Как только Саймон услышал, что Ева Мэлоун уехала в Англию, он сказал, что именно там и следует искать Хитер.

Ева не ответила на записку, в которой он просил прощения и объяснял, что усиливающийся склероз превратил его деда в маразматика, на слова и мнения которого не стоит обращать внимания.

Саймон боялся, что записка была чересчур официальной. Он рассказал об этом Нэн, и та, к удивлению Саймона, осудила его. Обычно она была холодной, невозмутимой и редко высказывала собственное мнение.

— Чем тебе не понравилось мое письмо? — с тревогой спросил он.

— Оно такое же ледяное, как твой дед.

— Неправда. Я просто хотел спустить дело на тормозах. Так сказать, сбить температуру.

— Что ж, ты добился своего, — подтвердила Нэн.

В пятницу после звонка из школы он позвонил Нэн.

— Слушай, кажется, насчет письма ты была права… Как ты думаешь, зачем она взяла с собой Хитер?

— Ей такое и в голову не приходило, — отмахнулась Нэн.

— А где же тогда Хитер?

— Она убежала, потому что вы все ужасные.

— Если так, то почему не убежала ты? — обиженно спросил Саймон.

— Я люблю ужасных людей. Разве ты этого не знал?

Школьницы были напуганы. Ничего подобного раньше не случалось. Им задавали странные вопросы. Видели ли они человека, который приходил в школу? Видели ли, как Хитер с ним уходила?

Ее форменное пальто исчезло, но ненавистный форменный берет остался на кровати. Пижама, сумочка для губки, гербарий, моментальные снимки пони и Клары со щенками пропали. Обычно они лежали на тумбочке рядом с кроватью. Там, где остальные девочки хранили фотографии своих родных.

Одноклассниц Хитер спросили, не была ли она чем-то расстроена. Они ничего не заметили.

— Вообще-то она была очень тихая, — сказала одна.

— Ей здесь не нравилось, — сказала другая.

— Она ничего собой не представляет. Мы не обращаем на нее внимания, — сказала староста класса.

У мисс Томпсон было тяжело на душе.

В нокгленском автобусе девочку не видели. Майки сказал, что хорошо ее знает. Плотная коренастая девочка, что называется «так на так». Конечно, он бы ее заметил.

У нее было при себе максимум одиннадцать шиллингов, да и то вряд ли. Все знали, что Хитер тратит деньги на сладости.

Когда Саймон приехал в школу, там успели позвонить в полицию.

— Неужели это было необходимо? — спросил он.

Директриса удивилась:

— Ну, раз она не уехала домой и вы не сумели пролить свет на то, где она может быть…

Мисс Томпсон смотрела на Саймона с неодобрением.

— Мы убедились, что убегать домой, где ее ждут только пони и собака, девочке нет смысла. Кроме того, она все равно туда не приехала. Поэтому мы подумали, что вы не будете протестовать против вызова полиции. Это совершенно нормально. Любой поступил бы так на нашем месте.

Саймону стало стыдно. Раньше он не понимал, насколько далека от нормальной была жизнь бедной Хитер.

Он исправит это, когда девочку привезут из Англии. Не оставалось сомнений, что Ева взяла ее с собой.

* * *

Приехав в Дунлаогхейр, полиция и Саймон обнаружили, что форт удерживают три студента. Миссис Хегарти уехала в Англию на похороны. Ева Мэлоун уехала с ней. Да, конечно, они оставили на крайний случай номер телефона, по которому с ними можно будет связаться.

Но миссис Хегарти сказала, что в любом случае позвонит завтра утром и узнает, как они справились с завтраком.

Сейчас пятница, одиннадцать вечера. Почтовый пароход еще не успел прибыть в Холихед. Там они с Евой сядут на поезд до Юстона. Миссис Хегарти будет в Лондоне не раньше семи утра.

Они долго не могли решить, следует ли позвонить в полицию Уэльса и попросить поискать Хитер.

Два полицейских, отчаянно пытавшиеся выяснить все подробности, в этом сомневались.

— Сэр, вы абсолютно уверены, что ваша сестра там? — снова и снова спрашивали они.

— Больше ей просто негде быть, — решительно отвечал Саймон.

— Кто-нибудь видел, как миссис Хегарти и мисс Мэлоун уезжали на пароход? — спросил один из полицейских.

— Я видел. — Обязанности старшего взял на себя студент-ветеринар по имени Кевин Хики.

— С ними была двенадцатилетняя девочка?

— Вы имеете в виду Хитер?

Саймон и полицейские не объяснили цель своих расспросов.

— Она была с ними? — спросил Саймон.

— Конечно, нет. В том-то и проблема. Ева волновалась, потому что уезжала на похороны. Боялась, что Хитер не поймет, что ей просто пришлось уехать.

Ева оставила коробку шоколадных конфет и попросила Кевина в воскресенье отнести ее в школу с запиской.

— Может быть, вы передадите коробку сами, если встретитесь с сестрой? — спросил он Саймона.

Они попросили разрешения прочитать записку.

Та была простой и недвусмысленной: «Не думай, что я про тебя забыла. Приду через неделю. Ты сама выберешь, куда мы пойдем. С любовью, Ева».

Когда Саймон прочитал это послание, на его глаза навернулись слезы. В первый раз за вечер.

В субботу утром в Нокглене о случившемся знали все. С легкой руки Би Мур и мистера Флуда, который услышал новость первым. Мясник вышел наружу посоветоваться с монахинями на дереве и был очень разочарован тем, что никакого небесного сообщения о Хитер не последовало.

— Я надеялся, что она на небесах. Ну, на ее небесах, — поправился он. Не следовало забывать, что Уэстуорды были протестантами.

Десси Бернс сказал, что тот, кто ее найдет, получит хорошую награду, и заявил, что девочку похитили. Более того, Хитер похитил человек, которого она знала.

Пакси Мур сказал, что шансы на похищение девочки кем-то знакомым ничтожны. Знакомые прекрасно знают, что Уэстуорды с трудом оплачивают счета. Если бедную девочку кто-то и похитил, то наверняка какой-нибудь подлый дублинец, решивший, что она богатая, потому что говорит с шикарным акцентом и происходит из Большого Дома.

Миссис Хили сказала Шону Уолшу, что теперь в Уэстлендсе запоют по-другому. Они всегда были далекими, высокомерными и считали, что с ними никогда не случится того, что случается с простыми людьми.

Шона удивила такая перемена отношения к Уэстуордам. Миссис Хили ответила, что слегка обижена на них. Мистер Саймон Уэстуорд намекнул, что ждет у себя очень важных людей, которые вскоре начнут останавливаться в гостинице, если там их будут кормить обедом по вечерам. Миссис Хили завела у себя такие обеды, но мистер Уэстуорд на них так и не пожаловал.

— Зато пожаловали другие, — ответил Шон Уолш. — Они принесли вам прибыль, а это самое главное.

Миссис Хили согласилась. И все же не очень приятно вскакивать по капризу местного аристократа, как какой-нибудь привратник.

Она сказала об этом аптекарше миссис Кеннеди. Та задумчиво посмотрела на нее и сказала, что только человек с каменным сердцем может говорить такое, когда речь идет о жизни ребенка. После этого миссис Хили заговорила совсем по-другому.

Клодах сообщила новость Пегги Пайн. Клодах считала, что на дунлаогхейрской пристани какой-нибудь мужчина в дождевике пообещал бедной Хитер целую коробку шоколадных конфет.

Марио сказал, что мужчины Нокглена должны отправиться на поиски и срубить палками все живые изгороди.

— Ты видел слишком много плохих фильмов, — упрекнул его Фонси.

— Если так, то куда, по-твоему, она девалась, мистер Умник? — спросил Марио.

— Я тоже смотрю плохие фильмы. Поэтому думаю, что она села на своего пони и ускакала на закат.

Но это была лишь одна из теорий, не выдерживавших никакой критики, потому что пони по-прежнему оставался в Уэстлендсе.

Пегги Пайн отправилась в монастырь, чтобы поговорить с матерью Фрэнсис.

— Ева звонила из Лондона, — сказала мать Фрэнсис. — Я слышала, как она скрежетала зубами. Кажется, они решили, что она взяла Хитер с собой. Мне страшно подумать, что она сделает, когда вернется домой.

— Ева никогда бы такого не сделала.

— Знаю, но на прошлой неделе в Уэстлендсе произошла какая-то ссора. Можно не говорить, что мне мисс Мэлоун не сказала ни слова… О боже, Пегги, где может быть этот ребенок?

— Если кто-то замышляет побег, то думает о месте, где он был счастлив, — поразмыслив, ответила Пегги Пайн. Но это ничего им не дало.

Казалось, что мест, где Хитер могла быть счастлива, нет на свете.

Сестра Имельда начала читать тридцатидневную молитву. Она сказала, что это безотказное средство.

— Бедный ребенок. Я никогда не встречала такой благодарной девочки. Слышали бы вы, как она хвалила мои тосты, которые поджаривала в коттедже у Евы…

И тут мать Фрэнсис осенило.

Она осмотрела дыру в каменном заборе и убедилась, что ключа там нет.

Мать Фрэнсис медленно подошла к двери коттеджа Евы. Та была заперта. Она заглянула в окно и увидела на столе большую коробку. Внутри что-то шевелилось. Сначала она подумала, что это кошка, черная кошка. А потом увидела, что там птица.

Из коробки под неловким углом торчало черное крыло.

Хитер нашла раненую птицу и решила ее вылечить. Судя по всему, не слишком успешно. Повсюду валялись перья и клочки рваной газеты.

Запыхавшаяся и испуганная Хитер пыталась растопить камин. Она использовала для этого веточки и кусочки картона. Огонь на мгновение загорался, но гас снова.

Мать Фрэнсис постучала в окно.

— Я вас не впущу.

— Ладно, — неожиданно ответила монахиня.

— Стоять здесь нет смысла. Серьезно.

— Я принесла тебе ленч.

— Неправда. Это хитрость. Вы схватите меня сразу, как только я открою дверь. За забором стоят ваши люди.

— Какие люди? Монахини?

— Полицейские. Ну, может быть, и монахини тоже. Мой брат. Люди из школы.

Мать Фрэнсис вздохнула:

— Нет. Все думают, что ты в Лондоне. Именно там тебя и ищут.

Хитер встала на табуретку и посмотрела в окно.

Похоже, поблизости никого другого не было.

— Вы можете оставить ленч на ступеньке.

— Могу. Но он остынет. Кроме того, мне нужно вернуть тарелку сестре Имельде.

— Домой я не пойду. И вообще никуда.

Мать Фрэнсис вошла, поставила на стол тарелку, накрытую салфеткой, большие куски хлеба с маслом и посмотрела на птицу.

— Бедняга… Где ты ее нашла?

— На тропинке.

Мать Фрэнсис бережно подняла птицу и уверенно повела беседу. Это всего лишь вороненок. Птенцы часто падают с деревьев. Некоторые их них очень неуклюжи. Не стоит думать, что все птицы очень ловкие и могут парить в небе по собственному желанию. Это миф.

Она сказала Хитер, что крыло не сломано. Вот почему бедная тварь так старалась вырваться. Она просто была оглушена падением.

Они вместе осматривали птенца и улыбались тому, как колотилось сердце вороненка, не знавшего, что его ждет.

Мать Фрэнсис угостила птицу хлебными крошками, а потом они вынесли ее на улицу.

После нескольких неуверенных прыжков птенец умудрился подняться в воздух и плюхнуться на каменный забор.

— Именно так и нужно обращаться с созданиями дикой природы. Теперь убери перья, газеты и отнеси коробку обратно в посудомоечную. А я займусь ленчем.

— Я все равно не вернусь. Несмотря на то, что вы помогли мне с птицей.

— А разве я что-то говорила о возвращении?

— Еще нет, но скажете.

— Не скажу. Просто попрошу разрешения сообщить, что ты в безопасности, вот и все.

Мать Фрэнсис разожгла камин, объяснив Хитер, как следует обращаться с сухим торфом, сложенным у стены. Показала ей, как сделать гнездо из веточек, разжечь его, а потом положить на торф. Они вместе ели баранью тушенку с картофельным пюре, приготовленную сестрой Имельдой, и макали в густую подливку кусочки хлеба с маслом.

На десерт каждой досталось по яблоку и куску сыра. Мать Фрэнсис объяснила, что больше ничего принести не могла, потому что тропинка скользкая. Кроме того, большее количество еды могло бы вызвать подозрения.

— Почему вы пришли за мной? — спросила Хитер.

— Понимаешь, я учительница и считаю, что знаю о детях все. Это наша маленькая слабость.

— Вы ничем мне не поможете.

— Не торопись. Нужно изучить все варианты.

Ева позвонила Бенни из Англии. Сказала, что потратила на телефонные звонки больше времени, чем на помощь Кит. Все это разозлило ее до такой степени, что она сорвет с Саймона Уэстуорда его любимый галстук, обвяжет им его тощую шею, будет тянуть до тех пор, пока у него не посинеет лицо, и остановится только тогда, когда увидит его вывалившийся наружу язык и выпученные глаза.

— Ты даром тратишь время, — сказала Бенни.

— Верно. Ну что, новостей нет?

— Мы ничего не слышали.

— Кажется, я знаю, где она может быть. Но это только догадка, — сказала Ева.

— Ты права. Кому сказать? Саймону?

— Нет, действуй сама. Сделай вид, что просто идешь мимо. Если ключа на месте нет — значит, она в доме. Бенни, ты можешь утешить кого угодно. Ей это понадобится. Скажи, что я все улажу, когда вернусь.

Бенни вышла из дома и по дороге решила купить что-нибудь сладкое. Если Хитер действительно там, это поможет растопить лед и выманить ее из дома. Денег она с собой не взяла, но знала, что Берди Мак не откажет ей в кредите.

Проходя мимо дверей магазина Хогана, она вспомнила про розовые листочки. Можно написать на листочке «Один фунт, сладости» и подписаться. С какой стати она, владелица одного из городских магазинов, будет брать у другой владелицы товары в кредит?

Шон уставился на нее во все глаза.

— Здесь все в порядке, верно? — широко улыбнулась Бенни.

— Ты проявляешь большой интерес к технике бизнеса, — сказал он.

Бенни знала: ему есть что скрывать. Знала. Но следовало соблюдать осторожность. Она жизнерадостно продолжила:

— Приходится. Отныне я буду изучать эту технику еще усерднее.

— Приходится? — с изумлением повторил он.

Говорить так не следовало. Это означало сомнение в уместности его партнерства. Бенни часто говорила себе, что нужно быть осторожнее. Сейчас ей оставалось только одно: хитрить.

— Шон, ты знаешь, что я имею в виду.

— Серьезно?

— Конечно, знаешь.

Бенни спаслась бегством. Зашла к Берди, вышла от нее и двинулась к площади. Идти через монастырь не следовало, хотя так было ближе. Монахини могли спросить, что у нее на уме.

А Ева хотела, чтобы все осталось в тайне.

Мать Фрэнсис и Хитер Уэстуорд успели поговорить о многом. О дублинской школе, тамошних играх и девочках, у которых есть куча навещающих их родных и дома, куда можно ездить на уик-энды.

О любви Хитер к Уэстлендсу, о том, как ужасно вел себя дедушка по отношению к Еве, о страхе девочки, что Ева больше никогда не придет к ней.

И о том, как было бы хорошо учиться в школе, куда она могла бы каждый день ездить на велосипеде.

— Такая школа есть, — сказала мать Фрэнсис.

Однако сначала нужно было решить кое-какие проблемы. Мать Фрэнсис сказала, что трудностей с переходом Хитер в католичество не будет. В наше время главная проблема заключается в том, чтобы убедить прихожан вести безгрешную жизнь.

В школе не будет никаких идолов, которым придется бить поклоны. Будут только статуи девы Марии, поставленные лишь для того, чтобы напоминать желающим о существовании Богоматери.

Хитер может не бояться, что ее заставят изучать религиозные доктрины и священную историю, которая доказывает, что папа римский неизменно прав, а все остальные ошибаются.

— А из-за чего произошел раскол? — спросила Хитер.

— Ты имеешь в виду Реформацию?

— Да. Потому что католики почитали идолов?

— Думаю, дело заключалось не столько в этом, сколько в присутствии Бога на мессе. В том, является ли причастие действительным вкушением Тела и Крови Христовых, или это всего лишь символ.

— Только и всего? — с изумлением спросила Хитер.

— С этого началось. А потом пошло-поехало. Как всегда.

— Если так, то из-за этого вряд ли стоит беспокоиться.

Казалось, Хитер испытала большое облегчение при мысли о том, что разница доктрин трехсотлетней давности оказалась такой незначительной. Только они собрались пожать друг другу руки, как раздался стук в дверь.

— Вы же сказали, что ничего никому не говорили! — вскинулась Хитер.

— Так и было. — Мать Фрэнсис пошла к двери.

На пороге стояла Бенни с заранее заготовленной речью. Но при виде монахини и сердитой девочки у нее отвисла челюсть.

— Позвонила Ева. Она подумала, что Хитер может быть здесь. Попросила меня прийти и… и…

— Ты кому-нибудь рассказывала? — с жаром спросила Хитер.

— Нет. Ева не велела.

Девочка перевела дух.

Мать Фрэнсис сказала, что ей пора уходить, а то сестры подумают, что она тоже пропала, и попросят объявить об этом по радио.

— А обо мне уже объявили?

— Еще нет. Но очень многие люди волнуются и боятся, что с тобой что-то случилось.

— Наверное, лучше сказать им…

— Если хочешь, я могу это сделать.

— А что вы скажете?

— Могу сказать, что ты вернешься во второй половине дня и зайдешь в монастырь за велосипедом.

Она ушла.

Бенни посмотрела на Хитер и протянула ей коробку конфет.

— Угощайся. Давай съедим все.

— А как же парень, который любит валлиек? Для которого ты хотела похудеть?

— Думаю, уже слишком поздно.

Они с удовольствием ели конфеты. Хитер спрашивала про местную школу и добрых и злых учительниц.

А Бенни спрашивала про деда Хитер. Понимал ли он, какие ужасные вещи говорит?

— Она рассказала об этом всем? — У Хитер вспыхнули щеки.

— Нет, только мне. Я ее лучшая подруга.

— А у меня нет подруг.

— Неправда. У тебя есть Ева.

— Она больше со мной не дружит.

— Конечно, дружит. Ты не знаешь Еву, если думаешь, что это может иметь для нее значение. Сначала она не хотела любить тебя, потому что сердилась на всех Уэстуордов за ту давнюю историю. Но потом полюбила и теперь всегда будет любить.

Хитер недоверчиво покачала головой.

— Это так. А если захочешь, я тоже стану твоей подругой. И Евин Эйдан. Получится целый круг друзей. Конечно, мы для тебя староваты, но сойдем, пока ты не заведешь себе новых.

— А этот, которому нравятся худые валлийки? Он тоже входит в этот круг?

— Стоит на краю, — ответила Бенни.

Увы, она говорила правду. На этой неделе она видела Джека дважды, и он все время торопился. Лекции, тренировки… Поговорить наедине нет времени.

Он не слишком распространялся о том, что случилось во время товарищеской встречи в Уэльсе. В клуб пришли какие-то девушки, они немного повеселились, но ничего такого не было. Слухи сильно преувеличены. Бенни тщетно пыталась объяснить, что она вообще ничего не слышала, поэтому и преувеличивать было нечего.

Джек ответил, что каждый имеет право повеселиться. Он не станет возражать, если Бенни в его отсутствие с кем-нибудь потанцует у Марио. Все это было очень неприятно.

Конфет оказалось нечетное количество, поэтому последнюю — с кофейной начинкой — они разрезали пополам.

Потом прибрали дом Евы, залили угли в камине, вышли из коттеджа и оставили ключ на прежнем месте.

Проходивший мимо Мосси степенно кивнул им.

— Кто это был? — прошептала Хитер.

— Мосси Руни.

— Который разбил сердце Би Мур, — с неодобрением сказала Хитер.

— Ну, не совсем. Когда придет время, Би станет на свадьбе Патси подружкой невесты.

— Наверное, люди могут это пережить, — сказала девочка.

Мать Фрэнсис дала Хитер велосипед Евы.

— Поезжай. Брат ждет тебя. Я сказала, что ты приедешь домой сама.

К багажнику был прикреплен аккуратный сверток из бурой бумаги. В нем лежали сумка с гербарием, пижамой, фотографиями лошади и собаки и сумочкой для губки.

Бенни и мать Фрэнсис долго смотрели ей вслед.

— Вы догадались! Ева всегда говорила, что у вас есть дар прорицательницы.

— Если бы он у меня был, я бы сказала, что у тебя на душе лежит какая-то большая тяжесть.

Бенни молчала.

— Я не собираюсь совать нос не в свое дело.

— Нет, конечно, нет, — с заученной вежливостью пробормотала Бенни.

— Именно это люди в шутку называют реальным миром… Я многое слышу о людях, которые в нем живут.

Бенни захлопала глазами.

— Сто лет назад мы с Пегги Пайн были школьными подругами. Такими же, как вы с Евой…

Бенни ждала. Мать Фрэнсис сказала, что это может ей пригодиться. У Шона Уолша достаточно денег — откуда, неизвестно, — чтобы купить маленький коттедж над каменоломней. Причем расплатиться наличными.

Мать Бенни сказала, что ей звонил Джек Фоли. Нет, сообщения он не оставил. Бенни в сердцах обругала Хитер Уэстуорд, из-за которой она пропустила звонок. И пожалела, что со всех ног побежала выполнять просьбу Евы.

Но Ева сделала бы для нее то же самое. А если Джек любит ее и хочет с ней поговорить, то перезвонит.

Если любит.

К Нэн пришла мать и сказала, что ей звонит Саймон Уэстуорд.

Тон Нэн был холодным.

— Разве я давала тебе номер своего телефона?

— Нет, но это неважно. Хитер дома.

— О, я очень рада. Где она была? — Нэн продолжала гадать, откуда он узнал ее номер. Она никому его не сообщала.

— Выяснилось, что она была в коттедже Евы.

Они вполне могли с ней столкнуться. Эта мысль заставила обоих на мгновение замолчать.

— С ней все в порядке?

— Да, но я не смогу приехать. Мне нужно поговорить с ней.

Нэн уже час гладила платье. До некоторых мест было трудно добраться. Она вымыла голову и выкрасила ногти на ногах в жемчужно-розовый цвет.

— Да, конечно, тебе нужно остаться, — сказала она.

— Вот и хорошо. Я думал, ты расстроишься.

— Самое главное — то, что она в безопасности.

Нэн была в ярости, но ее голос звучал небрежно.

По мнению Саймона, все дело было в том, что в дублинской школе Хитер чувствовала себя несчастной. Нэн вздохнула. Ева говорила это еще несколько месяцев назад. Наверное, Хитер говорила то же самое годами, но Саймон ее не слушал. Было всего несколько школ, подходивших для его сестры, поэтому она была обязана полюбить ту, в которой училась. Такова была его позиция.

— Тогда, может быть, завтра? — Он был решителен и уверен в себе.

— Извини, не поняла.

— Завтра. В воскресенье вечером. К тому времени все уляжется…

— И что дальше?

— Надеюсь, ты сможешь приехать… на ночь?

— С удовольствием. — Нэн улыбнулась. Наконец-то он пригласил ее! Для этого понадобилось время, но он все же пригласил ее в Уэстлендс. Ей предложат комнату для гостей. Она приедет туда как дама мистера Саймона.

— Вот и чудесно, — с облегчением сказал он. — Ты сядешь на последний автобус. А я схожу в коттедж и все приготовлю.

— В коттедж? — переспросила она.

— Ну да. Мы же знаем, что Ева в Англии.

Последовало молчание.

— Что-то не так? — спросил он.

— А вдруг Хитер снова захочет прийти туда?

— О нет. Я научу ее уважать чужую собственность.

Он говорил без всякой иронии.

— Нет.

— Нэн?

Она положила трубку.

* * *

За годы жизни в Англии Джозеф Хегарти сумел обзавестись друзьями, но их было немного. После похорон все собрались на поминки.

Они сидели в кабинете бара. Группа была разношерстная. Квартирная хозяйка, которая любила его; если Джозефу было нечем платить за жилье, он ремонтировал все в доме. Она призналась, что такого жильца у нее никогда не было. Ева увидела боль на лице Кит. В том, что Джозефу Хегарти было нечем платить за квартиру, не было ничего хорошего, но хуже всего было то, что он предпочитал работать плотником и сантехником в доме чужой англичанки, а не в собственном доме в Дунлаогхейре.

Если здесь и присутствовала барменша Джозефа, то она ничем себя не выдала. Все казалось таким нереальным, что Еве казалось, будто они участвуют в какой-то пьесе. С минуты на минуту упадет занавес, и тогда они все начнут говорить нормально.

Единственным человеком, который мог объяснить, почему Джозеф Хегарти так долго оставался в этом сумеречном мире, где почти ни с кем не общался, был Фергус из графства Мейо, называвший себя его другом.

Фергус уехал со своего хутора на западе Ирландии много лет назад. Никакой ссоры не было. Просто в один прекрасный день ему захотелось свободы. Он на поезде доехал до Дублина, а там сел на пароход.

Теперь его жена умерла, а семья разрослась. Никто из родни не хотел иметь с ним дела, да оно и к лучшему. Если бы Фергус вернулся, ему пришлось бы долго объясняться.

— По крайней мере, Джо видел своего сына прошлым летом. Это было здорово, — сказал он.

Кит вздрогнула и подняла глаза.

— Неправда. Фрэнсис не видел его с самого детства.

— Но разве он не писал ему?

— Нет, — еле слышно ответила Кит.

Позже Ева подошла и встала рядом с человеком из Мейо.

— Значит, он поддерживал связь с сыном?

— Да. Похоже, я сболтнул лишнего. Его жена очень расстроилась. Мне не следовало говорить… Я не знал.

— Она будет рада. Я скажу ей. Может быть, после этого она захочет пообщаться с вами. — Она достала блокнот и ручку. — Как вас найти… если мы захотим связаться?

— Трудно сказать. — Взгляд Фергуса стал осторожным. Этот человек не любил строить планы на будущее.

Пришлось поговорить с человеком из страховой компании и подписать некоторые документы. Ева и Кит вернулись на вокзал Юстон и сели на поезд до Холихеда.

Кит Хегарти долго смотрела в окно на страну, в которой столько лет прожил ее муж.

— О чем вы думаете? — спросила Ева.

— О тебе. Спасибо, что поехала со мной. Кое-кто решил, что ты моя дочь.

— Я почти все время просидела у телефона, — смутилась Ева.

— Слава богу, все кончилось хорошо.

— Мы этого еще не знаем. Эти ужасные люди могут послать девочку обратно. Я не желаю иметь с ними ничего общего. Честное слово.

— И не нужно, — сказала Кит. — Когда я получу страховку, то выдам тебе нужную сумму. Ты сможешь прийти к этому дому и вернуть им деньги. Швырнуть их на пол.

Патси сказала, что разговоров об обучении домоводству в приюте было хоть отбавляй, но шить их так и не научили.

Мосси говорил, что его мать ждет от Патси очень многого. В частности, того, что невестка будет сама шить наволочки.

Патси пыталась шить их на кухне. Беда заключалась в том, что она прокалывала себе пальцы, в результате чего хороший кусок льна оказывался в пятнах крови.

— Он совсем с ума сошел. Разве нельзя купить хорошие наволочки в Дублине, причем почти задаром? — злобно спросила Бенни.

Но дело было не в этом. Видимо, миссис Руни считала, что подходящей женой для Мосси будет только та женщина, которая умеет правильно подвернуть край и сделать аккуратный шов. Патси была обязана научиться этой ерунде, потому что у нее не было ни приданого, ни семьи, ни клочка земли. Она даже не знала имени своего отца.

— Почему непременно нужно шить вручную? Разве наволочку нельзя прострочить на машинке? — От Бенни не было никакого толку; стежки у нее получались слишком длинные и неровные.

— Что толку об этом говорить? Наша швейная машинка сломалась.

— Мы попросим Пакси починить ее. Будем считать, что нам бросили вызов, — сказала Бенни.

Пакси Мур сказал, что их машинкой, должно быть, кололи орехи. Теперь ее не починит даже целая армия высокооплачиваемых инженеров; он советует хозяйке дома выбросить этот хлам на помойку. Ей следовало иметь старую, но надежную модель, которую не смогли бы сломать даже такие неумехи, как Бенни и Патси.

Они печально поплелись обратно в Лисбег. Что-то говорить хозяйке дома не имело смысла. Апатия Аннабел так и не прошла. У них действительно где-то валялась старая швейная машинка. Бенни помнила, что когда-то видела ее и даже играла с ней. Но спрашивать мать бесполезно. Она попытается вспомнить, а потом скажет, что у нее снова разболелась голова.

Бенни очень не хотелось, чтобы Патси выбивалась из сил, стараясь угодить будущей свекрови.

— Понимаешь, Бенни, я не могу их купить. Эта вредная старая карга нарочно дает мне свой материал.

— Я попрошу Клодах сшить их за тебя. Она любит, когда ей бросают вызов, — сказала Бенни.

Клодах сказала, что тех, кто не может сделать простой шов, следовало бы расстреливать. И показала им, как это сделать на машинке.

— Валяйте. Шейте сами, — велела она.

— У нас нет времени. Сделай это за нас, а мы что-нибудь сделаем за тебя. Только скажи, что именно.

— Пригласите мою тетку на ленч и продержите ее у себя как можно дольше. Мне нужно переделать магазин. Если я буду знать, что кто-то возьмет на себя Пег, то призову на помощь целую команду. Когда она вернется, будет поздно что-то менять.

— В четверг. Это короткий день.

— А ты сошьешь все эти наволочки, простыни и два чехла для диванных валиков?

— Договорились.

Джек Фоли сказал, что в четверг собирается удрать с занятий и сходить с Бенни в кино.

— Только не в четверг. В любой другой день.

— Черт побери, во второй половине четверга у тебя нет лекций!

— Да, но мне нужно вернуться в Нокглен. У нас возник грандиозный план…

— В Нокглене все планы грандиозные, — ответил он.

— В пятницу. Я могу остаться ночевать в Дублине.

— Ладно.

Бенни знала, что она должна как-то успокоить расстроенного Джека. И очень боялась, что объятий и поцелуев, которыми они занимались в его машине, для этого будет недостаточно.

Как говорит Патси, мужчины становятся дьяволами по меньшей мере три раза в день.

* * *

Сердитая Нэн позволила себе бросить трубку. И даже слегка сдвинула ее с рычага, чтобы Саймон не позвонил снова. Она ушла в свою комнату и легла на кровать. Выглаженное платье висело на вешалке, розовые ноготки поблескивали. Столько прихорашиваться, и все впустую?

Но она не собиралась договариваться о встрече ни с Биллом Данном, ни с Джонни О'Брайеном, ни даже с красавчиком Джеком Фоли, который бродил как неприкаянный, поскольку рядом с ним не было Бенни.

Бенни. Должно быть, Саймон узнал ее номер от Бенни. Наверное, сказал ей, что дело очень срочное. «Бенни всегда была набитой дурой, — думала Нэн. — Разве в Дублине можно бросать такого парня одного? Да, все эти Розмари Райан и Шейлы знают, что у него есть подружка. Но когда доходит до дела, люди часто забывают о верности. Такие новости в Дублине распространяются мгновенно».

— Ты ужасно сердитый, — сказала Хитер.

— Да, сердитый. Почему ты не сказала нам, что в школе тебе не нравится?

Хитер говорила это, говорила много раз, но никто ее не слушал. Дед сонно отворачивался, а Саймон говорил, что все ненавидят школу. Поэтому нужно улыбаться и терпеть. Миссис Уолш говорила, что девочке из порядочной семьи необходимо получить соответствующее образование и учиться с теми, с кем впоследствии ей придется встречаться в обществе, а не с дочерьми всякой голытьбы, которые ходят в деревенскую школу.

Она не ожидала, что Саймон так расстроится. Он с кем-то говорил по телефону и вернулся очень злой.

— Она бросила трубку! — несколько раз повторил он.

Впервые в жизни Хитер было приятно видеть его досаду, но она понимала, что это не пойдет на пользу беседе о ее будущем.

— Мать Фрэнсис поговорит с тобой о школе… — начала она.

— Черт побери, она только об этом и мечтает! Сначала эти монахини получили Еву, а теперь добрались до тебя.

— Неправда! Они взяли Еву, потому что она больше никому не была нужна.

— О, я вижу, они успели запудрить тебе мозги.

— Саймон, скажи, кому она была нужна?

— Дело не в этом. Мы хотели, чтобы ты получила хорошее образование. А оно стоит дорого.

— Здесь оно стоит намного дешевле. Я спрашивала. В нокгленской школе учат почти даром.

— Нет. Ты не понимаешь. Это невозможно.

— Это ты не понимаешь! — сжав кулаки, ответила ему двенадцатилетняя девочка и сказала, что будет убегать из закрытой школы каждый раз, когда ее будут туда посылать. Глаза Хитер сверкали. И тут Саймон вдруг вспомнил, как выглядела Ева, когда она впервые пришла в Уэстлендс.

Казалось, Джек забыл о своем плохом настроении. В четверг утром он повел Бенни пить кофе в «Аннекс». Она съела кусочек его «летучего кладбища», чтобы помешать Джеку набрать лишний вес и пропустить следующую игру.

Он положил ладонь на ее руку и попросил прощения.

— Я грубый, как африканский бур. Или как медведь. Выбирай, что тебе больше нравится.

— Скоро все кончится. Как только я разберусь с делами. Честное слово, — сказала Бенни.

— Когда это случится? Через несколько дней? Недель? Месяцев? Десятилетий? — с улыбкой спросил он. Джек продолжал оставаться Джеком.

— Через две недели. От силы три.

— А потом ты сможешь бесстыдно шляться со мной по Дублину и удовлетворять все мои желания, в том числе физические?

— Что-то в этом роде, — засмеялась она.

— Я поверю в это только тогда, когда увижу, — сказал он, глядя Бенни прямо в глаза. — Ты знаешь, как я тебя хочу, правда?

Она проглотила слюну, не в силах найти нужных слов. Но это не понадобилось. Рядом с ними возникла Нэн.

— Вы играете в Шона и Кармел или мне можно к вам присоединиться?

Бенни, облегченно вздохнула, а Джек пошел к стойке за кофе.

— Я вам не помешала? Серьезно? — Нэн была просто чудом. Если бы ее попросили взять чашку и присоединиться к кому-нибудь другому, она бы не обиделась. Нэн была великим апостолом девичьей солидарности. Но Бенни предпочитала не говорить о сексе.

— Я хотел сводить Бенни на «Болотных женщин», но она натянула мне нос, — пародийно унылым тоном сказал Джек.

— И почему же ты, милашка, не хочешь составить компанию такому симпатичному джентльмену? — подхватила Нэн. — Лично я бы не устояла.

— Если так, то пойдем со мной, — предложил Джек.

Нэн посмотрела на Бенни, и та с жаром закивала.

— Нэн, пожалуйста, сходи с ним! Он говорит о «Болотных женщинах» уже несколько дней.

— Ладно, схожу. Только для того, чтобы уберечь его от соблазна, — согласилась Нэн.

По дороге в кино они встретили Саймона Уэстуорда.

— Избегаешь меня? — лаконично спросил он.

Нэн улыбнулась и представила мужчин друг другу. Прохожие любовались тремя поразительно красивыми молодыми людьми, двое из которых были в университетских шарфах, а третий, маленький, очень напоминал сельского помещика.

— Мы идем на «Болотных женщин». Это про женщин, бежавших из тюрьмы, и крокодилов.

— Не хотите с нами? — предложил Джек.

Саймон долго смотрел на него.

— Нет, но за приглашение спасибо.

— Почему ты предложил ему пойти с нами? Потому что заранее знал, что он откажется? — спросила Нэн.

— Нет. Потому что видел, что он от тебя без ума.

— Если и без ума, то совсем чуть-чуть.

— Нет. Я говорю серьезно.

Нэн, чувствовавшая, что Саймон смотрит им вслед, дружески взяла Джека под руку.

Бенни возвращалась в Нокглен на автобусе. У нее было прекрасное настроение. Джек снова стал жизнерадостным. Он прямо сказал, что хочет ее. Но теперь Джек не сможет жаловаться на то, что его бросили. Нэн согласилась пойти с ним на этот дурацкий фильм.

Теперь от нее требовалось только одно: как можно дольше развлекать Пегги Пайн, пока в магазине будут твориться немыслимые вещи. Она знала, что Фонси, Декко Мур, Тедди Флуд и Рита уже засучили рукава. Пегги нужно было удержать у себя по крайней мере до пяти часов.

Войдя в Лисбег, Бенни обрадовалась. Патси сварила вкусный бульон и испекла ячменные лепешки. Мистер Флуд прислал им небольшую баранью ногу, и из фарфорового соусника доносился божественный запах мятной подливки.

Мать надела светло-серые кардиган и джемпер, черную юбку и даже приколола брошку. Она выглядела более жизнерадостной. Бенни поняла, что ей требовалась компания. Аннабел выглядела не такой подавленной, как прежде.

Пегги с удовольствием выпила три стаканчика хереса; мать сделала то же самое. Тетка Клодах еще никогда не была в такой отличной форме. Пегги сказала матери, что бизнес украшает жизнь человека; к сожалению, она поняла это слишком поздно.

Пегги призналась в том, что они уже знали; раньше она чувствовала себя разочарованной. Но не таит зла на джентльмена, за которого она мечтала выйти замуж. Честно говоря, он оказал ей большую услугу. Леди, на которой он женился, не выглядела довольной. Время от времени она ее видела. В то время как самой Пегги работа в магазине приносила большое удовлетворение.

Мать слушала ее с интересом, и Бенни начинала надеяться, что Пегги сумеет сделать то, что оказалось не под силу ей самой. Пегги Пайн могла заставить Аннабел Хоган найти новую цель в жизни.

— Знаете, молодые люди — это наша надежда, — говорила Пегги.

«Господи, лишь бы разгром, происходящий в данный момент в магазине Пегги, оказался не таким страшным, чтобы заставить ее переменить мнение», — молилась Бенни.

— О да, мы должны благодарить небо за Шона Уолша, — сказала Аннабел.

— Да, конечно. Но только в том случае, если вы будете им руководить, — предупредила Пегги.

— Я этого не смогу. Он прекрасно справлялся с делами при бедном Эдди.

— Эдди не давал ему развернуться.

— Вряд ли у меня это получится, — сказала Аннабел Хоган. — Я ничего не понимаю в бизнесе.

— Вы научитесь.

Когда у матери задрожала нижняя губа, Бенни объяснила Пегги, что пока все висит в воздухе. Вопрос о партнерстве Шона еще не решен, и его нужно прояснить до того, как мать придет в магазин.

— Куда лучше было бы сделать это еще до подписания договора, — сказала Пегги.

Бенни с удивлением увидела, что мать кивнула. Да, имеет смысл прийти в магазин и как можно раньше разобраться, что к чему. Иначе сложится впечатление, что она просто хочет удостовериться в справедливости дележки.

Если в магазине понадобятся дополнительные рабочие руки, то Шон наверняка предпочтет бесплатного сотрудника тому, кто потребует жалованья. Аннабел сказала изумленным Бенни и Патси, что в понедельник зайдет на пару часов в магазин и посмотрит, как там идут дела.

Пегги обрадовалась, но не слишком удивилась.

Бенни догадалась, что миссис Пайн заранее спланировала этот разговор. Она была очень умной женщиной.

Нэн и Джек вышли из зала.

— Ужасно, — сказала Нэн.

— Да, ужаснее некуда, — подтвердил Джек.

— Бенни повезло. Она возвращается в Нокглен.

— Мне хотелось бы, чтобы она проводила там меньше времени.

Они пили кофе в кафе кинотеатра, и Джек рассказывал о том, как трудно приходится человеку, если его подружка живет за тридевять земель.

Что бы делала Нэн, если бы ее парень жил в Нокглене, на самом краю цивилизованного мира?

— Так оно и есть, — ответила Нэн.

— Ах, да, ты имеешь в виду этого мистера Твидового Кавалериста с великосветским акцентом…

Но Джек уже потерял интерес к теме. Ему хотелось говорить о Бенни и о том, как убедить Аннабел позволить дочери жить в Дублине.

Не могла бы Бенни снять комнату в доме Нэн? Нэн ответила, что это невозможно.

Они попрощались на автобусной остановке у кинотеатра, и Джек вскочил в автобус, шедший на юг.

После чего к ней подошел Саймон.

— Не откажешься пообедать со мной?

— Ты ждал меня? — спросила довольная Нэн.

— Я знал, что ты не станешь смотреть «Болотных женщин» второй раз. Как насчет того симпатичного маленького отеля в Уиклоу? Мы могли бы переночевать там.

— С превеликим удовольствием, — промурлыкала Нэн.

Вечер в Нокглене прошел чудесно.

Пегги Пайн очень понравились изменения в магазине. Новые светильники, примерочные и негромкая музыка как фон.

Аннабел Хоган зашла к Шону Уолшу и сказала, что надеется присоединиться к нему в понедельник. Пусть он проявит терпение и доходчиво объяснит ей, что к чему. Она приняла протесты Шона за проявление учтивости и настояла на том, что выйдет на работу в девять утра первого дня недели.

Мосси Руни сказал, что его мать одобрила кандидатуру Патси и велела им сходить к отцу Россу, чтобы договориться о дне венчания.

Но лучше всего был звонок Нэн Махон. Она сказала, что «Болотные женщины» — самый худший из фильмов, которые ей доводилось видеть, но что Джек обожает Бенни и не хочет говорить ни о чем, кроме нее.

Бенни чуть не заплакала от благодарности.

— Нэн, ты такая добрая. Спасибо тебе. Большое спасибо.

— А для чего на свете существуют друзья? — спросила Нэн, складывавшая сумку с принадлежностями для ночлега и готовившаяся встретиться с Саймоном, чтобы отправиться с ним в Уиклоу.

Шон Уолш пришел в гостиницу Хили.

— Что мне делать?

— Пусть приходит. Через неделю она устанет.

— А если нет?

— Наймете в помощь посыльного. Тогда она будет вынуждена сделать вас партнером. Если миссис Хоган будет работать рядом с вами, вы сможете наблюдать за ней.

— Вы очень умная… э-э… Дороти, — сказал он.

Розмари Райан всегда знала, что где происходит. Ева говорила, что она напоминает людей, которые во время войны заводили карту и отмечали на ней передвижения частей и подводных лодок.

Розмари знала, что Джек ходил в кино с Нэн, и решила проверить, знает ли это Бенни.

— Что, продолжаешь заниматься всякими глупостями и оставляешь своего молодого человека без охраны? — спросила Розмари.

— Он недолго оставался без охраны. Я отправила его в кино с Нэн.

— Ах, вот как. Тогда все в порядке, — с искренним облегчением сказала Розмари.

— Да. Мне нужно было вернуться в Нокглен, а он сказал, что сумел освободиться от занятий во второй половине дня.

— Ты проводишь там слишком много времени. — Казалось, Розмари пыталась ее о чем-то предупредить.

— Зато сегодня я останусь в Дублине. Мы все собираемся в «Палмерстон». Ты с нами?

— Возможно. У меня есть большие виды на одного студента-медика. Я постараюсь узнать, будет он там или нет.

О чем Розмари хотела ее предупредить? Ясно, что не о Нэн. Все знали, что Нэн влюблена в Саймона Уэстуорда. Шейла оставила Джека в покое. А других охотниц на него не было. Возможно, о том, что Джек слишком часто появляется на людях один. Что, оставаясь в Нокглене, она позволяет Джеку вести себя так же, как в Уэльсе… о чем Бенни не имела никакого представления. Бенни заставила себя вернуться к политике Тюдоров в Ирландии. Лектор говорил, что эта политика была сложной и менялась в зависимости от настроения правителя. Подумаешь, какая новость… Джек, который так хорошо говорил о ней с Нэн, теперь снова дулся.

Он думал, что Бенни останется в Дублине на весь уикэнд, и строил планы не только на субботу, но и на воскресенье. Но Бенни нужно было вернуться и помочь матери подготовиться к понедельнику. Если Джек не понимает этого, то какой же он друг? Просто красавчик, которого угораздило увлечься Бенни. Нет, в его чувстве к ней было что-то большее.

Ева и Кит обсуждали планы.

Нужно будет поставить в каждой спальне раковину, устроить дополнительный туалет и душ. Это позволит избежать утренних столпотворений на лестничных площадках.

По понедельникам к ним станет приходить уборщица. Нужно будет сменить электропроводку; дело может кончиться пожаром.

Если в доме появится больше удобств, можно будет немного повысить плату за жилье. Но главным выигрышем станет то, что Кит не придется сдавать комнаты людям, которые ей не нравятся. Молодой человек, который никогда не открывает окно в своей спальне, бросает под кровать пустые бутылки из-под «Гиннеса» и трижды оставлял на мебели горящие сигареты, получит предупреждение: либо веди себя прилично, либо ищи себе другое жилье. А такие симпатичные ребята, как Кевин Хики, пусть живут здесь хоть целую вечность.

Впервые в жизни Кит Хегарти могла почувствовать подобие свободы.

— А что буду делать я? — небрежно спросила Ева. — Я вам больше не нужна.

Но она знала, что нужна Кит. И говорила это просто так. Шутки ради.

После долгих раздумий они решили, что пока швырять деньги на пол гостиной Уэстуордов не следует. Их нужно положить на счет Евы. И взять тогда, когда Ева захочет их швырнуть.

* * *

Они танцевали в регби-клубе, и Бенни понимала, что все эти люди приходят сюда каждую пятницу и прекрасно знают Джека.

— Я люблю тебя, — внезапно сказал Джек, когда они сидели и пили апельсиновый сок из бутылок с соломинками. Он отвел от глаз Бенни влажную прядь.

— Почему? — спросила она.

— Откуда я знаю? Мне было бы куда легче любить девушку, которая никуда не исчезает.

— Я тоже люблю тебя, — ответила она. — Это доставляет мне удовольствие.

— Ничего себе комплимент!

— Это правда. Я люблю в тебе все. Часто думаю о тебе и испытываю теплое чувство.

— Кстати, о теплых чувствах. У меня есть отцовская машина.

У Бенни сжалось сердце. В машине было очень трудно сказать «нет». Все, о чем им говорили в школе и в церкви, внушали с помощью проповедей о целомудрии, должно было облегчить выбор между грехом и добродетелью. Им говорили, что добродетель вознаграждается, а грех наказывается, причем не в загробной, а еще в этой жизни. Что юноши не уважают девушек, которые уступают их требованиям.

Но никто не говорил им, как это приятно. Как легко начать, как трудно кончить и какой обманутой чувствуешь себя, когда умудряешься положить этому конец.

И о том, чего ты боишься больше всего. Если ты не станешь продолжать то, чего хочется вам обоим, найдется множество других, которые станут.

Темпераментных и не слишком щепетильных. Вроде тех, которые, как выяснилось, живут в Уэльсе.

* * *

— Надеюсь, мы растащили вас не слишком рано, — насмешливо сказала Ева, когда подруги ложились спать в доме Кит Хегарти.

— Нет. Думаю, как раз вовремя, — ответила Бенни.

Они уступил просьбе Эйдана и Евы пустить их в машину, пока бедняги не замерзли насмерть.

— Почему ты не можешь остаться на уик-энд? — Казалось, Ева тоже хотела ее о чем-то предупредить. Казалось, такое послание она получала от всех и каждого. «Будь поблизости».

Но она не могла остаться, как бы велика ни была опасность. Ей требовалось быть в Нокглене.

— У тебя есть сигарета? — спросила она Еву.

— Ты же не куришь.

— Нет, курить будешь ты. Я хочу, чтобы ты выслушала меня. Речь пойдет о Шоне Уолше.

Они снова включили свет. Когда Бенни начала рассказ о деньгах, своих подозрениях и партнерстве Шона, испуганная Ева села.

Надежда на то, что мать Бенни с помощью магазина начнет новую жизнь. Поддержка, которая ей необходима… Ева слушала и все понимала. Она говорила, что какие бы искушения ни подстерегали Джека Фоли, на свете есть вещи поважнее. Бенни должна разоблачить Шона Уолша, чего бы это ей ни стоило.

Ева сказала, что приедет сама и поможет подруге искать деньги.

— Но мы не можем войти в его комнаты. А если обратимся в полицию, он их спрячет.

— Да, он еще та лиса, — подтвердила Ева. — Тебе придется быть очень осторожной. Очень.

Во время субботнего ленча у Марио было яблоку упасть негде. Всех привлекали его тосты с сыром и кремовый торт. Бенни заметила это, когда шла мимо.

Она зашла в магазин Пегги Пайн и восхитилась разительными переменами, которые сделала Клодах. Пять-шесть покупательниц осматривали стеллажи, а еще четыре были в примерочных.

Клодах и Фонси привлекли к себе весь город. Здесь были даже те, кто привык ездить за покупками в Дублин.

— Твоя мать в отличной форме. Она хочет укоротить юбки и привести себя в порядок.

— Матерь Божья, кто же укоротит ей юбки? Ты слишком занята.

— Ты сама обязана научиться подшивать подол. Разве ты не говорила, что у тебя где-то есть швейная машинка?

— Да, но я понятия не имею, где она. Нужно рыться в хламе, который скопился в магазине.

— На территории достопочтенного Шона Уолша?

— Нет, он живет наверху. Я говорю про второй этаж.

— Найди машинку, Бенни. Пусть кто-нибудь привезет ее к вам. Я забегу на десять минут и покажу, как это делается.

— А если из этого ничего не получится? — с надеждой спросила Бенни.

— Тогда твоя мать никогда не будет выглядеть модно. Ясно?

Бенни решила вернуться в магазин и проверить, там ли швейная машинка и в рабочем ли она состоянии. После этого она попросит Тедди Флуда или Декко Мура прийти с тележкой и отвезти машинку в Лисбег.

Шона в магазине не было. Только старый Майк видел, как она поднималась по лестнице.

Швейная машинка стояла за старым диваном с вывалившимися пружинами, которым не пользовались лет двадцать.

Она напоминала столик. Сама машинка располагалась под столешницей. Бенни потянула столешницу вверх, и машинка поднялась, сверкающая и новенькая. Конечно, ведь ею почти не пользовались. «Хорошая вещь, — подумала Бенни. — Ящички с каждой стороны. Наверное, для катушек, пуговиц и всего остального, без чего любительницы рукоделия не представляют себе жизни».

Она вытянула один из ящичков. Тот был битком набит маленькими бурыми конвертами, наваленными один на другой. Странный способ хранить пуговицы и нитки… Бенни лениво открыла один из них и увидела сложенные вместе зеленые банкноты достоинством в один фунт и розовые достоинством в десять шиллингов. Конвертов были дюжины и дюжины. Старых конвертов с адресом магазина, в которых когда-то присылали счета за поставленные товары. Конвертов с марками.

Чувствуя себя так, словно ее облили из ушата, Бенни поняла, что она нашла деньги, которые Шон Уолш годами крал у ее отца.

Она не помнила, как пришла домой. Для этого нужно было пройти мимо Кэрроллов, Десси Бернса, кинотеатра, Пегги Пайн, Пакси и Марио. Может быть, она даже здоровалась с кем-то, но не осознавала этого.

Увидев ее из кухни, Патси проворчала:

— Твоя мать думала, что ты опоздала на автобус. — Бенни заметила, что она собирается накрывать на стол.

— Патси, ты можешь подождать пять минут? Сначала мне нужно поговорить с мамой.

— А есть и говорить нельзя?

— Нет.

Патси пожала плечами.

— Она наверху, в спальне. Примеряет одежду, которая воняет нафталином. Хочет надеть ее в магазин. Вместе с запахом.

Бенни взяла бутылку хереса, два стакана и пошла по лестнице.

Патси с тревогой посмотрела наверх.

За все годы работы в этом доме у хозяйки и Бенни не было от нее секретов. И она никогда не поверила бы, что на свете есть разговоры, ради которых нужно нести херес в спальню.

Она прочитала три коротких молитвы, адресованных деве Марии. Неужели Бенни беременна? С большими, добрыми и хорошими девочками вроде Бенни именно это и случается. Они рожают детей от парней, которые на них не женятся.

Лицо Аннабел было белым как мел.

— Это убило бы твоего отца.

Бенни сидела на краю кровати и покусывала губу, как всегда делала в минуту волнения. Нэн говорила, что она должна побороть эту привычку, иначе когда-нибудь ее рот скривится набок. Что сделала бы Нэн на ее месте?

Нэн не ударила бы ради спасения отцовского бизнеса палец о палец. Даже если бы кто-то пытался его украсть. Такая свобода приводила Бенни в восторг и ужас одновременно.

— А вдруг папа знал? — спросила она.

Возможно, у него были какие-то подозрения, но Эдди Хоган отметал их. Это было абсолютно в его духе. Он не стал бы открывать рот, если бы у него не было неопровержимых доказательств. И все же странно, что он откладывал вопрос о партнерстве. Мистер Грин удивлялся тому, что договор так и остался неподписанным. Может быть, отец передумал заключать соглашение с человеком, который годами запускал руку в кассу?

— Твой отец не вынес бы позора. Прихода полиции, расследования, допросов…

— Знаю, — подтвердила Бенни. — Он никогда не был стойким.

Они говорили как равные, сидя в спальне, заваленной одеждой, которую Аннабел примеряла, выбирая наряд, подходящий для работы в магазине. Бенни не заставляла ее принять решение, а Аннабел не упиралась.

Они говорили как равные и поддерживали друг друга.

— Мы можем сказать ему, что все знаем, — промолвила Аннабел.

— Он отречется.

Они знали, что не могут обратиться в полицию. И не могут попросить мистера Грина приехать, подняться по лестнице на второй этаж и ознакомиться с содержимым ящиков швейной машинки. Мистер Грин не из тех шустрых адвокатов, которых показывают в кино. Он — самый спокойный и респектабельный из деревенских поверенных.

— Мы можем попросить кого-нибудь стать свидетелем. Попросить прийти и посмотреть.

— И что это нам даст? — спросила Аннабел.

— Не знаю, — призналась Бенни. — Но свидетель сможет подтвердить, что деньги там были. На случай, если Шон перепрячет их в другое место. После разговора с нами.

— Разговора с нами?

— Мама, нам придется сделать это. Когда ты придешь туда в понедельник, Шон будет обязан уйти.

Аннабел долго смотрела на дочь и молчала. Но Бенни чувствовала, что за этим молчанием скрывается присутствие духа. Теперь мать справится со всем, что ей предстоит. Нужно только найти правильные слова и подбодрить ее.

— Если бы папа мог с нами общаться, то сказал бы, что именно этого он и хочет. Он бы не желал ни скандала, ни расследования. Но в то же время не желал бы, чтобы ты стала партнером Шона Уолша, зная то, что мы уже знаем.

— Мы попросим доктора Джонсона засвидетельствовать находку, — сказала Аннабел Хоган так решительно, что Бенни не поверила своим ушам.

Вечером Патси сказала Би Мур, что для работы в Лисбеге нужно иметь терпение святого. Хозяева приходят, запирают дверь, секретничают, пьют херес без закуски, а потом требуют еду в самое неподходящее время.

Если такие порядки продолжатся, когда хозяйка пойдет работать, то уж лучше ей, Патси, поскорее выйти замуж за Мосси и жить под одной крышей с его вредной матерью.

Патси вспомнила, что когда-то Би имела виды на Мосси, и слегка изменила фразу. Мол, она очень счастлива, что Мосси выбрал ее, и гордится тем, что станет его женой. Би Мур только фыркнула, вспомнив, что Патси отбила у нее Мосси, и сказала, что в Большом Доме тоже творится черт знает что. Похоже, все в Уэстлендсе посходили с ума. Хитер пошла в монастырскую школу и начала приводить кататься на пони тех, кого миссис Уолш называла нокгленским сбродом. Старик слег в постель, а мистера Саймона никто не видит, хотя заслуживающие доверия источники сообщают, что он провел в Нокглене по крайней мере две ночи, но домой так и не пришел. О господи, где он мог здесь спать, если не в собственной постели? Тут крылась какая-то тайна.

Морис Джонсон говорил, что таких людей, как он, уже ничто не может удивить. Однако визит Аннабел Хоган и ее дочери застал его врасплох.

Он выслушал их просьбу и спросил:

— Почему я?

— Или вы, или отец Росс. Но мы не хотим впутывать в это дело церковь. Священник будет говорить о грехе и наказании. А нам нужен всего лишь человек, на которого можно положиться.

— Тогда не будем мешкать, — сказал доктор. — Идем немедленно.

Когда они пришли в магазин, там находились два покупателя. Шон, раскладывавший на прилавке джемперы с треугольным вырезом, поднял голову.

Что-то в этой процессии насторожило его. Уолш проводил взглядом троицу, шедшую в заднюю часть магазина к лестнице.

— Я могу чем-нибудь… — начал он.

Бенни остановилась на лестнице и посмотрела на него сверху вниз. Шон не понравился ей с первого взгляда, но сейчас она почти жалела его. Грязные тонкие волосы, бледное узкое лицо…

Он не наслаждался жизнью и не тратил украденные деньги.

Но отступать было некуда.

— Мы идем на второй этаж, — сказала она. — Хотим кое-что показать доктору Джонсону.

В глазах Шона мелькнул страх.

— Доктор будет нашим свидетелем, — добавила Бенни, ставя все точки над i.

Доктор Джонсон быстро спустился по лестнице, прошел через магазин, глядя в пол, не ответил на приветствие Майка и не заметил Шона, застывшего с коробкой в руках. Он пообещал Хоганам подтвердить, что в его присутствии они достали из тайника двести конвертов, в каждом из которых лежало от пяти до десяти фунтов.

Доктору и в голову не приходило радоваться падению человека, который никогда ему не нравился. Он смотрел на пачку плотно сложенных конвертов и думал, что этот человек покупал себе подобие жизни. Мечтал ли Шон о вине, женщинах и песнях, когда крал деньги Эдди Хогана? Кто знает? Морис Джонсон не завидовал этим женщинам, но восхищался их решимостью покончить с делом как можно скорее.

Они сидели в комнате и ждали, зная, что Шон непременно поднимется сюда. Ослабевшие от потрясения, вызванного собственным открытием, и ожидания чувства стыда, которое им придется пережить, когда придет Шон.

Никто из них не боялся, что Шон вспылит или попытается заявить, что не он клал туда деньги. Теперь он не мог сказать, что это подстроено. Никто не посмеет усомниться в словах доктора Джонсона.

Они услышали шаги на лестнице.

— Ты закрыл магазин? — спросила Аннабел Хоган.

— Майк справится.

— Теперь ему придется справляться со многим, — сказала она.

— Вы хотите в чем-то меня обвинить? — начал он.

— Только без сцен, — предупредила Аннабел.

— Я все могу объяснить, — сказал Шон.

С улицы доносился обычный нокгленский шум. Люди нажимали на клаксоны, дети, отпущенные из школы на ленч, бежали и смеялись. Где-то громко лаяла собака и ржала испуганная лошадь, запряженная в телегу. Они сидели и слушали, как кто-то ее успокаивал.

Потом Шон начал объяснять. Так он копил деньги. Мистер Хоган его понимал. Не одобрял, но закрывал на это глаза. Жалованье ему платили небольшое. Все знали, что Шон делал львиную долю работы. Было заранее известно, что он должен свить себе гнездо.

Аннабел сидела на деревянном стуле с высокой спинкой, недостойном того, чтобы его перенесли в Лисбег. Бенни сидела на сломанном диване, который пришлось отодвинуть, чтобы добраться до швейной машинки. Конечно, никаких репетиций не было, но они вели себя как сыгранная команда. Никто из них не говорил ни слова. Не перебивал и не опровергал. Не кивал и не качал головой. Они просто сидели и позволяли Шону затягивать петлю на собственной шее. Вскоре он начал говорить медленнее и перестал жестикулировать. Его руки опустились по швам, а тяжелая голова начала клониться вперед.

Наконец Уолш умолк.

Бенни ждала слов матери.

— Шон, ты можешь уйти сегодня вечером.

Сама Бенни на такое не решилась бы. Она посмотрела на мать с уважением. В голосе Аннабел не было и намека на ненависть или месть. Просто констатация факта. Это напугало Шона Уолша сильнее всего.

— Миссис Хоган, об этом не может быть и речи, — сказал он.

Лицо Шона было белым, но он не просил понять его, простить и дать ему еще один шанс.

Они молча ждали продолжения.

— Ваш муж хотел не этого. Он письменно подтвердил, что хочет сделать меня своим партнером. Это подтвердил мистер Грин.

Взгляд Аннабел упал на стол, заваленный конвертами.

— Никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть, что такое соглашение было.

И тут заговорила Бенни:

— Шон, отец не хотел бы, чтобы мы заявляли в полицию. Вряд ли ты будешь с этим спорить. Поэтому мы с мамой исполним то, что считаем его последней волей. Мы долго обсуждали это и пришли к общему мнению. Он хотел бы, чтобы ты ушел отсюда сегодня вечером. И не хотел бы, чтобы мы кому-нибудь рассказывали о случившемся. Едва ли стоит говорить, что доктор Джонсон будет нем как могила. Мы попросили его прийти сюда только для гарантии, что ты не станешь поднимать шум.

— А что станет с вашим прекрасным бизнесом, если я уйду? — Лицо Шона вновь приняло насмешливое выражение. — Что станет с магазином Хогана, который давным-давно превратился в посмешище? Когда вы устроите окончательную распродажу? В июне или в октябре? Дольше вам не протянуть. — Он улыбался, ходил по комнате и потирал руки. — Вы понятия не имеете, насколько безнадежно ваше дело. Его дни сочтены. Миссис Хоган, что вы будете делать без меня? Рассчитываете на старого Майка, у которого не хватает мозгов разговаривать с покупателями, помилуй их бог? Или на себя, хотя не можете отличить, где кончается один рулон ткани и начинается другой? На какого-нибудь зеленого новичка, который приедет сюда из еще большей дыры, чем Нокглен? Вы этого хотите для своего драгоценного семейного бизнеса? Этого, да?

В его голосе слышалась истерическая нотка.

— Что плохого мы тебе сделали? За что ты нас так ненавидишь? — спокойно спросила Аннабел Хоган.

— Думаете, вы хорошо со мной обращались?

— Да, думаю.

Лицо Шона исказилось. Раньше Бенни и в голову не приходило, что он способен на такие сильные чувства.

Уолш говорил, что его сплавили наверх, в комнату слуги, относились к нему свысока и время от времени приглашали к трапезе с таким видом, словно вызывали его во дворец. Он работал в магазине не покладая рук за нищенское жалованье и регулярное поглаживание по головке. Присказка «что бы мы делали без Шона» повторялась так часто, что потеряла всякое значение. Над его искренним и почтительным восхищением Бенни, дочерью хозяина дома, насмехались и издевались. Он гордился, когда получал возможность сопровождать ее куда-нибудь, хотя она вовсе не образец красоты.

Аннабел и Бенни выслушивали его оскорбления не моргнув глазом.

Он никому не мешал, не вторгался в дом и не пользовался своим положением. Был почтительным и преданным. А где благодарность?

Внезапно Бенни стало очень грустно. Шон говорил искренне. Что ж, жизнь у него действительно была несладкая.

— Ты останешься в Нокглене? — неожиданно спросила она.

— Что?

— После того как уйдешь отсюда?

И тут в воздухе что-то щелкнуло. Шон понял, что Хоганы не шутят. Он смотрел на них так, словно видел впервые в жизни.

— Наверное, — сказал он. — Понимаете, это единственное место, которое я по-настоящему знаю.

Они понимали.

Знали, что разговоров начнется много. Очень много. Но в понедельник магазином будет руководить Аннабел. На обучение бизнесу у них остается тридцать шесть часов.

Миссис Хили согласилась принять Шона у себя в кабинете. Хотя он всегда был бледным, но сейчас выглядел так, словно перенес сильный шок.

— Я могу снять у вас номер на неделю?

— Конечно. Но можно спросить, почему?

Уолш сказал, что уходит из магазина. С сегодняшнего дня. И потому вынужден оставить свою квартиру. Он говорил очень туманно. Не отвечал на вопросы о партнерстве, отрицал, что произошла какая-то ссора или обмен любезностями. Говорил, что хотел бы перенести вещи через дорогу тогда, когда за этим не будет наблюдать половина города. Например, когда все пойдут домой пить чай.

Конечно, Фонси увидел его. Увидел, как он по очереди перетаскивает четыре картонных ящика со своими пожитками.

— Добрый вечер, Шон, — серьезно сказал молодой человек.

Шон сделал вид, что не заметил его.

Фонси тут же пошел к Клодах и все рассказал ей.

— Кажется, Шон Уолш начал вить себе гнездышко. Я видел, как он носил прутики и листья к Хили.

— Так он действительно переезжает? — Клодах удивилась, но не очень.

— Тайно и сгорая от вожделения к Дороти, — ответил Фонси.

— Браво, Бенни. — Клодах закрыла глаза и улыбнулась.

Майра Кэрролл пришла в монастырь сообщить, что ей предложили работу в дублинском магазине. Пока мать Фрэнсис пыталась придумать что-нибудь правдивое и в то же время приятное для Майры, та сообщила, что Шон Уолш забрал все свои вещи и переселился в гостиницу.

— Слава богу, Бенни, — прошептала себе под нос мать Фрэнсис.

* * *

Такого длинного воскресенья у них еще не было. Ощущение нереальности усиливалось закрытыми ставнями. Никто не должен был знать, что они там.

Каждому, кто видел их, эта бригада должна была казаться очень странной. Патси в комбинезоне отскребала маленькую комнату от следов тысяч чашек плохо заваренного чая. Старый Майк говорил, что они решили устроить в магазине чайную с подачей бисквитов. Картина была очень похожая. Ради этого из квартиры Шона принесли электрическую плиту. Теперь здесь всегда будут пить хороший чай, варить бульон и даже жарить тосты.

Магазин менялся на глазах.

Помогали его менять Пегги Пайн, Клодах и Тедди Флуд.

Никому ничего не объясняли. Только сказали, что Шон Уолш ушел и что им нужен совет. Клодах сказала, что один бизнес ничем не отличается от другого. Если можешь руководить одним, то сможешь руководить и всеми остальными. Лично она не сомневается, что могла бы стать директором металлургического комбината или завода, выпускающего автомобили.

Майку, который никогда не привлекал к себе такого внимания, задавали вежливые вопросы. Почему-то все считали, что с Майком нужно разговаривать не торопясь, поэтому его ответы были такими же солидными и взвешенными.

Торопить Майка не следовало. Пусть думает, что в его распоряжении все время на свете. Пусть жалеет мистера Эдди и поджимает губы, говоря о Шоне Уолше, который хотел, чтобы его называли мистером.

У них медленно, но верно складывалось впечатление о том, как следует вести бизнес. Есть люди, у которых есть кредит, и люди, у которых его нет. Есть поставщики — представители заводов и фабрик, которые приезжают и оформляют заказы. Есть присылаемые по почте счета и напоминания.

Майк рассказывал об этом постепенно. Его внимательно слушали и вырабатывали систему.

Аннабел Хоган тысячу раз ругала себя за то, что не интересовалась делами при жизни мужа. А вдруг ему это понравилось бы? А вдруг она сидела дома только в силу традиции?

Бенни жалела, что не помогала отцу. Если бы можно было вернуть время вспять, она проводила бы с ним все субботы и училась работать.

Может быть, он гордился бы ею и радовался, что дочь проявляет такой интерес к семейному бизнесу? Или считал бы, что она лишняя в этом мужском мире верхней одежды для джентльменов? Кто знает? Тем более что она не любила приходить в магазин. Главным образом из-за Шона Уолша.

Пока они учились отличать одну ткань от другой, Бенни напряженно думала. Неужели родители всерьез верили, что она выйдет замуж за Шона, потому что он полезен для бизнеса? Неужели думали, что она станет придерживаться тех же взглядов? Будет поощрять его мерзкие ухаживания и в конце концов обручится с ним? А что было бы, если бы они обнаружили его воровство? То, что он постоянно обкрадывал своего доброго работодателя, который не желал ему ничего, кроме добра.

Патси разогревала суп и готовила сандвичи. А все остальные их ели и разговаривали.

— Как вы считаете, работа в воскресенье — это не грех? — Майк боялся всего на свете.

— «Laborare est orare», — неожиданно сказала Пегги Пайн.

— Тетушка, не могла бы ты перевести это для нас, не получивших классического образования? — спросила Клодах.

— Это значит, что Господь считает работу формой молитвы. — Пегги смела со стола крошки и показала Аннабел, как правильно оформлять приглашения на распродажу.

В субботу вечером они открыли заднюю дверь, чтобы в магазин можно было прийти незаметно, пробравшись задами.

Заваленный мусором задний двор заливало яркое солнце.

— Здесь можно было бы устроить хорошую оранжерею, — с восхищением сказала Клодах.

— Зачем? — спросила Бенни.

— Дурочка, чтобы отдыхать здесь.

— По-твоему, покупатели будут приходить сюда отдыхать?

— Я говорю о вас с матерью.

Бенни захлопала глазами.

— Ну, вы же будете жить здесь, верно?

— О господи, конечно, нет. Мы будем жить в Лисбеге. Разве можно жить над магазином?

— Некоторые из нас так и живут. Причем очень неплохо, — надменно сказала Клодах.

Бенни была готова откусить себе язык. Но сказанного не воротишь.

Однако Клодах ничуть не обиделась.

— Это было бы неплохо, — сказала она. — Мне казалось, что вы хотите переделать все здание. Но для этого потребуются деньги. Вот я и подумала, что вы продадите Лисбег.

Бенни вытерла лоб. Неужели этому когда-нибудь наступит конец? Неужели она сможет вернуться к нормальной жизни?

Джек Фоли звонил Бенни с девяти утра до полудня.

— Черт побери, она не может быть на мессе все утро! — рычал он.

Бенни позвонила Джеку домой.

Трубку сняла его мать.

— Это ты, Шейла? — спросила она.

— Нет, миссис Фоли. Это Бенни Хоган.

Ей ответили, что Джек ушел довольно рано и вернется поздно.

— Честно говоря, я думала, что он отправился к вам в глушь, — сказала миссис Фоли.

Она говорила так, словно Нокглен был болотом с крокодилами. Из фильма, которого Бенни не суждено было увидеть.

Бенни сумела сдержаться и сохранить небрежный тон. Нет, ничего передавать не нужно. Ей просто хотелось поболтать.

Миссис Фоли сказала, что сейчас запишет это. Причем сказала так, словно имя Бенни Хоган следовало добавить к длинному списку уже звонивших.

Работа закончилась, и Бенни очень хотелось это отпраздновать. Она завершила все, что хотела сделать с магазином после смерти отца. Нокгленские друзья очень помогли ей. Отныне Шон не имел никакого значения.

Наступил вечер ее триумфа, и она хотела рассказать Джеку все. Изложить ужасные и смешные эпизоды, описать выражение лица Шона, Патси, снова и снова заваривающую чай и готовящую сандвичи. Старого Майка, испытывающего внезапные приливы энергии, как чудовище Франкенштейна. Пегги Пайн, показывающую матери, как следует звонить покупателям и приглашать их на распродажу. Хотела сказать ему, что больше не будет прикована к дому и сможет проводить в Дублине несколько вечеров в неделю.

Но у нее возникло ужасное предчувствие, что уже поздно. Что ее отсутствие было слишком долгим.