объяснили, что носить куртки — это тебе не управлять компанией, что тут за него давно уже делал этот бандит Фрэнк Квигли.

Десмонд был тронут тем, как Мэриголд пыталась его подбодрить.

— Сядь и успокойся, ты ничем не поможешь, только станешь соображать хуже.

Мэриголд посмотрела на него и удивленно спросила:

— Но, Диззи, разве ты не понимаешь, что слишком хорош для этого допроса?

— Тихо! Я пойду мимо отдела замороженных продуктов, тебе взять мороженое? Никакая операция не проводится без заморозки.

— Неудивительно, что ты никогда не мог управлять, ты слишком человечен.

Мэриголд работала в «Палаццо» только полгода, но уже говорила, что ей пора двигаться дальше. Она подумывала о том, чтобы перейти в секретари в гостиницу или в салон красоты «Найтсбридж», где частенько можно было увидеть членов королевской семьи.

Так и не сумев убедить Десмонда испить из ее стакана водки с апельсиновым соком, она стала составлять список того, что произошло в ее отделе за те полгода, пока она там работала.

— Господи, ну должны же мы были сделать хоть что-то! Ты же не просиживал тут целыми днями, всматриваясь в эту выцветшую фотографию, Диззи?

— Нет, хотел бы я думать, что не просиживал. Всегда было много дел, но это были дела других отделов. Так что они не считаются моими проектами.

— И куда они отправят тебя, если решат закрыть отдел?

— Это маленький отдел. Возможно, они оставят меня тут, только дадут другого начальника. Тот же офис, та же работа, только другие обязанности.

— Они никогда не сделают тебе ручкой?

— Нет, Мэриголд, — успокоил он ее, — не волнуйся.

— Такты знаешь, где собака зарыта? — спросила, улыбаясь, Мэриголд.

— Типа того.

Он говорил так спокойно, что Мэриголд поверила ему.

— Пойду перечитаю письма, которые я для тебя печатала, может, там чего найду, — сказала она.

Все прошло почти так, как планировал Десмонд. Карло сидел в маленьком офисе и не обращал никакого внимания на активные попытки Мэриголд спасти своего шефа, убеждая мистера Палаццо, как много звонков ждет Десмонда и что сам он на конференции.

Карло Палаццо говорил о сокращении, о необходимости постоянно расширяться, экспериментировать, никогда не стоять на месте. Он говорил о конкуренции, об инфляции, рецессии, промышленных трудностях и сложностях с парковкой. Он поднял все проблемы, о которых говорил раньше: отдел нужно совместить с другими, работу перенаправить, а штат сократить.

Когда он употребил слово «сократить» во второй раз, Десмонд почувствовал себя как в кино, в котором он уже был когда-то. Ему стало неприятно. Теперь это будет происходить снова и снова на протяжении следующих тринадцати с половиной лет. А потом они решат, что ему надо работать в автопарке, и это будет конец.

Сердце Десмонда екнуло. Он стал думать, как скажет об этом Дейдре сегодня вечером. Он знал, что не будет ни сокращения зарплаты, ни публичного заявления. Просто исчезнет надпись с двери. Он пришел к тому, с чего начал.

— Вы думаете, я должен работать в том отделе, который будет создан здесь? — спросил он.

Карло Палаццо пожал плечами. Решать ему.

— Так нет?

Оказалось, что нет. Оказалось, что на этаже произойдет реорганизация, что здесь будет открытое пространство, чтобы было больше света и места.

Десмонд затаил дыхание. Он знал, что ему сейчас об этом скажут, поэтому не было необходимости торопиться. Его взгляд бродил по фотографии с ее неестественно синим небом и мягкими изгибами зеленых холмов.

Карло Палаццо приближался к своей основной мысли. И она была не обнадеживающая. Десмонд почувствовал знакомый кислый привкус во рту. Господи, пусть будет какой-нибудь офис, какой-нибудь угол, где Мэриголд сможет отвечать на телефонные звонки. Кто-нибудь, кто будет говорить: «Подождите, я вас соединю». Дейдра всегда звонила и говорила: «Можно поговорить с мистером Дойлом, менеджером специальных проектов, пожалуйста», и на слове «пожалуйста» ее голос всегда поднимался вверх.

Господи, пусть, пожалуйста, окажется какая-нибудь должность менеджера, чтобы Дейдре не пришлось всю жизнь расспрашивать его, чем он занимается, пусть он останется там, где есть сейчас.

— Мы подумали и решили, что лучше всего вы проявите себя в работе, требующей постоянных передвижений.

— Только не передвижений, мистер Палаццо.

Итальянец посмотрел на него недовольно:

— Я уверяю вас, Десмонд, что эта работа будет так же важна, и вы знаете, что никаких изменений в зарплате…

— Прошу, пусть это будет любая работа на одном месте. — Десмонд почувствовал, как на его лбу выступили капельки пота. Боже правый, он начал умолять. Почему он не обсудил это с Фрэнком Квигли?

Он и Фрэнк, с которым они вместе играли на каменных склонах, но никогда не были в местах, запечатленных на фотографии, с которым они говорили на одном языке. Почему время поставило преграды, так что теперь он не мог сказать Фрэнку, что ему нужна работа в офисе, пусть она была закатом его карьеры. Не так уж много ему надо — просто дать Дейдре основание думать, что ее муж был руководителем в большой и важной организации.

Было время, когда они с Фрэнком могли говорить обо всем на свете. Например, про то, как отец Фрэнка пропил все деньги, скупая ящики спиртного для всего города. Или про то, как Десмонд мечтал сбежать с фермы, где его спокойные братья и сестры с радостью убирали навоз за овцами.

Они рассказывали друг другу про первые победы и неудачи с девушками, когда только приехали сюда. С того самого дня, когда они пришли работать в «Принц», они делились всем. Но потом жажда денег взяла во Фрэнке верх, и дружбе пришел конец.

Фрэнк постоянно лез вверх, он уже не мог остановиться и теперь руководил всем сам. Палаццо выкупили сеть «Принцев». Все знали, что Карло Палаццо даже решение, с каким соусом есть макароны, не принимал, не посовещавшись с Фрэнком. Так что идея посадить старину Десмонда на колеса тоже принадлежала Фрэнку.

Неужели Фрэнк не помнил Дейдру, неужели он не понимал, как сложно это будет для Десмонда?

Фрэнк в последнее время так редко заходил на Розмери-Драйв. Но каждый раз, когда он бывал там, казалось, старые дни возвращались. Они хлопали друг друга по плечу и смеялись, и Десмонд никогда не жаловался, что они скатились так низко по социальной лестнице, а Фрэнк никогда не хвастался, что он залез так высоко. И только женитьба на Ренате сделала пропасть между ними столь заметной.

Из присутствовавших на свадьбе никого столь бедного, как Десмонд, не было. Дейдра ненавидела ту свадьбу. Она так долго ждала ее и даже надеялась, что они с Ренатой подружатся, хотя она гораздо моложе их и совсем из другого мира. Дейдра была убеждена, что Рената принадлежала к числу итальянских эмигрантов и ей необходим совет сестры.

Десмонд никогда не забывал, как изменилось выражение лица его жены, когда, придя на свадьбу в желтом платье и пальто, перешитом из старых вещей, она увидела великолепие нарядов из шелка и меха. Еще утром она выходила из дома такая радостная, а теперь пересаживалась на задние ряды церкви, пока итальянский оперный певец исполнял арию для новобрачных. К тому времени, когда молодожены приехали к гостям, она уже издергала свое платье и рукав мужа. Для нее это был плохой день, и горечь за свою жену испортила настроение и Десмонду.

Но это же не вина Фрэнка Квигли. Он по-прежнему улыбался им спустя несколько лет. Всегда можно было пойти к Фрэнку. И не нужно ничего объяснять, он все понимал по намекам. Ну и где, черт побери, носило Фрэнка сегодня, когда Карло Палаццо сообщал Десмонду Дойлу, что для него больше нет кабинета, двери, телефона?

Так, может, он прямо сейчас наденет бежевый халат, который носят дворники, и пойдет убирать коробки из-под овощей? Может, так проще, чем ждать еще с дюжину передвижений? Он чувствовал, что выражение его лица менялось, и он не мог контролировать его. К своему ужасу, он обнаружил, что лицо мужчины напротив выражало жалость.

— Десмонд, друг мой, прошу вас…

— Все в порядке. — Десмонд встал из-за своего маленького стола. Он сейчас подойдет к окну, чтобы скрыть набегавшие слезы. Но в его офисе нельзя было подойти, нужно протискиваться между шкафами, аккуратно обойти стол и даже попросить мистера Палаццо пододвинуть стул. Хотя на следующей неделе у него и такого кабинета не будет.

— Я знаю, что вы в порядке. Я просто не хочу, чтобы вы неправильно поняли меня. Иногда, даже после всех тех лет, которые я прожил здесь, я не всегда могу четко излагать мысли.

— Нет, вы четко изложили свои мысли, мистер Палаццо, даже четче, чем это порой удавалось мне, хотя для меня английский — родной язык.

— Возможно, я вас как-то обидел своими словами. Можно я скажу это снова? Вы очень ценный сотрудник, вы здесь так давно работаете, у вас неоценимый опыт… просто обстоятельства поменялись, сейчас будет проходить… какое слово мне надо употребить?

— Сокращение, — сказал Десмонд мрачно.

— Сокращение, — повторил Карло, даже не вспомнив, что он уже употреблял это слово. И широкая улыбка растянулась на его лице, как если бы, сказав это слово, он исправил ситуацию. Но по лицу Десмонда он понял, что ничего не исправил. — Скажите мне, Десмонд, что бы вы хотели делать больше всего? Это не оскорбление, не вопрос с подковыркой… Я спрашиваю, что вы больше всего любите в работе? Представьте, что вы могли бы сегодня остаться здесь. Чтобы вы хотели делать, о чем бы вы мечтали?

Он спрашивал на полном серьезе, он не шутил. Карло и впрямь хотел знать.

— Не знаю, можно ли это назвать мечтой, но не оставаться в этой комнате на должности менеджера по специальным проектам.

— Итак… почему же вы так не хотите покидать это место? Где еще бы вы мечтали работать?

Десмонд прислонился к шкафу. Мэриголд украсила этот угол несколькими домашними растениями, которые она принесла из тех офисов, где на полулежал ковер. Десмонд надеялся, что она ничего не прихватила из кабинета Карло. Подумав об этом, он улыбнулся, и его босс улыбнулся ему в ответ.

У Карло было большое доброе лицо, как у тех актеров, которые в кино играют доброго дядю или дедушку.

Карло мечтал стать дедушкой, чтобы по большому белому дому бегали внуки с полуитальянскими-полуирландскими именами. Внуки, которым можно было оставить часть состояния Палаццо. Десмонд тоже мечтал о внуках? Он не знал. Каким глупым он ему показался, если не смог сказать, о чем сам мечтает.

— Не так уж давно мне было позволено мечтать, так что, наверное, я еще не успел придумать себе мечту.

— Я свою всегда знал: я всегда хотел поехать в Милан и работать с модой, — сказал Карло. — Я всегда хотел, чтобы у меня были лучшие портные, закройщики и дизайнеры, чтобы у меня была своя собственная фабрика, которая носила бы мое имя.

— Ваша компания и так носит ваше имя.

— Да, но это не то, о чем я мечтал. Это не то, на что я надеялся. Тому, о чем я мечтал, я могу посвятить только малую часть своего времени. Мой отец говорил мне, что я должен заниматься продовольствием вместе с моими братьями, дядями, а не играть в тряпки, как женский портной.

— Отцы не всегда понимают.

— Ваш отец, он тоже не понимал?

— Нет, мой отец не понимал и не понял бы. Он всегда был стариком. Когда мне было десять, он был стар. И это не только мне кажется, это видно на каждой фотографии. Все, что он понимал, — это овцы, пастбища и тишина. Но он никогда не останавливал меня, он всегда говорил, что я могу идти вперед.

— Тогда что вы имеете в виду, говоря, что отцы никогда не понимают?

— Я не понимаю. Я сделал для своего сына все. Я хотел, чтобы у него было самое лучшее образование, я не понимал его, когда он уехал.

— А куда он уехал?

Об этом нельзя было говорить за пределами их дома.

— Он сбежал — вернулся к овцам, пастбищам и тишине.

— Вы позволили ему сбежать.

Казалось, Карло даже не удивился, услышав, что сын Десмонда не имеет образования и пасет овец.

— Но не с легким сердцем, — вздохнул Десмонд.

Карло не понимал.

— Так вы хотели дать ему высшее образование?

Почему-то сейчас перед глазами Десмонда стояло лицо Суреша Пателя, у которого блестели глаза, когда он говорил, как хочет, чтобы его дети имели дипломы и сертификаты о высшем образовании.

— Нет, не высшее образование. Просто место, которое было бы моим.

Карло посмотрел по сторонам. Он оглядел кабинет, который казался скучным сейчас даже с этими растениями.

— Это место? Это так важно?

Десмонду надо было заканчивать этот разговор.

— Если честно, мистер Палаццо, то я не знаю. У меня есть кое-какие идеи. Я полагаю, вы и мистер Фрэнк Квигли именно их от меня и ждали. Но это личные идеи, не рабочие. И я немного растерян, когда вы заговорили о сокращении. Но я справлюсь. Я и раньше всегда справлялся.

Теперь он не боялся и не жалел себя. Теперь он просто был практичным. Карло Палаццо с радостью увидел, что его прежнее настроение, какое бы оно ни было, теперь сменилось новым.

— Это случится не сразу. Должно пройти две-три недели, и вам это даст больше свободы и больше возможности подумать, что вам нужно на самом деле.

— Возможно, и так.

— И слово «менеджер» в вашей должности останется. Я еще пока не знаю, как она будет называться, уверен, что, когда Фрэнк вернется, он придумает…

— О да, я уверен, что он придумает.

— Итак… — Карло взмахнул руками.

На этот раз Десмонд слегка улыбнулся, и они пожали друг другу руки, как будто два единомышленника. Вдруг Карло остановился:

— А ваша жена? С ней все в порядке?

— Да, Дейдра в порядке, спасибо, мистер Палаццо.

— Может, вы могли бы как-нибудь прийти и поужинать с нами — будет вся семья: Фрэнк, Рената… Вы же были друзьями.

— Это очень любезно с вашей стороны, мистер Палаццо, — сказал Десмонд голосом человека, который знает, что никогда не примет приглашения.

— Это было бы прекрасно, мы будем очень рады, — точно с такой же интонацией произнес Карло Палаццо.

Мэриголд открыла дверь большому начальнику, мистеру Палаццо. Он улыбнулся ей:

— Спасибо, спасибо…

— Меня зовут Мэриголд, — сказала она, стараясь спрятать свой австралийский акцент. — Я рада, что работаю с мистером Дойлом. У вас было несколько важных звонков, — обратилась она к Десмонду, — я сказала, что вы на конференции.

Он кивнул в ответ и подождал, пока шаги Палаццо не стихли.

— Ну, так что произошло?

— Ах, Мэриголд…

— Не стоит говорить «Ах, Мэриголд». Ты видел, как я старалась для тебя? Теперь он думает, что ты гораздо важнее, чем ему казалось. Тем более после моего заявления о том, как мне повезло, что я работаю с тобой.

— Думаю, он полагает, что мы с тобой спим, — сказал Десмонд.

— Да я не против.

— Наверное, ты самая милая девушка на свете.

— А как же твоя жена?

— Не думаю, что она захочет, чтобы ты спала со мной.

— Нет, я имею в виду, разве она не самая милая девушка на свете? Или разве она ею не была?

— Она очень милая.

— Тогда у меня нет шансов, — продолжала подкалывать его Мэриголд.

— Палаццо не самый плохой.

— Так, значит, он не отправил тебя в отставку?

— Нет, как раз отправил именно туда.

— Черт побери! Когда?

— Через неделю или две, когда приедет Фрэнк.

— Так Фрэнк здесь!

— Ну, ты понимаешь, что мы говорим, что его нет.

— И куда они тебя отправят?

— То туда, то сюда — они пересаживают меня на колеса.

— А в этом есть что-нибудь хорошее? Хоть что-нибудь? — Ее большие глаза смотрели на него с нежностью, а красивое лицо выражало такое беспокойство, что она даже прикусила губу.

— Ничего страшного, Мэриголд. В этом можно найти кучу всего приятного. Не думаю, что стоит относиться к этому как к войне. Разве не так?

Он огляделся и развел руками.

— Но все время в разъездах… — Он еще не окончательно убедил ее. — Это интереснее, чем сидеть здесь и конца этому не видеть. Я буду заходить и навещать тебя время от времени, ты будешь для меня лучом света. Все останется по-прежнему.

— Он объяснил, почему?

— Сказал, что сокращение штата.

— Но ты ничего не сделал, он не должен забирать у тебя работу.

— Может, в этом и дело: я ничего не сделал.

— Да нет же, я хочу сказать, что вы же менеджер, вы же здесь так давно.

— Там все равно останется название «менеджер». Мы узнаем позднее.

— Ну да. Позднее, когда вернется Фрэнк.

— Тихо.

— Я думала, что вы были такими друзьями…

— Мы были. Пожалуйста, Мэриголд, хотя бы ты не начинай.

— И теперь тебе придется рассказать об этом своей жене, сегодня вечером?

— Ну да.

— Рассчитывай на меня, если что.

— Спасибо.

Она видела слезы в его глазах.

— Я вот что скажу: если твоя жена не поймет, что ты самый лучший на свете, то…

— Она поймет.

— Тогда мне придется прийти к тебе домой и сказать, что ей достался самый лучший мужчина, и врезать ей как следует, если она не поймет.

— Нет, Дейдра поймет, у меня будет время подумать, как объяснить ей это и решить, как жить дальше.

— Если бы я была на твоем месте, то не тратила бы время на репетиции. Я бы позвонила ей, пригласила на обед, нашла бы хорошее место, где на столах красивые скатерти, купила бы бутылку вина и рассказала бы ей все напрямую.

— Каждый поступает так, как хочет, — сказал он твердо.

— А некоторые вообще ничего не делают.

Он не ожидал такого.

Она обняла его. Он почувствовал, что она плачет.

— Я такая болтливая.

— Тихо, тихо. — От ее волос приятно пахло яблоками.

— Я пыталась развеселить тебя, и видишь, что наговорила.

Он освободился из ее объятий и с восхищением посмотрел на красивую австралийку такого же возраста, как и Анна. Наверное, ее отец на другом конце Земли даже не знал, чем занимается его дочь. Он ничего не говорил, просто подождал, пока она не успокоится.

— Вот было бы хорошо, если бы этот старик вернулся и застал нас вот так. Он бы убедился, что все его предположения оправдались.

— Он бы приревновал, — сказал Десмонд. — Думаю, теперь мне надо уйти.

— Я скажу, что ты пошел по делу.

— Ничего не говори никому.

Так он говорил всегда.

Он позвонил Фрэнку из телефонной будки около ворот.

— Не уверена, что мистер Квигли доступен. Кто его спрашивает?

Долгая пауза: она явно пошла спрашивать, хочет ли Фрэнк говорить с ним.

— Мне жаль, мистер Дойл, мистер Квигли уехал. Разве вас не оповестили? Я думала, что секретарь мистера Палаццо должна была сказать вам…

— Да, я просто хотел уточнить, не вернулся ли он.

— Нет, нет. — Она говорила твердым голосом, как если бы он был подростком, которому пришлось повторять несколько раз.

— Если он позвонит, передайте ему… передайте ему, что…

— Да, мистер Дойл?

— Ничего не передавайте. Просто скажите, что звонил Десмонд Дойл и ничего не сказал, как ничего не говорил всю свою жизнь.

— Не уверена, что поняла вас…

— Вы же слышали меня, но я повторю. — Десмонд снова произнес эти слова и почувствовал какое-то удовлетворение. Он подумал, что сходит с ума.

Была середина дня, и он ощутил странную свободу, проходя через широкие ворота «Палаццо». Вероятно, так чувствует себя ребенок, которого отпускают домой с уроков.

Он вспомнил, как они когда-то сбежали с Фрэнком из школы, заявив, что надышались удобрениями и теперь у них даже покраснели глаза. Они сказали, что почувствуют себя лучше, если подышат свежим воздухом.

Даже сейчас, спустя тридцать пять лет, Десмонд помнил, как они бежали по холмам, свободные от тесной классной комнаты. Единственное, чего им не хватало, — это детей, с которыми можно было играть. Все остальные мирно сидели в классе. Они почувствовали, что им не хватает компании, и вернулись домой гораздо раньше, чем рассчитывали.

Так же было и сегодня. Не было никого, кто мог бы прийти и поиграть с Десмондом. Не для кого покупать бутылку вина, как предложила Мэриголд. Даже если он сейчас доедет до Бейкер-стрит, где работала Анна, она может быть занята. И она сразу насторожится, такой уж у нее был характер. А его единственный сын смог увидеть возможность освободиться и сейчас находился очень далеко. Другая его дочь была в монастыре и не поняла бы, что ему необходимо поговорить.

Грустно понимать, что за двадцать шесть лет, что он провел в этой стране, здесь не нашлось ни одного человека, которому он мог бы позвонить, чтобы выговориться. Десмонд Дойл никогда не считал себя душой компании, но он всегда думал, что у них с Дейдрой были друзья, круг общения. Ну конечно, они были. У них скоро серебряная свадьба, и проблема не в том, чтобы найти кого пригласить, а придумать, как сократить число гостей.

С чего это он решил, что у него нет друзей? Да у них куча друзей! Но в этом-то и проблема: у них друзей было много. У него и у Дейдры было много друзей, и проблема совсем не в том, что кого-то сокращали и меняли табличку на двери. Проблема в том, что кто-то давал обещания и не держал слова.

Он поклялся ей много лет назад, что сможет многого добиться, что ей никогда не придется работать. Ее мать никогда не работала, ни одна из замужних подруг Дейдры никогда не пошла бы устраиваться на работу. С тех пор Ирландия сильно изменилась. Она стала походить на Англию. Нос миссис О’Хейген больше не вздернулся бы так, как раньше, если бы ей сказали, что молодые девушки получали образование, чтобы устроиться на работу.

Но это было давно, и Десмонд знал, что его никто не заставлял давать обещания. Он держал Дейдру за руку и умолял поверить ему в ту ночь, когда они собирались сообщить родителям новость. Он помнил, как сказал ей:

— Я всегда хотел заниматься торговлей, но это не то, что стоит говорить твоим родителям. Я почувствовал воодушевление, когда торговцы пришли в город, когда увидел, как они носят свои яркие одежды.

Дейдра посмотрела на него и улыбнулась. Она знала, что он никогда не скажет в семье О’Хейген про торговцев.

— Я хочу тебя, — сказал он. — Я хочу этого больше всего на свете, а когда у мужчины есть мечта, нет ничего, что могло бы его остановить. Меня не пугают трудности бизнеса в Англии. Твои родители будут рады, что ты не досталась врачу или юристу. Придет день, и они обрадуются, что ты вышла замуж за короля торговли.

И тогда Дейдра посмотрела на него с доверием, как смотрела с тех пор всегда. Он полагал, что она до сих пор остается его мечтой, так почему же он не сказал об этом мистеру Палаццо, когда тот спросил его?

Десмонд опомнился, когда уже шел по протоптанной дорожке. Его ноги на автомате несли его к знакомой автобусной остановке. В это время там не было толпы. Как приятно ездить вот так, а не толкаться в час пик!

Допустим, он позвонит Дейдре, он ведь знал, что она дома и составляет список приглашенных на серебряную свадьбу. Она оценит его прямоту и откровенность? Но разве она не любила его таким, какой он есть? Так же, как он любил ее? А он и впрямь любил ее. Она, конечно, изменилась, как и все мы, но было бы глупо ожидать, что она останется такой же красивой блондинкой, какой была, когда он и думать не мог ни о ком другом. Так почему же ее нет в его мечтах? Конечно, она связана с ними в какой-то степени. Он мечтал о том, чтобы выполнить свое обещание. Но он никогда не смог бы сказать этого Карло Палаццо.

Подошел автобус. Десмонд стоял в нерешительности. Стоит пропустить автобус? Найти телефон, позвонить жене, пригласить ее на обед и поделиться своими мыслями? Поделиться в надежде, что она разделит его мечты так же, как была готова разделить с ним необходимость выстоять в ту ночь, когда они сообщили О’Хейгенам о своем намерении пожениться.

— Вы садитесь или нет? — спросил контролер.

Десмонд стоял, держась за поручень. Он вспомнил, как Мэриголд сказала: «Некоторые вообще ничего не делают». Но он уже почти вошел в автобус.

— Я сажусь, — ответил он.

Он придумал, как скажет все Дейдре. В разъездной работе тоже есть много плюсов: он узнает, как строится процесс. Он объяснит, что Фрэнк был вынужден уехать, что пока еще ему не придумали должность, но в названии обязательно останется это волшебное слово «менеджер». Он не будет только упоминать про приглашение Палаццо на ужин, потому что этому не суждено сбыться.

Ему не было обидно, что Фрэнк пожелал оставаться в стороне от конфликта. Желания обращаться к Фрэнку у него тоже не было. Возможно, он прав, обязанности менеджера по специальным проектам он все равно не тянул. Может быть, Фрэнк таким образом даже дал ему возможность занять место получше.

Дейдра удивится, увидев его дома так рано. Она начнет суетиться и скажет, что ему стоило предупредить ее. Значимость тех новостей, которые он собирался ей сообщить, затеряется в ее суете.

Десмонд решил, что он зайдет в магазин на углу и снова скажет мистеру Пателю, какой полезный у него магазин. Там продавали пиццу, не самую лучшую, завернутую в несколько пакетов, с неправильной начинкой и невкусным тестом. Но и это сойдет. Или он может купить суп и французский батон. Он не был уверен, продавал ли мистер Патель куриное филе, если да, то это было бы неплохо.

В магазине покупателей не было. Но куда более странным показалось то, что по ту сторону прилавка тоже никого не было. Обычно Суреш Патель всегда сидел там, как на троне, указывая, где что стоит, словно управлял своим маленьким королевством. А когда он не мог этого делать, то его заменяла жена. Пусть она ни слова не произносила по-английски, но она могла посчитать цену и прочитать надпись на этикетке. Иногда покупателей обслуживали его сын или дочь.

Десмонд прошел мимо входа и вдруг увидел драку. Он видел все как в замедленной съемке, как во время футбольного матча показывают повторение особенных кадров: двое парней в кожаных куртках били брата Суреша Пателя.

Десмонд был не из драчливых, но это зрелище его сильно задело. Он отступил на пару шагов. Сейчас он побежит и позовет людей. Он побежит за угол, где было много народу. И если быть совсем честным, он побежит туда, где у этих двоих не будет возможности схватить его. Но прежде чем он смог сделать шаг вперед, он услышал голос Суреша Пателя, который кричал мальчишкам с прутьями:

— Прошу вас, он не в себе, он ничего не знает про сейф. Никакого сейфа вообще нет. Пожалуйста, не бейте больше моего брата.

Десмонд почувствовал сильную боль в животе, когда увидел, как скользнула рука мистера Пателя. Ему казалось, что били его самого.

Если бы Мэриголд даже не сказала ему, что есть люди, которые никогда ничего не делают, он сделает то, что должен. Десмонд Дойл, такой мягкий, что его легко попросить освободить офис и пересесть за руль фургона, такой милый, что заставил австралийку оплакивать свое будущее, вдруг понял, что должен сделать.

Он поднял подносы, на которых утром принесли хлеб, и со всего размаху ударил ими по голове одного из парней. Парень, которому было не больше лет, чем его сыну Брендону, упал на землю. Второй злобно посмотрел на него. Десмонд втолкнул его в помещение.

— Твоя жена там? — прокричал он.

— Нет, мистер Дойл. — Суреш Патель смотрел на него так, как смотрят обычно герои фильмов на своих спасителей.

Его брат, который не понимал, можно ли уже радоваться, улыбнулся ему.

Десмонд все бил и бил того парня. У себя за спиной он слышал голоса покупателей:

— Вызовите полицию и «скорую». Здесь была драка. Зайдите в любой дом, вам дадут телефон.

Двое мужчин побежали, радостные оттого, что станут героями сегодняшнего дня. Десмонд толкнул дверь в комнату, где он запер парня в кожаной куртке.

— Он сможет выбраться оттуда? — спросил он.

— Нет, у нас решетки на окнах.

— Вы в порядке?

— Да. Вы его убили? — спросил Суреш, кивнув в сторону парня на земле, который начал стонать.

Десмонд был готов ударить его еще раз, но парень еле шевелился.

— Нет, он жив. Но ему будет несладко.

— Может, и так, но это не важно, — сказал мистер Патель, медленно поднимаясь на ноги. Он был слаб и напуган.

— А что тогда важно? — спросил Десмонд.

— Мне надо решить, кто будет заниматься этим магазином вместо меня. Вы видите, мой брат не может, моя жена не говорит по-английски, я не могу просить детей пропускать школу, а то они не смогут сдать экзамены…

Вдалеке послышались звуки сирены, и в магазин вбежали двое молодых людей, которые сказали, что полиция вот-вот подъедет.

— Не волнуйтесь об этом, — сказал Десмонд. — Мы это организуем.

— Но как?

— У вас есть родственники, которые занимаются подобным делом?

— Да, но они не могут бросить свои дела.

— Когда мы доставим вас в больницу, вы дадите мне их имена, чтобы я мог связаться с ними?

— Это бессмысленно, мистер Дойл, у них нет времени. Они сами должны работать на себя. — Его большие глаза наполнились слезами. — Мы разоримся, вот и все.

— Нет, мистер Патель, я за вас поработаю в этом магазине. Просто вам нужно сказать им, что вы доверяете мне.

— Вы не можете этого делать, мистер Дойл, у вас важная работа в «Палаццо Фудс», вы просто говорите это мне, чтобы я почувствовал себя лучше.

— Нет, это правда. Я присмотрю за вашим магазином, пока вы будете в больнице. Сегодня мы, конечно, закроем его, повесим записку, а завтра я открою его.

— Я не знаю, как мне вас благодарить… — Глаза Десмонда тоже наполнились слезами. Врач из «скорой помощи» был очень любезен. Он сказал, что мистер Патель, скорее всего, сломал руку.

— Должно быть, это затянется, — сказал уже на носилках Суреш Патель.

— У меня куча времени.

— Давайте я вам скажу, где сейф.

— Нет, позднее, я приду в больницу.

— Но ваша семья, ваша жена не позволят вам заниматься этим.

— Они поймут.

— А потом?

— А потом все будет иначе. Не думайте об этом.

Полицейские были молодыми, даже моложе бандитов.

Один из них был точно моложе его сына.

— Кто тут за главного? — спросил полицейский еще неуверенным голосом.

— Я, — сказал Десмонд. — Я, Десмонд Дойл, живу по адресу Розмери-Драйв, двадцать шесть, и я буду присматривать за магазином, пока мистер Патель находится в больнице.